Осколки часть 4- Враг

                Качается, качается
                На листе банана
                Лягушонок маленький.

                Кикаку

   У мальчика появился враг. Вообще-то мальчик был миролюбив и всегда старался уклониться от драк, частенько вспыхивавших среди ребят.  Отчасти это объяснялось тем, что он испытывал отвращение к насилию, но истинной причиной все же был страх. Этот страх, глубоко засевший где- то внутри и молчавший до поры до времени, в  момент драки оживал и накатывал ледяной волной, парализуя разум и делая руки ватными и непослушными. Мальчик не любил испытывать это неприятное ощущение собственного бессилия и всячески старался избегать его.

   И вот у мальчика появился враг. Мальчик уже и сам не помнил причины ссоры. Скорее всего причина была пустяковая. Враг жил в том же подъезде, что и мальчик, этажом выше. Он был младше мальчика на два года. Щуплый и неказистый, он не вызывал уважения. По правде  говоря, может быть именно эта тщедушность и слабость соседа была причиной внезапно возникшей вражды. С каким-то злорадным удовольствием мальчик, подходя к своему подъезду, думал о том, что, возможно, сейчас он встретит своего врага. Это недозволенное ощущение собственной силы и чужой слабости приятно волновало нашего героя. Преследование врага стало для мальчика целью его, довольно короткой еще, жизни. Неутомимо, с завидным упорством он выслеживал своего противника; он прятался за дверями и внезапно выскакивал, когда тот появлялся, он забавлялся, видя испуг в глазах врага, он играл с ним, как кошка с мышью. Это приятное времяпровождение разгоняло скуку летних дней.

   Однажды, наигравшись во дворе, мальчик зашел в подъезд и стал подниматься по узкой лестнице. Внезапно на площадке между вторым и треть им этажом он увидел своего врага, который спускался вниз. При виде испуганной жалкой фигурки глаза у мальчика торжествующе загорелись.
 
   -Сейчас я тебе покажу, - удовлетворенно подумал мальчик. Он не испытывал чувства ненависти, напротив, в его сердце было спокойствие и какая-то снисходительная жалость. Враг был в его, мальчика, руках, и мальчик мог сделать с ним все, что угодно. С насмешливой улыбкой мальчик оглядел врага,- от стоптанных сандалий до взъерошенного чубчика. Тот же вжался в угол, стараясь стать как можно меньше, и испуганными глазами затравленного зверька следил за мальчиком. Страх, слепой не рассуждающий страх, жил в этих жалких глазах. Он выплескивался наружу, бился о толстые стены и грязные стекла. Но клетка была заперта, и выйти из нее было невозможно.

   И тут мальчик впервые заметил, какие у врага светлые и мягкие волосы. С удивлением он рассматривал врага, как бы впервые увидев бледное, покрытое веснушками лицо, короткий острый нос и синие, удивительно синие глаза.

   -Ну,- сказал мальчик,- попался?

   Сжав кулаки, он подходил к своему врагу все ближе и ближе. Тот все сильнее вжимался в угол, как бы пытаясь проскользнуть сквозь стены и страстно желая оказаться где-нибудь подальше от этого места. Но мальчик не торопился бить своего врага. Он растягивал удовольствие. Он цедил сквозь зубы насмешливые слова, сплевывал на пол и растирал плевок ногой. Он толкал своего противника и даже пытался похлопать его по щеке. Но враг не отвечал на слова и толчки. Он лишь плотнее прижимался к стене и закрывал лицо руками. Сощурив один глаз, мальчик прицелился и ударил своего врага, стараясь попасть в лицо.

   И тут случилось неожиданное. Подобно тому, как вспыхивают долго тлеющие угли от небольшого ветерка, так и враг, бывший до этого момента жалким и слабым, внезапно почувствовал прилив храбрости. Страх дошедший до предела, до той границы, за которой исчезает боль, превратился в отвагу. Враг выпрямился. Глаза его засверкали, губы превратились в узенькую полоску, кулаки сжались, и рука, описав дугу, больно ударила мальчика прямо по носу. Держась руками за распухший нос, из которого мгновенно закапала кровь, мальчик воззрился на своего врага. Испуганный собственной решимостью, тот шагнул вперед, снова занеся руку для удара.

   Внезапно мальчик струсил. Отступив в сторону, он пропустил своего врага, и тот торжествующе прошел сквозь образовавшийся проем. Молча смотрел мальчик на удалявшегося врага. Щуплая фигурка выпрямилась, она излучала силу и торжество победителя.

   И вдруг мальчику стало невыносимо стыдно. Чувство гадливости и отвращения к самому себе нахлынуло на него и застыло в горле ледяным комком. Мальчик вспомнил злорадное удовольствие, которое охватывало его при мысли о собственной силе, то наслаждение, с которым он мучил беззащитного и слабого соседа. С ужасом мальчик припомнил наглое и трусливое ощущение власти, которое столь приятно тешило его самолюбие. Эти воспоминания были мерзкими, невыносимо мерзкими! Как мог он так долго издеваться над этим тщедушным мальчишкой с синими глазами? Как мог он получать от этого издевательства удовольствие? Опять и опять перед его глазами появлялось бледное, испуганное лицо с расширившимися от страха глазами. Мальчик замотал головой, стараясь отогнать причинявшее ему боль видение. Но оно не исчезало. Напротив, оно становилось все более ярким и отчетливым. Ах, как противно и стыдно было мальчику!  Собственный страх, проснувшийся от столкновения с чужой силой, тоже казался мальчику отвратительным. С ужасом вспоминал мальчик, как нагло он себя вел, как бил по лицу своего бывшего врага. И это жалкое лицо, стоявшее перед глазами мальчика, было отражением его собственного лица. И страх, светившийся в синих глазах, был отражением его собственного лица. И страх, светившийся в синих глазах, был отражением его собственного страха. Что послужило причиной вражды? Мальчик не мог этого вспомнить. И вдруг он отчетливо понял, что упоение собственной силой, ощущение вседозволенности и безнаказанности,- лишь это заставляло его истязать худенького белобрысого мальчишку.

   Подавленный чувством собственной ничтожности, мальчик стоял на лестничной площадке и плакал. Слезы смешивались с кровью, капавшей из носа. Мальчик ладонью вытирал их, и на лице его оставались багровые полосы. Он всхлипывал и обещал себе, что никогда больше не испытает этого унизительного мучительного стыда, что никогда больше не ударит человека по лицу, что никогда больше не будет издеваться над кем-либо.

  И вытерев слезы, мальчик тихо пошел домой, поднимаясь вверх по узкой лестнице и трогая рукой исцарапанную темно-зеленую стену.