Ершов. Дом у Парка. Ч. 11

 Если ты откроешь эту дверь, читатель, — окажешься в особом мире. В помещении, где лет десять назад располагалась редакция газеты «Степной край», ещё недавно звучали строчки из другой газеты — «Ленинского пути».

      
    Но для меня это место навсегда останется храмом мастерства, тепла и женского труда — там, где долгие годы так плодотворно работала моя мама, Лидия Семёновна Фёдорова, и её удивительный кружок «Кройки и шитья».

     Произошло это в 1956;году. Мама приехала в Ершов — небольшой, но живой городок, где каждый знал друг друга в лицо.   
     Сначала она не работала: привыкала, осматривалась, просто дышала новым воздухом. Но судьба уже плетёт свой узор.

     Её подругу, руководившую кружком при железнодорожном клубе, свалила болезнь. Та, едва держась на ногах, настойчиво просила: «Лида, подмени меня. Только ты сможешь». Мама колебалась…
«Немного», — говорила она себе. «Совсем ненадолго»…

     Но жизнь не любит «ненадолго». Подруга ушла навсегда. И маму, уже втянувшуюся в процесс, упрашивали довести курс до конца.

     Потом — новый набор. Потом ещё один. И ещё. Так проходили годы, десятилетия. До самого пенсионного возраста мама оставалась в этом зале, где пахнет тканью, где щёлкают ножницы и тихо поёт игла, пронзая материю.

     Это являлось не просто хобби. Не просто «занятия для души». Это было настоящее профессиональное училище с годичным сроком обучения.

     Несколько дневных и вечерних групп — чтобы каждая женщина, несмотря на работу и семью, могла найти время для мечты.

     До 150 учениц в год — целая армия будущих мастериц, каждая со своей историей, надеждами, желаниями.

     Полный цикл обучения: от кройки до последнего стежка. Здесь учили всему — как правильно снять мерку, как сметать, как примерить, как довести вещь до совершенства.

     Швейные машины — ножные и ручные — стояли в зале, словно верные помощники, готовые превратить кусок ткани в произведение искусства.
Практика — с первого дня. Каждая ученица шила для себя, для родных, для соседей. От самых простых вещей — да, тех самых трусов — до изысканных платьев и костюмов, в которых потом гордо выходили в люди.

     И всё это — за весьма умеренную плату. Ради того, чтобы каждая женщина, которая посещала кружок, знала: её труд, её время, её старание — ценны.

     Лидия Семёновна являлась не просто руководителем. Она была «магом ткани», человеком, который видел в куске материи будущий наряд, а в каждой женщине — потенциал портнихи.
Она закончила два курса кройки и шитья, причём вторые — специально для руководителей. Это был не просто диплом. Это была философия: учить не формально, а с душой; не просто показывать, а вдохновлять.

     Её швейная машина — легендарная «Альтенбург», привезённая из Германии (ГДР), — была чудом техники того времени. В нерабочем состоянии она складывалась в изящную полированную тумбочку.
Ничего подобного тогда в СССР не выпускали. Эта машина, как и мама, была уникальной.

     А ещё мама была невероятно востребована как портниха. К ней выстраивались очереди. Клиенты умоляли: «Сшейте хоть что;нибудь!». Она отшучивалась, но в глазах читалась гордость: её мастерство нужно, её руки — в цене.

     Ершов тех лет — городок в двадцать тысяч жителей. И через мамин кружок прошло больше тысячи женщин. Представьте: каждая двадцатая!

     Когда мы шли по улице — и с мамой здоровались. Все.
Продавщица из магазина, соседка, учительница, почтальонша. Многие из них когда;то сидели за швейной машиной, слушали мамин голос, учились превращать ткань в одежду, а мечту — в реальность.

     Этот кружок являлся «социальным лифтом», местом, где женщина могла обрести профессию, уверенность, независимость. Где она могла сказать: «Я умею. Я могу. Я создаю».

       Сегодня трудно объяснить, насколько иначе тогда жили. В магазинах почти не было готовой одежды. Зато ткань — «мануфактура» — продавалась.
И каждая, кто умела шить, становилась своим собственным модельером.

       Шили для себя, семьи, даже на заказ, если хватало времени и мастерства.
И потому улицы пестрели от разнообразия фасонов, цветов, отделок. Каждая женщина носила уникальное платье, сшитое по её меркам, под её фигуру, под её характер. Это была эпоха индивидуального стиля — не из бутика, а из рук мастерицы.

       Лишь в конце 1960;х всё начало меняться. На Западе вошёл в моду «унисекс», трикотаж, синтетика.
Массовый пошив стал вытеснять ручное творчество. Постепенно это пришло и к нам. Но даже тогда индивидуальное шитьё ценилось гораздо больше, чем купленная в магазине одежда — и это остаётся до сих пор.

       А мы с отцом тоже носили продукты маминого труда. В те годы мужские трусы шили сами — это было нормой. И мама периодически снабжала нас этими изделиями из синего или чёрного сатина, фасон — «семейный».
Особенностью этих трусов являлись их гигантские размеры. В них мог поместиться не один я, а двое. Они были настолько велики, что:
могли служить шортами;
если подтянуть повыше — превращались в комбинезон с короткими брючинами и лёгким декольте.
Мы возмущались: «Мама, ну зачем такие огромные?!». А она спокойно отвечала: «Шью на вырост». Для меня это ещё можно было понять — я рос. Но отец? Он давно перестал расти.

       Эта «гигантомания», видимо, была нашей семейной чертой. Бабушка мне рассказывала, как прабабушка шила прадедушке рубахи. Снимая мерку со старой, она всегда прибавляла несколько сантиметров на длину рукавов. Прадед долго смотрел на эти «удлинения», а потом… взял рубашку, аккуратно положил на пенёк и отрубил лишнюю длину топором, кардинально решив навсегда эту проблему.

       Когда мама ушла на пенсию, кружок быстро захирел. Без её рук, без её голоса, без её неутомимой энергии он потерял душу. Вскоре его не стало.

       Но память осталась. Осталась в тех платьях, что носили женщины Ершова. Осталась в благодарных взглядах при встречах на улице.

       Осталась и у меня — её сына, который до сих пор помнит, как пахнет ткань, как звучит швейная машина и как светится мамино лицо, когда она творит чудо из обычного куска материи.

       Это была эпоха, когда шитьё было не просто навыком, а искусством, когда каждая женщина могла быть дизайнером, а каждая вещь — историей. И моя мама была одной из тех, кто эту эпоху создавал.

       Произведение полностью переработана автором в 2025 году.
В нем усилена эмоциональная составляющая.


      Фото автора. На фото — занятия кружка «Кройки и шитья». Справа на фото сидит моя мама, Федорова Лидия Семеновна.


Продолжение — http://www.proza.ru/2011/03/23/593.