Идантирс

ИДАНТИРС

ПОНТ ЭВКСИНСКИЙ, неподалеку от пролива Боспор , 512 г. до н. э.

Большая и красивая финикийская бирема  легко и непринужденно, едва шевеля двумя рядами весел, сколь-зила по довольно спокойному сегодня морю. Она была красива своей величавой соразмерностью и велико-лепно-плавными обводами, с высоко задранными вверх носовой и кормовой оконечностями. Увенчанными, носовая – головой Медузы-Горгоны , а кормовая – скорпионьим ядовитым шипом. И даже несколько урод-ливый эмболон , высовывающийся над водой очертаниями головы барана, нисколько не уродовал мягких и удивительно соразмерных обводов судна. Он только разводил перед его носом большую, с закипающей на отворотах, пеной, волну. И съедал при этом до четверти всех усилий гребцов. В отсутствие ветра, паруса вовсе не поднимали. А поставили, так и от его усилий эмболон сожрал бы никак не меньше. Что тут подела-ешь? доля у него такая!

Прямо под катастромой  гнусаво гугукал рожок, задавая эретам  темп гребли. А уж те, освежаемые легкими брызгами, разбиваемой корабельным эмболоном, воды, старались вовсю. Они еще совсем не уста-ли, поскольку их судно всего лишь час назад покинула Боспор, где двигалась очень малым, берегущим силы гребцов, ходом. Этим утром бирема едва отошла от причалов города Калхедона , где царь царей Дарий , наведя переправу через Боспор, поджидал полного сбора своих войск. Те неторопливо собирались в назна-ченное им место, куда им было спешить? Все равно ведь поспеют! А со всех областей Фракии и Мезии, приходили известия о том, что властелины этих областей, не решившись сопротивляться персам, присылали царю царей требуемую им «землю и воду» .

Так что Дарию было, и действительно, особо не к спеху. Он мог и подождать, войска соберутся, когда почти вся Фракия и Мезия изъявит свою готовность подчиняться шахиншаху . Единственное племя Север-ной Мезии, геты , отказались признать верховное главенство шахиншаха. Но туда уже посланы три мириа-да персидской пехоты и конница эфталитов (легкие лучники) и парфян (катафрактарии ). Обшей численно-стью почти в два мириада. Это делало попытки гетов противиться царю царей просто безнадежными, почти детскими. Все равно ж примучают,  а их вождей приведут и поставят перед шахиншахом, со скрученными за спиной руками. А их людей кого перебьют, кого поработят, а кого и обложат данью, заставив работать на властелина персов. И приносить ему посильную пользу! Так было со всеми. Так будет и с ними! И со ски-фами будет ровно также! И никак иначе!

Дарий, наслаждаясь морской свежестью, закидывал голову, наблюдая над собой безоблачную бирюзу черноморского небосвода. Легкий ветерок мягко овевал шахиншаха, доставляя тому ни с чем не сравнимое, особенно жарким днем, чувство свежести. Особенно понятно это тому, кто не раз бывал в душной атмосфе-ре весенней Малой Азии. Ох, и приятно же! Море невидимо стелется янтарным ковром под киль корабля. Убаюкивающе  кричат, суетящиеся вокруг идущей по морю биремы, вездесущие чайки. Славно-то как!

Шутка ли сказать, не поверите, но Дарий, будучи властелином огромной державы, включавшей в себя многие и многие земли, омываемой Персидским заливом, Аравийским, Красным, Средиземным, Черным и Каспийским морями, первый раз в своей жизни, шел на корабле по морю! Он и плавать-то толком не умел! Да и где ему было научиться, если родился он в Сузах . Они хоть и стоят между притоками Тигра  Хоас-пом и Эвлеем, но никто его туда купаться и учиться плавать никогда не возил. Не принято это было при дворе его папеньки хшатрапавана  Парсы . Потом Пасаргады . Река там быстрая и чистая, с горных лед-ников начало берет, но мелкая, овцы по ней бродом ходят и зверски-холодная. В такой не поплаваешь. А, если и поплаваешь, то совсем недолго и, уверяю вас, совсем без удовольствия. Даже если вам очень и очень жарко. Так и не довелось маленькому Даяривушу, любимцу отца, поучиться плавать в детстве.

А в Персеполе , какой он сам, уже став царем царей, начал быстро и изысканно застраивать, рассчи-тывая перенести туда свою столицу, были только звонкозвучные горные речонки, курице в брод перейти, но быстрые и чистые. Конечно же, и в детстве, и будучи сыном владетельного хшатрапавана Парсы, Виштаспы (в греческом произношении Гистасп), сводного брата царя царей Камбиза II , Дарий без воды не живал. Бассейны и умывальни всегда были к его услугам, не селянин, какой, бедный, хвала Заратуштре ! – близкий родственник самого шахиншаха. Но разве ж там плавать научишься? А потом ему и вовсе было не до этого. Ему и двадцати еще не было, и жили они тогда еще у отца в Сузах, в его наследственной хшатрапавании , когда царствовавший дядя Камбиз II, сводный брат отца, убил своего младшего единоутробного брата, дядю Бардию .

Убил просто, чтобы обеспечить себя от захвата им власти, когда отправлялся покорять Египет. Отец, не утаив это от сына, рассказал ему в подробностях и с именами свидетелей. Египет Камбиз II покорил, раз-громив армии фараона Псаметтиха III , был провозглашен фараоном. Но умер, уже возвращаясь в Персию, при весьма загадочных обстоятельствах. А в стольных Пасаргадах власть захватил жрец Гаумата , объявив себя Бардией, на коего он был весьма похож обликом. Так и вышло, что, очищая себе площадку для беспре-пятственного управление державой и пытаясь обеспечить себя от поползновений на власть братца Бардии, Камбиз расчистил путь к трону тому злокозненному Гаумате. Батюшка Дария Вишташпа, хотя и имел все права на престол, в эту склоку лезть не хотел никак, понимая сколько крови придется пролить, прежде чем воссядешь на троне. Он же, молодой и рьяный, полез, не чураясь никакой крови. И быстро провернул заго-вор, чтобы не дать Гаумате закрепиться на троне. И преуспел в этом, как ни странно. Самозванец, желая привлечь любовь своего народа, жил не больно защищаясь, почти открыто. Гаумату убили и зарыли как со-баку худую, на окраине Парсагад. А он воссел на трон, женившись, чтобы упрочить свои права на власть, на кузине, дочери настоящего Бардии, Атоссе, тихонько проживавшей в Парсагадах. А и куда лезть в эту скло-ку бабе, совсем ведь без шансов быть доведется. Там и мужику, молодому и деятельному, отнюдь неуютно. Перед тем как жениться на ней, он, поклявшись на всех священных огнях зороастризма, сильнее такой клят-вы, для зороастриста не было ничего, поклялся, что только их общие дети мужеска пола будут наследовать престол державы Кира Великого . Все иные – только после них, буде они, царствуя, не оставят потомков мужеска пола!
Ну а потом началось и вовсе нечто вообразимое. И всегда-то смена властелина на троне державы Ахеменидов, сопровождалось серией восстаний областей, вознамерившихся отпасть от державы. Чаще всего все эти бунты возглавляли либо родственники, посаженные там прежним царем хшатрапаванами, либо ме-стные властители из прежних династий, и их наследники, еще помнившие о том, кем они были до персов и кем стали при них. Вот и довелось ему, как и подозревал его отец, все последующие годы метаться в беско-нечных походах, казня бесчисленных родственников, десятками и сотнями, многими тысячами губя местное население, давя большие и малые бунты, теми родственниками возбуждаемые. Не в водах горных купаясь, а в потоках проливаемой им крови. Бунтовали и Мидия, и Парфия, и Гиркания. Поднимались на дыбы; Арме-ния и Сагартия, Вавилония и Элам, снова и снова заявлял о себе Египет, совсем еще недавно покоренный Камбизом II и залитый кровью так, что вода в Ниле розовела. И лишь пять лет назад вломился он в непод-властную им доселе Индию, покорив там земли по среднему и нижнему течению реки Инда. И основал там новую хшатрапаванию Хинду, посадив своего хшатрапавана. Полководцем он оказался умелым и весьма удачливым, воевал истово и с удовольствием. И на Хинду не остановился. Персидскую власть признали греческие острова Лемнос и Хиос и все греческие малоазиатские города-колонии. Кое-кто после осад и на-несенных им поражений, иные после заговоров и смены властителей, а третьи, доброй волей своей присы-лать изволили «землю и воду», выражая свою готовность покорствовать.

А он, молодой и ярый, все это время озирался и высматривал, куда бы ему еще направить стопы своих воинов и кого осчастливить персидским ярмом на выю. Так получалось, что наиболее ему глянулись в этом смысле фракийцы и их Фракия. А потом и припонтийские  скифы. Они ведь, зловредные, прибегали свои-ми набегами в их вечно бурлящие войнами и смутами края, держали в страхе божеском и ассирийцев, и хет-тов, и вавилонян. Вот ему и закартело наложить свою державную лапу на скифские степи, взяв под свою власть все Припонтийские земли, сделав греческий Понт Эвксинский , своим персидским внутренним мо-рем. Это был замысел достойный истинного царя царей. Настоящий большой замысел! Радостно и счастли-во Дарию было стараться его исполнить, столько лет проведя в метаниях по своим владениям, усмиряя бес-численные мятежи.

Он с удовольствием собрал самые лучшие свои войска, отличившиеся и прославившиеся в прежних походах и сражениях и начал этот поход. Войск он мог собрать и больше, не только те 70 тыс., что призвал сейчас. Но греки ему рассказали, что скифы не смогут собрать и 5 – 7 тыс. человек войска. А они ж еще и расколоты на племена и роды, часто враждующие между собой. Зачем тогда больше? Их ведь еще ж и кор-мить надо! А это нелегко и недешево! Он совсем недавно привел в порядок финансы своей империи, как, впрочем, и ее административную и налоговую структуру. Основой финансовой системы стала монета, так и названная в его честь дариком .

Но державе его вечно нужны новые земли, для организации новых хшатрапаваний и получения в ар-мию новых контингентов войск. И новые данники. Также как и военная добыча, в конце концов. Она напол-няет казну и дает прокорм воинам, кто начинает немедленно поднимать авторитет царя царей, славя его вез-де и всюду. Завоевание Скифии было, поэтому, вопросом решенным. Хотя его и предупреждали, что страна это особая. Там нет совсем, или очень мало городов и селений, ее просторы громадны, а население невелико и весьма разобщено. Весна и осень в их степях, непроходимы из-за разливов рек, и неописуемой грязи. А зима заметает их земли такими огромными снегами, советникам долго пришлось объяснять Дарию что такое снег! – что порой удивительно, как они только там выживают? Они и их скот. Ну уж нет уж! Никакие рас-сказы не могли теперь отвлечь его от мечты о завоевании этой Скифии. Такая экзотическая страна! Он ста-нет настоящей жемчужиной его империи. А поражений он действительно не знал. Хорош был и как воин и как государственный деятель!

А вот сейчас он шел на этой биреме посмореть берега той земли, где ему предстояло воевать этим ле-том. Ладить мост через Истр  и Тирас  он еще не посылал, но хитроумный грек Мандрокл, с острова Са-мос, построивший наплавной мост, настелив корабли через Боспор дощатым покрытием, рекомендовал точ-но также поступить и там. Они сразу упредили царя царей, что земли скифов изобилуют реками со сладкой водой. Но везде строить мосты, говорили они немыслимо. Да и корабли наши не смогут туда подняться. Мелко там и каменисто местами. Придется армии царя царей искать броды через реки многие.

Это Истр и Тирас грекам доступны, глубоки, довольно широки и полноводны. А вот Борисфен , к примеру, им недоступен. Он очень велик, намного больше Истра и Тираса, и своенравен, а течение его слишком сильно. Но не в этом самое главное. Главное в том, что по Борисфену, несмотря на его глубину и полноводность морские суда подняться летом не могут, только весной, когда Борисфен вспухает безмерно и разливается немыслимо от растаявших льдов и снегов. Там это называется паводок. Почему, вопросил царь царей греков? А пороги там, величайший, отвечали те, огромные камни, перегородившие течение реки по-перек всего ее русла. И не в одном месте, а на протяжении почти 320 стадий течения Борисфена. И начина-ются они стадиях в 300 от лимана, образующегося у места впадения Борисфена в Понт Эвксинский. Лиман этот, кстати, у Борисфена оказывается совместным с лиманом Гиппаниса . Его ему и его войску также при-дется преодолевать. И это не говоря уже о той чертовой уйме меньших, чем вышеперечисленные, рек, речек, реченок и речушек. И совсем уж не упоминая о бесчисленных ручейках, болотах и болотцах, да и просто о заболоченных поймах рек. Скифия обильна сладкой водой, как обильна она и пастбищами зелеными и зем-лями тучными. Но и воины там проживают далеко не самые худшие. Воевать с ними – не шербет сладкий лакать, медовой халвой закусывая! Вполне может и несладким оказаться. Свирепы они, храбры и на диво не терпят над собой чужестранной длани. По крайней мере, греки, обсевшие берега Понта Эвксинского, углуб-ляться в те степи, не будучи, сказавшись гостями скифов, рискуют крайне редко и лишь по огромной нужде.

Царь царей зевнул, эх, сейчас бы задрыхнуть на солнцепеке, да под охлаждающим ветерком! Хорошо-то как! Но нет, спать нельзя! Ведь его золоченый походный трон вознесен на высокую деревянную башню, высотой в добрую дюжину локтей, собранную на катастроме их биремы. Вид отсюда предоставляется по-трясающий!

Моряки-финикийцы его упреждали, что сидеть на этой башне небезопасно. На размахе резких пово-ротов можно запросто сыграть за борт. А уж если биреме потребуется, не попусти Ахуромазда , резко оста-новиться, ему отсюда ссыпаться в низ – раз плюнуть. Теперь он и сам уже это видит! Хотя происки Ангро Манью  и неисповедимы, но…

…Когда, спустя почти полдня, шахиншах изъявил желание покушать, обед его уже ждал на подогре-ве. Почти четверть дня суетился над ним личный повар шахиншаха, готовя любимые им кушанья, назван-ные повару еще поутру. На середину катастромы вынесли золоченый столик и с башни снесли трон шахин-шаха. Впрочем, особых излишеств себе ни в походе, ни во дворце, Дарий не позволял. В пристрастиях своих был прост, пищу любил простую, но добрую. Баранина, овощи, лаваш утренней выпечки, составляли основу обеда, вино шахиншах, привыкнув употреблять его в Малой Азии, пил умеренно и разбавлял его один к од-ному родниковой водой. Время шло, обед кончался, а пейзажи покойного моря за обоими бортами, остава-лись прежними. Умиротворяющими и облагораживающими. Подойдя к борту, шахиншах оперся на полиро-ванный ради такого гостя, планширь фальшборта , глядя на море. И только спустя некоторое время, дав отработать свое кишечнику повелителя, первично усвоив пищу, к царю царей приблизился его советник Гобрагш, слывший при дворе просвещенным мудрецом. Испросив разрешения повелителя, он осторожно и несколько вкрадчиво как-то, оперся на планширь рядом с ним:

- Позволь задать тебе вопрос, величайший?
- Давай, Гобрагш!
- Готовиться ли мне к этому твоему походу? Буду ли я почтен твоим разрешением сопровождать тебя?
- А ты действительно хочешь этого Гобрагш? Я слыхал, ты считаешь, я зря иду в этот поход! Правда?
- Позволь, величайший, мне ответить на твои вопросы по мере их поступления?
- Попробуй…
- Да, величайший, я действительно хотел бы сопровождать тебя в этом походе! И я, правда, высказы-вал мнение, что поход сей напрасен, потому что не готов. Я так думаю, величайший!
- Ну, и на чем основаны твои выводы, о, слывущий мудрым, Гобрагш?
- У нас, величайший, нет достаточно точного чертежа земель, куда мы идем. Так?
- Так! Чертежа у нас точно нет! Его, подозреваю я, нет и в природе!
- Мы твердо знаем, величайший, что там много рек, но совершенно не знаем где нам в них искать броды. Так?
- Так! И что?
- Вспомни, величайший, своего достославного деда Куруша Великого ! Он примерно также, как и ты сейчас, вторгся в земли массагетов , не зная их рельефа и их рек, хотя их там было на порядок меньше, чем в землях, куда мы идем сейчас. Ты помнишь, величайший, чем он кончил?
- Я все помню, высокомудрый Гобрагш: злонамеренная и мерзопакостная скифская царица Томирис  отрубила ему голову. Но тебе не кажется, что ты несколько вышел за рамки тебе дозволенного?
- Прости, величайший, если это действительно так. Ведь эти рамки устанавливаешь ты. Я не пытался тебя оскорбить, я только хотел тебе сказать еще раз величайший: война с этим очень подвижным народом, на его территории, к тому же, невероятно опасна.
- Ты опускаешь Гобрагш тот факт, что Куруш ворвался в земли массагетов с не очень большим кон-ным войском, всего-то семь тысяч парфян, пять тысяч легкоконных и две тысячи катафрактариев. У меня же семь мириад войска. Из них три с половиной – конница и столько же пехоты. Да и я сам, в отличие от Ку-руша, нисколько не намерен испытывать судьбу с копьем, или с мечом в руке! Вот еще! У меня достаточно славных батыров в войске, умеющих это делать намного лучше меня!
- Это все так величайший! Все так…
Советник взял, краткую паузу, не совсем чувствуя, как царь царей отнесется к тому, что он хотел ему сказать:

Только и ты, мне кажется, опускаешь то, что Кир вторгся в их земли не глубоко, всего-то на половину конного дневного перехода . И возвратить не сумел, просто не успел, сгинув под копытами скифских кон-ниц. А ты, кажется, намерен два месяца ходить по их землям, зоря их и навязывая им генеральное сраже-ние…
- Ну что ж, ты прав. Только Гобрагш, у меня войска не в полтора раза больше, чем у массагетов, как это было у Куруша Великого и Томирис, а  в 6 – 10 раз больше, чем у скифов Идантирса.
- Все это так, величайший, все это так… И все же!
- Хорошо, Гобрагш, прекратим эту дискуссию. Убедить тебя мне не удается. А тебе не удается пере-убедить меня. Но ты по-прежнему хочешь идти в поход со мной?
- Да, величайший! И очень прошу тебя взять меня в этот поход!
- Хорошо, ты пойдешь со мной в Скифию. Как воин ты стоишь не больше нормального катафракта-рия. Зато как советник, способный говорить не только то, что мне нравится, но и то, что не нравится, ты не имеешь цены! Решено, беру!
- Благодарю тебя, величайший!
- А вот и первое тебе испытание! Скажи, Гобрагш, говорил ли ты с греками, построившими мост у Калхедона?
- Говорил, величайший! Ведь этого захотел ты!
- И кого ты мне порекомендуешь взять с собой для наведения мостов через Истр и Тирас?
- Я бы порекомендовал, величайший доверить это Гистиею, тирану Милета !
- А почему не Мандроклу с Самоса ? Он уже доказал мне свое умение, наведя переправу у Калхедо-на!
- Гистией, величайший, получив власть над Милетом из твоих рук, после смерти их прежнего тирана, не соглащавшегося поддаться под твою руку, благодаря тебе он и правит ныне, а Мандрокл сидел в Самосе до тебя, может понадеяться покойно усидеть и без тебя!
- Ты прав Гобрагш, и твой совет мудр, благодарю!
Гобрагшу оставалось только поклониться царю царей, что он немедленно и проделал. А их бирему догнало еще пять бирем, выстроив четкий кильватер . И все они, имея флагаманом бирему с шахиншахом на борту, направились к северу…

…Одиннадцатью днями позже, их небольшая, в шесть бирем, эскадра возвращалась назад, подходя к устью Боспора. И снова, как одиннадцать дней назад, шахиншах, стоя на баке , облокотившись о планширь козырька, беседовал с Гобрагшем, ставшим этими днями его любимым и избранным собеседником. Многое успел повидать за эти, насыщенные новыми для него впечатлениями, дни, любопытный и дотошный царь царей. Начали они с того, что подошли к лиману Истра и даже осторожненько и недалеко вошли в него, ос-мотрев богатейшую водой пойму этой великой реки. На правом берегу Истра жили непокорные и упрямые геты, на левом не менее их непокорные, и еще более упрямые, скифы.
- А если, величайший, скифы и геты, сговорившись, станут воевать с тобой заедино? Что тогда ста-нется?

Вопросил любопытный Гобрагш. Дарий задумался, но его ответ все же последовал вскоре:
- Им сговориться, Гобрагш, гораздо тягостнее, чем грекам мне покориться! Те покорились, только оказавшись под смертельной угрозой. Эти же, скифские племена, что живут между Истром и Тирасом, по крайней мере, опасности над собой совсем еще не чуют. А те, что за Тирасом, так и подавно! Так что не сго-ворятся они Гобрагш! Сам ведь знаешь – не сговорятся! Если бы все, кто бунтовал против меня эти годы замогли бы сговориться, мне против них никогда бы не выстоять. Они все единоличники Гобрагш, им сго-вариваться поперек их дурацкой натуры! Нет, истинно говорю тебе, не сговорятся!

И упрямый Горбагш склоняет выю, вынужденный согласиться, он и сам добре разумеет – нет, не сго-ворятся геты и скифы, не выступят против персов единым фронтом и объединенными силами, как не высту-пали все многочисленные племена и народы и до них. Ведь, если бы еще во времена Куруша Великого, бу-дущий его раб, Крез, правивший могучим и богатым Лидийским  царством, пришел на помощь, атакован-ной Курушем, и, просившей помощи у Креза, Карии , великой империи Ахеменидов могло бы и не быть совсем. Вдвоем они были заметно сильнее, и резервы имели гораздо более значительные, чем персы. Такого союза не случилось, персы последовательно захватили и Карию, и Лидию, а вместе с ними Каппадокию  и Писсидию , как, впрочем, и все остальные страны и земли и Малой Азии, и Ближнего Востока. Никто не сумел отбиться в одиночку, никому не повезло уцелеть. И все гордые повелители тех земель, оказались вы-нуждены покорно следовать за персидским царем царей, прикованные к его колеснице цепями власти. Ведь сейчас, спустя какое-то время, после того, как они утратили свою независимость, их, пусть и ограниченная волей царя царей, власть, и держалась-то только его царской поддержкой и доброй волей.

Вошли они и в Тирас, посмотрев со стороны на небольшой город Тира , стоявший на берегах его ли-мана . В Тире небывало обеспокоились, для них ведь и шесть бирем уже флот заметный. А если затаив не-добрый умысел пришел, то и опасный излиха. Но царь царей не имел пока к ним никаких дел, сноситься с греками, обитателями Тиры они не стали, а поспешили дальше. Его путь лежал к Ольвии . Дарий еще не решил, подходить ли ему к этому городу, следуя через Припонтийские степи, или не подходить. Соблазн был не мал – устроить в этом городе свою снабженческо-перевалочную базу на время покорения Скифии. Но царь царей намеревался покорить ту единым походом, полагая, что такие базы ему понадобятся намного позже, когда он приступит к детальной колонизации припонтийских степей. Осмотрев Ольвию с моря, они прошли в величавое устье Борисфена и, не доходя первых порогов великой реки, пошли назад. По всему выходило, войска должны уже были собраться к Калхедону, и им самая пора была бы уж переправляться. Впрочем, приказ о переправе он войскам там оставил. А саму переправу намеревался сохранить и на буду-щее, для чего Мандрокл, с его кораблями, должен был оставаться в Боспоре и Калхедоне до середины осени. Дарий хотел назначить тому сроком конец лета, но Горбангш уговорил его поосторожничать и добавить с сроку еще полтора месяца. А переправу через Истр и Тирас, ему обеспечат малоазиатские греки, возглав-ленные тираном Милета, Гистиеем. И прав Гобрагш, всем и во всем зависимый от него Гистией, наверное, окажется надежней куда более независимого Мандрокла с Самоса. А мост здесь, в глубине уже подвластных ему земель, далеко не мост на границе с землями, еще не признающими над собою божественной власти персидских Ахеменидов. И, хотя Дарий немало не сомневался в успешности своего мероприятия, остеречься следовало. Слишком долго он воеводствовал в разных походах и уж совсем прекрасно знал, как иногда та-кие, казалось бы, великолепно спланированные и задуманные походы, обращаются сущим хаосом. причем, иногда по сущим пустякам, в какие перед походом на за что бы и не поверил-то.

За время своего морского путешествия царь царей забыл посещать башню, выстроенную для него на палубе биремы, несколько опростившись. Ослаб этикет общения с шахиншахом, ведь моряки народ грубый, не сказать бы, хамоватый, а здесь, с ними, не было чинов его двора, бдительно за этим следивших. Все они остались в Калхедоне, обустраивая там дворец, ожидающий царя царей. А начальника охраны шахиншаха беспокоила только безопасность царя царей, каковую он единственно и обеспечивал. На этикет и церемонии плевать он хотел с той самой башни, какую позабыл уже посещениями своими его господин, шахиншах. Гобрагш же, радуясь возможности столь тесно, непринужденно и разносторонне, пообщаться со своим по-велителем, в этом сильно преуспел. Он сумел, пожалуй, стать этими днями самым близким к нему челове-ком и сильно рассчитывал закрепить это свое положение в будущем походе. Близость же к повелителю в персидской державе меняла многое, определяя собой меру твоей власти и твое благосостояние.

Но вот, наконец, их бирема, втянув весла с правого, швартового борта, руководимая точнейшими ма-нипуляциями руля, совершаемыми опытным и умелым кибернетом , подвалила к пирсу Калхедона,  ввиду переправы, по какой непрерывным потоком уже перемещались воины армии царя царей. Матросы судовой команды, суетясь и делая все бегом, вывалили за борт кранцы, плетеные толстые маты из тростника, предо-хранявшие борта от повреждения при причаливании. Грохоча копытами великолепной вороной четверки лошадей, и окованными колесами по камню пирса, подъехала колесница царя царей и подвели коней его телохранителей и начальника охраны. Его золоченый трон немедленно перенесли на колесницу, а на един-ственное свободное место, там остававшееся, Дарий пригласил Гобрагша. Так он и поехал по главной улице Калхедона, привычно разговаривая с Гобрагшем, за надежной и доверенной спиной своего обычного возни-цы Калоша. В теснейшем, в буквальном смысле этого слова, окружении, ох уж эти узкие улочки тогдашних городов! – телохранителей вернейшего из верных, Хумрашты. Облитых дорогостоящей чешуйчатой бронзо-вой броней, что порой, напоминала золото. Их тоже бронированные кони, тяжело били своими мощными копытами каменистую мостовую города, прикрывая колесницу царя царей, с ее кузовом, обитым тончайши-ми золотыми пластинками, со всех сторон. Именно Хумрашта и его телохранители закрывали Дария от всех мыслимых и немыслимых покушений. Половина телохранителей, те, кто ехал во внешних рядах, держали наготове свои полностью снаряженные мощные скифские луки, менее чем в полтора локтя длиной, со стре-лой уже наложенной на тетиву.

Тут не было никакой чрезвычайщины, просто так всегда принято было охранять царя царей на марше. И завел это совсем не Хумрашта, а его предшественник. Хумрашта лишь усовершенствовал охрану за дол-гие годы, пока он ее возглавлял. А вот то, что все телохранители носили глухие коринфские шлемы, обяза-тельно опущенные на лица, по боевому – это уже Хумрашта. Он и сам, впрочем, носил такой же шлем, не давая своим воинам укорять себя. Мол нас службой утесняет, а сам вольничает. Он же переместил Гобрагша так, чтобы тот, стоя в колеснице, закрывал царя царей с одного из направлений, доступного для нападения. Маловероятного, но доступного. Впрочем, Хумрашта не был маньяком, прекрасно отдавая себе отчет, что нападать на царя царей, покушаясь на его драгоценную жизнь в несчастной греческой колонии Калхедоне, скорее всего, просто некому.

Но в деле охраны всегда так! Либо ты несешь ее организованно и четко, не расслабляясь, и тогда это входит в привычку, становясь второй натурой, либо ты вечно выискиваешь поводы, позволяющие тебе ос-лабить режим несения охраны. Ну, и, конечно же, ты их регулярно находишь. И тогда она превращается в дырявую рыбацкую сеть, не способную остановить не то что стрелу, но даже и простецкий кинжал убийцы. И зачем, позвольте вас спросить, нужна тогда такая охрана? Для чести? Ну, разве что!

Когда они подъехали ко дворцу, переоборудованному для Дария в Калхедоне, там все было готово принять царя царей и все заботы о его, путь и временном, удобстве. Он изначально находился под охраной и попечительством помощника Хумрашты, специально для этого и оставленного им в Калхедоне, еще накану-не их похода по Понту Эвксинскому.

Сойдя с колесницы, Дарий, с удовольствием проминая ноги, слегка затекшие от длительного сидения, прошелся, по мощеному плитами песчаника, дворику, войдя под тенистую коллонаду портика. Охрана была везде,  но и везде она вела себя ненавязчиво и незаметно. Умение работать без аффектации и без внешних проявлений, входило в извечные благодетели Хумрашты. По просьбе шахиншаха, этому же он обучал под-ростка по имени Горбаг, кого его сын и наследник Хашайарша , выбрал себе в начальники телохранителей. Тот был еще очень юн, временами, порывист, но Хумрашта говорил, что паренек талантлив, схватывает все на лету и из него явно будет толк. Что ж, если такое говорит сам Хумрашта, лучше коего охрану отправлять в этом мире не умел никто, значит, выбор сына правилен и точен. И этот мальчик Горбаг – именно тот, кто ему и нужен! В тенистом атрие  дворца, шахиншаху накрыли роскошный обед. Ел он много, но и двигался тоже много, а потому, к своим тридцати восьми годам, был вполне поджар и широкоплеч, не имея на боках, бедрах и животе лишнего жира.

Царь царей не был столь мускулист и тренирован, как иные его воины, но был он силен и отменно вынослив, неплохо владел практически любым современным ему оружием, а метал стрелы из лука и бросал дротики, так и вовсе прекрасно. Дария отличал великолепный глазомер и неплохая скорость реакции. Ха-рактером шахиншах был покоен и несуетлив, ровен и не плаксив. К истерике не склонен, как не склонен и к излишней жестокости. Но и слюни развешивать по поводу необходимости обречь на гибель то, или иное количество себе подобных, царь царей никогда не спешил. Когда это надо было для дела, Гаумата и его приближенные, были убиты безо всякого колебания, быстро и очень эффективно. И, что самое важное, по-жалуй, тайно! А дочь настоящего Бардии, Атосса, возжелавшая, было, поторговаться с ним, продавая свое лоно прямой внучки Куруша Великого, быстро поняла, что нужна она лишь для существенного укрепления позиции царя царей. На крайний случай – обойдутся и без нее, только ее участью тогда станет вонючая клоака Пасаргад, куда всенепременно сплавят ее бездыханный труп. Порядки царского двора она знала и не усомнилась в сказанном ей Дарием, ни на гран. Вопрос оказался решен быстро и ко взаимному удовольст-вию обеих сторон. Дети Атоссы были еще малы, старшему, Хашайарше, всего 9 лет, но он уже готовится стать в будущем шахиншахом, присматриваясь к делам отца своего. Вообще, он намеревался взять старшего сына в этот поход, но Гобрагш сумел его переубедить во время их похода по Понту Эвксинскому. Прав он, слишком много неожиданностей может поджидать их там, в этой неведомой Скифии, чтобы брать туда ма-ленького царевича и наследника. Младшему же сыну Атоссы, Вишташпе , еще нету и года. Назван он по имени легендарного и мифического царя из династии Кейянидов . И заодно по имени его собственного от-ца, тоже Вишташпы.

Дарий очень любил своего сына и наследника Хашайаршу, что нечасто случается в царственных семьях. Он прощал ему и капризный, склонный к неоправданной истерике, бабий, характер, и некоторую чрезмерную жестокость. Однажды он застал сына, развлекающимся в дворцовой голубятне. Развлекался тот тем, что, словив голубя, отрезал ему лапки. И любовался потом, как несчастная птица не могла ни взлететь, ни пойти куда-нибудь, попусту трепыхаясь лежа на боку. Тут же, в клетке, пребывал, облизываясь и насто-роженно следя за голубем, дворцовый кот. Его выпускали, с интересом следя, как он «охотиться» на неспо-собного от него удрать голубя. Так «играя», мальчик постигал жестокость природы, не терпящей ущербно-сти, проявляя и собственную бессмысленную жестокость. Потом, узнал царь царей, сын наказал несчастного кота, измочалив на нем розги, предназначенные ему самому. Был разъяренным котом оцарапан и искусан, впал в истерику. И пожаловался своему отцу.

Новый урок он получил уже от него. Дарий примерно наказал сына лично и собственноручно, обло-мав о его зад и спину достаточное число розг. Но любить от этого меньше своего наследника не стал. К не-счастью, он здорово промедлил, отдавая его на воспитание воинам, передержав мальчика на женской поло-вине дворца. Там где все шипят, все льстят и все балуют, исподтишка ядовито кусая. Сможет ли несколько запоздалое воинское воспитание исправить его ошибки? Вопрос вопросов! Но что оно попытается это сде-лать, это точно!

Впрочем, ладно, сейчас ему не до Хашайарши. На европейский берег уже переправилось до трети всех боевых сил его армии. Сегодня он ночует в этом дворце, а уже завтра, переправившись на европейский берег, поспешит к Родопским горным перевалам, занятым его войсками, выступившими против гетов, двумя месяцами ранее. Поход начинается!


НА ПУТИ К ИСТРУ, 512 год до н. э., начало месяца адуканиш

Не задерживаясь более в Калхедоне, Дарий переправился через Боспор, открывая путь для переправы всей еще оставшейся на азиатском берегу армии. Он уже начал спешить. Ему сообщили, что геты, разбитые в нескольких упорных сражениях, разошлись по укромным местам, прячась. Но не покорились, нападая на персов исподтишка. Посланные для усмирения гетов, войска, взяв местность под контроль, вынуждены бы-ли оставаться на месте, гарантируя беспрепятственный проход войска царя царей.

Громыхая окованными железными полосами в половину пальца толщиной по каменистой родопской дороге, катились колеса его большой золотой колесницы в три локтя в диаметре. Только точеные спицы мелькали, и подскакивала на частых колдобинах вся основа колесницы. Чудесная черверка вороных, на-правляемая Колошем, тянула тяжелую царскую квадригу бойко, со скоростью, лишь немногим уступающей скорости конных лучников легкой конницы эфталитов. Но и отрываться от собственной пехоты и обозов, было ему не с руки – нельзя разрывать армию на части. Вот и приходилось Колошу сдерживать своих воро-ных. А иногда, окруженный своими телохранителями и отрядом конных лучников, уходил царь царей впе-ред и, минуя изъявившие ранее покорность города, ставил шатер в приглянувшемся месте, устраивая и себе и взятым с собой конникам отдых от муторности дорожно-путевой службы. Поначалу пейзажи, сменявшие друг друга вокруг, были довольно-таки однообразны и постоянны. Горы, скалистые выступы и глубокие расщелины, обступали путь войск царя царей.

Они поднимались все выше и выше, пока не достигли перевала, охраняемого воинами, посланными против гетов. Здесь геты не жили никогда, но таков уж смысл деятельности любой армии, что, обеспечивая свое продвижение вглубь чужой территории, должна она озаботиться, прежде всего прочего, простотой и удобством своего последующего снабжения и пополнения. Питание для себя, все армии тех времен добыва-ли там, где они действовали. Это понятно. Но пополнений-то там не добудешь. Вот и приходилось думать о путях сообщения с той державой, какая армию сию снарядила и выслала оперировать на данной территории. Армии персидских владык никоим образом не были исключением из общего правила. На своем пути к Ист-ру, они встречали множество больших и малых городов и селений, еще больше рек, чаще всего малых, чис-тых и быстрых. Через парочку рек, какие нельзя, или достаточно трудно было просто пройти вброд, были устроены мосты. Где капитальные и долговременные, а где и скроенные на быструю руку, временные.

В этот поход с собой царь царей брал только собственно персидскую пехоту. Предполагалось, что те, выдвигая перед собой большие стационарные щиты, закрепляемые кольями, вбитыми в почву, станут пере-движным живым укреплением для отдыха многочисленной персидской конницы. Все знали, что у скифов конница является главным родом войск, возможно и вовсе единственным. Бороться с ней, понимали персы, должна тоже конница. Не менее подвижная и быстрая. А пехота, создающая в поле передвижные хорошо защищенные опорные пункты – всего лишь защита для конницы, какой потребовалось в бою перевести дух и перегруппироваться, к примеру. Но, еще в Калхедоне, подумав, царь царей решил взять таки с собой и легкие колесницы. Они возились парой лошадей, неся на себе возничего-щитоносца и лучника, и могли, по мнению царя царей и его военачальников, стать хорошим средством давления на скифов. Все это сейчас гремело по каменистой дороге за спиной царя царей, своими кованными колесами и копытами. Там же шле-пала босыми ногами по мягкой весенней пыли многочисленная персидская пехота.

Но вот они достигли собственно перевала, перегороженного грубовато сложенной из камня дикаря каменной стеной, охраняемого персидскими воинами. Стену поставили здесь задолго до прихода персов. Но их командир резонно решил, что она послужит еще и их повелителю. Обрадованные появление армии царя царей, они спешно указывали воинам места водопоя и выпаса для боевого, мясного, тяглового и вьючного скота. И очень огорчались, узнав, что, пробыв у них только день, армия уйдет дальше. Но и снова приобод-рялись, когда понимали, что войско Дария будет идти через их перевал дня три – четыре. Перевал узок, а войско велико. Да и растянулось оно по дороге изрядно. Все не так скучно воинам охранять тот перевал.

Так оно собственно и получилось и более всего времени отняли, как всегда, обозы. И что ты будешь делать? Обходиться без них? Нереально! Заменить быков в упряжках на лошадей? Можно бы, конечно! И скорость обозов это повысит, правда. Но и тянут все же лошади меньше, чем быки. Да и уход за ними боль-ший потребен, как ни крути. Да и то, именно в этом походе, предупрежденный о невероятно высокой под-вижности скифского воинства, он добрую часть грузов обоза, почти половину, перевел на вьюки и взял для их транспортировки верблюдов. Но весь обоз переложить на верблюдов у него не получилось.

Так вот и начали они спускаться своим смешанным обозом, с перевала, минуя Старые Планины, пута-лись по узким путям-шляхам через седые Родопы. Греки на своих кораблях выступили к Истру ранее воин-ства шахиншаха. С грузом досок для настила, канатами и запасами дерева на постройку мостов. Подняв-шись по реке до условленного места на веслах, они, причалив к берегу, станут мостить мост блоками по три – пять кораблей, сводимых в единую сцепку. И потом уже, такими вот сцепками, осторожно ставить их про-тив течения, стягивая между собой досками, бревнами-стяжками и многими канатами. Другая часть кораб-лей выступит к  Тирасу, наняв какое-то количество людей, кораблей и материалов в Тире. Выставив мост через Днестр, не так и близко от моря, дабы миновать огромные затопленные поймы  дельты Тираса, не заставляя войска по ним, излишне заболоченным, бродить подолгу, теряя колеса и тягловый скот в бесчис-ленных грязных ямах, промоинах и заболоченностях, в тех местах изобилующих, особенно вскоре после недавнего паводка. Что такое паводок, шахиншах не знал, где ему видеть такое чудо природы в бесснежной Азии, разве что от великой жары там время от времени вспухают горные реки, наполняясь талой водой с высокогорных ледников Памира и Кавказа. А вот так вот, ежегодно, в начале весны, да с той мощью, как это происходит в Скифии, так и вообще никогда не бывает. Много слов потратили греки, дабы описать недо-верчиво слушавшему их повелителю, такое поистине невероятное природное явление. Но, судя по тому, как хитро он на них поглядывал, расставаясь, преуспели в сем не так, чтобы слишком.
Пока же все переправы через небольшие реки, осуществлялись в брод. По нескольку раз на день, ко-лесница шахиншаха, осторожно и бережно направляемая опытнейшим Клошем, вползала в очередную бы-строструйную, звенящую по выстеленному галькой и горным щебнем дну, небольшую и мелкую реку, пере-езжая ее. Множество раз доводилось царю царей мочить свои ноги в воде, а его охране жаться к колеснице, чтобы их лошадям легче было переходить реки, опираясь боками на колесницу царя царей. Гнусно скреже-тала стальная оковка колес по гальке и щебню, игриво плескалась чистая речная вода, доходя коням квадри-ги до животов. Но, понятное дело, колесница шахиншаха ехала только по пути уже проверенному телохра-нителями под неусыпным приглядом Хумрашты, старательно и неусыпно бдившим за всем. А множество фракийских сел, через какие проезжала колесница царя царей, поражали своим унылым однообразием. Все те же, слепленные из сырого серого самана хижины, когда беленые, а когда и нет, тут уж как повезло хозяи-ну с достатком. С крышами, крытыми сухим тростником. С прокопченными изнутри стенами и жалкими дворами усадеб, среди коих они стояли. Усадьбы те, огораживаемые шаткими плетнями, были старательно обработаны. А жители таких селений, жались друг к другу, с огромным любопытством и неизбывной опа-ской взирая на проезжавшего мимо них шахиншаха. Да и то, часто ли по их захолустным селениям, проби-ралось к северу войско, ведомое властелином его ранга? Вот уж вряд ли! Понятно желание селищан в кои-то века поглазеть на этакое чудо. Какие еще в их жизни бывают развлечения и праздники?

А тут можно подивиться на великолепную квадригу, окруженную мощными всадниками в прекрас-ных бронях. На прекрасную четверку вороных и импозантного Колоша, ею правящего. И на самого царя царей, курчавая выкрашенная отборной персидской хной борода которого вилась на легком ветерке адука-ниша. А войск-то войск при нем сколь? Видали ли селищанские столько когда-нибудь? Впрочем, войска их не касались и не зорили. О том было строжайшее запрещение шахиншаха. Вот ужо войдем на вражеские земли – там и резвитесь! Эти же выказали намерение мне подчиняться. Потому-то даже нужное нам продо-вольствие у них мы будем закупать! В составе обоза, особенно тщательно охраняемая, следовала на ред-кость крепкая повозка с окованными железом колесами, вся обтянутая стальными полосами. Прочная и на-дежная. В ней, сопровождаемой двумя чинами главного казначейства империи, ехал походный золотой за-пас Дария, его походная казна, семьдесят пять тысяч дариков. Немногим более 24 талантов золота , для персидской империи вроде и немного, а иное государство, ту же Грецию, например, можно было запросто купить на эти деньги.

Вообще же Дарий показал себя довольно-таки скромным царем царей, зане в поход он брал с собой не так уж и много людей из обслуги. Подобно своему предшественнику Камбизу II, он не брал с собой в поход по две – три сотни слуг и приближенных. Царя царей сопровождал совсем скромный штат. Человек для ут-реннего одевания и вечернего раздевания величайшего. Царский мойщик и цирюльник. Перед каждым ноч-ным привалом вперед высылался отряд легкой конницы и квартирьеры шахиншаха с шатром, царским мой-щиком и командой поваров шахиншаха, всего то два повара и пять поварят-подмастерьев для черных работ по кухне величайшего. Вся эта публика перемещалась на верблюдах, да и весь провиант царя царей везли все те же вьючные верблюды.

Прибыв на место, облюбованное командиром квартирьеров и повара и мойщик, начинали незамедли-тельно заниматься своим делом. Им одновременно надо было спешить, и очень опасно было спешить. А вдруг величайший не согласиться с выбором главы квартирьеров. С самим главой тогда, конечно все понят-но – останется без своей главы и всех делов-то. Ему хорошо, все закончится махом! А им снова все сверты-вать и по темноте перемещаться куда-то… Страсть! Впрочем, нынешний шахиншах совсем не капризен и не привередлив. В этом походе он лишь дважды отвергал место, выбранное квартирьером, при этом не только не казнил, но даже и не сместил главу квартирьеров. Благостен Ахуромазда, пославший им такого не приве-редливого повелителя. Ей-ей, благостен!

Пока повара, с помощью воинов передовых отрядов, разжигали свои многие костры, развешивая над ними свои бесчисленные начищенные до сияния чаны, котлы и котелки, мойщик распоряжаясь воинами, охранявшими и помогавшими квартирьерам, разбивал помоечный шатер шахиншаха. Состоял этот шатер из собственно помывочного отделения и царской одевальни. Шахиншах терпеть не мог грязи и каждый день, отходя ко сну, мылся целиком и полностью. И обязательно теплой водой, причем свою бороду он красил хной заново. Хорошо, что они не в Египте, или не в тех районах Азии, где вода в дефиците. Объявились бы сложности. Ибо гигиена для величайшего, была тем пунктиком, от коего он никак не был готов отказаться всуе. Здесь, хвала Ахуромазде, не забывающего своим попечением своих же почитателей, прекрасной слад-кой воды было в полнейшем достатке. Неподалеку от шатров раскладывали огромный костер, на коем вои-ны утверждали гигантский котел, для нагревания воды шахиншаху для его мытья. Еще один огромный бронзовый котел, да нет, не котел, ванна, учреждался посреди помывочного отделения шатра, чтобы ша-хиншах мог принять ублаготворяющую душу и тело, теплую ванну. Воду холодную, выделенные для этой цели воины подносили без перерыва все время. Они же подливали в котел с горячей водой, дабы ее запас для шахиншаха не бывал ничем и никем ограничен. И всего несколько близких вельмож и военачальников, получали от царя царей приглашение, воспользоваться на походе его помывочным шатром. И будьте уве-ренны, торопились ею воспользоваться, пока такая возможность имелась. Это почиталось вполне заметным поощрение и высокой милостью величайшего. И уж совсем немногие из них возили с собой подобные шат-ры, только намного более скромные.

Для перевозки всего имущества царского мойщика, потребного для услужения своему царственному господину, требовалось шесть верблюдов. И еще один вез ароматные масла и притирания. А помогали ему в его труде, разводили костры, устанавливали шатер и таскали котлы пятнадцать - двадцать воинов. Причем, чтобы на каждой стоянке по сто раз не объяснять им, что надо делать, царский мойщик Шахрух потребовал, чтобы ему помогали всегда одни и те же воины. Потребовал и получил их, никто не осмеливался покушать-ся на комфорт и удобство падишаха на походе. А и многие военачальники, подражая царю царей, таскали с собой штат рабов лишь немногим более скромный, чем у шахиншаха. Больший, разумеется, не смел таскать никто, даже если ему это и позволяли финансы. За такое оскорбление царя царей, головы можно было ли-шиться намного быстрее, чем за неудачное решение в качестве военачальника!

Поэтому, когда царь царей прибывал на избранную для ночной стоянки поляны, там сразу замирало, затаив дыхание от полутысячи до полной тысячи разномастных слуг и рабов, от самых низших и до самых приближенных. Ведь одно лишь легкое недовольство шахиншаха, избранным командиром квартирьеров, Уррагшпом, местом и им придется ждать, пока найдут новое место, учитывающее сказанное шахиншахом, а потом, торопясь, обжигаясь и неизбежно путаясь и путая, придется перетаскивать все свои транты туда и там начинать все сначала.

Ну, ладно, мойщик Шахрух имеет все шансы поспеть. У него дела не столь обильны, как у поваров. А вот как быть тем случись такой перезд? Они же готовят по пять – шесть перемен блюд для стола шахинша-ха. В походе шахиншах плотно кушает дважды: утром и вечером. Днем лишь перехватывает что-нибудь на ходу, как и вся его армия. Но и то, что он перехватывает на ходу, поварам надо приготовить с вечера, точнее с ночи, как и завтрак царя царей. И каждое утро, за завтраком, царь царей диктует своему повару, что он хочет себе на обед. Тот за день должен набрать все необходимые продукты, приправы и прочие ингридиен-ты. Где? А никого не волнует! Ты повар – ты и крутись! Не можешь? Так кол, на который тебя всадят собст-венным твоим гузном, врыть и изострить совсем недолго. гораздо быстрее, чем перенести лагерь с места на место. И сядешь ты на него, исправления собственной осанки, ради. А мастера у царя царей, садить на кол есть такие, что, будучи введен своим острием в девственный анус очередного клиента, он, пронзив все внут-ренние органы, выйдет своим острием из кончика языка казнимого, выпростав его весь через широко рас-пахнутую пасть несчастного.

Заканчивать свой бренный путь на коле, а чтобы его заменили, на сравнительно безболезненное отсе-чение головы, надо было быть большим вельможей, да и то, не уличенным в измене царствованию, не хотел никто и никогда! Потому-то и все поспевали! И все продукты, нужные шахиншаху, или, в крайнем случае, адекватная им замена, всегда находились! Ведь человека главное правильно простимулировать! А изострен-ный добротный кол, в руку толщиной – это, знаете ли, прекрасный стимул! Вот и суетились все несказанно, тщась устроить ночную стоянку царя царей самым наилучшим и приятным ему образом. И не так уж много людей к этому привлекалось. Ну две – три сотни, не больше.

За воинами, понятное дело, никто так не ухаживал. Разве что у самых богатых и знатных из них были свои слуги, да и то немного: один – два. Большинство же обходились сами, сбиваясь в небольшие артели. Хорошо хоть для большинства обычных лагерных дел имелись специально для этого закупаемые рабы! И военачальники шахиншаха, понятное дело, имели своих слуг, обычно до полусотни, ну, до трех четвертей сотни, крайне редко более.

И все же, всех вместе, на походе их было никак не меньше чем воинов царя царей. И это при том, что в этот поход, идя в дикие земли, шахиншах запретил брать жен и наложниц. Да и сам взял только одну на-ложницу, гречанку Аспазию. Уж больно искусно она ублажала царя, развлекала его умными разговорами, чтением стихов и баллад, коих знала великое множество. Не зря же она воспитывалась в качестве гетеры  в греческом Галикарнасе , при одном из городских храмов. Она одна заменяла половину всего его гарема. При этом, в отличие от жен царя царей, не грузила его своими проблемами, глупыми и тщеславными идей-ками, вечно бродившими во всегда затемненном и полусонном объеме царского гарема Персеполя. И не на-доедала просьбами, нацеленными помочь рожденным ею детям, поскольку таковых у нее изначально не имелось, и быть не могло. Не для того она была изначально предназначена и не к тому готовилась. А ее по-мощь Шахруху при каждовечернем помыве и массаже царя царей, так и вовсе трудно было переоценить. Сообразительная и лишенная комплексов, она часто превращала такие вечерние помывы в великолепные расслабляющие действа, сексуального характера, прекрасно помогавшие Дарию снять все накопившиеся за день напряжения. Присутствовавший при том Шахрух, помехой этим двоим не был, он только обострял их игры, помогая в них.

В помощь себе для ухода за своим телом и подготовки его к услужению царю царей, Аспазии было разрешено везти с собой в поход одну служанку, умевшую все, что гетере было необходимо и имевшую все с собой. Они путешествовали в больших корзинах на спине одного верблюда, переброшенного между его горбами, а еще один верблюд вез все им необходимое для их жизнедеятельности. Неизбывно тяжело  жен-щинам путешествовать в компании мужчин. Но у этих дамочек никто и ничего не спрашивал, ибо были они одна гетерой по найму, другая – рабыней гетеры. Значит, мнение их по сему поводу никого и никогда не интересовало!

Так и двигалось войско царя царей к Истру, где ждала его первая переправа, выстроенная греками. Впереди и по флангам его движения, рассыпанные широким зонтиком, весело рысили легкоконные отряды лучников, неся охрану воинства Дария на походе. Ближе к середине шла пехота и огромный табор лагерных слуг и рабов. Затем снова пехота, двигаясь вперемешку с обозом, позади пехоты вели вьючный скот и гнали стада и отары мясного скота, на пропитание армии. За ними выдвигалась катафрактная конница шахиншаха. А замыкали все это снова легкие конники, державшие и позади царского воинства защитный зонтик.

Весело и браво двигалась вся эта огромная армада людей и животных, приближаясь к пределам вож-деленной ими Скифии. Настроение у всех было бодро-приподнятое, никто не ныл и не грустил. В свое вре-мя войско делало дневки, чтобы воины имели время исправить свою амуницию, сводить своих лошадей к скотьим лечьцам и кузнецам, подковать. Помыться  привести себя в полный порядок, показать и свои сби-тые о дорожные камни ноги лечьцам. А иногда и подлечиться. Спешки никакой не было – времени на поход сей, царь царей определил с запасом, в полнейшем достатке. Всем довольно было персидское воинство, на-чинавшее этот поход, призванный расширить пределы власти шахиншахов дома Ахеменидов. Продовольст-вия было в достатке, вино воинам давали во благовремение. Никакой нехватки ни в чем не было.
И каждое утро, вставая до восхода солнца, теплило огромное воинство шахиншаха бесчисленные огни своих костров, готовя на них свою походную пищу. Потом завтракало, обжигаясь и спеша. Кто не успел – тот опоздал, запомните! Ибо пора уже была вьючить бесконечные вьюки на терпеливые спины ослов, му-лов, лошадей и верблюдов, запрягать в парные упряжки безрогих быков и лошадей, сгонять в поход с паст-бищ стада и отары мясного скота и табуны запасных лошадей, для ремонта  конницы. И все это мыча, кри-ча и блея, снова выступало в поход, уменьшившись на число уже съеденных воинством голов. Впрочем, пока двигались по землям, изъявившим желание поддаться власти шахиншаха, убыль стад, отар и табунов была минимальна. Хозяева земли, присягнувшие царю царей, стремясь доказать ему свою преданность, кормили все его воинство на свой кошт, запасая по пути огромные склада довольствия и замен. Настоящий поход начнется позже. Даже не в землях, населенных только что придавленными гетами. Там, персидские гарнизоны тоже запасали на своих складах огромные запасы продовольствия для проходящего воинства, отнимая его у местного населения, не изъявившего вовремя покорности. Изъявили бы, и тогда все припасы для войска царя царей, отнимал бы у них не военачальник-перс, а свой привычный правитель, ну, возможно, назначенный шахиншахом хшатрапаван. Велика разница, неправда ли?
Но настоящий поход начнется уже за Истром. Там, где не будет изъявивших покорность персам мест-ных правителей, не окажется гарнизонов персидских войск, да и самих городов, тоже не окажется, чтобы было персам у кого что отнять. Там будут только свои запасы, везомые на возах и вьюках и бредущие в ста-дах, табунах и отарах, на своих четырех ногах. И, наверное, скифы, кто будет совсем не прочь урвать свою долю от тех разносолов, какие персы припрут с собой к ним в степи. А чего ж бы им и не внести разнообра-зие в свое степное меню, особенно если за это разнообразие, заплатит своей казной сам царь царей? Они люди бедные, живущие от степных милостей, лишнего у них не бывает. Как им тут не прицениться к приве-зенному прямо к ним домой щедрыми персами? неможно бросаться такими возможностями! Не по-хозяйски так-то!
Но пока скифов не было, как редко объявлялись и непокорные геты, загнанные персами заранее в свои горы и леса и на прочие неудобные земли, чтобы не путались под ногами у воинства царя царей, по-спешающего с походом в Скифию. Так, в кои-то времена пустят стрелу – другую, из лесистых предгорий, скрываясь с места диверсии еще до прихода туда легкой конницы. Те ж не любопытствовать бегут, снарядив луки, а что это там?
На ночь персы становиться старались еще до темна. Организовав и учредив по свету еще охрану сво-его стана. Засветло собирали дрова, подчищая от них, случалось, всю округу, близ своего лагеря. И варили на кострах походное варево, спеша компенсировать им затраты энергии, понесенные ими за день пути. Блпаго длинными летними уже днями с их короткими, мгновенно пролетающими ночами, это было отнюдь не сложно. У шатра шахиншаха освещалась многими факелами площадка. Там засиживались за походным царским столом сам царь и его военачальники, обсуждавшие те, или иные проблемы, ставшие ясными за этот день. Часто засиживались долго, а потом клевали носом в своих седлах. Лучше всех было шахиншаху. Он, привыкнув спать в своей колеснице, не стеснялся нисколь. А хуже всего приходилось Хумраште. Он не мог отправиться спать раньше повелителя и не мог спать, пока тот бодрствовал. Ему полагалось бдить и бдить! Такая уж у него собачья должность!
Войско передвигалось, как и всегда в таких случаях, со скоростью самого медленной передвигающей-ся своей части. Такой частью всегда и всюду были парные бычьи упряжки обоза. Мыча и взревывая тысяча-ми бычьих глоток, пыля многими тысячами копыт и скрипя опять же многими тысячами колес, ползет ог-ромный обоз персидской армии. Жалуясь миру на свою судьбу верблюжьим и ослиным ревом, до полусмер-ти пугающим, замученных непосильной работой, лошадей окрестных селян. Тех, кто, несмотря на немирье персов с гетами, все ж не решился бросить свой кусок земли, оставшись его обрабатывать. Его бы мужест-вом восхищаться всем, вы подумайте, как же ему страшно, селянину тому! И сеять, и растить, и убирать. И все это под постоянной угрозой, никогда не расслабляясь… А все над ним изгалялись, как могли. Норовя при этом обокрасть и унизить. Вот же жизнь, хрен на нее!
Наконец, отколыхавшись по каменистым ухабам Родоп и Планин добрые две недели, армия Дария подошла к излучине Истра. И была встречена греками-умельцами Гистиея. Дарий таки последовал совету Гобрагша, назначив Гистиея возводить и командовать переправами через Истр и Тирас. Переправа через Истр, вытянув две нитки дощатого покрытия, ждала переправляющихся. Вернувшийся сим утром от Тираса Гистией сообщил, что там еще готово не все, но будет готово, когда рать царя царей подойдет к реке. Про-быв этим днем на полтора часа дольше в пути, хотелось им стать на ночевку на правом берегу Истра, чтобы сразу, с утреца и начать переправу, царь царей устал особенно. Вечерний помыв оказался ему нужен осо-бенно, и Шахрух с Аспазией трудились в поте лиц своих и не покладая рук. Но из своего помывочного шат-ра к уже накрытому столу шахиншах вышел посвежевшим и великолепно-чистым.
Сегодня к столу, кроме привычного при нем Гобрагша и крупных военачальников шахиншаха, званы были Гистией и Мильтиад . Будучи по рождению афинянином, Мильтиад был тираном Херсонеса Фракий-ского  и сыном тирана, тоже, кстати, Мильтиада. Они изъявили покорность царю царей в самом начале это-го похода и были тому обязаны службой. Дарий возложил на них тяготу сбора и снаряжения 25 судов и уча-стие в наведении переправ через Боспор, Истр и Тирас. Мильтиад, всегда считая, что мира с персами у гре-ков не выйдет, вынужден был подлаживаться к царю царей, признавая его верховенство и высшую власть. Но, в отличие от того же Гистиея, его власть не на милости Дария держалась, и преданность ему хранить, для Мильтиада было совсем не обязательно.
Явившиеся греки не пожалели слов живописуя трудности быта в дикой стране, открывшейся им меж-ду Истром и Тирасом, где уже кочевали самые западные колена скифских племен. Пищу доставать сложно, болотистая почва кругом, всепоражающее обилие кровососущих насекомых, назойливых и неистребимых. Впрочем, все эти прелести своих будущих новых земель, шахиншах уже и сам ощутил полной мерой. Его чистая и ухоженная кожа, чесалась, словно повелитель всей Ойкумены  внезапно заболел чесоткой. Но, не имея чем всерьез бороться с многочисленными летающими кровососами, шахиншах вынуждено терпел их назойливое и болезненное присутствие. Только двое его телохранителей, отставив оружие, обзавелись вет-ками речных ив, отгоняя ими назойливое комарье. Ну, ладно, шахиншаху всегда можно найти себе такой выход, а как быть его воинам? От них то комарье отгонять рабов не приставишь!
Еще рассказывали греки, в этих землях совсем не легко найти пропитание. Лесов тут немного, а степи заселены животными, охотиться за коими пешим, бессмысленно. Реки, правда, полны рыбы и раков, сыс-кать в них пищу не проблема. Но человеческих поселений в ближайших окрестностях нету совсем. Не ста-нет же вся армия персов ловить рыбу себе на прокорм? Кому тогда придется воевать со скифами? А когда царь царей подойдет к Тирасу, и станет переправляться через него, ближайшим к нему поселением станет греческая Ольвия, но идти к ней доведется очень топкими, пересеченными многими малыми и средними реками и речушками, низинными землями. Земли туда дальше, на север, наоборот, заметно вздымались и холмились, становясь гористыми. Зато проход на восток природой был оставлен чист.
Царя царей он, собственно, только и интересовал. Еще интересовало его, встретили ли здесь греки скифов и, если да, то, как те отнеслись к ним. Скифы подходили и к переправам через Истр, и через Тирас, отвечали шахиншаху, но в переговоры с греками не вступали, просто смотрели. Впрочем, сказал Гистией, пусть царь царей убедится сам: смотрят они за персами и греками и теперь. И правда, на дальний холм, ви-димый от реки, вынесло маленькую группу всадников, крошечных с такого расстояния. Дальний разъезд легкой конницы царя царей, видя, что их больше числом, чем скифов, понесся к тем на скором карьере, на-мереваясь навязать им бой. Скифы, боя не приняв, исчезли с вершины холма, словно истаяв вдали. Но кон-ные персы своей погони на холме не оставили. Бодро перевалив холм, понеслись они, ускоряясь под уклон за скифами, рассчитывая посечь и рассеять тех, возможно взяв кого-нибудь в полон. Было же объявлнено глашатаем царя царей и подтверждено всеми командирами отрядов персидского воинства, что за первого полоненного скифа, полагается большая премия: целых сорок дариков.
Впрочем, все это было очень далеко от места, где царь царей и его гости вкушали яств, приготовлен-ных поварами шахиншаха. Они снова углубились в обед, понимая, что если будут какие-то известия, их они не обойдут никак. Однако от увлеченного смакования царской кухни, они внезапно были отвлечены воскли-цаниями охранников, снова смотревших на те бугры, где давеча видали скифов. Более от тех мест, взгляды свои они не отрывались совсем. Видели и царь царей и вся его свита, как с полсотни скифов, охватив полу-месяцем погони, гнали перед собой большой разъезд легкой конницы персов, избивая его стрелами. Словно сросшись со своими скакунами телами, скифы маневрировали на своих стремительно скачущих конях, по-спевая яростно метать стрелы из своих небольших всего-то в локоть с полной пядью, луков. И метко-то как метали, паразиты. То один, то другой перс-эфталит, взмахивал в воздухе руками, словно принимая их за крылья, и пытаясь взлететь со спины своего скакуна, потом же валился, оползая вдоль тела своего коня, на-земь. А то и просто утыкался носом в гриву своего товарища-коня, обхватив его руками за шею. Чувствуя слабость человека на них, такие скакуны немедленно переходили на шаг, выходя из пределов погони. Да и скифы на них внимания больше не обращали, продолжая погоню за все еще остававшимися всадниками-эфталитами. Они подогнали тех к большому отряду эфталитской конницы, сотен в пять, принявшей на изго-товку и прянувшей вперед ввиду атаки скифов. Правильно конница она и должна встречать атакой чужую атаку, поскольку сильна она только в движении. Сильна слитной инерцией воина, мечущего с ее спины стрелы, и его скакуна. Но дожидаться их атаки, скифы не стали, описав перед фронтом атакующих эфтали-тов, четкую окружность, и, встав на обратный курс. Теперь они отстреливались назад, умудряясь разворачи-ваться корпусами и метать стрелы четко назад, причем, в обе стороны. И снова очень и очень метко.
Правда и скифы то и дело вылетали из седел, выбиваемые стрелами эфталитов, но лучники эфталитов вылетали куда чаще и погибало их намного больше. Скифы же, снова поднявшись на холм, подзадержались на нем, немного поддразнивая персов и меча в них меткие стрелы сверху вниз, да еще и из-под солнца. Брать прицел под яростно пылающее дневное светило, эфталитам было уж и совсем некомфортно. Они пол-ностью сосредоточились на защите от стрел, пытаясь одновременно гнать своих скакунов самым скорым карьером в гору. Персидская конница, свежая и не испытывающая на себе ни усталости, ни недокормицы, свирепо рвалась к вершине холма, с которой их накрывали своими стрелами скифы. Те же, видя, как яростно и с какой готовностью персы их атакуют, внезапно исчезли с вершины холма, словно испарившись. Эфтали-ты перевалив холм, вскоре объявились назад и, оставив новый разъезд, взамен потраченного прежде скифа-ми, отошли к своему воинству.
- Однако!
Промолвил с набитым ртом Гистией:
- На берега Истра они давно уже не приходили, навещая нас только между Истром и Тирасом, ну и, разумеется, за Тирасом. Это уже что-то новое получается.
- Хорошо,
Вступил в разговор Дарий:
- Они о нас ведают многое. Видели, похоже, всю мою армию! А что знаем мы о них?
И обвел глазами своих командиров. Те, ежась под тяжелым взором своего повелителя, смущенно пря-тали свои глаза. Что они могли ему ответить на его вполне справедливые упреки? Остановив свой взгляд на немолодом уже начальнике смешанного конного отряда парфян, Артебиазе, Дарий разродился приказом:
- Артебиаз, бери своих конников и выходи в степ между Истром и Тирасом, широким неводом прой-тись по степи ним. Если встретишь малые отряды скифской конницы – бей их незамедлительно! От боль-ших, больше твоего, наоборот, уходи, не вступая с ними в бой. Уводи их на нас, понимаешь?
- Слушаю и повинуюсь, величайший!
С этими словами Артебиаз развернув коня, поднял его с шага в очень быструю рысь и поскакал к сво-им парфянам. Через какое-то время, его крупный отряд блестящей парфянской конницы, на великолепных скакунах, крупной рысью прошел мимо походной ставки шахиншаха, направляясь в голову всей колонны персов. И уже там, широко раскинув зонтик малых дозоров и разъездов ходко пошел вперед, обгоняя всю персидскую армию. Долго провожая конников Артебиаза, направившихся пока только лишь к переправе через Истр, взглядом, шахиншах задумчиво промолвил:
- Кажется, я начинаю понимать, что имели ввиду те греки, кто говорил мне, что эта война не будет похожа ни на одну мою предыдущую кампанию. И что в ней меня ждут многие, причем, совершенно не-ожиданные сюрпризы. Война еще даже и не началась, а сюрпризы уже следуют!
Ни он сам и ни один из его многочисленных военачальников не знали как воюют в степи. А собира-лись там воевать с экспертами этого дела. С людьми, переломавшими за долгие века их проживания в этих степях, несчетное число копий. Провернувшими без счету и учета больших и малых степных войнушек. По-сылая Артебиаза с его конными, искать скифов в степи, ни сам Дарий, ни Артебиаз и ведать не ведали, как в ней можно прятаться, и возможно ли это вообще. И ни одна живая душа из их рати не могла им в этом деле помочь хотя бы советом единым. Откуда им, жителям азиатских долин и гористых теснин, знать и ведать, что такое степь и как в ней воюют. Но Артебиаз был военным человеком. А военные отличаются от невоен-ных тем, что приказы вышестоящего начальства они не обсуждают, а выполняют! Другое дело, как это у них получается!? Вот и Артебиаз ни о чем расспрашивать никого не стал. Он просто повел свой отряд через Истр, по мосту, излаженному греками.
Шли персы в колонну по два всадника. И получилось так, что проходя по шаткому настилу, не умери-ли шага своих коней. Наплавной мост принялся раскачиваться. Вначале незаметно, позволив самому Арте-биазу и его передовым конным, перейти Истр, а когда на наиболее раскачиваемой середине моста оказались первые катафрактарии этого отряда, случилась трагедия. Сильно качаемый мост напугал лошадей самых первых шеренг латных персов, а их всадники, упустив это из виду, не поспешили тех успокоить. Занервни-чав лошади принялись, всхрапывая и приседая на задние ноги, плясать на настиле, передавая свою нерв-ность все дальше и дальше. И странно было видеть, что все впереди идущие легкоконные добрались до дру-гого берега реки бех серьезных затруднений, а на середине моста, крутились давая бесчисленные свечи ло-шади все большего и большего числа конных. И только ехавший посреди своих конных сотник катафракта-риев, быстро сориентировался что ему делать, дабы остановить излишнюю нервность лошадей.
Скомандовав всем всадникам спешиться и успокоить лошадей, он сам, подавая пример, спрыгнул на настил. И, обхватив голову своего жеребца, принялся шептать несчто очень ласковое в его нервно подраги-вающее ухо. Знал опытный воин, как успокаивает лошадей членораздельная и ласковая человеческая речь своими интонациями. И успокоил, уболтал-таки своего коняшку! Остальные его подчиненные старательно последовали его примеру и почти все справились со своими питомцами. Только два из них сорвались, загро-хотав костями по палубам кораблей-опор. А впереди этих катафрактариев с передовыми тремя десятками конников-катафрактариев, творилось нечто невообразимое. Ржали и кричали перепуганные лошади, одна за другой давая свечки и молотя в воздухе передними ногами. Не всегда, впрочем, в воздухе.
Порою эти удары припадали на черепа и спины других лошадей и их наезников. Еще больше нервоз-ности в их поведение добавляли бешенные крики людей, пытающихся удержаться в своих седлах. Потом разнервничавшиеся кони, еще больше разболтавшие враскачку, мост, стали срываться с него в воду и на палубы греческих бирем, послуживших плавучими опорами этому морсту. Трудно описать весь тот ужас, что творился там на мосту. Взбесившиеся лошади гвоздили своими тяжелыми копытами по слетевшим с их спин людям, ломая их скелеты и черепа. То одна, то другая из них, срывались с настила на палубу корабля, служившего этому мосту опорой, продолжали свои бесчинства уже там. Иные сразу рушились в реку. И то-нули, отягощенные панцирями, как тонули и увлекаемые ими в реку люди. Даже если кто-то и умел плавать, его утаскивал под воду тяжелый панцирь, или накрывал своей дробяще-ломающей тяжестью следующий, сверзившийся в реку с моста конь и его всадник. Все это продолжалось короткие мгновения, но бед надела-ло отнюдь немалых.
Никто не знал, как успокоить всю эту кучу-малу. Все кончилось только тогда, когда все они погибли. Ну, или почти все. На мосту остались четыре – пять неподвижных человеческих тел, растоптанных и изби-тых. Все остальные всадники отправились гулять в реку, вместе со своими скакунами. И только один из них стоял на мосту, прижавшись лицом к обхваченной обеими руками, морде своего жеребца, крупно дрожаще-го всем своим телом. Только эти двое из всех трех десятков передних всадников-катафрактариев и сумели пережить эту ужасную катастрофу на мосту. Но уже бежал с той стороны Истра Артебиаз, сопровождаемый несколькими всадниками, передавшими повод своих скакунов, своим товарищам по строю. Всадник сумев-ший пережить тот ужас на мосту, справился пойти к левому берегу Истра сам, ведя в поводу своего коня. И только когда он, отирая обильный пот, прошибший его, снял шлем, все отшатнулись по обе стороны от Ист-ра. Голова этого жаркого брюнета в прошлом была снежно-бела!
Но Артебиаз и бежавшие за ним пешие катафрактарии уже хватали под уздцы лошадей своих това-рищей и вели их через мост, вместе с ними. Прекратившееся, было, движение через мост, восстановилось. И на левый берег Истра отряд Артебиаза переше уже без дальнейших потерь. Но Гобрагш, повернувшись к царю царей, прошептал так, что слышали это лишь они двое:
- Недобрая это примета, величайший! Очень нехорошая!
И что бы не думал по этому поводу Дарий, а не согласиться со своим сильно опавшим с лица совет-ником, он не мог. Примета у них сегодня получилась, самая что ни на есть пошлая. Остаток дня шахиншах провел в совсем нешуточных раздумьях, никого к себе не допуская и ни с кем более не советуясь. Даже его роскошный обед ему подали в шатер. И он его ни с кем не разделил, что было поистине странным для всей его рати, привыкшей за эти дни, что шахиншах делит свой обед с военачальниками. По тому, кто пригла-шался к столу и где он сидел, все его воинство видело, кто сегодня в фаворе, а чьи акции в глазах царя царей стали котироваться ниже. Но в этот день, накрывать на стол перед шатром шахиншах не велел и на улицу больше не вышел. Он долго валялся на подушках, раздумывая, следует ему продолжить уже начатый и раз-родившийся такой неприятной приметой поход, или лучше его отложить. Но еще никогда царь царей не пе-ременял своих замыслов. Было бы крайне неприятно начать это делать просто под давлением нехороших примет. Таковые ведь сыщутся всегда и везде. И после долгих колебаний и шатаний в разные стороны, ша-хиншах решил ничего не менять в этом походе. Пусть все идет, как оно и заведено.
Весь огромный персидский лагерь так и лег спать, бурно обсуждая произошедшее сегодня на мосту и тот факт, что званого обеда у шатра шахиншаха сегодня не было. находились смельчаки, бравшиеся утвер-ждать, что уже завтра, едва проснувшись, они получат приказ просто идти назад. Нет, говорили другие, про-сто назавад мвы не пойдем. Мы пойдем брать на щит Ольвию и Тиру. Этому верили и даже радовались, го-рода, хоть и небольшие, обещали добычу при штурме. А добыча всегда греет сердце воина. Еще более сме-лые утверждали, ссылаясь будто бы на оговорку Гобрагша, что цель похода будет изменена царем царей кардинально. И они отправятся не против скифов, а брать греческие города-колонии, раскинувшиеся по се-верному берегу Понта Эвксинского, а их было немало: Тира и Никония, расположившиеся в устье Тираса, Ольвия в устье Гиппаниса, затем города Климат : строящийся Калос Лиман и Керкентида, Херсонес, Ким-мерик и Пантикапей, на противоположной стороне Боспора Киммерийского  благоденствовали Фанагория, Гермонасса, Горгилия, Бата и Торик. Ради такого кусочка, добавленного к империи, полагали лагерные стратеги, стоило потрудиться. А и им куда как весело! Города все же! А в городах, что ждет воинов удачли-вой армии, их штурмующей? Правильно, обильная добыча, бабы и рабы! Это все совсем неплохой стимул, чтобы рискнуть шкурой при штурме этих городов. К тому же, полагали сторонники этой идеи, морем туда уже идет мощный флот царя царей, чтобы оказать ему поддержку с моря. И очень мало кто высказывался в том смысле, что проход будет продолжен, как будто, ничего и не случилось.
Но уже следующее утро началось вроде бы так же, как и все предыдущие. Огромный лагерь воинства царя царей зашевелился еще до света. Но прежде чем по переправе через Истр пошли первые отряды цар-ского войска, по нему грохоча копытами по прочным доскам настила, прошел головной отряд легкоконных. Почти полторы тысячи конных лучников-парфян, в своих разноцветных фуфайках, с набитыми стрелами тулами, пройдясь горделиво перед царем царей, вступили на помост наплавного моста через Истр. Но их воевода, глава квартирьеров Уррагшп, явив себя мудрым командиром, немедленно приказал всем им спе-шиться, ведя своих скакунов в поводу. Хватит с них вчерашнего недоразумения на этом же мосту! И сам он оставил спину своего скакуна первым, подавая пример своим людям. Качающийся на волнах мост мог напу-гать коней, животное это осторожное и крайне нервное. Вести их в поводу всяко надежнее и вернее. А лиш-ние приключения, связанные с потерями, да еще и на самом выходе в поход, были ни к чему ни командиру этого отряда, ни самому шахиншаху. Сам воевода отряда, спешившись, повел в поводу своего вороного же-ребца, возглавив пятисотенный отряд своих катафрактариев. Одетые в пластинчатые брони, вели они в по-воду своих тяжелых жеребцов, а каждый воин для боя предпочитал именно жеребца, тоже накрытых попо-ной, набранной из чешуйчатой брони. Такие же бронированные, подогнанные по мерке элементы снаряже-ния покрывали шеи и морды их скакунов. Длинные копья, вставленные пятками в специальные петли, ко-лыхались в такт движения лошадей, оставленные всадниками у седел. Там же остались притороченными их тяжеленные буздыганы . На поясах у себя, с ног до головы закованных в броню всадники, оставили только длинные прямые мечи и кинжалы. Их остроконечные конические металлические шлемы с масками на лица, закинутые до времени вверх, отдаленно напоминали колпаки. И хорошо оберегали всадников от прямого удара по голове, делая их, к тому же, гораздо более высокими, чем они были на самом деле.
Уррагшп конников, придержав своего скакуна, пропустил мимо себя и замыкавший шествие его отря-да, легкоконный отряд в три сотни голов. И только после этого сам вступил на доски мостового настила. Уже перейдя на другой берег Истра, он, легко и ловко вскочив в седло, а дело это отнюдь не простое. Осо-бенно, если учесть отсутствие у седел тех пор стремян. И горделиво поприветствовал шахиншаха и его во-инство выхваченным из ножен мечом. Затем он повел свой отряд, раскидывая его широкой сетью неболь-ших разъездов легкой конницы, шедших на расстоянии прямой видимости друг от друга. Не первым шел его отряд, отнюдь не первым. Вперед еще вчера ушли конные Артебиаза, но и ему следовало вести себя осто-рожно. Ведь для всего огромного персидского войска именно его конники были головными.
Его конные лучники эфталиты немедленно взяли под свой надзор степь по левому берегу Истра, на всю открытую взору глубину, просматриваемую от моста. И началась переправа основной массы войск. А на правом берегу Истра, оставляемом войском Дария, оставались пока легкоконные лучники Хорезма и ар-мяне. Большей частью для текущего охранения и войск в лагере и самой переправы.
Наконец колесница шахиншаха взъехала на настил переправы. Гулко покатили по доскам в полную пядь толщиной кованные железом колеса. Шахиншах, несмотря на уговоры придворных, настоял на том, чтобы ему ехать в колеснице:
- Все шахиншахи до меня ездили на колесницах и после меня будут ездить.
Говорил он очередному увещевателю, уговаривавшего величайшего поостеречься:
- И не гоже мне в этом деле давать слабину! Первым в таком деле я не буду!
Рядом с ним, стоя за спиной у Колоша, лицом к повелителю, прикрывая его щитом от злокозненных греков справа, ехал Хумрашта, привычно осматривая слева все и всех на судах, по каким проходил настил, подозрительно-вызывающим взглядом. Взгляд этот не обещал ничего хорошего любому злоумышленнику, попробовавшему бы посягнуть на драгоценнейшую жизнь его повелителя. Телохранители впереди колесни-цы и позади ее ехали в привычной изготовке, имея приказ Хумрашты, что в данной обстановке приравнива-лось к приказу самого шахиншаха, стрелять как только ему покажется хоть что-то подозрительным. Или же, просто повинуясь знаку Хумрашты – поднятой кверху ладони. Гобрагш, очень много сил потратил уже этим утром, вечером его как и всех иных не устили в шатер, убеждая царя царей перейти мост в окружении своих телохранителей, отправив колесницу пустой, впереди себя. Сейчас он ехал в чешуйчатом панцире позади телохранителей, не мешая им нести свою почетную службу, но и не отдаляясь никуда от места нахождения своего господина.
Честный Гобрагш так и не сумел объяснить шахиншаху, чего он боится, но настаивал, де лошади очень пугливы и нервны, способны, оказавшись на новом для себя и очень неустойчивом настиле, где нервы их натянуты пуще обычного, неизвестно от чего взбеситься и понести. И если в чистом поле, или на дороге, есть свободное место и честный Колош, способный справиться со своей вороной квадригой практически в любой мыслимой и немыслимой ситуации, то на мосту такого места просто нет. Есть только вода по обе его стороны, куда в любой момент колесница, разворачиваемая понесшими ее лошадьми, и может запросто сверзиться, вместе со всем ее драгоценным содержимым. И никто не вспоминал, при этом, что царь царей не умеет даже плавать. Это опускалось до времени.
Но Дарий, не желавший нарушать правило о том, что царь царей передвигается на колеснице всегда, когда он не во дворце, дворцовом саду, или своем шатре, упершись намертво, отстоял свое право, и обязан-ность, между прочим, ехать на колеснице, невзирая ни на какие возражения и аргументы премудрого Гоб-рагша. Но тут уже вмешался Хумрашта, настояв, что для обеспечения пущей безопасности царя царей, каж-дого коня его квадриги поведут сразу двое его телохранителей, сильных и надежных. Против этого Дарий ничего не имел. Ему-то и самому так будет покойнее. Всю четверку лошадей, запряженных в его колесницу, взяли под уздцы по двое дюжих телохранителей, отобранных Хумраштой, а в колеснице наготове стоял еще и Колош, зажав в своих крепких руках ненужные, покамест, вожжи. Напоив своих любимцев с раннего утра успокоительным отваром, опытный и надежный возничий тревоги своей не проявлял. Да и какая там трево-га, если каждую лошадь квадриги ведут за узду двое воинов, готовые немедленно на ней повиснуть, понуж-дая коней страшной болью разрываемого рта, подчиняться.
Но переправа, опровергая все недобрые ожидания Горбрагша, шла покойно и уверенно, ныне бы ска-зали – штатно. Греки на своих судах сидели как мыши под веником, тихо и скрытно, избегая создавать ка-кие-нибудь проблемы охране шахиншаха. Поняли, наверное, лукавые, не охране создадут они проблемы – себе самим, нежно и горячо любимым, случись чего. Если, конечно, стрела в лоб – всего лишь проблема. И вот, наконец, кованные колеса колесницы царя царей подминают своей великолепной тяжестью густую зе-леную мураву степей, расположенных между Истром и Тирасом. В безоблачной бирюзе неба, невидимые разливаются своими песнями жаворонки. На далеком окоеме быстро проносит большой табунок степных джейранов. Люди им извечные враги! Хоть персы, хоть скифы, хоть греки, им без разницы. Все они охочи до нежного джейраньего мяса. Так было, так есть и так будет!
А тут, видите ли, этакое место людей пробирается себе на северо-восток, огибая, поодаль от его бере-гов, Понт Эвксинский. Возы, увлекаемые парными упряжками быков, катились в три нитки, охраняемые по бокам всей массой персидской пехоты. Отрядвы других народов тоже принимали участие в этом походе, но были они немногочисленны и погоды не делали. Быстро учредив из легкой, собственно персидской конни-цы, боковое охранение, царь царей, не задерживаясь и не тратя времени попусту, повел свою рать в непо-нятные ему и совсем, в общем-то, неведомые, безбрежные просторы….

ГРУППА КИБИТОК, восточнее Тираса, тот же день.
Большая, крепко слаженная кибитка на сплошных дощатых колесах, перемещалась в восточном на-правлении. Увешанные войлоками и кожаными сшитыми из шкур быков пологами, крепко сколоченные и стянутые по углам металлическими полосами, двухосные повозки не быстро влеклись степными шляхами, известными только скифам, парными бычьими упряжками. На повозках передвигались только дети женщи-ны и совсем уже обессиленные немилосердным возрастом, старики. Мужчины приходили в повозки только на ночь. Когда они, становясь в  привычный круг, скреплялись цепями между собой, создавая передвижное укрепление, вполне способное отразить внезапный и самый опасный первый натиск врага. Тот, что всегда сходу и с наворопа! Весь световой день скифы-мужчины проводили в седлах, выпасая свои огромные табу-ны, стада и отары. Пестуя свое главное богатство. Да, скот везде и всегда является самым главным достоя-нием и предметом гордости кочевника. Скифы отнюдь не были исключением из этого всеобщего обязатель-ного правила. Рядом с кибитками передвигались пешие скифы, со средней величины квадратными щитами на спине, с длинными, локтей 5 – 6, копьями в руке и луками в горите , в одном его отделении держали лу-ки, а второе отделение было набито стрелами. В кибитках, в строго определенных местах, каждый пеший скиф держал по два запасных тула со стрелами, до шестидесяти штук в общей сложности на одного стрелка. Взамен каждой взятой оттуда стрелы, скифы непременно тут же делали новую, восполняя общее количество стрел. Отходя от повозок, скифы вешали тулы со стрелами к поясу. Это не горит, он гораздо компактнее, ибо в нем хранят только стрелы. Ну, и, разумеется, обязательная  и сакрально-ритуальная принадлежность каждого скифа – меч-акинак . И вправду, как прикажете себе вообразить скифа без акинака, и его очень мощного составного лука, причудливо и находчиво собранного из наиболее упругого дерева, роговых пла-стин, предпочтительно турьих и козлиных и сухожилий степных джейранов. Со странническим посохом, скажете? Ну-ну!
Пообочь с неспешно перемещающимися кибитками, скакали легкоконные воины царского конвоя скифов. Было их не так уж и много, всего до двух сотен человек. Иные разбегались по степи намного шире, предупреждая всякую возможность предполагаемого аврага напасть на кочующую царскую семью внезап-но. Все, как один в рубахах из греческих тканей. По летнему времени, скифы предпочитали их, хотя и были они, покупаемые в Ольвии и Тире, очень дороги. Станет холоднее, и перейдут все скифы на шерстяную и кожаную одежду, вырабатываемую собственными мастерами.
Больше всего их было в их оседлых становищах, размещавшихся по Борисфену  и, притекающим к нему справа, рекам. Но часть из них кочевало и в кибитках вечно кочующих скотоводов. Вот и сейчас, в не-скольких кибитках, под размеренную и неспешную песнь степняка, шла обработка войлока. В других скиф-ские женщины из шерсти сучили шерстяную пряжу. А что ж им, дожидаться дневки, когда кибитки при-вычно образуют круг? Так, может, случиться это через неделю, а, может, и через месяц. Это уж как их царь возжелает. Что ж, работа ждать их станет, думаете? Нет, работа ждать точно не будет, а не будет работы, не станет и кормов. Кто бы их принялся задаром кормить и одевать? Кому они нужны такие красивые и ничего не делающие? Рабов у скифов мало, они им нужны лишь для самых черных работ по кочевью. Да и в самом-то деле! Рабу разве доверишь пасти стада? Ведь это ему надо в седло позволить садиться! Как иначе вер-шить работу пастуха в степи прикажете? На карачках, разве? А ведь только дураком можно поименовать того хозяина, кто доверит рабу коня! Не товарищи они отнюдь – раб и конь! И уж подавно нечего рабу де-лать там, где пасут табуны. Разве что отары выпасать. Бараны они быстро тоже бегать умеют, но далеко от человека не удаляются, всего боясь в степи. Но и на барана есть свой охотник – степной волк. А и тому лег-че противостоять с коня. Не обязательно, конечно, но, легче. Особенно если конь хорошо обучен и выезжен. А других верховых лошадей скифы никогда не признавали и не имели. Оружием таким пастухам, страшным и смертельным для волка, всегда служил кнут-арапник . Вот и получается, что может раб только у женщин работу отбирать, по лагерю суетясь. Потому и презирает кочевой воин женскую работу, ее ведь делает раб, несвободный человек, позволивший себя полонить. Никогда не станет ее исполнять без крайней нужды, хо-тя и умеет делать. Ибо она и рабу доступна, такая работа! А что делает раб, то свободному мужчине и вои-ну, делать надо избегать!
Нестарый еще широкоплечий мужчина покойно ехал в седле, сопровождаемый двумя воинами. Одет он был, как и все вокруг: рубаха из греческой ткани с богатой вышивкой по вороту и рукавам, кожаные, тонкой выделки штаны и кожаная обувь, отдаленно напоминающая сапоги, но шитые на одну ногу, без каб-луков и вытяжки, подвязанные кожаными ремешками под самые колени. Нечто сильно переходное между сапогами и постолами.
На добротном поясе турьей кожи, акинак в красивых, выложенных серебром кожаных ножнах и кин-жал с узорчатой костяной рукояткой, явно восточной работы.  За спиной у седла горит, изузоренный сереб-ром и золотом. В нем лук и два десятка стрел. Окладистая русая ухоженная борода ниспадала мужчине на грудь, ластясь к его рубашке. Муж сей щурился, подставляя лицо ласковому солнцу и непроизвольно вслу-шиваясь в изысканное пение первых жаворонков. Радовался бытию и редкому в его положении безделью, позволявшем хотя бы так, ненароком, насладится тихим летним утром, разрываемом только мирным скри-пом колес и далеким топотом прогоняемых на отшибе стад и табунов.
С кибитки спрыгнула молодая женщина, гибкая и сильная, легко держа на руках, освобожденное от пеленок, голенькое дитя, тоже поспешая погреться на утреннем солнышке, подставить малого его благо-творным лучам.
Но внезапно, в тихий покой летнего утра, ворвалась явно тревожная дробь конских копыт. Мужчина досадливо оглянулся и тут же повернул коня навстречу подъезжающим четырем воинам. Передний из них, ликом в чем то схожий, со всадником у каравана, одет был в чешуйчатый панцирь и шлем, железный, на-верное ассирийский. Много их появилось у скифов после их азиатских прогулок-походов скифского царя Мадия . Бают старики, тогда силу оружия скифов, познали на своих шкурах, и мидяне, и ассирийцы, и ва-вилоняне, и те же персы. А уж трофеи оттуда были так и что как богаты! Небольшой круглый щит конника, подвешенный спереди седла, у самой ноги всадника, своей формой выдавал вождя. Как правило, именно вожди и цари у скифов имели круглые щиты. Сопровождающие его всадники, неплохо защищенные чешуй-чатыми панцирями, щиты имеют квадратные, деревянные, обтянутые кожей, под прижим мягких медных полос оковки.
Вооружены все они копьями с длинным и острым наконечником. Играя этим копьем, скифы легко снимают кольцо-обруч с головы невесты, на всем скаку. Нисколько не повредив смелой славнице ее кожу и совсем не растрепав волос. Такое приветствие для скифской девицы – честь великая. Называется он «Поце-луй мужества нежности». Но и позор ей может велик быть, коли не сдержавшись, не доверяя до конца из-браннику своему, взвизгнет она от страха, или, упаси ее от того Апи , отшатнется, убегая копейного острия. А уж поранить, или, более того, убить так свою невесту, для парня скифа позор вечный и несмываемый. Презирать его станут вокруг, копья больше поганцу не доверяя и в строй воинов не ставя. Отряжая только на женские работы. Оттого-то такие случаи в скифских степях на пальцах перечесть можно и помнили их скифы все, как один, приводя своим отпрыскам в отрицательный пример, как делать не надобно! Страшное это оружие для врага в руках воина-скифа, не менее страшное, пожалуй, чем его лук и стрелы, выглядывав-шие оперенным концами и пятками своими, из горитов, за спиной у каждого всадника. На поясе у каждого, кроме кинжала, неизменный меч-акинак. А у седла скакуна, приторочен клевец , на длинном в полтора – два локтя, ясеневом ратовище. Этим страшным по своей пробивной силе оружием, скифы тоже владели в совершенстве, тренируясь во владении им с детства. Его простота и дешевизна в изготовлении, позволяло самому бедному из них обзавестись клевцом, или чеканом, в самом нежном возрасте и упражняться во вла-дении им постоянно. Пася скот, или просто кочуя с места на место. Особенно важно было привыкнуть точ-но, надежно и четко, добившись абсолютной повторяемости, извлекать его длинное кованное острие из про-битого доспеха врага, ибо склонно это оружие не только прободевать тот доспех, но и застревать в нем. от-того и много было в скифских кочевьях тонких кованных металлических пластин, пробитых странными на первый вид, четырехгранными дырками. Тренировались в этом делом и пацаны сущие, недавно подогнав-шие чекан под свою руку и деды седобородые. Те – набивали руку, не позабыла бы былого мастерства и не дала бы врагу спуска! Да и любой всадник был не дурак, лишний раз поупражняться в этом жизненно важ-ном для них искустве.
Переводя своих коней из галопа на скорый шаг, всадники быстро сблизились с вождем.
- С чем прискакал, Скопасис?
Заинтересованно вопросил всадник при караване, адресуясь к переднему всаднику, коего явственно узнал. Женщина с ребенком даже не подалась под защиту своей кибитки, продолжая солнечные процедуры для своего малыша, тоже явственно распознав всадников и идентифицировав их, как своих. Иначе открыто бы не стояла, красуясь и хвастаясь своим малышом. Передний из подъезжающих, выводя своего коня па-раллельно коню бородача, отвечать начал еще на ходу:
- Не слишком хорошие вести, Идантирс!
- Царь царей вступил на наши земли?
Давно известившись о приготовлениях персов, скифы готовились к ним в свой черед, а охрану своего кона , они всегда держали настороже. Но, в связи с приготовлениями персов, была она усилена и приведена в особо готовное состояние. Чтобы как только те объявились, так сразу и известить своих.
- Да, царь! Его армия уже начала переправу через Тирас. А еще раньше, чем она ее начала, в наши степи проследовал отряд конных персов, точнее парфян, сотен эдак на 15 – 20. Мы, истыкав стрелами их небольшой разъезд, двоих их конных лишь сбросили с коней, взяв их живыми. И допросили, как следует, приложив им раскаленной стали к пяткам и кое-где повыше, так, чтобы чувствовалось получше и подоход-чивее.
- И что?
Все также спокойно интересовался царь Идантирс, нисколько, кажется, не пораженный принесенным ему известием.
- Рассказали они, что Дарий, собрав войско числом в семьсот сотен, половина конных и половина пе-ших, переправился в наши земли, идя нас полонить и смирять. С ним большие обозы, многие стада, табуны запасных лошадей и отары на прокорм воинству. А также бесчисленные обозы из парных бычьих упряжек и огромное число вьючных лошадей, ослов и верблюдов.
- Та-ак! Начал, значит, царь царей! Грозился, грозился, и таки начал!
Не высказывая удивления, протянул Идантирс. Да и как ему было его выказывать, коли о намерении персидского шахиншаха вступить в их степи и покорить их, греки из Ольвии и Тира говорили ему еще этой зимой и ранней весной. Не далее как полтора месяца назад, они, собрав у себя на Большой Той , множество вождей окрестных народов, обсуждали с ними, как им быть. Тогда прибыли на той вожди и цари почти всех соседних племен. Но на призыв Идантирса встретить перса объединенными усилиями, откликнулись только гелоны , будины  и савроматы . Их вожди понимали, что, разгромив царских скифов, если у них это полу-чится, персы придут и к ним. Остальные: невры , тавры , агафирсы и андрофаги , решили по иному. По-мощи от последних, впрочем, Идантирс ждал не очень. И ее он не слишком хотел. К андрофагам, подчас прибегавшим к позорному в степи людоедству, в их кочевьях относились несколько брезгливо, полагая их сущими дикарями. Пищи-то вокруг навалом! Не ленись, да знай, бери! А те, людское мясо жрать! Тьфу на них! Нет от них помощи- и не надо! Вот, не забыть бы, отобьют когда персов, сходить на андрофагов. Про-редить их стойбища, не тревожили бы подвластные ему роды и племена!
Те, кто отказал в помощи и содействии, считали так, отобьются царские скифы Идантирса, хорошо! Не отобьются – тоже неплохо. Персов-то они всяко должны ослабить. Нам тогда с ними проще встанет сра-жаться. К сожалению, и тогда и сейчас, многие власть предержащие пытаются размышлять подобным обра-зом, вырывая, тем самым, своему собственному народу могилу. Глубокую и малокомфортную.
Не совсем приятно, конечно, зато все и всем ясно. С вождями гелонов, будинов и савроматов, Идан-тирс уже обсудил и будущую стратегию своих действий, договорившись о том, что семьи скифов, имевших привычку кочевать в степях между Тирасом и Борисфеном, откочуют к Борисфену и переправятся через него. Чтобы кочевать, охраняемые священным правом степного гостевания, на территории союзных племен. Там переживут их семьи и их скот тревожные времена, между Борисфеном и Танаисом . Не пустить персов за Борисфен, Идантирс сильно рассчитывал. Он-то хорошо знал, что царь царей на судах подходил к их бе-регам, словно осматривая будущий театр военных действий. И пристально следил за развитием похода, про-слышав уже о том, что персы переправились через Истр. Там уже тоже были земли их самых западных ко-лен. Но там персов они решили всерьез не трогать. Чтобы не спугнуть тех до времени! А вот сейчас, значит, перелезают они и Тирас. Кочевья из степей между Истром и Тирасом, Тирасом и Гиппанисом, Идантирс распорядился убрать заблаговременно, переводя их к Борисфену и начиная через него сложную и неспеш-ную переправу.
Тем кочевьям, что обычно кочевали между Борисфеном и Гиппанисом, было велено постепенно соби-раться на правом крутом берегу Борисфена, готовясь к переправе. Нескорое это дело – переправа через мо-гучий и своенравный Борисфен. А ведь им надо было не только людей перевезти. Но и скот переправить на низкий левый берег. И свои кибитки со всей их рухлядью. Даже в условиях полного мира в степи, когда ни-кто не нападает и не пытается мешать и торопить, сделать это было не так уж и просто. Огромное количест-во неуклюжих больших лодок и плотов, нанятых у живущих по Борисфену севернее племен, осуществляли эту великую переправу, намереваясь по договоренности со скифами, потом отойти еще севернее и попрятать свой лодочный флот по невидным притокам Борисфена, и по притокам его притоков. Посмотрим, каково придется персам, буде, случиться им добрести до Борисфена! Вряд ли им его перебрести. А если и перебре-дут, то кочевья скифов, вместе с гелонами, перейдут Танаис, кочуя по степям за этой рекой. А уж они-то тогда со всей своей кровожадной свирепостью навалятся на персов меж Борисфеном и Танаисом. Только не будет этого, знал Идантирс и многократно повторял всем и каждому. Дойти до Борисфена, персы, может, и сподобятся кое-как, а вот через него перебираться – дудки! даже и не станут пытаться! Но воеводам, гото-вящимся сопротивляться и в степях меж Борисфеном и Танаисом, он тоже не препятствовал. Нехай их! Не совсем уж бесполезное дело творят!
Тогда, на тое, обсуждая стратегию и тактику предстоящей борьбы, предлагали гелоны, в частности, встать всем их совместным воинством в оборону на Истре, или Тирасе.
Но он тогда им ответил, что не гоже так. Обладая, благодаря водоплавающим грекам, полным пре-имуществом на воде, персы через реку все равно перелезут, преимущество в воинстве у них огромное. А потери скифам нанесут знатные, пусть и сами сильно потратившись! А их самих тогда добьют в степной войне те, кто эту войну против персов с ними делить не возжелали. Поэтому, говаривал Идантирс, войну эту им не просто выиграть надо, а победить с минимальной затратой сил и потерями, чтобы случись их недоб-рым соседям придти к ним пошарпать их степь, было бы им кому рыло начистить до самого нужного бле-ска!
Тогда они и решили, что Идантирс с основным воинством пойдет перед наступающими персами. Тем надо будет искать броды. Переплыть многочисленные реки, как скифы, с помощью только коней своих , они, со своим огромным обозом, не смогут. Реки там не слишком большие, кроме Гиппаниса, разве, но в степи дорог нет. И броды через те реки этими дорогами не указаны. Их проведывать придется. А они, отсту-пая перед персами, поведут их следами своими, специально к глубоким местам рек, чтобы персам спешно потребовалось искать броды. Скифам и горя-то нет, они и без брода через реку переберутся, не обременен-ные обозом и кочевьями.
А вот у персов неизбежно начнется суета. А в суете, знаете ли, суют! В спешке оно же все дольше де-лается, чем в обычном состоянии. Другая же часть их войска, ведомая, скорее всего Таксокисом, он для это-го характером более подходит, пойдет позади персов, уничтожая всех отставших, подчищая их начисто, и нависая над ними, как изостренная боевая секира. Тревожа персов и постоянно тормоша. Давать царь царей решительный бой, скифы решили не спешить. А если получиться, так и вовсе без него обойтись. Слава, ко-нечно, велика, разбить в открытой битве самого царя царей! Да вот и цена за эту славу может оказаться ски-фам не подходящей!
Степь широка и привольна, авось всю ее персы своим многолюдством не покроют и не зальют. А за-ставить их бродить по степям месяцами, оно ж и в охотку встанет. То-то находятся, бедолаги! На всю ос-тавшуюся жизнь, если кто из них и жив-то после таких приключений окажется!  Нет, временами беспокоить их скифы рассчитывали, иссекать их разъезды так и вообще почитали для себя за сладкое. Грабить обозы, угонять табуны, стада и отары. Постоянно вырезать их сторожу, что ближнюю, то и дальнюю. Но вот всту-пать в решительную схватку с огромной и многочисленной армией, располагающей несметной конницей и пехотой, они почитали для себя несколько излишним. Да и зачем? Сами вымрут! А если не вымрут, тогда мы им и поможем, рассмеялись скифы. На том они и порешили.
И вот оно все начиналось. Персы пришли. Собранная скифами и их союзниками армия, была по срав-нению с персидской, отчаянно невелика. Всего-то семь тысяч конных, из них, тысячи полторы катафракта-риев, остальные – легкая конница. Сотен пять пеших они, перемещая их в седлах, рассчитывали, может быть, использовать для обороны берегов рек на переправах. Разумеется, глупо было бы пытаться отразить персов в решительном бою, занимая оборонительные позиции конницей на берегу реки, тех все же в 10 раз больше, чем скифов. Зато их тактика постепенного изматывания противника, обещала им успех. Пусть не сразу и не скорый, а только в результате долгих игрищ с противником. Только вот игрища эти напоминали те, какие ловкая кошка на глазах своих котят, играет с попавшей в ее зубки и лапки мышкой. Изматывая ее, прежде чем передать своим детенышам. Поиграйтесь, мол, куцехвостые! Они ж – растущие хищники, пусть и не крупные. Но им тоже надо где-то отточить свой навык убивать. Натренировать коготки и зубки. Навык убийц в них заложен необоримым и всевластным инстинктом – это понятно – но нет никакого вреда, если они под неусыпным присмотром мамы-кошки, прикончат мышку – другую, доводя свою инстинктивно внушаемую им при рождении технику убийства до полного совершенства мышечной памяти. Так и скифы намеревались водить персидскую армию по бескрайним просторам своих степей, все время беспокоя ее ко-роткими и хлесткими набегами своих летучих отрядов, заставляя настороженно дожидаться своих хлестких налетов, прежде всего, конечно же, на обоз. И всемерно мешать выпасу скота, как пищевого и тяглового, так и боевого. Куда те персы без тягла? А без коня под седло, где будет их конница? В пешцах, да? А много ли они помогут при отражении постоянных наскоков летучей скифской конницы?
Да еще и не пожравши, сколь им надо! Скифы готовились стать вездесущими и повсеместно проле-зающими, быстрыми и неуловимыми. И, что самое интересное, их природные наклонности и привычки, вы-работанные у них кочевой жизнью в беспредельной степи, обещали им в этом всемерное вспомоществова-ние. Ведь любая степная война очень редко приводит к сражениям больших масс конных степняков. Зато она изобилует такими вот тайными набегами, подергиваниями врага за усы и конечности, его покалываниям шильцем в зад. Просто, чтобы не спал чересчур глубоко и вольно. И вершат они такие войны не год и не два, а многие, многие сотни лет. Постоянно и непрерывно, с редкими перерывами на замиренья и тои. Им даже образ жизни свой менять не придется, он у них почти всегда такой. Только что легче будет, ибо враг их к такому качеству войны непривычен. И ответить им тем же, не горазд! И добыча от того врага обещает быть вельми богатой, одна воинская казна шахиншаха чего стоит. Если даже продать весь их скот, что в степи сущ, столько они всяк не наберут. Тут же им сами все принесли и кланяются даже, упрашивая, возь-мите, мол. А броней сколько скифам те персы несут, а оружия сколь и качества какого! И, конечно же, их скот. Вот уж богатство, так богатство!
Идантирс, уже приказав подать себе все его военное снаряжение, распорядился спешно вызвать к себе Таксокиса, кочевавшего вместе с савроматскими воинами, кто и должен был составить основу его отряда. Сам же он принялся наставлять своего второго помощника и воеводу Скопасиса, что ему надлежит делать прямо сейчас:
- Разошли по всем стойбищам черную стрелу ! Местом сбора воинов будет, покамест, мое кочевье. Сам же возьми из моих нарочитых две сотни бронников и отбери из приходящих воинов сотен пятнадцать. Займешься теми персами, что пойдут впереди всех. Только смотри, смельчак, не геройствуй излиха не зары-вайся! Твое дело в этой войне персов губить, жизни наших воинов всемерно оберегая! Понял, Скопасис?
- Понял Идантирс, все понял! Скажи, а ты то зимовье, что сделал себе три года назад, защищать не собираешься?
Три года тому назад, Идантирс, у кого народился первый сын, желая первый год, самый опасный для малыша, провести оседло, построил себе небольшое, но очень теплое и уютное деревянное зимовье близ реки Гиппанис . Окруженное высокими земляными валами и частоколом, оно могло некоторое время за-щищаться. Наверное, поэтому Скопасис и спрашивал своего царя о его намерениях. Сдавалось ему не со-всем правильным, отдавать то зимовье персам ни за что, ни про что!
- Пока еще не решил окончательно. Наверное, пошлю туда сотен пять пеших стрелков, придав им столько же и коней. Пусть заставят персов полить кровушкой тамошние валы, а?
- Оно бы и неплохо, царь!
Поспешил согласиться с интересной задумкой Скопасис:
- А дальше чего?
- Дальше? Если подвести к зимовью персов к полудню, до полуночи они явственно провозятся. И об-кладывать зимовье, на ночь глядя, всерьез не начнут. Судя по их прошлым войнам, ночами воевать персы мастаками не были никогда. А вот ночью нашим следует оттуда выбраться рекой и доплыть ею до лесистого урочища , где им загодя следует спрятать своих коней. И уже на конях тут же наладить переправу через Гиппанис и уходить на соединение с моей армией.
- А кого командовать ими поставим? Таксокиса?
- Нет, Скопасис. Таксокис пойдет в тылу персов с полуторатысячным отрядом конницы. Подбирать начисто отставших, щипать сзади обоз и постоянно виснуть на пятках у персов, тревожа их и нервируя. В общем, делать он станет сзади то, что ты будешь делать спереди. И запомни, Скопасис, и всем своим сотни-кам в бошки их тупые вбей – не геройствовать! Не нападать на персидские отряды, отделяющиеся от их во-инства, малыми силами. Я знаю, что наши воины лучше персидских! Правильно! Но ты для того и воена-чальником над ними поставлен, чтобы помогать им побеждать. Помогать, понимаешь, а не мешать! Всегда и всюду искать для них боя с врагом в заведомо выигрышных для них условиях – вот единственно достойная настоящего воеводы линия поведения! Если битва выигрывается за счет самопожертвования и чрезвычайно-го героизма воинов, всегда есть вопрос: а что делал их воевода? Где была его голова? Бывают обстоятельст-ва, когда иначе нельзя, знаю! Но чаще – это сплошная дурь и неспособность командовать воеводы! Понял ле? Смотри, узнаю, что деял чего не так, сильно осержусь, понял?
- Да понял я, Идантирс, все понял! Чего тут не понять? Воюем с персом, стараясь всегда и повсюду создавать себе численное преимущество…
- Не всегда и повсюду, а где это можно! Понял?
- Да понял я, Идантирс, понял! Так кого над пешими в зимовье поставишь, не сказал ты?
- Думаю, Анотирса! Как полагаешь, Скопасис? Не стар для такого дела, Анотирс-то?
- Да нет, вроде, Идантирс. Этот крепок телом, мощен больно, хотя и не чрезмерно. Да и умом силен. Ему могутность телесная ума нисколько не заслоняет. Да и опытен он больно, сколь по походам да рубкам слонялся, а? На другом барбоске в кочевье, репьев столь нет, сколь на Анотирсе шрамов от ран им получен-ных. Бит и умен, сам ведаешь! Не подставится, не даст себя обмишурить. Все сделает как след. Нет, царь, все правильно! Его то место, его!
- Ну, ин ладно! Так тому и быть. Пойдешь по делам, пошли там ко мне Анотирса!
Не то, чтобы скифский царь имел привычку интересоваться мнением своих ближников по каждому назначению и поводу! Вот уж нет! Как и всякий царь, был он властен и суров. За соблюдением приказов своих следил ревностно и рьяно. Но отчего же и не посоветоваться, коли есть с кем, и есть на ком выверить правильность своего решения? Идиотом надо быть крайним, дабы пренебречь такой возможностью…
Опытный и битый воин Анотирс, соскочил с седла у своей кибитки, позвав старшего сына. Его по-крытое шрамами бородатое лицо пожившего мужчины и повоевавшего вдоволь воина, было угрюмо-покойно, как и обычно. Он уже успел перекинуться парою фраз с воинами, прискакавшими со Скопасисом. И был в курсе всего того, что тот сообщил царю. Для чего, скажите, человеку опыт и ум, как не для того, чтобы, узнав побольше, приложить это знание к делу получше? Подойдя к кибитке старшего сына, постучал по ее деревянному остову сжатым кулаком, изобразив условленный стук. Его старшенький, всю ночь проку-выркавшийся в кибитке с молодой женой, немедленно высунул из кибитки заспанную взлохмаченную рожу. Ф-фу, прости бог войны, что за репа! Условный стук отца был ему добре ведом. В три короткие фразы отец объяснил ему все и сразу. Охмурневшая рожа сына исчезла за пологом. Собираться, надо быть. Средний сынок Анотирса, свою кибитку покинул, как и водилось то меж степняками, с первыми лучами солнца. И уже часа два, ну, может, полтора, гонял скот, молодец, переводя его на другое пастбище. Отложив разговор с ним, отец поманил к себе младшенького, только что въехавшего на своем соловом, в его поле зрения. Под-няв лошадь в галоп, тот подскакал быстро, не заставив отца ждать понапрасну, не принято у них было это:
- Что случилось, тятя?
- Персы перешли Тирас!
И увидев как загорелись глаза у младшенького, добавил:
- На войну не пойдешь, заведи жену и родите с ней сына, вначале! Тогда и посмотрим! Ты наш млад-ший сын, отчигин. Твое дело беречь стойбище. Остаешься в мое место! Понял ле?
- Понял!
Понуро кивнул младшенький, ожидавший услышать совсем иное и рвавшийся повоевать. У него ведь одного в роду Анотирса, совсем не было скальпов. А скиф, не сразивший врага, голоса на собрании скифов не имел. Обидно парню, что и на сей раз ему такая возможность не представится. Но и отца ослушаться не-мочно было никак! Отец, он сразу после царя, а тот – после бога! Тут уж хочешь, не хочешь, а что тятя велел – сполняй! И спорить тут нельзя, не створим умом в такие споры вступать. Поначалу женись, детишек заве-ди, научись изводить врагов рода своего. Тогда и в споры можешь вступать, при случае! А отец добавил:
- Сгоняй за Раутирсом! Передай – я велел ему спешно быть к себе и собираться в поход. Выступим к вечеру, дожидаться черной стрелы не станем!
Младшенький кивнул, и резко отвернув конем, снова поднял его в галоп, с небольшого разгона. При-казания отца следовало исполнять поспешая. Не рыся неспешно, а галопируя с поспешанием. Да и брату своему среднему, надо было оставить время исполнить распоряжение отца. Завертелось….
К вечеру Анотирс и два его старших сына, оставив свои кочевья на младшенького, отъехали к цар-скому кочевью, вскоре представ пред светлые очи своего царя. Идантирс, не ждавший воина так скоро, слегка удивившись, поинтересовался:
- Неужели уже успели вам принести стрелу?
- Нет, царь, мы ее не дожидались, сами к тебе идем!
- Тогда на ловца и зверь бежит! Давай Анотирс, бери всех наших пеших, кроме погонщиков кибиток и веди их в наше бывшее зимовье. Помнишь, наверное где это! Своих сыновей тоже бери с собой. Всех поса-дишь на коней. Коней, прежде чем занять зимовье, оставьте в урочище соловьином, там их персы и искать-то не станут. Твоя задача: заставить персов целый день пропыхтеть под валами урочища, потрепав их, на-сколько сможешь. Но людей не трать без толку, береги. Люди нам всегда нужны! А когда стемнеет, спус-тись от урочища к Гиппанису со всем своим воинством, тихо сплавьтесь по воде к урочищу, сядьте на коней и бегите к нам. Где тебе переправиться через Гиппанис найдешь сам. И уходи нам в догон. Пешцов своих оставишь на сыновей, а сам ко мне, на доклад. Понял?
- Понял Идантирс. По твоему слову все сполню!
- Тогда отправляйся, потому что персы подойдут к зимовью уже скоро, оно ж там почти рядом!
- Понял тебя, царь, уже в пути!
- И прихвати с собой полсотни опытных конных, разведки и общения для.
- Уже делаю, Идантирс!
И, гикнув, развернул коня, вместе с сынами, уносясь к царскому кочевью. Царский приказ для старого воина был почетен, ставя его, в случае успешного исполнения в ряд знатных воинов-скифов, царских скеп-тухов. Неудивительно, что Анотирс развил очень бурную деятельность, собирая свои пять сотен, по всему царскому кочевью. На месте оставались только возницы кибиток царского кочевья. А еще Идантирс, пони-мая, что разведку Анотирсу вести надо, вверил ему до полусотни легких конников, первыми откликнувших-ся на призыв о сборе войск.
Для пеших скифов, составлявших охрану царского кочевья на стоянках, такое задание была тоже пре-красная возможность заявить о себе. Пришедшие служить царю из самых бедных кочевий, где не оказалось возможным снабдить своих воинов даже боевым конем, они несли снулую сторожевую службу, напоминая сами себе скучных цепных псов. Но души этих, по большей части еще не старых людей, были далеки от со-вершенно загрубевших на цепной службе, душ цепных псов. Они не складывали крыльев, всерьез надеясь взлететь. И сразу же уяснили для себя, что проще всего взлететь, отличившись именно на таком вот задании. Ведь на царское кочевье у скифов нападать как-то принято не было, а серьезный враг, не скиф соседнего народа, давно уже не посещал их просторов. Да и царское войско, снявшись и оставив кочевья на оберег малому воинству, не уходило в поход-набег уже добрую пару десятков лет. Как, скажите на милость, еще отличиться добропорядочному, но очень бедному скифу. Ведь даже для того, чтобы попасть в число воинов, предпринимающих частный набег на соседей, надо было тоже хотя бы иметь коня. Ведь без коня в степи никто еще пока в походы не ходил. Не принято было как-то месить степную траву пешкодралом, знаете ли! Да и много ли толку от таких воинов в степной войне? Только использовать их для защиты стойбищ и, мо-жет быть, тех мест, где удобнее всего переправить через реки кибитки.
И еще ночью, оседлав данных им царем, в качестве транспорта, коней из царских табунов, далеко не боевых жеребцов, разумеется, отряд, вверенный Анотирсу, выдвинулся к порученному его попечению пус-тому зимовью. Впереди отряда малыми дозорами из двух – трех легкоконных воинов, шныряли летучие разъезды, немедленно учрежденные Анотирсом. Командовал легкими конниками его старшенький. Средний сын пока обретался при отце, считаясь его порученцем. С его парадного пояса, висящего в его собственной кибитке, свисали, в свою очередь, три скальпа воинов-андрофагов, привезенных им в прошлом году из набе-га на этих людоедов, которых скифы, откровенно говоря, презирали.
Но эти скальпы, являясь предметом постоянной зависти младшего сына, еще не отметившего своей первой настоящей победы и не считавшегося мужчиной, как это принято было у скифов, ввели среднего сына, в вожделенный любому подростку и юноше, круг настоящих мужчин и воинов. И позволили ему иметь свой голос во всех совещаниях их кочевого рода, а не быть там безмолвной фигурой. Так что немед-ленной необходимости, отправиться добывать скальпы, у молодого мужчины не было. И служба порученца при родном отце, нисколько его не тяготила. Впрочем, зная своего отца, он нисколько не сомневался, что соскучиться своему отпрыску на этой службе отец его точно не даст. Призрачными тенями прорезали ноч-ную тьму скифы Анотирса, направляясь к тому кочевью, какое повелел им занять их царь.
У скифов не было принято скрывать от своих воинов, что конкретно им поручено. Ведь чаще всего, почти всегда, за исключением таких вот особых случаев, они сражались конными. Конный же воин имеет обычно гораздо большую свободу действий, чем пеший, особенно здесь, в степи, где пешему часто и вовсе делать нечего. Он может, перемещаясь на большие расстояния, случайно оказаться там, куда не смогли по-пасть его товарищи. И хотя бы по этому поводу, ему требуется знать, что он должен делать. Глухо гудели разговоры над слитной конной массой, перемещающейся на легкой рыси, поскольку Анотирс, желая побе-речь прыть коней, не велел поднимать их в галоп. Хороши они будут ко времени и рысью. Не припозднятся, нет у них такой возможности.
Родную степь старый воин и кочевник знал хорошо и ориентировался в ней свободно, хоть днем, хоть ночью. И к Гиппанису скифы вышли еще к утру. Разведчики, уже переправившиеся на правый берег реки, дали сигнал, что переправляться можно, противника пока не видно. И по всему близкому берегу раздалось сопение и пыхтение. Все воины спешно надували бурдюки, закрепляя их специально для такого случая при-тороченными ремнями к седлам, по обеим бокам своих коней. Эти воздушные пузыри позволят лошадям намного легче держаться на воде, не тратя для этого больших усилий, что было особенно важно для самого Анотирса и его сыновей, имевших на себе брони катафрактариев. Лошади их тоже были бронированы, правда по-скифски, имея чешуйчатый намордник и передник, закрывающий их грудь и шею. Это делало их намного легче и выносливее, чем кони катафрактариев парфян и персов. Те бронированы чешуйчатой попо-ной, спускающейся до самых лошадиных колен. Они и намного тяжелее и намного менее поворотливы.
Оснастив своих лошадей воздушными пузырями, скифы спешно разделись, поместив снятую одежду и свое оружие в кожаные плотные мешки, кои прикрепили к седлам, поверх их. Так после переправы им не придется согревать мокрую одежду своими телами. Впрочем, сейчас, в середине последнего месяца весны, это было не столь критично. Но если можно поступить правильно, отчего, скажите на милость, так и не сде-лать. Никто ж не гонит и на плечах не сидит, погоняя. Потом всадники спустились, ведя под уздцы своих скакунов, к воде и, не спеша, внимательно прощупывая дно реки ногами, вошли в воду. Вскоре все они вы-нуждено поплыли, поскольку начиналась глубокое русло Гиппаниса.
Переправа длилась недолго и вскоре все пять с лишним сотен всадников, выбрались на берег. Обере-гая лошадей, Анотирс скомандовал прогнать их небыстрым бегом, давая целиком и полностью прогреться после переправы. Оная свершилась ввиду лесистого урочища, того самого, где им следовало оставлять сво-их лошадей, между самим урочищем и прекрасно видимым отсюда зимовьем, вернее его валами. По коман-де Анотирса все пришедшие с ним, направились к зимовью, поспешая к нему не слитной, плотной группой, как ехали они всю ночь, а взяв большие интервалы. Вроссыпь. Оставлять врагу слишком заметные следы, Анотирс не желал. У валов зимовья, спешив всех своих людей, Анотирс отобрал двадцать из них, назначив им старшего, и приказал своему сыну отвести их в урочище на дальнюю большую поляну. Не раз отдыхая там, он неплохо знал это урочище, внезапный лиственный лесок посреди бескрайних степей. Оставив там воинов, кому поручено было охранять коней, сын должен был вернуться назад, заодно проверив, не остави-ли ли они слишком уж явных следов. Не надо было персов держать за детей. Люди, справно читающие сле-ды в степи, могли оказаться и среди них! Значит, надо было избавить их от лишней работы. Сын вернулся, когда он уже завершал расстановку своих людей в зимовье. А вскоре вслед за ним, прибыли трое легких конников, их разведчиков, уходивших сразу после переправы далеко вперед, поискать персов. Они сообщи-ли, что персы, точнее их конный передовой отряд меньше чем в полудне пути от них. За ними следят остав-шиеся разведчики, а этих Анотирс отправил в урочище, повелев ждать их с его людьми там. Кажется, насту-пал их час!

СКИФСКАЯ СТЕПЬ,  то же утро.
Скопасис, высланный Идантирсом с отрядом в полторы тысячи конных, из которых полные три сотни были катафрактариями из его нарочитых, уже успел обнаружить отряд парфянских конников, высланный царем царей произвести рекогносцировку и очистку степи от скифов, впереди всего его воинства. Сейчас он направлялся встречь им, твердо рассчитывая сделать зачин столкновений с персами в их родной степи.
Гордые всадники степей выступали на своих гордых конях, радостно готовясь к бою. Ибо что может быть более желанным для скифа, чем стремительная конная сшибка с достойным врагом в бескрайней сте-пи. Где еще можно показать всем и вся свою воистину безграничную удаль, прекрасное умение наездника и удивительную меткость степного стрелка. А приведет Папай , столкнуться с ворогом в тесной рукопашной, то может получиться порадоваться своему великолепному умению конного копейщика. А то и, сорвав от седла клевец, лететь мозжить им чужие головы. Добывая серый мозг и вязкую прозрачную мозговую жид-кость, из под раздробленных окровавленных костей черепа. Или и сойдясь уже совсем накроротке, с таким же кентавром, как и ты сам, добыть из него сизые, облитые почти черной нутряной кровью, внутренности, своим острейшим акинаком, восславив Гойтосира . Это ли не чудо? Это ли не счастье? И надо же такому случиться, что враги пришли в их степи сами, не заставив их далеко ходить, бесконечно утруждая своих коней. Сами принесли им свои скальпы, непременно возжелав именно здесь и сейчас расстаться со своими внутренностями. Как тут не помочь людям-то? Обязательно поможем! Всенепременно!
Но не просто гордо шли встречь передовому персидскому отряду персов, скифы. Не так уж безобраз-но молод и беззаботен был скептух  Скопасис. Он первым делом своего командования этим передовым и самым задиристым отрядом скифского войска, выправил в путь перед своим фронтом два – три десятка мелких разъездов, отправив пяток из них в дальний поиск, а остальных нарядил в походное охранение, не-сомое ими, на все четыре стороны света. Степная война всегда требует от начальствующего сугубой осто-рожности. Зазеваешься – сожрут! И косточек не выплюнут! Отправленные в дальний поиск, не тратя време-ни на осмотры мелких ложбин и балочек, коими так богата Великая Степь, обязаны были разыскать ворога и более не упускать его из-под своего пристального взора.
Серыми волками рыскали конные скифы в ночной степи, изыскивая персидский отряд, правильно по-няв, что проще всего найти его будет ночью, а потом, вцепившись в него, уже не упускать из вида. Почему именно ночью полагали они, проще им будет сыскать персов? Из-за костров их. Захочется этим избалован-ным воинам южных безводных равнин, поджарить себе пищу на угольях костра, посидев возле благодатного огня на сон грядущий. Не удовлетворяться они, как те же скифы ломтем лошадиного мяса, отбитого за день седлом до полного размягчения и терпко приправленного кисловатым конским потом. Да и лепешки из про-са, испеченные на специальном плоском камне в кочевье еще рукой матери, призвавшей себе на помощь Табити , этим несчастным персам, припершимся в чужие степи, в их седельные сумки никто не положил, заботливой рукой. А какой хлеб может заменить лепешки, испеченные матерью? Есть ли такой на свете? Поискать, что ли? То-то и оно, что вряд ли! И не ищите, не найдете! Нет вкуснее пищи, чем изготовленная матерью. И не найти вам вкуснее хлеба, чем ею же испеченный! Такое уж волшебное свойство у рук наших матерей! Равно как и у их сердец! И если вы полагаете, античные матери были иными, должен вас огорчить – вы таки сильно заблуждаетесь!
И скифам все же ворожили их боги, и Папай, и Гойтосир, и их безымянный бог войны . Вскоре, сразу два их дальних разъезда приметили яркие красновато-желтые пятна костров, прекрасно видимые в степи с любого расстояния. Бесплотными волчьими тенями оба разъезда, слетев с седел, повозившись внизу, обули копыта коней в овчинные мягкие чуни , глушащие удары конских копыт о землю. Зачем им было, чтобы персы услыхали их ход издали? Далеко передает земля поступь воинства конного, разнося его во все сторо-ны с быстротой не понятной разуму степняка-скифа. А вот если потрудиться, обуть лошадок, то и не пре-даст сыновей своих матушка-земля, сохранит их тайны. Обережет. Потому-то и имел обязательно каждый скиф при себе такие вот чуни для своей лошади, ровно четыре штуки. Они входили в полный воинский ком-плект вместе с луком и стрелами, акинаком и клевцом, копьем и бурдюками для переправ, седлом и прочей сбруей лошади. Вместе с переметными сумами, содержавшими и еду воина и весь его походный инстру-мент, от вострого ножа и рашпиля для подчистки копыт скакунов и до шила и иглы. И проверяли десятники и сотники, при приходе к ним воина, наличие этих инструментов и принадлежностей, столь же придирчиво, как качество и удовлетворительность содержания его оружия и брони. Недостача любого из этих предметов, равно как и плохое их качество, на первый раз завершалось изгнанием воина из войска. Случись такое вто-рично, оного могли вполне заподозрить в предумышленном небрежении, имеющим целью укрыться от во-инского служения. А вот это могло закончиться не просто нехорошо, а очень нехорошо. Таких ребятушек скифы меж собою не терпели никогда.
Стыд и позор тому Анике-воину , у коего этих нужных вещей и принадлежностей к нужному момен-ту при себе не случилось! Только не было средь дальних дозоров скифов таких воинов, про каких, бывает, говорят: «Аника-воин сидит да воет!». Если когда они среди них и водились, так давно их уже выбили в бесчисленных степных воинах и войнушках. Все остальные за их счет давным-давно уже обыкли, что мело-чей в делах подобных не случается, а, значит, их просто и нет! Подкрались они к персам вначале конно, идя по ориентирам своего дальнего разъезда, высмотрев дальние секреты тех, спешились, оставив коней при одном воине за бугром, тебе выпало – ты и береги лошадей! – и уже вдвоем поползли к персам, ужами со-чась меж бугорков по пахучему весеннее-летнему степному разнотравью.
Вернулись к своему оставленному стеречь лошадей коноводу, изнервничавшемуся возле пасущихся коней, только к утру, когда рассвет уже вполне затевался на востоке. Все пропахнувшие свежестью степных трав и пробуждающихся к дневной жизни цветов. Отведя лошадей за ближние курганы и, снова обув их в чуни, подняли в галоп. Где персы, они знали, куда те идут, узнают другие, те, кого они, рассказав теперь, как точно и в каком виде найти персов, зацепят за них. И если вы думаете, что такие группы ползали лишь с одной стороны, вы глубоко ошибаетесь. Все подходы ко временному стану отряда Артебиза, как и к стану самого шахиншаха были в эту же ночь аккуратнейшим способом разведаны и отсмотрены. И у рядоавых скифов и у их начальствующего состава разного уровня, появлялось точное знание того, как охраняются персидские станы, что большие, то и малые. Крови персидской на первый раз пролито было не так уж и много. Разве что вырезаны оказались те незадачливые секреты, что таились лучше иных. Оползать которые, у наткнувшихся на них скифов, не было ни возможности, ни желания.
И правда, Скопасису не довелось больше гадать, где персы и что они делают? Он, пряча свое воинст-во по балкам и оврагам, пропустил над ним, не изощренные в степных хитростях, конницы парфян из отряда Артебиаза, дожидаясь основных сил. Доклады прицепившихся к головному персидскому отряду их главного царского квартирьера Уррагшпа, летучих разъездов скифов, предупреждали его обо всех перемещениях персов. Тот, опытный воин и умелый царедворец, вел себя осторожно. Более чем на полдня пути от основ-ных сил не отрывался ни один его разъезд, даже и самый дальний. И широко зонтик своих разведыватель-ных разъездов он не раскидывал. А ну, как зацепят чего из того, что не для него, Уррагшпа, положено? Чу-жая степь, чужая природа. Люди и звери тоже. Тут, наверное, и боги правят все насквозь чужие! Поможет ему тут Ахуромазда, нет ли? – как знать! Значит, надо было постараться обойтись, не прибегая к его помощи и вмешательству. Да и прошел перед ними отряд Артебиаза. Тоже те не совсем без ума, надо полагать! Чего-то смотрели и высмотреть пытались, наверное! Но и пройти тихо по этой степи, став незаметным, Уррагшп не сумел. Не местными были они тут. Не своими. Не укрывала их всякая балочка и всякая горушка. Не всяк ручеек и напиться давал, чудесно исчезая порой под губами их коней. Но и вернуться к шахиншаху, не най-дя скифов он не смел, ведая, насколько тот будет гневен. Не бог он конечно, но на полубога, наверное, вполне потянет! То, что скифы где-то рядом, где-то поблизости, Уррагшп почуял уже на третий день пути своего отряда. Но ничего не доносили его всадники, оставаясь словно слепыми и глухими. А, может, они стали все немыми? Нет, вроде говорят! И Уррагш решил, еще день идет он перед войском повелителя, а там оттягивается прямо на него и сообщает, что скифов не нашел. Лучше гнев величайшего, чем скифская засада в степи. Хотя как в степи сделать засаду Уррагшп не знал. Как в горах знал, на равнине покрытой перелес-ками – знал, как устроить ее в пустыне – тоже знал, а вот как в степи  - нет!
Да, Уррагшп не знал, как устроить засаду в степи, даже не представлял себе. Зато хорошо это знал и представлял скептух Скопасис. Совсем еще не старый, Скопасис выдвинулся, став скептухом на хитроспле-тениях степной войны, когда степняки в степи дурачат таких же степняков. А дурить в степи степняка, это не перса вислоухого дурить. И уж если он степняков дурил, так перса задурит уже и совсем обязательно. Так вот и произошло с отрядом Артебиаза, что он местами проходил, едва не наступая копытами своих скаку-нов, на головы, уши и тела, лежащих в траве, вместе со своими конями, скифов. И ничего не замечал, хотя уж кони то его, чуя своих степных сородичей, и ноздри раздували, как им это и положено, и нервничали, и голос пытались подавать. Вот только голос им не давали подать старания не совсем уж неумелых, парфян-ских всадников, кому велено было вести себя предельно тихо. А скифским лошадям закричать мешало все их предыдущее воспитание и степной тренинг. Хороши были бы скифы степные воины, если бы их лошади по всякому поводу вопили во все горло, указуя как бы ворогу: «Здесь мы здесь! Приходи нас побивать и полонить!». Нет уж, не так и не тому были они обучены изначально. А потому, и молчали в тряпочку и тра-винку, не выдавая ни себя, ни хозяев своих. Пропустив конницы Артебиаза, ведая, что ими, с позволения Папая, займется сам Идантирс и мало тем не покажется, Скопасис зацепился за персов Уррагшпа, пристав к ним, словно репей к заднице дворовой Жучки.
Изучив, как и в каком порядке идут персы, Скопасис, прекрасно ведая родную степь, сразу понял, где персы, идя в том же стиле, будут перед его основными силами следующим днем. И стянул туда своих кон-ников. Персы, как они делали и до этой ночи, встав на ночевку, раскинули сеть секретов по степным буграм, рассчитывая, что они врага не пропустят. Тут-то и началась настоящая работа для скифов, умевших подби-раться даже к чутким лошадям так, что те ухом не поведут. Подползали они гибкими ужами к персидским секретам и вырезали их, полусонных ножами без крика и писка мышиного предсмертного. Только взрезан-ное от уха и до уха горло, залитая кровью трава под трупом и его остекленевшие глаза, уже ничего не зря-щие. Или и того лучше, лежит себе труп перса, никого вроде не трогает. Тихий такой, неподвижный! Одно слово – покойник. А в спине у него, чуть пониже лопатки – дыра. Не естественная дыра, конечно, откуда ж ей там быть? Там она ему как бы и не положена! Дыра, прорезанная вострым ножом. И тоже, трава и земля вокруг трупа, только что не хлюпает от натекшей под него кровищи. Ох, и многокровен же был перс, ох, и много же в нем было той жизненной влаги! А все же – истекла она вся! Не оставив и малой доли трупу на оживление сугубое.
Хорошо поработали скифы, трудясь в поте лиц своих, всю ночь. Лишили персидский лагерь дальнего его прикрытия, подтянули к их линии в ночи своих конников, с лошадьми, обутыми в чуни, охватив персид-ский сонный стан со всех сторон. И поклали коней своих лежать тихо, утра дожидаясь. Обучены тому были тоже все кони скифов, без каких-либо исключений, делали они такие фокусы без натуги. А те, что не умели их делать – безжалостно выбраковывались из состава табунов боевых лошадей. А это значило, что не тебя гонят на лучшие травы, не тебе достается самая привлекательная кобылица, не тебе хозяин выносил на ла-дони пахучую и удивительно вкусную лепешку, присоленную сверху крупной солью. Все становится не тебе, а кому-то другому. Хотя ты, вроде и быстрее его и выносливее… А почему? А потому, что ленив учиться! Ленивых же у скифов не любили. Как людей, так и лошадей. Понятно это, что не самое любимое это дело для лошади лежмя лежать. Не ее это поза, ей бы все стоя делать. Да и не может она долго лежать, нутро у нее портиться начинает. Ей такая вот противоестественная поза природой воспрещена. Но это ж недолго, всего-то с четверть ночи. Там же – поскачем! Так что, лениться учиться таким вот чудным фоку-сам, дурных не было и среди скифских лошадей. Хуже чем к ленивым, скифы относились только к трусам. Ну, это и понятно! Кто ж труса приветствует и любит, а? Наверное, только тот, кто сам его и празднует!
И как только солнышко зашевелилось на востоке, высунув из-за холмов свою светло-рыжую, почти блондинисто-желтую шевелюру и верхнюю часть своей любопытной веснушчатой мордочки, лагерь пер-сидских конников радостно зашевелился, начав готовить быстрый завтрак и дорожный перекус про запас. Им ли огнепоклонника-зороастрийцам, да не радоваться солнышку! Задумчиво сидя рядом с затепленным остатком дровишек, костром, Уррагшп задумчиво жевал подогретую вчерашнюю баранину, прикусывая от зачерствевшего лаваша, испеченого еще до Истра. Анхра Манью! Поход в скифские степи по настоящему еще и не начался, а они уже вынуждены жрать все черствое. И дров тут не сыскать для костров, так что ско-ро, возможно доведется прибегнуть к сыроядству. И этих демонов степных скифов не видно нигде! Что ему делать сегодня? Снова идти вперед, или попридержать узду, поджидая войско царя царей. Все, что они на-ходили допрежь – только навоз оставленный им лошадьми конниц Артебиаза. Он вскоре станет вполне по-лезным кизяком, но и для этого нужно время.
Опытный и битый врагами воин, видел Уррагшп по поведению лошадей, вернейших сигнализаторов всех конных – нервничают они излиха, неспокойны и взбудоражены чем-то. А вот это, казалось ему все-таки скорее нормальным, чем ненормальным. Убедились они как-то, и днем и ночью, бегут за ними сторож-кой но ходкой рысцой, поддерживая их темп, одна, или несколько волчьих стай. Оно ж и понятно, где серым еще и держаться, как не у таких скопищ людей и скота. Тут им всегда хоть чего-нибудь, да обломиться. По первым временам хотя бы кости. Эти чудаки на двух ногах почему то совсем не любят такой питательный костный мозг из трубчатых костей. Может у них зубы слабые, или челюсти? Бедне-енькие! Зато скоро там начнется, когда люди начнут истреблять друг друга. Вот тогда они смогут выкормить всех четверых щенят из своего помета. А то, когда пищи мало, бывает выживет три, два, один. А то так и вовсе никого! Разве ж это дело, а?
Вот и персы и Уррагшпа, и Артебиаза, давно видя, как нервны их кони, относили всю их взвинчен-ность на счет тех волчьих стай. Нет мира между травоядными и хищниками. Нет и не будет! Ибо одни из них – корм для других. И начальники тех персов думали так же, не видя навзрячь ни скифов, ни их лошадей, на даже свежих продуктов их жизнедеятельности. Артебиаз пройдя намного дальше, еще ни разу не под-вергся основательному нападению. Даже и самые дальние его секоеты вырезались пока не чаще. Да и Ур-рагшпа первыми днями скифы своим вниманием баловали пока немного!
Он сам все более склонялся к тому, чтобы попридержать узду своих конниц. Уже второй день к нему не приходили гонцы от Дария и не возвращались его конные, посланные к царю царей. Может не проходи-ли? Может! А ему-то что делать? Так он все свои полторы тысячи легкоконных разошлет гонцами, придется брать их из всего лишь трехсот его катафрактариев. Что с ними стало? Скифы побили? Но где они, те ски-фы? Почему их никто и нигде не видит. Даже и их коней? Тяжелые размышления военачальника, медленно жующего, ставшую уже слегка жестковатой баранину, посреди своего стана, были внезапно прерваны прон-зительным и разбойничьим свистом, оборвавшего тишину над равниной.
Словно по мановению руки, заметно ближе цепи его ночных секретов средней дальности, всего лишь за один-единственный перестрел  от их бивуака , сразу, словно выскочив из-под земли, объявились всад-ники-скифы. Много скифов, лишь немногим меньше всадников, чем у него самого. Внезапно загремев ко-пытами, а как они сюда дошли, ими не гремя? – прянули они к персидскому лагерю. И с расстояния в поло-вину перестрела, затеяли причесывать его суетящихся конных, еще не поспевших взвиться в седло, своими длинными стрелами с особыми трехгранными наконечниками, метаемыми их мощными составными и, отто-го очень маленькими, луками. С какими так удобно было поворачиваться в седле, не рискуя ничем заце-питься и потерять дорогое в бою время на этом.
Его лучники были готовы далеко не все. Кое-кто приспустил тетиву на ночь, решив поберечь лук. Другие тратили время на поиски своих тулов, на доставание луков и снятия с них кожаной обмотки, предо-храняющей дерево и тетиву от вечерней и утренней росы. На все это надо время и время. А еще же надо найти коня, быстро заседлать его посреди всей этой суеты и вскочить в такое родное седло! И все это дела-ется уже тогда, когда скифские стрелы жестким колючим дождем секут и всадников и их коней, а их трех-гранные наконечники, словно змеи подколодные шипят в воздухе, вожделея мягкой человеческой плоти, его теплой крови и твердой кости. Иной перс, словив спиной одну, две, три… скифские стрелы, оседает хрипя и стеная. Ему уже более ничего не нужно! Он все свое, что надлежало ему от жизни, уже получил сторицей!
А кому-то, только что энергично тянувшему подпругу , нагнувшись, скифская стрела, прободев анус, врывается во внутренности живота, наводя там жуткий беспорядок. А больно же ему, больно! И падает че-ловек, суча ногами, истекая многими внутренними кровотечениями, обреченный страшной смерти, жалкий и смешной одновременно, своим страшно нелепым ранением. Намного больше повезло другому, кому стре-ла попала в глаз, или в шею. Эти везунчики! Одни просто упал навзничь, ничего уже не видя, ничего не слыша, ни о чем не думая! Ему ведь нечем уже думать! Все мысли оборвал ворвавшийся внутрь черепной коробки трехлепестковый стальной наконечник скифской стрелы. Другой, захлебываясь собственной кро-вью, схватился за древко, торчащей из его горла, стрелы, обеими руками и оседает, на ставших словно чу-жими, ногах. Этот тоже не жилец. Его сердце успеет выбросить всю кровь, подчиняясь командам мозга, коему ее стало уже не доставать. И он требует гнать ее к нему, еще не оценив, что рассечена сонная артерия и что жизни осталось – считанные мгновения. Но это смерть не такая уж и страшная, не слишком и болез-ненная. Маркая – это да, все в крови вывозится, но боль у нее не чрезмерная, терпимая. А тот, словив стрелу в грудь, изумленно на нее смотрит. Не нагляделся доселе, блин! Еще один сгоряча рвет стрелу из своего пробитого ею живота. Крови оттуда вытекает пока немного. Зато ж, сколько ее растекается там внутри, в полости живота. Еще не слишком чувствуя боль, изумленно смотрит он на окровавленную стелу, извлечен-ную из собственного брюха. Только-только начиная понимать, что ранен он. ОН!!! А не кто-то иной, пусть и рядом с ним! Причем, ранен смертельно! Тут и рождается крик и рев отчаяния! Вот только внимать ему не-кому. Все заняты чрезмерно. Кто тетешкает собственную рану, кто торопиться взнуздать  коня. А кто уже и взвился помойным котом в седло, рвет свой лук из налучи, пытаясь отвечать. Они ведь тоже конники, от самых младых ногтей на конскую спину всаженные, и стрелки не шутейные, вполне в этом деле толк разу-меющие. Не одну сотню палок и об их спины их отцы и деды обломали, приучая чад и внуков своих к луку, тетиве и стреле. К игре со светом и ветром .
Вполне опомнившийся Уррагшп, успевший вздеть брони, правда, его поддоспешный поддев из вой-лока, смягчающий ушибы, при ударе о чешуйчатую броню оружия врага, в спешке позабыто остался валять-ся у кошмы, на какой ночевал главный квартирьер двора шахиншаха. Не до поддева ему ныне. Видит он, как выбитые частично из-за неожиданности нападения, очумело мечутся плод стрелами его конники, множа и множа потери. Но основная их часть уже в седлах, Уррагшп поспешил, отводя их, наехать на фланг скифов. Те тесного боя не приняли. Приказ у них такой от царя своего. За копья и клевцы не хвататься, стараться действовать поубойнее из луков, с дистанции. Однако персы стали все более осмысленно отвечать, застав-ляя скифов следить за дистанцией, чтобы не так часто попадать под их стрелы. У скифов ведь тоже, какая-то часть лошадей, уже бегает без всадников. А где они? Ясное дело, лежат в траве-мураве, наслаждаются веч-ным отдыхом. Но скифский лук пусть и не мощнее парфянско-персидского, короче и, потому, удобнее для использования из седла. Там где у скифов длина их лука не превышает полутора локтей, луки персов легко выбегают за два локтя. Мелочь, казалось бы, а цепляется за седло и попону, мешая поворотам всадника в седле, сбивая прицел и задерживая выстрел. Скифы же, как и положено стреляющей коннице, все время в движении. И кони перемещаются, и сами они ужами крутятся в седле, бросая свои стрелы на обе стороны равно, точно и беспрепятственно! А парфяне и персы? Те лишь только начали отходить от шока внезапного нападения и только-только разобрали поводья. Править конем коленями, не беря повод в руки совсем, они не научены.
У скифов же это великолепное умение – всеобщее и всенепременное правило. Иначе у них нельзя – не возьмут на рать, будешь с бабами в кочевье котлы драить песком. А твои сверстники, что парни, что девки, станут тебя насмешками едкими изводить. Жены тебе тогда, не мужественному, не сыскать ни в жизнь. И рода своего не продлить. Так жить – лучше удавиться! Вот и правят своими конями скифы коленями, бед-рами, да шенкелями . Поводья они берут в руки редко, только когда руки свободны, чтобы дать ногам от-дохнуть. Смотрятся они словно кентавры, сросшиеся с конем. Маневрируют как боги, уклоняясь, и секут, секут, секут персов своими злыми и меткими стрелами. Легкоконных угощают срезнями , те даже ранив, делают это так, что воину уже не до боя, катафрактариев подчас балуют и бронебойным наконечником , таким легче сыскать дорогу к телу всадника, меж неплотно сдвинутых чешуек его брони.
Окончательно опомнившийся, Уррагшп, понимает, что оставил на земле у костров до двух с полови-ной – трех сотен своих всадников. В том числе и два десятка катафрактариев. И с полсотни коней, приняв-ших свою смерть вместо всадников своих. Пора было ему что-то делать, чтобы вывезти своих конников из-под страшного удара. Лучшее, что он мог сейчас придумать – бросить в атаку на скифов своих катафракта-риев. Так он и поступил.
Слаженно и четко, потекла, разгоняясь, великолепная парфянская катафрактная конница. Их тяжкая броня позволяла им быть не слишком чувствительными к стрелам легкой конницы. Даже когда стучат они по броне нередко, все равно надо время, пока жесткий стальной наконечник хотя бы одной из них найдет путь к не прикрытому броней, или слабо бронированному участку, а под ним наколет кожу мягкого тела, достигая своей цели. Сами парфянские катафрактарии стрельбы с седел не вели. Да и тяжко это в их-то сплошной броне, вращаться в седле, скручивая позвоночник, бросать стрелы влево и вправо. А еще ж и дос-тавать стрелы из тула, разместившегося позади. И метать стрелы, выцеливая свою жертву сквозь узкую про-резь глухого шлема, тоже не сильно способствующего меткой стрельбе.
Скифы не стали встречать парфянских великолепных катафрактариев грудь в грудь. Не было на то воли их царя, а перечить ей скептух Скопасис не считал для себя возможным. И снова над полем стелется разбойничий пронзительный свист, скифская конница легко разбегается, запросто и непринужденно делясь на две половины и ни на мгновение, не переставая стегать парфян стрелами, хотя и сами они, постоянно крутятся под персидской стрельбой. И снова, расстроенный Уррагшп, видит крушение всех своих планов. Он зрит, что скифы не столкнулись с его катафрактариями, грудь в грудь и зоб на зоб, в тесном рукопашном бою, а по-прежнему полагаются больше на лук и стрелы. И вполне результативно. Пусть далеко не так час-то, как легкоконные лучники, но вылетают из седел и катафрактарии, укушенные удачной стрелой.
Нет, так не пойдет, ребята! Уррагшп, разозленный и раздосадованный всей двенадцатисотенной мас-сой оставшихся у него стрелков, наваливается на правое крыло скифов. И тем сразу становится кисло – пер-сов-то едва не втрое больше. Но Скопасис, зорко следя за полем боя, не держит своих стрелков долго под напором парфянских стреляющих конников, спешно выводя в тыл легкоконным парфянам всех своих стре-ляющих конников. А своих катафрактариев посылает нанести удар по парфянам. Вот теперь это уже дело обязательное, без удара грудь в грудь этого отряда персов им не сломить. Скифы яростно и с удовольствием тратят стрелы, обстреливая парфян с двух сторон. Те почувствовав опасность, вынуждены отходить. А фронтом во фронт уставшим и слегка порастратившим и запал, и стройность своего удара, парфянским ка-тафрактариям, с гиканьем наносит удар великолепная скифская катафракта , собранная из опытных цар-ских воинов. Еще сближаясь с парфянами, лупят они на всем скаку стрелами, ибо у скифов лук не только оружие их легкой конницы, но и катафрактной. А затем, сойдясь в тесном ударе, демонстрируют тем, свою великолепную практику игры с копьем. Прямой же копейный удар ни одна броня не удержит, а если он на-несен разогнавшимся всадником, там не поможет даже и цельный кованный стальной нагрудник. У несчаст-ных парфян нагрудников не было совсем. Полетели они из седел, выбитые копьями накоротке. А скифы уже тянут клевцы, примериваясь к броням и шлемам парфян. Хороши они, конечно, но не настолько, чтобы вы-держать удар клевца, который по своему пробивающему действию и копейному удару вполне даст фору.
Не выдержав этого, разворачивается назад парфянская катафракта, пытаясь догнать своих конных лучников с Уррагшпом во главе. А за ними, и за лучниками, и за катафрактой тяжко поспешает скифская конница, густо меча стрелы, заставляя врага усеивать свой путь к своим, свеженькими трупами. Всем бы им тут и полечь, но идя всего на полдня впереди своего войска, Уррагшп поступил весьма мудро. Этим он спас остатки своего отряда от полного уничтожения. Миновав на конях, с екающими селезенками очередную гряду холмов, видят они впереди воинство царя царей, размерено продвигающееся на восход солнца.
А царь царей, выступая от моста через Тирас, выдал Гистиею ремень с шестьюдесятью вязанными на нем узлами, велел каждый день развязывать по узлу.
- Коли развязав все, будешь видеть, что мы не вернулись назад, разбирай мост и уходи – я нашел иную дорогу из этих степей. А до тех пор, пока узлы еще есть, жди и мосты береги…
Гистией только поклонился в ответ, благоговейно взяв ремень. Приложил его ко лбу, губам и сердцу, мол, вижу, слушаюсь и повинуюсь, величайший.
Почему только шестьдесят узлов? Да потому что и пищи с собой для своего воинства царь царей взял лишь на два месяца. Все эти дни шел он покойно, никем не тревожимый, получая порой весточки от Ураг-шпа и Артебиаза, также сообщавших, что идут они покойно, никто ему не мешает. Следы пребывания ски-фов в степи есть, а вот самих скифов не видно. Ни воинов их, ни баб, ни детей со стариками. Не видят они ни городов, ни сел, только степи, да степи. Бесконечные, зеленые, величаво красующиеся под таким же ве-личавым, сплошь бирюзовым небом. Но сегодня утром на сердце царя царей было тревожно. Он торопил свое воинство, снявшись с ночевки ранее обычного. И, как оказалось, было зачем!
Когда от дальней гряды холмов к нему понеслись легкие конники его дальнего разъезда, на ходу про-кричав что-то головной конной заставе, которая сразу подобралась, приведя себя в боевое положение. Ока-завшись рядом с колесницей шахиншаха, они прокричали:
- Величайший! Скифы гонят прямо на нас отряд Уррагшпа, скоро перевалят через вон ту цепь холмов!
Дарий немедленно принялся распоряжаться, приказав пехоте занимать позицию перед всем воинским обозом, утверждая свои большие стационарные щиты. Три с небольшим локтя высотой, и шесть шагов дли-ной, они деревянные и обтянутые кожей, были совсем неплохой крепостью его пехоте. Из-за них они, дей-ствуя стрелами и копьями, были вполне в состоянии остановить атаку конницы. Пехотинцы засуетились, таща свои щиты мимо шахиншаха, а у них на флангах занимала позиции конница: два отряда тысяч по пять в каждом. Покамест, полагал шахиншах, достаточно! А там, посмотрим! Остальное его воинство и пешее и конное, приведя себя в боевую готовность, ждали противника и дальнейших распоряжений шахиншаха. Но тот, не имея пока представления о ситуации и ее развитии, распоряжения отдавать не спешил. Он только приказал почти двухтысячному отряду легкой конницы выдвинуться несколько вперед, пока еще не ведая, потребуется ли помощь Уррагшпу, или тот обойдется сам. Но когда отряд его квартирьера, утекая на пре-дельном карьере, перевалил через долгую гряду холмов впереди, шахиншах уже понимал – помощь тому не просто нужна, а просто очень и очень нужна.
Он даже издалека видел, как сильно поредел и растрепан отряд Уррагша, в коем перемешались и лег-коконные всадники и катафрактарии. И как нагло и сильно давят их с флангов и сзади эти несносные скифы. Давят, избивая стрелами в спину. Завидев своих, ставшими в твердый строй, начавшими уже дальнейшие приготовления, конники Уррагша наддали из последних сил. Загоняя своих коней, забирая от них все, что те еще имели. А отряд шахиншаха, выдвинувшийся вперед, уже начал прицеливаться атаковать их. Но скифы, подойдя к загородившейся огромными щитами персидской пехоте, на полный перестрел, просто бросили по ней тучу стрел. И, спокойно и четко, как на учениях, развернувшись, пошли в отход. Двухтысячный отряд своей конницы царь царей попридержал. Как знать, не наведут ли скифы и его на свою засаду. Нет уж, в такие игрища он сегодня играть погодит! Поначалу неплохо бы здесь слегка освоиться, понять скифскую манеру вести войну.
Видя, что конница в погоню за ними не уходит, отрываясь от всей массы персидской рати, скифы, по-маячив на вершинах холмистой гряды, в отдалении, снова развернулись и пошли к персам. Они подскакали к пехоте на дистанцию метания стрел, выпустив пару залпов по персам, потом спокойно вышли из дистан-ции боя. И проделали это раз пять.
Дарий отчетливо понимал, что если он ничего не предпримет, скифы будут вот так вот постоянно имитировать свои атаки на пехоту персов. Их отряд был так невелик, всего-то едва больше тысячи всадни-ков, но заметно меньше полутора тысяч. Позволить таким жалким силам себя терроризировать, царь царей не мог и двухтысячный отряд конницы, получил приказ атаковать скифов. Те, не впустив персов в дистан-цию боя, стали уходить, даже не огрызаясь из луков, просто пригнувшись к шеям своих скакунов и набросив на спину, свои щиты, вскоре скрывшись за грядой холмов.
Персидская пехота, облегченно вздохнув, сняла свои щиты, вырвала фиксировавшие их колья, и, по-грузив их на возы бычьих упряжек в обозе, снова выстроила походный ордер. Вся огромная армия царя ца-рей, наскоро приведя себя в порядок, наконец, двинулась дальше. А к самому шахиншаху подъехал, утом-ленный, лихорадочно блестящий запаленными глазами, Уррагшп и начал рассказывать обо всем, что с ним произошло. Они прошли почти половину расстояния до цепи холмов, когда бешенный грохот лошадиных копыт зазвучал очень явственно. Дарий, не ведая, что происходит, приказал пехоте снова занять оборони-тельную позицию, а коннице приготовиться к бою. Весь обоз начали спешно стаскивать за спину снова ли-хорадочно устанавливавшей свои щиты, пехоте.
А из-за цепи холмов, перевалив ее, быстро вырвалась удирающая лавина персидской конницы, та са-мая, что пошла в угон за скифами. Кони персов шли в полный мах, самым быстрым карьером . Так уносят ноги только от смертельной опасности! Когда уже стало просто нечего беречь. Преследуя их, скифы беспре-станно метали стрелы, устилая телами раненых и убитых персов весь свой путь. Скифов было много боль-ше, чем раньше, тысяч около четырех. Стало понятным, что долго с ними сражаться персидские конники не могли. Дойдя до дистанции в один перестрел с персидской пехотой, скифы враз, наверное, по команде, ос-тановили преследование, клубясь перед персидской пехотой. Снова играя с нею в прежнюю игру. То, входя в дистанцию боя и делая пару - тройку залпов из своих страшных и мощных луков, то, выходя из нее.
День после полудня, уже становился томным. Дарий разозлился по-настоящему, поскольку внезапно осознал, что над ним попросту издеваются. Над ним и его великим воинством, перед коим дрожит весь мир! Играют с ним как кошка с мышкой! Это с ним-то? С самим царем царей? Ладно, доиграетесь! Знаком подо-звав к себе Хумрашта, он приказал срочно прислать к нему Вишташпу, перса, носившему имя его отца и командовавшего десятитысячным корпусом персидской конницы. Тот появился очень быстро, скифы едва успели в третий раз повторить свою игру с персидской пехотой, не слишком обращая внимание на скопив-шиеся на ее флангах тысячи четыре легкой конницы шахиншаха. Уже немолодой и очень опытный перс, Вишташпа бодро подскакал к колеснице своего повелителя, осадив коня на всем скаку:
- Звал, величайший?
- Звал Вишташпа! Бери весь свой корпус и атакуй мне этих вот наглецов! А когда они побегут, догони их и истыкай их своими стрелами и копьями, искроши своими мечами! Понял?
- Понял величайший! Велишь начинать прямо сейчас?
- Да, и побыстрее!
И Вишташпа, чмокнув губами, поднял коня в добротный галоп, поскакав к своим. Конник он был добротный, еще Камбизу II служил.
И уже через несколько минут, большой отряд конницы, преимущественно легкой, резко приняв впе-ред, грохоча копытами по упругому степному дёрну, покинул ряды персидского воинства, еще только за-вершавшего приводить себя в боевую готовность. Но скифы, по-видимому, внимательно следили за мани-пуляциями персидского войска. Долженствовавшего стать для них внезапным, рывка конницы Вишташпы, они не проспали, начав свой отскок немедленно. Вскоре огромная масса конницы перевалила цепь холмов во второй раз. Оказавшийся рядом с Дарием, Гобрагш, пробормотал, обращаясь к шахиншаху, но стараясь, чтобы его не слышали иные окружающие царя царей люди:
- Величайший, а если у скифов найдутся силы, чтобы и Вишташпу вот так вот же, как и тех, кто был перед ним, попрут назад?
- Думаешь, это возможно?
Уже с отчетливой тревогой спросил царь царей, понимая мысль своего избранного советника, но Гоб-рагш продолжил:
- Хотелось бы быть уверенным, величайший, что нет! Вот только уверенности такой у меня нет!
- Ладно, Гобрагш, подождем!
Согласился со своим мудрейшим шахиншах, ибо и у него уже не было такой уверенности. Всего-то пару дней назад она была полнейшей и нерушимой, а вот два дня, проведенные ими в скифской степи, пол-ных сюрпризов и разочарований, и уверенности не стало. Но в дело они ввязались, и делать его уже следо-вало. Встряхнувшись от раздумий, не время! – шахиншах немедленно распорядился всей пехоте быть гото-вой, выстроив стену из больших щитов, занять круговую оборону. Кто ж его знает, как оно все обернется с этими скифами? Может и в круге щитов придется отсидеться, чтобы привести конницу в порядок. Делая все это, Дарий в глубине души ругмя ругал себя самого. А и правда, ну, что ему стоило придать Вишташпе еще с полмириада конницы, а то, так и полный мириад? Сейчас бы вот и гадать не пришлось, найдется там дос-таточно сил у скифов, чтобы его опрокинуть, нет ли? Знал бы точно – не найдется! Но, что сделано – сдела-но и уже не переделаешь – заиграно!
Стену они выстроили привычно и быстро, заставив свою пехоту суетиться в поте лица. На наиболее опасные для атаки чужой конницы места, выставили преграды из поставленных в пару боками обозных во-зов, за какими свои позиции заняли пешие лучники и копейщики, персы и вавилоняне. И некоторое время ожидали. Но обратного хода своих конных не дождавшись, разобрали укрепления, снова погрузив щиты на повозки и, приведя себя в походное положение, тронулись дальше.
К вечеру они достигли, наконец, гряды холмов, что весь день маячила у них на горизонте и была на-мечена, как промежуточный ориентир для начала движения, с самого раннего утра, как только, двинулись в путь. С холмов можно было, имея хорошее зрение, рассмотреть место их прошлой ночевки. Видя, что дело идет к вечеру и, узнав, что у подножия одного из холмов имеется прекрасный ручей, с чистейшей водой, Дарий, обрадовавшись, повелел разбить лагерь на ночь и начинать поочередно выпаивать весь скот. Ника-кой особой ограды лагерю не учреждали, ограничившись плотной цепью секретов, раскинутых по окру-жающим холмам. Днем они неплохо отправляли свои обязанности. Каково-то оно станет ночью? Под защи-той цепи секретов, персы занялись ежевечерней лагерной рутиной. Осторожненько выпаивали в очередь скот, чтобы, не приведи Ахуромазда, не исчерпать досуха источника, готовили пищу. В первую голову, ра-зумеется шахиншаху и военачальникам, потом и всему воинству. Приводили в порядок снаряжение, по-рвавшееся, или прохудившееся этим днем. Выяснилось, что не хватает кольев, для крепежа стационарных щитов и шахиншах велел разобрать на колья, освободившуюся от груза обозную повозку. А пару быков, какая ее тащила прежде, присоединить к мясному стаду. Заодно приказал командирам обязательно и всене-пременно озаботиться тем, чтобы, проходя мимо какой-нибудь рощицы или кустарника, даже и лозового, нарубить кольев с запасом и прицелом на будущее. Запас он, знаете ли, на плечах не виснет! Он на возах везется.
И уже только к позднему вечеру, им дали знать с секретов на холмах, что Вишташпа и его конница возвращается. Вскоре, грохоча копытами, конница персов, усталой мелкой рысью прошла в распадок меж холмов, где стали лагерем персы. Еще издали шахиншах с тревогой узрел, что конники Вишташпы заметно пострадали. Много лошадей с ними бежало подседланные, но без седоков. И кони и люди заметно устали. Первые шли, часто спотыкаясь, вторых от усталости порой качало в седлах.
Помощники Вишташпы повели своих всадников к месту, им предназначенному для отдыха, а сам он со своим коноводом, подскакал к шатру царя царей. Дарий как раз садился обедать. Поскольку на походе обед у него был совмещен с ужином, и тот и другой принимал он лишь по завершению всех дневных хло-пот, став прочно лагерем. За стол собирались все его приближенные здесь, на походе, были среди них и Гобрагш и Уррагшп. Несмотря на неудачу последнего, в его разведывательном рейде, от царского стола от-ставлен он не был. По-видимому шахиншах понял, что здесь, вдали от своих областей снабжения, ему и лю-дей менять на других, станет сложнее. И стал терапимее к тем, что были с ним с самого начала похода. Здесь, за столом и доложил Вишташпа обо всем, что сегодня довелось пережить его отряду.

РАССКАЗ ВИШТАШПЫ, тот же вечер.
Преследуя скифов, конный корпус Вишташпы, выйдя на средний галоп, каким уходили от них скифы, пошел им вслед. Скифы снялись в отход вовремя, пока персы были от них за два полных перестрела. Конеч-но, конные Вишташпы могли заметно добавить, переводя своих скакунов в карьер. Но доброго карьера ло-шадь выдержит недолго, едва позволив сократить дистанцию до одного перестрела. А потом, устав, начнет замедлять ход, не выдерживая даже и вполне среднего галопа. Ему ли, опытному коннику, этого было не знать? Оттого-то и не приказал он сразу переводить коней в карьер, мало ли понадобится еще лошадиная мочь? Всегда лучше иметь в запасе возможность, потребовать от своих скакунов большей прыти. А для это-го надо заранее озаботиться ее сбережением. Они игрались со скифами в дурацкие догонялки почти чет-верть дня, но так и не сумели войти с ними в дистанцию хотя бы лучного боя. Причем он видел, что скифы вольны оставить их в одиночестве, но отчего-то не делают этого. И сей факт еще больше настораживал, ос-торожного и битого прежними боями и походами Вишташпу. Защита и бережение Ахуромазды, дело, ко-нечно, хорошее, но Ахуромазда Ахуромаздой, а и об Анхра Манью забывать не след! Вокруг все так же тя-нулась бескрайняя, казавшаяся им уже бесконечной, степь.
Но в воздухе отчетливо запахло водой. Видно приближалась река. Посреди степи образовался низкий пойменный участок. Из под копыт лошадей вокруг понесло брызги коричневой грязной воды. А скифы впе-реди них, быстро, почти единовременно, исчезли. Все и сразу. Куда?
Это выяснилось через непродолжительное время, когда их на махах вынесло на высокий берег неве-ликой степной речки, они уже не раз встречали такие прошлыми днями, большей частью притоки Тираса, но уже, наверное, и Гиппаниса. Там, внизу, уже почти недоступные персам, скифы плыли рядом со своими ко-нями, держась за них. Самые задние из них, уже миновали стрежень, а самые передовые, достигли речной отмели, выводящей на берег. И скачками выбирались на берег, веером разбрызгивая прозрачную воду реки, благородные животные, а их всадники, держась за свое седло, бежали рядом с ними. Бежали, снимая какие-то свертки с седел, какие во время переправы, прикрепленные к передней луке седел, были сохранены от намокания. Оттуда скифы доставали свое оружие и, прежде всего, луки. Персы в своей жаркой Азии не зна-комы с таким обилием рек, каковое имеет место в скифской степи и непривычны так оберегать свое оружие от намокания. Вот они и пришли к получения самого первого урока от скифов.
Они, конечно, пытались стрелять по скифам. Но их стрелы, за редким исключением не долетали до них. Они спускались и к самой воде, но и оттуда не преуспели. По наблюдениям Вишташпы, на переправе стрелой был поражен один единственный скиф. Его голова скрылась под водой, а на месте где он только что был, расплылось мутноватое бурое пятно. Но, повторил еще раз Вишташпа, скифы доплыли почти все. Там на берегу их встретили, присоединившись к ним еще несколько тысяч всадников, наверное, три. А когда переправляться принялись конники Вишташпы из первого отряда, скифы, до того момента горячо гонявшие коней по лугу, согревая их после переправы, выехали на берег всей своей массой и все, как один, подняли свои луки. И персы мигом убедились, как не напрасно они старательно оберегали их от влаги. Персы, пере-правляясь, не удаляясь, по мере совершения переправы, от скифов, как они сами всего малое время тому назад. Они стремились к скифам, с каждым гребком по воде, ног своих коней. сокращали с ними дистанцию, входя в пределы дистанционного боя. И таки сократили! Раздалось хлесткое и злое щелканье тетив скиф-ских коротких луков по защитным перстатицам, злой посвист ищущих свои жертвы стрел и громкие крики стрелков-скифов, кричавших каждый раз, бросая стрелу, на выдохе: «Га!», «Га!» И выбулькнув весь став-ший сразу ненужным воздух, исчезали под прозрачной водой этой невеликой реки, головы персов, оставляя по себе лишь мутное бурое пятно. Закричали раненые люди и кони, взбурлила вода там, где билось, крича от боли, раненое животное. Но персы – воины! И они, как то и надлежит воинам, рвались к противоположному берегу, невзирая на колючую оперенную бурю, метущую им в лица! Вот самые первые всадники, держась одной рукой, по привычке всех конных на переправах, за седла своих лошадей, выбегают на песчаный берег той речки и их быстро сметают стрелы скифов, оставляя валяться на песке безмолвными трупами. Те, кто следовал за ними, успели вытащить луки из тулов и даже попытались метнуть свои стрелы в скифов. Но, причмокнул даже губами, разочарованно, Вишташпа, теряет намокший лук и мокрая тетива свои боевые качества. И не летит с них стрела, а лишь жалко кувыркается, падая близ ног лучника. То-то им всем старые лучники, обучая молодых и глупых, советовали пуще всего хранить свои луки от влаги. Сам намокни, а лук сбереги в сухости. Ибо ты и мокрый работать и воевать способен, лук же – нет! Наблюдая, как валятся на покрасневший уже от персидской крови, песок узенького речного пляжа, лучшие всадники-персы, приказы-вает Вишташпа прекратить ненужную им и глупую переправу. Но тех, кто уже перебрался через стрежень  реки, приказ Вишташпы остановить не мог. Этим пришлось идти до конца. Их, зато, остановили стрелы скифов, остановили быстро и очень эффектно. Сам же Вишташпа собрав своих всадников, повел их вверх по реке, ибо не смотрелась та река на такую, у какой не может быть доступного, и конным, и пешим, брода по-близости. Скифы же не став дожидаться персов, пошли длинной колонной вглубь степи, понимая, что пре-следовать их туда персидский военачальник, если он не окончательный дурак, вряд ли станет. Но оставили на своем берегу малые разъезды, издали следящие за персами.
Брод они через какое-то время нашли. Даже и не очень далеко от того места, где их так обидно, а, главное, даром, пощипали на переправе лучники-скифы. А, впрочем, все скифы – лучники. Все, как один!
С тем и вернулись конники Вишташпы в лагерь царя царей. Тот же поблагодарил опытного конника за то, что вел он себя осторожно и предохранил своего повелителя от излишних потерь. Откушав вволю и напившись фруктовыми шербетами, разошлись персидские вельможи по своим шатрам, спать. А кто, как, к примеру, Вишташпа, подойдя к попоне, расстеленной для него его коноводом, уже обиходившим его коня, положил под голову седло. Завалившись на боковую и, накрывшись своим плащом, он немедленно заснул. Устал этот немолодой уже воин, за сегодняшний день. И как еще устал! Смертельно!
Не слышал ни он, ни другие воины, как ближе к утру, вырезав секреты с одной стороны от лагеря, скифы сумели угнать какую-то часть мясного и вьючного скота, застав его на пастбище и вырубив в пень персидских пастухов выпасавших именно это стадо и этот табун. И пробравшись в пределы лагеря, выреза-ли до трех десятков воинов. В одном месте их застали, пытались захватить живьем. Но скифы отбились и в кровавой кромешной резне, вырвавшись одним им известными путями из лагеря, сумели достичь своих ло-шадей. И, мало пострадав от действий персов, ушли в темень ночи. Разумеется, никто так и не решился их преследовать. А Хумрашта, доложив обеспокоенному шахиншаху о произошедшем, лишь постарался уси-лить охрану шатра самого повелителя. Он сделал правильный, в общем-то, вывод о том, что полагаться на обычные войска не стоит, надо охранять повелителя силами своих лучших и опытнейших телохранителей. Рассчитывая только ни них, кого выучил и к делу приставил он сам, ну, и еще, разве что, на себя самого.
Эту ночь персы провели тревожно, стараясь не спать глубоко, и ежеминутно прислушиваясь, а не кра-дется ли в ночи свирепый скиф, пришедший по его душу. Кто-то и дождался таких гостей, но подавляющее большинство, конечно же, нет! Но не выспались все персы, все, как один, кроме, разве что тех, кто заснул вечным сном. Тем времени выспаться теперь уж точно достанет! Не выспался и царь царей и, оттого, на зав-траке был он особенно раздражителен и резок! И только его повара, как, впрочем, и повара других персид-ских вельмож, могли сказать, что такой режим жизни их устраивает. Тяжко ведь это, возиться с пищей у костра, когда весь многолюдный лагерь сладко спит. А вот когда весь лагерь бодрствует и дрожит от страха, напрасно пытаясь согреться и отдохнуть, так отчего же и не поработать. У костра и в тепле. Так оно и страшно ведь намного меньше. Если и мозг и конечности заняты, когда и чему тогда бояться?
Когда все встали, выяснилось, что досужие скифы не просто резали персов, но еще и крали пищу с их возов. Они что, голодают? – поинтересовался шахиншах. Да нет, ответили ему, просто скифы считают, что, убив врага, особенно сладко съесть тот кусок, что готовился ему, выпить вина из его кубка и переспать с его женщиной. При этих словах Дарий невольно покосился на Аспазию, выдав тем самым свое собственное беспокойство. А ну как на нее тоже положил глаз какой-то досужий скиф? А, может, сам Идантирс, рас-смотрев, возжелал?
Двинулись в этот день позже обычного. Едущий рядом с шахиншахом в колеснице Дария, Гобрагш, нудно рассчитывал: за первые дни проходили они, собственно по шесть парсангов . Это когда скифы им не противодействовали, мешали только реки, притоки Тираса, через какие следовало искать броды. Но вче-рашний день был первым днем активного препятствования им скифов. И они едва сумели пройти за день два парсанга. И не выспались в эту ночь до полной одури. А что будет дальше?
Вопрос Гобрагша оказался риторическим. Никому не захотелось на него отвечать. Вскоре выдвину-тые далеко вперед и в стороны разъезды легкой конницы персов, подверглись новым атакам скифов. И сно-ва Вишташпа принялся летать со своим конным отрядом от одного фланга к другому. Но скифы, обстрели-вая персов в боевом охранении, боя с конниками Вишташпы, нигде не принимали, повсеместно от них ус-кользая. Атакуемое со всех направлений, персидское войско медленно тащилось к броду на реке, преграж-давшей им путь, вчера найденному Вишташпой и его конными. Подходя к броду персы застали едущих по нему конных скифов, что-то сбрасывающих в воду. Словно сеяли они там нечто.
А когда в нее пошли первые конные персы, быстро стало известно-понятно, что туда сбрасывали ски-фы. Лошади персов, внезапно принялись, страшно вопя от боли, как это умеют только сильно пораненные кони, становиться на дыбы, сбрасывая своих всадников в воду. Сами же они бросались из стороны в сторо-ну, громко крича и стеная. Все тот же незаменимый Вишташпа, поскакал выяснять, что же там произошло. И выяснил, привезя Дарию посмотреть странный шип, раскинувший очень острые стальные кованные шипы в пол ладони длиной, торчащие из одной общей точки в три стороны. Как не брось такого ежа наземь, один шип все едино станет смотреть в небо, угрожая ноге коня, или человека, им все едино! – страшной раной. Шипы эти, воины достали из ног своих раненых лошадей. На их заусенцах, специально насеченных кузне-цами, лохмотьями свисало мясо ног тех коней, коих они повредили. Страшное коварство. Но искать новый брод было некогда. Кликнули желающих разыскать и достать со дна такие шипы. Те долго ползали по дну реки, ощупывая ее и добывая шипы. И только потом, проклиная всех степняков, сколько их ни на есть на этом свете, стали переправляться через реку. При этом, оберегая колесницу царя царей, его лошадей через брод вели под уздцы. Иных колесниц с собой царь царей брать так и не стал. Ведь их подхода из Фракии ему пришлось бы дожидаться еще дней десять.
Но не вытащенный охотниками шип, отыгрался на обозе, взбесив внезапной болью, в проколотом ко-пыте, быка в парной упряжке. Возница не смог совладать со скаженными прыжками быка, был раздавлен и утоплен им и сам. Бык же, в бешенстве разнес повозку, утопив в реке множество доброй яди. И побежал, мыча и ревя от боли в передней ноге, так и соединенный со своим напарником, тоже утратившем обычную для упряжных быков флегматичность. Эту странную пару конникам Вишташпы пришлось успокаивать стрелами. Потеряли повозку с концами, так уж хоть мясо тех быков съесть бы!
И найден был, вроде, брод тот загодя, а времени, благодаря продуманному и изощренному коварству скифов, на нем потеряли немерянно. И снова не исполнили все, что было задумано на день. Зато уяснли для себя, искать броды заранее опасно, скифы всегда могут успеть оснастить из своими адскими шипами. Пока переправились, пока то, да се – пришла пора о ночлеге подумать. Та и стали на берегу той речонки, пойдя за день всего лишь три с половиной парсанга. С таким ходом, думал тоскливо царь царей, далеко ему не уйти! А он ведь еще до похода рассчитывал иметь темп в четыре с половиной – пять парсангов в день. Но и как увеличить свой ход, в этой ситуации он тоже не знал? Даже и предположить не больно-то мог…

СТАВКА ИДАНТИРСА, следующий вечер
Подъезжая к маленькому костерку, разложенному в вырытой специально яме и обсиженному со всех сторон тесно скифами, Идантирс и трое катафрактариев, скифов из его нарочитой дружины, сопровождав-ших своего царя, подъехали очень поздно. Темень была сегодня та еще. Новая луна лишь только зарожда-лась, явив миру свой тонюсенький серпик, изъеденный ржавчиной космической черноты, ее оттеняющей. Эту стоянку скифов они заметили только потому, что знали вполне достоверно и точно о ее существовании. А костерок смогли рассмотреть, уже только подъезжая к нему вплотную. Да и то, не сам костерок, а лишь слабые отсветы, бросаемые им на лица сидящих вокруг него людей. И лица и одежда, сидевших у костерка, становились различимы только вблизи. Легко, почти как в юности, спрыгнув с седла, Идантирс полез под потник  своего жеребца. И вытащил оттуда великолепно отбитый за день, до полной котлетной мягкости, кусок конины. Приправленный, к тому же, пряным и пахучим конским потом, всего лишь присоленный им поверху с утреца. Такое мясо едят и сырым, оно более чем съедобно, считаясь у степняков деликатесом, но зачем сыроядствовать, коли костерок уже разложен, и сделано это с умом и полным пониманием дела.
Такой никого не выдаст и не продаст, даже, несмотря на то, что вся эта площадка за двумя холмами, укрытая от полуночного ветра, охвачена плотной цепью подвижных секретов, мышь не проскочит. И каж-дый конник в секрете, смотрит сам, а на чутье больше полагается не на свое, а на конское. Тоньше оно на-много, совсем чуть-чуть уступая волчьему. Царь запросто подошел к костру, а его воины, спокойно и несу-етливо подвинувшись, пустили своего повелителя, испечь себе мяса на обед. Хотя, какой там обед? По вре-мени уж и ужин-то заканчивать пора!
Но день был тяжелый, наполненный суетой, драками и стрельбой многой, некогда было Идантирсу даже и поесть. Подошли к костерку и сопровождавшие его воины, каждый со своим куском мяса в руках. Разжились, свежуя с другими воинами персидского коня, павшего под своим всадником, там же запасли мясца и своему царю. Всадника тоже тогда пристрелили, но человечьего мяса скифы, в отличие от мерзопа-костных андрофагов, не ели.
Идантирс же, достав из ножен кинжал, пронзил им в двух местах тонкий ломоть мяса и распростер его над угольями, старательно отгребенными скифами с этой целью в сторону от огонька. А рядом с ним уже выставлялись на чистую тряпицу парящее на воздухе горячее питье, сыр и мед в горшочке малом. Ис-пекши мясо над раскаленным угольем, царь и его сопровождающие, отведали походных яств с аппетитом людей проведших весь день в седле и на походе. Да еще и в боях к тому же. Славное то развлечение, а уж аппетит-то после него, так и волку на зависть! Пока царь и его нарочитые ели, скифы молчали, или тихо беседовали меж собой. Нельзя обращаться с вопросами к кушающему человеку, пока он не насытиться! Вот насытился, тогда давай, спрашивай. А до того – имей терпение! Не ты один на свете живешь! У других тоже и нужды и нуждишки свои имеются. Даже и у царей!
Коней своих и царского, сопровождавшие его воины, расседлали и разнуздали. Отвели неподалеку, отпустив попастись на свежей травке. Здесь, внутри их секретов ничего коням не грозило, да и сами они, далеко не безобидные твари. Случись чего непотребного, за себя постоять сумеют. А от волков догадаются сбежать под защиту людей. Путак лошадей на выпасе у скифов принято не было.
Потник постелили за спиной у царя, седло положив ему в головы. Не было у скифских царей привыч-ки сторониться своих подданных, полагая между ними и собой непроходимые барьеры и длинные дистан-ции этикета и церемониального протокола. Не доросли они, по дикости своей, до такой-то дури. Да и негде было им в степи ломать протокольные кривляния, и поклоны друг другу бить, отбивая по счету, кому сколь надлежит. Степь она проста и незамысловата, она же и от людей в ней живущих, простоты требует, сурово наказуя за сложные излишества.
Жили цари скифов просто, хотя, понятное дело, и оружие и одежду имели качеством лучше, чем ос-тальные скифы, на конях ездили только на самых лучших. Но ели и спали так же как и все остальные-прочие, ровно и не цари они, а простые кочевые скифы-воины. Кочевья их, правда, были намного более бо-гаты. Но где они сейчас, те кочевья? Кабы не за Борисфеном уже! А царь вот он царь, здесь, среди воинов своих, такой же как и они все, сильный среди сильных!
При такой вот опрощенности отношений, власть у скифских царей была огромная и ни с кем не дели-мая. Могли они, наказывая воина своего, предать его смерти. Потом, правда, надо было оправдаться перед его родственниками и старейшинами его рода, ибо имели они право спросить даже и царя за родственника своего во время тоя. И если тот без дела был наказан смертью, могли и виру свою стребовать, вплоть до вы-зова царя на поединок.
Ну а уж в военное время, или на походе, власть царя скифов и сравнить-то было не с чем, разве что со всевластием богов, так она была велика и безмерна. Одно только слово царя, легко бросало его воина на любой подвиг и на любую смерть. Но и рубился же царь скифов плечом к плечу со своими воинами. С ними бегал в атаку, с ними же и отступал. Точно также пытая неверную воинскую судьбу, как и все иные его под-данные. И стрелял царь уж как минимум, не хуже хороших стрелков. Не всегда сам бывал выдающимся, это правда, но уж прекрасным-то стрелком был он всегда! Иного не допускалось. И об его спину обламывалось множество палок, когда его обучали стрельбе из лука. Прежде чем наказывать иных-прочих, должен был правитель на своих раменах  узнать, каково сие?
И наездником царь скифов был всегда великолепным. Интересно бы получалось, если бы у народа прославленного своими гиппотоксотами  на всю Ойкумену, царь не был бы великолепным наездником! Нескладно и неладно. Потому-то царь скифов и был таким же кентавром, как и все его воины. Сильный во-ин, среди сильных воинов! Что может быть лучше и надежнее?
А потому и не было у скифских царей моды скрывать свои воинские успехи и намерения от осталь-ных скифов. Ни отец Идантирса, Савлий, ни отец его отца, Гнур, этим не отличались. Не был выродком из своего рода и сам Идантирс. Тем более, что стояли здесь воины из кочевий их племен, кочевавших дальше иных. К ним-то и стрела дошла позднее всех остальных. Вот они и собрались, и пришли попозже. Но они пришли, не умедлив и не отказавшись делить кровавую жатву с соплеменниками своими. Пришли тогда, когда привели свою помощь и савроматы, и гелоны, и будины. Савроматы и будины ушли с Таксокисом, а гелоны тоже сейчас были на этом поле. Вот у всех новоприбывших и возникло множество вопросов к царю о том, как и где они провели этот день. О делах дней прошлых уже наслышаны были воины, а вот дела дня истаявшего, только что завершившегося, их живо интересовали.
Вот и рассказал им Идантирс, как сегодня заставили они Дария искать брод через невидную реку, приток Гиппаниса. Его легкоконные воины тыкались в реку несколько раз. И каждый раз, когда они пони-мали, что перед ними глубокая плынь, то есть, как только им доводилось немного идти вплавь, как им на головы и рушились стрелы давно уже поджидающих своего момента скифов. Теряя людей, персы вымета-лись из реки и ехали вдоль нее дальше. Терять людей, не терять их, а место для переправы своего великого обоза им сыскать было всяко надо! Или бесславно назад поворачивать. Наконец, персы сыскали переправу. Легкоконные скифы позволили им отбросить себя от этого места и послать к своему царю царей, сообщив тому радостное известие, что брод, пригодный для переправы обоза, разыскан. Начали ждать там персов, потихоньку накапливаясь для предстоящего боя.
Персы, не заставив себя долго ждать, подошли вначале передовым отрядом, до тысячи легкоконных стрелков. И браво ринулись в переправу, рассчитывая выставить на том берегу легкоконные посты, сохра-няя брод для своей, уже приближавшейся армии. Но вода среда плотная, намного плотнее воздуха. И пото-му, кони, идя по грудь в воде, идут намного медленнее, чем по траве. Бить персов из лука там было проще. Они слишком долго себя экспонировали под обстрелом и слишком вяло маневрировали. Вода и мешала! И на левом берегу правого притока Гиппаниса, защелкали тетивы луков по защитным перчаткам лучников. И полетели персы из своих седел! Ах, как здорово они там кувыркались, прежде, чем сверзиться в воду. А стрелы все летели и летели. Этот отряд легкой конницы, потеряв до пары сотен своих воинов, вначале оста-новился на входе в реку, потом же прянул назад, пытаясь метать стрелы по скифам через реку. Это оказа-лось далековато слегонца, и персы недолго занимались дурью, просто немного отойдя от брода, но сторожа его на своей, правой стороне реки. Вскоре подошел еще один отряд легких конников. То ли командовавший теми, что были раньше этих новых, не обсказал им, что здесь не так, то ли командир этого отряда пренебрег предупреждением, решив, мол, авось именно его и вдруг пронесет! Его и пронесло, и верхом, и низом!
Персы и во второй раз дуром сунулись в брод, под стрелы скифов. И те, не будь дураками, выдали персюкам все, чего те возжелали в крупной и мелкой монете. Идантирс, ожидая персов, после отражения первого отряда, подбросил сюда пару тысяч своих воинов. Они и встретили второй отряд персов таким гус-тым ливнем стрел, что тем небо быстренько встало в овчинку. Причем отражать лучным боем второй отряд персов скифы затеяли, когда первые ряды персидских конников уже завершали брод. Те попытались упор-ствовать, но и комитет по их торжественной встрече был собран не из тех, кто побежит от одного яростного вида своего врага. Все больше и больше коней, освободившись от своих всадников, не имея возможности бежать назад, ибо ход там был перекрыт все еще входящим в воду отрядом, бежали вперед, рассчитывая пополнить собой табуны скифов. Скифы возражать по этому поводу не собирались, и такому намерению коней, конечно же, не препятствовали. Пригодятся и они.
Видимо, второй отряд был намного больше первого, поскольку, потеряв под стрелами воинов Идан-тирса до тысячи воинов, он, поворочавшись в воде какое-то время, подался назад. Но вот, сопровождаемые бесконечным мычанием коров и быков, ржанием лошадей, ревом ослов и скрипом осей повозок, начала подходить к месту брода и переправы, армия персидского властелина. И на броду сразу почувствовали, что командование атакой на брод, принял кто-то очень властный и разумный. Легкая конница больше в брод не совалась, зато туда немалым отрядом сунулись катафрактарии. Эти прошли под стрелами скифов, теряя да-леко не так много, как легкоконные и попытался навязать легкоконным скифам бой накоротке, копьями. Не тут-то было. Ожидая подобного хода, Идантирс держал наготове и своих катафрактариев. Они врезавшись в персов, остановили их, подставляя их фланги под воздействие своих легких лучников. А те, воспользовав-шись стычкой катафрактных воинов, поспешили охватить открывшиеся фланги врага. Это ведь и было их первейшей обязанностью в конном бою. А бой на берегу гремел кромешный, в копья и клевцы. Да и до аки-наков частенько дело доходило. Персы и парфяне показали себя достойными победы, а скифы, оказали себя достойными остаться непобежденными. И лишь когда в брод потоком хлынула легкая персидская конница, рассчитывая прикрыть фланги персов и отогнав легкую конницу скифов, и атаковать уже их катафрактариев во фланги,  картина боя в корне поменялась. Поняв, что дальше препятствовать персам в переправе – нести слишком большие и не совсем оправданные ситуацией потери, Идантирс подал условленный сигнал. И его конница, рывком вышла из дистанции близкого боя с персами, щедро шпигуя тех своими стрелами на отхо-де. Скифы уходили быстрым галопом, а персы поднять своих скакунов в карьер не посмели. Уж больно они опасались, что скифы потратились еще далеко не все, придумают им еще чего-нибудь. И что им тогда де-лать на усталых своих конях, отдавших все в погоне? Да еще и влетевшим по инерции намного глубже, чем следовало?
Воины Идантирса отходили вообще-то недолго, поскольку сюрприз для персов заготовлен им таки был. Запасной отряд легкой конницы, последний запас Идантирса, ждал персов, положив своих коней в вы-сокой траве. Идя покойным маршем, персы бы конечно, по дневному времени не дались в обман, разглядели бы врага. Но ведь были они все охвачены горячкой преследования. И атака легкой скифской конницы во фланг оказалась страшной. Тем более, что и отступающие скифы, поспешив немедленно развернуться, снова атаковали персов. Те, сбитые с погони, начали откатываться, а позже и вовсе побежали, торопясь назад к реке, туда, где был их царь царей и основная масса его войска. Но скифы преследовать их до самого войска не стали, а, развернув лошадей, пошли в отход. Странно, но персы не попытались даже их преследовать. Наелись, что ли? Или ожидали от царя скифов новых сюрпризов? Так их им больше уже и не гтовили как-то. Хватит, наверное!
Правда, на этом радости этого дня для шахиншаха не завершились. Его войско к вечеру уже перешло на левый берег почти все. Небольшой отряд, сотен в пять конников-эфталитов и с полсотни повод при трех десятках верблюдов, последний отряд обоза еще не перешли реку, когда по ним ударил отряд Таксокиса, состоявший их пятнадцати сотен конников, большей частью легкоконных, но были среди них и катафракта-рии, примерно пару сотен. Их удар был великолепен и эфталиты сопротивляться долго не смогли, подав-шись в воду, где их рубили и кололи копьями озверевшие скифы. А все, что оставалось от обоза на правом берегу реки, досталось, разумеется, скифам. Да и себе мясца на обед, Идантирс и его нарочитые, отрезали от только что убитых в бою лошадей персов. Самих персов там было, конечно, намного больше. Не человечи-ны, как уже упоминалось, скифы не ели! Не андрофаги паскудные, чай!
По тому факту, что отставшие небольшие части обоза перестали догонять основное войско, царь ца-рей и его военачальники позавчера поняли уже, что позади их не пустынно. Там идет кто-то сильный и яро-стный, способный подбирать всех отстающих. Но только сейчас они поняли, насколько же сильный отряд скифов следует в их сопровождении. Вот уж теперь отставать точно никому не захочется! Ибо участь от-стающих будет абсолютно точно печальной.
В этот день персы так и не двинулись дальше, едва сделав за день полтора парсанга. Разбив лагерь на берегу этой реки, они стояли здесь целый день, дав отдохнуть своим войскам и затеяв массовую починку обозных возов…
Рассказав все это, Идантирс еще немного поговорил со своими воинами и завалился спать. Завтра персидское войско выйдет, надо полагать, не позже полудня к их старому зимовью, где засели Анотирс и его пешие воины. Завтра их ждал славный день! Надо было не только персидским воинам отдохнуть. Нуж-дались в отдыхе и скифы. Не железные, чай! Даже и их царь Идантирс.

ОСТАВЛЕННОЕ ЗИМОВЬЕ ИДАНТИРСА, утро следующего дня.
Начало лета в скифских припонтийских степях всегда жарко. Дожидаясь воинства царя царей, они приводили в порядок, слегка поплывшую от времени и дождей, оборону зимовья. А разведка, постоянно ведомая легкими конниками, в интересах его отряда, убедила Анотирса, что Идантирс прав, как всегда – персидский властелин не сможет пройти стороной, минуя это зимовье. Хотя брод через могучий и полно-водный Гиппанис, располагался выше, на добрых полдня не слишком спешного конного пути, царю царей уж совершенно точно не миновать их. Дожидаясь прихода персов, Анотирс ни в чем не стеснял ни себя, ни своих воинов.
В давно брошенном зимовье не оказалось сколько-нибудь ценных вещей. Не было там и запасов пи-щи. Только деревянные дома, рубленные  клеть, как это любят делать народы, с коими скифы соседствуют на севере. Дома сухие и, наверное, отменно теплые зимой. Тем более, что посередине многих из них, сложен добротный каменный очаг из камня-дикаря. Но на всем давно уже лежала мерзость запустения. Человече-ское жилье, оставшись без людей, очень быстро захиревает, становясь дряхлым и трухлявым. Так случилось и в этом зимовье. Только Анотирс долго не мог понять, почему Идантирс хочет, чтобы этот пункт обороня-ли, пусть и не слишком упорно, не до последнего бойца и тем не менее, обороняли. Потом он вспомнил ключевую фразу Идантирса, что персов стоит уводить к северу, на земли тех народов, что не захотели раз-делить со скифами тяготы войны с персидским царем царей. Наверное, зимовье это выступит как какая-то приманка для персов? А, впрочем, какое ему дело, что да как? Ему приказано его властелином оборонять это зимовье, но не слишком упираясь, чтобы максимально оберечь жизни своих воинов и свою собствен-ную. Все это так, но ведь до ночи-то ему продержаться всяко надо. Иначе им отсюда и не уйти-то никак. И это против семидесятитысячной армии, половина которой – пехота. Их же здесь всего пять сотен. За эти дни Анотирс со своими молодцами подправили частокол, устроенный по гребню вала, окружавшего зимовье, и основательно завалили единственные ворота, выезд из укрепления. Они сами, когда придет их час, уйдут и через частокол. Он для них не преграда. А вот персов из-за него из луков жалить можно с полным на то при-ятством. Еды он с собой взял, как и было сказано, на три дня. И уже этот день они сидели бы впроголодь, если бы один из его пешцов не подстрелил сразу двух джейранов, которые, привыкнув к тому, что зимовье пусто, подходили к нему очень близко, за что и поплатились. А парень, молодец, не растерялся. Достал за-ранее из горита две стрелы, одну из них взял в зубы, чтобы быстрее наложить ее на тетиву, когда пустит первую, вот и успел все. Хотя первого джейрана он взял почти неподвижно стоящего, набивая сочной тра-вой свой желудок, а второй, испугавшись, уже убегал. Но парень справился подстрелить его и на бегу. Знать, как стрелок он отнюдь не плох, даже и по скифским меркам. Надо будет к нему присмотреться в бу-дущем, коли тому повезет зажиться на этом свете и далее! Они тех джейранов быстренько освежевали и на-слаждались весь день их нежным свежим мясом. Наловили рыбы, готовя ее про запас. А вдруг здесь им придется задержаться. Вечером на уход и поедят рыбой. Мясо-то джейранов своей семейкой в пять сотен ртов умели зараз. На вечер уже и не осталось ничего. Вот рыбкой и набьем свою кишку перед уходом. Ухо-дить-то им водой! С рыбкой в желудке, оно ж вроде и способнее. Персов же они сюда не звали, стрелами попотчуют их в охотку. А вот насчет пожрать, извините мужи персидские, подвиньтесь, не ждали мы вас! Стрел он с собой взял на каждый лук по полторы сотни. Должно бы хватить! Но привычный всюду и везде иметь запас, Анотирс нашел с три четверти сотни наконечников для стрел, припрятанные кем-то здесь, на зимовье, да позабытые. И теперь некоторые его воины разыскивали среди запасов дерева на зимовье дере-вянные заготовки под стрелы и готовили их. Делать стрелы для лука умел и любил любой скиф. Не покупать же им их. Хватит и того, что за наконечники кузнецам добротную деньгу платят. Вообще-то, наконечники для стрел среди скифов и ходили как деньги. Потому и не удивительно, что кто-то из живших прежде в зи-мовье, натаскав их во множестве, не смог забрать с собой. Не поспел, небось, торопили воришку, а то бы не оставил. А потом не смог, надо быть, воротиться. Забрать свой клад. Ничего, он и им пригодиться. К делу они его мигом пристроят! Судя по тому, что их здесь ждет, эти семьдесят пять стрел вылетят по врагу ма-хом. Так что все не зря! Не зря крал, ловчила, и не зря прятал! Красть у своих среди скифов принято не бы-ло, потому и сочувствия к незадачливому воришке никто не испытывал.
Основным занятием для них в эти дни было все-таки подправление валов и частокола, благо дерева в зимовье было в достатке, они просто разобрали некоторые постройки похуже. И вместе почти со всеми своими воинами Анотирс еще и еще раз проходил путь выхода из зимовья и отхода по реке. Обеспечение будущего отхода своему воинству и было главной заботой новоявленного старейшины.
Время от времени прибегавшие конники, занятые наблюдением за персами, извещали его, как те дви-жутся вобщем направлении к зимовью и мимо, по всему, не пройдут. И видел Анотирс, что движутся персы не сказать, чтобы быстро. И их все время одергивают скифы. Так что, понял он, их сопротивление здесь в зимовье, призвано тоже всего лишь притормозить персов, не более того. Наверное, Идантирс тоже не оста-нется в стороне, дернет персидского царя за хвост, когда он здесь на ночевку встанет станом. Выгода то Идантирса в чем? А в том, что он довольно-таки точно знает место, где будет тот стан стоять. Вот и Анотирс обозрев окрест с валов зимовья, быстро место сие нашел. Не иначе как вон там у того холмика.
Там ведь ручеек, стекающий прямиком в Гиппанис начало берет, сладкая вода для царя царей. Впро-чем, она вся здесь сладкая, полный Гиппанис вон! Зато там площадка хороша и прикрыта она оврагами с двух сторон, а с третьей, холмом. Да, тут и гадать нечего, точно, там станут персы. Хитрит Идантирс, как есть хитрит. Впрочем, степная война, всегда распадавшаяся на частные набеги, редко обходилась без хитро-сти сугубой. Интересно, а что царь там персам приготовит? Знать бы, может, и они чего-нибудь изобрели бы! Время то у них подготовиться все еще имеется. Говорили их конные разведчики, персы в полудне хода отсюда. Но тут Анотирса встряхнул крик одного из его наблюдателей «Персы!» Ага! Как ни бродили, а пришли, подумалось воину. И он, не слишком-то и спеша, пошел к тому месту, откуда раздался крик, сопро-вождаемый встревоженными взглядами своих бойцов, поспешивших занять указанные им места. Не гоже ему показывать, как он встревожился, и как напряглись его собственные нервы. Эти парни войны еще не нюхали, им все впервой. Вот пусть и учатся, как и что им деять надобно! Пусть привыкают себя везде и всюду держать в руках. Это и повсюду невредно, не только на войне. И для тех, кто день этот переживет, всяк пригодится в будущем. А в душе Анотирс надеялся, что завтрашнее утро вместе с ним и обоими его сынами встретит намного больше половины от тех, с кем он пришел сюда. Но, известное дело, надежды на-деждами, а все что реально – только бой и покажет!
Когда он пришел на угловую площадку, повернутую от Гиппаниса, сразу увидал в указанном рукой наблюдателя направлении с дюжину конных фигурок. Из такой дали, он не готов был точно определить, скифы это, или персы? Но что-то внутри его говорило, да что там говорило? просто кричало! – это персы! Просто как-то не особо уверенно они двигались, слишком ко всему присматриваясь и принюхиваясь. Только ясно было, что это персидская разведка. Скифа, даже и в разведке, двигались бы, наверное, намного уверен-нее, быстрее и целеустремленнее. Само войско царя царей еще даже и не наблюдалось. Ну, это ладно! Если все будет, как он думает, персы здесь окажутся еще до полудня. Пока персы приближались, его пешцы ста-рательно тренировались выцеливая их, беря на них поправки.
Их зимовье персы заметили почти сразу. Остановившись, они с похвальной быстротой раскинулись веером. И быстренько-быстренько стали приближаться, завороженные совершенной тишиной, и в зимовье, и вокруг. Даже все сороки, привыкнув за эти дни, что скифы тут присутствуют, перестали трещать как ска-женные. Но, похоже, зимовье они всерьез намерены осмотреть. И хорошо! И прекрасно! Обидим их, как следует, качественно и вдумчиво, чтобы не слишком задумывались, что там, да как! Но парочку – тройку конных обязательно отпустим. Надо, чтобы было кому явиться к шахиншаху и донести: нашли, мол, скиф-ское укрепление. Нас оттуда побили нас стрелами, изобидели качественно, не скупясь, только вот мы и уш-ли! Не может быть, чтобы царь царей пропустил такой шанс. Конечно же, не пропустит. Он ведь тут уже пять дней слоняется и его уже не раз и не два обидели! А тут такая возможность нанести этим проклятым скифам хоть какой-то материальный ущерб! Хотя бы малый!
И снова время поползло обожравшейся зелени улиткой по капустному листу. Анотирс, не спеша, обошел своих воинов, распределяя между ними подходящих конников, тому бить того, а этому этого. Пра-вильно, правильно, дабы не всадили стрелы в одного-единственного, все как один. Чем доходчивее и акку-ратнее распределишь цели, тем качественнее их и обстреляют. Один из них, не получивший цели, попросил разрешения всадить кому-то стрелу в стегно. Подумав, Анотирс разрешил, раненый он будет громче кричать о том, как их тут били насмерть! Да и вообще раненых у царя царей следует им плодить безмерно. Убитый он что? Лег тихонечко и лежит, никого не трогая, молчит в тряпочку! Покойный, одно слово. А раненый о себе заботы просит, тем более, раненый в стегно . Он же, если стрелу вовремя вырезать из стегна не по-спешит, обезножеет на долгое время. За ним ведь уход потребен. И не бросишь его просто так, никак не бросишь! Иначе тогда все иные воины на тебя зверями смотреть станут, думая про себя:
- Со мной он, наверное, точно также поступит, если меня подранят!
И станут осторожнее и куда опасливее. Вроде и мелочь, а рвения в исполнении приказов той, что бы-ла когда-то, уже не будет. Да и храбрости всяко поубавиться. Просто умереть на ходу, в бою, убитым на-смерть и сразу, не слишком и страшно. Это все в горячке боя, когда ты сам ищешь, как и кого тебе убить! А вот помереть лежа где-то непонятно где, раненым в бедро. Не имея никакой возможности о себе позабо-титься. Помереть от отсутствия питья и еды, а еще хуже, помереть, не имея возможности отбиться от па-дальщиков, обрадовавшихся возможности нажраться свежего мяса на дармовщину. Такой смерти и врагу не пожелаешь! А уж себе самому, нежно любимому, так и не в жисть!
Так что предложение у парня стоящее. Идантирс призвал сюда еще и того, кто побил тех джейранов, приказав и ему пометить одного из всадников стрелой в плечо. Для разнообразия и большей достоверности. Сам же он до поры за лук хвататься не торопился, понимая свои цели в другом. Общее руководство боем и разгадывание хитростей противника. Хотя чего там загадывать! Наверное, и он пару – тройку стрел по пер-сам бросит! Как без этого? Без этого вряд ли дело обойдется! Стрелок Анотирс был не просто прекрасный, а, честно сказать, замечательно-прекрасный. В детстве его, не жалея, колотил родитель, но науку эту вбил до того, что, будучи уже парнем и женихом, он на спор, шустрых мух тупыми стрелами бил! Такие развлечения в скифских кочевьях всегда поощрялись, ибо дозволяли играючи отрабатывать самые тонкие навыки стрельбы. А руки и глаз их не забывали уже никогда!
И притихшее зимовище, затаив дыхание, следит сквозь редкие щелочки в частоколе за приближаю-щимися всадниками. Странные они какие-то! В длинных развевающихся белых одеждах, с большим количе-ством белой же ткани, намотанной на голову из которой вытыкается островерхий стальной шлем. И с каки-ми-то кривыми, странного вида, тонкими мечами, на боку. А копья у них тоже очень тонкие с узкими ост-рыми, должно быть, наконечниками. И луки за спиной у каждого, вроде как бы и не такие мощные, как обычно у персов. Впрочем, ладно, посмотрим. Ранить он приказал обоих крайних всадников, понимая так, что один из них, в любом разе, командиром себя окажет…
Эта дюжина, поскакивая на своих тонконогих, словно бы высушенных, коньках, гарцует уже у под-ножия вала – рукой подать. Ну что? Пора? Пож-жалуй! И сгорбившись, приложив руки лодочкой ко рту, Анотирс подает знак своим намеченным стрелкам, дважды каркая черным вороном. Те подскакивают, по двое на десяток легкоконных разведчиков, тех, кто в центре. И бьют по четко намеченным им целям, быстро и привычно беря прицел. Спасибо старейшине, момент подобрал удачно, всадники практически стоят, топ-чутся на месте, не надо заботиться об упреждении на перемещение цели. Обоих крайних разведчиков, наме-ченных в раненые, брали только по одному лучнику. Двадцать две стрелы одновременно срываются с тетив, громко щелкают навощенные и скрученные из джейрановых сухожилий вервицы, употребляемые скифами как тетивы, по кожаным крагам защитных перстатиц. А под стеной смешались разом возмущенные и удив-ленные вскрики, и оглушительно-жалостливые вопли боли. Но и под валом щелкнуло несколько тетив. Ви-димо, разведчики держали стрелы, на них наложенными. Разведка, как же, кому как не ей и быть-то всегда на чеку? Стукнули несколько стрел по частоколу. Понятное дело, когда было тем правильно брать прицел? Ведь каленые наконечники стрел, по ним пущенных, уже хищно рыскали в полете, выискивая мягкую по-датливость человеческих тел. Легко ли в таких-то условиях сосредоточиться на верности собственного вы-стрела? А ведь, почитай, что и невозможно! Анотирс тоже взвился на ноги, высовываясь по пояс из-за час-токола. Балбес! Мог бы в его возрасте уже и знать, что вполне достанет и просто выглянуть в пространство, оставляемое для стрельбы меж двумя соседними заострениями бревен частокола. И незачем так подстав-ляться, как подставился он сейчас. И стрела, брошенная одним из двух раненых разведчиков, уже развер-нувшего коня на стремительный отход, угодила бы ему точнехонько в сердце. Угодила бы точь в точь, если бы не стальная пластинка, наклепанная им прямо перед этим походом на кожу куртки. И не верь после этого в судьбу! Стрела, звякнув наконечником по стали пластинки, болезненно толкнула Анотирса назад, сама уносясь в небеса, на рикошете. Не показывая смотрящим на него воинам, как это на него повлияло, Анотирс пытается сосредоточиться на осмотре поля. Он ничего не говорит. Во-первых, потому, что пока еще гово-рить он не может, будет голос дрожать. А показывать своим воинам свою слабость старейшине не след. А во-вторых, знает он, только то, что все и так видели. А свой глазок-смотрок в этом деле наилучшая подсказ-ка и поучение. И видеть ему, начальствующему, потребно поболе остальных-прочих.
Но вот зрение снова обретает привычную четкость, показывая десяток тел, одно из которых еще по-тихоньку шевелиться, пытаясь ползти. Во всех, кроме этого по две стрелы. А по полю бешено настегивая коней и без того взявших уже летучий карьер, несутся два диковинных лучника, увозя каждый по стреле. Один в стегне, другой в рамне . Что ж, молодчинки его стрелки. Промазал, кажется, только один!
- В темпе посмотрим, что там и как! если живой кто – добить! Нечего людей мучить!
И вместе с еще двадцатью двумя фигурами легко, как в молодости, перемахивает через частокол, спе-циально присыпанный повыше ступенькой изнутри, чтобы было удобно, стоя на ней, бросать стрелы во вра-га. Иа и частокол она пуще держит, не даст его запросто расшатать. Снаружи бревна выше чем изнутри на добрые локоть с пядью. Но ноги привычно гасят инерцию прыжка, нормализуя положение тела. однако ж и удержаться на месте нет никакой возможности, тянет бежать вниз откос вала. И длинными шагами, почти скачками, они сбегают к подножию насыпи. Десятеро разведчиков валяются здесь, битые стрелами, а их кони разбежались по степи и луговине. И уже пасутся! Вот же животина, ядри ее! Анотирс подошел к тому разведчику, кому в грудь угодила всего одна стрела. На губах у него отчаянно пузырилась почти черная кровь. Легкое пробито, не жилец. Зато сразу понял, что и вторая стрела попала тому куда надо. Да вот как и его допрежь, спасла разведчика бронзовая пластина чешуйчатого нагрудника. Спасла отразив меткую стре-лу скифа, уже стоявшего рядом со своей целью и бормотавшего:
- Я ведь знал точно, что попал!
- Попасть-то попал, но не убил. Вот и добивай сейчас!
Пешец согласно кивнул головой в шапке, покрытой нашитыми чешуйками бронзы, а что? справедли-во! его огрех – ему и править!– спокойно и невозмутимо ткнул разведчика копьем в грудину. Слабый треск ломаемых железом острия, ребер, и легкий вскрик умирающего. И все! Был человек, и нет человека! Быстро ж это, однако! А вот, поди ты вырасти этого человека, подними его со спины, когда он только сучит еще своими ручонками и ножонками, и с четверенек, да поставь крепко-накрепко на свои две, обучив жить и пропитание себе добывать! Замучаешься ведь, совсем не шутя! Добивший перса, его воин уже присел ря-дом, обыскивая еще теплое, но уже бездыханное тело. И тоже закон войны – ты побил – тебе и обыскивать! Скиф снял с тела небольшой кривой кинжал, прекрасной стали, в очень красивых и изящных ножнах, золо-тую цепочку и не больно тяжелую тощенькую кису с пояса. Из уха вырвал серебряную серьгу и начал при-меряться, добытым на теле ножом, снимать скальп. Анотирс подправил молодого воина, предложив ему начать эту работу, как оно и положено, с правого виска. Делаешь, так делай как следует! Посмотрел, как острый трофейный нож точнехонько замкнул круговой надрез, а воин, ухватив волосы покрепче, чулком их свернул с головы. Вместе с кожей, на которой они росли. Крови при этом было не так уж и много, она уже начала сворачиваться, как это всегда характерно при прободении сердца. парнишка старательно обшаривал теплый еще труп. А чего? Обычное дело! Всюду вокруг шла такая же работа. В жаркой битве скальпа не снимешь, некогда. Там свой приберечь самое время. А то ведь и квакнуть не успеешь от удивления, как уже самого оскальпировали. А привезенный домой скальп лучше всего подтверждает, что ты убил-таки врага. И доказывает твою воинскую и мужскую годность. И тяжелые мертвые головы убитых тобой врагов, как это делали много ранее молодые воины, таскать с собой не надо. Те двое стрелков, кого он обокрал, приказав не убить разведчиков, а только подранить их, стояли понуро. Им нечем будет похвастаться в кочевье, нечего повесить себе на пояс. Эк, незадача! Но парни молодцы, характер выдержали и воинской дисциплины не нарушили, не может быть, чтобы бог лучников, Гойтосир, не послал бы им и еще скальпы, а еще лучше – громкую славу воинов. Судя по всему, они этого достойны.
Сам Анотирс скальпов давным-давно уже не собирал. Ему бы из них уже куртку пошить можно бы было, да и не только ему, а и всем в его кочевье сущим, если бы продолжал снимать хотя бы с тех, с кого мог. Там, глядишь, уже не одну бы попону своим лошадкам справил бы! Его слава воина давно уже не нуж-далась в таком не больно-то и приглядном подтверждении. Но в первом своем походе помнил он, как дро-жащими руками снимал скальп с первого своего. А и было-то ему всего шестнадцать зим. Его рвало, а он снимал. Этих не рвет уже, нутро пищу держит, не переводит по молодости лет занапрасно. Постарше они все же.
Чтобы компенсировать неудовольствие двоим прекрасным стрелкам, кому он приказал всего лишь ранить «своих» воинов, Анотирс указал на лошадь одного из убитых, запутавшуюся в поводу:
- Осмотрите сумы, расседлайте и прогоните подальше.
Конь, запутавшись в длинных поводьях, испуганно косил глазом на подходящих к нему воинов, но удрать не мог. Остальных по приказу Анотирса побили стрелами. Бить лошадей для скифа занятие препога-нейшее, обычно они с лошадями дружат. От него-то он и избавил двух своих лучших стрелков, которые по его воле не убили, а лишь подранили «своих» персов. Всех иных вскоре побьют, слишком уж конь крупная мишень для стрелка-скифа. Крупная и уязвимая. Хочется тебе стрелять, не хочется – приказ был. Приказы же для того и отдаются, что бы их исполняли. Исполнили и этот, без охоты, но старательно. А и что им было делать? Оставить коней персам? Еще чего! Может им в переметные сумы еще и хурута  насыпать? Уволь-те! Снова защелкали тетивы по крагам тонких перстатиц и полетели стрелы с калеными наконечниками. Лошади не хотели отходить далеко от своих упавших со спин всадников, наверное, надеясь, что те бросят дурить, встанут и придут к ним. Завизжали от боли, вставая на дыбы тонконогие и сухие, словно специально на солнце высушенные, скакуны.
Но немного потребовалось стрел скифам, для кого покойно пасущиеся лошади были слишком боль-шой и недалеко отстоящей от них мишенью, один за другим обрывали свой бег кони, падая в траву. Скифы же, подбегая к ним, быстро их расседлывали, разжившись к делу еще парочкой десятков задних ног, осо-бенно мясистых, нарезали мяса конского и со спин и с шей побитых лошадей. Благо, что и завернуть свою окровавшленную добычу было во что. много широченных белых тканей оставили им эти непорнятно откуда и пришедшие-то воины. Не пропадать же добру! Как знать, может и не лишними будет то мясо. И только один конь, тот, что запутался в длинном поводу, освобожденный от седла и сбруи поскакал куда-то на пол-ночь, подгоняемый двумя воинами, так и не снявшими для себя скальпов. Огрузившись кое-какой поклажей, скифы слегка отяжелело взлезли на вал своего зимовья и, перекинув трофеи через частокол, быстро пере-лезли через него. В ожидании персов Анотирс велел пообедать конским мясом, только что запасенным. Как знать, может персы наваляться так, что вечерять им уже и не доведется! Тогда уж надо хотя бы пополудни-чать как след! На полное брюхо и воевать станет веселее! Да и с Папуа лучше повстречаться, случись, дове-дется, тоже лучше сытым.
Пока готовилось и поедалось мясо, пока из остатков найденной в зимовье просяной муки пекли на плоских камнях лепешки про запас, снова раздался вопль одного из дозорных «Персы!». И Анотирс, отло-мив по большому куску лепешки себе и дозорному и прихватив соответствующее количество мяса на двоих, поспешил на площадку, откуда и раздался вопль.
Да, хорошо видимые в уже полностью разгулявшемся дневном свете, под высоко стоявшим солнцем, к зимовью поспешали конные. На глаз тысячи, может быть, две, а, может, немногим и больше. Едва они прошли две трети пути до зимовья, как там на пределе видимости, в поле зрения стал вползать огромный и многоголовый, ползущий широким фронтом, змей персидского войска. Они еще только-только выползали из-за горизонта, но направлялись к зимовью вполне уверенно и быстро.
Анотирс не мог знать, что стрелу в стегно по его приказу, всадили командиру персидской разведки, умному и настырному воину, имевшему опыт кампаний с Дарием в Египте и Междуречье. Мучаясь от боли в стегне и, пытаясь все время остановить кровь, совершенно истощенный обратной дорогой, этот воин при-был со своим раненым в плечо напарником к воинству шахиншаха. Его быстро, не оказав даже помощи, провели к колеснице шахиншаха, в кольцо его телохранителей, как обычно плотно окруживших своего по-велителя. А тот, видя положение раненого воина велел ему в обход всех условностей докладывать из седла. Почувствовал царь царей, что информация у того интересная и важная. Крепясь из последних сил, слабею-щим от потери крови голосом, воин доложил своему повелителю:
- Величайший!... Мы… вышли на берег… большой реки… Наверное,… Гиппанис… Там стоит… ук-репление скифов… Зачем оно… и чье… я не знаю… Мы, величайший,… хотели осмотреть… укрепление… Но нас… побили стрелами… уйти смогли… только я… и вот он…
Указал воин рукой на своего напарника. И начал оседать из седла. Его поддержали, рядом уже замая-чил царский лекарь. Но царь царей, оборвав все приготовления к госпитализации, резко и непреклонно спросил:
- Где это укрепление?
Еще более того задыхаясь, воин выдавил из себя:
- Прямо по… направлению… вашего движения… В четверти… дня пути!...
И уже полностью обмякнув, ополз с коня, лишившись сознания. Второй, зажимая рукой рану в плече, сквозь пальцы его сочилась кровь, по-прежнему, сидел в седле. И шахиншах, не имея выбора, обратил к не-му свой последний вопрос:
- Сколько там скифов?
- Не знаю, величайший, укрепление не больно и великое. Мы видели десятка два – три!
Этот говорил без пауз и держался бодрее, наверное, меньше успел потерять крови. Он хотя и сильно ослабел тоже, контроля над собой не терял. Но шахиншах уже утратил к нему интерес, бросив своей свите:
- Помогите им обоим, они хорошие воины, славные!
И распорядился ускорить движение своей армии. А оказавшемуся, как всегда, рядом Гобрагшу, Дарий пожаловался:
- Видишь, Гобрагш, а говорили греки, что у скифов нет городов. Такого быть не может! Царство есть, и царь имеется, а городов нет! Где же тогда их царю жить? Как такая хрень может случиться, а?
Подумав немного, Гобрагш ответил:
- Не знаю, величайший! Но о том, что у скифов городов нет, говорили люди заслуживающие доверия. И они здесь, говорят, бывали!
- Вот и то-то, Гобрагш, что говорят! А мы сейчас здесь, и сегодня увидим первый скифский город! Возьмем его и обязательно разрушим! А у захваченных там пленных выясним, где их другие города? Этого они не могут не знать, всенепременно и обязательно знают. И определим, как к ним пройти? Пройдем и к ним, осаждая их и вынуждая скифов вступить с нами в настоящее сражение! Что такое, право слово? Уже вторую неделю, как я иду по Скифии, скифы нападают на меня исподтишка, а дать мне настоящее сражение не отваживаются! Так может тогда честнее будет просто покориться, признав себя слабейшим, а? Гобрагш?
Но его любимый советник, не желая брать на себя ответственность за непонятные ему действия ски-фов, отвечать не торопился. Раздумывал. Последними днями, помнил Гобрагш, разговаривая с ним, царь царей не мог ни о чем говорить, кроме решительного сражения со скифами. Он жаждал его всеми фибрами своей души, полагая, что уж в нем-то он разобьет армию этого упрямца Идантирса, заставив его кланяться своей империи и себе самому землей и водой Скифии. А вот оставить его на царстве, или нет, он еще очень сильно подумает! И не факт что оставит. Совсем не факт! Сейчас, услыхав от своей разведки, что впереди скифские укрепления, Дарий не мог и не хотел ни о чем другом думать, кроме как о том, что перед ними большой город скифов и он, Дарий, угрожая взять его и стереть в пыль, заставит скифов драться с ним.
Воистину хитер был Идантирс, когда решил вести персов через свое оставленное зимовье и даже за-щищать его. Не очень серьезно, зато – показательно! Понимал мудрый царь, как ему подстегнуть воображе-ние захватчиков, заставить его навоображать себе золотые горы. Реки молочные и кисельные берега. То не-многое, что для этого надобно ему даже и строить специально не довелось. Достало и ранее сделанного, по-том же заброшенного.
Советник Гобрагш, где-то в глубине души понял подвох скифа и даже попытался намекнуть о нем своему повелителю. Но трудно намекать о чем-либо тому, кто ничего знать не хочет ни о чем, кроме своих любимых фантазий, воспылавших ярко при одном лишь известии о том, что в этой девственной степи, вне-запно обнаружились какие-то постройки. Отделившись от царя царей, Гобрагш подошел к разведчикам, пе-ревязанным и уложенным на повозку с бычьей упряжкой, сразу после того, как стрелы были вырезаны из их тел. Запомнил он, что второй разведчик обмолвился, укрепление, де, невелико. Первый, начальствовавший над разведкой и уклюнутый стрелой в стегно, был очень слаб и бредил в забытьи. А вот второй, кого ранили в рамено,  был в сознании и Гобрагш сумел с ним поговорить. Он выяснил, что разведчики не смогли даже объехать обнаруженное ими укрепление, состоявшее из валов, локтей в семь – восемь высоты, и частокола, идущего по гребню тех валов. Их с командиром ранили, как только они со своими людьми приблизились к углу укрепления, пустив в них сразу множество стрел. Остальных их товарищей, скифы просто убили. О размерах всего укрепления он судить не мог, рассмотрев целиком на сближении только его фасадную часть. Она, по его мнению, не превышала двухсот шагов, в крайнем случае, двести пятьдесят. Зданий, превышав-ших бы внешнюю стену, в том укреплении не наблюдалось. Если что и есть внутри, над стеной не возвыша-ется. Больше о нем разведчик ничего не знал и рассказать более ему было нечего. Уж слишком быстро их подстрелили и слишком спешно, им с командиром, довелось оттуда улепетывать!
А Дарий уже распоряжался, приказав Вишташпе, взяв с собой отряд тысяч в пять конницы, идти по следу своей разведки. Лезть на стену укрепления, он ему не приказывал, предлагая поступать там, однако, по своему усмотрению. Опытный персидский военачальник все больше и больше пользовался доверием своего царя. Наверное, не в последнюю очередь, он был этим обязан своему имени. Совпадавшем с именем отца царя царей. Но и изрядный воинский опыт старого конника, конечно же, не следовало сбрасывать со счетов. Он ведь воевал уже тогда, когда сам царь царей только начинал еще совершать отважные путешест-вия под стол, отчаянно сражаясь на своем игрушечном деревянном коне с воображаемыми вражинами.
А после несколько внезапной гибели Камбиза II, Вишташпа не поспешил предстать перед назвавшим-ся Бардией, Гауматой. Он уехал к себе во владения, а происходил он из богатой и родовитой семьи и вер-нулся оттуда в Парсагады только после того, как Дарий убил Гаумату. Он и еще трое бывших сановников Камбиза II, чудом уцелевшие при царствовании Гауматы , свидетельствовал перед стольным городом и войском, что сын Кира Великого, Бардия, был убит на охоте своим старшим единоутробным братом, Камби-зом II, не поделившим с ним убитого джейрана. И Камбиз, и Бардия, спорили над тушей джейрана, доказы-вая, что именно его стрела сразила антилопу, наконец, Камбиз, полностью выйдя из себя, выхватил акинак и всадил его своему брату в живот, повернув его там трижды. Потом, испуганно выдернув меч из живота бра-та, Камбиз, ничего не понимая, смотрел на меч, покрытый кровью брата, не ведая, что ему делать. Опасаясь, что смерть Бардии, его единоутробного брата и сына Кира Великого, может вызвать волнения в народе, Камбиз скрыл этот факт. А потом и ушел со своим войском в Египет в тот долгий, четырехлетний поход. Дав эти показания под страшной клятвой на всех священных огнях Ахуромазды, Вишташпа подтверждал правоту Дария, умертвившего самозванца. Именно Вишташпа делился своими сведениями с Дарием, когда тот сочинял надпись, какую он повелел выбить на Бехистунской скале . Поэтому Дарий так и доверял Вишташпе. Гобрагш, поспешив после опроса раненого разведчика, к царю царей, попросил у него разреше-ния выступить вместе с Вишташпой, де, хотел бы пристально осмотреть, что там за город. Дарий не хотел отпускать советника, но и знать его мнение об обнаружившемся скифском укреплении, сразу по приезде своем к нему, почел соблазнительным, разрешив Гобрагшу идти в этот поход.
Гобрагш обратил внимание, как осторожно шел к разведанному уже вроде укреплению, старый Виш-ташпа. И спросил у него, чем вызвана такая осторожность?
- Видишь ли, Гобрагш…
Серьезно начал не молодой уже полководец:
- Еще в прошлом рейде, когда мне довелось столкнуться со скифами, понял я, что воевать с нами они будут, как воюют обычно у них в степи. Постоянно хитря, устраивая засады и всякие каверзы противнику. Истомляя его и изматывая. Это для них беспроигрышная тактика. Так отчего бы им к ней и не прибегнуть? И я уверен, что укрепление, к какому мы идем, никакой, скорее всего, не город! Какая-то очередная каверза Идантирса. Какая именно каверза? Я не знаю Гобрагш! Но что это точно каверза, нисколько не сомневаюсь! Самое уязвимое место у нас в этом походе – наше абсолютное незнание местности. И полное отсутствие проводников. Потом, и это связанные между собой вещи, заметь! – обоз. Огромный обоз нам не позволяет перемещаться по прямой, как ходят скифы, переплывая реки лишь при помощи своих коней. Мы же всегда и всюду обречены искать брод. Иначе – теряем корма! И пехоту свою тоже теряем. А без нее не сможем под-держивать боевую устойчивость как нам это надо. Хотя наши конницы и многочисленнее скифских раза в три, с одними ими нам долго не устоять. Раздергают! Так что опора на пехоту нам жизненно необходима в этой войне. А с конницей лишь убегать накоротке хорошо!
Их отряд быстро шел к обнаруженному разведкой укреплению. Но осторожный Вишташпа, не забы-вал отправлять во все стороны охранения, разбрасывая с этими целями до полутысячи своих стрелков. Куда не бросал взгляд Гобраг, он всюду видел легкоконных бактрийских и согдийских стрелков, рыщущих по степи и обыскивающих каждую балочку, каждый холмик. Старательно и неукоснительно. А не больно-то и старательных, среди своих конников, Вишташпа не терпел. Не нужны они ему были. Но, несмотря на всю свою старательность, врагов обнаружить конникам Вишташпы все время не удавалось. Скифов вроде нигде не было. Словно они сквозь землю все провалились, или, наоборот, вознеслись на небо и составляли сейчас блестящие конницы своего Папая. А чувство того, что не к городу они идут все больше и больше укрепля-лось и в Гобрагше и в Вишташпе. Уж больно все оставалось по прежнему! Видно было, что сами скифы нис-колько не изменили своего поведения и даже не пытаются отвести персов от обнаруженного теми укрепле-ния. Так, может, и не нужно оно нам совсем, заворочалась крамольная мысль в мозгах обоих вельмож. Но, при всей их власти и могуществе, решали это далеко не они.
Укрепление они увидели, подойдя к нему на парсанг. Вернее увидали его их самые зоркие всадники. Гобрагш же был грешен, любил почитать греческие и египетские свитки, и зрение его отнюдь не отличалось остротой. А у Вишташпы его ослабили годы. Но доклад прозвучал, на горизонте их люди увидели руко-творный частокол на явно искусственной насыпи. И отряд Вишташты, вскоре достигнув того места, принял-ся обтекать укрепление скифов с двух сторон, по-прежнему тщательно обыскивая местность какой шли, в опасении пропустить ловушку скифов. Так, полукругом они и подходили к укреплению, сразу поняв, что никакой это не город. И они сами, уроженцы Персии, и их воины, родом из Бактрии  и Согдианы , вида-ли города и свои родные и те, через какие они проходили, сопровождая шахиншаха, в его походах. Города с могучими каменными стенами, великолепными башнями, красивыми воротами, дворцами и слободами ре-месленников. Города, в которых жило множество народа, жили они там давно и по-разному. Нет, это скиф-ское укрепление никаким городом, конечно же, не было. В нем не было места ни для величественных двор-цов, ни для обширных воинских казарм, ни для ремесленных слобод. Да и защищен он был явно недоста-точно! Нет, первый штурм-приступ он имел все возможности выстоять, но любая мало-мальски планомер-ная осада со штурмами и приступами для него была очевидно гибельной. Ибо, понимали персы, нормально-го тарана стены эти не выдержат, открыв путь за валы.
Что это было такое и зачем оно здесь? – ни Вишташпа, ни Гобраг, определенно сказать не могли. За стенами укрепления не угадывалось пока никакого движения. Однако, как и рассказывали раненые развед-чики, трупы их товарищей, также как и трупы восьми лошадей, всерьез ободранные, лишенные лучшего мяса на мертвых телах, валялись у подножия насыпи. Приближаться к ней своим лучникам Вишташпа не велел, раздумывая, как бы ему выяснить, засел ли кто-нибудь в укреплении? Доступны для подхода были только три стороны укрепления, четвертая насыпь обрывалась на высоком берегу реки, скорее всего Гиппа-ниса. Неподалеку от этого места река сильно расширялась, имея песчаный берег и пологий сход в воду. Можно было попробовать поискать здесь брод. И конники Вишташпы попробовали это сделать. Зайти в воду они смогли глубоко, и надежда стала уже казаться вполне сбыточной, когда дно резко начало уходить вниз и кони перешли на передвижение вплавь. Вишташпа кивнув воину с рогом, остановил попытку найти брод. Над рекой поплыл гнусавый звук рога. Плывущие конники бодро развернулись и поплыли назад.
 Нет, брода здесь нет. А то можно было бы подумать, что укрепление здесь поставлено для того, что-бы защищать брод. Нет, раз брода нет, незачем его и защищать! Тогда что оно здесь делает, это укрепление? И занято ли оно скифами?
Наконец, обшарив уже все окрестности и разослав вокруг летучие сторожевые разъезды, Вишташпа решил все-таки проверить, занято ли укрепление. Его всадники спешились и за пределами дистанции лучно-го боя выстроили своеобразную стенку из бронированных катафрактариев, держащих в руках щиты, за спи-ной которых располагались лучники. Это весьма обыденное построение, старательно выравнивая шаг, на-правилось к насыпи. Свои кованные маски, предохраняющие лица от стрел и от чужих ударов, катафракта-рии опустили вниз, прикрывшись ими. Когда это построение подошло достаточно близко в амбразурах, об-разуемых, затесанными на вытянутое кверху острие, концами бревен частокола, глубоко врытых в землю, замелькали какие-то тени. Потом же оттуда вылетел первый залп стрел. Он не дал скифам большого успеха, ибо доспех катафрактариев смог-таки его остановить. Не весь, однако, и не полностью. Какая-то часть стрел попала в небольшие промежутки между воинами-катафрактариями и хлестнули по лучникам. Над полем, кроме громких и раскатистых команд, разнеслись и отчаянные крики боли. Лучники они везде лучники и бьют отчаянно больно. Персы из-за спин своих катаффрактариев начали метать стрелы в ответ, постоянно изнывая под стрельбой врага. Но Вишташпа не собирался продолжать этот эксперимент, ибо прекрасно по-нимал, что доспехи никогда не бывают идеальными, и стрелы всегда смогут сыскать в них дырочку, если стрел тех достаточно много, или доспешный воин слишком долго испытывает свою судьбу, стоя под этим колючим ливнем. Уже и без того, трое катафрактариев получили свое. Двое упали и корчились среди изум-рудной травы, а один быстро скользнул за спины своих товарищей, решив, по-видимому, что с него доста-точно! Все эти три заминки стоили персам жизней семи – восьми лучников. И старый конник скомандовал им отходить. Ему незачем было пытаться взять укрепление – это дело пехоты. Он свое дело сделал – разве-дал и подготовил поле действий для войск своего царя. Теперь надо было только ждать. Тем более, что ар-мия царя царей уже была явственно на подходе, звуки ее перемещения витали над степью. Все наполняло привычное уже персам мычание коров и быков, ослиные и верблюжьи вопли, пронзительный визг несма-занных тележных осей, сквозь какие едва пробивались крики погонщиков. Широким и неумолимым пото-ком вырывалась никогда невиданная в этих степях масса войск на широкий луг высокого берега Гиппаниса.
Анотирс из-за своего частокола изумленно следил за развертыванием перед этим жалким зимовьем огромной персидской армии. И даже его мозг, мозг воина и мужчины посетила подленькая и малодушная мыслишка – а не напрасно ли Идантирс затеял тягаться с персидским царем царей? С человеком, способным организовать и привести в их степи такую массу войск, стоило, наверное, обходиться посговорчивее. И, мо-жет быть, повежливее! И что, покориться ему? – презрительно вопросила старого скифа его гордость воина степей. Нет, ну зачем же покоряться? Быть может, стать с ним союзниками! Ага! Жди! В союзники зовут равных себе! Многих ли персидский царь признал себе равными? Малоазиатских греков? Или, может, егип-тян? Или ассирийцев? Все они у персов на подхвате, прислуживают им. Так что и скифам там с ними локтя-ми толкаться, тягаясь за теплое место у персидского трона? Стараясь ради объедков со стола царя царей? Нет уж!
И прав Идантирс! Либо они отстоят свое право жить, никому не прислуживая, либо рабами станут по праву. Свобода она всегда имеет свою цену! Ценой их свободы, боги, кажется, назначили уничтожение этой несметной армии. Она-то несметная, но не бессмертная отнюдь. И они сами сегодня в этом убедились! При-чем, дважды! Так что все элементарно просто – либо мы уничтожим здесь персов, либо они уничтожат нас! Третьего не дано!
Жизнь скифов в их степях, тяжело было поименовать легкой. То гелоны, то будины, то самвроматы вторгаются к ним, поискать их богатств, то тавры налетят. То они сами сбегают в набег к гелонам будинам, савроматам и тем же таврам. То в отместку за их набег, взнимает Идантирс степное войско и ведет их на андрофагов. Те, хоть и каннибалы, а воины вполне серьезные, шапками их не закидаешь, устоят. А то с гре-ками припонтийскими заратятся, земель не поделив. Или перекупят лукавые греки угнанный у скифов кем-нибудь скот.
А греки, став в свой испытанный твердый строй, фаланга, называется, не подарок никому и никогда. Пока-то их пробьешь, если еще получится пробить, вообще. А то, так и побегать от них, пеших, осыпая их стрелами, доведется. Потому и предпочитали скифы с греками не воевать и торговать. Всяко прибыльнее случалось. Греки ведь в их степи скот разводить не лезут. Не с руки им степи конными переходами и пере-кочевками мерить. У них лучше на их огромных лодьях морем ходить выходит, чем степью передвигаться. Сидят себе на окраине земли и моря, виноград под прекрасное вино растят. И торгуют у скифов скот за ви-но. Или зерно у оседлых климатских скифов на свои поделки из металла, глины и кож выменивают. Чем плохо? А вино нужно! Какая без вина в этой жизни радость?
Но все эти тяготы и сложности привычны – свои. Тут же приперся чужой дяденька-царь и говорит: будете скифы у меня на посылках. Крикну я, мол, «Ату!» и вы уже бежите на своих борзых конях и рвете кого-то зубами, роняя наземь своих молодцов. А оно нам надо? Зачем бы? Нет уж дядя, мы лучше своим умом обходиться станем. Он, может, и плохонький, да – свой, рожоный, богами данный! Зато ни с кем ре-заться по чьей-то прихоти не надо! Токмо ежели нам самим такая блажь в голову придет! Вот вырежем при-першихся к нам персов, и ладненько! Снова станем жить тихо, да мирно! А персы все заливали и заливали своим устрашающим многолюдством степь перед ними, и Анотирс счел необходимым побеседовать со своими воинами:
- А что, мо;лодежь, дрожат поджилки? Этакое место войска своего персидский царь нам кажет, а? Страшно?
И один из молодых пешцов, озорной и вотроглазый, подыграл старому воину и воеводе:
- А то тебе не страшно, Анотирс?
- И мне страшно, конечно! Уж больно их много приперлось сюда! А вы и то подумайте: много – не мало! Всем вам тепрь скальпов вражьих хватит, не станете завистливо смотреть, как ваши старшие братья, добытые ими скальпы, на шест к кибитке прилаживают, а?
- Тут, Анотирс, уморишься напрочь, у всех тех персов, их скальпы снимать! А их ведь допрежь еще и побить, наверное, надобно! Просто так, за здорово живешь, зачем бы им нам свои скальпы уступать, а? Нет им в том никакого расчету, Анотирс!
- Ха-ха-ха! Это ты правду молвил! Вот уж вряд ли который перс даст тебе снять его скальп, оставаясь живым! Неудобное это дело, понимаешь, без скальпа под солнцем разгуливать! А и под луной ничем не лучше тоже! Так что не боись, востроглазый, противиться тот перс станет как след! С душой и со всей дос-тупной ему вдумчивостью!
Тут уж и другие воины из тех, что сидели у стен, напряженно вглядываясь в эволюции персидской царской рати, от зрелища своего оторвались, понемногу в разговор встревая:
- И как ты думаешь, Анотирс, персы нам досаждать станут?
- Думаю, поначалу стрельбой из луков удивить нас захотят!
- Ну, это мы еще посмотрим, кто кого этим удивит!
И, заявляя так, молодые скифы не бахвалились нисколь! Ибо не уметь прилично стрелять из лука, для молодого скифа считалось так же неприемлемым, как и не уметь оседлать лошадь, или объездить ее, только что отбитую от табуна. А то, что скифы назовут скромно «приличным», все остальные народы «отменно-отличным» величать станут. Базовые это умения, как справлять нужду, к примеру, или есть. Как тебе без них в степи обходиться? А никак и не получиться! Потому и научиться им всяко-разно придется!
В общем, как тебе с бабой обходиться ты можешь и не знать! Те не бессловесны – сами этой премуд-рости нехитрой обучат, и покажут все и расскажут, будь спок! А вот обходиться с лошадьми и метать стре-лы, как не всякая искусница бисер мечет, учили отцы и деды молодых скифов едва не с титешного возраста. И обламывали об их спину не одну сотню палок и не две даже. Впрочем, каждый скиф мужеска пола, еще не умея сказать внятно «мама» или «папа», уже настойчиво тянулся к луку, хотя не только что растянуть его, но даже и поднять с кошмы его, тяжелого, еще не мог и не умел. Людей не умеющих стрелять на высшем, экспертном уровне, среди них персы не найдут, а значит, за каждый шаг по земле в пределах досягаемости стел из их луков, персам платить придется свою кровавую цену. И как бы она для них оказалась еще прием-лемой!
Царь царей, прибыв к укреплениям, испытал вполне понятное разочарование. Он-то рассчитывал уз-реть город, большой и людный, а зрел на насыпи земляной невеликий прямоугольник, шагов двести пятьде-сят на двести. Много ли там может оказаться народу? Да и Анхра Манья знает сколько? Только Гобрагш и Вишташпа говорили, что по их катафрактариям и стрелкам, стрелы из-за частокола летели густо и много-численно. Ништо, сейчас они посмотрят, как там скифы устроились. Пришел час их пехоты, каковая до сих пор просто зря так-то ноги свои по степи била, занимаясь всего лишь охраной стана на ночевках.
И персидские пешцы споро, подбегом, волокут свои большие стационарные щиты, выставляя их пе-ред собой. Далее по два – три воина только и делают, что щиты те несут, переставляя их с места на место, прячась за ними и старательно стыкуя их друг с другом. А пешие стрелки, прячась за щитами в согбенном состоянии, выскакивают на краткий миг, метнуть стрелу, и снова, прячась, нагибаются. С удовольствием глядит шахиншах, как споро и четко его пехота двигается с скифскому укреплению. Он тоже, как и Виш-ташпа с Гобрагшем, давно уже понял, что никакой это не город, что ж он, городов не видал, что ли? – но он то сюда уже пришел! Что ж ему, так и уходить ни хрена не поняв? Ну, уж нет уж!
И вот его пехотинцы, падая под меткими выстрелами с частокола, и сами непрерывно  осыпающие тот частокол стрелами, словно водой в дождь, стали приближаться к укреплению скифов, прикрываясь стацио-нарными щитами. Они, конечно, большие. И на определенном удалении от укрепления вполне надежно прикрывали и лучников и иных пешцов, делая их потери вполне терпимыми. Но чем ближе к частоколу, поднятому на насыпь, тем хуже они защищают людей. Стрелы-то скифов бить начинают сверху, падая с неба буквально за шиворот. А оттуда эти щиты никакой защиты своим подопечным не предоставляют. По-тери сразу подпрыгнули в разы. А через некоторое время, когда персы подошли уже к самим валам, они и вовсе стали ненужной обузой. Персы, неся уже и совсем огромные потери, от стрел скифов, бросают эти щиты на валы, делая из них импровизированные всходы. Сама же пехота, добыв из-за плеч свои небольшие щиты, имевшиеся лишь у каждого третьего воина-перса, стремительно бросается на штурм. Неся огромные потери, от бьющих в упор мощных луков скифов, оскальзываясь в собственной крови и скользких внутрен-ностях, уже извалявших весь их путь, и, сползая уже бесчувственными телами вниз по валу, персы выскаки-вали к основанию частокола. Там стрелы скифов над ними уже не довлели и власть свою утратили. Мертвая зона. Но именно в ней и жизни наибольший почет!
Но Анотирс был готов к этому, ему бы, опытному воину, да о такой возможности и  не подумать! Вдоль частокола его бойцы понесли огромные баки с кипятком, откуда ковшом разливали воду над частоко-лом, ко внешнему его подножию, та, где ожидали застать персов. Обваренные крутым кипятком, персы, воя и стеная, скатывались с валов, снова оказываясь под злыми и на диво точными стрелами скифов. Иные, по-няв, как их будут выливать кипятком, ровно тараканов худых, попытались перескочить через частокол. Го-товые и к такому обороту дел, ибо людей для защиты такого периметра стен у Анотирса было более чем в достатке, скифы встретили персов в копья, клевцы и акинаки. И лишь немногие из них, сумели перевалиться через стены, вступив в тесный бой с воинами Анотирса. Но и так покатились десятки людей, обнявшись с приступка у частокола, где располагались противодействующие персам, пешие скифы. Где-то дрались ме-чами и секирами, где-то кинжалами и ножами. А где, утратив все и всяческое оружие и голыми руками, лок-тями и коленями, нанося друг другу страшные удары. Били лбами, а отбивались затылками. А зубами вгры-зались в чужие кадыки, выкалывая большими пальцами рук глаза и доставая до мозга. Засовывая большие пальцы за краешки губ, страшно разрывали рты, вызывая обильнейшее кровотечение. Откусывали носы и мочки ушей. Почти по бабски, когтями срывали кожу с лиц. Веселились, короче, вовсю! Бой приходил в ту стадию ожесточения, каковая единственно свойственна тесному рукопашному бою. Когда рубят, рвут, гры-зут и давят не жалея сил и не видя во врагах своих людей. Когда все направлено только на одно – убить су-постата! Загрызть, забить, проткнуть! А убив этого, далее что? Убить следующего! А далее? И еще следую-щего! Эх, и еще б одного! И еще!... Нету этому ни конца, ни края, пока кипит тот кромешный бой!
У персов было слишком много пехоты, для атаки такой незначительной по своей протяженности обо-ронительной линии, ведь атаковать ее они могли только с трех сторон. Четвертая, обернутая к реке, остава-лась им недоступной, как и предвидели еще до боя вожди скифов. Все свое воинство сразу, персы задейст-вовать в штурме не могли, банально не хватало для этого места. Но, выстраивая свою пехоту в затылок друг другу, они способны были поддерживать заданное напряжение неистового штурма, очень и очень продол-жительное время. Еще до начала обороны Анотирс полагал, что у него слишком много бойцов, для того, чтобы надежно защитить это зимовье от любого противника. Но, ознакомившись с тем, какие потери они понесли при штурме, он понял, что людей у него отнюдь не много. И что, если они, позволит Папай, и пе-реживут этот штурм, другого приступа им, скорее всего, не вынести! Уж слишком устали его бойцы и слишком многие из них погибли. Когда еще только начало смеркаться, штурм все еще продолжался и  персы по-прежнему толпами лезли на стены, теряя людей от лучного боя еще на подходах, но неизбежно расшаты-вали и расшатывали оборону скифов. Ведь добрые полторы сотни воинов Анотирса, уже тоже стригли но-гами отходя, либо просто молча лежали на земле, кто, уставившись в небо широко распахнутыми очами, а кто и уперев мертвый взгляд в землю. Если бы шахиншах приперся к ним под зимовье с утреца, им его до вечера было бы никак не удержать. Почти все скифы, в том числе и сам Анотирс, были ранены, кое-кто из них и тяжело. И старый воин прекрасно чувствовал, что они подошли к самому краю своих сил, которых вскоре станет уже недоставать для нормальной обороны.
Но и Дарий, бросая своих воинов на штурм, ужасался своим потерям. И все чаще вспоминал, как он, спешно отправляя Уррагшпа устраивать лагерь у холмов, на отшибе, отмахнулся от мудрого Вишташпы, посоветовавшего ему не спешить, подождав до утра. Не подождал и до трех тысяч его бойцов сложили свои головы у этих деревянно-земляных укреплений, скрывающих неведомо что, и неизвестно что прикрываю-щих. Но и в его действиях и спешке, была своя, хорошо понятная и ему, и тому же Вишташпе, правда. Ведь узлы на ремне, копия коего была отдана грекам, развязывались и в персидском лагере. И неумолимо при-ближались к середине, каковая наступит уже только через несколько дней. И что дальше? Они ведь так еще и не поняли, даже есть ли у этого скифского царства предел? А если есть, то где он? он уже думал, что очень может быть, разузнав об этом пределе, они окажутся неспособны вернуться назад. Тогда поход этот утрачи-вал всякий смысл, становясь абсолютно никому не нужным. И вообще более чем за три недели, проведен-ные ими в Скифии, они так ничего нового и не узнали ни об этом государстве, ни о людях, его населяющих. То, что они прекрасные воины и отменно-великолепные лучники, все жители Азии, а они как раз таковыми и являются, знали и раньше. Спознали все это они на собственных шкурах, еще тогда, когда скифы явились в Междуречье, покуражиться над самыми мощными империями того времени и отобрать у них накопленные ими богатства. Тут они еще поняли, что скифы великолепно приспособлены воевать в своих степях, и умеют делать это отменно. Получив доклад об этом укреплении, он вообразил себе, что неверная воинская судьба, послав им испытания первых недель, послали в компенсацию и награду за них. Ему подумалось и возмечта-лось, что упрямство и упорство вывело его на тайный город скифов, где проживает семья ее царя и его са-мых близких приближенных. Где спрятана и охраняется их казна. Но увидав эти жалкие валы и частокол, он испытал настоящее разочарование, подумав, что вряд ли скифы станут таить свои клады в таких недостой-ных хранилищах. Да и семьи свои в них они оставят вряд ли. Однако оказанное им здесь сопротивление бы-ло даже слишком оголтелым. Скифы Анотирса, кажется, превзошли самих себя.
И шахиншах снова поверил, что защищают они там нечто очень важное для скифов, чем ему всене-пременно надо завладеть. И имея полную возможность приказать забросать это несчастное укрепление ог-ненными стрелами, Дарий делать этого не стал. А вдруг там и вправду семьи царя и скифских вельмож? Ка-кая ему польза от них, от дохлых? Обозлить скифов еще больше? Так нужды же в том нет! И без того злы так, что хоть отбавляй! Живыми ими он вполне способен поторговаться с Идантирсом и его нобилями, а дохлые, они ему зачем? Да и казна, если она там, может быть чрезвычайно серьезно повреждена огнем, если не уничтожена им совсем. Нет, прав Вишташпа, все равно на завтра он планировал сделать дневку, дать своим войскам отдохнуть и привести себя в порядок. Вот с утра, никуда не торопясь, они и озаботятся этим укреплением, вдумчиво и осторожно. С чувством, с толком, с расстановкой. Никуда не спеша, и ничего не упуская из виду. И царь царей приказал немедленно прекратить штурм и отходить к месту, выбранному Ур-рагшпом под лагерную стоянку, и даже уже начатую оборудованием. Давно уже прекративший идти перед их отрядами передовым воинством Артебиаз, скифы его тогда изрядно общипали, сейчас на каждой стоянке занимался ее охраной и обеспечением ближней и дальней разведки. И если с ближней, особенно за послед-ние две недели, кое-как приспособились, то с дальней было у них по-прежнему тяжело. Каждый третий разъезд, высылаемый в дальнюю разведку, не возвращался, пропадая на совсем. Каждый второй приходил очень основательно потрепанным, хорошо если только уполовиненным, а то ведь и третью и четвертью и десятой частью, случалось, возвращались. А как попасть в тот первый, на долю коего не пришлось никаких приключений? Никто и не знал. Да и иныормации они, как правило, привозили чуть…
Бой почти сразу утих, как только шахиншах повелел остановить штурм. А орды персов быстро от-хлынули от стен укрепления, сопровождаемые отчаянной призовой стрельбой скифов, бросая под стрелами своих раненых. Анхра Манью! Эти скифы и тут не дают персам продохнуть. Впрочем, ладно! Воинам и вправду надо отбегать от стен как можно быстрее, нет смысла множить свои потери, спасая раненых, они и так велики неоправданно. Подобрать раненых, когда совсем стемнеет, он пошлет рабов. Благо в этом похо-де, рабы даже и не пытаются бегать. Потому что некуда! Кому они в степи понадобятся? Волкам, разве что! Скифы же их не ждут. Им они не нужны. Вот и жмутся рабы к обозу персов. Тут работы всегда полно, они нужны. Их здесь кормят, пусть и не до отвала, но кормят. И не гонят никуда, да и бьют нечасто. Так, спора-дически! А убивает рабов, когда бой, совсем нечасто. Разве что шальной стрелой. Да и то, крайне редко. Ибо редки шальные стрелы, когда ты имеешь дело с такими стрелками, как эти скифы.
Бой утих, затихли бранные крики, только стоны раненых, да отдаленный гул персидского стана, сто-явшего неподалеку, нарушали наступающую ночную тишину. Скифы Анотирса, посидев какое-то время, ошеломленно крутя головами, понемногу приходили в себя. Раньше других опомнился, конечно же, сам Анотирс, как оно и положено старейшине. И сразу погнал своего среднего сына, Раутирса, так и оставшего-ся при нем для посылок, выставить охранение. Не ровен час, персы из сгущающейся тьмы, подобравшись, наскочат. Так, выдержав настоящий штурм и на ерунде сущей пропасть можно, ни за хрен, ни за сурепку! Нет уж! Они битые, они остерегутся! По себе самому старый и битый воин оценивал и персов тех. А как же иначе? Всяк из нас другого кого в мерку с собой любимым и уважаемым ставит! И, примеряя, норовит всяк того преуменьшить, себя же возвеличив, насколько совесть позволяет. Таких недостатков старого воина давно уже напрочь лишила его непростая воинская жизнь и судьба. Теперь, оценивая, старался он все пере-носы и достоинств и недостатков, производить параллельно, избегая как преувеличений, так и преуменьше-ний.
Быстро спроворили костерки, поняв уже, что сегодня больше персы не сунуться. Возились они там, на равнине, у холма, ставили свой лагерный быт, затеплили костерки, жратву, надо полагать, гоношат там. А и они мясца конского испекут, переведут последнюю имевшуюся у них просяную муку грубого помола в ле-пешки. И зачнут надувать воздухом свои бурдюки, взятые каждым из них с собой. Эти бурдюки будут для них поплавками в реке. Плавать у скифов умели почитай, все. Не уметь плавать для степного воина – дело гиблое. Не все же ему на коня своего полагаться. Но и сплавляться по течению Гиппаниса не больно корот-ко. Плечо выпадает в десятую часть конного дня пути, если быстрым шагом коня пустить .
Этакую даль плыть, кто угодно клешнями грести вусмерть замается. Тут поплавок всякому молодцу к месту. А у них ведь еще и раненые, и оружие здесь не бросишь, свое оно, выпестованное, руками своими отполированное. Луки аккуратно заворачивали в выделанные овчинные шкуры, перевязывая их туго, не по-пасть бы воде на тетиву. Не к месту она там. Стрел за день разбросали чертову уйму, в горитах едва по пол-тора десятка на брата осталось. Всерьез драться им стало просто нечем. Акинаки, кинжалы и копья, связы-вали вместе. Они влаги боятся меньше. Лишь оботри насухо, одежд своих не пожалев, выбравшись из воды окончательно, и они снова в порядке станут, снова к бою готовы. Для раненых готовили плотики из их бур-дюков и бурдюков взятых у убитых своих. Раненых и легких и тяжелых потащат отсюда. И хоть понимает Анотирс, что кое-кого и не дотащат  они по воде, не всем им такое испытание дано выдержать, да только нету у скифов такого покона , раненых своих бросать врагу, отступая. Да и мертвых снесли в небольшой подклет, уложили там рядком. Не валялись бы их погибшие вразброс и без догляда, где кого смерть застала. Поели сами, раненых покормили. Теперь, если все как задумано, им едва ли до самого ясного утра, переку-сить где доведется, а вот трата сил ожидалась вполне и весьма приличная. Основательно подзаправившись всем оставшимся в зимовье мясом и наловленной накануне рыбой, доев все свои лепешки, скифы приступи-ли к заключительной стадии своих продуманных и много раз просчитанных действий в зимовье.
Этими днями, дожидаясь здесь воинства царя царей, они подпилили на стороне частокола, обернутого к реке с полдюжины бревен над самой насыпью. Но подпиленные бревна частокола в нем и остались, пото-му что были соединены между собой и сбиты, двумя поперечинами, не дававшими им вываливаться наружу. А, поскольку частокол, как ему в таких случаях и положено, имел наклон наружу, весь тыльный частокол с виду оставался совершенно целым. Хотя, на самом деле, в нем и наличествовали ворота. Но ворота эти вы-ходили прямо на реку и атакованы персами днем, быть не могли.
Теперь же четверо самых дюжих бойцов старейшины Анотирса, довольно легко открыли эти ворота. Убрав их внутрь ограды зимовья, сделали из них облегченный всход на присыпку частокола изнутри. И все скифы, под охраной двух наблюдателей, на крайних углах внешней фасадной стены, целиком обращенной в поле, начали тихо и спокойно спускаться к реке, неся на себе поплавки, надутые из бюрдюков и маленькие плотики из соединенных обломками персидских копий и ремнями, бурдюков, для своих раненых. Тяжелых оказалось девять человек, легкораненых семнадцать. Так или иначе, помечены сталью были практически все. Но у большинства это были скорее царапины, чем раны. Как и у самого Анотирса, комк стрела скольз-нув по-над локтем, обильно сорвала кожу, дав большой кровоток. Но и только! Кровь остановили, пережав руку повыше ее, рану, приложив ее изжеванной кашицей из подорожника, предварительно обеззаразили каленым железом и обработали собственной мочой Анотирса . И перевязали тряпицей, дабы не тревожить впредь до заживления. Такоже обиходили и остальных. Заботу о тяжело раненых, Анотирс получил ото-бранным парам, совсем не затронутых вражеской сталью, бойцов. И вот теперь, они осторожно спускали своих подопечных к воде, клали их на импровизированные плотики, надежно привязывали и выводили пло-тик своего раненого на глубокое место. Сами со своими пузырями из бурдюков и свертками оружия своего и своего раненого товарища, размещались по его обоим бокам. Чтобы помочь тому, коли помощь ему зана-добиться. Ждать никого было не надо, поскольку место, где им предстояло покинуть реку, знали все. Его воны отправлялись в путь парами, тройками и квартетами, старались держать друг друга в поле зрения, из-бежать дабы излишних потерь. Возглавил исход средний сын Анотирса, Раутирс, а сам старейшина снова направился в зимовье, намереваясь свершить там последний обход и снять своих наблюдателей. Зимовье оставлялось окончательно и навсегда
Анотирс последний раз обошел зимовье, с каким он успел как-то даже сродниться за эти дни, зашел во все его потайные места, выясняя не прикорнул ли кто где? Глупо было бы проснуться такому незадачли-вому бойцу среди чужих поутру, не имея совсем шансов к спасению. Хотя порядок у него в рати был и все десятники смотрели за своими десятками, как и сотники за сотнями не шутейно вполне. Десятник он ближе к бойцам. Он видит их всякий раз и вблизи, всех и каждого. Поэтому, наверное, отставших и не обнаружи-лось.
Старейшина поочередно поднялся на обе площадки, снимая наблюдателей. С одной из них, они вме-сте слышали в степи какие-то крики там, откуда сегодня пришли персы, звон боевой стали и вопли раненых. И все это покрыл громкий топот, уходящих в ночь конников, сделавших то дело, ралли коего они приходи-ли, крадучись. Но увидать хотя бы что-нибудь, мешала ночная тьма. Вместе с обоими наблюдателями, ста-рейшина и спустился в реку, слыша, как забеспокоились под стенами персы и как снова где-то в отдалении раздались вопли и звон оружия. Кажется, отряд Таксокиса приступил к исполнению ночной программы! Ну, дай-то и им Папай и богиня Апи! Почти три с половиной сотни воинов, ранее их, погрузились в воду и по-плыли по течению реки, а шума было совсем немного. Оба наблюдателя говорили, что они почти ничего не слышали, хотя и знали, что и откуда ловить на слух.
Теперь вот и они, почти неслышно вошли в воду, положили на пузыри надутых воздухом бурдюков, свои пожитки, оружие и одежду, и, держась за них одной рукой, подгребая себе другой, выбрались на тече-ние. И поплыли по реке, время от времени тихонько перекликаясь. Звуки над водой ночью слышны далеко. И хотя ночью персов опасаться даже и неподалеку от их лагеря, совершенно не стоило, не их это время, а береженного и боги хранят! Лучше делать сразу все как надо, чем потом жалеть о том, что что-нибудь сде-лано было не так. И оттого возникли ненужные и не вынужденные сложности. Законы же степной войны, диктовали максимальную скрытность и аккуратность всех действий. И дела нет, что воюют они сейчас не со степняками, в ее хитростях и замашках зело искушенных, а с персами, пришедшими сюда из гористых и песчаных теснин Азии, прокаленных яростным тамошним солнцем. Не знать тонкости степной войны, пер-сы, конечно, не знают, а вот случайно на что-нибудь нарваться вполне способны. Оно им надо?
Вскоре уже и недавно покинутое ими зимовье, нельзя было различить даже и под лунным светом в общей темени берега. Далеко унесла трех скифов речная плынь. Пугающе темна и, оттого необычайно глу-бока и омутиста, ночная вода. И кажется каждому, что обитают в той среде ужасающие чудовища. А какие ж еще и могут-то жить в эдакой непроглядной тьме? Но и привычна она скифу, кого сызмальства учили подбираться рекой к врагу, или уходить от него. А как же! В степной войне, знаете ли, маневренной и на-полненной хитростями и скрытыми действиями всех воюющих сторон, дело это очень и очень не лишнее. Так же привычна и даже желанна, особенно поначалу, была и легкая прохлада, нагревшейся за полный и жаркий день, и только еще начавшей остывать, воды. Ее баюкающее колыхание и слабый, усыпляющий пловцов, плеск. И щекотанье малых рыбешек, привлеченных белизной их тел, прекрасно наблюдаемых в воде в лунном свете. И промельк летучих мышей над водой изыскивающих свои яства и лакомства посреди насекомой живности, заполонившей, освободившийся от птиц, речной воздух. Вся эта ночная жизнь была и привычна, и обыденна. Сколько времени ей отдано, сколько сил? А плыть им было долго…
…Их окликнул голос старшего сына Анотирса, когда они, издали, увидав проекцию укрывавшего их коней урочища, на начавшее слегка светлеть, перед утром, небо, подгребали к берегу. Целясь на ориентиры места, намеченного для их выхода на берег, они гребли осторожно и не спеша. Промахнись-ка, попробуй! Ох, и наищешься же потом, если еще и найдешь-то своих! Так что рот разевать не годилось, надобно было быть собранными и наблюдательными. Привыкший за эти дни командовать старшенький обрел в голосе командные нотки и Анотирс мог бы и не узнать его, если бы не с раннего его детства знакомое «Тятя!» Они, подплыв к берегу, выходили из воды, сильно шатаясь. Ну, как же, по гнусному закону еще не родившегося тогда Архимеда, их тела в воде не весили ничего все эти долгие четверть дня конного хода шагом. И это же надо, Архимед еще не родился, а закон его имени уже действовал и вовсю, мешал занятым людям вволю наслаждаться прелестями этой жизни. Вот же гадство со стороны классика!
Немного отвыкшие держать равновесие мышцы, быстро возвращались к утраченным, было, навыкам прямохождения, слегка опережая вестибюлярный аппарат, и шаги недавних пловцов становились все уве-реннее и увереннее. Все пришедшие из зимовья собрались на нескольких заветных полянках, где в глубоких приямках жгли костры из просохшего до тонкого звона сушняка. А на кострах кипятили взвары из свежих травных сборов, спроворенными конниками разведывательного отряда его старшенького. Те не имея чем заняться, ожидая целый день своих, занялись хоша бы и сбором трав для напоев…
Вообще, надо было отдать им должное, сыновья неплохо справились со своими функциями, показав себя, и распорядительными, и предусмотрительными, и умеющими разумно использовать, оказавшиеся в их руках возможности. Но тут взгляд Анотирса пал на развешенные возле костров на веточках, сушиться, скальпах. Их оказалось немало, до сорока:
- Откуда?
Вскинул побелевшие от ярости глаза Анотирс на своего старшенького. Неужели, придурок, догадал к персам за скальпами бегать? Не набаловался еще? Это ж специально, чтобы молодых сосунков быть безжа-лостными воинами и мужчинами приучать, такая игра придумана была давным-давно. Неужели и его стар-шенький еще не наигрался, не понял ничего? Он ведь должен был бы уже понять, что если бы уже повое-вавшие воины в эти игры все еще играли, их кочевые кибитки двигаться бы не смогли, обвешанные скаль-пами вместо пологов. Но старший преспокойно, безо всяких видимых проблем снеся гневный отчий взгляд, ответил, словно советуясь с отцом:
- А что нам было делать, тятя, если эти придурки персидские в поисках дров для лагеря, добрались и до урочища? Оставалось только всех их стрелами!
- Ну, и?
- Ну, мы их стрелами всех и побили вусмерть! Не запрещать же мне было, этим сосункам скальпы с персов снимать, когда нам ничто и ниоткуда не грозило? Я же помню, как в их годы для меня это было важ-но!
- А теперь?
Не замедляя своей поступи, наступал на старшенького отец.
- Тятя, ты нас за маленьких с Раутирсом-то не держи! Поигрались и будя! Наигрались! Это младшень-кому нашему впору еще! Нам же все ясно-понятно! И зачем эта игра и сколько в нее играть надобно! Оно же свежий скальп на поясе и опытному воину не в укор, а вот в его умственных способностях усомниться за-ставляет…
Отец, просветлев ликом, потянул:
- Ну ладно, ладно…
Примиряясь с правотой сына и принимая его обиду. Оно ж и действительно обидно, когда тебя, взрослого уже человека, в такой детской хрени заподозрят. Впрочем, было бы только это, а с подобными обидами они уж как-нибудь, да разберутся! Не чужие люди друг другу, чай! Далее надо было решать дело-вые вопросы:
- Все кони в порядке?
- Два были ранены и прирезаны нами в пищу, чтобы не мучились. Но кони твоих, оставшихся навсе-гда в зимовье, дают им замену. Так что для всех кони есть и они в полном порядке. Остается и запас, больше сотни лошадей.
- Запас возьмем в чембуры . Так, а место для переправы наблюдал?
- Наблюдал, тятя, тихо там. Ни персы, ни наши по нему не ходили. Все нормально.
Место они определили и присмотрели уже давно. Напившись горячего взвару с добротно просушен-ной лепешкой и поев печеной на угольях конины, Анотирс, с бывшими наблюдателями, направились сед-лать своих коней. Это могли, конечно, сделать и их подчиненные, но так уж принято у скифов, что коли нет спешки, все связанное с его конем, седловкой, расседловкой и уходом за ним, скиф-воин всегда и везде де-лает сам. В этом было и уважение к другу-коню, и забота о своем единственном нелицемерном надеже и помощнике на поле боя, и впитанные с молоком матери и самыми первыми поучениями отца, базовые при-вычки личности. Свойственные любому скифу, воспитанному на бескрайних просторах припонтийских скифских степей. Своего коня и жену скиф всегда обиходить стремиться сам! Только когда спешили без-мерно, или ранен был скиф крепко, допускались отступления от такого покона. Но сегодня, слава Папаю, ничего такого не было и эти трое быстро спроворили седловку своих скакунов.
И вот группа всадников, сотни в четыре человек верхами, ведя сколько-то там лошадей на чембурах в поводу, по двое в шеренгу спустились к воде и приступили к покойной и выверенной переправе. Десятка три свободных коней использовался для перевозки раненых. Легкие, ехали сами, порученные наблюдением кому-нибудь из товарищей. Тяжелых, тех, кто пережил сплав по воде, наблюдали с обеих сторон. И тоже старая степная навычка, не раз и не одной тысяче воинов, спасавшая жизни. Оно, вроде и ничего особо пре-мудрого, а когда все это сидит в крови и понято разумом с раннего детства, оно ж и делается все по особен-ному, быстро и четко.
Переправа прошла без проблем и скоро весь отряд, коротко повозившись на том берегу Гиппаниса, подправляя коней с ранеными бойцами, ровным и размеренным шагом пошли конно искать своих. В огром-ной бескрайней степи было это, вообще говоря, непросто. Даже совсем непросто, но вполне возможно. Осо-бенно для скифов!

ОСТАВЛЕННОЕ ЗИМОВЬЕ ИДАНТИРСА, следующее утро после штурма.
Дарий вновь вышел из своего шатра недовольный и обрюзгший. Проклятые скифы, он снова почти всю ночь не спал. Тот отряд, что шел по их следам, днем персов беспокоил не очень. А вот по ночам он жить им не давал, как будто специально для этого и существовал. А, может, и правда – специально! Вот и сегодня. Где скифы? Где их конница? А? Вас сам царь царей спрашивает, мать вашу!
Молчат степи, щурясь, грубо обтесанными, в форме загадочных баб, валунами на взгорках презри-тельно! Что им царь царей? Кто он им? Каких царей он там царь? Они тут тысячелетиями стоят, а цари ца-рей каждые четверть века рождаются. И что? Ответ им давать? Да и не хрен ли им в зубы!
Шахиншах сел за стол. Сегодня, как и всегда, завтрак его был, и основателен, и изыскан одновремен-но. Недостатка в продуктах и деликатесах повар шахиншаха отнюдь не испытывал. Но сидевший напротив, нервно ковыряя нежного цыпленка с шафраном и питательными кореньями караван-баши Арзуш, глава его обоза, поспешил бросить объемистую горсть перцу в любимый люля-кебаб  шахиншаха. Тот и без того изрядно приправленный перцем стал просто обжигающ. А караван-баши всего-то навсего доложил царю:
- Величайший, взятые тобой сюда кормы приедены уже на пять третьих. Достигли ли мы половины своего пути? Если нет, величайший, нам может скоро начать не хватать пищи! И совсем уж точно не хватит ее на обратный путь, если таковое намерение у тебя имеется!
Это был воистину удар ниже пояса. Караван-баши не раз уже докладывал ему, что его обоз несет не-оправданные траты и не в последнюю очередь из-за действий отряда скифов, преследующего их. Не прохо-дило и дня, чтобы несколько упряжек со всем их содержимым, или вьючных животных, со своими вьюками, не стали бы добычей скифов. Старательный караван-баши многократно и настоятельно докладывал об этом шахиншаху, сообщая, что даже постоянная и каждодневная убыль его войска, скоро может стать недоста-точной, чтобы остальным достало пропитания на весь, задуманный царем царей, поход. А что мог сделать царь царей? Местного населения, которое он мог бы приказать ограбить, отняв у него продукты питания, в округе не наблюдалось вообще. Лишь часто встречающийся по пути движения кизяк, говорил о том, что люди в этих местах, вообще-то, бывали еще совсем недавно. Дарий задумался. На самом деле, возможная недостача продуктов – гораздо большая неприятность, да что там неприятность!? – катастрофа, чем принято думать! Голодное войско думает уже не о войне, а только о том, как ему добыть пищу. А держать полуго-лодными десятки тысяч вооруженных мужчин весьма небезопасно. И, прежде всего, для самого шахиншаха.
И взять здесь продукты ему неоткуда. Они уже пытались ловить рыбу. Безуспешно. Здесь для этого нужны были какие-то совсем иные приспособления и навыки, чем в очень быстрых горных реках всей Азии. Попытка затеять охоту на джейранов тоже ничего не дала. Во-первых, все живое, заслышав очень и очень издалека, шумы персидского войска, покидало окрестности, откочевывая куда-то еще. А во-вторых, подоз-ревал шахиншах, скифы, наверное, тоже отгоняли стада степных коз и косуль подальше от персов, предо-храняя их от истребительной охоты! А охотиться на них подальше от маршрута перемещения всего его вой-ска – самому из охотника становиться добычей. Желающих так вот, за здорово живешь, кардинально поме-нять свой статус, в войске его было немного.
Посему никакой прибавки свежим мясом к их рациону у персов не произошло. Засеянных полей, где можно было бы снимать урожай и без разрешения их хозяев, нигде не наблюдалось. Хорошо еще падеж ско-та от бескормицы им не грозил. Травы под ногами было не просто в достатке, а в избытке. И воды в окрест-ных реках, ручьях и ключах, тоже. Но поголовье скота тоже все время уменьшалось. Скифы еженощно уго-няли некоторое число голов с выпаса. Вот и сегодня, докладывают, свое они угнали. А это свое, ни мало, не много, а три сотни голов лошадей, полсотни верблюдов. На ослов скифы не покушаются. Оно и понятно. Те здорово не дружны с лошадьми, составляющими основу силы скифов. Особенно с кобылицами. Верблюдов лошади, правда, тоже сторонятся, поэтому наиболее охотно скифы угоняют с выпасов именно лошадей. Тут у них никаких проблем не наблюдается. Ну и коров с баранами и овцами, разумеется. Ибо против сей живо-тины ни лошади, ни ослы, ни верблюды нисколько не возражают.
Итак, выход один – надо сокращать рацион! Но заниматься этим Дарию очень и очень не хотелось. Тогда надо поворачивать назад. А вот это было и еще менее приемлемо! Однако, не пора ли уж было сего-дня окончательно разобраться с этим укреплением? Оно хоть чем-то напоминало о людях, живущих в этих степях. Вот поэтому-то и было обречено. Начальствующий надо все пехотой в его войске, грек на службе у шахиншаха Алкивиад, еще со вчерашнего  вечера получив все необходимые указания, действовал с раннего утра, старательно и быстро. Еще не встав от стола, царь царей только ополоснул губы и кончики пальцев в ароматной воде, с плавающими там дольками лимона и непременными лепестками роз, и только потянулся к большому кубку с густым утренним шербетом, одновременно наблюдая, как укрываясь большими щита-ми, стационарного типа, его пешцы, все более горбясь и приседая за ними, уже вступили на ту часть поля, где вчера рекой лилась персидская кровь. И до сих пор лежали недвижимые трупы. Всех раненых рабы дей-ствительно собрали еще по ночи и оттащили в лагерь. Вот и еще огромная проблема! Что делать с ранены-ми? А ведь их становится все больше и больше! Скоро, полагал шахиншах, десятая часть его войска объя-вится ранеными. И норовят проехать дальше в возке. А где на них на всех возков набраться? Да и не только раненые к тем возкам прибиваются, но и вполне здоровые тоже. Просто для того, чтобы не идти воевать. Кому за ними ухаживать? Да и надо ли за ними хотя бы кому-нибудь ухаживать? Да, вопросов на него нава-ливается в этом походе слишком много! И, главное, все они без ответа!
Но пешие воины быстро и без потерь преодолевали расстояние до укреплений. А оттуда никто и не стрелял вовсе. Совсем никто! Что это? Где скифы? Неужели ушли ночью? Как и куда? Никто ведь ничего не слышал. Лагерь его войска совсем рядом со скифскими укреплениями! Как те огли пройти так, чтобы их никто не слышал и не видел. Ведь это не один – два человека! Их там, по меньщшей мере, несколько сотен. Не заметить такую толпу? На такие подвиги его пехота неспособна даже пьяной! Все эти вопросы, наползая один на другой и, перемешиваясь причудливо, роились в голове шахиншаха. А вот ответа не было ни едино-го!
Его же пехота, достигнув основания вала и небольшого рва у его подножия, перебросила его щитами и ринулась на приступ. Конные, коих Алкивиад выпросил у Вишташпы, с луками наготове сидели в седлах поодаль, выцеливая  треугольные амбразуры между заостренными окончаниями бревен частокола. Но там никто не мелькал, никто не спешил разить пеших персов из луков, никто не готовился встречать их в топоры и копья. Там, похоже, вообще никого не было! Ревя решительно и бранно, персы, неуклюже помешкав, пе-ревалили частокол, так никем и не встреченные. Где эти сволочи скифы? А пешцы-персы раскинулись уже по всему зимовью, тщательно его обшаривая, в поисках чего-нибудь интересного и хотя бы мало-мальски ценного. Куда там! И до них оттуда не растяпы съезжали, а люди вполне привычные к кочевкам. А и потом, сразу за ними, там скифы Анотирса все обшарили, понимая, что следующими посетителями зимовья будут уже персы. Не оставлять же этим мазурикам чего толкового! Так что маку вам персы, маку!
Алкивиад, поспешно перескочил через частокол, с помощью сразу четырех персов. Непросто это ему в его то бронзовых панцире, и шлеме, в поножах и наручах. И сразу приказал разбирать завал в воротах, имея в виду, что и сам шахиншах сюда всенепременно припожалует.
Двумя часами позже Дарий пешим вступил в проход. Его колеснице с возничим Колошем и квадригой вороных пришлось оставить у проезда, ей было не пройти никак. А разрывать вал и расширять ворота царю царей не захотелось. Пешему ведь всяко лучше видно. И он шел по небольшому двору зимовья, рассматри-вая там трупы павших персов, а было их что-то около трех сотен. И раз в десять, пятнадцать больше, валяет-ся со стороны поля. А скифы где? Ага! Воины подводят его ко клети, где погибшие скифы аккуратно сло-жены рядками. Не больно, значит, и торопились те, кто ушел отсюда, раз сумели своих подобрать и так ак-куратно сложить. Царь царей пристально вгляделся в лица погибших скифов. Скифы, как скифы, греки их вон так же на своих вазах и амфорах рисуют. В своих рубахах и варварских штанах, совсем не похожих на благородные персидские шальвары. В своих островерхих шапках, выложенных пластиками металла и кости животных. Погибшие в бою и убившие многих и многих его воинов, что лежат перед валами этого укрепле-ния, до сих пор висят на остриях частокольных бревен, валяются у их закопанных в землю оснований, и вы-стилают всю поверхность этого двора. Молоды только почти все они больно. А где же остальные? Вчера ему казалось, что скифов в укреплении много больше.
Алкивиад бережно подвел шахиншаха к противоположной стороне укрепления, где в частоколе акку-ратно выпилен проход на шесть бревен. Что? Ушли? В реку? А там куда? На ту сторону, что ли?
А вниз, с высокого берега вели следы по примятой траве, кое-где припятнаные кровью. Так, это, зна-чит, они и раненых не оставили. Алкивиад говорит, что вряд ли скифы переплывали реку этой ночью. Ско-рее, сплавились рекою вниз, там где-нибудь встретят своих, и пересядут на коней, и уже завтра их можно будет, наверное, встретить в поле. Возможно, он и прав. Но это значит, что, не решившись на ночной штурм, он отпустил этих скифов. Да, скорее всего. Покидая, понурившись, зимовье Дарий велел своим вои-нам сжечь его. Ну, хорошо, приказал бы он вчера штурмовать этот частокол и по ночи – битых скифов во дворе было бы намного больше! И что? стал бы он от этого счастливее? А сколько бы его воинов осталось лежать по обе стороны от частокола? Не успел Дарий войти в свой шатер, как за валами весело и малодымно заполыхало сухое дерево бывшего зимовья.
В шатре его ждала искусница Аспазия, сразу раздевшаяся и затеявшая делать своему повелителю мас-саж затылка. Но сегодня ни ее искусство, ни прекрасные ландшафты ее обозримых прелестей, царя царей не прельщали. Уж больно нехорошо ему стало, когда он осматривал горящее сейчас на берегу укрепление ски-фов. Он просто подумал, а каковы его достижения в этом походе? И ответил сам себе – а никаких и нет! Он не захватил ни одного города, ни сразился ни с одним врагом. Его враг бродит вокруг его воинства, нанося ему каждый день немалые потери, постоянно теребя его, лишая сна и отдыха. Воины шахиншаха стали хму-ры и уже не так исполнительны, как прежде, в самом начале похода. И потери его отнюдь не малы. Он поте-рял уже тысяч 10 конницы и тысяч 7 пехоты. А скифы? Нет, конечно, у скифов тоже есть потери! Это он знает точно, тем более именно сегодня он своими глазами видел погибших вчера скифов. Но только вряд ли потери скифов хотя бы как-нибудь сопоставимы с потерями персов. Это он чувствовал слишком сильно.
За пологом шатра раздалось деликатное покашливание. Привычное и многозначительное. Его глав-ный телохранитель Хумрашта просил разрешения для кого-то войти в шатер. Новости? Посмотрим!
- Кто там, Хумрашта? Вишташпа? Пусть войдет!
Сильно наклонившись, словно кланяясь земно шахиншаху, в шатер вшагнул Вишташпа и немедленно приложил руку ко лбу, к губам и к груди. На походе этикет значительно опрощался, но отучать своих под-данных от него совсем, Дарию казалось неправильным:
- Величайший, мои конники разыскали брод через Гиппанис!
- Далеко?
- В парсанге с четвертью от этого места.
- Проверили брод?
- Если бы нет, повелитель, я бы не явился к тебе докладывать!
- Ну и прекрасно, сегодня отдыхаем остаток дня, а завтра, прямо с утра, ты со своей конницей высту-паешь к броду и берешь его под контроль! Понял, Вишташпа?
- Понял, величайший! С первыми лучами солнца и выступлю!
Остаток дня новых забот принес им не много. Разве что, как обычно, воины Таксокиса обеспокоили их охранение своими наскоками и атаковали пастухов, пасущих табуны. Только после первых удачливых для скифов дней, когда табуны, стада и отары охранялись не сильно, ситуация изменилась в корне, посколь-ку по приказу шахиншаха, выпасы теперь брались под сильный присмотр и охрану. Но это означало, что и на отдыхе войско не имело возможности расслабиться, пребывая каждый момент в напряжении. Долго ли можно находиться в таком напряжении? А вот этого шахиншах не знал, как не знали этого и его военачаль-ники, даже мудрейший из них Вишташпа. Но чувствовал, что недолго. И надо же было такому случиться, чтобы трагедия в персидском войске случилась именно в день отдыха.
Немаленький отряд эфталитов, сотни в полторы голов, к вечеру, уже в сумерки, вышел из лагеря, на-правляясь за выпасы, чтобы раскинуть там широкую сеть небольших разъездов, долженствующих охранять подходы к местам выпаса тяглового, вьючного, верхового и пищевого скота армии персов. Но командир эфталитов, их природный князь, идти к месту несения службы решил не круговым путем, какой был ему указан. Но напрямик, через выпасы. А небольшие группы пастухов, охранявших пастбища, не разобрав-шись, находясь в самом первом, очень сильном напряжении, только что заступивших на свой важный и от-ветственный пост людей, попытались остановить их силой. Бой возник из ничего, в сгущающейся темени никому было не узнать никого. А практику называния паролей и отзывов учредят лет на двести позже дис-циплинированные ри;мляне. Полетели стрелы с обеих сторон, заржали, молотя друг друга копытами, боевые кони. Закричали люди. Кто, уже получив стрелу, кто, просто командуя, кто со страха, а кто и просто так! Драться в темноте непросто. Ты не видишь, кто перед тобой, видишь лишь безликую тень, расплывчатую и туманную. Поэтому бьют, сражаясь в ночи, без разбора, не больно и вызнавая, кто перед тобой – свой, чу-жой? Жить останется тот, кто ударит первым. Вот и били, второпях и немилосердно!
А разбираться будут во всем те, кто выживут. Уж они-то себя, болезных, всяк не обидят. Вишташпа, услыхав от своего шатра звуки яростного сражения, не долго разбираясь, приказал еще одному отряду стрелков-эфталитов, большему того первого, идти на помощь охраняющим скот. Но этим мудрый воена-чальник только добавил дровишек в огонь. Эфталиты по воплям своих сотоварищей, произносимых на с детства знакомом им языке, поняли, что бьют их конников. И соединенными усилиями просто напрочь вы-резали всю охрану скота. И отправились назад в лагерь, не имея других приказов. А те, что шли нести охра-ну, утратив командиров в сумеречной суматохе, присоединились к более успешным товарищам и тоже вер-нулись с ними в лагерь. Куда они шли и зачем, знал их князь, а они что? Они не знали. Вот и пошли домой, ничтоже сумняшеся и полагая долг свой исполненным.
Удивляться ли тому, что утром, когда все разъяснилось, пасущиеся стада оказались здорово уполови-ненными скифами. Те, не встретив охраны, попросту угнали столько скота, сколько смогли собрать с собой. Остальной как могли разогнали. Шахиншах был в бешенстве. И только тот факт, что Вишташпа, узнав о происшествии первым, не теряя времени, ушел с конницей искать стада, его спас. Нашел он не слишком большую часть скота и сумел его отбить. Гораздо большая его часть отправилась поближе к котлам скифов, гораздых поесть мясца на даровщинку. Не скажу за скот, обрадовался он этому, или был недоволен, скифы же точно, по этому поводу к персам претензий не имели. А Вишташпе довелось пережить страшный при-ступ ярости перед лицом царя царей. Однако ж пришлось Дарию в расчет и то, что только Вишташпа и от-реагировал на ту суматоху. Да и утром сим, именно он направился в угон за скотом. От должности своей отрешен он не был. Не слишком много, видать, было у царя царей надежных военачальников, способных сражаться со скифами. Выступить этим днем в поход, персидское войско так и не смогло, поневоле продлив дневку.
Зато следующим днем, персы ранним утром выступили к северу, перемещаясь к расположенному не-подалеку броду…

БРОД  ЧЕРЕЗ  ГИППАНИС, позднее утро после продолжительной дневки.
К броду воины Дария вышли, когда еще не закончилась первая четверть дня. Первыми, как уже пове-лось в этом походе, вышли конники Вишташпы. Их переправа через Гиппанис прошла вполне успешно, и конница отправилась частью сил далее, разведывать путь.  А частью сил осталась на левом берегу Гиппани-са – обеспечивать переправу.
Переправы через реки у персов велись обычно следующим образом – сначала большая часть войск, до половины армии переправлялась на тот берег, затем переправлялись сам царь царей и иже с ним, а также и весь обоз. И уже потом, завершая переправу, переходили на другой берег все остающиеся войска. В этом принципе было много смысла, а также воинского и житейского разума. Но были ж, однако, и недостатки.
Дарий и в этот раз, придя к переправе на своей великолепной колеснице, поперед воинства в брод не сунулся, терпеливо пропуская мимо себя войска, потом обоз и наблюдая за их переправой. Переходить реку было очень непросто, Гиппанис полноводен и силен течением, доходя даже в месте брода местами до груди людям обычного роста. Порой приходилось разгружать телеги и носить грузы на другой берег. Дарий поду-мал, что, кажется, скифы упустили отличный момент напасть на них, и вдоволь потрепать им нервы. Лучше бы ему было, что называется не каркать, пусть и только про себя! На левом берегу Гиппаниса раздались громкие крики и отчаянный грохот копыт. Уже нисколько не удивляясь тому, что он видит, царь царей изумленно наблюдал, как лихие скифские конники, гонят перед собой, истребляя большой отряд конницы, отряженный опытным Вишташпой вперед, чтобы прикрыть переправу на далеких подходах.
Вишташпа находившийся на левом берегу, нашелся мигом, бросив атаковать скифов катафрактариев из своего запаса. Но остановить тех до самой кромки воды так и не удалось. Сегодня скифы перли вперед отчаянно и нахраписто, побивая персов налево и направо. И таки выгнали персов на самую кромку воды, там, где в нее спускается желтый и плотный речной песок. И где река, медленно набирая глубину, уходит на середину
Там на кромке воды и сгрудились в бою тысячи всадников с каждой стороны, поражая друг друга стрелами, копьями, клевцами и мечами. Дрались, перемешавшись, полностью утратив строй и порядок. Просто целиком и полностью  озверевшие люди, сидящие на таких же озверевших конях. А большая часть обоза персов, пытаясь убраться с берега, где объявились скифы, снова сгрудилась в реке, препятствуя тече-нию воды. И полностью утратила возможность маневрировать, толкаясь и ломая возки. Но и обозу, так же, как и войскам, сгрудившимся на правом берегу и еще не принявшим участия в переправе, не долго довелось быть простыми наблюдателями, разразившегося сражения скифов с уже переправившейся передовой кон-ницей персов.
Там тоже внезапно началась замятня и громкие вопли слились с хищным лязгом бранного железа. От-ряд Таксокиса, согласовавший свои действия с Идантирсом и Скопасисом, нанес свой удар в тыл персам. Нанес с размаху, от души, осыпав вначале персов, увлеченно созерцающих бой на левом, далеком от них берегу Гиппаниса, тучей стрел. А потом наехали на них со своими копьями, топорами, клевцами и акинака-ми. Наехали яростно и весело, так что скучать не довелось ни одной половине армии персидского властели-на.
Конного боя такой жестокости и такого накала персам давненько уже испытывать не доводилось. Савроматы составлявшие большую часть отряда Таксокиса, дрались отчаянно и весело, как оно и надлежало степному воинству, нашедшему, наконец, себе достойного ворога. Иной скиф, играя копьем, обманывал урартийца, умудряясь вогнать острое острие своего копья, тому меж чешуек панциря. А другой, обведя за-тейливым и хитрым ударом, щит и меч, обрушивался длинным и вытянутым острием своего клевца, на бле-стящий шлем катафрактария парфянина. И со скрежетом, заглушаемом другими звуками схватки, пробивал клевец тот шлем, череп и мозг парфянина, погружая того в первозданную нирвану, столь близкую и родную любому огнепоклоннику-зороастрийцу. И били и ломили, показывая парфянам, кто из них крепче и лучше умеет бороться с врагом сидя на конской спине. А ведь парфяне, составлявшие на сей раз со своими легко-конными и катафрактными воинами замыкающую часть войска шахиншаха перед схваткой находились не в совсем боевом положении. Они были выстроены рядами, смотрящими лицами и людей и лошадей на левый берег, где уже шел бой. Ведь до сих пор скифы никогда не брали персов в клещи, атакуя их на переправе с обеих сторон. Они были готовы по первому же приказу Дария, идти через реку и атаковать скифов на том берегу. Понимая, что сделать это им помешают многочисленные повозки обоза, стоявшие в полнейшем бес-порядке близ левого берега в воде.
Вот и привелось парфянам получить удар скифов в спину и разворачиваться, стоя на месте и уже из-биваемых ими с дистанции стрелами. Как удалось Таксокису сломить охранные отряды, прикрывавшие пер-сидское воинство на правом берегу Гиппаниса, пожалуй, достоверно не узнает никто! Отрядов-то тех не осталось более. Скорее всего, их, увлеченно наблюдающих за схваткой на том берегу, просто-напросто за-стали врасплох. А истребив немилосердно, обрушились в ярости необычайной, на несчастных парфян и не-многочисленных урартийцев. Те, понеся огромные потери, пока разворачивались встречь атакующим их скифам, а еще они не смогли их атаковать в свою очередь. А ведь только атакой и защищается и наступает настоящая конница. Их, смятых и не набравших никакого порыва, страшно теснила, отжимая и наваливая на обоз, перемешивая с возками и вьючными животными, яростная и напористая скифская конница.
А вся огромная числом пехота персов, оказалась зажата между двумя частями обоза, частью на пра-вом берегу, а частью уже в реке, в этом бою осталась полностью не у дел. Военачальники персидской пехо-ты пребывали в прострации, не понимая, что им делать в этом целиком и полностью нестандартном поло-жении, когда все решали активные и агрессивные действия отдельных военных вождей.
И эта заминка стоила персам не по-божески дорого. Расплатились они за нее реками крови, ведрами добываемой скифами из их жил. Рубка шла та еще, ровно капусту по осени рубили топориками на грядке. Но и персами командовали не дети, а вполне серьезные и битые воины. И хотя неудачно переправляющийся обоз и перерубил армию Дария на две неравные части, каждая из них заведомо превосходила скифов, атако-вавших их, числом, причем превосходила в разы! Да, каждая половина этих разделенных Гиппанисом кон-ных, заведомо превосходила числом скифов, даже без учета персидской пехоты, отрезанной от боя водой и обозом!
Только поэтому и не были они сегодня разбиты в пух и прах, или и того хуже – истреблены. Беспоря-док и паника первых минут нападения, долго продолжаться не могли, хотя и стоили персам невероятно до-рого. Да и Идантирс, разрабатывая эту атаку, не ставил себе конечной целью разгром персидской армии, понимая невыполнимость подобных заданий. Но цель, заставить персов разбавить своей кровью воды Гип-паниса он ставил. И ее он достиг. И все-таки в каждом отряде персов, находился военачальник-конник, а в сражающемся на левом берегу реки отряде, он и был изначально – Вишташпа, кто брал на себя ответствен-ность за ситуацию. Они оттягивали отдельный отряд конницы назад, оставляя передних, остающихся перед ними, погибать под яростными ударами скифов, и бросали свою конницу в атаку опять.
И те, имея двух – четырехкратный перевес в числе, теснили скифов назад. Не желая рисковать своими воинами, могшими попасть под горячую раздачу, Идантирс отдал приказ на отход. И поплыл над взбурлив-шим от обозов и покрасневшем от персидской крови Гиппанисом, рев большого рога скифов, прекрасно слышимый и на том и на этом берегу. А значил этот сигнал только одно и в разъяснениях не нуждался. Все скифы и те, что пришли с Идантирсом и те, что атаковали тыл персов, под началом Таксокиса мгновенно отскочив с конями и развернувшись, забросили себе щиты на спину и взялись за луки. Отходя на полном темпе, они засыпали персов стрелами, сбивая их наступательный порыв и задерживая начало преследова-ния. Преследование все равно началось, но отрыв позволял скифам уходить в комфортных условиях, рас-стреливая персов из луков. Уносясь в отрыв, скифы стрел не жалели, садя их в персов со ставшей тем уже привычной меткостью и отрываясь от них все дальше и дальше.
Преследователи, опасаясь длить преследование, затягивали узду своих скакунов, останавливаясь, и поворачивали обратно.
А персы на обоих берегах Гиппаниса, страшно суетясь, совершали, наконец, выстраданную ими пере-праву, торопясь собраться все на одном берегу, левом. Множество грузов было попросту перетоплено, или брошено на правом берегу, за мелкими поломками и утратой тягловых быков. Множество пищевого скота, перепуганного этой атакой разбежалось и бродило по степи, даже и не помышляя, наверное, вернуться об-ратно. Царь царей, наконец, перевозился через реку, сидя на своем золоченом походном троне в колеснице и судорожно сжимая поручни ограждения колесницы, молясь Ахуромазде, чтобы придал он уверенности ру-кам Колоша, правившего квадригой, и не позволил Анхра Манью учудить какую-нибудь новую гадость и поломать что-нибудь в его колеснице. Прозрачная и прохладная вода Гиппаниса текла по его коленям, по-крывая почти всю колесницу. Но царь царей выдержал характер и в колеснице сидеть остался, так и не встав в ней в полный рост. С поступательным движением колесницы к левому берегу, дно реки начало подни-маться, а вода поверх колесницы убывать. И вот уже кованные колеса со спицами до оси своей видны из воды и колесница, подскакивая на камнях и ломая оковкой коряги, попавшиеся на пути, устремилась к бере-гу. А потом и покатилась по изумруду молодой травы, обильно политой персидской и эфталитской кровью. Вся трава и весь песчаный урез воды были завалены телами павших конников персов и мидян, так, что ски-фы, павшие в схватке с ними, могли быть рассматриваемы, лишь как нечастые вкрапления. Будь проклят этот злокозненный Анхра Манью и обереги нас Ахуромазда от его происков, пыхтел себе поднос страшно злой шахиншах, но сколько же вреда сегодня нанесли нам эти проклятые скифы, эти кентавры степей, будь прокляты все они и все их боги оптом и в розницу!
Но заниматься проклятиями было некогда, надо было как можно быстрее стаскивать пехоту воедино и разбирать обоз. Вряд ли сегодня они пойдут дальше. Не лучше ли им здесь и остановиться. Привести себя в порядок и решить, что им делать дальше. Решать, впрочем, было нечего. Поворачивать, сворачивая весь этот поход, царь царей никак не намеревался, значит, его следовало продолжать. Но мысль у него появилась, и он ее думал, трудился. Немного за полдень закончилась эта отчаянная переправа и с того берега подошли последние отряды легкоконных арабов, несших там охранение. Шахиншах, призвав к себе Гобрагша, Виш-ташпу и Алкивиада, держал с ними совет, обсуждая пришедшую ему в голову мысль. А что если выслать к скифам посла, предложив ему сказать Идантирсу обидные слова. Может быть, тогда они нападут, наконец, дав персам решительный бой и решат все одним сражением. И хотя Гобрагш и Алкивиад сильно сомнева-лись в такой развязке, они тоже пришли к выводу, что подобное решение может стать и единственным. Гоб-рагш вообще считал, что скифы избрали себе такую тактику войны с армией царя царей и вряд ли от нее отступятся.
А Вишташпа полагал, что если Идантирс будет сильно уязвлен словами посла, он может, вскипятив-шись попытаться дать персам решительное сражение. Хотя персидская армия и понесла огромные потери, особенно в коннице, она все еще оставалась намного многочисленнее и сильнее скифов на поле боя. И шан-сы на победу в решительном сражении имела значительные. Хотя, вторил ему Алкивиад, числом своим скифы день ото дня возрастают, что крайне неприятно для персов. Ведь так скоро они могут утратить все свои преимущества. Только нынешняя переправа стоила персам в общей сложности почти мириада убитых и раненых. Раненые тяготят уже, и еще больше станут тяготить их в будущем. И не бросить же их и не до-бить! Тогда можно опасаться, что выйдут из повиновения все. Но, в общем и целом, посылку посла к скиф-скому царю, одобрили все созванные на совещание. Вставал вопрос, кто будет этим послом? И тогда под-нялся, побледнев лицом Гобрагш, и попросил своего повелителя:
- Дозволь мне, величайший!
После короткого молчания и раздумывания, царь царей ответил своему смелому и мудрому советни-ку:
- Да, Гобрагш, поедешь ты! Сдается мне, никто, кроме тебя не сможет выполнить это поручения са-мым достойным образом! Только, отправляясь к скифам, оденься как воин, а не как вельможа моего двора. Скифы уважают воинов и своих и чужих…
…Выйдя из боя, Идантирс уводил свое воинство в приволье степей. Им ведь тоже недаром дался этот бой на переправе через Гиппанис. Много и их храбрецов полегло там, хотя с потерями персов их потери сравнивать было немыслимо. Следовало зализать раны, получить подкрепления и снова начинать ту борьбу, какая уже казала свои результаты на практике. Прав был Алкивиад, к скифам каждый день подходили под-крепления. Приходили воины из отдаленных кочевий, самыми последними узнавшие о сборе воинства ца-рем. Приходили отряды союзных племен, гелонов и будинов, а более всех савроматов. Несмотря на то, что они понесли тоже весьма чувствительные потери в последнем бою на переправе персов через Гиппанис, их численность не уменьшилась, но даже и возросла.
Своих раненых скифы отправляли кибитками на восход, а там их переправляли через Борисфен, куда, судя по всему, персам уже не добраться. Если они через Гиппанис едва сумели перебраться, куда им пере-езжать гневливый Борисфен? Его гнева и сами скифы порой побаивались.
Именно в эти поры пришли к царю воины Анотирса. И, прекрасно исполнившие его приказ, были коллективно поощрены. Его волей перестали они единомоментно быть пешими, став конными царскими скифами. Свершилась мечта парней! Царь передал им тех коней, на которых они пришли к нему. И увели-чил этим самым свое воинство на добрые четыреста человек, три с половиной сотни бывших пешцов и пол-сотни легкоконных, осуществлявших в их интересах разведку. Командовать всем этим отрядом царь так и оставил Анотирса. Все скифы, даже те, кто не особо рассчитывал по малому достоянию рода своего, воевать конными, обучались одинаково. Вражеской крови эти, большей частью молодые вои попробовали. Чем не отряд Анотирсу, под чьим началом они уже воевали и кому они безусловно верят? Так оно и сталось в ито-ге.
Целыми днями, скифы, вися на плечах у персов, не давали им двигаться покойно, постоянно надоедая им своим присутствием и навязывая им короткие, заведомо проигрышные для персов, плохо ориентирую-щихся в степи, схватки. Тщательно выбирая места для засад и великолепно маскируясь, скифы умудрялись по нескольку раз на дню брать под обстрел персидское войско, легко уходя в степь, как только конница пер-сов пыталась на них нажать, понуждая их к тесному бою. А то и заводили преследующий их отряд конных персов в засаду, где ему хорошенько перепадало от скифов. Много раз на дню, скифы, возникая, словно из неоткуда, но со всех сторон, заставляли персов строить свою пехоту, торопливо пыхтя от натуги, таскать свои тяжеленные стационарные щиты.
Но, постреляв в охотку и произведя несколько быстрых показных атак, снова исчезали, оставляя пер-сов гадать, когда они появятся вновь. И появятся ли сегодня вообще. Персидские воины перестали отходить до ветру, справляя нужду прямо посреди своих товарищей и под их защитой. А то, сколько их сгинуло, так и не успев иногда облегчить свою душу, мочевой пузырь и пищевой тракт. Кого облегчили, избавив заодно ото всех тягот жизни, а кого и сгрябчили, уводя в полон. Впрочем, такие счастливчики, были сугубой редко-стью.
Но более всего скифы зверели по ночам. Они старательно и непременно мешали персам отдыхать, устраивая раз за разом бесчисленные сполохи, угоняя их скот. Хорошим тоном стало угнать у персов отару овец и съесть их, а черепа животных на кольях выставить по пути следования персов. Мол, не ваши ли голо-вы то торчат? Нет? Ах, бараньи? А ваши чем лучше? Только тем, что пока еще не на кольях? Так это ж лег-ко исправимо! И мы вам в этом поможем! Угоняли и коров и быков, как мясных, так и тягловых. Но паче всего, скифы охотились за персидскими скакунами. И не по причине их выдающихся качеств, отнюдь нет, они не считали своих скакунов хуже персидских, скорее, наоборот. А просто потому, что кони у скифов больше ценились, чем любой иной скот. Только ослов они избегали. Их панически боялись скифские кобы-лицы и ненавидели жеребцы. Верблюды на воинов Великой Степи также не произвели никакого впечатле-ния, тем более, что и они не сильно ладили с лошадями.
Скифские методы борьбы настолько надоели шахиншаху, что он даже в корне поменял свой распоря-док жизни. Ночью спать ему мешали скифские эскапады против персов, и царь царей начал спать днем, мерно колышась в своей колеснице. Ему хорошо, он мог себе это позволить, его везли. А что было делать тем, кому следовало следующим днем перемещаться самим. Да еще и в вечном беспокойстве, не нагрянули бы эти беспокойные и никогда, кажется, не отдыхающие кентавры-скифы. А то и отбиваться от них, скорых на помин, пришедших проверить, кто тут по ним соскучился? Ах, никто не соскучился? Тогда извольте по-лучить, чтобы скучалось легче! И что самое интересное, преуспевали и в этом! Когда однажды они не пока-зывались весь день, персы, занервничав, стали на ночевку ранее обычного, определив повсюду усиленные посты. И всю ночь поголовно не сомкнули глаз, ожидая какой-то жуткой каверзы, ради коей их сегодня весь день не беспокоили. А проклятые скифы, чтобы им всем там удавиться! – так и не пришли, понимаете? Зато приперлись на следующую ночь и сняли очень обильный урожай – порождение своего природного коварст-ва. Ведь всем бесконечно хотелось спать, после такого-то напряжения предыдущей ночи и полного марше-вого дня.
По степи брела не победоносная армия персидского царя царей Дариявуша Вишташпы, наследника Кира Великого и Ахемена, а некое огромное сборище невротиков и полных неврастеников, полуночников и лунатиков, готовое по каждому поводу впадать в бессонницу, закатывать истерику и биться в эпилептиче-ском припадке. И, что самое интересное, не только люди становились невротиками, но и животные, их со-провождающие и обслуживающие. Ослы, известные своим невротическим поведением – это ладно, но верб-люды! Эти вечно спокойные, на все и всех взирающие свысока, постоянно что-то пережевывающие и пе-риодически плюющиеся во все стороны корабли пустыни, тоже начали очевидным образом терять свою природную флегму, вживаясь в истерический характер выпавшего на их долю путешествия.
В упряжки к тягловым быкам, падшим по дороге, пробовали подпрягать мясных и вдруг убедились, что это совершенно разные быки. Разных пород и разного тяглового усилия. Не всегда, к тому же, уживаю-щиеся и характерами своими. Приходилось бросать все больше и больше повозок. Некоторые потому что в них некого было запрячь, а иные потому что они переломались. Чинить поломавшееся было некому, да и нечем. А мелких речушек на их пути попадалось все также неисчислимо много. Ох и богата же эта земля сладкими водами. Они вкусные и пьются отлично. Не зря же Дарий поставил столб на берегу Тираса, сооб-щая на нем всем и каждому, что был там и пил воду из Тираса, признав ее, как лучшую на свете. В здешних реках вода порой даже вкуснее, только вот чувствовал персидский царь, что скоро она ему вся горькой по-кажется и в глотку не полезет!
Ведь на каждой переправе ждали персы повторений ужасов Гиппаниса, принимая все меры к тому, чтобы предохраниться от повторения таких страстей. Иногда скифы, веселясь и забавляясь, имитировали начало атаки. Порой так и с обоих сторон. Какая тогда начиналась страшная и отчаянно-истеричная паника у персов. Доходила она воистину до поросячьего визга! Как они спешили выдвинуть вперед пехоту, немед-ленно хватавшую свои огромные стационарные щиты и бежавшую их второпях закреплять в поле, беря из-за них защиту от атакующих скифских конниц. Конница же группировалась, готовясь, как только скифы отхлынут, отбитые пехотой, навалиться на них и гнать их в угон. Скифы же поманеврировав перед перепу-ганными персами, и побросав в охотку по ним стрелы, уходили, так и не завязав нигде сражения. И персы снова перестраивались из оборонительных построений в походную колонну, начиная двигаться дальше. Нет, решил царь царей, с этим надо кончать! И Гобрагш отправился с двумя опытными катафрактариями в со-провождении – править доверенное ему посольство. Не то чтобы веселая это была поездка. Но все же и от-дохновение от ставшей уже муторной, бессонной рутины этого похода.

ПОСОЛЬСТВО  ГОБРАГША
Одет был Гобрагш в прекрасный чешуйчатый панцирь. Набранный из полированных бронзовых пла-стинок, наклепанных на чудно выделанную в далеком Ургенче, кожаную основу. Панцирь этот сверкал из-далека, поражая варваров, словно сам Ахуромазда, как полагали персы. На голову персидский вельможа одел прекрасный остроконечный, похожий на колпак дурака, парфянский шлем, с задранной вверх защит-ной маской-наличником. Тоже полированный великолепными мастерами Суз , этот шлем добавлял пере-сверка в наряд Гобрагша. Отбирая, таким образом, воинское одеяние царь царей намеревался уязвить варва-ров в самое дикое сердце. Известно ж как дикари тяготеют ко всему блестящему и сверкающему! Ну, никак не может, полагал он, не дрогнуть сердце варвара, увидав идущий по грешной земле безгрешный и святой солнечный огонь, отражающий яростный и нежный лик Ахуромазды! Нет, не может! Его конь, не неся ни-какой брони, не на бой ведь ехал мудрый советник! – был покрыт великолепно красным потником, на кото-рый водрузили седло прекрасной пасаргадской кожи, подбитое золочеными гвоздями. Седло, кстати, самого шахиншаха. Он его отжалел Гобрагшу, по случаю его отъезда в посольство, но очень надеялся, что оно вер-нется назад, ибо с этим седлом было связано их семейное поверье. Надеялся на это и Гобрагш, но уже по иной причине. Просто он надеялся, что сидеть на вернувшемся седле будет по-прежнему его гузно. Пре-красные панцири сопровождающих его воинов были тоже великолепно начищены и отменно приведены в порядок, являя собой образцы воинского облачения, воинственных персов. Однако ж, не полированные, как панцирь посла, огненного пересверка миру не являли. Их кони шли бодро и всадники чувствовали себя вполне уверенно, пока двигались по земле, попавшей в цепь персидских разъездов, охранявших их лагерь. Но стоило только всадникам выйти за пределы этих охраняемых персами земель, как неуверенность всадни-ков, передалась их коням. И походка их, став осторожной, сразу утратила уверенность. Три всадника, от предложенного Вишташпой в сопровождение целого отряда легкоконных эфталитов, или арабов, Гобрагш отказался наотрез и сразу, ехали по изумрудным просторам степи, под бирюзовым покрывалом высокого неба начала лета.
А что бы им дало сопровождение даже и целой тысячи лучших всадников империи Ахеменидов? Только сделали бы их мишенями для ярых и метких скифских стрел. Нет уж! Их троих, едущих не скрыва-ясь, открыто и вызывающе, скифы, очень может быть, изначально поймут, как посланцев царя царей, поже-лавшего говорить с самим царем Идантирсом, или хотя бы с кем-нибудь, наделенным соответствующими полномочиями. И, возможно, заинтересовавшись, доставят, куда им надобно, для вожделенного разговора. Гобрагш понимал, что, отправляясь в это посольство, он отдается во власть скифского царя целиком и пол-ностью. Но передать как-нибудь иначе тому то, что захотел донести до ушей Идантирса, его повелитель, Дарий, хитрый перс возможности не зрел никакой. Да ее, пожалуй, и не было вовсе!
Выехав ранним утром, они ехали уже почти четверть дня, никого еще не повстречав, хотя и сам Гоб-рагш, и его притихшие, до полной немоты, спутники давно уже и непрерывно чувствовали на себе сторож-кие взгляды скифских лучников, вполне заинтересованно и очень верно берущих прицел по ним. Наверное, где-то они и были, откуда бы это знать трем несчастным персам, едущим по степи? – но всадники скифов по-прежнему нигде не показывались. Как можно так прятаться в этой голой, как лобок блудницы, степи, недоумевал Гобрагш? А они кладут своих коней наземь, рядом с собой. И, хотя для коня лежачее положение противоестественно и часто болезненно, лошади, безгранично верящие своим наездникам, терпят. А наши, спрашивал Гобрагш? А наши не потерпят, вскочив предательски в самый не подходящий момент.
- Ведь для скифов это самая обычная уловка степной войны, начальные уроки которой они ныне нам преподают! Не освоив таких азов, там просто не выживают!
С хитринкой в глазах, заверил посла царя царей один из его сопровождающих, уже побывавший в бо-ях со скифами и оставшийся жить, что тоже вполне заслуживало уважения. Вообще его комментарии, в ко-торый уже раз, приводили вельможу царского двора в изумление своей меткостью и продуманностью, чего отнюдь нельзя было сказать о комментариях многих и многих царевых ближников, оказавшихся в этом по-ходе. Присматриваясь к этому катафрактарию и его товарищу, всего лишь менее разговорчивому и откро-венному, но, похоже, не менее первого думающему и наблюдающему, Гобрагш обдумывал возможность перетащить их в свое окружение, только-только еще начинавшее формироваться. Если, конечно, они пере-живут эту поездку. А если не переживут, то и разговаривать станет некому! И не о ком! Да и не с кем!
А над степью вились жаворонки, распевая изо всех сил свои любовные песни. Их людские игрища не касались, если только тяжкое колесо степной войны не наезжало своей окованной тяжестью на их хрупкие гнезда с теплыми еще кладками яиц, с которых только-только вспорхнула улепетывая в бирюзовую глубину неба трепетная самочка жаворонка. Поодаль, остерегаясь, не попасть бы ему под прицел людских стрел, крался степной волк, принюхиваясь, а не перепадет ли ему чего съестного от людей-то? Но и ему долго кра-сться было не можно. Чуял серый своим тонким нюхом присутствие в степи скифских всадников, как чуял и то, что не по его шкуру и серый хвост-полено, вышли во поле скифы, не он сегодня для них красный зверь. Другого зверя те скифы скрадывают тайно, двуногого. Того, чей огромный обоз визжит, жалуется мириада-ми голосов и колес небу на дурную свою судьбину. А и эти трое, что едут по степи, ему не опасны. Чувстви-тельным ко всякому полю мозгом своим, улавливал волчишка, что те трое, что, не скрываясь, едут степью, сами всего вокруг боятся. И дрожат внутренне дрожмя. А, значит, ему не враги. Вот пусть и едут, куда едут! А он попрется, куда и перся ранее!
Уже пришло время полудня, и солнце вознеслось прямо над головами Гобрагша и его спутников. Все также, качаясь в седлах, достали они по лепешке походного лаваша, по большому куску холодной вареной баранины и изрядному куску сыра. Поели, запив из фляг родниковой водой, благо более вкусной, чем в этой земле и не было ее нигде в тех, по крайней мере, землях, по которым они проходили.
Не успели все они допить водицу, как внезапно, ровно из-под земли, появилось откуда ни возьмись, с полдюжины всадников, спешно зажавших персов в своеобразную коробочку. Парами: двое впереди, двое по бокам и двое, чуть оттянувшись с настороженными луками и наложенными на тетивы, стрелами, сзади. Они ничего не говорили, лишь настороженно смотрели в спины. Но смотрели так, что ясно становилось без разъ-яснений и понуканий: рыпнись попробуй – и разом нанижут на стрелы, жалеть не станут, некого им тут жа-леть! Оружия у них они не отбирали, но и свое все держали в готовности, вопросов не задавали, словно по-нимая, кто это и зачем едет. А, может, и понимали?
Гобрагш, угнетаемый упавшим на них всех молчанием, попытался заговорить по-гречески:
- Послы мы, от величайшего царя царей Даяривуша ко скифскому царю Идантирсу! Проводи нас к нему, воин!
Обращаясь к самому на вид представительному из них, несколько просяще проговорил он по-гречески. Рассчитывал царедворец, что скифы многие десятки, а то и сотни лет, поддерживая торговые свя-зи и сношения с греками, не могут все сразу и не знать совсем, греческого языка. И правда, не ошибся перс, помолчав недолго, скиф отмолвил:
- А ты уверен, перс, что наш царь захочет тебя выслушать?
Слава Ахуромазде, заговорил! А это первый шаг. Раз заговорил, можно попытаться и договориться. Уж это-то он, Гобрагш умеет. Может и поможет его это умение его повелителю, сослужит свою службу? Тут главное, повести себя тонко. Не перегнуть, но и, упаси Заратуштра, недогнуть. Тут в аккурат надо гнуть, тютелька в тютельку! А ну-ка, попробую я так:
- Уверенным в этом может быть только он сам! Ни ты, ни я, знать сего не можем, ибо не дано нам, простым смертным познавать волю царей и богов! Разве что они сами нам ее доверят! У нас есть только одна возможность узнать это – спросить у него!
Подумав, скиф кивнул, спокойствие персидского посла ему явственно нравилось: несуетлив воин и неспешен, явно знает себе цену. Что ж, хорошего человека, оно ж и убить приятно, не слюнявого какого дурачка убиваешь, воина. А поговорить с ним, так и подано! Говорят же: лучше с умным потерять, чем с дураком найти!
- Добре! Следуйте тогда за мной!
И все они, немного добавив шага, поехали по степи, наверное, добро ведомой скифам. И никто из скифов окруживших персов, не озаботился тем, чтобы снять с них саадаки  с луками и стрелами, отобрать копья и забрать мечи. Словно и не вооружены те ничем. И снова опустилось на них долгое молчание, едва развеваемое редким всхрапом коней и негромким стуком их копыт по травянистому дерну на неспешном шагу. Потом вдали показался одинокий всадник под бирюзовым степным небом, скачущий в средний галоп. Такой галоп, хорошая лошадь может выдержать на протяжении 4 – 5 парсангов, как минимум. Подскакав безошибочно к старшему из сопровождавших персидских послов, скифов, всадник нечто спокойно сказал ему в трех коротеньких фразах, содержание коих осталось тайным от Гобрагша и его спутников, совсем не знавших скифской молви. Всадник поскакал дальше, туда, откуда они шли, а их сопровождающие заметно добавив шагу, повели послов быстрее. Впрочем, ехать им довелось еще почти полную четверть дня, прежде чем у самого степного горизонта встал перед ними холм уж очень правильной формы, куда они явственно держали путь.
Медленно словно улитка по древу протащились еще четверть дня пути. Только скрип упряжи и седел. Особенно скрипело нарядное седло под Гобрагшем, то, что отжалел ему сам шахиншах. От нечастого ис-пользования его деревянная основа изрядно рассохлась и скрипела совершенно непереносимо. Гобрагш многократно ловил на себе насмешливые взгляды скифов, если бы мы, мол, пользовались такими музыкаль-ными седлами, давным-давно уж бы вымерли! В первой же степной войне все бы иссякли! Там такие мело-дии отнюдь не приняты. Все понятно! А что ему прикажете делать? Только и остается, что сидеть на таком музыкальном инструменте. Терпеть, делая вид, что ничего не происходит.
На самой вершине того холма, на какой они правили свой путь, стало то-то заметно высверкивать, под уже склоняющемуся на заход солнцу. Персы уже было, совсем возрадовались, что прямо сегодня и увидят царя скифов, тогда можно бы по ночи и назад. Но не тут-то было. Совсем немного не доехав до холма, и скифы, и персы, куда им было деваться-то? – свернули в сторону. И подъехали к кибитке, возле которой горел ярко огонь, и сидело человек семь – восемь скифов. Поднесли угощение, мясо, сыр и вино. И свежие хлебцы из проса, только недавно испеченные, удивительно вкусные. А бывает ли хлеб невкусным? А? То-то же!
Сидевшие рядом скифы в большинстве своем сносно говорили по-гречески, оказавшись уроженцами южных родов, кочевавших в припонтийских степях и постоянно имевших контакты с Ольвией и Тирой. Персы, все трое неплохо владевшие греческим, были крайне удивлены, не почувствовав никакой ненависти к себе со стороны скифов. И разговор, поначалу нейтральный и не слишком интересный, а местами, просто вялый, перешел на события текущей войны, близкие и тем и другим. Персы настаивали, что так воевать, как воюют скифы, цивилизованные народы не должны. А скифы посмеивались, де, не мы послов к царю царей гоняем, а он к нашему царю! Значит, все-таки воевать так можно? И еще бы интересно узнать, кто больше и чего потерял? Вы! – утверждали персы. Вы потеряли свою землю, пространство! Вы проигрываете войну!
Где ж потеряли? И где ж проигрываем? Ежеден вы теряете вчетверо и впятеро больше народу, чем мы, и скоро воевать у вас станет просто некому! Кто тогда удержит захваченное? Да и захваченное ли оно? Вы только прошли, а там снова наши пастухи скот пасут, ровно вас там и не были николи! И кто не позво-лит нам пригнать туда на выпас все наши стада? Ваши конницы что ли? Где они? То-то же! А то туда же – мы захватили, вы потеряли. А проехать назад, не ведя за собой всю свою армию, персы никак не замогут. Кто хозяйничает там, где они всего лишь недавно прошли? Скифы хозяйничают. Ущерб? Да, ущерб есть! Как не быть? Траву персы сильно потравили по пути своего следования. Это жалко! Да только трава отрас-тет, Апи отходчива, и травы по ее благодатной воле снова будут радовать своей сочностью тучные скифские стада. А сколько персидских трофеев, уже стали достоянием скифов? А сколько еще станет? Вот и у тебя, посол, панцирь больно красивый!
Этим разговорам не было конца, раньше закончился этот день. И скифы полегли спать, устроив преж-де персов. Послы – это свято! Почти как гости! Утром поднявшись, наскоро позавтракали, собираясь на сбор, где скифы устроят прием персидским послам. Так решил их царь Идантирс. Разговаривать с персами он намеревался при всем своем народе, по крайней мере, при той его части, какая непосредственно с перса-ми и воевала! Персов со всем к ним уважением, как к храбрым людям, подвели к подножию того самого холма, какой они наблюдали со вчерашнего дня. На самом верху этого холма нечто поразительно ярко свер-кало. Присмотревшись, Гобраг рассмотрел, что это огромный, в рост взрослого мужчины, меч-акинак, вели-колепно начищенный и изостренный. Он был вкопан своей рукоятью в землю, выходя на поверхность толь-ко лишь острием. Отвечая на заинтересованные расспросы персов, сопровождающие их давешние скифы, поведали, что это символ их безымянного бога войны. В отличие от греческого Ареса и более позднего рим-ского Марса, бог войны у скифов собственного имени не имел, хотя и высоко ими почитался. Вот именно ему-то и поручали скифы присматривать за этими переговорами.
Сопровождавшие Гобрага и его спутников, скифские воины, их так и не оставили. Они сопровождали персов, пока те шли через толпу воинов, стоявших перед возвышенностью застеленную белым войлоком, а поверх ее красочным ковром, преимущественно золотых тонов. Число воинов, по своим весьма приближен-ным прикидкам, Гобраг оценивал примерно в мириад. Все были здесь пеши, хотя у всех их присутствовали явные атрибуты конников. Отвечая на вопрос Гобрагша, один из сопровождающих их воинов-скифов улыб-нулся:
- Наши лошади, посол, служат нам верно всегда и везде. Но они очень молчаливы. И по неразговор-чивости своей, в наших собраниях они голоса не имеют. И, поэтому, используют это время с максимальным толком – пасутся!
Значит, лошадей пасли где-то неподалеку. Довелось им пройти и мимо небольшой группы персидских пленников, они узнали Гобрагша, как и он их. Это были знатные люди, кое-кто из них был даже родствен-ником самого царя царей. Вот и решили они, в зряшной своей надежде, что Гобрагш приехал их выручать, или выменивать. Хорошо бы, да вот на кого? Держава Ахеменидов, вообще-то иногда практиковала размен, или выкуп своих именитых воинов, угодивших во вражеский полон. Бывали такие прецеденты. Это в их войнах с близкими соседями. Только вряд ли это случится в этом конкретном случае. Скифы в плен попада-ли крайнее редко. В этом походе персам удалось захватить семь, или восемь скифов, как правило, раненых. Но их жизнь в плену была очень коротка. Один, захваченный оглушенным, в результате падения собствен-ного коня, придя в себя и, минимально восстановившись, попытался удрать. И, конечно, погиб в схватке со сторожившими его воинами, убив двоих из них. Все остальные, после допросов, ничего интересного персам не сообщивших, просто были умерщвлены. Так что обмен производить было не на кого. Выкупать? Скифы, похоже, считали все достояние персов, уже своим, и было очень сомнительным, что они примутся на пол-ном серьезе рассматривать этот вопрос. Зачем бы им это?
Понуро пройдя мимо своих, стараясь даже не смотреть в их сторону, Гобрагш продолжил путь к воз-вышению, всматриваясь издали в человека, который на нем сидел. Он знал, что в полон скифы тоже берут весьма неохотно, предпочитая не втягиваться в глупую возню с пленными, но эти вот персы, почему то все-таки были взяты. Зачем? Впрочем, чего гадать, наверное, скоро все станет ясным! Ряды скифов становились все плотнее, а послы шахиншаха все ближе подходили к возвышению, поместившемуся у подножия холма с закрепленным на нем мечом, обращенным своим острием в небо. Царь скифов сидел, как обычно сидят все кочевники, не использующие в своих кочевьях мебели, на своих собственных пятках. Одет он был тоже в чешуйчатый панцирь, судя по его отблескам в разгорающемся свете нового дня, стальном. На голове у него был стальной шлем, с наносником , прикрывавшем переносицу и часть лица. Шлем круглый с открытым лицом, явно местной скифской работы. По крайней мере, у других народов таких он до сих пор не видывал, а вот у скифов они были очень часты и широко употребимы. Все это начищено, но не полировано, как дос-пехи у Гобрагша. На шлеме имелась прекрасная золотая насечка, отражавшая какие-то героические эпизоды из мифологии скифов. Нагрудник царского доспеха, то ли выложен золотом, то ли отлит из него, матово отсвечивал под благодатными солнечными лучами. Но его золотая чеканка, очень рельефная и тонко сде-ланная, отражала жизнь скифов. На коленях царь держал акинак в дорогих кожаных ножнах красиво и со вкусом декорированных серебром. И ничего лишнего, никаких символов власти или царского достоинства. Он и сам, всей своей мощной, широкоплечей фигурой, облитой чешуйчатым стальным панцирем, и мужест-венным русобородым лицом под шлемом, был сама власть и само царское достоинство. Оба скифских вои-на, знавшие греческий придвинулись, приготовившись переводить, а царь Идантирс задал свой первый во-прос:
- Ведомо стало нам, что вы, персы, посланы царем вашим, Дарием, к нам. Зачем?
- Я, ближник Дариев, Гобрагш имею тебе, царь скифов, сказать слова царя царей!
- Царь царей? Гм-м, интересно. Это ж над какими царями он властен? Впрочем,…
Остановил своей интонацией скиф Гобрагша, намерившегося, было, ответить на прозвучавший во-прос, хотя и понимал, что он чисто риторический. А Идантирс после очень короткой паузы продолжил:
- Вполне допускаю, что имеются такие в иных землях. У нас же, пока живут наши боги, это категори-чески невозможно! Ладно, подождем со словами твоего властелина. Не к спеху! (в этом «Не к спеху!» послу почудилась скрытая насмешка, да она там скорее всего, и была) Поначалу свершим положенный обычай. Принесем жертву нашему богу войны, испросив его милости к этим переговорам!
И все скифы, повернувшись, уставились на курган, по скату коего к вершине поднималась небольшая группа людей. Один очень длиннобородый и странно одетый ветхий, высушенный, и солнцем, и ветрами, скиф и шестеро воинов, которые попарно вели по одному пленнику каждая пара. В одном из пленников, среднем, посол Дария распознал его племянника, пропавшего и так и не найденного мертвым, или раненым, после битвы на переправе через Гиппанис. Вот он где, значит, в полон угодил! Что эти скифы намерены де-лать с пленниками.
А процессия на склоне холма уже приближалась к его вершине. Вот они все встали на площадке спра-ва от вкопанного в землю острия. Жрец, а старик в странном одеянии, судя по всему, был жрецом, что-то выкрикнул. Воины у подножия холма громко взвыли, встряхивая зажатыми в руках копьями и акинаками. Двое воинов, ведших перса на курган, подхватили его под локти, причем один из них, оттянув голову за во-лосы, выгнул шею полонняннику и понесли его ко вкопанному в землю мечу. Тот закричал, но держали его умело и так, что вырваться у него, судя по всему,  не было никакой возможности. Он, собственно, даже и изгибаться в руках державших его скифов мог не слишком. Видно для тех это был далеко не первый случай. Несчастного перса поднесли к старательно наточенному и наведенному острию и быстрым, но очень точ-ным и четким движением перерезали ему шею до самого позвоночника. Бульканье крови, оросившей клинок меча, перекрыла хрипы и крики только что казненного перса. Попробуй-ка похрипеть с перерезанным до самого позвоночного столба горлом! Бросив его тело вниз с кургана, двое скифов отошли назад. А жрец, выступив вперед, бросил какую-то пространную реплику в толпу. Та восторженно возопила, пристально надзирая за свершающимся. Оба катафрактария, сопровождавших Гобрагша, заметно побледнели, а один вполголоса проговорил, словно раздумывая:
- Вот так вот и нас, если слова шахиншаха их царю не понравятся!
Гобрагш скосил глаза на скифов, знавших греческий, стоящих рядом с ним для перевода. И один их них, решив, что перс хочет узнать, что выкрикнул жрец, когда последний раз обращался к народу, поспешил перевести:
- Он сказал, что жертва угодна богу войны, кровь казнимого уже потекла в чашу!
И Гобрагш, отвернувшись от него, ответил своему катафрактарию на его давешнюю реплику:
- Возможно, конечно, что и нас также! Только слышал я скифы к послам и гостям относятся равно ра-душно, полагая гостьбу и посольство святыми. А потом, у нас оставили оружие, и мы сможем хотя бы за-щищаться!
- Оно-то так! Да вот мниться мне, что лучше бы до этого не доводить!
Встряхнулся другой его катафрактарий и он почти автоматически ответил ему:
- Ты знаешь, мне и самому пока еще жить не надоело!
А на холме жрец снова выкрикнул давешнюю фразу и скиф переводчик поспешил известить их, что он воззвал к богу войны, попросив того принять и еще одну жертву от своих детей, скифских воинов. Все тоже, что происходило с первым персом, повторилось и со вторым, а он как раз и оказался племянником шахиншаха. Тот крикнул сверху, уже подносимый к мечу:
- Гобрагш, расскажи обо мне шахиншаху, пусть отомстит!
Тут его вопль оборвался на полуслове, раздалось такое же бульканье, как и в прошлый раз. Но на этот раз полонянику перерезали горло особенно активно, так, что напрочь отрезали голову. И она, прокатившись по площадке, покатилась по склону с холма. Крик жреца, завершавший эту процедуру, к полному восторгу толпы воинов, был таким же, что и первый раз. Третьего воина зарезали артистично, причем так, что голова его, тоже отрезанная, скатилась вослед за головой родственника царя царей. А реакция жреца была той же, как, собственно, и реакция толпы. Но в конце все процедуры, жрец, обратившись с вершины кургана к вои-нам, царю и послам, разразился длинной фразой, какую им старательно перевели, поскольку тут речь шла и о них тоже:
- Жрец сказал, что бог войны благостно принял нашу жертву, оказав милостивое покровительство всему воинству скифов и их царю, а также всем их начинаниям. Он надеется, что эта жертва сим летом бу-дет не единственной. А послам пожелал ото всей души завершить свои жизни, став жертвами бога войны! Для них это будет крайне почетно!
От такого пожелания у Гобрагша по спине побежали толпами мурашки, но, собравшись, он нашел в себе силы даже ободрить своих катафрактариев:
- Не бойтесь воины! Нам на сей раз ничего не грозит. Если я правильно понял жреца, вторая встреча с богом войны скифов, может стать для нас последней. Эта же – вряд ли!
Но в это время прозвучал низкий и сильный голос царя Идантирса, немедленно переведенный послу и его сопровождающим катафрактариям, скифами:
- Посол Гобрагш, твой час пришел, наша жертва милостиво принята нашим богом войны. Говори, с чем ты пришел!
Встряхнувшись, Гобрагш развернулся к царю скифов и, высоко подняв голову, принял по возможно-сти гордый вид:
- Царь царей Дариявуш из великой династии Ахемена, говорит тебе, царь скифов…
Короткая пауза, взятая Гобрагшем для того, чтобы набрать воздуху, позволила ему увидеть поблед-невшие лица обоих катафрактариев, стоявших рядом с ним по обе руки, плечом к плечу и настороженные лица скифов, один из которых громко переводил своему царю и воинам с греческого, на коем говорил по-сол, на скифский. Наконец, фраза на скифском явно завершилась, и пришел черед вопроса царя царей, какой тот хотел задать царю скифов:
- Зачем ты, чудак, все время убегаешь? Тебе следует выбрать одно из двух: пли остановись, не блуж-дай больше и сражайся; или же, если ты чувствуешь себя слабее меня, то так же приостанови свое бегство и вступай со мной в переговоры, как со своим повелителем!
Из этой речи, заучив слова царя царей как стих, Гобрагнш хотел бы выбросить слова «чудак» и оборот «Тебе следует». Негоже было, по его мнению, поучать скифского царя, пытаясь вовлечь его в переговорный процесс, а, тем более, не стоило именовать его чудаком при всем его войске. Но в его обязанности посла, менять слова царя царей никак не входило, он должен был лишь донести их не измененными и не исковер-канными до ушей скифского царя и изо всех сил взывать к Ахуромазде и Заратушре, прося их защитить сво-его почитателя от вполне возможного гнева Идантирса. Тем более, что воины, окружавшие их посольство подозрительно недовольно заворчали, покрепче сжимая свое оружие. Ни сам Гобрагш, ни его катафрактарии нисколько не сомневались, что поддайся Идантирс слабости и гневу хоть на миг, и они бы разом оказались, словно взлетев, около меча, врытого на вершине кургана и уже обагренного сегодня горячей кровью персов.
Но царь скифов никакого гнева не оказал, он только одобрительно посмотрел на посла, по-видимому, оценив его смелость. И, слегка улыбнувшись, отмолвил:
- Передай смелый посол мой ответ твоему царю. И, надеюсь, ты сделаешь это также смело и ничего не перепутав, как донес ты до меня, его слова…
Короткая пауза, последовавшая за этим, позволила Гобрагшу и его катафрактариям вольнее перевести дух. Они осознали, что попали к настоящему властелину, чтущему свою честь и обычаи людей, и их жиз-ням, жизням послов, не грозит ничего, а Идантирс продолжил:
- Никогда прежде я не убегал из страха ни от кого, не убегаю и сейчас от тебя! Я не сделал ничего но-вого, по сравнению с тем, что делаю обыкновенно в мирное время. У нас нет городов, нет засаженных де-ревьями полей, нам нечего опасаться, что они будут покорены пли опустошены; нечего, поэтому, мне торо-питься вступать с тобой в сражение! Я его дам, когда нам заблагорассудится!
Ответ царя был получен, и катафрактарии смотрели на посла, надеясь, что они могут уже уходить. Но Гобрагш решился:
- Позволь, царь скифов еще слово, уже не от моего повелителя, а от его ближника!
- Изволь!
Долетело до него с белого войлока, слегка ироническое, но не издевательское. И Гобрагш уже не мог отступать:
- Второй перс, принесенный сегодня в жертву богу войны скифов, родственник царя царей. Его пле-мянник. Слыхал я скифы человечину в пищу, в отличие от андрофагов, не употребляют. Не позволишь ли ты мне, царь скифов, забрать его тело, чтобы его достойно смогли отправить в мир иной в лагере царя ца-рей?
- Хорошо, славный перс, ты получишь его тело!
…И уже к середине дня, сопровождаемый все теми же скифами и ведя в поводу вьючную лошадь, на которой было навьючено тело племянника Дария и, отдельно, его голова, персы отправились к себе. Пред-став следующим днем перед глазами своего повелителя. Гобрагш в деталях описал Дарию все подробности своего посольство и дословно, не допустив перемены слов и даже их позиций, передал ему ответ скифа.
Все было ясно! Их посольство закончилось ничем. Одного только не мог понять Гобрагш. Отчего ему и его посольству так повезло, что первыми, кто его встретил, оказались скифские воины, знавшие грече-ский? И не проявившие, к тому же, никакой агрессивности. В чистую удачу он верил не вполне. По его раз-мышлениям, наблюдая за персами Дария, скифы поняли, зачем они трое, отделились от воинства и стали искать встречи со скифами. И их царь, не считая нужным от такого контакта отказываться, приказал их дос-тавить к нему, причем тогда и туда, где и когда ему было удобно с послами царя царей разговаривать. Оста-валось только дивиться оперативности скифской связи, сумевшей все организовать в кратчайшие сроки!
Но стало полностью понятно – царственный скиф не станет прислушиваться к словам царя царей и не собирается спешить с генеральным сражением. И уж подавно с переговорами о признании его власти. Да и зачем бы они ему, и то, и другое? Ведь он день ото дня усиливается! Персы же точно также, день ото дня слабеют. Тем более, что съедено уже больше половины припасов и прошло больше половины, ото всех, на-значенных царем царей грекам на мостах, сроков в течении коих им следовало поддерживать в целости пе-реправы. Дальнейшее упорство Дария, могло вполне привести его армию к катастрофе. Когда невозможным станет даже возвращение прежним путем и останется только идти вперед, в неизвестность. И это понимали не только все военачальники и советники царя царей, но даже все рабы и все воины. Да что там воины. Ас-пазия, блудница и та понимала. И не было у нее абсолютной уверенности, что найдет она себе место, спо-собное показаться ей достойным в кочевой кибитке какого-нибудь скифа, если ее даже, паче всех чаяний, не убьют, а, смилостивившись, возьмут в полон. Глубокое потайное брожение началось в забредшем неведомо куда персидском войске…
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПУТИ, на второй день после переговоров.
Один из сопровождавших послов шахиншаха скифов, на прощание официально вручил Гобрагшу не-большой и легкий на вес кожаный мешок, сказав, что там находятся дары царю царей от царя скифов Идан-тирса. И предварил – открывать подарок следует только в присутствии царя царей и его ближников. Нехо-рошо, мол, гостей, пусть и незваных, совсем без подарков отправлять, вот наш царь и дарит вам этот дар со смыслом. Взял этот мешок Гобрагш с опаской, передав его одному из катафрактариев, а тот сказал, что там что-то шевелилось. И все трое гадали, не смея открыть и посмотреть, что же там находится?
Царь царей сразу отмел всякие подозрения, мол, змею ядовитую прислали им скифы, или насекомых, тоже ядовитых. Выслушав из уст Гобрагша, ответ на его предложение Идантирса, Дарий сразу же сказал:
- Нет, не станет царь скифов позорить себя недостойным поступком, ни за что не станет! И скифы не похожи на тех людей, кто, выйдя вдруг из подчинения своему царю, станут делать нечто такое, что он бы запретил! Открывайте мешок, пока все тихо и пока все мы здесь!
Вся свита царя царей сгрудилась перед столом, за которым они недавно обильно позавтракали. На не-го водрузили, развязав, мешок скифов, принявшись ждать, чем закончатся подозрительные шевеления в нем, ставшие после развязывании гораздо активнее. Первой из мешка появилась любопытная птичья головка с широко раскрытыми от испуга глазами. Накоротке осмотревшись, и, едва переждав охи и ахи персов, оттуда стремглав выпорхнула маленькая птичка, по виду – воробей. И, очертив стремительный зигзаг над самыми головами собравшихся, птаха испуганно рванула ввысь, мигом ввинтившись в воздух. Персы не успели да-же обсудить это первое явление, как из мешка высунулась усатая мышиная голова. Смешно подергав носи-ком и усишками своей ушастой головки, луговая мышь шустро выскочив из мешка, отчаянно спрыгнула со стола наземь и… Исчезла из виду, отшатнувшихся с ее пути персов. Гул разговоров нарастал. Но в мешке что-то продолжало шевелиться.
Когда кто-то потянул к нему руку, оттуда выпрыгнула большая и зеленая болотная лягушка, из тех, чьи любовные трели мешали шахиншаху засыпать в самом начале этого похода. Квакша, быстро и судорож-но несколько проскакав зигзагами по столу, также спрыгнула с него, скача по лугу, меж расступающимися перед ней, персами. Хватать руками скользкую лягушку рафинированные персидские вельможи гадились, а остановить ее ногой, не смели. Ведь это подарок царю царей! Разве можно? Его! И ногами! Пользуясь столь неожиданным режимом полного благоприятствования, лягушка умудрилась скрыться из виду, повторив подвиги птицы и мыши, уже открывших этот путь. А персы, приглушенно переговариваясь, все стояли над открытым мешком, напряженно ожидая, не вылезет ли чего еще оттуда. Первым опомнился от этого ожида-ния шахиншах. Поерзав на своем походном троне, вынутом на ночевку из его колесницы, он вопросительно обвел взором своих соратников, настороженно взирающих на мешок:
- Ну и-и?
Первым отреагировал на его реплику, как ему это и было положено Хумрашта. Прикрыв горловину мешка, он осторожно его ощупал снаружи и, убедившись, что ничего живого, или опасного там нет, сунул туда руку. Все вокруг стола затаили дыхание, вопросительно глядя на начальника телохранителей. А он, осторожно выпростал из мешка руку, в которой зажаты были пять скифских стрел с характерными трех-гранными наконечниками, при втыкании в землю, оставлявшими на ней рисунок птичьей лапы.
- Это все?
Вопросил царь царей, а Гобрагш, поспешив схватить мешок, обшарил все его углы, выворачивая их и пристально изучая на свету. Но там было пусто и мешок, отброшенный, полетел на стол:
- Все, величайший!
Выдохнул Гобрагш мгновенно охрипшим голосом, а все окружающие стол, несколько даже облегчен-но, вздохнули, недоуменно переглядываясь между собой. Все глаза отражали все те же вопросы, какие, на-конец, и озвучил Дарий:
- Ну и что все это значит?
Не ведая, что и сказать приближенные потупили глаза долу, моля Ахуромазду лишь о том, чтобы ве-ликий государь не призвал к ответу именно их, назвав по имени, или указав на него своим царственным пер-стом. И тогда придется ведь отвечать! А что? Что можно ответить, когда в голове ни одной мысли? Кроме, разве что, сожаления, что ты сейчас не находишься очень далеко отсюда, в разъездах, например. В этот миг им всем враз показалось, что там куда безопаснее. Наконец, старый пасаргадский вельможа, служивший еще отцу Дария, когда тот был просто хшатрапаваном Парсы, попросился сам к ответу:
- Позволь мне, о, величайший?
- Ну, ин изволь!
Согласился шахиншах, не видя вокруг иных предложений, и старый перс начал:
- Мыши живут в норах в земле, лягушки обитают в воде, а птицы летают в небе. Думается мне, царь царей, скифский царь шлет тебе, величайший, не только требуемую тобой «землю и воду», но и, вдобавок, небо своей страны, предлагая тебе володеть и им!
Все персы вокруг оживленно зашумели множеством частных переговоров и реплик. Да и самому ца-рю царей такое объяснение показалось очень достойным и справедливым. Вот только одна деталь должна была быть прояснена. Ибо в таких смысловых подарках, всякая деталь имеет значение, подчас в корне ме-няющее сам смысл даров.
- А стрелы?
Капризно вопросил царь царей, привстав на троне, своего сообразительного вельможу. Ему казалось, найди он значение и этого символа и он сам поверит, что скифский царь, утомившись войной, готов поко-риться ему вопреки своему гордому ответу на предложение царя, какие-то жалкие полчаса назад, озвучен-ному здесь же Гобрагшем. Старый вельможа беспомощно развел руками, не придумав ответа на сей символ. Но нашелся нобиль помоложе, поспешив выскочить вперед:
- А стрелы, величайший, знак того, что все скифское воинство отныне подчинено тоже тебе!
Все вокруг разом загудели одновременно обрадовано и разочарованно. Никто еще точно не понимал, что здесь не так, но вариант объяснения смысла подарка, предложенное совместно молодым и старым пер-сами, всем им показался глупым и притянутым за уши. Показался он таким и царю царей. Уж слишком это все не вязалось со всем тем, что им довелось испытать на себе в этом несчастном походе. Задумавшись, царь царей продолжал ждать. Уже и все войско сгрудилось вокруг кучки придворных, шепотом повествуя друг другу обо всем произошедшем ранее.
Наконец вперед вышел, расталкивая придворных, предводитель персидской пехоты Артаферн, ска-завший:
- Величайший, не гневись на своего верного слугу, но я, кажется, знаю ответы на твои вопросы!
- Ну, давай, Артаферн!
- Еще раз прошу тебя, не гневись на своего верного слугу, величайший, но, сдается мне, скифы свои-ми дарами говорят нам: Если вы, персы, не улетите, как птицы, в небеса, не скроетесь в землю, как мыши, пли, как лягушки, не ускачете в озеро, то не вернетесь назад и все погибнете здесь от наших стрел!
Такая расшифровка была, конечно, совсем не по душе царю царей, но она точно соответствовала все-му предыдущему поведению скифов. И сам Дарий, и все вокруг него, как, впрочем, и все войско персов, вдруг ясно и окончательно поняли, что это и есть точный смысл этого подарка. Царь царей, прикрыв ладо-нью глаза, лишь негромко пробормотал:
- Ты, конечно, прав Артаферн, иного ответа и ждать было здесь немыслимо!
И сделал знак, что он здесь больше никого не задерживает. А через малое время последовал приказ на выход из лагеря и продолжение похода.
…Уже несколько дней спустя, после не имевших успеха и продолжения переговоров, армия царя ца-рей упрямо пробиралась на восток. И хотя среди придворных и военачальников все большее число неглупых людей, открыто говорили о том, что поход им не задался, его пора завершать, разворачивая рать на обрат-ный путь. Еще имелась возможность достичь переправ до истечения предельного срока, обозначенного ша-хиншахом тем ремнем с шестьюдесятью узлами, какой он вручил Гистиею, перебравшись через Истр. И даже если они будут не успевать подойти к мостам всей армией, можно будет послать вперед сильный кон-ный отряд. С одним единственным приказом грекам: беречь мост, в том числе и от скифов, до самого под-хода шахиншаха.
Дарий осознавал, как много правды в словах его военачальников и придворных, и как мало рацио-нального в его упрямом желании, во что бы то ни стало победить Идантирса. И, главное, он просто не пред-ставлял себе, как ему это сделать?
Скифы по-прежнему беспокоили персов малыми конными отрядами, денно и нощно не давая им ни мгновения на расслабление и передышку. Каждую ночь персы спали вполглаза и отдыхали вполуха, при-сматриваясь и прислушиваясь, не готовят ли скифы очередной набег на их стада, табуны и баранты. Еже-нощно доводилось им отбивать яростные стремительные набеги скифов, все время теряя людей и обретая в своих рядах все больше и больше раненых, обременявших всю их рать. И каждое утро они не досчитыва-лись в своих стадах, отарах и табунах, соответственно, крупного рогатого скота, лошадей, баранов и овец. Выдачу воинству продуктов питания пришлось заметно урезать. А еще, каждое утро, запрягая обозные воз-ки быками и тягловыми лошадьми, персы все больше и больше возов с добром и кормом, вынуждены были бросать на местах ночевок, не имея, кем их запрячь и транспортировать далее. И это, при все уменьшаю-щихся выдачах кормов воинам, разумеется, никак не способствовало улучшению самочувствия войск, как конных, так и пеших.
А скифы в своем беспримерном и просто отчаянном каком-то усердии, наглели все больше и больше, понимая, что персы откровенно слабеют. И скоро вынуждены станут и вовсе все силы тратить не на про-движение вперед, к неведомой цели, преследуемой их повелителем, а на охрану своих все еще остававшихся у них, запасов пищи. Но царь царей продолжал упрямо брести вперед, пойдя даже на урезание собственного рациона питания и рациона питания для всех своих приближенных. Один день, когда в воздухе уже витало влажное дыхание очередной огромной реки, его дальние разъезды вернулись со вполне округлившимися глазами, повествуя о реке невероятно величины и полноводья, ожидающей их на дальнейшем пути. Всю эту ночь персы провели, как и всегда в тревоге и бесчисленных мелких схватках и стычках с вездесущими ски-фами. А царь царей, реально перепуганный рассказами своих разведчиков, безвылазно сидел в своем шатре, напряженно раздумывая. Он никого не хотел видеть, даже Аспазии и Гобрагша. Да, ему было о чем поду-мать.
Переправы еще через одну реку, вроде того же Гиппаниса, он опасался не напрасно, понимая, что это-го его рать может уже просто и не сдюжить. Он еще и еще раз выслушивал командиров конных разъездов, рассказывавших ему об этой реке, и все более проникался их ужасом. Если хотя бы часть того, что ему го-ворят, о встреченной ими реке, эти проверенные временем и походами, в том числе и последним, нынеш-ним, воины, правда, поход, кажется, придется-таки свернуть. Прекратить, признавая тем самым, что скифов ему победить не удалось! Именно так, такой вот осторожной фразой, в последнее время царь царей прятал признание того, что скифы царя Идантирса нанесли ему очень и очень чувствительное поражение. А ведь его армия и сегодня, после всех потерь и мытарств, превосходит объединенные силы скифов в разы! И ему надо признавать свое поражение! Но, не убедившись самолично и персонально, что дальнейший путь просто невозможен, царь царей поход свой прекращать не хотел ни за что и никогда. Его гордость самого могучего властелина Востока никак не позволяла ему это сделать!
В этот день с утра они готовились к движению как обычно и уже намеревались оставлять свой оче-редной импровизированный лагерь. Со множеством прогоревших кострищ на изумруде травы и с брошен-ными возками обоза с припасом и без оного. Внезапно, громкий грохот копыт, задержал начавшийся уже было исход. К колеснице шахиншаха подлетел перс Датис, водивший сегодня дальний головной дозор. Всклокоченный и растрепанный, он, заикаясь от все еще державшего его испуга, доложил царю царей, что к ним быстро подходят большие силы скифов, наверное, их основное войско. Подходит, развернувшись в бое-вой строй и изготовившись к битве. Остановив, начавшееся было уже движение, Дарий приказал строить свое воинство, располагая посреди боевых порядков пехоту, прикрывавшуюся своими огромными стацио-нарными щитами. А на обоих флангах пешего построения, становилась его сильно поредевшая за этот по-ход, но все еще очень многочисленная конница. Все, и конные, и пешие, и простые воины, и военачальники, воодушевленно готовились к решительному бою.
Неужели скифы, наконец, решились дать им бой, и они смогут решить все разом, в одном-единственном большом сражении, а не в бесчисленном множестве мелких схваток, исподтишка и внезапно, днем и ночью, сопровождавших весь этот поход? Эта мысль и беспокоила и воодушевляла всех персов, на-чиная с Дария и заканчивая последним из его пехотинцев. Воодушевляла самой возможностью, наконец, разгромить врага, доставившего им столько беспокойств и лишений и уже заметно уменьшивших всю их армию. А беспокоила потому, что все они за этот бесконечный поход, великолепно узнали каковы бойцы эти скифы и понимали, что легкой эта победа, если она и дарована им будет Ахуромаздой, не станет! Но уже сама возможность провести такую битву, казалась им сказочным подарком их богов. Ведь скифы основа-тельно дали понять и Дарию и всем его воинам, что вопрос дать им генеральное сражения, или не давать оное, находится в их и только их компетенции, но и совсем никак не зависит от персов, их действий, или же, наоборот, бездействия. Ни уклониться от сражения, ни навязать его, персы органически не способны, они своим появлением в степи передали все права решать этот вопрос  скифам и более на сей процесс не влили ни скрыто, ни в явную.
А скифы действительно приближались большими массами, занимая своими конницами гряду холмов, оказавшуюся на пути персов. Удобно расположенная, она представлялась Дарию прекрасной исходной по-зицией для совершения конных атак на его воинство. И это тоже свидетельствовало, как показалось быстро переглянувшимся Дарию  и Гобрагшу, о серьезности их намерений скифского царя, уставшего, кажется, от своей собственной методы ведения войны. Гобрагш еще подумал про себя, что он, кажется, переоценил царя скифов, посчитав его в результате одной встречи с ним, и выдержанным, и мудрым. Тот все же оказался подвержен некоторому чванству и излишнему самолюбованию. Потому-то и вышел сегодня против персов, хотя ему это было совсем не нужным. Он уже, понял Гобраг, добивался своих целей, действуя прежними методами.
Поверили и другие военачальники персов. Как наскипидаренный носился пешком, в своем анатоми-ческом бронзовом панцире, Алкивиад, крича, ругаясь и спешно расставляя пехоту. Площадно на фарси бра-нился Датис, готовя своих воинов встретить атаку конных из-за их стационарных щитов. Метались конно между обоими флангами, почти летали, подправляя нечто в расстановке конных, Вишташпа и Артаферн.  Бешено размахивал своей, невесть откуда и взявшейся, палкой, Артебиаз, выравнивая и строя, порученный ему сегодня пеший резерв. Неистовствовал Уррагшп, командовавший сегодня всеми лучниками первого эшелона персидской пехоты. И лишь Хумрашта, как всегда чрезмерно спокойный и выдержанный, покойно сидел возле колесницы на своем коне. Его беспокойство проявлялось в том, что он лишь время от времени, перемещал, на ладонь – другую кого-то из своих конных телохранителей туда, где защита царя царей, пока-залось ему, дала прореху. Но делал он это без ругани и внешней аффектации, чаще всего жестами, наклона-ми головы, слегка раздраженными, или, наоборот, удовлетворенными.
И то один то другой отряд конных, едва не срываясь в галоп, проходил, прикрываясь пешими, за их спинами, с фланга на фланг. Крича и чертыхаясь на все лады, бегали, суетясь, пешие. По всему этому легко было понять, как ждали персы этого мгновения и как они на него молились! Всем своим сегодняшним мно-голюдством. Они и сейчас все еще не смели проверить, что это таки случилось. Произошло!
И даже погонщики быков, взятые в этот поход из числа беднейших селян, не имевших возможности справить себе хоть какое-то вооружение, разве что кнут погонщика, спрятавшись среди всяческой рухляди в своих возах и лагерные рабы, присоединившиеся к ним, смотрели на все это лихорадочное действие с из-рядной степенью тревоги. Ну что? Сейчас все и выясниться, зря они шли сюда, или все же за делом. А если царь царей одержит верх, может и кому-нибудь из погонщиков удастся раздобыть какой-нибудь трофей, чтобы, продав его, возвратившись домой, попытаться поправить свое незавидное положение. Рабы, те ни о чем не мечтали, гадая только, не поменяется ли сегодня у них хозяин. Случись бы все это где-нибудь в Азии, им можно бы затеять и побег. Но куда бежать здесь? В степи им никуда не уйти, а и уйдя даже, куда они придут? Кто их ждет? И где? К андрофагам в качестве лакомого блюда? Да уж, завидная перспектива, нечего сказать! Есть зачем бежать от их нынешних хозяев.
И все персы, не отрываясь, смотрели сейчас только в сторону скифов, ожидая, что те, наконец, пред-примут? Ибо как ни силен царь царей и как ни могуч он у себя, в Азии, здесь первое слово за скифами, их инициатива, и они определят, как им драться и с кем.
Большую часть скифского воинства являли собой легкоконные стрелки, защитное вооружение коих состояло из чешуйчатого нагрудника и большого квадратного, либо овального щита, закрепленного на ле-вом плече и защищавшего скифских лучников, когда они вели дистанционный бой. Но между ними угады-вались и отряды чешуйчатых катафрактариев, кони коих тоже имели защиту в виде масок на морде и доб-ротных чешуйчатых нагрудников. И вся эта масса ни мгновения не стояла покойно, не давая персам себя пересчитать и прекратить их собственные приготовления к битве. Скифы все время перемещались вдоль по фронту, то в одну, то в другую сторону. Наконец, казалось, время пришло. Персы, затаив дыхание, просто боялись их атаковать, осмысленно отдавая инициативу скифам. Ага! Атакуй их! А они развернуться, и уй-дут, не принимая боя, делая персам издевательски ручкой! И лови их снова, понуждая к бою до самого мор-ковкиного заговенья. Однако, ряды скифов уже явственно заколебались туда сюда, как это часто случается перед боем. Вот-вот, кажется, прозвучит вожделенное для персов:
- Марш-марш!
И скифы, бросившись в атаку, отринут все былое копытами своих скакунов, оставляя позади и бес-численные жертвы персов, удобрившие их степь. И все бесконечно-бессонные ночи. И горечь множества мелких схваток, всех сплошь проигранных персами! И останется только этот большой бой, сегодняшнее решительное сражение и победа персов, которая переживет века! И слава Дария, победителя скифов! И на-стоятельная необходимость ему подчиниться!
Но что это? Пушистый серый длинноухий комок вынося задние лапы на очередной толчок намного дальше передних, стремглав летит по полю, унося свой коротенький хвостишко от небольшой своры разъя-рившихся на его стремительный бег собак, пластающихся в стремительном беге преследования зайца. Летит от правого фланга скифской конницы к левому. Несется сломя голову вдоль всего фронта скифского во-инств, в надежде от начала и до конца прострелить собой все поле, намечавшееся как поле великой реши-тельной битвы между скифами и персами а и куда ему еще бежать, гонимому раззадоренными и впавшими в раж, злыми к охоте псами? На конных скифов, или выстроившихся прямо напротив них, в свой полный бое-вой порядок, персов? Ну, уж, нет уж! Никогда и ни за что!
Однако же нечто невообразимое начинает твориться на этом поле. Скифы, начиная с правого фланга, бросаются конно в погоню за зайцем и в течении не более чем получаса целиком сворачивают с холмов свою только что выстроенную для сражения конную рать. И все они, азартно улюлюкая и визжа, летят мощ-ным и крупным галопом, местами перерастающим в откровенный карьер, пригнувшись к гривам своих ло-шадей, за этим злосчастным зайцем. И только грохот копыт большой массы лошадей, пронзительное улю-люканье и душераздирающий визг воодушевленных охотой, скифов. Проходит еще какое-то время, а персы продолжают остолбенело стоять в полнейшем боевом порядке, ничего не понимая. Что это было? Не при-снились ли им все эти массы конницы, только что стоявшие грозно и решительно противу них? И, внезапно, невесть куда испарившиеся! Исчезнувшие в мановение ока, словно и не было их там никогда!
А к царю царей подлетает Вишташпа, успевший послать несколько своих разъездов в угон за скифа-ми. Он осаживает коня перед растерянно стоящим в своей колеснице царем царей, докладывая своему пове-лителю:
- Величайший, скифы ушли за дальние холмы, догнав зайца и стоптав его, на этом не остановились! Так и ушли!
- Ушли?
Растерянно переспрашивает царь царей, все еще не смея поверить в это.
- Ушли, величайший!
Подтвердил подъехавший Гобрагш. Для него все снова встало на свои места. Он понял, что не ошибся в Идантирсе, что все будет именно так, как тот ему и сказал тогда во время посольства. В самом начале се-годняшнего дня в его душу закрались сомнения, оставлявшие персам надежду на искомый ими исход дела. Сейчас они снова испарились, словно утрення дымка, Гобрагш снова понимал ситуацию в целом и по час-тям:
- Ушли и уйдут от нас и дальше! Снова и снова! Я это понял, посмотрев, хоть и издали, в глаза Идан-тирсу, когда правил твое посольство, величайший. Не даст он нам решительного боя, ни за что не даст! Ему он не нужен! Он же понимает, что мы и без этого все погибнем, не имея ничем ему навредить настолько, чтобы заставить его драться окончательно и бесповоротно, насмерть! Побережет он величайший своихз воинов, обязательно побережет! Вот и нам поберечь бы…
Последнее предложение своей почти крамольной фразы сказал Гобрагш намного тише и не так напо-ристо, как начал. И не боязнь реакции царя царей остановила его, заставив поумерить свой пыл. Жалость, простая человеческая жалость! Ведь на Дария было тяжело смотреть. Лицо этого тридцативосьмилетнего человека, как-то разом осунулось, рот слегка перекосило, установив его в несколько плаксивое положение, а в широко открытых темно-карих глазах почти неприкрыто стояли слезы. Такого оскорбления, нанесенного ему царь царей доселе не переживал никогда и ни от кого.
А подтянувшийся к ним Артаферн вставил свой пятак, способный сойти за последнее, окончательное добивание самых светлых надежд шахиншаха:
- Слыхал я от пленного скифа такое, величайший. Сказал он, де, хотите заставить нас драться по-настоящему, насмерть? Нет ничего проще! Найдите могилы наших предков и попытайтесь совершить с ни-ми неподобное. И тогда вы все увидите, как мы сражаемся! Сразу увидите! А те немногие, кто выживут в тех боях, потом и внукам своим закажут сражаться со скифами. И правнукам и праправнукам закажут. А еще ж и праправнукам тех праправнуков того неизбывного никем из них ужаса на всю их жалкую жизнь засранцев достанет! Только вот на наши потуги добиться от него, где те могилы, скиф только загадочно улыбался. Улыбался даже когда жгли его раскаленным железом, прикладывали угольки к обнаженным ге-ниталиям. Он и умер с улыбкой и эта улыбка до сих пор у меня перед очами, в каждом утреннем степном мареве колышется! Ох, величайший, нехорошее она нам сулит!
Выслушав их всех царь царей отвернулся от них и отъехал в сторону и только Колош, его возничий и молчаливый Хумрашта, при всех обстоятельствах обязанный оставаться при повелителе, видели как по ще-кам его катились крупные, не мужские совсем, а какие-то детские, слезы. Увидели это и немедленно отвер-нулись. Тяжко это – расставаться с надеждой, а царь царей думал про себя, что этим своим сегодняшним поведением скифы показали, что смотрят они на персов с полным пренебрежением, рассматривая их уже как живых покойников. Пока живых! Им даже глупая погоня за случайным зайцем важнее битвы с самим царем царей. И еще один вопрос возник в мозгу без меры удрученного перса. Интересно, а случайный ли это был заяц?
…А Идантирс ехал, имея рядом с собой весьма довольного Анотирса, и от души смеялся его рассказу.
- Веришь ли, Идантирс, поймать того зайца живым и невредимым было гораздо труднее, чем наловить персов и принести их в жертву богу войны. Мы четверть дня, подняв его с дневной лежки, гоняли его конно по степи, пытаясь накрыть сетями, пока не накрыли, наконец. А потом же его выпустить надо было, чтобы собаки сразу озверели и понеслись за ним, как угорелые, не разбирая, куда и несутся!
- Зато ж и результат какой Анотирс!
- А какой Идантирс? Мне ведь крайне быстро пришлось поскакать за тем зайцем. Я и понаблюдать-то не смог.
- Зато я со своего холма все видел! Персы ведь были в полной готовности драться! Не по-детски, вполне всерьез, по-взрослому. И на тебе! Мы ими пренебрегли, отдав предпочтение какому-то задрипанно-му зайцу!
- Да Идантирс, не зря же ты царь все же! Такое придумать! Персы, видел я до сих пор как оглушенные возле возов обоза своего бродят кругами, так и не выступили до сих пор!
- Выступят Анотирс, обязательно выступят! Не тот человек Дарий, чтобы пасть от единого удара за-ячьей мохнатой лапы. Он еще дотащится до Борисфена. И только посмотрев в его воды и на его ширь бес-примерную, растеряется окончательно. А как ему через него переправляться? Те греки, что дали ему пере-правы через Истр и Тирас, там и остались до се. Да и не подняться им с моря до тех мест, в коих Дарий вый-дет на реку, пороги там и с севера и с юга. Искать брод, как на Гиппанисе он его искал, полагаю, он не захо-чет, осознав, что делать это придется долго и вообще вряд ли когда сделать удастся. Вот тогда, он, дав слег-ка передохнуть своему воинству, повернет обратно. А мы отправимся его преследовать, нисколько не меняя своего образа действий. И все будем довольны!
- И персы?
- И персы тоже, если кто-то из них сумеет от нас улизнуть!
- А что сделаешь с Дарием, если поймаешь его?
- Не думал об этом Анотирс, вот хочешь? – на оружие поклянусь, что ни разу не думал!
- Ну а так, сходу если сказать?
- Сходу? Ну, может, заклеймив, продам в рабство.
- Куда?
- Андрофагам, или тем же таврам.
- Ну, а еще мы персам такие же демонстрации устраивать будем?
- Пока не знаю, посмотрим…
- А то бы я зайцев наловил заранее!
- Ха-ха-ха! Тебе дай волю, ты всех зайцев в степи изведешь!...
…И преследование персов продолжалось в том же духе, что и ранее. Но те все ближе и ближе подхо-дили к Борисфену. И вот наступил день, когда несметное прежде воинство шахиншаха, вышло, наконец, на правый, высокий, берег Борисфена и, обозрев оттуда реку, ужаснулось.

НА ВЫСОКОМ БЕРЕГУ БОРИСФЕНА
Впервые оказавшись на кручине высокого берега одной из величайших рек Европы, Борисфена, Да-рий был поражен. Он просто задохнулся от увиденного им. Захлебнулся вольным воздухом величайшей ре-ки, постоянно продуваемым над ее водной поверхностью то с юга на север, то с севера на юг. После того раза, когда скифы, пренебрегши персами, устроили облаву на одного-единственного зайца, царя царей раз-била основательная депрессия. Ему перестали быть милы изысканные ласки Аспазии, он не находил удо-вольствия в беседах с самыми умными своими ближниками. И только Гобрагш по-прежнему еще хоть как-то отвлекал царя царей от его подавленных раздумий.
Но, увидав Борисфен, шахиншах пришибленно и вконец подавленно молчал полдня. Он впервые по-забыл справиться о делах своей армии и не проявил никакого интереса к заказу яств для своего обеда. В этот день он и не ел-то толком. Не было у него аппетита. Был молчалив и подавлен, уйдя в шатер свой до срока, отослал оттуда Аспазию. И ничем не интересовался. Ни охранением, ни устройством лагеря, ничем.
Ведь увидав перед собой привольную ширь Борисфена, сильно напоминавшего море и вглядевшись в него, Дарий понял, что его поход закончен, окончательно и бесповоротно. Через эту реку, им, преодолев-шим в этом походе бесчисленное множество рек, речек, реченок, речушек и ручейков, не перейти никогда. И никогда не найти через нее бродов. Для этого, понимал царь царей, придется забираться очень далеко на север, вгрызаясь в земли иных, совсем уже неведомых, племен, которые поспешат обрушить на его рать всю свою первозданную ярость. Делать это, уже имея у себя на плечах, непримиримых скифов Идантирса, клу-бящихся над персами, словно стадо разъяренных пчел над нашкодившим в их борти медведем? Это вот бы-ло уже и действительно смертельно опасно! Да и продуктов в его обозе уже осталось совсем немного! После длительных и нелегких размышлений, сидя в одной рубахе и исподних шальварах на великолепном ковре в своем изысканном шатре, третий, если не брать в учет узурпатора Гаумату, царь царей великой державы Ахеменидов, пришел к выводу, что его великий поход на восток, в скифские степи, закончен! И закончен не его волей, но волей царя Идантирса и его земли, оказавшей пришельцам должную встречу.
Он завершился, так и не достигнув ни одной из целей им себе поставленных. Царь скифов Идантирс не низложен, а, пожалуй, наоборот, стал намного сильнее. Скифы не только не стали еще одним народом, признавшим власть персов, но им впору задуматься о том, что можно бы, поднакопив сил, заставить персов признать их власть над собой. Только вот надо ли это скифам? Зачем бы им еще и эта головная боль? Этого Дарий не знал и даже не догадывался! Он вынужден был дать отчет себе, а кому еще ему и было-то давать те отчеты? – что его замысел обеспечить свою державу с севера, навсегда смирив скифов, и отвратив их на-вечно бегать набегами на Азию, с треском провалился. А ведь он намеревался сделать это прежде, чем пой-ти на греков, живущих на Балканском полуострове. Ему почему-то показалось, что покорить скифов будет легче, чем подмять под свою державную пяту, греков. Идантирс, этот варвар и царь варваров, легко и не-принужденно разъяснил ему, насколько же он заблуждался.
Царь скифов позволил себе играть с Дарием, как кошка, слегка придушив, играет с пойманной мыш-кой, оттачивая и доводя до блеска свои охотничьи навыки. Отпустит недалеко, давая несчастной вообразить, что та уже обрела свободу, и в великолепном броске накроет ее, впиваясь зубами в шею у позвоночника! Интересно для кого другого оттачивает свои навыки этот скиф? Неужели есть и еще владыки, хотя бы срав-нимые по мищи с царем царей? Что-то он таких не знает совсем! Один из тяжело раненых скифов, задыха-ясь от боли и белея порой глазами, в коих боль совсем уже рассасывала зрачки, объяснил царю царей, снис-ходя к его интересу, что воевать с любым иным степным племенем кочевников, гораздо тяжелее и напря-женнее, чем с персами. Там, вроде, и силы равны и оружие у всех примерно одинакового качества и воины тоже. А вот одержать победу гораздо, гораздо труднее.
Как труднее бороться им например и с оседлыми земледельцами, теми же склабинами , к примеру. Те страшны в своем упорном сопротивлении, когда встречают скифов в копья, выбрасывая их со своих засе-янных земель. А когда они нападают, нападают страшно, куда там персам! Есть у них огромная слабость, прикованы они к своим селениям и своим полям, пашням и лугам обильным. Иначе бы завоевали они всю степь! А и другие соседние скифам племена, как кочевые, так и оседлые, ничем не лучше! И тоже не понять там лишь одного: нужна ли и склабинам эта головная боль?
Все это Дарий высказал Гобрагшу, рискнувшему вторгнуться в шатер царя царей без зова. К вечеру второго дня после выхода на Борисфен, когда Дарий снова не вышел к обеду. Он поведал своему расстроен-ному повелителю, что войско живет обыденной жизнью, стойко перенося постоянные наскоки скифов. И даже, усилиями Вишташпы, Датиса и Артаферна, выдвинувшихся в этом походе, начало насыпать стороже-вой вал вокруг лагеря, чтобы предохранить себя от скифов. Далеко на север и на юг отправлена разведка, которой приказано обращать внимание на все, особенно упорно и пристально разыскивая броды через Бо-рисфен, если они, конечно, где-нибудь имеются. Надежд на это не было никаких, но проверяться-то было все равно надо! Раз уж все равно приперлись сюда! Скифы верны себе, жить персам не дают, ничем не меньше, чем прежде.
Выслушав все, что сказал ему шахиншах, Гобрагш внезапно предварил царственного перса, сказав, что идти назад, в том же порядке в каком они шли сюда, у них нет никакой возможности. Почему, поинтере-совался все еще оглушенный шахиншах. Верный Гобрагш сообщил ему, что у них осталось менее трети всех продуктов, взятых с собой. И что этого им всем точно не хватит, даже уменьшая постоянно выдачи продук-тов войску. А, кроме того, сказал Гобрагш, возки их бычьих упряжек разбиты по степному бездорожью на-столько, что мало какие из них могут быть использованы для дальних переходов. А на них по-прежнему перевозится половина их продуктов.
- Итак,
Сказал ему мудрый советник, давно уже, похоже, плотно и основательно раздумывавший над этим вопросом и ждавший, когда же у царя царей случится кризис, который позволит ему осознать всю реаль-ность происходящего и предложить обдуманную программу действий:
- Величайший, если мы пойдем назад, а вперед мы идти точно не можем, это одинаково достоверно понимаем и я и ты. Так вот, если мы пойдем назад, наша многочисленная пехота станет для нас обузой.
- То есть как?
- А вот так, величайший! Именно она и бычьи упряжки диктовали темп нашего похода до сих пор. Ну, и скифы, конечно!
- Так ты предлагаешь оставить здесь всю пехоту?
- Всю, величайший!
- А ты не подумал, лукавый советник, что без пехоты нам от скифов просто не отбиться. Ведь от трех с половиной мириад конницы, с какими мы выступали от Истра, у меня осталось едва два полных ее мириад. Да и те деморализованы до крайности и разобщены. А у Идантирса? Только в тот день, когда они устроили перед нами спектакль, загнав зайца, перед нами был точно полный мириад и два десятка сотен. И это, на-верное, далеко не все! Нет?
- Ты, конечно, прав, величайший!
И Гобрагш понял, что не только он раздумывал все эти дни, как им спастись, раздумывал и сам ша-хиншах. А это обещало ему минимум ненужных увещеваний и уговоров, обещая максимально  продуктив-ный диалог, что в их положении было крайне желательным. А царь царей продолжал:
- И у него все воины свежие, охочие к бою, монолитные как каменная стена! Они даже в открытом бою сомнут нашу конницу, не говоря уже о том, что они предпочтут делать это как-то иначе, по своему. Лучше зная степь и непринужденнее в ней маневрируя, они всегда оставят за собой инициативу и право ре-шать, что делать в каждом конкретном случае. И в итоге растреплют нашу конницу, как полову трепет ве-тер! Пехоту нам, дорогой мой Гобрагш, бросать никак нельзя, если мы жить, конечно, хотим. Ни нам, кон-нице я имею ввиду, без нее, ни им, пехоте, без нас, уже не бывать никак. Придется или выбираться вместе, или вместе погибнуть!
И Гобрагш даже изумился. Он-то полагал Дария растерянным и окончательно дкморализованным, а нашел его собранным и думающим что делать дальше? Причем, думающим глубоко и основательно. А его повелитель не просто был не дурак,  он, оказывается, умел смотреть правде в глаза, не закрывая очей перед ее неприглядностью и непритязательностью. Ну, что ж? Тем лучше для них всех, кроме тех, кто беспомощ-нее остальных и будет обузой.
- Прости, величайший, ты принял решение, что нам делать?
- Еще нет, Гобрагш! Я только знаю, что возвращаться, похоже, как ты хотел, одной конницей и в ином темпе, чем мы шли сюда, у нас уже не получится. Скифы не дадут!
- Я это уже понял величайший! Но и вести с собой такой огромный обоз мы тоже не можем. Часть во-зов сломается на полпути, а то и раньше. Для иной части нет упряжного скота. А еще ж и раненые!
- Ну, Гобрагш, перебрать все повозки, собирая из трех две, это пару дней работы все той же пехоте. Отобрать скот для упряжи, а тот, что не подойдет, перевести в мясной.
- Но, величайший, если все это сделать, места для всех раненых и ослабевших у нас на возах никак не останется.
- Да, пожалуй!
Согласился шахиншах. И тогда Гобрагш высказал главное, то, ради чего он и затеял весь этот непро-стой для него разговор:
- Значит, раненых, больных и ослабевших надо оставить здесь и не брать их с собой в поход назад!
- Оставить раненых? А ты хоть представляешь, Гобрагш, что с ними здесь будет?
- Да, величайший! В отличие ото всех остальных, я это видел!
- А что скажут обо мне и моей армии соседи?
- А когда, величайший, они о тебе и о ней говорили и судачили хорошо? Разве только тогда, когда им нужна была помощь?
- Ха-ха-ха!
Несмотря на сложность идущего между ними разговора, деревянно как-то отсмеялся шахиншах, а Гобрагш продолжил в том же духе:
- Ну, или когда приезжали к тебе чего-нибудь выпросить!... Все твои соседи, величайший, либо жал-кие попрошайки, либо мерзкие подхалимы! Тебе ли, в твоем величии, обращать внимание на эту пакостную мошкару?
- Тут ты, конечно, прав! Но все-таки очень уж гадко будет подумать, как они там хихикают в своих зачуханных столицах, высмеивая меня тайком и втихаря!
- Есть способ против этого величайший! Надо заметно, возможно в разы! – увеличить их выплаты в казну! И, поверь мне, величайший, хихикать у них сил не останется! Стонать и повизгивать все примутся! А ты тем временем, восстановишь затраты своей казны на этот не задавшийся поход! И все!
- Но ведь и в моем войске это не останется под спудом!
- Вот, величайший! Вот та единственная вещь, над которой нам надлежит всерьез задуматься! Реакция нашего собственного войска. Воинам, которые уйдут с тобой, поясним, что это был единственный способ сохранить их жизни. Свой чапан , он, знаешь ли, величайший, лучше греет! И своя шкура, величайший, слишком драгоценная вещь, чтобы одобрить ее как напольное, или настенное украшение, безразлично какое именно! – для кочевой кибитки удачливого соседа!
- А военачальники?
- С Вишташпой, Уррагшпом, Датисом и Артаферном, величайший, я уже говорил. Они примерно та-кого же мнения, что и мы! С остальными военачальниками, большей частью им и подчиненным, перегово-рят уже они, величайший! И, поверь мне, сделают это весьма и весьма убедительно! Так, что ни у кого не останется никаких возражений!
Разговор в основном, казалось бы, был завершен, но Дарий видел, что у Гобрагша есть что сказать еще. Но, он мнется, по-видимому, не решаясь это сделать. И шахиншах решил пойти навстречу своему лов-чиле-советнику:
- Все?
- Нет, величайший!
- А что еще?
- Твой шатер, твою мойню и кухню – это все придется оставить здесь…
- Скифам?
- Да, величайший, скифам! Пусть их, забавляются!
- А Шахруха?
- Мойщика пересадить на коня и пусть привыкает понемногу к верховой езде, если до сих пор с ней был незнаком! Он молод. Захочет жить – привыкнет! Куда ему деваться?
- Аспазия?
- Ее тебе придется взять в свою колесницу!
- Почему мы не можем выделить им отдельную повозку?
- Потому, величайший, что оставляем раненых! И нам не нужны шальные разговоры в твоем войске, где люди станут говорить, что для бабы и мойщика своего, он видите ли место нашел. А как для их раненых товарищей, так его и не оказалось! Оно вроде и ерунда все, да только мы сейчас не в том положении, чтобы такой ерундой пренебрегать. Нет, величайший?
- Да!
Едва слышно, но вполне решительно промолвил шахиншах, заметно понурив голову. Он даже не за-метил, что последние предложения Гобрагша прозвучали почти как приказания. Не до того ему было, со-всем не до того. Он-то сам прекрасно понимал, что как бы и что бы они там не говорили, а он сейчас прини-мал самое страшное и позорное решение в своей жизни. Но на кону стояла не судьба какого-то народа и не жизнь каких-то, пусть и лично знакомых ему людей, а его собственная жизнь и диадема империи Ахемени-дов. Он понимал, чтобы его власть не пошатнулась и осталась в его роду, ему надо вернуться назад целым и, по возможности, здоровым. Ведь, уже вернувшись в Персеполь, ему предстояло снести довольно-таки нема-лую череду голов, упрочняя свою власть и стремительными очень и очень кровавыми походами, снова при-вести в чувство, воспрянувших в результате его скифской неудачи, данников-соседей.
Дарий отнюдь не строил иллюзий, уже понимая, что потери в этом неудачном походе, лишь начало в огромной череде смертей, за ними последующих. Ибо они снова возрождают надежду в тех, кому следовало бы оставить эту надежду раз и навсегда. Но это и прекрасная возможность проверить всех своих хшатрапа-ванов на вшивость. Те, кто возжелают воспользоваться случаем, восстанут против власти Ахеменидов. И непременно исчезнут с лика сей земли, вместе со всеми своими родами. Ни жалости, ни пощады им не бу-дет! На тех же, кто сохранит верность и в этом случае – можно будет положиться! В то, что все хшатрапава-ны, как один, отложатся от империи, и поднимут бунт, Дарий не верил. Такого не бывало никогда, не полу-чится и на сей раз! Вопрос лишь в том, как много будет тех бунтовщиков? От этого зависит и длительность ожидающейся борьбы с ними! А для него, чем короче – тем лучше!
Гобрагш, выяснив для себя все и получив согласие шахиншаха на последующие шаги, нетерпеливо озирался, норовя побыстрее выскользнуть из шатра и предложить тем, с кем он уже обговорил ситуацию и их возможные действия – действовать. Он ведь нисколько не приукрашивал, сообщив Дарию, что уже обсу-дил ситуацию почти со всей верхушкой его военачальников в этом походе и, что это их совместное мнение. Это действительно обстояло именно так! Главнейшие и самые верные военачальники царя царей, каждый по раздельности и исходя из собственных причин, пришли к такому мнению. А когда они, воспользовавшись длительной депрессией царя царей, после того, как он увидал державный Борисфен, впервые собравшись все вместе, свели воедино свои наблюдения и решения, абсолютная и жгучая необходимость такого выхода, явилась им во всей своей неприглядной наготе.
Царь царей, по мнению Гобрагша, внес одну, но очень существенную правку, в уже сформулирован-ные его военачальниками, положения. Он абсолютно прав, что без пехоты они от скифов и не ускачут, те лучше знают свою степь и не отобьются – сил попросту недостанет. Тем более, если скифам взбредет на ум продолжить воевать с ними по-своему! А и не видно было, для чего бы им отступаться от уже показавшего себя крайне эффективным, метода борьбы? Но тогда не получалось и уходить по прямой, к Ольвии. Пере-правляясь через реки по-скифски, держась за луку седла собственной лошади. Надо было возвращаться, причем по собственным же следам, испытывая снова на себе все, что не взбредет в голову этим взбесив-шимся скифам. Это ломало все их предыдущие расчеты и построения! Зато все броды уже разведаны, все места, пусть и печально, большей частью, но знакомы. Можно будет и идти в более высоком темпе, не осо-бенно задерживаясь на переправах, ибо не надо станет блуждать, разыскивая их, со всем своим, по-прежнему огромным, обозом. Оставался еще один вопрос, ставший для них вопросом жизни и смерти. На ремне оставалось всего лишь восемнадцать не развязанных узлов. К моменту, когда развяжут последний из них, они к Тирасу не поспеют, даже если очень и очень стараться.
Если они уже подойдут близко к Тирасу, то надо будет высылать вперед отряд конницы, сильный на-столько, чтобы он мог отбиться от наскоков скифских отрядов и проломить себе путь к переправам. Они и предварят греков переправы не рушить и беречь их от скифов, до прохода по ним царя царей, с сопровож-дающими его войсками, если они еще, паче чаяния скифов, к тому времени, сохраняться.
Да, в этом случае у них есть шанс успеть и спастись! Если же они свяжутся со спасением раненых, больных и ослабевших, они погибнут все и неизбежно. Это было понятно Гобрагшу, как дважды два. И вы-бор ему никаких сомнений не оставлял. Ведь люди того времени все и поголовно были грубыми прагмати-ками, совершенно незнакомыми со всей хренью, наработанной веками девятнадцатым и, особенно, двадца-тым. Со всеми этими картавыми «liberte, egalite, fraternite» , внесенными в нашу жизнь спятившими с ума французишками, кого быстренько вернул в утраченный ими, было, разум Наполеон Бонапарт. И со всей той звездно-полосатой политкорректностью, свившей сейчас свое поганое гнездо не только в американских, но и в европейских мозгах.
Нет, они были людьми практичными, не ставившими себе глупо завышенных задач, тем более таких, какие совершенно не соотносимы с человеческой природой. Обладать миром – да, хотели! Всеобщего сча-стья не добивались никогда! Понимая прекрасно, какая же это несусветная хрень – всеобщее счастье! Сча-стье вообще – всего лишь краткое мгновение в жизни людей, да и то не всех! Ну, а всеобщее счастье это же такая хрень несусветная, что тут, мне кажется, и обсуждать-то нечего! И уж всеобщего равенства, как явле-ния, напрочь противоречащего природе, не добивались нисколько и ни на гран. Выживает сильнейший – было для них обыденным, вполне понятным и абсолютно приемлемым принципом, как и противоположный ему по смыслу, лишь подчеркивающий всеобщность предыдущего – слабый гибнет! Ничего не зная о есте-ственном отборе, были они его ярыми сторонниками и проводниками. А что поделаешь? Реальные люди, жившие на вполне реальной, а не выдуманной утопистами земле! И единственный совет живущему челове-ку – не позволяй себе быть слабым! Позволил? Пеняй на себя! Жаловаться некому, помощи просить не у кого! Единственный выход – быть сильным и давать сильное и жизнеспособное потомство! Других нет, и не скоро появятся на горе всем людям и человечеству вообще!
Гобрагш вышел из царского шатра, чувствуя, что с его плеч только что низринулась и исчезла целая гора. Решение назрело и оно принято. Позже, чем хотелось бы, это правда, но и раньше чем могло бы слу-читься, что тоже правда. Значит, шанс выжить у них остается! А вот за это уже точно следует побороться! Это цель достойная любых усилий и любой борьбы! А что такое жизнь? Это ведь и есть борьба, всегла и всюду, со всеми и против всех!
Все разговоры и переговоры со средними и младшими военачальниками, персы из той группы, что на-зывал Дарию Гобрагш, провели в самые сжатые сроки. Те поняли ситуацию и смогли правильно, без лиш-них соплей и повизгиваний оценить ее, выработав свою собственную программу действий. И в персидском лагере, каждодневно отбивающемся от все более и более наглеющих в своем желании сжить персов со све-ту, скифов, началась, пока подспудная, но целеустремленная и очень действенная подготовка к предстояще-му им исходу-отступлению. Выбирались, придирчиво осматриваемые обозные возки, выбраковывался тяг-ловый скот, шел придирчивый учет всего съестного, что следовало забирать с собой. Все конные по приказу своих непосредственных командиров, приводили в порядок амуницию, свою и лошадиную. Предстоящий долгий марш, вряд ли предусматривал передышки в пути, даже и такие нечастые, какие у них случались на прежнем пути к Борисфену. А, значит, и чинить амуницию всерьез станет некогда. Лошадь – в котел, а сам – пожалуй дорогой, в пехоту, если еще и туда возьмут. Только такое решение ожидало конника, недосмот-ревшего за своей амуницией в будущем. А поменять подвижную и относительно вольную судьбу конника, на подневольную и тяжкую для ног судьбу пешца в бесконечно долгом походе, поверьте мне, никто из кон-ных нисколько не стремился. Но и пехотинцы, те, кому приказано было, приводили в порядок все свои тран-ты, прежде всего оружие, еще не ведая, как и конники, к чему они готовятся, но вполне подозревая, что к чему-то большому и очень долгому.
А военачальники, совещаясь и советуясь меж собой, пришли к выводу, что ассирийскую и египетскую пехоту, сильно поредевшую и мало боеспособную, брать с собой не стоит. Лучше оставить ее вместе с ране-ными, больными и ослабевшими, словно бы, для их защиты. Так и те не взволнуются, пожалуй, до времени, полагая, что их намерены защищать и лечить, а и им не придется кормить на походе из своих и без того весьма скудных запасов, малополезные рты. Какое впечатление это произведет на остальных воинов в пер-сидском разношерстном войске? – особенно никто не думал. Прав был Гобрагш. Свой чапан грел гораздо основательнее! И своя шкура заметно лучше смотрелась на собственных плечах, чем как настенное, или на-польное украшение скифской кибитки, пусть даже и очень почетное и уважаемое! Никто особенно не соби-рался сочувствовать остающимся. Все в гораздо большей степени радовались, что просто не попали в их число!
Но и, тем не менее, продолжались непрерывные работы по насыпи валов и отрыванию рвов вокруг ла-геря. Это заполняло осмысленной деятельностью досуг воинов персидской рати, не позволяя им взбеситься от безделья, что, вообще говоря, не всегда безопасно для любой армии! Валы росли, обещая персам какую-никакую защиту от скифов уже и днями резвящимися в прямой видимости от персидского стана.
Идантирс, наблюдая ежеден за персами, ждал, что же предпримет Дарий. Умный и предусмотритель-ный, скифский царь, прекрасно понимал, что выбор у того отнюдь не богат. И далеко не царский! Либо от-ступать, либо переправляться через Борисфен. Последнее, совершено маловероятно, ибо таковой способ и хозяевам этой земли скифам, был известен всего лишь один – на плотах, на которых реку переезжали кибит-ки и тот скот, каковой не предполагался способным ее переплыть. Лошадей переправляли, подкрепив их надутыми бурдюками по бокам основания шеи, поддерживая их уздой с лодок и плотов. А крупнорогатый скот, привязав к рогам веревку, волокли самоходом, помогая им с плотов собственным мускульным усили-ем. Но даже у самих скифов, много раз за свою историю совершавших подобные переправы, это получалось не самым лучшим образом, вынуждая их терять и добро свое, и скот, и людей. Такая переправа была делом муторным и ужасающе небезопасным и к ней прибегали только в крайних случаях.
А уж у непривычных персов, это вообще должно было стать мало преодолимой проблемой. А ведь персы даже и не начинали заготавливать лес для плотов. Да и где он, тот лес? Очень и очень далеко на по-луночи . И персам до него дойти было совсем непросто. Да и какой там лес? Так, перелески! Настоящий лес начинался еще полуночнее, за землями андрофагов. Но там уже жили склабины. А они очень и очень неприязненно относились к гостям, пришедшим к ним гостевать в таком числе и с оружием. Эхма! - дума-лось Идантирсу, да персам легче ежика родить супротив колючек, нежели начать те плоты сплачивать. А ими ведь еще и управлять уметь надобно!
Итак, переправа немыслима. Ход на север и поиск места для перехода реки вброд – тоже. Что остается Дарию? Ясно что? – отступать! Как? Правильнее бы всего напрямик к морю, только с конницей. И быстрее и надежнее, если, конечно конницы хватит. По счету Идантирса у персов оставалось до двухсот сотен кон-ных и немногим менее того пеших. Он понимал, что такое число конных, оставшихся без своих пеших, про-тив его воинства никак не устоит. К нему ведь в отличие от персов, еще и сейчас приходили подкрепления. Так что, несмотря на все его потери, у него в самом большом отряде было восемьдесят сотен конных, ше-стьдесят пять легких и пятнадцать катафрактных, во втором отряде, действовавшем всегда совместно с его собственным, возглавленным Скопасисом было двадцать сотен воинов, шестнадцать легких лучников и че-тыре катафрактных. И, наконец, в третьем, у Таксокиса, всегда державшегося западнее персов, было при-мерно столько же, сколько и у Скопасиса, только вот катафрактариев у него было поболе – сотен пять. И пятнадцать, соответственно, сотен легкоконных воев. Разделять свое войско обязательно на три отряда было данью древней традиции основанной на старинной легенде, бытовавшей среди скифов.
Говорят старые люди, давным давно правил всеми скифами легендарный царь-полубог Таргитай. Его называли едва ли не сыном греческого Геракла. И было у него три сына: Колаксай , Арпоксай  и Липок-сай . И оставил им отец, умирая, все племена скифов во владения и золотые символы владения их землей, плуг, ярмо, секира и чаша. Первым подошел к ним старший, Арпоксай, намереваясь взять их и отнести в свою кибитку. Но воспылали вещи жарким пламенем, опаляя своим жаром все вокруг, и не посмел старший брат прикоснуться к ним. Также и средний брат, Липоксай, подходил к пылающим вещам попусту. Не до-пускали они его до себя, никак не допускали. Но когда младший брат, Колаксай, подошел к вещам, пламя сразу погасло. И взял он их и отнес в свою кибитку. И признали старшие братья, право младшего брата цар-ствовать надо всем народом, пошли к нему скептухами, став в последующем прародителями собственных племен, как и он сам. Во все общие походы ходили они, командуя каждый по раздельности своими отряда-ми, но подчиняясь все, царю Колаксаю. И все их походы были на диво удачны, неизменно принося скифам победы.
Вот и у Идантирса три отряда, хотя один из них, тот, где главенствует Скопасис, почти всегда дейст-вует заодно с отрядом Идантирса. Но такой порядок вполне устраивал скифов, и менять его царь не видел необходимости. От добра, добра не ищут!
Решив про себя, что персы начнут отход всем своим воинством, по-прежнему состоящим из конницы и пехоты, Идантирс принялся готовиться их преследовать. Он уже осознал, что неспособны персы будут увеличить скорость своего перемещения и изменить маршрут своего движения, ибо старый освободит их от проблемы поиска бродов через многочисленные реки, что будут у них на пути. Идантирс решил довести их изматывания круглосуточными назойливыми нападениями мелких групп до полного предела, послав Таксо-киса с его отрядом идти уже поперед персов, отвечая также и за их полуночный фланг, а второму своему скептуху Скопасису, повелев наступать Дарию на пятки, тревожа его еще и с полудня , во фланг. Сам он, с основным воинством скифов собирался следовать за персами в дне конного пути шагом, все время произво-дя смену уставших от непрерывных действий воинов Таксокиса и Скопасиса. Отряды обоих его скептухов должны были быть по все времена свежи и боеспособны. Только такой порядок в его воинстве позволит ему наносить Дарию наибольшие потери, наименее рискуя своими воинами. И никаких общих сражений, кото-рые несмотря даже на свою выигрышность, грозят им вполне ощутимыми потерями.
Мысли о том, что можно уйти из лагеря, бросив раненых, ослабевших и больных и, оставив при них наиболее слабую часть пехоты, скифский царь не допускал никак. Ему этого никогда бы не позволила сде-лать честь степного воина и достоинство царя большого и сильного народа. В крайнем солучае, отослав тех воинов, что надо было спасать по ситуации, сам царь остался бы с оставшимися погибать. Только после та-кой жертвы, искупавшей его ошибки, род их мог продолжать править скифами, и никак иначе!
Не мог он никак и предположить, что сделает это человек, называвший себя царем царей и претендо-вавший, вполне нешуточно, править  всем миром. Этого царю скифов было никак не понять! А все почему? Да потому что варвар он! А туда же, с цивилизованными людьми воевать взялся! Учись варвар, может ци-вилизованнее, хотя бы чуток, станешь!

НАЧАЛО  ИСХОДА
Все приготовления к выходу из лагеря были исполнены персами и завершены. Войско было целиком и полностью готово к выступлению. Ждало только приказа. И такой приказ войску поступил. Все грамотно сделали персы, приурочив его к последней ночи старой Луны, самой темной, да еще и наполненной к тому же мелким затяжным дождем. Почти осенним, хотя было еще начало лета, и не истек до конца его первый месяц. Всем остававшимся в лагере было сказано, что войска уходят нанести удар по скифам. И никого из остававшихся бойцов не удивило то, что с выходящими из лагеря войсками, почему-то вышли все недавно только починенные возки и все тщательно отобранные и ухоженные бычьи упряжки.
И только утром, проснувшись ото сна, оставшиеся воины внезапно поняли, что их бросили. Впрочем, порядок в лагере поддерживался еще весь первый день, поскольку оставалась надежда, что вот-вот где-то вспыхнет сражение, и войска вернутся, да еще и с победой, заставив, наконец, этих упрямых скифов, пре-кратить их беспрестанные боевые действия. Нет, время шло, а никто не возвращался. Только зрели остав-шиеся в лагере, как по следам их воинства, собранные и прекрасно вооружено убыли два больших, сотен по двадцать в каждом, отряды скифской конницы. Но и их разъезды, все время ходившие возле лагеря, никуда не делись, лишь став еще наглее и заметно придвинувшись к лагерю. Наследующим днем, стон прошел по оставшемуся на погибель свою, восточному воинству, окончательно осознавшему свою брошенность и по-кинутость. Стихийно выявившиеся лидеры начали предлагать разные варианты решения этой задачи. Пер-вый – защищать их лагерь до последней капли крови. Ничего лучшего им бы и Дарий не пожелал. Но это решение было отвергнуто, когда, сметя все имевшееся в лагере продовольствие, они поняли, что его у них просто нет, более-менее нормально питаться они смогут только первый день.
Их не просто безыдейно бросили, у них из-под самого носа, долго собираясь и примеряясь, вывезли практически все продовольствие. Этого скифы, конечно, могли и не знать, но и атаковать наполовину опус-тевший лагерь, они явственно не намеревались. Ведь они уже выяснили, что основная масса персидских войск, ушла своим прежним путем, намереваясь ломать дорогу восвояси. И даже выслали им вослед отряды обоих скептухов своего царя, Таксотирса и Скопасиса. Они и станут обеспечивать уходящим персам при-вычные им условия марша, «Золотой мост» так сказать, вечно тревожа и не давая передохнуть царским вой-сковым колоннам. А сам Идантирс решил остаться здесь и разобраться с воинами, оставшимися в лагере. Просто не хотелось ему, чтобы персы смогли учинить некую каверзу, которую он не понял и не предусмот-рел. А потом, имея основательное преимущество перед персами не только в скорости перемещения, но и в общем знании степи, он рассчитывал без проблем догнать персов. Просто все никак не мог скифский царь, ну, не варвар разве? – понять, что вот так вот, легко и непринужденно, можно оставить на верную гибель тех, кто делил с тобой все тяготы похода и был ранен в бою? Тех, кто честно сражался с тобой рядом плечом к плечу, вот так вот запрсто, взять и оставить на верную голодную смерть. Все ждал от Дария какого-то подвоха. А в лагере, поняв, что грозит им смерть не от меча даже, относительно быстрая и мало болезнен-ная, а жалкое издыхание от голода, решали, что им делать. Они то уж излишне хорошо о своем царе царей и его военачальниках не думали, имея, скажем честно на то веские основания. Слишком давно они знали вой-ско персов и установившиеся в нем, не без участия его повелителей, порядки. Решение они искали само-стоятельно и, конечно же, нашли его.
И решение нашли чисто воинское. Ведь в их лагере еще оставались и два воинских формирования при своих командирах и со всем своим вооружением. Впрочем, последнего у оставшихся персов было более, чем достаточно и для всех остальных. Ибо в поход оно бралось всегда с запасом. Мало ли как утратили, полома-ли, утопили, украли, наконец! Не оставаться же бойцу с голыми руками. Всегда следовало иметь чего-то на замену. Его и имели. А ведь были у них на пути сюда и огромные потери. Да и оружие раненых тоже не бросали, везли в обозе. Те, кто ушел в таком количестве оружия не нуждались, а вот в свободных местах на возах, так и весьма! Это оружие и нашли, сгруженное кучами в разных точках лагеря. Вооружились все, кто мог стоять на ногах. Ни один день голода, понятное дело, не добавлял никому из них сил. А взять чужих бойцов за свою пропащую жизнь, всем хотелось побольше! – пропадать так не за так же! И, сильно спеша, начали сбивать новые отряды, где бывшие конные занимали места с бывшими пешими, готовясь принять этот последний в своей жизни бой. Выйти из лагеря решили на третий день, с утра, твердо рассчитывая, что бой-то им скифы дадут, хотя бы в этом им не откажут. А принимать свой последний бой с утра, когда их огненный бог Ахуромазда просыпается, а его антипод, Анхра Манью, наоборот, отходит ко сну, показалось им делом самым подходящим к их случаю.
И утром третьего дня, начиная с того времени, как ушли воины с царем царей, разобрав рогатки и за-валы на месте главных ворот своего стана, войско оставленных людей, лишенное всякой национальной при-надлежности и подчиненности, всего вообще лишенное, даже надежды самой, уставив поперед себя копья и загородившись щитами, выкатилось из лагеря. Изыскивая для себя последнего боя. Странное это было вой-ско. Во-первых, ужасно разноплеменное. Были там и персы, и мидяне, и киссии, и египтяне, и вавилоняне и ассирийцы. Было у них в достатке мечей и секир. Маловато было копий и щитов, большую часть исправного забрали с собой те что ушли на запад. Не было совсем луков и стрел. Их им попросту не оставили, считая, что это пригодится и самим воинам шахиншаха. Зато воины в первых рядах могли похвастаться отличным защитным вооружением. Но большая часть из них была ранена, многие не могли идти без опоры. А другие, зная свою слабость, нисколько не надеялись уйти далеко. Многие неловко держали оружие в левой руке, а кое-кто, будучи левшой и получив ранение левой руки – в правой. У многих были завязаны глаза и лбы. Иные дышали натужно, со свистом, а кое-кто и хрипел. Повязки на многих из них пропитывались кровью от тех чрезмерных усилий, какие они уже свершили. Но все-таки вышли. А те, кто остался в лагере, зане и шага сделать не мог, или не шевелил ни одной из рук, им бешено завидовали, хотя и знали, что идут эти воины погибать. Но идут искать свою погибель в бою, как оно и надлежит воину и мужчине. Им же придется ис-пустить свой дух, лежа в этом несчастном лагере, без пищи и воды, ибо некому будет ее принести и подать. А, возможно и будучи раздираемыми дикими зверями.
Увидав это воинство, Идантирс истинно опешил. С таким ему еще точно ни разу не доводилось стал-киваться. Он, придержав своих воинов, не сразу и отдал приказ, раздумывая. Первым его порывом было ска-зать своим воинам: «Оставьте их!» Прекрасно ведь понимал царь скифов, насколько велика степь и что об-речен этот, почти десятитысячный отряд изможденнвых и раненых бойцов, на жалкую смерть от голода и диких зверей, в ней бытующих. Далеко ведь они, большей частью больные, раненые и истощенные, уйти не замогут, скоро иссякнет первый порыв, и падать они начнут массами, уже не имея сил снова подняться. А руки скифов не будут замараны их кровью. Но, знал царь на совести его воинов останется тогда навсегда их мучительная не воинская смерть.
И он отдал приказ своим конникам, не подходя близко, чтобы избегнуть броска копья, ибо видел, что луков у тех нет, засыпать их стрелами. И двинулись его всадники, быстро и сноровисто занимая позиции с двух сторон от колонны пеших, избивая их стрелами. И так наполнили ими воздух, что порой те стрелы просто сталкивались меж собою в полете. А бывшие воины царя царей, падая и погибая под колючим лив-нем стрел, пытаясь добраться до скифов, сворачивали то влево, то вправо, стараясь атаковать то одну из по-ловин царского войска, то другую. Те немедленно отходили, не подпуская пеших к себе на дистанцию бро-ска копья, или метательной секиры. Так им было велено их царем. Исполнять же приказы царя все скифы с самого раннего детства привыкли точно и быстро, не задумываясь особо, чем они инициированы и вызваны. Благо, конным им сделать это было нетрудно. И все время хлестали и хлестали их стрелами.
И вскоре тот скорбный порыв, с каким эти воины шли навстречу своей смерти, в них иссяк. И стояли они, подпирая друг друга под хлещущим им в лицо ливнем стрел, стояли, не отворачиваясь, не прячась уже за щиты. Зачем? Пришел умирать? – стой и имей смелость напоследок прямо взглянуть в глаза смерти. И благодарили скифов и в душе и голосом за то, что те дали им воинскую смерть. Это самое большое благо-деяние, какое скифы и их царь Идантирс могли оказать этим несчастным персам, брошенным своим воинст-вом, побежавшим назад спасаться.
Недолго им довелось стоять в последнем своем строю. А когда пали последние, скифы отправились к ним собрать свои стрелы, их оружие и добить раненых. И только потом уже пошли они в лагерь, добить ос-тававшихся там. Ибо в этом видел царь скифов высший доступный ему гуманизм, и слова-то такого не зная совсем! – избавить этих, не самых худших, наверное, людей от страшной смерти, дав им гибель в бою. Они этого оказались достойны! Тех же, кого умертвили в лагере, просто избавив от мучительной и долгой смер-ти от жажды и ищущих поживы падальщиков. Поздним вечером скифы оставили омертвевший лагерь пер-сов, забрав оттуда все мало-мальски ценное и стащив всех погибших во рвы ими же самими и вырытые. Присыпав тех землей из валов, пусть не потревожат их звери! – ушли они на запад, вдогон за ушедшими персами Дария. Где те и как идут? – им докладывали регулярно гонцы скептухов царя Скопасиса и Таксоки-са. Но, наверное, пора уже было поменять воинов в их отряде и заняться, наконец, настоящей войной, а не бойней обреченных. Это занятие никому из скифов удовольствия принести не могло. Хотя необходимость его осознавали все воины царя Идантирса. Раз пришли к ним в их степи незванны и нежданны – не ушли!
Персов  и сопровождавший их отряд Скопасиса, Идантирс догнал спустя день. В обратный путь персы шли скорее, спеша достигнуть мостов, пока греки их не снесли и не отправились по домам. Странный это был поход. В обратный путь, так ничего и не совершив, только умостив костями половины своих воинов свою дорогу, шла сильно поредевшая армия, при втрое уменьшившемся обозе. Шла намного бодрее назад, чем ранее двигалась вперед. Что ж у них сил добавилось, что ли? А просто каждый воин доподлинно ведал, что если они окажутся чересчур медлительными в походе, мосты их ждать не станут и Тирас, и не менее полноводный Истр, им придется преодолевать каким-то, пока еще совсем неведомым способом. А это озна-чало длительную, на неведомый срок задержку, при всем при том, что скифы продолжали зверствовать со-вершенно по-прежнему, неостановимо и неотвратимо. И даже царь царей, при всей необъятности своей вла-сти, не мог предложить здесь абсолютно никакого решения.
Они все еще были сильнее скифов в поле, и случись бы между ними генеральная битва, наверное, они ее бы выиграли. Причем, выиграли бы, возможно, исключительно за счет пехоты. Их частично деморализо-ванная, непрекращающимися мелкими стычками и неуловимостью скифов, конница, сократившаяся в числе до двух полных мириад, вполне могла уже не выдержать полномасштабной атаки скифов, число воинов ко-торых достигло к этому времени 120 сотен. Ситуацию, как и предвидел Дарий, в разговоре со своим ближ-ником Гобрагшем, спасала его пехота, едва превышавшая числом полтора мириада, зато отборная, сохра-нившая в своем составе только лучших бойцов, способных и за себя постоять и объяснить кому ни попадя, что придется! Персы даже не забыли прихватить, выходя из лагеря свои стационарные щиты, ибо без них у пехоты было бы намного меньше шансов сыграть решающую роль в бою, став прекрасным передвижным опорным пунктом для своей конницы, где она могла привести себя в порядок, отдохнуть, выйдя из-под уда-ра, и перегруппироваться. Или, при другом обороте дела, пехота могла стать заградительной стеной, спо-собной остановить гибельный разбег скифской конницы, приняв ее в копья и засыпав стрелами из глубины строя.
Сам царь царей бодро перемещался на своей колеснице, уже получившей в его рати наименование «Дворец на колесах». На подлокотнике его походного трона в колеснице сидела, гибко, совсем по кошачьи ловя равновесие, гетера Аспазия, а перед ними нерушимой скалой возвышался Колош. Все они, и шахин-шах, и Аспазия, и Колош были обряжены в бронзовые чешуйчатые панцири, как, собственно и квадрига их великолепных чисто вороных коней, гордо продвигавшихся вперед. Этих панцирей, снятых со знатных пер-сидских нобилей, убитых в боях, там, в лагере, было совсем немало, так, что одеть смогли в них каждого. И царский мойщик Шахрух, утративший на берегу Борисфена обе свои подводы и своих помощников, тоже натянув на свой торс чей-то, ставший выморочным панцирь, неуклюже трясся в седле подле колесницы ша-хиншаха. Ездить верхом он когда-то был учен, не всегда же он намеревался стать царским смойщиком. Но уже очень давно не ездил. И оттого все первые дни пути, он не соскакивал, а сползал с седла, а после ковы-лял в раскоряку по лагерю, не понимая, чем ему теперь заняться. Шахрух со временем, снова втягивался в езду верхом, привыкая все больше и больше, а вот от царя царей, лишившегося ежедневного помыва с мас-сажом, стало явственно припахивать походным потом. Обычное, впрочем, дело, для мужчин, но не для царя же царей! Но палатку-навес свой Шахрух сохранил и нет-нет, а помыв своему повелителю устраивал на па-ру с Аспазией. Уходя из лагеря над Борисфеном, Дарий приказал не снимать свой шатер, ибо это немедлен-но всполошило бы весь лагерь. И вот теперь он вынужден был обходиться небольшой палаткой, где ночевал он вместе с Аспазией.
Так упрощаются под нажимом обстоятельств условия жизни даже и шахиншахов. И опрощаются их нравы, опускаясь до уровня простейших походных надобностей. Вообще же палатки на походе ставили еще Датис, Артаферн и Уррагшп. Вишташпа, как то и надлежит бравому воину, воевавшему с тех пор, как он сам себя помнил, обходился без палатки и на пути туда, так чего ж ему ее желать на пути обратно? Он заби-рался под присмотренную телегу, каковая защищала его от коротенького ночного летнего дождика, буде он той ночью случался, и шальной стрелы, летящей по очень крутой навесной траектории. И был таков. Спал он, как спят скифы, на потнике из под своего седла, положив в головы седло. И надо же! Всегда высыпался, бывал по все времена свеж, быстр и решителен.
А колготы и потерь им хватало и сейчас. Дня не проходило, чтобы озверевшие скифы не наскочили то с одного фланга, то с другого. То с фронта, то с тыла, то с обоих флангов сразу. А то, так и со всех сторон одновременно! Тогда в лагере персов точно не спал никто, да и вообще почти все они вечно ходили злые и вечно не выспавшиеся. И оттого вялые, словно наполовину отмороженные. Но переправа за Гиппаний про-шла, паче всех чаяний, вполне спокойно, и царь царей сильно успокоился, рассчитывая, что опаздывать к мостам, им доведется ненадолго и высланные вперед конные гонцы имеют шанс еще застать греков и пред-варить их от сноса моста. Они старались не останавливаться и не терять время, платя порой жизнями своих воинов за его даже небольшой выигрыш. Но и мимо спаленного зимовья, где они тогда, идя к Борисфену, нарвались на оборону отряда Анотирса, они прошли без осложнений, уже всерьез рассчитывая, что им уда-стся уйти из скифских степей. Царь царей приободрился, его депрессия на время отставила повелителя пер-сов, да и все войско, ощутив надежду на спасение, словно встряхнулось. Но здесь начиналась земля, какую идя в другую сторону, они шутя поименовали страной небольших рек. Реки и в самом деле были не велики, но их было много, и попадались они на пути отступающей армии персов очень часто.
Да и вообще, невеселое это занятие – возвращаться по своим собственным следам. То там то тут на-ходились тела погибших тогда воинов, о судьбе коих в те поры никто не знал. Впрочем, судьба здесь была довольно-таки однообразна. Поскольку дезертировать здесь, в степи, никто не решался, причиной не появ-ления бойца в своей части были, как правило, смерть, тяжелое ранение, или пленение. После оставления своих раненых в лагере на Борисфене, ранении в персидской рати рассматривалось своеобразным аналогом, преддверием, смерти. Найденные персами трупы полутора и двухмесячной давности выглядели очень не-притязательно, падальщики, и наземные и те, что летают по воздуху, уже вершили над человеческой плотью свою привычную работу. Большинство трупов были едва одетыми. Скифы забирали с них не только ценно-сти, оружие и доспехи, но, часто, и одежду. На их бедность все это можно отмыть и носить вновь и вновь. Бедно жили скифы, даже очень бедно, но сами они этого не знали и так не считали.
Чем дальше шла персидская рать по дороге назад, тем большую усталость она накапливала. Ведь скифы на их обратном пути ни разу не пытались перегородить им путь и, встав крепко на пути отступаю-щих, предать их мечу. Нет, и сам Идантирс и оба его скептуха, Таксокис и Скопасис, и практически все их командиры отрядов, начиная с и без того крайне лукавого Анотирса, накопили опыта и умения в этих боях. Они научились располагать своих гиппотоксотов  в таких позициях, что все удобства ведения боя из лу-ков, на дистанции, оставалось за ними всегда и везде. Этому, конечно, способствовало и то, что скифы на их малорослых выносливых конях, бывали удивительно подвижны и стремительны. Они всегда умудрялись зайти из-под солнца, стать для стрельбы так, чтобы метать свои стрелы по ветру, обязательно сверху-вниз, заставив врага отвечать им из неудобного положения снизу-вверх. И еще они прекрасно маневрировали, постоянно имея для этого все возможности. Тогда как персы, исконно прекрасные лучники, были вынужде-ны сбиваться в кучу, держась плотного строя. И возможности свободно маневрировать, спасаясь от густо летящих по ним стрел, были начисто лишены.
Извечной бедой пришельцев, становились многочисленные переправы. Переправляясь даже через ма-лые речушки, они неизменно подставлялись под атаки скифов с дистанции. Причем, поскольку все реки в этой области имеют высокие правые берега и низкие левые, современный ученый сказал бы, что это нор-мальное действие кориолисовой  силы, их всегда встречали лучники, засыпающие переправу сверху с вы-сокого берега. Но, когда персы, теряя людей и выбиваясь из сил, вырывались на берег и пытались достичь скифов, чтобы сойтись с ними в тесную рукопашную, им доставался только конский топот. Скифы, понят-ное дело, в своей первозданной дикости, понятия не имели о силе Кориолиса! Откуда им? Этого тогда не знали и все иные, гораздо более продвинутые народы! Но что все реки их степей имеют высокие правые берега и низкие левые, они ведали великолепно. И использовали это в своих целях, с неизменно удручаю-щим персов постоянством. Щелканье тетив по защитным крагам  перстатиц, хищный посвист стремитель-но мчащихся в воздухе стрел, стали для персов печальной обыденностью. Эту музыку им доводилось слы-шать ежедневно и даже по много раз на день.
Не вступая в большие схватки, скифы неизменно и весьма старательно истребляли малые персидские разъезды. И все тяжелее и тяжелее становилось командирам конников выделять людей в такие разъезды. Всем казалось гораздо более веселым, бредя в общей колонне, ждать падения скифских стрел на нее, гадая, кому из них не повезло сегодня и прямо сейчас? – чем, скача в составе малого разъезда, несущего фланговое охранение, служить первой, выделенной и специально выдвинутой поближе к стрелкам, мишенью, для стрел кровожадных скифов. Покамест, только у Вишташпы получалось находить людей в такие разъезды. Но даже  и сам Вишташпа не мог гарантировать конникам возвращение из разъездов. Дисциплина неизбежно падала и у него. И неудивительно! Редкий день потери в царском воинстве не превосходили сотню – другую чело-век. В иные дни, добираясь и до полутысячи.
Особенно опасно было выпасать по ночам тягловый, верховой и мясной скот. Скот – извечное богат-ство кочевника, какой они растят, лелеют и выпасают. И, конечно же, воруют друг у друга. Посему, воро-вать скот издревле входило в набор молодеческих забав молодых скифов. И все они знали в этом деле пора-зительный толк. Вот и поголовье скота персов уменьшалось с поистине пугающей, прямо-таки чудовищной быстротой. При этом персы постоянно уменьшали нормы выдачи продовольствия своим воинам. А их стада все продолжали и продолжали таять, как неизбежно и каждодневно таяли и их запасы круп, сушеных фрук-тов, хлеба и овощей.
Даже сам шахиншах вынужден был отказаться от былых роскошных обедов, да и поесть досыта у не-го уже совсем не получалось. Был изрублен и сожжен в костре его стол. Его повара, взяв вместо раздаточ-ной  ложки в руки копье, вынуждены были встать в ряды пехоты, только мечтая когда-нибудь вновь стря-пать для шахиншаха. Стряпать – да! Но только не в походе! Хотя, во всех его прошлых походах, на жизнь им было грех жаловаться. Во всех прошлых – да! Но только не в нынешнем. Личный цирюльник царя царей, ухаживавший за его холеной, завитой окладистой бородой и власами, сразу и все осознав, перебрался в со-став царской пехоты еще на выходе из лагеря над Борисфеном. А что прикажете? Ждать пока тебя отправят туда, сделав это насильно? Зачем? Не лучше ли самому выбрать себе часть понадежнее, где из-за распоряди-тельности командиров и потери пониже и стол погуще и попроситься туда? Так он и сделал, хитрюга! Не зря же он когда-то и сам был воином, прежде чем сделаться цирюльником и брадобреем.
Но пищи в котлах персидского воинства становилось все меньше, как, впрочем, и самого воинства. Правда пища имела особенность исчезать заметно опережающими темпами, что отнюдь не повышало обще-го самочувствия воинов царя царей. Конники пробовали было охотиться.
Но кого они могли добыть? Из полосы движения персов вся подвижная живность уходила. Ведь ее за-долго до подхода персов, изгоняли оттуда скифы из отряда Таксокиса. Изгоняли не из вредности своей су-губой, а просто потому, что вынуждены были сейчас следовать поперед персов. Тем оставлялись лишь степ-ные крысы и суслики, надеявшиеся пережить эту напасть – проход персидской армии – в своих норах. Крупные птицы, наученные горьким опытом, не решались летать над персидскими колоннами. А в мелочь, порхающую над головами, поди еще попади! А и попал коли, паче чаяния, так и чего ж там есть? Так, обли-зать разве! От употребления в пищу приречного аира и корневищ степных лопухов и прочих трав, непри-вычных к этому людей разбивал понос, переходящий со временем в ядовито-зеленый колер и ужасающе ослабляющий.
За длинным обозом персов, тянулся страшно воняющий след и сами все они шли в неизбывной вони нездоровых человеческих экскрементов. И не потому, что исходно неопрятны. А потому, что удалиться от бредущей колонны пехоты, чтобы справить свою нужду, было попросту страшно, ибо тебя там неизменно поджидала стрела, или нож слишком тихо подобравшегося скифа. Вот и садились посреди дороги, что кон-ные, то и пешие, рядовые воины и их командиры, да и сам шахиншах, случалось, тоже, а их товарищи обхо-дили таких, понимая, что вскоре и им, возможно, предстоит тот же самое. И нечего тут ругаться, как и нече-го гадиться!
Персидское войско сейчас даже слепой мог найти, руководствуясь только своим носом. И даже сле-пой скиф имел бы надежду угодить в них стрелой, пользуясь все тем же органом чувств. А сами персы, при-нюхавшись, словно бы и не замечали вони, впитываемой их телами, одеждой и оружием. И очень долго еще будут воротить от них носы все встречные и поперечные, кого не больно испугает их оружие. Провонял этой же вонью и шахиншах, обычно холеный и чистый. Давно уже забыл он регулярно следить за своими волосами, за бородой и ногтями, да и просто помыться ему случалось сейчас нечасто. Вишташпа, показывая пример, каждый день мылся холодной водой, как и многие из его воинов, вдохновленные примером коман-дира. Датис и Артаферн присоединились к ним. А Уррагшп и Артебиад не мылись совсем, хотя до похода и числились чистюлями. Проще было Шахруху и Аспазии. Они помывались вместе с шахиншахом, хотя и от них воняло вполне преотвратно, как и от самого царя царей, впрочем.
Но, несмотря на все это, ход персидская рать поддерживала вполне завидный, парадный. Как перепу-ганный насмерть медведь, извергающий все содержимое своего желудка наружу, ломились персы, по одна-жды уже пройденному ими пути, назад. Стоило ли им чуть больше месяца назад, с такой отчаянной силой ломиться вперед по тому же, кстати, самому маршруту? Задавался ли кто-нибудь среди персов таким вопро-сом? Задавался и даже отваживался его задать самому царю царей, мрачно сидевшему, нахохлившись в сво-ей, все еще золоченой, колеснице. И что самое интересное, шахиншах ответил ему:
- Видишь ли, Гобрагш, тогда никто и представить себе не мог, что кто-то может себе позволить вое-вать с наголову его превосходящей числом и силой армией таким вот способом, с каким мы столкнулись в этом походе. Ведь, если ты еще помнишь, в Азии достаточно захватить несколько, а то и вовсе один, цен-тров, чтобы сопротивление не просто пошло на убыль, а угасло совсем и напрочь! Там всегда и всюду на-ступающую армию стремятся остановить, жестко препятствуя ее намерениям. Что можно воевать вот так, отдавая свою территорию в обмен на уничтожение неприятельского войска, чтобы потом просто и непри-нужденно забрать назад эту территорию, никто и не догадывался! Более того, скажу тебе честно! Если бы перед походом кто-нибудь сказал мне, как он будет происходить, я бы его повесил, или пристроил бы на кол, как лжеца, пытающегося меня запугать, с целью расстроить важный поход.
- А скажи мне, величайший, почему этот поход так был для тебя важен? Ведь Скифия так далеко от нас?
Отважился, наконец, задать вопрос царю царей Гобрагш. Этот вопрос мучил его с самого начала этого похода. Он, зная бедность скифов, просто не понимал, чего царь царей ищет в их степях? Для чего он ведет в поход свое могучее воинство? Вот он и решил, воспользовавшись случаем, семь бед – один ответ! – про-яснить для себя и этот вопрос. И, похоже, царь царей не обиделся на своего советника. И вообще в этом по-ходе он стал намного терпимее к своим подданным. Как долго это продлиться Гобрагш не знал, но ему, ко-нечно, хотелось верить, что навсегда:
- Ты помнишь Гобрагш все те рассказы о приходе к нам в междуречье и Малую Азию войска скиф-ского царя Мадия . В Междуречье и Ассирии, они, ничтоже сумняшеся, заправляли всем добрые три де-сятка лет. И при этом громили всех, кто вставал на их пути. И мидян и ассирийцев и египтян, всех-всех, кто пытался в это вмешаться. Ты знаешь, я собираюсь заняться покорением Греции, если, конечно, переживу этот поход. И вынужден буду воевать очень вдалеке от своих исконных земель. Вот я и поопасся, что ски-фы, как во времена царя Прототия  и Мадия, придут в Азию, навестить меня со своей конницей. Я решил их опередить, сделав их своими вынужденными союзниками. И обеспечить на время ожидающейся войны с греками, свой северный фланг и тыл.
- Следует ли это понимать так, что воевать с греками ты сейчас не станешь?
- Наверное, не стоит! Я просто не пойду в поход сам, а пошлю кого-нибудь из полководцев. Мардо-ния , например, Датиса, или Артаферна. Того же Вишташпу, скажем, как самого доверенного. А сам оста-нусь сидеть в Персеполе, чтобы обеспечить его безопасность от потуг узурпаторов захватить власть, или от атак все тех же скифов . Ну, или каких-нибудь иных врагов.
- Наверное, величайший, это мудро. Думаю именно так тебе и следует править твоей державой. Не подвергая себя больше всем тем ужасам, что выпали на нашу долю в этом походе!
- Это ли ужас Гобрагш? Ужас будет, если Идантирс все же захватит нас с тобой в полон! Вот это бу-дет самый настоящий ужас! Какая тогда заваруха начнется в Персеполе, ты представляешь, или стоит про-светить? Так что надо делать все, чтобы этого не произошло!
Надо было отдать должное Дарию. Оказавшись в условиях, непривычно-жестких для персидского ца-ря, особенно того, кто уже много лет безраздельно правил необъятной империи Ахеменидов, привыкнув к абсолютной власти, ничем и никем не ограниченной, царь царей не совсем еще пал духом. Может быть, именно эта душевная стойкость, как раз и определяла то, что шахиншахом, во времена захвата власти Гау-матой, стал он, а не кто-то иной. Ведь затеять заговор и уничтожить самозванца мог каждый, особенно из тех, кто имел родственные связи с домом Кира Великого. Таких же, в тогдашней Персии, было очень и очень немало. Однако сделал это именно Дарий, а не кто-нибудь иной! Он стоически переносил все те огра-ничения, какие наложил на него этот поход, продолжая раздумывать о судьбах своего государства, даже оказавшись на самом краю ужасающей пропасти. Да, он глупо и самонадеянно влез в авантюрное предпри-ятие - скифский поход. И скифский царь сейчас попросту учит его уму-разуму. Жестоко и жестко! А и как иначе это могло случиться? Ведь не скифы пришли к нему в Персию и Элам , а он дополз до Борисфена и, не солоно хлебавши, пытается сейчас отползти назад подобру-поздорову.
Но он никого в этом не винил и не злился понапрасну, понимая, что все его промахи может исправить только он сам. Как и все в этом походе он принюхался к отвратительной вони своего войска. Как и все, он уменьшал нормы своего питания, не раздражая воинство своим столом перед шатром, когда стало понятно, что продуктов не хватает. А ближе к концу похода Дарий вообще перешел на питание из котла своих тело-хранителей, став по этому показателю просто одним из них. А ведь можно указать в мировой истории ог-ромное количество властителей, продолжавших цепляться за свои мелкие привилегии, даже когда они ока-зывались перед угрозой потерять из-за этого все и сразу. Нет, Дарий к этому числу явственно не принадле-жал. И страшный по своей сути исход персидского воинства, который мог стать начлом конца огромной империи Ахеменидов продолжался. Да и сама империя, обустроенная и реформированная именно шахин-шахом Дарием, просуществовавшая семь десятков лет до него, просуществует с ним и после него еще почти двести лет!
Да, они больше не пытались хотя бы как-то обиходить своих раненых и большых. Те, кто мог идти сам – шли, те, кто мог хоть как-то перетянуть свою легкую рану и продолжить свой путь – продолжали. Кто не мог – просто падали, отдавая свою судьбу в руки случайного скифа, или стервятника. Они уже не несли тесного охранения и не пытались даже отогнать все более наглеющих скифов. Но они все еще шли…

 ПРЕСЛЕДОВАНИЕ  ПЕРСОВ
 Скифы не испытывали всех тех лишений, какие переживали персы. Пищу им доставляли специаль-ные отряды, пригоняя и привозя ее из степных глубин. Там, так и кочевали, нисколько не затронутые вой-ной, их кочевья, где, разве что заметно убавилось число боеспособных мужчин. Да и те ушли далеко не все. Просто никакой нужды в поголовной мобилизации всех своих сил, скифы не испытывали. Вот и занимались их мирные кочевья обыденными перекочевками, готовя сыры, кумыс, хурут и мясо для своих воинов. А их матери и жены в больших количества выпекали лепешки своим мужьям, сыновьям и отцам, зная, что для тех нет ничего вкуснее этих лепешек и ничего более эффективно возвращающего им силы. Во глубине скиф-ских степей даже и не подозревали, до каких ужасающих лишений довели их мужчины гордых персов и их надменного повелителя. А, интересно, пожалели ли бы они тех персов, если бы узнали? Вот уж сомневаюсь! Не те были тогда времена и не те в них жили люди, чтобы жалеть своих врагов. Они-то совершенно четко знали и понимали – врагов следует уничтожать. А уже потом жалеть, что слишком мало их довелось унич-тожить! И не очем более! Это понимание, они впитывали непосредственно с молоком матери.
Нехватки конского состава, каковой имел место у персов, у скифов даже и в помине не было. Они нисколько не были привязаны к пути персов уже пройденными и разведанными бродами. Реки на этом уча-стке пути для них проходимы были все, причем, везде и повсеместно. Им не было даже нужды обонять ту вонь, какую источала вокруг себя персидская рать. Но они всегда могли найти персов по этой вони. Их со-баки чуяли армию царя царей, провонявшую собственным дерьмом, за добрые полдня пути. Но и в этом надобности не было. Ибо скифы знали точно, где и как сейчас бредут персы. Идантирс давно уже понял, почему Дарий станет придерживаться своего пути сюда, и толково объяснил это своим скептухам. А уж те донесли это до остальных командиров и простых воинов, если кто из них не допёр до сего самостоятельно. Скифам не было нужды хоть чего-нибудь от них скрывать.
Именно сам Идантирс удерживал своих скептухов и командиров небольших отрядов, вроде того же Анотирса, от большого боя с персами. Они настаивали на том, чтобы истребить тех, ослабевших и начи-нающих становиться легкой добычей, в решительном бою, добыв себе и своему оружию решительную и неувядающую славу. Царь же полагал, что в этом нет особой необходимости, что персы сдохнут и сами, так и не дойдя до Тираса и Истра. А если и сумеют за них перебраться, то помнить этот свой поход будут вечно и внукам и правнукам своим закажут беспокоить скифов в их степях! А скифские воины, оставшиеся живы-ми, сумеют вернуться к своим семьям, родить и воспитать новых детей, овеянные славой разгрома и изгна-ния войска царя царей из Скифии. Скопасис, самый молодой из скептухов, ворчал, полагая, что потери ски-фов, случись у них решительное сражение, было бы оправданы той великой славой, какую они добыли бы, пленив царя царей, или убив его в бою. Анотирс, пусть и не равный ему по положению, но в последнее вре-мя отмечаемый и выделяемый царем, постоянно возражал ему:
- Хорошо, Скопасис, ну, убьем мы эти три мириада персов, положим их здесь всех до одного! Согла-сен с тобой – сделать это сейчас мы уже способны! Но персы все-таки воины добрые и без боя под наши копья и стрелы не лягут, придется класть и своих воинов. Достаточная ли компенсация те три с половиной мириад дохлых персов, за те полмириада, как минимум, скифов, что лягут при этом? Нет, я думаю! Что нам с них! Пусть их живут, плодятся и множатся! Нас ведь, уйдя отсюда, они станут бояться всегда и везде. И детям своим со внуками об этом поведают. И те нас тоже станут бояться! И тоже своим внукам-правнукам сие заповедают. А не придут они домой? И что нам с этого? Думаешь, персидские владыки о них пожалеют? Вот уж нет! Зато наши не погибшие помириада, дадут детишек в приплод мириада полтора – два. А если постараются так и все пять мириад. И мы действительно будем сильнее! Нас боятся те, кто пытался нас оби-деть, а мы, к тому же становимся еще многочисленнее и сильнее. Хорошо, а?
- Не прав ты Анотирс!
Все еще споря с ним, возражал неугомонный вояка Скопасис:
- Ведь погреби мы здесь войско царя царей – слава бы нас ждала громкая и долгая!
- А она нас и так ждет громкая и долгая, даже если персы, более никого не потеряв, выберутся из на-ших степей. Это в таком-то виде! Вонючие, ободранные, жалкие. Голодные и все сплошь животами скорб-ные. В своем собственном дерьме, коросте и лишаях всяческих. Обовшивевшие с изогнутыми потрепанны-ми бронями. И ведь это станут видеть все вокруг! Все! Понимаешь, Скопасис? А похороним мы их всех здесь, и что станут знать их люди? Пропали где-то в необъятной Скифии. Может, заблудились, а, может, вышли затем где-то, обойдя Понт Эвксинский.
- Так мы ж расскажем! А еще ж и греки…
- А что, греки? Греки те, сидя на Истре и Тирасе и сами ничего не зрели, только росказнями нашими пробавлялись!
Скифы давно уже установили контакт с греками на Тирасе и Истре, регулярно повествуя им о поло-жении армии царя царей. Те, правда, не больно-то верили, но рассказано им обо всем было! А уж верить, или не верить, это личное дело каждого человека. Своей веры и своего знания ему в голову не вставишь, правда?
- А слава…
- Так я ж и говорю тебе, голова два уха, что слава о нас именно тогда и пойдет настоящая, когда эти персы от нас пригребутся к себе ободранные и обосранные, полуживые, больные и избитые. Вот тогда сразу многие и многие, все кто увидит их нынешнее воинство, и видел то, что к нам в степь изначально входило, смогут выступить нашими видоками , рассказывая про то, что видели своими собственными глазами! И еще, Скопасис! Войску царя царей предстоит пройти вокруг Понта Эвксиноского и по Малой Азии, да и по всей Передней Азии  тоже. Пусть они почистятся и помоются, отскребут свои коросты и лишаи, подновят одежды и с большего починят брони. Все это они, конечно, сделают, как только выберутся от нас. Но все ж видели, что вошло их в нашу степь семь мириад, а вышло? Вот оно, главное-то! Это ж сколько свидетелей в тех странах, о их походе к нам расскажут своим семьям, друзьям и знакомым, а? А вот не рассказать о таком выдающемся явлении, какому они были прямыми свидетелями, они уже не замогут точно! Слишком это все интересно и важно!
Не раз и не два так спорили Скопасис с Анотирсом, пока однажды не довелось поспорить им, едучи на своих скакунах позади Идентирса. Услыхав их, царь сделал им знак приблизиться и сказал:
- Прав ты, в основном Анотирс, но не во всем все же… Думаю я, дадим мы грекам право решить, ос-таваться им самим под Дарием, или освободиться от него?
- ?
В немом вопросе замерли, глядя на своего царя, друзья-спорщики, ожидая продолжения сказанного:
- Время, назначенное царем грекам, ждать его из похода, в основном, истекло. Слыхал я от пленников, что дал он им ремень с шестью десятком узлов, повелев ежеден развязывать по узлу. А как освободят ре-мень от узлов – разрушить мост и уходить! Шестидесятый день ушел еще позавчера. Теперь грекам надо решать, хотят ли они быть свободными? И мы им это право предоставим. Греки нам не враги? Не враги, правильно! Вот пусть сами и решают, свободными им быть, или продолжать под персом нежиться? Пред-ложим им разрушить мосты и уйти восвояси, оставив нам разбираться с царем царей, а самим обеспокоиться своей свободой уже самостоятельно! И слава будет не меньшая для нас. Греки – народ торговый, везде бы-вающий. Разнесут славу о нас и нашей расправе с персами по всей Ойкумене. А мы, не меняя характера борьбы, потихоньку, никуда не спеша, добьем персов. Захотят те сдаться – и еще лучше. Возьмем их в по-лон, тех, кого еще не добьем до того часу и, овладев всех их нынешним майном, заклеймим и отведем тех в Ольвию и Тиру, выставив там на продажу. Заодно и заработаем на них всяко!
Тут даже и Скопасис с ними согласился, понимая, насколько решение Идантирса мудрее всего, что мог в этой ситуации предложить он сам. А их царь продолжил, завершая возникший меж ними разговор:
- А не захотят греки решить так судьбу державы персов – не надо! Пусть тогда забирают своего царя царей с голым задом, он нам незачем! Как за раба за него много не выручишь. А выкупать его персы вряд ли станут. У них ведь сразу разгориться оголтелая борьба за власть. Вот и пусть бы поборолись, посносили друг дружке головенок, наши оставив в покое. Нам до них дело что ли? А и то! Ведь и мы к ним в гости на-ладиться можем, если они вдруг сверх всякой разумной меры там у себя развоюются! Нет?
Согласно кивают скептухи царские, признавая правоту и мудрость державную своего царя. И пресле-дование персов продолжалось все в том же духе. Все также им не давали ни спать, ни дышать. И все также воевали с ними в основном издали, стрелами, избивая при случае. И шли уже не тремя, а многими гораздо более мелкими отрядами. И впереди и позади и нависая на флангах. Ведь опасность того, что персы огрыз-нуться, атакуя скифов большими силами и с яростью, стала просто исчезающе малой. Несчастные персы уже не смели даже и существенного охранения держать по флангам своей колонны войск и обозов. А Идан-тирс, однажды, сказавшись своим скептухам, взял Анотирса с его всадниками и, сильно обогнав персов, по-шел к переправе, до которой оставался едва день конного пути.

 ПЕРЕПРАВА, через день после этого.
Чем, как вы думаете, могли быть заняты греки, сидя на переправе? Конечно же, излюбленным своим занятием. Они спорили между собой! Главным заводатором этих споров, выступал Мильтиад, тиран Херсо-неса Фракийского. Порывистый и патриотичный, взывал он ко грекам:
- Эллины! Все узлы на ремне, данном нам Дарием, развязаны. Не изменим мы слову своему и даже персидскому царю не изменим, если, разобрав мосты на Тирасе и Истре, отправимся сей же час по домам!
- А царь царей?
Спрашивали более осторожные греки.
- А что царь царей? Мы просто точно и скрупулезно исполняем его приказ! Никто не может сказать об этом иного!
Мотали головами греки. Прав, конечно, Мильтиад, но и до них добегали скифы из степей, рассказы-вая, как гоняют они там войско царя царей. И верили греки в это, радуясь временами, и не верили, опасаясь, что вывернется как-нибудь царь царей и выместит свою мстительную злобу именно на их шкурах. Не вери-лось им, чтобы такую армию, какая была у царя царей, можно было разбить и развеять по степи, как полову веют по ветру. Не ведали они такой силы за собой и не подозревали ее в скифах. И, сомневаясь и желая пер-су, чтобы он свернул себе шею, спорили греки до полнейшей хрипоты и сухости во рту, обвиняя друг друга во всех смертных грехах, особенно в трусости и нерадении своему родному полису. Наспорившись, уходили спать, или пить сильно разбавленное вино, чтобы наутро снова начать спорить.
Но этим утром они еще не успели умыться и позавтракать, как грохот копыт обрушился на них. Оше-ломленные греки выскочили наружу, из ставших для них за эти два месяца уютными домами, чрев своих кораблей. Шум подняли их караульные, указывая копьями своими в степь, на левом берегу Тираса. На хо-рошем ходу, в быстром галопе, отнюдь не срывающемся в заполошный карьер, к ним приближался большой отряд отборной скифской конницы. Весь сплошь катафрактный, насчитывавший до тысячи всадников. Во главе его, к грекам приближался могучий воин зрелых лет с окладистой русой бородой на прекрасном золо-том коне. Многие, видавшие царя скифов раньше, сразу признали во всаднике Идантирса.
Греки, спешно напялив свои панцири, вышли встречать царя скифов, видя, что он не предпринимает ничего по отношению к ним враждебного. Подъехав ко грекам, Идантирс, подняв руку, поприветствовал их, обратившись к ним на греческом, поскольку общаясь с припонтийскими греками-колонистами, неплохо изучил их язык, будучи способен на нем довольно-таки свободно общаться. То, что он этого не обнаружил, разговаривая с Гобрагшем, когда тот был у него посланником, вполне понятно. Будучи на своей земле, раз-говаривать с посланником врага на каком-нибудь языке, отличном от родного, просто неприемлемо. А здесь – почему бы и нет! И земли пограничные. И греки скифам, в общем-то, не враги. Может, и не друзья, тут чего-то определенного сказать сложно, но, что не враги, так это точно!
- Привет вам, хитроумные греки! Все сторожите мост, порученный вам царем Дарием, псам стороже-вым уподобившись?
- Сторожим, царь скифов! А что нам еще остается?
- Слыхали ли вы, что избили мы сильно войско царя Дария, и что возвращается оно, несчастное и изо-биженное, сюда?
- Нет, никто нам об этом не говорил, царь скифов.
Завертели головами греки, начав недоуменно пожимать плечами.
- Не может быть, греки! Я ведь посылал к вам вестников, а они мне доносили, что говорили с вами. Мои люди мне не врут никогда! Были они здесь?
- Были…
Отвечали главы понурив, греки:
- Были и говорили, что гоните вы персов из земель ваших и что скоро те прибегут сюда. Только мы в это, царь скифов, прости, не верили! Нешто кто-то может избить такую армию, с какой по нашим мостам прошел в ваши степи персидский шахиншах?
- Может, греки, может! Меньше трети тех воинов, что перешли через Истр и Тирас по построенным вами мостам и вторглись в мои владения, сейчас возвращаются по своим следам сюда!
- Меньше трети?
Изумленно переспросил один из греков.
- Ты что? Плохо слышишь, грек? Так есть у меня человек, одаренный от рождения могучим гласом. Позвать? Нет? Тогда повторяю: меньше трети!
Громыхнул своим мощным голосом военачальника, слегка раздраженный таким непонятным недове-рием скифский царь.
- Я сказал, греки, а вы знаете, что скифы не врут никогда, разве что привирают немного, описывая свои удачи и чудеса, в степях случающиеся! И я вам говорю, что вы свободны от власти царя царей. Разби-райте свои мосты и возвращайтесь к себе домой. Вы свободны! За эту свободу, — сказали они,— вы должны быть благодарны нам, потому что это мы нанесли вашему прежнему владыке такой удар, что он уже ни на кого, наверное, не пойдет больше войной! Но избавлять вас от него совсем, мы не намерены! Потрудитесь, для разнообразия хотя бы, и сами!
Не дожидаясь реакции греков, повернул своего коня. И пройдя через пропустивший его отряд собст-венных отборных катафрактариев, поскакал назад. А греки, едва встряхнувшись, снова принялись отчаянно спорить.
Горячка Мильтиад требовал от своих соратников, немедленно принять предложение царя скифов. Но остальные вожди отрядов, осторожные, осмотрительные и недоверчивые, вертели головами, ловили веющие ветра, колебались, в общем. Они уже поняли, что скифам удалось то, что они считали невозможным. Воен-ная мощь персов, казалась им раньше несокрушимой. Но теперь, если скифский царь не врет, а скифы дей-ствительно не врут никогда, знали греки, предпринятый Дарием поход закончился полной неудачей. Скифы заманили громадное войско персов в глубь своей страны и истощили его силы, частично его уничтожив. Если они разберут мосты, скифы так и прикончат всех персов здесь. И при этом, они, греки, останутся чис-ты, даже слова своего, данного Дарию не нарушив. Ремень-то чист от узлов! Абсолютно чист! Снова взял слово Мильтиад. Он призвал греков отправиться домой на своих кораблях, разобрав тем самым мосты. И там, на берегах Геллеспонта и на всем ионийском побережье Малой Азии, поднять восстание против персов, чтобы вернуть греческим городам, порабощенным персами, свободу.
Однако греки все колебались. Оно было и не удивительно. Слишком многие обрели власть в своих городах-полисах через персов. И теперь ни в коей мере не хотели с этой властью расставаться. Слово взял милетский тиран Гистией, получивший свою власть из рук перса:
- Если могущество Дария будет сокрушено, то в наших городах поднимется парод и лишит нас вла-сти!
И большинство греков были из таких. Неудивительно, что предложение Мильтиада было не принято, он, правда, настоял на голосовании. Но и здесь он проиграл. Греки решили для виду мост через Тирас разо-брать, но покрытие оставить на кораблях, отведя их на буксире, к правому берегу Тираса. Там им и скифы не страшны и время для окончательного выбора у них будет. А заодно, они покажут скифскому царю, кто, подозревали греки, ушел недалеко и наблюдает, наверное, за ними, что приняли его предложение. А когда подойдет к берегу Дарий, они смогут собрать мост очень быстро, менее чем за полдня. И царь царей, не слишком и задерживаясь, перейдет по их мосту. За это, думали греки, Дарий не может быть им не благода-рен и он, надо думать, их отблагодарит.
Скифы вместе с Идантирсом, наблюдали, спешившись и, оставив своих коней у подножия обратного ската холма, как греки, расцепив корабли, разводят их из моста, отводя к дальнему правому берегу. Для их царя все было слишком ясно – греки просто боятся и пытаются выгадать! Что же, их дело! Он свое, на пер-сах взял, так или иначе, а вот уже они – как себе захотят! Так и решилась судьба персов в этом несчастном для них походе. Скифы, взлетев на коней, ушли восвояси, намереваясь активно продолжать изгнание воин-ства  царя царей из своих, священных пределов. А над Тирасом снова воцарилась сонная тишина. Только стук молотков и топоров греков, все еще возившихся с мостом, и посвист флейт аулетов  с их судов.

ВЫПАСЫ  СКОТА  ПЕРСОВ, ночь через сутки
Честь окончательно лишить персов их вьючного и мясного скота, выпала на долю отряда Анотирса. Следующим утром, после их поездки к грекам, державшим мост через Тирас, Идантирс снова спешно по-звал Анотирса к себе. Тот, свистнув Раутирса, приехал незамедлительно, и получил от своего царя особенно почетный для себя приказ:
- Разведка доносит, Анотирс, персы выпасают свой вьючный и мясной скот несколько подальше, чем скот обозный, тягловый. До сих пор мы его трогали слабо. Так, когда-никогда угоняли сотню – другую го-лов. Не кажется ли тебе, что пришло время лишить их и этого достояния. Скот тот, он и нам пригодится. А персам-то он зачем?
- Нам, Идантирс, он, на бедность нашу, точно лишним не будет! Так что? Повелишь мне этим озабо-титься?
- А и озаботься, Анотирс, обязательно озаботься! Мыслю я, лишним это не встанет! Скота у них уже не так много как в начале и даже в середине похода, а все же с три – четыре тысячи голов крупного рогатого и с пять – семь тысяч голов мелкого скота у них по-прежнему наберется. А чтобы тебе, отбив тот скот, мно-го бегать от персов не довелось, я прикажу Скопасису стать у тебя за спиной со своими всадниками. Так что, коли персы отважатся вас преследовать, выводи их, сдерживая, на Скопасиса. А уж тот на них отоспится всласть! Да и сам я там поблизости буду!
- А не перерастет ли эта акция в решительное сражение с персами?
- Не думаю, Анотирс! Без своей пехоты персы с нами сразиться не решаться ни за что!
Тем же вечером, конники Анотирса, обув своих скакунов в овчинные чуни, подкрадывались к пойме маленькой речушки, под защитой которой персы выпасали свой, еще оставшийся у них, мясной скот. Выпа-сы эти, разместившись в месте, где в небольшой приток Гиппаниса, в свою чреду, втекала маленькая речуш-ка, поросшая молоденькой лозой. Эта луговина, между двумя речками, представляли собой естественно за-щищенную площадку для выпаса скота. С одной стороны приток Гиппаниса, с другой собственный приток притока, составляли острый угловой клин с прекрасной и на диво сочной травой. Ее было, вообще-то не-много, но на ночной выпас скота – точно достанет. Со стороны, противоположной углу, персы раскинули свой лагерь, предусмотрительно загородив его от степи, сцепленными между собой возами. На таком выпа-се, думалось Дарию, их скот сумеет набрать вес, откормиться за ночь в полной безопасности. Вот только скифы так не думали.
По договоренности с Анотирсом, Скопасис поставил свой отряд за грядой холмов, отбежавших в степь от притока Гиппаниса, рассчитывая, что именно туда и погонят отбитый у персов скот воины Анотир-са. А сам Анотирс и его воины, нацелились атаковать выпасы через приток притока Гиппаниса, очень мел-ководный, но чистый и быстрый. Здесь местность холмилась с особым старанием, обещая еще севернее уже и гористые места, каковые та, собственно и имелись . Охранял выпасаемый скот отряд легкоконных пер-сов из состава конницы Вишташпы, наиболее боеспособной в персидской рати. Числом отряд не превышал отряда Анотирса. Только вот состояние и людей и лошадей было у них намного худшим, чем у скифов. Дол-гое бегство не располагает, знаете ли, к старательному поддержанию боевой формы, ни людей, ни коней. Ближе к утру, Анотирс со своими конниками вышли к поросшему лозой небольшому притоку притока Гип-паниса. Спешившись, они быстро избавили своих скакунов от овчинных чунь, они хоть и не намного, а за-медляют ход лошади. Все, их игры с тишиной завершены, сейчас все делать надо быстро. И без разницы, будет это громко, или нет!? Их кони, легко и быстро проломив путь через молодую, еще не окрепшую  лозу, уже бодро разбрызгивали копытами прозрачные и сладкие струи мелкой речонки-притока, почти ручья, об-давая и своих и чужих наездников холодными веерами отлично пробуждающих поутру брызг. Стоял отча-янный треск ломаемой конями лозы, громко плюхали по мелкой воде копыта. Екая селезенками своих ло-шаков, скифы бодро преодолели невысокий бережок этого безымянного притока, сходу раскидывая широ-кую цепь конного строя, середину коей, составляли приданная на этот бой Анотирсу, сотня нарочитых ка-тафрактариев Идантирса. И только тут, обнаружив почти прямо перед собой весь охранный отряд персов, только начавший собираться воедино, скифы пванулись вперед.
Нет, не ждали персы Вишташпы скифов отсюда, никак не ждали. Они ведь, заступив в охрану стад и отар, совсем не хотели оставить своих коней без пастбища в ночном. И, разуздав, пасли их всю ночь, давая беспрепятственно щипать траву. Многие из них, спешившись, отдыхали рядом с лошадьми. Опасно? А что в их положении бело безопасно? Опасно было везде и всегда. С опасностью свыклись. К ней привыкли так, как привыкают к сварливой жене, или стервозной теще. Не выпасти совсем своего коня было, возможно, еще опаснее. Выпасая своих коней почти всю ночь, они еще далеко не все успели им вложить мундштуки  и грызла  во рты. И не все успели взлететь в седла. А скифы, подравниваясь на малом ходу от речки на луговину, уже брали разбегом в галоп. Персы еще только вскакивали в седла, только еще начиная выравни-вать свой строй, когда прямо на них вынеслась бешенная конная лава скифов, уже выровнявшаяся и взявшая наизготовку свои луки со стрелами. Два – три десятка галопных скачков их скакунов и скифы вошли в дис-танцию лучного боя, тогда как персы еще всего лишь начинали свой разгон. То, что скифы в очередной раз выскочили, откуда их не ждали, нисколько уже не подивило персов. Привыкли! Но то, как же быстро они начинали свое отчаянно меткое стрелометание, вот это было для тех по-прежнему изумительно-поразительным! А скифы, взвыв на все голоса, метнули по персам полный залп стрел, потом второй, тре-тий…
Персы же, только еще бросив свою лаву навстречу скифской, со стрельбой слегка промешкали, уже вылетая из седел, поражаемые их меткими стрелами. Но и они собирались, все точнее выцеливая, быстро к ним приближающегося врага. Анотирс, скача в глубине строя, четко словил момент, когда надо было бро-сать свою лук за спину, в горит. Рука сама отыскала копье, коротко вздернув его вверх, привычно освободи-ла пятку из седельной петли. Щит, словно сам слетев с левого плеча, подхвачен левой рукой. И все! Уже отчетливо видны все детали скачущих встречь персов, еще только прячущих свои луки в саадаки и тоже хватающих копья. Время! На точном тычке вперед, острие копья находит глаз противника, не зря ведь степ-ные учатся с детства играть копьем, вместо детской игрушки. И короткий хруст сминаемых костей, брызги крови, прощальный вопль боли только что атакованного и уже убитого им противника. И вздергивание ко-пья, треснувшего у самой втулки крепления острия. Завалился встречный перс назад, вылетая из седла. И невольно резко затянул узду своего скакуна, тот, поставив свечу, встал на задние ноги, молотя передними по воздуху, а Анотирс привычно отклонился от его копыт, удар коих по шелому мог стать для него и смертель-ным. На этом отклоненни он вырвал из его петли, свой клевец, замахнувшись им и уходя корпусом вправо. Самое время, ибо всадник персов справа, уже заносил свое копье для разящего удара. Пропал удар мимо! А примерно такой же удар слева, Анотирс принял щитом, слегка отводя его от себя в сторону. Но атаковать налево, ему было не сруки, да и без нужды, ибо того перса уже нанизал на свое копье сосед по строю. Пра-вильно, так оно в схватке конных и происходит. Бей того, кто напал на товарища и надейся, что тебе, когда настанет твой срок, окажут такую же услугу, не задержавшись ни на миг, как и ты сейчас! Это не ристалище степного тоя, здесь нет места честной схватке – это реальный бой! Реальнее некуда и настоящее его не най-дешь! Убей врага, если есть возможность. И защити себя. Но под клевец выносило перса или парфянина справа. И клевец взлетел вверх, описывая законченную кривую. Перс успел выбросить встречь клевцу щит, что его и спасло. Но своего удара нанести не поспел.  Его пронесло мимо размахом скачки, а там, позади он либо падет еще от чьего-то удара, ибо лишился щита, встав беззащитным, либо сразит кого-нибудь сам. Его уделом стал уже следующий вражеский всадник. Вот его-то Анотирс и отоварил клевцом по лбу, легко про-бив лобовую кость несчастного и отправив его к праотцам. При этом свой клевец он привычно дернул назад прямо на ударе, освобождая тот из черепа врага. И тут же принял шитом чей-то меч, толкнув коня своим правым коленом, довернуть вправо. Привет! Перс вошел в дистанцию удара клевцом и его не замедлили приложить по его плечу. Дикий вопль боли пронесло справа.
А он едва сумел удержать свой клевец, не дав битому им персу, унести того в себе. И пригнулся в седле, обхватив шею скакуна занятыми щитом и клевцом, руками. Эт-то вот оч-чень вовремя! Вражеское копье, проткнув воздух в том месте, где должна была оказаться, если бы он не пригнулся, его рожа, или шея. И бить этого перса довелось уже вдогон. Его клевец, ударив, пусть и вскользь, по ребрам врага, свое дело сделал. Того понесло еще левее. И там его, корчащегося от боли в правом боку, попятнанном клевцом Ано-тирса, весело вздели на острие копья. Близкий бой на всем встречном скаку у конных, на диво скоротечен. Только-только сошлись, а уже их разносит в прямо противоположных направлениях размах скачки. Другие враги, испугавшись, пытаются развернуться, но, оказавшись на пути скифов, они обречены, немедленно по-падая под их яростные и точные удары.
Все, те персы отыграны им, и уже позади. И скифы из задних, схватившись за луки, расстреливают их, оборотившись всем корпусом в седле, назад. А те, кто, как и Анотирс, оказались в передних рядах, быстро закрепив свои клевцы и копья у седел, снова тянут луки и стрелы из горитов, привычно подравнивая свой строй. Из персов перед ними только пастухи. Ну, с этими им не воевать, этих они просто постреляют, сбли-зившись еще, для пущей верночти, чтобы не тратить стрел зазря. Да и мало их. А вот стада и отары скота, вспугнутые ходом летящей прямо на них многочисленной конницы, вполне запланированно бросаются нау-тек. Впрочем, какой-то ярый бык, поняв себя хозяином в стаде, пробует, кажется, повоевать, пристраиваясь бодаться со всадником. Напрасно он это! Явно сгоряча! Три или даже четыре стрелы поражают того быка, заставляя его взреветь. А в том реве и жалоба боли и ярость самца и настоящего бойца, не зря же эти слова так славно рифмуются, звуча в едином ритме, так и не сумевшего затеять угодный его самолюбию близкий бой. Но, некогда с ним разбираться с этим молодцеватым быком. Еще пяток стрел, в него воткнувшихся, бросают его на колени, а чей-то милосердный клевец разносит ему череп. Все, кранты тому быку, больше он бодаться уж точно не станет! Заплатил он самую высокую цену за свою одинокую попытку проявить муже-ство. Да, стоит оно дорого, так оттого ж и ценится!
И бежит скот перед ними, испуганно мыча и блея. Перепуганные коровы наступают на овец своими тяжелыми раздвоенными копытами и те, возопив пронзительно и жалобно в последний раз, так и остаются на лугу, завершив свой неудавшийся выпас. Нагнувшись, молодой скиф впереди подхватывает овцу в седло, быстро перерезая ей глотку ножом. Правильно, крови надо дать сойти, чтобы не испортить мясо! Зачем доб-ро персам оставлять? Они его не заслужили. В лагере персов, открытом с этого бока всем и всему, началась невероятная замятня. Они, кажется, решили, что скифы атакуют именно их, подобравшись, как всегда, с самого неожиданного направления. Пешие спешат ставить щиты и занимают за ними позиции. Занимайте, славные, занимайте, вы ж и не дадите своей коннице сразу пойти за нами в угон. А скот уже запрудил при-ток Гиппаниса, форсируя реку. Коровы быки, овцы, ослы и верблюды. Все вперемешку. И только лошадей очень и очень мало. Тех, похоже, персы, привыкшие к мерзким повадкам скифов, предпочитали выпасать наособицу. И под особым присмотром. Они задерживаются на берегу, давая перейти реку скоту. Почти сот-ню своих отряжает Анотирс, с приказом, гнать скот побыстрее, за ближайшую гряду холмов. Есть риск за-гнать многих? Есть, конечно! Так ведь и скот-то не свой! Лишнего рисковать, конечно, не надо, а и особен-но церемониться с этим скотом, пока нет нужды. Вот после раздела, когда каждая голова обретет своего персонального хозяина-скифа, тогда да! Тогда ее и станут беречь всерьез и наособицу.
А пока – надо уносить ноги, пока они еще точно твои! Нет, персы из лагеря еще только начали выби-раться и Анотирс, все прикинув, командует своим быстрее перебираться через приток Гиппанися. Не глубок он, однако. Даже и до колен коням ноги не достают. Хотя и в такой воде с десяток – другой овец все же умудрилось утопнуть! Ну что ты с ними сделаешь? Не этих животных, право, через реки самоходом гонять. Глупы и беспомощны зело!
Кони его конников бодро и резво, отдохнули черти! – выносят своих всадников на твердую землю. Оглянувшись в какой раз, Анотирс видит, как мощный, тысячи в полторы, никак не менее, отряд конных персов выходит на только что оставленный ими берег. А вот с этими мы и поиграем, давая тем, что отпра-вились гнать скот, уйти вперед. Этот приток Гиппаниса и не глубок и не широк. Луки сразу же в деле, как только копыьта персидских лошадей, коснулись прозрачных вод. Щелкают тетивы по крагам перстатиц. Тоненько шуршат в воздухе, улетая стрелы. Басовито гудят, вибрируя после выстрела тетивы. Персы сходя с невысокого, но крутого берега в воду, тоже бьют лучным боем по скифам на том берегу. Их более чем втрое больше. Но им же и труднее. Кони по воде двигаются скачками и рывками. Тяжело им, вода держит сильнее воздуха. Приладиться со стрельбой в такт такому ходу, большая проблема. Тут дело не только в умении, но и в практике, а, порой, и просто в голой удаче! А скифы с берега, бьют в комфортных условиях, в свое удо-вольствие, почти стоя. Как всегда, переправа под обстрелом затягивается. Оно ж и понятно. Оглянувшись на своих, угоняющих скот, Анотирс видит, что те, разогнавшись, уже прошли половину пути до холмов. Хо-рошо! Можно уже и уходить.
Бросив по персам еще два залпа стрел и добавив красненького в воду, скифы, тоже теряя людей под стрелами, а куда ж ты денешься? – персы ведь, тоже стрелки не пальцем деланные! Их ведь тоже с самого раннего, считай титешного еще, детства, за огрехи в стрельбе, отцы да деды розгами и палками нещадно учили по многотерпеливым задам и спинам – быстро разворачиваются, и судорожными скачками поднима-ют лошадей в галоп, начиная спешный отход. Не на этом берегу им упираться насмерть. Их задача персов трепать, а не головы свои класть!
Персов выносит на берег реки и первый их десяток, вырвавшийся из воды на сухое, сразу же сметают скифские стрелы, брошенные ими на отходе. Судьба второго десятка та же. Но дальше все больше и больше персов оказывается на берегу и конникам Анотирса доводится отступать, завесив свои, напряженно ждущие удара стрелы преследователей, спины, щитами. Чьи-то спины тех стрел дожидаются, иные же – нет. Его пастухи, далеко забравшие вперед, уже гонят скот за холмы. Вот и они бегут все тем же путем, приглашая за собой и персов. Давайте ребятки, давайте, самое время вам поразмяться, да и нам  уши свои размять не во грех встанет.
Эх-х! Развеселое это дело – отчаянная скачка по степи с утреца, прикрывая угон скота. Напоминает старые добрые времена веселых и стремительно-отчаянных степных войн с савроматами. Какие там, впро-чем, войны? Сегодня савроматы – их союзники! А как тогда воевалось-то легко! С противником, какой все о степи знает и все понимает не хуже твоего. Уж там уж точно, кто кого обхитрит! И война та выигрывались не задницей в седле и не акинаком в руке, а головой и смекалкой, знанием рельефа степи и умением сторго-вать сурка за зайца. И безо всяких перерывов на ночь и непогодь. Нет уж, взялся воевать, воюй давай! Не отлынивай и не кивай – дождь моросит, мол!
Легко поворачиваясь всем корпусом в седле, Анотирс мечет стрелы в персов, как, впрочем, и все ос-тальные его конники. Персы, те тоже, не будь дураки, мечут по ним свои стрелы. И воины из седел вылета-ют и тут и там, и у персов и у скифов. Но спасительные холмы все ближе и ближе. Только вот персы не в курсе, что они спасительные, а его воины знают это все, как один.
Угнанный скот уже давно скрылся за холмами, совсем не видать ни его, ни всадников, его гонящих перед собой. Вскоре и они начинают немного подниматься вверх, несколько снижая из-за этого бег своих коней. Персы, ясное дело, их настигают. В щит на спине, гулко тукнув, ударила бойкая стрела. А он, развер-нувшись, бросил свою по вырвавшемуся вперед персу. От его стрелы, видя момент выстрела, тот увернулся. Зато ж сразу угодил под чью-то еще. Приятно это видеть, как кувыркается из седла твой враг! Но они уже проходят, слегка толпясь, меж двух холмов и вырываются снова на привычную степную ширь. Так, слева пусто, там нет никого. А там и быть никого не должно! Прямо перед ними в трех – четырех перестрелах, спеша, улепетывают те его воины, кто гонит угнанный скот. А вот справа! Справа, как и договаривались, выстроившись в четкий ряд, стоят конники Скопасиса. А за спиной всадников Анотирса, с топотом врыва-ются в распадок между холмами, подставляя свой правый фланг под страшный удар, распаленные бойкой погоней персы, преследующие конников Анотирса. Опять забыли, бедные, что в степной войне без много-кратной подстраховки не воюют. И как только их лава, расширяясь и захватывая луговину, вылетает из про-странства меж холмами, приходит в слитное движение конница Скопасиса, нацеливая свой неумлдимый удар персам в их правый фланг.
А прямо на них, обходя в две струи, с обоих сторон, угоняемый скот, идет сам Идантирс, со всей скифской конницей. Тут хватило бы и четверти того, что у него есть, для вполне гарантированной подстра-ховки. Но царь, усмехаясь, сказал тогда на совещании своих скептухов, что удар более мощными силами должен гарантированно уменьшить их потери. Ну и правильно! Если есть возможность бить насмерть, чего ж тогда врага жалеть? Чего его мучить? По знаку Анотирса, его конница замедляет свой бег, разворачива-ясь. И описывает четкую окружность влево, лишь бы поспеть до подхода воинов Идантирса и не столкнуть-ся флангами с людьми Скопасиса! Пожэтому и вправо ходить Нельзя! Зачем? Степь большая, а сторон света аж четыре – всем и каждому из них троих достанет своей персональной стороны и даже еще одна останется! И уже находясь на кругу, выполняя разворот, видят они, как быстро и весело выносит из седел стрелами скифов Скопасиса, только что весело гнавшихся за ними персов. А как, небось, свистало у тех в ушах весе-лыми и веселящими густую кровь, ветрами погони! Их выкос начался с правого фланга. Но и персидский командир молодец. Он не трус и в конном деле явственно кое-чего шурупит. Понимая, что останавливать своих – только начинать увеличивать сумятицу, отворачивать нету смысла, все равно догонят и покрошат в угон, он только добавляет хода, прибавив рыси, до полного карьера. Но тут и он уже видит, что прямо в лоб ему несет, намного превышающую численность его отряда, массу скифской конницы. И волосы у команди-ра персов, под его шлемом с острым навершием, напоминающим колпак, наверное, встают дыбом. Этого его конным уж совершенно точно никак не перенести. И большими потерями тут не отделаешься – вырубят всех! Но не складывать же руки, дожидаясь скифского таранного удара, и перс торопиться столкнуться с конницей Идантирса. И это происходит уже почти прямо перед фронтом конных Анотирса, чей четкий по-ворот влево уже вполне завершен. Его конница спешит выйти на левый фланг персов и обрушиться на него всем своим разьяренным весом. Страшный грохот от столкновения двух немалых масс конницы, раскати-лись над сразу примолкшей степью. Даже поздние жаворонки заткнулись! Какие тут песни, когда там внизу так все грохочет и кричит. И замелькали в стремительных, зменых выпадах копья, доставая врагов. А в воз-духе мельтешили многие клевцы и матовым переблеском, высвечивались мечи. И отряд персов, шедший за конными Анотирса, сразу понял всю свою незадачливость и вящую обреченность.
А ему в правый фланг уже вынесло весь отряд Скопасиса. Те, осыпая на сближении персов стрелами, атаковали их сбоку, сильно сбивая влево. И уже здесь, немного подзадержавшись с атакой, что поделаешь? их кони уже пристали! – грянул тем в их левый фланг слегка потрепанный, но по-прежнему победоносный, отряд Анотирса. И понеслась веселуха. Бросив по персам три стрелы на сближении, Анотирс снова бросает лук в горит, и выхватывает клевец, спуская щит на руку. И добавляют они грохоту к битве, налетев на левый фланг своих врагов. И персы, смятые и опрокинутые, ищут спасения в бегстве. А еще им в чем его искать прикажете? Когда их, зажав стрех сторон, берут за цугундер три конных отряда намного их превосходящие общим числом. Тут хочешь, не хочешь, а побежишь в единственно оставшуюся не перекрытой сторону, ку-да еще им и можно бежать. И снова их проносит меж теми же холмами, что и давеча, только уже в иную сторону. И снова кочковатый, изрытый сурчинами, луг с притоком Гиппаниса под ногами их скакунов. То тут, то там в разных позах кучкуются старые и новые трупы, свои и чужие. А конница персов, ужасно стра-дая от стрел скифов, бросается в воду. Надеются, наверное, что скифы поспешат за ними. А свои, уже изго-товившиеся на другом берегу, встретят их густым лучным боем, грянув позже по ним лобовым ударом. Но скифы, искушенные в хитростях степной войны, где такие хитрости этажами надстраиваются одна над дру-гой, останавливают погоню. Не входя в воду, приглашают персов самих переходить реку под стрелами ски-фов, атакуя их на этом берегу. Что ж вы там стоите? Тут ваших бывших коллег, едва выходящих на тот бе-рег притока Гиппаниса, засыпают стрелами, изничтожая, как сорняк никчемный, под самый корешок? Но, не те уже персы, отнюдь не те! Не манят их уже подобные приглашения. Все! Вышла пшиком персидская сила, обратившись слабостью и неуверенностью. Еще неделю назад, возрадовавшись бы возможности зате-ять генеральное сражение, с основными силами скифов, персы всенепременно сунулись бы в реку, под сви-репые стрелы степняков. Но не сегодня. Неделя ведь целая прошла. И неделя это, ума, по-видимому, персам добавила. Через битье, конечно, а как иначе прикажете его и добавлять-то?
Они уже не спешили в атаку, веруя истово в свое превосходство и неодолимость своей силы и своего оружия. Уже хорошенько познали на своих боках и пустых черепах существенность и абсолютную серьез-ность силы противника. И призадумались. А задумавшись, безумные поступки вершить тяжеленько стано-вится. Вот и персы, тоскливо посмотрев, как весело и сноровисто скифы подбирают стрелами остатки отря-да, выскочившего преследовать угонщиков скота, вперед не пошли. Вишташпа, командовавший всей кон-ницей армии персов, выведенной им на берег притока Гиппаниса, уже почти вслух проклинал себя за то, что поторопился, бросив отряд конных мидян в угон за угонщиками скота. Мог бы уже и понять, что там будет отсекающая ловушка. И, что даже идти в угон всеми конными силами, отрываясь от своей пехоты, очень и очень небезопасно, поколотить постараются за милую душу. А и поколотят, скорее всего. Наверное, не так, как поколотили мидян, попросту уничтожив их всех, до единого, но и тем не менее. Нет, сейчас, заняв пози-ции на более высоком берегу Гипапаниса, он предпочитал ждать атаки скифов через реку, чтобы засыпать их при броде стрелами, атаковав всей силой своей конницы, когда они начнут выходить из воды на сушу. И дождаться своей пехоты, бегущей уже из лагеря, в этом он был абсолютно уверен. С пехотой вместе, они были сильнее Идантирса. А их конница, числом еще равная скифам, даже после уничтожения отряда мидян, против скифской злой конницы уже не потянет, даже и в прямом бою. И воеводе, вроде его, попадаться в такие ловушки уже стыдно. А вот ведь попался! Уж очень жаль стало последнего своего скота. Идти еще, наверное, пару дней, а пожрать у них остаются только крупы, сухофрукты и, если сумеют сегодня выпечь – пресные лепешки. Оглодали вдрызг. И люди и скот ослабли. Дойдут ли? А тут еще нагло угоняют остав-шийся у них мясной скот! Анхра Манью! За что ополчился на нас? Чем мы тебе не угодили? И за что, о, Ахуромазда, ты покинул нас?
Так они и стояли, роя;сь по оба берега этого несчастного безымянного притока Гиппаниса. Скифы и персы. Все конные. Только и дожидаясь, кто из них ошибется первым. Очень частая ситуация в быстропе-ременной и изобилующей крутыми поворотами степной войне. Впрочем, персов на другом берегу было не так уж и много. Там были и персы, и парфяне, и урартийцы, и эфталиты, и согды, и бактрийцы и арабы, и ассирийцы. И кого там только не было! Весь тогдашний мир в миниатюре собрался на одном из берегов бе-зымянного притока Гиппаниса. Скифы, воспользовавшись остановкой преследования, аккуратно выравни-вали свои ряды. Всадников Анотирса, подошедших позднее, Идантирс отвел от берега, поместив  свой ре-зерв. Появилось время дать отдышаться, и коням, и людям – так и чего ж стесняться? Надо это дозволять.
Персы тоже подравниваются, так и не решаясь вступить в реку. Но уже видят из их задних рядов свою пыхтящую, на тяжком бегу, пехоту, что тащит с собой огромные стационарные щиты. И пехотинцы, выдви-гаясь вперед, устанавливают свои щиты, перекрывая брод. И без того неглубокий приток большой реки, здесь разлился особенно, и, оттого, особенно мелок. Вот здесь его и перекрыли пешие персы, а конные оття-нулись им за спину. Нет, они не пустили своих коней пастись, расслабившись и сами, куда там? Собранные и напряженные сидели они в седлах, ожидая от скифов очередной подлости. И почти дождались! С ужасом видит Вишташпа, как на берег притока этого притока Гиппаниса, той самой, откуда пришли скифы, угнав-шие скот, уже и совсем мелкой речонки, почти ручейка, выходит большой отряд скифской конницы, сотен в двадцать. Это Таксокис со своими пришел полюбопытствовать, а что же здесь твориться, отчего все утро столько звона стали и бранных криков? Чего не поделили? И сразу нависает над тылами персов, нервируя уже не только Вишташпу, но и каждого, кто понимает еще хотя бы чего-нибудь. И персы, тихо-тихо, стара-ясь не нервировать скифов, оттягиваются к своему лагерю, порешив сегодня с продолжением похода и боя повременить. Не так день начат, чтобы позволить ему продолжаться в том же духе. Надо подождать. Вот только будут ли ждать их греки? Персы того не ведают и, оттого, нервничают еще больше и намного силь-нее. Вопрос целости переправ – он для них далеко не праздный!
И только Вишташпа уже понял, что добивать совсем, скифы их не станут. Ободранными, обгаженны-ми, разбитыми и сломанными, им позволят уйти из степей. Зачем-то скифам это нужно. Ведь добить их мог-ли уже сегодня. Вполне могли! Но – пренебрегли. И иных объяснений, что ими просто побрезговали, у пре-мудрого Вишташпы не находилось. Он посоветовался с Гобрагшем, к ним присоединились Артаферн и Да-тис. И все вместе, придя к единому мнению, наблюдали как скифы трудолюбиво разоблачают погибших сегодня всадников-персов, освобождая их от доспехов и найденного на них майна. А и что они могли им поделать? Пальчиками погрозить? Оч-чень те этого боятся! Так боятся, что просто дрожмя дрожат!
Неспешно трудясь, скифы обошли все поле, собирая доспехи на пригнанные арбы. Сегодня они не добивали раненых. Незачем. Рядом с ними есть те, кому положено о раненых заботиться. Правда, делать это перепуганные персы не спешат. Так никто из них и не откликнется на слабеющие призывы на помощь своих бывших сослуживцев и не придет им помогать. Или, хотя бы, добить. Так и оставят всех их степным па-дальщикам на поживу. А ведь и Идантирс оставлял персов недобитыми не просто так. Он рассчитывал, что те еще дополнительно и заметно обременят и без того не в меру отяжелевших персов. Но Дарий, так и не поняв этого, на подачу хитрого скифа не поддался, раненых собирать и ухаживать за ними не стал. Он про-сто их бросил. Ему не впервой! Уже на следующий день Дарий снялся с этого лагеря и пошел дальше…

ОКОНЧАНИЕ ИСХОДА
Третий день с того самого дня, как угнали последний скот персов, воинство Дария, по-прежнему во-няя, скрипя давно уже притершимися и несмазанными осями, и стеная на всю степь, из последних сил полз-ло к вожделенным переправам. Им доводилось много петлять среди рек и пойменных болотистых лугов, уходя от свирепых и надоедливых атак вездесущей скифской конницы. Этим утром, встав, они с Вишташ-пой сочли парсанги пути по чертежу шахиншаха, где Дарий и Гобрагш имели привычку отмечать все прой-денные участки пути, их длину и имеющиеся ориентиры. Получалось ходу им до переправы через Тирас около двух полных дней. А, может быть и немногим менее! И они решили, чтобы не терять излишне людей и не рисковать своими жизнями, последней ночью, на отдых ночевать не становиться, так и продолжать путь, пока не упрутся в мост. И только перебравшись через него, становиться на отдых. Авантюрно? Навер-ное! Но и понять их всех можно. Уж очень им хотелось быстрее убраться из этих скифских просторов.
Известили и воинство, все еще остававшееся у них. Маловато его уже оставалось у всесильного там, в обжитой людьми Азии, царя царей. Оно, повздыхав и посомневавшись свое, приняло предложение с энтузи-азмом. Каждого прельщала реальная близость конца похода, как и то, что он до нее все-таки дожил. И каж-дому думалось: НЕУЖЕЛИ? Я? ДОЖИЛ? Готовились двинуться в путь немного дольше обычного, все про-веряя и приводя в порядок. Их обоз сильно уменьшился, поскольку потерян был к этому времени весь мяс-ной скот, большая часть тяглового и почти весь вьючный скот. На парных бычьих упряжках, голодно погля-дывая на не менее самих людей голодных быков, пасти то их на отшибе от лагеря давно никто не решался! – везли в основном стационарные щиты для персидской пехоты. Ночами они утверждались вокруг лагеря. Без них, громоздких им пришлось бы  совсем несладко, оттого и везли их, отдавая им остатки мест на возах, коих уже не хватало ни для чего, ни для существенного, ни для пустого. Быки в упряжках, исхудалые и сну-лые, шатались, казалось бы, единственно от ветра. Ведь который уже день питались они лишь объедьями травы в самом лагере, поскольку персы не смели и носа высунуть за периметр своих громоздкиъх шатров. И все едино погибали, и персы и их быки.
Придерживаясь за грубые борта ужасно расшатанных и безбожно визжащих телег, тяжело волочила ноги смертельно уставшая персидская пехота. Рядом, колыхаясь на ужасно исхудавших, давно уже как след не кормленных конях, ехала персидская, эфталитская, арабская и парфянская конница. Мидийской, бак-трийской и согдийской, считай, уже не осталось нисколько, так, отдельные всадники, или малые их группки. Остальные выложили своими телами раздольную скифскую степь, давая обильную пищу бытующим в ней падальщикам, большей частью волкам, лисам и воронам. Да и сами всадники выглядели никак не лучше тех одров, каких они еще называли лошадьми. Опухшие грязные морды, со следами многих ранений, ушибов и ожогов. Безумно-безразличные ко всему окружающему, глаза. Израненные всем и всяк руки, давно не ре-монтированные панцири, с коих гроздьями свисали, наполовину отвалившиеся пластинки металла. И тулы, в коих почти уже не было стрел. Их седла, разбитые от постоянного ерзанья всадников, держались на спи-нах коней, этих несчастных одров уже стыдно было именовать «скакунами», на одном только честном сло-ве. С лошадей грязными пропотевшими клоками свисала спутанная давно уже не чесанная шерсть, гривы тоже спутаны, грязны и жалки. А копыта, разбитые и раздавленные весом коней и их всадников, едва паре-ставляются несчастными лошадьми.
Свою войсковую казну войску пришлось бросить еще третьего дня, когда стрелы убили обоих лоша-дей в упряжке обитой медью телеги, где она и содержалась. Голодные люди резали на части еще живых ло-шадей, нисколько не трудясь их прежде убить. Ибо с пищей в последнюю неделю в войске ситуация обстоя-ла ужасающе. Точнее, с пищей-то, она как раз была бы сносной, а вот без пищи – точно стала ужасающей! Кроме возков со щитами пехоты – их надежды на крайний случай, продолжала перемещаться еще колесница царя царей, хотя и квадрига вороных, в нее запряженных, выглядела вполне изможденной, шатаясь в по-стромках . Тот факт, что колесница еще исполняла, худо ли бедно, свои функции, был целиком и полно-стью обеспечен беспримерной старательностью Колоша. Кто на каждой стоянке все что-то починял и ис-правлял, старался ходить за лошадьми. Панцири всех лошадей были, тем не менее изорваны, едва держась на их спинах и шеях, упряжь держалась только на честном слове все того же Колоша, много крат чиненная и перечиненная. Царь царей и Аспазия давно уже сжились смирно сидеть в ограждении колесницы, выбросив для ее облегчения походный щит царя царей, доставшийся, наверное, все тем же скифам.
Он весь выкованный из тонкой бронзы, послужит им то ли для защиты их тел в бою, то ли для выпеч-ки хлеба их женщинами. А скифы были совсем рядом, бросая и бросая стрелы по персам, раз за разом беря чьи-то жизни. Если за дорогу к Борисфену, панцирь шахиншаха отразил всего-то две стрелы, и одна воткну-лась в борт колесницы, обложенный золотыми пластинами, то только за вчерашний день в него попали три стрелы, к счастью не пробив ни разу панциря. А в бортах колесницы застряли аж пять хищных стрел. Но скифы почему-то не предпринимали усилий, чтобы добить персов, уничтожив и самого царя царей и все его воинство. Наверное, просто этого не хотел Идантирс. Почему? Такими вопросами, впрочем, задавался среди персов, наверное, только один Гобрагш. Может еще Вишташпа. Да и те больше от любви разгадывать вся-кие загадки, чем от желания помочь себе и повелителю своему. Ибо в помощь эту давно уже не верили нис-колько! Все другие, просто уныло брели под летним солнцем, ничего не замечая и ничем не интересуясь. Вся их жизнь сосредотачивалась последними днями в том, чтобы добрести до ночного привала.
А утром, встав, начать путь, ничего не поев, а лишь напившись воды. Конечно то, что этот переход обещал быть длиннее, а, значит, и страшнее всех предыдущих, пугало всех, даже и тех, кто его затевал. Но главное-то как раз и было в том, чтобы стал он последним! Об этом мечтали все и каждый в персидской ра-ти. От самого распоследнего раба, обслуживавшего благородного воина и до самого шахиншаха. Все не столько понимали, сколько чувствовали, что эту пластинку они уже совершенно точно завели в последний раз. Если этого завода не хватит, иного уже не будет. Они просто сдадутся, лягут и не встанут. Может, ум-рут, а, может, их обратят в рабство эти дикие скифы и принесут в жертву своему богу войны. Благодарст-венные уже жертвы.
Скифы, как и прошлые дни, следуя на флангах, в головах и хвосте воинства, метали в упорно и моно-тонно перемещающиеся массы людей прицельные стрелы, зорко следя за крайне редкими попытками персов им отвечать. А когда это случалось, они быстро выскальзывая из-под стрельбы, засыпая в этом месте пер-сидское воинство своими стрелами так, чтобы стрелять там долго никому не захотелось. Уже к середине дня пути наметилась жуткая усталость, но ее переживали на ногах. Иное им просто было не дано.
В одного из двух коренных коней колесницы шахиншаха, попала стрела. За прошлые дни их попадало в лошадей немало, но они так и не сумели ни разу проткнуть их защиту, чешуйчатую попону из бронзовых пластинок, навлепвнных на кожу, но эта стрела попала по-особенному, она попала доминантному жеребцу в ухо. Тот, жутко и предсмертно вскричав, встал на дыбы, нарушая сразу всю упряжку. Второй коренной же-ребец, дергаемый уздой от первого, тоже взвился на дыбы. Потом же оба жеребца, умирающий и его напар-ник, бросились влево, сминая левую пристяжную и, увлекая за собой правую. Колесница не устояв, резко опрокинулась и, страшно заскрипев, перевернулась. До последнего старавшийся противиться этому, Колош, вылетел вперед на бьющихся на земле лошадей. И был насмерть забит страшными ударами их копыт. А на бьющихся на замле лошадей, скифы обрушили разящие удары своих стрел. Не больше повезло и Аспазии. Она сидела выше шахиншаха, на подлокотнике его золоченого трона. Естественно, что она оказалась и го-раздо менее устойчивой. И вывалилась из колесницы раньше иных, упав рядом с нею. А потом вся тяжесть колесной оси , переворачивающейся колесницы, с креплением для смертоносных серпов, снятых в самом начале этого похода, врезалась в позвоночник несчастной гетеры, тогда как вся колесница навалилась ей на спину. Так она под ней и осталась. И в этом было ее счастье, не дай все боги, ей тогда статься живой, но со сломанным в поясничном отделе, позвоночником. Обезножившей, и по всем нуждам ходящей под себя. Царь царей вылетел со своего кресла позже, когда колесница уже легла на бок, и просто слегка ударился о травянистую почву. Еще не успев пошевелиться, только-только открыв глаза, он наблюдал, как его воины, оттолкнув опешивших телохранителей, накинулись на еще живых лошадей квадриги тащившей его колес-ницу, и в считанные мгновения, разобрали их на части до самых скелетов. Люди дрались и ссорились без-образно за каждый кусок мяса, не обращая внимания на валяющегося поодаль царя царей. А что он им, ко-гда сама их жизнь висит на жалкой ниточке?
К Дарию немедленно подскочил ставший за все эти страшные дни его тенью, Хумрашта, помогая ему подняться, а позже и остальные его телохранители. Его поставили на ноги, убедившись, что он почти не пострадал в этой страшной катастрофе, в коей погибли четверо лошадей, и двое близких ему людей. Ему немедленно подвели лошадь, ссадив с нее несчастного Шахруха, кому на последнем их переходе, таки дове-лось перейти в пехоту. Подняв на плечи, телохранители, практически погрузили своего повелителя в седло.
Сев в него, подбирая ноги, приноровляясь к коню и разбирая поводья, шахиншах подумал, как же он давно, однако, не ездил в седле. И совершенно напрасно, между прочим. Рабочий тренинг ему уж и во вся-ком бы случае не помешал. По тому еще времени, когда он не был еще шахиншахом, он помнил, как ломит спину после длительной скачки, да еще и с отвычки, как нудно ноет разбитый о спину коня копчик. Что бу-дет с ним через половину дня и целую ночь, он боялся себе даже и вообразить. Но делать было нечего! Не ехать же, в самом деле, повелителю всей Ойкумены в повозке, влекомой упряжкой обозных быков, словно последний селянин-обозник? Хотя кто их, несчастных, пускал в те возки? Хорошо если и кострам-то под-пускали…
Наконец персы, устроив царя царей и окружив его плотной стеной телохранителей, смогли снова дви-нуться вперед. И еще через краткое время все они услыхали радостиный клич скифов, нашедших колесницу шахиншаха. Это был их второй, особо ценный трофей в этой погоне. Сначала им досталась повозка с казной персидского воинства, содержавшей без малого 75 тыс. дариков , что сделало их царя самым богатым вла-стелином всего припонтийского региона. И вот теперь они получили в трофеи колесницу царя царей, оби-тую тонкими золотыми пластинами, с золоченым походным троном в ней.
Между тем, гонка персов со Смертью, к вожделенному мосту через Тирас, продолжалась. А скифы, придвинувшись еще теснее к совсем уже выбивающимся из сил, персам, продолжали шпиговать их стрела-ми. Задние всадники персов видели, как скифы, спешившись, собирают свои стрелы. Видимо и их, казалось бы, неистощимые запасы подходили к концу. Впрочем, на персах это никак не отражалось. Никак не мень-ше стрел падало на их колонну и никак не меньше персов, словив свою стрелу, оставались лежать на истоп-танной траве степной дороги. Никто уже не проверял, мертвы эти воины, или только ранены. Не проверят, добивая скифы, значит, проверят стервятники, летающие ли, бегающие ли? – раненым в том мало разницы. Тут уж чистейшей воды лотерея. На кого попало, а на кого и нет!
Смеркалось в этот день, как назло долго. Но ночь, даже и накрыв черным своим покрывалом степь, не принесла персам особого облегчения. Их потери и так отнюдь не малые, только возросли. Ведь ход их со-пящего, стенающего и стонущего воинства, скифы прекрасно определяли и на слух, не говоря уже о нюхе. Тогда, как персы не могли даже заметить своими уставшими, слипающимися глазами, тех скифов, кто, по-добравшись к ним поближе, метали по ним свои страшные стрелы. Снова и снова падали воины персов, так и оставаясь навеки на этом скорбном для них пути. И персы темной, стонущей и воняющей толпой, все ва-лили вперед и вперед.
Что проще было бы, казалось, для скифов, возжелай они этого, преградить персам путь? Просто выве-ди тем поперек пути свою страшную конницу. И как знать, хватило ли бы у персов вообще сил, попытаться хотя бы пробить себе дорогу к мостам? Вполне может быть, что и не хватило бы! Ведь уже даже конники из отрядов наиболее воинственного и распорядительного Вишташпы, утрачивали свой остатний дух, разлага-ясь на глазах. Что там тогда говорить об остальных?
Утро пришельцы встретили тоже на марше. Они еще тащили свои ноги, подходя к высоткам, цепь ко-их, самая последняя уже, как гласил чертеж Дария и Гобрагша, отделяла от них реку. Здесь им довелось вы-держать страшную атаку скифской конницы, разом уполовинившей всю их пехоту. Но они как-то отбились, отделались от этих скифов, делая свой решительный бросок на мост. И велико же было их разочарование, когда они не обнаружили перед собой переправы. Появись прямо сейчас скифы и они  сдались бы им безо всякого сопротивления, отдав бы все свое оружие и царя царей, так они были этим опустошены и убиты. Но скифы где-то подзадержались, на беду несчастных греков. А Гобрагш увидел на реке греческие суда и Ур-рагшп, обладавший чрезвычайно зычным голосом, стал громко кричать, что здесь шахиншах и он требует к себе Гистиея. При этом шахиншах тихо ужасался, представив себе Гистиея, гнусно улыбающимся в бороду и говорящим стоящим рядом чернобородым грекам нечто вроде:
- Ага! Разбежался я к тебе сейчас ехать! Жди, давай! Может там у тебя за спиной и скифы подождут, пока ты нас докличешься, взывая попусту, а? Или, может, вы, персы, плавать умеете как рыбы? И переплы-вете махом Тирас?
И те безобразно хохочут, закидывая в бурных приступах смеха, назад, свои чернобородые головы и рожи. Все это Дарий представлял себе слишком явственно, настолько, что, казалось ему, он слышал тот жутко оскорбительный хохот с греческих судов. И видел даже, как скалят те греки, свои удивительно белые зубы. Какой ужас! Их оставят здесь – безнадежно умирать на берегу. О том что можно просто сдаться Дарий уже совсем не думал. Да и зачем ему сдаваться? Чтобы его заклеймили и продали в Ольвию, тем же грекам? Влачить жалкую жизнь ничтожного раба? Ничего не умеющего и всего боящегося? Презренного и слабого, жалкого и несчастного? И это после того, как ты повелевал всей Ойкуменой? Всплыли в памяти все расска-зы отца о судьбе Креза , царя Лидии, ставшего рабом Кира Великого.
Но нет, счастлив был их бог и помогал им их Ахуромазда, в очередной раз отпихнув в сторону Анхра Манью, уже глумливо хохотавшего над жалкой судьбой царя царей, какая-то бирема из числа гречских ко-раблей, пришвартованных к правому берегу Тираса ходко шла к их берегу, туда, откуда начиналась более двух месяцев назад глубокая колея их дороги в степь. Оттуда на берег бросили сходни, и по ним шустро скатился, быстро перебирая своими коротенькими ногами, толстяк Гистией, не забыв земно поклониться шахиншаху:
- Прости, величайший, нам грозили скифы. И не было у нас никаких сил им противиться. Мы вынуж-дены были разобрать мост. Но ничего не нарушено. Все осталось полуразобранным, готовым к восстановле-нию. И мы его восстановим, видит Зевс и все наши боги-олимпийцы, еще до обеда! А работать мы уже на-чинаем, величайший, прямо сейчас! Все будет сделано очень и очень быстро!
Не веря своим ушам, шахиншах мучительно улыбнулся и, едва не падая от усталости и боли в копчи-ке и разбитой спине, в обморок, сказал, едва разлепляя пересохшие губы:
- Поторопись, Гистией! Наши обстоятельства нас ждать не особенно располагают!
И Гистией спешно пошел на своей биреме, собирать, обещанный царю царей, мост. Персы же, осы-паемые скифскими стрелами и постоянно теряя людей, уже поверивших, было, в свое окончательное спасе-ние, устанавливали на близких подступах к мосту свои стационарные щиты, начиная из-за них, по малой, отвечать. Снова возродившаяся в них надежда придала им сил хоть как-то противиться скифам. Подобост-растный Гистией, прислал, собрав со всех кораблей греков, около трех сотен гоплитов и столько же пельта-стов, приказав им помогать царю царей. И даже Мильтиад безропотно послал своих воинов, буркнув своему начальнику абордажной команды:
- Не отважившись присоединиться к отважным скифам и погубить Дария окончательно, чего уже сей-час мелочиться, не давая ему воинов!
В сердцах, сплюнув себе под ноги, отвесил тиран Херсонеса Фракийского, и ушел к себе на корабль, даже не поинтересовавшись, ушли ли его воины. Настроение отважного грека было испорчено надолго. По-нимал он и раньше, а сейчас так и просто видел, могли они погубить царя царей, ничего не нарушив перед ним, а просто от заглавной буквы до самой распоследней точки исполнив его приказ. Нет, подались на уго-воры трусливого Гистиея, остались здесь. Вот и изволь сейчас наблюдать, как персы, через силу таская ноги на берегу и теряя троих, там, где вполне хватило бы утратить одного, налаживают оборону. Когда на берег Тираса вынесло всю их, безбожно воняющую потом и собственным дерьмом, огромную массу, Мильтиаду пришлось потрудиться, чтобы их сосчитать. Несмотря на все его потери, Дарий и его военачальники все же вывели к Тирасу тысяч семь конницы и тысяч пять пехоты. И вот они, почувствовав близость спасения, сей-час спешно и торопко организовывали на берегу защиту от скифов. Греки, построив маленькую фалангу, стали единственным действенным и подвижным элементом этой бороны. Повинуясь приказам засранца Гистиея, они поспевали повсюду, где ливень стрел становился наиболее сильным и намечался прорыв ски-фов. Затыкая оный крепостью своих добротных доспехов и нерушимостью строя классической фаланги в восемь шеренг. Но и потери же они несли вполне ощутимые. Озверевшие скифы снова начинали воевать не шутя, уже не столько преследуя персов, сколько желая наказать трусливых греков ощутимыми потерями. А к тому времени, когда после полудня лихорадочной работы, грекам удалось восстановить в одну нитку мост, скифы доставили сюда паклю для зажигательных стрел и земляное масло .
И одновременно с тем, как греки начали пропускать по мосту жалкие остатки персидского воинства, скифы затеяли бросать по нему и кораблям, составлявшим их опоры, свои огненные стрелы. А деморализо-ванные персы и пришедшие им на помощь греки тонкой струйкой, ограниченной малой шириной восста-новленного настила, побежали по мосту, стремясь побыстрее выйти на другой, правый, берег Тираса. Ехать по этому настилу в окружении своих телохранителей, не было никакой возможности, поскольку по нему могла вольготно идти лишь одна лошадь в шеренгу, две бы уже толкались боками, норовя столкнуть друг дружку в полноводную реку внизу. Так они и шли, пригибась под огненными стрелами скифов, в тоненькую нитку, по одному конному в шеренгу. И постоянно теряли людей. Даже и шахиншаха и его лошадь уклюну-ли за время, пока он не отошел достаточно далеко от берега четыре стрелы, и все, как одна с горящей паклей у наконечника. Но не одна не пробила брони ни на нем, ни на коне его! Счастье его, что сидел он на обыч-ной лошади катафрактария, одев такой же обычный панцирь, не выделяясь ничем среди своих телохраните-лей, шедших и до него и после него. И что его лошадь вели под уздцы оставшиеся ему нерушимо верными Уррагшп и Хумрашта. Иначе скифы бы просто засыпали стрелами и его и его коня. И хотя бы одна из них нашла бы себе дорогу до тела царя царей.
Навсегда запомнит царь царей кошмар этой переправы. Переправы, уводящей его из кошмара заду-манного им похода на скифов. Ужас царя цапрей усиливала необходимость местами пройти по горящему мосту. И как ни закрывали глаза его коню Уррагшп и Хумрашта, тот чувствуя и чуя близкий огонь , все но-ровил вырваться из державших его рук, куда-то бросившись. Но преданность и надежность Хумрашты и Уррагшпа выдержали и это испытание, пересилив звериную боязнь огня. На свои собственные ожоги царь царей уже и внимания-то не обращал, считая это мелочью. Да так оно собственно и было. Не было в его ра-ти на этот момент человека не раненого, или необожженного. Но была в ней и другая разница. Те, кто сей-час рвался вместе со своим шахиншахом через мост, были все-таки живые, все остальные – мертвые. Но ужас этой воистине страшной переправы через широкий Тирас под нескончаемым дождем скифских стрел, обмотанных горящей паклей, вряд ли когда покинет память царя царей.
Когда же шахиншах выехал к середине реки, где стрелы скифов уже не долетали до него, и он, нако-нец, смог оглянуться, увидав невероятно изумленные лица греков на кораблях, составлявших опоры этого моста и стоявших впритык друг к другу. Эти лица выражали крайнюю степень изумления и недоумения. Их изумление, вскоре понял царь царей, определялось его внешним видом, а в недоумении читалось следую-щее:
И это тот, кто нами повелевает? Почему мы ему помогаем, рискуя своими жизнями? Оставить его скифам и вся недолга. Пусть они из него сделают похлебку своим собакам, чтобы те лучше стерегли их та-буны, отары и стада! А сами, отвергнув власть персов, станем и дальше жить независимо и свободно.
Но – нет, изможденный, одетый во все вонючее и невероятно растрепанный царь царей быстро пере-секал Тирас по наведенному ими мосту, который уже во многих местах горел, как и корабли, составлявшие его опоры, подожженные огненными стрелами скифов. И пока его конь не вступил своим невероятно уста-лым копытом на зелень степи на левобережье Тираса, он ощущал на себе эти взгляды, изумленные недоуме-вающие и сожалеющие одновременно. Но не сочувствующие! Кто и когда посочувствует своему угнетате-лю. Его ненавидят, бояться, или уважают, но отнюдь не любят. И уж совсем подавно, ему не сочувствуют ни за что и никогда!
И дурак же тот завоеватель, кто добивается любви! Пусть лучше бояться! И чем сильнее, тем лучше! Только выехав на твердую землю, царь царей обернулся посмотреть на осуществляющуюся позади его пе-реправу. Они нарушили все каноны, начав переправлять сразу его и его телохранителей. Вот и сейчас Хум-рашта бешено носился на своем беспредельно уставшем, как и его наездник, коне, стремясь наладить хоть сколько-нибудь надежную охрану своего повелителя.
А по мосту, горящему аж в семи разных местах, непрерывным потоком текла его конница, вернее все, что от нее еще оставалось. То один, то другой воин, выбитые стрелой, срывались со спин своих лошадей в реку. А то и лошадь, раненая кусачей стрелой, став на дыбы, утрачивала равновесие и летела вместе со сво-им всадником, с ней не справившимся, в Тирас. Подчас же конник, так и не сумев погнать свою лошадь че-рез огонь, и не удержав ее в повиновении, оскальзывался на досках настила, срываясь с них в жадно гло-тающую людей реку. Когда же по мосту завершился поток конных, по ней из последних уже сил побежала персидская пехота  пехота. Бежали по три – четыре в шеренгу, густо падая под непрестанно сыплющимися с неба, стрелами неумолимых скифов. Бежали, отдавая этому бегу все силы, какие в них еще оставались, хва-тая воздух жадно раскрытыми пастями! Бежали, как не бегут от самых страшных кошмаров, бросая оружие и щиты, хотя они, повешенные на спину, и могли бы их, кажется, защитить от стрел скифов. Многих персов они забрали, жадные, так и не дав тем выбежать из дистанции лучного боя. Но что-то около половины их и умудрилось таки сбежать от смерти, перебежав этот, горящий уже почти целиком, мост, со смертным для них настилом. А греки на своих, часто тоже полыхающих биремах, в свой мост Гистией собирал только их, стараясь, чтобы борта их были на одном уровне от воды, ломая настил, старались быстрее выйти на чистую воду. Подальше от все еще падающих на них огненных стрел скифов, и потушить свои пылающие суда. Ко-му это удалось, а кому и нет. Те, последние, срывая с себя одежды и брони, сыпались в воду, а оттуда их подбирали на корабли соотечественники. Если успевали, конечно. Скифы же, все это время, стоя тучей на берегу, в уже наползающих сумерках еще одной ночи, метали свои горящие стрелы уже по отдельным судам греков, все еще находящиеся в пределах их досягаемости. Где-то их немедленно тушили, а где – и не успе-вали. По всей поверхности Тираса горя и распадаясь на части, плавали остовы многих греческих судов и обгорелые доски мостового настила.
А на правом берегу Тираса, телохранители снимали с коня безмерно усталого шахиншаха. Его, врас-коряку снятого с конской спины, сразу усадили на расстеленную кошму, окружив своими телами в панци-рях, обеспечивая, тем самым, какую-никакую защиту. Ноги не сводились, раскоряченные почти суточным беспрерывным пребыванием на конской спине. И не подчинялись пока еще его усилиям. Но, когда ему по-зволили лечь, он почувствовал, что возвращается к жизни.
Постепенно, уже только ночью, прошла та изуверская боль в спине, какая преследовала его послед-нюю половину суток. Она отступала очень и очень медленно понемногу стихая под руками снова прибиыв-шегося к шахиншаху Шахруха, тот нашелсчя быстро, начав делать слегка стонущему, сквозь стиснутые зу-бы, Дарию, спасительный массаж, до коего перс был по прошлым омовениям большой охотник. И это ситльно помогало несчастному распрощаться с навязчивой болью в пояснице.
Перестал жутко и тупо ныть сбитый о лошадиный хребет, ощущаемый, казалось бы, даже через седло, копчик. Жизнь перестала казаться ему омерзительной. А вокруг суетились, обихаживая свои раны, обож-женные люди, кто-то даже нашел в себе силы вести на водопой коней. Жизнь, кажется, снова возвращалась к ним. Уррагшп быстро ушел договариваться с реками насчет еды. Еды и котлов, поскольку ничего не дове-лось паперсам сохранить в этом безудержном бегстве, каким закончился, наконец, скифский поход царя Да-рия.
А когда Гистией и его греки принесли оголодавшим персам мясо фрукты и котлы для готовки пищи, оживился повар шахиншаха и снова откуда-то вынырнувший караван-баши Арзуш. Последними днями, не видя ни того, ни другого, Дарий решил, что они погибли, а они – вон они – живы. Они-то и занялись органи-зацией кормежки всего воинства и прежде всего самого шахиншаха. И, надо отдать им и их помощникам должное, сделали это разумно. Они не позволили изголодавшимся людям наброситься на сырую еду, что те уже готовы были и сделать, обнося их сваренным ими бульоном с маленькими кусочками хлеба. Отвыкшим от регулярного питания желудкам, следовало к нему привыкать заново.
Те же, кто отверг их попечение и заботу, уже к середине этой ночи, мучились на берегу Тираса, завя-зываемые в узел, непереносимой болью желудков, а многие и упокоились, получив, пройдя сквозь весь этот страшный поход, с его бесконечными смертями и потерями, банальный заворот кишок уже после его завер-шения. Счастливчики, однако! Судьба, знаете ли, она и есть судьба! Она и догнала тех их персов, кто успел перебежать Тирас, не добитый скифской стрелой. Убив его через спасительную, казалось бы, пищу.
Утро для персов началось очень поздно, ибо солнце стояло уже очень высоко. Уррагшп с Арзушем и повар шахиншаха, снова взяв инициативу в свои руки, затеяли кормить пережившее эту ночь воинство. Снова в ход пошел бульон уже с большим куском мяса и хлеба. Подошедшему испросить распоряжений, Гистиею, Дарий распорядился доставить им сюда из Ольвии потребное количество еды и одежды. И найти там ему какую-никакую колесницу. Невместно царю царей перемещаться верхи, отбивая себе ежеден гузно о седло. А в колесницу поставить греческий дифф . И, разумеется, коней! За обеспечение всего этого, как и обеспечение для его и его воинства всего необходимого на их пути к Калхедону, обещал царь царей хитрому и корыстному Гистиею, избавить его Милет от налогов, не только на этот год, но и на два последующих. Обрадованный этим Гистией, одолжив денег у всех греков, его окружавших, погнал в Ольвию три самые быстрые свои триеры. А пока кормил царя царей и все его воинство из своих корабельных припасов. Благо тех было сейчас совсем немного.
Странную картину являло собой это воинство под ярким светом середины лета, обретавшееся на бе-регу Тираса. Три с половиной – четыре тысячи конных и полторы – две тысячи пеших, грязных, вонючих, еще не утративших лихорадочного блеска голодных глаз. Их оружие большей частью переломано, а что и выброшено, дабы легче случилось бечь. Ни щитов, ни значков, их то, нелегкие, и выбрасывали при первом же случае. Все, осознав, что нет яростного посвиста скифских стрел, и, ощутив себя в относительной безо-пасности, спешили побыстрее избавиться от защитных панцирей на их расползшейся от обильного и долго-временного пота, кожаной основе, сбрасывая с плеч и сопревшую до просто совсем невообразимых лохмо-тий одежду и расплывшийся от едкого пота, поддоспешный войлочный поддев. Всем им Уррагшп выдавал немудрящую одежду, предоставленную Гистиеем из запасов команд греческих судов. Когда-то этого не хва-тило бы даже переодеть авангард персидского войска, сейчас же оно оделось практически все.
Все, как один воины, только поев, отправились к Тирасу мыться. Понимая, что долго еще им не смыть с себя поразительную вонь, впитавшуюся в самые поры их тел, терли воины свои тела речным песочком, многократно омывая их речной водой. А греки, выставленные Гистиеем, охраняли всю эту идиллию, ис-кренне недоумевая, зачем они это делают? Не лучше ли им прикончить здесь всех еще оставшихся живыми, персов, и пойти героями и освободителями, по домам? Но, не смели, Гистиею виднее, полагали они. А Гис-тией, почуяв еще и личную выгоду, старался вовсю. Он свез на берег с десяток ковров, собрав их по судам, отбирая у триерархов и биремархов . Зато царю царей угодить этим лукавый грек рассчитывал абсолютно. Корабли из Ольвии, знал он, придут только завтра.
А скифы способны оказаться здесь уже сегодня. Ведь между Тирасом и Истром тоже их земля. Если захотят – будут! И греки им не помеха. Всех, кого застанут при царе царей, перебьют и будут целиком и полностью в своем праве. На своей земле воюют! Не за чужой пришли.
Но, похоже, Идантирса эти остатки персидского воинства совершенно не интересовали. Хорошо зная умного, прагматично и скорого на реакцию скифского царя, Гистией гадал, почему? Потом же понял, Идан-тирс не хочет, чтобы вся остальная Ойкумена решала свои проблемы с персами, скифскими руками. И дол-жен был признать, что мудр скифский царь, ой, как мудр! Свобода, данная кем-то, никогда не цениться по достоинству! А со временем, помощью этого кого-то начинают тяготиться и его ненавидеть, шипя про себя, тоже мне ос-свободители, ядрен батон! Насмотрелись мы этого у всяких там болгар, поляков, чехов, венгров и прочих румын, не правда ли? Так что и мы признаем, мудр был Идантирс и смотрел далеко, не пожелав удавить Дария у себя в степях. Исполать ему, мудрому!
А, поняв все это, успокоился Гистией окончательно, осознав – не будет искрометных скифских атак уже на этом берегу, сопровождаемого хищным посвистом их злых стрел. Не станут скифы делать чужую работу, уничтожая шахиншаха, как не станут они искать и грекам большего наказания, чем то, что уже слу-чилось. Ведь сгорели у них на реке аж два с половиной десятка судов, погибло до трех тысяч людей. Боль-шей частью, понятное дело, гребцов, но и эреты несчастные – тоже греки! За эти потери с него в Милеете спроситься. Большая же часть погибших, была, понятное дело, милетцы. Но спроситься потом, а выгоды им почуянные, ловить надо сейчас! Он и ловил, как мог и как умел!
А сам Дарий, едва дотерпев, пока с него не совлекут панцирь и сопревшее его тряпье, никого не стес-няясь, направился в спешно организованную объявившимися Шахрухом-мойщиком и цирюльником помы-вочную для шахиншаха и долго-долго там отогревался под горячей водой. Впрочем, сказать направился – согрешить против истины. Ибо, едва сумев подняться и распрямить, гримасничая от ноющих болей, свою все еще до конца не отошедшую спину, шахиншах с трудом и с помощью двух своих телохранителей, встал на ноги. И не смог их сдвинуть вместе, едва перемещаясь враскоряку. Так его и отвели, скорее, оттащили в помывочную, где он провел, предаваясь приятным водным процедурам, уходу за власами, ногтями и масса-жу, добрую четверть дня. Но вышел оттуда уже сам, без помощи и сопровождения, пусть и все еще неверно ставя скрюченные болью, ноги. В чистом новеньком хитоне  из выданных Гистиеем и свежих шальварах из своих собственных, странным способом сохранившихся запасов, он издали напомнил бы грека. Если бы его курчавая, покрывшаяся за этот поход обильной проседью, борода, не выдавала в нем перса. Ибо так за-вивали свои бороды только в Ассирии и Персии. Ранее их, наверное, шумеры и вавилоняне точно также обихаживали. Но тех уж нет, а персы и ассирийцы все еще сущи на этом свете. Из его одежд приближенные, возглавленные Гобрагшем, сумели набрать царю царей мало-мальски достойное дорожное одеяние. И даже создать на высоком берегу Тираса нечто вроде шатра, где царь царей провел несколько дней, пока его воин-ство отъедалось и хотя бы немного приходило в себя. Наконец, явились триеры из Ольвии, привезя запасы пищи, одежду и новые возки с упряжками, для небольшого обоза, потребного катастрофически уменьшив-шемуся воинству шахиншаха. Привезли колесницу и самому царю царей. Добротную и красиво сделанную. Конечно же, не обитую золотом. И влекомую не четверкой лошадей, а всего лишь парой. Возничим стал сам Хумрашта, до тех пор, пока не присмотрит кого-то надежного на это место. появился у Дария заботами Ар-зуша и трудами Гистиея и новый шатер. И тоже не такой роскошный, какой у него был, но хотя бы какой-то!
Слегка придя в себя и устроив свои дела, жалкие остатки войска шахиншаха двинулись от Тираса к Истру. Да и пора им было уже сделать сие. Не стоило через меру испытывать свою судьбу, оставаясь в пре-делах досягаемости скифов. А ну Идантирс поменяет свое решение? Не случалось с ним такого допрежь, то правда! А вдруг, да случиться? Ведь форсировать Тирас, тихо и скрытно для скифов, задача плевая. А там, взяв остатки персов в свое тесное кольцо, они их истребят беспощадными стрелами, не давая им шансов, хотя бы истребовать за свои жизни достойную плату, в честном рукопашном бою. А потом займутся пособ-никами персов, греками. И если те не ускользнут от них по воде, на своих кораблях, подберут и их.
Посему и торопил Гистией царя царей, понимая легкость подобной акции скифов и ее для них вели-кой соблазнительности. Он-то знал по целому ряду примет, что не отошли скифы далеко в степь. Здесь они, ждут чего-то. Он и торопил Дария, даже и рискуя попасть за это ему в нелюбовь. Не попал. Другим стал Дарий, легче разбираясь в людях и лучше видя, что к чему? Не бытие определяет сознание, дурак был тот классик, кто говорил «бытие», нет – битие! За одного битого, как вы, наверное, помните, двух небитых да-ют! А я от себя добавлю и трех не жалко, а подчас, так и всех четырех!
До Истра персы дошли без помех и легко, рассылая вокруг разъезды легкой конницы. Глупо было по-гибать сейчас, выбравшись из страшных и бескрайних скифских степей. Ощутив себя снова в своей чаше и своей тарелке. Остерегался царь царей. А воины его, спасшись из кошмара и ада, снова верно ему служили. Что персы, что эфталиты, что арабы, все, все, все! Да и сам он понемногу приходил в себя! Нет, конечно, никогда не извеется из памяти царя царей все то, что довелось ему пережить в степях между Тирасом и Бо-рисфеном и, особенно, в тех их частях, что сущи меж Гиппанисом и Тирасом. Не исчезнут и не испаряться в небытие все унижения, им понесенные. И самое главное из них – то, как довелось оставить на верную смерть у Борисфена своих раненых, больных и ослабевших. Этот позор не оставит души шахиншаха нико-гда и будет жечь ее даже и на смертном одре. Именно тогда он и потребует от сына своего Хашайарши, по-гречески, Ксеркса, принести ему страшную клятву обязательно победить скифов, поставив их на колени.
Они постарались быстрее достичь Мезии , пройдя через все еще непокорные персам земли гетов. Те, как и скифы, сгибать свои выи под персидский сапог не спешили, воюя с ними партизанским способом. Но и силой и единством скифов Идантирса они не обладали, не умея изгнать персов из своих просторов в тече-ние единой кампании. Однако ж, вода по капле падая, и камень точит. Вот и их партизанские действия, так и не дадут персам, закрепиться на их земле. Делая выверенные переходы от одной крепости, или города, заня-того персами, до другого, они выбрались в скалистые Родопы, пройдя через занятые персидскими заставами перевалы Старых Планин, начав спускаться оттуда во Фракию, а далее к Боспору. Мост у Калхедона так и дождался царя царей, а Мандрокл из Самоса, его строитель, так и сидел при нем, охраняя мост, словно пес цепной.
Теперь и в Калхедоне, куда Дарий возвратился, спустя четыре месяца после того, как он его оставил, отправляясь покорять скифов, люди удивлялись виду его войска. Нет, не внешнему виду. Ибо давно избыта та страшная вонь и немытость воинства, давно, и не раз, обновлена одежда. Починены и приведены в абсо-лютный порядок совсем уж было изорвавшиеся доспехи. Снова выкормлены, или заменены лошади. Полу-чено, взамен брошенного, новое оружие. Откормлены и вычищены и сами всадники. Взяты для услуг войска новые рабы, взамен погибших в походе, прислуживающие воинам и шахиншаху на постое. Более всего ди-вились люди, видевшие с каким воинством выступал в этот поход шахиншах, жалкому числу воинов, вер-нувшихся с ним. А еще дивились самому шахиншаху.
Куда девался тот царственный вельможный властелин, так гордо восседавший в своей золотой колес-нице, запряженной великолепной четверкой вороных? И где его золоченый походный трон? А вальяжный долгобородый и плечистый возница? Конечно, Хумрашта долго не правил колесницей царя царей, подобрав на эту роль кого-то из своих телохранителей, того, кто лучше других справлялся с лошадьми и очень любил этих прекрасных и благородных животных. Но ему еще очень и очень далеко было до покойного Колоша. Присматриваясь, видели люди и то, что колесница царя царей, хоть и добротна, но обходится без золотой обивки, не так просторна и велика как та, что была у него в начале похода. И не так изысканна резьба на ней. И упряжь лошадей везущих его колесницу, ничем не напоминает ту, узорчатую, сплошь выложенную золотом и серебром, кое-где украшенную и драгоценным каменьем. Сейчас лошадьми правят посредством добротной и прочной, но совсем-совсем обычной, ничем не изукрашенной упряжи. Да и сама колесница отнюдь не квадрига, везет ее всего лишь парная лошадиная упряжка.
Но более всего смущал наблюдательных обывателей вид самого царя царей. Его борода из смолисто-черной, стала пегой, наполовину седой. Не сразу снова приучил его цмрюльник покрывать свою бороду хной, скрывая раннюю седину. В тридцать восем то лет, ну, пускай там, с небольшим. На лице объявились многие морщины и мелкие шрамы, видны были следы ожогов и укусов. А глаза, перестав быть повелитель-но-приказывающими, стали какими-то куда более живыми, вопрошающими и тщащимися понять. И сама фигура царя царей, заметно ссутулившись, утратила былую породистость и холеность. Ходило такое мне-ние, что шахиншаха подменили на совсем другого человека. Но и Мандрокл и калхедонский хшатрапаван, пообщавшись с царем царей, такое мнение не просто не поддержали. Они его напрочь отвергли! Более того, хшатрапаван казнил одного из своих помощников, осмелившегося заговорить об этом на людях. А Дарий, не задерживаясь в Калхедоне, хотя его хшатрапаван и обещал быстро закончить для царя царей создание новой квадриги. Нет, решил Дарий, надо поспешать в Персеполь, дабы там не сделалось ничего для него неприят-ного.

КУРГАН  В  СКИФСКОЙ  СТЕПИ. Неделю спустя после ухода персов.
Простояв близ переправы через Тирас почти три дня, Идантирс даже не помышлял атаковать персов на правом берегу Тираса и добить их.  Не мог, спросите? Еще как мог! Но не хотел. И не то что боялся по-нести чувствительные потери, хотя понимал, что бить ему тогда придется и греков, взявших царя царей под свою опеку. Просто свое дело он сделал. Свои земли защитил, нерушимость своих границ перед лицом мо-гущественных соседей утвердил. Огромные трофеи, собранные по пути следования персов и снятые с тел павших собрал. Еще важно было ему то, что огромное число людей узнает о подвиге его скифов. А свою свободу пусть греки решают сами. Он им для этого все необходимое предоставил – бери, не хочу! Похоже, греки этого именно что и не хотели. Так что же освобождать их помимо воли? Ну, уж нет, нам это чуждо, решил Идпантирс. И они, собрав самые большие, последние трофеи и убедившись, что и персы и греки уш-ли подальше, учредили постоянное наблюдение между Тирасом и Истром, а сами пошли к Борисфену. Там, все на том же месте, где некогда Идантирс принимал Гобрагша, по его приказу собирали большой той всех подвластных ему скифских племен. Приглашены были на этот той и те, кто делил со скифами их боевую жатву: савроматы, гелоны и будины.
Той получился большой веселый, и очень многолюдный. Открыли его обильными жертвами богу войны, в качестве которых аккуратнейшим образом зарезали почти две сотни полоненных персов, из не са-мых простых и бедных. Рабы скифам, как и большинству кочевников, не нужны. Им просто нет дела в степ-ном хозяйстве. Пасти скот, как крупный рогатый, так и баранты овец, не говоря уже о табунах лошадей, ра-бам никто и никогда не доверит. Ведь пасти скот в степи немыслимо без лошади. А как доверить лошадь рабу? Рабов, конечно, можно было погнать на продажу в Ольвию и Тиру. Может быть в иные времена, ски-фы так бы и поступили, если бы набрали этих рабов в набеге. Но эти полоняники пришли к ним в дом, что-бы покорять их. Все традиции и обычаи скифов, требовали их убить, а не предоставлять им второй шанс, беря их в рабство.
Так и решилась судьба этих несчастных, а скифский бог войны получил новые и очень обильные жертвы, в благодарность за наущение и покровительство в этой войне. Да и охранять и конвоировать рабов на перекочевках, полагали для себя скифы ненужным и обременительным занятием. Куда милее их сердцу было пасти свой скот и разгульно воевать с соседями по степи, оттачивая хитрое мастерство воевать в сте-пях.
Затем состоялись очень представительные скачки, состязание лучников, копейщиков, очень разнооб-разная джигитовка, соревнования по метанию арканов. Борьба на конях и борьба пешими. Состязались в своих отдельных дисциплинах и женщины и дети. Той был для всех, все и веселились. Тем более, что недос-татка в зрителях не было. Но главное было оставлено на окончание праздничного тоя. Наконец, снова при-неся благодарственные и разрешительные жертвы всем своим богам, скифы приступили к совету всех пле-мен. Решив самые насущные вопросы, совет приступил к дележу трофеев этой войны, только что завер-шившейся. Правила такого дележа у скифских племен были выработаны издревле. И правила эти всегда и неукоснительно соблюдались.
Когда дележ был завершен и все вопросы с ним связанные, так или иначе, разрешились, старейшины всех скифских племен приступили к большому пиру. На этом пиру можно было прояснить для себя вопро-сы, неясные до того, спросить с людей за их действия и выработать какие-то решения на будущее. Самым главным был вопрос к Идантирсу, почему его воины не добили персов. Идантирс, наскучив, по всей види-мости, отвечать на все эти вопросы, отвечал резковато и лапидарно:
- А зачем нам нужно было их добивать совсем? Мы низвели их войско до состояния армии маленько-го греческого полиса, Ольвии, например. А ведь к нам вторгалась огромная армия, все вы помните ее. И что случилось бы, если бы мы просто уничтожили персов? Нам досталось бы больше денег? Вот уж вряд ли! Ведь мы захватили всю их казну! Мы страшно оскорбили персов, выпроводив их повелителя из наших зе-мель, куда он, непрошенный, попробовал ворваться, без его колесницы и походного трона! Если бы мы пе-ребили всех персов, пусть даже и на правом берегу Тираса, кто знал бы об этом, кроме нас? Только те греки, кто все это зрел. Теперь же остатки рати Дария пройдутся по всей Мезии, Фракии, Малой Азии и Междуре-чью. И все увидят, что осталось от его войска, после того, как он сходил с ним на скифов. А ведь он прохо-дил по этим местам и тогда, когда шел на нас. И все видели, сколько их тогда шло! Тут уж, поверьте мне, не потребуется никаких рассказов. Все и всё увидят своими глазами! А если бы мы из наших земель совсем не выпустили бы никого, что было бы? Рассказывали бы люди друг другу про то, как Дарий, пройдя насквозь всю Скифию, прошел с несметной добычей и колоннами порабощенных им скифов «Дорогой Народов», что между Гирканским  морем и Кавказским хребтом. А то, так и обогнул море Гирканское. Меня заботит моя слава, а не слава персидского царя!
- Но так бы мы дали свободу грекам и они бы славили нас, Идпантирс!
- А они хотели этой свободы? Видели вы все, царь царей подошел к Тирасу, когда уже несколько дней прошло, как истек срок им назначенный охранять и беречь тот мост. Мы выходили к ним, предлагая им про-сто уйти, не нарушив ничего, ни своего слова, ни договоренности с их повелителем и мы с вами наблюдали сами, как они, сохраняя возможность быстро воссоздать мост, лишь для вида отошли в правому берегу Ти-раса, даже не намереваясь уходить. Нет, я вполне допускаю, что желающие так поступать, как предлагали мы, там были. Но верх-то взяли не они! А и потом, видели вы, когда мы пригнали остатки персов к берегу, вспомните, как быстро они принялись делать мост! Помните? И как выслали против нас своих гоплитов, и пельтастов, наверное, тоже помните? Так что, мы должны свои головы класть, чтобы добыть им свободу? Вот уж позвольте с вами не согласиться! Пусть свои кладут! Помочь, коли попросят, можем! Да и то не бес-платно, подавать нищим у нас не принято! А вот так вот, по своей инициативе – извините, подвиньтесь! И потом, вы помнить должны, персидский царь царей не сразу, проехав переправу через Тирас, ломанулся к Истру. Он стал на правом берегу Тираса, отмывался и отмокал, чтобы избыть ту вонь, что приобрело их во-инство под час похода к нам. И несколько дней был полностью в руках все тех же греков, они могли сделать с ним все что хотели. Хоть съестьь его на обед, уподобившись андрофагам. Они же ему только помогали, предоставив ему пищу, одежду, защиту и даже транспорт.
- Ты хочешь сказать, Идантирс, греки не хотят свободы?
- Кто хочет, а кто и нет! И класть головы своих воинов за такой разнобой, у меня никакого желанья нет. Мы всего, чего желали, добились. Армию царя царей мы истребили, свою сберегли, не положив выше нужного своих жизней! Огромных трофеев добились! И славу добыли такую, что помнить нас будут, сколь-ко этот мир стоит! Что вам еще?...
Красиво пели и танцевали скифские девушки и женщины, радуясь, что мужчины их вернулись домой с грозной славой и огромной добычей. Их уж совершенно точно не волновали вопросы того свободны ли жители Малой Азии, Фракии и Греции. Это уж как они этого захотят! Они свою свободу отстояли в боях и походах. А чужая им не нужна и не интересна. Хотят быть свободными – пусть приучают руки свои к древ-ку копья, перевязи щита и рукояти меча. Другого способа хранить свободу, нет и, пожалуй, не будет нико-гда! Все, кто думает иначе – обречены быть, в итоге, рабами. Так, или иначе!

ЭПИЛОГ
Скифский поход был первым неудачным мероприятием персов во времена расцвета державы Ахеме-нидов. Правда, по поводу численности армии персов, цифры античными авторами называются разными. У Геродота, например, бытует жуткая цифра в 700 тыс. человек. Я посчитал, что такая армия вымерла бы от голода, еще только передвигаясь по заселенной Азии. И настолько бы опустошила окрестные земли, что там долго не смог бы никто жить. А где бы они взяли припасы для похода по бескрайней Скифии? Этого в те поры никакое государство бы не выдержало. Даже и такое мощное, как империя Ахеменидов! Ну, что тут поделать. Любили древние греки красивость огромных цифр. Им казалось, что это только подчеркивает подвиг. А подвиг всегда и везде подчеркивается правдой!
Правда же состоит в том, что огромное воинство, вторгшееся в наши южнорусские степи, нисколько не преуспело в покорении наших предтеч на этих землях, а было почти целиком истреблено скифами. При-чем, явно намного меньшими силами и с намного меньшими потерями! А скифы не изменили при этом са-мим себе, продолжая жить по своему древнему укладу, как они жили и до персов, и после них. Люди, осу-ществившие этот подвиг, давным-давно покинули наш мир, но имена царя скифов Идантирса и его скепту-хов Скопасиса и Таксокиса история нам сохранила. Жаль, конечно, что только их одиих!
А более чем через две тысячи триста тридцать лет спустя, свершение Идантирса и его скептухов, по-вторили русские воины, возглавленные вначале Михаилом Богдановичем Барклаем де Толли, а затем и Ми-хаилом Илларионовичем Голенищевым-Кутузовым. Несметные полчища корсиканского чудовища, а по со-вместительству императора французов, Наполеона Бонапарта, почти полный миллион солдат, это если со вспомогательными австрийским, польским и прусским корпусами и маршевыми ротами пополнения, пере-секшими русскую границу, были аккуратно и вдумчиво перебиты, переморожены и удушены голодом на наших бескрайних просторах. И свершено сие было за единую военную кампанию. Жертвой русских в этой войне, помимо погибших в боях и походах, стали их большие и малые города по дороге от Немана до Моск-вы, включительно.
И искренне жаль, что тогдашний царь Александр I не послушал своего блистательного скептуха-полководца, фельдмаршала Кутузова, призывавшего царя не продолжать преследование Наполеона за пре-делы России. Уж очень царю желалось отомстить корсиканскому чудовищу за сожжение Москвы. А более того, полагаю, личные оскорбления. Ведь Наполеон, ничтоже сумняшеся, несколько раз, с настойчивостью, заслуживавшей лучшего употребления, намекал царю на его бездеятельное участие в убийстве своего вен-ценосного отца, Павла I, бывшего надежным союзником Наполеона. Убитого заговорщиками, направляе-мыми английскими деньгами, через Петра Па;лена. Вот и не внял государь вернейшему слуге своего отече-ства и пламенному патриоту Михаилу Илларионовичу, сунулся наводить порядок в Европах. А оно нам на-до было? Своих проблем не доставало?
Лучше бы, как предлагал Михаил Илларионович, использовал то время, пока европейцы будут заняты самим веселым делом на свете – уничтожением друг друга, для исправления собственных недостатков. Ведь было же чем заняться! И еще как было! Не мог не помнить государь, как трясся он, сидя в Зимнем дворце Санкт-Питербурга, когда Наполеон шел к Москве. Трясся не оттого, что боялся штыков корсиканца, от-нюдь. Трясся потому, что каждую секунду ждал – а ну, корсиканец издаст манифест, освобождая крестьян от крепостного рабства, как за три года до того, он сделал это в германских княжествах. Понимал царь и император, тогда бы и его и всех его присным могло просто смести с лица земли, вырвавшимся из плотно закупоренной скороварки Руси, паром. И продуть в повальном бегстве куда-нибудь, в сторону все той же Британии. Могло! Но этого же убоялся и Бонапарт, уже ощутивший на своих собственных боках мощь рус-ской сучковатой и тяжеленькой народной дубины. И не сделал того единственного, что могло бы его спасти. Страх перед народом, всегда сильнее в них, паскудниках, чем страх перед венценосцами!
Вот и надо было предоставить европейцам сомнительное удовольствие вдумчиво и старательно унич-тожать друг друга, заваливая свои поля своими же трупами и унавоживая их для пущей производительности в будущем, своей разлагающейся плотью. Главное, что бы без нашего в том участия. А Париж пожечь? Так мы его и имея такую полнейшую возможность, к сожалению, жечь не стали, хотя и следовало картавых жа-боедов порадовать такими зрелищами. Оно ж и впечатляет и мозги на место ставит вполне и навсегда! Нет, нам варварства не хватило! Не поганая Европа, чай, где сего добра - навалом! Люди мы, людей и пожалели! А напрасно! Не всегда жалость на пользу идет и тем, кто жалеет и тем, кого жалеют! А и Бог с ним с тем поганеньким Парижем! Нету, что ль, иных курятников на Земле? Стоит и хрен с ним, пущай стоит! Придет еще и его час!
Обидно то, что, используя развернувшуюся бы в Европах мясорубку, превращающую в колбасный фарш поколения европейцев, можно было бы и немыслимо поднять свою промышленность, свободно и поч-ти монопольно торгуя оружием со всеми участниками конфликта. А еще и убрать, наконец, из позиции Руси ту слабость, которой опасались все наши цари и во все времена царствования – крестьянский вопрос. Осво-бодить крестьян после такой войны, было бы и невероятно правильно и благородно. И, не сомневаюсь, было бы правильно оценено и принято крестьянством. А заодно заткнули бы пасть завидущую, всем этим буду-щим своим говноедам – декабристам, разночинцам, народовольцам, чернышевцам и прочей псевдо-революционной нечисти! И сто лет, представляете, сто лет! – ну, или, хотя бы, около того, жили бы покой-но, поглядывая искоса на развоевавшуюся сверх всякой меры Европу. Крепили бы свою армию, учась на их опыте, торговали бы с ними съестным и оружием, захватывая прожженные войной дочиста рынки. А чего ж, им можно, а нам нельзя? Заодно, не опасаясь ничьего вмешательства, получили бы время и возможность разрешить единственный насущный для себя вопрос международной политики, оставшийся неразрешенным и доселе – взять под себя проливы и водрузить Крест Святой над Святой Софией, прекратив ее кощунсивен-ное использование в качестве Айя-Софии! А минареты, что возле нее стоят и сейчас, их можно бы и в Ка-зань переместить, или, хотя бы, в Грозный. Эх, какую бы жизнь у нас можно было устроить. И заставить Англию в кои-то века потаскать каштаны из огня своими загребущими клешнями. А ей куда было деваться? Ведь острие наполеоновской политики континентальной блокады, было направлено против них. Посмотрел бы я на герцога Веллингтона и его блестящее аристократическое воинство, нашел ли бы он свое Ватерлоо? Как бы ему не порадовать всех очень уж преждевременным Дюнкерком! А то, как бы его Бонапарт пятый угол в его спальне искать не заставил. Тот мог! И даже с его на то превеликим удовольствием!
Так это ж нам, какой шанс выдавить их с континента представлялся! Не воспользовались! А почему? Зажало государя чувство мести, лишило его разума. Ему бы Идантирсу последовать: я свои проблемы с Да-рием (Наполеоном) решил, а вы греки (европейцы) свои – решайте сами! То-то бы великолепно было! А и умно; же! Ась?

Минск, октябрь 2009 года.