Тишина и злобные гуманоиды

     Вчера ещё можно было вырваться, но теперь... Лёха изо всех сил рванул на себя голову гуманоида и с предельным вниманием прислушался к тому, как хрустнули шейные позвонки. Когда он разомкнул удушающий захват, худое тело, обёрнутое каким-то волокнистым тряпьём, рухнуло на пол квартиры. Спустя секунду, в наступившей тишине щёлкнула дверная ручка, и в темноту коридора, где находился Лёха, вышла его пятилетняя дочь.
    - Пап, что гремит? - спросила она, моргая заспанными глазами, но, увидев, что он одет, тут же добавила: - Куда, ты, уходишь?
    Невольно покосившись на безобразный труп под своими ногами, Лёха вновь перевёл взгляд на дочку. Та как будто ничего не заметила, и он сразу успокоился.
    - Мне надо кое-куда съездить, Яна.
    - Ночью? - удивилась девочка.
    - Да ночью, потому что дело очень важное. К утру буду дома, ничего не бойся, проснёшься, а я уже тут, - переступив через препятствие, он взял её на руки и понёс обратно в спальню, - если, что буди брата, он о тебе позаботится. Я недолго.
    Без лишних уговоров девочка позволила уложить себя в постель. Казалось, комната, освещённая лишь ровным леденящим светом луны её вовсе не пугала. Несмотря на отсутствие другого освещения, кроме как ничтожного лунного, Лёха - непостижимым образом обретший с недавних пор кошачье зрение - прекрасно видел, как его маленькая Яна, поправив свои длинные волосы, улеглась на подушке поудобнее, закрыла глаза, и тут её губы шевельнулись:
    - Пап, скажи, я ведь хорошо танцую, правда?
    - Что значит хорошо? Танцуешь ты просто великолепно, лучше всех, - не задумываясь, ответил он и понял, что не солгал.
    - Но я хочу не так, просто танцевать, а хочу быть балериной.
    Кошмарная ассоциация волной захлестнула разум. Мышцы на лице Алексея раз другой дёрнулось в нервном тике, дыхание перехватило, и, тем не менее, быстро овладев собой, он поцеловал дочку в лоб и ласково шепнул:
    - Хочешь, значит, будешь, а теперь спать.
    Выйдя из комнаты, он спиной тяжело привалился к двери. Навязчивая мысль подтолкнула его посмотреть на пол, где в прежнем положении валялось интенсивно разлагающееся тело гуманоида: голый череп со слуховыми прорезями, лишённые век глаза, бледно-голубая кожа. Существа бесполые, совершенно непохожие на людей, но, атакуя, они иной раз двигались точь-в-точь как танцовщики по сцене. Этот ублюдок к счастью больше не опасен, его партия в балете оказалась трагически короткой, поскольку он имел неосторожность создать шум, пролезая через форточку на кухне.
    Откинув ногой в сторону мягкий от разложения труп, Лёха прошёл к входной двери. Он не беспокоился насчёт мертвечины, зная, что к утру от неё не останется и следа. А характерный сладковатый запах оставил его уже теперь, едва он закрыл за собой квартиру.
    Лёгкая дрожь в руках всё же не унималась. Конечно, о полном спокойствии не могло быть и речи - необходимость переезда нарушила привычный ход событий, свела мысли в узкий поток, сейчас он думал об одном, как объяснить Ананьеву свой ночной визит и, главное, как уговорить того продать уже обещанный кому-то микроавтобус. Так или иначе - решил Лёха - мебель-мебелью, а детей завтра придётся отвезти к родителям Марты. Это родное имя вызвало волну эмоций. Как же так Господи!? Его бедная Марта. У него защемило сердце. Как часто они с ней ссорились, но стать жертвой этих монстров...
    Месяц за месяцем, целыми днями незаметные для окружающих гуманоиды сновали вокруг, выискивая возможности для нападения. Иногда им удавалось наскочить на него, и всякий раз он отбивался готовый к любым неожиданностям. Постоянное напряжение, чуткий сон, обострённые зрение и слух - всё это выводило из себя, потихоньку расшатывало нервы, но основной удар был нанесён сегодня.
    До сих пор объектом всех атак оставался Лёха, потому что лишь он знал о существовании новой расы и мог, как было сказано в появляющейся записке, способствовать её гибели. Ещё с утра он заехал за женой на дачу и обнаружил там свою Марту с разбитой головой. В комнатах царил беспорядок. Они загнали её в ванну, где и добили, придушив для верности полотенцем. Шока не было. Первое чувство, которое Лёху посетило - сильнейший гнев. В стену полетели стулья, потом он опомнился, поехал домой, чтобы защитить свою семью и обдумать ситуацию. И вот опять даже без обычного интервала во времени дерзкая ночная атака. Нет, надо уматывать, увозить детей подальше, других вариантов пока что не было.
    Спустившись со второго этажа, Лёха толкнул стеклянную дверь подъезда и вышел на слабо освещённую улицу, где всего несколько сгорбленных фонарей уткнулись в дорогу отражателями. Их точно направленный свет, падая на полотно, дальше не рассеивался и не задевал ни пяди постороннего асфальта. Луна серебряным блюдцем висела высоко над городом. Веяло осеннею прохладой. Он застегнул молнию куртки и краем дороги направился к расположенному под зданием гаражу. Перед въездом задержался, чтобы осмотреться по сторонам.
    По соседнему перекрёстку, мигая проблесковыми огнями, бесшумно пронеслась спешащая на вызов полицейская лада, при виде которой Лёха брезгливо поморщился. Ни на что не годное отребье покатило улаживать свои ничтожные дела. С этой мыслью он ступил на покатый спуск и сошёл вниз на территорию стоянки. Преодолевать лишние метры до рубильника не решился, но, несмотря на потушенные лампы, пройти между строгими рядами машин и отыскать среди них свой Лексус не составило труда.
    Лёха скользнул на водительское сиденье и лёгким движением захлопнул дверцу. Тишина обволакивала, вынуждая думать об одном и том же, потому стоило поторопиться. Он сунул ключ в зажигание, провернул его до щелчка, от которого осветилась панель, и тут, услышав совсем близко чей-то вздох, замер, так и не запустив машину. Левая рука продолжала сжимать вставленный в замок ключ. Крайне медленно Лёха повернул голову на источник звука.
    В салоне, рядом с ним сидел гуманоид. В свете только что зажжённой приборной панели его мутно-красные без зрачков глаза напоминали тлеющие угли. Сбоку от него была пустота - он полностью демонтировал правую дверь машины.
    Лёха судорожно глотнул - потом, избегая резких движений, полез в карман за выкидным ножом. Пальцы наткнулись на уже раскрытое измазанное чем-то липким лезвие.
    - Куда едем? - внезапно просипел гуманоид.
    Это был шок. До сих пор твари не издавали ни звука. Справиться с потрясением удалось не сразу. Но едва это произошло, он выбросил из кармана руку и, успев ощутить, как лезвие вошло в нечто мягкое, рванул им в сторону. Сидящая рядом фигура покачнулась, но равновесие сохранила.
    - Зря-я, - это уже были хрипы, - сегодня далеко не уйдёшь. - С распоротым боком гуманоид вывалился в темноту.
    Ещё секунду Лёха был в оцепенении, потом выскочил из машины. Откуда-то сзади до него донёсся сдавленный кашель, который мог принадлежать кому угодно только не человеку. Натыкаясь на препятствия в виде опорных колон гаража, Лёха побежал к выходу. Ему удалось вырваться наружу, где острота эмоций резко спала. Пересекая придорожные газоны, он пару раз обернулся на бегу и, убедившись в отсутствии "хвоста", перешёл на шаг.
    Кругом всё было спокойно, как будто ничего не случилось, именно поэтому он заспешил к своему подъезду. Быстро взбежал по лестнице, открыл квартиру и вошёл. Как и прежде тут стояла гробовая тишина. Он положил нож на трюмо, снял куртку и, стараясь не шуметь, осторожно заглянул в спальню дочери. Маленький комочек лежал неслышно, укрывшись с головой. Отступив, Лёха ещё осторожнее притворил дверь.
    Теперь следовало поднять сына и выложить ему всё, как есть, на чистоту. Парню скоро пятнадцать, так что выдержит.
    Лёха вошёл в комнату напротив, но сына там не оказалось. Постель была пуста, одеяло аккуратно отвёрнуто, как если бы тот покинул её, чтобы пойти выпить воды или по другой нужде. Лёха пошёл на кухню, потом проверил ванну, туалет и остальные комнаты - сына дома не было. Его вдруг не с того не с сего начала бить нервная дрожь. Он снова вернулся к дочери, негромко позвал:
    - Яна, где Олег? - Никакой реакции.
    Повторил громче - то же самое.
    Тут его внимание привлекли странные потёки на нижней части простыни. Включив в спальне свет, он подошёл к постели вплотную, откинул одеяло - и отшатнулся. Там лежала маленькая, красноглазая тварь, вне сомнений мёртвая, так как горло у неё было перерезано.
    Точно после боксёрского удара, находясь в состоянии гроги, Лёха стоял, не двигался, затем, решительно завернув "это" одеялом, взял и бросил в коридоре, подальше от жилых комнат. Когда шёл обратно, вляпался правым ботинком в кучу дряни на полу и, не заметив, растащил всё это по квартире. Чуть позже неудержимый позыв на рвоту, заставший его у самого окна кухни, помог прийти, наконец, в себя.
    Уже осмысленно взглянув сквозь замызганное стекло на улицу, Лёха едва удержался от того, чтобы не выбежать туда очертя голову на поиски детей. После расправы над естественным, но лишённым элементарной логики, порывом ему отчаянно захотелось курить. Буфетный бар, где содержались курево и вина, находился под рукой. Не отходя от окна, он достал оттуда сигареты. В полутьме вспыхнул огонёк зажигалки. Затянувшись, он пустил струю дыма и продолжил наблюдать за подъездом, который был хорошо отсюда виден.
    Всё не так просто. Гуманоиды вдруг проявили способность к речевому общению. По крайней мере, один из них пару слов сказал, а это уже попытка контактировать или... или тот ничего не говорил? Внезапное сомнение смутило. Он слышал кашель, сипение, хрипы. А речь? Звучала ли речь? Уверенности как не бывало. Может, детей никто и не забирал? Они у соседей и надо немедленно сходить забрать их.
    Лёха спешно тушил в пепельнице сигарету, когда в дверь раздался звонок, заставивший его забыть обо всём на свете. Какое-то время он колебался, но всё же пошёл открывать. За порогом с пистолетом в руке стоял гуманоид, и Лёха успел заметить, как костлявый палец монстра лёг на спусковой крючок. Неожиданно губастый рот расплылся в идиотской улыбке и на чистом русском проблеял:
    - Привет из подсознания! - Ствол оружия качнулся, указав под ноги. - Не месил бы своё семейство, не нарвался бы на инфа-а-ркт!
    Последнего слова Лёха уже не разобрал, поскольку в тот момент пуля пробила ему сердце.