Жизнь при жизни...

                Неужели Господь столь немилосерден?
                Как он мог, создав жизнь, не подумать о Жизни?
                (с)
В мелких постукиваниях по столу короткими пожелтевшими, как осенний лист, пальцами наблюдается какой-то ритм, цикличность. Удар сердца – пару стуков по дубовому дереву. Лишь спустя время приходит осознание, что это ритм жизни. Чем сильнее удар, тем большим отзвуком он отделяется от поверхности, пролетая призрачным эхом по пустынной квартире, настигая слуховую мембрану  и врываясь «раздражителем» в голову. Хочется охватиться руками, убежать, не слышать… А пальцы продолжают двигаться, не сбиваясь от усталости. Зрачки как сумасшедшие начинают свое путешествие по окружающему пространству. Мрачную комнату освещает лишь одна свеча. Ее воск капает на стол, иногда попадая на руки выбивающего ритм, от чего они кажутся совсем неживыми, гладкими и блестящими при каждом колыхании пламени. Где-то близко у ног раздался неприятное, отвлекающее шуршанье. Крыса…большая, серая, с длинным голым хвостом сантиметров в двадцать, прокладывала себе путь сквозь мусор и обломки мебели, хаотично разбросанные по земляному полу. Она вбежала в дырку, которую, видимо, давно выгрызла для своих перемещений.  Взгляд поднимается выше. Ободранные клочки обоев говорят о том, что когда-то эта комната выглядела очень ухожено. Сейчас их цвет уже не разобрать, слишком толстый слой пыли и грязи глубоко въелся в их текстуру. Стул под фигурой сидящего заскрипел. От щелей в стенах сквозило. Раздался кашель, ритм ударов слегка сбился… В груди что-то кольнуло.
Разобрать кому принадлежал этот кашель: мужчине или женщине не возможно. Глухой, сухой, грудинный хрип умирающего. Сам силуэт отдаленно напоминал сгорбленную старушку в черном плаще с капюшоном. Одна ее рука бездвижно свисала со стула…вся в обожжённых язвах, костяшки пальцев безобразно выпирают, напоминая зверские переломы уже неправильно сросшихся костей.
Зачем это человеческое существо так издевается над собой? И почему я не могу сейчас отвернуться от этого противного зрелища и уйти?
В нос ударил запах сырости, старости и чего-то гниющего. Очередная разгоряченная капля воска упала на вздувшуюся поверхность ладони, рождая на ней зияющую открытую ранку. Палец дернулся вверх, выпуская один удар. Каждый раз при сбоях ритма, я ощущаю, что-то происходит внутри.
Вдали на полу стояли часы… Не смотря на всеобщую разруху, их стрелки все еще двигались, и тень от них старалась опередить «реальность времени» длинными, тонкими, черными полосками, иногда перекрывая одна другую, что создавало иллюзию бесконечности времени.
Удары часов, сердца и пальцев – единый ритм, единый цикл, сковавший раннее уютную комнату и цветущий сад за окном, в неком подобии «полужизни» с руками больного проказой.