Когда не было войны 18 - Полигон зимой

На фото Ирина нарисовала костюмы из «Орестеи». Спектакль на который они ходили.

          Это мои армейские воспоминания одного из периодов в нашей стране, КОГДА РЕАЛЬНО НЕ БЫЛО ВОЙНЫ. Венгерские события уже прошли в 1956 г., а Чешские ещё только будут в 1968 г.

              Кстати, моя дивизия, в которой я так мирно прослужил три года,  была участником и тех прошедших и этих будущих событий по причине близости расположения к этим двум границам. Я же, действительно, совершенно мирно прослужил в этой опасной точке, без всяких поездок в соседние страны.
              В основу этого мемуарного повествования положены письма, присланные мне в армию моей первой женой Ириной, за период службы с 1963 г. по 1966 г.


18   ПОЛИГОН ЗИМОЙ

        Как практически всё, что делается в армии, это всегда неожиданно, и по тревоге. Конечно, разговоры о том, что наша дивизия должна отправиться стрелять из пушек на полигон, просачивались через завесу секретности, но конкретно, когда это произойдёт, известно не было. Если по правде, то солдату на самом деле не столь и важно, когда об этом объявят. Специальная подготовка в дорогу ему не очень то и требуется. Кроме бритвы, зубной щётки, а для такого случая котелка и ложки, брать в дорогу ему нечего. Совсем забыл, самое главное, автомат с пустыми рожками ему так же необходим для солидности и веса.

        Отдельно два слова о более важной вещи - о ложке. Одна ложка - это не серьёзно, как выяснилось впоследствии, алюминиевая ложка - огромный дефицит на полигоне, а без неё, сами понимаете, какие учения.

        И, тем не менее, если вдруг ночью вас поднимают по тревоге, вы вскакиваете, одеваетесь, хватаете всё что положено, выбегаете на построение, и вам объявляют, что прямо сразу вы отбываете в неизвестном направлении и назад не возвращаетесь. В принципе, это производит впечатление для непосвященных. Такими непосвящёнными на этот первый полигонный выезд как раз оказались мы - первогодки. Более того, масштабность разворачивающегося действия подкреплялась суматохой по всему городу. Дело в том, что помимо нашего отбытия на полигон, по городу объявляется учебный сбор резервистов, они должны пополнить наши малочисленные ряды. Практически, дивизия из кадрированно-урезанной должна стать почти полноценной. Конечно, городских гражданских резервистов всё равно не хватит, город слишком мал для создания полного боекомплекта бойцов, но человек триста добавлялось для создания истинно полнейшей суматохи.

         Конечно, вся эта тьма народа на полигон не ехала, они только создавали вид пополнения наших рядов, одновременно тренируясь прибывать по тревоге на свои зарезервированные места. Во время сборов, в наш развед-дивизион также пришли гражданские, и они оказали содействие при погрузке на железнодорожные платформы. Наша разведывательная техника в основном состояла из теодолитов, буссолей и реек. Но даже в нашем дивизионе были два гусеничных тягача с будками для радиолокационной разведки, грузовик для личного состава, и ещё много вещей хозяйственного плана - переносные рации, палатки, кровати, печки, матрацы, но многое из этого уже лежало в нашем грузовике. Вся эта процедура погрузки заняла довольно продолжительное время.

           Как никак, но помимо нашего дивизиона в дивизии существовали все основные службы, а это артиллерийские  полки, конечно, по две-три пушки на полк, но это не меняло суть - грузить на платформы пушки, тягачи, машины - это не наши буссоли и теодолиты. Я уже упоминал, что наша часть располагалась прямо рядом со станцией, и по этому случаю была выстроена специальная погрузочная эстакада, которая позволяла всей этой тяжелой технике въезжать на неё и грузиться на платформы железнодорожных вагонов. Небольшие металлические борта железнодорожных вагонов при раскрытии позволяют перекрывать прогалы между самими вагонами, и между эстакадой и вагоном получается как бы единая поверхность, а это особенно важно при погрузке колёсных машин, они вполне могут провалиться в эти прогалы, если их не перекрыть. Кстати, для танков и гусеничных тягачей эти прогалы не страшны, они их преодолевают легко. Площадка или эстакада для заезда техники сама по себе не очень большая, практически на одну единицу техники. Дело в том, что когда эта единица техники заезжала на железнодорожную платформу, то далее она могла, естественно, осторожно и медленно продвигаться своим ходом вдоль всего состава. Вся операция заезда на платформы очень сложная, пожалуй, самое сложное, что может быть, даже сложней разгрузки, там всё же попроще, но тоже очень ответственно.

           Случаи падения довольно часты. Подтверждением моих слов - парад в Москве в 2010 году, танк упал с автомобильной платформы при погрузке, а эта погрузка несравненно проще железнодорожной. Погрузка тягачей и танков - это практически цирковой номер. Дело в том, что ширина гусеничной техники больше ширины самой железнодорожной платформы, не намного, но больше. Получается, при заезде на платформу вагона надо так исхитриться поставить эту технику, чтобы края гусениц свисали после установки за борта платформы, а борта в этом случае просто опускаются вниз, и можно считать, что они отсутствуют.

          Но, тем не менее, к вечеру наш эшелон погрузили, и мы тронулись в путь. Кстати, забыл сказать, что вся эта техника должна была тщательно закрепляться растяжками и колодками под колёса машин. Растяжки делались из мягкой отожженной проволоки, как всегда с применением небольшой хитрости. Оказывается совсем не обязательно туго заматывать кусок проволоки. Достаточно довольно слабо соединить предмет удержания с платформой вагона двумя-тремя оборотами проволоки, а потом, вставив монтажку между проволоками или даже лом для толстой проволоки, начать скручивать эту растяжку. Проволока очень быстро натягивается и очень надёжно притягивает ваш предмет к платформе. Вот таким способом были притянуты автомобили, а главное походные кухни. Причём, в походных кухнях уже была заранее приготовлена еда, когда же её благополучно съели, то прямо на ходу эшелона готовилась следующая порция еды. Я уже упоминал, что в армии главней еды ничего нет. Хоть потоп, хоть тревога с погрузкой техники - еда всё равно вовремя и по расписанию.


           Фрагменты из писем Иры (с 43-го по 45-е письмо).

     Эдька! Я пишу очень поздно. Мои уже спят, и я не могу взять лист со штампами.
     А это я рисую костюмы из «Орестеи».

      (Вполне понятно, что в силу обстоятельств отсутствуют фотографии моего пребывания на полигоне. Более того, даже в письмах писать о том, что наша дивизия отбыла на учебные стрельбы, было не желательно, так как это считалось военной тайной. И по этой причине есть возможность на месте  армейского фото в начале главы разместить присланные мне в письме  рисунки  Иры о спектакле «Орестея»).
 
     Эдь! Ты просил написать о спектакле. Так вот… Мне он очень-очень понравился. Очень просто всё решено. Одна декорация на всём протяжении спектакля. Ну, хор, конечно, ведёт всё. Понимаешь, очень красивым речитативом, почти без музыки звучат низкие, грудные голоса женщин. И во время пения хор весь подчинён единому ритму. Он ходит по сцене, просто ходит. И в то же время – это танец.  Впечатление колоссальное! Все эти женщины движутся по сцене очень спокойно, но ты сидишь и ощущаешь какое-то напряжение.

(рисунок)

     Первый раз со мной так было. Представь: на сцене один хор, ни одного артиста кроме него, а у тебя странное чувство близкой трагедии. Чёрт, даже слов нет. А ритм! Ни одного свободного шага. Все движения подчинены одному целому. И движения очень красивые, выразительные. Ну, о самом спектакле тебе Надя написала, видимо больше и, наверняка, лучше. Так что я постараюсь нарисовать что-нибудь из него. А программу я пришлю тебе бандеролью.

(рисунок)

     Я тебя очень люблю!!!

(рисунки)

     Эдька, милый! Ты знаешь, мне очень понравилось это выражение «несносная молекула». Я, правда, не помню, когда я это писала, ну, не важно.
     Вот! А твоя несносная молекула в субботу дежурила дружинником с ребятами из её группы. А Алка и Женька пришли ко мне помогать. И мы, наверное, час или два продежурили у «Урана». Вот!

         (В этом эпизоде из Ириной жизни примечательны два момента, «дежурство дружинником» и то, что в этом дежурстве добровольно пришли  ей помогать Алка и Женька. Если Ира дежурила дружинником, то это мероприятие, конечно, исходило от комсомольской ячейки её института, и обычно на дежурство ходили три-четыре человека с повязками на рукаве «ДРУЖИННИК». Обычно дежурившие редко пресекали конфликтные ситуации, так как уже наличие среди толпы прохожих людей с повязками, неким образом предостерегало само зарождение мелких конфликтов. Часто дружинников сопровождала ещё и милиция, а сталкиваться с милицией по пустякам многим совершенно не хотелось.

          Так же примечательно и место дежурства - это ул. Сретенка и кинотеатр «Уран», практически это ближайшие места от нашей любимой школы, которая располагалась совсем рядом, во дворе кинотеатра «Форум». Эти два кинотеатра - самые излюбленные кинотеатры наших школьных прогулов, вот, наверное, по этой причине помогать Ире и вызвались Алла и Жен. К тому же у Аллы с Женом в это время был любовный роман, и это обстоятельство также, наверняка, сыграло роль в их взаимной прогулке по Сретенке. Ходить по улице бесцельно, как это было там, где я служил, в Москве совершенно не принято. А вот в образе дружинников, как бы при исполнении, вполне приемлемо, вот они и гуляли вместе с Ирой, совмещая полезное с приятным.) 


     А ещё я тебя очень люблю! Вот! Эдька, я умираю, хочу спать. Уже 2 часа. Вот сдам последний экзамен, и буду писать тебе через день-два.
     Да! Математику я сдала на «хор.» Рада ужасно.
     А вообще я тебя очень-очень люблю и много-премного целую.
     Ну, я пойду, лягу, а то, как бы мои не проснулись и не стали бы ругаться.
     Ну, целую тебя, родной мой гнус. До завтра. Завтра я напишу тебе письмо и постараюсь отправить бандероль. И это письмо ты ведь получишь вместе с завтрашним.
     Да! Ты просил на что-то ответить, а на что – я не помню. Только вот в чём будь твёрдо уверен, это, что я буду ждать тебя и писать все три года.
     Целую. Твоя малышка.

    
       Эдька, родной, здравствуй!
     Я обещала написать тебе позавчера, но не смогла. Вот уже три дня я шью тебе варежки. Моим уже надоело говорить мне, чтобы я готовилась к экзамену. Я им очень твёрдо ответила, что пока я не кончу, я учить теоретическую механику не буду. И они смирились и разрешают мне сидеть и шить до 2-х часов. Вот!
     Ты, наверно, думаешь: «С чего это вдруг варежки?» Знаешь, я тут в субботу дежурила дружинником с ребятами нашей группы. Мы 4 часа ходили по Сретенке. Так замёрзли, ужас! А с нами был один парень, Ванька Стёпин, который служил в армии. Так он давай смеяться над нами. «Вот, - говорит, - замёрзли! Вы хоть можете пойти в «Форум» или в «Уран», постоять, погреться. Да и если помёрзнете один день, и то ничего. А вот в армии – стой каждый день на холоде, и так все три года».
     Эдька, я как подумала, что ты, может быть, в это время стоишь опять в поле один, и так тебе холодно, да ещё перчатки малы. Ну, тут уже я ничего не слышала больше, а ходила и думала, где достать тебе тёплые варежки. Почти все магазины изъездила, ни черта нет. Одни холодные и маленькие. Ну, я и решила сшить. Хотела к 23-му февраля, а потом подумала, что уже поздно будет.

         (Вот реалии того времени. Невозможно купить то, что тебе нужно, даже те же варежки, и то не найти. Потраченное время на бесцельные поиски и стояние в очередях некто не считал, поиски требуемого съедали уйму времени практически у всех. Но к этому уже так привыкли, что просто не обращали внимания. Зато, как говорится, в каждом минусе есть свой плюс. Был плюс и в этом парадоксе. Например, никто не тратил времени на размышления – годится - не годится, нужно - не нужно, дорого или дёшево. Если есть, то надо брать, потом будет видно. И обычно всему «достатому» радовались, и всё всегда всем было в пору.)


        Вот я и начала сейчас. Нашла кусок кожи, только он был маленький, и левую варежку пришлось надставить. Вот и достала лису, из которой я хотела делать себе шапку. Вот и вся работа, только шить было очень трудно, 3 иголки сломала, а то я бы раньше кончила. Ты знаешь, они, наверное, неудобные. Я ведь никогда не шила варежки и не знала, как их выкраивают. Но они очень тёплые. Я и сверху хотела отделать их коричневым мехом, а мне мама сказала, что их будет неудобно одевать, под шинель не сунешь (мех будет мешаться), а сверху – не влезут. Вот. А теперь ты можешь их вязаной частью под шинель. Вот так.
     Эдька, меня очень волнует, что они неудобные. Мне так хотелось, чтобы они тебе понравились! Очень-очень хотелось!
     Ну вот, вчера я отправила посылку. Конфеты и вафли сам ешь, ну и расплачивайся за проигрыш. А то я тут слышала, что пончиков у вас больше не продают. Ну и всё о посылке.
     Да, Нанка посылает тебе две финские жвачки. Одна, белая, была для тебя привезена, а синяя – для Нанки. Вот, а она тебе и свою отдала. Цени! А ты ей ни разу не написал, и она страшно обижается.
     Эдька! Тебе привет от Витьки Кучерененко! Когда мы дежурили у «Урана», со мной были Алка и Женька. И мы встретили Витьку.

      (Витька - это также наш школьный друг, и он присутствовал на моих проводах в армию, он есть на фото в самой первой главе, «Когда реально не было войны» - «Рвань», и его голова возвышается прямо за Иришкиной головой. В последний школьный год он очень сильно вырос и стал выше нас всех.)

     Вот, а ещё от Яркова. Он купил себе киноаппарат. Вот гад, да? Ну, ничего, у нас с тобой тоже будет киноаппарат, когда мы поженимся, а пока нам и фото хватает, да? И вообще я тебя очень-очень люблю.

        (А вот о Яркове я уже рассказывал. Это Ирин друг по старой школе, и то, что у Борьки появилась кинокамера, он совсем не гад. Как выяснилось в последствии, уже после моей армейской службы, Борис действительно был падок на всякие штучки новейшего веянья технического прогресса в области бытовой техники. В 1968 году у него дома я, уже будучи женатым на Ирине, увидел такое, что для меня буквально сравнимо с тем, что если бы Пётр Первый увидел современный «Эсминец», стоящий у него на рейде. То, что я увидел, настолько поразило моё воображение, что в результате всеми правдами и неправдами я также поимел такое же, но произошло это уже после совместной жизни с Ирой, в момент моей первой свободы между Ирой и Лилей (второй моей женой), где-то в семидесятом году.

          История последствий от увиденного довольно примечательная, достойна отдельного рассказа, а пока, чтобы вас не мучить скажу, это был как бы обычный звукозаписывающий магнитофон, но какой - невероятный, просто умопомрачительный по размерам для того времени и для меня. Это был первый компакт кассетный магнитофон «Филипс», размером с обычный кирпич, в 1968 году увидеть такое было просто не реально.)

    
     Эдька, слушай, мне все говорят, что тебя могут отпустить на побывку. Узнай, а? Ну если сейчас нельзя (ну, про январь я и не говорю, под «сейчас» я имею в виду весну), то хоть в сентябре. Но если ничего не выйдет, то я приеду обязательно. Жди!
     Ну, я кончаю. Завтра у меня экзамен по теоретической механике.
     Целую тебя, мой любимый.
     Твоя Ирина.
     (Про историю со свистом напишу в следующем письме).

    
    
       Здравствуй, родной мой Эдька!
     Сегодня я сдала теоретическую механику на 5. Ты рад за свою малышку? Я довольна, что всё это кончилось, и теперь я могу писать тебе каждый день. Ну, правда, тебе я хоть изредка писала, а у твоих я не была с 31 декабря. Свинство, да? Но я честно собиралась два раза, но как позвоню им, мне говорят, что никого нет дома, или вот сегодня ответили, что Вера Осиповна только что вышла. Ну ничего, я завтра постараюсь заехать.
     Ты пишешь, что получил от Наташи письмо, и что она там говорит, что ей понравилась твоя любимая, да? Так вот, мы все от неё без ума! Все были очень довольны, что я её позвала, а как мне кажется, Шор был доволен больше всех. Но ты только, пожалуйста, молчи, милый! Это просто моё впечатление, ну и немножко Алкино. Ну ладно, хватит сплетничать. Дай я тебя сейчас поцелую, и буду дальше говорить тебе обо всех наших делах.
     Наши ребята на каникулы едут в «Турист». Собираются снять дом: комнату – девчонкам, комнату – ребятам. Семь дней кататься на лыжах, писать этюды… Звали меня с собой. Ты, наверное, понимаешь, что я не поеду. Во-первых, у меня уже есть планы на эти дни. Хочу вылечить зубы, только не знаю, хватит ли у меня сил и желания. Потом мы будем печатать тебе фотографии, записывать на магнитофон. А день рождения Жена?  Ведь надо сделать ему подарки. Ты знаешь, что я предложила? Сделать ему такое удостоверение, ну как читательский билет, такое. С фотографией Жена. Удостоверение в том, что Иванов Евгений Сергеевич действительно является президентом СОПСИ. И поставить печать. Печать можно вырезать из линолеума и печатать типографской краской, ну что-то наподобие этого:

(рисунок)

     Вот! А ещё сделать, вернее, сшить ему президентскую мантию и шапку. Какие-нибудь чёрные… Чтобы на всех наших собраниях психов президент был во всём своём величии. Следовательно, на всё это надо время.
     Но самое-то главное – ты. Ведь если я буду где-то за городом, я целую неделю не буду получать твои письма. А они мне просто необходимы. Если я два-три дня не получаю писем, то мне становится очень плохо и тоскливо, и на всё берёт зло. Кричу на всех, вообще становлюсь ведьмой. (Дай, я ещё тебя поцелую, хороший мой).
     Ну, вот. Я ведь собираюсь писать тебе каждый день, рассказывать, как я провела все дни каникул. Вот! Разве я смогу там писать? Там, где собираются такие ребята, как Ирка Европина, Серебрякова, Пучков, Кирданов и др. Понимаешь, они ничего, но любимых для них нет. У них есть «знакомые очередные мальчики и девочки», но любимых для них не существует. А у меня он есть, и, причём, самый лучший. Вот! Я его очень-очень люблю.
     Эдька! Сейчас уже утро, 24 января, и я спешу в парикмахерскую.
     Сегодня я напишу ещё вечером. А пока до свидания, любимый.
     Целую, твоя Иринка.
     24.01.
    
    

         Наш полигон для стрельб находился под городом Львовом, а, учитывая неторопливость хода военных эшелонов, добирались мы туда более суток. Как разгружались, не помню, по прибытии запомнилось место нашей стоянки, и то лишь по причине, удивившей обжитостью. Это место бросилось мне в глаза своей явной готовностью для разбития лагеря. Практически все места для военных брезентовых палаток были уже подготовлены. А так как амуниция у всей нашей армии стандартная, то многие предыдущие и последующие приезжающие на стрельбы много лет обживали эту территорию.

         Например, чуть ли не на метр высоты были аккуратные земляные брустверы по периметру палаток, и даже колья для растяжки были целы, и это очень облегчало их установку. После установки палаток требовалось их оборудовать для жизни, в данном случае все делали это сами для себя. По этой причине говорить: «Работай лучше» - не требовалось, как поставишь, обустроишь, так и будешь жить, а это не два-три дня, а порядка целого месяца, и не летом, а зимой. Больше всего, что меня поразило, это установка печек типа буржуек прямо у входа в палатку. Кстати, в каждой палатке устанавливалось, кажется, четыре или шесть (не помню) кроватей, обычных, металлических армейских кроватей. Скорей, всего пять, нет четыре, просто перед входом было место для печки с одной стороны, а напротив был стол, итого получается - палатка длиной метров пять, а шириной - метра два с хвостиком. Опять вспомнил один нюанс, правда, не совсем уверен в правильности, по-видимому, устанавливалась не одна палатка, а две - одна на другую, и тогда между ними возникала воздушная прослойка, и это позволяло сохранять тепло дольше.

          Самое удивительное, что топка печки в брезентовой палатке - совсем не бред сумасшедшего. Оказывается, палатка сохраняет тепло, причём, вполне достаточное, чтобы не замёрзнуть даже в довольно сильный мороз - градусов десять-пятнадцать с минусом. Большим подспорьем в этом деле сохранения тепла являются земляные брустверы, они останавливают ветер и не дают задуваться ветру снизу, а это самое главное для выживания в мороз.  Пожить месячишко в таких условиях - это настоящее испытание, и оно чем-то сродни тому испытанию, о котором я уже рассказывал - при забеге на десять километров. Это моё испытание по зимнему выживанию было раньше того забега и, оно одно из первых испытаний, не считая караулов, в которые я успел находиться ещё до поездки на полигон.

           Как ни странно, но в наше время всеобщего комфорта, сейчас многие уже даже за большие деньги устраивают себе подобные трудности на выживание. Вот так лишний раз убеждаешься, что для счастья человеку - самое главное - разнообразие. А самое губительное для него - это однообразие, именно этим и страшна тюрьма. В тюрьме тебя кормят, поят, даже спать дают, но тебе всё равно что-то как-то не по себе, хочется большего СВОБОДЫ и РАЗНООБРАЗИЯ. Кстати, если в тюремных условиях кровать сделать из чистого золота, еду из лучших ресторанов, и всё это каждый день из года в год, то и это ни чем не будет отличать вашу жизнь всё от той же тюрьмы.
         
           Но как ни странно, желающих добровольно за деньги испытывать предельные перегрузки в ролевых играх или даже посидеть в тюремных условиях, вполне можно найти уже в наше время. В виде единовременного развлечения такие желания неуклонно растут. Именно пресыщение комфортом - залог роста такого стремления к преодолению экзотических трудностей. Естественно, всё это только добровольно, и более того, даже за свои собственные деньги.

            К сожалению, служба в армии не вполне добровольное ваше действие, и поэтому все те экзотические трудности, которые свалились на мою голову, не являлись моими добровольными желаниями, а, следовательно, не соблюдение этого основополагающего фактора не позволяло мне получать истинного удовольствия от всех этих перегрузок.

ПРОДОЛЖЕНИЕ. Когда не было войны 19 Я и танк в поле.
 http://www.proza.ru/2011/03/31/1173