Третий не лишний

Я проснулся ужасно голодным. В шатре я был в полном одиночестве. Судя по всему время было ближе к полудню, нежели к утру. Наверняка хоббиты и люди уже давно позавтракали. Неудивительно, что у меня в животе так бурчит! Пока я протирал глаза и оглаживал бороду, полог одернули, и в шатер заглянул Леголас. Увидев меня, он просиял:
- Как спалось, добрый гном?
- Отлично! Нам щедро выдали теплых одеял, да и земля тут мягкая, никаких корней… А как ты провел ночь, дорогой Леголас?
- Я вдоволь наговорился с сородичами, а потом… Скажи, а тебе снились сны? – Неожиданно полюбопытствовал эльф.
- Ну, снилось что-то такое милое и цветное. Точно не кошмар, не то как в Мории…
- Милое, - повторил Леголас. Он взял мою руку своей, такой нежной и белой. Таких рук не бывает даже у наших юных девушек. Моя грубая лапища смотрелась как кусок простой породы рядом с лучшим мрамором.
- А я тебе не снился? – Тихо спросил эльф. Я замялся. Откуда он только знает? Неужели мысли наловчился читать как Галадриэль? Эльф тем временем
провел пальцем по рукаву моей сорочки и принялся перебрать мои волосы.
- А тебе не снилось, откуда у тебя цветы в косичках? – Певуче спросил Леголас.
- Цве-еты?
Сроду я себя ничем, кроме как самоцветами не украшал и то только перед важной встречей.
Я покосился на свои косички, посмотрел на бороду – и обомлел. Вместо привычных кожаных шнурков там были цветы. Меленькие такие, голубенькие и беленькие.
Я прокашлялся:
- Это, небось, хоббиты ночью пошутили. Экие проказники.
Но Леголас покачал головой:
- Неужели ты ничего не помнишь, Гимли? Это была самая прекрасная ночь в моей жизни!
Меня бросило в жар. Я сглотнул и отвернулся, избегая смотреть в светлые глаза эльфа. Чем эти древесные эльфы меня опоили вчера, что с утра Леголас ведет такие разговоры? Эльф тем временем тихо продолжал, пугая меня новыми подробностями:
– После полуночи я заглянул в шатер. Хоббиты храпели немилосердно, а ты лежал такой умиротворенный и спокойный. Мне так захотелось разделить с тобой эту ночь. Показать как прекрасен Лориэн при свете звезд. Я разбудил тебя и повел за собой. Ты шел посмеиваясь и повторяя, что это дивный сон.
- Это и был сон! – Просипел я. – Твой сон, Леголас. Ты заболтался с родичами и уснул на ихней дэлони. Не имею я привычки по ночам бродить, разве что по нужде…
Это прозвучало так грубо, что я прикусил язык. Но лесной принц, не смущаясь, ответил:
- Гимли сын Глоина! За твоей неказистой и даже отвратительной для эльфа внешностью скрывается чувствительная душа. Я оценил это в те редкие минуты, когда ты делился с нами преданиями своего народа.

Ишь как он меня припечатал: "Неказистый и даже уродливый!" Куда мне до эльфов. Те все как на подбор утонченные красавцы. Такими их спели. А нас отковал Махал и мы такие, какие есть!
- Друг мой! – Нежно сказал Леголас и словно бабочки у меня в животе запорхали, так трогательно и взволнованно выглядел мой эльф.
- То был не сон и не шалость хоббитов. Мы пришли на цветущую поляну, и я вплел в твои волосы цветы. И танцевал перед тобой. И ты танцевал для меня.

Это уж совсем было невозможно. Наши танцы – это часть древнего священного ритуала, который мы храним крепче любой наше другой тайны.

- Это было прекрасно, дорогой Гимли.
Чего-чего, а наши танцы красивыми не назовешь. Они воинственны и устрашающи. И не мог я танцевать с непокрытой головой еще перед чужаком, это вовсе против всяких правил.
- Из пения соловьев в Золотых Лесах, из журчания ручьев, из звона струн лунного света в наших сердцах родилась музыка, и мы воплотили ее в танце. Ближе к рассвету к нам присоединился Арагорн.
Тут передо мной ясно встала вся картина. Я вспомнил как Следопыт неслышно, по крайней мере для меня, возник меж мэллорнами в предрассветных сумерках. Появлению Арагорна не очень-то меня обрадовало. Я только Эльфа перестал стесняться, а тут еще и Человек. Но Леголас сказал: "Третий не лишний" с и подбил меня на совсем безумный поступок.
Они позвали меня с собой купаться. Гномы плавают так же хорошо, как их топоры, это всем известно. Я решил, что поплескаюсь где-нибудь на мелководье. Но тут выяснилось, что у эльфов заведено купаться нагишом. И Арагорн туда же, эльфийский воспитанник.
Я смотрел не мигая, как Эльф спускался по глиняному откосу к тихо плещущейся Белогривке. Его кожа мерцала в тумане как беломорит. Был он как молодая березка – гибкий, стройный… В жизни я ни на одного гнома так не пялился. Но когда Арагорн прыгнул в воду вслед за Леголасом, я устыдился. Сложен был Человек не хуже эльфа. Я же несуразен как лесная коряга. Я присел за камушком и пожалел об отсутствии трубки. Запалил бы ее, прочистил мозги и обдумал, зачем я в это ввязался. Мои друзья тихо переговаривались по-эльфийски, до меня доносился их смех. Это все эльфийские чары, Гимли, беги от них подальше, пока тебе окончательно голову не заморочили.
Но тут из реки ко мне вышел Леголас. Лучи восходящего солнца коснулись его совершенного тела. Капли воды переливались как осколки розового кварца.
- Отчего ты не присоединяешься к нам, Гимли? – Ласково спросил меня лесной принц.
- Кто-то же должен стеречь тех, кто беспечно развлекается. - Проворчал я, не придумав более умной отговорки.
- Благородный гном, орков нет на много лиг вокруг. Мы в безопасности здесь, под охраной зорких стражей Лориэна.
Сам не понимаю как, но Леголас меня убедил. Он помог мне скинуть рубаху и лишь вздохнул, увидев рубцы на моем теле. Не все они оставлены вражеским оружием … но наши обряды эльфам не понять.
- Гимли, я надеюсь, что ненароком не обидел тебя или не переступил границу дозволенного. - С тревогой сказал Леголас, выводя меня из задумчивости. Милый эльф, ты даже не представляешь, сколько запретов я нарушил сегодня… Ты никогда об этом не узнаешь. Когда придет время покидать Золотой Лес, из Лориэна выйдет совсем другой Гимли. Сегодняшняя ночь и утро изменили меня безвозвратно.
- Все просто отлично, Леголас, - ответил я к явному облегчению принца. - Но для полного счастья мне не хватает только одного – подкрепиться.
- Так пойдем же! – Весело вскричал Леголас. – У эльфов не принято дважды завтракать, но хоббиты так стенали и жаловались на голод, что для них сейчас накрывают ранний обед.
Я обозвал их мохнонигими бездельниками. В душе я восхищался легкостью, с которой они переносили тяготы похода и наслаждались жизнью во время передышек между битвами.