От перемены мест

Предисловие №1
июнь-июль, 2010 год

Человека по имени «Дакки Маллард» не существовало никогда. Вернее в его полноценном значении. То есть Дакки – это собирательный образ окружения автора, да и сам автор. В Дакки, в его речах собраны все диалоги и мысли, которые когда-то были услышаны автором от его близких, друзей, знакомых, взрослых людей, – все это есть в главном герое.
Он неоднозначен, в нем как минимум душ десять, а может и пятнадцать, а может и все окружение автора стало обычным Дакки, мыслителем и весельчаком преклонных лет. Кроме этого Дакки есть еще и другие люди, которые составляют ему компанию во всех диалогах. Имя героя (Дональд Маллард) взято из американского телесериала «NCIS. Морская полиция: спецотдел».
В этой книге мало монологов, лишь маленькие связки для текстов, большая часть – это диалоги, которые мне понравилось писать. Диалоги на разные темы, диалоги, в которых сталкиваются диаметрально противоположные взгляды.
А кто сказал, что Истину легко отыскать?! Но все они дают пищу для размышлений читателям, они показывают поднятую проблему с разных сторон, чтобы читатель мог найти ту сторону, тот берег, на котором находится он сам.
Или наоборот найти и изобрести новый континент.
Каждый из здесь написанных диалогов имеет в основе реальную ситуацию, реальных людей, которые послужили прототипами. А некоторые из них, из этих самых диалогов, полностью сложены, как паззл, из мыслей автора по определенному вопросу.
Все это не придумка и небылица, которые часто складывают в своей голове писатели, а цикл зарисовок, в котором каждый из моих друзей сможет поймать свою фразочку, нечаянно брошенную мне реплику.
Наверное, стоит сказать, что вся эта история и не история вовсе. Потому что общего сюжета в ней нет, и не будет, и вообще, дорогие читатели, не планировалось. Это всего лишь диалоги по разным вопросам, каждый из которых освещается в своей части.



Предисловие №2
март, 2011 год

Июнь и июль прошлого 2010 года прошел в написании романа «Диалоги». Идея пришла, когда я была в городе, в котором совершенно нет связи. Словом, я была вне привычной среды обитания.
Тогда ко мне в голову закралась одна очень интересная мысль: а что, если написать какой-нибудь рассказ или роман, который полностью будет состоять из диалогов?.. Это было, кажется, после прочтения какой-то книги: я написала нечто вроде одного маленького диалога, совершенно отвлеченного и ничего не значащего. Просто проба пера в данной области. И мне, несомненно, понравился этот первый опыт.
Я, как человек пишущий, раньше совсем не любила диалоги. Не любила их расписывать, придумывать маленькие ремарки после них и тому подобное. К монологичности повествования питала больший интерес, но тут вдруг решила кардинально изменить свой взгляд и поменять концепцию. Вроде как придать новый оборот своему, так сказать, творчеству.
И начала писать «Диалоги».
Сейчас уже март 2011 года. За этот «почти-что-год» изменилось многое: я только сейчас, по прошествии такого большого срока села редактировать этот роман и заметила, что… Мысли кажутся мне похожими, но не верится, чтобы я когда-то такое написала и проч., проч.
Конечно, та сема, то ядро смысла, заключенное в каждом диалоге, до сих пор совпадает с моими взглядами, но оно кажется таким далеким, таким недостижимым.
Но это чертовски интересно – наблюдать за собой прошлогодней с сегодняшней позиции почти-что-взрослого-человека. Уже не как автору, а как редактору и критику. Чертовски интересно, и, я думаю, это здорово отрезвляет.
Мое нынешнее прочтение и написанное предисловие – это своеобразный увлекательный диалог с прошлым, это милая беседа без перехода на личности, с тропы которой я, к сожалению, очень легко ухожу.
А вообще, что бы ни говорили – меняется жизнь: её ритм, темп, она окрашивается в новые краски, звучит новыми аккордами и обращениями. Меняется твой круг общения, твои интересы, увлечения, взгляды, а самое главное – ты переоцениваешь те процессы, над которыми никогда не задумывался. Ты пересматриваешь собственное отношение к людям: к их порокам, недостаткам, страстям и т.п.
За этот «почти-что-год» я познакомилась с новыми людьми, в том числе с Мариной Юрьевной Тарасовой, человеком, который сказал, что этот роман – свежее веяние, свежий ветер среди тумана моей прозы. Или «черноты» моей прозы. Я, право, не очень-то и помню. И взялся мне даже помочь отредактировать некоторые главы. Это меня, конечно, подбодрило и пробудило во мне желание писать дальше.
Маленькое, но все-таки признание людей, которых уважаешь и с мнениями которых считаешься, - неоценимая награда.
Это будто свежий поток воздуха, врывающийся в открытую форточку твоего творчества (не могу без пафосных фраз, здесь уж извиняйте!).

…Этот роман не состоялся бы без участия людей, с которыми велись эти диалоги. Ведь, фактически, не будь этих людей – не было бы и этого романа, сплошь построенного на этом приеме. Забавно, как бы сказала Юлия Викторовна. И, действительно, забавно, что память позволяет мне вынести суть наших рассуждений на бумагу: передать мимолетное чувство во всей его красе.
Бумага, конечно, все стерпит. Даже некоторые смелые мысли и высказывания.
Сейчас март 2011 года, конец марта – я сижу и редактирую этот роман. И перечитываю впервые за долгий срок. Наверное, это было хорошей идеей – дать тексту отлежаться, чтобы посмотреть на него по-новому. Ты постепенно теряешь тот пыл любви к написанному произведению, какой-то привязанности и тому подобное.
Теперь ты смотришь на него независимым и строгим взглядом критика и читателя, подводя под написанным черту, благодаря новому приобретенному опыту.
И сейчас мне даже пришлось изменить название «Диалоги» на название «От перемены мест». Продолжение это фразы, я уверена, знает каждый, но вот понять смысл и, возможно, авторскую мысль… Что же, дерзайте!..

…Этот роман, прежде всего, о человеке думающем и для него. Такой человек, как правило, несчастен и безутешен, потому что слишком много постигает и слишком много думает, отчего теряется тот флер наслаждения жизнью.
Еще Соломон, кажется, говорил, что от многой мудрости многие скорби, и умножающий знания умножает печаль. Факт бесспорный и… горький. Для того, кто гонится за постижением каких-то истин.
А когда человек чувствует все это на своей шкуре, то пробегает холодок по коже: зачем тогда к этому стремиться, если теряется радость жизни? нежелательные, может быть, иллюзии, необходимые для счастья?..
Carpe diem, конечно, никто не отменял, однако…
Что-то мешает. Весь роман, наверное, и рассчитан на то, чтобы показать, что мешает. Человеку нужно больше отдыхать, а не загружать свою голову дурацкими философствованиями, которые не несут ничего, разве что греховного уныния, многоликой печали, обеспокоенной тоски, нежелательной скорби и ненужного знания.
Однако… однажды научившись думать и попробовав этот «фрукт» на вкус, ты уже не можешь от него отказаться. И ты обречен на непонимание, на страдание среди тебе подобных внешне, но не внутренне.
И, дай Бог, чтобы на твоем пути попался хотя бы один умный человек, способный тебя здраво услышать и трезво понять.
Нужен человеку человек, чтобы высказаться. И чтобы выслушать.
В романе такой человек не один – их много. И они обособились своей группой, они закрылись однажды в кабинете, и с тех пор, с того вечера, как дверь тихо прикрылась, они считают себе родными людьми. По разуму.
Антон Павлович Чехов в своей повести «Палата №6» вложил в уста доктора Рагина прекрасные слова, которые мне хотелось бы использовать в своем предисловии:

«…И вот, как в тюрьме люди, связанные общим  несчастьем,
чувствуют себя легче, когда сходятся вместе, так  и  в  жизни  не  замечаешь
ловушки, когда люди, склонные к анализу  и  обобщениям,  сходятся  вместе  и
проводят время в обмене гордых,  свободные  идей…»

…Я надеюсь, что роман Вам понравится. Хотя, как говорит Марина Юрьевна, нравиться или не нравиться может только котлета. А текст (будь то текст изложения, сочинения, эссе и т.п.) должен пробуждать какие-то чувства, откликаться или не откликаться в сердце, душе или разуме.
Кажется, роман в действительности живой, потому что в нем не так много художественного вымысла. Конечно, он там присутствует, как и в каждом литературном произведении, но каждый диалог – это самобытная история, это реально произошедшее со мной когда-то и где-то. Это маленький отрезок прошлого, сконцентрированный в нескольких страницах печатного текста.
Надеюсь, что все, написанное мною в данной книге, пробудит в Вас не столько потрясающий интерес (это, конечно, все хорошо, я не спорю), сколько побудит сесть и подумать над вещами, вытащенными из канвы повседневной жизни на бумагу.
Наверное, это и есть самая главная награда автора – узнать, что его книга возбудила желание разобраться и самостоятельно подумать над поднятой проблемой.

…И, соответственно, хочется поблагодарить всех тех людей, без участия которых не состоялось бы написание данного романа, а именно: Тарасову Марину Юрьевну, Ярославцеву Юлию Викторовну, Шишлянникову Татьяну Орестовну, Игошину Ирину Юрьевну, Гайнанову Марианну Валентиновну, Кондратьеву Галину Павловну, Сушкина Михаила, Барсукову Татьяну, Ерышева Артема, Леонтьеву Валерию, Зайцева Егора и Тепленева Максима.




С уважением, Тупицына.





Посвящается:
М.Ю., Ю.В., И.Ю., Т.О., Е.В.


















…ОТ ПЕРЕМЕНЫ МЕСТ…





Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.

И.А. Бродский























От автора

Я, право, мой читатель не имею понятия, как можно начать сие повествование, а точнее будет сказать жизнеописание человеческого естества, человека в общем. Конечно, персонаж, которого я буду здесь тебе описывать, не такой простой, сам же знаешь – писатели падки на необычные фигуры, фигуры неразгаданные и непонятные с первого взгляда. Мы, люди пера (извини за излишний пафос и ненужную помпезность), всегда пытаемся эту самую закрученную человеческую природу раскрутить, разгадать, да и просто познать от любопытства. В этом есть особенность не только писательская, но и особенность каждого человека – только писатель этим больше заинтересован, его взгляд прямо направлен на дешифровку человеческой натуры, от того, чаще всего, это в большей степени интересует человека пишущего или думающего, чем обычного обывателя. Почему?.. Потому что он ловит эти сигналы, так как находится на этой волне. И его глаз подготовлен различать мимолетные изменения натуры.
Но как начать описывать этого человека не знаю. И это не излишняя писательская скромность или, как говорит один мой очень хороший знакомый, кокетство. И дело совсем не в том, что этот человек какой-то зверский и коварный преступник, о котором и доброго слова не скажешь; не такой уж и святой, чтобы описывать все чудеса с ним случившиеся – он обычный человек, как и мы с тобой, но все же есть разница – он из степени обычности выделяется. Звучит странно, но это как. Есть такие люди, которые, вроде как, в системе. Но на самом деле, они – обособленные ячейки, самостоятельно существующие внутри этой системы: они автономны и независимы от других.
Так бы я его описал, если бы вкратце и метафорично о нем рассказывал.
Да, я прав в том, что с первого взгляда он ничем не примечателен, обычный работник системы образования, обычный завуч одной из местных лондонских школ – ничего необычного. Видели бы Вы его, так сразу бы согласились!.. Но есть в нем что-то такое, что сразу зацепило мой глаз, и это…
А, в прочем, ты и прочитаешь это дальше.
разбросала нас судьба, наш союз никогда не поменяется, мы останемся прежними.
Думаю, что какое-то начало, может и скомканное и тебе непонятное до конца (открою секрет, что оно и мне непонятно) у меня получилось – мы, писатели, называем это предисловием. Вот и тебе такое предисловие, но утруждать и грузить тебя лишними словами об этом человеке не буду – все узнаешь по ходу повествования: узнаешь, почему я так к этому человеку привязан, почему я так говорю об этом человеке и почему его уважаю, да уважаю так, что и книгу некую решил написать. Вначале я задумывал некое эссе, маленький очерк, но, как видишь, это перешло грань, преодолело выбранный мною жанр.
В общем, все ждет тебя впереди. Начальную нотку, хотя и какую-то сомнительно вопросительную, я задал, теперь мое дело лишь рассказывать, вести не совсем беспристрастное повествование, а, впрочем, будет просто достаточно говорить о судьбе, обо всех его особенностях, заинтересовавших меня.
Надеюсь, что ты скоро поймешь, почему я выбрал именно его фигуру.



С уважением, Чарли Стэндэн.
 


















ЧАСТЬ I





















Глава 1

Дональд Маллард появился в моем окружении недавно. Точнее его силуэт появился в дверях нашей школы совершенно неожиданно, он просто пришел и занял кабинет (я бы назвал этот феномен «Deus ex machina»).
Особого уважения сразу он не завоевал, был надутым и скверным (как нам казалось тогда) типом. Носил шляпу с большими полями (такая была у Коломбо, кажется), ходил всегда, даже в теплую погоду, в длинном черном плаще. На носу у него покоились круглые очки в золотой оправе (или позолоченной, я в этом, право дело, не разбираюсь), а одет на нем всегда был костюм – дорогой и хороший костюм английского производства.
Лицо его было не таким старым, лишь небольшая сеть морщин раскинулась на его лбу. Под носом у него были редкие усы, которые он, как мы заметили, старательно сбривал. Дакки (так его называли за глаза) очень заботился о своей внешности. Сейчас я вспоминаю, что это было единственным критерием нашего к нему уважения.
С первых секунд доверия он нам не внушил – казался индюком, который кичился своей высокой должностью. Мистер Маллард, Дональд Маллард, был назначен заместителем директора по учебной части – сидел в своем маленьком кабинете и работал, подписывал бумажки. Бюрократизмом занимался – не более того: скучно и бессмысленно. Среди нескольких моих коллег он приобрел кличку «Бульдог».
С первых минут он сам казался нам лишь лентяем, способным работать с бумажонками. Все время ходил напряженно, и словно подпрыгивая, подскакивая на своих тонких ножках, еще и никогда не улыбался. Помнится, что мы даже очень долго шутили, что он просто не способен выдавить из себя что-нибудь отдаленно напоминающее если не улыбку, то хотя бы ухмылку.
Но он проникся ко мне доверием и уважением (не знаю отчего и почему), и я даже видел, как он добро и искренно улыбается, о чем не преминул рассказать коллегам. Знаете, они лишь смеялись и говорили, что мне показалось, что все может быть, что это, наверное, была улыбка чеширского кота, которая неожиданно промелькнула на лице у скованного и гордого человека.
Однако именно тогда я уже начал менять образ неприступного и надутого человека на человека добродушного, но закрытого для широкой публики.
Прошло какое-то время с нашего знакомства, и мы нашли в его натуре нечто скрытое, что-то лежащее под покровом тайны, который каждый не преминул разгадать.
И с каждой нашей дискуссией, нашим новым разговором, тайна открывалась все больше и больше, пока не предстала в свете довольно величественном и неописуемом.


Глава 2

;Человек никогда не потеряет веру. Да, возможно, он разуверится в Боге, потеряет ниточку Его учения, затеряется среди потока разврата и греховных помыслов, но человек никогда не потеряет веру. Будь это вера в Летающего Макаронного Монстра или в космический чайник, который лавирует где-то между второй и третьей орбитой. Вера есть путеводная звезда человека в этом мире. Мы обязательно будем верить, даже если не в Господа, то в людей, в справедливость, в жизнь. Потому что человек привык верить, без веры он растопчет себя, он обречет на себя бессмысленное и иступленное состояние, на жизнь без смысла.
Дакки прошелся по кабинету и снова уселся на стул. Взгляды каждого присутствующего были намертво прикованы к нему.
;После смерти он будет просто погребен или сожжен, тело его погрызут черви или прах его будет стоять в серебряном сосуде, который родственники ему любезно предоставят. А дальше – совершенный ноль, абсолютный, ничего. Так он будет думать? Конечно, так. Но разве ему это на руку? Человек – хитрое и любознательное животное, желающее прожить эту жизнь на всю катушку. И он будет надеяться, что и после смерти он продолжит жить – не может же он сгнить в гробу и там остаться навсегда? Неужели он станет никому не нужен, окажется забытым навеки? Ведь должно быть что-то, что ему поможет после смерти, должно же быть!
Он торжествующе обвел взглядом аудиторию и улыбнулся, будто открыл что-то новое нам, недалеким и непросвещенным, несведущим в этих областях аборигенам. Будто бы он – путешественник, рассказывающий диким племенам о новых странах.
;Вот человек и верит в Бога, который дарует ему жизнь вечную в Царствии Его, верит в людей, которые и после смерти донесут его светлый лик его потомкам, верит в жизнь, которая обязательно ему сыграет на руку, верит в справедливость, что найдет и накажет его врагов – он верит. А кто человек без веры?.. Ничтожное животное, не способное остановить и оградить себя от тех животных инстинктов, что внутри его. Так что, человек будет верить всегда, - с улыбкой сказал Дакки, смотря в окно.
;Но, мистер Маллард, позвольте, - начал было один из наших коллег, - ведь…
;Извините, Джеймс, но я не хочу дискутировать. Не сегодня, я спешу, как-нибудь в другой раз. Не хочу Вас обидеть, еще раз извиняюсь, - с усмешкой сказал Дакки и надел свою шляпу, - а теперь мне пора откланяться. Думаю, что завтра, если, конечно, Вам удобно, мы можем продолжить эту беседу. А сейчас мне нужно бежать, а то я уже опаздываю. Всего Вам доброго, коллеги, до завтра! – проговорил Дакки и, поклонившись, захлопнул дверь.

Вся кафедра молчала несколько минут. Кто-то улыбался, кто-то рухнул на стул, а я стоял и думал о нем.
О том, что он сказал.
Никто из нас не осмеливался сказать первое слово. Каждый просто садился и работал, молча заваривал себе чай, молча проверял и подписывал бумаги.
И никто не говорил.
Это был первый раз, когда я действительно задумался о фигуре Дакки и понял, что он не такой, каким мы его все считали.


Глава 3

;Дональд, простите, можно задать Вам один вопрос? – вдруг неожиданно для себя спросил я; фраза как бы вылетела мгновенно, и я даже не успел задуматься. Минутой раньше я обдумывал про себя, как же можно начать разговор, как вдруг все началось само собой.
;О, Чарли, конечно. Я давно видел, что Вас что-то гложет и ставит в недоумение. Если я смогу Вам помочь, то конечно спрашивайте, чем смогу, тем помогу, - как обычно тепло ответил Дакки, протирая свои очки шелковой тряпочкой.
Я почти собрался с силами, однако чувствовал, как начинаю дрожать.
;Дональд, а существует ли дружба между мужчиной и женщиной? – как можно отвлеченнее и спокойнее спросил я, пытаясь не выдать всей тревоги, которой было наполнено мое сердце в данный момент. Лицо мое было, как камень: недвижимо, незыблемо и твердо. Но я чувствовал, как дергается мой левый глаз.
;Расскажи мне твою историю Чарльз, я же знаю, что это нечто большее, чем просто вопрос, не так ли? – спросил Дакки и посмотрел мне прямо в глаза. Он будто бы пронзил меня насквозь, и я опять же совершенно неожиданно начал говорить. Было в нем что-то такое, что притягивало и заставляло доверять.
;В детстве у меня была подруга, девочка из моего класса. Она была недурна собой, вела себя очень воспитанно, и я сразу нашел в ней хорошего друга и отличного товарища. Она была не такой, как другие девушки из моего класса – она не зависала перед зеркалом, не пыталась меня очаровать своей красотой, хотя и могла, потому что была необычайно красива, она не пыталась строить из себя кого-то, она была сама собой, была естественной, но это и привлекало меня в ней.
Я остановился и посмотрел в его глаза. Они не выражали ничего: ни осуждения, ни интереса. Только какую-то отеческую заботу, отчего хотелось говорить и говорить, выкладывать историю всей жизни прямо сейчас, в этом кабинете и ждать ответа. И я продолжил.
;Я был в неё влюблен, такая девушка запросто могла стать более чем обычной подругой. И вот однажды, мы с ней сидели у меня дома, я пытался ей что-то объяснить, как вдруг взял и поцеловал. Она отпрянула и была в искреннем недоумении. Анна удивилась и спросила меня: Чарли, разве ты меня любишь? Я же ответил, что да, ведь дружба просто нечто отвлеченное... Она расплакалась и, хлопнув дверью, убежала. Ведь между полами не может быть никакой дружбы!
Дакки заливисто и заразительно засмеялся, но я ничуть не смутился, а лишь усмехнулся, пытаясь изобразить ту интонацию, с которой говорил тогда с той маленькой Анной, о которой сейчас не имею никакого представления.
;Дружба – это маленький момент испытания между сердцами людей, один обязательно любит, между нами пролетает искорка любви, которая завлекает обоих. И потом наступает любовь… До некоторых пор я верил, что дружбы между нами быть не может, пока не встретил одну девушку, которая для меня является именно другом, к которой я не испытываю никаких любовных чувств, только симпатию друга.
;Чарли, ты знаешь… Ты прав, дружба такая есть. Но позволь тебя спросить, что лучше – симпатия к человеку или любовь?
;Конечно, любовь… Вы же понимаете…
;Наверное, ты меня не понял. Что лучше – когда ты просто в душе любишь человека, но ему об этом не говоришь, или когда ты сказал об этом человеку?
;Конечно, когда я сказал. Ведь тогда мы будем вместе. Это же удивительно чувство, Дональд, когда ты всегда можешь почувствовать рядом с собой близкого человека, когда у тебя есть пристань, к которой ты можешь в любой момент причалить. Ведь тебя кто-то где-нибудь всегда ждет, - удивленно ответил я.
;А я вот думаю наоборот. Я, Чарли, прозаик, человек, который не очень-то любит любовь, именно признание в любви. Ведь если ты не признаешься человеку, то тогда ты его по-настоящему любишь: ты следишь за ним украдкой, чаруешься каждому его слову и действию, подолгу смотришь на черты его лица и любуешься статью твоей возлюбленной. Ты гуляешь с ней в парке, просто смотришь на неё любовно, она рассказывает тебе что-то веселое и интересное, и вы оба питаетесь и радуетесь такому раскладу.
;А когда ты ей признаешься, то, что потом? Что, по Вашему мнению, тогда происходит?.. Неужели с признанием теряется флер любви?
;Тогда и начинается вечная бессмысленная канитель: любовь, бесконечные поцелуи, слащавые разговоры о любви, ночи напролет вместе, прогулки под луной, держась за руки…
;Ну и что?.. – с непониманием уставился на него я.
;Неужели это лучше, чем украдкой наблюдать над царственными чертами её лица и фигуры? Она станет тебя раздражать, она потребует от тебя любви, а я не приспособлен к любви. Однажды я пытался. Ты видишь след от кольца на моем пальце? Я женился, но буквально через месяц развелся. Я любил её, но хотел свободы действий, я не желал проводить с ней все время, как раньше! Я хотел быть вместе с ней, но в тоже время быть одиноким, я мучил себя этими страданиями! Этой любовью, в которой я не смел признаться!
;Но однажды Вы признались?..
;Да, было дело. Любовь сковывает. Однажды, мне сказали, что любовь – это наркотик. Кто попробовал её один раз, постоянно хочет еще. Он, Чарли, окольцовывает себя ради этого! Но он обрекает себя на муки замкнутости и закрытости в четырех стенах с возлюбленной! Я не хочу такой любви, я хочу привязанности и симпатии, но не такой любви, - сочувственно покачал головой Дакки.
Я прекрасно его понимал. Как всякий мужчина, он хотел иметь романы на стороне и прочее. До чего же все люди похожи!..
;Нет, Чарльз, не думай, что я хотел иметь романы на стороне, - вдруг сказал Дакки, словно читая мои мысли, отчего я невольно вздрогнул, - я был к ней привязан и предан, не смел взглянуть на других девушек с таким же придыханием. Нет, Чарльз, я не хотел иметь других рядом. Но не хотел быть вместе и с ней настолько, чтобы пройти все любовные мытарства. Признание было для меня слишком, оно сразу развенчивало для меня любовное приключение, скрывание своих чувств.
Я усмехнулся и задумался.
А что если он прав?..
Неужели любовью мы обрекаем себя на заботы и постоянное родство? Ведь если мы так друг к другу привязаны, мы можем и не признаваться? Ведь если две души вместе, то они поймут друг друга без слов. Теперь, кажется, я стал вникать в его слова. Да!.. Все так и есть – родство душ возможно и без словесного свидетельства.
;Да, ты прав. И без слов они поймут друг друга. А она не понимала, я хотел ей сказать, открыть глаза и сказал. Дурацкий поступок, Чарли, но что делать… Я никогда не отличался особым терпением. У меня было много девушек, я необычайно влюбчив. И ни одной, кроме нее я не признался, потому что они меня понимали. Но рано или поздно это исчезало. Они сами чувствовали себя мне не обязанными и уходили, целуя меня на прощание в лоб, как покойника. Странная штука эта любовь – вроде как в ней и не признаешься, но тебя понимают. А потом уходят, - Дакки грустно улыбнулся и посмотрел мне в глаза.

Да, он прав. Кажется, будто тебе понимают, ценят, будто с тобой готовы прожить целую жизнь. А потом в одно утро или вечер все обрывается, стремительно и негласно.
И ты остаешься один.


Глава 4

;Вы слышали, мистер Маллард! Нас не хотят распределять по классам! – подбегая к Дакки, спросил какой-то ученик.
;Ах, Джон, это ты! Позволь спросить меня – много ли таких детей, как ты? Много ли таких знающих и умных в параллели?
;Ну, есть такие. Грин, Стэнфорд, - задумчиво проговорил парнишка.
;Прости, Джон, кажется, я неправильно спросил. Много ли таких среди вас, которые точно определились, кем хотят стать и именно достигают сию цель? – спросил Дакки, неспешно поднимаясь по лестнице.
;Да, конечно. Может и не так много, но есть. Клайенс, Гибсон, - уверенно и серьезно ответил мальчик.
;Ах, нет, Джон, какой же я дурак, - Дакки хлопнул себя по лбу, - я опять неправильно задал вопрос! Мальчик мой, много ли среди вас таких, как ты? Которые хорошо учатся и идут к цели? – спросил Дакки и посмотрел ему прямо в глаза.
Мальчик заметно замешкался, в его глазах читалось недоумение и потерянность, какое-то смутное осознание того, что Дакки хотел сказать и говорил ему уже на протяжении пары минут.
;Ну вот, Джон, кажется, ты меня понял. Пока вы, ученики, сами не осознаете значимость и важность этого деления на профили, пока каждый – я не шучу! – пока каждый из вас не скажет уверенно перед лицом родителей, кем он собирается быть и куда хочет поступать – только тогда вы будете уверены в своем будущем! Только тогда каждый из вас оценит стремление к цели, каждый будет искать пути её достижения и работать, действительно работать. А пока только ты такой, который определился и отстаивает свою точку зрения.
Дакки устало улыбнулся и остановился.
;Я понимаю тебя, Джон, нужно стоять на своем крепко, но ты не один, масса других еще блуждает и неизвестно, когда придет к ответу. Многие взрослые и то заблудились в собственной работе – работают там, где им бы не хотелось никогда, они сами поспешили с выбором, обрекли себя на нелюбимую работу, обучение, жену и детей. У вас, детей, еще есть время подумать и решить, так что пользуйтесь им и не бросайтесь им на ветер! Не уподобляйтесь взрослым в их беспорядочных стремлениях, решите раз и навсегда, и тогда каждый будет доволен, - ласково проговорил Дакки, похлопывая парнишку по плечу, - ну, мне пора. Иди, Джон! И не забудь, что я тебе сказал! – прокричал он ему.

Парень развернулся и пошел, попрощавшись с Дакки.
Перед смертью Дакки, я уверен, вспомнил об этом разговоре, вспомнил, что слишком рано повзрослел и выбрал для себя путь неправильный, что все время неправильно жил и чувствовал, он поймет, что этими словами Джону он разрушил всю свою теорию жизни, по которой он жил и строил себя.


Глава 5

;Дональд, а Вы любите людей? – с усмешкой и неким презрением спросил Джеймс, наш преподаватель географии.
Сам по себе Джеймс вообще презрительно относился к людям, которые его окружали. Нельзя сказать, что делал он это специально – это было врожденное чувство, которое передалось с молоком матери. С детских лет он не гулял в больших компаниях, потому что ненавидел всех детей: мальчишек, гонявших во дворе мяч, девочек, которые сидели и играли в песочнице. Повзрослев, он стал терпимее относиться к человечеству, но оттенок презрения и усмешки впечатался в его речь и сознание.
Такие люди, кажется, встречаются на каждом шагу: внешне они мизантропы, искрящиеся от выплескивающейся желчи и непрерывного потока сарказма, однако внутри них есть какой-то уголок души, в котором они все же содержат любимых людей.
Словом, внешнее проявление совсем не означает однотипную внутреннюю составляющую такого типа человека.
;Да, люблю. Я верю в людей, поэтому их и люблю. Хотя это очень сложно – любить человека, сложно, потому что принимать другого, подпускать его к себе ближе, априори, сложно. Потому что, если подпустишь в радости близко, то в горе можешь получить больнее. Вы понимаете, о чем я, Джеймс, что за разговоры! – воскликнул Дакки, заразительно смеясь ему в лицо.
;Конечно, Вы видимо про тех самых пройдох, которые в радости с Вами, а в горе бегут от вас за километр. Что же, это достаточно рационально. Неплохо, - сказал Джеймс и похлопал тощими ладонями, - ведь есть же такие, которые способны с тобой разделить пирог радости, но спихнуть тебе все косточки.
;Вы абсолютно точны, Джеймс, как никто другой!.. Вы предельно ясно выразили мою мысль, Вы меня поняли. Но Вы хотите что-то еще спросить? – восхищенно промолвил Дональд, всматриваясь в него.
;Да, ответьте мне на один вопрос – как же… Хотя нет, я пойду издалека, я люблю идти через дебри, чтобы поставить Вас прямо перед вопросом… На днях я читал заметку в газете о казни одного из наших террористов. Так знаете что, многие пришли посмотреть! Посмотреть на то, как сейчас убьют человека! На того человека, который убил еще тысячи людей, вроде кровь за кровь, но а глубже если посмотреть? Чем все эти люди, - при этих словах Джеймс окинул аудиторию взглядом, словно пытаясь посмотреть каждому в глаза, - чем эти люди отличаются от того же террориста?
Он задал вопрос, несомненно, риторический, как мне показалось. Однако с такой же горячей холодностью кинулся на него отвечать:
;Чем? Может, своей любовью? Так возлюби ближнего своего, а не убий! Может своим прощением? Так они его не заслужили – прощайте и прощено Вам будет! Чем они отличаются от него!? Да ничем, ничем от него не отличаются! Они такие же убийцы, они пришли посмотреть на то, как истязают и убивают человека, вот что я хочу сказать, господа!
Он отдышался и продолжил.
;Так убили бы его где-нибудь в отдаленном месте, забили насмерть, как бы абсурдно не звучало, но это было бы гуманнее, разве нет?.. Они же выставляют его на прилюдное обозрение, еще и по ТВ транслируют его казнь. Да, он заслужил её своими деяниями, да он без сомнения виновен, но кто же вы после этого? Люди? Вы жалкие существа, которые под собой не имеют опоры, которые лишь смотрят на страдания других и вздыхают от счастья! Зачем смотреть на его смерть, зачем делать из этого шоу?.. Я вот чего не понимаю, если он виновен – то пусть он умрет так же, как все, так же понесет наказание. У него такие же права, хотя он даже этих прав недостоин!
Он рассмеялся, однако этот смех показался мне нервным и безразличным, будто он просто пытался чем-то заполнить паузу, взять себе перерыв, чтобы додумать и довести свою мысль до конца.
;Мы животные, мы показываем смерть по ТВ, может, еще снова вернем гильотину и введем на стадионах такое живое шоу по билетам? Зачем это показывать, если мы даже возлюбить никого не можем, лишь терзаем в муках? Так вот, о чем я хотел спросить. Как же так Христос всех любил? – неожиданно закончил Джеймс и посмотрел на всех, с торжеством оглядывая весь кабинет.
Практически все мы глядели на него ошарашенно и не понимали, почему он закончил свою речь именно так. Дакки встал, надел очки, открыл окно и, смотря на то, как пара школьников гоняет мяч, начал говорить:
;Джеймс, это хороший вопрос. Но следует рассмотреть его с двух сторон. Давайте начнем с более литературных высказываний, Вы же знаете, как люблю цитировать классиков. Возьмем того же Достоевского. Кто-нибудь помнит, что говорил о любви Христовой Иван Федорович, когда сидел в трактире с Алешей?
;По-моему Христова любовь к людям есть в своем роде невозможное на земле чудо, - вспоминая «Братьев Карамазовых», проговорил я тихо, но тишина в кабинете была гробовая, отчего все услышали мой шепот.
;Да, но Он был Бог. А мы-то не боги, мы люди, - закончил Дакки, - спасибо, Чарли. Так вот, Джеймс, да и все остальные коллеги, если бы мы с Вами были людьми, которые не пытались бы полюбить людей, то такой ответ был для нас приемлем. Ведь на каждое высказывание о Нем, об Его любви, жертвенности по отношению к современному обществу мы могли ответить – не забывайте, что Он был Богом.
Многие закивали головами.
;Ну а мы люди, просто люди. Которым, так поступать не подобает, потому что это слишком сложно, а мы не достигли такого образа Христова. Кажется, все очень просто, не правда ли?.. Потому что человек – это животное с инстинктами, как сказал Джеймс. Да, но не забывайте, что и Иисус был человеком, что животное начало в Нем было тоже. У Него тоже были инстинкты, Он тоже был, как и все мы. Он не только Сын Божий, но и Человек, Человек с большой буквы. Джеймс, Вы помните, что Он говорил в Гефсиманском саду? – повернулся к нам Дакки, отвлекаясь от игры мальчишек на улице.
;Он просил своего Отца, чтобы чаша, которая Ему досталась, миновала бы Его, если возможно этому свершиться. А если нет, то на все воля Отца Его, - безапелляционно, но с усмешкой на губах заявил он.
;Да, именно так, Джеймс. Разве это не пример того, что Он был человеком?.. Он, как и мы с Вами боялся смерти, Он так привык к жизни, что хотел жить дальше, видеть своих учеников ежедневно, наставлять народ и говорить притчами, свершать чудеса, показывая людям Бога Истиннаго и Живаго. 
;Но что же Ему досталось… - с какой-то задумчивостью, болью и горечью проговорил я. Что-то резко затронуло меня внутри, сердце начало биться быстрее в несколько раз, но я пытался совладать собой. Какая-то ниточка внутри меня лопнула и оборвалась…
;Разбойничья смерть на кресте – распятие, которым казнили только разбойников в Иудее, и разве это должно было быть Его участью? Разве Он, Царь Царей, должен был быть так казнен? Разве Он должен был быть умереть от жажды и удушья? Но Он смирился, Он боялся, но подавил то животное естество, что в Нем было, поборол страх смерти, потому что свято верил в людей, Он их любил всем своим сердцем. И ради них Он пошел на Голгофу.
;Да, Он пошел на смерть, - сказал Джеймс.
;Именно. Вот в чем фокус, господа. Как же так Он любил всех людей? Высшая нравственность – человеколюбие. Вот Вам пример нравственности, пример Человека. Наверное, Христова любовь и впрямь чудо, но как говорил Федор Михайлович, не из чуда рождается вера, а из веры – чудо. Нужно поверить, что любовь эта с нами всегда и тогда чудо повторится. И полюбишь, Джеймс, ты ближнего своего и больше не будешь задаваться вопросом о том, как же Он любил людей. И поймешь, почему их любил. О жизни Христа можно говорить много. Как и о жизни любого Человека, - сказал Дакки, улыбаясь, и в комнате на пару минут воцарилось молчание.
Казалось, что время остановилось. Слышно было, как тикают часы на стене, как кричат за окном дети, играющие в футбол, как спокойно дышит Дакки, всматриваясь в Джеймса.
;Но, подождите, Дональд, зачем же рассматривать Его жизнь?.. Назовите мне цель. Понять, насколько мы далеки от идеала, насколько мы грешны и сколько нужно проделать работы, чтобы стать ближе к Нему?..  – спросил я, прервав молчание.
;Еще больше разочароваться в себе, – подхватил Джеймс, - понять, что мы не только не любим, как Он, но еще вообще на старте, в то время как Он уже на финише?..
;Чтобы совершенствоваться. Мы часто смотрим на звезд, на то, как они похудели, а потом смотримся в зеркало и видим свое жирное тело, тогда мы мечтаем быть как они. Садимся на диеты, занимаемся в спортзалах, а все ради чего? Чтобы стать к ним ближе, подобным им. А разве Он не такой? Разве не следует быть к Нему ближе? Почему мы стремимся похудеть, но не стремимся стать духовно чище? Потому что заботимся о своей плоти, думая, что муки телесные больны и невыносимы. А Его распяли, а Он принял эту смерть, перенес. Разве после этого муки земные так страшны? Муки духовные страшнее во много раз, муки и угрызения совести… Кажется, что команда в красном победила, счет три – один, как мне удалось посчитать.

Дакки смотрел в окно и следил за игрой школьников.
Джеймс теребил край пиджака, раздумывая о том, что только что сказал ему Дакки.
Я обдумывал, что все мы неправильно воспринимаем этого старичка в шляпе.
Остальные просто молчали, переводя взгляд с Джеймса на Дакки и наоборот.
Каждый хотел послушать еще, каждый хотел еще раз услышать то, что только что сказал мистер Маллард. А он хлопал в ладоши, когда команда в красном забивала гол.
Его хлопки разрывали тишину кабинета.


Глава 6

Дети любили Дакки и часто приходили к нему за советом. Вот и на днях, к нему пришла девочка в очень плохом настроении.
;Мистер Маллард, можно к Вам? – спросила она, открывая дверь его кабинета.
;Ах, Кейт, конечно, проходи! Присаживайся, что с твоими глазами? Ты плакала? Что-то случилось? – вдруг спросил участливо Дакки, заглянув в глаза ребенка.
Девочка с минуту молчала, а потом вдруг горячо начала говорить.
;Да, да, мистер Маллард, случилось. Мы гуляли с друзьями, а они вдруг все увлеклись собой, что и совсем про меня забыли, я отсела от них за другой столик, а они даже этого не заметили! Они сидели и веселились без меня, кажется, что только после часа моего отсутствия они заметили, что кого-то не хватает. Ко мне подошла только Ирэн, а она не мои близкие подруги, те остались сидеть и балагурить! Они испортили мне весь праздник, ведь сегодня был последний учебы!
Девочка с трудом сдерживала слезы.
;Мистер Маллард, что мне делать, мне так обидно! Они подошли потом и спросили, что со мной. Я не стала их нагружать и сказала, что все нормально, просто я устала, и мне стало плохо…
Она снова замолчала, сдерживая поток слез, который, кажется, вот-вот грозился вырваться из её карих глаза.
;Но как же мне быть, ведь я жутко на них обижена! Я им всегда помогаю, поддерживаю, а им даже и не нужна!? Они меня просят – я им помогаю. Они грустят – я их веселю, – сказала девочка и чуть не расплакалась.
;Хватит, Кейт, возьми себя в руки! Понимаешь… Это, к сожалению проза… жизни. Всем нужны только позитивные эмоции, негатива и своего хватает. Просто кто-то со своим неплохо ладит и другим помочь рад, разгрести эту кучу плохих эмоций. Именно к таким и тянутся, когда плохо, дорожат, когда надо выплакаться, когда некуда приткнуться…
Он заботливо посмотрел на Кейт и взял её за руку.
;Но забывают о них, когда все хорошо. Не жди, что кто-то из твоих друзей начнет смотреть в твои глаза и сметать с них слезы. Не жди, что они бросят  веселье и отправятся бродить в твою тень… Не старайся им объяснить, что не так! Если бы они были к этому готовы, подобных бы ощущений у тебя просто не появилось бы.
Он открыто улыбнулся, и девочка ответила тем же: улыбка озарила её зареванное лицо, она немного приободрилась. Увидев это, Дакки продолжил:
;Фильтруй свое окружение. Ты их прощай, но просеивай. Разъясняй им, но не расшаркивайся. Твои люди никогда не отпустят тебя со словами – кому ты нужна! Просто найди таких людей… А ты ведь их обязательно найдешь, вернее уже нашла, - сказал Дакки и снова улыбнулся, - знай, что такой друг сидит в этом кабинете и всегда тебе поможет, если что. Не унывай!
;Спасибо, мистер Маллард. Правда, спасибо! – девочка переменилась в лице и, кажется, вправду воспрянула духом.
;Да не за что, знай, что я твой друг и всегда рядом, только скажи.
;Можно мне идти? – спросила Кейт.

Дакки помог ей встать, открыл дверь и галантно проводил её.
В этом был весь Дакки – он был готов помочь любому и всегда.
Замысел его был такой – помощь.


Глава 7

;Мистер Маллард, но Вы же знаете современную тенденцию на ложь! Вы удивляетесь тому, что люди лгут, но ведь эта оболочка помогает жить. Вы слышали, что в Монголии люди месяцами не моются – вода настолько грязная, что можно подхватить инфекцию, грязным выгоднее ходить, потом грязь сама отпадает.
Дакки хмыкнул, но не без интереса продолжил слушать Джеймса.
;То же самое и с ложью. Чтобы уберечь себя от влияния сегодняшних тенденций и мод на разврат и пошлость, мы закрываемся в ложь, она становится нашей защитой против этого мира. А потом этот кокон лжи со временем спадет, и мы снова станем кристально-чистыми ангелочками с крыльями, - улыбаясь и чуточку посмеиваясь, заявил Джеймс, раскладывая что-то на столе.
;А что же тогда делать с нашей душой и доверием? Ведь если Вы, как Вы сказали, закроетесь в кокон лжи, то внутри этого кокона практически не останется места – только для тебя самого, а вокруг ложь. Ты будешь жить не под защитой лжи, а под её воздействием, она окружит тебя, и ты один останешься на островке правды, которую сам захочешь погасить и удавить веревкой в себе ради фальшивого спасения от мира.
Дакки непонимающе развел руками.
;Ты будешь жить во лжи, и всем будешь казаться лживым типом с каменным сердцем, а точнее совершенным вруном, эгоистом, которому наплевать на других, цель которого – ложь, - закончил Дакки, уставившись на улыбку Джеймса.
;Мистер Маллард, а как же ложь во спасение? Когда от нее зависит все, что только у тебя есть? Например, твой отец кого-то убил, а ты вынужден будешь сказать правду? Когда твой друг в беде, а тебе придется сказать, что он нарушил черту дозволенного и бросить его? Ведь это правда, но какая! – воскликнул Диккенс, один из наших филологов.
;А кто сказал, что плод правды сладок? Кто обещал тебе, что все будет так просто, что правду так просто понять, так просто осознать её значение? Это не ложь во спасение, это ложь пред лицом закона, которая карается этим самым законом очень строго, Дик, очень строго.
Он неуверенно посмотрел в лицо Диккенса и тихо начал:
;Если бы мой отец совершил такое, то ты прав – я, наверное, устремился ему на помощь, но всегда, когда мы с ним оставались наедине видел в нем убийцу… Я бы его боялся, это был бы штамп и ярлык, который я бы ему повесил. Хотя он близкий мне человек, тот, который был со мной, воспитал меня и научил читать и писать, который был со мной везде… Но он убийца, мне страшно было бы. А друг – я падок на дружбу. Я ей дорожу.
;Мистер Маллард, Вы бесконечно правы, но Ваш отец? Он же Ваш отец! А Вы его боитесь и страшитесь?
;О, нет, Дик, мой отец хороший человек. Был… Его я не боюсь. Я боюсь тараканов в голове у каждого из нас, которые в голове-то нашей, - Дакки выразительно постучал по своей макушке, - находятся.
;Да, ведь у кого-то уже мало места для этих тараканов! – остроумно пошутил Джеймс, и каждый из нас нервно рассмеялся.

Во время таких разговоров каждый из нас был необычайно напряжен, словно хотел поймать каждое слово из дискуссии, и, поэтому каждый был благодарен Джеймсу за такой островок смеха, за эту спасательную шлюпку разрядки, в которую устремились и нашли место все. Кроме Дакки.
Он посмеялся, но быстро затих, притупил взгляд, словно снова о чем-то раздумывал. Тогда я был очень заинтересован, не знал, о чем он думает.
Но позже, когда  узнал, винил себя в том, что тогда не спросил у него, что его беспокоит и почему он всегда такой задумчивый.


Глава 8

;Да что ему волноваться, думаете, знает этот бездарь о своем бедственном положении? – записывая что-то на листке бумаге, промолвил Джеймс.
;Джеймс, а зачем ему-то, королю, волноваться, – с издевкой в голосе заметил я, - он ведь перед нашим начальством выслужился.
;Ой, Чарли! Как Вы сказали? Выслужился? Запомню, запомню, как Митя Карамазов. Так сказали – прямо в точку! Выслужился, - проговорил громким голосом Джефри, проговорил четко, словно смакуя слово, пробуя его на вкус, осматривая со всех сторон, - выслужился, сволочь, думать и говорить тошно! Словечко-то Вы тонко подобрали, красивое оно, только чуточку не в тему – к этому нужно другие слова употреблять. Да только они не совсем литературны…
Джефри Моргансон был нашим коллегой, учителем биологии в старших классах. Был он причудливым малым, страстно интересовавшимся разными словечками, которые выражали некую экспрессию, добавляли нотку скандала и эмоций в разговор. Именно поэтому при любом разговоре он ловил каждое слово, пробуя его и оценивая своим эстетическим вкусом.
;А какими другими, Джефри, какими другими? Я его что, возносить до небес должен? Дифирамбы ему петь, что мне – жить надоело? Неужели я такой подлец и подлиза, чтобы так, как он поступать? – измученно выдохнул Джеймс, а потом еле слышно добавил, - прости, Господи, нужно пожалеть убогого, да не получается. Либо он, либо я – тут другого выхода нет.
;Нет, нужно себя ценить – и хочется тебе тратить себя на всякое!.. Ты его что, уважать начал? Такое внимание к его скромной персоне! Не знал бы тебя, подумал бы, что ты ему завидуешь, или еще хуже – упаси Боже! – с ним заодно стал!
;Чарли, ну видано ли это! Хотя бы за честность благодарю! Никогда перед такими псами выслуживаться и преклоняться не буду – никогда! Помяни мое слово, так и будет! Никогда не получит он признания от меня! Никогда!
;В чем проблема, господа? Что за крики на весь этаж? – вдруг сквозь дверь проговорил Дакки, который только собирался войти.
;Мистер Маллард, понимаете…. Вы же знаете нашего Эклза – учителя английского языка! Он тут решил выслужиться перед начальством, заложил всех нас в наших маленьких грешках – ну, знаете, там поможем, там подправим! И нас всех премии лишили! А вот не он бы, мы бы дальше жили! Жили, Дональд, жили! И его назначили заместителем по учебной части, то есть он еще и выше нас получается! – возмущенно проговорил Джеймс, краснея от негодования.
;Не тратьте себя на всяких дураков, ищущих и протаптывающих себе дорогу по головам других. Это их удел – идти бесчестным путем к достижению цели, удел слабаков – блеснуть своей осведомленностью во благо себе же, несмотря на то, что кто-то пострадает. Хотя и вы совершили поступок нечестный, вы ведь должна оценивать честно!
Дакки с осуждение посмотрел на нас, красных от обиды и гнева.
;Но не нужно тратить и так ограниченное время на него и подобных ему! Кто знает, может Вас, Джеймс, завтра переедет машина, а Вы умрете с мыслью о Эклзе! Ну не каламбур ли? Хватит тратить время, отведенное на жизнь, на пустые обиды, зависть и бесчестие! – сказал Дакки и похлопал Джеймса по спине.



Глава 9

;Ну, вот есть же что-то, что нельзя любить в людях! Вот, человек – он, конечно, может быть и образ и подобие Божие, но искореженное грехом, я ведь все правильно говорю? Прекрасно, спасибо. Так вот, нельзя любить человека полностью, нельзя любить его от пальцев на ногах до кончиков волос на голове, обязательно будет то, что портит сей праведный образ. Ложка дёгтя в бочке меда. Если не больше одной, а то бывает же и больше… Так вот, есть в людях недостатки, правильно? Вот, без сомнения, правильно. И каждому из нас не без разницы человек, мы ищем в нем возлюбленного, друга, и иногда находим недостатки. Это я к чему – господа, какие недостатки в людях Вас не устраивают? Даже, может быть, это можно назвать человеческими пороками!– спросил Джефри у всех нас.
;Излишняя самодостаточность и зависть, - заявил Джеймс.
;Обида и страх перед чем-либо, - ответил Дик.
;Хвастовство и тщеславие, - промолвил я уверенно.
;А меня больше не устраивают самоуверенность и излишняя гордость, - ответил сам на свой вопрос Джеф.
Лишь один Дакки смотрел на нас и отмалчивался. Мы для приличия подождали пару минут, думая, что он формулирует мысль, однако и через пять, и через десять минут он ничего не сказал.
Тогда Джефри осмелился и спросил:
;А Вас, мистер Маллард, что Вас не устраивает?
;Вообще, Джефри, не суди. Да не судим будешь. Однако если все так хотят услышать мое мнение, которое, я так думаю, окажется вполне обоснованным, я могу Вам поведать притчу. О людях, естественно, - ответил Дакки, обводя нас всех испытующим взглядом.
;Да, конечно! Если Вам несложно, просим! – закричал каждый из нас.
;Ну что же. Тогда слушайте. Может быть чуть-чуть будет длинная притча, но она того стоит. Эта притча о мальчике, - Дакки откашлялся и начал говорить, -  раньше, когда мальчик был еще совсем ребенком, даже не умел читать и писать, бабушка с ним разговаривала по вечерам. Он прозорливо бегал по комнате, игрался, а она, сидя на старом деревянном стуле, обитым тканью, говорила – она, правда, была уже почти слепа, но все еще сохраняла трезвость ума и мудрость, которой её учила жизнь. Она тихонько, словно шепотом, боясь, что кто-то посторонний услышит, разговаривала с мальчиком, а он мгновенно бросал игрушки и садился подле стула своей любимой бабушки, слушая её сказки.
Дакки мечтательно улыбнулся.
;Однажды, она, приглаживая его волосы, сказала: внучок! Если вдруг что случится с тобой в этой жизни, если вдруг что-то будет тяготить твое сердце, мучить твою совесть, а ты сказать не сможешь об этом людям, потому что побоишься быть осмеянным и непонятым, если вдруг ты совершишь что-то страшное и тебе будет очень больно в этом признаться кому-то из людей – приходи в церковь. В церкви – Бог, а Он твой Отец Небесный, Он ведь всегда рядом. Он тебе поможет и наставит на правильный путь, и совесть твоя утихомирится, потому что Бог и есть совесть, Бог и есть правда.
Дакки остановился, перевел дыхание и обвел замершую аудиторию, то есть нас, теплым взглядом; потом, усмехнувшись, продолжил.
;Прошло уже много лет... Мальчик подрос, стал взрослее, но разговоры с бабушкой по промозглым вечерам не забыл. И случилось что-то в его жизни страшное и в тоже время важное – не мог он ни с кем поделиться своей тайной, своим секретом, и неожиданно вспомнил совет бабушки.  И вот он пришел в храм, открыл его двери и зашел внутрь, дивясь той неземной красотой окружающего его здания, в котором он находился. Все его потрясло: и божественное пение церковного хора, и фрески с иконами, которыми был наполнен храм, и запах ладана, и огни свечей, которые прорезали воздух своими невинными станами. И только наполнилось его сердце любовью, и только он начал возносить хвалу свою Богу, как вдруг стали приставать к нему люди. Одни говорили, что он одет неподобающе христианину, другие заявляли, что, дескать, крестится он совершенно неправильно, следующие твердили, что неглубоко кланяется Богу своему, и что вообще здесь он лишний, не нужен он здесь, потому что все неправильно делает, позорит весь приход перед лицом Божьим. И вот, мальчик расстроился и, еле сдерживая подкатывающие слезы, выбежал на улицу, закрыв за собой двери храма. А богослужение продолжалось: люди кланялись, крестились, пели вместе с хором и даже рады были, что этот мальчик ушел от них и закрыл за собою дверь.
Дакки покачал головой.
;А он уселся на ступеньки храма и, прижав свои руки к лицу, заплакал. Плакал он долго, пока не почувствовал, что с ним рядом кто-то стоит. Он убрал руки от глаз и увидел Христа – тот улыбался светлой отеческой улыбкой, ласково и заботливо гладя мальчика по волосам. «Что с тобой, сын мой? Где причина слез твоих? Почему расстроился ты и отчаялся, чадо?». А мальчик, сдерживая слезы, Ему отвечал: «Господи, Отче, не пускают меня в храм Твой! Пришел я к Тебе, чтобы помолиться и попросить, как сын твой, Отче, помощи Твоей, ибо сложно мне одному, Боже мой, сложно! Пришел я, Господи, в храм Твой, в Дом Божий, где ты со Отцем своим и Святым Духом пребываешь, а меня не пустили, Господи, к Тебе не пустили!». А Христос, нежно улыбнувшись, присел рядом с мальчиком и тихо прошептал: «не расстраивайся. Меня они тоже к себе не пускают», - закончил Дакки, улыбаясь так же, как в его притче улыбался Христос, только это было обреченнее и грустнее.
Джеф, как тот самый мальчик, закрыл лицо руками, словно раздумывая о чем-то.
Дик стучал пальцами по столу и, кажется, сам не слышал наши замечания – он сам был погружен в раздумья, которые сейчас как мухи прыгали в его голове.
Я сидел тихо, боясь пошевелиться и проронить слово.
Джеймс, вытянув шею и придав своему лицу какой-то оттенок скорби и радости одновременно, смотрел в окно, пытаясь скрыть ту боль, которую он только что почувствовал. Однако во мне опять что-то взорвалось, и я первый прорезал голос среди всей нашей думающей компании:
;Дональд, так это значит, что… Что мы такие вот сволочи? Что мы настолько погрязли в правильности наших суждений, которые на самом деле могут быть и абсолютно неправильными, что отвергли и отженили от наших сердец Бога? Неужели мы привыкли следовать правилам и канонам, нежели пускать страждущего в храм Божий, давать ему защиту и кров?
;Вера без дел мертва, - ответил Дакки.
;Ну а Бог?! Что Бог? Мы, получается, выгнали его из храма? – вскрикнул Джеймс.
;Не из храма материального. А из сердца. Тело наше – храм Божий. Священники и другие служители чтят Бога, они дают кров таким обездоленным, пуская в храм, они уже терпимее относятся ко всем «неправильным» с точки зрения их религии участкам одежды и прочему. Но люди… Верить – это не значит соблюдать правила, хотя я лгу здесь. Вера на практике ценится больше, чем все наши разговоры о милосердии, о мире, которые мы с Вами, люди, ведем в тихих уединенных комнатках. Кто из нас хоть раз после этого вышел и кинул страждущему монету? Кто хоть раз сам помог такому обездоленному?
Он обвел нас глазами.
;Молчите?.. И я молчу.
;То есть, люди сами строят свою веру, согласно своим законам, своим собственным правилам, которые не всегда правильны?
;Да, единственный, кто эти правила заключает – это Бог. Его служители все это контролируют на земле, хотя и Он пребывает с нами постоянно. Но люди, которые со своим псевдознанием влезают в разговор – неправы.
;Ну а что Вы скажете о тех самых людях, которые выгнали мальчика? – спросил Джеф, убирая руки от лица.
;Джефри, можно тебя спросить? Можно, да? Вот и хорошо. Представь, что у тебя огромное горе. Я сейчас не хочу говорить, что за горе, просто предположи, что что-то страшное, тревожное случилось у тебя. И тебе нужна помощь. А ты веришь в Бога и хочешь попросить у Него. Эта мысль тебе приходит спонтанно – ты идешь в шортах по побережью. Что ты сделаешь?
;Я пойду в церковь, чтобы попросить помощи. А что же еще? – с удивлением спросил Джеф.
;Придешь, а тебя выгонят, потому что одет не так, потому что вообще выглядишь не так. А у тебя огромное горе, ты об этом и не задумываешься особо, ты пришел к Богу, а не к людям. И Он твой знает о твоей беде, и Он понимает, что ты вне себя от горя, что ты пришел просить помощи и наставления у Него. Разве Он может попрекнуть тебя за твою одежду? А люди вокруг могут. Они лезут к тебе, начинают осмеивать, а сами и не понимают, что такое не судить. Потому что судят безжалостно, не зная ситуации, - сухо проговорил Дакки, словно говоря на автомате.
;И Вы не любите людей за их излишнюю предрасположенность к ошибочным суждениям, так? – спросил Дик.
;Я люблю людей, люблю их!.. Люблю!.. И в таких ситуациях я на них не злюсь, просто здесь, в моих делах с Ним, они не имеют никакого значения. Я пришел не к ним, я пришел к Нему за советом и просьбой. И они не могут мне помешать своими наставлениями, в то время как я общаюсь со Спасителем. Знать, суд-то Божий не то, что человеческий.
;Не суди, да не судим будешь. Вы это говорили не так давно. Но что же получается, что в любых ситуациях мы не должны судить человека? – спросил отрешенно Джеймс.
;Да, Джеймс, мы не знаем его ситуации. Кто-то из писателей предлагал становиться этим человеком на пару секунд. Например, судья. Он судит преступника. И на минуту он должен сам посмотреть в эти глаза убийцы, сам должен почувствовать себя убийцей, почувствовать себя в его шкуре. Поняв этот взгляд и обстоятельства, он сразу поймет, почему человек так стремился убить. Ведь таким приемом пользуются и детективы, они становятся убийцей, чтобы понять следующий шаг преступника.
;Складно Вы говорите, Дональд, складно. Вы даже заставили меня в Него поверить. Но ведь все это, собственно говоря, наше людское мнение, которое, по Вашим же суждениям, может оказаться неправильным. Это идол сознания, который мы только что все вместе выстроили, - ответил я чуть дрожащим голосом, но вполне уверенно и даже чуточку смеясь.
;И в этом Вы, Чарли, абсолютно правы, - ответил мне Дакки и впервые за несколько десятков минут улыбнулся нам.


Глава 10

;Ну так вот, представьте, коллеги, какой вчера у меня был вечер… Приехали опять же мои друзья, а что там было… До сих пор плохо и качает из стороны в сторону. Повеселились мы на славу. Кстати, как Вы думаете, о чем разговаривают пьяные люди в пять часов утра, выпивая очередную баночку Гиннеса? – спросил Дик, держась за голову.
;О Большом Андронном Коллайдере? – смеясь, сказал я.
;О нет, о смысле жизни. Мы рассуждали о смысле жизни – зачем живем, что будет дальше и так далее. Вот и дорассуждались, – ответил Дик, запивая водой таблетку аспирина, - как теперь работать в таком состоянии?
;И что решили? – спросил Дакки, отвлекаясь от бумаг.
;А вот что. Смотрите, смысл жизни у каждого разный. Для кого-то смысл жизни – это рождение ребенка. После этого можно и остановиться на реализации и реализовать себя, как мать или отец. Ведь человек всегда размножался и будет размножаться, человек будет гордиться и хвалиться своим потомством, достойным продолжением своего рода. То есть, таким образом, для кого-то смысл жизни в рождении маленького комочка, который потом станет будущим Рузвельтом, Франклином, Теслой или Эйнштейном. Ну и в воспитании своего потомства, естественно.
Диккенс загнул один палец.
;Для кого-то смысл жизни в деньгах. Кто-то работает, не покладая рук, трудится, как маленькая активная пчела везде, чтобы выбить хотя бы фунт на проживание. А потом, когда деньги уже есть и даже, возможно, их слишком много просто не может остановиться – работа стала вторым домом, вторым пристанищем для него. Семья ушла на второй план. А на первом хрустящие бумажки, которые потом достанутся семье или уйдут на какое-нибудь богоугодное дело.
Дик загнул второй палец.
;Третий смысл – это Бог. Кто-то видит в Боге любовь, видит всепрощающего Спасителя, всемилостивого Вседержителя, который нам эту жизнь дал и идеалом которого мы должны стать. Вот, можно сказать так. Но в пять утра нас хватило только на три пункта наших раздумий, может и Вы, коллеги, что-то предложите? – спросил Дик с кривым лицом.
;Вы правы, даже, несмотря на то, что пьяны, мистер Диккенс. Хотя по-хорошему тебе бы сейчас домой. Да, три пункта Вы исполнили абсолютно правильно. Но для кого-то смысл жизни в служении Родине, например, военные, - сказал Джеф, всматриваясь в черты лица Дика.
;Ну да, смысл жизни для кого-то и в работе. Мы смешали его с деньгами.
;Но работа не всегда деньги! – воскликнул Джеймс.
;Да, да, Джеймс, не всегда. Но мы смешали, так же как и смешивали коктейли с водкой. Но все равно, ведь логически, все правильно.
;Да, Дик, ты прав. Деньги, ребенок, Бог – это три основных смысла жизни, из которых строится человек, Что я имею в виду? Смотря, что выбирает человек можно судить об его настроенности. Смотрите, если человек видит смысл жизни в ребенке, значит, он заботится о жизни будущей, о жизни его потомков. Если видит смысл в деньгах, значит, заботится о жизни настоящей, сегодняшней. Если выбирает Бога, значит, человек заботится о жизни вечной, в Царствии Небесном. Таким образом, видно, что для человека имеет первоочередную задачу в его настоящей жизни, - заключил Дакки.
;Но, извините, дайте и мне высказаться, тем более что я вижу еще один смысл жизни, который никто почему-то не назвал. Для чего мы вообще живем? Многие пытаются вывести общие формулы и причины желания жизни, у кого-то это деньги, у кого-то – любящие люди, кто-то живёт ради Бога. В принципе, любая причина имеет место быть в нашем безумном мире, в нашем двадцать первом веке прогресса, но меня не волнуют все те люди, которые вокруг, меня волную я. Зачем живу именно я? Для кого или для чего? Вообще мне стоит жить, я приношу пользу? Над этими вопросами стоит серьёзно задуматься и уйдет, наверное, немало времени прежде, чем я найду ответ, который мне-то самому понравится или не понравится, но хотя бы удовлетворит мое стремление поиска. Я живу для себя, каждая секунда жизни должна доставлять мне удовольствие и пользу. Моя цель - быть совершенным, как физически, так и духовно, быть обеспеченным, быть на порядок умнее стада, которое деградирует с каждым днём, быть лидером, а значит уметь общаться с любым человеком. Приношу ли я пользу? Конечно, приятно осознавать, что ты кому-то нужен, но только осознавать, гораздо приятнее тому человеку, которому ты нужен. Если появляются в твоей жизни такие люди, ты получаешь определённые обязанности и “долги”, которые могут противоречить твоим желаниям и возможностям. У тебя есть сестра или брат, ты должен ему помочь в трудную минуту независимо от того можешь ты или нет. У тебя есть девушка, ты должен её защитить, развлечь и проч. Мы в ответе за тех, кого приручили. Постепенно с возрастом мы приручаем всё больше и больше, и всё больше должны и должны, - произнес я, понимая, что раскрывая свою сущность по кусочкам, показываю её остальным, чтобы они знали, кто перед ними стоит.
;Извиняюсь, что разбавлю нашу философскую беседу моим комментарием, но все же. Однажды, Дик, когда я был еще подростком, мои родители уехали, и ко мне нагрянули друзья. Алкогольные друзья с полными пакетами бутылок. Ну да, повеселились. Однако я проснулся следующим утром в ковбойской шляпе, рядом со мной лежала незнакомая девушка. Она посмотрела на меня и сказала: Эмили. А я ей галантно ответил: а я Джеймс, приятно познакомиться. И начал поспешно собираться в школу.

Все рассмеялись, Джеймс разрядил заряженную духом философии обстановку.
Дик уже чуть ли не спал на столе, мы с Джефри шутили над Джеймсом, а Дакки, улыбаясь, что-то бормотал себе под нос.


Глава 11

Наверное, это хорошо, когда собираешься уютной компанией друзей где-нибудь и сидишь подолгу за столом, шутя, философствуя, рассказывая истории и притчи.
По части последних Дакки был мастер, он мог рассказать любую притчу, стоило ему просто уловить в нашем разговоре какое-то слово, как он мгновенно вспоминал что-то из его огромной библиотеки и воспроизводил.
Причем никогда точно нельзя было понять, почему Дакки рассказал нам ту или иную притчу. Это был какой-то поток сознания, какая-то мимолетно возникшая случайная ассоциация, которую он мгновенно разворачивал в значительную и яркую метафору, заставляющую каждого задуматься.
Нас это всегда приятно поражало – не столько феноменальная память Дакки, вмещавшая такое количество знаний, историй и тому подобное, сколько та поучительность, но одновременно и та легкость повествования с ноткой неизбежной концовки, которая всегда была присуща его притчам.
В такие моменты лицо его из просто обывательского будто бы превращалось в лицо какого-нибудь умудренного жизнью старца, каких часто рисуют на картинах: с посохом, в длинной рясе, с густой бородой и пронзительными глазами, способными рассказать все без слов. На несколько минут Дакки превращался в такого старца, и ему, бес сомнения, хотелось верить. Его хотелось слушать.
Мы, собираясь своей компанией, засиживались после работы в нашем кабинете, пили чай и философствовали вслух – проводили даже некие диспуты на интересующие нас темы, и ни один из вечеров не обходился без пары притч и их обсуждения.
Подчас происходили странные вещи – мы начинали обсуждать какое-нибудь растение (Дакки был непримиримым садоводом, разводящим в кабинете маленький сад), а заканчивали, например, рассуждениями о молитвах.
Впрочем, никогда нельзя было понять, что вызывает такие ассоциации.
;Так вот, я вспомнил одну притчу, которая как-никак, сходится с темой Бога, красной ниткой проходящей по нашим дискуссиям. Хотите послушать? – спросил Дакки, загадочно улыбаясь нам.
Вы, наверное, понимаете, что, эта идея получила широкое одобрение, и каждый приготовился слушать новую притчу, которая бы посеяла в его голове новое семечко мудрости.
;Однажды, когда человек умер, он попал туда, куда все время мечтал – на бесконечно синее, красивое и небесное море. Холодная вода вокруг плескалась, а человек шел босиком по обжигающему его ноги песку. Шел он так спокойно, пока не увидел тропинку из двух пар следов на песчаной глади. Как только он начал вглядываться в следы, рядом с ним появился Господь, который взял его за руку. Тогда человек и спросил, что же эти следы обозначают. А Бог ответил, что это – цепочка следов его человеческой жизни, все взлеты, падения, несчастья. А рядом – цепочка Божьих следов. И стал человек всматриваться получше, интересно ему было посмотреть. И тут заметил, что в моменты радости и счастья по песку тянулись две цепочки следов, а в моменты горя и падения – только одна, одинокая цепочка следов. И тогда человек обеспокоился и спросил Господа, почему же Тот сопровождал его во все хорошие моменты и покидал в сложных ситуациях жизни? Творец же лишь улыбнулся и вымолвил, что в эти моменты горя и несчастий Он нес его на руках, - Дакки вытянулся на кресле и замолчал.
;То есть, как я понимаю, человек был не в состоянии противостоять и идти по таким сложным моментам жизни, что сам Бог взваливал его на Свои руки и нес? – удивленно, словно пытаясь что-то понять еще точнее, спросил Джефри.
;Именно так. Бог сопровождал его в сложные моменты жизни.
;А если не верить на слово? Не знаю, как Вы, а я бы подошел и начал измерять размер ноги у Господа Бога и сверять с тем, что на песке. Вы меня извините, но я все же скептик по натуре и думаю, что убедиться самому всегда надежнее, - как-то виновато и потупленно проговорил Дик.
;Но ведь, фактически, Бог и не мог соврать. Ведь мы сами обращаемся к Нему за помощью, когда нам сложно. И часто просто опускаем руки. А Он нас подхватывает и несет вперед, взваливает нас на свои плечи и несет, чтобы помочь, ведь так? – спросил Джеймс.
После общения с Дакки он очень изменился, оттенок презрения постепенно исчезал в его речи, и он становился более человечным. Кажется, что такие разговоры пошли ему на пользу: он стал переоценивать свои взгляды на жизнь и людей.
;Да, Джеймс, наверное, так. Но о чем же, все-таки, говорит нам эта притча, Дональд?.. Какой же все-таки потаенный смысл в ней скрыт?.. Правы ли мы в своих размышлениях?.. – решил внести и свою лепту я, тем более Дакки говорил про монетку, вот и считай, монетка.
В таких рассуждениях я всегда принимал на себя роль ведущего: подытоживал результат нашего рассуждения и спрашивал у Дакки его мнения, которое обычно звучало для нас как приговор в случае нашей неправоты, и словно высшая награда в случае правильной догадки.
И иногда эта маленькая заключительная фраза была квинтэссенцией его натуры, была какой-то мажорной нотой во всем разговоре.
;А притча эта, коллеги, о том, что не нужно отчаиваться и считать, что ты никому не нужен. В конце концов, сам Бог подхватит тебя от падения и донесет тебя на руках. Не нужно считать, что ты здесь никому не нужен, вспомни о Нем, не нужно отчаиваться, потому что все еще впереди, ты вместе с Ним пройдешь реку несчастий, а потом снова встанешь на ноги, укрепишься в своем стремлении и пойдешь вновь. Так что живи и знай, что с тобой рядом всегда есть тот, на которого можно положиться, - закончил Дакки и посмотрел на всех нас, - но и Ваши мысли практически сходятся с моими.
;Но ведь бывает, что и Он может уйти, разве нет? – с сомнением заявил Дик.
;Диккенс, Он, - сказал Джеймс и посмотрел на потолок, - никогда не покинет. Он как отец, как твои любимые родители, за которых ты стоишь горой. Они ведь всегда будут с тобой, никогда не покинут, а если ты что-то сломаешь себе, то понесут тебя, своего ребенка, на руках. Так и Он. Ты – Его чадо, любимое чадо, которое Он любит, и как Отец готов помочь тебе, никогда не покинет. Но и ты Его не забывай, как ребенок не должен забывать семью, из которой пришел и в которой родился, - заключил Джеймс, поправляя свой галстук перед зеркалом.

Дональд улыбнулся и опустил голову.
Дакки был человек скромным. Он никогда не выпячивал себя на первый план, всегда добивался того, чтобы его имя никогда и нигде особо не мелькало, не мозолило глаза. Амбиций у него было немного – он был доволен той жизнью, что ведет.
Он был одним из тех людей, что очень щедры на требования, но скупы на похвалы. Мы очень ценили, когда он критиковал нас, указывал на наши ошибки, но указывал мягко и тактично, интеллигентно и спокойно, словно ему самому было неприятно исправлять кого-то.
Однако мы очень радовались, когда он хвалил нас и говорил что-то хорошее. Для этого, мне кажется, и нужно было говорить и обсуждать. Это и толкало идти вперед – маленькое признание от старшего товарища.


Глава 12

;Мистер Маллард, а что насчет времени? Мы, кажется, поговорили уже и о Боге, алкоголе, и многом прочем, но ни разу не заикнулись о времени. Об этом времени, или прошлом. Да, в общем-то, неважно о каком, - проронил я, когда мы сидели все в том же кабинете и пили чай после напряженного рабочего дня.
;Время – это отличный учитель, только жаль, что оно убивает своих учеников, - изрек Дакки, смеясь.
;Вы решили процитировать Гектора Берлиоза? – осведомился Джеймс.
;Да, именно, Джеймс, все правильно. А ведь время и есть учитель, время нас учит, оно учит нас на наших же ошибках. Время круглое, как головка швейцарского сыра, извините за такое гастрономическое сравнение. Время всегда возвращается, моменты дежавю присутствуют в каждом году нашей жизни. Время нас учит, но постоянно убивает – внезапными переменами, неожиданными встречами, а однажды и вовсе сведет в могилу, похоронит. И на Вашем надгробии будут выбиты годы жизни, а между ними черточка, маленькая такая черточка. Длиною в жизнь, - пессимистично сказал Дакки.
;И о том, как прошла эта самая жизнь, длина которой теперь равна маленькой черточке на вашей плите, будут знать немногие. Ваши дети будут рассказывать Вашим внукам, те своим внукам о Вас, о Вашей жизни. И только Вы и время, будут знать, чего стоила каждая минута этой черточки, выбитой в ритуальном агентстве. Чего стоила каждая минута, вымоленная у Бога, каждая секунда, несправедливо забранная судьбой, каждый час, забытый в закоулке жизни. Только Вы и время, и больше никто. А поведать все тайны у Вас не получится. Только потому, что Вы всю жизнь жили в иллюзии, и сейчас мы с Вами в ней живем – воображаем себе что-то, строим из себя кого-то. Но лучше жить в иллюзии, чем в ней умереть. Это и есть последняя тайна времени, которую Вам раскроют только на пороге царских врат, - окончательно закончил Дакки и вздохнул.
;Все-таки время не лечит, оно учит жить с болью. Оно затягивает старые раны, все зарубцовывается и образовывается, время лишь накладывает временную лечебную повязку, а потом с болью срывает. Оно заставит Вас забыть, а потом проходится болью по воспоминаниям, чтобы Вы вспомнили все прожитое. И никогда это время не оставит нас. Каждый прожитый день дает одно очко в его пользу. И оно здорово выигрывает, - решил сказать Джеймс.
;Сколько уже учеников погибло от тех ран, повязки с которых оно сорвало! – воскликнул я.


























ЧАСТЬ II




















Глава 1

В моей книге, наверное, очень мало смешных моментов. Хотя одна алкогольная история Джеймса чего стоит, его реплики, которые он иногда произносит, разряжая обстановку.
Но я писал эту книгу не ради того самого каламбурного чтива, которое заполоняет книжные полки современных читателей, да и в формате неких зарисовок сами каламбуры будут звучать как-то пошло и наивно, наряду с философскими мыслями. Поэтому, если удастся возможность, я обязательно скрашу повествования шуточками моих коллег.
Ну а пока о тех самых размышлениях, что были сказаны моими друзьями тринадцатого марта сего года, я даже записал себе это в книжечке, не зная зачем.
А тут и пригодилось.
;Джефри, что-то случилось? – спросил я, видя, как обреченно он смотрит на центр комнаты, а он сам, кажется, меня и не слышит. Только кивает головой, как солдатик и молчит. В конце концов, он очнулся и совсем нерадостно на меня взглянул.
;А, Чарли, здравствуй. Что-то случилось? – спросил он меня, пытаясь скрыть тревогу и боль, царящую внутри него в данный момент.
;Да, Чарли спрашивал тебя: что-то случилось? Нам всем интересно, что с тобой. Ты какой-то кислый сегодня и уставший. Может, тебе лучше домой? – влез в разговор Дик.
;Ах, да так пустяки! – словно невзначай вздохнул с улыбкой Джефри.
;Друг мой Джефри, расскажи, что случилось. Мы же видим, как тебя коробит озноб, ты сидишь сам не свой, уже пятнадцать минут не реагируешь на телефонные звонки и даже на наши реплики совершенно не откликался. Что-то серьезное? – спросил Дакки, смотря на Джефа своим фирменным взглядом, который пронзал до глубины души и сразу все тайное, что скрывал, всплывало на поверхность души, и ты брал каждый кусочек и рассказывал.
;Дело в том, что… Мой отец умирает в клинике, у него рак, никак не вылечить, предпоследняя стадия. Врачи предлагают эвтаназию – то есть легально его убить, отключить от всех аппаратов и убить. Да и сам отец не против, говорит, что ему уже надоело мучиться. А я против, я не могу убить человека даже через посредников-врачей, это же ужас и преступление! Я же просто легально убью человека и не кого-то незнакомого, а своего родного отца.
;И ты не знаешь, что делать…
;Да, к сожалению, не знаю!.. Мать в больнице – у нее нервы сдали, сейчас пытаются успокоить уже врачи, отец требует его убить, а я не могу поднять руку, чтобы бумагу подписать! Это же отцеубийство! – воскликнул Джефри и расплакался.
Скупые мужские слеза хлынули из его глаз.
Мы все кинулись утешать его, Джеймс даже прижал его к себе, кто-то одобрительно хлопал его по спине, мол, все будет хорошо.
;Успокойся, Джеф. Испытания даются Богом человеку. А, значит, он в силах пройти это испытание, преодолеть барьер, то препятствие, которое поставил Бог для его проверки. Не расстраивайся, твой отец выкарабкается, а он, отец твой, насколько я знаю, человек достаточно сильный духом. Значит, и противостоять раку сможет. Все хорошо, Джеф, успокойся, ну хватит! – проговорил Дакки, смотря в его заплаканные глаза.
;Ну а если тебя просит близкий тебе человек, неужели тебе его не жалко? Неужели ты готов смотреть на его мучения и воздавать Богу за это хвалу, за эти мучения?.. Я, конечно, понимаю эту веру, но здесь как? Ведь это просто бесчеловечно: заставлять человека мучиться и смотреть на это с надеждой на всевышнее провидение, - проворчал как можно тише Джеймс.
;Джеймс, да как ты можешь! Я не могу убить отца, он все, что у меня осталось, кроме мамы! Больше никого! Он мне помогал, когда я болел, он воспитал меня, следил за мной, читал мне книжки, а сейчас я должен его убить?.. Просто так убить, отключить от аппаратов? – отчаянно взвизгнул Джеф и опять зарыдал об отце.
;Но Джеймс, а как же твоя вера?.. Неужели ты предашь волю Божью? – спросил Дик, минуту назад пытавшийся успокоить Джефри.
;Я, конечно, не предам. Однако вера моя будет спорить с моей человечностью, - выдал Джеймс и сам погрузился в тяжелые дебри раздумья, чтобы самому решить, чтобы он сделал на месте Джефа.
И все-таки не дай Бог оказаться на этом месте.
Не знаю, но, как мне кажется, самое главное здесь – это душевное спокойствие и убежденность в том, что так и нужно.
Но только не в смерти близкого человека.
Еще несколько минут в кабинете стояла мертвая тишина.


Глава 2

;Вы читали Братьев Карамазовых? – спросил Джеймс между делом.
;А как же, это прекрасная книга с глубокими рассуждениями о человеческой природе, Боге и справедливости, о перипетиях жизненных дорог и судеб людей, - ответил Дакки, засмотревшись на картину, которую недавно повесили в наш кабинет.
;И как Вам?.. Как Вы думаете, кто же на самом деле убил Федора Павловича? – украдкой спросил Джефри.
;Коллеги, никто из Вас не читал рассказ «Смерть русского помещика»? Кажется Артур-Конан-Дойловский, как раз про убийство отца семейства Карамазовых. Так вот, там представлена неплохая версия, довольно трезвый взгляд на события того вечера, в которых каждый из братьев мог принять участие.
;Убийца Смердяков, даже сам автор убеждает нас в этом! – воскликнул Дик.
;Диккенс, так же и ответил Уотсон Холмсу на его вопрос. Но давайте посмотрим и пойдем согласно логике Шерлока, которую он предложил в своем маленьком полуночном представлении. Итак, господин Смердяков – простой лакей, который желает убить Федора Павловича. И человек нездоровый, эпилептик, да еще и психически отклоненный, как мне самому кажется…
;И его главное желание – убить Федора Павловича, - заявил Джеймс.
;Он настолько вживляет эту мысль себе в сознание, что когда приходит к мертвому телу помещика, то сам начинает верить в свою мечту, воплощенную не им, но как ему кажется, им самим, убийцей! Он выхватывает три тысячи и уходит, чтобы свалить вину на Дмитрия Федоровича. Хотя он и не убивал, он лишь возомнил себя убийцей, потому что увидел воплощение своего желания. И настолько верил, что совершил самоубийство, - сказал Дакки, поднимая брови.
;Пока все логично, может быть, и Смердяков не совершал убийства, но Вы говорили, что каждый из братьев может оказаться убийцей? – спросил Джефри, прижимая руки к вискам.
;Да, именно. Рассмотрим фигуру Дмитрия. Он желал убить отца из-за Грушеньки, из-за трех тысяч, с помощью которых он бы восстановил свою честь перед лицом Катерины Ивановны. Заинтересованность налицо. Но и Дмитрий человек не промах – если бы он и пожелал убить, то не трепался об этом на каждом углу, а вынашивал бы план в своей голове. Так было и с Раскольниковым после первой встречи со старухой – помните, что он пришел в распивочную и встретил там двух молодых людей, один из которых болтал об убийстве старухи?.. И сам Родион никому об этом не говорил, а тот, что трепался, убивать и не собирался, так получается. То есть Дмитрий должен быть совершенно нерасчетливым дураком, чтобы совершить убийство, рассказывая каждому встречному о своем замысле. Возможно, что сам Дмитрий и хотел убить отца, но этого и не делал, - продолжил свою мысль Дакки.
;Ха, это получается, что тот, кто говорит, обычно не исполняет свои слова? – спросил Джеймс, усмехаясь.
;Именно, Джеймс, именно! Когда мы говорим, мы раскрываем тайные сундуки нашей души, открываем другому тайны. И, помыслив убить кого-нибудь, мы этого никому не скажем, иначе окажемся первыми подозреваемыми в деле. Мы будем методично выстраивать цепочку действий, но в своей голове, не показывая этого другому человеку. А теперь относительно Ивана. Сам Иван Федорович не любил как отца, так и своего брата Дмитрия. Однако, заинтересованность его была в деньгах, а именно в ста двадцати тысячах наследства, которое после смерти Федора Павловича отошло бы трем братьям.
-Хм, а если, действительно, так?.. И тем самым образом можно заключить – а почему бы Ивану не убить старика и свалить все на Дмитрия?
-Да, Чарли. Тогда его осудят и посадят в тюрьму, и деньги будут разделены между двумя братьями, то есть доля Ивана возрастает в разы. Но есть, конечно, момент спорный – Иван якобы уезжал в Чермашню на время убийства, но что мешало ему вернуться на пару ночных часов и стать отцеубийцей?.. Ничего, - проговорил задумчиво Дакки, - а потом он сам начинает сходить с ума, теряет рассудок.
;Я вспомнил еще одну деталь, по которой Смердяков никак не может быть убийцей, - проговорил я аккуратно.
;Чарли, мне будет довольно интересно услышать Вашу мысль.
;Валаамова ослица, то бишь сам Смердяков, говорил, что прибил помещика своего пресс-папье, прямо углом по голове. Но в деле орудием преступления фигурировал пестик, которым якобы Дмитрий Федорович и убил своего отца. То есть фактически Смердяков уже тогда врал.
;А ведь и впрямь, кажется, ниточка такого рассуждения есть и у Шерлока. Но продолжим, перейдем теперь к Алеше…
;Алеша? Но он же… Он же ранний человеколюбец, да и вообще юноша, который из них оказался самым честным и искренним, как так быть может? – не веря рассуждению Дакки воскликнул Джефри.
;Юноша, который прямым голосом ответил брату: «Расстрелять»?.. – рассмеялся Джеймс, и огонь пробежал в его глазах.
;Так вот, пока Алексей Федорович был в монастыре, пока сам старец Зосима была для него воплощением добра и справедливости, правды и искренности, сам Алеша был этим пропитан. Он держался среди этой благодати, но как только старец умер… Он ушел в мир, остриг свои кудри, оделся, как обычный мирянин и занял свое место в реальности. Кто знает, что тогда посетило его голову, в ночь, когда только отец Паисий и он находилось около гроба старца. Может он и воспринял своего отца, как продукт зла, как того, кто истощил старца своими бесконечными скандалами?
;И тогда он задумал его убить, - попробовал разобраться я.
;Ничто его уже не отвлекало и не держало от этой мысли, - убеждал Дакки, - он решил, что просто убьет гадину, как говорил его брат Иван, просто затопчет гада. А деньги уйдут на богоугодные дела, а не на отцовскую скверну, не на разврат, которым его отец живет.
;Не на сладострастье, - заключил Джефри, отчего Дакки утвердительно качнул своей немного седой головой.
;Тогда он подставит Дмитрия, Иван уже сойдет с ума, и все сто двадцать тысяч отправятся прямо к нему в руки. А потом он распорядится ими так, как велит ему его любящее сердце. Так что, как Вы понимаете, каждый из них мог стать убийцей, - закончил Дакки и закурил трубку, которую достал из своего коричневого кожаного портфеля.
;Стоп, а к какому решению приходит сам Шерлок? – спросил Джеймс обеспокоенно. Кажется, его заняло это маленькое рассуждение по классике.
;Он говорит, что это Смердяков, раз так сказал автор. Ведь Холмс не хотел найти истинного убийцу, а лишь просто хотел указать Уотсону на все недоделки романа, которые приводят к заключению о виновности каждого из братьев, стоит только чуть глубже рассмотреть роман. А я Вам всем настоятельно советую прочитать этот рассказ, я лишь дал его примерный пересказ, не более. И нужно все-таки читать и слушать рассуждения из первых уст.
;А как думаете лично Вы?.. Каково здесь Ваше мнение?.. – спросил Джеймс у Дакки.
;Смердяков заикнулся о пресс-папье. Дмитрий слишком много говорил. Иван был не способен совершить такое, потому что все-таки еще не потерял облик. Алеша слишком любил своего развратного и скверного отца и каждого из братьев, да и вообще людей. Ранний человеколюбец. Таким образом, если подумать, то никто из них не мог убить отца. Но я помню слова Чарли – все это лишь очередной идол, который составило и создало наше сознание. Так что нам приходится полагаться на слова автора, верить ему на слово, - проговорил Дакки задумчиво, - а в «Преступлении и наказании» сам Раскольников думает, что деньги старухи-процентщицы пойдут на благие деяния, как, возможно, мог мыслить и Алеша в тот день.


Глава 3

;Дакки, а Вы искренны? – спросил Джеймс, подходя к дубовому столу, который стоял посередине комнаты. На нем находился миниатюрный чайник с горячей закипающей водой, которая через минуту должна будет оказаться в стеклянных прозрачных чашках, разбавляя гранулы быстрорастворимого и сухого кофе.
;Я? Да, я искренен и откровенен. Но не со всеми. Раньше меня боялись. Очень многие. Я мог улыбаться в глаза человеку, вести с ним различные беседы, а потом за спиной скалиться и рычать, если так можно выразиться. Все дело в том, как ко мне самому относятся. Хоть я и стараюсь относиться ко всем одинаково, ставить всех на одну ступень, бывает, что не получается только оттого, что сами люди ставят меня на ступень ниже их из-за своего эгоизма и самолюбия. Несомненно, мне нравится стоять на ступени выше, чем остальные. Но я за свободу, за равенство, за братство – я хочу, чтобы каждый человек стоял на одной ступени с другим, чтобы пьедестал делился не на три места, а на одно – огромное пространство для многих, а не только для одной души. И тогда, на той самой ступеньке, все мгновенно окажутся между собой равны, нечего будет скрывать людям! Незачем больше таиться и чего-то бояться! И лишь после этого они смогут быть по-настоящему искренними, - ответил на вопрос Джеймса Дакки, размешивая сахар ложкой.
;То есть Вы считаете, что искренность – это ключ к миру? Это отправная точка нашего бытия? Искреннее отношение дает во всех направлениях плюс, в то время, как неискренность и скрытность дают минус? – бесцеремонно разорвал паутину идущего разговора Джефри.
;Да, я считаю, что искренность – ключ, а человеческое сердце – дверь с замком. И к каждой двери подходит свой ключ, потому что каждая дверь уникальна, имеет свой собственный замок, свою защелку. Но чаще всего замки сходятся в одном – к ним подходят ключи с резьбой искренности. Не с резьбой скрытности или эгоизма, тщеславия или гордости, а с маленьким кусочком искренности, из которого и слеплен замок. И найти доступ к человеку означает то, что мы должны открыть сердце человека, заглянуть с фонарем внутрь. А как его открыть? Только ключом искренности, - упоенно проговорил Дакки, заглатывая обжигающий кофе.
;Я тоже так раньше считал. И думал, что при помощи искренности найду подход к человеку. Открою замок его сердца и познакомлю его со своим сердцем. Однако вскоре теория сия развенчалась. Я вертелся и жил в кругах гораздо более решительно настроенных, для которых искренность не была плюсом. Скажи я только искренно, что этот человек мне не нравится кому-то на ухо, по секрету – завтра мне бы попросту не поздоровилось, я бы превратился в избитого и загнанного в угол волка, которого охотники пытаются добить прикладами своих ружей. И поэтому я начал четко опознавать тех людей, для которых искренность – это стойкий плюс. Стал видеть и тех, для кого искренность – это безусловный и безоговорочный минус, обращающийся толчком в грудь, - сказал я немного потерянно. И все было действительно так, как я сказал. Я с детских лет рос в среде не очень любящей лишние слова, и поэтому такое отношение было у меня от рождения – оно было со мной так же, как и вечное презрение Джеймса.
;Позвольте, коллеги, и мне высказаться по поводу Вашей искренности. Я как-то вывел одно очень простое утверждение. Вы не поверите, но оно звучит немного нелепо и странно. Люди, словно собаки, - сказал Джеймс и рассмеялся, стуча ложкой по белой кружке, - и это определенно противоречит словам герра Шикльгрубера.
;Это он, кажется, говорил, что чем больше узнает людей, тем больше любит собак? – спросил Дакки, наливая себе в чашку еще кипятка из маленького чайничка, который уже был наполовину пуст.
;Да. Люди, как и псы – у каждого своя порода. И как ни странно, эта порода у людей ценится так же высоко, как и у собак. А все это деление создано потому, что собака и человек сходны и поэтому их даже называют вечными друзьями. Два похожих существа, знаете ли, всегда были и будут вместе. Но я как-то совсем отдалился от темы.
;Да, Джеймс, ты любишь завести всех в лес, как Сусанин поляков, а потом вдруг огорошить каким-нибудь вопросом! – воскликнул Джефри.
;Ты бесконечно прав! Продолжим. Когда ты выбираешь собаку для выставки, ты непременно обратишь внимание и на её родословную, и на её прежних хозяев, и на её воспитанность, - при этих словах Джеймс загибал пальцы правой руки, - но разве не тот же самый процесс происходит при выборе нашей второй половинки? Мы ведь тоже выбираем своеобразную породу человека, смотря при этом на его семью, ведь семья – это ячейка общества, зачаток общинного строя, маленькое государство со своими моральными устоями и укоренившимися законами!
;И только эти три параметра ты и выдвигаешь в основу своей теории? – удивился я, пододвигая к себе уже остывший чайник.
;Нет, есть еще масса критериев сравнения, но разве ты, Чарли, сам такого не делал? Разве ты никогда не думал о воспитанности своей второй половинки – можно ли с ней выйти в высший свет или же просто показать своим закадычным друзьям? Не сомневаюсь, что ты даже просто примерялся характерами – подходит ли тебе она, есть ли она тот самый недостающий фрагмент паззла твоего «я», который хочет достать любой человек? И только после этого, Чарли, мы наконец-то останавливаем свой взор на ком-то одном. А, может, и не на одном…
Джеймс перевел дыхание, глотнул немного остывшего и противного на вкус кофе и лишь после этих процедур откашлялся и продолжил свою речь.
;Искренность есть главный параметр нашего выбора друга, приятеля, человека, возлюбленной половины нашего сердца. И когда мы выбираем человека среди череды серых и потухших лиц, мы часто видим какое-то особое лицо, цветное, раскрашенное красками внутренних чувств, озаренное неким светом добра. И на этом лице часто, просто подсознательно, видим яркий отпечаток чего-то непонятного нам, что потом оказывается искренностью. И когда знакомимся ближе, рассматриваем эту искренность, то понимаем, что человек этот бесподобен…
;Человек не всегда бесподобен, - начал было Джефри, но Джеймс просто отмахнулся от его фразы, как от назойливого комара, досаждавшего ему в самый интересный момент его жизни.
;От этого человека нельзя ожидать предательства, потому что муки совести замучат его раньше, чем он успеет Вас предать, он пойдет к Вам и искренно все расскажет. И этот человек – сокровище среди металлолома современности! – высказался со всем чувством Джеймс, словно наконец-то понял то, что было внутри его, раскрыл себя самого, и был необычайно этому доволен.
;Джеймс, оказывается, что есть породы людей? – переспросил Дакки.
;Да, именно. Породы разные, как и у собак. Есть выносливые, есть послушные, есть глупые, есть преданные и так далее. А есть, переводя на современный человеческий язык, искренние. Люди искренности, как и собаки, у них это с рождения заложено, передано сквозь призму поколений. Так вот, возможно, что Вам, коллеги, совсем непонятно то, о чем я веду речь. Да и мне бывает самому непонятно, это как-то спонтанно возникает в моей голове, - еле слышно пробурчал Джеймс, - но я попытаюсь Вам сейчас это наглядно объяснить. Итак, давайте вместе представим ситуацию, - проговорил он, размахивая руками, - ситуация очень проста – Вы идете по коридору и слышите, как кто-то смеется и унижает Вас, Ваших друзей или родных, сплетничает просто, без повода, не имея никаких доказательств. И тут у Вас есть два варианта развития событий. Здесь я и вижу разветвление на искренность и на неискренность. Человек искренний, который не может держать в сердце своем обиду или злость, прямо подойдет к этому человеку прямо выскажет все в лицо, все то, что сам думает об этом человеке, упрекнет его в его же поведении и в таких развязных и беспочвенных словах. А потом, чувствуя, что он все высказал, молча закроет тому челюсть и удалится.
Джеймс улыбнулся и потер ладони.
;А человек неискренний – это человек, как я, который не любит, чтобы последнее слово говорил кто-то другой, он сам предпочитает заканчивать речи и диалоги. Человек этот просто пройдет мимо, смеясь, но в голове начнет вынашивать план мести. И вдруг, в один день обидчику прилетит нож в спину, прямо между лопаток, мгновенно. И тогда уже человек посмеется вдоволь – хорошо смеется тот, кто смеется последним? Он все выложит ему в мести, покажет свою осведомленность и долго будет этим гордиться, потому что не считает искренность ключом к миру, потому что думает, что действия гораздо действеннее, извините за тавтологию, чем какие-то слова, - вздохнул Джеймс и упал на стул, - вот, где проводил грань между искренностью и её антонимом. Высказался, однако.
;А я причислю себя к категории последних. Тех, что бросают нож в спину. И да, наверное, меня нужно за это бояться и страшиться, - сказал уверенно я, но вдруг начал поспешно исправляться, - но это на первый взгляд. Я не такой уж и зверь, Джеймс, как ты описал. Просто я и правда думаю, что с людьми, на которых слово не действует… По-другому никак. Только действиями, решительными действиями. И бесповоротными. Чтобы сразу убить всей своей силой.
;Suum cuique, - философски заметил Дакки, и мы все растянули свои рты в улыбке


Глава 4

;Наверное, Джеймс, у Вас есть и слова об откровенности. Раньше Вы бесконечно расспрашивали меня: о притчах, о смысле, о вере, - но теперь пришла и моя очередь. Я так много о Вас не знаю, но в тоже время уже изрядно с Вами знаком, как футбольный фанат на трибунах с другим фанатом той же команды. И все из наших разговоров. Теперь я хочу у Вас спросить – что такое для Вас откровенность? – закрыв глаза от неожиданно накатившей на него усталости, спросил Дакки.
;Откровенность? Дайте мне снова отлучиться от темы, вернее, вернуться в мое детство. Когда я был маленьким мальчиком, мои друзья мне постоянно говорили – тебя когда-нибудь погубит твоя откровенность. Как Вы знаете, да и, наверное, каждый из Вас, коллеги, уже это давно заметил, я обладаю оттенком презрения, который врезался мне в душу с детских лет. И хочется сказать, что чем больше я с Вами, Дональд, общаюсь, тем я становлюсь человечнее, я теряю эту привычку презрения.
Джеймс благодарно улыбнулся и немного наклонил голову в знак некоего уважения, отчего, несомненно, смутил скромного Дакки.
;Так вот, вернемся к моим детским годам. Тогда я так презирал людей, я их так ненавидел, что высказывал им все в лицо – искренно, я был с ними до невозможности откровенен. Кому-то это, бесспорно, очень сильно нравилось, а кто-то сразу вскипал и чуть ли не бросался на меня с кулаками. Я часто рассказывал своим родителям обо всех похождениях детворы, о каждом их шаге, потому что не мог ничего скрывать. Это презрение настолько меня переполняло, я не мог держать все в себе.
Джеймс медленно закипал.
;И поэтому неким смягчающим обстоятельством в моем характере, израненном презрением, стала откровенность. Так вот, я прослыл стукачом, невиданным ябедой. И еще больше начал презирать людей, потому что они не видели того благородного порыва, который нес меня вперед, которому я подчинялся, а я не мог его приостановить. Что такое откровенность? Это подарок человеку за какую-то его отрицательную черту характера. Это желание человека говорить, потому что больше не с кем и не о чем. И как только такой человек находится, как только души обретают друг друга, в человеке просыпается откровенность, - поражено закончил Джеймс.
;Браво, Джеймс! Прекрасно! Беллисимо! Вы абсолютно правы, Ваши мысли чуть ли не повторяют мои, это просто невероятно! Как все точно, но подождите, - резко прервал свою речь Дакки, - а как же та откровенность, которая не нужна? Как же секреты и тайны?
;Секрет и тайна скрепляют слова сургучом, который невозможно отодрать от бумаги, - загадочно, словно соревнуясь в красноречии с мистером Маллардом, проговорил Джеймс.
;Ах, Джеймс. Конечно, не сомневайтесь, Вы обладаете даром красноречия, - рассмеялся Дональд, - да, Вы правы. Ощущение тайны, переданной в Ваши руки, всегда делает Ваш рот закрытым, а случайные мысли и слова неподвижными. Все это Вас сковывает по рукам и ногам, потому что кто-то неожиданно переложил часть ответственности на Ваши плечи.
;Но это заставляет молчать, - заметил Джеймс.
;Очень сильно заставляет. До такой степени, что Вы чувствуете себя утопленником с камнем на шее, который не может говорить в воде, потому что это его еще больше погубит, - сверкая глазами, заявил Дакки, - а поэтому пытаетесь сохранить и не потерять тот воздух в легких, который у Вас еще имеется. И Вы молчите, как ни странно, тайна не вылетает из Ваших уст, ведь…
;Но, извините меня, мистер Маллард, как так не вылетает из уст? Вам, наверное, как и всем здесь присутствующим известны случаи, когда переданная человеку тайна распространяется по коллективу со скоростью света! И тогда человек наоборот мучается той тайной, что ему передали и жаждет рассказать кому, - перебил Дакки я, горячо убеждая его в том, что он ошибся.
;А это, Чарли, уже другой случай. Этот человек не может сам понести груз ответственности, который ему доверили. Это значит, что он морально не дорос до уровня тайны, до уровня секрета. И Вы, Чарльз, правы – таких сейчас много, тех, кто сразу рассказывает все тайны. Но это и есть нам урок. Урок, который говорит о том, что не каждый способен быть другом и советчиком, не каждый способен себя спасти в воде, когда он тонет, а его еще и камень вниз тащит. Те, кто начинает рассказывать другим, словно открывают рот в воде и заблаговременно умирает, хотя, возможно, могли и спастись, понимаете, Чарли? – заботливо разъяснил мне Дакки.
;Да, конечно, так гораздо понятнее. Я, наверное, просто Вас не дослушал.
;Да, нет, все нормально. Если вы теряете нить моего рассуждения, а я часто заговариваюсь и пропускаю цепочки, формируя их в уме, то останавливайте – я сам обновлю свои знания и разъясню вам все подробно. Главное, чтобы Вы сами себя не чувствовали лишними в наших с вами разговорах. Но, думаю, что с откровенностью мы расправились. Может, кто-то еще что-то хочет спросить? – расслабленно проговорил Дакки. Ему стало заметно получше, чем в самом начале разговора, когда усталость навалилась на него всеми своими боками.
;Да, Дональд, я бы в свою очередь хотел Вас расспросить. А что такое в Вашем понимании счастье?.. Когда человек счастлив?.. Почему счастье часто проходит мимо нас?.. Где оно сокрыто, это счастье?..  – проговорил Диккенс, который весь наш разговор сидел тихо.
;Счастье… А Вы знаете, Дик, пожалуй я выразил бы это всего лишь одной фразой, но предварительно я все-таки порассуждаю, хотя я знаю ответ на этот вопрос. На первые два вопроса я отвечу в последнюю очередь, чтобы чуточку раззадорить Вас своими рассуждениями, а потом, как это любит делать Джеймс, - Дакки кивнул Джеймсу, улыбаясь и поправляя очки, - неожиданно огорошу ответом. Просто, мне кажется, что нужно идти от противного, как это делают в моей любимой математике. Начну с третьего вопроса – почему счастье проходит мимо нас?
;Предугадываю Ваш ответ, - заявил с издевкой Джеймс, - как бы это сейчас смешно не звучало, но это, кажется, напомнит очередной слоган какой-нибудь занудной книжонки по аутотренингу, вроде: как стать богатым, почему я не могу влюбиться и прочее.
;Или главу в книге по саморазвитию для чайников, - подхватил я его идею.
;Уж извините, но этот вопрос и впрямь похож на такие тусклые высказывания из затисканных, но совершенно ненужных книг, - Дакки рассмеялся и развел руками, -  отвечать мне придется в их духе, потому что раз я пошел от противного, то и всю свою речь сформулирую в таком ключе. Почему счастье проходит мимо нас?.. Да потому что мы, люди, банально к этому не готовы! Потому что мы от счастья прячемся, потому что от него убегаем, а оно за нами бегает. Не наоборот, а мы иллюзорно представляем все по-другому! Можно даже ответить маленькой поучительной притчей как раз насчет всех наших злостных предположений о себе. Заходит женщина в автобус – уставшая, вся истрепанная, с сумками. И тут начинает про себя думать – какие все дураки вокруг! Муж и то сволочь настоящая, соседи – идиоты, дети – бездарные олухи, на работе полный завал, а тут еще и места в автобусе нет! А сзади неё стоит её ангел-хранитель, стоит с пером и пергаментом и все записывает, и с ужасом думает – зачем же ей все это?! Но раз она того желает, надо исполнять.
Мы все улыбнулись.
;Вот так. Так и мы, кричим на каждом углу, что нет у нас счастья, что мы несчастны, а кто-то там стоит позади и недоумевает, почему мы этого хотим?.. Но исполняет, желания на то, чтобы исполнять. И, как пишут в этих занудных и оптимистичных книжках – Вам нужно самому подумать, что Вы счастливы! Проснуться и поблагодарить Бога за все, любить всех людей и говорить, что вот оно – счастье! И оно само прибежит к тебе, потому что увидит, что ты больше от него не убегаешь. Ну, наверное, так я приблизительно и хотел ответить на твой вопрос, Дик.
;Теперь дальше – где сокрыто счастье? – задал свой следующий вопрос Диккенс.
;Счастье – это же, безусловно, очень важно, да? А самые важные вещи – это не вещи. Счастье вокруг. Счастье в нас, то есть счастье сокрыто в самих людях. Пожалуй, я расскажу еще одну притчу, которая как раз про скрытое. Когда Бог создал человека, то Он позвал ангелов и спросил: куда же мне теперь поселиться? Один сказал, что в горы, там Его будет трудно найти. Второй ответил, что на небеса – человек не видит так далеко. А третий предложил найти пристанище в сердце человека, ибо только видящий и слышащий отыщет там Бога и будет счастлив.
Ну, вот и опять притчи. А, казалось бы, ничего на это и не указывало. Ничего такого и не предвещало случиться.
;О чем эта притча? О том, что все нам нужное заключено в самих нас, но мы просто не хотим искать. О том, что в каждом человеке есть все, что он полноценен! Но мы не заглядываем внутрь себя и не можем увидеть очевидного. А подтвердить все это, подытожить можно фразой из записок старца Зосимы: «Мы одни безбожные и глупые и не понимаем, что жизнь есть рай, ибо стоит нас захотеть понять, и тотчас же он настанет во всей красоте своей». Стоит только посмотреть на себя, а потом на жизнь и Вы поймете, где оно… Вот, где сокрыто счастье. А теперь пришло время ответить на главный вопрос – что такое счастье? Диккенс, счастье – это когда тебя понимают, - неожиданно, прямо как Джеймс, закончил Дакки.
Все замолчали, и лишь голос Дакки прорезал звенящую тишину.
;И я думаю, что я счастлив, - проговорил он со всей любовью, оглядев каждого.


Глава 5

;Чарли, можно Вас о кое-чем спросить? – осторожно спросил Дакки, стараясь не расплескать кипяток из чайника.
;О, теперь пришла и моя очередь быть расспрошенным и понятым Вами?! После Джеймса, он, кажется, был среди нас первопроходцем?..
;А почему бы и нет?..  – улыбнулся Дакки, опуская в чашку пакетик чая.
;Конечно, спрашивайте, мне будет это только в плюс, я пообщаюсь с умными коллегами, подискутирую, в общем, положу в свою копилку еще частичку мудрости, – проговорил я, снимая серый пиджак в клетку.
;Да, Чарли, вы снова абсолютно правы. Но я не буду спрашивать вас про откровенность, нет, не буду, мы ведь это уже обсуждали. А начну вот с чего – Чарли, верите ли Вы в случайность случайностей? – спросил меня Дакки.
Он протер очки своей шелковой тряпочкой и теперь смотрел на меня пристально сквозь прозрачные линзы очков.
;Случайности не случайны. Вся наша жизнь – это череда случайностей: наши родители неожиданно встретились, появились на свет мы и так далее. Каждая веха нашей с Вами жизни сложена не случайно, она есть средоточие всех маленьких сосудов, капилляров жизни, которые мы и называем случайностями. Они, эти маленькие сосуды, все собираются в одну большую артерию – жизнь. И из каждой капельки, из каждой составляющей мы получаем наше бытие в таком виде, в котором мы сейчас его наблюдаем.
Я размешал сахар в кружке чая.
;Лишь случайность может предстать перед нами как послание. И это правда.
;Здесь Вы, Чарли, верите Милану?.. – переспросил Дакки.
;Да, несомненно, я согласен с тем, что он сказал. Все то, что мы считаем случайностью уже где-то и кем-то решено, а теперь лишь находит своего адресата посредством неизвестных нам движений. И мы, люди, которые, как Вы говорили, склонны думать, что лишь наша точка зрения и наши суждения правильны, принимаем это за случайность!.. Ведь это не входило в наш распорядок, в наше расписание жизни. А значит, это просто досадная или радостная случайность. Но никто из нас не допускает, что это и есть те желания, те наши крики о помощи в небеса, которые так исполняются… Исполняются случайно, хотя продуманы очень уж хорошо, - бесстрашно закончил я, уверенный в своей правоте.
Я давно задумывался насчет всех происходящих случайностей и сейчас нашел применение своим мыслям.
;То есть все уже предопределено заранее?.. Участи решены, судьбы простроены, и перст Божий указует нам дорогу, посылая такие случайности? – усмехнулся Джеймс.
 ;Да, я считаю, что это так. Человек особо ничего не может. Все идет откуда-то сверху, каждый поступок – уже решенная вещь, - подтвердил я.
;Неплохо, Вы достаточно смелы в рассуждениях. Но случалось ли Вам самому становится такой жертвой случайности? – спросил меня Дак, вытирая платком вспотевший лоб.
;Я, право, даже и не задумывался об этом… Но… Ведь каждый человек имеет право быть услышанным? Каждый имеет право получить подарок или наказание с небес в виде случайности?..
Дакки улыбнулся.
;Посему, я готов предположить, - смущенно продолжил я, заметив его усмешку, - что все это со мной было, но только я, как человек, уверенный в своей единственно правильной позиции, этого не помню. Я не могу уразуметь волю небес, не могу уразуметь волю Бога. Да, могу просить открыть её мне и всем меня окружающим. Но, - тут я развел руками, - я, к сожалению, не сведущ. Поэтому и отвергать значительную роль случайностей в своей жизни… Я не могу.
;Вы правы, Чарли, абсолютно точны в своих рассуждениях. Как Вы уже заметили, жизнь – это череда случайностей, которые собраны и воплощены в человеке. И мы, люди, воспринимаем это нормально, мы слишком плоско относимся к жизни, считая, что не можем ничего изменить. Раз жизнь – это череда случайностей, то разве не можем мы повлиять на случайность?.. Подставить свою руку под футбольный мяч и самим забить гол?.. Разве не можем резко нажать на тормоз, чтобы спасти жизнь?..
;Но ведь… - начал было я, но осекся. Мне не хотелось прерывать его.
;Мы сами можем влиять на исход самой огромной случайности, но, к сожалению, отдаляемся от дел и сетуем на то, что это невозможно, - покачал головой Дакки, - прижимаем лапки поближе к груди и ревем от горя. Потому что все изменила та самая досадная случайность! Но на то они и происходят, появляются в нашей жизни, потому что уже вписаны в книгу нашего имени! Потому что должны произойти! И их не изменить?.. Отнюдь, все сделать можно.
Я недоуменно посмотрел на него. Совсем ничего, думаю, не понимаю.
;Раз это уже записано, значит, это будет, но сколько раз мы влияли на свою жизнь, пусть даже так и нужно было! У нас всегда есть выбор, и если мы его не делаем, то это тоже наш выбор! Кажется, я сам себе противоречу. Случайности вроде как и уже предрешены, и мы, оказывается, их исправить все-таки можем. Да, именно так.
;Как так? Я не уловил Вашей логики, - переспросил я, прослушав Дакки.
;Смотрите, Чарли. Вы меняете свою жизнь ежедневно – в первую очередь, Вы меняете самого себя изнутри, а потом и меняете свое окружение, что очень изменяет весь Ваш порядок, иногда разрушает Вашу гармонию. Но перемены происходят. Я же утверждаю, что случайность тоже можно изменить!..
Я снова беспомощно покачал головой, улыбнувшись Дакки.
;Точнее, я неправильно выразился. Когда Вы заходите слишком далеко или наоборот теряетесь среди житейских бурь, то на помощь к Вам присылают эту самую случайность – гуманитарную помощь. Она и есть та самая перемена в Вашей жизни, которая и призвана поменять Вашу жизнь. Вот, о чем я пытался сказать, - с торжеством и неким прозрением сказал Дакки.
;Да, а это интересно! То есть, случайность и впрямь предстает перед нами посланием свыше, предостерегающим нас от поспешных выводов, неправильных дорог и шагов? – удивился Джеймс, расписываясь в дневниках учеников.
;Именно, Вы все правильно уловили. Правильно поймали путеводную нить моего рассуждения. Случайности не случайны. Они призваны не гробить нашу жизнь, не уничтожать нашу гармонию… Они призваны, чтобы предостеречь нас и помочь, потому что иногда мы меняем жизнь в неправильную сторону.
;Лишь случайность может предстать перед нами как послание… Как же он был прав,- вздохнул Джефри, захлопывая книгу.


Глава 6

;Коллеги, а задумывался ли кто-то из Вас о философии экзистенциализма? – спросил Дакки в один промозглый вечер, когда мы всей компанией сидели в кабинете и пили чай.
;Как, как, - поперхнулся Джеймс, - экзи…что?
;Экзистенциализма, - внятно произнес Дакки, - о философии существования. Часто, когда мы с Вами говорим, этот термин всплывает в моей голове среди потока мыслей. Так что, может быть Вам вкратце рассказать, в нем заключается эта философия? – участливо проговорил Дакки, видя на наших лицах полное непонимание.
;Да, расскажите нам о философии экзи… Короче, о философии этого труднопроизносимого слова, - найдя выход из положения, сказал Джеймс, - я всего лишь географ, который практически не способен с теорией литературы, - рассмеялся он.
;В основе экзистенциализма лежит понятие человеческого существования, то есть экзистенции - своего рода внутреннего ядра личности, которое, по мнению представителей экзистенциализма, сохраняется, и даже впервые действительно выявляется, лишь тогда, когда человек теряет все свои общественные определения и функции.
;Остается практически без всего?.. Без социальной составляющей? – спросил Джеймс, слушая Дакки.
;Такое состояние называется в экзистенциализме «пограничной ситуацией»; самый яркий и полный вид подобной ситуации - ситуация перед лицом смерти.  Мышление с точки зрения экзистенциализма, превращает человека и мир в свои объекты, разделяет и анализирует их отдельные стороны и отношения, упуская целое. Это экзистенциальное мышление отказывается от различения субъекта  и объекта, ибо  существование находится в неразрывном единстве с бытием, - проговорил Дакки, пытаясь вживить в нас хотя бы каплю понимания, а потом задумался, - этот пассаж я прочитал в одном из дипломов моих выпускников, которые работали с произведением Камю. Так что это не мои слова, - усмехнулся Дакки, - но я очень за них благодарен.
;Дональд,  там было что-то про пограничную ситуацию, перед лицом смерти. Не могли бы Вы пояснить, что это такое и почему само это внутреннее ядро личности проявляется именно в такой ситуации? – заинтересованно проговорил Джеймс.
;Конечно, я могу Вам это рассказать. И показать это все на определенной ситуации. Представим ситуацию. Вам тридцать лет, Вы пришли с работы, открыли квартиру и зашли внутрь. И вдруг почувствовали, что ничего-то в Вашей жизни особенного нет.
Джеймс хмыкнул, кажется, с пониманием.
;И тут у Вас есть три выхода, три возможных мысли. Первая – Вы решаете, что на самом деле Вы в этом мире что-то значите, что жить дальше нужно – и Вы молодец. Вторая – Вы решаете, что жизнь Ваша чего-то стоит, но Вы здесь лишний и идете вешаться – тут Вы сдались. И третья – Вы решаете, что Ваша жизнь – это суета сует, что она ничего в этом мире не значит, и жить-то вообще страшно – но Вы с такими мыслями продолжаете жить, не залезете в петлю – и тогда Вы достойны уважения. Если это можно описать так, то вот Вам и есть примерная ситуация. Вот каждый из Вас, господа, что бы выбрал в этой ситуации, если бы вдруг задумался? – спросил Дакки, оглядывая кабинет своими живыми глазами.
;Я бы, наверное, принял первый вариант. Ведь все не так просто, раз я живу, значит, я кому-то нужен. Помните Вашу притчу про следы на песке? Это и был бы тот самый момент, когда мне стало бы слишком сложно, и я бы отчаялся. Но как звучала мораль из Ваших уст? Не отчаивайтесь, раз Вы живете, значит, Вы кому-то нужны?.. Так и я. Раз я еще хожу по этой земле, встречаюсь ежедневно с Вами, значит, я не просто так здесь оказался, - проговорил Джеймс, допивая чай.
;А я, наверное, если бы столкнулся с такими мыслями, то сразу бы полез в петлю. Потому что они бы угнетали меня и стучали по моей голове, напоминая, что я на этом празднике жизни лишний. И то, что никому не нужен: просто наматываю круги по земле, чтобы хоть как-то разбавить мое одиночество. Одинокие много ходят, - проговорил Джефри, - а если бы у меня еще не было семьи, то я бы точно убился. Я, конечно, понимаю, что уныние – это грех и тому подобное, но… Простите, не смог бы сдержаться.
;Велико искушение? – улыбнулся Джеймс.
;Именно, - рассмеялся Джефри.
;А Вы, мистер Маллард, как Вы сами оцените себя? – с интересом спросил я.
;Понимаешь, Чарли, а я бы жил, понимая, что никому не нужен, что здесь лишний. Я бы жил, несмотря ни на что – просто потому что я хочу жить, Чарли, хочу жить!.. Как Иван Федорович, просто хочу жить. И как Андрей Ефимыч – тоже хочу жить!..
Он встал со стула и начал ходить по кабинету.
;Каждый день дышать воздухом, каждый день встречаться с дорогими мне людьми, каждый день проживать, выкладываться на все сто процентов!.. Я хочу жить, хотя, как человек, понимаю, что, наверное, вся прожитая моя жизнь и не стоит одного фунта – она просто и однообразна, и наши диалоги хоть как-то её разбавляют… И то, что все эти метания, бесполезный выбор – ничто перед тем, сколько я отдал этой жизни, сколько я в неё вложил. А она, как плохой банкир, мошенник – разорила меня и отобрала все деньги, и остался я ни с чем, только с мыслью о том, что все вокруг никчемно. Но продолжаю жить, потому что от меня она смерти не дождется.
Он оптимистично рассмеялся: весело, задорно и заразительно.
;Мы слишком долго с ней играли в эту игру, чтобы я сейчас бросил карты и положил голову на плаху. Нет, это будет для нее слишком почетно, я не собираюсь сдаваться. Я буду играть до конца, но придется когда-то и пойти ва-банк, один на один с жизнью. А там, Бог знает, кто выиграет. Просто я еще не наигрался, хочу еще, понимаете?.. Животный интерес, а что же будет дальше? И хочу чашу жизни испить до дна, хотя жить мне, фактически, незачем, - разгорячено проговорил Дакки, всматриваясь в узор линолеума.
;И Вы с такими мыслями живете? – с ужасом спросил его Джеймс.
;Да, Джеймс. Живу, - огорченно, словно ощущая всю безвыходность своего положения, проговорил Дакки, грустно улыбаясь глазами.
;Ну, тогда Вы и впрямь достойны уважения, - потерянно сказал я.
После такого разговора я хотел говорить с Дакки еще и еще, хотел сам испить чашу этих дискуссий, хотел на минуту отвлечься от мирских дел, хотел окунуться в философскую среду, черт возьми!..


Глава 7

Я бежал по длинному коридору, чтобы успеть на встречу с моими коллегами и, конечно, с Дакки.
По дороге мне попадались многие: мои ученики, родители, но также мне попалась и моя коллега по цеху, филолог Валери Джонсон: прекрасная женщина с невероятным чувством юмора, красивая и зажигательная, а главное умная, попадающая всегда в цель разговора, ставящая оппонента в неловкое положение во время дискуссии.
Да, это она была та самая женщина-друг, о которой я упоминал в разговоре с Даксом. Вот и сейчас, когда я торопился, она меня приостановила и поинтересовалась:
;Спешишь к Дональду?
;Да, Валери, у меня нет времени, ты же знаешь, - начал говорить я, - ты меня…
;Тихо, Чарли, хватит принижаться. Все нормально, я сама занята. Вот, что я хотела сказать – мистер Маллард, кажется, как и ты верит в Бога? А ты вчера заикнулся о том, что сегодня какой-то религиозный праздник. Так вот, поздравь его там от меня. Ты знаешь мое отношение к твоему Богу, но все же его поздравь, зачем терять такую возможность? – ответила она посмеиваясь.
;И от кого передать? От Фомы? – с полным серьезом ответил я.
;Именно от него, - усмехнулась Валери, - от того Фомы, который все еще ждет случая вложить свои персты в раны Христа. И пока еще не дождался. Ладно, Чарли, - сказала она, смотря на часы, - мне самой пора. Будет время, позвони!
;Валери! Подожди, может, ты пойдешь со мной к Даксу? Пообщаемся там, - неуверенно проговорил я.
Я был не совсем уверен, что они найдут общий язык.
;Как-нибудь в другой раз! А сейчас мне, правда, нужно убегать! Так что ты медлишь, вон и мистер Маллард идет, - сказала она, разворачивая меня на сто восемьдесят градусов, - беги, пока не опоздал! А за предложение спасибо, обязательно приду. Черт возьми, - проговорила она, - уже время. Пока, Чарльз!
Она развернулась и быстро забежала в один из кабинетов, там уже собрались все учителя на еженедельное совещание. Я перевел дыхание. Что же, это и к лучшему, что в другой раз.
Я подбежал и остановил Дакки.
;Дак… Дональд, приветствую. Вы знаете, Валери просила Вас поздравить с религиозным праздником, - чуть было замешкался я.
;Ах, так и сказала? – засмеялся Дакки и хлопнул в ладоши.
;Именно так и сказала, просила передать, что это от Фомы, ожидающего прихода Спасителя, чтобы вложить персты в Его раны. А если серьезно, - вмиг я изменил смеющийся тон моего голоса, - то и впрямь Вас с праздником. Вы же верите. С Вознесением Господня.
;Спасибо, Чарли, и тебя, а нам пора спешить. Наши друзья уже ждут нас в кабинете,  - смущаясь сказал Дакки и положил мне руку на плечо, и мы побрели к кабинету, чтобы снова начать очередную дискуссию.
;Чарли, мистер Маллард, стойте! Примете меня к себе, - подмигивая спросила Валери, - совещание отменили.
Мы переглянулись с ним и в один голос, как умудренные опытом вояки Британской Империи, прокричали:
;Так точно!




























ЧАСТЬ III



















Глава 1

;Итак, дорогие коллеги, - проговорил Дакки, отодвигая стул для Валери, - в нашем полку, как говорится, прибыло. Мисс Валери Джонсон – филолог, если я не ошибаюсь, - увидев одобрительный кивок Валери, он продолжил, - тоже примет участие, как я надеюсь, в нашем разговоре. А поговорить я вот хотел о чем. Господа и..., - Дакки остановил свой взгляд на Валери, - и дамы, мы с Вами много говорили хоть о чем, но литературу затрагивали нечасто – Братья Карамазовы, да и только!
Он подмигнул мне.
;Думаю, что наши филологи, а приход мисс Джонсон как раз кстати, а то Чарли и Дик одни бы представляли сторону словесников, любезно согласятся побеседовать с нами по поводу… Михаила Булгакова! – сказал Дакки, обращаясь ко всем нам.
;О, Михаил Афанасьевич, - в сладкой улыбке протянула Валери, - о нем можно говорить, тем более что, мне кажется, каждый из здесь сидящих читал его «Мастера и Маргариту».
;А как же, - воскликнул Джеймс, - позвольте мне первому взять эстафетную палочку из ваших рук, мисс Джонсон, - обворожительно улыбнувшись продолжил Джеймс, - я читал «Мастера и Маргариту», когда мне было четырнадцать. Помню, что это был снежный вечер субботы, я сидел в своей комнате и бегло, с упоением полнейшим, читал господина Булгакова. Я отхватил книгу в библиотеке и прочитал её буквально за вечер – уселся в шесть, а закончил в три часа ночи!
Лицо Джеймса просветлело от нахлынувших воспоминаний: это уже были не воспоминания о тяжелом детстве и жизни с презрением в сердце, а минуты безмятежного спокойствия и радости.
;Но как это было для меня волнующе, - продолжал он, – история Га Ноцри, театр «Варьете», свита Воланда и любовь Мастера и Маргариты.... Я заглатывал страницы, я не мог уснуть, пока не прочитал последнее слово романа. Это настолько меня потрясло, все булгаговское мироощущение, что я перечитывал роман раз за разом, я смотрел экранизацию… И что-то в этом романе есть такое, неуловимое… Я не могу это описать, но я в восторге от этого произведения Михаила Афанасьевича, в восторге! – вскричал Джеймс в радости: его глаза светились неподдельным детским восторгом.
;Ну, ну, Джеймс, поумерь свой пыл, - проговорил Дакки, пытаясь его успокоить, - лично я не вижу в романе что-то необыкновенного. Давайте так же рассмотрим роман поглубже, заглянем в сетку сюжета.
Он спокойной и последовательно принялся раскладывать свою мысль по полочкам нашего молодого сознания.
;Считаю, что Булгаков здорово эксплуатировал самое интересное, то есть Дьявола и Христа: создал три мира, что тоже очень интересно, вплеснул туда немного любви и получил гениальное произведение. Все гениальное – просто. Люблю «Мастера и Маргариту» только за яркость описания свиты Воланда. Он просто удачно представил в человеке то самое дьявольское и божественное, которое борется в его сущности, внутри его сердца. И три мира, согласно даже древним мифам, Вы разве не помните – это дерево, корни – подземное царство Воланда, ствол – человеческий мир, крона – Царствие Небесное.
Дакки равнодушно пожал плечами.
;А дерево можно расценивать не только, как связь между мирами и полная гармония во всем, но и как древо познания, древо запретного плода. То есть что налицо у Булгакова – хорошее и точное попадание в сетку времени. В нужное время в нужном месте, - заключил Дакки, водя пальцами по столу.
;Но, позвольте, мистер Маллард, разве в этом романе не спасение самого автора?.. Не спасение Булгакова?.. В романе говорит Иешуа, что самое тяжкое – это трусость. И этой самой трусостью обладал Понтий Пилат. И сам Булгаков ставит себя на место трусливого Пилата, а в конце сам себя спасает – Мастер кричит прокуратору «свободен»!.. Он сам себя освобождает от пояса трусости, от стяжающих канатов, которые его обвивают. Он в первую очередь на страницах романа рассказывает свою историю, историю трусости, которую осуждает и от которой себя освобождает, - живо вступила и довольно-таки удачно вписалась в разговор Валери, рассказывая свою точку видения романа.
;Интересно, интересно, друзья, очень познавательно. Я же считаю, что это прекрасный роман жизни и смерти, противоборства двух полярно разных сил в человеке и вокруг него. Но я смотрел еще и многосерийную экранизацию романа. Там добавлен один момент, которого нет в романе. Пилат и Иешуа идут по дороге, Пилат обнимает Его и скрипящим от боли голосом спрашивает: а как же казнь? Что же все-таки было? А Иешуа, улыбаясь ему, отвечает: а не было казни, - философски заключил я.
;Я читал «Мастера и Маргариту» несколько раз, потому что все время останавливался на одном месте. На балу Воланда. Я читал книгу, пролистывал страницу за страницей, но как только доходил до момента бала Воланда, что-то меня останавливало и не пускало туда, дальше. И я закрывал книгу, откладывал. А потом начинал читать непосредственно с бала Сатаны, и все оказывалось в норме. Но что-то непреклонно меня тормозило на этом моменте. Я ни разу не мог прочесть книгу целиком, от корки до корки. Это сама загадочность Булгакова, некий момент тайны,  - ответил Джефри.
;А я перечитывал только одну историю в романе – историю прокуратора и пленника. Я мог часами вчитываться в их диалоги, в их прения, в сомнения Пилата и искренность пленника. Я каждый раз со страхом и некоторым благоговением прочитывал их диалог о жизни заключенного, о том, как Иешуа говорит: «тебе не перерубить тот волос, на котором я вешу, потому что не ты меня на него подвесил». Я каждый раз проходился по их истории, только по этой истории, - заметил Дик.
;А если говорить, - вдруг снова подал голос Джеймс, - то роман специфичен своим восприятием. Я его недавно перечитал, ощущения совершенно отличные от тех, что были в четырнадцать лет. Сравните его роман с Библией, особенно историю про пятого прокуратора Иудеи и Иешуа Га Ноцри.
;А я бы, Джеймс, если бы у меня были такие возможности, - проговорил Дакки, - назвал бы эту историю «Страстями по Михаилу». Ведь действие романа происходит в Страстную Неделю, как раз в то время, когда распинали Христа. Именно на эти три дня, на три последних дня, Воланд и приезжает, если можно так выразиться, в Москву.
;Как точно, Дональд… Страсти по Михаилу. А что, мне кажется, что теперь можно в наших кругах именовать «Мастера и Маргариту» именно так, - подметил я, двигая стул ближе к столу.


Глава 2

;И все же, мы снова здесь собрались, чтобы поговорить о литературе еще немного, не правда ли? – заявила Валери, поправляя перед зеркалом свое платье.
;Конечно, мисс Джонсон. Валери, Ваши мысли меня необычайно заинтересовали, особенно после нашего разговора о господине Булгакове, что же Вы хотите еще сказать? Теперь-то не о Булгакове? – удивленно и тепло спросил её Дакки.
;Вы мне льстите, мистер Маллард, мне неудобно, - стеснительно проговорила Валери и смущенно улыбнулась.
;А зачем мне Вам льстить? Имею ли я с этого что-нибудь? Я говорю искренне, и наши коллеги это могут подтвердить. Но о чем Вы хотели поговорить с нами в этот раз?
;Я хотела бы поговорить с Вами о Бродском, о нобелевском лауреате, Иосифе Александровиче Бродском. Когда-то я исследовала его творчество, увлекалась его стихотворениями, тонула в его глубоких смыслах, - мечтательно, словно припоминая былые годы, проговорила она.
;Да, что о нем говорить, - начал причитать Дик, - он просто графоман. Да-да, графоман, - заявил он под наши ошеломленные взгляды, - просто собрал все в одну кучу и написал. Графоман!.. Не люблю я его, нет в нем той искры, словом… Страдает одним очень плохим недугом – графоманией.
;Позвольте, Диккенс, позвольте… Будь на моем месте Егор Владимирович, мой друг-эмигрант из России, то он бы Вас заживо сжег на костре, - улыбаясь заявила Валери, - но я, конечно, такого в мыслях не имею. Хочется Вас понять!.. И все же – почему графоман?
;Графоман и все! – отрешенно сказал Диккенс.
;Просто так графоман? – удивилась мисс Джонсон.
;Да. Просто графоман и все, хотя это лично мне так кажется. Вот не то, что Бунин, - ответил Дик.
;Это еще спорно, Бунин Ваш, - проворчал тихо я, но Валери услышала и незаметно толкнула меня, призывая помолчать, чтобы не начинать войну. А я был на это способен, был. Но вовремя остановился.
;Ладно, а я все же вернусь, Дик, к Бродскому. Не обессудьте, но я считаю его гением, - проговорила Валери, поворачиваясь к нам, - каждое его стихотворение – новое для меня открытие. Его смыслы… Они, словно сеть: в них очень сложно разобраться, но достаточно структурировать все это, упорядочить, вникнуть, как… Ты постигаешь магию Слова Бродского, которое не однозначно, но многозначно, которое ветвится и дает тебе множество потаенных значений, которые ты сам должен разобрать, сам должен дешифровать…А что Вы думаете? – осеклась Валери.
;Я, несомненно, считаю Бродского гением поэтического слога. Но его тоже нужно уметь читать, нужно уметь видеть его мысли сквозь строки. Но только тогда, когда ты сам поймешь стиль и философию Бродского, ты увидишь его сквозь строки – увидишь его тяжелый смысл, увидишь его стан, проглядывающий и приветствующий тебя, - ответил ей Дакки.
;А считаете ли Вы, что Бродский был стандартом? Был обычным писателем среди многих, который принимал данность? – спросил Джефри.
;Да, лучше поклоняться данности с её убогими мерилами, которые потом, по крайности, послужат для тебя перилами, - начала цитировать Бродского Валери.
;Хотя и не особо чистыми, удерживающими в равновесии, твои хромающие истины на этой выщербленной лестнице, - закончил я, бесцеремонно перебив её.
;Чарли, Вы меня удивили своим знанием Бродского!.. А что хочется сказать – любовь, а точнее симпатию к Бродскому мне привил мой друг-эмигрант, которому любовь к Бродскому досталась от отца. А теперь о стандарте.
Она присела на стул.
;Бродский – яркий нестандарт, который и писал-то нестандартно, выражал свои мысли по-иному, нежели другие поэты. Он был примером того самого гения, которому, как и всем великим русским, пришлось эмигрировать в Нью-Йорк, чтобы творить за границей свободно. Что касается данности…
Она на минуту задумалась.
;Нет, он её не принимал. Он считал, что эта данность – всего лишь лестница, которая в случае чего, в случае крушения надежд, непредвиденных ситуаций вдруг поймает тебя на руки и поддержит. Но считал её и костылем для слабых. Как я могу заключить из его строк, но я могу и ошибаться, поправьте если что. Что он считает «хромающими истинами»? Предполагает ли он слабые и глупые суждения, которым только и место что в бесконечной данности и стандартности мирской, или он имеет в виду крушения настоящих истин посредством силы времени и людской глупости? Что он называет «перилами»? Поддержку необходимую или костыль для инвалида? Что он называет «равновесием»? Гармонию между собой и этой самой данностью или гармонию между истиной и человеком? С какой стороны он рассматривает все это? – закончила Валери.
;А ведь ты права. У него, как и у каждого творца, есть элемент раздвоенности – мы видим в портретах художника уродливое и красивое, мы видим в песнях фальшивое и истинное, так и в поэзии – мы видим у писателя противоречия, которые он, может быть, и не сознательно, но выстраивает перед читателем. И восприятие этого зависит от одной лишь детали – состояния читателя. Могу привести в пример слово «преданный». Что это для Вас значит – человека, который с Вами способен пойти хоть куда, который Вам предан, или состояние, которое ощущаешь после предательства? То же самое и у Бродского – Вы видите раздвоенность в его стихах, но только от Вас, Валери, зависит выбор. Только Вы сами можете судить о том, что приемлемо для Вас, - заключил Дакки, - Вы же сами говорили о многозначности его поэзии.
;Да, Дональд, именно так. От нас зависит мировосприятие, мы сами выбираем точку зрения, угол падения нашего взгляда, - начал говорить Джеймс, - и мы видим то, что можем, иногда разглядывая за пленкой строчки все новые и новые смыслы, открывая для себя новые понимания и поводы задуматься. Этим и отличается человек – способностью разглядеть за пеленой ненужной шелухи единственно верный смысл, маленькое ядрышко правды, скрытое в покрывалах лжи.


Глава 3

;А я никогда не оставлю одиночества. Я никогда не покину себя, я всегда буду находить минуты, я буду с трудом выкраивать в своем графике время. Чтобы сесть дома на кровь, подмяв ноги под себя, сварить себе кофе и просто почувствовать, что ты один. Очутиться в мире, где вокруг тебя никого нет, где только ты и… Бог, который смотрит на тебя сверху. А ты заглядываешься в небо, чтобы Его там отыскать, радуясь тому, что теперь-то тебе ничего не мешает с Ним поговорить.
Джеймс поднял голову кверху.
;Никаких отмазок – а то раньше дела были, работал ты. Никто с Ним не может поговорить, - сказал он, - потому что боится себя и боится перед лицом Его предстать. Мы боимся вдруг выложить все начистоту, сознаться, какие мы плохие и потом начать копаться в себе, выковыривая всю скверну свою.
;Я, когда был еще подростком, мечтал уехать в глухую пустыню, куда подальше. Закрыться в каком-нибудь коконе да так и остаться внутри него… Не навсегда, а на пару дней в месяце хотя бы. Запереться в бревенчатом доме, усесться в кресле и начать читать книги. И молиться. А на три километра – ни одной души. Только ты и книги, только ты и Он. И все. Больше никого не надо.
Дакки ностальгично закатил глаза, растянул губы в улыбке и довольно сморщился.
;Оборвать связь с миром на эти дни, почувствовать себя одиноким, умереть для всего мира на пару дней. Просто стать невидимкой среди всех, удалиться от людей, уйти подальше. И только тогда поймешь, кто ты есть и зачем живешь. Потому что не будешь увлекать себя длинными разговорами с друзьями, бесцельными походами по городу, а начнешь наконец-то думать. И вдруг осознаешь, что жил-то все время неправильно и не так, как нужно. Потому что, как заблудшая овечка потерялся в мире, потерялся, а нашелся только сейчас, - сказал Дакки, чуть заметно улыбаясь Джеймсу.
;Одиночество выводит нас на новый уровень понимания себя. Как уже личность отдельную от мира, личность обособленную и ни на кого не похожую. Только тогда вдруг начинаешь оценивать самого себя, потому что вокруг никого и ничего. Ты начинаешь рассматривать паззл своей души, потом ломаешь его и пытаешься сложить также, а не получается… Потому что ты изменился и осознал часть себя самого, а, значит, и изменил самого себя изнутри и снаружи. И ты снова ломаешь паззл и снова складываешь. Опять мимолетное изменение, опять тот же процесс. И только в конце жизни у тебя получается его сложить, потому что путь изменения ты закончил и готов вступить туда таким, каким ты себя сам сложил за эти годы, - промолвил я, оглядываясь на Валери.
;Одиночество – это маленькое спасение человека. Если церковь – это корабль, спасающий верующих от бурь житейского моря, то одиночество – это церковь души. Это маленькая церквушка внутри нас, которая почему-то держит в себе слишком мало, пока мы сами не начинаем её наполнять собой же. В одиночестве, в этом маленьком храме души, мы находим много затаенного и спрятанного внутри, много неразобранного, того, что следует пересмотреть. И часто, пересматривая, начинаем понимать, насколько неосмотрительны и неаккуратны были с этим храмом мудрости, хранящим все наши секреты. И все чаще уединяемся, один на один с собой, или как Вы говорите – с Богом. Чтобы разобрать эту церковь, которая держит на себе весь груз, - вступила Валери, заметив мой вопросительный взгляд.
;Любящий одиночество человек, значит, нашедший себя в этом мире и не желающий расплескать себя. Не желающий просто отдать себя на растерзание миру, на растерзание людям, которые только и растащат его в разные стороны, порвав сухожилия его души, хитросплетения его характера, сломав основные столпы воли его. Он старается сохранить себя для тех, кто его поймет, кто тоже углубится в это одиночество, найдет там убежище, а потом и начнет отыскивать таких же. Он просто ждет того, кто сам сможет его открыть, сам сможет понять его сущность. А пока держит себя закрытым, прячется в одиночестве ради своего же спасения, - ярко подметил Джефри.
;А когда спасение найдет, то откроется. И поймет, как много потерял в одиночестве. И проклянет одиночество свое за то, что оно вводило его в заблуждение. И прогневается на того, кто вверг его в это одиночество, но не примет идею, что он сам и есть корень всех зол. Будет убеждать себя, что это Творец, и гневаться на него. Но будет проклят гнев их, ибо жесток, - патетически закончил Дик, и комната  погрузилась в тишину, потому что высказались все, все раскрыли себя.


Глава 4

;Джеймс, Вы ограничены в своих взглядах! Ограничены, понимаете?! Я не знаю, где Вы этому научились, не знаю всех Ваших душевных терзаний, но Вы ограничены!.. Для Вас существуют две позиции рассмотрения вопроса – религиозная и научная. Все, все остальное для Вас – ересь полнейшая, которую Вы даже не рассматриваете! Вы так глубоко рассуждаете, Вы попадаете всегда в точку, но Ваше восприятие информации колеблется между двух полярных берегов! – возмущенно проговорил Джефри.
;Джеф, а ты веришь, что какие-то звезды могут влиять и менять нашу судьбу?.. – не менее горячо, с придыханием и смехом ответил ему Джеймс.
А все дело в том, что буквально пару минут назад к нам приходил один физик, профессор Стэнфордского университета, который просвещал всех преподавателей в области небесных тел: астероидов, комет, планет Солнечной Системы, черных дыр.
И после этого заявил, что астрология, то есть предсказание судьбы человека на какое-либо время – это реально действующий способ, и что звезды влияют на жизнь человека. Теперь же Джефри, свято поверивший в эту идею, укорял Джеймса, который со смехом все это отвергал и превращал теорию в шутку.
;А ты веришь в какого-то сверхествественного человека с бородой, который послал Своего Сына на землю, чтобы тот здесь умер за людей. И веришь, что он тебя спасет и сбережет. Чем твоя вера в этого Абсолюта подтверждается? Я также могу её осмеять, как и ты пытаешься увильнуть от здравого смысла правды. Ты боишься чего-то? – со смехом проговорил Джефри, заглядывая в глаза Джеймса.
;Хватит. Не верю я в твои гороскопы по звездам, которые, якобы, меняют мою судьбу.
;Ну ладно, а как же психология? Психологическая точка зрения? Точка падения взгляда? Ты и в неё не веришь?
;Да, ты прав, если тебе так легче. Я вижу перед своим носом только две точки зрения – божественную и научную, и на этом мой кругозор ограничивается. Я просто фанатик науки и веры, который не хочет ничего познавать, и который туп, как пробка. Я тебя успокоил, теперь ты доволен? – скалясь ответил Джеймс, в его глазах пробежал какой-то холодный огонек, который сразу заставил Джефри отпрыгнуть подальше, словно пугаясь гнева нашего географа.
;Стальной фанатик веры, марионетка в руках у Всевышнего, который управляется с тобой, как с расходным материалом, с куклой – Джеймс не слушай то, не слушай это! – богохульственно пропел Джефри, стараясь задеть Джеймса.
Джеймс схватил его и прижал к стене.
;Бог – судья, как я пытался себя сдержать. Ты хотел меня задеть, ты это сделал, поздравляю. Можешь теперь радоваться и петь псалмы Солнцу и всем остальным планетам, которые вершат твою судьбу – авось их разжалобишь, и они дадут тебе еще пожить, спасут от меня.
Джеймс еще сильнее прижал его к стене, отчего лицо Джефри стало красным. Последний пытался вырваться, но географ ни на йоту не ослаблял свою железную медвежью хватку.
;Сейчас я могу тебя ударить и оставить здесь подыхать, потому что я не посмею слушать, как кто-то оскорбляет моего Бога и мою веру. Заруби себе это на носу, а не зарубишь сам – позови меня, топор я всегда найду.
;А если придет Христос, то крест и гвозди у нас всегда наготове! – захрипел Джефри, а Джеймс лишь еще сильнее прижал его к стене под его хриплые стоны.
;А теперь посиди здесь, - Джеймс резко опустил его вниз, а потом отряхнул руки, - я тебе ничего не сделаю. Да, и пародия на ярого богохульника тебе очень удалась, уже можно начинать рушить свою жизнь, поклоняясь Поясу Астероидов и кольцам Сатурна. Я бы тебя пнул, но мне тебя жалко, ты жалок в своем стремлении оскорбить меня, - рассмеявшись во весь голос, выдал Джеймс, - а за тебя я буду молиться, вдруг Он и вразумит тебя.
Джеймс помог ему встать, а потом удалился в свой кабинет, подальше от нас, а мы его и не хотели трогать, потому что чувствовали, что все прежнее презрение к человечеству, которое у него было раньше, грозило проснуться ото сна заново.
Но своими словами он себя сдержал. А Джефри рухнул на пол и, прижав руки к лицу, начал обессилено плакать.
;Папа, папа, - начал я тихо, но все, кто стоял вокруг, ясно это услышали, - я его повалю, как большой буду, я ему саблю выбью своей саблей, брошусь на него, повалю его, замахнусь на него саблей и скажу ему: мог бы сейчас убить, но прощаю тебя, вот тебе!


Глава 5

;Дакки, здравствуйте, - дверь открылась, и в кабинет вступил мистер Грегори Эклз, тот самый учитель английского, о котором мы судачили недавно, - я слышал, что у Вас тут ведутся философские диспуты, дискуссии на разные темы, разрешите и мне поучаствовать? – заинтересованно проговорил Грег.
 ;А почему нет? Конечно, проходите, Грегори, вот сюда, пожалуйста, - улыбаясь, ответил ему Дакки под наши презрительные взгляды, которые сопровождали этого Эклза весь наш разговор.
;Позвольте, мистер Эклз, спросить Вас об одном, раз уж пришли сюда. Как Вы относитесь к свободе слова? – почтительно спросил его Дакки.
;Да Грегори не любит свободу! Чего только стоит его поразительная выходка перед начальством, которая нас всех подкосила, да, Грегги? – подкалывая его, заметил Дик, и все дьявольски захохотали.
;Диккенс, сядьте, пожалуйста, на Ваш стул и прижмите к нему задницу на как можно большее время, - огрызнулся Эклз, - а вообще он прав – я не люблю свободу слова. Почему?.. Потому что считаю, что если каждый, замечу, мистер Маллард, каждый начнет говорить то, что ему заблагорассудится, что он захочет, то через пять минут разразится ядерная война, - с неприязнью ко всем нам проговорил Грег.
;И Вы пришли сюда к нам? Простите меня великодушно, мистер Эклз, но здесь каждый высказывается свободно, Грегги, свободно. Или не помнишь, как сам высказывался ранее, когда твоя должность не была высотой с Биг Бен? Неужели твое величественное положение так изменило твою сущность? - подметил я, смотря ему прямо в глаза.
;Чарли, еще раз тебе говорю – мне пришлось это сделать ради карьеры. И это не обсуждается, в конце концов, от меня зависит Ваше положение в этом заведении, понятно всем?.. А насчет свободы слова. Я пришел сюда к Вам, чтобы каждого из Вас послушать, потому что мне самому стало интересно, чем Вы тут занимаетесь, - прикрикнул Грегори.
;Ах, да, проверка начальства? – изумился Джеймс.
;Считай и так. Но я хочу поговорить с Вами всеми о свободе слова, поэтому сюда и явился, а мог проводить вечер в своей уютной квартире со стаканчиком бренди, - проговорил Эклз.
Я хотел ему сказать, чтобы он катился ко всем чертям отсюда, его никто не держит, но встретил умоляющий и чуть снисходительный взгляд Дакса, и сразу забыл о своем желании, заставляя других утихомириться на пару минут.
;Что думаю я, Грегори, так это то, что свобода слова нужна и важна. И никто не может запретить мне говорить то, что я хочу, то, что я думаю. Слово – это основное оружие грамотного и образованного человека, и это слово есть то, что было вначале, что есть до сих пор и то, что мы не можем спрятать или отобрать у человека, - первым начал разговор я.
;А ты не думаешь, Чарли, что современные рассказики малоизвестных авторов с темой любви и хромыми средствами её выражения, расширенными слащавыми и полуграмотными сценками, что музыка в два притопа – это и есть выражение Вашей свободы слова?
Грег усмехнулся и потянулся.
Дакки заметно оживился, однако явно этого не показал: только глаза его лучились огоньком, который вспыхивал в моменты настоящего интереса смотрящего.
;Ты не задумывался, что как только людям разрешили говорить, они начали выплескивать много грязи и того, что не следует выставлять на всеобщее обозрение?.. Раньше была цензура, которая жестко и четко контролировала весь словесный поток, а теперь её практически нет, и каждая бездарность с примесью дурака может говорить все, что хочет. 
;Абсолютно, Грегори, не думаю. То, что нынешние люди обмельчали и потеряли себя никак не связано со свободой слова, потому что свобода – это способ выражения себя, так я считаю. Пока ты скован, ты никем быть не можешь, тебе навесили шаблон и заставили по нему жить и творить. Ты не свободен.
;Ты закован в цепи гласности, - проговорил Джеймс.
;Но как только ты получаешь освобождение от этого, как только с тебя спадают кандалы и наручники, ты можешь выразить себя так, как захочешь, и никто тебя в этом стремлении не остановит. Каждый из нас был несвободным, но эти мгновения стоили того, чтобы сейчас, обретя свободу, можно было спокойно любить, молиться и творить, - проговорил я, смотря на Дакки.
;А разве так нельзя?.. Без свободы? – Грегори явно проигрывал в этом состязании и пытался хоть как-то выкарабкаться.
;Нет, нельзя. Свобода слова и мысли, свобода вероисповедания, свобода любви, совести. Без этих нерушимых свобод мы бы были стандартными куклами, которые настроены производителем в мастерской по точно отлаженной схеме, отрицающей свои чувства, действия и эмоции. Мы бы говорили не то, что думаем, а то, что нам внушили под страхом смертной казни и изгнания из общества. Мы бы исповедовали и молились бы не тому Богу, в которого верим, а тому, в кого нас верить принудили. Мы бы любили не того, к кому испытываем настоящие чувства, а того, кого нам прочили.
;Но были и те, кто нарушал эти внушаемые заповеди!
;Да, они были борцами за свободу, они в отличие от тебя не боялись идти против течения, - сказал я и обвел рукой всех своих коллег, - они собирались в кабинете и рассуждали на любые темы, рассуждали свободно, так как думали и не боялись власти. А ты просто ненавидишь свободу, ведь ты хочешь подчинить себя другому для служения ради уважения, а мы свободу любим, потому что свобода дает намного больше, чем поднятие по карьерной лестнице и сомнительная репутация.
Я рассмеялся под грозный взгляд Грегори.
;Свобода дает многое, а ты обрубаешь и отстраняешься от свободы, не время ли пересмотреть свое мнение, пока ты окончательно не стал отщепенцем? – закончил я.
;Отщепенцы – это Вы! Вы сидите в этой каморке, - он вскочил со стула, - и, как русские мальчики, рассуждаете обо всем на свете! Потому что чувствуете себя свободными! А Вы заложники, заложники в первую очередь друг друга, потому что привыкли к таким вечерам и привязали себя к ним, а я заложник карьеры. Вы заложники времени, которое Вас уже всех, равно как и меня, держит за волосы над пропастью, а Вы барахтаетесь, представляя, что пропасть – это неизведанное дно, это свобода познания неизвестного!
Он подошел вплотную ко мне: нас разделяло несколько сантиметров.
;Вы сами такие же заложники, как и я, просто не хотите этого признавать, отмазываясь своими нелепыми словечками о свободе. Вы все просто мечтаете о свободе, а я смирился с кандалами и наручниками времени и работы, я уже давно с этим смирился. А вы строите из себя свободных мыслителей, хотя каждый из вас мало того, что несвободен, но он еще и в вечном рабстве веры и надежды! – провозгласил Грегги.
;Вера – это тоже рабство, но рабство не унижающее, а возвышающее душу, - заметил Джеймс.
;Но Вы все равно рабы!
;Как и ты, Грег, такие же рабы, как и ты, просто мы оптимистичные рабы, которые готовы служить Господину, - поддержал Джеймса Диккенс.
;А мне с Вами понравилось, - сказал он, закуривая сигарету, - Вы интересные ребятки. Я к Вам еще приду, с новой темой. Но буду стоять на своем, мы все от рождения несвободны и не можем стать свободными. Хотя нет, ребята, можете! Только потеряв все, Вы обретете свободу.
;Раздай все и иди за Мной? – промолвил Джеймс.
;А можно и так, наверное, да, так и есть, - задумчиво проговорил Грегори и выскочил из кабинета, хлопнув дверью.
;Все мы временно свободны… Но, как говорится, от сумы и тюрьмы никто никогда не уйдет, - проговорил Джеймс, в какой-то степени подтверждая слова уже ушедшего Грегори Эклза.



Глава 6

;Только влюбленный имеет право на звание человека – такое я недавно где-то читала. И мне сразу это резануло слух, фраза мне сразу не понравилась, несмотря на то, что автором считается довольно-таки известный и умный человек, поэт Александр Блок. Кто дал ему право судить о человечности животного? Неужели, если я влюблюсь и потеряю от любви голову, окунусь в её океан, то стану человеком?.. Но что же делать с теми же солдатами и офицерами, которые отдавали свои жизни, которые бросались под пули, только чтобы защитить своих товарищей от смерти, защитить свою Родину от падения и захвата? Кто они – бесчеловечные изверги и оборванцы, которых не пригрело государство? Или же они настоящие люди, которые жертвуют собой ради нас? Разве они не люди после этого? А что делать с теми же врачами, которые спасают людей от неминуемой гибели? Что с ними-то делать? – вопрошала нас Валери в один из дождливых осенних вечеров.
;А разве они не влюблены? Разве не любовь движет их вперед? Военные прыгают под пули из-за того, что любят свою страну настолько, что готовы пожертвовать собой ради её защиты, готовы ради спасения десятка товарищей умереть самому, лишь бы сохранить армию, сохранить чужие жизни, потому что лучше умереть одному, чем целой роте. Каждым из них движет любовь к чему-либо, которая и управляет их порывами и решениями, – ответил я ей, вглядываясь в бурю, царившую на улице.
;Но являются ли они людьми?.. Действительно ли врачи, которые оперируют людей – человеколюбцы?.. Разве хирурги всегда любят своих пациентов, разве любовь ими движет, нет, мне кажется. Таких, которые поистине свою работу любят – много, но таких, которые, кроме работы, любят и людей, пришедших к ним за помощью – совершенное меньшинство. Ведь врач не всегда для нас идеал человеколюбия, потому что его работа – это его способ заработка, ради которого он и будет казаться хоть сахарным. Но людей не любить, - возразил нам Дик.
;Вы так много рассуждали, но ни разу не акцентировали полностью свое внимание на слове «любовь», а ведь любовь – это Бог. А тот, кто любит, достоин быть человеком, об этом мы с Вами уже говорили. И Он любил, и Он – Человек с большой буквы.  И ни разу не посмотрели на фигуру Блока. Вспомните его поэму «Двенадцать», её конец – в белом венчике из роз впереди Исус Христос. Таким образом, Блок показывает, что красота спасет мир, но путь за Христом – путь на Голгофу. Припомнив такой факт, можно разглядеть в высказывании Блока намек на любовь, на Бога, - заметил Дакки, подводя под всем разговором черту.
;А не хочет ли он распять революцию?.. – вскользь заметил Диккенс.
;Впереди державным шагом, позади голодный пес… Любовь – это величайшая вещь в мире, которая скрепляет два сердца печатью искренности, но печать иногда смывается потоком лжи и океаном самолюбия. Так вот, что я хочу сказать – успевайте любить, пока время еще есть. Успевайте любить и становиться людьми. Пока время не заковало Вас и не превратило в каменную статую. Нужно успеть сделать это, чтобы потом не жалеть. Ведь любовь – это… Это то, ради чего каждый из нас живет на этом свете. Так дерзайте, пусть и Вы найдете то, ради чего родились и для чего живете! - восхищенно проговорил Джеймс.


Глава 7

;А вот хочется поговорить немного на тему неизбежности. Вот ведь – что такое неизбежность и как с ней бороться? Так сразу не отвечу, скажу только одно - бояться её не надо, её не избежать. Вот видите какой каламбур получается, избежать неизбежность. А, раз есть доля юмора в моем монологе, то и бояться не нужно, а только улыбнуться. Нужно, господа, просто смириться и приготовиться. Да, да, именно приготовиться. Смерть - её не избежать, никак, это как сидеть запертым в комнате с ядовитыми змеями. И разве стоит её бояться? Бойся, не бойся, а это ничего не изменит, мир продолжает двигаться, будет он крутиться и без тебя, как никак. Лучше выкинуть все страхи вон из головы, и наслаждаться оставшимися секундами. Чарли, ты в детстве боялся ходить к стоматологу? Наверно боялся, упрашивал маму не ходить туда, считал людей до своей очереди, говорил, что у тебя безумно болит живот, и ты сильно-сильно хочешь домой. Но потом, после приёма, ты понимал, насколько быстро прошло твое мучение и не так больно, как представлял себе. А теперь подумайте, коллеги, нужны ли были все эти страдания и волнения? Нет, они вам ничего хорошего не принесли, голова разболелась, было чувство дискомфорта, вы чувствовали себя загнанным в клетку, а приём всё-таки состоялся. Не проще ли не пугать себя, а спокойно пройти через страх? Хотя бы нервы себе сохраните, - закончил Джеймс.
;И впрямь, Джеймс, неизбежность потому и неизбежность, что человек от неё не может скрыться, не может укрыться, чтобы переждать. И ты прав в том, что скрашивать свою жизнь бессмысленными страхами – глупо, ведь живем-то мы всего лишь один раз, и разве это стоит того, чтобы жить в бесконечном дрожании и боязни чего-либо?.. Это как полковник мексиканских повстанцев, знаете, что он делал за пять минут перед казнью?..
Я отрицательно покачал головой. Как, впрочем, и все остальные, находившиеся в данный момент в кабинете.
;Он просто стоял и курил, улыбался всем солдатам, абсолютно не боялся, потому что понимал, что достиг края жизни и уже не повернуть, остается просто ждать. А чего бояться, если ты прожил хоть маленькую, но насыщенную жизнь?.. Не проще ли просто забыть страхи, стереть их со своего пиджака и пойти вперед навстречу миру с распростертыми объятиями, просто идти бесстрашно по лабиринтам жизни?..
Дакки улыбнулся. Он, вообще, был очень улыбчивый человек.
;Ведь когда ты проходишь мимо бродячей собаки, ты же не тормозишь там, потому что боишься?.. Ты быстро проскальзываешь мимо, проходишь через свой мимолетный страх, сам этого не замечая. А со страхами крупными все не так – ты тормозишь и иногда стоишь годами, а время идет, время течет сквозь пальцы, а ты его пропускаешь и даже не останавливаешь. Минута промедления стоит годы. Так не нужно так ошибаться, чтобы потом жалеть о потерянных годах, - сказал Дакки, подтверждая мысль Джеймса.
;А мы на то и люди, чтобы жалеть. На то и люди, чтобы ошибаться, - затягиваясь произнесла Валери, - ошибка не делает нас идиотами, ошибка делает нас людьми. Людям свойственно жалеть и ошибаться, потому что только так они поймут о том, что что-то сделали не так, где-то сделали неправильный шаг и накосячили. Мы не абсолютные роботы, чтобы выполнять все безошибочно и правильно. Мы обычные люди, которые по воле чувств и эмоций могут изменить решение, человеческий фактор играет очень большую роль во всем нашем восприятии, будь это обычный договор или миллионный контракт – если нам понравиться человек из компании, которая предлагает обычный договор, мы выберем его, потому что он нам более симпатичен!..
Она проговорила это с такой горячностью, что мне передалась её уверенность.
;А потом будем жалеть, что выбрали не то, потеряли пару миллионов? – очарованно спросил я.
;Да, но тогда будем убеждены в своей правоте. Вот Вам ошибка, обыкновенная ошибка человека, над которой он прольет еще немало слез сожаления. И мы все такие. Надеяться на нашу безошибочность бессмысленно, потому что мы люди. Мы боимся ошибки, но именно она нас учит становиться крепче и умнее, - проговорила Валери, выдыхая едкий сигаретный дым.
;Но разве мы не должны отучаться от ошибок? Их остерегаться? – удивленно заметил Дик.
;А ты от них не отучишься никак. Ты постоянно будешь наступать на грабли судьбы, ударяя себя в лоб, и будешь его тереть, потому что больно, но от этого никак не уйти. Ошибка – это то, что будет с тобой до конца твоих дней, только потому, что ты человек. Никогда не стоит бояться своих ошибок, потому что они и показывают, насколько ты готов. И никогда не нужно бояться неизбежности, потому что её не избежать, - закончила Валери, повторив слова Джеймса.
Она тихо выкуривала сигарету за сигаретой, кабинет наполнялся дымом, а каждый из нас вдыхал его, как вдыхал и каждое слово здесь произнесенное.


Глава 8

;Валери, стой, мне надо с тобой поговорить, срочно поговорить, - прошептал я ей на ухо, когда все наши коллеги с увлечением обсуждали новую тему.
;Что такое Чарли? Что-то случилось? – испуганно проговорила она.
;Нет, все нормально, только не надо беспокоиться, - спокойным тоном проговорил я, - помнишь, пару недель назад ты просила узнать про издательство? Так вот, вот тебе адрес и телефон, скажешь, что пришла от Чарли, там тебе все оформят, издадут твою книгу бесплатно, - проговорил я, доставая из кармана листок и зажимая его в её руку, - но я хотел бы спросить – неужели ты и правда хочешь стать писакой?
;Спасибо большое, Чарли, - вне себя от радости проговорила она и чмокнула меня в щеку, - я просто хочу издаться, поставить свою книгу к себе на полку, подарить знакомым и друзьям, всем своим, которые меня читают. Чтобы знать, что этот писательский период моей биографии был не просто так, что от него что-то осталось, и я что-то получила все-таки, - улыбнулась она.
;Но если ты станешь такой писакой, то от тебя будут требовать все больше и больше, ты попадешь в некое литературное казино – потратишь все свои силы, вложишь все свои деньги в книгу, а потом пойдешь ко дну! – горячо, остерегая её от ошибки, ответил я.
;Так было бы, если бы я хотела мировой славы, Чарли. А я хочу признания среди своего окружения, не больше. Хочешь узнать, чего я просто по-человечески сейчас хочу? – горько проговорила она.
;Внимания, Валери! Тебе нужно внимание! – воскликнул я, как можно тише.
;И оно не помешает. Но мне нужен хотя бы один человечек, вот такой маленький один человечек, который бы просто шептал и говорил, что кому-то я еще нужна. Кто-то еще есть, с кем и поговорить можно и кому рассказать что-то несложно и приятно. Такой, чтобы вот ты написал новое, а он бы поучаствовал и помог что-то исправить, чтобы рядом был, понимаешь, Чарли? Хотя бы один такой на всем белом свете, чтобы себя здесь ненужной и лишней не чувствовать. И в писательстве я нахожу такое состояние нужности, потому что находится пара человечков, которые мне могут обеспечить состояние нужности, даже не пытайся сказать, что это иллюзия. Просто это мое человеческое желание.
Она пожала плечами.
;Когда меня все бросили, когда меня Егор Владимирович бросил и сказал, что я ему больше не друг, то я снова написала рассказ по мотивам нашей истории дружбы. Потому что я нахожу в литературе то, что я не могу найти в мире. Я нахожу себя нужной, я сама расставляю рамки повествования и наделяю своих героев все, чем захочу. И делаю все ради одной той души, которая меня читает, пусть меня все хают и ненавидят, но  если будет один такой человек, который вдруг резко ударит по лицу и скажет – мисс Джонсон, хватит ныть, у тебя все получится!.. Ради одной такой души я готова писать, Чарли, именно поэтому и пишу, потому что могу рассказать это все только бумаге… И только тому, кто читает, - чуть ли не плача проговорила она.
;Не надо, все хорошо. Будь сильной, такие слова, которые ты сейчас говоришь… После них многие люди ломались, а я не хочу увидеть тебя валяющейся около бара на улице с бутылкой пива, пусть даже и дорогого, но тебе наверное после такого разговора полегчало - ответил я, прижимая её к себе.
Она вдруг словно очнулась, встряхнула головой и, утерев слезы, заявила:
;Такие слова преследуют меня уже год, и ты первый и последний, кто их услышал, Чарли. А я не сломаюсь, это будет слишком многого всем стоить. Есть много таких, кто только будет рад моему падению вниз, кто будет злостно хохотать и хлопать в ладоши, видя, как я сломалась. Не дождутся. Только через мой труп. А ты и прав, полегчало. Теперь я пессимист только на пятьдесят процентов, а не на сто, как раньше, - смеясь подметила она.
;Ну, вот и правильно, - заглядывая в глаза ей, начал я, - это уже прогресс.
;Время всех нас рассудит, Чарли, а потом заберет нас с собой, - сказала Валери, приходя в себя.
;Нет, этого мне, пожалуй, не надо такой милости, я еще пожить хочу, а кто не хочет, Валери? Походу ты и не хочешь… Почему? Потому что для того, чтобы жить тебе нужен толчок, - проговорил я.
;И этот толчок – это пинок под зад, - рассмеялась она.
;Нет, это человек, ради которого ты и будешь здесь жить, слышишь, человек! А время нас всех и впрямь рассудит, хорошую ты фразу сказала, мне понравилось, - мечтательно, пытаясь обнадежить, сказал я, вытирая с её лица слезы.


Глава 9

;Знаете, почему мы стали такими равнодушными? Потому что единственный человек в мире, которого каждый из нас любит – это он сам, - сказал Джеймс, усаживаясь на стул,- каждый в первую очередь волнуется за себя любимого, а лишь потом уже задумывается о других людях, понимаете?
Все оторвались от работы и обратились в слух.
Работа снова застопорилась.
;А знаете, чем отличаются хорошие от плохих? Хорошие задвигают свою фигуру на второй план, отдавая первенство Богу, ребенку, семье, родителям, в общем, людям, которые вокруг. Они стараются в первую очередь помочь людям, которые их окружают, а потом только занимаются собой, на то они и хорошие. А плохие заботятся всегда только о себе и все, на остальных им наплевать – без разницы им, что случилось с их родителями, как учатся дети, почему кто-то из их друзей страдает – они полные эгоисты и пофигисты, которым, кроме их собственной персоны, не важен никто другой.
;Джеймс, мы обнищали духовно, об этом и разговор. Мало того, что мы безгранично равнодушны, мы еще и безразличны ко всем, ну, кроме себя любимого. Мы наплевали на мир вокруг нас, мы замкнулись в самих себе: в наших грязных и развратных помыслах, в тупом самолюбии и самолюбовании, в нашем вечном эгоизме и жажде мести, в злости ко всем, кто не такой, как мы… Мы не привыкли пресмыкаться, мы привыкли руководить и заставлять других ложиться под себя, распинаться перед нами… Просто люди решили отвергать все вокруг, человеки привыкли быть сами по себе, не оказывая другим помощи…
Все это были проговорено очень эмоционально и образно, что заставило меня, как, наверное, и каждого, простроить такую цепочку у себя в голове.
Но я невольно оборвал Дакки и сам продолжил его мысль.
;Мимо нас проходят тысячи, а мы лишь вновь оттираем наши ботинки от морей слез и бед, которые могли предотвратить… От тонны людской крови, ищущей помощи… От страданий, гложащих душу близкого нашего. Такова жизнь… Вместо того, чтобы подать руку помощи ближнему нашему, мы прижимаем её поближе к себе, предотвращая действия помощи… Мы медленно теряем свою сущность, оставляя только облик образованного и хорошего, благовоспитанного человека. а внутри – пусто, словно в бутылке выпитого вина в последний ужин Христа… Выпили все и всё, только в кого-то благодатная кровь Господня влилась и дала силу, а кого-то миновала и не смогла даже заполнить хотя бы часть сосуда души, оставив его пустым… Вино разлилось по всем, бутылка пуста… Вино во всех, душа в каждом… Ты не сможешь выпить вино чужое, облепив его своею плотию и кровию. Ты создашь видимость, но не наличие. Вино вылилось из бутылки и вряд ли туда возвратится вновь, ибо завет Божий был другим… Так и душа – выпив, растоптав, вынув душу из священного сосуда, ты вряд ли вернешь её назад…
Валери понимающе улыбнулась.
;Проходя по улице, ты вновь задушишь в себе сострадание… За более чем десяток лет моего существования мне не страшно об этом говорить.. О том, что все пытаются скрыть под фальшивой маской доброты и альтруизма… О том, что все привыкли скрывать, рисуя картину радости и безмятежности вокруг, - вдруг, сам не зная почему, проговорил я протяжно и медленно, смакуя и растягивая каждое слово.
;А ты, Чарли, камень моих мыслей. Мы стали нулем в бюджете жизни, потому что заботимся лишь о себе, Джеймс, лишь о себе. Каждый из нас просто придумывает отговорки своих поступков, потому что боится самостоятельно осознать, какое он на самом деле животное. Ведь человек – это просто обученное животное, да и не всегда обученное вовсе. Ну, начнешь ты в себе копаться и разбирать себя по кусочкам, и кого ты получишь? Просто зверя, облепленного мыслями и решениями, который эволюционировал. И ничего больше, - задумчиво сказал Дакки.
;Да как Вы не понимаете?! Для современного человека безразличие является чем-то вроде спасения его самого от социума, его проблем, его терзаний!.. Потому что если каждый день мы будет проходить мимо и подавать руку помощи другому, то кем окажемся, в конце концов, мы сами? Мы взвалим на свои плечи чужие заботы и проблемы, мы будем пытаться решить их, а от нас ничего не останется! Мы потратим всю жизнь на то, чтобы помогать, чтобы вызволять людей и избавлять их от несправедливости, а сами в конце жизни останемся около разбитого корыта и сами протянем руки к миру с просьбой о помощи!..
Мы вздрогнули.
;Потому что будем ожидать ответ добром на наше добро, которое мы когда-то сами совершили, а что получим? Увидим кокон безразличия и равнодушия вокруг каждого человека, потому что он его и спасает, он и помогает ему жить так, чтобы хоть как-то устоять на плаву! Мы небезразличны лишь по одной причине – мы ждем того же от других людей, той же помощи и выручки, а ничего не получаем, потому что добро быстро забывается в людских умах, оставляя только зло, за которое можно мстить. Я не призываю Вас быть такими же безразличными тварями, которые населяют нашу землю, просто кокон безразличности их спасает и не обременяет чужим, - задыхаясь, проговорила Валери.
;Я подниму бокал за человеческую невежественность, за глупость – за всё, что нас погубит. За то, что мы привыкли перенимать у мира… Человек приписывает себе проблемы социума, хотя социум должен приписывать себе человеческие ошибки, - отчетливо произнес я.

Комната наполнилась моими словами, которые словно отскакивали от стен и били каждого из нас, хлестали по спине своим звучанием, а мы корчились от боли, осознавая горькую правду.


Глава 10

Джеймс уже пару дней ходил сам не свой: часто сидел очень тихо, молчал и не участвовал в наших беседах, закинув ногу на ногу, напевал себе что-то под нос, поправлял перед зеркалом галстук и все это время молчал.
Помню, что в один из дней эту идиллию Джеймса прервал голос Дакки:
;Джеймс, Вы не говорите с нами уже пару дней, абсолютно нас игнорируете, может быть, Вам это поднадоело? Или у Вас что-то произошло?
;Вы знаете, произошло, - встрепенулся Джеймс, - после того разговора с Джефри… Что с ним? Он так давно не появлялся здесь, может быть, я его чем-то обидел, был с ним излишне резок? Как Вы считаете?..
;Джеймс, это смешно, - воскликнул Дик, - он оскорбил тебя и твою веру, а ты ему вполне сносно ответил. Я даже не представляю, как ты удержал себя в руках!.. Ты был в шаге от того, чтобы врезать ему по лицу. Это он должен просить у тебя прощения, а не ты у него. Ты лишь здраво ответил.
;Он прав, Джеймс. Диккенс абсолютно прав. Ты не сделал ничего плохого, ты просто отстаивал свои взгляды на жизнь. И когда не смог отстоять их словесно, прижал этого гада к стенке. Ты же знаешь наш коллектив – мы за каждого горой: один за всех, и все за одного. В том случае, он был неправ совершенно, и ты сделал все возможное, чтобы не выйти из себя. Я не вижу здесь твоей вины, - проговорил я.
;Но, Джеймс, где твоя гордость? Он так долго глумился над тобой, а ты себя так долго держал. Это, конечно, достойно уважения, но сейчас ты сам раскаиваешься за то, что не совершал. Он должен раскаиваться за принесенную тебе боль, а не ты должен пресмыкаться перед ним и ползать на коленях, целуя его ноги! Пусть и он ответит за себя, Джеймс, где твоя гордость?.. – спокойным голосом спросила у него Валери.
-Валери, в этом мире я встану на колени только в одном случае – перед Богом. Валери, не иронизируй, я знаю твое отношение к вере и Богу. Прошу тебя, хотя бы ты не иронизируй. А гордость… Но он же со зла!.. Он, как и все хотел просто меня задеть, хотел, чтобы я вышел из себя, и придумал такой оригинальный метод, который и впрямь меня вывел до невозможности, я себя еле сдержал.
Джеймс кипел и злился, но это настроение быстро сменялось каким-то сочувствием и состраданием к Джефри.
;Только Бог знает, что тогда обуревало мной – я готов был снести ему голову, стереть с лица земли, но… Но он же человек, который совершил ошибку… И я должен его простить, и я простил его, но если он сам не сможет сделать первый шаг, то это сделаю я. Я погашу гордость в своем сердце и наступлю на его порог прежде, чем он успеет еще что-нибудь сделать, - улыбаясь произнес Джеймс.
;Слабые не умеют прощать, прощать – свойство сильных, - улыбаясь подытожил я и пожал руку Джеймсу, который светился то ли от счастья, то ли от намерения помочь Джефри.


Глава 11

;Что такое нестандарт? – спросил я, заваривая чай для всей нашей компании.
;Нестандарт – отличный от принятого. То есть не такой, как все вокруг, чем-то отличающийся, выдающийся. И не обязательно чем-то хорошим – зло обычно тоже запоминается надолго и выпадает из колеи человеческой нравственности и морали, - заметила Валери.
;Нестандарт – противоположность данности, способ самовыражения, который отвергает данность и все стандартные формы бытия, которые нашел человек за свою историю развития. Нестандартность воспринимается как что-то плохое, недостойное и непристойное в современном обществе, что-то такое, отчего нужно бежать и чего нужно сторониться, - высказался Джеймс.
;Нестандарт – это настоящая сущность человека, которую он пытается скрыть путем преобразования себя в картонного заводного монстра, путем приобщения себя к обществу, путем стирания границ личности. Нестандарт – это каждый из нас при рождении, каждый из нас в детстве, когда мы не гонимся за стандартом, а стараемся быть самобытными и хоть как-то отличаться от других. Впоследствии человек находит себя в стремлении к стандарту, к некоему абсолюту личности, в точку которого он начинает медленно идти.
И снова прекрасные метафоры. Хорошие сравнения. Я любил речь этого человека и так увлекся, что прослушал многое, поймав только окончание его монолога:
;…потому что в голову его со школьной скамьи вживляют образ стандарта, образ абсолютно идеальной личности и поощряют эту нелепую стандартность в его поведении, гладят его по голове за это – за бессмысленное подражание глупой правде, которую какой-то умник привил всем остальным, - произнес Дакки.
;Я считаю людей нестандартных необъятным плюсом современности, потому что они скрашивают всю обстановку вокруг своим присутствием – их мозг не думает в узких рамках принятого, они креативны и смелы, их ничто не сковывает, они свободны, потому что не обременены кандалами стандартности, потому что они принципиально нового сорта, новой породы людей, - продолжил я, - а, значит, и должны внести в этот мир что-то новое.
Пришло и мое время говорить, я не мог отмалчиваться.
;То, чего еще никогда не было и, возможно, без них не произойдет, они – двигатель мира, они мир катят в новое русло, в новое будущее, которое не устраивает занудных стандартов, привыкших к обычному развитию событий. Поэтому нестандарты - это именно то, что нужно миру сейчас, то, что его, в общем-то, спасет от падения и позора, выведя на новый уровень. Есть такое высказывание – существует две группы людей: одни, которые катят мир и другие, которые вопиют – куда катится мир! Люди нестандартные – есть первая группа, а стандарты – те, что кричат о несправедливости, потому что понимают свою незначительность и свою беспомощность перед лицом сильных духом, - собравшись с силами проговорил я.
;Но, Чарли, ты и сам понимаешь, что люди нестандартные не всегда креативные личности, личности, которые нужны нашему миру и обществу. Часто это просто люди, которые мыслят по-другому, но мыслят не в плюс, а в минус всем, доставляют неудобства и дискомфорт всем нам. И это тоже личности нестандартные, только с другой стороны, с отрицательной, - тонко заметила Валери.
;Но, Валери, подумай, что эти самые отрицательные герои чаще всего и запоминаются миру, положительное забывается быстро, плохое остается навсегда. Именно поэтому без отрицательного нельзя в мире, - сказал Дакки.
;Почему нельзя, почему нельзя без зла, без отрицательных черт мира? – удивился Джеймс.
;Потому что это, Джеймс, бесконечные противоположности – добро и зло, Бог и Дьявол, земля и воздух, огонь и вода, религия и наука и прочее. Весь мир построен на правиле противоположного, на правиле взаимоисключающего, но существующего вокруг. Почему говорят, что противоположности притягиваются?.. Потому что они и дополняют друг друга недостающими чертами, потому что образуют одно единое целое, нерушимое и незыблемое. А, не познав зла, никогда не вкусишь плод добра, - ответил ему Дакки.
;Вы правы про плод добра. Потому что все познается в сравнении, Вы, наверное, это имели в виду? – переспросил я Дакса, думая, что попал в самую точку.
;Да, именно, Чарли, ты прав. Как мы можем выделять добро и зло, если сами не были подвластны одному и другому?.. Что мы можем назвать добром и злом, если были знакомы лишь с одним и расцениваем все лишь с одной точки зрения, что заведомо неправильно?.. Каждый из нас, кто побывал в лапах противоположных сил их отличит всегда – добрые деяния от злых, Божьего посланника от дьявольского приспешника, и подделать одно под другое не получится, потому что человек, испытавший это единожды никогда это не забудет. Это впитывается в тебя, в подкорку твоей жизни – ты начинаешь ясно различать все вокруг, когда сам наделал ошибок и исправился. Человек привык сравнивать – так уж было всегда. И сейчас он не исключение, он до сих пор сравнивает все вокруг с чем-то вторым, третьим, чтобы примериться и выбрать для себя лучшее.
Когда Дакки говорил, он очень много жестикулировал. Мы настолько привыкли к его манере, что уже могли понять его без слов: только по движениям его рук. Или благодаря его мимике. Или с помощью его живых глаз
;Так и с добром и злом – человек вначале подвластен одному, а потом может переключиться и на другое. И остаться, например, злым. А почему?.. Потому что это его выбор, которым он и пользуется. Он не стал дураком, который испытал только удовольствие и на этом остановился, он испытал другие грани куба жизни и теперь волен выбирать, куда ему идти и какому пути следовать. И поэтому мы не можем укорять человека, испытавшего многое и выбравшего неправильно, потому что он, в отличие от нас, попробовал каждый вкус жизни, осознал каждый её миллиметр и понял, что для него более важно, - с грустью заметил Дакки.
;Но что есть добро и зло?– спросил его Дик.
;Что есть добро и зло? Это не объяснить, Диккенс, это нужно почувствовать. Вот, самый плоский пример. Кто-то убил человека, вот просто взял и убил. И, как обычно, существуют две точки зрения – виновен или не виновен. Человек, которого он убил, был мафиози, отмывал большие деньги и сам убивал людей, то есть, фактически, убийца совершил добро – он спас множество других хороших людей от влияния и угроз мафиози, воздал ему по заслугам за все его преступления, прервал эту цепочку смертей в своем городе.
;Ну да, - кивнул Диккенс.
;Но он же совершил и зло – он убил человека, хоть какого-то, но человека, незаконно прервал его жизнь, остановил его пульс на каком-то моменте жизни. Кто ему такое право давал? Никто, он, окрыленный мыслями о справедливости, решил, что так будет правильнее, как Раскольников – старуха же все равно плохая. И как ты назовешь этого убийцу – спасителем людей или жалким потрошителем? Я бы назвал его потрошителем, а не вершителем справедливости и спасителем человечества, потому что он также убил одного из нас,  также лишил его жизни, опустившись на его уровень и став таким же убийцей.
;И это тоже да… - недоуменно проговорил Диккенс.
;И чем он лучше? Ничем. Помните, Джеймс говорил о казни террориста? Так вот, в чем же этот убийца человек? Чем оно это звание заслужил? Любовью? Прощением? Да ничем, убийца и есть убийца. И таким останется, - закончил Дакки, отвечая Дику на вопрос.
;Но ведь он прекратил цепочку смертей! Он спас многих от влияния этого мафиози, он сохранил им жизнь, он помог им выбраться из лап преступника, освободиться от оков! – воскликнула Валери.
;Да, но кто ему дал право вершить судьбу других? А кто знает, может, те самые люди, на которых он наезжал, и были преступниками?.. И тот человек всего лишь убрал с дороги их конкурента? Это опять-таки неправильные суждения человечества, опять же фальшивая вера своей правде, но мы, выслушав обстоятельства, почему-то всегда смягчаем вину, всегда жалеем преступника, несмотря на то, что он – убийца! Может он кого-то и спас, но он кого-то также и убил! И какой здесь гуманизм и справедливость, если спасение нескольких стоит жизни одного, причем несправедливо отобранной? Ну да, мафиози этот, возможно, и впрямь был замешан в преступлениях, но он же потом получит по заслугам, позже, но получит. А мы, значит, сидим в комнатах и в своей голове строим цепочки рассуждений,  о том, что его убить мало, но убить-то и можно, ведь благородное дело – убить преступника! А чем ты теперь от преступника отличаешься? – вопросом на вопрос ответил он Валери.
;Получит по заслугам? Дакки, да что Вы говорите! Получит, да только не в этом мире. Понимаете, улавливаете?.. Что есть справедливость сейчас?.. Ничего. Кто-то скажет, что справедливость есть Бог, но я в Вашего Бога, ребята, не верю, Его для меня нет. И я не вижу справедливости вокруг, Дакки, потому что лишь некоторые люди, избранные и сильные, вершат справедливость. Чем этот человек не таков? Он убил, он исполнил желания всех людей, которые от убийцы страдали, значит, он их в какой-то мере и спас от его рук. Ну да, он, несомненно, тоже стал убийцей, но сколько он сохранил жизней! – произнесла Валери.
;Он просто хотел убить, алкал. И все – оправдывался тем, что всех спасет, что станет самопровозглашенным лидером. Если так, то пусть бы своим примером показал, что он может решить все без смертей, если он так хотел стать спасителем людей, то пусть бы он их спасал без лишних трупов, пусть даже и преступных, - вздохнул Дакки, - а так, как бы мне не хотелось верить в его святость и правильность – извините, не получается.
Дакки с сожалением вздохнул и развел руками.
;Потому что он такой же. Только запудривший себе мозг ложными оправданиями. Он злой, хоть и кажется многим добрым дяденькой, который многих спас. Это все иллюзия обстоятельств, которую все поддерживают и разделяют, хотя должны зрить в корень, рассматривать не обстоятельства, а только его деяние, - проговорил Дакки и уже изрядно уставший закурил свою трубку.
;Толстой говорил, что ответ убийством на убийство – еще больший грех, чем само убийство. То есть, этот человек злой и поступок его злой? – осведомился я, решив подвести черту разговору, которому, как оказалось, было еще не дано закончиться.
;Ну, Чарли, опять же для кого как. Кто-то, например я, считает грех проявлением человеческой слабости, неспособностью противостоять искушениям и козням кого-либо, то есть считает это минусом человеческим и совершение сего тоже недостойным, потому что мы наоборот должны воспитывать себя, должны взращивать в себе силу воли, отстаивать свою точку зрения, не подкупаясь на какие-либо ухищрения в нашу сторону. А кто-то считает, что грех – это лишь удовлетворение своих жизненных потребностей, человек ведь тоже животное, которое слабо борется с собой и своими желаниями, правильно?..
Я кивнул.
;Но мы же удовлетворяем потребности – едим, спим, общаемся, посещаем культурные места и развлекаемся. Так почему мы бы нам и не удовлетворить свои потребности в других вещах – почему бы не наесться, почему бы не погневаться на другого за что-либо, почему бы не зажать у себя деньги, не отдать их в долг другому, ведь они и нам нужны, это не просто бумажки. Но вся вещь в том, что некоторые наши грехи-потребности выходят за рамки закона, и люди тогда их считают преступлениями – убийствами, например, или кражами. Вот тогда нужно себя сдерживать, сдерживать свои потребности. И считать, что такое грех – зло или добро, даже не добро, а природа человека – должен каждый сам индивидуально. А убийство – зло. Потому что это не только грех, но и нарушение закона, противоречие выбранным нормам государства, - патетически ответил мне Дак.
;Господь Бог создал людей, мистер Кольт сделал их равными, и уголовно-правовая доктрина Англии ему в этом помогла, - рассмеялся Джеймс, и каждый из нас снова расслабился и окунулся в атмосферу хоть какого-то умственного отдыха.
Следующие полчаса мы просто разговаривали на отвлеченные темы, пили чай и смеялись над каждой шуткой Дакки и Джеймса.
Нам всем стало тепло и уютно, как будто мы сейчас находились дома, укутавшись пледом и обнимая всю свою любимую семью.
В доказательство нашей необыкновенной семейной близости Дакки сел за фортепиано, которое стояло в нашем кабинете и начал наигрывать битловскую «Let it be».
Джеймс мгновенно стал делать вид, что играет на барабанах, а я взял в руки воображаемую гитару и начал выводить из нее весь звук, который только мог представить.
Валери и Дик принялись петь.
Каждый из нас почувствовал себя нужным. Каждый стал неотъемлемой частью дружного механизма доверия и надежды.


Глава 12

;В гнетущем мире человек всегда захочет найти свет, чтобы выбраться отсюда и найти единственно правильный путь следования по жизни, еще не протоптанную тропинку, по которой никто не ходил, где еще не ступала нога человека. Потому что человек надеется. Это надежда, коллеги, это нечто более важное, чем все дела человеческие и настроения. Это нечто сверхъестественное, что всегда вытягивает человека, оттягивает его от самоубийства, уводит от петли и выстрела в голову. Надежда, друзья, это не просто придуманное человеком слово – это нетленное будущее, это мечта и вера в лучшее, в то, что ожидает человека. И, несмотря на то, что на улице сейчас идет дождь, каждый из нас втайне надеется, что за таким ливнем и выглянет солнце и посветит немного на нас, осветит нас своим светом, даст нам посушить себя, - начал Дакки очередной монолог, который плавно перетекал в диалог.
Это была его особенность – первоочередность эстафетной палочки.
;Но… Надежда – это лишь временное помешательство, это нечто удерживающее, Вы правы, но и мы, люди, - я оглядел всех нас, - не железные. Мы нечто более прочное, чем железо и закаленнее, чем сталь. Нас нельзя остановить, даже если нитью надежды притянуть к причалу и оставить там любоваться на рассвет и закат, а днем водить на поводке смотреть на море и бушующие волны. Каждый из нас верит, что за пределом ему что-то достанется, за гранью жизни он обретет покой. Он, Дональд, этот недалекий и несовершенный человек, надеется, что ему простят все, что и на его улице будет праздник. Он, сердобольный и грешивший прежде человек, очень хочет попасть куда-то, он на это, мистер Маллард, на это всем сердцем и еще оставшимися частичками души надеется.
Я усмехнулся и поймал себя на мысли, что моя усмешка была похожа на те усмешки, которые часто выдавливал из себя Дакки.
;Как маленький мальчик, который надеется на то, что родители не обманут и подарят велосипед. Но что человек знает о надежде? Это лишь прикрытие, это отвод для глаз других, это сигнальный знак самоубийцы. Вот, видите, тот малый поднял глаза вверх, а на его ресницах свежие слезы, еще не успевшие стечь вниз, - я, как приглашенный французский оратор, махнул рукой, показывая, что там и должен стоять тот самый малый, - он Вам показывает: «эй! Смотрите! Я надеюсь на лучшее, потому что не могу выбрать способ самоубийства! Потому что хочу жить! Может, обратите на меня внимание! Дадите мне надежду?». Смотрите, как он надрывается, как он сигнализирует. Разве он не достоин быть услышанным и понятым?.. А вокруг черствые взрослые чурбаны со своими проблемами.
Я ударил себя рукой в грудь и значительно посмотрел на каждого в кабинете.
;И они тоже воздевают руки и подают сигнальный знак. Надежда не дает умереть, потому что там, где надежда – там и вера. А они вместе еще хоть как-то удерживают тебя на плаву. Вот ты думаешь – хорошо, если завтра все не изменится, то точно застрелюсь. Но нет, и завтра, и послезавтра ты веришь и надеешься на лучшее! А вдруг просто проводка счастья и справедливости сломалась, и её сейчас чинят, поэтому твои просьбы не услышаны?.. И так изо дня в день, Дональд, именно так. Ты живешь, потому что веришь и надеешься. Надежда – это просто средство для жизни, такое же необходимое, как вода. Только надежда не утекает сквозь пальцы – она крепится к твоему пальто и держится за него, чтобы ты сам не споткнулся. Но нельзя жить надеждами постоянно! Надеждой на новое завтра и прекрасное вчера, надежной на крепкого друга и любимую жену… нельзя! – закончил я, усаживаясь на парту.
;В твоих словах, Чарли, нечто большее, чем жажда и огонь знания да убеждения. В твоих словах, Чарли, - бунт, бунт души невероятный, который рвет все вокруг и сжигает пламенем своей силы, который разрушает стены и стремительно мчится к финишу. Твои слова – это ты. Ты и есть тот самый малый, который размахивает…
;Размахивал, - уточнил я.
;Хорошо, размахивал руками человечеству и просил его о помощи! Ты и есть тот самый уцелевший на корабле надежды, которая тебя пригрела и спасла, ты и есть тот сердобольный человек в пальто, ты – отчаявшийся демон в лондонской ночи, но демон с душой, демон добра. Но не ангел, Чарли, потому что не хочешь уживаться с тем, что тебе дано. Нужно бороться с твоим стремлением.
Он с малозаметным осуждением качнул головой, и я, как устыдившийся малец, опустил глаза в пол и пролепетал:
;Я знаю. Нужно бороться. Это подвиг – побороть в себе.
;Ты вырываешь все из рук у Сил, ты забираешь все, что тебе и даром не нужно было, ты жаждешь чего-то большего, потому что тот самый мальчик, размахивающий руками в детстве, не получил от человечества, от обычных людей каплю заботы и внимания, ты сейчас требуешь от Всевышнего прежнего восполнения желаний. Ты в Него веришь, но ты и требуешь. Ты смелый адвокат и прокурор в одном лице, ты безликий судья, стремящийся победить. Ты – все в одном лице. И это из-за того, что ты не получил того, что тебе не нужно. Ты не хочешь жить на поводу у надежды, не хочешь наблюдать небесной красоты закат и рассвет у моря?.. А, знаешь ли, почему? – уверенно сказал Джеймс.
;Почему?.. – дрожащим голосом спросил я.
;Потому что… Ты вырос, Чарли. Тебе больше не на что надеяться. Ты просто этого не хочешь, - прервала его Валери, - ты вырос и увидел всю мелочность мира: его разврат, помыслы и деяния. Ты все это увидел своими собственными глазами и понял, что тут глупо надеяться. Здесь можно выжить только одним путем – требуя своего. Настойчиво. С силой. И в этом ты преуспел.
;Ты права. В детстве я не был пай-мальчиком, а мои родители, как и у каждого, не были идеальными. Я мечтал, что меня кто-то услышит, но так и не осмеливался подойти и рассказать обо всем том, что меня убивало изнутри, причиняло мне боль. А мои родители, смотря на меня, думали, что я совсем сошел с ума: отец говорил что-то о психиатре, мама чуть ли не пичкала таблетками. И тогда я хотел, чтобы хоть кто-то увидел мой сигнальный знак надежды и подошел, спросив о моих делах. Я надеялся, что и меня поймут, я видел себя рядом с каким-нибудь крепким другом, который вместе со мной глушит виски стаканами, а я заплетающимся голосом рассказываю о том, что у меня случилось. И пусть родители меня потом посадят под домашний арест, пусть лишат всего, но я надеялся на пять минут чистосердечного разговора, я надеялся на понимание! И я не получал. Теперь я требую его… И я получил его. Я вокруг тех, кто меня понимает, - расстроено сказал я, мне совсем не хотелось вспоминать о тех временах, которые врезались в мое сердце клинком безнадежности и боли.
;Все приходит со временем. Если этого у тебя нет, то оно придет, Чарли, ты только, - Дакки остановился и мягко улыбнулся, - ты только… надейся.





















Часть IV



















Глава 1

;Наш мир бесконечен и такое ощущение, что вся его структура построена на круговороте – все возвращается на круги своя, если было один раз – будет и второй, и третий, и так до бесконечности, пока кто-то не прервет цепочку повторения. Если вчера кто-то ошибся и никуда эту ошибку не записал, никому о ней не рассказал, чтобы и другие её не совершили, то ошибка так и будет передавать из поколения в поколение, грабли будут работать все время, пока человек сам не найдет ошибку и не расскажет её всем, чтобы предвосхитить суждения. Мы с Вами платим за ошибки наших предков, они что-то сделали неправильно, и, как говорил Людовик, после них хоть потоп. А люди сегодняшнего времени должны обязательно этот потоп разгребать, черпать отсюда воду, чтобы было можно жить, а вот только закрадывается мысль в голову – а ведь этого могло и не быть! Англия могла быть далеко не первой державой в Новом времени, Наполеон мог не родиться, Гитлер мог поступить в художественный университет и стать хорошим художником, а ведь его не приняли только потому, что он плохо рисовал портреты! А если бы приняли, то огромная кровавая история бы не произошла и не была бы вписана во все учебники, как что-то плохое.
Я завороженно проговорил все это на одном дыхании куда-то в пустоту, потому что думал, что остался в кабинете один.
И я не заметил, как в него медленно проникла Валери.
Затем Дакки.
Джеймс.
И все остальные.
;Да ведь мы повторяемся! Не нужно изобретать колесо – говорим мы, но постоянно его изобретаем! Изобретаем, а потом находим отголосок в древности, который напрямую связан и с нашим открытием! Мы все повторяем, потому что время круглое, оно просто перекатывается, подставляя нам разные года. Не удивлюсь, если завтра грянет революция во Франции и будет изобретено гуманное оружие для казни, потому что люди подражают другим, повторяют все ранее сделанное. Вот мы с Вами сидим и рассуждаем, дискутируем, общаемся на разные темы, а ведь, ставлю пару фунтов, это было и раньше, с другими людьми и в другое время, но было! Потому что все приходит на круги своя, все возвращается… Тяготеет к старому и не терпит новое, возвращает старые порядки и идеалы, а мы думаем, что первопроходцы в мире. Но это не так, мы просто многого не знаем, - мечтательно, словно желая нового витка судьбы, а не повторения старых, проговорил я.
;Так что получается – мы живем уже давно пережитое? – удивилась Валери.
;Да, Валери. Мы проживаем уже давние времена с ощущением нового, но моменты дежавю – что это? Это и есть те отголоски прошлого, когда мы понимаем, что уже такое чувствовали, видели, о чем-то думали также! Это отсылка в прошлое, это возвращение времени обратно, перемотка, как на видеомагнитофоне – это все было и опять пришло, чтобы повториться. Для кого – для нас? Или для кого-то другого? – вопрошал я у всех.
;Чарли, Чарли, история не терпит сослагательного наклонения, мы не можем судить, что было бы, если бы что-то не состоялось, перестало существовать или вообще исчезло. А почему все повторяется? Потому что так надо, потому что это и есть та случайность, которая вдруг нет-нет, да перевернет твою жизнь неожиданным поворотом, которого ты даже и не ожидал.
Дакки пытался убедить меня.
;Моменты дежавю – моменты возвращения времени на то место, где ему следовало бы быть, где ему, извините за тавтологию, самое место – ни раньше, ни позже, именно в этот момент времени, потому что так и надо. Значит, что-то должно повториться еще раз, потому что без этого ты не пройдешь дальше. Это как современная компьютерная игра – тебе даются бонусы, которые уже давались, потому что без их помощи ты не сможешь пройти на следующий уровень, а, значит, не сможешь и игру полностью пройти, - заключил Дакки.
;Ни раньше, ни позже. Время прошлое в сетке времени будущего. Все возвращается, чтобы дать знак. Предостеречь. Удивить. Показать. Рассказать. Все слишком сложно для понимания, Чарли. Да ведь сам человек сложен для понимания. Что уж рассуждать о быстротечности и круговерти времени, об устройстве современного мира и моментах дежавю, если мы о самом человеке фактически из ментального ничего не знаем. Что такое душа? Из чего она и где она? У каждого ли и если нет, то почему? – спросил у нас всех Джеймс.
;Что такое душа? Это некая субстанция внутри нас, которая нас ведет по жизни, потому что в душе и есть совесть, душа и есть, наверное, самое чистое в человеке, который смог её пронести сквозь все, что с ним случилось. Душа есть вместилище нашего внутреннего «я», нашей личности в полном её объеме, наших чувств и эмоций. Из чего она и где она заключена? А кто знает, где-то внутри человека, в центре его грудной клетки, пусть будет так, хотя я, может быть, и прав. Есть у каждого, просто её не каждый пронести смог внутри себя так, чтобы она осталась чистой и нетронутой временем и невзгодами, понимаешь, Джеймс?
Он улыбнулся и утвердительно качнул головой.
;Она есть у каждого, только у некоторых совершенно спящая и еще еле барахтающаяся в поиске правды, алчущая справедливости по отношению в себе. Но лично от нас зависит, сможем ли её сохранить, вот и все. В этом нет ничего сложного, хотя сама природа возникновения и существования души путана, кто её сможет объяснить? Вначале говорили, что когда человек умирает, то из его организма исчезает двадцать один грамм массы, и считали, что это и есть душа, а, как потом оказалось, это был последний оставшийся в легких воздух, который после смерти тела его покидал, - попытался объяснить ему я.
;А если эта душа и есть то, что возвращает время обратно? То есть тогда, когда ей чего-либо не достает или она сама уже спящая и алчущая, она дает еще один шанс, чтобы ты понял, что ей нужно. И пытается сама тебя вытянуть, посылая моменты дежавю и возвращая время обратно, чтобы ты еще раз увидел то, что не увидел в прошлый раз, - проговорил Джеймс.
;А как ты объяснишь, что душа сама спит и алкает справедливости? То есть, она посылает тебе шансы к спасению, а сама чуть ли не на пороге смерти? Но это же дико не логично, а соответственно быть так не может, не может эта душа посылать тебе сигналы о твоем безвыходном положении, потому что сама находится в такой же ситуации и сама хочет выбраться. И как бы ей не хотелось тебя спасти, вначале она должна сохранить себя, а взваливать на себя такие две задачи она не может, так что, Джеймс, вот она твоя теория без прикрас, которая получается неправильной и бездоказательной, - заключила Валери.
;Наверное, ты права. Ведь ей нужно спасти не только тебя, но и себя. А какая бы была теория…
;Но все-таки, неужели мир наш устроен, подобно круговороту? – решил я вернуться к первоначальному высказыванию.
;Да, они устроены одинаково. Умрут одни – их место займут другие. Все подобно круговороту веществ или воды в природе – это заложено с самого первого дня человечества, этот каркас жизни и мира. Только оболочка у этого каркаса всегда разная – время диктует свою одежду. Но ведь каркас один для всех, а, значит, все будет идти также, даже если мы умрем – земля продолжит крутиться, люди будут жить без нас, - горько заметил Дакки.
;Но на Земле у Вас всегда, Дональд, будут дети и внуки, которые пронесут частичку Вас через года, разве не так? – спросил Джеймс.
;Не так, Джеймс, у меня нет никого, - ответил ему Дакки усмехаясь, - но надеюсь, что у меня останутся ученики. Которые передадут мои знания, мою мудрость другим поколениям Земли, а те – третьим и так далее. Вот на что я надеюсь, Джеймс, на своих верных учеников, - вздохнул он и прижал трубку поближе к себе.


Глава 2

Я остался в кабинете один, все разбежались по делам. И лишь я был абсолютно свободен. В дверь постучались, из-за нее высунулась голова Дика.
;Чарли, мне нужно с тобой поговорить, - чуть смущенно и, словно собираясь с силами, проговорил он.
;Да, конечно, Дик, проходи. Присаживайся, - я указал ему на стул, и он аккуратно примостился на нем. Взгляд у него сегодня был тяжелый, он все не решался сказать что-то очень для него важное, отчего он и приобрел несколько серьезно-болезненное выражение лица.
;Чарли, я… Я увольняюсь, - выдохнул он и закрыл глаза.
;Что-то случилось? – мне стало не по себе – Дик был очень хорошим учителем и другом, я не мог понять истинный мотив его поступка.
;Моя мать… У нее обнаружили лейкемию, она умирает. Мой городок, а я из Америки, как ты знаешь, Лоуренс не такой уж и огромный, так что я… Я буду преподавать там, у меня еще два младших брата и могила отца на кладбище, за которой тоже кто-то должен ухаживать, - Дик попытался отшутиться, но это у него не очень хорошо получилось, - я там нужнее. Там моя семья, Чарли, а я их очень люблю, и работа здесь не перевесит чашу весов в свою пользу.
;Сочувствую. Думаю, что Дакки даст тебе прекрасные рекомендации, и каждый из нас подпишется под его словами, Дик, поверь. Мы тебя все очень любим, но ты прав. Семья – это святое. У меня нет семьи, мои родители давно мертвы, а жены и детей нет и подавно, Дик. Передавай им всем привет, Диккенс, от всех нас. И если будет время – приезжай, - проговорил я в замешательстве и протянул ему руку.
;Спасибо, Чарли. Знаешь, и ты меня не забывай. Ты знаешь мой номер, звони, если что, - ответил он, пожимая мне руку.
;Пока, Дик, - с чувством потери выдавил я.
;И тебе, Чарли. До встречи, может, и свидимся, - усмехаясь проговорил он и захлопнул за собой дверь.

Я присел на стул и понял, что все потихоньку кончается.
Вот уже и нет Дика.
Я, Валери, Джеймс и Дакки – нас осталось четверо.


Глава 3

Я сидел в своем кабинете и перебирал непонятные и изрядно уже доставшие меня бумаги, исписанные почерком родителей и детей: жалобы, объяснительные, заявления и многую другую ересь, которая сейчас заполонила мой стол.
Как классному руководителю, мне было очень легко все это понять – разногласия, разногласия и еще раз разногласия. Дакки уехал на какой- то семинар, и мы, конечно, все еще что-то обсуждали, но уже менее рьяно, потому что рядом с нами не было того самого наставника, который всегда был рядом и вдруг исчез.
Вдруг послышался стук в дверь, и я изнемогающим от усталости голосом разрешил войти. Передо мной снова возник образ воинственно настроенной родительницы, которая влетит сейчас в мой кабинет и начнет опять рассказывать о том, что такой-то обижает её ребенка и не дает спокойно учиться.
Но в дверь просунулась голова Дакки, и я просто завопил от того, что мое суждение было неправильно.
;Дональд! Вы вернулись! Неужели Вы ко мне, - как-то слишком поздно вдруг заметил я и смутился.
;Вообще, мне нужно к мистеру Эдвардсу, передать ему те документы, что я у него брал, - жестикулируя, ответил Дакки, - но и да, я зашел к Вам, чтобы сказать, что я снова в Лондоне, - мягко и по-отечески ответил Дакки и улыбнулся.
Я улыбнулся в ответ, Дак закрыл дверь и, видимо, пошел на поиски мистера Эдвардса.

Я насыпал себе быстрорастворимую бурду со смелым и лживым названием «кофе» в стакан и залил всю эту химию горячей водой.
Минут на двадцать мне пришлось забыть о бумагах: я думал о том разговоре, что хотел бы устроить Даксу. Точнее, это можно было назвать бы допросом.
Без пристрастия, просто дружеской беседой, которую я не знал, как начать и постоянно откладывал эти мысли.
Но увидеть сегодня Дональда, я не мог больше медлить.


Глава 4

Я решил, что пришло время поговорить с Дакки обо всем.
Давно хотел с ним поговорить, но вот, кажется и пришло время.
Я догнал его и хотел было расспросить быстрее, чтобы не забыть, как вдруг он пригласил меня к себе в кабинет, поставил чайник и усадил напротив.
;Ну, начинай, Чарли.
;Мистер Маллард, откуда Вы все это знаете? Знаете такое о счастье, о любви и искренности, о времени и о жизни?.. Откуда знаете так много о Христе?.. – напал на него с расспросами я.
;Чарльз, все это здесь, внутри, - проговорил он, хлопая себя по груди, - все это в сердце, все это от сердца. Просто я верю в Бога и также умею рассуждать. Я не стальной фанатик веры, способный разрушить науку, я такой же, как и все ученые, учителя, люди, в конце концов! Абсолютно такой же. Просто я понимаю Его жертву на кресте, Его учение, просто я учусь любить людей. А знание, оно, как квалификация – постоянно становится выше с новыми высотами и новыми достижениями. Вот, откуда, - сказал он и налил мне в чашку кипяток.
;Неужели сердце может так много знать?
;О, сердце и не такое знает! Помнишь Данко? Как он вырвал свое сердце и светил людям? Так и Христос – Он пожертвовал собой и спас людей. Сердце, мой друг, сердце… Оно многое знает, оно является нашим путеводителем в мире. Хотя, я прозаик и часто мой рассудок ведет и доминирует в моем мировосприятии. Но сердце оно тоже рядом, оно бьется и живет – живет вместе со мной. А после смерти мозг еще работает шесть минут. Сердце умирает гораздо быстрее, потому что оно старше, оно знает больше. Да, это противоречит биологии, ну и что?.. А я, Чарли, пока не хочу умирать, я хочу жить, Чарли, хочу жить… Жить хочется, и я живу, хотя бы и вопреки логике…
;Так что Вам мешает жить?.. – спросил я с полным непониманием.
;Понимаешь, я пошел ва-банк. А Аннушка, кажется, уже пролила масло, - с сожалением проговорил он, принимая свои слова как что-то должное и неизбежное в его жизни.

После его смерти я часто буду вспоминать этот спонтанный диалог, буду вспоминать его глаза, когда он говорил о желании жить, перед глазами будут пробегать его мимолетные движения, когда он говорил об Аннушке и своей ставке.
Я буду часто вспоминать строки из его речей, я расклею их по дому, я напишу о нем книгу, просто чтобы успокоить то самое свое сердце, которое всегда будет ощущать недосказанность. После его смерти я буду засиживаться в церквях и разговаривать с Ним, потом с Дакки, мысленно думая, что бы мог сказать Дак только для того, чтобы успокоить свое сердце.
Но я так его и не успокою, я так и буду мучиться, потому что буду чувствовать, что о многом еще с ним не поговорил.


Глава 5

Все было, как всегда: работа, шум, гам и кофе. Но сегодня, как ни странно, я нигде не мог найти Дакки: кабинет его пустовал, в школе никто его не видел, а на звонки он не отвечал. Какая-то чертовщина. Впрочем, как говорит Валери, Дакки – человек постоянно занятой, которого лучше не надо беспокоить.
Да, согласен: моя манера общения часто превосходит нормы этикета, нормы обыкновенной человеческой признательности.

Я начал беспокоиться после трех часов: в это время мы обычно собирались в нашем кабинете. Без него было совсем пресно, я не находил себе место.
Я так хотел с ним поговорить.
Очень хотел поговорить с глазу на глаз.

Есть особая группа разговоров, которые нельзя вести ни по телефону, ни по другим средствам связи. Потому что в таких разговорах важны глаза собеседника.
Которые могут отразить больше, чем его дрожащий голос.
В четыре я уже не смог терпеть и в сотый раз дернул дверную ручку его кабинета. Неожиданно она поддалась, и я оказался внутри.

Стол пустовал. На нем был всего лишь один лист бумаги.
В тот момент правила приличия (ведь это могло быть чужое письмо) стерлись из моей памяти и я жадно кинулся к столу Дональда, чтобы прочитать письмо.


Вот, что было в нем написано:


«Чарли, я знаю, что ты будешь первым, кто прочитает это послание.
Зная твою привязанность, твою заботу обо мне, я уверен, что ты ищешь меня, пытаешься дозвониться, дергаешь ручку кабинета, но результата никакого.
Вот тебе и результат. Ничего, да?..
Я ухожу. На полном серьезе.
У-хо-жу.
Для тебя эта новость не должна быть неожиданной.
Наверное, я просто устал от системы.
Будь проклята любая система, которая унижает человека.
Это ведь страшно, когда на тебе нападают, когда тебя притесняют.
Мне так кажется, но я не настаиваю на своей точке зрения.
Но опускают и унижают – это без сомнения.

А за что?..

За то, что ты высказал свое мнение, поступил согласно своим принципам, не пожелал свернуть со своей индивидуальной тропы. Смешно, да?.. Мне тоже.
Я человек, который смеется.
С шуткой идти легче, всегда легче улыбнуться, чем корчиться от боли и пугать людей вокруг. В конце концов, всегда можно нацепить маску и рыдать под ней. Но не у всех на глазах, иначе смазывается впечатление от тебя.
Точнее, как смазывается впечатление…
Черт побери, так и смазывается!..

Извини, Чарли, не смог вынести систему. Она победила меня, она поборола меня. Я немного ослабил удар, и она нанесла свой удар по мне. Не нокаут, но тоже довольно-таки неприятный, хотя и ожидаемый выпад.
Все, что мне теперь нужно, - отдохнуть и обдумать.

Я никогда не умел не думать. От этого мне сложно. Я не могу признавать все те нелепые законы, поставленные системой.
Это мои принципы. Это моя жизнь. Это моя психика.
И это мои нервы.

Каков мой завет?.. Уничтожение таких систем.
Какова моя мечта?.. Жить вне системы.
Что вышло?.. Обособленное место внутри системы.
А я как?.. А я и не против. До тех пор, пока сама система не захотела меня втянуть внутрь. Я же себя уважать перестану, если поддамся тому внешнему соблазну.
И я не поддался.
Лучше уйти сейчас, пока я стою на своей позиции, чем потом жалеть о том, что потерял себя.
Категоричность?.. Не спорю.
Самодостаточность?.. Не отрицаю.
Эгоизм?.. Прости, и это присутствует.

Впрочем, любое сделанное – к лучшему. Надеюсь, что такая перемена мест мне поможет самому придти в чувство.
Но ты помни, что сумма не меняется. Помни.
Мне нужно банальное утешение, которое я пытался вначале найти в себе самом.
Потом уже и в книгах.
Не получается.
А наши разговоры – я благодарен за них.
Благодарен тебе, Чарли. И всем нашим друзьям.

Не забывай меня, я тебя буду помнить.
Знай, что мы с тобой сблизились за этот год очень сильно.
Будет время – звони. Мой номер ты знаешь.


Не прощай, но до будущей встречи.
Твой Дональд Л. Маллард.»


Глава 6

С момента получения мной того письма прошло несколько недель.
Я был ошарашен; пытался дозвониться Дакки, но ничего не выходило. Мне показалось, что он все-таки уехал в свою маленькую глухую пустыню, выключил телефон и довольствовался одиночеством.
Что же, я понимал его.
И смел ему мешать.
Так будет лучше.

Я проснулся от звонка, кажется, от телефонного звонка. Нехотя открыв глаза, я увидел, что мои электронные часы показывают 5:01 и удивился.
;Может это мой? – спросила Валери, прижимая к себе одеяло и смотря на меня полусонными глазами.
;Нет, мисс Джонсон, - усмехнулся я, - это определенно мой.
Я порылся на тумбочке и невесть откуда достал свой мобильный телефон-раскладушку.
;Мистер Чарльз Стэндэн? – спросил неизвестный мне голос из недр сети.
;Да, это я. Извините, я не могу Вас узнать. Кто Вы, представьтесь, пожалуйста, - умоляюще спросил я, потому что очень хотел спать.
;Да, извините меня. Офицер Скотланд-Ярда, Ричард Ричардсон. Вы знакомы с Дональдом Лероем Маллардом, проживающим по улице Нэйм Стрит, 15?
;Скотланд-Ярд, Дакки… С ним что-то случилось? – я мгновенно вскочил, заслышав в трубке его слова.
;Так точно, сэр. Мистер Маллард был найден мертвым в своем доме. Вы единственный, чей номер был у него в записной книжке, - безжалостно отчеканил голос по ту сторону трубки, разрывая ночную лондонскую тишину.
Я буквально не знал, что и думать. Дакки? Мертвый? Неужели его кто-то убил?
;Сэр, сэр! Вы меня слышите? – вопрошал офицер.
;Да, конечно, - потерянно сказал я, - я могу приехать?
;Естественно.
Я бросил трубку и начал одеваться. Нацепил первое, что попалось – рабочий костюм, в котором провел большую часть своей жизни.
;Что случилось, Чарли? – спросила Валери, потягиваясь.
;Дакки мертв, - как можно мягче сказал я, пытаясь сдержать себя.
;Дакки?.. Мертв?.. Я поеду вместе с тобой, - спешно сказала она и начала собираться.
Через полчаса мы уже стояли в кабинете Дакса, напротив его стола с бумагами, на котором и лежало тело Дональда, растянувшись в предсмертной позе.
Я прошелся глазами по столу и увидел наполовину сожженный листок белой бумаги. И снова начал читать (было только начало, поэтому передаю только то, что сам смог найти, прочитать и восстановить):


«Здравствуй, (зачеркнуто) Чарли.

Ты, Джеймс и Дик – (слово зачеркнуто) мои сыновья, Валери – заботливая дочь. Но и вы не сможете мне заменить семейный очаг, посиделки с поседевшей женой около камина, чтение Библии с сыном…
 
Вы физически не сможете это сделать.
Скажи Валери, чтобы она жила дальше с тобой.
Я вижу, что вы двое друг друга любите, но не хотите в этом признаваться.
Вы – прекрасная пара, так будьте вместе...»

На это письмо обрывалось.
Мне было интересно, что хотел сказать Дакки.
Но я, кажется, этого никогда не узнаю.

Ко мне подошла Валери и расплакалась, уткнувшись в мое плечо.
Я тоже плакал, слезы текли по моим щекам, и я ловил их отголоски в своем сердце, в которое, как мне казалось, вонзился огромный клинок, разодравший мускул.
Мы сели в машину и уехали из дома Дакки.
Труп нам обещали передать в субботу.

Нет, не труп, а Дональда…

***

Вот уже второй раз за неделю звонок разорвал мою жизнь. Первый раз это был тот самый офицер Скотланд-Ярда, сообщивший о смерти Дакки.
С тех пор, признаюсь, я стал недолюбливать телефонные звонки посреди ночи, но сейчас был день, у меня законный перерыв.
И вот снова кто-то звонит.
-Да, Чарли Стэндэн. Кто это? – нетерпеливо и злобно проговорил я.
;Скотланд-Ярд. Старший отдела расследований, офицер Морисс. Убийца Дональда Малларда найден, просим явиться Вас. Нам нужно Вам все рассказать, нельзя единственному сыну оставаться в неведении, - повелел мне железный голос.
«У них что, все офицеры такие холодные?» - подумал я про себя, а сам сказал:
;Сын? Но я не его сын!
;В его записной книжке Вы значитесь сыном, это уже у него спрашивайте, а не у меня. Жду Вас в нашем отделе через полчаса, если Вы, конечно, хотите знать правду, - офицер повесил трубку. Я вырулил с оживленного шоссе и отправился прямо в Скотланд-Ярд.

Офицер Морисс проводил меня в комнату, где вели допрос, а я стоял с другой стороны и смотрел на то, как какой-то мальчишка признается в убийстве Дакки.
;Было три часа ночи, - мямлил он, и я подумал, что такой парень годится мне в сыновья, - в доме этого мужчины не горел свет, и я подумал, что там никого нет. Я купил оружие у своего друга, и тихо пробрался в дом. Поднявшись на второй этаж, я заглянул в одну из комнат, а там сидел этот человек. Он что-то начал говорить, а я закричал, что убью его, если он двинется с места. В руках у него был лист бумаги, он горел…
;Человек горел? – уточнил офицер.
;Нет, горел лист бумаги. Тот мужчина улыбнулся и резко открыл ящик стола. Я думал, что он достает пистолет. И случайно я выстрелил ему в висок.
;Как Вы так метко попали? – осведомился кто-то за стеклом.
;Я занимаюсь стрельбой.
;Вставай, парень. Отведите его в камеру! – закричал офицер.
;Эй, я не хотел его убивать, он сам виноват! В этом нет моей вины! – громко выкрикнул парень своим тенором.

Я вышел из комнаты как раз в тот момент, когда его выводили.
Наши глаза встретились: его глаза были полны страха, и он шепотом сказал:
;Это была случайность.
«Лишь случайность может предстать перед нами как послание» -  в ту минуту подумал я. Дакки умер по воле случая.
Но случайности не случайны.
Неужели так и должно было случиться?

Он умер, принял ту смерть, которую ему отдала судьба.
Он поставил на кон все и выиграл.
Потому что принял обстоятельства.


Глава 7

Это был обычный день, когда желтые листья, сорванные ветром, падают вниз и начинают танцевать на земле осенний блюз под звучный и свистящий аккомпанемент ветра, который тихо завывает свою протяжную песнь, словно молодой Луи Армстронг, только что купивший свой первый саксофон.
Солнце еще неделю назад заперлось в своем небесном замке, закрыло ставни и теперь сидело там одно, дуясь и обижаясь на людей, которые радовались наступившей осени. Небо затянулось белоснежными облаками, которые были похожи на разных животных – вон, то правое напоминало мне слона, а верхнее левое определенно было большим кораблем с пиратским флагом, который развевался на небесном ветру.
Земля была холодная и сухая – дождь не посещал Лондон уже пару дней, а солнце, как Вы помните, давно уже исчезло, скрываясь в своем поднебесном замке.

Мы молча стояли втроем и курили.
Джеймс, держа сигарету в зубах, всматривался в очертания осеннего неба, я обнимал Валери, а она еле слышно что-то говорила, шептала очень тихо, что я не мог расслышать, да и не нужно было мне это, все это было её личное.
Джеймс изредка постанывал и покашливал, потому что курить начал недавно, взял пример с Валери и теперь не мог бросить, но и курить не умел так, как умел уже заядлый курильщик со стажем, но надо же когда-то начинать.
Я молча слушал завывания осеннего ветра, треплющего меня по волосам, плачущего и ноющего о несправедливости осени мне прямо в ухо. Осенние листья медленно падали вниз, кружась в танце беззаботности и судьбы, а мы втроем стояли и смотрели на маленькую плиту, на две цифры, между которыми одна черточка…
Длиною в жизнь.

Красно-желтые листья разрезали воздух и накрывали могилу Дональда Малларда покрывалом неизбежности, от которой невозможно убежать, которую нельзя избежать. Ветер еще долго завывал и пел над могилой Дакки, листья безмолвно падали на плиту, а каждый из нас прощался с Дональдом, прощался с одним из величайших учеников времени, которого оно теперь прибрало к себе.
Безумный вентилятор ворошил и разгонял листья, лежавшие на могиле мистера Малларда, и несколько из них прилипли к полам моего плаща.

И только тогда я понял, что мы – преемники Дакки, его последние ученики, апостолы на могиле Учителя – Андрей, Фома и Петр.


июнь – июль, 2010 год
Примечания

Стр.5 Надеюсь ты скоро поймешь, почему я выбрал именно его фигуру… – пародия на строки из предисловия Ф.М. Достоевского к роману «Братья Карамазовы».
Стр.7 Будь это вера в Летающего Макаронного Монстра или в космический чайник, который лавирует где-то между второй и третьей орбитой – пример взят из книги Ричарда Докинза «Бог как иллюзия» ( “The God Delusion”)
Совершенный нуль, ничего...– слова Ивана из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы», книга третья «Сладострастники», глава 8 «За коньячком».
Стр.12 О казни одного из наших террористов… – отсылка к заметке «20 век – век диктаторов» Юлии Викторовны Ярославцевой, www.vkontakte.ru/note_11872919_9967029
По-моему любовь Христова к людям есть в своем роде невозможное на земле чудо… – «Братья Карамазовы», книга пятая «Pro и Contra», глава 4 «Бунт»
Стр. 13 Не из чуда рождается вера, а из веры – чудо… - «Братья Карамазовы», книга вторая «Неуместное собрание», глава 5 «Буди, буди»
Стр.15 Я боюсь тараканов в голове у каждого из нас <…> ведь у кого-то уже не хватает места для этих тараканов! – www.bash.org.ru
Стр. 16 Запомню, запомню, как Митя Карамазов… – «Братья Карамазовы», книга первая «История одной семейки», глава 6 «Зачем живет такой человек!»
Стр.17 Не суди, да не судим будешь… – Евангелие от Матфея, 7:1
Эта притча о мальчике… – притча изложена автором в более литературном виде, изначальная притча www.pritchi.ru/id_2278
Стр.18 Вера без дел мертва… – послание апостола Иакова  2:17
Тело наше – храм Божий… – первое послание апостола Андрея Первозванного Коринфянам 3:16
Стр. 19 Знать-то суд Божий не то, что человеческий! – «Братья Карамазовы», книга седьмая «Алеша», глава первая «Тлетворный дух»
Стр. 21 Однажды, когда человек умер… – чуть измененная притча «Следы на песке», www.pritchi.ru/id_437
Стр. 23 – Время – отличный учитель, только жаль, что оно убивает своих учеников <…> Вы решили процитировать Гектора Берлиоза? - Гектор Луи; Берлиоз (фр. Hector Berlioz) (11 декабря 1803 — 8 марта 1869) — французский композитор, дирижёр, музыкальный писатель. Член Института Франции (1856).
И на Вашем надгробии, <…> длиною в жизнь… – фраза из демотиватора на сайте www.demotivators.ru
Стр. 25 Врачи предлагают эвтаназию… – Эвтаназия (или эйтаназия) (греч. ;;- «хороший» + ;;;;;;; «смерть») — практика прекращения (или сокращения) жизни человека, страдающего неизлечимым заболеванием, испытывающего невыносимые страдания, удовлетворение просьбы без медицинских показаний в безболезненной или минимально болезненной форме с целью прекращения страданий.
Стр. 26 рассказ «Смерть Русского Помещика»… - http://www.doyle.msfit.ru/holmes/
Стр. 27 – Ранний человеколюбец… – «Братья Карамазовы», книга первая «История одной семейки», глава 4 «Третий сын Алеша»
Стр. 29 – слова герра Шикльгрубера… – Шикльгрубер – фамилия настоящего отца Адольфа Гитлер. Хоть сам Адольф её никогда и не носил, но фамилия эта часто используется.
Стр. 30  Suum cuique – (лат.) каждому свое
Стр. 33 Мы одни безбожные… – «Братья Карамазовы», книга шестая «Русский инок», глава 2 «Из жития в бозе преставившегося иеросхимонаха старца Зосимы, составлено с собственных слов его Алексеем Федоровичем Карамазовым»
Стр.33 Лишь случайность может предстать перед нами как послание… – Милан Кундера, «Невыносимая легкость бытия»
Стр. 35 В основе философии… - строки из дипломной работы Ярославцевой Юлии.
Стр. 37 От Фомы, который ждет прихода Спасителя, чтобы вложить персты в раны Его… – Фома Аквинский, один из двенадцати апостолов, не поверивший в воскресение Христа и сказавший, что не поверит, пока сам Его не увидит и не вложит персты свои в раны Его. Впоследствии проповедовал христианство в Индии.
Стр. 40 Страсти по Михаилу – название придумано автором, как обозначение сюжетной линии Пилата и Христа.
Стр. 41 Да, лучше поклоняться данности… - Иосиф Бродский, «Одиночество»
Стр. 43 Церковь – это корабль… - слова Иоанна Златоуста
Но будет проклят гнев их, ибо жесток… - «Братья Карамазовы», книга шестая «Русский инок», глава 2 «Из жития в бозе преставившегося иеросхимонаха старца Зосимы, составлено с собственных слов его Алексеем Федоровичем Карамазовым
Стр. 46 Вы сидите в этой каморке и, как русские мальчики, рассуждаете обо всем на свете! – «Братья Карамазовы», книга пятая «Pro и contra», глава 3 «Братья знакомятся»
Стр. 46 Вера – это тоже рабство, но рабство не унижающее, а возвышающее душу… - Илья Шевелев
Все мы временно свободны… Но, как говорится, от сумы и тюрьмы никто никогда не уйдет… - Лев Устинов, философская сказка «Мудрость доброты»
Стр. 47 Только влюбленный имеет право на звание человека… - Александр Блок.
Стр. 48 Ошибка не делает нас идиотами, она делает нас людьми… - «Отель Вавилон»
Стр. 51 Камень моих мыслей… - немного искаженные слова Христа апостолу Петру: «ты есть камень, и на сем камне построю я Церковь Мою и вручу тебе ключи от Царствия Небесного»
Стр. 55 Ответ убийством на убийство – еще больший грех… - Л.Н.Толстой, «Война и мир»
Стр. 59 Гуманное орудие для казни… - гильотина использовалась для лишения жизни знатных людей в период Французской революции, как наиболее гуманное орудие казни. Впоследствии гильотина «стала доступна» всем слоям общества.
Стр. 62 А после смерти мозг работает еще шесть минут… – «Кошмар на улице Вязов», 2010
Жить хочется, и я живу, хотя бы и вопреки логике… – «Братья Карамазовы», книга пятая «Pro и Contra», глава 3 «Братья знакомятся»