Лена

Однажды, когда было совершенно нечего терять, и даже здоровья для этой цели не осталось, Лена достала из кухонного шкафчика ежедневную – сорок первую – бутылку вина. Поставила её на стол и закурила беломор, обжав в два движения гильзу. Это было напрасно, ничего смятая бумага, конечно, не фильтровала, но жест вошёл в привычку так давно, что не нуждался в целесообразности и оправдании.

Сорок первый день, как умер папа.

В большой комнате лежит парализованная мама. Когда-то она была балериной. Красивой. Курносой. Волосы мелким задорным бесом вьются. Харизма, невесомость, масса поклонников и отвратительный характер. Последний сохранился абсолютно нетронутым. От остального не осталось и следа. Седая, полысевшая, подурневшая грузная женщина, она требовала всё больше и больше внимания, она к нему привыкла, она не собиралась так просто оставлять Парнас, складывать с себя мантию примы и уступать кому-то там центр Земли. Не взирая на время суток или чужое недомогание она требовала – неважно как, можно постучать в стену шваброй (и только попробуйте отнять), можно расколотить чашку с водой, – и получала. Ей было надо, и пусть весь мир обернётся вокруг её красивого пальца.

Дочери в школе.

Лена подкурила вторую папиросу от первой. Рассмотрела ногти. Красивые. Спасибо маме. Всего однажды она делала маникюр – у друзей был юбилей, – а через неделю кожа ужасно разрослась. Но не делать же маникюр так часто. Лена придавала ногтям форму сама. У неё чудесный немецкий набор в голубом кофре. Папа привёз с гастролей. И в холодильнике стояли два лака. Им было уже лет по пять. Хорошие благородные цвета. Когда Лена умрёт, девочкам пригодятся.

Мама дремала после завтрака, её негромко и монотонно баюкал цветной телевизор, большая редкость. Ей хотелось цветной телевизор, и папа расстарался, достал.

Швы нещадно ныли. Лена подвигала левым плечом, как бы сбрасывая чью-то руку. Погода меняется, что ли.

Пить почему-то не тянуло. Вино было неплохим, но жажда исчезла, вместе с ней растворилась и невыносимая, бьющая в виски толстыми иглами, тоска «папа-папа-папа». Осталось ощущение необратимости, душным меховым воротником навсегда стянувшим горло. Лена положила красивую «мамину» руку на этот воротник, пытаясь то ли ослабить, то ли затянуть туже.

И к лучшему, нужно всё обдумать на трезвую голову.

Часа два Лена непрестанно курила на бело-жёлтой кухне. Симпатично вышло. Недурственно, как говорит папа. Светло, свежо, не как у всех.

Девочки вернулись из школы, поссорились. Мама проснулась, потребовала обед. Пришёл с работы муж, поцеловал в лоб: «Как ты?».

Бутылку вина выпили на какой-то праздник.

Когда Лена умерла, девочки сохранили оба лака. Им было лет по двадцать пять. Хорошие благородные цвета.

– Подумала, девочки придут из школы, а я тут вишу. Напугаются. Да и некрасиво.