Борзый минус. Главы 51-60

Борзый «минус»
В наряде по столовой я был помощником дежурного по столовой. После ужина выяснилось, что третьекурсники не собираются мыть пол в обеденном зале своего курса. Молча, я принес два ведра воды с порошком, так называемым посудомоем, и вылил им на полы. Потом еще два. Я находился в обеденном зале нашего батальона, когда ко мне подошли четверо рассерженных третьекурсников.
– Это он? – спросил злой, решительного вида курсант, указывая на меня. Он весь взволнованный, просто сам не свой.
– Он самый, – подтвердил тот, который видел, как я разливал воду.
– Я самый, – подтвердил я, с любопытством ожидая дальнейшего развития событий.
– Ты что сделал? – карикатурно нахмурился первый курсант.
– А ты не знаешь? – притворно удивился я.
– Тебе надо – иди и мой! А я буду смотреть и смеяться! Мы полы мыть не будем, понял?
– Будете, понял? А если вдруг не будете, то расскажите завтра сами об этом своим отцам-командирам. Я-то здесь причем?
В эту трогательную минуту в раздаточном окне появился Миша, быстро понял, что здесь заваривается, оценил соотношение сил и исчез. Посмотрим теперь, кто из нас сейчас будет смеяться! Вы ведь, друзья, даже не догадываетесь, что вас ждет маленькая неожиданность. Сейчас здесь будет темный лес и куча дров! Это Литин у нас так говорит.
– Что «минус», борзометр зашкаливает?
– Что поделаешь, – снова притворно вздохнул я, – сколько я себя знаю, столько он у меня и зашкаливает!
Ирония мне вообще присуща, а сейчас у меня выходит все просто артистически.
– Салага, – задохнулся от злости решительный третьекурсник, – держи свой язык за зубами! Да ты еще в жидком состоянии пребывал, когда мы уже в шинелях службу топтали! Эх, дал бы я тебе!
– Так дай! Я вот он – никуда не бегу и от драки не уклоняюсь! Ты только первым меня ударь, – насмешливо предложил я.
Я презрительно смотрю ему в глаза, а в это время разминаю пальцы рук, а потом помял нос, чтобы кровь не так быстро пошла, если его заденут. Наш спор достиг своей кульминации.
– Ну, все! С меня хватит, – грозно предупредил решительный третьекурсник, и я внутренне весь подобрался.
– Да ну, его, – вдруг предложил один из третьекурсников, – за этого «минуса» нас еще, и выгнать могут.
Ого! Да здесь, похоже, дело вряд ли пойдет дальше слов!
– Правда, – поддержал его еще один, – реально надо смотреть на вещи. Пойдем лучше полы вымоем, сколько там того дела? Здесь толку все равно не будет. Пойдем, так будет лучше для всех.
Они развернулись и с чрезвычайным достоинством ушли. Только они скрылись, как в зал вбежали Миша, Рома, Лео и КорС. У Лео в руках здоровенный черпак, которым Валерка размахивает, как булавой.
– Где они? – даже не отдышавшись, спросил Миша, и стал крутить головой по сторонам.
– Уже ушли, – улыбнулся я. – Наговорили много, а как дошло до дела, так сразу и на попятную.
– Струхнули, значит? – уважительно улыбнулся в ответ Лео, и с видом заговорщика подмигнул. – Четверо третьекурсников решили не связываться с одним единственным «минусом»?
– Не просто с «минусом», – улыбнулся и Миша, – а с очень борзым «минусом». Так что ничего странного! Иванов не такой, как все «минуса», что он сейчас доказал этим третьекурсникам, и правильно сделал! Чувствую, я, Толик, что твоя биография обрастет легендами еще при жизни!
В обеденный зал вошел дежурный по столовой – наш старший лейтенант Дядченко. Он ходит и ко всем придирается, вот подошла и моя очередь.
– Иванов, радость моя! Почему порядка нет?
– Где? – машинально переспросил я, особо не вникая в суть.
– В обеденном зале третьего курса.
– Как раз моют полы, – ответил я, выждав какое-то мгновение.
– Да ну? – не поверил, мама Жора, – что ж, пойдем, проверим.
Мысль о том, что я мог заставить третьекурсников мыть полы, показалась взводному как минимум странной. Если мама Жора лелеял надежды наказать меня, то все эти его надежды не оправдались и развеялись, как туман.
– И как это тебе удалось? – спросил растерянно командир.
– Мы поговорили немного и даже очень подружились!
Убедившись воочию, что третьекурсники добросовестно моют полы, взводный как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Он пошел дальше проверять несение службы нарядом по столовой, а я вернулся к прерванному занятию – чтению рассказов польского писателя Марека Гласко, их мне на один вечер дал почитать КорС.
Меня, правда, попытался отвлечь от этого дела Миша, которому друзья-приятели принесли бутылку водки. Я Мишу поблагодарил за предложение разделить с ним эту радость, и отказался. Миша распил эту бутылку с Лисом и Литином. Взводный унюхал, что от Лиса разит спиртным, и спросил:
– Курсант Зернов, вы что, пьянствуете?
– Никак нет. Я просто вкушаю спиртное.
– Курсант Зернов, и почему вы водку пьете?
– Потому что ее жевать не надо, – жизнерадостно ответил Лис. – Вы же знаете, что у меня проблемы с зубами?
Лис действительно сейчас занялся лечением своих на удивление гнилых для его возраста зубов. Поскольку в стране идет борьба с пьянством, и проблемы взводному совершенно ни к чему, он о том, что Лис употребил спиртное, никому докладывать не стал, как не стал разбираться с кем там Лис пил. Как говорится, и ежу понятно, что пил он не один!
Наряд мы отнесли на «отлично», и за это ротный разрешил мне сводить свое отделение в культпоход в кино. Вместо самоподготовки мы переоделись в парадно-выходную форму и направились в кинотеатр «Симферополь». Уже у самого кинотеатра я обратил внимание на отсутствие курсанта Борисова.
– Отделение, стой, – скомандовал я, и оглянулся.
Борисов, как ни в чем не бывало, разговаривает с каким-то солдатом. Я пошел к ним и потребовал, чтобы Борисов немедленно стал в строй. До моего сознания донесся знакомый голос, который насмешливо, но добродушно сказал:
– Какой у вас требовательный сержант, надо же!
Я обернулся на голос, внимательно посмотрел на солдата, с которым разговаривал Борисов и с удивлением узнал в нем своего приятеля Владика Хмельницкого из Гайсина! Вот это да! Ни за что не поверил бы, что в жизни случаются такие встречи! Влад служит в Симферополе, а сейчас находится в увольнении.
Надо ли говорить, что пока мое отделение смотрело фильм, мы с Владом сидели в кафе и вспоминали старые добрые «довоенные» времена, начиная с нашего знакомства в пионерлагере «Юбилейный», который находится в селе Степашки нашего района.
Время пролетело быстро, мы расстались еще большими друзьями, договорившись встретиться в увольнении. Какой фильм смотрели мои курсанты я так и не узнал. Хорошо, хоть мама Жора не спросил меня название фильма, а то он бы себе навыдумывал, чего попало!

Красавец
Когда отсутствует заместитель командира взвода, свои обязанности он передает командиру первого отделения, это определено в уставе. Если нет штатного командира первого отделения, тогда командиру второго отделения. Сегодня «замок» нарушил существующие положения устава, и, хотя  Третьяк, командир первого отделения на месте,  вместо себя оставил меня (к «замку» приехала невеста, и его отпустили в увольнение).
Войдя в аудиторию, где проходит наша самоподготовка, я понял, что рабочей атмосферы не предвидится, и решил выступить перед курсантами с краткой речью.
– Дорогие  товарищи! Мне доставляет большое удовольствие от имени ЦК КПСС и от себя лично го¬рячо и сердечно приветствовать вас, и в вашем лице всех курсантов Симферопольского политического училища на сегодняшней самоподготовке, – начал я, заняв место за преподавательской кафедрой.
Все словно онемели, лица вытянулись, и все уставились на меня. Хотя нет, не все, Миша не онемел, а широко улыбнулся.
– Мы с вами собрались здесь в знаменательное время, в обстановке небыва¬лого трудового и политического подъема трудящихся нашей страны, воинов армии и флота, вызванного историческими решениями XXVІІ съезда КПСС. История человечества знает не много событий, которые по своему значению для судеб народов и стран, современников и грядущих поко¬лений могли бы сравниться с XXVІІ съездом КПСС. Этот форум советских коммунистов – важная веха на великом, необычайно трудном, но благородном пути к коммунизму.
– Вы что-то путаете, товарищ Иванов, съезд еще даже не начинался. И не скоро начнется! – не скрывая удивления, перебивает Вася.
– А это совершенно не важно! Нам с вами уготовано почетное место в осуществлении грандиозных предначертаний партии. Мы должны внести огромный вклад в благородное дело идейно-политического воспитания военных строителей, в коммунистическое строительство вообще, – с чувством говорю я. – Окрыленные отеческой заботой партии, за время, прошедшее после ХХVI съезда, мы ощутили свою сопричастность к величественным свершениям в стране, глубокое проникновение в жизнь народа.
В аудиторию вошли Столб и Чернов, да так и замерли на пороге, слушая меня.
– Наш с вами  вдохновенный труд, комму¬нистическая убежденность, сила характеров, подлинно человеческая красота, – (взвод дружно ржет, потому, что смехом это даже с большой натяжкой назвать нельзя), – служат великолепным примером для трудящихся, для нашей замечательной молодежи, воспитания их в духе высокой нравственности, советского патриотизма, интернационализма и дружбы народов.
– Ой, не могу! – вытирает слезы Веня. – Товарищ курсант, дайте хоть минутку отдышаться!
Но я и не думаю, жалеть Веню и бодро продолжаю.
– Товарищи! Мы с вами собрались здесь в дни, оза¬ренные немеркнущими идеями XXVІІ съезда Коммунистической партии Советского Союза. Съезд с особой силой продемонстрирует перед всем миром непоколе¬бимую верность нашей партии принципам марксизма-ленинизма, научно¬го коммунизма, преемственность ее генерального курса. В Отчетном докладе ЦК КПСС, с которым выступит товарищ Михаил Сергеевич Горбачев, в других материалах съезда будут всесторонне осве¬щены важнейшие проблемы экономической, социально-политической, общественной и культурной жизни нашей страны, организаторской и идейно-политической работы партии. В них будет дан глубокий марксистско-ленин¬ский анализ, определены конкретные задачи внутренней и внешней по¬литики партии, нашего государства и наши с вами задачи.
– Товарищ лектор, помедленнее, пожалуйста! Вася записывает! – смеется Миша.
– Важная роль принадлежит критике и самокритике. Бережное отношение к каждому курсанту должно сочетаться с принципиальностью и взыскательностью. Критика призвана быть активным проводником линии партии в армии, поддерживать все   подлинно талантливое, новаторское.
– Кого будем критиковать? Предлагаю определиться!
– Васю и будем, – давясь от смеха, предлагает Миша.
– Одной из важных задач является воспитание молодых воинов-строителей. Доброжелательность, отеческое отношение к ним и вместе с тем требовательность к молодежи помогут нам с вами  глубже осо¬знать свою ответственность за будущее нашей страны, армии и военно-строительных частей, овладеть сложной и нелегкой профессией офицера-политработника, стать достойными продолжа¬телями славных традиций комиссаров, политруков и замполитов старшего поколения. Я и Центральный Комитет Коммунистической партии желаем вам плодотворной работы на сегодняшней самоподготовке и выражаем твердую уверен¬ность в том, что вы, воодушевленные решениями будущего исторического XXVІІ съезда КПСС, будете достойны нашей эпохи, будете и впредь умножать свой вклад в сокровищницу, блин, запутался, в великое дело построения коммунизма в нашей стране!
– Аминь, – закончил Веня под всеобщие аплодисменты.
Столб и Чернов тоже хлопают и сеются.
– Товарищ Иванов, – громко говорит Батя, – я и сам мастер поболтать, но вы – красавец! Честное слово!
– Иванов, – шутит Миша, – ты случайно по национальности не одессит?
– А я откуда знаю? Скажите лучше, чтобы бы вы еще хотели услышать от меня?
– Нет спасибо! Мы и так чуть не лопнули от смеха!
Тут в аудиторию вошел мама Жора. Видно, что он чем-то озабочен.
– Отдыхаете в поте лица? Иванов, ну-ка посадите всех.
– Так ведь я не прокурор и не судья!
– Иванов, – продолжает взводный, – мы силами роты ставим спектакль. Сыграешь какую-нибудь роль?
– А сто грамм нальете? – деловито поинтересовался я. Взводный пока молчит. Просто ему требуется время, чтобы подумать.
– Чего-чего? – не поверил своим ушам взводный.
– А что? В николаевских театрах актерам перед каждым спектаклем наливали по сто грамм коньяка, это нормально.
– Иванов, – не на шутку нахмурился взводный, – вы себя сегодня слишком много ведете.
Из коридора донеслись голоса Ежевского и Аркалюка.
– Юра, ты маму Гогу не видел?
– Демагог мама Гога демагогит с Ивановым.
– То-то я думаю, чего это иностранцы в николаевских театрах не прижились, – шутит Батя, – просто никто кроме наших по сто грамм коньяка перед каждым спектаклем не выдерживает!
– Отставить, Иванов, – шумно вздыхает мама Жора и выходит.
Батя смеется тому, как я наколол взводного, ведь всем кроме него известно, что я вообще не пью.
– Толик, а ты не боишься ссориться с мамой Жорой?
– Ко всем неприятностям, в том числе и к маме Жоре, я отношусь с юмором. И вообще, русские не сдаются!
В аудиторию вошел Дима, которого я отпускал на почту за посылкой.
– Антракт, – объявил Дима. – Сейчас я подслащу вам жизнь!
И он стал раздавать конфеты, присланные из дома. Тут поднялся Чингиз Нуралиев и сказал:
– Я тоже хочу вас всех угостить. У меня есть солнечные яйца.
– Какие? Какие у тебя? – рассмеялся Лис.
– «Солнечными яйцами» в Древнем Египте называли абрикосы, – довольный произведенным эффектом, объяснил Чингиз, и, не переставая улыбаться, стал раздавать курагу. – Угощайтесь, и не говорите, что не вкусно!
– Не вкусно, – кричит Зона, – а очень вкусно! И главное, очень мало!

Разжалование
В воскресенье нас отвезли на уборку урожая, помочь так сказать, работникам сельского хозяйства. Нашей роте повезло – мы попали на сбор персиков. Везли нас, как ни странно, в открытых грузовиках. Мы уже знаем, что в армии обычно осенью и зимой возят в открытых машинах, а весной и летом – в крытых. Прямо на ходу все срывали с веток первые попавшиеся персики и уплетали их за обе щеки. А вот я терпеливо ждал, хотя слюнки, признаться, у меня текли.
И вот, когда дали команду начать уборку, я взобрался на дерево и теперь выбираю самые спелые, самые ароматные персики, и с наслаждением их ем. У нас в Винницкой области персики хотя и вызревают, но они кислые, мелкие, в общем, куда им до крымских! Внизу с ведром, наполненным персиками прошел Столб, он тоже командир отделения.
– Сань! – окликнул я. – Ты это чего? Не барское это дело!
– Наелся уже персиков, не могу больше. Поработаю немного.
– Ну-ну, – шучу я, – конный голодному не товарищ!
Я так увлекся персиками, что прозевал приезд генерала и не смог предостеречь младшего сержанта Атрашкова из четвертого взвода, который тоже решил поработать. Встреча генерала и Атрашкова произошла как раз под тем деревом, на котором я сижу. Ну, надо же, как не вовремя. Меня генерал либо вовсе не заметил, либо ему до меня нет никакого дела.
– Ко мне! – коротко приказал генерал Илье.
Тот несколько растерялся, поставил ведро и не очень уверенным строевым шагом подошел к начальнику училища.
– Товарищ генерал-майор! Младший сержант Атрашков по вашему приказанию прибыл!
– Курсант Атрашков, – и генерал сорвал лычки с погон Ильи, – доложите командиру роты, что вы уже не младший сержант и не командир отделения.
Все это произошло так быстро, так скоротечно, что кроме меня этого никто и не заметил. Только у Ильи руки трясутся.
– Продолжайте уборку урожая, товарищ курсант.
Генерал пошел дальше своей дорогой, а Илья Атрашков в один миг стал рядовым.
Его потом целый месяц душила злоба на самого себя, но изменить ничего уже было нельзя. Генерал Крымов своих слов на ветер не бросает и своих приказов не отменяет.
– Ладно, Илья, – попытался успокоить его Ежевский, – перестань уже дуться. Внимательнее надо было быть, а теперь-то уже чего? Уже ничего не поделаешь, ведь верно?
Вечером мы с Черновым и Столбом пошли в курсантское кафе, где к нам подсел Атрашков. Илья глянул на меня и спросил.
– Слушай, Толик, а ты ведь тоже со всеми вместе убирал урожай. Вот если бы тебя генерал с ведром застал, ты бы что сделал?
– Фокус вот в чем, я хотя и командир отделения, но пока рядовой, так что вряд ли бы генерал обратил на меня внимание. А во-вторых, у нас с Лео договор: если бы генерал стал искать командира отделения, я бы остановился и стал кричать: «Чье ведро?», а Валерка  отозвался, что это его, а он, мол, в туалет отходил. Ну, я бы ему: «Это что, я должен за тебя твои ведра носить?», и все!
– А если бы генерал проверил – есть ли у Лео второе ведро?
– Ну, ты даешь! Не стал бы наш начальник училища так себя унижать – ходить, проверять! Плохо ты, значит, нашего генерала знаешь!
– Хитрый ты, Иванов, даром, что срочную службу не служил.
– Просто я весьма дальновидный  и предусмотрительный!
Столб заметил, что чай всегда не сладкий, а я по этому поводу рассказал, что у нас в Гайсине в школе-интернате есть музей Ленина, а в этом музее есть бюст вождя, сделанный из сахара. Генка, опасливо оглянувшись по сторонам, пошутил, что было бы хорошо добавить в чай какую-нибудь часть того бюста. И мы стали шутить на тему, кто бы, что предпочел у сахарного Ленина откусить. В расположение роты мы вернулись в приподнятом настроении.
– Батя! – донесся до нас истошный крик души Вени – Батя! Зараза! Где ты есть? Иди сюда, сволочь! Кто видел этого очкарика?
Игорь Молодов безобидный и безвредный парень, хотя по комплекции один из самых здоровых ребят в роте. Но он добряк, каких мало, и вообще не военный. Такие, как он, должны науку двигать, потому что Игорь, ко всему еще, очень умен, и это ни у кого не вызывает ни сомнения, ни зависти. Он выглядит взрослым не по годам, и к нему часто обращаются с разными расспросами и в поисках советов. Вот и сейчас Дима Снигур пристал к нему с каким-то вопросом.
– Бать, а Бать, – спрашивает его Дима, – у вас дача есть? Дом в селе? А свой виноградник есть? Как нет? А почему?
– Понимаешь, – с серьезным видом отвечает ему Батя, – есть сорта винограда красивые, так сказать с отличным товарным видом, которые нравятся покупателям, но которые на вкус никакие. А есть сорта невзрачные на вид, но такие вкусные, что пальчики оближешь.
Доверчивый Дима во все уши слушает объяснения Бати.
– А я все ищу такой сорт, в котором бы сочетались все самые лучшие качества. Вот, пока я такого сорта не нашел, – вздыхает Батя.
– Понятно, понятно, – не хочет оставаться в дураках Дима, – знаешь, Батя, если ты себе и жену будешь подбирать по такому же принципу, то останешься навсегда холостяком. И кстати, еще и без виноградника!
А еще Батя носит очки, из-за которых имеет постоянные проблемы. Кто-нибудь спрячет его очки, и Молодов мучается. А уж если он на лекции уснет, то ему обязательно бумажки на стеклышки положат. Просыпается Батя, и начинает со сна руками размахивать на радость всем, ему ведь кажется, что он ослеп!
Когда он спит сидя, то почти всегда рот раскрывает. И всегда находится кто-нибудь из сидящих рядом товарищей, кто ему в рот набросает скомканных бумажек или мелко наломанных спичек. Батя просыпается, и сразу рот закрывает. И со сна понять не может, что это у него там такое? Выплюнет, а там чего только нет! Хорошо, если Игорь просто молча, выплюнет, посмеялись и все. Но бывает, что он еще и матом материться начинает! Так его, бедолагу, за это еще и наказывают!
Сегодня, как и вчера,  утро началось с истошного крика Вени:
– Ах ты, свинья! Ты, гражданская шляпа! Как ты мог? Ты что сделал?
Я, как командир отделения Вени и Бати, счел необходимым вникнуть в суть происходящего. В выдвижном ящичке Вениной тумбочки лежала фотография его мамы, а поверх нее лежат грязные Батины носки. Я не стал вмешиваться в их спор.
– Ну, виноват, – извинялся по-детски добрый Батя, но как-то вяло и неубедительно, – перепутал тумбочки, очень спать хотелось.
– Это уже переходит все возможные нормы! Мы, конечно, все знаем, что ты у нас со странностями, но чтобы так!
– Кровная месть! – рассмеялся Кальницкий, – не прощай ему, Веня! Отомсти за поруганную фотографию!
– Бать, а не проще ли было с вечера постирать носки?
Батя недовольно сопит, но молчит. Зато Веня не перестает орать. Сильно его сегодня Молодов обидел, что и говорить.
– Рота! Выходи строиться на утреннюю физическую зарядку! Форма одежды номер три!
Я думал, что конфликт как-то сам собой рассосется, но не тут-то было! Как оказалось, Веня решил мстить. Ночью спящему Бате Веня снял одеяло, а между пальцев вложил крупные куски газеты. Поджег бумагу и разбудил Батю.
  Тот со страха, еще не придя в ясное сознание, начал со страшной скоростью ногами сучить. Впечатление полное, будто человек педали крутит. Отсюда и название этой забавы – «велосипед». Проснувшись окончательно, Батя, не глядя на свою природную доброту и миролюбивый характер, накостылял мстителю по шее. Сильно. И конфликт перешел в вялотекущую фазу, до следующего раза, когда Батя опять положит носки на фотографию Вениной мамы.
Иногда мне кажется, что Молодов это делает вовсе не случайно. Веня ему с вечера положит газету под простынь, и все смеются, когда под Батей постель шуршит. Ну, а на утро Веню ожидает неприятный сюрприз в тумбочке.

Мотивация
Скоро сексуальный день, а другими словами, выходной. Но нас заблаговременно предупредили, что увольнений не будет, зато будет дискотека прямо в училище, в одном из курсантских кафе. Ротный объявил, что на танцы пойдут только те, у кого нет «хвостов» по учебе.
– Или танцы или будете сидеть в роте. Третьего не дано. Так что давайте не будем иметь «хвостов!»
Мотивированные таким нехитрым образом курсанты усиленно занимаются на самоподготовке делом, то есть дорабатывают «хвосты». При этом они проявляют настоящее прилежание и усидчивость. Наших ребят если напугать лишением увольнения или недопущением на танцы, вот только тогда они оказываются способными к учебе.
У меня «хвостов» нет, поэтому я пишу письма родителям и друзьям. Пишу и Лиде, хотя еще ни одного письма от нее не получил, а ведь пишу ей через день, а то и чаще. Входит взводный, от его бдительного ока не ускользает то, чем я занимаюсь.
– Иванов, запомните: лень это самое вредное дело.
– Запомню, товарищ старший лейтенант, – лениво обещаю я.
– Хотите сказать, что у вас задолженностей по учебе нет? Тем более грызите гранит науки, чтобы и в дальнейшем быть не как все, а лучше. Держите курс на генеральские звезды, вам это под силу! А то поставите себе цель – подполковник, вы ее достигнете, а выше и не прыгнете. Понятно?
– Где уж нам судить о высших материях, – усмехнулся я.
– И почему всегда так: гранит науки? – размышляет вслух Веня. – Почему не нектар науки? Тогда его можно было бы пить!
Впрочем, взводный сегодня не расположен шутить.
– Курсант Нагорный, болтать оно, конечно, не мешки ворочать. Займитесь делом, поднапрягите мозги. Садитесь и усиленно вспоминайте то, чего не знаете. И запомните все: мне ваша маниловщина не нужна. Нужны ваши положительные отметки. Будут спрашивать, я в четвертом взводе, – говорит взводный и уходит.
– А вот интересно, откуда взялся термин «грызть гранит науки»? – спрашиваю я вслух. – Кто-нибудь может объяснить?
– Я могу, – довольно говорит Королев.
Кто бы сомневался! Если уж ни я, ни Батя не знаем, то знать может только КорС! Ну-ка, любопытно, как он объяснит происхождение этого термина?
– В октябре 1922 года на съезде комсомола Лев Троцкий призвал молодежь «грызть гранит науки». Выражение сразу стало крылатым.
– Болтаешь ты, КорС, как Троцкий! – шутит Лео. – Ну откуда тебе об этом известно?
– Мой дед был участником того съезда. Он мне об этом, да и не только об этом, многое рассказывал.
В аудиторию заглянул курсант Калугин из четвертого взвода. Тот самый, из-за которого я переживал в первом наряде, так как он взял штык-нож другого курсанта.
– Пацаны, кто мне даст закурить, тому ничего не будет!
Все курящие сделали вид, что не заметили его. Но Калугин упорно не желает понимать, что ему здесь не рады. Он подошел к Вене  и обратился к нему лично. Вене ничего не остается, как поделиться.
– Слушай, Калуга, а взводный у вас? – осведомился Миша.
– Нет, – пожал плечами Калугин, – он провел с нами профилактически-воспитательную работу, а потом  сказал, что будет у вас.
– Хитер бобер, – недовольно проворчал Миша.
После ухода Калугина Веня тяжело вздохнул.
– Как же мне надоел «стрелок» этот. Как день, так добрый день.
– А ты ему в сигарету пистонов вместо табака нафаршируй, – предложил я. Вообще-то я пошутил, но Веня загорелся этой идеей настолько, что тут, же сгонял в самоволку за пистонами, и сразу взялся за изготовление «сюрприза» для ненавистного «стрелка».
– Вень, у тебя ничего не получится, – насмешливо говорит Миша, – у тебя же руки не из того места растут!
– Они у него вообще не растут, – подлил масла в огонь Лис.
– Да я золотых рук мастер! – сморозил от обиды Веня. – То есть, у меня золотые руки! Кто еще сделает такой сюрприз? Я плачу музыку! То есть, за мой счет!
К окончанию самоподготовки у каждого курящего было припасено минимум по одной сигарете для Калугина. Вот у наших курильщиков будет радости, когда Калугин обожжет себе нос! Ждать пришлось не долго. После окончания самоподготовки Калугин снова подошел к нашему взводу.
– Пацаны, дайте закурить.
В кои-то веки ему с готовностью протянули сигареты сразу пять или шесть человек. И Калугин никого не обидел, взял по сигарете у каждого!
– Вот колорад ненасытный! – изумился его нескромности Вася.
Довольный Калугин прикурил тут же и через полминуты прозвучал хлопок. Под носом у него стало черным-черно, а из глаз потекли слезы. Наш взвод дружно расхохотался, а через секунду к всеобщему веселью присоединился и четвертый взвод, чтобы лично лицезреть эту редкостную радость.
Оправившись от первого шока, Калугин закричал, наливаясь кровью. Он ругался вдохновенно и убедительно, вызывая еще больший смех и радость.
– Уважаемый, вы что, – смеется Лис, – стали ругаться?!
– Что? – даже не понял смысла сказанного Калугин.
– Ничто! Я говорю, так тебе и надо!
– Мне казалось, что вы мои друзья, – обижено, говорит Калугин.
– Не знаю, с каких пьяных глаз тебе это показалось, – насмехается Миша, – но ты ошибаешься.
Калугин никак не унимается, так как обида велика, да и нос печет, и стыдно ему.
– Чтоб я еще к вам хоть раз подошел! – возмущался Калугин. – Не хочешь давать – не давай, но зачем, же так?
– Ну, ты особенно-то голову пеплом не посыпай, – насмешливо сказал я. – Завтра же опять к нам подойдешь!
Оказывается, Калугин просто понадеялся на те сигареты, которые уже взял у нас. То ли он и подумать не мог, что дело это рискованное и все сигареты могут оказаться с «сюрпризом», то ли жадность взяла верх, но уже сразу после ужина у него под носом взорвалась вторая сигарета! Возможно, он еще долго стоял бы с разинутым ртом, если бы Миша не сказал ему в несколько грубоватой форме:
– Рот свой закрой, а то мухи в нем свой род продолжают!
– Ничего, Калуга, – пожалел товарища Третьяк, – вот скоро станешь офицером, денег будет – куры не клюют! Свои сигареты станешь курить. Ты, кстати, знаешь, что куры денег не клюют?
Взводный неожиданно для нас тоже получил от созерцания этой картины редкостное удовольствие. С образовавшимся над верхней губой ожогом, хотя у него и не было «хвостов», Калугин с танцами пролетел, как фанера над Парижем.
– Курсант Калугин, а что это у вас с носом? – удивленно спросил взводный.
– А это, товарищ старший лейтенант именно то, что называется «остаться с носом!» – шутит КорС.
Калугин долго и неохотно пытался объяснить, что это у него там такое. На дискотеку мы пошли без него. Дискотека прошла быстро, то есть всем было здорово, и время пролетело незаметно.
– Что, товарищи курсанты, – насмешливо спросил взводный, строя нас после окончания дискотеки на плацу, – не успели наобниматься, нацеловаться?
– Так рук-то всего две! – отозвался я.
– Невозможный вы человек, Иванов, ну хоть один раз бы промолчал, – не скрывая своего недовольства, проворчал взводный. – В следующий раз придержи язык: слово не воробей, вылетит, а я могу уже и не простить.
Мне прямо так и хочется спросить его: «Вам уже плохо от меня?»
– Ну, Иванов, – осуждающе говорит замкомвзвода четвертого взвода Ежевский, – вечно он ставит маму Жору на уши.
– Вы ошибаетесь, товарищ сержант, – со смехом говорит Столб, – просто Иванов строго придерживается своих собственных правил. Проблема в том, что командир взвода этих правил не понимает.
После меня наш заботливый командир взвода обратил свой взор на Лео.
– А курсант Леонтьев у нас чего такой задумчивый?
– А курсант Леонтьев у нас живет интенсивной духовной жизнью, – снова не смолчал я.
– Интенсивно живет? – переспросил взводный и заинтересовано смотрит на Лео. – У него что, бабы нет?
Мы долго смеялись этой шутке мамы Жоры. В казарме Лис восхищенно кивая головой, сказал:
– Ну, Иванов и «вышивает»!
– Гладью или крестиком? – тут же деловито поинтересовался Васька, скучающий на тумбочке дневального.
– Танцует! – объяснил Лис. – Танцует! Эх, ты, деревня! Хутор, то есть!
– Товарищ Россошенко, – возмутился взводный, – вы дневальный на тумбочке или где? Почему вы отвлекаетесь от несения службы? Давайте-ка, раз вы такой умный, вспомним положения Устава гарнизонной и караульной службы. Итак, представьте, вы стоите на посту, а тут бежит незнакомый мужик с копьем. Ваши действия?
Надо ли говорить, что после такого некорректного и несвоевременного вопроса Вася надолго впал в ступор?
– Товарищ курсант Зернов, – удовлетворенный достигнутым результатом, окликнул мама Жора Лиса, – а вы не торопитесь уходить. Я вас сейчас вспоминать буду.
И он всецело сосредоточил свое внимание на Лисе.
– Это как? – удивился Лис.
– По попке! Как в старые, добрые, детские времена!
– В те добрые, детские времена меня в попку целовали, – самопроизвольно вырвалось у Лиса.
У всех остальных вырвался смех. Ротный тоже остался доволен, так как ради дискотеки курсанты успеваемость заметно подтянули, и «хвостов» поубавилось. А вот мама Жора после слов Лиса испытал неловкость.

Гоп – стоп
Мама Жора выходной, и мы имеем полную возможность безнаказанно расслабляться целый день.
– Иванов, так ты говоришь, что тебе совсем не снятся сны? – вспомнил вдруг Миша.
– Почему? Иногда снятся, только очень-очень редко. Помню, однажды мне приснилось, что я играю в футбол, и я во сне ударил ногой в стену. Проснулся от боли, глянь – треть ногтя на большом пальце правой ноги отломано, держится на честном слове! Я оторвал его и бросил на пол. Утром проснулся, вспомнил сон и думаю, интересно, это приснилось или нет? Выставил ногу из-под одеяла, а части ногтя нет!
– Я видел странный сон! – пошутил Дима.
Мои слова произвели на Мишу большое впечатление.  Какие-то соображения или обстоятельства заставили его сказать, вызвав всеобщий смех:
– Придется мне теперь спать к тебе спиной.   
– Этого мало! Ради собственного спокойствия ты подушками на ночь обматывайся! – надрывается от смеха Лис.
– Поможет ли? – усомнился Миша, снова вызвав смех.
– Или на ночь между вашими койками стенку из фанеры ставь! Лучше из шестнадцатислойной!
– Да, – шутит Миша, – теперь прямо и не знаю, куда деваться!
– В общем, Миша, считай, что одной ногой ты уже на том свете! Поторопиться тебе надо!
– С чем? С переходом на тот свет? – замогильным голосом тянет Миша.
– С сооружением стены! – надрывается от смеха Лис.
Миша сопит и незаметно для остальных подмигивает мне:
– Спасибо тебе, Иванов, за то, что хоть честно наперед предупредил! Может, будешь спать лицом к проходу?
– Еще чего! – тут же возмутился Илья Гарань. – Вам, в случае чего, просто голень переломает, а мне, если через проход достанет – сразу все всмятку! Навсегда! Прикиньте? А я хочу детей иметь! Товарищ Иванов, спите, пожалуйста, лицом к нему!
– Это возможно только при условии хорошей оплаты! Сожалею, – с невинным видом говорю я.
Все долго, задорно смеются, представляя, как это может быть. Товарищи пообещали Мише, что в трудный час и лихую годину не оставят его одного и будут его в госпитале навещать.
– Товарищ курсант, – апатично обращается ко мне КорС, – а может, вы на полу будете спать? Так всем оно спокойнее будет!   
– А может вы? Третье отделение! Сорок пять секунд – отбой! Я с вами церемониться не стану!
Безусловно, курсанты третьего отделения не должны были исполнять мои приказы, ведь я командир второго отделения. Но надо ж было такому случиться, в ротное помещение вошел  ротный.
– Молодец, Иванов! – сразу отметил ротный. – Так и надо. Сержанты, учитесь у курсанта Иванова! Почему рота не отбивается? Команды «Отставить!» еще не было! 
Моя шутка неожиданно переросла в досадное недоразумение.
– Душара! – донеслось из толпы «вояк». 
Тут сержанты стали командовать, и вся рота стала прыгать «Отбой – Подъем!»  Королев зло сказал:
– Дождалась сучка помощи, сама лежит, а щенята лают.
Дима с добродушной улыбкой незлобно заявил.
– Ну, ты, «комод», и сатрап!
– Впрочем, победителей не судят, – беззлобно говорит Лео, отбиваясь, стараясь вложиться в положенные 45 секунд.
– Да уж, – вяло поддержал его Вася, – после драки кулаками не машут. Эй, там! Не садись на голову!
– Слушаешь вас, и понимаешь, – говорит Олег Зернов, – что лучший способ подбодрить себя – это подбодрить других.
– Оказывается, слезы так же заразительны, как и смех, – улыбается ротный, который слушает все наши разговоры. – А, ну, быстрей! Подъем! … Отбой! Двигайтесь больше, проживете дольше!
– Курсант Иванов, наверное, испытывает глубокое моральное удовлетворение от происходящего, – недовольно предполагает КорС.
– Ерунда это все, – весело говорит Литин, – никакое моральное удовлетворение не может сравниться с аморальным удовлетворением!
– Трудно с тобой не согласиться, – кивает Миша.
Курсанту Литинскому удается быстрее всех отбиваться по команде «Отбой!» и подниматься по команде «Подъем!», он пребывает в хорошем расположении духа и даже успевает шутить.
– Не понимаю, отчего это курсант Иванов так завелся из-за слов КорСа? Лично мне очень даже нравится лежать на голом полу. Ну, при условии, что он противоположный!
– Литин, а Литин, – а кем работает твоя девушка? – спрашивает его Артем.
– Строителем, – сразу поскучнел и тяжело вздохнул Литин.
– Так, значит, у вас есть общий праздник – День Строителя? – смеется Артем, а потом вспоминает. – Стой! Как это строителем? Ты же говорил, что она работает медсестрой в больнице?
– Одно другому не мешает, – снова вздыхает Литин. – Просто она все время строит из себя непонятно что.
– А стройматериалы хоть хорошие? – шутит Миша.
Но вот пришел долгожданный отбой. Миша, безнадежно махнув рукой на страшные перспективы, спит сном праведника. А вот Илья во сне, впервые за время пребывания в училище, свесил ноги с кровати. Хотя, возможно, это у него получилось случайно. Ответственный по роте старший лейтенант Туманов отметил эту необычность.
– Оригинально вы спите, Илья: основная масса на кровати, а ноги на полу!
Мы уже укладывались спать, когда на лестничной площадке что-то шумно упало, а потом раздались, сдавленный крик боли и маты дежурного по роте. Наш Лис сильно ударил в пах курсанта Онищенко из четвертого взвода, а потом и вовсе сбросил того с лестницы! Во всяком случае, один пролет Онищенко точно пролетел, и грохнулся на площадке между третьим и четвертым этажом. Естественно, он больно ушибся, и теперь воет от боли.
Лис держался весь вечер, но на следующий день, когда встал вопрос об его отчислении из училища рассказал все, как было.
– Возвращаюсь я вчера из увольнения, – рассказал он вначале комбату и ротному, а уже потом всем нам, – честно признаюсь, был одет в «гражданку». Тороплюсь, чтобы переодеться в военную форму и не опоздать из увольнения. Тут в темном переулке какой-то парень в маске и с ножом! «Гони кошелек, часы снимай!» – приказывает он, а мне его голос таким знакомым показался. На какую-то секунду я замер, пытаясь вспомнить, чей же это голос? Но вспомнить не успел, тот в маске стал ножом замахиваться, а я ему в печень со всего страху! Он согнулся, а нож выронил. Снял я с него маску, а это Онищенко! Врезал я ему между глаз хорошенько, забрал нож и ушел. Онищенко после того, как вернулся из увольнения, переоделся в х/б, подошел ко мне и предложил после вечерней поверки выйти на свежий воздух. Ну, я и вышел.
– Ну и дурак! – перебил рассказ Королев. – Все могло окончиться плохо для тебя! Не ожидал от тебя такого.
– КорС, как вам не ай-яй-яй? – шутит Лео. – Лис, рассказывай.
– Я стал спускаться по лестнице первым, – продолжил прерванный рассказ Лис, – а Онищенко меня толкнул в спину, а когда я повернулся к нему, он сказал: «Скажешь, кому хоть слово обо мне – убью, так и знай!» Представляете: не извиняется, не просит, а угрожает! И чем! Смертью – мне, честному человеку! Такая злость меня взяла: кто знает, скольких он уже ограбил, скольких еще ограбит?
– Ну, ты ему и …, – начал, было, Лео, но Лис его перебил.
– Ну, я ему в пах: очень уж он удобно стоял – на две ступеньки выше меня. Потом взял его за горло и за пах, и вниз головой! Все.
Лису вообще ничего не было, а Онищенко быстренько исключили из комсомола, и, отчислив из училища, отправили в войска солдатом, дослуживать срочную службу.
– Странно как-то, – поделился на самоподготовке своими сомнениями Батя, – мне кажется, что наше командование должно было проинформировать милицию, узнать – не было ли похожих ограблений. Тем более и нож есть, вдруг Онищенко им уже кого-нибудь подрезал? Странно это все.
– Ничего странного, – ответил ему КорС, – зачем училищу ЧП? Вдруг на Онищенко висит десять преступлений? Или и того больше?
– И каких! – поддержал Рома. – Такое пятно на училище!
– Навесили бы на училище сразу десять преступлений, – продолжает объяснять Королев. – Кому это надо? А так написали, небось, что отчислили за неуспеваемость или пьянку, и все.
– Коля, а ты помнишь…, – подошел Миша к Ставничуку.
– Помню, помню, ты утверждал, что Онищенко сволочь, и обязательно себя проявит. Я тебе тогда не поверил, но факт фактом. И как ты разглядел его червоточины? Поздравляю, Миша, ты не ошибся.
– Приятно, конечно, но лучше бы я ошибся, – честно признался Миша. – Хотя это было нетрудно, он был насквозь фальшивый.
– Миш, ты думаешь, что я думаю, – хотел было что-то сказать Коля, но Кальницкий его перебил.
– Я ничего не думаю, так что и ты ничего не думай!
Этот разговор для меня не особенно интересен, и я отошел в сторонку, и чуть было не налетел грудью на взводного.
– Так, Иванов? Хорошо! Вы откуда и куда?
– Оттуда и туда, – браво доложил я.
– Очень смешно! Было бы время – посмеялся бы вместе с тобой! Бери свою бригаду «Ух!», в смысле, свое отделение, инвентарь и отправляйтесь на уборку территории. Дежурный по училищу обошел территорию и сказал, что у нас она самая грязная.

Разочарование
Стоя перед зеркалом в узком проходе между нашей и тридцать второй ротами, я растягиваю пружинный плечевой эспандер. Ну а сам, понятное дело, любуюсь своим отражением в зеркале. Наш взводный держит путь мимо меня в соседнюю роту, но в двух метрах от меня останавливается.
– Проходите, товарищ старший лейтенант, – предлагаю я, не переставая растягивать эспандер.
– Ну, уж нет, – не соглашается он, – отпустишь ведь руку и ударишь меня ручкой эспандера по голове! А потом будешь клясться, что она сама вырвалась.
– Вах! – говорит Саркис. – Это вы правильно сейчас сказали. Иванов по башке попадет – совсем мертвый будешь!
– Вот-вот! Я подожду. Этот Иванов на все способен.
– Тогда это надолго, – улыбается Миша, – быстрее будет спуститься из казармы, прогуляться по свежему воздуху и воспользоваться другим подъездом. А что? Хорошая идея! Дарю! Безвозмездно, то есть даром!
Я опускаю руки, поворачиваюсь и говорю.
– Проходите, товарищ старший лейтенант.
Неизвестно почему, но взводный мрачнеет. Может, завидует тому, как я выгляжу, и что могу? А может, и нет.
– Ой, спасибо, дорогой товарищ Иванов, что сжалились над бедным командиром взвода! Может, мне вас еще и по головке погладить?
Все курсанты, которые слышали эти слова, как по команде повернулись к нам, ожидая моей реакции. И я не обманул своих благодарных слушателей.
– Меньше всего мне нужно, товарищ старший лейтенант, чтобы вы гладили меня…
Последние мои слова тонут во взрыве смеха. Лео так смеется, что закашлялся, а «замок», пряча глаза, просто посмеивается. Вот так: «Хе-хе!». Взводный багровеет и выдавливает из себя:
– Говори, что думаешь, и думай, что говоришь.
После этих слов уходит, а Дима воодушевленно насмехается:
– И враг бежит, бежит, бежит!
Веня замечает что-то вроде того, что много говорено, да мало сказано. Столб тоже замечает, что взводный наш хорошо говорит, а слушать нечего. Я гляжу вслед взводному и понимаю, что никто больше не был ему такой большой костью в горле, как я.
После эспандера я взялся за гири, которые Журавлев утром во время уборки спрятал в шкаф под шинели. Мне пришлось по пояс свеситься в шкаф, выбирая двадцати четырех килограммовые гири. Эту картину увидел возвращающийся из туалета взводный. Он тщетно пытался скрыть, что находится в плохом настроении. Веня заметил это первым и предупредил, что взводный идет как-то загадочно.
– Иванов, что ты там забыл? – ехидно спрашивает мама Жора.
– Ничего не забыл, – ответил я, выпрямившись с гирями в руках.
– Дурацкий ответ, – пожимает плечами взводный.
– Какой вопрос, такой и ответ, – несмотря на видимое недовольство взводного, отвечаю я.
И снова мои слова потонули во взрыве смеха. Такой ответ оказался для старшего лейтенанта Дядченко совершенно неожиданным. В этом весь наш мама Жора: сам спросит, и сам же потом удивляется. Взводный находится в полном недоумении, но он думает. Думает долго и мучительно. Он ведь понимает, что просто так уйти нельзя, но он не придумал ничего лучше, чем сказать:
– Ну, это уже откровенная наглость. Я в тебе разочаровался.
– Я в вас тоже, так что наши чувства взаимны.
Все снова смеются, один Вася смотрит на меня, молча и с осуждением. Взводный уходит, а КорС констатирует.
– «8:0» в пользу Иванова. Замечания Иванова только подбадривают и раззадоривают. Все мы знаем, что у вас на редкость неуступчивый характер, но все-таки, товарищ курсант, вы бы не грубили командиру взвода, это ведь все еще остается нарушением воинской дисциплины. Какой пример вы нам показываете? И потом, сейчас командир взвода вернется и выявит здесь тысячу и одно нарушение.
– Как-нибудь оно будет, – беззаботно махнул рукой Рома. – Хотя усложнившиеся отношения, конечно, никому не в радость.
– Ничего не поделаешь, – спокойно говорю я, – его внимание ко мне утомляет. Переделать меня он все равно не сможет, потому что я хочу остаться самим собой. А Королев у нас сегодня такой правильный, что даже странно слышать.
– Да я что, я ничего, – отстал от меня Королев, – если что, получите по голове вы.
– Иванов, вижу настроение у тебя сегодня боевое, – принял правильное выражение лица «замок», – иди-ка ты лучше с тенью подерись!
– Назначаю «тенью» тебя! Ха-ха!
«Замок» хмурится, но молчит. Ссориться со мной он явно не намерен.
– Иванов, тебе твой ум не мешает? Ты ведь, между прочим, тоже не всегда и не во всем бываешь прав.
Я, молча «качаюсь» и не реагирую на слова «замка». Он долго ждет моей реакции, а потом первым нарушает продолжительное молчание.
– Понятно: никто никому ничего объяснять не будет. Странно, но меня это уже почему-то совсем не удивляет и не возмущает.
– С этим психом лучше не спорить, – негромко говорит «замку» Юлька.
Любопытно, когда это я успел стать психом? Разве что он считает, что нужно быть психом, чтобы спорить с командиром взвода? Тогда так и быть, прощаю.
– Товарищи курсанты, – напоминает о своем существовании мама Жора, – вы бы лучше повторили обязанности часового и так далее, ведь вам через пару дней заступать в караул.
– Караул! – негромко говорит Лео. – Товарищ Иванов, а где это «и так далее», которое нам нужно повторить?
– Вообще-то, как мне кажется, оно должно находиться в Уставе гарнизонной и караульной службы, – смеюсь я, – но вы, на всякий случай, уточните еще у командира взвода.
– Смехотворная шутка, – язвит Королев.
– Товарищ Королев, а вот вашим мнением здесь точно никто не интересовался. Вы не заблудились? – повернулся к нему Лео, и предельно откровенно добавил: – Так я вам могу со всей революционной решительностью напомнить, куда вам следует идти!
– И то верно, – одобрил Миша. – Не суй, КорС, свой нос, куда не надо. Что характерно, тебе же самому лучше будет!
Королев, что обиделся, виду не подал, но обиду, скорее всего, затаил. Как ни в чем не было, он отвернулся и ушел.
– А кто это тут говорил, что быть умнее других это значит быть лучше других? – вдруг спросил Миша.
– Я, – припомнил Вася, – я так считаю и говорил об этом.
– Скажи, а как ты считаешь, КорС вообще умный малый?
– Конечно, что за вопрос? – завистливо отвечает Вася. – Королев умнее многих, очень многих курсантов.
– А как ты думаешь, он лучше других?
– Нет, – решительно отвечает Вася, – нет. Он хуже многих. Недобрый он, завистливый и злой.
– Разве это не противоречит тому, что ты раньше говорил об уме? Перевожу: можно быть умнее других, но делать людям зло. А можно быть не очень умным, но творить только добро. Подумай над этим на досуге.
– Спасибо, товарищ младший сержант! – просиял Вася. – Кажется, я все понял!
– Рад за тебя, – сдержанно усмехнулся Миша.
Вернувшийся КорС, никак не мог понять молчаливой радости Васи, да и многих других курсантов. Более того, они смотрели на Королева не снизу вверх, как раньше, а минимум, как на равного, если не свысока. Сергей это прочувствовал всей кожей, хотя причины такого отношения к себе не понял. Понятное дело, ему никто ничего рассказывать не стал, так что он остался в полном неведении относительно причин такой перемены в отношении к нему.

Лео – восемнадцать
Тринадцатого октября мы сменились с караула по охране Боевого Знамени училища. Я в этом карауле был разводящим, а Лео караульным. После того, как мы сдали оружие и сходили на ужин, Лео вдруг объявил:
– Третий взвод, все в ленкомнату!
– Зачем это еще? – усталым голосом первым отозвался Веня.
– Зайдешь – узнаешь, и вообще не задавай глупых вопросов, – со всей решительностью, на которую только способен, заявил Лео.
В ленинской комнате на столах нас дожидались три торта «Розовый», газированный напиток «Золотистый» и конфеты.
– Лео, так у тебя сегодня день варенья? И сколько стукнуло?
– Восемнадцать, только уши руками не трогать! Вас много, а ушей у меня только два!
– Ну, желаем тебе всего и надолго! – первым сказал «замок», радуясь, как и все, неожиданному счастью.
– Всего – это многовато, давайте конкретнее!
После пожеланий съели торты, конфеты, выпили воду, сфотографировались на память и стали расходиться. Лео, молча, взял меня за рукав, давая знать, чтоб я задержался. Кроме меня остались и другие сержанты. Лео достал из шкафа торт «Таврический», коробку конфет «Вишня в шоколаде», и пять бутылок «Пепси-колы». Праздник продолжается, и Миша шутит: «Есть уже не хочется, а надо!»
Когда сержанты вышли, в ленинской комнате остались Лео и я. Наш именинник на удивление безрадостный.
– Валера, что с тобой?
– Знаешь, Толик, я, конечно, все понимаю: военная служба, тяготы и лишения, их стойкое перенесение, но все равно, так горько и обидно в свой день рождения стоять в карауле.
– Чего же ты заранее ротному не сказал, он бы понял, я знаю. К тому же ты у него на хорошем счету. Думаю, что можно было бы обойтись без этого твоего великого жертвоприношения.
– Я не могу, – упрямо, но без убеждения ответил Лео.
– Как это ты можешь не мочь?
– Что же это будет, если каждому курсанту навстречу идти? Сто двадцать человек в роте и у каждого день рождения. Кто же станет отслеживать – припадает наряд на день рождения или нет?
– Между прочим, это интересная мысль.
– Чем это? – вяло поинтересовался Валерка.
– Станем офицерами, будем отслеживать это дело, ну, чтобы наши подчиненные не стояли в день рожденья в нарядах.
– Вот это правильно! Ладно, ты иди, а я здесь приберусь.
Я вышел из ленкомнаты с твердым решением в свои дни рождения в караулах и нарядах не стоять.
В кубрике раздавался жизнерадостный голос мамы Жоры: «Форму постирайте, а то она у вас уже совсем на свинью похожа!» Дальше пошли слова для связки мата. И зачем нам такой взводный? Случайно ли, что именно он наш командир взвода? Помнится, мой школьный военрук говорил, что любая случайность закономерна. И вот, по непонятному мне пока стечению обстоятельств, мы имеем маму Жору. То есть, если честно, то он имеет нас.
От грустных мыслей меня отвлек голос Литина, который предвкушает завтра, ведь завтра будут увольнения! Итак, скорее бы уже завтра, потому, что и я иду в увал!
И вот это завтра наступило, и сегодня я иду в увольнение. Особенных планов у меня нет: «Пельменная», «Блинная», почта – домой позвонить, а там видно будет. Перед самым уходом Веня попросил меня:
– Товарищ курсант, дайте мне моих сигарет. Мне положено.
Дело в том, что мне на хранение сдают сигареты многие ребята из нашего взвода, и сами устанавливают, когда им можно их давать. Я этого придерживаюсь, хотя они иногда и обижаются, что я не выдаю им их сигареты, если они раньше установленного времени скуривают свои запасы. 
Уже на главпочтамте, разговаривая с мамой, я решил, что сначала схожу в кино, а потом на танцы.
– Да, – спохватилась вдруг мама, и спросила, – у нас в гостях Виталик! Будешь с ним говорить? 
Виталик – это младший брат моего дворового друга Сереги. Мы живем с ними в одном подъезде.
– Давай, – согласился я, – время еще есть… Привет! Как дела?
Слушая ответы, я убедился, что это точно не тот Виталик, о котором я думал.
– Слушай, – перебил я собеседника на полуслове, – а ты кто?
В трубке раздался смех, а потом веселый голос ответил:
– Это же я – Виталий Шепелев!
– Вот это да! – ахнул я, и вскричал взволновано. – Здравствуй, дружище! Ты как дома-то оказался? Отпуск ведь так рано не дают. Или случилось чего? С кем?
– Случилось. Со мной. Меня комиссовали из армии: язва открылась, руки серьезно отморозил, и еще кое-какие болячки объявились, – поскучнел он. – Ты когда домой?
– Мне очень жаль, но только через два месяца с половиной, – даже вздохнул я, так как месяц это еще очень долго.
– Вот тогда обо всем и поговорим, – рассудительно говорит мой друг.
– Как же я рад тебя слышать, – улыбаюсь я.
– Да уж – так рад, что даже не узнал старого друга!
– Богатым будешь, – сразу нашелся я.
На этом разговор прекратился, но я был рад, очень рад, что скоро увижу своего самого лучшего друга. Безусловно, жаль, что он болеет, и все-таки здорово, что он дома! Это не может не радовать!
В училище меня ожидали обязательные шесть писем, и среди них от Витальки. В нем он сообщал о своем увольнении, и том, что теперь ему надлежит писать домой. Впереди был зимний отпуск, и я уже лелею радужные мечты о том, как здорово мы его проведем.
Дверь в ротное помещение раскрылась, и появилась высоко поднятая нога. Можно даже не сомневаться – это Лео, как обычно, насмотрелся боевиков с Брюсом Ли. И точно, в казарму влетел Лео. Размахивая кулаками и ногами, он подлетел к Роме, но тот сразу приложился так, что Лео стремительно растянулся во весь рост.
– Исчезни с глаз, – с неумолимой суровостью бросил Рома, но потом не выдержал и рассмеялся. – Радуйся, я сегодня добрый!
Все молча, ждали, чем все это закончится, но сегодня Лео всех разочаровал. Полежав, он поднялся и уже совершенно спокойно пошел раздеваться. Видно, сегодня он посмотрел только один видеофильм с Брюсом Ли, иначе он так легко не сдался бы. Мы уже знаем, что после двух просмотренных фильмов Лео так просто не унять.
– Толик, – широко улыбнулся Рома, – ты видал, как я сегодня Лео дал?
– Умопомрачительно, – лаконично ответил я.
– Нет, в данном конкретном случае – умовосстановительно! Слышишь Лео, не повезло тебе! Вот вчера, когда ты еще был именинником, я бы тебя вряд ли ударил, – жизнерадостно гогочет Рома.
Когда мы подшивали свежие подворотнички, во время просмотра программы «Время» ротный спустился в спальное помещение, выключил звук телевизора и объявил:
– Товарищи курсанты, завтра у нас по плану чистка оружия, поэтому подшиву, которую вы отпороли, не выбрасывайте. Завтра она вам пригодится, как ветошь.

Чистка
Утро началось весело – кто-то спящему Юльке накрасил ногти лаком для ногтей ярко-красного цвета. Ацетона под рукой не нашлось, так что Юлька и на утренний осмотр, и на завтрак пошел с накрашенными ногтями. В общем, смеху было!
А еще сегодня у нас плановая чистка оружия, и мы, рассевшись на взлетке, разобрали и чистим свое табельное оружие. «Веселее» всего пулеметчикам, у них чистка всегда отнимает больше времени, чем у автоматчиков.
– Торопиться не надо, – терпеливо объясняет мама Жора, – надо вычистить оружие качественно. Так что мы будем не спешить!
Веня, пользуясь, случаем, кормит всех своими небылицами, и остановить это словоизвержение невозможно. Веня с удовольствием досаждает всем своими рассказами. Мы все-таки стараемся его перебивать, чтобы он говорил не очень пространно.
– А вот еще случай был! Это уже после Германии было, но еще до Москвы.
– Как это до Москвы? – скалит зубы Кальницкий. – Ты же у нас коренной москвич? Или пристяжной? Эх, лимита ты, лимита!
– Не мешайте, – нахмурился Веня, не любит он, когда ему напоминают, что он в Москве всего полтора года прожил. Очень ему нравится думать о себе, что он самый настоящий, коренной москвич и есть. – Папа тогда на Украине служил, подо Львовом.
– Под самым Львовом? Это что, в катакомбах? – широко раскрывает глаза Вася.
– Вася, а ты не пробовал думать? Ну, так, хотя бы ради интереса? – зло перебивает Васю КорС. – Ну, хотя бы один раз?
Веня досадливо отмахивается, и продолжает свой рассказ.
– Один мой знакомый имел два пистолета карманной носки, ну, такие, знаете: «Браунинг» калибра 6,35. Их еще дамскими называют.
– Конечно, знаем, – усмехнулся Володька, – у нас у всех есть приятели, которые незаконно хранят огнестрельное оружие! Причем именно дамское!
Все хохочут, а Веня серьезно спрашивает, вызывая еще больший смех:
– Что, правда? – потом, поняв, что над ним посмеялись, продолжает: – Он пришил на трусы две самодельные кобуры и носил оба пистолета при себе.
– Бедняга, – притворно вздыхаю я.
– Это еще почему? – не понимает Веня, прерывает свое повествование и выжидающе смотрит на меня, ожидая разъяснений.
– Ну как же! Чтобы трусы выдержали два пистолета, пусть даже дамские, они должны быть из брезента! Жарко, поди, в таком исподнем? И стирать не очень удобно, как думаешь?
Взвод снова хохочет, один Веня не понимает, что самое время прекратить спектакль. Он даже сказал, что со мной говорить – обязательно себе настроение испортишь.
– Да я честно вам говорю!
– Как? То есть до этого ты всегда говорил нечестно? И дальше врать, будешь? Да? Ладно, Веня, – лениво говорит Лис, – ври уже дальше!
– Провожает он однажды свою девушку, а она за мостом жила.
– Это как? – пытается сообразить Вася с той непосредственностью, которая присуща глухим провинциалам.
КорС тот, вообще Васю иначе, как плебсом и не называет. Причем не только за глаза, но и прямо в них.
– Ну, несколько улиц отгорожены от основного города рекой, а через нее автомобильный мост, – терпеливо разъясняет хуторянину Васе Веня, – вот за этим мостом она и жила.
– В не основном городе, – добавил я, вызвав новый прилив смеха. В который раз изумляет неспособность Вени реагировать на знаки окружающих.
– Дело, как я уже говорил, было, вечером. Идут они, а навстречу четверо хулиганов! Остановили они моего знакомого с девушкой и говорят: «Раздевайтесь! Снимайте часы и все остальное!»
– Ну, девушка его, понятное дело, с удовольствием, – шутит Миша, – а знакомый твой как? 
– Идите вы! – срывается рассказчик, и слегка краснеет от обиды. – Девушка заупрямилась!
– Кокетка! – шумно вздыхает КорС игривым тоном.
Веня понял, что если станет обращать внимание на все замечания, то не расскажет свою историю никогда, и стал невозмутимо продолжать.
– А знакомый говорит: «Раздевайся, дорогая. Так надо». И сам тоже стал раздеваться, а хулиганы смотрят больше на девушку. И тут мой знакомый достает…
– Из широких штанин с дырявыми карманами, – подсказывает Лео.
– Вовсе нет, прямо из трусов, – объясняет Дима. – Ты, Лео, просто невнимательно слушал!
– Ха-ха! Хе-хе! Га-га! – раздается со всех сторон.
– Ну, и как? – стараюсь я быть серьезным, – удалось ему их удивить?
– По всей видимости, он их реально испугал! – подсказывает Миша. Все снова умирают со смеху, а у меня самого уже скулы болят.
– Да ну, вас, – сердится Веня, и замолкает.
– Фу, как некультурно! И не, «Да ну вас», а «Да ну вас, товарищ курсант!», – поправляет его Кальницкий.
– Что за смех? – раздается в казарме отрезвляющий голос ротного. – Это, я так понимаю, желающие заступить в наряд вне графика? Давайте, чистите оружие!
Ротный важно и чинно проследовал к своему приятелю – командиру тридцать второй роты, мы с этой ротой делим одно казарменное помещение. Как только командир роты исчез в их канцелярии, Веня продолжил:
– Мой приятель одной рукой достал один пистолет, второй рукой второй пистолет, а третьей рукой….
– Как? У него еще и третья рука была? – взорвался КорС от восторга. – Твой приятель – мутант?
Веня понимает, что он слишком уж увлекся, сморозил откровенную глупость и краснеет. Подождав, пока смех немного утих, он продолжил:
– Ну, в общем, он достал оба пистолета и говорит: «Ну-ка, прыгайте с моста!» Один из хулиганов бросился на него, но мой приятель из двух стволов выстрелил, прямо тому в живот! А те трое прыгнули и сломали себе спины. Так и простояли по пояс в воде и иле до утра, там мелко было. Милиция ночью ехать побоялась, хотя им позвонили и сообщили о выстрелах на мосту.
– Ну, понятное дело, – кивнул Миша, давясь от смеха.
– Приехала милиция утром, а хулиганы уже все мертвые.
– И стоят? Со сломанными спинами? – больше я уже не мог притворяться, что мне не смешно. – И «Боржоми» уже не поможет? Признайся, Веня, сам сочинил?
– Нет, такая загадочная и невероятная история! Для Вени это слишком хитроумно! – насмехается «замок».
– Почему сразу сочинил? Я же вам чистую правду! Мне ее знакомый по большой дружбе и под большим секретом рассказал! Слово в слово!
– Он тебе по большому секрету, а ты нам чего всем растрепал? Все, не пойду с тобой в разведку, так и знай! – смеется Лео.
– А девушку он тоже с моста сбросил? – миролюбиво спрашивает КорС.
– Зачем? – удивляется вопросу Веня, поворачивается к Королеву и ждет ответа.
– Свидетель, – пожал плечищами Королев, – вдруг проговорится? Или шантажировать начнет? Мол, женись на мне, а то …
По казарме снова разносится многоголосый смех, многократно усиленный эхом.
– Иногда бывает трудно поверить человеку, но я за что купил, за, то и продаю!
– И много заплатил за свою историю?
– Нет, этот третий взвод просто невыносим, – серьезно говорит ротный. Из-за чистки оружия при его появлении не подается команда «Смирно», и он появляется незаметно. – Я вижу, что число желающих заступить в наряд все растет и растет. И продолжает расти. Что там у вас, третий взвод? В чем дело?
– Ничего особенного, товарищ капитан, – отвечает «замок». – Просто курсант Нагорный новеллу сочинил!
В спальное помещение вошел старший лейтенант Туманов, и объявил.
– Первый и второй взвод! Кто плохо почистит оружие – никакого отбоя! В постель только через меня!
– Чем дольше делается работа, – говорит Батя, – тем хуже она делается. Жаль, что не все наши командиры это понимают.
Ротный, молча, покачал головой, а потом твердо сказал:
– Третий взвод, займитесь чисткой оружия. Я вас не пугаю, я вас предупреждаю: плохо вычистите оружие – я вас всех посажу на якорь. Курсант Нагорный, а вы представите мне вашу новеллу в письменном виде, я ее с удовольствием почитаю на досуге.
Взвод прыснул со смеху, представив, как ротный читает Венино творение. Ротный снова напомнил, что посадит нас на якорь. Королев и Лео весь вечер требовали, чтобы Веня сознался, что вся его история – вымысел, и посмеялся вместе с нами. Веня держится. В жизни, конечно, нужно уметь посмеяться над собой, но на такое только здоровый человек способен.

Воспитательный момент
Во время очередного марш-броска я нес службу дежурным по роте. Вернулись курсанты уставшие и злые, и как всегда, злее всех Королев. Он глянул на меня, и сразу же сухо проворчал.
– Повезло же некоторым.
– В чем? – со жгучим интересом поинтересовался я.
– Мы все бегали, а вы нет, – зло объяснил Королев.
– Дурак ты, КорС, – ответил ему вместо меня Кальницкий, командир отделения КорСа. В принципе я собирался сказать Королеву то же самое, поэтому теперь задумался, надо ли озвучивать эту мысль еще раз?
– Потрясающее открытие! – заливается от смеха Лис.
– Какой я дурак? – обиженно спросил КорС, еще больше насупившись.
– Большой! Объяснить, почему? Иванову все равно придется пробежать этот кросс, по той простой причине, что он без кросса  в увольнение пойти не сможет. А бегать ему придется на стадионе, по кругу, а это скучно и утомительно. По городу вместе со всеми гораздо интереснее и легче.  Так что Иванову этот наряд как серпом. …  Неужели ты не согласен? И самое главное, Королев, ну считаешь ты себя умнее других, так это твои личные трудности.
С мнением Миши Королев легко согласился, и больше не делает никаких выпадов в мою сторону.
– Слушайте, – миролюбиво сказал КорС, – а вы видали, как замполит батальона бегает?!
– И как же? Спиной вперед? – небрежно интересуюсь я.
– Да, ну, вас, с вашими вечными приколами. Он просто стартовал последним в батальоне, а финишировал первым! Не снимая шинели, к тому же у троих курсантов автоматы взял! Конь, да и только! Причем конь педальный!
До нас донесся смех «замка», больше похожий на конское ржание.
– Ну, я и проголодался! Кто меня сегодня в чипок ведет?
Изъявили желание сводить его в чипок Бао и Юлька, а у Машевского видно денег уже нет.
– Спасибо, друзья! Я постараюсь не обидеть вас обоих! Пойдемте, кого ждем?
И они втроем направились в чипок. Втроем, потому, что друга Машевского никто из них с собой позвать так и не додумался. Когда они вернулись, Королев презрительно спросил у Юльки.
– Ну, что, подхалимы, поели, или только «замка» покормили?
– Ты чего, Серега? – удивился Юлька. – Ты в своем уме? Ведь Максим это такой замечательный человек! Я ведь от чистого сердца!
– В конечном счете, придет день, когда ты его будешь первый грязью поливать. А вообще запомни: не подлизывайся ты так сильно, а то еще язык сотрешь до корня. И есть будет трудно, и говорить не сможешь, безотказный ты наш! Понял?
На этот раз Юлька отчего-то не нашел сил возразить. Отвернувшись от него, Королев спросил у Литина.
– Ты в увольнение в субботу сразу пойдешь?
– Да, а что? – рассеянно ответил тот, так как о чем-то сосредоточенно думал.
– А я сначала в клуб схожу, там «Белые росы» будут показывать, а уже после в увольнение пойду, – объяснил КорС.
– Хороший фильм, конечно, – согласился Литин, – но я сразу в город.
– Правильно, теория без практики мертва, – криво усмехнулся Королев. – Так, что, значит, по бабам?
Тут появились взводные и потребовали прекратить сходку. Сменившись с наряда по роте, я пошел мыться. Возвращаясь из умывальника, услышал, как Веня спорит с новым дежурным по роте – Юрой Аркалюком из первого взвода.
– Почему я опять должен убирать туалет? – смешно, совсем по-детски оттопырил Веня нижнюю губу. – Я в прошлом наряде отвечал за него! Что за прихоть?
– Не видел, не знаю, не помню, – невозмутимо отвечает Аркалюк, – генеральским сынкам полезно поработать, особенно в туалете. Это именно твой случай.
– Товарищ курсант! – увидел меня и обрадовался Веня. – Скажите вы ему что-нибудь!
Веня говорит мне о притязаниях Аркалюка  с возмущением. Сам Аркалюк Венины аргументы и слушать не хочет.
– Правильно делаешь, Юра, – охотно выполнил я Венину просьбу.
– Спасибо вам, товарищ курсант, – заметно изменился в лице Нагорный, твердо рассчитывавший на мое заступничество.
– Пожалуйста, – ответил за меня Аркалюк. – Нет, все-таки ты должен, как никто другой, службу понюхать! Отца твоего я, безусловно, уважаю, но, тем не менее, не склонен признавать твои особенные права. Так что нечего тут права качать. Слушай, Толик, как думаешь: может ему в морду для надежности дать?
– Не спеши, – улыбаюсь я одними глазами. – Всегда помни об альтернативных возможностях! Что, Веня, так не хочется туалет убирать?
– Признаться не очень, но… отсутствие выбора… узкие рамки условностей …
– Вот и правильно! Переживешь как-нибудь,  – улыбнулся Аркалюк. – Кроме того, что ты сын своего отца, есть и другая, немаловажная причина: не люблю я пустозвонов, вроде тебя, понял? Значит распределение обязанностей такое…
– Да, знаю я все, – и, махнув рукой, Веня направился на вверенный ему объект.
– Столицый, блин, – недобро проворчал, глядя ему в след, Юра.
– Ну и что, что из столицы? – оглянулся Веня.
– Иди, иди, лимита! К тому же я сказал не «столица», а «столицый», лицемер, значит.
– Слушай, да он вроде не лицемер, – невольно сказал я, глядя на Юру.
– Со стороны виднее, а вы во взводе к нему привыкли, и многого просто не замечаете, или не придаете значения.
– Обидится ведь, – глядя вслед удаляющемуся Вене, высказал свое мнение дневальный с тумбочки.
– Меня это мало беспокоит. Так мало, что незачем об этом и говорить, – пожал плечами Юра. – К тому же я преследую благородную цель – пытаюсь сбить с него его дурацкую спесь.
– Воспитываешь, значит? А начал с самого простого?
– Именно! Раз уж его мама с папой не воспитали, то я хоть попробую что-то сделать. Эх, жаль, что он не в моем отделении, я бы им занимался и днем и ночью!
– Ты всех генеральских сынков не любишь? – улыбаюсь я.
– Вовсе нет. Вот, к примеру, ваш Политанский – совершенно нормальный человек, вызывающий уважение, ничего не скажешь. А к таким, как Нагорный просто необходим, как это? А, вспомнил! Индивидуальный подход, вот!
Лео со смехом стал рассказывать мне о том, что сегодня было на занятиях. Наш взвод был на занятиях по автобронетанковой подготовке в 58-ом военном городке, это на улице Крылова. Во время занятий всем захотелось пить, так как все три пары взвод находился в 58-ом городке.
– А рядом, буквально в пяти метрах от КПП городка, продают разливной квас. Мы несколько перемен собирались с духом, но потом не выдержали и пошли в самоволку пить квас! – с восторгом рассказывает Лео. – Это такое классное ощущение! Недаром говорят, что риск благородное дело! Некоторые бегали пить квас по два и даже по три раза! Только Вася не рискнул, считая, что самоволка это грубое нарушение воинской дисциплины, представляешь?

Маленькая страна
Сегодня суббота, и мы с радостью ожидаем увольнения. Ну, а пока нас ведут в столовую на обед. Через КПП-1 прямо на строевой плац въезжают автобусы «Икарус». Их уже не меньше семи штук. На бортах автобусов большущими буквами написано «Артек».
– Пацаны, – веселится Веня, – мы едем в Артек! Кто из вас еще там не был? Вот, увидите этот замечательный островок детства. Лично я там отдыхал три раза!
– Счастливчик, – шутит КорС, – мне удалось там побывать только два раза.
Мы посмеялись Вениной шутке, но после обеда, на построении на парково-хозяйственный день командир роты объявил, что нам выпала честь, и мы действительно едем в Артек! Иногда даже бывает здорово, что в военной службе все непредсказуемо.
– Ешкин кот, – взволновано восхищается Веня, – меня ожидает ностальгическая встреча с лагерем детства! Это как возвращение в сказку! Без преувеличения могу сказать, что мне улыбнулась удача!
– Курсант Нагорный, – насмехается ротный, – отставить разговоры в строю, а то будете ностальгировать на тумбочке дневального!
– Ностальгировать на тумбочку дневального? – прыснул от смеха Лео. – Интересно, это как?
– Попробуй, узнаешь, – отшучивается Веня.
– Командиры взводов, – распоряжается ротный, – организовать получение лопат и ломов в нижней каптерке.
– А я-то думал, что мы едем на экскурсию, – вздыхает Лео, – а оказывается там надо работать.
– Курсант Леонтьев, – строго говорит ротный с каменным выражением лица, – за нарушение дисциплины строя объявляю вам один наряд вне очереди. Заступите сегодня же, так что работать на благо советской пионерии вам не придется. Выйти из строя. Марш в казарму, готовиться к заступлению в наряд.
– Товарищ капитан, – искаженным до неузнаваемости голосом говорит Лео, – я же пошутил. Я никогда не был в Артеке.
Валерка весь напрягся в ожидании ответа ротного.
– А я не шутил. Идите, Леонтьев, идите уже и не морочьте мне голову, – со злостью в голосе отвечает командир роты. Если он что-то решил, то переломить его упрямство трудно, тем более, курсанту. Веня изо всех сил старается молчать, даже губу закусил, чтобы не последовать вслед за Лео.
– Действительно, Леонтьев, – говорит мама Жора, – посмотрите, вот даже Иванов с его несносным характером и тем, что его за словом в карман посылать не надо, и тот молчит, а вы тут шутить вздумали. Кто ж вам виноват, что вы не умеете держать язык за зубами?
– Не повезло Лео, – сплюнул Лис и философски заметил. – В мгновение ока жизнь дала трещину. А мама Жора, похоже, смысла сказанной им пословицы не понимает.
– Все он правильно понимает, просто это он так шутит, – вступился за маму «замок». – Он так пытается приободрить Лео. У них с ним обоюдное уважение и симпатия.
– Пацаны, желаю вам мокрой, красивой погоды, чтобы вы там просто отдохнули, – заплетающимся языком сказал Лео нам на прощанье и понуро поплелся в казарму.
– Рота, равняйсь! – начал командовать ротный.
– Кто шагает дружно в ряд? – негромко скандирует Лис. – Наш курсантский стройотряд!
И мы погрузились в один из «Икарусов». Васю Россошенко, оказывается, тоже сильно волнует предстоящая встреча с Артеком, правда, по-своему.
– А вы знаете, – взволновано говорит он, – в Артеке находится самый высокий памятник Ленину. Его высота 19 метров, а пилоны за его спиной достигают 42 метров. Из-за таких размеров памятник внесен в морскую лоцию, как навигационный знак.
– Надо же, какие слова мы, оказывается, знаем, – подивился вслух КорС. – Кто бы мог подумать?
– А мы возле памятника Ленину свидания назначали, – припомнил Веня.
Нас привезли в дружину «Приморскую», где нам предстоит копать очередную траншею для водопровода. Кстати, это рядом с тем самым памятником Ленину. Веня еще больше возрадовался, так как рядом находится дружина «Морская», в которой Веня отдыхал в розовом детстве.
– Веню не трогайте, – шучу я, – у него настал величайший момент в его жизни – встреча с детством!
– Шутишь все? – смеется Миша. – Он с ним еще и не расставался!
– Товарищи курсанты, – инструктирует нас ротный, – здесь вы встретитесь с массой детей. На фоне этой массы….
– «Масса» это хорошо, – отвлек меня Лис, – я бы не отказался сейчас «помассовать!»
– А еще лучше было бы забульбенить, – перебил его Миша. – А потом и припасть на «массу» не грех! Минут по шестьсот на каждый глаз!
– И отставить вашу расхлябанность на службе и в быту, – продолжает ротный, – ведь здесь на вас будут смотреть дети со стран всего социалистического лагеря.
– Если бы каждый, кто копает яму ближнему, в нее попадал сам, – философски замечает Рома, который уже вспотел и разделся до пояса, – то надолго не хватило бы ям!
– Эй, Бао, – смеется «замок», – вон посмотри на тот дуб, ты похож на него, как две капли воды!
– Третий взвод, – недовольно говорит взводный, – отставить разговоры. Ну, не взвод, а банда хулиганов!
Правда, в интерпретации взводного это прозвучало, как: «банда фулюганов». Фулюганы дружно рассмеялись. Тут появился первый пионерский отряд во главе с симпатичной пионервожатой. На вид она наша ровесница, хотя, скорее всего, она старше нас на пару лет.
– Всем, всем добрый день! – дружно поприветствовали нас пионеры.
– Что, Толик, – севшим голосом спрашивает Миша, кивая на вожатую, – тряхнем стариной?
– Старина мне не нужна, – рассмеялась вожатая и лукаво глянула мне в глаза. Так посмотрела, что я ясно понял, – если бы не ее детишки, глядишь, у нас бы с ней что-нибудь и вышло.
– Товарищи Иванов, Кальницкий, – сердито оглядел нас мама Жора, и раздраженно закончил, – займитесь лучше делом.
– Кто сказал, что это лучше? – удивляюсь я. Перспектива позлить маму Жору, что называется, придала мне сил. Но на этот раз взводный уклонился от ссоры. Он набросился на курсантов четвертого взвода, которые копают, не так продуктивно, как мы.
– Мы пробовали, – оправдывается сержант Ежевский, – но здесь камней больше, чем земли.
– А вы двадцать раз попробуйте, – зверствует мама Жора, – а на 59 раз получится! В конце концов, к этому вас готовили семья и школа!
– Товарищ старший лейтенант, – привлек я его внимание, – а что будет, если мы не успеем сегодня выполнить, поставленную нам задачу?
– Молодец, Иванов! Вот, учитесь, товарищи курсанты, – вместо мамы Жоры отвечает мне ротный, – ум человека лучше оценивать по его вопросам, а не по его ответам! Завтра вместо увольнения будете заканчивать работу, понятно?
Поскольку никому не хочется работать, пусть даже и во всесоюзной пионерской здравнице, в воскресенье, да еще и вместо увольнений, задачу мы выполнили.
На следующий день, находясь в городском увольнении, я переоделся в гражданку и поспешил на Пушкарь. Одет я в джинсы, клетчатую сорочку, кроссовки и финскую куртку «Альбатрос», только с отстегнутыми рукавами. Как же здорово я чувствую себя в городе, не в военной форме одежды!
Я шел по Севастопольской улице, когда через дорогу от обкома партии я заметил ротного! Я прикрыл лицо рукой и свернул на соседнюю улицу.
Вечером, по возвращении из увольнения, я доложил маме Жоре о своем прибытии.
– Иванов, командир роты звонил, сказал, что видел тебя в городе по гражданке.
– Товарищ старший лейтенант, – невинно улыбаясь, отвечаю я, – он обознался!
– Я тоже ему так сказал, – охотно согласился взводный.
Но утром, ротный налетел на меня зверь зверем.
– Иванов! Ты кого обмануть решил? Я ясно видел, что это был ты! Ты можешь обвести вокруг пальца своего командира взвода, но не меня! Ты удивишься, но я своим глазам доверяю больше, чем твоим словам, и с головой еще дружу! Немедленно гражданку сюда!
– Товарищ капитан, это невозможно.
– Возможно. Вот тебе увольнительная записка, марш на квартиру и принеси гражданку сюда, мне!
Пришлось мне сходить в увольнение и принести гражданку ротному. Не всю, а только ту, в которую я был вчера одет.
– Вот, – зло, но уже гораздо спокойнее приказал ротный, – вместе с командиром взвода марш на почту и отошлите одежду домой!
И мы с мамой Жорой сходили на училищное отделение связи и отправили мою одежду домой.
– Ну, ты, Иванов и даешь, – только и сказал мама Жора. – Даже вояки еще ходят в увал по форме, а ты и тут первый! А я тебя защищал, не думал я, что ты настолько шустрый и наглый.
После обеда я пошел на это же отделение и связи и позвонил папе на работу.
– Папа, я на твое имя отправил посылку с частью своей гражданской одежды. Ты, пожалуйста, как получишь, сразу же отправь мне ее обратно, хорошо? … Командир роты заставил, он меня видел в Симферополе в ней. … Да-да, впредь буду осторожней! Спасибо, папа!