Испытательный срок гл. 19 заключительная

XIX.  ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ СРОК
                1
Поход завершен. Лодка ошвартована в базе. Оркестр, оглушительно играющий встречный марш, кажется нереальным, земля под ногами ; фантастикой, а поросята на подносе ;игрушечными. Вокруг цветы, много цветов, множество радостных лиц, улыбок, слёз и поцелуев.  Кто сейчас счастливее ; подводники или их близкие? Ответа на этот вопроса не существует, как не существует ответа на вопросы: «Что такое счастье?» или «Что такое любовь?». Для каждого из тех, кто ждал и тех, кто вернулся, нет счастливее мгновения, чем обжигающий миг единения душ, который молнией прошивает тело, при одной только мысли о встрече.
Татьяна Дербенёва вместе с заметно подросшей Людмилой встречали Александра на причале. Слёзы любимой горячими струями текли лейтенанту за ворот рубашки, отчего становилось почему-то холодно. Татьяна долго рассказывала о своих перипетиях с устройством квартирного вопроса после того, как хозяйка съёмной квартиры внезапно попросила их съехать, а Дербенёв слышал только как бьется от счастья его сердце. Всё остальное пролетало мимо ушей. Правой рукой он прижимал к себе жену, а в левой держал дочку, белые как лён волосы которой на ветру ласкали ему лицо.
– Ой, а что это у тебя?  – Татьяна отшатнулась, рассматривая покрывшуюся красными пятнами левую щеку супруга.
– Доктор говорит – «крапивница». На нервной почве. Да ты не переживай, поедем в санаторий, подлечимся. Всё станет как прежде.
– В санаторий? Это здорово! А когда?
– Как только отчитаемся за поход, сходим на контрольный выход и в путь!
– А потом? – Татьяна заглянула Дербенёву в глаза, как бы ища ответ на своё письмо, отправленное ему с оказией.
Дербенёв не ответил. Да и что он мог сказать, если и сам толком не ведал, что с ним будет дальше. Командир и Потапков пришли к выводу, что Башмакин допустил грубую профессиональную ошибку в тот злополучный день, и если бы не грамотные действия младшего штурмана, то последствия могли бы быть печальными, частично с этим согласился и Манишевич. Что же касается всего остального, то это осталось на совести лейтенанта, которая не давала ему покоя даже после того, как он и матрос, спавший на боевом дежурстве, пожали друг другу руки в знак примирения и признания своих ошибок.
Не успокаивался и замполит. Не сумев настроить против Дербенёва большинство партийного собрания, Каченко решил зайти с другой стороны и включил в свой отчёт о боевой службе случай неуставных взаимоотношений для доклада в политуправление флота. Сегодня же Дербенёву полагалось прибыть «на ковёр» к начальнику политотдела дивизии капитану первого ранга Поликарпову.
– Ты почему молчишь? – почувствовав, что-то неладное спросила Татьяна.
– Да мне нечего сказать…
Дербенёв лукавил, уклоняясь от ответа, ведь Чуйков порвал рапорт лейтенанта ещё в море и объявил перед всеми офицерами, что не собирается списывать Дербенёва с подводной лодки вне зависимости, от того, что решит партийное собрание. Слова командира несказанно обрадовали лейтенанта, дали новые силы и уверенность в себе, но Александр чувствовал, что последнее слово в этом деле ещё не сказано.
– А мне есть что! Вот,  – Татьяна рассмеялась и вложила в руку  супруга ключ.
– Ты сняла новую квартиру? Умница!
– Глупый ты какой, оказывается, у меня. Нам выделили двухкомнатную квартиру, и это ключ от неё. Понял?
– Не может быть, – не поверил Дербенёв. – Я ещё года не служу на лодке, а уже квартира.
– Может, может. Ключи сам Поликарпов вручал. Знаешь, как он тебя хвалил. Говорит: «Я помню вашего мужа, мы с ним дважды выходили в дальние походы и он мне очень понравился».
– А ты?
– А я сказала, что мне мой муж тоже очень нравится.
                2
– Разрешите войти? – Каченко заглянул в кабинет начальника политотдела, Дербенёв стоял рядом, ожидая вызова.
– Входите, Василий Иванович! А Дербенёв пусть подождёт.
Каченко, ещё полчаса назад  докладывавший отчёт о боевой службе командиру эскадры подводных лодок, предстал перед своим начальником  при полном параде. Тужурка, отглаженная  накануне, топорщилась под погонами только что присвоенного очередного воинского  звания «капитан второго ранга».
– Василий Иванович, ситуацию с неуставными взаимоотношениями на Б-224 вы вскрыли или кто другой? – Поликарпов, не предлагая своему подчинённому сесть, начал «с места и в карьер».
– Сам, конечно, а как иначе? – не чувствуя подвоха ответил Каченко.
– И как вам это удалось?
– Ну, как же… Дербенёв, никогда не отличался деликатностью с подчинёнными, всегда грубил…
– А Дербенёв здесь причём? – уточнил Поликарпов.
– Но  в моём отчёте о Дербенёве ведь речь? – замполит непонимающе пожал плечами.
– В вашем отчёте, коммунист Каченко, сплошные домыслы, а правды нет даже на йоту. Я говорю о неуставных взаимоотношениях, которые имели место до вашего прибытия на лодку и о тех, которые имели место после…
– После моего прибытия таким отношениям была дана соответствующая оценка и они больше не повторялись, за исключением случая с Дербенёвым. – Каченко даже выпрямился, подчёркивая свою персональную заслугу в борьбе очевидным злом.
– А вот у меня, Василий Иванович, имеются другие сведения. Например, о том, что прикомандированный офицер-электромеханик позволял себе воспитывать отдельных матросов БЧ-5 методами, мягко говоря, не прописанными ни в одном уставе. Вам подсказать фамилии, даты? Что же касается Дербенёва, то матросы, включая представителей штурманской боевой части, начисто отрицают его причастность к подобным инцидентам. Более того, сам Маринов, с которым у Дербенёва произошёл конфликт, подробнейшим образом письменно изложил взаимоотношения в электронавигационной группе. Из доклада следует, что командир ЭНГ внимателен к подчинённым, никогда не позволяет  себе хамства и тем более рукоприкладства. Единственный пример неуставных взаимоотношений, который я обнаружил в рапорте матроса, сводится к тому, что лейтенант обращается к рядовым матросам не по званию и фамилии, как того требует устав, а по имени отчеству.
– Но ведь он сам признался. Я видел его рапорт, лично читал…
– Василий Иванович, а разве собственное признание является доказательством вины?  Не кажется ли вам, что вы спутали 1983 с 1938 годом?
– Валерий Павлович, я, может быть, и упустил какие-то мелочи, но действовал согласно инструкции политуправления на поход и в отчёте излагал только правдивые, установленные факты по вопросам, относящимся к моей компетенции.
– Ваша правда, товарищ комиссар, удивительным образом похожа на кривду хотя бы тем, что носит однобокий, субъективный характер. Известно ли коммунисту Каченко, что в тот день, когда он добросовестно зафиксировал неуставные взаимоотношения,  лейтенанта Дербенёва смыло за борт?  А одной из причин этого вопиющего случая стал непрофессионализм, граничащий с преступностью, его начальника ; старшего лейтенанта Башмакина, приведший к конфликту, в котором совсем не захотел разбираться ни старший помощник, ни инженер человеческих душ. Это что, вне вашей компетенции?
Каченко молчал, парировать сказанное  было нечем.
– Спасибо, коммунисты корабля сумели вникнуть в ситуацию, разобраться в ней и отстоять своего товарища. – Поликарпов подошёл к окну и стоя спиной к замполиту продолжил:
– Когда Татьяну Дербенёву вместе с полуторагодовалым ребёнком выставили за дверь съёмной квартиры, она пришла к нам и попросила только об одном – помочь устроиться в гостиницу. Она не просила квартиру как многие другие в таких случаях. Супруга Дербенёва не знала о том, что я пообещал её мужу перед автономкой, заметьте второй за неполный год службы лейтенанта, ходатайствовать перед командованием о выделении им жилья, не знала она и о том, что  Дербенёв написал доверенность на жену для получения квартиры и оставил её мне.  Не могла знать Дербенёва и того, что письмо, в котором она по глупости изложила свои проблемы, супруг получил, и оно вряд ли грело ему душу. А вы знали об этом письме, о том, что творится на душе у  вашего подчинённого?
Каченко по-прежнему безмолвствовал. Начальник политотдела повернулся к нему лицом и глядя прямо в глаза добавил:
– Если вам не жмут только что пришитые погоны капитана второго ранга, советую отчёт переписать, исключив из него фантастику и откровенную ложь, а Дербенёву помочь в становлении и как офицеру, и как коммунисту. Всё, Василий Иванович, вы свободны. Пригласите лейтенанта Дербенёва.
                3
– Разрешите, товарищ капитан первого ранга?  – Дербенёв вошёл в кабинет.
– Разрешаю, коль вошёл. – Поликарпов сел в кресло и пригласил Дербенёва занять место справа от него. – Что ж, рассказывай, с чем пожаловал, лейтенант.
 – Прежде всего, с благодарностью, товарищ капитан первого ранга, за заботу вашу, за слово честное, офицерское!
– И всё? – улыбнулся начальник политотдела.
– Да нет, не всё. Повиниться хочу.
– В чём же? – как бы недоумевая, спросил Поликарпов.
– Стыдно, товарищ капитан первого ранга, на матроса руку поднял…
– Что, от нечего делать?
– Да нет. Заело меня – боевая служба, обстановка разная может быть, а он спит как  сурок, да ещё ноги на мою подушку сложил, в тапочках. Вот я и вспылил, не сдержался, а потом ещё и пощёчину влепил. В общем, кругом виноват!
– Это ты точно сказал, а осознал ли? – поинтересовался не для протокола Поликарпов.
 – Да уж куда точнее, последние три недели только об этом и думаю.
– А о Башмакине не думал?
– Нет, не думал. Этот вопрос для меня ясен, и своей вины за  события того дня не чувствую. Как подтверждение моих слов и  расчётов – безопасное плавание лодки по маршруту перехода вблизи Пиренейского полуострова.
– Так уж и не чувствуешь?
– Совсем, даже малости...
– А как же за бортом оказался?
– Не был я за бортом, – мгновенно ответил Дербенёв, а потом спохватившись всё же уточнил: – Кто вам об этом сказал?
– Ветер морской, да ночь тёмная на траверзе мыса Синиш.
– Нет, не было этого.
– Не было, значит, не было. Только непонятно, почему уши красные?
Дербенёв судорожно ухватился за уши. Поликарпов откровенно рассмеялся.
– А вот слово честное, офицерское я с тебя всё-таки возьму. Обещай, что впредь эмоции свои сдерживать будешь и рукам ход запретишь в отношениях с подчинёнными.
– Обещаю!
– Тогда по рукам, спасибо за беседу, за откровенность. – Поликарпов встал из-за стола. – И помни, подводник, данное тобой слово. Считай, что  у тебя начался испытательный срок.
– Надолго? – поинтересовался Дербенёв, также вставая перед начальником.
– До конца следующей боевой службы! – ответил начальник политотдела, прощаясь.
Выходя из кабинета, Дербенёв ещё не знал, что ровно через год они снова окажутся в Средиземном море. Снова будет противостояние ВМС США и ВМФ СССР, и опять будет залив Сидра, но уже не будет Башмакина. Его спишут с подплава за профнепригодность, а его место по достоинству займет капитан третьего ранга Потапков. Но всё это будет только через год, а сейчас Александр вдруг вспомнил напутственные слова комэска о важности всех испытаний, выпадающих на долю каждого лейтенанта…