Подарок Судьбы

Наша неспешность – возмутительна! А привычка «долго запрягать», как в известной русской пословице – это обыкновенная леность и нелюбознательность. Когда имеем возможность ежедневно прикасаться к чуду, не торопимся это делать. Всегда думается, что ещё успеем.
 
Но бегут дни за днями. Сначала это – пустая для нас фраза и мы не обращаем на неё внимания. Со временем она начинает приобретать свой смысл. Когда смысла получается очень много – значит, что мы изменили отношение к этой фразе: «Бегут дни за днями». Это – Время летит. И мы начинаем ахать, что мало успеваем, что времени наверстать упущенное катастрофически не хватает… Начинаем суетиться… Берёмся за одно, другое, третье…
 
Пушкин – чудо. Не все это хотят в себя впустить. Из-за равнодушия, из-за глупости, из-за упрямства… Но факт от этого не меняет своей силы: Пушкин – чудо.  И чудо существует само по себе, независимо от того, будем ли мы это признавать или нет.
 
У вас всегда есть возможность прикоснуться к этому чуду, если каждый для себя примет эту аксиому, что Пушкин – Чудо. Но и для того, чтобы понять, что это чудо, надо быть приобщённым: хотя бы какой-нибудь долей своего ума, хотя бы одной всего лишь извилинкой своего мозга. А это не всем даётся, и это не раздают, как поминальные сладости, и не подают, как милостыню нищим.
 
У вас ещё есть возможность ежедневно прикасаться к этому чуду. Без суеты, без суматохи. Пока вы живы. Так отчего не торопитесь? Отчего упираетесь? Отчего думаете, что ещё успеется?
 
Пушкин – уровень нашей культуры. Нет Пушкина в нашей жизни, значит, и уровень наш нулевой. Непонимание Пушкина или какое-то его понимание – это степень культуры человека. Так было и так будет всегда, чтобы вы там ни говорили, на кого бы вы ни ссылались. Это, к счастью, – безотносительно кого-либо существует. Это – абсолютная истина.
 
Можно удобно пристроиться и довольствоваться чужими мыслями в постижении поэта. Можно даже слыть отличным пушкинистом, переваривая чужие изыскания о поэте. Но всегда надо самому стремиться постигать  Пушкина. Ведь Пушкин – это наша общая мера и мера каждого.
   
Это – то настоящее, что нам так счастливо подарило наше Отечество.
Прикасайтесь к этому чуду ежедневно! Вы заметите, что мир меняется в лучшую сторону.
Таков мой культурный манифест! И я его всегда помню, когда оцениваю своего собеседника.
Хотя я и приняла его сразу, Пушкин долго оставался недоступной моим возможностям вершиной. Он был как солнце на небе: сияет, радует, даёт тепло, посылает на землю лето. Разве можно такую вершину осилить? Разве можно быть на «ты» с Солнцем? И это воспринималось мною просто – как данность.
А потом я и не знаю, что раньше появилось:

Белка там живёт ручная,
Да затейница такая!
Белка песенки поёт
Да орешки всё грызёт.

Или:
У Лукоморья дуб зелёный…

Или совсем уж «природоведческое»:

Унылая пора! Очей очарованье…

Зато когда стала читать Марину Цветаеву «Мой Пушкин», то тут всё и вспомнилось, в памяти возникла отцовская «Хрестоматия», а в ней тоже, как и у маленькой Марины, было первое запомнившееся – поэма «Цыганы». И как только я научилась читать, а это случилось почти, как и у большинства любознательных детей, – в пять лет, я листала истрёпанные страницы, где были обозначены имена героев, а под ними столбиками их слова. И подивилась тому, что, оказывается, можно разговаривать на «стихотворном» языке. Но, впрочем, не считала этих людей нормальными, «как все». Они были чудны;е, раз говорят на таком языке.
 
Время шло, я подрастала, а «Хрестоматия» никуда не девалась, хотя отец уже отучился в своей вечерней школе. И читать мне хотелось, но детских книг в доме было мало. И я снова и снова перелистывала «Хрестоматию». Нашла в ней печальный рассказ, над которым залилась слезами. Это была «Бедная Лиза» Карамзина. Но когда одолела «Лизу», то захотелось постичь и суть такого необыкновенного имени – Земфира: может, она много ела зефира, может, была такая же лёгкая и воздушная, как эти розовые розеточки, похожие на ракушки. Вчиталась в первые строки и захотелось узнать, что это за страна такая – Бессарабия. Ведь жила на нашей улице Валька Бесарабова. А тут – целое огромное поле: Бессарабия.  Странно.

Цыганы шумною толпой
По Бессарабии кочуют…

Я уже знала к тому времени, что цыгане воруют детей, и вообще могут запросто зайти в дом и всех заколдовать – «отвести глаза», а потом взять всё, что захочется.
 
Но много было непонятного в «Цыганах» мне, маленькой и ещё глупой девочке: что это за «1-й голос», «2-й голос», что это они там говорят. А после этого Алеко кричит своё:

Умри ж и ты!

Именно – кричит. Я уже знала, что вертикальная палочка с точкой внизу – знак восклицания, крика.
Наверное, родители, наконец, поняли, что мне пора иметь свои детские книжки с цветными картинками и большими буквами. Каждая новая книжка вызывала в душе огромную радость. Нынешние дети вряд ли такое могут представить, чтобы от книжек хотелось петь и прыгать на одной ножке, кружиться на зелёной траве; нюхать новую книгу и вдыхать запах свежей типографской краски и бумажной пыли и считать, что это пахнет лучше, чем печенье или конфеты.
 
Теперь у детей есть телевизоры, компьютеры, волшебные игрушки и чудесные книжки, в которых картинки могут иметь объём, могут даже двигаться. У теперешних детишек переизбыток их «ценностей», поэтому они почти не удивляются и радость свою выражают по иным поводам. Они – хорошие детишки, но у них своё «потребительское» отношение к этим непременным атрибутам детских утех и забав. Всё это воспринимается ими как инструмент для детской «работы» – игры. И тогда, когда я росла, уже было и такое восприятие у некоторых деток из обеспеченных семей.
 
Но если в доме нет ни телевизора, ни прекрасных дорогих игрушек, то каждая новая книга – это повод к большой радости.  Книжку бережёшь, берёшь только чистыми руками и при этом спрашиваешь у мамы разрешенья: «Можно мне взять книгу?». Это был самый лучший учитель радости и бережного отношения к подаркам – первые любимые книжки. И тогда слова «Книга – лучший подарок» имели вес в каждой букве.

Хотя я очень берегла свои книги, и некоторые из них до сих пор у меня хранятся, я никогда не оборачивала книги газетами. И вообще до сих пор не люблю книги в обложках: даже если это и суперобложка, выполненная фабричным способом и придуманная художником специально для этой книжки. Это – излишество, которое очень мешает при чтении. Книжка в «рубашке» – словно человек с двойным дном: ждёшь от него одного, а он тебе совсем другое преподносит. Ведь под «супером» у книги, как правило, прячется скромная, простенькая обложка или невыразительный переплёт.

Самая первая книжка – учебная – «Азбука». Но мне её с опозданием подарили: буквы я уже знала и кое-как читать умела. А потом мама принесла большую и толстую книгу с таким весёлым названием «Солнечный денёк» писательницы Воронковой. Хорошая книжка, я её читала несколько дней. Но чего-то в ней не хватало: слишком всё было описательно, не было тайны. Прошло какое-то время, я попала в больницу. Чтобы мне там не было скучно, мне родители принесли книгу русских народных сказок про зверей. Я их читала, но опять было всё просто: ни волшебства, ни загадочности.

Однажды я сама принесла из библиотеки большую книжку с прекрасными картинками – «Сказки» А.С. Пушкина. Память отмечает удивление одному только названию, которое было такое длинное-предлинное, что не сразу хватило терпения его прочесть: «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди». (Как при этом не подивиться столь редким именам и царя и его сына. И где это Пушкин такие имена взял?)
 
Открыла я книгу, и начался чудесный мир сказочных царств и необыкновенных историй, которые такими запоминающимися лёгкими и звонкими стихотворными – «и в склад, и в лад» – строчками написал поэт Пушкин.


Разве могла я тогда, девочка из маленького городка, даже предположить, что в своей жизни буду приобщаться к «Сказкам» Пушкина ещё и не совсем традиционным способом.  И мыслей даже не было, что пройдёт время, и я буду сама участвовать в выпуске такой прекрасной книги. И не рядовым участником, а её редактором. Но до этого надо было ещё расти и расти. А время в детстве, как известно, тянется очень медленно.

Я никогда ничего не слышала о профессии редактора книги. Даже не задумывалась. Кое-что знала об иллюстраторах и книжной графике.  Училась в университете профессии радиожурналиста и совсем не представляла, что интересного у моих сокурсниц из редакционно-издательского отделения – туда  шли только москвички. Но как всегда бывает, мы предполагаем, а Бог располагает. Я оказалась далеко-далеко от России, за четыре тысячи километров от Москвы – в Алма-Ате. И работа мне нашлась только в книжном издательстве, которое в то время было ведущим в республике по выпуску художественной литературы. Думаю, что Господь меня направил в нужное место.
 
Редактирование книг, подготовка их для печати так увлекла меня, что лучшей профессии я не могу назвать. Эта профессия не даёт расслабляться. Всегда надо много знать, чувствовать красоту и звучность родного языка, понимать толк в искусстве оформления книги. И мне повезло особо: я выпускала в свет сборник замечательных сказок нашего великого поэта.
 
Это был подарок Судьбы, который сделал меня причастной к имени Поэта. Я работала редактором в книжном издательстве «Жазушы» от Союза писателей Казахстана. Мне довелось издавать сказки Пушкина с новым, никогда не печатавшимся оформлением. Так что это не было обычное переиздание, которое почти не требует участия редактора. Это была новая книга пушкинских сказок, где надо было точно и художественно верно воспроизвести и текст, и иллюстрации на место поставить, и сделать книгу запоминающейся.
 
Пушкинские сказки после набора надо было выверять построчно с тем изданием, по которому они печатались. В моей домашней библиотеке есть собрание сочинений поэта в десяти томах, изданных в московском издательстве «Художественная литература». С этого издания и печатали текст. При наборе, конечно, появились опечатки и неточности, пропуски знаков препинания. Для того и редактор был, чтобы все неточности устранить.

Зато иллюстрации были самые что ни на есть оригинальные, таких ещё никто никогда не видел. Художник Альберт Гурьев сделал свои иллюстрации акварелью с преобладанием голубого цвета.  И это было не сиюминутное его творчество. Он долго работал над оформлением будущей книги.  В результате получилось восемь полноцветных полосных иллюстраций, шесть чёрно-белых заставок и концовок. Столько же замысловатых «сказочных» буквиц – стилизованных заглавных букв – начинали каждую сказку.  Сказок было пять да ещё «сказочная» поэма «Руслан и Людмила».

Открывается сборник рисованным шрифтом на титуле. Это сейчас всё просто делается в компьютере, а тогда только ручная работа была. Фронтиспис – это иллюстрация в книге, которую помещают на левой стороне разворота титульного листа. Чаще всего там помещают портрет автора. Альберт Гурьев постарался. Портрет был и одновременно иллюстрацией, отражающей основную идею книги: сидит Пушкин под дубом, подпершись рукой, задумался, словно сказки по памяти сочиняет, а другой рукой котика гладит. Того самого, о котором поэт писал:               
               
                … лукавый кот,
Жеманный баловень служанки,
За мышью крадется с лежанки:
Украдкой медленно идёт,
Полузажмурясь, подступает,
Свернётся в ком, хвостом играет,
Разинет когти хитрых лап
И вдруг бедняжку цап-царап.

И котище вам в глаза смотрит, будто и он помогает поэту, тоже сказки придумывает. Альберт Анатольевич рассказывал, что срисовал его со своего любимого котика. Теперь мы знаем, какой же кот жил у художника, автора картинок в этой книге.

Восемь иллюстраций – фронтиспис, да по одной к каждой сказке и две к поэме, которую невозможно отделять от «сказочной» темы Пушкина. Конечно, иллюстрации надо видеть, здесь особо уместна русская пословица: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…

Думаю, следует уточнить, какие именно эпизоды художник проиллюстрировал, поскольку выбор художника тоже говорит о многом.

В «Сказке о попе и работнике его Балде» – Гурьев запечатлел кульминационный момент, имеющий свою мораль:

А Балда приговаривал с укоризной:
Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной.

«Сказку о царе Салтане…» – невозможно представить без образа прекрасной царевны Лебеди:

И царевной обернулась:
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.

«Сказка о рыбаке и рыбке» – имеет свою народную философию, которая каждому, кто захочет от жизни сверх меры невозможного, подойдёт:

Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха.
А перед нею разбитое корыто.

Из «Сказки о мёртвой царевне и семи богатырях» – художник Гурьев изобразил королевича Елисея в момент, когда он разыскивает свою невесту. (Наверное, каждая девушка мечтает, чтобы за нею прискакал принц на белом коне):
 
Месяц, месяц, мой дружок.
Позолоченный рожок!
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?

«Сказка о золотом петушке» – хранит сакраментальную фразу, которую Пушкин повторяет в назидание всем, и персонажам, и читателям:

Сказка ложь, да в ней намёк!
Добрым молодцам урок.

Поэму «Руслан и Людмила» можно много иллюстрировать, и всегда это будет к месту. Альберт Гурьев решил отобразить два момента:

Два дни колдун героя носит,
На третий он пощады просит.

Это – первый, а второй когда Руслан на фоне огромной головы

В молчанье, с карлой за седлом,
Поехал он своим путём;
В его руках лежит Людмила.

Заставки, концовки, иллюстрации: всё это надо было  расставить по своим местам, чтобы совпадал и сюжет и к нему – рисунок. Тут уж наш технический редактор Неля Брониславовна Галицкая постаралась. Корректор Шолпан Мукажанова  делала тщательную вычитку и сверку, ведь  наборщик мог допустить ошибки, особенно в знаках препинания.
 
Альберт Анатольевич так увлекся созданием иллюстраций, которые получились нерядовыми, что потом уже из-за этих рисунков поставили в тематический план и книгу пушкинских сказок. Требовалось издать книгу не рядовую, но доступную для «широкого круга читателей». «Сказки» А.С. Пушкина с оформлением художника А. Гурьева оказались таким изданием.
 
Поскольку редактор контролирует работу всех творческих лиц и редакционных исполнителей, участвующих в издании книги, у меня сохранились контрольные оттиски. Их делали обязательно, чтобы художественный редактор смог проверить совпадение цветов. Я уже знала, как полиграфия может делать брак, поэтому волновалась, что при печатании массового тиража краски поблекнут или произойдет смещение цвета, но ничего такого ужасного не случилось. А тираж, ни много, ни мало, в полмиллиона, и из них только 100 000 экземпляров в твёрдом переплёте. У меня оказалось около десятка книжек, купленных по случаю в издательстве, но они все быстро были раз-дарены. И это, действительно был неплохой подарок: Пушкин А.С. Сказки: Поэма. Сказки. – Алма-Ата: Жазушы, 1984. – 128 с. (И тут библиограф допустил ошибку: не указал «с ил.» – с иллюстрациями).
 
При том, что было такое знатное оформление книги, наш производственный отдел всё же сэкономил: бумага не самого высокого качества, шрифт мелковат, простенький обложечный ватман. Но эта скромная по типографскому исполнению книжечка оказалась для меня подарком Судьбы. Теперь, когда я работаю над пушкинской темой и смею считать себя исследовательницей его жизни и творчества, тот факт, что никто до меня не издавал сказок Пушкина с иллюстрациями Альберта Гурьева, является предметом моей гордости. Было это четверть века назад. Книга в то время имела долгий срок издания, а чтобы она получилась грамотной и привлекательной, её надо тщательно подготовить. Не зря существует такое понятие, как искусство книги.

Сейчас художник  развивает свою пушкинскую тему и дальше. Он – известный график, имеет звание народного художника Казахстана. Альберт Анатольевич Гурьев – творчески состоявшийся человек, и о нём в Интернете есть большая пресса. Достаточно в поисковой системе написать его имя…

2005-2008 гг.


ВПЕРЁД  http://www.proza.ru/2011/03/23/1683