Глава 21. Навстречу друг другу

   А где же, в самом деле, была эта «белокурая гадость», то есть Брандушка? Вообще-то ей давно полагалось находиться в безопасном лесном убежище вместе со своим отцом. Но её там не было.
   И Лунарий, и его дочь были уже на подступах к Синим горам. Неделю назад, встретившись у заветного дерева, они сильно поругались.
   – Что ты опять удумала, горе моё?! Всё неймётся ей, всё хочется бежать куда-то… В лес нам надо, в посёлок, под защиту! – шипел Лунарий, боясь сильно повышать голос, дабы не привлечь чьего-нибудь нежелательного внимания.
   Дочь стояла тихо, опустив голову, и спокойно ждала, когда у отца кончится «запал». Едва тот утих, она засунула руку в дупло, достала не найденную ещё никем ракушку, повесила себе на шею и уставилась на встрёпанного отца своими яркими голубыми глазищами, которые на этот раз показались ему холоднее самой холодной воды в горной речке.
   – Ты, папа, иди в лес один, – сказала она. – А я не могу. Никак не могу. Тимофей доверился мне. Я заставила влезть его в нашу «кашу». Заставила разгуливать в своём сарафане под носом у тысячи котов. И теперь он бродит где-то там, в горах, потерявшийся и беспомощный… Без своего волшебного ключа, совсем один… Вдруг он ранен? Не хочу даже думать об этом! Ты иди, папа. А я пойду искать Тима.
   Лунарий мрачно с ног до головы оглядел свою дочь и понял, что спорить больше не о чем.   Уйдёт. Не оглянется. Как Рута три года назад. «Я должна», – сказала. И ушла. А он, осёл старый, отпустил. Ну, уж эту то не отпустит. Пойдёт рядом. Хоть в горы, хоть в пекло! До конца!
   – Ты, вообще, как себе это представляешь? – поинтересовался он. – Дочка, значит, по лесной чаще блукает, а папаша родной в землянке за частоколом отсыпается?
Брандушка хихикнула, покрепче перехватила узелок, на дне которого, замотанный в шерстяной носок, лежал золотой ключ, и первая шагнула в глубину леса. Лунарий спрятал улыбку в усах и двинулся следом.
   Так они шли уже седьмой день. От голода и жажды страдать не приходилось. Держались они речки, которая брала начало в Синих горах. А диких груш, абрикос, орехов да трав съедобных вокруг было вдосталь. Конечно, приходилось всё время быть начеку. Коты в первую очередь осматривали речное русло. Но Лунарий чувствовал приближение крылатого дозора каким-то неведомым открывшимся чутьём. Каждый раз ему с дочерью удавалось вовремя укрыться под кронами деревьев.
   «Хвала прародителям! Не иначе, они нас хранят!» – думал мужчина, когда, затаив дыхание, следил сквозь зелёное сплетение ветвей за маленькими хищниками.
   К счастью, коты вскоре бросили осматривать это направление. Куфее не могло прийти в голову, что Синие горы могут явиться для кого бы то ни было привлекательной целью. Улизнувшего же мальчишку следовало искать гораздо дальше.
   И вот, к тому времени, как Рута с Тимофеем почти закончили свой спуск с горного плато,   Лунарий с дочерью как раз начали подумывать о том, как им найти наиболее безопасную дорогу наверх. Дело в том, что путь им преграждал посёлок сосланных на штрафные работы.
Посёлок отлично охранялся кошачьим гарнизоном, в котором большую часть составляли жёлтые.
   Немного поспорив по поводу того, что им предпринять дальше, дочь с отцом решили в последний раз заночевать под надёжным пологом зелёного леса. Решение, которое им предстояло принять, и впрямь было нелёгким. Деревья вокруг посёлка были давно вырублены для хозяйственных и производственных целей. День и ночь горели печи: варился клей, обжигалась плитка, готовилась каша для рабочих… Посёлок, раскинувшийся в излучине реки, был весь как на ладони. Разумеется, так было удобнее следить за ссыльными, хотя желающих сбежать со штрафных работ до сих пор не находилось. Ведь у всех дома остались семьи, куча родных и близких. Работа на солнцепёке была не легка, а тем, кому приходилось добывать камень непосредственно в горных пещерах, приходилось совсем не сладко. Однако, навлекать на невинных родичей гнев Куфеи не хотел никто, поэтому все старательно трудились, терпеливо ожидая окончания назначенного срока.
   Присматривать за послушным стадом было совершенно не трудно, и большая часть кошачьего гарнизона совершенно обленилась. Только жёлтые исправно несли службу с непонятной ни серым, ни полосатым преданностью.
   – Да эти жёлтые хуже собак, – сказал полосатый кот по кличке Фикинс.
   Он растянулся в тенёчке одного из длинных каменных зданий и даже не собирался сделать вид, будто за кем-то следит.
   Его собеседник, рыжий худой котяра с понятным прозвищем Рыжий, испуганно зашипел:
   – Ты что, тухлой рыбы объелся?!
   – Да я бы и от тухлой сейчас не отказался… Что-то с кормёжкой перебои уже больше недели. Совсем рыбаки от рук отбились.
   – Говорят, после урагана многих лодок не досчитались. Не на чем в море выходить.
   – Ну и что? Мы страдать должны?
   – Авось не отощаешь. Нам и так последнюю авоську выделили для поставок рыбы.
   – Куфея, небось, уже навязала новых!
   – Может и навязала. Не наше дело. А жизнь у нас хорошая. Тёплая и сытая…
   – Где ж сытая…
   – А я вот сегодня кузнечика поймал – жирного!
   – Ф-фи…
   Фикинс брезгливо отодвинулся от облизнувшегося Рыжего. Тот фыркнул:
   – Тоже мне, аристократ. Помни, если бы не Куфея, ты бы сейчас на Пирожковой по погребам мышей ловил.
   – Да помню я! Собственно, я бы и сейчас от мышки не отказался. Пойти, что ли, поискать какую-нибудь серенькую, сладенькую?
   – А кто за кашеварами следить будет?
   – Сам следи. А я пойду…
   Фикинс встал, потянулся и, волоча за собой вязаные крылья, пешком потрусил ко входу в здание.
   – Совсем с ума сдвинулся… – пробормотал Рыжий и, взмахнув крыльями, поднялся в воздух.
   Жёлтые коты ни на что не жаловались. Они, действительно, были «неразговорчивы», как подметил умный Тиша. Никто не слышал, чтобы они, подобно Фикинсу и Рыжему, просто так болтали друг с другом. Возможно они, как и дельфины, умели общаться мысленно… Даже Тиша не знал этого наверняка. Для Куфеи же имело значение лишь одно: полудикие создания беспрекословно и старательно выполняли любые её поручения, а в особенности те, что касалось наказания непокорных двуногих…
   За последние дни, когда кошачий гарнизон и в самом деле ощутил нехватку еды, только жёлтые не подали виду, что заметили этот факт. В то время как прочий хвостатый народ, наплевав на свои обязанности, разбрёлся по посёлку в поисках заблудших мышей или удалился на речку в надежде разжиться какой-нибудь добычей там, жёлтая гвардия продолжала денно и нощно нести службу. Лишь в глазах у них стал ярче гореть хищный огонь.
    Люди всей кожей ощущали на себе этот голодный взгляд и изо всех сил старались не раздражать своих надсмотрщиков. В посёлке в эти дни царил идеальный порядок…
В это время Рута с Тимофеем уже закончили спуск с горы, что служила пристанищем этой удивительной женщине целых три года. Спуск оказался не из лёгких, ведь альпинистского снаряжения у них не было. Однажды они оказались на площадке, которая обманчиво близко нависала над следующей каменной терраской. Тимка долго с тоской смотрел вниз. Если бы у них оказалась сейчас простая верёвка в три-четыре человеческих роста! Они бы мигом спустились. Но верёвки не было. Прыгать вниз с семи метров на узкий каменный балкон было глупо. С таким же успехом можно было разбежаться да и сигануть вниз прямо с вершины. Так вот, чтобы выйти кружным путём на этот самый балкончик, путники потратили три часа! Конечно, иногда им везло, но чаще приходилось долго блуждать в поисках удобного спуска. Но нет худа без добра! За время, проведённое в походе, Тимка здорово окреп. Всё-таки, неделю проваляться в холодной пещере с ушибами и растяжениями, это вам не шуточки.
    Мальчика не переставало удивлять то, что он совсем не чувствовал голода. Вопреки своему обещанию накормить «летунка» чем-нибудь повкуснее, Рута так и не предложила мальчику никакой привычной еды. Всю дорогу она срывала какие-то травинки, собирала с кустов ягодки, орешки, ела сама и угощала этим подножным кормом своего спутника.
Он думал, что от такого рациона у него скоро заурчит в желудке и потемнеет в глазах, но чувство голода так и не пришло к нему. Зато в теле появилась какая-то невиданная лёгкость. Хотелось петь, всё время смеяться и ещё… летать.
   Да, это было восхитительное ощущение! Огромные куски пространства, облака, которые можно было трогать руками, молчаливые лики горных вершин, окружавшие мальчишку все эти дни, подарили его душе такую уверенность в своих силах, такую любовь к высоте, о которой он даже мечтать не смел, живя в своём мире. Ему было просто смешно вспомнить, что когда-то он хотел испытать подобные чувства, совершая ежедневные восхождения на городские крыши…
   А страх падения исчез бесследно, как исчезли синяки и ссадины с его тела. Падение уже превратилось в пережитый опыт и навеки осталось в прошлом. В настоящем же царила лёгкость и чудесная вера в то, что летать он непременно будет. В этом ли мире, в своём ли… Он будет летать! И всё.
   Единственное, что тревожило Тимку сейчас, так это его ночные видения. Стоило ему, кое-как угревшись под старым шерстяным плащом Руты, сомкнуть глаза, как он тут же проваливался в ту самую комнату, что явилась ему в пещере. Даже днём уже мог вспомнить золотые и серебряные надписи на корешках фолиантов. Мужчина с пепельными кудрями начал просто раздражать его, не смотря на то, что имел усталый и смиренный вид. Он явно хотел чего-то добиться от Тимки, но чего, тот не мог понять. А чувствовать себя тупым он не любил больше всего на свете. Несколько раз мальчик порывался спросить у своей спутницы о значении странного сна, но так и не решился.
   «Рута и так всё время объясняет мне что-то. Возится со мной, как с младенцем. Плащ свой отдала, а сама по ночам мёрзнет, небось… – размышлял он. – И тут я полезу к ней за толкованием снов. Совсем как беспомощная девица в сарафанчике…»
   Зря, конечно, он так думал. Рута вовсе не считала его беспомощной девицей. Наоборот, она удивлялась чувству собственного достоинства и скромности, которые были заметны в мальчике невооружённым глазом. Ведь он мог спокойно отправиться в свой собственный мир, ан нет!
   Спускается прямо в пасть неизвестности, навстречу новым испытаниям, потомучто  наивно пообещал помочь её беспокойной дочери спасти Рамулею.
   – И как только Брандушка тебя уговорила в Трину превратиться? – шутливо спросила Рута сразу порозовевшего мальчишку. – Вон какой добрый молодец по горам скачет… А она его в сарафан вырядила!
   – А то Вы не знаете! – откликнулся Тимофей. – Если Бранди чего в голову взбредёт, так значит, оно и будет. Настырная она, просто жуть. Удивляюсь, как рамулейцы до сих пор Куфею не свергли. Если у всех такие характеры…
   – Так ведь не у всех, – вздохнула женщина. – Люди в нашем мире все обычные и все разные. У вас, верно, так же?
   – Угу. Разные.
   – Живут себе тихонько люди. Своими делами занимаются, дома строят, детей растят, и никто не хочет этот привычный уклад менять. Затевать войну с котами, с феей, пускай и бескрылой, это всё не так просто.
   – Но ведь рамулейцы всё время чего-то боятся: то на штрафные работы попасть, то к жёлтым в когти угодить. Лабиринт этот невозможный, как ненормальные, стригут и от гусениц защищают… Кому такая жизнь нужна?
   – Может и не нужна. Но все привыкли. А дети, что родились уже после воцарения Куфеи, так и не знают другой жизни. Они уже выросли и своих детей завели. Ещё несколько десятков лет, умрут старики, которые помнят прошлую жизнь, и люди будут думать, что так, как сейчас, было ВСЕГДА. Вот в чём истинная победа Куфеи. Царствовать среди людей, не ведающих иной жизни, кроме той, где правит её бессердечие.
   – Но она ведь тоже когда-то умрёт?
   – Когда? Ты знаешь, сколько живут феи?
   – Нет…
   – Триста лет тому назад нас посещала фея Астранция. Так вот, до этого она, согласно архивным свиткам, являлась в Рамулею двести шестьдесят пять лет назад, и выглядела точно так же. В том то и дело, что Куфея устроилась очень не плохо. И очень надолго. Ей едва сто лет стукнуло.
   – Да вы что! Эх, жалко, что она именно Рамулею выбрала…
   Рута промолчала. Страну свою ей тоже было жаль, но мальчик был прав: неужели, если б все люди объединились, они не победили кошачью армию? Ах, если б хоть половина населения обладала силой духа её дочери! Но Куфея выбрала страну правильно. Тихая, изобильная и изнеженная прекрасной погодой Рамулея не хотела и не могла бороться за свою свободу. Ей было легче приспособиться и вырастить у себя на груди бесконечный и бесполезный самшитовый лабиринт.