Память сердца

• Моему покойному мужу посвящается…
Мы тебя помним…


   Вечная память
       и безутешная боль
          по тебе, наш дорогой
  /Эпитафия.../

_______


   Помню, когда, за пять месяцев до 3 февраля, родился наш первый внук.
Мне рассказывали, как ты, сам новорожденый дедушка, улыбаясь, носился от дачи к даче, повещая всех и обмывая "ножки".
Ты уже мечтал повести Ванечку на «маленький футбольчик».
Я знаю, так и шли бы вы вдвоем, если бы…

В четырнадцать Ванечка став неоднократным чемпионом страны
и серебряным призером европейского чемпионата по теквандо,
все-таки ушел … в футбол. Как на роду написано?
(Кстати, Ванечка стал капитаном футбольной команды. Чемпион! Дома постеры и кубки! Твои гены...)

Три дочери, и всё же есть у нас первый сын – старший зять.
Ты бы радовался за их семью, если бы...

Кстати, наши барышни давно живут своими семьями.
"Тургеневские барышни", сохранив добрую душу, стали сильными духом – жизнь не сломала их, хотя годы без тебя были тяжелыми во всём.
Безусловно, ты бы по-отцовски гордился своими «золками», если бы….

Кстати, кроме Ванечки, растут-взрослеют еще двое внуков – Мишуня (в честь твою) и Ванечка (в честь моего отца, ты называл его "батянька") и три внучки – Галюшка, Аделька и Гаюля (мама её почему-то называет "булкой", хотя девчушка по-восточному тоненькая.
 
... Годы уже не идут – бегут-мелькают все быстрее, словно ускоряясь.
 У нас прибавление в семье – еще двое внуков, младшие, детки нашей младшей дочечки.
 
***

   Семеро внуков. Только вот знают они тебя лишь по черно-белым фотографиям.
Долго все спрашивали:
«Что такое дедушка. Это кто?»?
«Я знаю, кто в сказках дед и баба, но они не настоящие, а дедушка – это как»?
«А почему в сказках дед и баба жили долго, пока не состарились, а ты молодая, но без деда»?

***

  Сколько бы нас – все твоя семья – собралось бы за столом в твой день рождения, если бы…

   Твои однокурсники тебя помнят, пишут о тебе вспоминая, нашим девочкам, находя их в соцсетях (благо, фамилия редкая).
Володя Буша недавно вспоминал, каким ты был. Прислал нашей старшей стихотворение, тебе посвященное.

   Ты беспокоился: «Как ты будешь одна?».
Не одна: мы выжили благодаря нашим детям, моим родителям и друзьям Самым близкими верным).


Если бы
   Если бы
     Если бы...


• Жизнь продолжается, и мы снова зажигаем свечи в эту дату...
Ты навсегда остался молодым…
  Вечна память и безутешна боль…


                * * *


ПАМЯТЬ СЕРДЦА


О, память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной.
   К. Батюшков



– Я люблю тебя. – Улыбалась на грани сна и пробуждения.
– Я люблю тебя. – Шептала обветренными губами.
– Я с тобой.

   Юля открыла глаза: черное платье на спинке стула, черный прабабушкин шарф.
Беду никто не ждет. Неуправляемая, она обрушивается на хрупкую судьбу, ломая ее.
Третьего дня женщина была счастлива. Сегодня дети – сироты, их мать – вдова.

***

   В палату интенсивной терапии ее не пустили. Юля сидела одна на длинной скамье у кабинета главврача, долго ожидая, когда ее позовут.
Врач, привыкший ко всему, не стал успокаивать, а буднично сообщил, что состояние  больного  критическое – обширный инфаркт. Персонал делает все возможное, но многое зависит от организма.
– Мужик молодой, 39 – не возраст. – Доктор листал страницы больничной карты.
– Микроинфаркт в 36? Н-да... Работа нервная?
– Рано остался сиротой: мама умерла, когда ему было 17 лет. Через три года – отец. У обоих онко. Досталось ему... Потом бабушка, дедушка. Хоронил и хоронил своих...
– Второй инфаркт за неполных три года. Вероятно, сосуды забиты «бляшками». Мне тяжело это говорить, но ваш муж ходит по лезвию ножа. Поднимется – немедленно к Амосову. Оперировать – единственный выход. Молодой – детям нужен отец, а вам рано быть вдовой. Не война!
– Не хочет. На всё один ответ: "чему быть...". Не станет нас слушать. Привык всё сам решать. Жизнь заставила.
– Эх, мужики, да ещё молодые – народ упрямый. Не верят, что жизнь рвётся и в их возрасте. А вы... Набирайтесь терпения. Пока... Набирайтесь сил, милая женщина. Мы его подлечим, но дальше...

   В тот раз обошлось. После кардиоцентра был региональный реабилитационный. Саша учился ходить и жить по-новому. Съездил в институт Амосова, прошел обследования, но от операции отказался наотрез:
– Буду жить, сколько сердце выдержит. – И вернулся к работе.

   Потом был еще инфаркт, и еще – последний…

   Когда в семье неизлечимо больной, а ты ничем не можешь ему помочь, остается  единственное – надеяться, что это не случится сегодня. Надеяться, что как-то обойдётся.
   Не сговариваясь, они перестали говорить о будущем. Но прошлое – это было их счастливое время.
   Они вспоминали, как встретились нечаянно и, едва знакомые, вскоре подали заявление в ЗАГС, удивив и родителей, и друзей.
Надевая колечко на тонкий девичий палец, он сказал тихо – только для нее:
– Давай попробуем, чтобы у нас все было хорошо!
Прошло двадцать четыре года, а они все так же не могли друг без друга, все так же нежно и преданно относились друг к другу, в их семье росли дети – три сестры.

   Память снова возвращала вдову в последнюю неделю января...
Выписавшись из больницы в понедельник, в четверг муж прошел медкомиссию и был признан инвалидом второй группы. Вернувшись домой, Саша шутил, рассказывая жене о происшедшем, как о досадном курьезе, и просил ничего не говорить детям.
– Со вторника  иду в отпуск! – Объявил он за ужином в пятницу.
– Здорово! – Захлопала в ладошки младшая дочь. – Теперь у тебя будет время, и ты будешь учить меня кататься на коньках!
 
   Вечером, уложив детей спать, устроились в гостиной. Мужчина ласково привлек жену, она прижалась щекой к плечу. Словно подростки, сидели молча, не шевелясь, только негромкая музыка нарушала тишину, соединяя их смятенные души.
– Золка моя... как ты будешь одна? – Саша вздрогнул от вырвавшихся слов и прикрыл ее губы ладонью. – Молчи… моя родная.
Она целовала морщинку на ладони – его линию жизни, и молилась душой:
– Спаси, сохрани, Господи! – Не отпуская ладонь, замерла, еще теснее прижавшись к плечу мужа.

   Они не знали, что семейный ужин, их вечер вдвоем, «добраша» детям – все было в последний раз.
На исходе субботы Александр Борисович умер. Всего пятнадцать минут между жизнью и смертью – в тот вечер. И десять лет тревог у двери реанимационной – до этого дня.

– Все… Это конец. – Она слышала, как он падал в прихожей.
– Поднимите меня… поднимите…
Искусственное дыхание, дефибриллятор.
Еще минута.
Все.

   Три дня – как один длинный. Пахнущий смертью черный гроб посреди комнаты, открытая настежь дверь, венки, цветы, чужие люди, перешептывающиеся между собой. Конечно, они ценили, уважали ее мужа, и все говорили что-то хорошее о нем, выражая соболезнование.

    Но что слова? Когда его нет, и уже не будет. Навсегда.
Никогда ничего не поправить, не изменить, и жизнь ее продолжится, но совсем другая, неизвестная.
Никогда и навсегда – эти слова она слышала в себе. 
Уже никогда он не обнимет ее и не скажет:
– Люка, все будет хорошо, обещаю. Я с тобой! Улыбнись!
Невозможно не помнить его тепло и его смех, не помнить, как в воробьиные ночи  он крепко прижимал ее к себе, словно защищая от ненастья, как бежали они под летним дождем навстречу радуге, как уминал он любимые пирожки с творогом, как скучали, расставаясь ненадолго.

   В похоронах всегда скорбь. Но когда это родной человек, горе - бездна.
Кладбище и гражданская панихида. Первые лица области и города, руководители и друзья, сменяя друг друга, говорили о Саше, поглядывая на нее и детей. Слушая, Юля подумала, как несправедливы люди друг к другу. Эти слова, да вовремя, при жизни сказать, а не вдогонку. Для кого они сейчас, когда он их уже не слышит? 

   Ветер  сдувал покрывало, она поправляла его замерзшими пальцами.
Слетал снег с деревьев, и не таял на лице...
Юля помнила его теплые сильные мужские руки, мягкие губы, его улыбку. Но это было… это…прошлое.
А сейчас его однокурсники ставят гроб у вырубленной могилы. Поднимают  крышку, готовят гвозди, молоток.
   Прощаясь навсегда, она суетно оглаживала воротник на костюме, в котором Саша был на свадьбе старшей дочери. Недавно еще шутил:
– Свадебный костюм! Погоди, еще двух барышень выдадим, и тогда, Золка…
Мерзлые комья глины падают, ударяют, бухают, как тяжелый колокол. Люди идут и идут, и все глуше стук.

– В радости и в горе… До самой смерти... – Торжественно клялись они, счастливые молодожены. Улыбались, ничуть не задумываясь, что это может случиться когда-то и с ними.

    Говорят, незаменимых нет.
Но потребность в человеке не уходит вместе с его смертью. Юля часто вспоминает мужа. Обострилось чувство вины: что–то не успела сделать, что-то не успела сказать, невольно обидела…
Не поправить. Не повиниться. Никогда.

    Говорят, время лечит.
А если и через годы память, как боль, что сильнее наркоза? 

   Жена – это жизнь.
          Вдова – это память.
 
____________
 
Photo Internet