Добрый Шубин

            Михалыч шёл по комбинату уверенным широким шагом, словно маршировал, и так быстро, что Юрка еле поспевал за ним. Баня, где им предстояло переодеться в рабочую одежду, располагалась на другом конце огромного здания, и прежде чем туда попасть, нужно преодолеть пару этажей и несколько извилистых коридоров.
            Комбинат жужжал ульем. Двери отделов были распахнуты. Вбегали и выбегали люди с бумагами в руках, что-то говорили, о чём-то громко спорили, звонили телефоны, работала громкая связь, трещали принтеры. Мелькали вывески «Плановый отдел», «Бухгалтерия», «Приёмная», «Отдел нормирования», «Главный инженер».
             Такая суматоха и какофония были в диковинку для Юрки, и он, вертя головой, с интересом заглядывал во все распахнутые двери. Тут располагались инженерно-технические работники, так сказать шахтная интеллигенция. В воздухе витал аромат крепкого кофе и дорого парфюма. Везде кипела работа.
              На первом этаже, где нарядные участков, люди попроще: проходчики, горнорабочие очистных забоев, горные мастера и начальники участков. Тут особо не церемонились в выражениях. Слух разрезало крепкое словцо, а то целая тирада, выпущенная для убедительности сказанного. Клубы табачного дыма, запах перегара, громкий смех. Обычное явление в шахтёрской среде.
                Михалыч ко всему привыкший. Он – маркшейдер с тридцатилетним стажем, всю жизнь отдал шахте, и его трудно чем-либо удивить. Знает всех, и все знают его. Вот и сейчас этот «старый волчара» (так за глаза называли его в коллективе), прёт по коридору, словно танк, и только успевает направо и налево раздавать приветы. Не сбавляя ходу, интересуется:
             – Ты к нам надолго?
             – На практику. Первая производственная, – поясняет Юрка, заметно задыхаясь от быстрой ходьбы.
              – Студент, значит. А в армии служить довелось?
              – Немного было.
              – Что значит немного?
              – Да мне со службой повезло. Я всё больше при штабе отирался.
              – Это плохо, – подытожил с сожалением в голосе Михалыч. – Тут, брат, знаешь, как на войне. Те же портянки с сапогами, та же форма, в смысле роба, та же каска. И каждый раз спускаешься в шахту, как в бой. А бывает, что и в последний раз.
              – Зато я пишу и черчу красиво, а портянки в армии меня мотать научили, слава Богу.
             – Не факт. Маркшейдер – он, как волк. Его ноги кормят. И прежде чем вылезть на поверхность и что-то разумное начертить, ему ещё нужно пол шахты под землёй оббегать и обмерить. Вот так!
               «Да, не зря его волчарой кличут», – подумал Юрка, когда они уже входили в баню. В нос ударил специфический горячий воздух вперемешку с ароматами мыла и одеколона. На одном из кресел устало развалился тучный мужик в грязно-белом белье. Тут же на полу валялись мокрые портянки, измазанные роба, сапоги и белая каска. Было видно, что он только вылез из шахты. По испачканному угольной сажей лицу текли струйки пота. Зажав щекой телефонную трубку, он одной рукой крутил номерной диск, а во второй держал сигарету, которую то и дело жадно прикладывал к губам, глубоко втягивал дым и с наслаждением выпускал под потолок.
             – Коммутатор! Коммутатор! – орал он басом в трубку. – Дай мне шестой участок!
             «Чем-то на моего бывшего командира батальона похож. Такой же грозный и деловой», – отметил про себя Юрка.
            – Шестой?! Ты чего там волынку тянешь? Я когда просил насосы включить?!
             В трубке начали оправдываться, но этого не прошибёшь.
           – Что значит, не дают порожняк? Будет тебе порожняк! Прямо сейчас! И давай, пока я помоюсь, чтобы включили. Ты меня понял? А не сделаешь, я вас всех туда погоню и лично будете сидеть и провода скручивать!
            Он сделал ещё пару звонков и выдал кому-то очередных нагоняев. Наконец бросил трубку и заметил одевающихся людей. 
            – Привет, маркшейдерской службе! А что это за юноша с Вами, Николай Михайлович?
            – Практикант наш. Подрастающая смена.
            – Смена – это хорошо! У нашего Михалыча есть чему поучиться. Далеко собрались?
            – Сходим в проходку на восемнадцатый восточный. Проверим направление. Пускай студент посмотрит на передовиков.
            – Вот-вот! В проходку нужно. Только я Вас попрошу построже там. Они хоть и передовики, но за ними глаз да глаз нужен. Гонятся за планом да длинным рублём, а о жизнях своих не думают. Постоянно ПБ нарушают. Я им уже сегодня звездюлей давал, но чувствую – мало.
            Юрка только успел намотать портянки, а Михалыч уже стоял в полной экипировке и запихивал в один карман куртки замерную книжку с карандашом, а в другой металлическую рулетку. По дороге в ламповую Юрка поинтересовался:
           – А кто этот грозный мужик, Михалыч?
           – Начальник участка ВТБ. Вентиляции и техники безопасности. А ПБ – это правила безопасности. Как видишь, на шахте везде работать приходится: и под землёй, и в конторе, и даже в бане. А что он так разговаривает, не обращай внимания. Все, кто долгое время в шахте работают, начинают кричать. Это у нас профессиональная черта.
              В ламповой выдали самоспасатель – тяжёлую железную колбу на ремне, батарею с лампочкой и жетоны на спуск и подъём. По пути к стволу зашли в кайбаш – маленькую кладовку, где маркшейдера хранят свои инструменты. Прихватили штатив с теодолитом в коробке. Всё взгромоздили на плечи и двинулись в путь по галереи.
              Большие не по размеру резиновые сапоги заставляли Юрку шлёпать ногами. Одно плечо оттягивал самоспасатель, на другом давил ремнём штатив. «Точно, как в армии с автоматом и противогазом».
             Будто слыша Юркины сравнения, Михалыч добавил:
           – Вот так, брат, почти каждый день в полной экипировке и боевой готовности. Привыкай.
            Небольшая железная клеть, слегка покачивалась на мощных тросах. Стволовой захлопнул дверцы, дал сигнал, и они начали спускаться по стволу вертикально вниз. В первые секунды у Юрки аж дух перехватило от ощущения свободного падения в кромешной темноте. Потом начало давить в ушах. Направил свет своей лампочки за борт. Мимо пролетали мокрые стены бетонного ствола, канаты, расстрелы, кабели. Шумела стекающая по стволу вода. Сильные потоки воздуха, нагнетаемого для вентиляции шахты, кидали холодные брызги на лицо и за воротник.
             Наконец клеть начала замедлять падение, и с боку показались огни приёмной площадки. Стволовой открыл двери, и они вышли на сопряжение. Тут было довольно неплохо. Деревянные настилы, побеленные стены, лавки для ожидающих посадку, сносное освещение.
           – Всё! – сказал Михалыч. – Приехали. Глубина почти тысяча метров. Теперь пешком пойдём.
             Они всё дальше и дальше уходили от ствола. Фонари посадочной исчезли за ближайшим поворотом и вокруг воцарилась кромешная тьма. Только лучики двух лампочек вырывали кусочки подземного царства, окружавшего их со всех сторон. Юрка крутил головой по сторонам и пытался всё рассмотреть. Унылая однообразная картина. Арочная крепь над головой через каждые пол метра и бетонная затяжка между рамами. И так до бесконечности.
            «Сколько железа и бетона тут в шахте! Ужас!», – подумал он. Под ногами рельсы и шпалы. Сбоку по канавке шумит вода. Миллионы подземных ручейков соединившись в единую реку, текут куда-то мутным потоком вдоль выработки.
            – Вот сейчас мы идём по главному транспортному квершлагу. Он почти горизонтальный. Тут ещё ничего, терпимо. А дальше по уклону спустимся ещё глубже. Там будет труднее. Там самая глубокая отметка нашей шахты. Почти тысяча триста метров. И температура будет повыше, и дышать станет тяжелее.
            – А долго ещё идти, Михалыч?
            – Да нет. Минут тридцать-сорок и мы у цели.
            «Ни фига себе: сорок минут только туда, а ещё обратно!», – подумал Юрка. – «Он что, решил мне курс молодого бойца устроить?».
             Дышать действительно становилось всё труднее и труднее. Крепь опускалась всё ниже. Её уже можно было достать головой. Местами сильнейшее горное давление разорвало бетонную затяжку, выдавило породу и вывернуло наизнанку металлический швеллер крепи так, словно он был пластилиновый. Приходилось наклоняться, чтобы не удариться головой. А ещё нужно смотреть под ноги, где валяются куски породы, и вздымается буграми почва.
            Юрка уже порядком устал. Первые струйки пота выступили на лбу, покатились по спине, а квершлагу конца края не видно. Под ногами чавкает жижа из угольной пыли и воды. Ноги то и дело проваливаются в грязно-жирную муть, а она с наслаждением их всасывает и не отпускает. Приходится с трудом вырывать резиновые сапоги из её объятий при каждом шаге. Проклятый штатив режет ремнём плечо, с другой стороны самоспасатель бьётся о шахтную батарею, висящую на поясе. Юрка, еле поспевает, но старается не подать виду. А Михалычу хоть бы что. Он идёт таким же размашистым шагом, словно не в шахте по колено в грязи, а по гладкому бетонному полу комбината. В его уверенной походке не чувствуется ни капли усталости.
           Юрка решил как-то разрядить обстановку:
          – Можно спросить?
          – Давай, валяй.
          – А вот почему Вы белую каску не носите, как положено начальникам, а тёмную рядового шахтёра?
           – А зачем?
           – Все бы в шахте видели издалека, что идёт инженер. Престижно ведь.
            Михалыч ухмыльнулся, немного задумался:
            – Разве так важно, какого цвета каска? Главное что внутри, а не на голове.
             Он для пущей убедительности постучал пальцем по каске и продолжил:
            – Меня в шахте все и так узнают независимо от цвета каски. Как говорится, каждая собака, а если точнее, каждая крыса.
            – Ха! Крыса! Скажете тоже.
            – Понимаю твои сомнения. Вот закончим в забое работу, тогда что-то интересное покажу, – ответил загадочно Михалыч.
              Шли долго в кромешной темноте и абсолютной тишине. Лишь чавканье двух пар ног и журчание шахтной воды по канавке. Спотыкаясь и скользя, Юрка умудрился пару раз навернуться прямо в грязь. Ему было обидно, что он такой молодой и с виду прыткий малый никак не мог поспеть за этим «старым волчарой». Отслужив в армии, он думал, что теперь любые трудности ему по плечу. Но на деле оказалось, что глубоко ошибался. А Михалыч возвращался и помогал подняться, успокаивая: «Ничего, парень! Москва не сразу строилась. Поработаешь с моё, и будешь тут каждый камень помнить».
               Наконец далеко впереди что-то засветилось, зашумело. С каждым шагом становилось понятно, что впереди работают люди. Мелькали лампочки на касках, ревел вентилятор местного проветривания, грохотал проходческий комбайн, стучали молотки по железу, включался и выключался конвейер, слышались громкие команды.
              – Ну, вот почти пришли. Самая дальняя точка на восточном крыле шахтного поля и самая глубокая во всей шахте. Это забой восемнадцатого восточного штрека. Тысяча триста метров. Когда вернёмся в отдел, покажу тебе на плане. Тут наша передовая проходческая бригада работает. Мужики больше ста метров в месяц подвигаются, несмотря на жару и тяжёлые горно-геологические условия, – пояснил Михалыч и с гордостью добавил: – Красавцы! Богатыри!
                Действительно, мужики в бригаде были, как на подбор. Здоровые, плечистые, словно команда культуристов. В забое стояла страшная жара и завеса из пыли, а они, скинув спецовки, лихо сновали туда-сюда, как муравьи, с голыми торсами, усыпанными породной пылью. Чёрные, как у негров, лица. И только белки глаз и белые зубы на всеобщем тёмном фоне.
               Юрка, задыхаясь от пыли и шума, подумал, что наверно так выглядит ад, про который упоминают библейские легенды. Тут просто стоять тяжело, а они ещё умудряются работать по шесть часов и не как-нибудь, а с перевыполнением плана. Действительно герои.
             Было видно, что каждый знает своё дело. Один тащил на плече стойку килограмм под сто. Другой перекладывал рельсы и шпалы, словно они были из пластмассы. Третий, играючи, кидал породу в вагонетку лопатой. А вон тот ремонтирует конвейер, стоя на коленях. Машет тяжеленной кувалдой, не зная усталости. Бригадир работал наравне со всеми и попутно отдавал команды. Заметив гостей, выключил комбайн, поднял руку:
                – Перекур! Кончай работу! Маркшейдера пришли!
                – Привет передовикам! Отдохните, ребята, а мы пока померяем и проверим, что вы тут накопали, – сказал Михалыч и принялся устанавливать на штатив теодолит. Юрка суетился рядом и помогал старшему.
                Бригада собралась под стенкой выработки. Расположились на брёвнах и досках. Достали фляги с водой, принялись разворачивать чёрными руками свои тормозки. Запахло луком, хлебом и колбасой. Наблюдая за работой маркшейдеров, пошли разговоры и шутки:
               – Говорила мне мамка: учись сынок! Сейчас бы с линейкой по шахте ходил, а не с лопатой.
               – А тебе балбесу только лопату и можно доверить. Ты даже не знаешь, что это рулетка, а не линейка, что с ней делать и куда её засунуть. Как та обезьяна с гранатой!
               – Да пошёл ты. Засунь её себе, сам знаешь куда…
               Всеобщий хохот.
                Михалыч был на приборе и записывал показания в журнал, а Юрка стоял на точках и светил лампочкой на нить отвеса. «Лихо он угол померил. Всего несколько секунд. А у меня, наверное, минут десять на это ушло бы», –¬ отметил Юрка, любуясь работой старшего товарища. «Опыт – великое дело!», – вспомнил он его сакраментальную фразу.
                Сделали ещё пару замеров рулеткой по сторонам отвеса и к забою штрека. Всё, готово.
                – Ну, что там, Николай Михайлович? Будем в этом месяце с премией? – спросил бригадир.
                – Думаю, что да. Ещё на плане дорисуем и посчитаем, чтобы точную цифру вывести за месяц. Судя по последним замерам, уходите вправо. Следите за отвесом.
                – Уходим, потому что там породы слабее, легче копается, – оправдывается бригадир.
                – Понятно. Легче копается – больше скорость подвигания. За метрами гонитесь, а кто направление соблюдать будет? Главное – проектную отметку держать, а не по мягким породам гулять. Кому такая проходка нужна?
                Кто-то из бригады выкрикнул:
                – А нам главное метры, чтобы деньгу хорошую срубить!
                Михалыч повернулся к отдыхающим:
               – И ещё. Работаете вы хорошо, быстро, слаженно. Любо-дорого смотреть. Одним словом – передовики. Вот только технику безопасности не соблюдаете. Почему самоспасатели где-то сзади бросили? Что, уже не нужны или забыли для чего они? А где показания метана и углекислого газа? Почему не меряете? Думаете, пронесёт? Предупреждаю, там впереди по данным геологоразведки тектоника, перемятые породы. Возможны обрушения, высыпания и всё такое. Вы гонитесь вперёд, рамы ставите, а о затяжке забываете. Всё это чревато. Или жить надоело? Я уже не говорю про спецодежду. Не спорю – жарко. Но самое основное нужно же соблюдать?!
               Проходчики, слушая замечания, притихли. Бригадир подал рукой знак, и самый младший пошёл собирать разбросанные по выработке самоспасатели.
             – Понятно, Николай Михайлович, – начал оправдываться за всех старший. – Об чём речь?! Будем всё соблюдать.
                – Вы главное помните, что там наверху вас ждут жёны, дети, родные. На Доброго Шубина особо не стоит надеяться.
                Бригада оживилась:
               – А мы и не надеемся. Лично я в эту хрень не верю. Эти страшилки бабки старые придумали.
              – Ты не веришь, потому что у тебя фамилия такая – Неверующий. Вот и отвечай за себя, а за других не подписывайся.
             – А чё? «Добрый Шубин» – вкусное пиво, мне нравится. Вот сегодня выйду со смены, обязательно в пивбар зайду и пару-тройку бокалов приму. И в духа этого подземного я верю. Мне ещё дед рассказывал, когда на сто третьей наклонной работал. Он его даже лично видел. Старый, сгорбленный, весь волосатый. Хихикает зло и кашляет по-стариковски. А раз увидал, значит жди беды и уноси ноги. Вот и громыхнуло тогда. Слава богу, дед жив остался. Остальных завалило…
            – Да бред всё это! На дворе двадцать первый век, на Луне и Марсе собираются колонии строить, а вы в какое-то привидение верите.
              – И ничего не бред. Мне тоже старые шахтёры рассказывали. Только тогда они на малых глубинах копали. Говорили, что дух этот подземный является душой погибшего шахтёра, которая блуждает по шахте и к рабочим пристаёт. Кого ущипнёт, кого пощекочет, а кому и на глаза может явиться. Хороших и добрых спасает и помогает, а злых и жадных не любит. В своё время он сам погиб от жадности хозяина шахты. Вот теперь предупреждает людей об опасности. А сюда к нам он вряд ли дойдёт. От жары и загазованности тут даже крысы не выдерживают.
              – Кстати о крысах, – подключился к разговору Михалыч. – Зачем на шестнадцатом крысу убили? Теперь пока не сгниёт до конца, дышать нечем будет.
              – Ну, я это сделал, – отозвался звеньевой Неверующий. – Она зараза тормозки ворует. Как сяду есть, так всегда половины нету. Под самый верхняк вешал, и туда скотина доставала.
             – Так ты ж, наверное, одного сала напихиваешь, да побольше. Вот она за твоим тормозком и охотилась. А надо меньше сала жрать, – посоветовал кто-то из бригады, и все дружно и громко рассмеялись.
                – Жаль, очень жаль, – грустно ответил Михалыч. – Любить надо, Вася, природу, а ты её уничтожаешь.
                – Да какая тут к такой-то матери природа! – возмутился Неверующий. – Пыль, газ, жара и грязь. Я сюда пришёл деньгу заколачивать, а не природу охранять. И всяких гадов душил, и буду душить.
                – Неверное у тебя отношение к шахте, – продолжил нравоучение Михалыч. – Тут хоть и скудный по сравнению с поверхностью, но тоже свой подземный мир, и относиться к нему тоже нужно с миром.
                – Да ладно, Михалыч, какой тут мир. Крысы одни бегают. Вот денег накошу, и видел я эту шахту в одном месте…
                – А про Доброго Шубина забыл? Смотри, Васька, недосчитается он в своём хозяйстве крыс, устроит тебе «мир», – пошутил кто-то из товарищей.
                – Да пошёл ты со своим Шубиным! Я не из пугливых. Достали уже, блин, этими байками! – обиделся Васька Неверующий и, пнув сапогом кусок угля, зло сплюнул под ноги.
                – Так! – скомандовал бригадир. – Хорош «звездеть», кончай перекур, продолжаем работу.
               Маркшейдера сложили инструмент, попрощались и тронулись в обратный путь, оставляя позади себя шум, грохот, пыль, стук, крики и всё больше погружаясь в тишину и кромешную темень. И только два тусклых лучика от их лампочек освещали обратную дорогу.
              Вдруг идущий впереди Михалыч замедлил шаг и остановился:
                – Слышишь?
                – Что? – Юрка затаил дыхание.
                – Помнишь, я тебе обещал что-то необычное показать. Смотри.
                Михалыч отошёл под стенку выработки и посветил лампочкой куда-то за затяжку. Юрка заглянул ему через плечо и просто оторопел. В небольшой выбоине угольного пласта, устланной кусками газеты от шахтёрских тормозков, развалилась на спине большая белая крыса, а с двух сторон к её розовым соскам присосалась целая дюжина голых новорожденных крысят. Они были слепые и пищали, как птенцы. А крыса, сверкнув в свете шахтёрской лампочки красными глазами, грозно зашипела, но, услышав голос Михалыча, успокоилась и даже, как показалось Юрке, дружелюбно завиляла хвостиком.
                – Это Шуша! – пояснил с нежностью в голосе Михалыч. – Ну, как ты, родная, справилась? Вижу, что молодец.
                Он почесал её пальцем за ухом и достал из кармана кусок хлебной краюхи с салом.
               – На, моя хорошая, кушай!
                Крыса приняла гостинцы как должное. Было видно, что она привыкла к подаркам от своего покровителя, и в его присутствии незнакомое лицо Юрки её нисколько не пугало. Двинулись дальше в путь.
                – Ну, Вы, Михалыч, даёте! Как в цирке!
                – А что?! Чем тебе не природа. Она тоже живое существо и соответствующего отношения к себе требует, а он их убивает. Убил, и кому лучше стало? Кислорода в выработке мало, перегнивать и вонять теперь будет годами. А крысы теперь на него озлобились, будут ещё больше мстить и тормозки его воровать.  Разве так можно! С таким жестоким сердцем в шахте работать нельзя. Разве жалко для неё лишнего куска хлеба?
                – А откуда они здесь взялись?
                – Никто точно не знает. Скорее с крепёжным лесом, что завозят сюда целыми составами. Раз завезли, вот они до конца своей жизни тут и остались. Потом потомство пустили, и пошло-поехало. Обитают ближе к людям, что в шахту приходят работать, питаются их объедками. Вот Шуша, например, уже местная. Тут родилась. Я ещё её мать и даже бабку подкармливал. Знаешь, какие они хитрые и умные! О-го-го!
                Спустя некоторое время, Михалыч снова остановился:
               – Сейчас тебе наши растения покажу. Вот здесь на сто сороковом пикете много тогда нашли.
               Он начал светить лампочкой по бокам и в кровлю выработки. В этом месте затяжку порвало, и на почву вывалились большие куски породы. Они валялись под ногами целыми грудами. Старый маркшейдер наклонился, порылся и поднял почти гладкий кусок песчаника. На его поверхности дивным рисунком отпечатались веточки и листочки древнего растения, произраставшего в этих местах миллионы лет назад. Природа словно древний художник с помощью давления, температуры и времени сохранила папоротник в камне на века в первозданном виде со всеми прожилками и семенами.
              – Мы раньше всё это собирали, как экзотику. А теперь привыкли, уже не обращаем внимания. У геологов в отделе знаешь сколько таких! Есть даже окаменелый ствол древнего дерева с корой. А он говорит, что тут нет природы… 
                Со всеми этими новшествами обратная дорога показалась Юрке уже не такой нудной и долгой. Он даже забыл про натёртые сбитыми портянками ноги, да и с удалением от забоя воздух уже не был таким душным. Конечно, влаги потеряли много. Пот пропитал Юркину спецовку насквозь и даже хлюпал в сапогах. Поэтому сообщение Михалыча о том, что скоро будет родничок, и можно будет передохнуть, принял за неуместную шутку.
              Тем не менее, уже ближе к стволу на пересечении со сбойкой наставник подвёл новичка к месту, где прямо из стены квершлага била струя воды. Рядом стояла обычная стеклянная баночка. Утолив жажду, он передал посуду практиканту:
              – Пей, студент, не бойся. В этом месте проходит водоносный песчаник. Мы носили воду на анализы – чистая питьевая, как слеза.
                Вода действительно была отменная и холодная. Такую Юрка давно не пил, разве ещё до армии, когда ездил отдыхать с родителями в Ессентуки. Словно угадывая его мысли, Михалыч ударился в рассуждения:
                – Чем тебе не «Боржом»! Мягкая, пьётся легко. Вот идут шахтёры в забой и набирают с собой полные фляги. И когда назад со смены возвращаются. Многие даже домой несут. Тут у нас своего рода зона отдыха.
                Он махнул рукой, приглашая Юрку присесть на импровизированную лавочку, сооружённую кем-то на скорую руку из деревянных обаполов.
                – А вот ты знаешь, – продолжил Михалыч, – что у нас в шахте есть своё грибное хозяйство. Да-да! Не удивляйся. Вот в столовую на обед пойдём, посмотришь. Там каждый день в меню вёшенки. Их разводят в старых довоенных выработках, что сохранились на малых глубинах, прямо в вагонетках. Поливают опилки вот этой водицей, и они растут аж бегом. И в бане будем мыться тоже этой водичкой. Качают её насосами на поверхность и используют для хозяйственных нужд шахты, а лишнюю сбрасывают в местный пруд. Там уже рыбы развелось, будь здоров! Так что благодаря этому подземному источнику шахта своей водой обходится и ни капли у города не берёт.
                А ещё в шахте люди во время войны даже спасались от бомбёжек и преследований фашистского режима. Тогда глубина небольшая была, и воздуха  хватало. Конечно, чужой или новичок обязательно заблудится и погибнет, а опытный горняк каждую выработку тут знает, куда выходит и с чем пересекается безо всякого плана. Может закрытыми глазами провести в любую точку и на поверхность вывести в другом месте. Немцы очень боялись, а наши отсюда даже партизанскую войну наладили.
                Вот тебе и подземная природа, а Васька Неверующий плюёт на неё. Нет, брат, так нельзя!
                – А в Доброго Шубина Вы верите?
                Михалыч задумался:
                – Да как тебе сказать. Я такой человек, что пока сам не увижу, не поверю. Может, это наши незнания подземной природы вылились в такой шахтёрский эпос. Но, думаю, в этом что-то есть. Как говорится, нет дым без огня. Но главное, что этого Шубина добрым называют. В добро верить нужно.
                Со стороны сбойки, примыкающей к квершлагу, послышались шаги. Они то затихали, то возобновлялись с новой силой.
                – Ну, вот ещё кто-то идёт к стволу. Наверное, участковый слесарь, – предположил Михалыч. – Значит, вместе будем выезжать на поверхность. Стволовые не любят пустую клеть гонять туда-сюда.
                Звуки шагающего по породе и воде человека не прекращались, но на главный квершлаг никто не выходил. Было ощущение, что топчущийся за поворотом хочет привлечь к себе внимание, но всё не решается выйти им навстречу.
                Они поднялись и зашагали дальше. Проходя пересечение, Юрка повернул голову в сторону сбойки, и тусклый свет его лампочки вырвал из темноты что-то большое, чёрное и лохматое, тяжело вздыхающее и кряхтящее. Ему показалось, что он даже увидел блеск зубов на грязном, искажённом гримасой, лице.
                – Михалыч! Там этот, как его, Шубин!
                – Спокойно, студент! Показалось.
                Но не поверить этим округлившимся от страха глазам он не мог. Вернулись к пересечению и заглянули в сбойку. Большое и лохматое существо с железной палкой в руках, кашляя по-стариковски, начало быстро удаляться в темноту.
             – Эй, уважаемый, постойте! – крикнул ему вслед Михалыч.
              Словно в ответ из мрака послышалось издевательское хихиканье, от которого пошли мурашки по телу, и волосы стали дыбом. Через несколько секунд незнакомец слился с темнотой на глазах изумлённых маркшейдеров, словно его и вовсе не было.
             – А, – махнул рукой Михалыч. – Померещилось. Больше слушай проходчиков. Они ещё не такое расскажут.
                Юрка понимал этот жест отчаяния, но согласиться со старшим не мог. Он был на сто процентов уверен, что видел того самого Шубина, доброго или злого, но того самого, про которого услышал сегодня в забое.
              Молча дошли до ствола. Молча поднимались в клети. Двоякое ощущение не давало покоя. Каждый переосмысливал увиденное, так и не осмеливаясь признаться самому себе, что это было. 
            Уже на поверхности громкий вой сирены подействовал отрезвляюще и вернул в действительность. Колонна автобусов и спецтехники мчала на всех парусах по направлению к стволу.
                – Что случилось? – обратился Михалыч к стволовому.
                – Беда! Освобождайте, ребята, быстрее клеть и отходите в сторону. Сейчас горноспасательная часть спускаться будет. Передали, что на восемнадцатом восточном в проходке произошла большая авария. То ли взрыв метана, то ли обрушение.
                – В живых кто остался?
                – Пока неизвестно.
                Маркшейдера переглянулись.
                – Да-а-а, – тихо и задумчиво сказал Михалыч. – А ведь мы только оттуда. Вот тебе и Добрый Шубин! Значит, приглянулись мы ему.
               И крепко прижав к себе Юрку, добавил по-отечески:
               – С боевым крещением тебя, сынок!

18 марта 2011 г.