Душа ее светлая

***
И жизнь ее ничто не стоит,
И смех ее продан за гроши рабам,
Но смерть ее может достаться богам
Лишь только тогда, когда
        Души свои мертвецы из глубин дальних ада
Достанут на миг – для мертвой души ее это награда…

Тихо крадется по комнате луч одинокого солнца, освещая глухим светом старый потрепанный мольберт. На нем следы вчерашней краски, масло растеклось по полу, кисти разбросаны по коврику рядом с кроватью. Помещение практически пустое, в нем лишь все необходимое: мольберт, полка с красками и другими принадлежностями, кровать и стол с табуретом около него. Люстр или бра нет – только свечи, обоев нет – только краска и игра солнечного света. На полу не лежит ковра – чистое дерево, местами украшенное яркими пятнами. На окнах нет занавесок, они пустые, голые, лишь на подоконниках стоят одинокие подсвечники и фотографии в рамке.
Луч крадется к кровати ее. Медленно свет отражался от гибкой тонкой руки цвета топленого молока. Цвет волос - цвет коры дуба, а губы красные, словно зимняя рябина, ошпаренная морозом. Никто не знал, сколько ей лет, но на вид она казалась девушкой лет двадцати. Все меняли глаза. Они были темны, взгляд тяжелый, словно грозовая туча в минуты осеннего ненастья, пронизывал до костей, и мурашки бегали по коже при одном мимолетном движении ее черных глаз.
Когда неугомонный лучик солнца все-таки добрался до ее глаз, она сморщила лицо, свела грозно брови и спряталась под теплое уютное одеяло. Часы на площади, куда выходили ее окна, пробили полдень, и спящая красавица начала оживляться. Она неохотно выглянула из-под одеяла, осмотрелась. Никого. Тут она с неохотой прошла к окну – люди оживленно бегали по площади – открывались лавки, магазины, кричали дети. Прошло несколько минут, и она снова подбежала к окну уже с полотенцем. С ресниц и подбородка капали крупные капли, щеки покраснели от холода воды. И мне показалось в эту минуту, что цвет ее лица ненастоящий, что это тоже краска, и она сейчас смоется вместе с водой. Девушка распахнула раму, и ей навстречу влетел поток жаркого летнего воздуха. Ночная рубашка ее развевалась в струйках обжигающего солнца, в эту минуту ей казалось, что она словно на корабле бороздит бескрайние дали морей. (Да, забыла отметить еще одну ее особенность – она никогда не улыбается.)
Она стянула со своего еще сонного тела рубашку и нагая пошла по комнате в поисках одежды. После того, как она оделась, вид ее стал незатейливый: на плечах большая мужская рубашка, без пуговиц, только завязанная книзу узлом, узкие льняные шорты. Беспорядочные локоны волос стали огромным пучком на голове, который удерживала кисть в волосах. Девушка была босиком, летом она не носила обуви вообще – теплая брущатка на площади всегда согревала ее ноги.
Завтрак ее ограничился глотком уже теплой воды. Взяв с собой небольшую планшетку с парой листков бумаги и карандаш, она ушла, не закрыв дверь, рисовать.
Самый живописный уголок парка, рядом с которым она жила, – фонтан. Фигурка девушки, держащей в руках кувшин, из которого мерными струйками текла зеленая вода, глаза девушки, опущенные вниз, смотрели вглубь фонтана. Вокруг нее никогда не было людей, место хоть и прекрасное, но малолюдное. Прохожие не любили его: грустные глаза и опущенные уголки губ каменной незнакомки навевали грусть даже на самого весело человека. Но это место любила она. Под сенью молоденьких парковых деревьев она могла просидеть весь день, без еды и воды, без общения и чьих-то добрых взглядов. Так случилось по обыкновению и сегодня. Она села на край каменной кромки фонтана и под умиротворяющий звук журчания воды приступила к работе. Вся работа ее заключалась в одном – рисование. Она ничем, кроме этого не занималась. Она любила рисовать людей, только не живых, а вымышленных, любила рисовать картины из жизни, но не совей. Сегодня ее целью было небо – как можно изобразить обыкновенным графитовым карандашом небо? Все его краски и переливы? Сначала это легкие штришки, незаметные очерки карандаша, а потом это уже и облака, и сияние солнца сквозь них. Даже несколько веток сосны попало в рисунок. Вот оно – небо…
День подошел к концу. Ни одна живая душа не прошла за это короткое время мимо нее, а, может, и проходил кто-то, да только она настолько увлечена своей работой, что попросту не заметила. И такое с ней случалось. Бывало, кто случайный к ней обратится с вопросом, а она не словно не видит его, не слышит, увлеченно проводя новую и новую линию.
Медленно возвращается она в свой уголок, волоча за собой планшетку. Люди идут по площади мимо нее, не смотря даже в ее сторону. Она смотрит на всех с каким-то презрением, толкая незамеченных на пути. Забросив со всего размаха принадлежности, она садится на подоконник, берет в руки яблоко, непременно зеленое, и смотрит в глаза закату. Ярко-красные лучи его слепят глаза, но она смотрит. Круги на солнце становится все труднее рассмотреть, облака малинового цвета пытаются спрятать его, но безуспешно. Что-то пытается нашептать ей о том, что пора уже отдыхать, но она как будто этого не слышит. Зачем ей это слышать, спать можно и на подоконнике. На небе уже появляются звезды, редкие, неприметные, тусклые. Небо словно разделилось пополам – угасающий день в бледно-розовом, наступающая ночь в бледно-голубом. И не определить той границы, что разделяет эти два полюса, как не определить ее, живя в быстром ритме жизни. Она знала, где начало неба, она знала…
Размеренными движениями сонного ребенка она упала на кровать, не заправленную с утра. Волосы ее очертили загадочный узор на подушке, на лице появилась загадка, словно во сне она стала счастливой. Тело ее теперь неподвижно, изредка ресницы вздрагивают во сне, еле слышно сопение. Она спит, тише…
Проснулась она от шума дождя. Гроза сверкала за окном, освещая темную улицу. Вдруг ей в голову пришла идея – почему бы не прогуляться? Накинув на обнаженное тело длинную рубашку, она направилась к двери.
Ее растяпанные волосы ловили каждую каплю дождя, в глазах встречались нотки грома и нотки внутренней борьбы. Глаза словно встретили родственную черноту в небе. В глазах была неподдельная жестокость момента, словно что-то очень страшное хранилось в ее сердце, но, как бы это странно не звучало, душа у нее светлая….
Медленно шагая по лужам улиц, она услышала за спиной чьи-то столь же неторопливые шаги. Обернулась – человек стоял и пристально вглядывался в черноту. Она продолжила шаг в том же темпе. Он же за спиной ускорился. Она то и дело ощущала на мокром теле любопытный взгляд.
- ***
Он назвал ее имя. Она остановилась. Он продолжил:
-  Вы художница?
- Это имеет значение?
- Я видел Вас за работой.
- Вы что-то хотели?
- Да, если можно.
- Что именно?
- Вы не торопитесь?
- Нет, если дождь не станет утихать.
- Хорошо, у меня к вам, если Вы позволите, есть просьба.
- Какая?
- Вы не могли бы нарисовать портрет моей дочери?
- За какой срок? День? Два?
- Что вы, меня устроит любое время.
- Тогда приходите завтра в парк…
- Я знаю, можете не продолжать.
- Вы следите за мной?
- Ни в коем случае. Не за Вами, а за вашей работой.
- Жду Вас завтра, всего доброго.
- Да, всего доброго, уважаемая ***
И она ускорила шаг. Просьба оказалась столь интересной, что она поспешила собирать принадлежности. Не многие просили ее рисовать на заказ, а тем более портрет ребенка.
Оставляя сырые следы на полу, она прошла к мольберту и приступила к работе, к своей работе. Не переодеваясь, она взяла кисти, развела краски. Капли теплого дождя падали с носа на палитру, но она не обращала внимания на это. Она уже дрожала от холода, но не прекращала работы. Максимально заинтересованная в результате, она вглядывалась в полотно. Руки трясутся, глаза выливают на холст горечь, картина вышла в черных красках. Как всегда.
На следующее утро она. Как и было оговорено, ждала в парке около фонтана. Ее беспокоило только одно – а если ничего не получится? Хотя, она же была на сто процентов уверена в том, что работает она безупречно. У нее был прекрасный учитель – жизнь. И талант, безусловно. Глаза напряженно бегали в поисках вчерашнего тайного заказчика, а на губах было мертвенное спокойствие, словно она выполняла эту работу ежедневно без промахов.
Наконец, из-за линии старых парковых деревьев показалось два силуэта – мужчина лет 45 вел за руку девочку. Она решила, что это ее клиент, если так можно выразиться. Девочка улыбалась, смеялась, глядя на отца, и он в ответ ей растягивал в улыбке тонкие потрескавшиеся губы.
- Это Мария, именно ее портрет я бы хотел у Вас попросить, - сказал мужчина художнице.
Она посмотрела на девочку и натянуто попыталась улыбнуться. Детская улыбка тут же пропала, она серьезно всматривалась широкими глазами в уставшие глаза своей новой знакомой. Мария попыталась преодолеть боязнь и потрогала ее на щеку и тут же убрала в испуге.
- Извини меня, Мария, я холодная.
Девочка облегченно вздохнула и села напротив.
- Я могу начинать, дорогая? – спросила она.
Девочка одобрительно кивнула головой. Отец, молча, отошел от нее к дочке, поцеловал девочку в лоб, прошептал что-то на ушко и ушел вглубь парка.
- Не бойся меня, хорошо? Я тебя не обижу. Только у меня будет маленькое условие – я попрошу тебя не шевелиться.
И она приступила. Карандаш легко скользил по бумаге, оставляя пока нечеткие линии. Работа шла быстро, девочка все пристальнее смотрела на свою художницу. А она все нежнее смотрела на, казалось бы, знакомую девочку. Через полчаса работа практически была закончена и она разрешила малютке расслабиться. Но работу она не спешила заканчивать, с каждой новой линией она делала движения карандашом еще аккуратнее и сильнее.
Наконец, девочка встала. Она протянула ей листок с портретом.
- Как здорово получилось.
- Спасибо, Мария.
- А нарисуйте еще что-нибудь.
- Не сегодня, ладно?
- Ага…. А как Вас зовут?
- Твой папа знает, спроси его.
- Нам пора, дочка, - прервал их отец девочки. Мария быстро встала, обняла ее и пошла к отцу.
- Благодарю Вас, уважаемая. Сколько это будет стоить?
- Нисколько, что вы! Я не беру денег за свою работу!
- А что Вы принимаете?
- Ничего, скажем, это подарок за то, что у Вас такая очаровательная девочка.
- Спасибо огромное.
И он медленно отошел к дочке.
- До свидания, - сказала девочка ей.
- Всего доброго, Мария.
И они беззаботно ушли вглубь леса.
А она быстро начала по памяти рисовать портрет девочки. Для себя. На память.
Она ей очень сильно кого-то напоминала.
Всю ночь она не спала. Не могла.

Утро.
В это утро она почему-то была особенно холодна ко всему. По обыкновению, к фонтану она не пошла. Весь день провела в своей убогой квартирке.
На улице была адская жара, люди не старались выходить на улицу по каждой мелочи, только за самыми необходимыми вещами. Дорожные камни накалены, ходить по ним – суровое испытание в этот день, а ходить босиком – наказание.
Она сидела с задумчивым видом у мольберта и что-то рисовала, совершенно без интереса. Ее мысли были заняты, а рисовала она для того, чтобы саму себя успокоить – я занята делом. К сожалению, не видно, что именно она рисует. Она это, казалось, скрывала, ото всех и всего. Она судорожно осматривала комнату, словно за нею следят. Но комната была пуста, как и всегда.
В комнате было прохладно, и каждый бы сейчас отдал что угодно за то, чтобы побыть здесь хотя бы минуту. А она рвалась на волю как птица, запертая в клетку навечно и имеющая последнюю возможность проститься с небом. А небо прощения не принимало, оно не отпускало ее. Отпусти ее за усталыми птицами, открой ей уголок безмятежности, озари ее путь тусклыми звездами – нет.
Она отбросила кисть, пролив масло на себя. Та с грохотом упала в угол и замолчала тихим криком. Последним криком. Девушка встала, подошла к окну и растворилась в лучах горящего солнца. Принял ветер ее непрощенную. Не дало небо раскаяния. Утонула она на границе небесного зарева, отданная за грехи не свои страшные. Утонула с глазами счастливыми…


По квартире ходили люди, совершенно  посторонние ее бывшей обитательнице. Что-то искали, говоря о незнакомых вещах. Картины были опечатаны, все личные вещи описаны, ничего не осталось. А на картинах она рисовала…

… Небо, Ветер, Границу небесную…
Парк в лучах красивого солнца с уродливой веревкой, переброшенной через ветку старого дерева напротив фонтана с грустною девою. Она рисовала смерть свою нелепую, согретую разбитыми грезами о камни беспечности. Единственное, что не нашли приставы – 9 памятных писем, которые она хранила для кого-то неизвестного. Ее письма, ее истории, ее судьба на бумаге для совести.

Вот и закончилась красивая история о смерти девушки. Девушки с жестоким подарком судьбы. Девушки с душой. А душа у нее светлая…