Проводник. Часть седьмая

   Процессия, похожая на разодетый бомонд тесных коммуналок, чинно шествовала

под предводительством высокого гражданина. Товарищ, затянутый поясом в двубортный

 плащ с накладными карманами, неприлично худой и какой-то плоский, 

 выдувал на медном тромбоне сумрачные отрывки из Вагнера. Из под помятой шляпы торчал

длинный нос. Прямоугольный гражданин отчаянно лабал, сотрясая воздух подземелья.
 
  - Человек с возрастом все больше становится похожим на самого себя. Себя

настоящего. Каждый здесь – нерассказанная история, - маленький человек  сделал

остановку,  чтобы  подкрутить вентиль и отрегулировать пламя.

   Следом за тромбонистом волоклась старуха  в домотканных шалях, изрядно побитых молью.

Шамкающая клюка мерзла, ежилась и  заворачивалась в тряпки,заботливо оберегая круглую

клетку с канарейкой. Она была из той распространенной разновидности противных старух,

которые кажется, были всегда, и даже при сотворении мира она уже была старее поповой

собаки. Я бы не удивился, узнав, что моль пробив насквозь тряпки поселилась в

самой бабке и летела уже из нее - настолько ветхая та была. Свет фонаря, проходя

сквозь закоптившуюся стекляную колбу, добавлял движению феерический вид - керосиновое

мерцание причудливо растягивало тени на стенах,  напоминая хорошо подготовленный

карнавал.Беззубая старуха молча прошуршала юбками мимо нас, не удостоив даже взглядом.

 За старой женщиной шел счетовод в  светло-серых хлопчатобумажных нарукавниках, на шее

вместо привычного галстука  безвольно болталась петля.

  - Растратчик, - комментировал ход парада Орест, - Спустил на бегах конторскую

кассу и в пылу азарта свел счеты с жизнью. А тут еще и алкоголь...Одумался, да было

поздно. Дело - дрянь. Все нерешенные проблемы этой жизни сторицей перейдут в следующую,

их будет больше, … они будут больше.  Изо рта мрачного товарища сочилась сукровица.

Желтоватая  жидкость стекала по шее, по  бурой странгуляционной борозде, пропитывая

накрахмаленный воротничок. Удавленник, хрипя горлом и жадно хватая воздух, также прошел

мимо. Мы не вызывали интереса.

   Похожие друг на друга грязные нищие и безногие попрошайки, драные, в серых лохмотьях,

гремели  костылями  и ехали на самодельных деревянных каталках, отталкиваясь от земли.

Они кричали и бранились брат на брата, галдели и махали руками, вели себя так, как не

подобает вести приличным людям. Какой-то один обросший бродяга, с подбитым 

глазом и луженой глоткой  истошно гоготал, словно грешник, изгнанный из ада.

   Отцветшая  женщина с плаксивым  лицом, на вид сорока лет от роду, с двумя

 желтыми  чемоданами, подбитыми металлическими уголками, останавливалась,

тяжело вздыхала, и, переведя дыхание, продолжала путь. Тоска глубоко впечаталась в

морщины лба и носогубные складки, тоска навсегда застыла в опущенных уголках когда-то

красивых губ, тоска сопровождала ее всю жизнь и последовала с ней за гробовую черту.

Престарелая Ассоль так и не дождалась своих алых парусов.

   За ней рвал меха румяный молодой гармонист в лихо заломленной на затылок военной

фуражке, напрочь лишенной кокарды. От его вида веяло майским небом и свежим сеном.

 Он, беззаботно улыбаясь и перебирая аккорды, проследовал далее.

   Добрая торговка яблоками и петушками из жженого сахара, в простом платье, 

полногрудая, с мясистыми руками, проплыла груженной баржей слегка покачиваясь.

Замотанный в гипсобинт и белый как статуя, угловато двигался пациент отделения

травматологии. За ним,едва передвигая сбитыми сапогами, нес выцветший  стяг  старый

солдат.
   
 - Последний герой Второй Мировой, – Орест досконально знал все и про всех, - служивый

до сих пор бредет на тот Свет. Старые солдаты не умирают. Орест подмигнул мне.

 – А вот, полюбуйся - мать, продавшая своего ребенка. 

Женщина с лихорадочными глазами беспрестанно пересчитывала кисет набитый монетами. Она

не замечала как роняет монеты. Чем меньше их становилось, тем сильнее ее трясло.

   Мы вышли на берег  подземной реки.  На берегу  лежал брошенный плот.

Приблизившись,я разглядел в нем массивную дубовую дверь, с говорящей

табличкой, державшейся на ржавых  шурупах - « Банно-прачечное хозяйство  № 12».

 - То же чей то транспорт,- бросил Орест в сторону банно-прачечного плота.

  Вдоль берега бежала одноколейка. Старые рельсы, покрытые слоем ржавчины, просели и

вросли в землю. Семь или восемь вагонеток, под завязку груженые породой, стояли в

неподвижности. Гремя цепями, по рельсам из темноты вышел татуированный верзила с

колючим, леденящим душу взглядом. Он молча уставился на нас, перегородив дорогу.

  -  Каторжник со  старой каменоломни…  Подземные воды затопили  шахту, ее пришлось 

бросить  вместе с оборудованием, - голос  Ореста терялся в темноте без остатка.

  - Грешники, неприкаянные, да и просто заблудшие души – люди часто встречают их в виде

приведений и призраков. Они могут долго  бродить и скитаться по Земле, подпитываясь

людским страхом, пока им не надоест и они снова не захотят реинкарнировать. Орест прошел

сквозь призрака, недолго раздумывая я прошел следом. На ощупь он оказался как

туман или как легкая дымка.

 Подземная дорога все сильнее удивляла меня своими странным обитателями.

 В водах спокойной реки послышался всплеск  и невидимое

движение. Вдруг из воды всплыл человек. Это оказался простой рыбак, перепачканный в

жидком иле. Несуразный венок на голове, наспех сплетенный  из водорослей и камыша,

тяжелые синяки на лице, такие же на шее. Что то было нескладное в его внешнем виде.

  - С русалками всю ночь веселился, голубчик. Они, бесстыжие, его и уволокли, –   

Орест сотрес в воздухе коротким указательным пальцем. Мокрый рыбак вышел из воды и,

хлюпая болотными сапогами, пополнил наши ряды.  Его обогнала разномастная компания

алкоголиков в  клешах и лоскутных одеялах, и под землей сумевшая найти родственные души.

    Я был уверен, что сошел с ума, происходящее  было выше моего понимания. Я успокаивал

себя тем,  что нельзя два раза сойти с ума, более того в один день. Возможно, это был

дурной сон, и я надеялся на  скорейшее пробуждение.  В университетских работах по

психиатрии я читал, что во сне можно просыпаться многократно и наверняка  это был

клинический случай, сон во сне. Сверху, сотрясая землю, неспешно пошел поезд. Длинный

состав гремел колесами и набирал ход. С потолка тонкими струйками посыпалась пыльная

земля. Потревоженные летучие мыши сорвались с насиженных мест и в панике рассыпались по

сторонам. Орест чихнул с эхом.

 Дорога  начинала заполняться. Люди ковыляли, кряхтели, шоркали ногами  и спотыкались.

Колонна шла ровно и размеренно. Никто  не обращая внимания на вновь прибывающих.

 С соседних дорог, темных коридоров и мрачных галерей, к шествию примыкали  новые и

новые  участники.  Состав и разнообразие пестрил как на демонстрации:  торговцы, лакеи,

городской разночинный люд, дворовые старики, какие с утра до ночи стучат в домино,

озадаченные мамашки, идейные комсомольцы и беспартийные, я рассмотрел даже одного

хмурого управдома с папкой под мышкой,служащие контор и деревенские жители, военные люди

и бледные  томные дамы, рабочие заводов и фабрик степенно шествовали с безучастным видом

и дальнейшей фатальной неопределенностью.

  Люди разительно  отличались по эпохам и временной принадлежности - в

людской массе мелькали очки в роговых оправах и круглые с золотым напылением, резные

деревянные трости и часовые цепочки на засаленных жилетах, шикарное боа из меха

серебристой лисицы и красные коммунарские платки, приталенные сюртуки на крупных

пуговицах и парадные мундиры с андреевскими крестами, широкие обручальные кольца и

массивные перстни на толстых коротких пальцах, строгие платья серых оттенков и

гражданская одежда на манер военного  френча, кое-кто был вовсе по пояс раздетый, шли в

ногу стоптанная обувь и легкие босоножки, кирзовые сапоги и лаковые полуботинки с белым

верхом, попадались даже лапти, пестрили вычурные шляпки и костяные гребни для волос,

толстые косы и напротив, простоволосые космы, некая одухотворенность лиц или полное

отстутствие таковой -  люди были разные и были мало похожи друг на друга.

 Я искал удобный повод  задать Оресту вопрос. Прочитав мои мысли, он не замедлил с

ответом:

 - Здесь прошлого и будущего нет – оно есть лишь в вашей памяти и ваших фантазиях. Здесь

всегда есть только настоящее.   

    В общей гущи народа попадались и совсем занятные персонажи. Сухой старичок в пенсне,

владелец аккуратной  бородки -  немец - аптекарь,  продавший дьяволу душу за рецепт 

эликсира молодости. Дуэлянт с разнесенной половиной головы, дымящимся  пистолетом  и

надушенным письмом в руках. Полупрозрачный городской сумасшедший, заблудившийся в своих

снах и  путающий  их с явью. Смешной чумазый  трубочист, отправивший на тот свет

семейство скупого хозяина, безжалостно перекрыв заслонку дымохода. Толстый потный

живодер, с засученными рукавами  в грязных штанах из грубой мешковины - бешеные псы

рвали его со всех сторон. Та, черная собака, оказывается догоняла именно его. Она не

отставала от четвероногих собратьев, целиком отдавшись своей ярости.

Деревенский батюшка курил ладан, размахивая кадилом.

   - Наконец - то открылась главная тайна его жизни? – спросил я Ореста.

  - Еще не открылась, у него впереди много  чудных открытий … Лучшие служители культа в

прошлом воплощении были ярыми атеистами.  Атеисты,… - глаза карлика загадочно блеснули.
 
 - Хм,атеисты интересные люди. Они отрицают сами себя,..- давящее ощущение людской массы

не давало мне покоя. В толчее я прослушал Ореста, чуть не потеряв его из виду.

   Мы влились в еще более плотный поток и семенящими шажками вышли на круглую подземную

площадь. Сквозь колонны  арочных сводов с  безчисленных дорог туда стекались  людские

потоки.Народ прибывал и прибывал.

 Торжественная площадь напоминала гигантский храм изнутри - резные полуколонны из

светлого камня устремлялись вверх поддерживая высокий куполообразный потолок, украшенный

мозаичной фреской. Площадь по периметру освещалась сотней факелов,с щелчками и треском

полыхавших в руках гипсовых античных героев.

 С великолепной фрески, набранной разноцветной плиткой, на обывателя сверху вниз 

смотрело четыре  пары внимательных глаз:

    Христос в светлых одеждах спускался с небес по облакам.  Объятия его распростерты,

взгляд милосердный и всепрощающий. Десять тысяч  ангелов-горнистов  благоговейно

приветствовали Сына Божьего.

    Темно-синий Кришна  опоясан косами цветочных гирлянд, из смоляных волос  торчало

павлинье перо.  Телята с бусами на шее, зачарованно слушали его причудливую  игру на

флейте.

    Прекрасный челом пророк Мухаммед,  в белом тюрбане и  кафтане цвета луговых

васильков, удобно сидел на плечах архангела Джебраила.

    Величественный луноликий  Будда  застыл в позе лотоса, правая рука приветственно

поднята. Взор раскосых глаз бездонен и ясен.
 
  В центре потолка, как Солнце, сиял  огненный  круг  из сусального золота.

   Атмосфера площади была сродни залу ожидания на железнодорожном вокзале, для полноты

картины не хватало  цыганского табора с выводком кудрявых чертят. Хотя я бы не удивился

увидив их тут в людском сомне. Люди в ожидании толпились между

колоннами, оставив  свободною только часть зала. Время от

времени  открывались тяжелые кованые ворота, выкрикивалось  имя, и начиналась суета.

 Имя по устам разносилось из одного конца в другой, какой-нибудь  зазевавшийся

ожидатель, нещадно орудуя локтями,прорывался к воротам сквозь гущу народа,  чтобы

навсегда исчезнуть за ними. Ворота глухо смыкались и толпа стихала.

   Толпа в очередной раз вздрогнула, волной всколыхнулась и стихла. Кто то махровым

 басом повторил наши имена, народ расступился пропуская нас, бесшумно открылись

тяжелые инфернальные врата и замкнулись за нами.