Трапеза

Булькал суп на кухне старой. Суп, заминированный фрикадельками. На подоконник уселся толстый голубь, вздохнул всей полной своей грудью, вобрал весь воздух вокруг в себя, покопался клювом в перьях, мигнул тарелочным глазом.
"Ну что же, ешь, пташка божья," - подумала привычными изо дня в день старыми мыслями бабка Клава, насыпала голубю подсолнуховых семечек. Аккомпанемент "Радио России", построивший себе здание на больных суставах со статуей проницательноголосой Татьяны Танаковой.
Голубь заворковал, затоптался и неуклюже заклевал зерна, сбрасывая половину вниз грузной тушей. На ветках замелькали синицы и затрещали воробьи. Другие бомбы-голуби подлетели, взорвали подоконник довольным воркованьем. Зерна посыпались вниз, воробьи обрадовались и бросились наперегонки с синицами к земле, ввинчиваясь истребителем-штопором в воздух.
Улыбнулась бабка Клава, руки старые в пятнах времени.
Суп кипел. Фрикадельки ворочались, силясь вырваться на свободу.
"Пора снимать, сейчас," - подумала бабка Клава, выключила газ и сняла кастрюлю с плиты.
Татьяна Танакова трогательно убеждала радиослушателей, что у них никуда не годные вены, которые обязательно стоит лечить пчелиным ядом.
- Сейчас и покушаем, - произнесла бабка кухонному пространству, и голос впечатался в закопченные обои, взяла прихватками с петушком и грибком кастрюлю и понесла в комнату. Суп бултыхался в кастрюле.
Голуби насытились, сыто закурлыкали. Синицы и воробьи плясали на земле клювами.
Комната - самая обычная комната, как будто клонированная от тысяч других таких же комнат одиноких бабушек. Шкаф, похожий на мощную свекровь, телевизор на тумбочке, как прогрессивный папаша, лампа-торшер, похожая на усатого брата, иконы в углу. Почерневшая икона с ликом Спасителя, Сергия Радонежского, Божьей Матери.
- Ну что, вот и еда поспела, - довольно проговорила бабка Клава, пронося кастрюлю с супом мимо икон и ставя ее на стол, сервированный тарелками с голубой каймой. - Сейчас будем есть, родимые.
Иконы смотрели на бабку недвижным, доисторическим взглядом прошлой совести.
Клава перекрестилась.
Потемневший Иисус подмигнул и потихоньку вылез из оклада.
Растер усталые руки, хрустнул костяшками пальцев, разбросал волосы по плечам, посеревшие и потрескавшиеся одежды его пластались по полу.
- Здравствуй, Клава! Ну что, как ты? Живешь? - спросил Иисус, улыбнувшись и намотав бородку на палец, после чего тут же одернул себя: нехорошая привычка.
- Живу, спасибо. Голубей вот покормила, супа приготовила. Наваристого, с фрикадельками. Такого, какой ты любишь. Да ты садись, садись, милый. Поешь.
- Спасибо, Клава. - чуть улыбнулся Иисус и закашлялся, выбивая пыль из древних легких.
- Садись, садись, чего встал-то, касатик? Вот и тарелка приготовлена, - по-доброму шуганула бабка Иисуса, подталкивая к столу.
Иисус прошел к столу, уселся легким телом на стул, произведенный в Праге на улице Водичковой в 1964 году, взял ложку и зачерпнул шарик фрикадельки вместе с бурой жидкостью супа.
- Приятного аппетита, милок, - пожелала бабка Клава.
- Спасибо, - ответил Иисус, челюсти его заходили ходуном, дробя фрикадельку и лучок на мелкие кусочки.
Икона Радонежского тоже ожила. Сергий вышел в комнату, простой старик в черной монашеской одежде.
- Здравствуй, Клава! - хитро прищурился Сергий. - Чем сегодня порадуешь?
- Супом порадую. Все утро готовила. Садись, садись! - приветствовала его бабка.
- Какой может быть разговор?! - пробасил Сергий шутливо, оправил бороду и сел на второй чешский стул, отчего тот тихонько заскрипел под его весом. От полной тарелки Сергия шел пар. Сергий, надув щеки, дул на суп, плескающийся в ложке. Маслянистый и аппетитный.
В центр комнаты вышла женщина в темно-красном плаще. Глаза ее были глубоки и полны проницательной печали.
- Доброго дня тебе, Клава, - сказала Божья Матерь.
Сергий прожевал картофелину, проглотил, вытер тыльной стороной ладони рот:
- Садись к нам!
Божья Матерь прошла к столу, Иисус вскочил и усердно отодвинул стул Марии немного угловатыми движениями, Мария села на третий стул, произведенный в Белоруссии на фабрике "Гомельдрев".
Бабка Клава подвинула тарелку с супом Божьей Матери:
- Кушай, милая. Кушай. Я тут для вас специально приготовила... Старалась...
- И очень даже на славу постаралась! - улыбнулись Сергий с Иисусом, отправляя в рот очередную ложку супа.
Мария принялась за суп, аккуратно разрезая краем ложки фрикадельку на маленькие кусочки, после чего отправляла этот маленький кусочек в рот.
Голуби где-то на улице продолжали свое пьяное сытое пиршество. Кошки урбанистическими гепардами пробегали через дорогу, обегая машины.
Соседи включили аудиосистему на полную мощность, жесткие биты стучали по стенкам.
- Сейчас принесу второе, - торопливо сказала бабка Клава и ушлепала тапочками на кухню.