12. Версии

КРАСНОДАРСКИЕ ЛЕТА. Глава 12. ВЕРСИИ.

В 2001 году во время моего летнего приезда в Краснодар, я в гостях у Валеры вспомнил  историю, происшедшую со всей нашей компанией несколько лет назад.
– Олег, ты гонишь, старый! Всё было совсем не так! – заявил Валера и изложил свою версию событий.
– Сам ты гонишь, толстый! – возразил я. – Если у тебя вспоминалка уже отвалилась, давай Вадику позвоним, он тебе напомнит!
– А давай! – завелся Симанович. – Вот увидишь: всё было, как я тебе говорю!
Мы позвонили Вадиму Яковлеву, попросили разрешить наш спор.
– Ну, вы даёте! – изумился Вадик. – Что за хрень вы там пьёте, что совсем память отшибло у обоих?! – И изложил третью версию, нимало не похожую на мою и Валерину.
– Вадик! – воззвал я к сознательности друга, – мы-то нормальный коньяк потребляем, это ты, видно, одеколоном похмелялся! Ну что за бред ты несёшь, что там не было Кочубея? Точно, Кочубей был, а Блонского не было! Какой Блонский, блин?!.. И Панфилова была, точно помню!
– Олег, опомнись! Блонский там был, который Богдан, и Валька Кроливец!
А вот Панфиловой в то время вообще в городе не было, она ещё из Ипатово не приехала!
– Ты ещё скажи, что Шевкета не было!
– Конечно, Шевкета не было! И Панфиловой – не было!
– Так!.. – начал стервенеть я. – Сейчас давай у Симановича спросим: он тоже Шевкета не помнит?!
– Был Шевкет, был! – подтвердил Валера. – Он ещё со Светкой ушёл рано, одиннадцати не было, у неё наутро должен был быть спектакль, Шев говорил ей, что хочет с нами посидеть, но она на него наорала и чуть ли не под мышкой вынесла…
– Вадик, слышишь? Валера тоже помнит, что Шевкет был!
– Да слышу! Вы там так орете, я бы вас и без телефона услышал! Ну, так позвоните Шевкету, пусть он вам, баранам, всё точно расскажет, раз был!
И разозлённый Вадим бросил трубку. Валера набрал номер Шевкета.
– Шев, привет! Скажи, старик, помнишь, как мы в 912-й отмечали пятую годовщину СИАМа? Ну, когда ещё ОМОН приехал?
– Это когда омоновцы на двух этажах окна из «калашей» покрошили?
– Да нет, окна выбили годом раньше, когда обкурившегося араба со стволом вязали!
– А, точно! Это который свою девку с другим в комнате застал и потом с ломом за ними гонялся!
– Ты всё перепутал! С ломом был грузин, в «кульковской» общаге, он ещё стенку в коридоре насквозь пробил, а пацану голову раскроил, там ещё в коридоре пятна крови неделю не могли отмыть… Но я этого сам не видел, мне Олег рассказывал!
– Стой, Валера, стой! Теперь вспомнил! Значит, так: сначала был грузин в общаге «кулька», с ломом, чисто бухой. Пацана гонял от своей девки, туда за ним обычные менты  приезжали… Потом был сириец с «тэтэшником», обкурившийся, в третьей медобщаге, твоей. Туда вызвали ОМОН, он в бойцов стал палить из окна с лестницы, они несколько очередей по окнам дали… Только не помню, араба тогда покрошили, или сбежал?
– Нет, цел остался, сучонок, его после пальбы сразу отпустило, сел у лифта и выл, пока не заломали и не увезли. Ну, по дороге уронили пару раз с лестницы, чисто для профилактики – он ведь не попал ни в кого…
– Ага, ну да!.. Так, значит, в такой последовательности: грузин, араб, а потом годовщина СИАМа! Тогда ещё телевизор из окна выбросили!
– При тебе только стол. Телевизор потом уже, под утро…
– Теперь точно вспомнил! Так в чём вопрос?..
– Шев, скажи: там кто был, кроме наших? Блонский или Кочубей? А Панфилова была?
– Была Панфилова! Точняк! Она мне ещё новые стихи читала на балконе, Аля меня потом три дня гнобила, из ревности.
– Как так – Аля? Ты разве не со Светой был?
– С Алей! Сидоренко! Мы со Светкой тогда ещё даже знакомы не были!
– Ну ладно, Аля так Аля… А остальные были?
– Все были! И Блонский, и Кочубей, и Кроливец, и эта… с которой Олег тогда мутил… Галя, Зина… или Соня уже?.. Тьфу, бля, не упомнишь его баб… А, нет! Марина! Не Панфилова и не Чупровская, а Марина со «стекляшки», у неё кличка ещё была прикольная такая… Во – Хиросима!
– Нет, Шев, ты путаешь! Олег тогда мутил с Ларисой, сразу перед Владой, а с Хиросимой он был на моей свадьбе, помнишь, в Юбилейном на берегу Кубани справляли, он тогда уже с Сонькой в первый раз развёлся!
– Да ну тебя, Симанович! – обиделся Шевкет. – Сам не помнишь ничего, ты тогда шары залил, омоновцев спинкой от кровати мудохал, а я почти не пил, остался как  стеклышко, чётко всё помню!
– Ты – не пил?! – ошалел Валера. – А кто поллитру самогона в одну харю выхлебал?! Я же помню, ты из Елизаветинской три бутылки привёз и одну сразу с собой рядом поставил, да ещё мадерой запивал!
– Скажешь тоже! Я – и поллитра! Детский сад! И не мадерой запивал, а хересом! Точно говорю – всё помню! И как Виговскому менты руки выворачивали, и как Богдана из мусорного ведра вынимали, а потом ещё Нинка, что с Игорем была, бегала вешаться в холл, вы ещё ломанулись как слоны её спасать, а Игореха только икал и говорил: «Да и хер с ней, повисит и вернется…»
– Ну… Ёшкин кот… Вроде бы так, а вроде бы…
– Чего ты паришься?! Спроси Виговского, он тебе всё точно расскажет!
– Так он вот он, здесь, у меня! Мы с ним по-первости и заспорили, потом Вадика спросили, он сказал, ты лучше должен помнить!
– Вот я рассказал, как помню! Чего ты докопался! Сам там с Виговским разбирайся!
И обиженный Шевкет бросил трубку.
– М-да… – сказали мы с Валерой одновременно и переглянулись.
– И всё равно ты не прав, старый!
– Да и шут с ним. Рассказываю, как помню. Я же диктофон с собой по жизни не ношу!
Валера задумался на целую минуту.
– Олег! Но это ведь ужасно! Получается – подлинного прошлого вообще нет? Если оно у каждого из нас разное?
– Прошлое есть! И подлинное! Просто – да, у каждого свое.
– Ну ни фига себе! Это мы отмечали пятую годовщину СИАМа, в 93-м, в декабре. Прошло всего-то семь с половиной лет! А что будет через десять, двадцать?..
– Леонидыч, будет то, что мы вспомним. И что напишем в мемуарах.
– Но ведь косяков будет много! Засмеют! Значит, надо будет опять всем звонить и уточнять всякие мелочи? А иначе докопаются, обидятся…
– Докопаются в любом случае, даже не сомневайся! Нет таких мемуаров и не будет, чтобы все их персонажи были с каждым словом согласны. Будешь уточнять и переделывать – конца-краю не будет. Сегодня тебя одно уточнят, завтра вспомнят ещё точнее; безнадёга!.. Так что я считаю: главное – писать так, чтобы было интересно читать, и не выдавать написанное за абсолютно достоверный документ. Просто: ты помнишь так, а я этак. Или мне так рассказали… Кто рассказывал, сам что-то мог забыть или перепутать, да потом и ты сам что-то подзабудешь… Дело-то не в документальной точности, а в обстановке, атмосфере, самом духе времени. Не в том дело, что точно произошло, а в том, что точно могло произойти, т.е. – могло произойти точно так, как ты написал!
– Так ты что, предлагаешь просто сочинять, что могло произойти? Тогда это уже не мемуары получатся, а просто повесть или роман!
– Отнюдь! Получатся просто интересные мемуары! Если будут похожи на роман – что плохого? Чем тебе роман не угодил? Да и роман разве всегда – исключительно выдумка?
– Да, но роман – литература в чистом виде, а мемуары всё-таки должны быть достоверны!
– Должны. Отчасти… Всё равно все воспоминания субъективны. А литература… Дело ведь не в жанре, не в названии. В любом случае: то, что ты напишешь, или будет литературой, или нет. В первом случае обязательно будут обобщения, приближения, типизация, прототипы, гиперболы и прочая хренотень. Но ещё будет результат – художественность! А неточности отдельные – ерунда, мелочи. Без них никак. А вот во втором случае, если литературы, т.е. художественности не получится, будет только претензия на достоверность – и всё равно со множеством ошибок. В мемуарах специально ничего выдумывать не надо, так можно и края потерять, начнешь – не остановишься. И тут как раз будет засада: среди навороченных выдумок пропадёт дух времени, места. Потому вспоминать нужно как можно точнее, но если в чём-то сомневаешься, не стесняйся экстраполировать! На крайний случай прибавляй: я так помню, мне так рассказали. Кто не согласен с тем, что всё было именно так, как ты рассказал – пусть расскажет по-своему.
А просто поправлять да исправлять – любителей много, всем не угодишь…
– Обижаться будут…
– Будут. Как без этого!
– Перессоришься со всеми…
– Со всеми – нет. Со всеми дураками – да. Ну и плевать.
– Ну, не знаю… Вот скажи: ты точно помнишь, что в «кульковской» общаге грузин с ломом бегал?
– Что бегал – точно. Что именно грузин – я так помню, но не уверен. Может, армянин. Может, чеченец. А что – это разве важно? Просто весьма темпераментный студент попался…
– Хорошо, допустим. А стену в общаге что, точно ломом насквозь пробили и лужа крови на полу была?
– Дыра в стене была. И кровь на полу. Лужа или пятно – разве важно? Неделю отмывали или два дня – важно? И араб обкуренный был, и из автоматов стреляли по твоей общаге, десяток очередей или несколько одиночных – важно?..
– Но ведь Нинка у нас в общаге не вешалась! Это уже Шевкет сам придумал, не знаю, с какого бодуна! Или перепутал с кем-то!
– Значит, вешалась какая-нибудь Ирка. Или всё-таки Нинка, но в другой общаге. Но вот что точно было: однокурсник Вадика повесился. После «кулька» поехал к себе в глубинку, куда-то на дикие юга, режиссёром работал. Поставил  «Гамлета». Так на премьере публика кричала: «Э-э, Хамлэт! Зачэм многа слов гаварыш?! Ты что, нэ мущына?! Клавдый твой отэц убыл, возыми кынжал, зарэжь сабаку!» Зачморили парня: мол, не мужская у него профессия. Да ещё и жена русская… Вот и влез он в петлю. Так то талантливый режиссёр был! А тут какая-то Нинка!  Вешалась, не вешалась – да кого она вообще колышет, давалка общажная?!
– Может, ты и прав… – задумался Валера. – Ну, наливай, что ли! За наши будущие мемуары…
– Достоверные?.. – спросил я, усмехнувшись.
– Главное – интересные! – ответил Валера и усмехнулся мне в ответ.