Оверлорд

ОВЕРЛОРД.

Часть 1. НОРМАНДИЯ

Глава 1. Над Нормандией.

6 июня 1944 года.
После полуночи мы вылетели. Все были в приподнятом состоянии духа: наконец-то, началось! Все мы так засиделись на чёртовой базе, под английскими дождями, что были рады выбраться оттуда...хоть бы и на войну. В воздухе висело напряжение, все старались не суетиться, делать всё спокойно, от чего в итоге возникла такая толкотня и паника, что чуть было не перепутали самолёты, а лейтенант разыскивал нас в нашем же лагере. Вся наша 101-я воздушно-десантная дивизия рвалась в бой. Но вскоре все мы, в полной боевой выкладке, с оружием, боеприпасами (наконец-то можно будет применить его на деле! а то на стрельбах надоело стрелять по фанерным мишеням до зубовного скрежета, а ещё больше – сдерживаться, чтобы не пальнуть в изверга сержанта-инструктора, чтоб ему достался самый гадкий и изворотливый немец во всей Франции!) чётко, как на учениях, погрузились на свой «Дуглас С-47 Скайтрайн» и стали ждать взлёта. Взлетели мягко, хорошо. Некоторые пытались разговаривать, но шум двигателей заглушал слова, да и разговоры были весьма натянутыми, так что вскоре все 23 человека погрузились в молчание. Я любовался своим новеньким, жирно поблёскивающим смазкой, «Томпсоном», все поминутно поправляли снаряжение, подтягивали шнурки, поддёргивали парашюты, трогали оружие, а Джордж даже пытался дремать, во всяком случае, сидел с закрытыми глазами...может, молился? Я подумал ещё, что помолиться перед таким делом точно не помешает, чем и занялся.
...Минут через пятнадцать я очнулся от оцепенения и почувствовал повисшее в воздухе тревожное напряжение. От былой оживлённости не осталось и следа. Было ясно видно, что все очень боятся, даже лейтенант кусал свой пышный ус, из-за которого и получил на базе прозвище «Барон». Ребята сидели, дёргая себя за ремешки и теребя стволы, Питерсона тихо тошнило. Вскоре лейтенант Мак-Грегор объявил, что до точки выброски 5  минут. Высадиться мы должны были под Сен-Мер-Эглис. Сообщение привело нас в этакий шок. Столько готовились, ждали, мокли, терпели инструктора – и уже? Так скоро? Но... мы ещё морально не успели подготовиться! все были в замешательстве. То, чего мы так ждали, началось. Тут же мы услышали первый взрыв зенитного снаряда немецкой системы ПВО...а дальше мы оглохли от постоянного грохота разрывов. Прежде за иллюминаторами стояла такая темнота (было около 2 часов ночи), что казалось, что за бортом заканчивается мир, а теперь там мелькали вспышки...и всё ближе к нашему «Дугласу»! Вдруг что-то оглушительно цокнуло, и над головой Чака (хорошо, не в голове!) возникло отверстие величиной со спичечный коробок. Все сразу же пригнулись, а у Чака был такой вид, будто он увидал чёрта. 5 минут показались нам вечностью, Питерсон от волнения давился языком, когда лейтенант рявкнул, перекрикивая рёв моторов и шум взрывов: «ВСТАТЬ!». Все сразу же вскочили. «ЗАЦЕПИТЬСЯ!», «ПРОВЕРИТЬ СНАРЯЖЕНИЕ!» Мы сразу же стали лихорадочно ощупывать себя. «РАССЧИТАТЬСЯ!» «Скоро загорится зелёный свет!». Сразу же после этих слов оглушительно грохнуло, самолёт тряхнуло так, что Мак-Грегор чуть было не вылетел из салона, а левый мотор задымил, заглох и начал разгораться. Взрывы грохотали так близко, что тянуть время было просто опасно, но и шагнуть в этот ад не представлялось возможным. «ПОШЁЛ, ПОШЁЛ, ПОШЁЛ!» По одному мы стали двигаться к двери и исчезать за ней. Самолёт стал снижаться... Подошла и моя очередь. Помню, я выглянул из двери и увидел взрывающуюся и ревущую темноту и подумал, что не смогу прыгнуть. На учениях столько раз прыгал и днём, и ночью, и в любую погоду, но тогда в тебя не целились десятки зениток!!! Но тут меня из ступора вывел мат лейтенанта, и я, больше не раздумывая, со сжавшимся сердцем ступил за борт и провалился во тьму. 



Глава 2. Первые дни после Высадки.
Я падал в мигающем пространстве, пока сильный рывок открывшегося парашюта не остановил моё пике. Теперь я довольно быстро планировал, вне себя от напряжения пытаясь уследить за приближающейся землёй и зенитными трассами, огненными нитями тянущимися к нашим самолётам. Вокруг, сверху и снизу были белые купола парашютов. До земли оставалось метров шестьдесят,  когда сильнейший порыв ветра подхватил меня и понёс в сторону от Сен-Мер-Эглис на ближайшую рощицу! Под ногами были сплошь деревья, я напрягся, ожидая удара, но неожиданно мягко вломился в крону дерева и повис на парашюте. Быстро я отстегнул крепления и свалился на землю. Первым делом я схватился за автомат и, прислонившись к дереву, оглядел окружающие заросли. Метрах в 20 я услышал какой-то треск и подумал, что, может, кто-то ещё приземлился в роще. Через несколько минут я услышал хруст веток, и приближался он явно в мою сторону. Я спрятался за деревом и держал кусты на прицеле. Вот они шевельнулись, разошлись... и из них вылез какой-то громила с громадной дурой в руках. Первой моей мыслью была идиотская поговорка «Чем дальше в лес, тем толще партизаны», и я (сказывалось напряжение) чуть было не захохотал из-под дуба, как филин. Думаю, противник бы оценил мой юмор хорошей очередью. Громила посмотрел на мой парашют, поводил дурой по сторонам и полез в карман. Что-то знакомое показалось мне в нём. Вдруг он щёлкнул выданной десантникам перед высадкой трещоткой, и я, с трудом сдерживая радостный вопль, яростно прощёлкал в ответ дважды и вылез из-за дерева. Это был мой лучший друг Джордж! Оказывается, он заметил, что я тоже спикировал в заросли. В руках у него был ручной пулемёт БАР. Еще он держал какую-то белую тряпицу в руке. «Ты поранился?» - спросил я, показывая на лоскут. Но лоскут оказался куском парашюта, отрезанного Джорджем на память. «И ты бы тоже отрезал от своего, ведь мы сегодня участвуем в историческом событии!» Я послушался и, встав на сучок, отчекрыжил штык-ножом тряпицу величиной с носовой платок. Затем мы стали обсуждать, что же нам стоит предпринять дальше. Мы решили продвигаться к городу, откуда неслась яростная стрельба. Метров через 10 мы услышали трещотку Тейлора и продвигались к городку уже втроём.
Вот и окраина Сен-Мер-Эглис. Впереди по улице метались какие-то фигуры, мелькали вспышки выстрелов. Небо было белым от куполов. Мы пошли к центру каким-то переулком. Вдруг сверху перед нами свалился какой-то десантник, и к нему тут же метнулись три фигуры в характерных немецких касках. Намерения их были ясны, поэтому мы, не сговариваясь, подняли оружие и в три очереди срезали немцев. Спасённым десантником оказался сержант из соседнего взвода. Теперь нас стало четверо. На выходе из переулка мы увидели немца, целившегося из карабина в планирующих десантников. Не желая привлекать внимание стрельбой, Джордж подбежал к нему и прибил прикладом «Браунинга» по затылку. Свернув в какую-то подворотню, мы очутились в милом заросшем дворике...и под прицелом двух десятков стволов. К счастью, принадлежавших нашему взводу. Там был весь наш взвод, кроме Смита. Как выяснилось, бедняга свалился прямо перед вражеским патрулём. Его расстреляли из полудюжины автоматов... Так нас стало двадцать два.
Полным (почти! бедный Смит!) составом мы двинулись  к центру города и, проложив себе путь через пару улиц, вышли к площади перед ратушей. Немцев там было – не счесть. Мы замерли, заворожённые разворачивавшейся пред нами бойней. То здесь, то там на брусчатку падали десантники, и их тот час же убивали. Один паренёк, совсем мальчишка, пытался отбежать к ратуше, но его настигло не меньше десятка выстрелов... Ещё одного прикололи к земле штыками, а кто-то залетел в горящий дом на краю площади... Даже отсюда мы услышали его крик. Это вывело нас из оцепенения. Двадцать два ствола, из которых почти половина – «Томпсоны», ударила по группе немцев, прикрывающей подходы к ратуше. Стреляли до полного опустошения магазинов. Свинцовый шквал сметал захватчиков на землю, несколько фашистов, бросившихся добивать двух приземлившихся солдат, уткнулись в мостовую. Перезарядившись, мы бросились в атаку на ратушу, уничтожая ошеломлённых неожиданным нападением немцев. Один из немцев поднял пистолет-пулемёт – и упал, прошитый очередью откуда-то сверху: десантник в воздухе полоснул по нему из автомата и, приземлившись и освободившись от парашюта, примкнул к нам. Ратуша была совсем близко, как вдруг из боковой улицы вывалился на площадь громадный, с полроты, отряд немцев. Мы вынуждены были ретироваться обратно и, бросив за спины пяток гранат, убегать. Десяток немцев, сунувшихся за нами, попал под взрывы. Нам удалось отступить без потерь. Почти. Оказалось, в горячке атаки ранило Стоуна, и он, чертыхаясь, зажимал голень. К счастью, пуля прошла насквозь, не задев кости. Перевязав его, мы двинулись дальше. В переулке мы наткнулись на патруль. К счастью, мы заметили его первыми и, затаившись и подпустив поближе, расстреляли в упор.   
Так, в боях, перестрелках, отступлениях и рысканье по подворотням, прошла ночь. Ближе к утру в город подоспели снесённые ветром и рассеянные по окрестностям силы десанта, и город был, наконец, очищен от захватчиков. При свете дня город казался ещё страшнее, чем ночью. Мёртвые парашютисты, повисшие на проводах, столбах, зданиях, расстрелянные немцами, лужи крови и трупы, трупы, трупы... Первый город во Франции достался нам дорогой ценой.
У нас же в отряде потерь, кроме бедняги Смита, не было. Только хромал Стоун и подволакивал ногу Гарнетт, свалившийся на парашюте в курятник и потянувший в кромешной тьме сухожилие. Приставший к нам десантник влился в свой взвод. В остальном мы отделались лишь царапинами и ушибами. Кроме того, мы жутко устали. Даже здоровяк Джордж дремал, опираясь на «Браунинг»... впрочем, дремал он всегда, когда была возможность, хотя бы и на марше.
Со Стоуном пришлось на время расстаться, так как его отправили в госпиталь.
Нашей целью на ближайшее время было укрепление плацдармов пляжей Юта и Омаха. На Омахе, говорят, трупов было больше, чем свободного места, а всё из-за ошибки пилотов, обрушивших за считанные минуты до высадки колоссальный бомбовый шквал на ни в чём не повинные пустые поля, тем самым не только не повредив немцам, но и предупредив их, так что десант уже ждали. Так промахнулись они из-за темноты и предутреннего тумана, хотя наверняка на учениях отрабатывали на «отлично» в любых условиях... Но любой план, как известно, работает до начала действий, а там -  кто быстрее и сильнее, тот и выиграл. А другой, соответственно, проиграл. И ставка в таких играх – жизнь.
Малость передохнув, мы двинулись из Сен-Мер-Эглис вглубь материка. Ближе к вечеру мы наткнулись на достаточно крупный отряд противника, но тот после краткого «обмена любезностями» предпочёл уклониться от боя и исчез в болотах.
Седьмого числа с утра пораньше мы попали под огонь немецкого пулемёта. К счастью, очередь из-за большого расстояния прошла мимо. Мы засели в балке метрах в восьмидесяти от пулемётной точки, которая перекрывала нам путь. Обходить – по открытому месту –под огнём «машиненгевера» было бы чистым самоубийством, поэтому мы решили использовать нашего снайпера Корриона. Бобби высунулся из-за кочки и под прикрытием растительности долго целился. Выстрел – и пулемётчик почти без головы опрокинулся. Тут мы собрались было атаковать злосчастное пулемётное гнездо, но второй выстрел «Спрингфилда» уложил и другого пулемётчика. Коррион с сожалением опустил винтовку и принялся доснаряжать обойму. Когда проходили мимо обезглавленного снайпером немца, Питерсон позеленел и на привале ничего не ел. Бедняга. Лично я с удовольствием заел стычку пайком с водой.
К вечеру мы вышли к ферме. То, что она занята противником, нам сообщил десяток выстрелов в нашу сторону. Это был важный стратегический пункт, поэтому мы не могли не попытаться овладеть им. Но атаковать по ровному полю под прицельным пулемётным и винтовочным огнём – значит положить всю группу. Мы в этот раз были впереди и сбоку от других отрядов десанта, а потому разбираться с фермой и её обитателями пришлось нам самим. Обойти стоящую на открытом месте ферму было невозможно, а посему в ход пошли дымовые гранаты. Образовавшаяся дымовая завеса обеспечивало хоть какое-то визуальное прикрытие, и мы побежали на врага. То там, то здесь дым прорезали очереди, кто-то вскрикнул. Немецкий пулемёт возник неожиданно сбоку от меня, и я дал очередь по фигурам за ним. Одна фигура свалилась сразу, а вторая материлась и корчилась, но добивать его я не стал, хотя он бы на моём месте со мной не церемонился. Где-то справа громыхнул несколько раз «БАР» и замолк. Меня кольнула тревога за Джорджа. Вдруг на меня выскочил из дыма немец и со штыком побежал на меня. Не успел я повернуть автомат, как над ухом щёлкнул выстрел и фашист схватился за грудь и, выронив винтовку, упал набок. Рядом стоял Брендом с дымящимся карабином. Вот и низкий каменный заборчик фермы, проломленный в нескольких местах. Я было собрался перемахнуть через него, как кто-то сгрёб меня в охапку и повалил на землю. Этим кем-то оказался яростно топорщивший усы Мак-Грегор, матерно объясняющий мне, что за забором немцы и меня бы пристрелили, прыгни я им на головы. После чего лейтенант вынул гранату, сорвал чеку и, хищно ухмыльнувшись, перекинул её через забор. Громыхнул взрыв, по ушам больно врезало, посыпался щебень, а лейтенант, поднявшись во весь рост, дал очередь за забор и перевалился на другую сторону. Я – за ним. Я пытался благодарить его, но он ничего не слушал, а как одержимый водил стволом по сторонам. Из-за угла выскочили двое немцев и упали, сражённые его огнем. Один немец спрятался за дощатой выгородкой, но пулеметная очередь разворотила доски на щепки и почти перепилила его.
Мы ворвались в здание. Две гранаты полетели в главный зал, откуда раздались вопли. Парой очередей зал был зачищен окончательно. Первый этаж быстро перешел к нам. Осталось зачистить второй, но как только мы стали подниматься по лестнице, на неё вылетело пять гранат. Мы ретировались подальше, но пятикратным взрывом ( Fuck!) обвалило лестницу. После минутного совещания Гарнетт притащил из сарая  сколоченную из досок лестницу и приставил к ходу на второй этаж. Несколько осколочных гранат полетели наверх, и тотчас после взрыва на лестницу вскочил Джордж и высадил по верхней комнате обойму своего пулемета, после чего метнул в виднеющийся впереди дверной проём ещё одну гранату, оперативно перезарядился и влез-таки наверх. За ним- я и остальные бойцы. Вскоре второй этаж был зачищен. Ферма была наша. Вдруг Чак заметил в окне удирающего полями немца, метрах уже в ста или больше от нас. Тут же в комнате стукнул выстрел, и немец споткнулся и, потешно взмахнув руками, полетел на землю. От окна отошёл Коррион, довольно улыбаясь нам: мол, видели, как я его?!
После боя мы устроили перекличку. Оказалось, Что нет Джефферсона. Нашли мы его на поле. Пулемётная очередь перечеркнула беднягу пополам. Похоронили мы его во дворике фермы, воткнув в холмик его винтовку с каской на прикладе. Пусть земля ему будет пухом! Он был очень хорошим парнем, надёжным, весёлым... прощай, товарищ, кто знает, что со мной будет в следующем бою за какой-нибудь сарай или долинку.
Ещё был серьёзно ранен Мьюгелл ( Пуля карабина пробила ему плечо насквозь) и контужен Кортес, бедняга долго ещё ничего не слышал, и в ушах запеклась кровь, а в глазах полопались все сосуды, но ехать в полковой лазарет он наотрез отказался (скажете, как мы его об этом спросили? посредством бумажки и карандаша!). Ночь мы собрались провести на ферме. Провели мы её весело. Не успели мы толком улечься, как с грохотом обрушилась кладка самодельной кирпичной перегородки, потревоженная сегодняшними взрывами. Пару часов мы поспали, поочерёдно неся караул. Вдруг, часа в четыре утра мы часовые (Коррион и Моррис) услышали подозрительный шум в кустарнике, опоясывающем дом. Выглянув из окна, они ничегошеньки не увидели, и уже хотели будить нас, как вдруг в окно залетела граната (а ночевали мы на втором этаже). Чудом Моррис успел вышвырнуть её обратно, только потому, что это была медлительная немецкая «стилхенграната», с нашей Ф-1 такой фокус бы вряд ли прокатил. Кусты, в которые улетела «посылка», разметало взрывом, послышались крики, завоняло толом. Сразу с нескольких направлений послышались команды: "Vorw;rts!", "Im Angriff", "Feuer!" («Вперёд!», «В атаку!», «Огонь!»), застрекотали «МП» немцев, застучали пулемёты и автоматы с нашей стороны, ударили винтовки, Коррион громыхнул прямо над моим ухом. Похоже, на нас напал встреченный нами отряд, ушедший в болота. Но тогда мы двигались среди своих, а сейчас против девятнадцати человек было почти полсотни фашистов. Зато мы были на ферме и на втором этаже. Пусть теперь они нас штурмуют, как мы их недавно! Но вдруг на первом этаже послышался топот, и немецкий голос что-то скомандовал. Они были уже в здании! Вот б...дь, а у нас только десяток гранат на всех! Под проёмом, ведущим на первый этаж, кто-то завозился, и Мак-Грегор швырнул туда трофейную немецкую «колотушку», найденную на трупе немца, убитого днём. Внизу кто-то спешно дёрнул от проёма, но споткнулся, и с криком: «verdammt!!» («Бляаааааадь!» - я немного понимаю по-немецки) шумно свалился. Тут же ударивший взрыв заглушил его крик навсегда. На десяток секунд внизу стало совершенно тихо, только кто-то стонал в кустах, и тут лейтенант выразил опасение, а не готовят ли немцы взрывчатку?! Лучше бы он молчал!! Если так,, то мы взлетим, как пороховой склад, и ничего не сможем сделать. Вдруг кто-то подполз к проёму и метнул вниз и как можно дальше пару осколочных гранат, тут же из окон (благо до земли было не много, да и мы ведь из десанта?!) выпрыгнули несколько бойцов, прямо на дымящиеся кусты. Я – за ними. На первом этаже громыхнул взрыв, прямо рядом со мной застучали винтовки, сметая карауливших внизу немцев, и в здании загрохотали два пулемёта. Тут же мы ударили с тыла, по ошарашенным внезапным и неожиданно сильным отпором немцам прошлись автоматные очереди. Примкнув штыки, мы ворвались в здание. Тут же на меня обрушился сильный удар чем-то тяжёлым (а ведь мог бы и штыком!) – это кто-то из ребят принял меня в темноте за немца, но, услышав английский мат, добивать не стал, по счастью. Через несколько секунд всё было кончено. Последний немец был заколот штыком, а наш отряд, по счастью, не потерял ни одного бойца.
До утра немного поспали.
Весь следующий день прошёл в боях и переходах. Выйдя с фермы, мы тут же попали под миномётный огонь и под обстрелом пробивались через руины посёлка, пока не наткнулись на пулемёт. Его расчёт мы «сняли» гранатой. Через несколько минут мы наткнулись на миномётчиков и расстреляли их.    
До середины дня всё было достаточно тихо, пока мы не столкнулись командой немцев, засевшей в здании. По виду это была школа или больница. Немцев было штук пять, поэтому мы с ходу атаковали. Во время штурма осколком гранаты зацепило Уинтерса, но после перевязки он остался в строю. Один немец оказался просто раненым, и после того, как он очнулся, мы попробовали допросить его, но ничего не смогли выдавить другого, кроме "Ich wei; nicht viel, geht zur;ck" («Не знаю, много, отступаем»). Отобрав оружие, оставили подходящему десанту.
В течение дня мы уничтожили ещё два вражеских патруля. Совсем уже вечером мы наткнулись на значительную немецкую группировку и, не ввязываясь в бой, отошли.
Утречко девятого числа ознаменовало себя громким полковничьим матом и лихорадочной стрельбой: это полковник Броуди, расположившийся со своим отрядом на ночлег в нашем овражке, заметил немецкие грузовики (целых две штуки: обнаглели, колбасники!) Те летели на полной скорости – и улетели в кювет на крутом повороте с простреленными шинами. Через несколько минут всё было кончено. Броуди радостно разносил караульного, не предупредившего об опасности. Радостно послав его к чёрту в штаб, счастливо затих. Хороший человек. Наш бывший инструктор если, бывало, распиз...тся, не заткнёшь до понедельника. И вояка хороший, своих солдат любит, дерётся за них со всем штабом (особенно в баре). Все у него сытые, обмундированные и обматерённые, как и полагается настоящим рейнджерам.
Примерно в том же духе прошёл весь день.   Особенно крупных стычек не было. На закате были обстреляны из миномётов. К счастью, без последствий.
Ночь мы встретили в лихорадочном возбуждении: впереди Карентан, важный стратегический пункт для обеих сторон!



Глава 3. Карентан.
Ранним утром десятого июня мы выдвинулись на исходные позиции перед штурмом города. Я сжимал в руках свежепочищенный и смазанный «Томми», не раз выручавший меня. Надеюсь, выручит и в предстоящем бою. То, что бой будет нелёгким, было ясно всем. Немцы сильно укрепились в городе, у них 88мм орудия, миномёты, пулемёты, и им нечего терять. Это – последний их крупный укрепрайон в Нормандии.
Через несколько минут по рации пришёл приказ из штаба нашего 506-го полка начинать атаку. Я увидел, как построжало и побледнело лицо Мак-Грегора, когда он поднялся и скомандовал: «ВПЕРЁД!!!» Кто-то хлопнул меня по плечу. Оглянувшись, я увидел Джорджа, сжимавшего свой пулемёт. Он ободряюще улыбнулся мне.
- Если что, я прикрою тебя, братишка!
Мы поднялись в атаку первыми. Мы были на самом её острие. Весь взвод в едином порыве рванулся к крайним домам. Запоздало застрочил пулемет. Через минуту (или вечность?!) мы достигли самого крайнего здания Карентана и прижались к ней, переводя дыхание. Но надо двигаться дальше, и лейтенант выглянул из-за угла. Отмашка рукой («Чисто!»), и мы выбежали на улицу. До перекрёстка добежали без приключений, зато на нём нас причесал из окна второго этажа пулемёт. Мы спрятались за углом, а вот Даррелл не успел. Ему почти оторвало левую руку, и он исходил криком на грязной мостовой, поливая кровью щебень. Медик Тони Браун, очень сострадательный и добрый парень 19 лет (зачем, спрашивается, пошёл добровольцем?), хотел было кинуться к нему, но Гарнетт и Вильсон удержали его. Пытаться вытащить его сейчас, когда в упор бьёт «МГ», чистое самоубийство. Между тем Даррелл продолжал страшно орать, а чёртов ганс – держать наш угол на прицеле. И тут пришла очень своевременная и полезная мысль (от Корриона) залезть через окно в дом, за углом которого мы жались, и через окно, выходящее на пулемёт, «снять» расчёт. Идея была одобрена, и Боб исчез в ближайшем окне. Прошло около минуты, и вдруг откуда-то сверху послышался выстрел, тотчас же – второй. Выглянувший из-за угла Джордж увидел повёрнутый в сторону пулемет и окровавленную раму. Тут же Браун кинулся с морфием и бинтами к Дарреллу. Когда он оканчивал перевязку, с третьего этажа грянул ещё один выстрел, а за ним раздался крик Корриона: «За углом отряд противника!» Раненого тащить с собой не было никакой возможности, поэтому его усадили у стены и оставили со шприцем морфия. Позже мы узнали, что его подобрали санитары наступавшей за нами роты. Мы побежали к углу, за которым укрывался неприятель,  Коррион прикрывал нас сверху. За угол полетели гранаты, я присел и, дождавшись взрывов, выглянул и дал очередь. Над головой защёлкал карабин. Положение было весёлое: мы прячемся от немцев, немцы – от нас. Но, поскольку их было больше нас, преимущественно прятались мы, а они пошли в атаку. Ещё две гранаты их не смутили, но вдруг один за другим, словно из  пулемёта, прогремели три выстрела «Спрингфилда», и трое немцев уткнулись в землю. Остальные кинулись по нычкам, но четвёртый выстрел остановил ещё одного врага, а через четверть минуты – пятый. Коррион правил бал. В это время я и Мур с карабином высунулись из-за угла и открыли огонь, но противник, опасаясь снайпера, залёг за кусками бетонных блоков и грудами битого кирпича. Тут грохнул очередной выстрел Корриона, раздробивший булыжник над головой пошевелившегося немца, и те ещё плотнее вжались в землю. В эту минуту Джордж метнулся через улицу к противоположному дому и укрылся за его углом. Но, пока немцы прячутся, ни нам, ни снайперу их не достать. А значит, мы должны заставить их покинуть свои убежища. Но немцы не захотят лезть из-за надёжного укрытия под пули! Мы решили действовать так: собрали шесть гранат и швырнули их за угол так, чтобы они свалились прямо немцам на головы. В ту же секунду пяток фашистов рванулись из укрытий, и, опережая гранатные взрывы, дважды хлопнула винтовка Бобби. После шестикратного взрыва я, Мур, Гарнетт, Джордж и Коррион открыли огонь, скосив ещё двух немцев. Теперь мы были в большинстве. Коррион угробил семерых, плюс мы взорвали и застрелили ещё пятерых. Нет, шестерых. Нет, семерых: старина Джордж из-за своего угла всадил в бок высунувшемуся немцу короткую очередь. Итого четырнадцать трупов! Пора переходить в атаку, тем более что немцы начали отступать. Нет, убегать. После очередного меткого выстрела Боба. В след им загремели выстрелы, и мы рванулись в атаку. Грозно долбили БАРы, стучали винтовки, хлопали карабины, «Томпсон» в моих руках застучал, опрокидывая ничком удиравшего длинноногого ганса. Но вот один растрёпанный, хромающий немец, поняв, что ему не уйти, развернулся и сыпанул веером из «МП». В ответ ударили наши винтовки, его тут же пробило в четырёх местах, но Мура было уже не вернуть. Он корчился в предсмертной агонии с разорванным пулями животом. Ещё легко зацепило в бок Кортеса, но он сам перевязал царапину перевязочным пакетом. Останавливать атаку было нельзя, поэтому мы  оставили уже затихшего Мура в луже его собственной крови, а сами продолжили погоню за отступающим противником. Через секунды бешеной гонки мы вылетели на маленькую площадь. Вышло так, что я оказался впереди всех. Последние два немца юркнули за автомобиль, а откуда-то из дома на другой стороне площади простучала очередь, выбившая фонтанчики пыли из-под моих ног. От неожиданности я упал, и это спасло мне жизнь, потому что вторая очередь выщербила угол дома там, где только что была моя грудь. Ребята успели отбежать под прикрытие дома, а я остался лежать под прицелом, как недавно Даррелл, только пока ещё целый. Пока. Я перевёл взгляд туда, где только что видел вспышки выстрелов, и увидел шевеление в окне. Тут же по этому окну ударил такой шквал огня, что неприятель не мог и высунуться. Я тем временем откатился за машину, за которой недавно исчезли немцы, и взял долбаное окно на мушку. Наши пули исправно крошили кладку вокруг него, и никакого движения в проёме не наблюдалось. Зато в другом, через пару окон, мне почудилось какое-то шевеление, и я перевёл «Томми» на него. Шевеление мне не почудилось. Спустя пару секунд в окне появилась голова в каске и ствол оружия, и в тот же миг я нажал на спуск. «Томпсон» плюнул одиночной вспышкой, голова в каске исчезла, зато пушка вывалилась наружу. Значит, я попал! Больше из этого дома (какая радость! Значит, получу пулю из другого. Разнообразие скрашивает жизнь!) никто по нам не стрелял, и парни вышли из своего укрытия, а я выполз из-под «Опеля». «Когда вернёмся в Штаты, с меня бутылочка пива!» - сказал здоровяк Джордж и так хлопнул меня по плечу, что я чуть было опять не улетел под машину. Когда мы проходили под тем окном, лейтенант поднял лежавшее на газоне оружие убитого мною немца. Это оказалась новейшая германская штурмовая винтовка СТГ-44, новое оружие рейха. Решили взять её с собой.
Пару улиц преодолели без происшествий, что само по себе было удивительно, зато дальше... Прямо на пути к центру города было здание. А в этом здании были немцы. Много. Два «МГ-42», куча бойцов и перегороженные колючкой улицы, по которым можно было бы обойти его. Но обходить противника мы не собирались, наша цель – уничтожать врага, а не прятаться от него! А значит, мы должны были взять этот чёртов дом штурмом.
Первым делом мы решили применить ставший за полдня привычным способ: послали Корриона с Джорджем в качестве пушки поддержки и прикрытия через окно в стоящий напротив него дом. Но не прошло и минуты, как из дома послышалась трескучая очередь немецкого автомата, затем – перекрывшая её долбёжка Джорджева пулемёта. Посланный на разведку боец сообщил, что ребята напоролись на прятавшегося в комнате немца, который моментально открыл огонь и ранил Корриона в левую руку, но был убит Джорджем. Жизнь Бобби вне опасности, но как снайпера мы его потеряли. Это было плохо. Это было очень плохо, чёрт возьми! Он один стоил целого отряда, а теперь нам придётся штурмовать здание и сражаться дальше без его прикрытия. Своими руками бы придушил проклятого фрица!
Джордж, ещё два пулемётчика с «БАРами» и пять самых метких стрелков с винтовками и карабинами только заняли позиции у окон внутри злосчастного дома, как вдруг раздался радостный гам: в суматохе никто не заметил ящика с «Панцершреками», бывший под трупом застреленного немца. Не зря фриц сидел в целом доме один! Поджидал наши танки, сволочь!
С находкой могучего гранатомёта задача значительно упрощалась. Дэйв,  умевший хорошо обращаться с «Базуками», положил гранату прямо в окно с пулёмётом. Страшный взрыв вышвырнул пулёмётчика далеко на улицу. Ещё выстрел – и второй «МГ», лихорадочно нащупывавший стволом гранатомётчика, выпал на улицу, а внутри что-то заполыхало, потянуло дымом. Третий выстрел «Панцершрека» проломил здоровенную дыру в стене первого этажа, разметав дежуривших перед домом за мешками с песком немецких солдат. Если всех не убило, то оглушило и завалило точно. И тут же защёлкали выстрелы нашей группы огневой поддержки, засевшей в доме, уложив полдесятка солдат противника, выскочивших из-за дома. И тут же мы ринулись со всех ног к пробоине в стене, добив выстрелами оглушённых немцев за мешками. Я, лейтенант, Джордж и Гарнетт (причём Джордж со своим могучим Браунингом впереди) первыми ворвались в здание, предварительно закинув в пролом несколько гранат, и тут же открыли огонь по вывалившимся откуда-то из дыма немцам. Уложив их, мы бросились к лестнице на второй этаж, предоставив осматривать этот ребятам, как вдруг по порожкам с противным треньканьем поскакали три гранаты, мы отскочили, а во шедшего на шаг впереди Джорджа немного оглушило, и он принялся остервенело поливать балюстраду второго этажа над лестницей, опустошая магазин. Тяжёлые пули сносили, выщербливали перила, столбики, а заодно и высунувшегося фашиста, которого почти распилило мощной очередью.
Хлопнув Джорджа, продолжавшего вдавливать курок пустого пулемёта и не слышавшего холостых щелчков, по плечу, я сам метнул наверх гранату и, дождавшись взрыва, метнулся вверх по лестнице, за мной – Мак-Грегор, Гарнетт, а чуть позади – Джордж, сменивший обойму и группка наших бойцов. Вылетев на второй этаж, я чуть было не попал под очередь насмерть перепуганного немчика, пули попортили и без того уже неказистый интерьер вокруг меня, а я в ответ так же заполошно секанул очередью, свалив противника.
Перед нами открылся коридор с поваленным поперёк столом, из-за которого по нам тут же начали палить. Прямо у меня над головой с противным зудом пролетело несколько пуль, и я шарахнулся за угол, плюнув в агрессивную столешницу короткой очередью. Ребята тоже поукрывались за разными креслами, откуда и открыли огонь по агрессорам. От нашей совместной пальбы стол превратился в груду щепок, окрашенных кровью тех, кто за ним укрывался. Расправившись со «столовыми» немцами, мы пошли дальше. В стенах коридора было около десятка комнат. Пинок – очередь или граната внутрь, и одной комнатой меньше. Но в предпоследней нас ждал сюрприз. Когда я и Гарнетт подошли к двери, та вдруг украсилась цепочкой аккуратных пулевых отверстий. Видимо, у засевшего внутри немца сдали нервы, и он, заслышав наши шаги принялся поливать дверь из автомата, чуть было не угробив нас. Пинок в замок – и дверь распахнулась, пропуская внутрь две «Ф-1». Посли двойного взрыва внутри мы обнаружили останки трёх немцев. Вдруг одни «останки» зашевелились и схватились за «Гевер-43», но получили пулю в голову от Гарнетта. Теперь это точно были останки.   
        Последний, третий этаж встретил нас стрельбой из-за угла. Засевший в каком-то сортире немец долбил из карабина. Между выстрелами я скользнул к стене «сортира» и затаил дыхание в ожидании вражеских манёвров. И они не заставили себя ждать. Через несколько секунд из-за угла, из дверного проёма высунулся прямо мне под нос  винтовочный ствол, и я, ухватившись за него обеими руками, резко дёрнул вверх и на себя. Выстрел ушёл в потолок, а не ожидавший рывка немец с криком вывалился в коридор и получил от меня сапогом по морде и прикладом отобранного «Маузера» - по башке и отрубился. Запихав обезоруженного и связанного ремнём всё того же карабина немца обратно в клозет (на обратном пути заберём как «языка»), мы двинулись дальше. Вдруг дверь в дальнем конце коридора  распахнулась, и из неё вылетели очередь и две гранаты, заставив всех резко плюхнуться на пол. За спиной у меня послышался вскрик: срикошетившей от стены пулей О’Доннелу пробило руку пониже локтя. Спасаясь от гранатных взрывов, мы шарахнулись назад, ввалившись чуть ли не полным составом в нужник с пришедшим в себя немцем на полу и отдавив ему все конечности, остальные же, не вместившиеся в гостеприимный сортир, укрылись за углом. Переждав взрывы, мы вылезли обратно в коридор, оставив с матерящимся немцем раненого О’Доннела, и полезли обратно к занятой врагом комнате. Вдруг лейтенант, ухмыляясь в рыжие усы самым каверзным образом, вышел вперёд и с отскоком от стены отправил гранату прямо в дверной проём к фашистам! Внутри глухо бабахнуло, и я с Мак-Грегором  одновременно ворвались в злополучную комнату, добив очередями оставшихся в живых немцев.
Здание было очищено.
По-быстрому потолковали с пленным немцем. Увидев хмуро потирающего кулаки гиганта-Джорджа, тот решил, что меня с него на сегодня за глаза хватит и рассказал нам, что их (немцев) в городе ещё очень немало, а за городом стоит миномётная батарея. Прихватив перевязанного  О’Доннела, мы двинулись дальше.
До центральной площади было всего несколько десятков шагов, когда в воздухе раздался противный свист, и угол ближайшего здания взорвался обломками камня. Сзади вздыбилась от разрыва мостовая… И тут такая пошла свистопляска!... Мины падали градом, всё вокруг взрывалось и горело. Осколками скосило стрелка, стоявшего в паре метров слева от меня… Огневой вал двигался от площади, против нашего движения, вытесняя нас назад. И мы побежали. Нет, отступили. Нет, бегом ретировались… А, чёрт с ним, мы просто неслись назад, по прыгающей под ногами, как во время землетрясения, земле, по каскам барабанили камни и комья земли, пот застилал глаза, а мы бежали, бежали… пока ударившая откуда-то спереди и с боку пулемётная очередь не убила бежавшего впереди всех парня из Оклахомы, не помню, как его звали… Пули с такой силой вошли ему в грудь и лицо, что даже затылок и спина бедняги взорвались кровавыми лохмотьями. Отброшенный назад, он опрокинулся навзничь, взмахнув в воздухе ногами. Не снижая скорости, мы нырнули в какой-то переулок и притормозили, прижавшись к трясущимся стенам и переводя дух, а заодно и решая, что делать дальше. В ответ на яростное «Бароновское»: «мы же всё зачистили здесь час назад!!» послышались приятно ласкающие слух звуки мучительных рвотных позывов. Оглянувшись, я увидел стоящего на карачках Питерсона. Ну кто ещё может блевать во время боя под миномётным обстрелом! Хотя от зрелища разорванного вхлам тела того парня мне самому малость поплохело… и очень захотелось дать прикурить пулемётчику.
Прямо рядом с нами была арка, ведущая сквозь дом на улицу, к которой мы выбежали и с которой нас обстреляли… и в тыл тем, кто стрелял!!! Мы поняли это одновременно и, примкнув штыки, выглянули из арки. Так и есть, пулемёт в торце того дома, хищно водит хоботком ствола по нашему углу. Со штыками на перевес мы метнулись к дому, выломали дверь и ворвались в здание. Автоматная очередь заставила броситься нас на пол и ответить огнём. Из пыли и порохового дыма вывалился изрешеченный труп немца. Пистолетный выстрел Мак-Грегора поставил свинцовую точку в жизни немецкого пулемётчика. 
Очевидно, пулемётный расчёт был отрезан от своих нашими наступающими частями и, спасаясь, пришёл сюда.
Когда страсти немного поутихли и пол перестал дрожать под ногами, мы поняли, что находимся почти на исходной позиции, откуда начали штурм с утра. Сейчас же было около двух часов дня, а мы и не заметили, как пролетело время за всей этой стрельбой и беготнёй. А ведь нас стало заметно меньше с утра… Погибли Мур и этот паренёк, ранены Даррелл, Коррион и О’Доннел… У меня самого никаких ранений не было…тьфу-тьфу!
 Обстелы продолжались до самого вечера, отбрасывая нас назад, не давая вступить в бой. Юлиже к закату рядом со мной рванула мина, и теперь я почти ничего не слышу. Тони сказал, что у меня лёгкая контузия, а я подумал, что у меня тяжёлая шизофрения, потому что я видел дух Тони Браунов, почти беззвучно сообщавших мне об этом. И как, скажите мне, я буду целиться, если у меня будет продолжать так двоиться в глазах? В ответ на это (оказывается, я думал вслух) Джордж со смехом заявил, что я смогу целиться одновременно в двух немцев! Гарнетт радостно загоготал, Тони улыбнулся, лейтенант хмыкнул в усы, все наши выжившие после тяжелейшего дня боёв ребята принялись шутить, балагурить, словно не ревела только что рядом фугасная смерть, и только Питерсон уныло сидел над нетронутой галетой. Видимо, его опять тошнило.
Утро одиннадцатого июня встретило нас массированным миномётным обстрелом, длившемся почти час, и после него мы пошли в атаку на встречу немцам, также двинувшимся вперёд в своём стремлении вышвырнуть нас из города. Вот и перекрёсток, на котором был ранен Даррелл, движемся дальше. Сворачиваем в небольшую улочку…. И выскакиваем на отряд фашистов. Стреляя на бегу, примыкая штыки, мы мчимся врукопашную. Впереди всех хромает на простреленной ноге несгибаемый «Барон», по его лицу также течёт кровь. Спотыкаюсь о чьё-то тело, не успевая даже разглядеть, кто это, расстреливаю магазин в набегающих врагов, отмечая, что двое уже точно не поднимутся, по каске что-то звонко щёлкает, перезарядиться не успеваю, уворачиваюсь от замаха немца и бью прикладом в ответ и  несусь дальше. Со всех сторон от меня идёт ожесточенная бойня, где-то справа Джордж как дубиной размахивает своим огромным «БАРом», круша головы врагов. Кто-то даёт мне подсечку, валюсь на груду битых кирпичей, больно ударившись скулой об один из них, тут же получаю пинка, кто-то наступает мне на лодыжку… Да этак могут и затоптать! Вскакиваю, стволом тыкаю со всей силы в рёбра громадному фрицу и, испугавшись собственной наглости,  отскакиваю в сторону. И получаю великолепный удар по лицу чем-то твёрдым, холодными железным. Лечу на землю, выплёвывая зубы, и сквозь боль замечаю, как мне в лицо летит чей-то подкованный сапог. Кое-как уворачиваюсь, силюсь встать на ноги, получаю ещё один пинок, лечу кубарем и наконец-то вскакиваю на ноги. Передо мной стоит немецкий офицер с «Парабеллумом» в руке. Так вот чем он двинул мне в зубы! Автомат мой валяется шагах в пяти от меня, а фриц уже прыгает на мня. Встречаю его ударом, валюсь в обнимку  с ним на землю, пытаясь сбросить его с себя. Он же молотит меня по лицу и каске пистолетом, и о его лицу видно, как ему нравится это занятие. Ну уж хрена ему!!! В зубы!!! Но ни хрена, ни чего другого в зубы ткнуть я ему не мог, так как эта двухметровая скотина навалилась на меня сверху и придавила к земле так, что я не могу даже пошевелиться. А в голове уже смеркается от постоянных ударов и боли, и я понимаю, что скоро погибну. Поэтому я начинаю бешено, изо всех сил дергаться и извиваться, и мне удаётся освободить одну руку, которой я начинаю яростно молотить фрица по почкам и натыкаюсь  на рукоятку какого-то холодного оружия у него на поясе! Не долго думая, выхватываю это оружие из ножен и всаживаю его под рёбра его хозяину. Немец на мне выгибается каменной дугой, как не выгибалась даже моя любовница в постели, хрипит… и валится на меня. Всё, оргазм, пошёл вон, любовничек фигов. Сталкиваю с себя немца (тяжёл, собака!), пытаюсь подняться на ноги. Обращаю внимание на клинок в своей руке. Красивый кинжал с надписью «Meine Ehre Heisst Treue». Эсэсовец! И действительно, на петлицах убитого мною офицера светятся руны СС. Вытаскиваю из его руки «Парабеллум» - всегда мечтал о таком трофее! Будет чем похвастаться в Америке! Ели выживу, конечно. А при таком времяпрепровождении это весьма затруднительно. Голова болит и кружится, в ушах гудит, вместо лица – свежий бифштекс. Стаскиваю шлем. На нём – вмятина. Явно от пули. Так вот, что, значит, щёлкнуло, когда я бежал врукопашную! А если бы по голове? Бой кончился, противник уничтожен. Подбираю «Томпсон». Отстёгиваю от трупа ножны и цепляю кинжал себе на пояс. Иду к ребятам. Вдруг из-под вражеского трупа раздаётся полустон-полумат. Отпихнув ногой немца, извлекаю из-под него залитого кровью (вроде бы, немецкой, на самом ран не видно, окромя фингала под глазом и ссадины на лбу) Питерсона. И вижу широченную довольную улыбку от уха до уха! Либо он рехнулся, либо теперь не будет блевать при виде крови.
Как выяснилось, погибшими мы потеряли четырёх, ещё шестеро получили ранения разной степени тяжести. На ногах стояли только девятеро из оставшихся одиннадцати. У Джорджа было сильно порезано лицо, Мак-Грегор прыгал на одной ноге и с забинтованной головой, но рвался в бой, Гарнетт перевязывал руку…
До вечера мы пять раз прятались в канавах и один раз – в подвальчике какого-то трактира от миномётных обстрелов, трижды вступали в перестрелки, без потерь и особого успеха (как не хватает Корриона!), а на ночь остановились рядом с домом, который мы штурмовали накануне и который сгорел вскоре после нашего ухода.
Ночью умер один из тяжелораненых. А под утро  немцы мощнейшей контратакой выбили нас из города почти по всем направлениям. Тёмной ночью мы отступали, отстреливаясь от наступавшего со всех сторон противника, под обстрелом, при свете выстрелов и пожаров…  Невесть откуда взявшийся «Шерман» прикрывал нас огнём от наступающего волнами противника, а потом ему разворотило башню прямым попаданием мины… Утром, будучи на исходной (****Ь!!! ОПЯТЬ!!!) позиции, мы обнаружили, что нас осталось только семеро, пятеро из которых были ранены. У   О’Доннела воспалилась простреленная рука, лейтенант получил осколок в спину и еле шевелился, Тони со стоическим видом бинтовал себе разорванный бок, Джордж потирал сломанные при падении от близкого взрыва рёбра… Я сам получил сквозное ранение голени (по счастью, кость не задета) и не мог шевелить правой рукой (тоже обо что-то во тьме приложился).
Мы узнали, что остальные взводы нашей роты, дравшиеся на параллельных направлениях, почти полностью уничтожены, что рота как подразделение больше не существует, так как в общей сложности  осталась пара десятков измученных, израненных людей… Знали мы и то, что с побережья на Карентан идут новые волны наших солдат с танками, авиация ведёт успешные бои за господство в воздухе… И что этот чёртов городишко будет у наших ног!!! Сегодня или завтра!!!
А мы с санитарной колонной отправились на побережье Юта для дальнейшей отправки в английский госпиталь.
МЫ ВЫЖИЛИ!!!


Эпилог.
Прибыв в Англию, мы, в том числе и те, кто не был ранен, были направлены в военный госпиталь, где было уже полно народу, пострадавшего в боях за Нормандию. Пятнадцатого числа мы узнали о взятии нашими войсками Карентана и рывке вглубь оккупированной Франции. Через день мы разговаривали с ранеными бойцами, участвовавшими во взятии Карентана. Они рассказали, что фашисты драпали со всех ног, когда в последнем мучительном усилии в город ворвались танки. А ещё через день нам присвоили награды: всем раненым, и мне в их числе, выдали «Пурпурные Сердца», а лейтенанту Мак-Грегору – ещё и Орден Мужества и внеочередное звание капитана Воздушно-Десантных Войск США. Так или иначе, а мы победили и наслаждались заслуженным отдыхам, до поры до времени почивая на лаврах. Ведь впереди будут ещё новые тренировки до седьмого пота, марши, переформирование, «Маркет-Гарден»… А пока моей первоочередной задачей было выздороветь и в парадной форме пройтись по лондонским ресторанчикам, чтобы посверкать перед официанточками новым орденом!