Ножницы

Сегодня ты кажешься себе особенно красивым. Ты стоишь на трамвайной остановке и любуешься собой в осколках разбитого кем-то зеркала, рассыпанных по каше из снега и грязи. Красивее всего ты вон в том маленьком треугольном осколочке. Может потому, что в нём живёт солнце?
Нет. Конечно же, не идеал, думаешь ты, но уши очень даже ничего. И глаза очень даже ничего. Да и ноздри очень, очень даже ничего.
Сегодня ты одел валенки. Ты собираешься ехать в трамвае и прекрасно знаешь, что без валенок тебе в этом деле никак не обойтись. Ты думаешь, что в валенках ты похож на Деми Мур. Ты пытаешься представить себе Деми Мур, но перед глазами всё время встаёт Кобзон и грозит похожим на сардельку пальцем.
Скривив рот так, что бы с губы стекала слюна, ты бормочешь себе под нос: «Уйди, сволочь. Уйди, окаянный.». Люди косятся на тебя. Тебе кажется, что они считают тебя Богом.
Тебе абсолютно безразлично, что считают люди. У тебя горе. Проснувшись утром, ты не обнаружил возле себя своей бабы. Первым делом ты проверил каждую дырочку во всех своих носках. А не просочилась ли баба? Потом ты заглянул в соседский огород, но и там бабы не оказалось. Тридцать две минуты ты бегал по улице и кричал: «Ба-ба-ба-ба-ба-ба-ба-ба!!!». Не помогло. Баба не появилась даже тогда, когда ты откусил хвост бродячему коту. Вернувшись в дом, ты завёл будильник и рыдал ровно четырнадцать минут, пока он (будильник) не прозвенел. В твоей памяти поочерёдно всплывали голуби, которые летят над нашей зоной, гармошка, болтающаяся на левом или правом плече и запах ****ятины. Потом ты надел валенки, спрятал камень под подушку, положил в карман ножницы и отправился на трамвайную остановку.
Ты входишь в трамвай и чувствуешь, как по спине бегут мурашки. Ты хватаешься за поручень, и твои мурашки разбегаются ко всем, кто за него держится. Трамвай трясётся так, что кажется будто сейчас из окон повыскакивают дребезжащие стёкла. Кондуктор кричит водителю через весь вагон, что бы он так не гнал. Водитель кричит кондуктору, что они отстают от графика. Дураки, думаешь ты. Ты-то знаешь, что причина всему - твои мурашки. Ты решаешь, что выйдешь из трамвая лишь тогда, когда досчитаешь до трёх тысяч ста восемнадцати. Сдвинув брови, ты усердно считаешь, но постоянно сбиваешься и начинаешь заново. Скривив рот так, что бы с губы стекала слюна, ты бормочешь себе под нос: «Один, бяка-бяка, два, бяка-бяка, три, бяка-бяка…». Мужчина, стоящий рядом с тобой, просит тебя замолчать. Тебе абсолютно безразлично, что он просит. У тебя горе. Он просит тебя отойти от него как можно дальше. От тебя воняет какой-то ****ятиной, говорит он. Громко, чётко и по слогам ты произносишь: «Э-ТО НЕ ПИЗ-ДЯ-ТИ-НА! Э-ТО МО-Я БА-БА!». У тебя истерика. Слёзы так и льют из глаз. Из носа тоже льёт как из ведра. Ты начинаешь рассказывать всему вагону о своей бабе. О голубях и гармошке. О том, как вы гуляли босиком по снежным улицам. О том, как ты ложился спать только на правом боку. О том, как она боялась просочиться сквозь твои носки. Ты говоришь всё громче и громче. В конце концов ты переходишь на крик, но люди всё равно не понимают тебя. Ты чувствуешь себя абсолютно беспомощным. Тебе снова кажется, что они считают тебя Богом. Мужик, стоящий рядом с тобой, почему-то злится. Ты думаешь, что это сопли и слёзы, размазанные по твоему лицу, мешают тебе объяснить, в чём дело. И ты вытираешь их о его пальто. Мужик несколько раз больно бьёт тебя по лицу и выходит из вагона. Только сейчас ты понимаешь, что трамвай уже давно никуда не едет. Ты смотришь на людей и видишь, что они так ничего и не поняли. Ты чувствуешь во рту вкус крови. Тебе вспоминается маленькая белая кошечка, которая была у тебя в детстве. На улице кто-то блюёт. Ты достаёшь из кармана ножницы и протыкаешь ими свой глаз. Какой же это глаз, думаешь ты, левый или правый? И кто это там блюёт? Ты продолжаешь давить на ножницы. Холодный металл постепенно вытесняет тебя из тебя. Ты улетаешь к ней.
На улице кто-то продолжает блевать.
Это не кто-то.
Это я.
Я самый несчастный блюющий в этот момент человек на земле. С каждым днём всё больше и больше нет женщины, которую я люблю. Иногда она звонит и напоминает мне об этом. Иногда она даже приезжает, что бы напомнить мне об этом. Она говорит мне, что с кем-то ****ся. Она делает многозначительное выражение лица, которое должно означать, что ебётся она не с ним одним. Она просит у меня денег на аборт, потому что «залетела от кого-то». Она делает всё, что бы я знал, что её ебут. И ебёт кто-то другой. Не я. Она делает всё, что бы не стало той, которую я люблю. Наверное, ей просто нравится смотреть, как я схожу с ума.    
И я схожу.
Просыпаюсь непонятно где и непонятно с кем. На полу. Замёрз как собака. Вчера снова не было сил добраться до дома. Водка и порошок – опасный коктейль, но по отдельности они уже не помогают. Заглядываю в холодильник. Пиво. Кажется сегодня понедельник. Кажется, нужно идти на работу. Не трогаю пиво. Закрываю холодильник. Вхожу в ванную и закуриваю сигарету. На стене зеркало. Из него с любопытством выглядывает какой то обросший псих. Кожа и кости. И глаза. Глаза мои. С каждой затяжкой приходит понимание того, что я до сих пор пьяный. Очень пьяный. Пора собираться. Я не имею ни малейшего представления, где я и насколько далеко от нужной мне остановки.
Выхожу на улицу. Снег и фонари. Ларёк. В ларьке пиво. Ну её на ***, эту работу. Звоню и говорю, что заболел. Нахожу в кармане деньги. Много денег. Люблю когда у меня много денег. Беру пиво и устраиваюсь на холодной скамейке. Думаю о том, что не стану больше колоться. О том, что меня совсем перестали звать на Дни Рождения. О том, что моя бывшая жена хочет запретить мне видеться с дочкой. О том, что в этот самый момент кто-то, наверное, **** женщину, которую я люблю. Я даже закрываю глаза и представляю, как её ебут.
Звонит телефон. Предлагают порошок. Да, да, конечно. Встретимся через час. По-моему не плохо для семи утра.
В полдень я стою в магазине и не могу выбрать, с какой начинкой мне хочется пирожок. В кармане остатки порошка. Стою уже минут сорок. Кажется, продавщица начинает меня в чём-то подозревать. Глубоко вздохнув, останавливаю свой выбор на картофеле с грибами. Плачу в кассу. Нудным голосом объясняю продавщице, что повлияло на мой выбор. Продавщица становится совсем подозрительной. Когда она отворачивается за пирожком к прилавку, я выбегаю из магазина и блюю. Прямо на крылечко перед входом. Из меня фонтаном бьёт жидкость какого-то совсем фантастического цвета. Я задыхаюсь от удовольствия. Это продолжается неизмеримо долго. Вечность. Всё заканчивается воем скорой помощи. Из вагона трамвая выносят человека с ножницами в глазу. Ужасно знакомое лицо. Ах да, это тот. Это он из-за бабы.
Через полчаса я уже не помню об этом. Я сижу в гостях и пью водку. Болтаю о всякой ерунде. Кто-то вспоминает о женщине, которую я люблю. Кто-нибудь её сейчас ****, думаю я. Встаю из-за стола и иду в туалет. Достаю из кармана шприц. Уже привычным движением ввожу в вену иглу. Холодный металл постепенно вытесняет меня из меня. Я улетаю к ней.