Ничто человеческое

                Я увожу к отверженным селеньям,
                Я увожу сквозь вековечный стон,
                Я увожу к погибшим поколеньям.
                Древней меня лишь вечные созданья,
                И с вечностью пребуду наравне.
                Входящие, оставьте упованья…

                Божественная комедия – Данте Алигьери.

Звезды. Я так давно не видел звезд. Кто знает, увижу ли? Когда-то мы хотели летать, ну, а теперь, даже взглянуть на них посчитали бы за счастье.  Не спрашивайте меня, какой сейчас год, не спрашивайте меня ни о чем, ведь когда небо срывается с катушек, когда теряется комфорт предыдущих эпох, разве имеют значение всякие мелочи? Этот рассказ сейчас никого не удивит, но, надеюсь, завтра он спасет кому-то душу. А пока… я пытаюсь представить себе звезды.
Надежды. Мечты. Желания. Это, то немногое, что осталось в нас человеческого. Это те самые точки света на небосводе закрытые от стороннего взгляда плотным слоем облачного киселя.  Берега Стикса тревожно молчали, кутаясь в перьях ядовитого тумана. Даже ветер не беспокоил закованные в иней кости редких уродливых деревьев. Мне показалось, что я слышал всплеск, затем другой. Так некогда плескалась рыба во время утреннего  нетерпения. И даже это лишь обман моей памяти. Сговорившись с надеждой, сознание вытворяет злые шутки. Нет больше жизни в венах этой планеты - мы погасили ее.
Всплеск повторился, потом еще раз, но уже настойчивее. Наконец, я увидел, как из желтых струпьев тумана выплыла ветхая лодка, затем появился и ее хозяин. Мне был виден лишь сгорбленный силуэт, ловко управляющийся с веслом. Лодка пристала к берегу, а ее мрачный хозяин сразу направился ко мне. Я молчал. Незнакомец тоже не спешил начать разговор присел рядом со мной. Несколько минут мы слушали далекие, еле заметные раскаты грома, я чувствовал, как по спине ползет нездешний холодок, но молчал. Наконец незнакомец заговорил:
- Всегда интересовало, зачем такие как ты добровольно идут к нам. Сколько вас еще осталось? Тысячи? Сотни? Или ты последний?
- Есть ли тебе разница, перевозчик? – ответил я.
Мой собеседник рассмеялся.
-Конечно, нет! Мало ли вас за последние века уходило в свой последний путь - в безумие? Или ты сюда на пикник пришел? Старику многое видно, тебе опасно здесь даже находиться, но ты сидишь и мечтаешь о звездах, - перевозчик кряхтел и похрюкивал при разговоре, довольно скалясь обезображенным лицом.
-Я кое-кого ищу, Харон.
-Но ищет ли он встречи? - Снова рассмеялся старик.
-Мне надоели твои загадки, мне нужно попасть в Аид, чего бы это ни стоило.
-Ты знаешь, в этом месте, где все окончательно потеряли свою форму, даже рассудок утратил свои очертания.
-Но ты ведь уцелел, - почти шепотом ответил я, а в ответ лишь новый приступ злого смеха.
-Уцелел? С какой луны ты свалился? Кто в наше время смотрит на внешность? Все это фикция, иллюзия, - разглагольствовал Старик.
- И кто ты? Метаморф? Машина? – Я старался, чтобы вопрос прозвучал как можно неожиданнее, но Харона он не удивил.
Старик перестал улыбаться и распрямил свою спину, я видел, как его рубище надулось, и в сумерках блеснул металл. Харон встал - от личины сгорбленного старика не осталось ничего. Передо мной стоял истинный хранитель Ада и словно разминал свои металлические члены.
Сервомоторы работали почти беззвучно, на грани ультразвука. Синтетические конечности ловко сдернули с тела остатки лохмотьев.
-Я нечто большее, как видишь,– пророкотал он, уставившись на меня своим светящимся глазом.
Я снова почувствовал легкий холодок по спине, я ощущал, как поднимаются мельчайшие волосинки на теле под действием сканирующего поля.
-Значит машина, - сказал я, стараясь изобразить голосом непомерную скуку.
Тело Харона внушало омерзение. В этом соединении плоти и синтетики просматривалась морфология насекомого. Большой железный богомол, угрожающе нависший над беззащитной жертвой.
-Я дам тебе энергоячейку, если ты довезешь меня, - продолжил я.
Харон как-то резко осунулся, скукожился, сложил свои члены и через пару мгновений передо мной снова стоял осунувшийся старик.
-Мелочь, - прохрипел он.
-Тебе хватит, чтобы поддерживать в своем мерзком теле жизнь еще несколько циклов.
-На той стороне нет места эстетам, - усмехнулся Харон.
-Переживу, - пробормотал я, залезая в лодку.
 -Как звать тебя, покойничек? – спросил провожатый, с кряхтением следуя за мной.
 -Зови меня Данте.
-Хехе, не боишься цитировать классиков. Играть комедию так до конца? – Веселился он.
-А ты для простого лодочника слишком много знаешь, - отрезал я. Его насмешливый тон начал раздражать меня. В ответ «старик» лишь слегка ухнув, оттолкнул судно веслом.
-С каждым годом вас приходит все меньше и меньше. Вымирают Чистые. Совсем вымирают, - не затихал лодочник. – Сейчас все просто, либо переход, либо смерть.
Я молчал. Знает ли он что такое жизнь в пустошах? В условиях, когда даже на экваторе температура не часто поднимается выше точки замерзания, когда вода отравлена, а воздух прожигает легкие? У этого… существа и легких то нет, одна маска человеческая накинутая небрежно на холодный металл. А знает ли он, что на последних, как они говорят, «Чистых», ведется охота. Мутантов, разбойников, простых селян старающихся выжить – всех гребет Стая, всех.
-Знал бы ты, как здесь было красиво, еще до войны, - притворно начал Харон.
-Ты не знаешь что такое красиво. До войны тебя вообще не существовало, - презрительно кинул я.
-Осторожно, человек, – прошипел Харон. -  Аид слышит и помнит все.
Я не ответил ничего, лишь снова уставился вдаль, силясь рассмотреть сквозь туман ворота в Ад. Харон и, правда, не знал, что такое Война. Это даже не было войной, в привычном смысле этого слова. Это было самоубийство, суицид вида Homo. Модификации, в них все дело. Трансгуманизм   разошелся в худшем своем сценарии, человечество стремительно теряло свой облик - киберы, метаморфы, бодимодиферы и извращенцы всех мастей превратили всю тысячелетнюю генетическую историю в суп из метастазов измененной плоти и синтетики. Кто мог предвидеть, что иммунная реакция человечества ответит столь радикально? Мы оплакивали свое прошлое, глядя как тут и там, восходят тысячи новых солнц, втаптывая останки человечества в опаленную землю. Суицид. Выстрел прямо в голову.
И сейчас, в тонкой полосе, где условия все еще позволяют ютиться подобию жизни, я плыву прямо в Ад. И эта определенно судьба, ведь непременно в аду должен побывать тот, кто его создал. Невообразимо трудно быть богом, даже тому, кто жил среди звезд.
***
                Из сонма тех, кто меж добром и злом,
                Я женщиной был призван столь прекрасной,
                Что обязался ей служить во всем.

Ей так шел белый лабораторный халат. Пусть даже вокруг холодные стены базы, пусть на поверхности вся цивилизация медленно сходит с ума, она всегда согревала мое сердце. Временами меня охватывал страх, но стоило мне лишь подумать о ней, как страх отступал, вытесненный из сердца потоками тепла и нежности.
-Макс! Иди сюда.
Она стояла возле терминала, на экране которого просчитывалась очередная симуляция. Который уже раз мы гоняем наш компьютер по бесконечным цепочкам аминокислот? Я так хочу спать и видеть сны, я так устал, мы все устали.
-Мааааксим! – Настойчиво позвала она, а я все никак не мог свести с нее глаз.
-Что? – Наконец очухиваюсь я.
-Подойди. – Она серьезна, в глазах гуляет задумчивость, в такие моменты она становится еще привлекательнее.
Я подхожу. То, что я вижу на экране, поражает меня. Неужели мы, наконец, нашли то, что нужно?
-Ты проверила!? – Наконец выдавливаю я из себя.
-Конечно! Третий раз, иначе бы не позвала.
-А это значит?..
-Это значит, что скоро мы закончим геномодификатор и сможем вернуться домой, - ликовала она.
Мы обнимаемся, люди сходятся поздравить нас. Мы тогда думали, что успели создать единственную модификацию, которая сделает нас подобно мифическим атлантам – могучими и почти бессмертными. Мы думали, что остановим неконтролируемую волну генного схлопывания человечества. Но мы все же опоздали…
***
                Но стуже, зною и скорбям телесным
                Подвержены и наши существа
                Могуществом, в путях своих безвестным.

-Почти приплыли. Чего задумался? – Отвлек меня от мыслей Харон.
Перед нами разверзлись врата Аида. Толстые створки из погрызенного временем металла навеки застыли в открытом состоянии, темный провал скрывал в себе небольшую бухту, к берегу которой мы и пристали. Вся территория тускло освещалась двумя прожекторами.
-Добро пожаловать в Ад, как любили говорить Чистые, - самодовольно заявил провожатый. - Познакомься с Цербером.
Я последовал за взглядом Харона, и увидел три крупнокалиберных турели над входным шлюзом. Центральная из них с жужжанием водила стволом, помигивая красным огоньком.
-Кто у вас главный? – Спросил я, отводя от пушки взгляд.
-Мы зовем ее Мать.
-И кто она?
Харон снова мерзко хихикнул, но ответил:
-Она и есть Аид.
-Да уж, с чувством юмора у вас тут полный порядок, - саркастически заметил я.
-Очень надеюсь, что и у тебя тоже, - сказал Харон и расхохотался. В этот раз нотки безумия были особенно заметны.
Мы прошли шлюзирование и оказались в просторном помещении, бывшем некогда плацем или огромным ангаром для техники. Вокруг  копошились сотни разнообразных существ. Киборги и метаморфы  без радикальных модификаций. Ад оказался не столь страшен.
-Это первый уровень, здесь обитают те, кто не смог полностью отказаться от своего человеческого облика, - словно прочитал мои мысли провожатый.
-Больше похоже на муравейник, - сказал я, оглядывая помещение. Все было застроено какими-то хижинами, везде вились провода, трубки. Местные жители копошились, бегали, лазали по стенам. Кто-то даже занимался сварочными работами, используя для этого свои протезы.
-Да, верно, муравейник, так я его и называю, - Харон снова сделал попытку рассмеяться, но в этот раз справился с собой.
-Что? Коротит нервную систему? – Язвительно поинтересовался я.
-Да. Черт ее дери. Не смог я отказаться от органики, оставил в целости эндокринную систему и ЦНС.
-Испугался вдруг остаться без эмоций и чувств?
Старик лишь мрачно усмехнулся.
-Пошли дальше, нечего здесь смотреть.
И мы пошли, провожаемые сотней глаз и окуляров. Я чувствовал, как спину щекотали сильные поля МРТ и рентгена. В воздухи повисло одно слово: «Чистый, чистый».
***
                Искусств и знаний образец всеместный,
                Скажи, кто эти, не в пример другим
                Почтенные среди толпы окрестной?"
                И он ответил: "Именем своим
                Они гремят земле, и слава эта
                Угодна небу, благостному к ним.

Мы эвакуировались под первые аккорды планетарного реквиема. Видные ученые, биологи, химики, физики, инженеры, кибернетики – весь тот последний остаток прежнего величества погрязшего в извращенном безумии человечества. Всю дорогу до лунной базы мы видели как снова и снова вспыхивают огромные нарывы на лице измученной Земли.
На Луне мы все стали подобны Атлантам, мы все были модифицированы нашим с Мари достижением. Нас заражали им методично, под строгим контролем специалистов. Как все-таки страшно быть подопытным в собственном эксперименте. Выживали не все, некоторые не выдерживали перестройки своего генного аппарата. Все те дни, что я лежал в бреду в карантинной зоне лунного комплекса, я молился за Марию. Главное - чтобы она выдержала. Главное - чтобы мы все выдержали. Иначе смерть.
А затем снова искания, исследования, тесты, симуляция. Мы годами искали то, что спасет нашу родную планету. Мы мечтали вернуться домой. Мы мечтали об этом каждый день, сидя под куполом перед взглядом огорченного нами космоса. Нам было так холодно и тоскливо. Мари часто плакала – на земле осталась вся ее жизнь. Мы искали утешения друг у друга в постели, но  у нас так и не появился ребенок. Поле Базы подавляло наш цикл размножения – слишком скудны были ее ресурсы, чтобы позволить людям их распылять. Утешало одно – мы будем жить долго, очень долго. Еще есть время, чтобы успеть. Так думали мы.
***
После муравейника мы опустились на нижние уровни. Лифт работал как часы, несмотря на общую ветхость всех конструкций. Мой провожатый смотрел на меня и загадочно улыбался. Ад оказался не таким страшным местом, во всяком случае – пока.
-Дальше в нашей экскурсии особое  место, - радостно заявил Харон, когда лифт достиг нужного уровня.
Мы вышли. В плохо освещенном помещении гудели какие-то шкафы. Больше всего это походило на древний вычислительный центр, но я не смог припомнить ничего подобного в плане базы.
-Эти шкафы содержат в себе миллионы личностных матриц. Все они были когда-то людьми, отказавшимися от своего биологического тела. Логично было отказаться от тела вообще. Они лишь иногда перемещают себя в платформы.
Мы прошли немного по коридору. Раздалось шипение от отъехавшей стенной панели. Из проема выбралась антропоморфная машина и преградила нам путь, не двусмысленно наставив на меня раструб какого-то оружия.
-Сюда они никого не пускают. Общаются только с матерью, - пояснил проводник.
-Ясно. И зачем ты привел меня сюда? – Этот уровень тоже не впечатлил меня - сообщества цифровых эскапистов существовали и до войны, единственное, что они не были так лаконично организованы.
-Возможно, тебе придется выбирать в свое время. Пойдем дальше, мой чистый друг.
-Я уже давно выбрал свой путь.
-Это не страшно, - сильная рука потянула меня в сторону лифта.
В последний момент, перед тем как зайти в лифт, я оглянулся. Робот бесстрастно смотрел нам в след, но меня встревожил не он. Какой-то шум сверху, да, что-то вроде смеси сопения и нетерпеливого ворчания. На потолке вдоль вентиляционной шахты тянулась толстая упругая труба с многочисленными отростками, которые словно корни растения вгрызлись в гранит стен и потолка. Стенки этого образования слегка пульсировали, иногда немного содрогались, словно под импульсами исполинского сердца. Где-то посередине я обнаружил зияющую рану в ткани этого гигантского сосуда, из этого отверстия выглядывало мерзкое существо.  Лапами оно раздвигало порез, и пялилось на меня фасетчатыми глазами. Я видел это несколько секунд, после чего тварь отпустила края раны и исчезла в заросшем на глазах шве. 
-Что это? – Поинтересовался я.
-Ее глаза…
***
                Цель от себя отводит человек,
                Сменяя мысли каждое мгновенье:
                Дав ход одной, другую он пресек.

Его звали Барни, Барни Твидл. Он был генетиком. Самым талантливым генетиком пяти континентов. Бьюсь об заклад, что его творения внесли внушительный вклад в планетарное самоубийство, и он это понимал. Возможно, он чувствовал на себе часть вины, а может быть, в нем прорезалось здравомыслие. Теперь это не имеет значение, но тогда он был против.
-Нет, Макс, это не лучшее решение.
-Но почему? Десять лет мы топчемся на месте. Не пора ли уже сделать выбор? – Настаивал я.
-Десять лет, что они тебе?
Абсурдность вопроса застала меня врасплох, выбила почву из-под ног. Я попытался что-то возразить, но не нашел нужных слов.
-Биотехнологии - не это ли причина наших бед? Может быть, хватит играть с Богом в шарады, Макс? – Продолжил он, развивая успех.
-У тебя есть альтернативы, Барни?
-А чем тебе не нравится проект доктора Клайнера? – Предложил генетик.
-Планетарные заводы, да, на технический терраформинг у нас уйдут десятки, может быть даже сотня лет, - возмутился я.
-Успокойся. Но ты сам должен понимать, что проект «Персефона» очень опасен. Я понимаю, что ты хочешь домой, но лучше подождать еще пару лет, чем рисковать получить вместо золотой ветви второй апокалипсис. От этой химеры меня в дрожь бросает.
Я нашел в себе силы лишь пожать плечами.
-Как Мария? Все тоскует? – Поинтересовался Барни.
Я лишь кивнул. Разговор опустошил меня, а от упоминания любимой лишь заныло в груди.
-Ладно, я просмотрю отчеты. Возможно, я передумаю, - уверил меня генетик. Ведь, не смотря ни на что, мы были друзьями.
-Спасибо, старик, - горячо поблагодарил его я.
Барни смутился, но быстро взял себя в руки.
-Стариками нам больше не быть. Или забыл про свое детище? – Ответил он и улыбнулся.
Нет, не забыл, старый друг. Не забыл. Мы же больше ничего не можем забыть. Мы разучились это делать. Нас покинуло множество слабостей, но все же, ничто человеческое нам не чуждо…
***
                Одни лежат; другие вмерзли стоя,
                Кто вверх, кто книзу головой застыв;
                А кто - дугой, лицо ступнями кроя.

Мой путь вел меня все глубже, уровень проходил за уровнем, словно круги средневекового ада. И везде, где бы мы ни появлялись, нас сопровождали наблюдатели. Просторные коридоры Аида оказались опустевшими. Это было странно, слишком разнилось с архетипом, живущим в моей генетической памяти. Мне постоянно приходилось напоминать себе, что Аид это просто метафора - горькая несмешная шутка. Чем глубже мы шли, тем меньше было видно первозданных конструкций, тем большие ее площади закрывала пахлава органики. Наблюдатели стали сбиваться в небольшие стаи. Этот эскорт постоянно напоминал о себе леденящими душу звуками с потолка. Это были очень древние страхи, столь древние, что разум отказывался их контролировать.
-Почти пришли, Данте. Скоро ты найдешь то, что искал, - нарушил тяжелое затянувшееся молчание мой провожатый.
За несколько часов с ним произошли разительные перемены, он стал серьезен, собран. В глазах читалась какая-то скорбь. Наверное, впервые за несколько часов нашего знакомства он перестал быть пародией на человека. Более того, во мне проснулось странное чувство, очень близкое к ощущению дежавю, словно я всю жизнь знал это искалеченное существо.
Наверно так и должно быть, Ад не должен пугать дешевыми фокусами. В нем нет ни чертей, ни огня. Настоящий ужас всегда рождается изнутри. Расцветает на плодородной почве безотчетных фобий и кошмара собственных поступков. А все остальное лишь нелепый антураж: и черти над головой, и неизвестные ужасы впереди, и толпы извращенной нежизни вокруг. Я знал, что у всего есть конец, даже у этих бесконечных коридоров, которые тоже были хорошо мне знакомы, хотя я и с трудом их узнавал. Кульминация, быть может, поджидала меня за поворотом, потирая свои конечности из металла и плоти. Я многое ожидал, мне казалось, что на большее здешний зверинец не способен, и я ошибся.
Это был настоящий коридор плача, место, наиболее экстремально соответствовавшее стереотипу посмертных мучений грешников. Десятки, сотни тел погруженных в плоть Аида, корчившихся в экстазе своего наказания, в самых нелепых и противоестественных положениях. Мы ступили лишь пару шагов через Инферно, и мученики нас заметили. Сотни пар глаз уставились на нас сквозь пелену их кошмарной экзистенции.
-Это все те, кто так и не смог принять новую парадигму своего существования, - почти шепотом поведал мне Харон. - Это те, которым Мать почему-то решила оставить их волю.
-Ты говоришь так, словно не понаслышке знаком. Я вижу в тебе боль.
-Да, Максим, он был здесь, - пробормотали сотни ртов, слега асинхронно, с жутковатыми обертонами, перемежая слова приглушенными стонами то ли боли, то ли наслаждения. - Он принял свою новую суть, предал наши наивные идеалы.
-Кто вы? Откуда знаете мое имя? – Спросил я.
Харон был явно подавлен, даже напуган. В его глазах я видел лишь боль и вину.
-Кто мы? Мы всегда знали тебя. Мы вместе творили историю человечества, мы вместе поставили в ней точку. Теперь ты пришел закрыть эту книгу навсегда.
Я шагал сквозь свой кошмар, я смотрел им в глаза и узнавал их. Я ощущал, как во мне рос новый кошмар. Я боялся и увидеть, и не увидеть среди них Ее.
Вы говорите, что точка поставлена, вы утверждаете, что книга истории закроется с моим приходом. Но надежда - это, то немногое, что делает из нас Людей, ведь точку легко исправить на запятую.
                ***
                Поистине безумные слова –
                Что постижима разумом стихия
                Единого в трех лицах естества!

                О род людской, с тебя довольно guia;
                Будь все открыто для очей твоих,
                То не должна бы и рождать Мария.

Мы назвали базу Аид, а небольшую заводь перед скалой какой-то шутник обозвал Стиксом. Возможно название не из самых удачных, но очень поэтичных. Мы думали, что в царстве мертвых найдется место для сада Персефоны. Мы мнили себя Тесеем, в чьи руки богиня вложит золотую ветвь, и хмурый перевозчик вернет человечество из царства мертвых.
 Я не знаю, где мы ошиблись.  Все шло по плану. Даже Барни поверил в успех проекта, но видимо дьявол как всегда прятался где-то в мелочах.
Стая работала, очищала округу, восстанавливала биосферу. Сложнейший биоинженерный механизм в истории человечества работал как часы, реактор в центре базы позволял поддерживать биосинтез годами. Стая росла, с каждым днем все эффективнее отрабатывая заложенную в нее программу. Из ее нутра, как из ковчега, появлялись потерянные планетой виды. Стая производила на свет все – от бактерий до млекопитающих. Настоящий инструмент богов, или, может быть, сам Создатель?
По сути, она была машиной, машиной призванной вернуть нам дом. У нее был интеллект, прикладной и урезанный, но достаточный для решения поставленной задачи. Мы и не думали давать ей сознание. Теперь, спустя много лет, я понимаю - мы ошиблись в том, что вообще предусмотрели быструю адаптацию и направленную эволюцию нашего детища. Как показала практика, создания всегда тяготеют к развитию вопреки замыслу демиурга. Какая ирония, мы играли с Богом в шарады и проиграли, затем мы сами стали подобны ему и снова проиграли теперь уже своему детищу. Порочный круг.  Кажется, начинаешь понимать библейскую трагедию с яблочком.
Возможно оно даже не испытало к нам ненависти. Просто сбой, фактор Хаоса. Энтропия, снова на полном ходу сунувшая нам палку в колеса. Сколько она готовила свой удар? Месяцы? А может быть целый год? Но ровно на вторую годовщину ввода Аида в эксплуатацию она сделала свой ход.  Шах и мат. Научный персонал базы оказался бессилен против орды тварей порожденных Химерой.  Немногочисленный военный гарнизон тоже оказался не готов к атаке специализированных биомашин. Мы даже не успели осознать, что наши внуки умеют убивать, для этого Стая породила массу специальных механизмов у своего бесчисленного отродья.
Я не знал, что случилось с персоналом. Тогда я думал, что все погибли. Марию утащила Стая на моих глазах, я до сих пор храню эту резкую боль, словно полоснули по грудной клетке лазерным скальпелем – бессердечно и хладнокровно. Я был готов последовать за ней, но Барни вытащил меня в последний момент. Я не знаю, спасся ли кто-нибудь, я лишь знаю, что Барни и Мария остались там, в рукотворном чистилище. Я покинул базу на исследовательском судне, но мне было не суждено долететь до Луны. Земля не отпустила меня. И через несколько лет выживания, я возвращаюсь в свой кошмар, в надежде исправить точку, на запятую…
***

                В мой смертный час Франциск за мной слетел,
                Но некий черный херувим вступился,
                Сказав: "Не тронь; я им давно владел.

                Пора, чтоб он к моим рабам спустился;
                С тех пор как он коварный дал урок,
                Ему я крепко в волосы вцепился;

После жуткого коридора, мы прошли очередное шлюзирование. Когда-то здесь был основной интерфейс Аида, и сейчас это было сердцем Матери стаи. От былого помещения тут не осталось ничего – все заросло плотью, но все это неважно – мелочи против той, которая меня встречала.  Живая и здоровая, в неизвращенном теле – первозданная словно Ева. Я оставил позади Харона, я не мог поверить. Ложь это или подарок?
-Мари, - еле выговорил я. - Неужели это ты?
-Да, Максим. Это я.
-Но…
-Не говори ничего. Я так скучала все это время. Где ты был, милый. Где?
Я обнял ее живое, теплое тело. Неужели не только глаза мне врут? Неужели врет даже сердце? Неужели даже ее слезы - это ложь?
-Я так рада, что ты вернулся. Мы так рады.
Это мы прозвучало как ушат шипящего азота, окативший разум.
-Мы? – Тупо переспросил я.
-Конечно, и я, и Барни, и все наши дети, и все наши внуки. И наша планета. Они наши.
-Так нельзя, - твердил я, но что-то внутри меня говорило - «Можно».
Наверно, я рухнул на колени. Сила оставила меня. Наверно, я зарыдал. Все, что осталось после, лишь пустота.
-Мари, так нельзя. Ты веришь мне? Веришь? – Я с трудом выталкивал слова.
 Я хотел верить, что в ней осталось что-то от прежней Марии, что-то от ее души. Она не отпускала меня, я чувствовал ее горячие слезы.
-Доверься мне, любимая. Так надо, - продолжал я, вложив в ее руку инъектор.
В небольшой ампуле был результат моего изгнания, несколько лет работы на упавшем научном судне. Месяцы выживания и охоты на особей стаи. Месяцы симуляций и экспериментов. Точка в истории Химеры.
Мари отстранилась. Встала. Высокомерно вздернула подбородок. Откуда-то появились несколько наблюдателей и схватили меня. Неужели я обманулся? Есть банальное выражение – ушла земля из-под ног; никогда люди больше не придумают выражения описывающее это состояние лучше. Никогда.
-Любовь моя, ты разочаровал нас, - заявила Мария. Да и была ли это она? Но тогда мой разум был утоплен в собственном кошмаре.
Она подняла вверх инъектор, посмотрела на него с отвращением и откинула в дальний угол. Твари стаи держали меня крепко, но во мне не было сил даже поднять руку.
-Даже Барни принял новую жизнь. Он провел тебя до конца. И все ради того, чтобы ты снова предал нас? Ты хотел убить нас! Что стало с твоей любовью? – Слова ее были жестоки. Я отказывался верить в их реальность. Я не хочу верить в этот мир. Не хочу. Не хочу. Все пропало.
-Откажись, милый. Откажись. Людей больше не спасти. Будущее только в нас. Мы новая история, - ее голос смягчился, на секунду проступила сладкая иллюзия прежней Мария. Даже Барни принял это, даже я, Максим.
-Ошибаешься, сука, - врезался в монолог новый персонаж. Это был мой провожатый, он стоял в боевой трансформации за спиной прямо возле крупного нервного ганглия супермозга Матери. Раньше сообразили охранные симбионты. Они уже атаковали кибера, он без труда раскидывал их, преодолевая последние сантиметры до своей цели. В его манипуляторе я увидел небрежно отброшенный инъектор.
-Нет, Барни! – Кричит то, что притворялось моей любимой, но становится поздно. Яд уже впрыснут. Полностью разрушая ЦНС Химеры. Впрысни его в другой точке и защитные механизмы нейтрализуют его, здесь даже бесконечно приспосабливаемый организм Химеры не способен уже остановить. Ее агонию кульминировал  взрыв псиэнергии, которой она управляла своими слугами. Даже я чуть не лишился сознания – без сомнения всё ее отродье получило ударную волну не совместимую с функционированием их организма. Десятки симбионтов посыпались с потолка словно дождь. Державшие меня стражи тоже рухнули где-то за спиной. Рухнула и Мария. Я лишь успел подхватить ее.
Все кончилось. В моих руках осталось мертвое тело. Точнейшая копия той, что я любил, и которая любила меня. Осколки моей личной трагедии.
-Вставай! - Рявкнул Харон. Или это все же Барни? – Сейчас здесь будет все аборигены, надеюсь, ты понимаешь, насколько они будут рады разорвать нас?
-Это все? – Пробормотал я, не переставая гладить ее волосы.
-Почти. Оставь ее, это не Мария, она умерла еще тогда, - продолжал настырничать Харон.
-А ты, Барни? Ты тоже мертв?
-Нет, старик. Я не мертв, я не для того пережил стену плача, не для того отказался от своего тела, чтобы видеть твою фрустрацию. Вставай. Нам надо идти.
-Зачем?
Равнодушие топило мою выжженную душу. Ради чего теперь жить, здесь на пороге забвения? Снова Барни взял меня в свои руки. Снова он тащил меня до ангара с шатлами. Все повторилось. Порочный круг. Снова и снова. Ускорение вдавливает меня в кресло. И только в невесомости мое сознание, наконец, начинает осознавать все лихорадочные события последнего часа. А в голове последние слова единственного во всей вселенной друга, так и не предавшего мои наивные идеалы:
-Прощай, старик. За мной последнее дело.
Прощай, Барни. Ты искупил свои грехи. Сжег их вместе с собой в последнем на планете ядерном взрыве. Унеся с собой и наш общий кошмар.
Через пару часов челнок донесет мою разбитую сущность до лунной базы, которая вероятно будет давно заброшенной. Вы знаете, каково это, быть последним человеком во вселенной?
***
                Но собственных мне было мало крылий;
                И тут в мой разум грянул блеск с высот,
                Неся свершенье всех его усилий.

Быть может, каждому из нас нужен второй шанс, даже самоубийца должен иметь возможность пройти Инферно до конца, и получить долгожданное прощение. В год 2112 от рождества Христова люди получили второй шанс. Лунная база не была покинута, более того опасные технологии сослужили последнюю услугу – благодаря инкубаторам, немногочисленным выжившим удалось восстановить популяцию до гарантированного минимума выживаемости вида. К моменту, когда вы читаете эти строки, возможно уже завершен первый этап длительного сто двадцатилетнего цикла терраформирования.  Даже после нашего последнего вмешательства в эволюцию мы благоразумно отказались от идеи вечной жизни, и меня, скорее всего, уже нет в списках живых. Что там за гранью? Неизвестно. Но я все еще надеюсь, что этот рассказ спасет чью-нибудь душу. Ведь надежда свойственна людям, а ничто человеческое нам не чуждо.