Аннyнак. 1часть. ЧЕловек из одноклассников

 
                отрывки из романа

...От чтения её постоянно отвлекали разговоры двух подружек, которые видимо были завсегдатаями салона и чувствовали себя здесь как дома. Они, наверное, бывали здесь каждый день, без устали поддерживая свою красоту. В модных халатиках и мягких домашних тапках, в паузах между процедурами они громко болтали, рассказывая друг-другу последние светские новости и сплетничая про знакомых. Только что, подружка в розовом халатике поведала историю про какую-то Светку, которая чтобы удержать неверного Володьку ездила в какую-то лавру, к какой-то Марфе-посаднице, семь часов стояла в очереди, на жаре, нацепив какой-то платок на голову, а потом, отстояв это безумие, надо было купить конверт, в который положить записку с пожеланием, а написать записку специальным гусиным пером, да не чернилами, а каким-то молоком специальным, которое привозили с какого-то пастбища, на котором паслись какие-то специальные коровы, которые ели какую-то специальную траву. Ну, так, вот. Отстояв эту очередь, Светка ещё час ждала, когда подвезут это молоко. И вот только тогда можно было попасть на приём к этой бабке-ведунье, чтобы отдать ей запечатанный конверт и получить от неё благословение. Бабка погладила Светку по голове и сказала: «Иди, милая, на всё воля Божия»! И всё. Ты представляешь? Я бы этого Володьку, пинком под зад! И гнала бы до границы с Китаем. Приехал незнамо откуда, живёт у неё, на тачке её разъезжает, ****ей в дом водит, пока она на работе. Ну, куда, это всё? Дура Светка. 
        Людка подумала, какая молодец, эта бабка Марфа-посадница. Конверты продаёт и поддерживает местное сельское хозяйства. Молоко волшебное. Это ж надо такое придумать! И сколько на свете дур этих как Светка, если она только в очереди стояла семь часов. Людка представила нескончаемый поток гомонящих баб в платочках, стоящих в очереди за своим женским счастьем. Ей стало немного грустно, но мысли её были прерваны рассказом подружки в голубеньком халате. Эта красавица поведала о комете, которая несётся на Землю с невероятной скоростью и все учёные знают о надвигающейся угрозе, но правительства мира молчат об этом. Так как это – секретная информация. А тело это небесное всё несётся, и несётся на Землю. Поэтому и кризис произошёл. Время столкновения тщательно скрывается. Чтобы паники не было. А многие олигархи, поэтому и свернули свой бизнес, потому что не к чему он больше, и тайно строят ракеты, чтобы улететь на другую планету. А доказательства этому то, что есть сведения, что бизнесмены из города Балашиха, в складчину проектируют бомбоубежище. Для своих. А многих олигархов она уже и не видит в тусовке. Пропали куда-то. Или, наверное, уже улетели. Вот так. А комету эту, говорят, можно на небе рано утром увидеть. С каждым днём она всё больше и больше. Только я в такую рань проснуться не могу. А посмотреть хочется.
       «Ого, тема, какая»,- подумала Людка. Что-то в интернете такое подобное мелькало. Надо посмотреть. Если эти толкушки об этом разговаривают, значит, что-то происходит в мире. И как с кризисом грамотно связанно. Только бы интернет завтра зафурычил.
         Дверь в массажный кабинет отворилась и оттуда показалась героиня анекдотов про блондинку. Явная кукла Барби. Вся в розовом, и с таким же цветом большой сумкой. Её провожала массажистка Яна, и Людка услышала обрывки разговора:
       -А, ты, что с сумкой то такой большой? Не на машине?
       -Да, нет. Я на метро. Мне так интереснее.
        -Что же тебе твой муж-олигарх машину не купит?
        -Есть у меня машина.
        -Какая? – Яна никак не хотела отстать от своей гламурной клиентки. Уж очень она любила поговорить.
         -Какая-какая – обыкновенная. Бэха. Пятёрка.
Яна, не нашлась, что ещё спросить и как-то поперхнувшись, замолчала. Блондинка осмотревшись, была, видимо, удовлетворенна произведённым эффектом. Разговор про машину был, весьма кстати. В креслах сидели ненавистные брюнетки. Она, кивнув девушке на ресепшене,  величественно прошествовала в раздвигающиеся перед ней двери …. в пушистых  тапочках-зайчиках.
           «Нормально», - подумала Людка, - «В зайчиках в метро, это нормально. Муж-олигарх, наверное, уже улетел на другую планету, предусмотрительно забрав ключи от Бэхи. А её видимо забыл»...

   
            
             *         *           *         *           *


    .......И вот сейчас Аннунаки летят на Землю подобно ханам татаро-монгольского ига требовать дань за 3500 лет. И соберут ведь! Пройдутся по улицам городов с тележкой и заберут у населения всё золото, которое имеется у него в наличии. При этом, наверняка, совершат какой-нибудь акт устрашения и наказания за совершённое восстание. Попробуют найти останки своих погибших собратьев и разбудить спящих, чтобы узнать всю правду, а потом - цепочки, кольца, браслеты, монеты – всё, что люди, зачем то так фанатично накапливают, окажется на планете «Нибиру» и полетит дальше по Вселенной....



*                *                *                *               

   

   ....Добош замолчал. Нечипурук выпучив глаза, осмысливал сказанное колдуном. Что-то подобное он уже или слышал, или так ему показалось, но неожиданно он ощутил какое-то озарение, как-будто на него снизошла истина, и теперь он знал всю правду. Весь его смысл жизни показался ему каким-то маленьким, утленьким, ненастоящим. Ему захотелось совершить подвиг, как тогда, в юные годы, когда он один с деревянным пистолетом захватил банду грабителей, и не надо было наград, орденов. Его переполняло чувство значимости, нужности и признания окружающих. Пусть это был мелкий, но всё же, замеченный окружающими подвиг. А что стало с ним сейчас? Страсть к наживе, меркантильные интересы, карьера. Бррр. Это так мелко, низко и совсем недостойно. Как он мог так опуститься? Потерять своё лицо? Сейчас на него по утрам в зеркало смотрело обрюзгшее, сальное, мордатое нечто с бегающими маленькими глазками. Остался только нюх. Вот и птица, эта не просто его клюёт. Хочет, наверное, выправить искажения. Это как раньше, забарахлившие совковые телевизоры били сверху кулаком, когда пропадало изображение. Долбанёшь, и снова картинка появляется! Техника!
        Стук в дверь заставил вернуться в реальность и Нечипурук недовольно промолвил:
         -Открыто!
         -Тарас Петрович, я того, ну… - вошедший Синебрюхов, поставил на стол пакет, в котором угадывалась бутылка водки, - Как вы просили.
        -Вот, молодца! Весьма, кстати, - Нечипурук, повеселел и, посмотрев на Добоша, что-то вдруг вспомнив, отдал следующее  распоряжение, - Кстати, выпусти задержанных на кладбище, поди, выспались уже. А, мы, тут по делам с Апполинарием Марксовичем ещё потолкуем.
Добош благодарно кивнул, и что-то прошептал одними губами. Дверь за Синебрюховым закрылась, и Нечипурук извлёк из несгораемого сейфа два стопаря, чайные ложечки и банку с красной икрой, принялся за бутылку. Свернул пробку и разлил по стаканам.
      -Ну, давай, Апполинарий, за спасение души, - поднял стопку и, сделав в воздухе круговое движение, лихо опрокинул её в широко открытый рот. Добош немного помедлив, сделал то же самое.
          Раскрасневшийся Нечипурук лихо вскрыл консервную банку, как гранату, дёрнув её за кольцо, и пред ними предстала во всей красе зернистая красная икра. И капнув ложечкой, подхватил горку спелых красных икринок. Поднёс ко рту, но передумав, поднял к глазам и внимательно посмотрел.
      -А, чем мы лучше, этих Аннумаков? Вот, икра. Тоже, целый мир, маленькие планетки. А, я сейчас их хлоп, и нету. Кто я для них после этого? Ясный перец – инопланетное чудовище! А, может, всё по-другому? Может этот объект неопознанный, красного цвета, это нам в наказание за то, что мы этих маленьких икринок жрём нещадно? Вот и летит к нам эта гигантская планета-икра, чтобы тоже нас сожрать в отместку!
    -Очень может быть и такой поворот, - Добош, удивился столь бурной фантазии и философии мысли, но тоже черпнул икры и быстро отправил ложку себе в рот. От Нечипурука, можно было ожидать всего, и того, что он мог взять и отпустить икру на волю, смыв водопроводной водой, тоже не исключалось. Но, с другой стороны, Нечипурук становился ему симпатичным всё больше и больше. Где-то он начинал понимать этого заматеревшего мента. Что он видит? Что он может знать о жизни и смерти? Ведь его кругозор заперт узким кругом мирка окошек с решётками, переполненными мелкими ворами, бомжами и гостями столицы без прописки. А настоящие преступники?  Воры, убийцы? Алкаши? Наркоманы? С волками жить – по-волчьи выть. Откуда ему знать, что существуют ходы в миры мёртвых и что есть люди, которые посвящены в тайны мироздания. О, как – икринки – у него миры! Это так и есть в принципе, но жрать хочется.
      -Апполинарий, вы на икру налегайте! Сил потрачено было много, я же видел, как там у вас было, всеми цветами радуги светилось биополе, или как там его, - Нечипурук, был всё же, явный реалист и даже мог манипулировать правильными терминами.
       - Премного благодарствую, - Добош, всё больше и больше убеждался во мнении, что Нечипурук не совсем потерян для общества.
       -После первой и второй, как говорится, - Нечипурук наполнил стопарики, увлекая за собой Добоша в мир Бахуса, - Предлагаю, за победу разума и спасение нашей планеты! И, если тебя не затруднит, поверни ключик, вдруг кто войдёт.
Добош встал и протянул руку к ключу, торчащему в двери, как вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился лейтенант Синебрюхов.
       -Тарас Петрович, на крыше высотки по проспекту Андропова, в районе музея-усадьбы Коломенское, осведомитель засёк людей в чёрном. Судя по всему, это те, кого мы ищем. Среди них девушка с голубыми волосами.
       - Тогда по коням! – Нечипурук вскочил с лёгкостью, будто он и не был пять минут назад разбитым корытом, сгрёб бутылку и икру в шкаф и, нахлобучив фуражку на перебинтованную голову, стал похож на раненого командарма Котовского.
 


     *                *                *                *   


  По ночам Лерка всегда трудно засыпала. Особенно не спалось, когда была полная Луна. Вместе с Бутербродом они сидели на подоконнике и смотрели на это ночное солнце. Дома и деревья отбрасывали причудливые тени, и всё казалось каким-то загадочным и необычным. Не было суеты, которая всегда присутствовала днём. Лёгкий ночной ветерок едва заметно касался штор, создавая иллюзию какого-то мистического движения. Всё вокруг вроде бы стояло на месте и в то же время незаметно оживало. Луна в отличие от Солнца позволяла на себя смотреть и, создавала свой мир, в котором тоже присутствовал свет. Это было так необычно –  видеть, как преображается всё то, что видишь днём, как обычные предметы  превращаются во что-то совсем другое,  загадочно образуя вокруг себя фантастический мир, и начинают жить своей новой жизнью.
         
    Если прислушаться, то можно было услышать, как почти беззвучно, чтобы никого не разбудить - играл ночной оркестр. Почему-то было ощушение присутствия моря. Шелест листьев раскачивался лёгким бризом. За окном сваями пароходных труб замерла стройка многоэтажки и за забором её акватории - жирафами томились высотные краны. Их тени, словно темпераментные танцоры, желающие доказать придирчивому жюри, что они самые лучшие на этом лунном фестивале  -  гуттаперчиво удлинялись и старательно танцевали лунное танго. Овации не заставили себя долго ждать. Где-то ухнула какая-то разбуженная птица, недовольно захлопавшая крыльями, и одинокой  мигающей точкой оживил ночное небо пролетающий лайнер, посылая сигналы ночным танцорам. Луна улыбалась своим неспящим почитателям и рисовала на своей щербатой поверхности с застывшими кратерами-оспинами рисунки-послания. Лерка всегда замечала это. Она видела, что на Луне появлялись то какие-то человечки, то рожицы, а иногда и какие-то неразборчивые надписи. Лерка  догадывалась, что эти надписи были написаны для неё, и пыталась прочитать их....

    
               
                *        *       *        *         *
 


  ......Доктор Уточкин закончил, хорошо выдержав тональность. Он отлично знал текс этой старинной песни, да и Людка его знала, даже где-то мысленно порывалась подпевать, но не решилась, не хотела мешать. На последнем куплете у неё даже по щекам потекли слёзы. Всё-таки выжал, паразит, подумала Людка и полезла в сумку за салфетками. Всё-таки это же пел для неё Доктор Уточкин!
        Людка захлопала в ладоши и сказала:
           - Браво, маэстро! Спасибо! Всё было превосходно! Спасибо за всё. За цветы! За съёмку, за вечер, за шикарную импровизацию, если можно так выразиться. За голос без фанеры, наконец, - Людка, переполненная чувствами, вдруг заревела, закрывшись руками.
           - Людмила! Прекратите! Только не надо плакать! Это вам спасибо, за то, что доверились незнакомцу, - Доктор Уточкин не ожидал, что Людка так эмоционально всё воспримет, и был удивлён. Наверное, не надо было петь про ворона. Это был перебор.
     Уточкин взял одну руку Людки и, наклонившись, поцеловал её. Пальцы Людки были в слезах, и, он почувствовал на губах солёный привкус.
           - Вы, знаете, Людмила, я никогда, никому не пел эту песню. В детстве, давным, давно, мне бабушка её пела. Вот я и помню всю жизнь слова. А петь, почему-то, всегда стеснялся.
      Людка крепко сжала руку Доктора Уточкина и стала потихотьку приходить в себя, прогоняя эмоции, внезапно нахлынувшие на неё, но песня про ворона, всё ещё продолжала звучать и она явственно продолжала её слышать.
           Доктор Уточкин держал одной рукой руль, а другой сжимал мокрую ладошку Людки.
             Теперь они ехали в полной тишине.
       Сквозь приоткрытое окно было слышно, как включёнными фонарями гудит улица. 
          День давно уже закончился и, теперь вовсю играла серенада надвигающейся ночи.
              Людка посмотрела в окно и поняла, что скоро уже дом. 
          Домом она всегда называла свою крохотную квартирку, где её сейчас никто не ждёт.
              Она вспомнила вдруг, что на кухне забыла закрыть форточку.
                Комарьё опять, наверное, поналетело.
              Ух, ждут, ждут.  Эти всегда ждут. Жужжат в нетерпении.
             Сидят на потолке и долбят в него своими хоботками.
                Эх, вы, маленькие слоники!
                Включу я вам свою морилку.
                Я бы и не включала, так вы спать не дадите.
                Жалко.
                Людка всегда не теряла надежды, что вдруг, когда она сдувала их трупики за окно – они отлежатся там, на воздухе и, очнувшись, опять заскрипят жалостливо, но к ней больше ни-ни, и другим передадут, что не надо.
                Вдруг сердце защемило и, она вспомнила, что не позвонила Ваньке.
                Как он там?
                Сейчас позвонить?
                Нет. Поздно. Спит уже.
                Там с дедушкой не забалуешь - режим!
                Завтра с работы позвоню.
                А на следующие выходные – обязательно поеду.
                Сама уже соскучилась – сил нет.
               Голос Доктора Уточкина прозвучал тихо и грустно:
                -Людмила, ваш дом, если я не ошибаюсь, где-то здесь?
                - Да, да. Вот он, - и Людка указала направление. 
             Доктор Уточкин мягко затормозил у подъезда и, отпустив Людкину руку, вышел из машины, чтобы открыть ей дверь.
             Доктор Уточкин – настоящий мужчина, подумала Людка и протянула руку.
                А, я всё выдумывала, побольше тяжестей в сумку – отбиваться, если приставать будет.
                Ух!
              Доктор Уточкин легко вытянул, почти невесомую Людку и, немного задержав её ладонь в своей руке, поднёс к губам, и опять поцеловал. А потом он так выразительно посмотрел ей в глаза, что Людка, мягко высвободив руку, чмокнула его в небритую щёку и сказала:
               - Мне пора!
             - До свидания! – сказал Доктор Уточкин и, Людка ещё раз обернулась, зацокав каблучками к подъезду.
                - Людмила! – Людка, уже открыв дверь, услышала голос Доктора Уточкина, - Цветы!
    Людка обернулась и правда, вот растыка! Забыла розы! Доктор Уточкин держал букет и улыбался.
               - Ой! Спасибо! Я не нарочно! – очень не хотелось обидеть певца и просто хорошего человека. Если ей мужчина был несимпатичен и, больше она не хотела его видеть, она всегда, специально забывала цветы или какие-нибудь навязываемые им подарки. И сейчас она не хотела, чтобы Доктор Уточкин так подумал, ведь наверняка он знал, как поступают женщины. Мысли перепутались. На улице тепло, по коже вдруг побежали мурашки, ладони вспотели. «О боже», он заметил, что я нервничаю.
       Доктор Уточкин протянул букет и, заглянув ещё раз Людке в глаза, сказал:
                - Меня Алексей зовут.
     Только сейчас до Людки дошло, что у Доктора Уточкина должно быть имя.
           И она ни разу, за всё время, пока они были вместе, не назвала его по имени.
                - Я позвоню. Завтра. Обработаю съёмку и сразу позвоню. Спокойной ночи! – Доктор Уточкин, не оборачиваясь, сделал спиной шаг к машине, давая понять Людке, что всё нормально, всё хорошо.
                Она открыла дверь, поднялась в квартиру. Включила свет. Комары сразу заскрипели, приветствуя долгожданную хозяйку и, стали отрываясь от потолка сбиваться в радостные хороводы. Людка стянула с себя одежду и, остановившись на несколько секунд у большого зеркала в прихожей, критически осмотрела себя. Потом скорчила рожицу и показала сама себе язык, побежав в ванную набирать воду. Отражение недоумённо скуксилось и, повертев пальцем у виска, запоздало повторило все движения хозяйки, убежав ровно в противоположную сторону.
           Вода набиралась. Пена пенилась. Только сейчас Людка поняла, как она устала за эти выходные. И хотела только одного - погрузиться в горячую ванную.
           Она ещё раз посмотрела на себя в зеркало над умывальником.
           Сердце бьётся.
            Щёки горят от возбуждения.
             Всё произошло как-то быстро.
              Путаница.
             Перед глазами его образ.
             Алексей.
               Она уже ясно понимала одно – что в её жизни что-то произошло.
               Она улыбнулась.
               И вдруг, её взгляд зацепился за какой-то предмет, которого не должно было здесь сейчас быть.
               Этот предмет неприятно, по-чужому блеснул на полке у зеркала.
                Это были часы.
                Мужские, массивные.
                Хронографы, которые всегда любил Макс.
                Это были часы Макса.
                Ну, конечно. Он забыл их утром.
                Всё завтра.
                А сейчас, она с блаженной истомой провалилась в приятную пену.
             Людка  закрыла глаза и сразу у неё перед глазами поплыли картинки прошедшего дня. Эйфелева башня, «Подсолнухи», шахидки с пистолетами, Марика, лицо со шрамом, блондинка в тапочках-зайчиках, руки массажистки Яны, Нечипурук, Лерка, Голосов овраг, облака, которые меняли свои очертания, превращаясь то в глаза, то в уши, а то в огромные улыбки чеширских котов. Злобная бабка с клюкой у ручья, что-то злобно кричала, но её не было слышно, другая бабка заклеивала конверты с письмами счастья, написанные специальными чернилами из молока, которое доили из коров, которые паслись на каких-то особенных лугах. А потом вдруг Солнце превращалось в красную комету. Становилось сразу неожиданно темно и комета стремительно, озаряя всё вокруг каким-то зловещим заревом, неслась на Землю, оставляя за собой  крылатый шлейф. Макс, как ребёнок ерошил свои волосы и с ужасом смотрел на страшную небесную гостью, от которой невозможно было нигде скрыться. Комета приближалась всё ближе, Макс прячась от неё нырял в фонтан на площади Киевского вокзала, напротив гостиницы «Редиссон-Славянская». Комета превращалась в красного ворона, который размахивал крыльями и огромным клювом впивался в машину Доктора Уточкина, который пел песню:               
                Черный ворон, черный ворон,
                Что ты вьешься надо мной?
                Ты добычи не дождешься,
                Черный ворон, я не твой!

                Что ты когти распускаешь
                Над моею головой?
       Он был одет в какую-то красную косоворотку, сапоги, папаху, а в руке он сжимал саблю, готовый пронзить ворона, который раскурочив машину и уже заметив Доктора Уточкина, подбирался к нему всё ближе и ближе. Вдруг, как ей показалось, кто-то сзади её позвал. Она обернулась и увидела чёрного кота. Это был Бутерброд. Он сидел на Гусь-камне, и у него была книга. Это Чебурашкин! Людка сразу её узнала. Он держал её одной лапой, и как-будто бы читал, а другой  отгонял веточкой, как назойливую муху, птерочайку в милицейской фуражке. Она открывала свой зубастый клюв, но сделать коту ничего не могла, и зло хлопала крыльями. Людка вспомнила про Доктора Уточкина и про комету-ворона. Доктор Уточкин лежал на земле, а ворон вот-вот был готов выклевать ему глаза и противно грассировал: «Грррабь нагррррабленное»! Людка закричала: «Алексей»!  Ворон посмотрел на Людку, и угрожающе направился к ней на своих гигантских лапах.
                Людка закрыла глаза и сжала кулаки.
              Сильно-сильно, так что костяшки побелели, и вдруг почувствовала в руке, что-то холодное и стальное.
                Это был пистолет.
                Она сжала его двумя руками и, зажмурившись, стала стрелять.
                Людка открыла глаза.
                Ничего не было.
         Было только голубое небо, на котором  загадочно улыбалось одинокое облако-кот...


               
                *       *       *        *         *


    - Апполинарий. Апполинарий! – Добош сквозь дремоту услышал как его зовёт из палаты Нечипурук, и нечаянно задел ногой пакет в котором лежала бутылка молока. Голос Нечипурука, который доносился через закрытую дверь, был слабый и казалось, что слова произносились с огромным трудом, - Кто-нибудь, есть живой?
          - Бегу, бегу, - ответил Добош, понимая, как важно человеку слышать ответ. Эффект присутствия  был как лекарство.
           - Слава Богу! Хоть кто-то из своих! – обрадовался Нечипурук, когда дверь открылась и он увидел знакомое лицо, а не чужого санитара в белом халате. Хотя на Добоше сверху и был надет белый халат, но это был свой. Свой, который расскажет всю правду, и не будет делать ненавистные уколы. 
         - Здесь все свои, - Добош придал голосу спокойстия и встал над кроватью.
       - А вот и не соглашусь! Среди своих, то, иной раз приглядишься – и то, свои – не своими покажутся! – Нечипурук при виде Добоша сразу оживился и продолжал меняя интонацию, как мальчик у которого только-только начал ломаться голос, - Слава Богу, ты здесь. А то я уж бояться начал, вдруг умирать буду, а тебя рядом нет. Ты, же если, что – меня оживишь?
        - Конечно, оживлю! Не волнуйся! – Добош был несколько шокирован таким словам Нечипурука, вот ведь какие только тараканы у человека в голове не присутствуют, подумал он и ещё раз повторил, успокаивая, глядя в глаза милиционеру, - Будешь как Ленин, живее всех живых!
        - Чёй-то, как Ленин? – переспросил недовольно Нечипурук и приподнялся на локтях.
       - Тьфу ты, это так, к слову. Долго объяснять. Ну, вроде, он как умер – а на самом деле – живее всех живых. Ну, это, что-то, вроде, как-бы объяснить попонятне  – ну, если, наоборот, не люди приходят на Ленина в мавзолей смотреть, а Ленину людей показывают! И это для него вечность. Тело то постоянно сохраняется. Он как бы в плену. Нельзя ему переродиться, пока тело не истлеет. Как-то так.
            - Это если сущность застряла в одном воплощении и выйти не может. Тело обездвижено – а жить хочется. Это я понимаю! Это, если, как голоса внутри себя слышишь – то значит, чужие сущности к тебе внутрь проникли, и если их как следует не попросить – они сами не изыдут! – изложил Нечипурук, и теперь настала очередь Добоша согнуть руки в локоточки от недоумения. Уж больно грамотно выразился этот, сложный человек с тремя шишками на голове. Вот оно что! Птица, видимо, в башку ему тайные знания вколотила! Вот так птица!
             - Тарас Григорьевич, может, вы, хотели что? – решил переменить тему Добош.
            - Утку сестра! Утку! – Нечипурук страдальчески скривил лицо и откинулся обессилено на подушку.
      Добош мысленно забегал глазами по комнате, ища уже ему ненавистную утку, и даже присел, заглянув под кровать. Утки не было. И он растерянно развёл плечами, встретившись взглядом с печальными очами Нечипурука. Вдруг Нечипурук сделал серьёзное лицо и нахмурившись сурово так проговорил:
              - Терпеть. Терпеть! До берега пятнадцать кабельтовых! А вы нюни распустили! На берег сойдём и там - хоть зассыте всё! А на лодке нельзя. Святое! Это я, к тому, что, Апполинарий Марксович – сейчас во мне одна сущность другую выдавила. Осталась стержневая, та, которая – умри, но боевой свой пост не покинь! Этому нас на флоте боцман учил. Железный был мужик. До сих пор его голос во мне звучит!
            - Широка страна моя родная, и мысль отроков её, подчас, бьёт умы многих мудрых старцев! – выдохнул Добош, ещё раз подивившись манере изложения, которая может у человека неожиданно раскрыться. И Добош понял, чтобы не казаться в его глазах сумашедшим, Нечипурук стесняется рассказать про Солнце, иначе, откуда бы, он это всё знал про сущности.