Мороженое

               
На улице солнечно и жарко. Крепко взявшись за руки, мы с папой  идём на пляж.
Рука у него большая, жилистая, тёплая...  Мне очень нравится  сжимать её маленькой ладошкой, так я чувствую себя уверенно и защищённо.
По дороге папа рассказывает забавные истории, а сам искоса поглядывает на меня в надежде увидеть заинтересованность и одобрение. Мы много и весело смеёмся...
Неожиданно я поворачиваю голову в сторону большого цветного ящика на колёсиках, из  которого женщина в белом переднике извлекает мороженое. Папа уже уловил сигнал и сразу на него среагировал: 
  -  Хочешь эскимо?

Ну, конечно, я просто мечтаю сейчас держать в своей руке деревянную палочку с заветным  сладким и прохладным комочком  в шоколадной  глазури!
Мамин строжайший наказ "не покупать ребёнку ничего холодного, потому что у неё частые ангины" я прекрасно помню, но утвердительно киваю, а это значительно весомее всех запретов на свете.
Папа тоже помнит, но делает вид, что забыл, и покупает мне лакомство.
  -  Ты потихонечку ешь, не откусывай, а только лижи, тогда горло болеть не будет,-  предупреждает он, и я в свои шесть лет отчётливо  понимаю, что мы - заговорщики...

Я откусываю малюсенькими кусочками, лишь бы папе не досталось на орехи, если вдруг заболею.

Но злодейка-ангина не дремлет, и я снова лежу в постели с высокой температурой.
Очень болит горло, трудно глотать, даже когда пьёшь молоко с кусочком сливочного масла. За окнами лето в самом разгаре, а на мне тёплая  байковая пижама и компресс на шее...
Из кухни доносится приглушенный разговор, к которому я начинаю прислушиваться.

   - Ну, признайся, ты покупал ребёнку мороженое или холодную газировку!- взывает к папиной  честности едва уловимый шепот (мама считает, что проводить свои дознания  в моём присутствии непедагогично).

Так же  сдержанно-тихо папа отвечает:
   - Зина, было очень жарко, а она ела маленькими кусочками, я следил...

   - Но я ведь просила тебя, у неё слабое здоровье, огромные миндалины!, -  в мамином голосе звучат нотки отчаяния, и мне становится жалко их  обоих: маму - за слезу в голосе, а папу - за то, что ему опять придётся отвечать за наше с ним непослушание. Но папу почему-то жалко больше, и я хриплю из своей комнаты:

   - Мамочка, не ругай его, у меня совсем не болит горло...

Я знаю, что врать плохо, но также знаю, что есть ложь во спасение.
Вот сейчас я спасаю своего папку от упрёков  и жду, когда он придёт, сядет рядом в кресло и начнёт читать мою любимую книжку "Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна".

Обычно он читает до тех пор, пока я не скажу, что устала.
Иногда я засыпаю под папин голос, так и не узнав, когда же он покинул свой дежурный пост подле меня...