ДУРА

А мне вот, например, каждый день не приносит радость… Кто-то говорит, что нужно жить каждый день, как свой последний, или даже единственный… Что нужно нести ответственность за каждое сказанное слово, за любую мысль. Что нельзя откладывать на потом, так как этого потом может у тебя никогда и не случиться.

– Ты что будешь кушать? Рыбу или овощи?… – слышу из кухни. Блин, да ничего я не буду, отстань!..

– Я… потом! ПАААТОМ!! – ору в ответ. Бли-и-иин, сбила…

Метёт, ух как метёт за окном, он уже забыл меня. Наверное, с кем-то познакомился, с кем-то подружился… кого-то полюбил. Зима. Но уже весна совсем скоро, и можно начинать влюбляться. Смело. Радостно. Предвкушая.

А я сижу тут одна и жду. Жду его, как последняя дура. Жду того, кто меня забыл, кто не помнит, кто не ждет, не хочет, не любит… А за окном бушует зима. И никто не освобождал меня от простых бытовых законов. Сейчас нужно мыть посуду, идти по снегу в магазин за продуктами. Что-то готовить, кого-то ждать.

Все уже смеются надо мной. Кто-то жалеет. Уже никто не спрашивает как дела, боятся. Зачем спрашивать, если и так видно, что хреново… Хреново.

– Начинается!! Иди скорей, пропустишь!.. – слышу из комнаты. Боже, когда все это кончится.

– Я не хочу!.. – кричу и начинаю плакать.

Не хочу, не хочу я ничего этого. И не знаю, чего хочу на самом деле… Мама прибегает из комнаты, подает стакан с желтоватой водой. Резкий запах валерьянки. А ведь он тогда прыгнул. Прыгнул под поезд. Так четко, будто каждый день это делал. И никто не пискнул. Все стояли и смотрели. Стадо баранов.

Я стучу зубами по краю стакана, пытаюсь пить, выпить. Мама стоит рядом, наклонившись ко мне, расставив в стороны ноги. Гладит меня по голове, придерживает стакан.

Этот снег, он парализует меня. Я становлюсь стеклянной, как тот стакан. И мысли покрываются плесенью, и никто не понимает. Никто. А внутри – желтая, чуть мутноватая жидкость.

– Я могу только указать вам на дверь, войти в нее вы должны сами. У нас очень напряженная программа в этом семестре. Я буду помогать вам всем, чем смогу, но от вас потребуется выложиться по полной программе. Всё, больше таких лирических отступлений в этом семестре не будет. Обещаю. – Студенты понимающе-радостно улыбаются. Я поправляю юбку, и мы начинаем урок.

А потом дорога к метро, медленная, уставшая, красивая. Потом полчаса в подземке, какие-то мысли, всё вперемешку. Удовлетворение от урока. Мысли, мысли… Потом дом и опять:

– Ну, что? Может чайку? Пойду поставлю…

Я вспоминаю его. Как он обнимал. Как я засыпала на его коленях, а он меня будил, когда надо было выходить. И мы выходили, и я не задумывалась, где и зачем мы выходим… потому что с ним. Мы садились в другой автобус, и я снова засыпала. Специально его руку себе на грудь. Чтоб никто не видел.

Или вот, как мы лежали на пляже. Прямо в одежде. Вечер. Красивый закат. Почему-то там всегда только закаты… Да потому что это на Запад! И прижимались другу к другу, и целовались. И ничего больше не нужно было. И этот странный Рыжий, по дороге обратно. Он все время держит в руке небольшой мячик, который виртуозно катает по рукам и плечам. Всегда он с этим мячиком. Наверное, спит с ним, не прекращая катать. И называет он всех только по имени и отчеству.

– Ну? Где чай-то? Никогда от тебя ничего не дождешься!

– Я ж поставила…

– Отлично! И где он? В кухне в чайнике стоит?…

Бли-и-и-и-ин!… Что это такое…. Не могу больше. Всё, надо съезжать. В одиночество, в скуку, в себя, в свою судьбу. В себя.

– Ты что, куришь?

– Кто, я? Да ты что! Нет, конечно. Я что, на дуру похожа?…

– Ну, вообще да. Похожа.

– Сама ты дура. – Говорю спокойно и ухожу. Лестничная площадка, тугие петли, глухой хлопок двери, снег. Хрустит. Втягиваю голову в плечи. Холодно. Зима. Ничего, я выживу и без него, и без них всех. Одна. Пусть я никому и не нужна, тогда и мне никто не нужен. Блин, вот уроды! Все фонари посбивали… сволочи.