Трактат о клинке

Опубликован в электронном приложении к журналу "Огни над Бией", осень 2017

1.
   Выбор - лишает права выбора. Можно выбрать между "да" и "нет", но между тремя "да"? Разветвления гипертекста вызывают скуку - не все ли равно, какими дебрями блуждает мысль? Какую дорогу ни выбрать, любая не выпустит из объятий,приведет к цели - так не лучше ли остаться на перепутье?

   На 846-м км федеральной трассы, когда едешь в ТУ сторону, сразу за дорожным указателем есть поворот. Не знаю, какой это километр, когда в ЭТУ. Указателя нет. И поворота нет. Таково колдовство дороги. За столбиком "231" сразу "752", а от "0" до "9" едешь полгода. Говорят, есть шоссе, где на указателях только простые числа - если не надоест, можно добраться до тех, что еще не просчитаны.

   Старый ковер брошен в зеленую тень. Книжка издательства имени Навои. Рассыпающиеся мелованные листы, размытые миниатюры, стихотворные подписи к ним. Ребенок не знает языка, на котором они даны, точнее, некоторые слова - устно,и, путаясь - несколько букв алфавита. Внизу дан подстрочник, но он кажется слишком скупым. Камиль переделывает его, расширяя собственным ощущением тайны. Потом эти стихи найдет мать и так восхитится, что ему будет стыдно признаться, что это плагиат. К его облегчению, тетрадный листок с неустоявшимся почерком сгинет в редакции городской газетки.
 
                Молчи о том, что дружишь со змеей. Убьют или тебя, или ее.
 
 2.
   846-й километр, осень в предгорьях.  Сквозь листву и привычную усталость Камиль не сразу увидел девушку, сидящую в ожидании попутки. Он затормозил, с придорожного камня взлетел незамеченный ворон. Камиль увидел каждое перо его крыльев; звук мотора перекрыло резкое "шшурх" его взмаха - небо внезапно ниже.

    Он откроет дверку, девушка сядет и поздоровается. Дальше молчание: в этих краях разговаривать с чужой женщиной неприлично.

    Во имя Аллаха Всемилостивого Милосердного. Бисмиллаху Ар-Рахмани Ар-Рахими.                Тщательно выведена заставка: в начале любого дела, в начале каждой главы.  Вязь,будто отряд всадников со знаменами на горизонте. Перед глазами того, кто пишет - пустая стена. Выше, у потолка - скорпион. Он здесь хозяин, человек пришел позже. В каморке без окон душный сумрак, и все-таки он легче, чем знойный воздух террасы. Эти подробности всплывают сами, не только помимо, но и против воли: темный след на полотне, которым отерт пот с лица. Но за все заплатит ночь, остужающий стены ветер, голоса и смех за живой изгородью. Как же, в конце концов, называются эти колючки с большими бледно-зелеными шарами? Маклюра, кажется.

   Такова история сказки. Зной спадет, книгу бросят лицом в выцветший ворс ковра, чтоб не потерять, где остановился - сейчас есть дела поважнее.

3.
   Персидская миниатюра. Черно-синее небо сумерек, на его фоне розы, как алые губы на выбеленном лице . Падишах и слепой мудрец. Старика поддерживает дочь. Беседа окончена, на прощание падишах срывает розу и протягивает Айне. Та отступает, отказываясь:"Руки, которые держат саблю, не должны прикасаться к цветам. Они убивают их."
- Разве? Роза живет даже после того, как отцвела. Аромат сухих лепестков еще ярче - разве они мертвы? Ты никого не лишала жизни  и не знаешь - убивая, мы чувствуем только добро. Мы причиняем зло когда раним.
- И все-таки эта роза мертва.
- Ты убила ее своим отказом, - возразил правитель.
- Айна молода и глупа, - вмешался отец.- Простите ее дерзость.
- Просто ее ум не походит на твой, старик. Она боится меня еще больше, чем ты, - и, обращаясь к Айне, - ты права. Цветок - дар, не стоящий нас обоих. Возьми лучше этот кинжал. Тогда ты не будешь чувствовать себя беззащитной - и перестанешь бояться подарков.

    Камиль - не настоящее его имя. Малика - так зовут чеченку, которую он не видел уже несколько лет. То, что он обмолвился о ней только раз - что они учились вместе и красивей ее не встречал - выдало его тревогу. Малика и Камиль - одни и те же согласные. А гласные в арабском не важны.

                Знакомься с людьми только утром: вечером правит сказка.
 4.
   В словаре одного небольшого народа потрясающие топонимы.
Ущелье-где-пасется-кобыла. Она пасется там веками. Рыжий, чуть размытый туманом силуэт.
Холм-приданого, Сенокос-на-болотных-травах. Каждая местность, каждый камень обласканы взглядами предков.
Вязевый поворот, Красивые пашни, Камышовая равнина. Прошлогодние заросли между серым шоссе и морем, которое кажется выше уровня асфальта.
Пруд на  скалах, Яблоневый  овраг, Холм царицы. Имеет смысл съездить в эти края, только чтобы узнать - что за этим названием.
   Солнечная -сторона-по-которой-прошел-волк. Его тень до сих пор омрачает утро.
Место-где-сушат-персики, Девичья тропа. Ощущение дома  вырывается за пределы стен - ими становятся скалы, оградившие речную долину, в которую - первый взгляд с перевала - однажды влюбился прапрадед.
   Ущелье-где-сокол-выводит-птенцов. Чувство родства рарспростаняется на все живое.
Там-откуда-упал-жеребенок. Сквозь время звучит сожаление о том, кто не стал скакуном, не прославил племя .

   Метров за триста до поворота на новую трассу, прочерченную в объезд перевала, попутчица попросила остановиться. Как раз напротив куста шиповника. "Спасибо." - "Счастливо!" - и  в самый последний момент, когда ее рука уже легла на дверную ручку -"Как тебя звать, сестренка?" - "Киглик".
Киглик. Кеклик, горная куропатка. Он тронул машину, глядя в зеркале, как она спускается по тропинке к обрыву. А там поворот, и уже ничего не видно.

5.
   Сопка дождя. Она помнит не такое уж давнее, всего 800 лет назад - язычество, жертвы богу воды. Могилы святых воинов. Неподалеку от дома, не за морями - пещера-где-родила-Мария. Это название передано одним словом.
   Обрыв называется: Там-откуда-вышел-дракон. Где вы, палеонтологи? Но они словарей не читают.

   На перекрестке - шашлычка "Техас". Под маскировочной сеткой пластмассовые столы и стулья.  И до дома-то километров 60 осталось. Но Камиль привык здесь обедать.  Интерьер внутри был резным. Камиль поздоровался с хозяином  (Как съездил? - Неплохо.) и сел за длинный массивный стол.
Жена хозяина молча расставляла тарелки.
- По той стороне в сторону моря - есть жилье чье-нибудь?
- Змеиный питомник. Яд собирают.
- Я девушку туда только что подвез.
- Может быть, - женщина пожала плечами.
   6.
   Мудрец: . Действие равно противодействию, и клинок распрямляется с той же силой, с какой ты его сгибаешь.
Падишах: Нет, с большей! Когда мне уже не хватает упрямства его держать, он возвращается в себя быстрее, чем я согнул его.
- Но этот закон записан во всех трактатах, ему подчинен весь мир так же, как и твое царствование . Смута и благоденствие перетекают друг в друга, ничему не дано исчезнуть.
- Что ж, хорошо, что мудрецы слишком бедны, чтобы править, иначе мир перевернулся бы вверх дном. Когда птица задумывается над тем, что держит ее в небе - она перестает летать.
- Хорошо и то, что правителям некогда писать трактаты, - неожиданно соглашается слепец.              Падишах внимательно смотрит на него и замечает, что та рука, которой он держится за поводыря - длиннее. Вместо Айны его сопровождает служанка.
- А где твоя дочь, старик? Она украшала наши беседы.
- Я отдал ее замуж.
   
     Не хвались ни предками ни детьми - их судьба не сможет исправить твою.
        Не хвались ни внешностью ни умом - ты ничем их не заслужил.
        Ни победами, ни отчаяньем неудач - это все пыль на зеркале твоих глаз.
        Но если увидел алмазы там, где тысячи до тебя прошли -
        гордись: они открылись только тебе, и признайся -
        смотрел ты под ноги или в небо?

7.
   Поев, Камиль поблагодарил, достал из кармана деньги, чтоб рассчитаться, и - решение пришло внезапно и ниоткуда, как удачный шахматный ход: "Я оставлю на стоянке машину, присмотрите? Прогуляюсь пока".

   Отец, как все отцы на свете, когда-то дал ему много советов в надежде, что сын не повторит его глупостей. Конечно, нет! Ему хватило фантазии наделать собственных. И только одна мысль показалась Камилю заслуживающей применения. "Если тебе приглянулась девчонка - представь, что ты с ней уже переспал. И что? Небо стало другого цвета? Нет? Иди дальше. Мимо."

    Черная змея. Первая увиденная живой и вольной. До этого - сонные кольца за стеклом террариума и тусклые сухие шкурки, сброшенные в траву . А эта сверкает на солнце. Она грелась на тропинке, Камиль остановился как споткнулся. Змея подняла голову. Она не боялась. Он уважительно обошел ее, и только тогда змея поползла в колючки. Неторопливо. Камиль ощутил ее запах. Камней и тины. Он был доволен встречей.

    Раньше он различал только сильные запахи. Крови. Весны. Скошенной травы. Сейчас - аромат дождя за полдня до того, как прольется. Дрему дерева, растущего на том берегу. Чужую смерть, что скользит мимо. Горький запах млечного мака от двоюродного брата. Видя его испарину, Камиль сам предлагает ему деньги на наркотики.

- Да нет, просто встал в 3 утра,- неприязненно морщится Саша. Они идут по свердловской Плотинке, Камиль в майке, щеголяет мускулатурой, Саша проклинает жару.

- Да, сейчас бы липким брюхом на пол, под кондёр, - ухмыляется Камиль, и поправляется, - кондиционер.

   Екатеринбург. Свердловск, город счастья его родителей. Он не жалеет, что еще до его рождения они продали здесь дом и удрали на юг - у отца после работы в лаборатории РВ(радиоактивных веществ) были слишком плохие анализы крови. Он вырос бы таким же наркоманом, как брат. Не забудь добавить "двоюродный". Не говори "ты" продавщице в киоске. Она не поймет - ты не в Азии. Да и наркота здесь - романтика Запада, а не дичь повседневности, как для тебя. Саша не знает,что терьякешей в любом ауле как пьяниц в русской деревне. Что такое терьяк? Переведи ему, ты увидишь завистливо-хищную улыбку. Саша болен. А значит, не виноват. А если виноват, то уже наказан. Вот и все. Его личные беды. Он тебе не брат. Потому, что двоюродный.

   И вообще это было давно и неправда. Сейчас Саша послушник в подмосковном монастыре.

    Что сделаешь, будет прекрасно, что не сделаешь, о том пожалеешь. 

8.

   Охота. Свита, тонконогие кони. Мальвы у края листа, чинары на дальних склонах. Даты правления падишаха в любом учебнике по истории, и все-таки он - притча. Под копытами камни; пыль оседает на золотых узорах халатов. Кости верблюдов в стороне от дорог. Еще утро, бесстрастное пятно луны.

    Лавина джейранов; охота рассыпается по степи. Падишах сотни раз видел эту картину - и не замечал. Добыча перекинута через круп, мертвый глаз смотрит внимательно и тревожно. Теперь - к роще на горизонте, к ручью, к лужайке, что обрывается - и ни былинки дальше. Мангал в раскаленном песке, старая белая древесина. Но падишах - он кажется старше, чем есть, так и положено - увлечен к предгорьям джейраном, который не подпускает его на полет стрелы.

   Мы пользовались чужими мудростями. Песнями тех, кто был гораздо взрослее. Дембельскими альбомами братьев. Бронебойными фразами типа - А в рот тебе не плюнуть жеваной морковкой?

   Тысячи чужих слов переполняют нас и путаются за ушами, каждый из нас - клубок чужих влияний. Но наступает момент - прежние песни осыпаются с нотного стана и сквозь них - ты не веришь своим глазам - сияет ТВОЯ мелодия. Откуда она взялась?

   Путь по обочине. Ни одна машина не попалась Камилю навстречу, ни одна не обогнала. Внизу, под обрывом, речушка, трасса повторяет ее извивы. У того самого куста - резкий след тормозивших шин,свежие пятна масла, окурок. Осенью тихо, даже цикады молчат. Пласты скальной породы, сотни тысяч лет назад поднятые на 45 градусов. И тропинка вниз. Он спустился по ней к воде. Речка, тоже мне - просто перешагнуть. Но та сторона обрыва была неприступной, только пара корней тамариска пронзали ее четырехметровую стену. Взгляд направо-налево. А где же подъем на тот берег?

   Полдень, скалы скользки от марева. Начинается состязание с песками. Я выстою - и добьюсь победы. Конь падишаха - золотисто-темный сгусток упрямства,но джейран - волен. Рывок, падишах спускает стрелу, но она лишь просвистывает у горла; тишина. Джейран канул в ущельях, где коню не пройти. Падишах спешился, под ногами блеснула брошка из тех, что закалывают ворот платья. В его сокровищницах в сотни раз драгоценней, но он подбирает ее и возвращается по своим следам.
Приближенным он сказал только: " Не самый лучший конь государства у меня под седлом".

   Падишах сам проглядывает табуны. Ему снится танец бесчисленных ног - полторы сотни мастей, вены под кожей, копыта впечатываются в пыль. Тысячи тайн узнает он о лошадях, по шагу угадывает судьбу скакуна.

   Белогривая кобылица выпоена женским молоком, на каждой шерстинке - капелька света.
- Ты на ней к закату вперед солнца приедешь!
   Год ее не седлали, кормили изюмом и горной пшеницей, а когда падишах, по очереди царивший в четырех дворцах своего сердца...своего царства, опять оказался там, где беседки из хрусталя и шатры зеленого шелка - он сел на нее. Восхищенный, как трехлетний младенец впервые в седле.
   
   Снова те же предгорья, джейран подпускает к себе так, что можно выстрелить, но падишах хочет взять его живьем - на полет аркана нагоняет гордая кобылица, и споткнулась. Только кончики рогов задела петля аркана, соскользнула, джейран умчался. О камень звякнула монетка из тех, что привязывают к косичкам.

   Его мать замешивает хлеб на раздумьях. Чужим нравится ее выпечка, а Камилю, каков бы ни был рецепт, вкус всегда одинаков. Он с детства живет один и готовит сам, мать появляется, как на пакость, в самые катастрофические моменты. Нет денег, температура за 40...нет бы приехать, когда все на мази.
 
    Камиль заинтригован. Но ведь и  следов не видно! Овечьи копытечки вымесили серую глину.  От воды легкий запах сероводорода. Источники выше, туда постоянно ездят  лечиться.Говорят, наивысшая концентрация сероводорода в мире. Он нагибается - вода  теплая. Разувается, снимает носки,прячет их в карман куртки, закатывает штанины, берет туфли в руки. Ухмыляется сам себе и топает вверх по течению. Сухое русло как улица. Чьи-то норки в стенах обрыва. Ти -ши-на.  Сколько он так прошел, когда консервная банка - нет, это не банка, каменный голубоватый цилиндр, как будто кусок колонны. Камиль присел над ним, перекатил к воде, отмыл... совсем свежие сколы! Здешний камень сереет от времени, а этот - будто только что из карьера.Он оставил его на месте - не тащить же  с собой.  И через 15 шагов заметил слева подъем на поверхность.

   Беленый дом стоял на пригорке. Ни двора, ни ограды. Поперек крылечка растянулась большая безухая псина из тех, что ходят за  стадом. Когда Камиль подошел поближе, собака негромко вопросительно гавкнула.
- Ты меня не укусишь, надеюсь?
   Она только махнула хвостом.               
    Камиль постучал в окно.  Никто не отозвался.
- Эй, есть кто дома?
    Собака исчезла с крыльца и теперь трясла блох в тени, демонстрируя безразличие к гостю.  Дверь была не закрыта. Он шагнул внутрь. Кровать под окном, пыль на старинной швейной машинке. Но у порога  стояла дорожная сумка, которую он видел на плече у Киглик.
    Нарезанный хлеб, крошки сыра, конфеты. Горячий чайник. Он отругал себя, что задержался в шашлычной. А если бы вообще проскочил до дома? Давно б уже дрых. Посмотрел на часы, прикинул, что уже пару суток как не спал. Скоро стемнеет. Вышел, посмотрел вокруг. Решился,позвал.
- Киглик!
    Только кизил и сирень вокруг дома.
    Вернулся, опустился на пол в углу у кровати. Виски опоясывала усталость.

   Проснулся Камиль от стрекота колесницы. Ночь, резкая и холодная, и Иррэй, шестой князь Пограничья, привстает в колеснице и заглядывает в раскрытое настежь окно.
   Ее здесь нет,- проносятся в мозгу Камиля его мысли.Ее здесь нет, - подтверждает он.
    Резная белая маска с нарисованными морщинами и провалами глаз смотрит прямо на Камиля, но он знает - его не видно из-за подоконника.
    Иррэй отворачивается и в сердцах нахлестывает пару черных теней,  впряженных в повозку,- А, ну вас всех!...
    Грохот колес по камням.
    Камиль подождал, когда все утихнет, поднялся, закрыл окно. - А ну вас всех... - рухнул уже на кровать.

    Когда наконец выспался, было уже ближе к полудню. Полежал, пытаясь понять, что ему нынче снилось. Во рту был теплый спокойный привкус, а он смог вспомнить из сна только тревогу. Видимо, что-то забыл. Придя к такому выводу, Камиль встал. Со стола было прибрано. На лавочке у крыльца сидела старуха в коричневой шали и вязала носок довольно странным способом - спицы оставались неподвижными ,а толстая разноцветная пряжа проворно обвивалась вокруг них.
- Здравствуйте.
- Здравствуй, сынок. Выспался?
- Да, извините,я наверное, вашу постель занял.
    Она отмахнулась темной усталой рукой, встала и отложила вязанье, - пошли, я тебя накормлю.

   Камиль не стал отнекиваться, зная, что бесполезно.
- Бабушка, а скажите, Киглик здесь живет? Она ваша... внучка? - внимательно посмотрев на старуху, Камиль не сумел определить, сколько ей - 60, 70, 80?
   Старуха поставила на стол пиалы и повернулась к нему,- Киглик это я.
- Нет, я хотел сказать...
- Здесь нет другой Киглик,- это сказано достаточно резко.
-...я подвез вчера девушку и когда я пришел сюда, здесь была ее сумка.
-Это МОЯ сумка. Я сразу пошла собирать х"алту, поэтому ты меня не застал.
   Х"алта это трава типа мокрицы и пирожок с ней Камиль только что надкусил, но сейчас, не в силах ничего понять,он омывающе провел ладонями по лицу. Киглик внимательно смотрела на него чистыми карими глазами и эти глаза были юными.
- Все дело в Иррэе. Меня просватали за него а я не хочу. И уезжать  отсюда из-за этого не хочу.
- Он приезжал этой ночью.
- Да.Он искал меня. И тоже подумал что я - моя бабушка.

    Джейран занимает мысли падишаха больше, чем любое из государственных дел. Чтобы успешно править,он должен чувствовать, что пределы страны замыкаются на его плечах и нет ничего непонятного и неподвластного в ней. А джейран неподвластен.
    Падишах занимается садом. По его пальцам течет тревога ростка, который еще не знает, что его вырыли, чтобы пересадить. Ночным ураганом сломало самое гордое дерево у ограды, садовник видит в том плохое предзнаменование, но падишах улыбается:" Наоборот, то, что было мне недоступно, как эта вершина, теперь распростерто у ног."

   Киглик наконец села напротив него за стол, низко, до самых бровей надвинув платок и, глядя в розовато-желтый калмыцкий чай, к которому не притронулась, в нескольких фразах передала то, о чем Камиль уже догадался.
    С одной стороны, Иррэй ее  дальний родственник, значит, будет больше жалеть, чем чужак. И мать у него набожная, а верующие никому зла стараются не делать, лучшей свекрови и желать нельзя. Но что-то холодит Киглик, не звучит  в ушах имя будущего  первенца, когда разговаривает с Иррэем.
    Попросила отсрочить свадьбу до конца учебы. Иррэй согласился - умная жена лучше. Но диплом дали в июле,еще  два месяца то с работы не отпускают, то траур по кому-то из родни не прошел...
   Тут мама звонит: сколько можно всех мучить, жених уж и чемодан с подарками привез, и белое платье из Парижа, как ты хотела...
   В таких случаях сбегают с милым. Но у Киглик его нет.
   Поэтому она собралась и поехала. Только не доехала. Решила сначала бабушку навестить, она в этом доме жила.
- Она его тоже не очень любит...не любила. Зашла, она с порога - ой внученька, какие у тебя серьги красивые, дай померить. Я сняла, отдала. Она одну вдела, а вторую говорит - не могу, помоги. Я подошла, еще в зеркало глянула - какая ты, бабуня, красавица, сказать хотела - а бабушка одна перед зеркалом а меня нет - то есть ее нет, а я смотрюсь в зеркало и серьги в моих ушах.
- А родители? - Камиль уже понял, вредная бабка не проболтается, где Киглик, тем более перед самой свадьбой. Пора прощаться и ползти восвояси.
- Еще ничего не знают. Они кафе тут неподалеку держат.
   Он поперхнулся последним глотком солоноватого чая.
- Вообще-то я им сказал, что подвез сюда девушку.
   Старуха резко выпрямилась, из-под платка качнулись большие тяжелые серьги.

   На этот раз падишах спешился у края плато.
(...)
(один лист в книге отсутствует)
(...)
     Они сидят в тени, конь пасется неподалеку.
  Айна: "Муж забрал у меня твой кинжал, жене бедняка не положена такая роскошь. Пробуя его острие, он нечаянно порезался и через несколько дней умер. Я не захотела стать женой его брата, как требует обычай, и совершила самосожжение."
  Ворот ее платья распахнут, она придерживает его рукой. Падишах протягивает ей брошку: это твоя.
  Айна: "Тот-кто-судит, сказал, что мне нечего делать в аду, раз я не испугалась огня, но и в раю мне нет места. Он отдал мою душу джейрану."

      Если закончилось одно тысячелетие, не значит, что началось другое.

- Я ухожу отсюда. - Она встала из-за стола. Поднялся и Камиль.
- Почему бы просто не объяснить все родителям? Лучше отменить свадьбу, чем искать пропавшую дочь, - он не то что поверил, но принял игру, - Ведь Иррэй уже видел тебя...такую, и не узнал.
     Долгий прерывистый вздох.
- Думаешь, мой отец не знает, что его теща колдунья?
- Хорошо, идем. Нам по пути до трассы. Зря только на стоянке машину оставил.
    Завидев их на крыльце, из-под скамейки поднялась собака, сладко зевая.
- Пошли, Самур, с нами, - Киглик нагнулась, приставила к двери палочку - знак, что никого нет.- Нет, только не по реке. Есть дорога короче.

     Дом от ветра защищала невысокая сопка, покрытая пятнами побуревших кустов. Они поднялись на нее. За сопкой извивы все той же речки и озерцо нефти, вышедшей на поверхность.
- Можно было и обойти, - не сказать, что Камиль любит ходить по горам.
- Там застава Иррэя, стрела попадает во все, что движется.
    Они спустились к речному оврагу, перешли его по  широкой ржавой трубе. Вода здесь ощутимо текла вверх. На том берегу началась роща приземистых реликтовых дубов. Они только начали желтеть, но земля была засыпана прошлогодней листвой, местами по щиколотку. На стволах сидели черно-белые бабочки, изнанка их крыльев была  переливчато-серой, сливалась с корой.
     Было много сухих деревьев - оружие, которое отрабатывали в прошлой войне, расползлось по всему краю и испортило лес.
     Самур куда-то исчез, наверное, учуял зайца.

     Вышли на прогалину и увидели старый развалившийся самолет. Остатки темно-зеленой краски и звездочка на хвосте.
- В Отечественную разбились. Двое, пилот и стрелок. Их в ограде школы похоронили, а самолет остался.- сказала Киглик.
- Так далеко от фронта?
- Может, летели куда по заданию, - пожала она плечами.

    Тропка повела в гору, за которой, как уже сориентировался Камиль, было кафе и трасса. Он даже бывал там, на площадке чуть пониже вершины стояла беседка  и открывалась роскошная панорама.
   Вот и сами они уже добрались до навеса беседки. На скамейке спиной к ним сидел человек. Медленно и беззвучно он обернулся.
- Иррэй, - хрипло Киглик.
    Без маски его лицо было бледным и полноватым. Он встал, Камиль подошел, протянул руку, поздоровался. Киглик осталась там, где стояла.
- Киглик, - с укоризной Иррэй, - заканчивай маскарад.
    Киглик промолчала. Обычная старая женщина в темном национальном платье, присборенном на груди.

- Поговорим, - предложил Камиль, они отошли в сторону.
- Только не надо - что ты с ней спал.
- А если правда, - с нажимом Камиль.
- Когда врешь, сразу глаза квадратные бывают, - возразил Иррэй.
- Клянусь.
    Князь посмотрел на него с интересом:
- Ты не Камиль. Ты Иван.
- Я вырос и живу здесь, в старой столице. Какая разница, кто я по нации. Я человек.
- Я не о том. Тебе здесь хоть раз кто-то зло сделал? В твою жизнь кто-то лез? Почему уводишь девушку перед самой свадьбой? Разве она не сказала, что засватана?
- Сказала. Еще сказала, не хочет идти за тебя.
- А тебя будто любит, - с насмешкой. - Ты не справишься, в ней кровь аждахи.
- Ну,  уже поздно об этом думать, -
- Нет, подожди, - Иррэй ухватил его за рукав, Камиль в полуобороте размахнулся левой.
- Саму-ур!- женский окрик.
   На них молча летел оскаленный пес. Удар Иррэй выдержал, отпустил Камиля и выхватил из-за спины, из-за пояса нож, не скрывая, что собака серьезней. Камиль по ногам, выламывая кисть с ножом, и Самур в грудь ударили одновременно. Иррэй грохнулся головой о гравий.
   Киглик ахнула.
- Жить будет, - пообещал Камиль, подбирая нож, - охраняй, Самур.
   Собака села, чуть улыбнулась и переступила мощными лапами.

   Они вышли к дороге, обошли кафе с торца. Машина была на месте. Камиль отключил сигнализацию, открыл заднюю дверь, посадил Киглик, сказал - я сейчас - и зашел в кафе. Хозяин, отец Киглик, уже шел ему навстречу.
- Добрый день. Это нож, - положил на стойку, - Иррэй в беседке. Киглик у меня в машине.
- Не хочу ее видеть. Так меня опозорить...
- Я увожу ее. Потом, пройдет время - я помню, что она Ваша дочь.
   Попрощался и вышел.
   Удивился, как тяжело просел его Terracan, почти так же, как когда он сдуру загрузил в багажник ящики с золотом, чуть не вырвав днище. 
    Подошел, открыл дверь - в нос ударил резкий запах полыни, сел за руль, обернулся.

   Пространство затемненного салона занял огромный варан, толстый хвост лежал на полу. Камиль набрал в грудь воздух, с шумом выдохнул. Растерянно посмотрел на зверюгу.
- Я серьги сняла, - хрипло сказал варан.- Он ведь сказал, кончай маскарад. Я и подумала, что можно.
- А если обратно? - на автомате заводя мотор.- Бабушкой как-то проще.
- А сейчас дырок в ушах нет.
- А серьги где?
- На пол куда-то упали. Сама испугалась.
   Кровь аждахи.
   Камиль вздохнул: "Давай до моего дома доедем. Там придумаем что-нибудь."
И вырулил со стоянки.

   Притча о безродной девчонке, надерзившей эмиру: тот решил, она не знает, кто он такой. А потом, когда надумал взять ее в жены, визирь намекнул, что она его родная сестра. Старая история о наследнике, который рождается с помощью колдовства, но одновременно с ним родилась девочка, которую отдали колдунье. Подслушав их разговор, она убежала из дворца. Жители селения назначили ее, как сироту, по которой некому плакать, в жертву Змею, что лег поперек реки. Вечер, она готовится перед зеркалом, как на праздник. Но Змей сам пришел в ее хижину в камышах.
   Киглик всегда засыпала раньше, чем она обернется и увидит, что это эмир.

   Каждое утро оживают сказки Шахерезады. Таково проклятие, тяготеющее над нами: всё, что солжешь, становится правдой. Падишах спит, убаюканный лаской, и не видит, что его страну населили джинны, заколдованные деревья и неверные жены.