Русское Пограничье

Русское пограничье

(отрывок из романа «КРЕСТ ТРУБОРА»)

Смеркалось. Чуть слышно шелестели, на лёгком вечернем ветерке нежные молодые листочки берёзок, осинок и клёнов, дружно выбежавших из тёмного бора к расчищенной несколько лет назад низине с узкими полосками КСП на местах посуше, не залитых веш-ними водами. По этой низине, разрезавшей древний бор, проходила государственная гра-ница Союза ССР.
Эта несправедливая граница, проведённая в исконно русских землях двадцать лет на-зад, отделила от Большой России, крохотную и очень древнюю её частицу с двумя ма-ленькими старинными городками Печорами и Изборском и сотнями деревушек, разбро-санных среди вековых лесов, душистых лугов и лоскутных полей.
На малых суглинистых и супесчаных участках, как и тысячу лет назад, крестьяне, обутые в поршни1, пахали землю на смирных лошадках, сеяли и жали рожь, лён, овёс. На разнотравных лугах, дававших пчелам целебный медовый сбор, босоногие мальчишки-пастушки, нанятые за еду зажиточными крестьянами на весенних пастушьих ярмарках, выпасали молочных коров и овец, одевавших людей в тулупы и валенки.
Святая исконная Русь…

1.
Лейтенант Лебедев подергал себя за мочку уха, прогоняя сон, и немного ослабил раз-движной ремешок зелёной офицерской фуражки, обхватывавший подбородок, но так, чтобы не слетела, когда начнётся преследование нарушителей государственной границы. В том, что именно этим поздним вечером, ночью или же под утро через границу пойдёт группа диверсантов, предположительно из четырёх человек, у Лебедева, предложившего усилить пограничный секрет возле лощины, где обрывалась КСП, своим присутствием и ещё тремя бойцами из резерва, были веские основания.
Сегодня, точно в условленное время, в семь часов вечера, в небо над деревней Ни-кольево, расположенной за лесом на сопредельной стороне всего в двух километрах от границы, взлетела вертикально вверх четвёрка домашних голубей турманов и, набирая высоту в восходящих потоках воздуха, стремительно приближалась к стае, красиво кру-жившей в высоком весеннем небе.
Ещё с прошлой осени, лейтенант Лебедев не пропускал ни одного дня, чтобы не по-наблюдать в полевой бинокль за кромкой леса в той стороне, куда садилось солнце. Голу-би взлетали регулярно, но он обращал внимание только на те круги, которые начинались ровно в шесть или в семь часов вечера. Это был условный знак. Если голуби взлетали в семь часов вечера, как это случилось сегодня, то следовало ожидать возможного перехода через границу диверсантов. В какое время и на каком участке государственной границы следовало ждать «незваных гостей», пограничникам приходилось решать самостоятельно, но указание дня, а вернее ночи перехода было наиважнейшим сигналом. И этой весной с той поры, как стаял снег, «голубиный сигнал» помог пограничникам пресечь одну попыт-ку прорыва нарушителей на лесистом участке границы, охраняемой третьей заставой, а этой ночью ждали «новых незваных гостей».
Смутило Лебедева лишь то обстоятельство, что стая голубей: десятка полтора – два турманов поднялась в небо около пяти вечера. В такую хорошую погоду красивые птицы обещали кружить едва ли не до темна. Однако ровно в семь в небе показалась четверка свежих турманов, к счастью замеченных лейтенантом Лебедевым из окна кабинета на-чальника заставы, где оба офицера отрабатывали варианты усиленного ночного караула на государственной границе в ближайшие ночи, и так до отбоя, который неизвестно когда последует из комендатуры. Вот и из резервной заставы, размещённой в комендатуре, при-было подкрепление – отделение бойцов во главе с командиром2.
Если же голуби взлетали в шесть часов, то к девяти вечера лейтенант Лебедев без провожатого уходил на границу проверять наряды, радуясь нескольким минутам встречи с приходившей с той стороны любимой девушкой, с которой познакомился в один из тём-ных сентябрьских вечеров прошлого года.
Но сигнала о встрече сегодня не было, зато девушка пришла сама, что стало для лей-тенанта Лебедева полной неожиданностью…

 *
Сентябрьским вечером тридцать девятого года, молодой лейтенант Игорь Лебедев, окончивший пограничное училище весной и направленный служить на погранзаставу, расположенную на беспокойной Западной границе, проверял наряды, выставленные после развода.
Багровое солнце давно закатилось за неровную кромку бора, и наступила тихая ночь, украшенная неяркими северными звёздами. Лебедева сопровождал боец-старослужащий по фамилии Короховой. Боец был призван в погранвойска из степного Ставрополья и не любил сырого северного климата.
Днём было тепло, но к вечеру заметно похолодало. Воздух пропитался осенней сыро-стью и растянулся над лесом сизыми полосами тумана. Стало зябко и неуютно, галифе на коленях и полы шинели намокли от обильной вечерней росы. Хорошо, что ещё яловые офицерские сапоги, смазанные дёгтем, не пропускали воду, а вот Короховой, хоть и на-чистил ваксой для старшины свои старые кирзачи – новые сапоги приберегал на дорогу домой – похоже промок и теперь сморкался, давился кашлем.
– Что, Короховой, нездоровится? – спросил солдата Лебедев.
– Так точно, товарищ лейтенант! – негромко признался простуженный боец.
– А почему в санчасть к Колесниковой не обратились?
– Днём было тепло и сухо, думал ничего, а тут в лесу кашель напал… Виноват, това-рищ лейтенант!
– Вот что, Короховой, возвращайтесь на заставу, скажите, что я приказал, – пожалел лейтенант Лебедев отслужившего почти три года солдата, который был на год старше его самого. Лебедев, родился и вырос неподалёку от этих мест, в Старой Руссе. А ведь из-вестно, что Старорусский край – самый сырой на Новгородчине, так что Лебедеву не при-выкать ни к дождям, ни к туманам.
– Я сам проверю караулы, – добавил Лебедев, отпуская солдата.
– Слушаюсь, товарищ лейтенант, – не без опаски подчинился Короховой и, поправив на плече винтовку, отправился на заставу. Начальству виднее, а до заставы недалеко. Вот только не взгрел бы его дежурный отделённый командир за то, что оставил лейтенанта одного.
– Моё дело маленькое, доложусь дежурному, напьюсь горячего чая и завалюсь спать, – размечтался Короховой, чувствуя, что и в самом деле у него поднимается жар, – а лей-тенант наш хороший мужик, бойцов не обижает, – улыбнулся он.
Было около девяти часов вечера, но в сентябрьском лесу наступила настоящая ночь. Серповидный месяц, всплывший из-за леса, скупо освещал старую вырубку, по которой проходила государственная граница с неширокой ленточкой КСП, разрываемой низкими заболоченными местами. Толку от такой полосы было немного, но содержание переко-панных лопатами и выровненных граблями клочков земли стоило пограничникам нема-лых трудов.
С весны 1939 года заметно участились случаи нарушения границы, а к осени их стало вдвое больше прежнего. На участке погранзаставы, где начал свою нелёгкую военную службу лейтенант Лебедев, с начала сентября были предотвращены две попытки прорыва вооружённых групп диверсантов, созданных преимущественно из бывших белогвардей-цев, пытавшихся нелегально проникнуть на советскую территорию и, прежде всего в крупный промышленный центр Ленинград.
В одной из окружённых групп, сдавшихся после непродолжительного боя, был за-держан немец – офицер Абвера. Его самолично взял Лебедев, за что получил благодар-ность от начальника отряда и краткосрочный недельный отпуск на Родину, который наме-чался к ноябрю. Но пока ещё не закончился сентябрь, да и октябрь обещал быть горячим.
За те неполные полгода, которые Лебедев отслужил на заставе, пограничники не-сколько раз вступали в бой с нарушителями государственной границы и имели потери. Один боец погиб, двое были ранены. Вот так и жили, ожидая после раздела Польши и вхождения в состав СССР Западной Белоруссии и Западной Украины, скорых и больших перемен и на Северо-западной границе.
Мир маленькой пограничной заставы тесен. Два офицера, старшина, четыре команди-ра отделения и сорок бойцов на участок границы в двенадцать километров. У солдата служба, как говорится – «через день на ремень», а у офицера и того чаще, только и остаёт-ся что времени на сон, да и то не каждой ночью.
Вот так и бежали похожие один на другой, наполненные службой дни до заветного недельного отпуска, объявленного в приказе по отряду за задержание «матёрого шпиона».

2.
– Товарищ лейтенант! – послышался в тот сентябрьский вечер тихий красивый деви-чий голос.
Лебедев замер и укрылся за стволом дерева. Негромкий голос доносился из тёмного бора, с сопредельной стороны.
– Неужели показалось?
– Товарищ лейтенант, я здесь за калиновым кустом. Я вас знаю, вы лейтенант Лебе-дев! – невидимый красивый голос тихо засмеялся, но длился смех – так лёгкий смешок, совсем не долго.
– А как вас зовут, лейтенант Лебедев? – поинтересовался красивый девичий голос с удивительно чистой и правильной русской речью.
– Да кто же там подшучивает надо мной? – неожиданной для себя фразой обратился к удивительному и невидимому голосу лейтенант Лебедев. Как не напрягал он зрение, пы-таясь рассмотреть, кто там за посеребрённым лунным светом густым калиновым кустом, развесившим гроздья красных ягод в ожидании морозов, чтобы дозреть, но ничего не по-лучалось.
«Да кто же ты? Почему таишься? Откуда тебе известна моя фамилия?» – недоумевал Лебедев, боясь спугнуть красивый незнакомый голос и опасаясь, что их услышат бойцы-пограничники, караулившие в секрете, ведь было тихо – ни ветра, ни журчания воды, и лишь туман стлался по низким местам.
Вот куст зашевелился, и показалась девушка с короткими до плеч светлыми волоса-ми, откинувшая капюшон и распахнувшая полы длинного плаща.
– Это я, русалочка, внучка Лешего и Матушки-Яги! – пошутила девушка и вновь ти-хонько засмеялась. – Не бойся, добрый молодец, подойди ко мне, свет Ясный Сокол! – словно из сказки в сказку приглашала его эта странная удивительно красивая девушка и впрямь русалка, только без длинных кос, неведомо откуда взявшаяся ночью на границе, да ещё на сопредельной стороне.
«Что за наваждение! Вот бы Короховой увидел такое!» – промелькнуло в сознании растерянного лейтенанта. Но рядом с ним, в каких-нибудь пятнадцати шагах была живая, сказочно красивая девушка!
– Это я наколдовала, твой солдат закашлял, засморкался, и ты отправил его обратно, – словно угадав мысли Лебедева, серьёзно объяснила девушка.
В этом сыром месте, где, если не снег со льдом, то хлюпала вода, стоял лишь одино-кий пограничный столб с латунным гербом СССР, выкрашенный в ёлочку красным и зе-лёным цветами. И вот такое чудо!
– Послушайте, – очнулся Лебедев, – ведь здесь проходит государственная граница. Как вы здесь оказались? Кто вы? Откуда вам известна моя фамилия? Кто рядом с вами? – лейтенант достал из кобуры «ТТ» и снял с предохранителя. Ещё секунда и он подаст сиг-нал тревоги выстрелом. Ничего другого не оставалось.
«И как на грех один, Корохового отпустил! До первого поста и близко и в то же время далеко. Если за всей этой чертовщиной готовится прорыв, то уйдут диверсанты в ночной лес. Потом придётся перекрывать весь район…» – роились беспорядочные мысли в голове лейтенанта.
– Я здесь одна, товарищ лейтенант. Я знаю вас. Я видела вас два, нет, уже три раза. Я слышала ваш голос, я слышала, как с вами разговаривали солдаты, они называли вас «то-варищ лейтенант», «товарищ Лебедев»…
Сам, того не ведая, что делает, Лебедев вернул «ТТ» в кобуру и перешёл через грани-цу по болотцу, утопая в воде до середины голенища, но не промок – спасибо мастерам-сапожникам и дёгтю.
– Здравствуйте, лейтенант Лебедев! – улыбнулась девушка, легонько подбежав к нему навстречу. В распахнутом плаще была она словно княжна: юна, стройна и высока – под-стать лейтенанту, и сказочно красива, как и всё, что окружало их в эту волшебную сен-тябрьскую ночь среди таинственного бора.
– Я Ольга Лебедева, так что мы с вами, товарищ лейтенант, однофамильцы, возможно даже дальние родичи. Правда, удивительное совпадение? Я изборянка, наш Род от криви-чей, а вы?
– Из Старой Руссы. От словен от новгородских мы, – таким же необычным образом представился красивой юной изборянке лейтенант Лебедев. – Зовут меня Игорь, а по от-честву Владимирович, – продолжал представляться перед девушкой лейтенант Лебедев, сердце которого то замирало, то стучало, да так, что кровь бурлила и сжигала неукроти-мым внутренним огнём.
– И я по отчеству Владимировна, – едва ли удивилась девушка, – Вот мы и познако-мились, товарищ Игорь Лебедев!
Любы вы мне… – неожиданно и откровенно призналась изборянка и смело поцелова-ла его в щёку, обдав свежим волнующим девичьим ароматом, согрев горячими медовыми губами молодую, гладко выбритую кожу растерянного лейтенанта неполных двадцати двух лет от роду.
– Приходи, Игорь, завтра на это место в это же время. Ладно?

3.
Владимир Петрович снял и повесил на руку пиджак – было жарко, в воздухе пахло весенней грозой. Ольга перехватила руку отца, ощутив тепло его тела через белую льня-ную сорочку. Сама она была в ситцевом платьице с голубыми цветочками, напоминавши-ми цветение льна. За последний год Оля сильно подросла, ростом почти сравнялась с от-цом, и платьице стало коротковато, открывая выше колен стройные, успевшие загореть на майском солнце ноги, в белых носочках, обутые в мягкие светлые туфельки на низком каблучке. А уж как похорошела Оленька, и статью и лицом вышла. Знакомые говорили, что вся в маму, но и от папы тоже что-то есть…
Почувствовав угрозу скорого ливня, они прибавили шаг, надеясь успеть дойти до до-ма. В ожидании грозы, которая разгонит духоту, изборяне раскрывали окна в домах и ка-литки подворий, раскланивались с учителем своих детей и просто всем известным и хо-рошим человеком Владимиром Петровичем Лебедевым и с его красавицей-дочкой.
Стрижи и ласточки жались к земле, спеша наловить перед дождём побольше мошек для прожорливых птенцов. Аисты уселись на гнёзда, возвышавшиеся на столбах или на старых деревьях почти во всех дворах. Красивые большие птицы, столь любимые людьми, спешили укрыть от непогоды крыльями своих маленьких птенцов.
Вот и захлопали по пыли первые крупные капли вперемешку с градом.
– Владимир Петрович! Заходите к нам, до дому не успеете! – позвал Лебедева Тимо-фей Иванович Пантелеев, державший на пару с сыном лавку со скобяными изделиями и занимавшийся кузнечным делом.
Лебедевы свернули, и вовремя успели забежать в дом Пантелеевых.
Тут и жена Пантелеева появилась.
– Здравствуйте, Владимир Петрович! Здравствуй Оленька – красавица наша! Прохо-дите в горницу. Грозу переждёте, чаем угощу с весенним мёдом и свежей мятой. Очень они целебные по весне!
– И вам здоровья, Анастасия Ермолаевна. Спасибо, не откажусь, в горле пересохло.
Хозяйка не удержалась, поцеловала Ольгу в щёчку.
– Милая моя, как же ты хороша! – не удержалась хозяйка.
– Да что вы, тётя Настя! – Ольга покрылась румянцем от удовольствия. – Ничего осо-бенного…
– Как же ничего! Если бы ничего – не засматривались бы на тебя парни, не ходили бы гурьбой возле ваших окон, не наигрывали бы на гармониях свои страдания!
– Эти слова тёти Насти, намекавшей о своем старшем сыне Иване – любителе поиг-рать на гармони, Ольгу уже не смутили, румянец начал сходить с лица. Она присела с хо-зяйкой у окошка в малой комнатке и принялась размешивать серебряной ложечкой мёд в красиво расписанной чашке довоенного кузнецовского фарфора. 
Хозяин и Владимир Петрович уселись отдельно от женщин в горнице за стол, накры-тый самотканой вышитой русским орнаментом скатертью, и принялись чаёвничать.
– Какие новости, Владимир Петрович, как там дела у англичан с французами? – начал расспрашивать гостя Пантелеев, знавший что, у Лебедева еще совсем недавно имелся ра-диоприёмник. Радио было большой редкостью в захолустном Изборске, в котором и элек-тричество, проведённое из Печор, подавалось лишь в школу, на почту, в полицейский участок, комендатуру пограничной службы, в медицинскую амбулаторию, да ещё в не-сколько домов. Электричества, вырабатываемого в Печорах, не хватало, давалось оно с большими перебоями, и большинству жителей Изборска было не по карману. Так и жили при керосиновых лампах и при свечах, а в деревнях, как при отцах и дедах – и при лучине.
Во время последнего обыска, устроенного в доме Лебедевых три дня назад печорской полицией, приёмник был изъят. Ничего другого компрометирующего, кроме приёмника и двух книг Максима Горького, которые на этот раз отнесли к числу запрещённых, в доме не нашли.   
– От третьего дня у меня новости. Приёмник забрали, – вздохнул Владимир Петро-вич, – опять пугали арестом…
Что касательно французов, то бьют их немцы, как говорят у нас – «и в хвост и в гри-ву», вот-вот прижмут к морю и уничтожат английскую армию, – размешивая ложечкой мёд, пояснил Лебедев.
– М-да… – задумчиво произнёс Пантелеев, отхлебнув из чашки душистого мятного чая и хрустнув маковой сушкой. – Хлипкой оказалась «Антанта» хренова. Большевики её побили ещё в двадцатом году, теперь чехов и поляков сдали. Данию с Норвегией не защи-тили, а ныне и самих их бьют! – возмущался Пантеелев. – Неужели германец и на нас по-лезет? Сказывают, что в Юрьеве и Колывани3 митингуют.
Одни эстонцы – из хозяев и зажиточных крестьян, а так же лавочники и русские, те, что воевали у Юденича, требую вывести Красную Армию из Эстонии. Но и тут согласия нет. Одни хотят немцев, другие хотят англичан и французов.
Третьи эстонцы – из рабочих и батраков, а так же часть русских и прочая голытьба, призывают создавать всем миром Советы и проситься в СССР. Говорят, что этих больше и их бьют и полиция и кайцелиты4. Только вот не уйдёт Красная Армия, а значит пойдёт на нас немец, как в четырнадцатом году…
Пантелеева очень беспокоила такая возможность. И Красная Армия ему была не по нраву и Советы, которые придут вслед за армией, а там, как на Псковщине, отберут куз-ню, в колхоз загонят. Лучше бы уж всё оставалось, как есть, по-старому.
Немцы тоже вызывали тревогу. Что там, на уме у герра Гитлера, о котором столько толков-перетолков – поди узнай.
На чай и на разговоры под дождь подошёл, прикрывшись добротным немецким зон-том, привезённым ещё из Данцига другой хороший знакомый Лебедевых и Пантелеевых – Никита Иванович Бутурлин.
– Доброго здоровья, соседи! – приветствовал Бутурлин хозяина и гостя, всем извест-ного в Изборске Владимира Петровича Лебедева.
– И вам доброго здоровья, Никита Иванович! Мать, принеси чашку для Никиты Ива-новича! – крикнул Пантелеев. – Присаживайся, дорогой сосед!
Могучий, словно былинный богатырь, Бутурлин осторожно присел на табурет, слов-но опасался, что тот не выдержит его семипудового веса.
– С мёдом отведайте чайку, Никита Иванович, не стесняйтесь, – предложила гостю Анастасия Ермолаевна, протягивая серебряную ложечку. Водилось серебро в зажиточном доме мастеровых Пантелеевых ещё с довоенных времён.
– Премного вам благодарен, Анастасия Ермолаевна. Вы бы к нам заглянули вечерком. И вас милости просим, Владимир Петрович. Приходите с дочкой. Жена собиралась ста-вить пироги. Почаёвничаем, поговорим о жизни…
Пантелеевы переглянулись.
– А то и вправду, мать, сходим к соседям, – согласился хозяин.
– Сходим, – подтвердила хозяйка.
– А вы, как, Владимир Петрович?
– Спасибо за приглашение. Приду, а про дочку не знаю. У неё семь пятниц на неделе, а сегодня и вовсе суббота. Упорхнёт куда-нибудь…
Разговор под тёплый весенний дождь с раскатами грома, да под чашку чая продол-жался бы и дольше, но на улице прогрохотал и замолк грузовик – новый немецкий «Блиц», который по шуму мотора узнал Пантелеев, сообразив, что машина встала как раз против его дома.
– Кого это черти несут в грозу? – проворчал хозяин и выглянул в окно.
Из крытого кузова грузовика выпрыгнули несколько недавно помянутых молодых кайцелитов, а из кабины вышли знакомый лейтенант пограничной стражи Вальтер Ланге и командир отряда кайцелитов Алекс Мяаге, тот самый, что с начала весны стал оказы-вать повышенное внимание Ольге Лебедевой. Появился Мяаге в здешних местах в начале марта и с тех пор постоянно мотался между Печорами и окрестностями Изборска, где кайцелиты обустраивали свой летний лагерь неподалёку од деревни Никольево и в двух километрах от границы. В пошлом году лагерь на том же месте простоял до сентября, но то был другой отряд.
Когда Мяаге появлялся один, то приезжал на мотоцикле, а когда со своими парнями, то на машине. Вот и сегодня занесли их черти прямо к дому Пантелевых, значит, что-то поломалось, а всем известно, что Пантелеев мастер на все руки.
Мяаге с офицером пограничной стражи Вальтером Ланге вошли в приоткрытую ка-литку высоких тёсовых ворот, державшихся на добрых петлях, выкованных сыном Панте-леева Иваном, уехавшим с утра в соседнюю деревеньку по делам, и позвал хозяев.
– Чего вам надо? – первой откликнулась Анастасия Ермолаевна, нарочно не замечая, что вошедший Мяаге, которого уже знали все без исключения изборяне, обратился к ней на эстонском.
– Чинить радиатор, течёт, – повторно процедил сквозь зубы Мяаге, обнаруживая на сей раз хорошее знание русского языка.
На разговор из горницы вышел хозяин, известный всему Изборску не только как куз-нец, но и как мастер на все руки. Лебедев тоже привстал со стула, намереваясь проститься с хозяевами, поблагодарив их за чай. Вслед за ним поднялся и Бутурлин, хмуро посмотрев на эстонских офицеров.
Мяаге и Ланге ответили ему теми же взглядами – не забыли того конфликта, который случился с ними ещё в марте.
– Ждём вас вечером, – напомнил ещё раз Бутурлин и, прикрываясь зонтом от остат-ков дождя, с достоинством удалился, обходя лужи.
– Ольга, идём домой, дождь уже кончается, – позвал дочь Владимир Петрович, наде-вая пиджак.
– Да, папа, идём, – ответила Ольга, стараясь не смотреть в сторону Мяаге. Девушка попыталась выскользнуть на улицу вслед за отцом, но Мяаге перекрыл проход и ухватил её за руку.
– Здравствуйте, фрейлен Ольга! – так галантный Мяаге называл Ольгу Лебедеву на немецкий манер, – почему вы меня не замечаете? Давайте встретимся сегодня вечером, я покатаю вас на мотоцикле в коляске. Съездим в Петсери, сходим в кино. Сегодня показы-вают совсем новый и красивый немецкий фильм «Королева чардаша» с моей любимой ак-трисой Марикой Рёкк, а перед фильмом будет немецкая хроника, – на очень хорошем рус-ском языке для молодого эстонца предложил Алекс Мяаге, принципиально называвший русские Печоры и Изборск по-эстонски – Петсери и Ирбоска. Будучи ярым национали-стом, Мяаге гордился тем, что Рёкк – лучшая актриса Германии – венгерка, а значит, близка по крови эстонцам!
– Нет, господин Мяаге поезжайте сами, полюбуйтесь на свою любимую Марику, а у нас с папой на сегодня другие планы, правда, папа? – обратилась за поддержкой к отцу Ольга.
– Здравствуйте, господин Лебедев! Извините, не сразу приветствовал вас лично. Раз уж мы встретились, хочу ещё раз остеречь вас. Прекратите печатать свои провокационные статьи в «Голосе народа». Это небезопасно. За просоветскую пропаганду в Таллине и Тар-ту берут под арест и отправляют в тюрьму. Пострадаете и вы и ваша дочь. Будет жаль та-кую красивую девушку… – Мяаге посмотрел влюблёнными глазами на Ольгу, которая собралась уходить.
– С Советской Россией Эстонии не по пути. Скоро это станет ясно всем, кто ещё на-деется установить у нас советскую власть! – повысил на этих словах голос Мяаге.
– Напрасно вы обвиняете меня, чуть ли не в большевизме, господин Мяаге. Очевидно, вы не читали моих статей. В них нет ни слова о советской власти в Эстонии. Однако, Эс-тонии и СССР необходимо развивать добрососедские отношения.
– Ладно, мы сами решим с кем и какие нам устанавливать отношения, – немного по-угас Мяаге, и в самом деле не прочитавший толком ни одной статьи Лебедева. Мяаге вновь обратился к Ольге: 
– Зря отказываетесь, фрейлен Ольга. Я уже смотрел этот фильм и с удовольствием посмотрю ещё раз. В Петсери, не говоря уже о Ирбоска, такая скука. Это не Таллин, где есть куда сходить вечерком. Кстати, я говорил о вас маме. Ей было бы интересно с вами познакомиться…
– Нет, Алекс, у меня на сегодня другие планы! – решительно отказалась Ольга, так ни разу и не согласившаяся на предложения Мяаге за два месяца знакомства, которое было случайным и началось в середине марта, когда ещё была жива Олина мама, Вера Василь-евна.
В тот ещё морозный солнечный день в дом Лебедевых нагрянула полиция в сопрово-ждении наряда кайцелитов, прибывших из Печор.
Полицейские учинили форменный обыск, забрали некоторые рукописи и немногие книги, изданные в Советской России, которые Владимир Петрович покупал во время по-ездок в Тарту, где учился старший сын. Пользуясь безнаказанностью, кайцелиты – моло-дые и малограмотные парни, набранные в основном из детей зажиточных хуторян, пыта-лись нагло приставать к Ольге и угрожать Владимиру Петровичу, вступавшемуся за дочь. Безобразие грозило перерасти в нешуточный скандал, с участием соседей и, прежде всего, недавнего переселенца из Германии Никиты Ивановича Бутурлина, поспешившего на по-мощь Лебедевым.
Бутурлин – этот поистине русский богатырь и бывший офицер русской армии, сра-жавшийся с большевиками в войсках Юденича, а ныне сосед Лебедевых, сильно повздо-рил в тот день с наглыми кайцелитами. Свернул одному из них скулу, другому расквасил нос и получил в ответ удар кулаком под глаз, растёкшийся внушительным синяком. Труд-но сказать, чем бы всё закончилось, не призови своих подчинённых к порядку, вовремя появившийся лейтенант Мяаге. Этому же способствовал начальник местной полиции Ро-тов, уважавший Бутурлина и оказавшийся на месте конфликта как нельзя кстати.
На следующий день лейтенант Мяаге приехал из Печор на новом немецком мотоцик-ле «Цундап» с коляской и самолично вернул Лебедеву часть конфискованных книг по русской литературе, изданных уже в Ленинграде.
Вёл себя Алекс, на сей раз, крайне вежливо, извинился за своих «горячих эстонских парней» и в награду был приглашён к чаю. В тот день измученная тяжёлой болезнью и сильно похудевшая Вера Васильевна вставала из постели в последний раз.
Это приглашение от широты и доброты русской души оказалось напрасным. Мяаге почувствовал себя вхожим в дом Лебедевых и с тех пор, пользуясь каждым удобным слу-чаем, старался заглянуть к Ольге, которая ему очень нравилась. Однако взаимных симпа-тий он так и не добился. Едва заслышав треск мотоцикла Алекса, Ольга старалась поки-нуть дом и не встречаться с ним.
И ведь никто, ни мама, которая прошлой осенью была ещё в силе, ни отец, ни кто другой из окружавших её людей даже не подозревали, что Ольга была влюблена. Эта лю-бовь была её самой сокровенной тайной. Она была влюблена с прошлой осени, когда в конце сентября гостила в Никольеве у тёти Нади и тайком, одна, ходила на вечерние про-гулки в приграничный лес, по которому проходила граница, неумолимо притягивавшая к себе семнадцатилетнюю девушку. Такова была её удивительная судьба…
Мяаге был сильно огорчён, когда Лебедевы покинули дом кузнеца, пытался прово-дить их, но потом махнул рукой и вернулся к грузовику, с которого снимали латунный ра-диатор. Пантелеев тем временем готовил паяльную лампу, канифоль, оловянный припой и наждачную бумагу, собираясь запаять протечку.
Помимо кайцелитов из кузова выбрались поразмяться четверо мужчин средних лет в кепках, потёртых пиджаках и брюках, заправленных в сапоги. До Ольги донеслись обрыв-ки их разговора с офицером пограничной стражи. Мужчины в штатском разговаривали между собой по-русски, а с эстонскими офицерами по-немецки. В разговоре, суть которо-го Ольга не поняла, не расслышала, пару раз промелькнуло «Никольево».
Один из мужчин – высокий и стройный, несмотря на сорокалётний возраст, снял кеп-ку и пригладил рукой вьющиеся светлые волосы. Симпатичный блондин заметил краси-вую девушку, подмигнул ей и улыбнулся. Ольга показала ему язычок и отвернулась.
Через минутку, словно спохватившись, она оглянулась, но не на Мяаге, помахавшего ей рукой. Ольга внимательно осмотрела четверых мужчин в штатском. Её охватило тре-вожное предчувствие.
В это же время Никита Иванович Бутурлин внимательно разглядывал из своего окна четверых мужчин, выбравшихся из крытого кузова размяться. Жена облокотилась на его могучее плечо, и тоже выглянуло в окошко.
– Что там, Никита?
– Да вот, Машенька, смотрю на этих четверых…
– Ну и что же в них интересного. Мужики, как мужики.
– Да нет, Машенька, похоже, что не простые эти мужички. Вот тот, самый старший, с седыми висками, видишь?
– Вижу.
– Сдаётся мне, что фамилия этого человека Берг, зовут его Иваном Андреевичем и служили мы с ним вместе с восемнадцатого по девятнадцатый год…
– Да что ты говоришь, Никита! – испугалась жена. – Столько лет прошло, лучше и не вспоминать о том страшном времени. Бутурлин ощутил, как дрожит тело жены.
– Успокойся, Машенька. Может быт это и не он, просто похож. Двадцать с лишним лет прошло, да и что за дела у штабс-капитана, потомка остзейских баронов с этими чу-хонцами?
Бутурлин задёрнул занавеску и обнял жену.

4.
Те четверо мужчин, вышедшие поразмяться из фургона грузовика возле дома Панте-леевых и беседовавшие с офицером пограничной стражи, беспокоили Ольгу. Очень уж они походили на диверсантов, которых в последнее время в большом количестве перебра-сывали в Советский Союз через западную границу на всём её протяжении.
Об этом ей вчера рассказывал Игорь во время вечерней встречи на границе у люби-мого калинового куста близ болотца, где цвели роскошные жёлтые купальницы, хорошо видные даже в темноте.
Из погранотряда поступило предупреждение, что по агентурным данным в конце не-дели на двухсоткилометровом участке границы, охраняемом отрядом, возможен прорыв вооружённой группы. А то, что те угрюмые мужчины в кепках и есть та, группа, в этом Ольга не сомневалась, а потому ей было необходимо встретиться с лейтенантом Лебеде-вым, предупредить…
Вот ведь какие дела, вчера только встречались, а она вновь искала встречи с Игорем. Уже и день, прожитый без него, ей был не мил. Влюбилась девушка, вот-вот совсем поте-ряет голову и уйдёт с ним вместе на таинственную советскую сторону, рисовавшуюся в её богатом воображении огромной сказочной землёй, населённой людьми добрыми и краси-выми, словно былинные богатыри.
Но ведь сегодня случится не только обычное свидание, каких с апреля было уже семь, а встреча, на которой она предупредит лейтенанта о появлении в окрестностях Никольева в лагере кайцелитов четверых неизвестных. Эти пойдут через границу, недаром их сопро-вождали офицер пограничной стражи Вальтер Ланге и Алекс Мяаге, сразу же укативший обратно в Печоры, наверное, с докладом, на своём новом мотоцикле, какого не было ни у кого в округе.
Мяаге был в неё влюблён и это пугало Ольгу. Ей было неприятно смотреть в его со-всем уж светло-серые, едва не белые и наглые глаза. Воистину «чудь белоглазая», как го-ворила о таких эстонцах бабка Варвара, известная в Изборске ворожея, снимавшая с лю-дей порчу, привораживавшая и отвораживавшая парней и девушек, тайно приходивших к ней, когда было совсем невмоготу.
Ольга уже и сама подумывала зайти к бабке Варваре вечерком, да никак пока на это не решалась.
– А что если сходить завтра, в воскресенье, когда отец уйдет в церковь? – подумала Ольга, и на сердце стало чуть полегче. Отец скорее был неверующим, но и не атеистом, как учившийся в Тарту старший брат Юра. Сама она ещё не решила, какой ей быть в столь деликатном вопросе. Ещё в детстве Ольга прочитала Библию, но ничего в ней инте-ресного для себя не нашла. Маленький золотой крестик на цепочке – подарок крёстной мамы, какою при её крещении была тётя Надя, она носила, не снимая, однако не молилась на иконы, которые были в их доме.
Отец тоже на иконы не молился, молилась мама. По воскресеньям они ходили в цер-ковь, и мама обиделась, когда однажды, повзрослев, Ольга отказалась ходить вместе с ни-ми. Теперь храм посещал папа.
Бабка Варвара тоже в церковь не ходила, как вспоминали пожилые люди, с тех дав-них пор как батюшка отчитал её за связь с нечистой силой.
«Схожу к бабке Варваре и завтра же, пусть погадает мне на суженого и, если сможет, то отворотит Мяаге», – в очередной раз решилась Ольга, но почему-то ей не полегчало от этакого решения. Её охватывало волнение от предстоявшей встречи с Игорем. Вот только бы пришёл, вдруг не увидит голубей?   
Между тем, она благополучно подъезжала к деревне Никольево, в небе над которой вдруг закружились турманы дяди Лёши – прекрасные голуби, которых он умудрился при-везти со своей Родины из-под Курска еще в то жестокое безвременье, когда в России по-лыхала Гражданская война и такого понятия для этих мест, как «граница», ещё не сущест-вовало.
– Боже мой! – ахнула Ольга, увидев, что дядя опередил её на этот раз.
«В такую хорошую погоду птицы будут летать часа три, не меньше. Так просто их не посадишь, а если и сядут, то не поднимешь их ни в шесть, ни в семь часов!» – в мыслях сокрушалась девушка: – «Что же делать? Как предупредить Игоря Лебедева?»   
   
5.
Как обычно около шести часов вечера лейтенант Лебедев поднялся на пограничную вышку, построенную на территории заставы, обнесённой деревянным забором и принялся осматривать окрестности, время от времени прикладывая к глазам бинокль, взятый у ча-сового.
Голуби взлетели значительно раньше и теперь кружили за лесистой возвышенностью над деревней Никольево, которую нельзя было разглядеть даже с вышки. Они встречались прошлым вечером, и он не ожидал сегодня новой встречи, а потому просто следил за по-лётом птиц. Ольга рассказывала, что голубями увлекается муж её тёти Нади Алексей Ива-нович, привёзший две пары породистых курских турманов со своей родины из-под Кур-ска. В деревеньке Никольеве, в которой насчитывалось семнадцать крестьянских дворов, голубей никто кроме Алексея Ивановича в настоящее время не держал, зато от его поро-дистых турманов пошло многочисленное потомство, разошедшееся по многим окрестным деревенькам. Держали красивых голубей «от дяди Лёши» и в Изборске и в Печорах, а первым, кто развел их в старинном городке, был Ольгин брат Юра, теперь заканчиваю-щий учёбу в университете города Тарту.
Об этом и ещё о многом другом Лебедеву рассказала Ольга во время коротких, насы-щенных свиданий, когда каждая встреча казалась счастьем, а расставание – мукой…
Лебедев осмотрел заставу – участок земли сто на сто метров, окружённый деревян-ным забором, выкрашенным в любимый пограничниками зелёный цвет. Вот здание заста-вы, выстроенное из кирпича. В нём спальное помещение на весь личный состав в сорок два человека, именуемое казармой. В нём же, со стороны входа вдоль стены, так чтобы всегда было под руками, хранится оружие: винтовки на подставках – их редко бывает и половина, а остальные вместе с хозяевами на службе, станковый пулемёт, прозванный в народе «Максимом» – самое грозное оружие пограничников, всегда на заставе. Ручных пулемётов побольше, обычно два или три, один на границе. Ещё хранятся поблизости па-троны и гранаты в цинках и ящиках.
У входа в казарму постоянно дежурит дневальный, он же наводит в помещении над-лежащий порядок. Против спального помещения каптёрка, которой командует старшина. Чуть дальше по коридору – комнатка телефониста, затем канцелярия, она же и кабинет начальника заставы старшего лейтенанта Колесникова, потом медпункт, в котором распо-ряжается Марина Колесникова, далее его комната, выделенная лейтенанту Лебедеву, как холостяку и чтобы поближе к солдатам, потом дежурное помещение, где, сменяясь, сут-ками находился дежурный по заставе командир отделения.
Напротив – солдатская столовая с кухней и кладовой, и «Ленинская комната», осо-бенно любимая солдатами, да и всеми жителями заставы, в том числе обеими женщинами и подраставшими дочками старшины Боженко. Там были подшивки с газетами и журна-лами, настольные игры: шахматы, шашки и домино, небольшой бильярд, несколько сто-лов и десятка три табуретов – это для политзанятий и самоподготовки. И, конечно же, в «Ленинской комнате» показывали два раза в месяц кинофильмы, и сегодня, в субботу, на специально выделенной полуторке на заставу из комендатуры уже привезли хороший фильм. По этому поводу столы в комнате передвинули в дальний угол, а табуреты расста-вили в ряды, добавив к ним ещё с десяток, принесённых из спального помещения. Первый ряд всегда выделяют для начальника заставы и его жены Марины, которая придёт с ма-лышом, любившим поспать во время фильма на руках у мамы, и для семьи Боженко, ко-торую ожидали сегодня в полном составе. С краешка ещё оставалось одно место для лей-тенанта, если вдруг заглянет. А ожидаемые гости из соседнего колхоза, и бойцы рассажи-вались в остальных рядах.
Старослужащий солдат Якушкин, дежуривший на вышке, наговорился вдоволь с лей-тенантом, которого уважал, присел немного отдохнуть и с удовольствием допивал из фля-ги холодный чай. Боец заканчивал наряд. Через полчаса его сменят, он оставит винтовку и боекомплект в казарме, сбегает помыться в маленькую баньку, поменяет нательное бельё, поужинает и вместе со своей зазнобой Любой, которая обязательно придёт сегодня на за-ставу, посмотрит фильм.
Сегодня очередь заставы Колесникова. Два раз в месяц, в дни которые становятся из-вестны накануне, отрядный киномеханик Кухтин привозил, обычно на полуторке с про-дуктами свой киноаппарат с десятком круглых металлических коробок с плёнками оче-редного фильма.
В такие дни на заставе был праздник и все свободные от наряда солдаты, а также жё-ны начальника заставы и старшины, с детьми, для которых выделялся первый ряд, соби-рались в «Ленинской комнате», сдвинув стулья и табуретки в середину своего маленького уютного кинозала. Когда уже гас свет и начинался киножурнал с хроникой, который встречали аплодисментами, подходили, если были свободны от службы начальник заста-вы старший лейтенант Колесников или его заместитель лейтенант Лебедев. Но так, чтобы оба сразу – такого не вспомнить. И даже сорокалетний здоровяк старшина Боженко, кото-рому довелось воевать ещё в Гражданскую войну и с Деникиным и с Юденичем и с бело-поляками, в обязанности которого входило хозяйство заставы, появлялся на фильме не всякий раз – служба. Но сегодня старшину ожидали, что, впрочем, радовало далеко не всех солдат – строг был старшина, мог отчитать за пустяк перед деревенскими барышня-ми, а ведь так хотелось пофорсить перед ними, пройтись «эдаким гоголем».
Сегодня и вовсе зрителей будет немного – усиленный наряд, вот и с резервной заста-вы бойцы подошли и сразу после развода уйдут на границу. Так что повезло Якушкину. Уже слышал боец, допивавший свой чай, какой фильм привезли. Весёлый, интересный! «Цирк» называется. Он его уже смотрел в прошлом году и с удовольствием посмотрит ещё.
Якушкин уже рассчитал, что, наверное, этот фильм последний для него на заставе и в конце мая, под праздник пограничников5, единственный с заставы отбудет домой – демо-билизация! И то, пора, три календарных года давно уже отслужил, подчистую! Шесть ме-сяцев и двенадцать дней сверх того уже набежали. Сам виноват, не заладилась поначалу служба, полгода провел в дисциплинарном взводе, теперь стыдно об этом и вспоминать.
И поедет домой уже не двадцатилетний ярославский паренёк Вася Якушкин, а два-дцатитрёхлетний мужчина – рядовой Василий Иванович Якушкин в уже приготовленной и выглаженной новой гимнастёрке с медалью «За отвагу» и значками со спортивными разрядами. Значки у многих есть, а вот медаль – большая редкость. Её Якушкин заслужил в прошлом году. Большая группа диверсантов прорывалась через границу. Боец был ра-нен, но врага не пропустил и задержал, за это и был награжден серебряной медалью с именным номером.
Поедет Василий Иванович с выстиранной новой шинелью в скатке, на что договорён-ность со старшиной уже имеется, и будет в ней щеголять в своей распрекрасной деревень-ке Ярихе, выстроившейся на высоком берегу Волги добротными рублеными домами с расписными наличниками. А пока рядовой Якушкин дохаживает в старой шинели из под-менки, да не беда, холода позади и нужна она только ночью – ведь солдатская шинель, что дом родной, расстегнул хлястик, завернулся как в одеяло и спи хоть на земле.
Поедет с добротным чемоданом, купленным в Пскове, где побывал за службу дваж-ды, в увольнении. А в чемоданчике том припасены подарки для родных, заказанные и ку-пленные в автолавке, приезжавшей на заставу раз в месяц, на отложенные за три года рубли из скудного солдатского денежного довольствия.
Только вот никак всё не решит старослужащий солдат Вася Якушкин – одному ему ехать или?…
– Товарищ лейтенант, как думаете брать мне с собой Любашу мою, вы её видели – беленькая такая, глаза голубые. Платьице белое в горошек и кофточка розовая на ней. Приходит ко мне из деревни? – неожиданно спросил отеческого совета у старшего по зва-нию хоть и младшего годами Лебедева старослужащий рядовой Якушкин.
– Как же, помню, хорошая девушка, добрая. Как же это ты возьмешь её, Якушкин? Объясни?
– Верно, добрая. Долго не ломалась, – подумал про себя Якушкин, а лейтенанту при-нялся объяснять:
– Известно как. Распишемся. Свадьбу сыграем, сначала в деревне, как у Егорова было в прошлом году, а потом уедем на Волгу. Ух, и соскучился я по родным местам. Время к лету, очень хочется переплыть Волгу!
– Женись, может быт и вправду здесь живёт твоё счастье, Якушкин, – рассеянно отве-тил лейтенант, а сам всё думал об Ольге, наблюдая за полётом голубей.
– Хорошо летают, товарищ лейтенант! – сменил наболевшую тему и загляделся на благородных птиц рядовой Якушкин. – Я за ними наблюдал в бинокль. С вышки хорошо их видно. Жаль, что редко ставят в наряд на вышку. Высоко и сухо, да и застава рядом, не то, что на границе.
Фильм смотреть, пойдёте, товарищ лейтенант?
– Пока не знаю. Сегодня усиленный наряд. Восемь бойцов и командир отделения из резервной заставы направлены к нам в помощь. Если после развода сразу не уйду на гра-ницу, тогда посмотрю.
– Знаю, – вздохнул Якушкин, сочувствуя тем, кто заступал сегодня в наряд.
 – А я вот в баньку, на ужин, а потом с Любаней в кино…
– Заснёте среди фильма, после бессонной ночи, – улыбнулся Лебедев.
– Никак нет, товарищ лейтенант! Фильм весёлый, не засну, да и девчонки из Василь-ково семечек принесут. Нет, пока гостей не выпроводят с заставы, не лягу, а вот потом ус-ну, как убитый до самого подъёма, – охотно изложил старослужащий солдат программу своего свободного вечера.
«А завтра по утру занятия, после обеда отдых, потом развод и снова на охрану госу-дарственной границы – такова пограничная служба», – подумал про себя Лебедев.      
– Ладно, товарищ Якушкин, смотрите на голубей, готовьтесь сдавать пост и ступайте, в баню и в кино! – Лебедев вернул солдату бинокль, привычно и легко спустился с выш-ки, придерживая рукой саблю, которую офицерам полагалось носить по форме, и отпра-вился в казарму. Начальник заставы сам не ходил с бесполезной, путающейся под ногами саблей на границу, и от Лебедева того не требовал, но в расположении заставы, приходи-лось соблюдать полную форму.
– Слушаюсь, товарищ лейтенант, сдать пост и идти в баню и в кино! – вытянулся ча-совой на вышке рядовой Якушкин, провожая взглядом лейтенанта, которому служить ещё, не считая училища, двадцать лет, а то и больше! 
 
*
– Вопросы есть, товарищи! – закончил инструктаж начальник заставы старший лей-тенант Колесников.
 – Никак нет, всё ясно! – ответили командиры отделений и старшина Боженко родом с Украины, а потому, как и всякий «основательный хохол» – служака, каких поискать. По части «тыла» начальник заставы был за ним как за каменной стеной.
– Тогда выполняйте! Товарищ старшина, стройте заставу на развод, через пару минут я подойду, а вы товарищ лейтенант, задержитесь.
– Слушаюсь! – отдав честь, командиры отделений и старшина вышли из кабинета на-чальника заставы.
Начальник заставы достал из кармана серебряные часы на цепочке:
– Сверим часы, Игорь Владимирович, так Колесников частенько обращался к Лебеде-ву наедине или во внеслужебной обстановке, переходя на имя отчество и «на ты».
– Сверим Михаил Иванович. – Лебедев извлёк на свет свой карманный «хронометр», подаренный ему родителями на двадцатилетие, стоивший целую месячную зарплату отца.
Лебедев сверил часы и, вспомнив о семи вечера, привычно выглянул в окно, выхо-дившее на запад. Голуби, запущенные дядёй Лёшей, о котором рассказывал Ольга, краси-во парили в восходящих потоках воздуха.
Горн заиграл построение и послышался топот солдатских ног, обутых в подкованные и начищенные сапоги. И старший лейтенант Колесников, и лейтенант Лебедев и, конечно же, старшина Боженко, Тарас Васильевич, любили повторять перед строем погранични-ков, уходивших на охрану Государственной границы:
«Вы представляете на передовом посту вашу страну Союз Советских Социалистиче-ских Республик! Ваш внешний вид должен быть безукоризненным!»
Колесников убрал документы и карту охраняемого третьей заставой участка в сейф, захлопнул стальную дверцу и закрыл на ключ, который оставлял дежурному по заставе. Лебедев вновь выглянул в окно и вздрогнул от неожиданности.
В чистое небо, за ломаной линией леса, стремительно набирая высоту, взлетали четы-ре маленькие точки. Это были голуби, четыре Ольгиных турмана, которых она частенько забирала домой, и запускала над Изборском, и эти голуби взлетели ровно в семь часов, спеша достигнуть стаи!
– Что с тобой, Игорь Владимирович? – заметив растерянность лейтенанта, спросил начальник заставы.
– Нет, ничего, – спохватился Лебедев.
– Что это ты увидел в окне?
– Ничего не увидел, Михаил Иванович, просто задумался, – принялся оправдываться Лебедев, осознавая, наконец, сигнал, посланный в небо Ольгой.
– Вот и она предупреждает, значит и она знает, что на той стороне появились подоз-рительные лица! – подумал Лебедев.
– Я уверен, товарищ старший лейтенант, у меня предчувствие, что сегодня будет по-пытка прорыва через границу. Михаил Иванович, разреши мне лично остаться на границе до утра.
– Уверенность, это хорошо, Игорь Владимирович! Особенно хороша уверенность в своих силах при задержании нарушителей. Я заметил, что у тебя прямо таки чутье на на-рушителей! Если оно и дальше не изменит, то из тебя выйдет отличный пограничник, то-варищ лейтенант!
После двадцати двух часов участок границы переходит под вашу, товарищ лейтенант, ответственность до шести утра, пока окончательно не рассветёт, а я буду с резервом на за-ставе. Удачи! – закончил свой инструктаж начальник заставы.
Колесников с Лебедевым вышли на воздух. Солнце склонялось к высокому бору, сре-ди которого пролегала граница. Воздух посвежел, чувствовалось приближение вечерней прохлады. Через час в «Ленинской комнате» начнётся фильм и солдаты, сдававшие внут-ренний караул и наряд по заставе и те, которые вернутся с границы, должны были успеть, если не помыться в бане, то хотя бы быстро поужинать, а фильм, который ждали две не-дели – дело святое. Вот уже и «приятные гости» из соседнего колхоза подошли, на сего-дня в количестве шести девушек, старшей из которых не было и двадцати – простые кре-стьянские девчата в ситцевых платьицах и кофтах, накинутых на плечи. Задержавшись у ворот заставы, в ожидании, когда им разрешат войти в расположение, девчата снимали ре-зиновые ботики, в которых им возвращаться домой по вечерней росе, и надевали туфли на каблучках, потом смотрелись в зеркальца, поправляли волосы и махали руками знакомым бойцам.
Процедура развода с главными словами: «Приказываю заступить на охрану Государ-ственной границы Союза ССР» и такого же чёткого ответа: «Есть заступить на охрану Го-сударственной границы Союза ССР» продлилась несколько минут, в течение которых старшина Боженко придирчиво и профессионально осмотрел внешний вид пограничников и состояние оружия, сделал небольшие замечания и потребовал их немедленно устранить.
Чуть в сторонке, под сенью высокой цветущей яблони, посаженной лет пятнадцать назад, как говорили в год основания заставы, стояли жёны начальника заставы и старши-ны. Марина Колесникова – фельдшер по образованию и заведующая санчастью, что для женщины на заставе было большой удачей, держала на руках двухлетнего сынишку с красным флажком в маленькой ручонке, которым малыш размахивал в меру своих силё-нок. Прижимая к себе сына, Марина любовалась мужем.
– Высок и строен, статен и пригож! Всего-то двадцать пять неполных лет – через ме-сяц день рождения, а уже старший лейтенант. На груди медали – «20 лет РККА» и «За боевые заслуги». В августе обещан долгожданный отпуск, поедут под Воронеж, к её род-ным, вот будет радость! – размечталась Марина, следя влюблёнными глазами за супругом.
Дочки старшины Боженко, выстроившиеся по росту возле мамы, зажали в кулачках маленькие букетики из фиалок и ландышей, и махали пограничникам свободными ручон-ками.
Дородная, подстать супругу, тридцатилетняя Полина Семёновна нежно гладила дево-чек крупной белой ладонью по светло-русым головкам и с удовольствием наблюдала за строем. Солдаты, которые были для неё словно большие дети, и которых она обстирыва-ла, будучи на заставе штатной прачкой, стояли навытяжку и были дивно как хороши – в выглаженных гимнастерках, перехваченные шинельными скатками, ремнями на поясе и от винтовки, висевшей у каждого на правом плече. Сапоги, хоть и не новые, были до бле-ска начищены, а зелёные фуражки красиво сидели на аккуратно подстриженных головах.
– Вы идёте на охрану государственной границы Союза ССР. Солдат с той стороны должен видеть вас в опрятном виде и судить о стране, которую вы охраняете, по вашему внешнему виду и весёлым лицам, – любил приговаривать старшина на разводе, любуясь бойцами, которым по-отечески заботливо подбирал и помогал подогнать форму.
Начальник заставы отдал команду взмахом сабли, горн заиграл «Поход», послыша-лись команды: «Напра-во»! и «Ша-гом марш»!
Вслед за последней командой солдаты дружно грянули «Катюшу» – любимую песню пограничников, отлично подходившую под строевой шаг:

Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег, на крутой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег, на крутой.

Выходила, песню заводила
Про степного сизого орла,
Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла.
Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла.

Ой ты, песня, песенка девичья,
Ты лети за ясным солнцем вслед
И бойцу на дальнем пограничье
От Катюши передай привет.
И бойцу на дальнем пограничье
От Катюши передай привет...

Красивая песня, азартно подхваченная девчатами, забежавшими дружной стайкой на территорию заставы, поплыла над старорусским краем, над полями и лесам с рассыпан-ными тут и там маленькими деревушками, утопавшими в бело-розовой дымке цветущих садов, и слышали её многие русские люди по обе стороны границы, вышедшие из изб или бань подышать вечерней свежестью.
Потоки настоянного на сосновой хвое целебного прохладного воздуха поднимались от древнего зелёного бора. Под сень могучих сосен походным строем, размеренным века-ми шагом русских воинов втягивался отряд из тридцати пограничников, с двумя служеб-но-розыскными собаками на поводках. Во все времена русские воины уходили в дальние и ближние походы с доброй и красивой песней, подлаженной под строевой шаг. Вот и се-годня в тёплый майский день с хорошей песней о верной девушке Катюше, ждавшей сво-его бойца, уходили пограничники на охрану Государственной границы.

6.
Поднимаясь большими кругами всё выше и выше, ловя распахнутыми крыльями вос-ходящие от прогретой за день земли тёплые потоки воздуха, четвёрка Ольгиных турманов набрала высоту и влилась в кружившую над деревней Никольево голубиную стаю.
Занятая своими мыслями, Ольга рассеянно любовалась благородными птицами и вздрогнула, когда со стороны притихшего бора донеслась едва слышная песня о «Катю-ше». Эту песню, от звуков которой начинало неистово биться сердце, Ольга знала наи-зусть и частенько, с радостью напевала, когда была одна.
Впервые песню о «Катюше, дальнем пограничье и пограничнике, любовь к которому она сбережёт», Ольга услышала из приёмника больше года назад и песня «захватила» её. Потом она слышала её не раз, эту удивительную песню, преодолевавшую расстояния, пе-ли за зелёным бором русские пограничники и вместе с ними Игорь Лебедев…
– Видел ли он её сигнал? Видел ли четверку её турманов, поднявшихся в небо ровно в семь вечера, и через несколько минут смешавшихся со стаей? – мучительно размышляла Ольга.
– Да что с тобой, Олюшка? Что случилось, милая моя? Только вчера гоняла, как мальчишка, дяди Лёшиных голубей и вот опять! – озабоченно причитала тётя Надя. – Уж не заболела ли ты, голубушка, этими самыми голубями?
– Да нет, тётя Надя! Всё хорошо. Голубей я люблю! Пусть летают, пока сами не ся-дут, а я побегу на Егоркин порядок, там девчата собираются танцевать под гармонь! Вер-нусь поздно. Можно, переночую у вас?
– Да ты хоть отца-то предупредила?
– Оставила записку. Тётя Надя, ну, я пошла! – Ольга накинула на платье кофточку и подхватила корзинку с аккуратно свёрнутым брезентовым плащом и галошами.
– А это зачем? – удивился дядя Лёша, заметивший, что и в прошлый раз Ольга брала с собой его охотничий плащ с капюшоном.
– Вдруг дождь пойдёт!
– Да откуда ему сегодня взяться. Днём ливень прошёл, а сейчас, видишь, какое небо чистое, высокое. Какие красивые круги делают наши турманы! Прямо как у нас на Кур-щине! – мечтательно промолвил дядя Лёша, и в его глазах заблестели мелкие слезинки.
– Мама! Можно я пойду с Олей! – подбежала к ним младшая четырнадцатилетняя дочь Михайловых Аринка и, подхватив за руку, прижалась к Ольге, преданно заглядывая ей в глаза.
– Да не рано ли тебе, Аринушка? – засомневалась мать. – Отец, что скажешь?
– Делайте, как знаете, – махнул рукой Алексей Иванович.
– Только недолго, – напутствовала Надежда Васильевна девушек.
– Ладно, тётя Надя! – Ольга поцеловала тётю в щёчку, и выскочила на маленькую де-ревенскую улочку длинной в восемь домов с одной стороны и в девять с другой, по кото-рой неторопливо бродили свои и соседские куры. Норовили пеструшки заклевать зазе-вавшегося червячка, потерянное и не проросшее зёрнышко. Вслед за Ольгой увязалась счастливая Аринка, так хотелось ей послушать гармонь и посмотреть, как танцуют кад-риль. Можно и самой станцевать, если ребята позовут, а нет, так хоть погрызёт семечек и поглядит.
До Егоркиного порядка – уютной полянки на окраине деревни за последней избой, в которой жил некогда славный лихой паренёк Егорка, давно пропавший, как говорят, на японской войне, полянки, обсаженной высокими старыми кустами цветущей сирени, было минуты три ходу. В пути Ольга и Аринка здоровались с селянами. Аринка – своя, её как бы не замечали, а вот вслед Ольги неслись и шутливо-приятные и колкие слова деревен-ских «бесстыжих кумушек»:
– Ах, как похорошела Надькина племянница! Ну, хороша, краса ненаглядная! Косу обрезала, как городская, а ей и так к лицу!
– Да что ты, Нюра! Сравнила тоже. Наша Олюшка – прямо княжна ненаглядная и имя у неё хорошее, как у Ольги Псковитянки – святой равноапостольной великомученице.
– Вот помянула, тоже, к ночи и некстати. Перекрестись, соседка!
– Хороша девушка, дозревает, да никак не выберет себе парня по нраву. Сказывают, все ребята изборские по ней сохнут…
– Ладно бы только изборские. Офицер этот чухонский, который недалече от нас уст-роил лагерь для своих обормотов, тоже подход к ней ищет. Правду ведь говорят, Олюшка-голубушка, а?
– Да ну вас, тётки, с вашими сплетнями! – вспыхнула Ольга. – И вовсе он мне не люб!
– А кто ж тебе люб, краса-девица? Гляди, какие у нас парни, хоть и мало их, да серь-ёзные все, не шалуны. За таким будешь, как за каменной стеной. Выбирай, краса нена-глядная!
– Про ваших пока я не знаю, и вообще!… – что «вообще» Ольга так и не договорила, а побежала, ухватив навязавшуюся ей Аринку за руку, к уже близким кустам, покрытым душистым сиренево-белым облаком, откуда слышались малиновые переливы ласковой гармони. Побежала, чтобы отстали, наконец, настырные и бессовестные бабы, топившие свои баньки и собиравшиеся мыться, париться и миловаться со своими отдохнувшими по-сле недельных трудов мужиками.
Побежала, а у самой, вдруг, и сама не знает, откуда, возникла такая нескромная мысль, от которой сразу же залилась краской:
– Хорошо бы и нам попариться в баньке вместе! – так неожиданно представила она себя с любимым Игорем Лебедевым. – Вот и всё тело по весне так и ноет, огнём горит, ед-ва подумаешь о нём, о любимом! Видно правду говорят мудрые женщины, всё на себе ис-пытавшие – «дозревает голубушка».
Скорее увидеть бы милого Игоря! Прижаться пылающими губами к его пахнувшим приятным одеколоном холодным щекам, утолить огонь его поцелуями, если получится…
– Я не долго там буду, Аринка! – строго заметила Ольга. – Уйду! Раз уж навязалась на мою голову – помалкивай!


7.
От бора тянуло прохладой и сыростью. Малые утренние птахи, уставшие от дневных трудов, наконец, угомонились и присели на отдых в своих укромных гнёздышках, укры-тых свежей листвой и хвоей. Лишь соловушки робко пробовали голоса, готовясь к соль-ным ночным концертам.
Ольга ещё раз оглянулась на Никольево – не заметил ли её кто? Полюбовалась вид-невшимися профилями аистов и прислушалась.
За дальним концом деревни, примерно в километре от неё расположился лагерь кай-целитов, которым командовал Алекс Мяаге. Туда грузовик привез четверых немолодых мужчин, которых они видели сегодня днём вместе с отцом во время грозы у дома Панте-леевых. Сегодня в лагере было тихо, хотя обычно по вечерам кайцелиты горланили эстон-ские или немецкие песни, которые хорошо были слышны в притихшей деревне. 
Зато с другого, ближнего конца, с Егоркиного порядка доносились звуки гармони и весёлые, озорные песни девушек. Сегодня Ольга не стала танцевать, заявив, что оставляет сестру Аринку под присмотром старших девушек, которых угостила заранее припасённы-ми карамельками, и едва начались танцы, незаметно скрылась в кустах цветущей сирени. Только её и видели разинувшие рты парни.
Ольга сбежала с пригорка в небольшой овражек и, прячась за ореховыми и можжеве-ловыми кустами, побежала к бору. 
Уже на опушке, передохнув минутку под сенью вековых сосен, она извлекла из кор-зинки старый брезентовый плащ с капюшоном и надела его поверх ситцевого платья и кофточки. Затем сняла туфельки, натянула на ноги толстые, шерстяные носки, едва не достигавших коленок, которые связала мама ещё осенью, и обулась в галоши, очень даже неплохо смотревшиеся на её стройных ножках. Теперь можно было смело войти в сырой вечерний лес.
Сердце девушки, осторожно пробиравшейся тёмным вечерним бором, тревожно за-мирало от мысли, что очень скоро она преодолеет черту, которая отделяет её от любимого лейтенанта Игоря Лебедева. Чтобы ни было, она решительно перешагнёт несправедливую границу, разделявшую русских людей, живущих по обе стороны от неё, и войдёт в огром-ный мир, в который стремилась всем сердцем. Несмотря ни на что, она войдёт в новый и неведомый Мир, который называется СССР!
И оттого, что в этом Мире её грёз жил любимый Игорь Лебедев и ещё сто девяносто миллионов родных для неё людей, ей было совсем не страшно!

*
Лесом, Ольга шла уже с полчаса. На воле было ещё довольно светло, но под сенью сумрачного бора уже наступила ночь.
Громко хрустнула ветка. Ольга вздрогнула и затаилась, прислушиваясь к лесным шо-рохам. Острый слух никогда не подводил её. Вот опять хрустнула ветка. Вот ещё и ещё. По лесу шли несколько человек. Ольга уже слышала их тяжёлое дыхание и тихий разго-вор. Напрягая глаза, привыкшие к лесному сумраку, она всматривалась в прогалины меж-ду стволами сосен. Вот тень мелькнула, вот другая, третья…
Несколько тёмных силуэтов двигались мимо неё не более чем в двадцати шагах. Оль-га услышала приглушённую немецкую речь. Языком Гёте и Шиллера она владела с детст-ва. В Эстонии, где старательно забывали русский язык, немецкий был вторым, его учили в обязательном порядке в гимназиях и школах, а в городах без знания немецкого не полу-чить хорошей работы.
– Далеко ещё, господин лейтенант? – услышала она вопрос, заданный с заметным ак-центом.
– Километра полтора. Устроим привал, и будем наблюдать. Через границу пойдёте после полуночи, лучше под утро, когда русские дозоры будут сонные. Место я укажу, а там, как повезёт…
Лучше переходить после трёх ночи, когда, по словам часовых, начинается «собачья вахта, – пояснил знакомый Ольге голос на хорошем немецком языке.
– Да ведь это лейтенант Ланге, дружок Алекса. Ага! Он ведёт тех, четверых мужчин к границе, и будут они переходить её в полутора километрах отсюда! – обрадовалась Ольга, охваченная охотничьим азартом.
– Об этом надо обязательно сообщить Игорю Лебедеву!
Граница в этом месте уходила влево. С эстонской стороны невысокие лесистые хол-мы, опускавшиеся в поросшую мелким ольховником болотистую пойму ручейка, петляв-шего по низине, которая была уже советской.
Прошла минута, другая. Тени удалились и ничего больше, кроме обычных лесных шорохов, Ольга не услышала. Лишь неугомонная стремительная белочка, которую спуг-нули проходившие, проскакала неподалёку и исчезла в свежей сосновой хвое.
 Проводив взглядом белочку, Ольга продолжила свой путь уже привычным маршру-том.
 Вот и калиновый куст, усыпанный шапками белых дурманящих цветов, возле кото-рого они назначали свидания. Ольга укрылась среди цветущих веток и несколько минут наблюдала за открывшейся неширокой сырой луговиной, через которую, утопая сапогами выше щиколоток, переходил к ней под родимый калиновый куст лейтенант Лебедев, соз-нательно углубляясь при этом на несколько метров на территорию сопредельного госу-дарства.
Убедившись, что поблизости никого нет и наряд пограничников, проходивших обыч-но не чаще чем раз в час и немного в стороне по сухому месту, не на подходе, Ольга сняла галоши и носочки и убрала их в корзинку. Впереди, среди кочек с цветущими кустиками купальницы блестела вода. Ей предстояло перейти границу босиком через залитую талы-ми и дождевыми водами луговину возле пограничного столба, установленного на искус-ственной насыпи, а на той стороне укрыться в лесу и обуться в сухое.
Затаив дыхание, Ольга перешагнула незримую черту чуть правее деревянного столба, раскрашенного в красно-зелёную ёлочку с прибитым наверху начищенным суконкой ла-тунным гербом СССР, с пшеничными колосьями, охваченными двенадцатью ленточка-ми6, обнимавшими земной шар.

8.
На небольшой площадке, заботливо обсаженной молодыми берёзками, против окна дежурной комнаты постепенно собирались помытые и отужинавшие солдаты. Рядовой Якушкин, сдавший в числе первых свой пост на вышке, был здесь едва ли не первым.
Взяв у заступившего на дежурство по заставе командира отделения Агапова, потёр-тую, но хорошо настроенную тульскую гармонь, Якушкин уверенно перебирал лады, бе-седуя под звуки гармони с колхозными девушками, выстроившимися в ряд в ожидании бегом спешивших с границы кавалеров. А им желательно прежде помыться, хотя б пяток минут, быстро, как по тревоге, переодеться в чистое бельё, поужинать, и к девчатам. Очень уж хочется пообщаться с женским полом, вдохнуть запах недорогих, но приятных духов, какими обильно надушились девчата по пути на заставу так, чтобы не сразу выдох-лись.
Одна из девушек прижалась к плечу Якушкина и грустно смотрела ему в глаза. Все уже знали, что у них это серьезно, возможно, что даже любовь. Вот и в прошлом году увёз девчонку на Урал демобилизованный командир отделения Егоров. За неделю до отъезда сыграли свадьбу в деревне, и отпустил Колесников отделённого командира Егорова к не-весте на всю первую брачную ночь.
Вот и Полина Семёновна тоже местная, ей можно позавидовать. Муж в расцвете мужских сил, две дочки и вроде как опять беременная. Девчат в этом деле не проведёшь. Обстирывает сорок бойцов – эка работа, в колхозе не легче, зато получает полноценные денежки, а не трудодни…
О Марине Колесниковой не судили. Не чета деревенским женщинам, образованная, на фельдшера училась.
Пока старослужащие бойцы и деревенские девчата слушали весёлые переливы туль-ской гармони, первогодки, которым пока не до девчат, расселись на скамеечке вокруг старшины Боженко и перекуривали, внимательно слушая его рассказ о пограничной службе в далёкие двадцатые годы.
– Тарас Васильевич! – из окошка дежурного помещения позвала мужа Полина. – Зай-ди на кухню. Алимов просит утвердить раскладку продуктов на завтра.
Старшина поднялся со скамейки.
– На сегодня всё, товарищи бойцы. Отдыхайте, готовьтесь к просмотру фильма и что-бы ни единого окурка на земле!
– Слушаюсь, товарищ старшина! – хором ответили молодые бойцы.   
  А неподалеку возле кудрявой берёзки другая история. Якушкин передал гармонь и уединился с Любой на отдельной скамеечке.
– Возьми меня с собой, Васенька, умру я без тебя от тоски, – шептала девушка. – Я тебе буду доброй женой, сыночков рожу, вот увидишь!
– Откуда же ты это знаешь, Любавушка, ласково перебирая лады гармони, спросил Якушкин.
– Мудрая старушка мне нагадала, у неё верный глаз – как скажет, так и сбудется.
– А и вправду, взять тебя? Не обманешь с сыночками? – сделал вид, что задумался старослужащий рядовой Якушкин, бедовый ярославский парень с берега Волги.
– Не обману, милый…
Появился раскрасневшийся после бани лейтенант Лебедев, поздоровался с гостями заставы и под тихие смешки бойких девчат, болтавших с солдатами о всяких пустяках, искоса поглядывая на молодого и пригожего лейтенанта – «чем не жених»? забежал в зда-ние заставы и прошёл мимо распахнутого дежурного помещения. У входа он едва не столкнулся с Полиной Боженко и её девочками.
– Игорь, занеси завтра ко мне своё бельё и гимнастёрку с галифе. Постираю и выгла-жу, как следует, – напомнила Полина.
– Да что вы, Полина Васильевна, я и сам поглажу, – чуть покраснев, ответил Лебедев.
– Нечего стесняться, вот женишься, тогда другое дело, и не называй меня Полиной Васильевной. Просто Полина и чтоб «на ты»! – в который раз напомнила лейтенанту суп-руга старшины – женщина простая, местная, которую старожил заставы старшина Божен-ко взял из соседней деревни в первый же год службы в этих краях.
– Спасибо, Полина, занесу завтра. Только подворотничок не пришивай, сам при-шью… 
Дежурный по заставе, командир отделения Пётр Агапов – земляк Лебедева из-под Старой Руссы, призванный в погранвойска прошлой осенью, и месяц назад после оконча-ния школы младшего командного состава направленный служить на заставу Колесникова, оторвался от раскрытого окна, и, вытянувшись во весь рост, отдал лейтенанту честь. Ле-бедев козырнул дежурному по заставе, красиво приложив руку к новенькой зелёной офи-церской фуражке, а дежурный приготовился привычно доложить: «Товарищ лейтенант! За время дежурства никаких происшествий на заставе не случилось! Свободный от службы личный состав готовится к просмотру фильма! Дежурный по заставе командир отделения Агапов!»
– Вольно, Агапов, отставить доклад! – опередил его Лебедев. – Почта сегодня была?
– Так точно! Товарищ лейтенант! С киномехаником привезли, – доложил дежурный и виновато добавил: – Вам ничего не было, товарищ лейтенант…
– Спасибо, продолжайте нести службу. – Лебедев заметил вскрытое письмо, лежав-шее на подоконнике.
– От Алёнки… – пояснил Агапов.
– Я побуду у себя, а к началу фильма подойду, – уточнил Лебедев, открывая дверь в свою комнату, которая никогда не запиралась на ключ. В его распоряжении было минут двадцать. Успеть закончить письмо домой, затем, минут за пять до начала фильма, зайти в столовую поужинать, и вместе с нетерпеливо дожидавшимся его поваром, которому толь-ко снять колпак – и до утра свободен. Всё на маленькой погранзаставе заставе рядом.
Время пролетело незаметно. Фильм только что начался. Как всегда в самый неподхо-дящий момент отключилось электричество и солдат бегал на улицу запускать движок, на что ушло минут пять, в течение которых зрители шептались в полумраке, отодвинув тём-ные шторы на окнах, а Лебедев сидел в своей комнате, наблюдая за месяцем, показавшим-ся из-за леса, и думая об Ольге.
– Вот и поужинать забыл, – грустно улыбнулся Лебедев. Впрочем, есть совсем не хо-телось, аппетит куда-то пропал.
– Товарищ лейтенант, на выход! – позвал в приоткрытую дверь Агапов.
– Наверное, Колесников звонит с границы, – подумал Лебедев, вставая с крайнего та-бурета, и тихонько прикрывая за собой дверь.
– Что случилось? – заходя вслед за Агаповым в дежурное помещение, спросил он.
– Товарищ лейтенант! К вам пришла девушка.
Какая девушка? – удивился Лебедев. – Где она?
– Ждёт у ворот. Часовой её не знает, позвонил мне. Пустить?
Лебедев выглянул в окно. Шагах в пятидесяти, у входа на заставу рядом с часовым он увидел знакомый силуэт.
– Ольга! – едва не вскричал Лебедев и выбежал из здания.
 
9.
– Осторожно, господин штабс-капитан! Здесь коряга, можно вывихнуть ногу и тогда не удастся уйти от советских пограничников, когда начнётся преследование.
– Типун вам на язык, поручик! Ещё накличете беду. Ни черта не видно. Не думал, что вот так, после двадцати лет чужбины, ночью, по-воровски придётся возвращаться в Ма-тушку-Россию… – с большим чувством произнёс штабс-капитан Берг Иван Андреевич, предки которого происходили из остзейских немцев, присягнувших ещё царю Петру7 по-сле изгнания шведов из земель бывшего Ливонского ордена8 и взятия края под покрови-тельство России.
Несмотря на ливонские корни Иван Андреевич гордился своей родословной и ощу-щал себя истинно русским и православным человеком. Утратив имение под Сигулдой9, предки Берга с середины девятнадцатого века жили уже в Петербурге, среди русских и выбирали, как правило, военную службу.
Ни настоящей фамилии, ни имени Берга его спутники не знали, и он не знал кто они. Обращались все четверо друг к другу по званию: господин штабс-капитан, господин по-ручик, господин подпоручик и господин прапорщик – именно в таких званиях покидали Россию с остатками разбитых белых армий бывшие господа офицеры. Теперь, двадцать лет спустя, совсем как у Александра Дюма, бывшие белые офицеры, с убелёнными седи-ной висками, в том же фатальном числе, что и мушкетёры, приближались в большом вол-нении к искусственно возникшей в этих местах государственной границе. Нелепая, неес-тественная граница возникла прямо посреди ушедшей в историю Российской империи, на руинах которой возник новый субъект международного права – СССР. 
– Трудности возвращения на Родину нам зачтутся, господин штабс-капитан, не имею чести знать вашего подлинного имени, а кличкой или псевдонимом поминать, как-то не хочется, – влез со своим резюме подпоручик Крестовский, единственный из бывших офи-церов не скрывавший своей фамилии от нынешних коллег, с которыми в ближайшие часы предстояло перейти границу.
Все четверо – разные люди, объединённые общей судьбой, хоть и служили в разных белых армиях, разными путями уходили за кордон, закончили разные школы Абвера, го-товившие из русских эмигрантов разведчиков и диверсантов, которых в большом количе-стве засылали в Советский Союз накануне неизбежного столкновения окрепших наслед-ниц двух бывших империй – Германской и Российской.
Они познакомились на эстонском сухогрузе с очень трудно произносимым названием «Хийумаа» на пути следования из Штеттина10 в Таллин. Как каждый русский и к тому же бывший офицер, так и оставшийся подпоручиком с поздней осени двадцатого года, когда уплывал на французском корабле из Севастополя, куда врывались с шашками наголо кон-ные части Красной Армии, Крестовский стремился на Родину, не думая об опасностях ко-торые его там подстерегают:
«Только бы благополучно перейти границу!» – думал сорокадвухлетний подпоручик русской армии Николай Крестовский, шагавший по ночному лесу следом за эстонским лейтенантом. За ним шли – штабс-капитан, разменявший шестой десяток, сорокапятилет-ний поручик, принадлежавший к дальней ветке известного в России рода и сорокалетний прапорщик – молчун и здоровяк, явно не из дворянского сословия, скорее из торговцев, а то и из мастеровых.
– Честно говоря, я уважаю большевиков и их вождя Иосифа Сталина. Он и фюрер Адольф Гитлер, самые сильные личности в современном мире11. Обидно будет, если бан-киры из семейства Ротшильдов, обосновавшиеся в Лондоне и Нью-Йорке столкнут их в войне, – продолжал трепаться Крестовский, заводя штабс-капитана и поручика. – Я полу-чил истинное удовольствие, когда прочитал в берлинских газетах, как русский крейсер «Киров» молотил финляндское побережье семипудовыми снарядами от 180-тимиллиметровых орудий! Неслыханно! Какая-то букашка Финляндия сопротивлялась русским войскам три месяца! Товарищ Сталин терпеливо ждал, когда они сдадутся, и не форсировал событий, а зря. Подгони он к Гельсинфорсу12 всю Балтийскую эскадру и Финляндия пала бы после двух-трёх залпов!
– Что-то вы разговорились, подпоручик Крестовский. Симпатизируете большевикам? Тогда зачем вы здесь? – возмутился поручик.
– Вот именно, господин Крестовский! – поддержал поручика штабс-капитан. – Несёте всякую чушь! Вот уже и большевиков хвалите.
– Вовсе и не чушь, господин штабс-капитан. Как истинно русский человек, я горжусь успехами моей страны, хоть и не одобряю того строя, который там ныне установлен. Гор-жусь и тем, что Россия возвращает свои исконные территории. Спесивую шляхту обкор-нали так, что от неё вообще ничего не осталось. Была – и нету! Генерал-губернаторство теперь. А с Варшавой пусть разбираются немцы. Они покажут им, что значит порядок. Это вам, панове, не добренькие русские! Если большевики сумели создать сильную ар-мию и флот, то не осуждать же их за это, господа?
– Смотрите, подпоручик как бы вам сегодня не влепили пулю в задницу советские пограничники, которых вы так нахваливаете, – угрюмо заметил прапорщик, невзлюбив-ший Крестовского с первого дня вынужденного знакомства.
– Пограничников я не нахваливал, а пулю, если случиться, предпочёл бы получить в грудь…
– Господа, прекратите такие разговоры! – одернул младших по званию штабс-капитан.
– Заткнись, Крестовский. Ты бы это рассказывал немцам, а нам не надо и так кошки скребут по душе – ещё мрачнее добавил здоровяк прапорщик.
– Обращайтесь «на вы», прапорщик! – решительно потребовал Крестовский. – Эй, служивый! – Крестовский тронул эстонского лейтенанта за плечо. Далече ещё? – Ах, да вы ведь не говорите по-русски…
– Ist die Grenze noch weit? (Далеко ли ещё до границы?)  – повторил Крестовский свой вопрос по-немецки.
Однако Ланге понял его и без немецкого перевода. По-русски он и в самом деле гово-рил не важно, но кое-что, то, что попроще, понимал. О чём же так горячо разговаривали русские и почему ссорились ему понять, конечно, не удавалось. Однако такие отдельные слова, как: «Финляндия, Сталин, Гельсинфорс, Варшава» и обидное слово – «чухонцы», наводили на мысли, что русские говорят о политике, а до границы оставалось не более километра и следовало соблюдать тишину, тем более что в притихшем ночном лесу звуки разносятся на большие расстояния.
– Mein Herrschaften, seid still! Die russische Grenzsoldaten koennen ihre laute Gespraeche horen, (Господа, просьба говорить тише! Русские пограничники могут услышать ваши громкие разговоры.) – напомнил лейтенант Ланге. Он хорошо знал приграничный бор, к тому же ориентироваться на местности помогала луна. Проводить русских до удобного для перехода границы участка входило в обязанности Ланге. Он выбрал глухой заболо-ченный участок, на котором русские не выставляли секретов, но всё, как говорится, в «ру-ках божьих». Тут как повезёт…
Крестовский стал понемногу остывать, глупо было кому-либо чего-то доказывать. Россия для них была и родной страной и вражеским лагерем. Не дай бог попасть кому-либо в лапы НКВД, не пощадят. Даже если прийти с повинной, а Крестовскому такие мысли не раз приходили в голову, не станут церемониться: «белый» – значит враг, а по-тому загонят в сибирский лагерь, лет на двадцать, а то и на пожизненное…
«Только бы успешно перейти границу, не напороться на засаду и, если уж не повезёт – уйти от преследования», – думал Крестовский. Все четверо были вооружены надёжными немецкими пистолетами «Люгер». Точно такой же висел в кобуре на поясе у сопровож-давшего их лейтенанта, да и оба солдата, шедшие впереди, были вооружены немецкими винтовками. На плече у лейтенанта висел новенький немецкий автомат «Шмайсер», кото-рый он обещал передать русским, скорее всего, поручику перед переходом границы.
«Этот будет отстреливаться до последнего», – почему-то решил Крестовский, Сам он стрелять в молодых русских солдат не станет ни при каких обстоятельствах. Если повезёт, то уйдёт без стрельбы, если нет – на всё воля божья…   
Злобы к большевикам он уже не испытывал, но и помогать им бы не стал, а потому затеплилась крохотная надежда – забраться куда-нибудь подальше и затаится. Немцам служить, желания тоже нет, как ни крути – против своих, русских людей. Если терпели советскую власть двадцать лет, то, наверное, притерпелись. Таких выродков, как Троцкий и прочих «пламенных революционеров» и комиссаров из инородцев, зверствовавших во время Гражданской войны, либо изгнали из страны, либо расстреляли за старые грехи. Во главе страны теперь много русских людей, а товарищ Сталин, хоть и грузин, но человек православный, вроде даже учился в семинарии, и жена у него была русская и дети тоже русские. Обрусеет и он, главное, что страну поднял, и теперь за неё не стыдно…
– Mein Herrschaften, seid vorsihtig! Wir sind in zweihundert Meter unweit der Grenze. (Господа, соблюдайте осторожность! Мы в двухстах метрах от границы.) – шёпотом на-помнил русским лейтенант Ланге.
Крестовские прервал свои нелепые в такой ответственный момент воспоминания и втянул голову в плечи, пытаясь разглядеть сквозь ночной мрак и стволы деревьев, верши-ны которых посеребрил лунный свет, ту незримую линию, которая отделяла Европу от Советской России.
Сердце подпоручика болезненно сжалось. От этих мест, если даже идти пешком, до родного дома, выстроенного его предками неподалёку от Пскова, дойдёшь за световой день. Как-то там, спустя двадцать с лишним лет? 

10.
– Как же ты решилась на такое, милая моя! – Лебедев обнимал дрожавшую, словно от озноба Ольгу, осыпая её лицо горячими поцелуями. – Как же нам теперь быть?
– Я больше не могу без тебя жить! Сердце рвётся к тебе! Ноги сами несут! Что им граница… – Шептала Ольга, прижимаясь к любимому, сгорая от его поцелуев.
Часовой первогодок ошалело смотрел на лейтенанта и его необычайно красивую, не-ведомо откуда взявшуюся девушку, уронившую корзинку, обнимавшую и целовавшую на его глазах растерянного заместителя начальника заставы.
– Да ты вся горишь, не простудилась ли? – прошептал Лебедев.
– Не знаю, милый! Ничего не знаю! Я тебе должна сказать… – Ольга опомнилась и посмотрела на часового. – Уйдём, не здесь...
– Черненко! – обратился к часовому Лебедев, – не надо никому рассказывать о том, что видел, а если старший лейтенант Колесников вдруг спросит, скажи, что ко мне приез-жала знакомая из Пскова. Остальное я ему сам ему расскажу. Понял?
– Так точно, товарищ лейтенант! Так и скажу, если спросит – из Пскова, – поспешил ответить растерянный часовой.
– Всё Ясно? Продолжайте нести службу, рядовой Черненко!
– Слушаюсь, товарищ лейтенант!
– Только старшему лейтенанту Колесникову, если спросит, и больше никому! – лей-тенант обнял девушку правой рукой и подхватил корзинку левой, – пойдём, Оленька…
– Петро, ко мне приехала знакомая девушка из Пскова, – представил Лебедев дежур-ному по заставе земляку Петру Агапову, Ольгу, а сам сильно переживал и волновался, что, конечно же, не укрылось от внимания дежурного по заставе.
«Что же так поздно? Да и как она добралась?» – читал лейтенант немые вопросы в растерянных глазах Агапова, отметившего редкостную красоту девушки лейтенанта Ле-бедева.
«Агапов правильный парень, лишнего болтать не станет, но Колесникову доложить обязан, а тот непременно расспросит меня: кто такая, как смогла проникнуть в погранзо-ну. Да мало ли о чём может спросить старший лейтенант. Как ему объяснить? А если об этом узнают в комендатуре, в отряде?» – не хотелось и думать: «Будь что будет!» – плохо соображал Лебедев, не до того было.
– Вот моя комната, Оленька, здесь я живу. Да ты вся дрожишь, милая! – Лебедев снял с крючка вешалки шинель и укрыл ею плечи любимой.
Ольга склонила голову и прижалась щекой к грубому сукну, вдыхая волнующий за-пах любимого.
– Сейчас я принесу кипяток, мы будем пить чай. – Лебедев открыл ящик стола и дос-тал плитку шоколада. Шоколадом он уже угощал Ольгу во время свиданий, а эта плитка лежала по запас, ожидая следующей встречи.
– Подожди минутку, я сейчас вернусь, – Лебедев прикрыл дверь и прошёл в столо-вую. Агапов из дежурного помещения проводил его долгим встревоженным взглядом.
Повар готовил на большой чугунной плите, топившейся дровами. Она была ещё горя-чей, все четыре чайника стояли на ней, ожидая солдат и гостей заставы после окончания кинофильма – попить чайку на заставе не возбранялось. Здесь же на тёплой плите он за-метил свой ужин, заботливо прикрытый тарелкой. Приоткрыл – жареная картошка с ры-бой. – Ого, судак!
Лебедев снял с плиты горячий заваренный чайник и прихватил пару кружек и не-сколько ломтиков, выпекаемого в комендатурской пекарне особенного, очень вкусного белого хлеба в одну руку, спохватившись, положил в кружки кусочки сахара. В другую руку взял тарелку с картошкой и рыбой. Будь рядом повар, он, конечно же, нашёл бы к чаю ещё что-нибудь.
«Впрочем, ладно, спасибо за ужин Алимову», – подумал разволновавшийся лейте-нант.
Тем временем Ольга достала из корзинки аккуратно свёрнутый плащ, который пона-добится ей на обратном пути через сырой ночной лес, и извлекла из-под кусочка непро-мокаемой клеёнки плотный бумажный пакетик. В пакетике лежали четыре пирожка с ка-пустой, которые испекла к субботе тётя Надя.
Уложив плащ обратно в корзинку, накрыв галоши и шерстяные носки, она взяла в ру-ки книгу, которую очевидно читал Игорь. Вот и закладка – почтовый конверт с начатым письмом.
«Граф Монтекристо»! Надо же, Лебедев читает одну из её любимейших книг!
Отворилась дверь, и в комнату осторожно вошёл перегруженный Игорь с чайником, двумя кружками и тарелочкой, на которой лежали кусочки хлеба и сахара, в одной руке и эмалированной тарелкой, от которой исходил вкусный запах хорошо прожаренной рыбы, в другой.
– Я накормлю тебя рыбой с жареной картошкой и напою чаем, согреешься. Сейчас идёт фильм, все в «Ленинской комнате» и нас никто не увидит, а дежурный мой земляк из-под Старой Руссы, лишнего не скажет, – принялся зачем-то объяснять Ольге Лебедев.
– Я слышала звуки. Какой идёт фильм? – спросила Ольга, возвращая книгу на стол и приподнимаясь с кровати.
– «Цирк», – ответил Лебедев. – Я смотрел эту картину. Очень хорошая, – добавил он, ставя стаканы, и тарелки на стол, а горячий чайник на газету.
– Очень хочется посмотреть фильм, настоящий русский фильм. У нас таких не пока-зывают! – мечтательно произнесла Ольга, – Хоть чуть-чуть!
– Милая, нас там увидят! – Лебедев взглянул на часы. – Минут через тридцать фильм закончится.
– Жаль, – вздохнула Ольга. – Через тридцать минут я должна уйти. Да? – она так по-смотрела на лейтенанта, что сердце Игоря болезненно сжалось… 
– Родная моя! Да что же это мы! – Он обнял её и прижал к себе, жадно целуя. Шинель спала с её плеч.
– Иди ко мне, милый! – прошептала она, чувствуя, что вот сейчас, с этот освящённый Всевышним весенний вечер случится самое главное, к чему в смятении и душевных муках готовится каждая девушка, потерявшая от любви голову…

11.
Товарищ лейтенант, на сопредельной стороне замечено движение! – шёпотом доло-жил боец-телефонист Вашкевич, связавшийся со вторым секретом. – Отделённый коман-дир Валеев сообщает, что движутся в нашу сторону, – телефонист протянул Лебедеву, оч-нувшемуся от недавних и сладких воспоминаний, трубку полевого телефона.
– «Фиалка», я «Ландыш», докладывайте! – назвав позывные, негромко потребовал Лебедев, прикрыв трубку ладонью.
– «Ландыш», я «Фиалка», – ещё тише ответил Валеев, чей наблюдательный пункт был метрах в четырёхстах правее, – замечена неизвестная группа. Предположительно чет-веро или пятеро. Скрытно движутся вдоль границы в вашу сторону. Встречайте. – Связь прервалась.
Лебедев знал, что командир отделения и двое рядовых остались в секрете и продол-жают наблюдать. Групп могло быть несколько, так что Лебедеву и пятерым солдатам приходилось на первых порах рассчитывать на собственные силы до подхода резерва с за-ставы.
Между тем жизнь в предутреннем лесу пробуждалась. Засвистел-зацокал нетерпели-вый соловей, ему подпел другой. Лебедев взглянул на часы. Без двадцати четыре утра – «собачья вахта», как скажет часовой, хоть раз стоявший ночью на посту.
– Молодцы пограничники, не дремлют! – отметил про себя Лебедев. 
На сопредельной стороне, скрытой ночным мраком, совсем не ко времени застреко-тала сорока, обычно отдыхавшая в такой ранний час.
– Вот и её спугнули, – Лебедев вновь посмотрел на подсвеченный фосфором цифер-блат часов. Стрелки показывали без пяти минут четыре. Замеченная Валеевым группа бы-ла на подходе. До раннего майского рассвета оставался ещё почти час.
– Рассредоточиться, приготовить оружие! По возможности брать нарушителей живь-ём! – шёпотом приказал Лебедев. – Вашкевич, в тыл! Звони на заставу! – Лебедев зажал в правой руке «ТТ», в левой руке – телефонную трубку. 
Следом за спугнутой сорокой послышалось чуть слышное хлюпанье воды под осто-рожными шагами. Это мог быть лось, кабан или косуля, но в данный момент это были люди. Вот ветки крайних сосен заколыхались не так, как их могла потревожить ночная птица или слабый ветерок.
Лебедев припал глазами к окулярам бинокля, Было темно, однако оптика помогала, максимально возможно приблизив сопредельную сторону к засаде, устроенной в сотне метрах от незримой пограничной полосы. Из тёмного соснового бора с густым можжеве-ловым подлеском, круто спускавшимся в заболоченную лощину, на мгновенье показались четверо. Лебедев видел их спины с заплечными мешками и головы в низко нахлобучен-ных кепках. Воровато оглядевшись, люди с сопредельной стороны вновь пропали в мож-жевеловых зарослях. В этот момент он заметил пятого. Это был лейтенант эстонской по-граничной стражи. Он знал его, видел неоднократно, они даже приветствовали друг друга издалека, однако близко друг к другу не приближались и никогда не разговаривали. От Ольги ему было известно имя эстонского пограничника – лейтенант Ланге.
– Вот оно как! Права оказалась Оленька и на этот раз, идут диверсанты через границу, – подумал Лебедев и подал пограничникам знак «Внимание!». Пограничники на этот раз не только знали о замыслах врага, но правильно выбрали место для засады. Позавчера ут-ром, наш наряд, следовавший вдоль границы, заметил эстонских пограничников на той стороне как раз в тех можжевеловых кустах, где Лебедев только что заметил диверсантов, которых провожал лейтенант Ланге. 
Лебедев разгадал их намерения спуститься в лощину и перейти границу по неглубо-кому болотцу, где не возможно было проложить КСП. Там была протянута колючая про-волока, закреплённая на кольях, но её можно было осторожно приподнять.
Точно! Едва слышно забренчали консервные банки, навешанные на проволоку погра-ничниками, которые не могли не заметить нарушители, но и обойти их или снять без шу-ма тоже не могли.
– Приготовиться, товарищи! – шёпотом скомандовал лейтенант Лебедев, снимая с предохранителя свой «ТТ». За диверсантами, уже перешедшими границу по заболоченной луговине, осторожно ступая по кочкам, кое-где поросшим цветущими кустиками купаль-ницы с крупными и красивыми жёлтыми цветами, букетик которых он подарил позавчера вечером любимой Оленьке, теперь следили пять пар глаз. В их сторону смотрели три вин-товочных ствола, один ствол «Дегтярева» и пистолет лейтенанта Лебедева.

12.
Уже под утро, убаюканная соловьиными трелями, Ольга чуть-чуть задремала и тут же вздрогнула. За лесом возле границы поднялась стрельба. Стучал пулемёт, глухо ухали винтовочные и пистолетные выстрелы, трещали автоматные очереди.
Она поднялась и уселась на льняной простынке, постеленной поверх прошлогоднего сена, поджала ноги под ночную рубашку. Её хотели уложить в горнице, но она отказалась и ушла на чердак к голубям. Изредка оставаясь на ночь в тётином доме, Ольга любила спать наверху на душистом сене. Внизу, в комнатушках-спальнях должно быть тоже про-снулись, но в горницу никто так и не вышел. Такое случалось, ведь рядом граница, да и кайцелиты как-то стреляли ночью на стрельбище, устроенном возле крутого яра, с которо-го ребятишки катались зимой на санках.
Ольга посмотрела на старенькие часы-ходики, которые привезла из Изборска и пове-сила на чердаке дома тёти Нади и дяди Лёши, возле голубей. Около четырёх утра. Голуби просыпались, начинали ласково ворковать. Ей нравилось слушать голубиные разговоры, они убаюкивали.
– Значит, встретили пограничники диверсантов! Значит, уничтожат их и не пропустят на землю большой России! – Ольга гордилась своим мужем лейтенантом Игорем Лебеде-вым. Иначе как мужем она себе его уже не представляла.
Стрельба длилась не больше минуты и закончилась так же внезапно, как и началась.
Перед рассветом, сморённая усталостью и убаюканная голубиными разговорами, Оль-га, наконец, уснула и увидела во сне сокровенный кусочек незабываемого вчерашнего ве-чера. 
– Теперь мы муж и жена… – совсем по-другому, почти по-женски, обняла Ольга лас-ковыми руками шею Лебедева и прижалась смущённым лицом к его гладким щекам, вы-бритым час назад, вдыхая запах знакомого и приятного одеколона.
За несколько незабываемых минут, сделавших их самыми близкими людьми, Ольга сильно переменилась. Унялась нервная дрожь, снялось душевное напряжение, и, несмотря на постепенно затихавшую боль первого в жизни соития – трепетного, робкого, неполно-го, влажные глаза девушки излучали любовь и покорность.
Ольга поправила платье, извлекла из карманчика кофточки маленький кружевной платочек и тайком промокнула скупые грустные слёзинки – первые женские страхи и опа-сения: – что, если?…
Ей было немножечко стыдно и очень хорошо. Подобные чувства переживал и Игорь, смущённо затягивая пояс с портупеей и расправляя форму.
– Пора уходить? – тихо спросила Ольга.
– У нас ещё почти двадцать минут! – взглянул на часы Лебедев и покраснел, удивля-ясь тому, как быстро всё случилось…
– Боже мой, ещё целая вечность!… Ты любишь меня? – вопрошала глазами Ольга.
Игорь обнял её и нежно поцеловал в губы.
– Да, родная моя! Очень люблю! – тоже ответил глазами.
– Давай, Оленька, ужинать, пить чай! – предложил Лебедев после недолгой паузы.
– Давай! – Ольга опустила с кровати ноги и надела туфельки, в которые переобулась на глазах часового у входа на территорию заставы.
Вои и случилось то, что должно было случиться. Они больше не смущались и не сты-дились недавней наготы. Теперь они муж и жена и всё у них общее – и счастье, и радость, и боль…
– Это очень хорошо, что у нас одинаковые фамилии, мне не надо менять, – почему-то вспомнила Ольга. – У нас молодые венчаются, в церкви и священник надевает на безы-мянные пальцы колечки, а у вас?
– У нас расписываются в ЗАГСе, а кольца не носят, разве что старики, – ответил ей Лебедев, разливая по кружкам с сахаром чуть остывший заваренный кипяток.
Румяную, отлично прожаренную картошку и рыбу они съели вдвоём моментально, утолив голод, и теперь пили чай. Ольга надкусила и протянула ему пирожок. Они съели его вдвоём, откусывая по кусочку и запивая ароматным грузинским чаем. На другой пи-рожок не хватило времени, зато Ольга отведала кусочек «пограничного» хлеба, найдя его необыкновенно вкусным.
– Давай посмотрим хоть малюсенький кусочек фильма. Очень хочется! – неожиданно попросила она, и так посмотрела на Лебедева, что тот не смог отказать.
– Давай!
Ольга быстро собралась. В движениях её ещё ощущалась некая болезненная скован-ность, но это быстро пройдёт.
– Это тебе, родная, – Лебедев протянул ей плитку шоколада.
– Спасибо, – Ольга влюблёно посмотрела на мужа и положила сладкий подарок на дно корзинки под плащ, – а ты доешь утром пирожки, – напомнила она. – Идём?
Лебедев подхватил под руку шинель и надел фуражку. Он больше не вернётся в ком-нату. Поводит Ольгу, которой предстояло одной возвращаться через границу и через ноч-ной лес. Он даже не спросил, как она дошла, как нашла заставу?
– Впрочем, это совсем не трудно. Вышку видно издалека, – догадался Лебедев.
– Хорошо бы подстраховать её, встретиться у ставшего родным калинового куста и проследить, чтобы всё прошло гладко, – подумал он.
– Оленька, давай договоримся, ты больше не станешь переходить границу. Это очень опасно. Я к тебе сам приду.
– Ладно, я буду ждать, – согласилась она, и вдруг спохватилось:
– Весна заканчивается, голова идёт кругом! Ведь я не сказала тебе главного! Я видела тех самых четверых мужчин, которые пойдут через границу, второй раз, в лесу. Их про-вожал лейтенант и солдаты, кажется двое. Я слышала обрывки их разговора. Они говори-ли по-немецки и намечали переход границы левее нашего места, в полутора километрах. Фамилия лейтенанта – Ланге, он дружит с Мяаге, я рассказывала тебе о нём.
– Значит Ланге, с ним я знаком в лицо, теперь узнал и фамилию «соседа». Молодец, Оленька! Я знаю, где это. Именно там мы устроим засаду и не пропустим их!
Лебедев коснулся двери.
– Надо же! Дверь была не закрыта!… – лоб лейтенанта под фуражкой покрылся испа-риной. – Вернусь, обязательно прибью крючок!
Увидев лейтенанта, дежурный по заставе вскочил и приготовился доложить.
– Вольно. Вижу, что происшествий не случилось, – остановил его Лебедев. – Мы зай-дём на несколько минут в «Ленинскую комнату», а потом я провожу девушку и пойду на границу навстречу старшему лейтенанту Колесникову. Проследите, чтобы не позже поло-вины одиннадцатого гости покинули заставу. Впрочем, Колесников вам обязательно на-помнит об этом перед тем, как пойдёт со старшиной париться.
Они оказались в зрительном зале за пять минут до конца фильма. На них обратили внимание, разглядев в полутьме красоту девушки лейтенанта, о существовании которой до этой минуты никто не подозревал.
Марина Колесникова со спящим сынишкой на руках улыбнулась им, а Полина Бо-женко, возле которой присели Лебедевы, незаметно пожала Игорю локоть, дав знать:
– Молодец Игорь! Очень хорошая девушка!
Ольга улыбнулась в ответ всем, кто видел её, и с жадностью смотрела на экран. Она впервые увидела русский, советский фильм, который закончится через несколько минут, но они покинут его ещё раньше, пока не включат свет.
Главные герои с открытыми и красивыми русскими лицами пели песню, полюбив-шуюся миллионам советских людей. Сильная, красива песня, достойная Великой страны и её Великого народа!

От Москвы, до самых до окраин,
С южных гор до северных морей
Человек проходит, как хозяин
Необъятной Родины своей.
Всюду жизнь привольно и широко,
Точно Волга полная течёт.
Молодым везде у нас дорога,
Старикам везде у нас почёт.
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек…

********************************  СНОСКИ  ****************************
1. Крестьянская обувь в Северо-западной Руси, сделанная из цельного куска сыромятной кожи, сродни лаптям.
2. С сентября 1935 и до осени 1940 г. в частях Красной армии, Пограничных войсках и на флоте млад-ший командир имел воинское звание отделённый командир (командир отделения). С осени 1940 – сержант.
3. Старинные русские названия Тарту и Таллина.
4. Военизированные отряды, созданные профашистским правительством Эстонии с привлечением гер-манских советников, на манер немецких штурмовиков СА. Подобные отряды – айзсарги и шаулисы были сформированы в Латвии и Литве.
5. Декретом Совнаркома от 28 мая 1918 г. была учреждена пограничная охрана РСФСР. До 1958 г. по-граничники отмечали этот день неофициально. С 1958 г. официальный праздник «День пограничника».
6. В мае 1939 г. В состав СССР входили 12 союзных республик.
7. Первый Российский император Петр I (1672 – 1725).
8. Земли Латышей, Ливов и Эстов, захваченные немецкими рыцарями, основавшими в 1201 г. свою ко-лонию Ригу в устье Западной Двины (Даугава). Опираясь на эту базу, немцы покорили соседние племена, утратившие покровительство Руси, переживший сильный упадок после Татаро-монгольского нашествия 1237 – 1242 гг.
9. Старинный городок неподалёку от Риги.
10. Современный польский город Щецин в устье Одера (Одры), переданный после войны Польше.
11. Американский журнал «Time» Назвал А. Гитлера «человеком года» по итогам 1938 г, а И.В. Стали-на по итогам 1939 г. и 1942 г.
12. Старое название Хельсинки.