В гостях

     Я познакомился с Иван Иванычем в ту пору, когда он еще любил животных. В достаточной, как он считал, мере. Хотя любовь его была больше  созерцательной.
     Например, ему нравились пушистые котята с бантами, изображенные на календарях и замечательно  толстые щенки, выглядывающие из декоративных корзинок. А при поездках за город «на шашлыки», развалясь с компанией на лужайке, он с умилением наблюдал за пасущимися невдалеке коровами: «Какая прелесть! Идиллия! Совсем  как в деревне!»       
Гудение шмеля, зеленая травка, жаворонки и  коровы, а также три рюмки крепкой наливки пробуждали в его душе любовь к природе.
    Словом, он не был против всякой там живности и даже иногда в гостях осторожно гладил хозяйских собак, но при этом незаметно отодвигал собачью слюнявую морду в сторону, подальше от нового хорошего костюма.
    Иван Иваныч недаром слыл аккуратистом. Он любил порядок во всем. Дом у него сверкал корабельной чистотой и каждый предмет  имел свое место. Например, тапочки ставились строго перпендикулярно линии кровати и словно по команде «Смирно!»: пятка к пятке, носок к носку. Чай в чашке размешивался по часовой стрелке, а не против, что соответствовало общемировой гармонии.
    Перед уходом из дома, даже ненадолго, в раз и навсегда заведенной  последовательности тщательно проверялись: газовый вентиль на кухне, краны с водой, электророзетки и замочки на форточках.
    В кладовой также царила дисциплина: на полках поблескивали пронумерованные банки с вареньем, аккуратные свертки, мешочки и висел « Список овощных и плодовоягодных заготовок», где в каждой графе указывались год сбора, номер банки, ее содержимое и отведенное ей на полке место.
   Таким образом, необходимый продукт находился быстро и четко.
    Другой его слабостью была охрана своего здоровья. Нет, он ни на что не жаловался, но всякий раз, пожав кому-нибудь руку, взявшись за поручень в трамвае, перила или дверную ручку, спешил вымыть руки с мылом во избежание какой-нибудь опасной инфекции.
   И для того, чтобы в борьбе за здоровье не забыть главных правил и иметь их всегда перед глазами, он развесил в квартире плакаты и памятки по борьбе с болезнями.
   Так, в прихожей висело: «СПИД-чума ХХ века», «Грязные руки грозят бедой» и «Профилактика гриппа», а на кухне – «Этот массовый убийца-гепатит».
    А так как Иван Иваныч жил холостяком и  даже гости у него бывали редко, то  его порядкам никто не мешал. И лишь единственным человеком, который не только не считался с заведенными правилами, а даже наоборот, заставлял его самого плясать под свою дудку, была тетка Шура  -  родня по матери - веселая, шумная, гренадерских размеров еще совсем не старая женщина.
   Она души не чаяла в своем серьезном племяннике и окружала его почти материнской заботой. Иван Иваныч тоже очень любил тетю Шуру, но главное противоречие этой любви состояло в том, что тетка Шура и чистота квартире были  понятиями взаимоисключающими. 
   Тетка всю жизнь держала у себя кошек, попугаев, каких-то мелких собачонок, хомяков, мышей и прочую нечисть, а в один какой то год даже страшных и огромных, модных тогда тараканов, одно воспоминание о которых повергало Иван Иваныча в дрожь.
  С детства она таскала его по выставкам, птичьим рынкам и по своим подругам – таким   же как она любительницам и у маленького Вани сложилось впечатление, что даже квартиры у всех этих любителей были устроены одинаково: много растений, много клеток со всякой  живностью и какофония птичье-звериных  криков.  Вдобавок, все это щедро приправлялось  ароматами, как бы это выразиться… не совсем приятными.   
     Может быть, ещё тогда в противовес увиденному, в нем и зародилась эта                патологическая страсть к чистоте.
    Тетка же, видя такое непонимание и даже полный отказ от ее образа жизни и  наклонностей, очень огорчалась, но не унывала, считая что «мальчик просто еще не созрел. Когда же Иван Иванычу стукнуло под сорок, она решила, что «пожалуй, пора!».
    Если бы она взялась за такое деликатное дело осторожно, исподволь, то рано или поздно, он вероятно,  и полюбил бы кого-нибудь из «братьев наших меньших» и завел бы, ну, к примеру, хомячка или черепашку - на большее он вряд ли бы решился. Но тетка, несмотря на свое доброе сердце, обладала  нравом буйным и широким - она ничего не умела делать вполсилы -  и потому решила сразу одним махом обратить племянника в свою веру.
    В ближайший же день рождения она устроила ему сюрприз. Праздник был веселым, стол - богатым. Сидели в основном, теткины подруги.
   Не привыкший к застольям племянник сидел вначале тихо, но потом расхрабрился и под конец запел даже песню. Тетка, обещавшая, но не подарившая ничего, все загадочно подмигивала и улыбалась ему поверх фужера с малиновым ликером.
   Зато наутро, встав с несколько тяжелой головой и уже не думая ни о каких подарках, он прошлепал на кухню за стаканом воды и только там внезапно все увидел.                Увидел обещанное. Прямо на кухонном столе стояла клетка с двумя попугаями. А под столом сидел  толстый щенок с лохматой мордой.
   - Подарки…,- похолодев, догадался Иван Иваныч.
   С этого дня тихая и чистая жизнь его пошла на убыль. Попугаи шумели, скрипели, мешали смотреть «Новости» и без конца пачкали клетки; щенок грыз все подряд, выл, скулил и отрывал куски дорогих обоев.
    Иван Иваныч терпел, сколько мог. Надеясь все-таки полюбить своих животных, он даже приглашал ветеринара, и именно в то время я и познакомился с ним, навещая его питомцев.
    Тетка без конца носила сухой корм, миски, игрушки и всякие книги по уходу, но это мало помогало. Племянник все больше отлёживался на диване, уносясь в мечтах к своей прежней «беззвериной» жизни.
    Как-то, зайдя в очередной раз, она бросила ему на диван красочный журнальчик с фотографиями кошек и птичек.
    - На! Почитай, посмотри, как люди за своими животными ухаживают. Все лучше, чем в этот телевизор глядеть!
    - Телевизор, как же! - озлился про себя Иван Иваныч. С некоторых пор в его характере появились не свойственные ему мелкая злобность и раздражительность, (а также нелюбовь к тетке) но вслух он этого пока еще не высказывал.
    - « Те-ле-ви-зор », - очень похоже передразнил он, когда за теткой захлопнулась дверь - теперь уже не телевизор, а эти вон…- он сурово поглядел в сторону кухни, где резвились его питомцы, но журнальчик все же взял, и упав на диван, раскрыл наугад страницу.
    Но уже через минуту журнал, прошелестев глянцевыми  страницами, скользнул на пол, а с дивана послышался громкий храп, не перебиваемый ни возмущенным щелканьем забытых попугаев, ни кастрюльным звоном миски, которую катал по кухне голодный щенок.
    Любовь к животным так и не родилась в его сердце, наоборот, чаша его терпения переполнилась окончательно и тогда тетка сдалась. В один прекрасный для него день она с шумом и руганью вынесла все зверье из его дома.
    Таким образом, эксперимент ее провалился, а племянник отметил этот день в настольном календаре красным фломастером. Тетка некоторое время дулась, но потом отошла, и вскоре они помирились.
    Все вернулось на круги своя. И в его квартире и в душе воцарились долгожданный покой и порядок. Он успокоился, поправился и вернулся к прежним увлечениям. В особенности, к хорошей кухне.
    Иван Иваныч всегда любил вкусную еду, но по причине своего холостяцкого положения больше наслаждался ею в гостях. Он обычно пробовал все блюда на столе, просил добавки и оценивал  вкусовые достоинства угощения как настоящий гурман.
    А тетя Шура была большая мастерица на всякие торты, пироги, пудинги. Любая снедь выходила из-под ее рук очень аппетитной, и он всегда с удовольствием угощался в ее доме. Особенно хорошо ей удавались пирожные.
   Но в то же время его отталкивала теткина страсть к животным. Поэтому, собираясь к ней, он всегда испытывал двойственное чувство: с одной стороны, предвкушение чего-нибудь вкусненького, а с другой – опасение очередного знакомства с какой-нибудь теткиной тварью. Потому–что каждый раз с лихвой хватало и того и другого. Так что  в ее квартиру он всегда входил с опаской и внутренним напряжением  - подобно индейцу, вступающему на тропу войны.
   Да, здесь и было чему дивиться.
   Хотя Иван Иваныч для себя давно усвоил, что все эти «животноводческие», как он выражался, квартиры все на один манер – птички–цветочки, киски-собачки, но тетка в этом смысле переплюнула всех.
   Её квартира  больше всего походила на джунгли. Везде, где только было свободное место, стояли и висели горшки, ящики с цветами, пузатые кадушки с пальмами, лимонами и другими вьющимися по всем окнам и стенам густыми зелеными растениями.
   В квартире стоял вечный полумрак, разбавленный искусственной подсветкой. Стебли вились по полу, свисали с потолка и обступали с боков, оставляя лишь узкие проходы, по которым Иван Иваныч подвигался с большой осторожностью, опасаясь нечаянно наступить на какую-нибудь теткину любимицу, или сбить горшок, или запутаться в цепких лианах.
   При этом перед его лицом вспархивали попугаи, слышался щебет, свист, а где-то на полу, под пологом комнатного леса, где находились незащищенные тапочки Иван Иваны- ча, тихо шелестели холодные змеи – последнее увлечение тетки Шуры – неядовитые и совершенно безвредные, как утверждала она.
   Словом, прокладывая путь к заветным пирожным, Иван Иваныч немало рисковал своими нервами. Но тетка только смеялась над его страхами.                Свободные от горшков площади были заняты клетками, где жили всякие птички.
   Они кричали, пели, качались на колечках, а некоторые хрипло выкрикивали всякие слова, от которых скромный племянник покрывался румянцем, в ответ на что гренадерская тетка хлопала его по плечу и раскатисто хохотала.
   Также у нее жили хомячки, белые мыши и крысы. На особом положении числились пекинес Маша и морская свинка Дульсинея.
   У всех остальных, включая птиц и рептилий, тоже были свои имена. И племянник удивлялся тому, как она, управляясь со всем этим шумным хозяйством, еще находила время на вкусненькое. На плите у нее всегда что-то аппетитно шипело, шкворчало и румянилось.
   Вот и в этот раз, перешагнув гостеприимный порог, он почувствовал знакомый аромат ее знаменитого ванильного пирога, перебиваемый сложным устоявшимся запахом белых мышей, зеленых растений, сигаретного дыма и свинки Дульсинеи, жившей в туалетной комнате.
   Тетка в этот раз выглядела озабоченной.
   - Привет, привет, – раздевайся, родной, проходи. Сам, сам, сегодня все сам. А я, понимаешь занята. У меня Машка рожает.
   Пока Иван Иваныч, вылезая из пальто, вспоминал, кого же зовут Машкой, ибо нельзя было нанести тетке большего оскорбления, чем забыть или перепутать чью-нибудь кличку, как она сама пришла к нему на помощь.
  - Ты посмотри, посмотри только сам – до чего же жалко, - запричитала она, вынося что-то на ладони из своей комнаты.
  - Что это? – близоруко сощурился Иван Иваныч.
  - Жалко, да? И мне тоже жалко. Гляди, самый первый родился – и мертвый!
  - Кто мертвый?
  - Да щенок же! Объясняю же! – уже нетерпеливо воскликнула она, и, сунув дымящуюся сигарету в зубы, обеими руками бережно протянула ему какой-то грязно-зеленый комок, свешивающийся с ее ладони, как мокрая тряпка.
  - Девочка! - крикнула она, - а какая была бы красавица! Вот жалость, да?!
  - Э - э - э, ну  да…, гм – м …- замычал племянник, изображая жалость и стараясь подальше отодвинуться от дохлого щенка.
  - Ой! Да ладно! Не переживай, – по своему перевела его мычание тетка, - ничего, не переживай!  Все там будем, - энергично  закатила она к потолку  глаза , - а я то уж было и поплакала, да что теперь. Назад не вернешь, - философски заключила она. И вдруг встрепенулась.
   - Да что это я тут со своими переживаниями, в самом деле? Дай–ка, я хоть поухаживаю за тобой! – кинулась она к Иван Иванычу, обсыпая его пеплом.
  - Ой, а руки-то у меня заняты. Сюда, что ли его пока положить…Смотри,  не сядь!
  С этими словами она положила на стул  покрытый зеленой слизью комок и принялась стаскивать с него пальто, заботливо отряхивая ладонями мокрый снег с воротника. Но и на ладонях он с ужасом заметил такие же зеленые разводы.
   - Нет–нет, не надо, я сам! - торопливо выхватил он пальто из ее зеленых рук, - не беспокойтесь, тетечка!
   - Ну, как хочешь, - изрекла она  с некоторой обидой в голосе и пожала  плечами, - сам так сам. Давай, мой руки – и к столу!
   Вымыв руки, они двинулись к кухне, раздвигая густые заросли.
   На столе их ждал чудесный воздушный торт, источающий ванильный аромат, а в чугунной сковородке на плите густо шкворчало жаркое, распространяя душистый запах мяса и пряностей.
   Одним словом, пахло праздником. Глотая слюнки, Иван Иваныч бодро уселся за стол, совсем позабыв про неприятную встречу. Тетка с умилением глядела на него.
   - Что же ты ко мне так редко приходишь? Как ты там дома-то - все один и один, да? Совсем гляжу, похудел ... Без меня-то ведь кто побалует? Да….И как же я по тебе соскучилась! Да что там я – все мы тут без тебя соскучились!
   Гляди, даже Люська обрадовалась. Вон к тебе пробирается ! А ведь вообще чужих не любит. А к тебе идет! Не видишь? Вон там, вон, вон! Да вон же! Сейчас на тебя спрыгнет!
   И умиленный теткин взгляд передвинулся по стене чуть выше и правее Ивана.
   Не успел он и оглянуться, как ему за шиворот свалилось что-то мягкое и шустрое и быстро побежало по шее вдоль воротника.
   - У – а – а – й! – взвизгнула тетка в восторге, - смотри что вытворяет!
   Но одновременно с ней взвизгнул и племянник, на удивление быстро вскакивая со стула и хлопая себя по спине.
   - Аааааа !!! – в ужасе заорал он, но тут под руку  попалось что-то живое, спрыгнуло вниз – по столу засеменила белая мышь и в страхе юркнула за сахарницу. Воцарилось неловкое молчание. Первой очнулась тетка и поспешила на помощь своей любимице.
   - Ничего, ничего, - любовно заворковала она, - ничего… дядя просто забыл Люсеньку…
   С причитанием она выудила мышь из-за сервиза и  положила ее в стеклянный , перегороженный пополам аквариум, стоявший на середине стола. Мышь юркнула куда-то под опилки и неприятный инцидент был исчерпан.
   -  Ну, всё, вроде порядок. Вань, да садись же! Ну что ты нервный такой?  Прям, вообще изменился. Лечиться тебе пора, честное слово. Это надо из-за мышки так переполошиться! Да ты кушай, кушай. Давай, начинай.
  Иван Иваныч осторожно опустился на стул, украдкой оглядывая стены. Впредь он решил не терять бдительности. Перед ним была поставлена тонкая фарфоровая чашка со свежим чаем и огромный кусок торта. Все выглядело  аппетитно и красиво.                Впечатление портил лишь стоящий перед тарелкой аквариум, где в своей половине сидела крупная белая крыса Шушера.
   Не успел он начать есть, как Шушера, уловив вкусный запах, встала прямо перед ним на задние лапы, упираясь в прозрачную стенку коготками и уставя на него красные бусинки глаз. Розовый шелушащийся хвост бесконечной длины прятался в опилках и напоминал Ивану о пережитом минуту назад потрясении.
   Он постарался не замечать крысиный хвост. Как  тетя Шура. Та не обращала никакого внимания ни на крыс, ни на мышей, откусывала громадные куски торта и весело болтала о всяких пустяках.
  Совсем успокоившись, Иван тоже приступил к угощению и уже доедал вторую большую добавку, как вдруг внезапно заметил следующее: песочный низ у его добавки почти отсутствовал, и  был явно подгрызен край - на пирожном отпечатались зубы какого то грызуна.
   Иван Иваныч замер и перестал жевать, осознавая, что до того как заметить дефект, он уже успел несколько раз откусить от этого же самого места. Еле сдерживая подступающую дурноту, он осторожно перевернул пирожное, чтобы обследовать его полнее, но вдруг, отбросив салфетку и с грохотом опрокинув стул, бросился прочь из кухни.
   На дне тарелки лежало несколько длинных белых волосков неведомого происхождения, а также темные катышки более конкретных остатков жизнедеятельности теткиных любимцев.
   Но испытания несчастного племянника не закончились даже на этом.
   Держась за живот, он добежал до туалета и лихорадочно задергал ручку, но тут в уши ему ударил пронзительный свист милицейской, как ему показалось, сирены. Кошмар!!! Распахнув, наконец, дверь, он ворвался в санузел.
   На кафельном полу сидела испуганная свинка Дульсинея и пронзительно свистела от страха.
   - Господи! – прибежала за ним тетка, - да что же это такое сегодня? Зачем же так дверь ломать? Ты у меня так всех зверей передавишь – не на шутку взволновалась она, тяжело опускаясь на колени перед свинкой.
   - Успокойся, моя девочка, успокойся – все хорошо…
   Лишь уняв испуганную  Дульсинею, она обратилась к бледному Ивану:
   - Да что же ты, бедный мой, жалкий такой? Такой нервный, такой беспокойный. Что-то с тобой совсем не то…  Что вот  ты вскочил? Даже торт не доел. Что говоришь, торт  не понравился? Недопеченный, что ли?
  Вернувшись на кухню она бесцеремонно ухватила Иванов кусок, и нацепив очки, принялась тщательно его разглядывать, но не найдя никаких изъянов и равнодушно сдув с тарелки волоски и мышиный помет, пожала плечами.
   -Да ничего, вроде нормальный. Корж  пропекся. Ладно, давай еще чайку подогреем. Что, опять чего-нибудь не так? А - а - а, ты теперь Белочки, наверное, испугался?
   С этими словами она пошарила в хлебнице и вынула оттуда еще одну белую мышь, заботливо отряхивая с нее крошки и нимало не заботясь о том, что часть крошек посыпалась ему на тарелку.
   - Ах ты, моя масюся Белочка, опять хулиганишь? Опять булочку воровала? Ну, пойдем в коробочку, я тебе тортика дам. На, вот, - и она шлепнула в коробку мыши увесистый кусок торта, не замечая, что племянник опять вылез из-за стола и торопливо пробирается к выходу.
   - Ванечка, куда же ты? Опять тебе плохо? Уж не заболел ли ты ненароком? А, уже домой собираешься? Что, так торопишься? А я чай грею… И торта больше не станешь есть? Аппетита нету? Так давай я тебе с собой заверну!
   -Нет, нет, нет! – с энтузиазмом вскричал молчавший до этого племянник, -  спасибо, тетечка, лучше не надо. Спасибо, до свидания! Извините, я очень спешу, - торопливо попрощался он, и на ходу застегивая пальто, выбежал из гостеприимного дома, прыгая через две ступеньки вниз – вон! На свежий морозный воздух!
   После этого, на удивление тети Шуры , Иван Иваныч  некоторое время совсем почему-то не приходил к ней в гости , зато на стене его кухни, прямо над хлебницей появилась старательно приклеенная новая памятка «О соблюдении санитарно – гигиенических норм при хранении пищевых продуктов».
    
.