Дом. Воспоминания на одну тему

…

Старая дорога. Песчаная. Музыка. Приятная. Голова. Пустая. Дом.… Сколько же с ним связано? Почти вся моя жизнь. Детство, юность – все было здесь. Первая любовь, первые разочарования, первые перемены. Сейчас, спустя много лет, решил приехать сюда. Для чего? Возможно, найти ответы в прошлом, возможно, просто побыть с прошлым, возможно, просто разобраться в себе. Голова такая легкая, но я почему-то грущу – нахлынули воспоминания. Я не был здесь 15 лет. Дом пустой. Никто в нем не живет, родители умерли, я не решился возвращаться туда после их смерти. Хотя нет, в нем одно время жила сестра, но недолго, всего около года, потом уехала. Дом одинок. Иногда приходят мысли, что он живой, что он слышит меня и помнит все, что со мной связано. 

Из машины выходить немного страшно, дом не видел меня столько лет. За это время я стал другой, а он постарел, но нужно было это сделать – приехать сюда. Его будут сносить, завтра… Последнее наше с ним свидание. Последняя попытка понять друг друга и последняя моя возможность найти себя в нем…

…

Открываю старые железные ворота. Скрипят. Ржавые. И тут же мне в лицо порыв ветра – запах ветхости дома. Иду по заросшим тропинкам к дому. Когда-то они были убраны, по обе стороны от них были разбиты клумбы. Бывало, выйдешь из террасы на утреннюю росу, тишина, все вокруг еще спит, свежий аромат цветов сбивает тебя с ног, их так много! За всем этим великолепием следила мама. Она была прекрасным садовником. Цветы на ее клумбах всегда свежие, прекрасные, благоухающие. Мне в детстве казалось, что мама волшебница: по ночам она улетает вместе с Верным, так звали моего пса, в неведомые страны за диковинными цветами, прилетала на рассвете и рассаживала их. Каждое утро, прогуливаясь, я находил новые цветы в нашем палисаднике, вдыхал их еле заметный аромат и как бы попадал в сказку. Их цвета были настолько разнообразны, что глаз резало у случайного прохожего от палитры их цветов. Но теперь мамы нет, она не летает с Верным за цветами. Клумбы заросли, цветов на них давно уже никто не сажает. Даже их форму сейчас уже угадать сложно, но еще можно. Я давно уже не мечтаю, мне перестали сниться сказочные страны, перестала сниться сказка. Вместо теплого утреннего бриза - порывы холодного морского ветра, вместо цветов - сорняк, но я почему-то этому не удивляюсь. Просто я ожидал здесь это увидеть. Постойте, я что-то забыл. Ах да, здесь была беседка! Была…
Когда-то давно, когда мои родители только купили дом, здесь, на припеке справа от дома, стояла изящная летняя беседка. При покупке дома она была в превосходном состоянии, когда мне исполнилось 6 лет, она была уже ветхой. Мама не могла уследить за всем, а отец часто забывал о ней. В детстве я очень любил играть там с другом. Мы залезали с ним на чердак, находили очень много старых занавесок, они служили нам парусами, стульев, плакатов, даже одежды. На несколько часов каждый летний день мы становились пиратами, а эта самая беседка становилась нашим кораблем. Нас всегда спасало одно – она была хорошо закрыта многочисленными сливами, яблонями и вишнями, отец спустя длительное время находил нас там и я получал хорошую взбучку. В 15 лет я пытался здесь проводить красивые вечера с девушкой. В 10 вечера открывался незабываемый вид – цвет моря с каждым мгновением разбавлялся лучами заходящего солнца а, небо приобретало приятный оттенок нежной весенней сирени, самой ранней, словно полотно художника, пикантности добавляли ярко-оранжевые облака. Дополняли композицию легкий морской ветерок, светлячки, которые собирались над нашими головами. Награда этому была еще прекраснее – ее волнующее дыхание, трепет молодого сердечка и восхищение этим видом в ее глазах. О, это было прекрасно… Прекрасно вспоминать о таких минутах.

…

Старое крыльцо невыносимо скрипит. Его никогда не приводили в порядок. Каждый шаг я делаю с опаской, я не доверяю его ветхим половицам. Звон ключа в замочной скважине, его ржавый голос в ответ моему волнению и вот то, чего я так долго ждал. Дом. Внутри. Все так же прекрасен. Старые ковры помнят каждый след хозяина или гостя, коллекция ваз всегда мне не нравилась, восточным искусством увлекался отец, я никогда не понимал его. Прямо напротив меня маленький журнальный столик, вольтеровское кресло с темно-синей обивкой около него и картина моей матери. Смотря на этот вид, я все время вспоминаю сестру с телефоном в руках. Она могла разговаривать часами! И в каких только позах она это не делала – и лежа в кресле и на полу, и сидя в нем и на столе. В общем, комбинаций положений тела при разговоре было великое множество. Она, моя сестра, была большая сплетница. Я ее за это, если быть честным, недолюбливал, но все-таки это моя родная сестра. Справа от меня была огромная лестница, ведущая на второй этаж. Там были наши с сестрой комнаты и спальня. Но пока остановимся на первом этаже. Там были наши с сестрой комнаты и спальня. Но пока остановимся на первом этаже. Робкой походкой я прохожу именно туда, где я коротал долгие зимние вечера.

…

Гостиная. Она идет сразу за лестницей. Я прохожу медленно, вдыхая аромат старой памяти. Большой камин был центром дома, он стягивал вокруг себя всегда множество гостей. Было весело вспоминать что-то, всматриваясь в его медленный огонь. Перед ним была площадка, освобожденная родителями от мебели. Здесь мы любили танцевать вальс, мы с сестрой. Бывало, вечером при свечах мы исполняли пару движений в гробовой тишине. Она надевала свое любимое платье, проще сказать наряжалась аристократкой XVIII  века, с пышными нарядами и великолепным туалетом. Я тоже в свою очередь не отставал от нее. Смокинг, немногим современнее ее наряда, бабочка, лакированные ботинки – шик. Должен заметить, все это происходило глубокой ночью, когда родители давно спали, только угли догорали в камине, и мы с сестрой выжидали своего часа.
Полночь. Часы пробили двенадцать. Тут я услышал приглушенный стук каблуков. Сестра выходила из комнаты, старалась делать это очень тихо, чтобы не разбудить домочадцев. Вот она стояла на самой верхней ступеньке и величественным взглядом смотрела на меня. Я делал вид, что восхищался ею. Хотя, это действительно была правда, я ей восхищался. Именно в такие вечера она надевала платье, это была очень большая редкость, а золото на шее и руках – единичный случай! Именно тогда она выглядела девушкой, настоящей ценительницей своей собственной красоты. Я, заложив руку за спину, покорно ждал ее у камина. Она тихой походкой спускалась вниз, подходила ко мне. Мы вежливо поклонимся друг другу, и я приглашал жестом ее на танец. В ее молчании я всегда читал положительный ответ. И мы танцевали. Долго. Это было красиво, танец юноши и девушки, но всегда всего лишь один. Всегда заканчивая танцевать, я отпущу ее руку, она немного наклонится в мою сторону в знак уважения, мы сядем в кресла рядом с камином и засмеемся от этого вида. Моя сестра – законченный романтик! Об этом говорит даже этот поступок с вечером. И я заразился этим, словно болезнь. Ее причуды всегда нравились мне, какими бы они не были. Это случалось редко, не более 3-4 раз в год, но это всегда было незабываемо! Платье она нашла на чердаке, родители об этом не знали, она не хотела говорить. Старые книги с картинками и фильмы помогали нам в воспроизведении внешней красоты. Бабушка помогла разучить вальс, на примитивном уровне. Она долго расспрашивала нас, зачем нам это? А мы просто смеялись ей в ответ. Проходя мимо камина, в моей памяти всплывают картины наших танцевальных ночей, я слышу в голове шелест ее платья, чувствую аромат ее духов. Все это было так давно, а, кажется, что вот-вот она снова встанет на лестнице, и будет ждать моего восхищения ею. Но ее нет, это было так давно…
Около огромного окна стояло фортепиано! Сейчас на нем стоят ноты. П. И. Чайковский. Времена года. Октябрь. № 10. «Осенняя песнь». Музыкант в нашей семье отец. Он в совершенстве владел фортепиано. Мне приятно думать, что когда-то давно к ним прикасался папа. Долгими вечерами, когда невозможно было прогуливаться на улице, мы слушали его виртуозную игру и пение моей мамы! Прелесть! С детства он пытался приучить нас с сестрой к музыке, но с каждым годом молодость бурлила все сильнее, и исполнить его мечту было все сложнее. И ей не суждено было сбыться. Все его попытки были тщетны. Теперь, когда столько лет проведя в гордом одиночестве, он стоял весь в пыли, в мелких трещинках и царапинках. Жалко на него было смотреть, но годы взяли свое – к игре он был уже не годен. Я прохожу дальше. Скрип двери и я перемещаюсь в самое вкусное воспоминание моего детства – столовая и кухня.

…

Здесь ничего не изменилось – огромный стол овальной формы, бар, полный разнообразных по форме и содержанию бутылок, небольшой шкафчик со столовыми приборами. Света здесь не было, зато было огромное окно, вид которого выходил на море, рядом с окном маленькая ниша, ведущая на кухню. Вот, собственно, и все. Конечно, по сравнению с остальными комнатами нашего дома столовая была строго выдержанная в геометрических пропорциях, о кухне нечего и говорить – просто три слова – как у всех. С этим уголком дома связано детство. Я любил в детстве покушать, да и сейчас не прочь вкусно пообедать. Я гурман, воспитанный на итальянской пасте Карбонара и французских багетах по утрам. Очень хорошо помню один эпизод.
Моя бабушка живет в Прибалтике, в городе Лиелванде. Мама уезжала к ней на несколько дней каждый год, оставляя на нас все хозяйство. Но мы знали, что она приедет с подарками. Так было всегда. Бабушку я видел всего раз, когда она приезжала к нам на Рождество. Здоровье уже тогда не позволяло ей передвигаться на длинные расстояния от дома. Мама в этот раз вернулась намного раньше. Мы  с сестрой слушали игру отца, как внезапно услышали чьи-то шаги по крыльцу. Распахнулась дверь, и мама с радостными криками зашла в дом. Она долго не задерживалась, тут же прошла на кухню. Все мы последовали за ней. Я тут же учуял запах, специфический, незнакомый мне до сегодняшнего момента. Она распахнула сумку, и тут я увидел ее подарок. Это была небольшая упаковка, сшитая из ткани. Я с нетерпением раскрыл ее. Запах стал еще сильнее и одурманивал мою голову. Это была колбаса, кроличья. Оболочка ее была сделана из ткани, небольшой мешочек. Я взял нож и отрезал маленький кусочек. Букет ароматов поразил меня: состав специй настолько разнообразен, что не сразу можно определить, что туда добавили, запах костра – ель, пихта, сосна – напомнил о летних походах. Этот вкус я не забуду никогда. Покончив с колбасой, я вспомнил, что там еще что-то лежало. Точно. Это был сыр, козий, настоящий, с запахом травы и вкусом козьего молока. Представлялась деревня и бабушка. Стоит заметить, что мне всегда в качестве подарка она привозила деликатесы тех мест. Эти два вкуса я помню до сих пор. И, наверное, не забуду. Удивительно, что я запомнил именно это.

…

Две мощные двери отделяли сейчас меня от того, что было и остается для меня самым неприкосновенным в этом доме – отцовский кабинет. Да, именно с этим местом связано мое образование, мое мировоззрение и миропонимание. Открывать его двери я не привык, отец запрещал нам появляться там в его отсутствие, но даже если он был там, это ничего не давало – неприступная крепость. Когда мне было 15, мне удалось, наконец, попасть туда без отца.
Это было ранней весной. Звонок. Отцу сообщили, что машина с продуктами застряла на речной мели. Дверь захлопнулась, и он уехал с помощью. Я остался в доме один. Матери не было – работа в парнике заставила ее выйди из дома, сестра ей помогала. Я решился войти в кабинет. Дурман неизвестности манил меня туда, и я не удержался. Дверь с громким скрипом открылась. Я вошел. Я не удивился – все было чопорно, тонко и со вкусом. Большой рабочий стол из красного дерева, на нем вечный двигатель ручной работы, дневник хозрасчетов по дому, небольшой сборник Гете на краю стола. Все это украшало маленькая статуэтка сфинкса из глины, привезенная из последней командировки. Слишком скупо для мецената. Один из ящиков стола был закрыт на ключ, который отец всегда носил при себе. Два других были открыты, я решил посмотреть: шкатулка с печатью, мне это ничего не дает, фишки из казино, игрок, бумаги – документы – счета из банка. Из их содержания я понял, что отец задолжал круглую сумму банку за дом. Однажды родители поссорились по этому поводу, и такие ссоры случались все чаще и чаще. Я, конечно, понимаю, что это не мое дело – соваться в документы – но эти бумаги вскоре дали о себе знать. Именно поэтому его завтра сносят, сумма стала слишком велика, земельный участок, на котором стоял дом, был продан, здание решено убрать. Обидно. Все было по глупости отца, но он боялся в этом признаться.
Рядом со столом была огромная, во всю стену, книжная полка. Это впечатляет. Богатая библиотека отца впечатляла всех наших знакомых. В ней было все, что тебя интересует. Отдельная полка была посвящена великим музыкантам и их произведениям. Это была его гордость. Именно с нее я начал углублять свои знания, я зачитывался сочинениями Вольтера, восторгался Мастером и Маргаритой! Благодаря ей я смог изучить без какой-либо помощи испанский и латынь. Прелесть!
В углу кабинета была поистине редкая вещь – глобус из клена, украшенный янтарем и изумрудами. Это неописуемо красиво. Это была шкатулка, в которой отец хранил свои кубинские сигары. Но она была огромных размеров, с половину моего роста. На стенах висели панно с изображением цветущей сакуры, японских красавиц и гор, покрытых снегом.
Богатство его кабинета превзошли мои ожидания, это не просто кабинет, это музей. Сейчас я снова с тем же трепетом стою перед его дверями, хотя уверен, что прежней красоты я не увижу. Дверь скрипнула, так же, как тогда. Я был прав – ни глобуса, ни книг, ни той царской роскоши уже давно не было, лишь на столе сфинкс. По полу были разбросаны документы, все те же, на дом. Я не стал их рассматривать, уже бесполезно. Одно окно было открыто, в комнате гулял ветер и пробуждал все негативное, что связано с отцом и этим кабинетом. Страх остался, и, как мне кажется, он никогда не уйдет. Да, кстати, тот потайной ящик в столе был открыт, я заглянул и был приятно удивлен – семейное фото! Отец… как же немого было нужно, чтобы сохранить все это…

…

Солнце уже начало прятаться за горизонт, небо хмурилось, я решил поспешить. Пора подняться на второй этаж. Скрипучие ступеньки говорят о возрасте этого дома, их столько же много, сколько событий, произошедших здесь. В коридоре висят картины си редкие канделябры. Картины в большинстве своем известные. Это в основном Шишкин. Они развеивают скуку и томление в душе. Спасает красота русской природы, ее умиротворяющий дух. Красивая резная дверь ведет меня в маленький мирок, в котором жила моя мама.
В этой комнате все пропитано ее запахом. Он напоминает запах топленого молока, в стоге сена с кринкой в руках ты чувствуешь именно его. Каждая вещь говорит об этом. Вся ее маленькая комнатка уставлена была цветами из садика, благоухание свежих нот придавало сил для работы на целый день и успокаивало и расслабляло ночью. Около кровати всегда стоял столик для стакана молока и небольшого ломтика белого хлеба. Это был ее ужин, а иногда и завтрак. Эту комнату она делила с папой, но его присутствие здесь почти не ощущалось. Около окна, выходившего на море, стоял мольберт с готовым для работы холстом. На подоконнике рассыпано много красок, стоял пузырек с маслом, огромное количество кистей разных размеров и видов. Мама была художником-любителем, поэтому ее еле заметных промахов практически никто не замечал. Здесь же на стене висела картина ее работы – наш с сестрой портрет. Долгий и кропотливый труд, но он того стоит. Это действительно получилось гениально. Еще одна полка с книгами, но здесь она больше напоминала хранилище пособий по садоводству. Женский столик с косметикой и парфюмом, это не стоит отдельных слов. Огромная кровать ее напоминала шатер, в котором можно забыться, словно в сказке.
Однажды, в святки, мама гадала сестре. Я попросился присутствовать, мне было жутко интересно. Сестра долго отказывала мне, но потом все-таки согласилась. Все началось за полночь. Мама принесла два зеркала и свечу. Я наблюдал со стороны на этот процесс. Сестра села за столик, зажгла свечу и поставила рядом с зеркалом. Мама встала за ее спиной, держа в руках второе зеркало. Началось. Мама сказала, чтобы сестра внимательно смотрела в зеркало, которое мать держала в руках. Она долго смотрела, что-то пыталась разглядеть. Я внимательно за этим наблюдал, сидя на кровати. Я начал засыпать, сон смаривать меня, как тут услышал крик. Сначала я совершенно ничего не понял – звон разбитой посуды, без света, плач сестры. Я зажег свечу снова и увидел, что гадание прошло неудачно. Сестра сказала, что видела там какое-то чудовище, поэтому и напугалась. Я усмехнулся и приободрил сестру – этому нельзя верить. Тогда она предложила мне самому погадать. Как принято, кого я увижу в отражении, та и будет моей суженой. Я не придал этому большого значения, но, чтобы успокоить сестру, согласился на этот эксперимент над собой. Я сел за стол, она принесла другое зеркало, и я стал всматриваться. Сестра с энтузиазмом смотрела на меня. Через некоторое время я что-то начал там разглядывать, приблизился к отражению и рассмотрел – длинные светлые волосы, карие глаза, нежный овал лица, улыбка, хм… знакомая… Боже! Это была сестра! Я не верил своим глазам! Мама спросила, что же я увидел? Щеки мои покраснели, я быстро сказал, что абсолютно ничего там не рассмотрел, и выбежал из ее комнаты в коридор. Эта мысль о сестре преследовала меня всю ночь, я так и остался сидеть под своей дверью до утра, не решаясь идти мимо комнаты сестры. Мне было совестно. Впервые я чувствовал себя настолько уязвимым.

…

Небольшой рабочий столик возле окна, в открытую форточку забирался своими цепкими нитями хмель. Запах его цветов был приятным и нежным, как и бывшая владелица этой комнаты. На столике лежала тетрадь, но я не стал ее читать. На кровати нежное шелковое белье. Огненно красное – характер ее. Оно такое же приятное на ощупь, до него нельзя дотронуться, его можно только коснуться. И это нужно сделать легко, а то оно выскользнет из рук. Открыв шкаф с одеждой, ты ощущаешь ее запах. Нежный, девичий. От этого даже кругом голова. Ты берешь в руки любую вещь, первую попавшуюся, шелест ее в руке, словно она своей рукой касается тебя – прекрасно…. Все приятно, красиво, нежно, словом, комната сестры. Я всегда восхищался сестрой – ее внешностью – она была очень красива, ее манерами – аристократка, но и одновременно бунтарка. Просто скажу, прелесть. 
Мне всегда было интересно наблюдать на ней, со стороны. Когда она сидела в комнате и что-то делала, я наблюдал за ней. Мне нравилось смотреть, как она читает. Это завораживает. Она смотрит в книгу и сопереживает живыми эмоциями. Я слышу, как она плачет над умершим в статье, как смеется над юморным очерком, удивляется засухе в Рязанской области. Все это я делал вместе с ней, но инкогнито.  Однажды со мной произошло нечто, что я запомнил на всю жизнь.
Я решил понаблюдать за тем, как сестра спит. Я пришел вечером, поздно, сел около двери. К счастью, она не была закрыта. Мне показалось странным, что она ее не закрыла сегодня. Но я задумался лишь на минуту. Тогда я своими глазами увидел, что моя ненаглядная сестра прекрасна во всем! Перехват дыхания. Остановка – она сестра. Я вздохнул, решил уйти. Я любил ее, как сестру, но влекло меня к ней не только как к родному человеку. Я никому об этом не рассказывал, всегда стыдился этого, но именно в этот вечер не сдержался. Хотел было уже уйти, как услышал шаги к двери. Раньше бы я встал и убежал, чтобы не обнаружить себя, но сегодня сидел на своем месте неподвижно. Она вышла в пижаме и смотрела на меня. Я не мог сказать слова, как маленький мальчик. Что я хочу, так, кажется, она сказала. Я молчал. Она наклонилась ко мне, шепнула, что она все знает про то, что я вечно за ней наблюдаю. Я покраснел. Она приблизилась ко мне еще ближе и поцеловала. Нежно-нежно, в щечку, словно бархат коснулся моего лица. Я приятно улыбнулся и просто перестал себя контролировать. Но… она моя сестра и не более этого. Я ушел к себе. Через год она вышла замуж. Рано. По расчету родителей. Она несчастлива, а мне из-за этого больно. Жаль ее, она не заслужила. Я часто говорил с ней насчет этого. Вспомнил, говорил я, что мы вместе когда-то убегали от реальности, вспомни! А она молчала, или тихо мне улыбалась. Она верила в ложь, а я не мог ей верить. Я отдалил ее от себя – сестру с ее слепым доверием, и мир с его несправедливостью. Но не смирился, она отказалась бороться, ее все устраивало, а в моей голове уже зрел план по координальному его изменению. Решено!

…

Тихая комната. Простой интерьер. Около кровати стоит мой Taylor. Струны всегда к нему было сложно найти, поэтому я их держал в специальном ящике и с гитарой старался обращаться бережно. Учился игре сам. Трудно. Поначалу не знал элементарного, не знал аккордов, но первое, что я выучил, была песня ДДТ «Это все».

Родители не одобряли увлечение этой музыкой, просто-напросто запрещали и жестоко наказывали меня, если слышали ее из моей комнаты или от друзей. Наказание описывать не стану, жестоко для этого момента.
На стенах висят плакаты Алисы, Арии, ДДТ, Воскресения – моя молодость. Вообще, убранство моей комнаты простое, ничего лишнего. Никто никогда не ходил в нее, я не пускал. Хотя, нет,…сестра была, раз, когда заходила за книгами. Я думал, что уже через пару минут об этом будет знать отец, и ждал возмездия, но нет – она промолчала. Именно тогда, после этого спасительного молчания, она покорила мое сердце. Но я молчал. Однажды произошло нечто, со мной…
Скажу просто – новое ощущение – дыхание не то, сердце не то, тело не то. Просто я влюбился. Не буду говорить лишнего, кончилось все провалом - для нее. Для меня? Не знаю.… Этому я посвятил дневник, назвав его Искусство убийства. Только не осуждайте меня, не надо, время меня уже наказало. 
Не знаю, что сказать. Именно с этой комнатой не связано практически ничего. Гитара, так это молодость, которая прошла в кругу продажных друзей. Музыка, это тоже друзья в основном, но я сохранил ей преданность на всю жизнь. Время – все поставило на свои места. Единственное, что я вспоминаю в этой комнате, это она… Она.… Та, которой я посвятил дневник… Мне отчего-то больно…. В глубине души жаль чего-то…. Понять бы, чего…
Не хочу вспоминать. В комнате упадок – плакатов нет, гитару продали - за бесценок, ничего не осталось. Я лишь захлопну дверь и пойду вниз, к выходу – нужно поставить точку в воспоминаниях.

…

Закрываю дверь на тот же скрипучий ключ. Оставляю дом один на один с его смертью. Громко сказано, а как еще скажешь? С ним завтра сотрется с лила Земли большая часть моей жизни, ее половинка – боль, душа, страх, горе, разочарование, радость, смех, романтика – все! Нужно это отпустить. Так я решил, но буду о нем помнить. Я уже ничего не могу изменить – ничего! Ничего! Но почему? Почему так поздно? Почему я ничего не могу сделать? Ах, к черту все…
Закрыл за собой ворота, посмотрел на него еще раз через железную решетку. Вздохнул. Сел в машину и уехал отсюда навсегда. Единственное, что осталось в памяти о нем – ключ от входной двери. Это ключ от памяти, памяти о жизни, о годах, проведенных здесь. Приятно, что они были. Ни капли горя и маленькая капля сожаления.


Дом, я вспомнил все, что мог…
Прощай…