Город теней. Сказка

      Сайт автора http://skazki2.ucoz.ru/

      С недавнего времени отрыта страничка песен в моем исполнении. Конечно, играю и пою я не ахти как, могу запросто "дать петуха", но любовь к песне заложена с детства, поэтому, как говорят, "на том стою и не могу иначе". Для тех, кто не испугался:

http://skazki2.ucoz.ru/load/muzyka_v_formate_mp3/18

      Так уж сложилось, что большинство песен предназначены для взрослых, но, надеюсь выложить кое-что и для детей.               




               
                1

Вы, наверно, слышали, что, когда десять лет назад наш добрый старый король проезжал по этой дороге и останавливался в небольшой придорожной харчевне «Воронье крыло», случилось какое-то странное происшествие. Поговаривали, будто его дочь – принцесса Лейла – исчезла из своей комнаты и пропадала целую ночь. А когда тревога разгорелась вовсю, и слуги обыскали весь дом и даже двор с амбаром, она вдруг объявилась  и как ни в чем ни бывало продолжала почивать в своей кровати.

Наутро королю рассказали о слухах, ходящих в округе, что, мол, места здесь всегда бывали нечистыми – и после вся торжественная процессия торопливо съехала.

Тогда из ближайших деревень заглядывали люди и долго судили да рядили с моим отцом – содержателем харчевни – об этом чуде, но не могли его объяснить. И только я один знал, где в ту ночь была принцесса, но молчал, думая, что взрослые поднимут меня на смех.

- Эмиль, почему ты такой хмурый? – спрашивали товарищи-мальчишки, которые забегали на минуту, когда прогоняли свое стадо по дороге в деревню. Но я старался отделаться от расспросов. Они обижались и уходили, а я принимался мыть посуду или подметать полы, думая об одном и том же…
               

                2


Она была удивительно хороша, когда вышла из кареты, а сопровождающий ее паж и две фрейлины склонились в очаровательных поклонах.

- Как здесь замечательно! – набрав грудью воздух, напоенный вечерней свежестью, произнесла девочка.

И какой-то человек из свиты короля спросил с приятной улыбкой:

- Не угодно ли принцессе подняться на второй этаж? Для вас приготовлена отдельная комната.

- Да-да, только подышу здесь немного, - ответила она, и принялась торопливо вдыхать, словно никогда в жизни не чувствовала таких запахов. – Как чудесно!

Девочка была очень стройна и казалась легкой, почти невесомой – как, наверно, все принцессы на свете. Я тогда еще подумал: «Если она еще и добрая, то мне очень хотелось бы быть принцем соседнего государства!»

Первый раз мы с ней встретились на крыльце: принцесса со своими фрейлинами проходили мимо, паж не удержался и показал мне язык. Правда, этого никто не заметил, а то бы ему здорово влетело. Он ничем не отличался от мальчиков – моих друзей, разве что тоже был немного стройнее – а может, тоньше, и казался очень красивым и гордым. Его плащ с алмазной застежкой, наверно, стоил столько, сколько вся наша харчевня, и убогость собственного костюма меня внезапно поразила. Я пытался представить себя в его бархатном расшитом золотыми нитками камзоле, зеленых штанах с лампасами из какого-то заграничного шелка и с маленькой шпагой на боку. Ах, нет, еще в замечательных красных сапожках с серебряными шпорами!

Но с таким же успехом можно было засовывать кошку в отцовские сапоги: запихнешь после долгих мучений, но толку ни на грош, потому что она мигом выскочит обратно. Я рисовал себя одетым в изумительный камзол, но делал это с великим трудом, и едва брался вообразить еще и штаны, как камзол постепенно таял, а в результате я оставался в одних штанах. Та же история происходила и с сапожками. И только маленькая шпага почудилась так ясно, словно я всю жизнь носил ее на боку и уже привык к тому, что она мешает мне при ходьбе. В мечтах я мог при случае и орудовать ею исправно, как настоящий кавалер.

Но размышления о паже сразу же вылетели у меня из головы, когда я узнал, что принцесса пожелала, чтобы вместо слуги ей за столом прислуживал сын харчевника. Я успел только умыться и причесаться, когда ужин начался.

Принцесса ела мало, все больше разговаривала, и вскоре мы уже болтали с нею обо всем на свете так просто, словно были знакомы с детства. Она оказалась славной! Занятые нашей беседой фрейлины молчали, и их, в конце концов, отправили спать.

- А почему ты не ложишься? – спросила меня принцесса.

- Не хочу. Иногда я не засыпаю до первых петухов и слушаю, как за окнами бродят тени…

- Тени? Чьи?

- Не знаю. – Я пожал плечами. – Говорят, что по нашим холмам блуждают тени прошлого и будущего. Если повезет, можно даже встретить себя таким, каким будешь через много-много лет.

- И ты видел себя? – удивилась она.

- Себя – нет, да не особенно и желаю. Но однажды повстречал человека, очень похожего на отца… Только не говори ему ничего. Он не знает пока.

- И ты беседовал с ним?

- Да.

- Что же он тебе сказал?

- Он спросил, куда это я подевался, и хотел  выпороть, но не успел: запели петухи.

Принцесса немного посидела молча, потом неожиданно взяла меня за руку  доверительно сказала:

- А знаешь, я еще ни разу не гуляла ночью… - Она опасливо оглянулась по сторонам и добавила: - Давай сегодня уйдем из дома и побродим немного!

- А ты не боишься? – удивился я.

- Нет, - ответила она просто. – Если ты будешь со мной, я не буду бояться.

Мы уговорились встретиться через час после того, как в доме все смолкнет. Принцесса взяла в постель книжку и обещала не заснуть, а я ушел на кухню и лег на топчан, прислушиваясь к разным звукам. Вскоре все затихло…


                3


Прошел час. Я осторожно выбрался в коридор и поднялся по ступенькам наверх. Они жутко скрипели, но из всего дома я один знал узкий и извилистый путь, которым можно было бы пройти бесшумно. Возле двери принцессы стоял гренадер из свиты короля и спал. Я не смог бы заснуть вот так – стоя, но отец как-то говорил мне, что этому можно научиться - и легче всего, когда служишь в армии.

Дверь оказалась незапертой, как мы и договаривались, поэтому я проскочил в комнату не замеченным.

Принцесса спала, хотя и была одета в дорогой костюм наездницы, который, кстати, сидел на ней очень ладно.

- Лейла, - тихонько позвал я, и она нехотя пробудилась. Но, узнав, кто потревожил ее, сразу приободрилась.

- Я видела удивительный сон, - произнесла она шепотом. – Будто хожу по улицам огромного города. Он весь в огнях, и множество людей снуют туда-сюда…

- Мне еще ни разу не доводилось побывать в большом городе, - признался я, помогая принцессе встать.

- Нет-нет, - покачала головой она. – Я тоже никогда не бывала в таком городе. Он не похож ни на один из тех, что я видела прежде… Удивительный город!

Она больше ничего не успела добавить, потому что я предложил ей быстро выйти из комнаты, но сделать это по возможности тихо. Принцесса оказалась смышленой: мы прошмыгнули мимо охраны, как мышки, и выбрались во двор.

Прохлада сразу окутала нас, и Лейла снова принялась смешно вдыхать воздух.

- Я еще никогда не чувствовала запахов ночи, - пояснила она. – Во дворце все по-другому. Как-то обычно, что ли…

Мы вышли на дорогу, и тут уже действительно можно было замереть от восхищения, если вы никогда не проходили по нашим местам в поздний час. Небо, усыпанное огромным множеством звезд – крупных и мелких, ярких и тусклых, голубых и розовых – венчалось большим диском Луны, напоминающим сигнальный ночной фонарь возле харчевни. Но фонарь, хоть и видимый издалека, не мог осветить предметы, находящиеся от него в сотне шагов. Лунный же свет открывал нам чудесный вид холмов и перелесков, сейчас – в серебристом свете  - представших призрачными и как будто нереальными.

- Сегодня полнолуние, - пояснил я, и принцесса от восторга только кивнула, не в силах оторваться от дивного пейзажа.

- Эмиль, - вдруг промолвила она. – Возьми меня за руку…

Я немного удивился, но исполнил просьбу. И мы пошли прочь от дороги, двигаясь прямо к нависшему впереди лунному диску. Ладонь принцессы оказалась такой теплой и нежной, что я боялся слишком больно сжать ее: что ни говори, а сил у меня всегда бывало в достатке.

Трава, шурша, раздвигалась под нашими ногами, словно сетуя, что и ночью ей не дают покоя. Принцесса, наклоняясь, проводила рукой по ее ковру, и, казалось, ропот  сменялся вздохом удовольствия.

- Смотри, - неожиданно воскликнула она и указала вперед. – Город!

Я хотел было тотчас разубедить ее, потому что наверняка знал, что никакого города нет и быть не может, а все это – только плоды воображения девочки, прежде не гулявшей по ночам. Но взглянул по направлению ее руки – и застыл, пораженный.

Да и как же иначе, если еще сегодня днем прекрасно видел, что куда ни двигайся от нашей харчевни – все равно не встретишь деревушки больше, чем в сто дворов. А тут впереди огромное пространство оказалось залито огнями, сливающимися в сплошное сверкающее марево. Это действительно был город, взявшийся невесть откуда, и я сразу же ощутил его таинственный магнетизм. По-видимому, принцесса испытывала схожие чувства, потому что воскликнула:

- Идем туда!

И мы помчались, все так же держась за руки. Но едва одолели сотню шагов, как прямо под  ногами услышали плеск воды и, словно повинуясь моей догадке, перед нами засверкала широкая река, в глади которой отражались и звезды, и Луна, и огни незнакомого города.

- Остановись, Лейла!

Я удерживал девочку за руку,  но она неожиданно сделала еще один шаг и – вот чудо! – поплыла по воде. Только тогда я увидел, что возле берега находился небольшой плотик, на котором едва хватило бы места одному человеку, и принцесса, незаметно для себя встав на него, оттолкнулась  и теперь медленно удалялась прочь.

- Эмиль, удержи меня! – в ужасе закричала она, пытаясь вернуться назад, но плотик закачался так устрашающе, что девочка была вынуждена присесть, чтобы не опрокинуться в воду.

- Сейчас, Лейла, сейчас! – ответил я и бросился вдоль берега в надежде найти еще один плот.  Я мчался так, как никогда не бегал, перепрыгивая через коряги, вынесенные рекой, и все это время слышал умоляющий крик принцессы:

- Эмиль, спаси меня!

Второго плота не попадалось, раздумывать было некогда: войдя в воду по колено, я набрал воздуха, зажмурился  – и  прыгнул…

Руки мои вместо прохлады влаги ощутили колючие стебли травы. Я ударился лбом о землю, а когда в недоумении поднялся, ощущая легкое головокружение, ни реки, ни дальних огней незнакомого города уже не было…Вокруг, насколько позволяла тьма, виднелись все те же холмы и перелески. А я стоял на краю глубокого оврага по колено в душистой полыни.


4


Остаток ночи я помню слабо. Шатаясь, словно больной, едва добрел до дома, упал на топчан и уснул. Мои шаги по коридору, вероятно, и разбудили  стражу у дверей комнаты принцессы. Через несколько минут поднялся шум, но я его уже не слышал, потому что спал мертвецким сном.

А наутро проснулся от крика:

- Принцесса нашлась!

Я вскочил и помчался наверх, даже не умывшись, потому что мне не терпелось узнать, где же она побывала и как нашла дорогу обратно. Возле дверей собралась целая толпа из свиты, а в комнате с принцессой был только король, и меня туда сразу не допустили. Когда же она появилась после утреннего туалета, умытая и причесанная, в новом платье, сверкающем драгоценными камнями, я подбежал к ней и спросил шепотом:

- Лейла, где ты была? Куда ты пропала?

Она взглянула так возмущенно, словно я пытался накормить ее помоями из кухни.

- Как ты смеешь называть меня по имени? – грозно произнесла она, выговаривая слова очень отчетливо, и от каждого из них в отдельности могло бы бросить в дрожь.

- Разве ты не помнишь сегодняшнюю ночь?.. – начал было я, но девочка закатила мне такую оплеуху, что никакого сомнения не оставалось в ее ответе.

- Эй, слуги! – воскликнула она и, когда появились двое гренадеров, ткнула в мою сторону пальцем: - Всыпьте ему хорошенько! Он не знает, как следует обращаться к принцессе.

От обиды я молчал, пока на глазах у этой злой девчонки меня наказывали за мою глупость. А когда пришел король и велел прекратить порку, я не выдержал и разрыдался – не от боли, конечно. Солдаты, как сумели, утешили меня: ведь у них тоже были дети, и они не особенно усердствовали своими плетьми. Только я долго не мог успокоиться. Принцесса ведь на целый год младше меня, ничего не умела делать – и ее никто не посмел бы выдрать на виду у целой толпы смеющихся придворных. Я помогал  отцу по дому, выполнял любую работу – и все-таки мне частенько доставалось от него, а теперь вот отколотили вообще, Бог знает за что! И больше всего, наверно, радовался маленький паж. Я видел, как он кривлялся и показывал мне язык из-за спины здоровенного солдата. Ему бы побывать на моем месте!

Однако я ничего не мог поделать со своей обидой: ведь ее не вытащишь из души, не смотаешь в клубок, чтобы выбросить в мусорный бак, и даже не утопишь в реке. Обиду можно только излить, да и то не всякому, а лишь тому, что тебя понимает. Поэтому я и пошел на берег озера к одинокой хижине старого Лоска.


5


Старик Лоск прежде жил в деревне, воспитывал двух сыновей – славных мальчишек, во всем помогавших ему, и имел крепкое хозяйство - огород, несколько свиней, кур. Когда по земле свирепствовала чума, она не обошла и нашу деревню: я лишился матери, а Лоск в тот год потерял все: сначала сыновей, а потом и живность. От горя он чуть не сошел с ума, но когда оправился, то поговаривали, что часть разума к нему все-таки не вернулась. Нелюдимость стала основной чертой его характера, и поэтому поселился Лоск в глуши на берегу озера, куда ходят только охотники да рыбаки. Но и те редко тревожили старика. Иной раз только, возвращаясь с добычей, подходили к дому Лоска и оставляли у дверей часть ее, прикрыв хвойными ветками – от зверья.

За последние годы старик всего дважды появлялся в деревне – чтобы купить в лавке какую-то мелочь. Я не был уверен, что мои слезы покажутся ему хорошим подарком, поэтому зашел в чулан и насыпал в карман пригоршню соли.

Дорога к озеру шла лесом, и тишина немного успокоила меня. Завидев же хижину старика, я вдруг оробел и засомневался: стоит ли нарушать его одиночество? Может, буду я неприятным гостем?  Но вспомнил, как однажды  много лет назад отшельник уже залечивал мои маленькие душевные раны мудрыми советами – и решился. К тому же времени до отъезда короля и принцессы оставалось еще достаточно, а прежде этого я твердо решил назад не возвращаться.

Последний раз я встречал старика года два назад, поэтому усомнился – узнает ли он меня. Но едва я появился на пороге, как из полумрака  тотчас донесся его голос:

- Проходи смелее, Эмиль.

Я удивился: как старик мог разглядеть меня в такой темноте. Правда, свыкнувшись с нею, и сам начал кое-что различать. Дом Лоска оказался настолько мал и беден, что негде было даже присесть: грубо сколоченный стол возвышался посреди комнаты, а у стены стояла скамья, на которой лежал сам старик. Возле его головы чуть поднимался над землей каменный очаг – и это было все.

- Садись на стул – он под столом, - услышал я и действительно нащупал там несколько сколоченных в виде табурета досок, на которые и уселся.

- Почему ты такой расстроенный? – спросил старик, ответив на мое приветствие.

- Я принес тебе соли, дедушка.

- Благодарю… Тебя обидели?

- Да, - немного помолчав, произнес я снова и, внезапно почувствовав, что не могу более сдерживаться, принялся рассказывать все, что случилось сегодня ночью. Старик слушал, прикрыв глаза, и доброе лицо его, казалось, то сжималось, то вытягивалось, а губы, скрытые седой бородой, что-то нашептывали. Когда я закончил, он приподнялся на топчане и задумчиво произнес:

- Город Теней… Да, город Теней, я не ошибся…

Мне хотелось у него многое узнать, но я молчал, ожидая, что старик все расскажет сам.

- Значит, принцесса приказала выпороть тебя? – спросил он немного глухо и закашлял.

- Да.

- Она была там…

- Где? – удивился я.

- В городе Теней.

- Что это за город? И где он расположен?

- Не знаю, - ответил старик медленно. – И никто не знает… Но в наших краях он появляется в полнолуние, и тогда происходят недоступные нашему пониманию вещи…

- Какие? И почему?

- Я не могу сказать. – Старый Лоск, кряхтя, поднялся и подошел к очагу, где стоял чугунок с водой. Напившись, он вновь уселся на топчан. – Но ведь ты сам во всем убедился, разве нет?

Я подумал и согласился.

- Впервые мне пришлось услышать об этом городе еще от своего деда, - продолжал он. – Тогда люди тоже уходили и возвращались, но совсем другими… Впрочем, ты же видел, что случилось с принцессой.

- Да-да, она стала другой!

- Возможно, случалось и обратное, когда злые становились добрыми, жадные и завистливые - щедрыми. Не помню… - словно не слыша меня, говорил старик.  – Отчего-то это не сохранилось в памяти…

- Отец говорит, что человек плохое забывает, а хорошее помнит – и в этом его счастье…

- Не ведаю, - помрачнел он. – Мне трудно вспоминать… Пойми! В моей жизни было столько горя, что перешагнуть через него душа не в силах… Не заставляй ее…

Он очень разволновался, и я хотел уже попрощаться, но представил себе принцессу. И вдруг стало так обидно за нее, что я едва не заплакал и нашел решимость произнести:

- Мне нужно, дедушка…

Он с невероятной тоской посмотрел на меня и углубился в воспоминания, которые, словно по книге, можно было прочесть по его искаженному болью лицу.

- Этот город, - наконец, произнес он, - имеет связь со временем. Да-да, именно так – со временем, но прячется ли за его огнями будущее или прошлое – то сокрыто от всех, потому что даже те, кто бывали среди Теней, ничего толком не помнили. Они прозревали лишь перед смертью, на мгновение становясь собою прежними. А потом умирали! Охотник Микаэль – ты его уже не помнишь – говорил, что видел железных чудовищ, которые мчались по улицам, но не трогали людей, точно жили с ними в мире. Дед мой рассказывал о далеких временах, когда такими чудовищами была полна наша земля. Может быть, Микаэль соприкоснулся с прошлым?..

Я вышел от старика только под вечер, когда Луна снова поднялась над землею. Но это была уже ущербная Луна…


6



Время летело быстро, прошло четыре недели  с того памятного дня, и, может быть, со мною никогда бы не случилось всех удивительных событий, если бы однажды в полдень я не услышал барабанную дробь, возвещавшую, что  к нашей харчевне подъезжают гости.

Четверо солдат в ярких мундирах и нарядный глашатай во главе с одним офицером сопровождали тележку, на которой находилась клетка. Когда они выехали из-за холма, я  начал различать в клетке контуры человека.

- Эй, харчевник, накрывай на стол, мы голодны, как собаки! – закричал офицер  и велел поставить повозку в тень, чтобы полуденное солнце не спалило узника до костей.

- Дай ему что-нибудь, - сказал мне один из солдат. – Но имей в виду, что на его содержание не отведено ни гроша, и ты ничего не получишь за свою доброту.

Я подошел ближе и окликнул несчастного. Когда тот обернулся и тяжело поднял голову, я вскрикнул от удивления, потому что передо мной стоял паж принцессы. В недавнем прошлом новый бархатный камзол его изорвался в лохмотья – вероятно, от частых побоев; один рукав отсутствовал; вместо штанишек к лампасами на мальчике было надеты какие-то крестьянские порты из мешковины. Что же касается чулок и сафьяновых сапожков, то их не было вовсе, и пленник стоял передо мной босой и изможденный.

- За что ты сидишь здесь? – воскликнул я, пораженный.

- Не знаю, -  ответил он.

Я быстро принес ему хлеба и сыра с молоком. От одного вида угощения юный паж разрыдался:

- Спасибо, добрый мальчик!.. Ты не помнишь зла…

- Скажи, почему ты наказан? - спросил я.

Он с жадностью набросился на еду и немного утолил голод; только после этого печально произнес:

- Ты живешь в глуши и, наверно, ничего не знаешь…

- Чего же я не знаю?

- С тех пор, как мы гостили у вас прошлый раз, - он горько усмехнулся, - почти все изменилось. Добрый король не может ничего понять. Дела в королевстве пошли совсем по иной колее…

- Но что же произошло? – не выдержал я. – Отчего все это?

- Как, ты еще не понял? – удивился паж. – Принцесса стала другой!..- И он зарыдал так, что у него помутнели глаза. Я пытался остановить, но безуспешно, и лишь когда вместе со слезами часть волнения покинула беднягу, он смог продолжить:

- Она стала совсем другой! Не поет,  как это было прежде, по утрам, не ходит гулять в сад – смотреть на свои любимые цветы; клетки с птицами забыты ею, и она не навещает их ровно в полдень. Фрейлины, ее подружки, ныне заменены на трех гренадеров, исполняющих любые ее жестокие прихоти… А меня, которого она когда-то так любила… так любила, - он всхлипнул, - за то, что я показывал ей самый длинный в королевстве язык – меня она велела выпороть, как тебя в тот день… помнишь?.. и… и посадить в клетку на потеху всем детям!

Он снова зарыдал, а я принялся успокаивать, чтобы как-то облегчить его страдания.

- Сколько же дней ты томишься так?

- Три недели, - ответил паж и перестал плакать. – Прощай, добрый мальчик. Вот уже солдаты пообедали и готовы двигаться дальше. Увидимся ли мы когда-нибудь, чтобы я смог отплатить тебе за твой хлеб? Не могу знать… Прощай! Да хранит тебя Бог!

Телега сдвинулась с места и со скрипом покатила по дороге прочь от харчевни под громкие крики отдохнувшего глашатая:

- Люди королевства! Смотрите все! В клетке находится человек, осмелившийся показать принцессе свой язык!.. Смотрите все! Смейтесь над ним – принцесса повелевает это!..

И я засмеялся им вслед, но видит Бог – не от радости и не над страданиями бедного мальчика.


                7


- Смотри, какая луна поднимается, - произнес отец, глядя в окно.- Последние дни теплые. Скоро ночами станут приходить заморозки.

- Она почти круглая!

- Круглее не бывает, - кивнул отец. – Это уже полнолуние.

Тотчас же слова старого Лоска вспомнились мне, и я поспешил в свою комнату, чтобы все как следует обдумать. Нужен ли был кому-нибудь мой поступок? Не пострадает ли отец? Я любил его, не смотря на его суровый нрав…

Укладываясь спать на топчан, я вдруг вспомнил обиду, испытанную при незаслуженном избиении, представил маленького пажа, которому выпала доля узнать ее еще ближе  -  и ровно в полночь был готов идти туда, где возникали огни странного города.

Запахи окутали меня точно так же, как это происходило месяц назад. В траве торопливо шуршали полевые мыши – наверно, я помешал им собирать запасы на зиму… А впереди, как раз там, куда я направлялся, висел диск Луны, но на этот раз немного ближе к горизонту.

Я шел и вздрагивал, когда под ногами раздавались звуки ломающихся кустов. Вот впереди вдруг блеснул свет незнакомого города – призрачный и манящий своей таинственностью. Я оказался готов к этому: по тихому плеску волны узнал, что река близка, и, увидев ее гладь, сам отыскал плотик, взошел на него и оттолкнулся от берега.

Словно по сказочному велению я плыл широкой водой, не прилагая к тому никаких усилий, и даже не боялся упасть, стоя во весь рост.

Другой берег принял меня очень мягко, словно давно ожидаемого гостя, и – удивительно дело! – огни города тотчас приблизились почти вплотную. Я мог даже различить первые дома – довольно низкие, но ладно отстроенные и хорошо отделанные снаружи. Все это мерцало великим множеством фонарей, и представилось даже, будто горят пожары.

Сделав всего несколько шагов и обернувшись, я не увидел реки: она исчезла бесследно…


                8


Сзади – там, где должна была находиться наша харчевня – зияла пугающая пустота, сквозь которую  не проглядывало ни одной звездочки. Но едва остановившись, я почувствовал незримую силу, толкающую меня – и только вперед, потому что дорога обратно вела в никуда. И с первыми же шагами навстречу неизведанному неприятное ощущение стало словно утихать и вовсе исчезло, когда город принял меня в свои объятия

Трудно рассказать о том удивительном, что довелось мне увидеть в первый же день моего пребывания там, но, насколько возможно, я постараюсь сделать это.

Широкая улица встретила меня грохотом и дымом, от которого тотчас же закружилась голова. Чувство времени терялось в этом запыленном месте, потому что ни света звезд, ни луны, ни солнца, ни даже туч не было видно из-за клубов ядовитого дыма, который изрыгали железные звери, с лютым ревом проносящиеся мимо. Они взорвались визгливым воплем, когда я хотел перебежать дорогу, и одно из чудовищ остановилось, сверкнув парой огненно-рыжих глаз. Я в ужасе ринулся бежать, ожидая расправы, и смог удрать лишь благодаря резвости своих ног.

Шум оглушил меня, притупив ощущение опасности. Прошло несколько часов, и я, махнув рукой на гневный вой железных громадин, уже расхаживал по улице и с любопытством озирался. Так любопытство победило страх. А может быть, это сделала понемногу надвигающаяся усталость.

Пробуждение было внезапным – когда я увидел быстро идущую по дорожке стройную девичью фигуру в костюме амазонки. Она ничем не выделялась среди прочих, потому что такого разнообразия форм и расцветок в одежде я не видел еще никогда, и даже мое деревенское платье, наверно, выглядело приличным в этом бушующем море тканей. Но было в девочке нечто, враз обращавшее на себя внимание: она шла величаво, словно принцесса…

- Лейла! – закричал я, но девочка неожиданно бросилась к одному из чудовищ и поднялась в него по ступеням. Мне необходимо было знать, что она здесь делает, и я последовал за ней.

Толпа хохочущих в табачном дыме сверстников, уже находящихся внутри чудовища, подхватила нас и разнесла в разные стороны. Возле меня оказалась девочка с грустными, как у плакальщицы, глазами. Она робко взяла мои руки и положила их себе на плечи.

- Ты чего? – удивился я.

- Так надо, - ответила она печально. Я осмотрелся вокруг и увидел, что многие девочки стоят возле мальчиков и позволяют им целовать себя. Спутница, заметив смущение на моем лице, вдруг рванулась с места.

- Пойдем скорее! – прошептала она.

Словно в бреду, мы выскочили на свежий воздух, и только после того, как железная громадина умчалась из вида, я нашел в себе силы спросить:

- Что это было?

Она удивилась:

- Трамвай… А ты разве не здешний?

- Я устал, - ответил я и вздохнул.

Она помолчала минуту, разглядывая меня с любопытством:

- Пойдем.

- Куда?

- Ты проводишь меня до дома.

Мы пошли по яркой улице, после чего свернули в какие-то проулки, и вот здесь – в грязи луж – я почувствовал себя немного спокойнее.

- Кто была та девочка, с которой я вошел… к вам?

- Ты странный, - ответила она. – Это спрашивать не принято.

- А если мне очень нужно знать?

- Зачем тебе она, если ты провожаешь меня? Ведь она уехала, и, может быть, вы никогда с ней больше не встретитесь.

- Мне необходимо знать это, - сказал я твердо.

Она еще раз внимательно посмотрела на меня из-под ресниц:

- Ты не здешний, ведь так?

- Да, - резковато ответил я. – Это плохо?

Она остановилась, изумленная и даже зачарованная. Взгляд ее скользнул по моему лицу, и, кажется, девочка чему-то улыбнулась – впервые за минуты нашего знакомства.

- Знаешь ли ты, куда попал?  - спросила она внезапно и осторожно дотронулась до моей щеки.

- Нет. Это какой-то город…

- Он не удивляет тебя?

- У нас в деревне все по-другому.

- Сколько времени ты находишься здесь?

- Не знаю… Должно быть, несколько часов.

Она вздохнула и положила мне на грудь свою руку.

- Да… Твое сердце горячо, и оно бьется… Ты не обманываешь – это я поняла сразу же. Но… все напрасно. Ты погибнешь здесь.

- Почему? – настала очередь изумиться мне.

- Потому что ты – человек. – И она медленно пошла дальше. Я нагнал ее. –  Ты не знаешь, куда попал, но, даже если я расскажу – тебе все равно ничто не поможет. – Она говорила задумчиво и очень грустно. – Тем самым я только прибавлю страдания, но не спасу от гибели. Лучше останься в неведении: смерть покажется тебе незаметной – ты плавно перейдешь из одного состояния в другое… Словно медленно пробудишься после сна -  доброго и долгого… Как в сказке…Прощай!

И она торопливо пошла в темноту. Я кинулся за ней, схватил за запястье и сжал до боли:

- Мне нужно знать все!

- Зачем? – спокойно спросила девочка, словно ее уже ничего не касалось.
- Я должен спасти ее! – воскликнул я возбужденно.

- Кого? – не поняла она.

- Ту девочку!

- Спасти? Но это невозможно! -  И все-таки она убедилась, насколько для меня важны ее объяснения. – Хорошо, я попробую рассказать тебе кое-что… если ты сможешь понять…

- Я постараюсь.

- Город, в который ты попал сегодня ночью – город человеческих душ. Смотри, какой смрад стоит вокруг – такова суть людей. Кругом только тени, поэтому не удивляйся, если где-нибудь в подворотне услышишь: «Проклятый город Теней!..» Об этом не кричат вслух на больших улицах, и если ты захочешь получить помощь – не спеши к огням бродвеев, потому что там холод и гниль, и где здешней грязи тягаться с нею в зловонии!

- Но как мне выйти отсюда?

- О, вот этого никто наверняка не знает. – Она горько вздохнула. – А если бы узнали… Кто согласиться жить во мраке? Только тот, у кого хватает денег осветить его… А если мрак уже проник в души?.. Вокруг только тени –понимаешь, только тени, и ни одна из них не в силах согреть кого-нибудь вокруг себя. Сколько ходит во всем городе людей? Один ты или есть кто-то еще?.. Если бы там, в центре, тебя раскрыли, то немедленно убили бы. Запомни, если хочешь еще немного просуществовать в своей оболочке: здесь не любят слово «человек».  - И она снова двинулась по проулку.

- Постой! – взмолился я.- Но как же мне отсюда выйти?

- Говорят, это нужно сделать в полную Луну, в полночь. Но смотри на небо! Когда Луна будет полной? Разве можно увидеть что-либо сквозь это смог? Тебе никогда не поймать нужный момент. Если же попытка окажется неудачной, ты уйдешь отсюда, но… - она помолчала, - твоя душа останется, как прежде случилось с тысячами других. Они ушли, а их тела даже не подозревали, что лишились главного… Теперь понимаешь, почему тебе суждено погибнуть? Убьют ли тебя в городе Теней, или же придется находиться здесь вечно – не едино ли это?

Я стоял, словно пораженный громом, и не мог ничего вымолвить в ответ, пока девочка не подошла ко мне вплотную со словами:

- Поцелуй меня…

Я коснулся ее темных губ, и – о чудо! – они словно засияли яркими рубинами.

- Тебе нельзя целоваться, этим ты выдашь себе с головой, - проговорила она на прощание. – Делай вид, что выше этого – тогда никто не заподозрит в тебе человека. А сейчас уходи скорее, потому что мои братья не поймут нас… Возвращайся сюда, когда услышишь, что колокола бьют шесть раз – я принесу поесть…

Она зашла в один из домов, и едва я успел притаиться за ящиками с мусором, как мимо пронеслись с грозными криками два подростка: они искали чужака…


9


Время закружило меня, словно водоворот. Ночь в городе Теней ничем не отличалась от дня, и каждый спал, когда ему вздумается. Часы на центральной площади били лишь шесть раз, но на что они указывали – на полдень ли, на полночь – этого не знал никто, да и не задавались подобными вопросами. Жизнь бежала, как хороший скакун, и жители едва успевали развлекаться – до мелочей ли тут? Таким образом, большинством из них были позабыты такие понятия, как «отзывчивость» и «доброта» - я понял это, когда почувствовал себя неприметной частичкой огромного города.

Я мчался по его улицам, уже мало что понимая и не достаточно ясно сознавая, зачем нахожусь здесь. Со мной произошло самое страшное – я стал терять память, как прежде потерял чувство времени. А может, одно следовало из другого?

Со временем нервное напряжение переросло в злость, и та копилась день ото дня, порою заглушая мою прирожденную стеснительность или прорываясь сквозь маску деланного равнодушия, которую я старательно держал на лице. Подчиняясь общему ритму жизни, мне приходилось впитывать в себя общие привычки и манеры.

Жажда выплеснуть зло находила выход, если впереди я видел группы подростков, выкрикивающих в мой адрес обидные слова. Хватая в руки первый попавшийся камень, я мчался к ним, и мы сталкивались в дикой драке.

Здесь никто не умирал – раны душ кровоточили бесконечно, а обладатель лишь хвастался ими в среде своих приятелей.

Меня же сильная царапина могла бы выдать с головой, но, по счастью, в прежних стычках со сверстниками я многом научился и потому всегда оказывался победителем. Крепость моих кулаков знали во многих районах города, и настало время, когда всюду я мог прогуливаться спокойно.

Безделье томило меня, особенно вначале. Привыкшие к постоянной работе руки сами искали себе занятие, но очень часто находили лишь пахнущие табаком девичьи ладони. Они уводили куда-то в тишину, заставляли забыть о времени и обо всем на свете, и я возвращался на грохочущие улицы совсем очумевшим.

- Эмиль, - советовали мне приятели. – Тебе надо познакомиться с самой красивой девчонкой нашего города. Ее выбрали недавно, а она уже задрала нос. Ребята так и вьются вокруг…

- Для меня самой красивой будет та, которую выберу я, - отвечал я им, и слышавшие это девочки тянулись ко мне с тайными надеждами.

Однажды я все-таки встретил ту, о которой твердил весь город и в ответ на ее надменный взгляд произнес:

- Сегодня ты пойдешь со мной.

- Это почему же? – спросила она слегка удивленно.

- Потому что я так хочу…

И она пошла. Толпа боготворивших ее поклонников испуганно расступилась: ведь каждый из них знал меня в лицо.

Мы расстались на другой день.

- Ты лучше всех, - сказала она при прощании. – А я тебе нравлюсь?

- Я люблю грустных.

- Я буду грустной!

- Я люблю добрых.

- Я… - Она замолчала и вдруг добавила растерянно: - Я не знаю, что это такое…

10


Заслышав звон колоколов, отбивающих шесть раз, я торопился в тихий переулок: там ожидала меня первая моя знакомая девочка в городе Теней. Сколько их было в последующем! Но все они почему-то спешили обняться со мной и всегда говорили только о нарядах или прошлых вечеринках, на которых им было хорошо. Я вначале раздражался, потом стал принимать это как должное, и лишь иногда, с ужасом наблюдая за собой со стороны,  понимал, что со мной происходит что-то страшное. Забирая еду, уже с трудом вспоминал слова благодарности, пока однажды и вовсе не ограничился довольным хмыканьем. Девочка все так же ежедневно выносила пищу, и лишь взгляд ее день ото дня становился печальнее. Но, видимо, я был уже ослеплен эгоизмом, и торопливо уходил из темного переулка, стремясь к яркому свету улиц, словно в их холодном сиянии находил что-то значимое…

Однако где бы я ни находился, с кем бы не общался, в ушах моих и даже сердце – ведь память сердца более прочна! – всегда предостерегающе звучали слова: «Тебе нельзя целоваться, запомни это!» И я следовал им, постепенно забывая о смысле предупреждения.

Как-то раз, разгоряченный смехом со своими сверстниками, я увидел еще одно грустное девичье лицо. Девочка сидела в объятиях верзилы и едва слышно отвечала на его громкие слова любви.

- Она мне нужна, - сказал я.

- А что дашь взамен? – верзила ухватился за эту мысль.

- Вот погляди! – Я кивнул на свою недавнюю подругу, и верзила остался доволен.

Я подсел к девочке и принялся развлекать ее милыми глупостями, которые вопреки новым переменам еще цепко сидели в моей мальчишеской памяти. Наконец, она улыбнулась – слабо и словно нехотя.

- Пойдем прогуляемся, - предложил я, и она согласилась.

Мы быстро пошли по аллее, окаймленной рядами столбов со светящимися шапками фонарей, с землей, покрытой голубой травой из выцветшего пластика, и о чем-то болтали. Говорить с нею было удивительно легко и необычно интересно – такого я еще не испытывал в этом городе. Постепенно шаги наши замедлились, и мы уже почти брели, забывшись и пропустив мимо внимания, что центральные улицы давно остались позади.

- Я думала, ты другой, - задумчиво произнесла она. – Я видела тебя несколько раз, и всегда ты вел себя так, словно самый-самый из всех компании…

- Ребята меня уважают, - гордо отозвался я.

- Я заметила. И, кажется, немного боятся?

- Не знаю. Может быть.

- И девчонки с тобой очень ласковы…

- Ласковы? – переспросил я, и мой слух необычно задело это слово.

- Да, - кивнула спутница. – Они никогда не отказываются пойти с тобой, даже если разозлятся их прежние друзья…

Я слушал ее и с удивлением думал, что она подмечает то, что теперь для меня кажется закрытой книгой. Она помнила множество забытых мною слов и пользовалась ими словно обычными житейскими.

- И ты почему-то их не целуешь, - добавила она и замолчала в ожидании ответа.

- Мне… не хочется, - произнес я уклончиво, но девочка будто обиделась на мою скрытность, и пришлось договорить: - Мне нельзя…

- Почему?

- Я объясню в другой раз. – И она, удовлетворенная, положила голову мне на плечо.

Мы медленно двигались по узкой тропинке между домами, не выбирая дороги, и тишина окружила нас.

- Поцелуй меня, - вдруг попросила она.

- Зачем?

- Пожалуйста. – Она взглянула умоляюще.

Я поцеловал. Ее уста засверкали нежным голубоватым светом.

- Ты – человек! – прошептала она.

- Да.

Спутница моя ничего более не добавила и задумалась, вновь взяв меня под руку. Глядя на ее полыхающие губы, я почувствовал неясную тревогу и спросил:

- Как тебя зовут?

- Лейла.

- Странное имя. Оно напоминает о чем-то приятном.

Она промолчала, немного встревожено взглянув на меня.

- А я – Эмиль. Хорошее имя, правда?

- Да.

- Почему ты такая грустная, Лейла?

- Не знаю, - ответила она.

- Может быть, тебе не хватает развлечений?

Она покачала головой и произнесла тихо:

- Мне хочется увидеть Луну, когда она будет полной…

- Зачем? – Я недоуменно взглянул на нее.

- Не знаю, - призналась она.- Просто так…

Глаза ее по-прежнему оставались грустными.


- Бабушка говорила мне, что я родилась в полнолуние и в этот же час умру…

- Зачем сейчас думать о смерти, Лейла?

- Может быть, я буду чувствовать себя спокойнее, если узнаю, как выглядит полная Луна…

- А хочешь, я покажу тебе ее? – воскликнул я возбужденно, потому что девочка очень нравилась мне.

- Разве ты сможешь? – Она с надеждой посмотрела на меня. – Бабушка говорила, что полнолуние будет нынче ночью, но когда наступит ночь, она сама определить не смогла…

- Нынче ночью? – вскричал я. Эти слова вызвали вдруг смутное воспоминание о чем-то важном, что было крепко мною забыто…

… Забыто? Значит, прежде я знал ЧТО-ТО ВАЖНОЕ? И с тех пор многое изменилось, если память не хочет возвращать меня назад?.. Что же все-таки там осталось?


      11


Задумавшись, я вначале не приметил, как Лейла с испугом следила за выражением моего лица.

- У меня голова закружилась, - пояснил я. – Здесь какой-то странный воздух…

- Аллея кончилась… Наверно, ты еще не привык к запаху здешней травы. Ее изготовили уже несколько лет назад, и пластик почти разложился под дождями. На центральных улицах она пахнет иначе.

- Да, - согласился я. – Запах противный… Пойдем отсюда.

Мы быстро двинулись к темным приземистым домам, что виднелись чуть в стороне, и скоро мне полегчало. Лейла загрустила еще больше, но я уже мог предположить о причине ее грусти.

- Я что-нибудь придумаю, ведь не зря же я – человек!

Она кивнула и вдруг остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду, и испуганно обернулась:

- Дальше идти нельзя: что-то меня удерживает…

- Ты ошибаешься, Лейла! Смотри: я иду и ничего не ощущаю…

И в этот момент я увидел то, что со своего места не могла видеть девочка: у меня под ногами в канаве рос цветок. Это был простой одуванчик, но вместе с его бледно-желтыми лепестками в памяти моей всплыли чудные  ночные запахи, знакомые мне с детства.

- Лейла! – вскричал я, словно  пробуждаясь ото сна. – Знаешь, кто ты такая?

- Да. Девочка из квартала Трех Корон.

- Нет! Смотри на этот цветок!.. Он уже закрывается! Полночь близка!..

Я в восторге вопил, размахивая одуванчиком, а бледные губы девочки шептали:

- Ничего не понимаю… ничего…

Незнакомые люди, проходившие мимо, с недоумением, а потом и с негодованием следили за моим танцем на границе, которую большинство из них пересечь не могли, но какое мне дело было до всех, когда я наверняка знал. что шесть ударов колокола возвестят нам о конце нашего плена.

В меня летели камни, но я не обращал внимания на боль. Кровь текла липкими ручейками по волосам и плечам, потрясая горожан и вызывая у них приступ бешенства. Они вопили: «Это человек!.. Мы видим его кровь!..», но не могли приблизиться ко мне, как ни старались. Я размахивал цветком, и слезы радости бежали по щекам. Какие ужасные дни пережил я в этом городе!

Весть о появлении человека мгновенно разнеслась по округе, и рядом со мной собралось столько народа, что я боялся потерять Лейлу из вида.

Но когда, словно гром, раздались шесть ударов колокола, и мгла внезапно развеялась. открыв взгляду яркое ночное светило на бездонном звездном небе, плотина прорвалась, и огромная толпа бросилась ко мне, восторженно и злобно вопя…

Кто из них сумел выйти в тот день, разделив с нами счастье избавления от вечных мук города Теней, я не берусь судить. Мы мчались что было сил, и Лейла уже задыхалась от бега, когда неожиданный обрыв прервал наш путь, и прохладная вода нешумного потока приняла нас в свои объятия…


                12

Я проснулся, только когда солнце стояло в зените, и комары звонко гудели в траве глубокого оврага. Выбравшись наверх, я увидел в сотне шагов нашу харчевню и медленно побрел к ней. Во дворе стояло несколько лошадей, и отец суетливо перебегал из конюшни в дом. Завидев меня, он гневно вскричал:

- Куда ты подевался, паршивец? Живо на кухню! А вечером я тебя хорошенько выпорю, чтобы знал, как дрыхнуть до полудня черт знает где!..

Как ошпаренный помчался я исполнять его поручение, а спина моя заранее зудела и ныла, и я все гадал, как это мог так опростоволоситься и проспать до обеда.

Выпороть в тот день отец меня так и не сумел, поскольку к вечеру во дворе послышался стук копыт, и в харчевню вошли три гренадера, сопровождавшие моего старого знакомого – маленького пажа. Однако на этот раз одеяние мальчика оказалось точно таким же, как в первый день нашей встречи: камзол, очень нарядный и весь в пряжках, сидел на нем чрезвычайно красиво, а сапоги из лучшей кожи блестели не хуже  зеркала в гостиной. Солдаты же были под его началом.

- Эмиль! – вскричал он и бросился со слезами мне на грудь. – Как я рад тебя видеть!

- И я тоже, - ответил я. – Ты опять весел и сыт? Как чувствует себя принцесса?

- Она… - Он едва не задохнулся от радостного возбуждения. – Она стала другой!.. Понимаешь? Опять – другой!.. Как раньше!.. Ее словно подменили… Собирайся, она зовет тебя к себе!..

- Эмиля? Принцесса? – в изумлении промолвил отец.

И только я, кажется, ничуть не удивился, хотя тогда еще ничего не ведал о своих приключениях в городе Теней. Может быть, душа способна помнить больше, нежели разум? Воспоминания пришли позднее – вместе с рассказом Лейлы. К ней вернулось ее сердце – и оно знало все.

Но с радостью появилась и печаль. Мне подумалось, что всюду, даже в самом страшном и гибельном месте отыщется тот, кто поможет другому спастись. Были такие люли и в городе Теней, и очень жаль, что я не повстречал их всех. Насколько честнее был бы мой поступок, если бы вместе с принцессой я указал на путь избавления и им! К сожалению, между мечтой и действительностью всегда стоит множество препятствий.

Город Теней остался бы для меня лишь сном, если бы не живые свидетели моих злоключений и неожиданного взлета.

Отец мой жив и поныне и не перестает удивляться, почему судьба выбрала именно меня – такого нерасторопного и безответственного мальчишку. Он продал харчевню и живет теперь в довольстве в собственном домике с садом и прудом.

Маленький паж уже вырос и превратился в бравого офицера из свиты короля. Он больше не хвастается своим длинным языком, но привычку бахвалиться не потерял и старается перещеголять меня в искусстве владения шпагой. Однако ему это не удается, и Лейла частенько, глядя на наши упражнения, говорит со смехом:

- Мой король когда-то ловко орудовал вертелом  и был самым хорошим поваренком в королевстве, а теперь даже лучший офицер свиты не в силах выбить у него клинок.

И тогда мой соперник опускается на одно колено, складывает оружие и восклицает:

- Да здравствует король!