Самогонка...

          Брат мой младший Андрюха, всегда был одержим удивительными и непонятными мне идейками и идеями. Они внезапно рождались в его лохматой голове и так же внезапно прекращали свой недолгий, но буйный век. Начиная с того, что, приехав в город, он поступил учиться в ПТУ на токаря. Зачем ему это понадобилось, я не понимал. И тем не менее он добросовестно отучился-отмучился, получил диплом, чтобы тут же подальше засунуть его и больше об этом дипломе не вспоминать. Всё свободное время он сочинял стихи, писал короткие рассказы и посещал выставки художников. Ему было абсолютно всё равно, кто выставлялся. Руки у него были золотые, но мозг имел странное свойство никогда не давать покоя этим рукам.

          Потому что через год, поработав страховщиком в какой-то подозрительной компании, он уже снова учился. На этот раз он решил стать профессиональным дирижёром и музыкантом. Учился он в Минусинске. В ту пору вотчине «отца Виссариона». В заведение, где он учился, приезжали учиться люди из Казахстана, Украины и даже из нашей культурной столицы – города на Неве! Когда я интересовался, что же сподвигло их на такой дальний путь, они мне объясняли, что в Питере поступить на такое отделение нереально. Там конкурс – тридцать человек на место. А здесь это вполне по силам! Главное – диплом! А где он получен, не так уж и важно.

          Этот небольшой город обладал какой-то непостижимой аурой! Число художников и музыкантов на единицу населения там превышало все мыслимые пределы. Ну и, конечно же, мой брат моментально пропитался этим настроением. И снова, повинуясь только ему одному понятному вдохновению, через год он как-то взял академический отпуск и уехал жить в деревню. Писать пасторали и пейзажи, медитировать и подпитывать благодатью свою неспокойную душу. Мать, старший брат и я помогли ему деньгами, и он купил там избушку – домом это сооружение назвать было нельзя. Вся она состояла из кладовки и комнаты размером шесть на четыре метра с большой печкой у стены. Там он и поселился, утеплив стены развешанными на них полотнами, подрамниками и эскизами будущих гениальных картин. Он был счастлив!

          Счастлив он, конечно, был, но беспокоила его одна проблема. Работы в деревне не было даже для местной элиты. Все работоспособные мужики подались на заработки в город, а оставшиеся перебивались сдачей цветного металла, питьём самогонки да продажей картошки. Жить, продавая свои творения, было нереально. Их просто было некому покупать. Я же говорю, что недалеко был Минусинск, где был переизбыток гениальных и просто талантливых художников. Но и это его не смутило. У купленной им избушки оказался отличный приусадебный участок около двадцати соток, огороженный крепким забором. Когда я первый раз заглянул к нему в гости, то был озадачен внешним видом огорода. Во всю его длину протянулись восемь грядок, густо зеленеющих какой-то мелкой травкой, похожей на укроп.

          Андрюха гордо улыбнулся и радостно возвестил мне, что это не какая-нибудь обыкновенная свекла или простая картошка, а настоящая голландская морковка! Зная своего брата, я не удивился, что это была голландская морковка. Я удивился, зачем её так много? На что он рассказал мне, что это его план выживания на год! Он будет осенью, зимой и весной поставлять этот овощ в городские рестораны и кафешки. Так как желающих продавать картошку и свеклу набирается немало и конкурировать с ними трудно, то морковка – тот единственный продукт, где равных ему не будет. Таким образом и он заработает на хлеб с маслом, да и народ в городе будет с салатом.

          Я скептически покачал головой. Да-да, я скептик, не сомневайтесь в этом. И только после того как мы выпили привезённый мною коньяк, он признался в истинной причине этого бизнес-проекта. Оказалось, что у него просто не было посевной картошки, чтобы засадить все двадцать соток огорода. И денег докупить недостающее количество тоже не было. А попросить у нас он постеснялся. Картошки хватило только на десяток рядков. И тогда он поехал к знакомым мастерам кисти и карандаша, и там совершенно случайно у одного из них обнаружился целый заброшенный картонный ящик с упаковками семян моркови. Кто-то кому-то передавал с оказией для садово-огородного магазина, но, как это всегда и бывает у художников, адресат разминулся с курьером. Художники радостно вручили этот ящик моему брату. И уверили в том, что морковка и есть самый необходимый и востребованный на сегодняшний день продукт.

          Лето, а за ним и осень прошли как-то незаметно. В начале декабря я выбрал несколько свободных дней и по дороге в свою деревню решил навестить моего давненько не присылавшего весточки родственника. Набрал гостинцев, так как был почти уверен в том, что с финансами у него та же проблема. Так оно и было. Его небольшие заработки тут же тратились на покупку холстов и красок и устройство банкетов по поводу дешёвой продажи очередной гениальной картины. Иногда ему всё же везло. На следующий день он, как всегда, просыпался с больной головой и пустыми карманами. Проблема купить хлеба могла быть актуальной дня три-четыре. Такова жизнь русского художника! В чём теперь у него не было проблемы, так это в горячительных напитках. У него стояло почти две фляги самогонки!

          На мой вопрос, как у него движется бизнес с морковкой, он только досадливо цыкнул сквозь зубы: «Бизнес-план не сработал», - с досадой произнёс он, разливая самогонку по шикарным богемским стаканам.

          Морковка в том году уродилась на славу! Просто удивительно, первый раз он ею занимался и такой урожай! Лето было тёплым и влажным, и корнеплоды выросли дай бог каждому мужику! От ярко-оранжевых, почти красных у самой избушки, до жёлтых, почти белых на самих задах. Сочные и сладкие. Было собрано… было собрано, дай бог памяти… Да много было собрано, что тут и говорить! Погреб и подполье были завалены под завязку. И, выждав, когда ударят холода и цена на морковку стабилизируется, он поехал договариваться с теми, кому она была просто необходима. Но, как оказалось, в этом и есть главная загвоздка. В двух близлежащих городах Абакане и Минусинске число точек общественного питания очень ограничено, а те, что имелись, уже давно и по много лет работают со своими постоянными поставщиками, и воткнуться туда постороннему человеку было очень сложно.

          Несколько раз он всё же договаривался. То где-то на рынке, то в овощных павильонах. Но привозить по три-четыре мешка было невыгодно. Оптом морковку покупали по два рубля, если я не ошибаюсь, а чтобы эти четыре мешка отвезти в город, нужно было заплатить сто пятьдесят! По семьдесят пять рублей туда и обратно. Смысла в таких мизерных партиях не было никакого, а закупать большие партии никто не хотел. Или он не умел договариваться? Честно сказать, в этом плане он не был прирождённым ритором. В таких количествах морковка не была нужна никому. Через месяц мучений Андрюха загрустил. Морковка – это тебе не картошка! Хранить её гораздо труднее. Таким темпами до весны она вся сгниёт.

          Как всегда, выручили коллеги-художники и музыканты. Где-то, кто-то из знатоков, а художники все знатоки спиртных изысков, достал чудный рецепт морковной самогонки! Раз городским морковка не нужна в виде салата, то деревенским в виде самогонки всегда пригодится. Оставалось только достать средства на алюминиевые фляги и дрожжи. Художники выручили. И работа закипела. Начинать новые дела мой брат любил, вот только заканчивать не очень. Особенно хорошая самогонка получалась из морковки, выросшей у самого дома, здесь она была необыкновенно сладкой и сахаристой.

          Самогонный аппарат он арендовал у деревенского соседа по кличке «Аристарх», это был мужик лет сорока по паспорту и лет семидесяти по внешнему виду. Почти полное отсутствие зубов у него компенсировалось длинным носом. За аренду аппарата договорились расплачиваться натурпродуктом. Три литра самогонки в неделю. Но правила оплаты всё время нарушались. Терпеть так долго он был не в силах. Аристарх повадился ходить в гости по два раза на дню и выклянчивать по большому алюминиевому ковшику свежей бражки. Он её тут же выпивал огромными глотками. Вытирал губы рукавом и, мотая головой, уходил. Ядрёная бражка «цепляла» моментально. Так как основным ингредиентом в составе бражки была морковка, то и цвет у неё был соответственный – ядовито-желтый.

          Через две недели каждодневного употребления этого эликсира при встрече с Аристархом деревенские бабы уже только горестно хлопали ладошками. Всё его тело приобрело бледно-жёлтый цвет, больше подходящий покойнику, чем человеку, живущему в деревне на свежем воздухе. А так как все уже знали, чей напиток он употребляет, то и покупать самогонку категорически отказались. Доказать им что-либо было невозможно. Потому что все решили, что эта желтизна – первый признак смертельно опасного гепатита, в деревне именуемого желтухой. А может, такой слух распустили подлые конкуренты? Не один же он в деревне самогонку гнал! Тут шла нешуточная борьба за каждого финансово состоятельного клиента. Ну что с того, что сама самогонка получалась крепкой и прозрачной как слеза? Мы хоть и деревенские, да кое-что смыслим в проблемах здоровья!

          Я громко посмеялся над братом и его несостоявшимся бизнесом, пока он разливал по богемским стаканам самогонку, а две материализовавшиеся как из воздуха деревенские девахи с бугристыми Кустодиевскими формами, и с добрыми много чего обещающими глазами, возникшие сразу же следом за моим появлением, раскладывали по чашкам салат, у нас называемый «корейская морковка» (это когда мелко нарезанную морковку заливают соусом из уксуса, соли, чёрного перца и сахара). Других съедобных продуктов у него в доме уже давно не было. Он резал привезённую мной колбасу и ветчину и на мои уговоры бросить этот неморальный промысел говорил мне горестно:

          - Всё… Надоело, уезжаю в город весной. Вот так, Серёга, в наших краях всегда! Какое бы хорошее дело ни затеял, оно всегда кончается грандиозной пьянкой!