Мудрость и опыт

Я молчал, исподлобья косясь на говоривших. Они, кажется, меня вычитывали. Я никогда не забиваю голову выяснением из-за чего. Мне не надо знать в чем мой проступок, ибо, чего доброго, я действительно могу подумать, что в чем-то виноват. Кажется, они две подруги  - хорошо друг друга знают, легко находят потерянную нить, помогая ткать общий плед немилосердья в который укутывают каждого, попавшегося им под руку. И стар и млад легко поддается их убеждениям, потому что их хочется слушать, во многом даже слушаться.

 

Одна из них немного старше и много чего повидала, искренне веря, что увиденное перебродило в опыт и мудрость. Вторая ей вторит, восхищаясь мудростью и опытом старшей, искренне полагая, что именно это приобретается в боях со временем. Им нечего делить друг с другом, поскольку в начале общего пути они зареклись не разделять вещи на «твое» и «мое».

Почему же они меня журят? Я ведь ничего не сделал? Может потому и журят? Говорят они между собой, что ли, телепатически? Одни и те же нотки, одинаковой укоризной глаза блестят. Я бы усмотрел какие-то родственные связи, но их быть не могло – уж слишком младшая хотела походить на старшую. Вернее, не хотела, а все наоборот, бежала прочь от похожести, и с разбегу плюхалась об стену, которая на поверку оказывалась зеркалом, в которое смотрится старшая.

Старшая, на правах возрастной субординации заботилась и обижала младшую, как и положено в системе ценностей таких отношений. Младшая не прочь была с пряниками и розгами принимать знания, которые она именовала опытом и мудростью, выжидая, когда и сама сможет стать взрослой и умудренной, вполне отдавая себе отчет, что всегда будет младшей. Старшая иногда переживала, что младшая может повзрослеть и забыть про все же существующую разницу в возрасте, потому не упускала случая напомнить об этом. Особенно ей нравилось унижать кого-то на глазах младшей, это ей придавало моральных сил, а младшей – уверенности во всесильности старшей.

Вот мне и выпала честь стать этим кем-то, мерилом силы старшей и нежной юности, и, пока что, бессилия младшей.

Хорошо, что я не слушал их в этот момент. По их лицам было видно, что они раскочегарились, резкие движения рук демонстрировали импульсивность и уверенность в себе. В какой то момент мне показалось, что младшая попробовала за меня заступиться, но получила мгновенный отпор от старшей, и опять, вспомнив сторону за которую она выступает, или вынуждена пока что выступать, воссоединилась в одну всё перемалывающую воронку со старшей.

Моя шея затекала, я мог уже и не выдержать дольше. А мне так хотелось достоять и показать, что из отрезков времени, даже очень неудачных и ухабистых, не всегда можно слепить опыт и мудрость, и что даже при всех попытках убежать от будущего, это можно сделать.

И солнце сжалилось надо мной. Оно распространяло лучик за лучиком по небу, придавая ему атласный цвет. Звезды стали исчезать. Исчезли и старшая со младшей. Я, наконец-то, смог снять со своего лица виноватую гримасу, которая служила моим щитом.

 Они перешли на другое полушарие, что б там бранить случайных зевак, засмотревшихся на ночное небо и влюбившихся в красивую молодую звезду.

Но вечером, я обязательно снова выйду на улицу, и буду исподлобья коситься на небо, надеясь, пусть даже тщетно, что расстояние между старшей и младшей звездой увеличиться до расстояния недостаточного для телепатического обмена мыслями и пережитого, которое у них опытом и мудростью зовется.

Ведь младшая - неимоверно мила.