Борзый минус. Главы 81-90

Майор Хван
Сегодня лекцию по тактике ведет новый преподаватель майор Хван. Если бы он сам не сказал, что он кореец, я бы ни за что не поверил. Ростом он выше среднего даже по нашим меркам, очень красивый, не атлет, но внешне очень спортивный. Единственное, что выдает в нем корейскую кровь, так это скулы. А так славянин, как славянин. Аккуратный он до зависти, а сапоги вообще вызвали всеобщий восторг и умиление. Мало того, что они со вставками, так еще и поглажены. А уж надраены они, хоть брейся в их отражении.
– Прямо мой военный идеал, – простонал Вася. Заметив недоуменные взгляды курсантов, он счел объяснить. – В смысле, идеал военного офицера!
Тема нашего сегодняшнего занятия, если одним словом, – танки. Однако майор не спешит вводить нас в курс особенностей действий танковых соединений, сначала он решил сделать для нас исторический экскурс.
– Появление танков, – как-то очень уж просто рассказывает он, – стало возможным благодаря изобретению американского фермера Бенджамина Холта. Ему доставляли постоянные неудобства илистые грунты в дельте реки Сан-Хоакин в штате Калифорния. Обрабатывать землю было трудно, тракторы постоянно увязали. Холт долго искал выход, и вот 24 ноября 1904 года он впервые вывел на ниву трактор с гусеницами на колесах. Новую «обувь» он назвал «катерпиллар», что означает «гусеница». Через четыре года гусеничные тракторы стали привычными на полях, а вскоре они совершили настоящую революцию в военном деле.
Сначала показалось, что лекция будет неинтересной, но на самом деле, чем дальше в лес, тем интереснее.
– В 1913 году поручик австрийской армии Гюнтер Бурштинь первым представил военному министерству проект колесно-гусеничного вездехода, – майор лукаво осмотрел нас и спросил, сдерживая улыбку: – Как вы думаете, каков был ответ военного руководства?
– Наверное, дураком назвали? – первым предположил Веня.
– Вы очень близки к истине, товарищ курсант. Только в следующий раз вы не забудьте встать и представиться, – совершенно спокойно ответил майор Хван. – Действительно, идею поручика Бурштиня отклонили, а на сам проект наложили резолюцию «Человек сошел с ума».
– А еще через год началась Первая мировая война, – негромко сказал я, но майор услышал.
– Совершенно правильный ход мыслей продемонстрировал нам младший сержант?
– Младший сержант Иванов! – вскочил я со своего места.
– Присаживайтесь, товарищ младший сержант, – майор сделал несколько шагов по аудитории, словно собираясь с мыслями. Те, кто занимаются не положенными делами, зашевелились, и по аудитории пробежал шорох бумаг и хлопанье закрываемых книг. – Уже в январе 1915 года первый лорд Адмиралтейства Англии Уинстон Черчилль написал в письме военному министру: «Все армии оказались в позиционном тупике, ни одна не может сдвинуться с места. Нужны паровые тракторы на гусеницах, оснащенные гранатами и пулеметами, которые могли бы заползать во вражеские окопы под плотным обстрелом».
Майор замолчал, словно ожидая чего-то. Веня воспользовался возникшей паузой и встал.
– Курсант Нагорный! Товарищ майор, разрешите вопрос? Черчилля тоже признали сумасшедшим?
Когда утих наш молодецкий смех, майор ответил на Венин вопрос.
– Военный министр не поддержал идею Черчилля, назвав ее «очередной дорогой игрушкой сэра Уинстона». Но все-таки уже в сентябре того же года на заводе в городе Лидс был построен первый танк.
Даже КорС сидит и, не моргнув глазом, с большим интересом и заметным волнением слушает. Что поражает больше всего, так это то, что слушает он без своего обычного надменного выражения лица, чем приятно удивляет не только меня.
– В 1916 году 49 британских танков в условиях строжайшей секретности погрузили на железнодорожные платформы, накрыли брезентом и отправили на фронт под видом баков с нефтью. На брезенте краской написали «tank», что в переводе с английского обозначает «бак». Так хитрость разведчиков дала название новой военной технике. 15 сентября 1916 года между французскими городами Флер и Курслет английские танки «Марка 1» вышли на боевые позиции.
Тишина в аудитории такая, словно лекцию читает сам полковник Тетка. Только у него на занятиях тихо из-за страха перед ним, а сейчас тихо, потому что всем интересно.
– Из 49 машин из-за конструкторских недоработок на передовую не дошли 17 танков. К началу наступления еще 9 танков быстро поломались, а еще 5 застряли в болоте. Но 18 машин до конца выдержали атаку и прошли вглубь обороны на пять километров, вызывая панику среди немецких солдат. Вы записывайте, товарищи курсанты, я буду спрашивать, – внимательно посмотрев на нас, добавил преподаватель. – Это был самый первый бой с применением танков.
Те, кто не конспектировал, тоже стали записывать.
– В нашей стране успешные испытания танка Т-12 прошли в феврале 1930 года. Этот танк был разработан и построен на Харьковском заводе транспортного машиностроения. С началом массового производства танков, положение резко изменилось, и вскоре танк стал королем всех полевых битв ХХ века. Вспомните, именно танковое сражение у села Прохоровка решило исход Курской битвы в пользу Красной армии и стало переломным в ходе Великой Отечественной войны. Кстати, товарищи курсанты, кто из вас слышал о танке «НИ-1»?
Майор довольно долго ждал, потому что никому из нас еще не приходилось слышать о таком танке.
– Товарищ майор, – поднялся я, – младший сержант Иванов. А этот танк, какой стране принадлежал?
– Нашей, товарищ младший сержант, – улыбается майор Хван, – и использовался он в годы Великой Отечественной войны.
После этого сообщения замешательство еще больше усилилось. Видя, что ответа он не дождется, преподаватель продолжил сам.
– Товарищи курсанты, вы и сами знаете, что на начальном этапе войны наша страна испытывала огромную нехватку военной техники. И, пожалуй, больше всего мы нуждались в танках. Поэтому под танки переоборудовали обычные тракторы, которые обшивали листами брони. Во время обороны Одессы против румынских частей были брошены 20 таких машин. Тогда вражеские войска посчитали, что на них наступают танки необычной конструкции, как они докладывали, и румыны в панике начали отступать. А наши солдаты модель такого трактора прозвали «НИ-1» – «На испуг». Товарищ младший сержант Иванов, а отчего вы не радуетесь, как все остальные курсанты русской смекалке?
– Я думаю, товарищ майор.
– О чем, любопытно узнать? Вас что-то смущает?
– Можно и так сказать.
– Что ж, давайте я сам отвечу на ваш еще не сформулированный вопрос?
– Ух, ты! – искренне восхитился КорС. – Вопрос еще не озвучен, а преподаватель уже знает, о чем пойдет речь! Вот это да!
– Видите ли, товарищи курсанты, тракторы в Советском Союзе изначально делали так, чтобы их можно было переоборудовать под танковое производство. Даже ширина гусениц советских тракторов – это ширина гусеницы советских танков, вот как!
Майор Хван перевел дыхание и стал рассказывать об особенностях применения бронетанковой техники в современном общевойсковом бою. До конца лекции никто даже не шевельнулся. На перемене Батя вынул из планшетки сборник стихов Маяковского и стал с чувством читать вслух:
– Дай исцелую твою лысеющую голову…
– Морозов! – тут же выкрикнул Веня. – Иди сюда! Тут Бате не терпится расцеловать тебя в самое непривлекательное место!
– Куда это? – насторожился Костя, а Батя снова прочел сначала:
– Дай исцелую твою лысеющую голову
  лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот!
              Дымом волос над пожарами глаз из олова
              дай обовью я впалые груди …
– Костя! Его не только твоя лысина волнует, но и твои впалые груди тоже не на шутку будоражат!
– …болот! – закончил Батя. – Пошляки. Тьфу! Да ну, вас!
– Нет, Бать, – не унимается Веня, словивший кураж. – Ты нам всем объясни неясные места! Ну, дым волос как-то понятно – прокуренные у Морозова те места, где еще есть волосы. С оловянными глазами тоже все более-менее ясно. Но вот что ты такое делал своими губами, что они превратились в лохмотья, а? Извращенцы!

Субботник
На 15 февраля запланирован всесоюзный субботник в честь ХХVII съезда КПСС. Конечно же, армия тоже принимает в нем активнейшее участие.
– Запомните, товарищи курсанты, – инструктирует нас командир роты, – для курсанта субботник – это дело добровольное, а не так, что кто хочет – участвует, а кто не хочет, не участвует. И еще есть небольшой нюансик. Не выполните поставленную задачу в субботу, на следующий день устроим для вас воскресник. Так что очень советую вам проникнуться ответственностью за порученное дело с первого раза!
– Нет уж, лучше мы и воскресник отработаем в субботник, – единодушно решили мы всей ротой.
– У меня такое ощущение, – недовольно ворчит Лис, – что наш ротный не знаком с тактикой кнута и пряника. Сначала нужно предложить подчиненным пряник. Нет! Лучше большой кусок пирога, а только потом кнут, а ротный только кнутом и орудует.
Кто-то из товарищей тут же вломил Лиса ротному, и тот, не откладывая в долгий ящик, тут же вызвал Лиса к себе. Продержал он его у себя почти час. Вернулся Лис в роту выжатый, как лимон. На вопросы относительно разговора с ротным, он только и сказал:
– Командир роты со мной находит очень много общих языков. Короче, я понял, что  был не прав.
– Это яркий и неординарный пример того, как пресекается на корню дух свободомыслия, – говорит КорС. Почему-то никто не спросил его, в чем он видит неординарность этого примера.
Для придания субботнику праздничного вида наш шаровик Баранов должен нарисовать транспарант «Родине – наш ударный труд». Комсорги взводов заблаговременно отрезали от будущего транспаранта по куску кумача и изготовили всей роте банты на грудь. Вышло очень эффектно.
– Слышишь, Артем, – с завистью спрашивает его Вася, наблюдая за тем, как Баранов размечает на полотнище размеры будущих букв, – а как ты научился рисовать и писать плакатным пером?
– Рисовать и писать я стал из-за своей лени, – честно признался Артем. Хотя это я понял, что он говорит совершенно откровенно, а по Васиному виду видно, что он считает, что Баранов над ним насмехается. – Когда в школе объявляли очередной сбор макулатуры, металлолома, желудей или каких-нибудь шишек, я вызывался рисовать стенгазету. Чтобы мне не навязывали напарника или напарницу, я старался и тексты писать оригинальные, но правильные, так сказать, идеологически выдержанные. Карандаши и кисточка, знаете ли, намного легче ржавого железа или пыльной макулатуры. Здесь, в училище выяснилось, что тапочки намного легче и удобнее юфтевых сапог, так что я с удовольствием продолжил карьеру художника! Мне это даже нравится. Так что Вася не надейся, на этом месте тебе меня не потеснить!
Артему нечего опасаться, даже если Вася и научится рисовать и писать так, как сам Баранов, то для этого нужно время. Но ведь и сам Артем на месте стоять не будет, так что Васе Баранова не догнать. Время пролетело быстро, и вот все училище построили на митинг, посвященный всесоюзному субботнику.
– Товарищ старший лейтенант, – прыгнув через головы командира отделения (то есть через мою голову) и замкомвзвода (то есть сержанта Уварова), обратился Вася Россошенко к маме Жоре, – а где мы будем получать инструмент?
– Что вы, товарищ курсант, ко мне со всякой ерундой лезете? – справедливо возмущается мама Жора. – Я решаю только вечные вопросы. Временные вопросы решает сержант. Кто у вас сержант? Младший сержант Иванов? Так, тем более! К нему и обращайтесь! Кстати, курсант Россошенко, а как это вы собрались идти в город в нечищеных сапогах? Запомните, сапоги – это ваше лицо. Равняйсь! По команде «Равняйсь» поворачиваем правую голову!
На субботник весь наш батальон привели в «Пентагон», то есть в строящееся здание Крымского обкома партии. Здесь нам разрешили снять шинели, а вот шапки нет. Хорошо хоть, для работы мы переодели п/ш на подменное х/б, в нем не так жарко. Нашей роте сказали убирать строительный мусор со второго этажа.
– Старайтесь, товарищи курсанты, – напомнил нам ротный, – не позорьте мои лысые волосы!
Помня о перспективе воскресника, мы самым добросовестным образом трудились до самого ужина. После окончания работ ротный объявил, что мы славно потрудились, и значит завтра, славно отдохнем. То есть увольнения будут. Радости нашей нет границ! Перед построением на ужин ответственный по роте старший лейтенант Туманов напомнил дежурному по роте:
– Сегодня в новостях будут говорить о субботнике, поэтому не забудьте за 15 минут до информационной программы «Время» включить и прогреть телевизор. Редакторы стенной печати – вы завтра идете в увольнение только через новые боевые листки, фото и стенгазеты.
И вот мы расселись перед телевизором, подшиваем свежие подворотнички и слушаем новости.
– Проделана грандиозная, просто титаническая работа. Так, в Украинской ССР  – говорит диктор – в субботнике приняло участие более 28 миллионов человек….
– Интересно, это включая военных или без нас? – задает вопрос КорС.
– Из них 12,6 миллионов человек работали на своих рабочих местах. Промышленной продукции выпущено на 230,5 миллионов рублей. В фонд ХII пятилетки перечислено 31,4 миллиона рублей заработной платы.
– Я бы тоже предпочел отработать этот день в аудитории на самоподготовке, – снова ворчит Королев.
А на следующий день были увольнения, свидания, страдания, расставания. Мне с этим не повезло, так как сегодня очередь идти в увольнение Третьяка.
– Повезло вам, товарищ Иванов, – криво ухмыляясь, сказал вдруг КорС.
– В чем это? – осторожно спросил я, ожидая какого-нибудь подвоха.
– Кино сегодня в нашем клубе замечательное. В прошлом году вышло на экраны, про такого же борзого лейтенанта,  как вы.
– Я еще не лейтенант, а курсант, – на всякий случай говорю я. – А как этот кинофильм называется?
– «Атака». Что, правда, вы его еще не видели? Эх, знал бы, промолчал бы, – то ли в шутку, то ли в серьез вздыхает Королев.
Странный все-таки наш Королев, во всем превосходит своих сверстников, и все равно весь словно из комплексов состоит. Фильм мне настолько понравился, что я, задобрившись у мамы Жоры, пошел и на второй сеанс, который устроили  для второго курса. Вернувшись из клуба, я от чистого сердца поблагодарил Королева за то, что он посоветовал мне посмотреть этот фильм. КорС собирался по своему обыкновению огорчиться, но потом почему-то передумал и улыбнулся. Тут подошел Яд из первого взвода попросил у меня гитару, и запел.
– Как на поле Куликовом засвистали кулики,
  И в порядке бестолковом вышли русские полки.
  Как дыхнули перегаром, за версту разит.
  Значит, выпито немало, будет враг разбит!
  Слева – рать, справа – рать.
  Приятно с похмелья мечом помахать!
– По-моему, классная песня, – улыбаясь, говорит Веня. – Мне ее еще слышать не приходилось. Она мне определенно нравится!
– Воевода с красным носом в ратном деле знает толк,
  И в засаду через реку ускакал засадный полк…
– Достойное окончание субботника, ничего не скажешь, – донесся голос старшего лейтенанта Туманова. – Курсант Лекарствов, отставить свое дурацкое песнопение. Младший сержант Иванов, отнесите гитару в нижнюю каптерку, раз вы ей не можете найти более подходящего применения. От кого, от кого, а от вас я такого никак не ожидал. Курсант Нагорный, а вам должно быть стыдно. Вы курсант высшего военно-политического училища, и ни при каких обстоятельствах не должны забывать об этом. А вы слушаете пошлую песенку, порочащую наше воинство и наш народ. Вы хоть знаете, что в США есть специальный институт, который занимается тем, что выдумывает анекдоты, подобные песенки, порочащие советских людей, целые народы и известных людей, сеют межнациональную рознь между народами СССР?
– Это что же, – недоумевает Веня, – анекдоты про Чапаева с Петькой, про Брежнева, молдаван, чукчей, для нас выдумывают американцы?
– Точно так, товарищ Нагорный, – серьезно отвечает Туманов. – Вы правильно поняли. Это называется одно из проявлений «холодной войны», ее информационной части. Рад за вас, я и не рассчитывал, что вы так быстро поймете. Кальницкий, эй, вы где?
– К сожалению здесь я.
– О чем задумались? – не отстает Туманов.
– Да вот прикидываю, как бы это совместить теплое с мягким?
– О самоволке даже не мечтайте, я проверю, – пригрозит Туманов и удалился в канцелярию роты.
– Яд, спой еще чего-нибудь, – попросил Веня.
И Яд с удовольствием запел про трех ковбоев.
– … Посвист маленьких пуль в тишине потонули,
        Восемнадцать парней ноги там протянули…
На вечерней поверке старший лейтенант Туманов наказал Яда за «гнусные песнопения» нарядом вне очереди. Веня тоже попал в наряд, хотя по графику не его очередь, и формально его не наказывали. Правда, Веня воспринял это как должное и не ропщет.
 
День СА и ВМФ СССР
                «Нет армии любимее на свете –
                Хранительницы мира и труда.
 Пройди весь свет, проверь всех армий славу,
        Пересмотри былые времена, –
        Нет армии, которая была бы
                С народом слита больше, чем она».
Н. Тихонов
В начале первой пары преподаватели проводят с нами коротенькую политинформацию на злобу дня. Во всяком случае, должны проводить, но чаще «забывают» об этом и просто сразу приступают к лекции. Но полковник Матов все-таки решил положенную политинформацию провести. К тому же повод значительный – впереди 23 февраля, День Советской Армии и Военно-Морского Флота СССР.
– Историческая заслуга создания Советских Вооруженных Сил принадлежит  Владимиру Ильичу Ленину, который всесторонне обосновал и разработал учение о необходимости вооруженной защиты социалистического Отечества. Владимир Ильич Ленин учил, что свергнутые в результате революции эксплуататорские классы, в союзе с международным империализмом будут делать все, чтобы задушить революцию, разгромить победоносный пролетариат первого в мире социалистического государства, восстановить господство капиталистов и помещиков. Поэтому самым главным и безотлагательным делом стало создание вооруженных сил нового типа – армии рабочих и крестьян.
Меня от политинформации отвлек Отарий, грузин из 4-го взвода. Он сидит через проход от меня.
– Товарищ курсант Иванов, – громко шепчет он со смешным кавказским акцентом, – можете ответить на вопрос: сколько национальностей в СССР?
– Больше ста, – вместо меня ответил Вася Россошенко. Впрочем, у нас в роте один Вася. А я задумался, припоминая точную цифру.
–  А вот и неправильно, – ликует Отарий, – всего три: грузины, русские и нерусские!
Все «нерусские», включая украинцев и белорусов зашикали на нашего грузина, а преподаватель тем временем, как ни в чем не бывало, продолжает:
– И такая армия была создана! В январе 1918 года Ленин подписал Декрет Совета Народных Комиссаров о создании Рабоче-крестьянской Красной Армии, а в феврале вышел Декрет об организации Рабоче-крестьянского Красного Флота. Рабоче-крестьянская Красная Армия при поддержке всего трудового народа, руководимая коммунистической партией во главе с Владимиром Ильичом Лениным, разгромила объединенные силы международной и внутренней контрреволюции, защитила первую в мире Страну Советов. А теперь внимание, первые три курсанта, которые смогут предложить нам какой-нибудь эпиграф к теме нашей политинформации, получат по пятерке. Ого, сколько желающих!
Руки подняла практически вся рота. КорС поднял руку седьмым, а я только девятым. В числе первых трех курсантов оказались наши Бао и Вася! Даже они сегодня оказались проворнее меня. Преподаватель тоже необыкновенно удивился тому обстоятельству, что Бао и Вася вызвались отвечать, да к тому, же так быстро.
– Что ж, курсант Россошенко, ваш выход, – улыбнувшись, объявил преподаватель.
– «Первое в жизни – честно служить Отчизне», – сильно волнуясь, произнес Вася.
– Товарищ  Россошенко, это пословица, а мне бы хотелось услышать не поговорку, а цитату, афоризм. Вы меня понимаете?
Чрезмерно взволнованный Вася морщит лоб.
– «Где к родине любовь вскипает, там сила вражья отступает», – с готовностью отвечает Вася. – Товарищ полковник, это не пословица, это цитата из Котляровского.
По всему видно, что с творчеством родоначальника украинской литературы полковник знаком мало, поэтому он все еще продолжает сомневаться, что отчетливо написано на его лице.
– «Иди в огонь за честь отчизны», – упавшим голосом предлагает Вася, – это Некрасов.
Некрасова полковник Матов знает и ставит Васе вымученную пятерку. Наступает черед предлагать свою версию эпиграфа Бао. Его выступление вызвало не меньший интерес, чем выступление предыдущего оратора.
– «Не родом богатырь славен, а подвигом», – затараторил Бао, опасаясь, что преподаватель его перебьет. – «Бой отвагу любит», «В знамени твоя честь, в оружии – слава», «Умелый боец – везде молодец», «Друг за друга стой – выиграешь бой», «Бдительного воина врасплох не застанешь», «Честь солдата береги свято», «Выдержка и сметка – для бойца находка», «Если армия сильна, непобедима и страна».
Видно, что Леха может продолжить, но полковник его решительно прерывает.
– Ну и наговорили вы тут, товарищ Марковский! Однако все это пословицы и поговорки, но поскольку вы их так много знаете, я, так и быть, вам ставлю четыре.
Бао остался чрезвычайно доволен своим достижением. Третьим поднял руку Ежевский, так что пришел и его черед получить свою легкую пятерку.
– «Есть у истории один непререкаемый закон:
   Кто предан Родине своей –
   в борьбе не будет побежден», Самед Вургун.
– Садитесь, товарищ сержант, вам пять. А теперь начнем нашу сегодняшнюю лекцию.
– Товарищ полковник, разрешите обратиться? Младший сержант Леонтьев. Вы сказали, что пятерки получат трое курсантов, а пока пятерок только две! Разрешите мне ответить?
И Лео состроил обиженную физиономию. Полковник оказался в замешательстве и разрешил. Лео с выражением  профессионального чтеца-декламатора очень красиво прочел вслух:
– «Под солнцем Родины мы крепнем год от года,
               Мы беззаветно делу Ленина верны.
               Зовет на подвиги советские народы
               Коммунистическая партия страны!» Сергей Михалков.
В аудитории стало тихо, все с интересом ждут, что скажет преподаватель. Эпиграф, безусловно, прекрасный, но он больше подходит к одноименному стихотворению, которое процитировал Лео, «Партия – наш рулевой». Преподаватель вновь оказался в замешательстве, но думал недолго.
– Садитесь, товарищ Леонтьев, вам пять. Просто прекрасные слова! А теперь раскрываем наши конспекты, тема нашей сегодняшней лекции…
– Лео, а Лео, – шепчет Валерке «замок», – надеюсь, тебя мучают угрызения совести за твою хитрость?
– Не надейся, нисколько не мучают, – внутренне радуясь полученной пятерке, ответил Лео. – Мне пополам! Я прощаю себя!
– Думаешь, ты хитрый, и управы на тебя не найдется? Еще как найдется! – твердо пообещал Валерке «замок».
Мама Жора, проверив после окончания занятий наш взводный журнал, был приятно удивлен пятерке Васи и еще больше четверке Бао.
– Похоже, преподаватель сегодня был в прекрасном настроении, раз уж Марковскому четверку поставил. Ну, Ежевский и Леонтьев, понятно. А почему нет пятерок у Иванова и Королева? – удивился взводный.
– Они сегодня оба тормозят! – радостно доложил Лео.
После обеда Лео подошел к «замку» с просьбой отпустить его в увольнение вместо сержанта Третьяка, которого неожиданно поставили в наряд по роте.
– Отпусти, мне вот так нужно, – и Лео показал рукой, что ему нужно позарез. Похоже, Лео пребывает в полной уверенности в том, что «замок» ему не откажет, иначе бы он не обращался к нему на «ты». После этого он замолчал, ожидая ответа Уварова.
– Нет, – ухмыляясь, ответил «замок», – мне это фиолетово. И как бы это не испортить того, что было сказано из уст в уста? Ты знаешь, я, скорее всего, не прав, но, как это ты сказал? Я себя прощаю!
Лео с напряженным видом выслушал «замка» и больше в увольнение проситься не стал. А вместо Третьяка в увал неожиданно пошел я! Я иду в увольнение вне графика! Для курсанта это едва ли не самая радостная из всех возможных новостей. Даже вернувшись из увольнения, я еще не мог скрыть своей радости, что не осталось незамеченным. Первым повернулся ко мне Рома.
– Товарищ младший сержант, признайтесь, чему вы там радуетесь?
И я стал рассказывать, тем более что и самому хочется похвастаться.
– Познакомился я с девушкой, и она пригласила меня к себе домой. Вошли в подъезд ее многоэтажки, а там свет мигает и электрощит искрит. А девушка эта открывает лифт. Я как представил, что свет может коротнуть, а лифт застрять, мне прямо нехорошо стало!
– Еще бы, – подхватил Рома, – вместо увала и общения с девушкой, просидеть неизвестно, сколько в лифте!
– Ага. Ну, я ей и предложил подняться пешком. Но тут выяснилось, что она живет на девятом этаже, и идти пешком ей не хочется.
– Рискнули и поехали? – спрашивает Королев. – Застряли?
– Дурак ты, КорС, – небрежно говорит Лео, – если бы они застряли, то Иванов вряд ли бы выглядел таким довольным!
– КорС, не мешай слушать, – потребовал Рома.
– Пришлось мне нести ее на руках на девятый этаж, – потряс я слушателей. – Видели бы вы ее восхищенные глаза! Попробуйте как-нибудь со своими девушками – не пожалеете!
– Ну, да, ну, да, делать нам больше нечего, – ворчит Королев, – теперь непременно будем знакомиться исключительно с теми девушками, которые живут на девятом этаже и никак не ниже!
– Анекдот большого масштаба, – оценил шутку КорСа Отарий.
– А-а! – вдруг вспомнили все «нерусские» о нанесенной им обиде и снова набросились с оскорблениями на грузина.
 
Выяснение отношений
В последний день февраля во время просмотра телевизионной программы «Время» мы узнали, что в центре Стокгольма двумя выстрелами убит премьер-министр Швеции Улоф Пальме. Убийце удалось скрыться с места преступления!
– Вот это да! – ахнул Веня, а Вася глубокомысленно заявил: – В какой все-таки замечательной стране мы живем! У нас государственных лидеров не убивают!
До самой вечерней поверки рота делилась мнениями по данному вопросу. Уже идет вечерняя поверка, а моему курсанту Кальницкому чего-то не в тему и не в меру весело. Дело усугубляется тем обстоятельством, что я стою в наряде дежурным по роте. Старшина роты уже в третий раз начинает зачитывать фамилии по именному списку роты (более известному по разговорному названию «Список вечерней поверки»), а Миша все равно, как говорится, и ухом не моргнет, и никаких выводов не делает. И это несмотря на то, что предыдущие разы старшины прерывал проведение вечерней поверки именно из-за него.
– Курсант Кальницкий, – не выдерживаю я.
– А? – лениво отозвался он.
– Не «А», а «Я», – поправил я. – Отставить разговоры и стойте по стойке смирно.
– Ты это кому сейчас сказал? – внезапно окрысился Кальницкий и бросился на меня. Я тоже решительно направился ему на встречу. Понимая, что ни Миша мне, ни я ему уступать не собираемся, на нас гроздьями повисли курсанты из нашего и второго отделений. Даже Юрка Аркалюк из 1-го взвода прибежал к нам, встал между нами и отталкивает нас руками.
Мы с Мишкой, сохраняя молчание, пытались освободиться от вцепившихся в нас товарищей. Рота тихо удивлялась, так как мало кто может (если вообще кто-нибудь еще может) сознательно пойти на конфликт с Кальницким. Так что многих откровенно поразило мое, как им кажется, безрассудство. На меня обратились обеспокоенные взгляды десятков курсантов.
– Отставить! Отставить, – подошел к нам и вмешался в происходящее обеспокоенный не на шутку старшина. На этот раз его призывы были услышаны,  и Мишке пришлось сдержаться. – Всем стать в строй! Курсант Кальницкий, вас это тоже касается! Причем как никого другого. Рота равняйсь! Отставить! Курсант Гринчук, нужно не глазами смотреть, а подбородок поворачивать! … Значит, громче голову поворачивай! Курсант Морозов, закройте рот (Костя имеет неосторожность зевнуть, не прикрыв рот рукой) – трусы видно. Рота равняйсь! Смирно! Слушай список вечерней поверки!
Все, и я в том числе, ожидали, что Кальницкий после отбоя станет выяснять отношения, но Мишка с этим явно не торопился, он мирно пошел в умывальник, а затем и вовсе лег спать. Можно было, конечно, самому вызвать Мишку для выяснения отношений, но мне пока не до этого. Так что я, составив расход личного состава, поторопился на доклад к дежурному по училищу. В час ночи я лег спать, и кровать подо мной заскрипела.
– Опять ты? – недовольно проворчал Миша. – Спи ты уже, полуночник. Ни днем, ни ночью от тебя покоя нет. Ну, чего ты там улыбаешься? Спи уже и другим не мешай, неугомонный ты наш.
После этих слов Миша повернулся на другой бок и уже через минуту стал дышать ровно. Засыпая, я терялся в догадках, чего это Кальницкий так быстро остыл. На следующий день он подошел ко мне и вытянул из-за голенища сапога финский нож.
– Совсем у ума сошел? – удивился я и сделал шаг назад, чтобы иметь на всякий случай хоть секунду времени про запас.
– Командир, я тебе кое-что рассказать хочу. Позавчера я сменился с караула, – пряча глаза, сказал он.
– Я помню, – пожал я плечами, удивляясь Мишкиному спокойствию. И чего бы такая метаморфоза? – Ты стоял в 58-ом городке. Я сам тебя туда расписал.
Мишка кивнул и неожиданно горячо заговорил:
– Ага. Замерз я ночью на вышке и слез погреться. Тулуп свой постовой я на вышке оставил: на крючок повесил. Поприседал я, попрыгал, пробежался, руками там помахал, в общем, согрелся. Вернулся я на вышку, стал надевать тулуп, а мне что-то мешает.
Хотелось пошутить, что это нечистая сила ему мешала, но я внимательно слушал, не перебивая, понимая, что если уж Миша сам подошел что-то рассказать, то это серьезно.
– Короче, в тулупе нож был. Вот этот самый, – и он протянул мне финку с узким лезвием и тяжелой рукоятью. – Представляешь, а если бы я не слез греться?
И тут все сразу встало на свои места. Все яснее я осознавал, что пришлось Мишке пережить в тот момент. Это тебе не голая теория, когда все понимают, что караульная служба это небезопасно.
– Кто же это мог? – растерянно спросил я.
– Мало ли? Главное, что я жив остался. Правда, после этой находки мне не оставалось ничего другого, как сойти с вышки, и постоянно переходить с места, на место, чтобы вторая попытка не оказалась более успешной. Может быть, я и зря опасался за свою жизнь, а может, и не зря. Ты это, не обращай внимания на то, что я сорвался. Я тут столько передумал всякого за вчерашний день. Для меня этот случай стал таким потрясением, что я пока и слов не могу подобрать, чтобы все выразить.
Он махнул рукой, потом испытывающе посмотрел на меня.
– Толик, ну, ты как? Без обид?
– Да брось, я и не обращаю внимания, – рассеянно ответил я.
Мы пожали друг другу руки, и он пошел на занятия. Что же касается меня самого, то мне стало не по себе, и я еще долго не мог успокоиться от Мишкиного рассказа. Странно и дико представить, что его уже могло бы и не быть. Сам Миша только через месяц окончательно пришел в себя. А я вечером того дня, сменившись с наряда, поспешил в увольнение. И вот я уже почти пятнадцать минут нахожусь в гостях у Иры. Мы сидим в комнате и разговариваем о том, о сем.
– Иванов, я тебя сегодня просто не узнаю. Когда ты уже сделаешь мне неприличное предложение? – не выдерживает она.
– Не могу тебе ни в чем отказать, – притворно вздыхаю я. – Ты еще одета? Мне тебя раздеть, или ты сама справишься?
– Толик, хватит уже дурачиться, – смеется она, облизывая губы, от чего у меня по телу растекается жар, – пока я не истлела! Раздевай меня!
– Ого! – улыбаюсь я. – Что же ты со мной делаешь?
– Это еще что, – многообещающе говорит она, прижимаясь ко мне грудью и бедрами. – Ты еще многого обо мне не знаешь!
И мы с ней прокувыркались почти все увольнение в ее комнате в общаге, но потом все-таки нашли в себе силы выбраться из постели, чтобы погулять в центре, поесть мороженого. Я был в форме, чтобы не тратить дважды время на переодевание. Когда времени оставалось только на дорогу до училища, я посадил Иру в троллейбус на остановке «Парк Победы» и в прекрасном расположении духа направился в училище.
Если бы у меня была привычка посвистывать, то я непременно посвистывал бы.
Краем глаза я заметил, что ко мне приближаются пятеро гражданских ребят. По развязной походке было понятно, что это современные квакинцы.
– Братан! Эй, братан, – сплюнул самый коренастый из них, – торопиться тебе уже не надо.
Я ускорил шаг на столько, насколько позволяют мне быстро идти длинные полы шинели.
– Куда ж ты денешься? – иронично переспросил тот же крепыш, словно удивляясь моему поведению. – Только оттянешь удовольствие.
Я с грустью понял, что сил убежать у меня не хватит, а справиться с пятью противниками тем более. И к тому же я в шинели, а сбросить ее вряд ли успею, значит, драться придется в ней, а она здорово сковывает движения.
И вот, когда я уже отсчитывал секунды до начала драки, а точнее до моего избиения, из-за угла, где улица Маркса пересекается с улицей Пушкина, вышел училищный патруль – подполковник Русаков и двое курсантов нашего курса.
– Здравия желаю, товарищ подполковник, – расплылся я в улыбке.
– Здравствуй, – козырнул начальник патруля, – ты в училище?
– Так точно! – кивнул я.
– Пойдем, проводим, – понимающе кивнул офицер.
Положение резко изменилось, пятерка хулиганов разочарованно остановилась. В самом деле, не бить же им старшего офицера, это ведь чревато самыми серьезными разбирательствами, да и пятеро на четверых, это вовсе не то, что пятеро на одного.
– Братан, – позвал главарь шайки и сделал эффектную паузу.
– Говори, – улыбнулся я, оглянувшись.
– Повезло тебе сегодня, братан, – с сожалением сказал главарь.
Стоящий слева от него высоченный парень сплюнул и бессильно выругался. И они разочаровано поплелись в сторону главпочтамта в поисках новых приключений.
– Иванов, ты их знаешь? – спросил подполковник Русаков.
– Никак нет. Первый раз вижу, – честно признался я.
– А я думал знакомые, вид у них такой, что они только ждут повода, чтобы наброситься на тебя.
– Если бы не вы, они бы уже и без повода набросились. Только потому, что я курсант.
– Ладно, пошли в училище, – предложил начальник патруля.
И я вместе с патрулем благополучно добрался до училища. В кубрике Литин уже вовсю хвалится своим очередным амурным блицкригом.
– А я ей говорю, – смеется он, – что некоторые торчат от водки, другие от пятновыводителя, а я от тебя. Ну, она, понятное дело обиделась, за такое сравнение, а я ей говорю, что она намного лучше, чем пятновыводитель!
– Что так скромно? Нужно было сказать, что она лучше пяти флаконов оного, – насмехается КорС, и тут же тоже хвастается: – А мне моя подружка сказала: «Ты для меня, как конфеты – чем больше ешь, тем больше хочется. Только от тебя не тошнит!»
– Сам придумал? – спрашивает Миша. – Что-то слабо верится, что есть человек, которого от тебя не тошнит. Оказывается, у тебя богатая фантазия.
– В натуре, заврался ты, КорС, – поддержал Мишу Лис, – лично мне не хватает воображения представить, что такой человек есть. Тем более, девушка. Ну, разве что она сильно не в ладах со своей башкой, потому что головой это никак не назовешь! Даже с большой натяжкой!
– Лис, – покраснел от обиды Королев, – ты сейчас не только меня, но и мою девушку оскорбил с ног до головы.
– С каких это пор правда стала считаться таким большим оскорбление? – смеется Лис. – Впрочем, если ты требуешь сатисфакции, тогда другое дело. Ну, смелее!
– А, спорим, не подеретесь? – подливает масла в огонь Лео.
Но не желая обострять и без того непростые отношения, КорС отмолчался. Все попытки спровоцировать его на драку успехом так и не увенчались.
На следующий день у нас были только лекции, а это значит, что время до обеда пролетело легко и быстро. Сегодня я заступаю в наряд по роте. Рота уже выходит строиться, чтобы идти на обед, а я остаюсь в расположении роты. Лео замечает это и удивленно спрашивает:
– Толик, ты разве не идешь в столовую? Неужели ты не хочешь есть? Почему? Признавайся, давай!
– Лео, отстань от него, – кричит Зона, – пусть не идет! Иванов, мы тебе расскажем, что там было на обед!
Мы ни на Зону, ни на его слова никак не отреагировали. Сначала я отшутился, что у меня сегодня сильная потребность в одиночестве, но потом честно признался:
– Очень уместный вопрос. Меня от одного запаха кислой капусты и жареного сала в тесте воротит. Я у ротного отпросился, так что на обед не иду.
– Нас воротит от этой кислятины не меньше твоего, – задумчиво говорит Лео, и сочувственно спрашивает: – Так ты что, голодным будешь?
– Зачем же? – удивляюсь я и разъясняю: – Я булочек купил, сметаны, молока. Сейчас все это съем и лягу спать перед нарядом. Такой обед отнимает меньше времени, так что остается больше времени на отдых. Приятного вам аппетита!
– Злой ты, Иванов, – серьезно говорит Валера. – Какой тут может быть приятный аппетит? Нашел время шутить – перед самым обедом!
– Возможно и не вовремя, – соглашаюсь я.
– Эх, блин, и кормят нас. Между нами говоря, так и подмывает взбунтоваться, чтобы сдвинуть это дело с мертвой точки. Только вот одинокое дерево ветра боится, а то бы я устроил тут новый броненосец «Потемкин»!
Добродушного Валерку Леонтьева как подменили, он стал резким, жестким и, вообще, он сейчас не расположен шутить, что Лео совершенно и не свойственно вовсе.
– Что и говорить, – соглашаюсь я, – здесь от нас мало что зависит.
– А вот это мы еще посмотрим. Обстоятельства, конечно, сильнее нас, но я уверен, что это все до поры до времени. Ладно, мы потопали, а вот тебе, действительно, приятного аппетита! Пообедай основательней, а я за тебя порадуюсь!
Я еще не успел уснуть, как рота с шумом и гамом ввалилась в ротное помещение.
– Иванов, да ты спишь, что ли? – смеется Миша. – Чего твои бойцы учудили!
Оказывается, во время обеда Веня так увлекся разговором, что наливая компот, не заметил, что стакан уже полон, и продолжил наливать. Компот пролился со стола на брюки Бате и Косте. Мало того, что он был горячим, так еще и попал он на такие места, что даже взводный на построении насмехался над Молодовым и Морозовым по поводу того, что для такого дела есть специально отведенные места.
Батя и Костя, красные, как вареные раки, переодеваются в сухую форму. Благо хоть каптерщик не стал долго издеваться и выдал им чистые кальсоны.
– Сладенькие вы наши! – насмехается над ними Веня.
Впрочем, насмехался он недолго, так как Батя и Костя сделали то, что должны были сделать еще в столовой: сначала надавали Вене по шеям, а затем облили его водой. Правда, холодной и несладкой. После этого я лег спать. Засыпая, я слышал, как Веня просит каптерщика выдать ему сухие трусы, но на этот раз каптерщик не стал спешить с выдачей сухих кальсонов.
– Как? – ахнул вошедший в кубрик мама Жора. – Курсант Нагорный, и вы тоже не дотянули до туалета? 
После того, как Вене удалось получить сухое белье, он переоделся и отправился за почтой. Я почти уснул, когда в казарме раздался дружный смех. Оказывается, ребята заметили, что письмо Лео от его папы наполовину написано на русском языке, а на половину по латыни. В смысле пол слова начинается на русском, а заканчивается латинскими буквами!
– Прямо рецепт, а не письмо! Лео и как ты это разбираешь?
– Привык уже, – пожал плечми Лео, – папа врач, он даже и не обращает внимания на то, что так пишет!
 
«Скупой рыцарь»
Наша рота заступила в караул и все прочие наряды по училищу. Наш взвод заступил в наряд по столовой. Взводный – «скупой рыцарь», то есть дежурный по столовой, а я его помощник. Сам «рыцарь» обычно весь наряд сидит в обеденном зале нашего батальона и читает художественную литературу. Я в это время тащу службу и за него, и за себя. Правда это у меня получается, и, чего греха таить, это мне нравится!
После ужина ко мне на минутку подошел мой земляк из тридцать четвертой роты – Толик Исаев.
– Давно тебя не видел, – поприветствовал я его, – где пропадал?
– Домой ездил, – невесело сообщил он, и тяжело вздохнул, – у меня отец тяжело болеет. Мама прислала телеграмму, заверенную врачом и военкомом, и меня по ней отпустили.
Я решил, что расспрашивать его о здоровье отца не стоит. Сочтет нужным – сам расскажет.
– Что там у нас в Гайсине нового?
– Да что нового? Разве что, деревянные автобусные остановки разворовали. Помнишь, ты в отпуске все восхищался деревянным зодчеством? Правда, оба деревянных кафе еще остались целыми и невредимыми. Да, твои родители тебе передачу передали, так что зайди ко мне в роту, я тебе ее отдам.
– Спасибо, – обрадовался я, предвкушая неожиданный праздник живота.
Тут Исаева вызвали: его срочно хочет видеть его командир роты. Пожав ему руку, я повернулся и увидел, как Зона прячет за пазуху полбулки хлеба с маслом.
– Не наедаемся, да? Ты хоть в роту его не неси, а? Вечно у тебя после наряда по столовой не тумбочка, а Клондайк для тараканов.
Официанты всех рот принялись убирать и мыть столы, полы, а для меня наступило временное затишье.
– Младший сержант Иванов! – позвал меня взводный, и рукой прервал мой доклад. И тут же удивил меня: – Присаживайся. Говорят, что ты никогда не играешь ни в «Подушечку», ни в «Бутылочку», ни там, в «Угадай по ногам». Правда, что ли?
И он с любопытством уставился на меня, а я с достоинством ответил:
– Правда. Брезгую я. Не могу я, как другие, обниматься, целоваться с девушками, которые мне не нравятся. А нравятся мне немногие.
– Ну, а на танцы ты отчего редко ходишь? – продемонстрировал взводный свою осведомленность и в этом вопросе. Кто это, любопытно, из наших ребят его информирует? Не сам же он, надо полагать, догадался об этом? Надо присмотреться к товарищам.
– Не любят со мной пацаны на танцы ходить, – честно признался я, – я ведь многих условностей не признаю. Нравится мне девушка – значит, моей будет! Иногда и у своих приятелей подруг отбивал, вот и не зовут меня больше на танцы.
– Бить тебя не пробовали? – напряженно спросил мама Жора. Мне кажется, что слушать меня ему становится грустно и чем дальше, тем больше. Кто знает, может у него был такой же беспринципный товарищ, который отбил у мамы Жоры подругу?
– В школе хотел однажды мой же одноклассник.
– И что? – заинтересовался и придвинулся ближе взводный.
– Да ничего. Вызвал он меня на стройку, как говорится, поговорить. Я пришел, а их там трое! И хотя они знали, для чего туда пришли, но, ни один из них первым драки так и не начал. Знали, что получат капитально, особенно тот, кто первым подойдет. Одноклассник сам оказался не очень решительным, и двое других его приятелей не очень  рвались за чужую девушку свои головы под мои кулаки подставлять!
– Ну, а сам ты, почему первым драку не затеял? – мама Жора слушает меня, почтительно склонив голову.
– Товарищ старший лейтенант, так я же умный! И вообще, я очень редко теряю над собой контроль. Как бы там ни было, а их было трое против одного. Удача могла улыбнуться и им. А мама учила меня, что предотвращенная схватка – это выигранная схватка. Все равно ведь победа осталась за мной.
Взводный удивленно приподнял бровь, а потом спросил:
– Как это, ведь драки не было! Или ты от той девушки отступился?
– Не отступился, разумеется, но дело не в этом. Они ведь понимали, что завлекли меня на неравную драку обманом – я ведь не знал, что их будет трое. Но они не решились начать драку втроем против одного, и, следовательно, расписались в своем бессилии. Так что мое самолюбие никоим образом не пострадало, – улыбнулся я, – я бы даже сказал, что оно было даже польщено.
– Конечно, – со смехом согласился взводный. – Так ты всегда уверен в себе?
– Да, хотя иногда я просто ошибался.
– Например? – снова оживился взводный, отвлекшись от каких-то своих размышлений.
– В детстве мы дрались улица на улицу, и однажды летом, после окончания восьмого класса, почти все наши ребята разъехались. Из нашей компании нас оставалось всего двое. Вышел я в город за мороженым, а ко мне пристали двое из «зареченских». Тех самых, с которыми мы враждовали улица на улицу. Отозвали они меня за угол Дома культуры, чтобы «поговорить». Я подумал, что с двумя-то как-нибудь справлюсь, ну и пошел за ними. А их там оказалось человек не то двенадцать, не то тринадцать, не то четырнадцать! Сидят они на палисаднике, ступеньках, и ухмыляются!
– Однако, – только и смог выговорить взводный.
– И не говорите! Как говорится – без вариантов! Поскольку они были уверены, что я от них уже никуда не денусь, то бить они меня не торопились. Растягивали удовольствие. Я уже было решился одного свалить ударом ноги с палисадника, другого в пах – и попытаться спастись бегством. При таком раскладе сил это не зазорно. Один из тех, кто изгалялся в красноречии, толкнул меня в грудь и говорит: «Да пусть мне плюнет в лицо тот…» Договорить он не успел, потому что раздался смачный плевок, и на его лице расплескалась слюна от бровей и до губ!  Оглянулся я, а там стоит Саня Стельмах – старший брат моего друга, того самого, кстати, с которым мы двое и оставались в городе. Дальнейшее помню, как замедленное кино – Саня ставит свой чемодан на асфальт, и начинается карусель. Несколько секунд – и палисадник поломан, цветы истоптаны, а все мои недавние противники лежат в самых неожиданных позах. И никто из них даже не пытается шевельнуться! А рядом со мной стоит Саня в дембельской форме ВДВ, возвышаясь надо мной на целую голову.
– Ну, да? – не поверил мне взводный.
– Я в восьмом классе был заметно ниже ростом, потом быстро вытянулся, – объяснил я. – Грудная клетка у Сани, как у молотобойца, медведь, одним словом, что и говорить. Протянул он мне широкую, как лопата ладонь, и говорит: «Привет, Толик, я вернулся!», а я ему: «Вовремя вернулся, ничего не скажешь! Спасибо!». Вечером того же дня на танцах мы с Саниным братом Сергеем куражились, как хотели, толкались – и никто нас не трогал! Мы-то по наивности полагали, что это с нами так считаются, а на самом деле просто все понимали, что Саня за нас вступится. А этого никому не хотелось. Зато такие моменты очень повышают самооценку и вселяют уверенность в себе.
– Интересный ты рассказчик, Иванов, – улыбнулся взводный. – Так значит, к танцам ты равнодушен?
– Этого я не говорил, просто можно с девушкой потанцевать и без товарищей. Хочешь – на дискотеке, хочешь – дома. Хочешь – быстрый танец, а хочешь – медленный. Хочешь – в одежде, а хочешь – совсем без нее.
– Как мило! А ты, с какой стороны не посмотри, мягко говоря, не очень положительный герой, но что приятно, не пытаешься казаться лучше, чем ты есть на самом  деле. Не каждый на такое способен, – покраснел и расхохотался взводный. Лицо взводного пошло румянцем, видно воображение играло вовсю. Наконец, он милостиво отпустил меня. – Ладно, иди и служи! И чтоб все у меня там было в порядке!
Сначала я пошел проверять своих. В варочном зале наши курсанты говорили о распределении. Когда я вошел, как раз говорил Вася:
– А я лично буду проситься поближе к дому.
– Ты не романтик, – возмущенно размахивал руками Рома.
– Ну и пусть! Зато поближе к маме. Зря смеетесь, вы не понимаете: мама это – счастье. Мама – это пристань в любую житейскую бурю. Да что там говорить: мама это все! – резонно возразил Вася, нимало не беспокоясь о том, что о нем подумают другие. И его тут же оставили в покое.
– Лишь бы в ГУСС не попасть, – вздохнул Миша.
– Что за гусь такой лапчатый? – рассмеялся Дима.
– Не гусь, а ГУСС – главное управление специального строительства Минобороны.
– Это что, строительный спецназ? – пошутил Володька. – А я о таком и не слыхивал!
– Это не спецназ, – невесело объяснил Миша, – это необжитые места, как правило, вдали от населенных пунктов. Тайга, горы, пустыни, крайний север. Ракетные точки, РЛС, базы подводных лодок и все такое прочее.
Миша крымчанин, и ему невероятно сложно было бы служить в таких отдаленных местах. Только неужели он думает, что мы не понимаем, что ему эти места грозят меньше всех? Вряд ли его папа из Крымского обкома партии позволит, чтобы его сын попал служить на крайний север или там, в пески Средней Азии.
– А что это за спецназ? – нахмурил лоб Вася и недоуменно пожал плечами. – Я раньше о таком не слышал. Какие солдаты там служат?
– Специальные солдаты, – не сдержался и рассмеялся Миша.
– Товарищи философы, извольте по своим рабочим местам, – прервал я их разглагольствования, и пошутил. – Не то придется вам оценить комфорт гарнизонной гауптвахты!
Все подчеркнуто неохотно поднялись и разошлись, а ко мне подошел Дима и негромко попросил:
– Толик, разреши мне после того, как здесь все закончим, отлучиться на два часа. Вечерняя поверка сегодня будет проводиться, ты же сам знаешь, по принципу: «Их знали только в лицо». Пока дежурный по роте разберется, кто должен ночевать в роте – я уже и вернусь.
– Лады, – кивнул я, – но только на два часа.
– Обещаю! – просиял Димка. – Не извольте беспокоиться: я вас не подведу! Не первый же раз! И не в последний!
Дальше все шло, как обычно. Я набрал в ведра посудомоя и разлил его на полы во всех обеденных залах. Официанты, матерясь, на чем свет стоит, стали отмывать полы от жира. Третьекурсники грозили мне дракой, но дальше слов дело опять не пошло. Только убедившись, что везде порядок, я пошел в казарму. Неспешно побрился и помылся, вернулся в кубрик – Дима опаздывал, а его опоздания всегда во мне пробуждают тревогу. Я стал читать, а спать отправился только после того, как вернулся Дима. Сегодня он опоздал на тридцать пять минут.
– Командир, это было в последний раз, – твердо пообещал он мне.
– Согласен, – кивнул я ему, – это был последний раз. Больше я тебя прикрывать не буду. Оправданий мне твоих не надо: уговор дороже денег.
– А, может, ограничимся…
Но я и слушать его не стал, лег в постель и немедленно погрузился в сон. Засыпая, до моего сознания дошли слова Димы, сказанные Артему: «До чего же трудно иметь дело с людьми с железными принципами. Всегда их слово остается последним».

Дважды полковник
Пришли мы после развода на занятия на кафедру тактики, заняли места в аудитории, ждем, ждем, а преподавателя все нет, и нет. И не только у нас, а по всей кафедре. Три дня на этой кафедре занятий не было!
Наш взводный оракул Вася даже выдвинул гипотезу, что офицеры этой кафедры саботируют по каким-то политическим соображениям. Как бы там ни было на самом деле, но все училище оказалось в странной ситуации, когда целая кафедра отсутствует, срывая учебные планы.
Оказывается, вся кафедра в полном составе трое суток гуляла. Но не просто так, а по поводу, что, конечно же, резко смягчает дело. Один из преподавателей кафедры тактики до того, как попасть служить в наше училище, проходил службу военным советником в братском Мозамбике. Оттуда и пошло представление о присвоении ему очередного воинского звания «полковник». Пока бумаги вместе с фельдъегерско-почтовой связью совершали увлекательнейшее, но длительное путешествие из Мозамбика в Москву и обратно, подполковника Мартишко перевели служить в союз, а точнее в СВВПСУ. И приказ о присвоении ему высокого звания «полковник» где-то затерялся или завалялся в высоких штабных кабинетах.
Через какое-то время уже из училища направили представление о присвоении ему очередного воинского звания «полковник». Присвоили. А когда стали подшивать выписку из приказа о присвоении ему звания «полковник», вдруг обнаружили там такую же, только датированную двумя годами раньше. Так вот оказалось, что Мартишко уже давно полковник, только он об этом не знал.
Говорят, что начальник управления кадров, генерал-лейтенант, не просто кричал, но и ногами топал на своих нерадивых подчиненных, виновных в таком курьезе. И вроде бы тот генерал сказал, что на его памяти еще не было такого, чтобы одному и тому же человеку два раза полковника присваивали.
– Такое может случиться только у нас, – хладнокровно заметил во время самоподготовки «замок».
В общем, второй приказ аннулировали, а преподавателю нашему выплатили разницу в зарплате за то время, что он ходил подполковником после присвоения ему полковника в первый раз. Говорят, что именно на эти деньги и гудела три дня вся кафедра тактики, включая не только офицеров, но и служащих вольного найма.
Как им, и особенно новоиспеченному полковнику Мартишко, удалось в разгар борьбы с пьянством отмазаться, не знаю, но выглядели они все на четвертые сутки вполне счастливыми, хотя и передвигались в пространстве по криволинейным траекториям.
– Выгонят их всех из армии, – уверенно предсказал Вася, на что Рома невозмутимо заметил, что товарищ Россошенко проявляет удивительное простодушие для своих девятнадцати лет. И, вообще, гласность это не так уж и хорошо, потому, что Вася имеет полное право открыто выражать свои чувства и мысли. Даже самые глупые мысли.
С другой стороны все мы еще очень юные и наивные, и сам Рома далеко не исключение. Это уже ремарка Бати. КорС попросту истекает желчью, так что я вам даже приблизительно не хочу передавать смысл, сказанного им. Хотя нет, замечу, что хотя Королев изъясняется цинично и грубо, но совершенно справедливо.
Вася слушал КорСа и постепенно мрачнел. То, что он узнавал о себе и своих способностях, очень отличается от его собственного мнения о себе. «Замок» попытался урезонить Королева, но безуспешно.
Первой парой после развода было военно-инженерное дело, а лекцию читал сам полковник Мартишко. Ему очень понравилось, что его называют полковником, он к этому еще не привык и не перестает улыбаться. Это настолько явно, что все заметили произошедшую в нем перемену.
– Ну-с, товарищи курсанты, – начал он свою лекцию, даже не объявив ее темы, – кто из вас может сказать – сколько длилась самая короткая война? Не знаем, да? Тогда записываем: в 1896 году Англия напала на Занзибар, который мужественно продержался 38 минут. Курсант Захаров! Знаю, что вы. Идите к доске и покажите нам, где находится Занзибар. Могу немного подсказать: он находится там же, где и раньше!
Зона у карты держался молодцом, и так же, как славный Занзибар продержался у доски целых 38 минут. Потом ему все-таки как-то удалось отыскать на карте эту злополучную страну. Полковник Мартишко заметил, что упорство курсанта Захарова заслуживает всяческого уважения, но в журнал все равно поставил только двойку.
– Вам, товарищ Захаров, – назидательным тоном сказал преподаватель, – нужно лучше учиться и тянуться за лучшими.
Взвод после этих слов хохотнул. А после обеда наш батальон неожиданно для всех вывели на внеплановый кросс.
– Скажите потом спасибо своим братьям по разуму из соседней (то есть 32-й) роты, – объясняет нам наш ротный. – У них вчера был очередной залет – пьянка. Так что весь батальон в воспитательных целях немного побегает!
– И попрыгает, – кривится КорС.
– Не умничайте, Королев. Надо будет, и попрыгаете.
– И правда, Серега, – шумно возмущается Вася, – помолчи, а? Мало нам кросса, что ли? Тут запросто может сработать принцип бумеранга, и будем прыгать.
Мнение Васи разделяют практически все, поэтому КорС сразу умолкает. Ротный остается доволен образовавшейся тишиной. После обеда, точнее, когда мы уже сидели на сампо и занимались своими неотложными делами, к нам прибежал дневальный по роте.
– С какой вестью прискакал наш друг? – не удержался я.
Оказывается училищу неожиданно приказано построиться на плацу, но о причинах никто ничего не сообщил. Пришлось нам отложить свои дела, как-то: Мишке – отложить «Советский спорт» и «Футбол-хоккей», Королеву – «Зарубежное военное обозрение», Зоне проснуться, Диме перестать есть и идти всем на построение.
И вот мы стоим на плацу и гадаем, что бы это такое могло бы быть? Большинство мнений сводится к тому, что кто-то из курсантов залетел по-крупному, и его сейчас показательно отчислят из училища.
На самом деле все оказалось с точностью до наоборот: отличился один из курсантов нашего курса, да еще как! Сообщение было сенсационным. Дело было ночью. Курсант Берладин из 30-й роты стоял  часовым на посту (на вышке) в 58-ом военном городке, когда услышал подозрительные звуки за забором. Парнишка оказался бравым и, нарушив устав, тихо, как кошка перепрыгнул на двускатную крышу склада. Там он снял автомат с предохранителя, положил его на живот и стал терпеливо ждать.
И вдруг на вышку, на которой он должен был находиться, с трех сторон с ножами в руках выскочили неизвестные. Абсолютно не обманываясь в их намерениях, часовой их всех тут же уложил одной очередью.
Очень скоро выяснилось, что эти трое – беглые уголовники, которых разыскивает милиция. По всей видимости, им нужно было огнестрельное оружие, и они присмотрели нашего часового. Откуда им было знать, что они нарвутся на такого лихого вояку?
– Вот ведь молоток, – шумно восхищается Веня. – А я бы остался на вышке и …
Понятно, что в этом случае максимум, что смог бы успеть сделать часовой, это заколоть одного из нападавших штык-ножом. Только это вряд ли, учитывая, что нападавших было трое, и нападали они одновременно с разных сторон.   
– И тебя бы наградили посмертно, – громко закончил его мысль КорС, а негромко сказал, что мало кто сумел бы действовать в такой же ситуации нестандартно. Стандартно – это действовать по уставу гарнизонной и караульной службы.
Вышеупомянутому курсанту объявили 10 суток отпуска с выездом на родину, хотя такое поощрение и не предусмотрено для курсантов военных училищ. И еще нас попросили не делать то, что мы сейчас узнали, достоянием общественности. А мы порадовались тому, что нашему товарищу выпала такая огромная неожиданность и роскошь, как отпуск, тем более что у него было намного больше шансов отправиться домой в цинковом гробу.
– А я думал, что такое только в кино бывает, – искренне признался Лео после того, как мы вернулись на самоподготовку.
Несколько дней мы все находились под сильным впечатлением. Оказывается, не всегда нужно соблюдать уставы. Для многих это стало настоящим откровением, ведь мы привыкли считать, что уставы это свято, так как они написаны кровью.
– Знаешь, Толик, – сказал мне Миша, когда нас никто не мог слышать, – а я рад, что это случилось не со мной. Многие вон завидуют Берладину из-за того, что он поехал в отпуск, а я нет. Не завидую. Могу только порадоваться за этого парня.
Зона чтобы побывать в городе и вкусно и, главное, много поесть, попросил родителей, чтобы они вызвали его телеграммой на переговоры на главпочтамт Симферополя. Так все и вышло, Зоне выдали увольнительную записку, и счастливый Петька отбыл в город.
Вопреки ожиданиям, вернулся он чернее любой грозовой тучи, что не осталось незамеченным.
– Колись уже, – первым не выдержал Веня, – что там у тебя не так? Чего молчишь?
– Почему-то в голову лезут только нехорошие слова.
– И все-таки?
– Забыл. Представляешь, совсем из головы вылетело, что сегодня четверг!
– И что?
– То есть, как это что? – взорвался Петька. – Сегодня четверг! В общепите по всей стране рыбный день!

Тренировка
Сегодня я по графику иду в увольнение, но получив увольнительную записку, я вернулся в расположение роты за спортивной формой. Весьма приятное свидание с девушкой я отложил на вечер.
– Товарищ младший сержант, – удивился Веня, увидев, как я раздеваюсь в кубрике. – Вы разве сегодня не идете в увольнение?
– Идете, но не сразу, как видишь. Сначала схожу на тренировку по боксу.
– Так и напрашивается вопрос, разве вас девушка не ждет? – лукаво улыбнулся Веня.
– Дольше ждала, еще подождет, – шутит Лео.
– Ждет, еще как ждет, но я все успею.
– Не иначе, чемпионом собираетесь стать? – смеется Веня. – Вон, даже увалом жертвуете ради тренировки. Это как-то непривычно и, я бы даже сказал, ненормально!
– Может, и собираюсь, – улыбаюсь я, – на то и спорт, чтобы мечтать о победе. Но я пока гоню от себя эти мысли. А если серьезно, то спорт вообще и бокс в частности тоже доставляют мне удовольствие!
– Спорт? Удовольствие? Так вы просто извращенец какой-то, – расхохотался Веня после этих моих слов.
– Эх, Веня, Веня, – добродушно говорю я. – Займись каким-нибудь видом спорта и сам не заметишь, как войдешь во вкус.
Веня подумал немного и напросился со мной в спортзал, чтобы посмотреть на тренировку. В спортзале он переобул сапоги, сменив их на кроссовки. Веня разбежался, чтобы совершить опорный прыжок через коня, но слабо оттолкнулся и низом живота ударился об коня.
– Кого ты с собой привел, Иванов? – насмехаются знакомые ребята с третьего курса. – Он же ни на что путное не способен!
После того, как приступ боли у Вени прошел, я отправил его обратно в роту. А сам пошел в борцовский зал. Увидев меня в спортзале, тренер похвалил:
– Вот все бы так относились к спорту, тогда бы и результаты были. Вот это пример достойный восхищения! Ну что, ты уже разогрелся? В спарринге поработать хочешь? Тебе будет полезно.
– Хочу, – согласно кивнул я.
– Корнеев! Выйди против Иванова – он тебя вызывает. Не боишься? – подначивает здоровяка Корнеева тренер. Ну что ж, пусть это лежит на его совести. Мне кажется, тренер не должен натравливать нас друг на друга.
– И не таких видали, – без намека ну шутку отвечает тот. Не боится он, выходит, неудач. Мне же его саркастическое пренебрежение, прямо скажем, неприятно.
– Только ты там без лишнего травматизма постарайся обойтись, договорились? – попросил моего противника Баринов.
Корнеев энергичными шагами пошел на сближение, он на одиннадцать килограммов тяжелее меня, на два года старше, и на шесть лет больше меня занимается боксом. В общем, у него есть несколько ощутимых преимуществ передо мной. Серьезный противник, ничего не скажешь. Впрочем, в моей весовой категории все равно по-прежнему никого нет – те, кто был, уже выпустились из училища, а из новичков только я.
Весело Корнееву, он уже почему-то празднует победу. Остальные курсанты, открыто подбадривают моего соперника, так как все они без исключения на его стороне. Хотя нет, Баца, все-таки, похоже, болеет за меня.
Как это Корнеев там сказал? «И не таких видали?» Ну, нет, дорогой товарищ Корнеев, вот таких, как я, ты как раз еще ни разу и не видел! И я это тебе сейчас постараюсь доказать! К тому же я не могу отделаться от мысли, что тренер на твоей стороне, и мне это неприятно. А все-таки зря ты не воспринимаешь меня всерьез. Помнится, наш общий тренер однажды сказал, что настоящий мастер выживает в бою потому, что очень серьезно относится к каждому своему противнику. А ты ко мне относишься так несерьезно! Ну, что же, давай, пофехтуем. Мне ведь терять уже нечего.
Сил у тебя, конечно, много, ишь, как отпрыгиваешь от меня, и не по одному, а по три-четыре раза. Обмануть меня, что ли хочешь? А не выйдет! И действуешь ты по довольно примитивному шаблону, а еще, вон у тебя какие рельефные мышцы на ногах и трусы спортивные короткие – я по одной игре мышц твоих ног безошибочно распознаю все твои замыслы! Не веришь? Вот ты перенес вес на левую ногу, значит, будешь бить правой!
– Активней, активней работаем! – командует тренер.
Легко подсев под кулак Корнеева, я левой снизу от пояса ударил его в подбородок так, что голова Корнеева задралась вверх. А я тут же ударил его в подбородок правой, вложив в удар вес своего тела. И до того, как он упал, в довершение ко всему, я еще раз успел всадить ему левой рукой в голову. И первый удар был восхитительный, а последним я просто потряс своего противника.
Корнеев падал, а я с удовольствием смотрел в его расширившиеся от боли зрачки. Вот так: я же тебе говорил, что таких, как я ты еще не встречал. Как оказалось – нокаут. Чистый и быстрый.
– Да, Иванов, – вяло сказал тренер, приводя в чувство поверженного Корнеева, – могу себе представить, как ты будешь «фехтовать» с теми, кто в твоей весовой категории. Динамика впечатляет. Познакомьтесь, парни – перед вами будущий чемпион Крыма.
Как я успел заметить, парни поглядели на меня недоброжелательно. Откуда же им знать, что мне их взгляды глубоко пополам? Вокруг меня словно непроницаемая стена и она должна давить на меня. Ну да ладно, мне это где-то даже приятно. Нет мне дела до вашей неприязни ко мне и все тут! Спасибо папе за такую науку.
– Ну, я тебе покажу! – пообещал Корнеев, пришедший в себя, намекая на встречу без перчаток и за стенами спортзала. Однако насколько я могу судить, особой уверенности он в себе не чувствует.
– Рот закрой, – грозно сказал Баца, – ты ведешь себя не по-спортивному и не по-товарищески.
– Все, парни, закончили базар, – миролюбиво сказал тренер, и еще раз похвалил меня, – молодец, Иванов.
А я после этой победы почувствовал, что мне все по плечу! Приняв душ, довольный собой я поспешил в увольнение. У нас было еще три часа, и мы с Ирой все успели. Ира прямо в постели с чувством прочла мне стихотворение.
– Я рядом с тобою –
  Не лучшая и не любимая.
  Зачем же все это?
  Зачем же сливаются мыслей
  Теченья глубинные?
  Зачем же срастаются руки
  В порыве едином?
  Зачем же ты смотришь
  В глаза мне,
  Как смотрят любимым?
  Я рядом с тобою –
  Не любимая и не лучшая.
  Зачем же все это?
  Как таянье льдов неминучее,
  Как шара земного
  Движение необратимое,
  О, если б пожизненно быть мне
  Такой нелюбимою!
Я отмолчался, а чтобы она не стала задавать мне вопросы, потребовал чай. Забыл сказать, Ира это моя знакомая. Мы познакомились с ней неделю назад на дискотеке у нас в училище. Она учится в пединституте на филологическом факультете. Она старше меня на год, выше среднего роста, натуральная блондинка, с хорошо выраженными округлостями. А еще она уже успела побывать замужем, правда, ее брак продлился меньше года, но она, если ей верить на слово, успела перепробовать всю «Камасутру», чему я, признаться, рад, ибо нет предела совершенству и всегда приятно научиться чему-нибудь новому. Хотя, скорее всего, она это сказала, чтобы произвести на меня впечатление.
В училище я вернулся в прекрасном расположении духа. В роте тоже было не скучно, так как Лео безуспешно пытался своего подчиненного курсанта Мирзояна заставиться помыться. Не знаю уж из каких соображений, но Саркис отказывался, не глядя на насмешки курсантов.
– Правильно, ара, – насмехается курсант по кличке Шеф из четвертого взвода, – до пяти сантиметров это не грязь, а больше пяти сантиметров само отваливается!
– Тоже верно, – охотно соглашается ара. – Вот, слушайте, товарищ младший сержант, что умный человек говорит!
Он даже собирался пошутить, но тут из увольнения вернулся Миша Кальницкий. Он сегодня зол и агрессивен больше обычного. Едва он вошел в кубрик нашего взвода и шумно вдохнул воздух, как Мирзоян, молча, и на удивление быстро схватил мыльные принадлежности и поспешно убыл в умывальную комнату.
– Вот, блин, – горько рассмеялся Лео, – а я битый час заставлял его это сделать, столько нервов на него потратил! А всего и надо было, дождаться возвращения Миши из увала!
Да, забыл сказать, история с Корнеевым на этом и закончилась. Дальше угроз на словах дело у него не пошло.
– Курсант Мирзоян, – командует Лео, так как Саркис хоть и помылся, но к нам не идет, отсиживается у земляка в кубрике первого взвода, – сколько времени?
– Без двух минут без пятнадцати десять.
– Марш спать!

Лирическая история
«Не падай духом, где попало!»
Г. Малкин
После обеда Володя Родионов из первого отделения получил письмо от своей девушки. Любимая сообщила, что ждать долго не сможет, а посему она уже вышла замуж. К письму она не забыла приложить фотографии со своей свадьбы, чтобы у Володи не было сомнений в ее словах.
Эффект был велик – Родионов стал бледным, как полотно. Затем он лег на кровать, заложив руки под голову, и вмиг словно онемел и окаменел. Он отказывался выполнять любые приказы, а если его пытались  поднять с кровати силой – молча, с остервенением отбивался.
В нашей роте побывало почти все училищное начальство, пытаясь образумить парня. Кроме генерала, разумеется, он до таких мелочей снисходить не стал. Каких только правильных слов не говорили Родионову, а он все отлеживался, отмалчивался и жил своей жизнью. На занятия не ходил, почти все время лежал, безучастно уставившись в потолок, и молчал с какой-то непонятной отрешенностью.
– Дело дрянь, – вздохнул как-то Лео, когда мы вернулись после самоподготовки в казарму и увидели в очередной раз все ту же безрадостную картину.
– Володя, не стоит она того! – от чистого сердца сказал КорС.
В кои-то веки с ним  согласился весь взвод.
– Чтоб у нее никогда детей не было! – в сердцах сказал Нуралиев. – Мать ее шлюха!
– Какие сильные слова! – попытался было пошутить я, так как разговор повернулся в неожиданное русло, но меня никто не поддержал. В Родионове то ли так сильно говорила обида, то ли вовсе была разом разрушена его жесткая система жизненных ценностей.
Терпения начальства хватило ровно на неделю, а по истечению этого времени курсанта Родионова отчислили из училища. Две недели он еще побыл солдатом в БОУПе (батальоне обеспечения учебного процесса училища), а после этого его направили служить в ВДВ в братский Афганистан.
Перед отъездом он даже не захотел повидать никого из нас, но мы с Королевым вызвонили его по телефону. Если с Родионовым что-либо случится в Афгане, это целиком и полностью будет лежать на совести его бывшей девушки. Правда, ей до этого, наверняка, дела не будет.
– Слушаю, – прозвучал в телефонной трубке его глубокий голос, – рядовой Родионов.
– Вовчик! Ты только вернись оттуда! Мы тебе этого желаем от всей души и сердца! Поверь – жизнь на этом  не заканчивается!
Володя молчал, и в наступившей тишине было слышно, как у КорСа со лба стекают струйки пота. Володя молчал, и я тоже. Тогда трубку взял Серега.
– Ну, – с трудом выговорил Королев, – благодарим тебя … за молчание. В смысле за то, что не положил трубку. Понимаешь, должно пройти время. Оно все лечит.
– Что будет, то будет, – только и сказал Родионов заунывным голосом. Лично у меня такое ощущение, словно от его голоса повеяло могильным холодом.
И он уехал. Через неделю Рома зверски избил курсанта Войтенко со второго взвода за то, что тот пренебрежительно сказал о Родионове:
– Слабак! Не сумел завоевать девушку, которую полюбил!
Журавлев грохнул его в лоб и в челюсть двумя руками по очереди, и Войтенко отлетев, свалил с ног еще двоих курсантов и пяток стульев в придачу. Рома на этом не успокоился, подошел к упавшему Войтенко, поднял его и нанес ему еще несколько тяжелых ударов.
– Гнида! – гневно произнес Рома. – Еще раз вякнешь что-то – вообще прибью! Всех касается, – и еще добавил пару раз для верности.
Тут в казарму вошел ротный и как-то сразу сам все понял.
– Курсант Войтенко, что это вы выглядите так странно? – посмотрел ротный на избитого Войтенко. В его серьезных, прищуренных глазах иногда мелькают веселые искорки. – Журавлев, твоя работа, да?
– Да вы что, товарищ капитан? – Рома придал своему лицу невинное выражение, и показал свои внушающие уважение кулаки. – Если бы я его ударил, я бы его всего контузил! И, вообще, я ведь тихий и спокойный, вы же знаете!
– Конечно, – приглаживая усы, улыбнулся ротный, – кто тогда?
– Он сам, – с вызовом сказал Лео, – все видели!
– Неужели? – сощурившись, вглядывался ротный в лицо Войтенко. – Вот так сам взял и тридцать раз упал лицом вниз?
Все курсанты и сержанты холодно и сурово смотрят на Войтенко, и видно, что тому стало от этих взглядов сильно не по себе. Он вытер кровь, которая сочилась из разбитых губ и носа, и произнес:
– Это … я сам, товарищ капитан.
– Осторожней надо быть, – усмехнулся сквозь зубы ротный, и, не говоря больше ни слова, вышел из казармы.
– Не вздумай в медпункт сунуться, – счел нужным предупредить Рома, – это очень чревато последствиями. Или тебе нужны ненужные сложности?
– Сиди тихо, как мышь под метлой, – добавил Миша.
– Не то снова получишь по мордасам, – закончил мысль Бао.
– По всей морде и окрестностям! – не удержался и вставил свои «пять копеек» Веня, чтобы у Войтенко совсем не осталось никаких сомнений по этому поводу.
Войтенко спорить не стал, не совсем же он дурак. Тут нам объявили, что нас приглашает на танцы педучилище, и мы стали получать и переодеваться в парадку. Войтенко с нами не пошел, сказавшись больным.
Однако радовались мы недолго. На танцах без видимой причины возникла непонятная драка. То ли кто-то из курсантов пригласил чужую девушку, то ли кто-то из гражданских пригласил девушку курсанта. Мы еще только-только начали лениво растанцовываться, как уже все началось. Причина была пустяковая и по идее должны были разобраться быстро, но разбираться вовсе не стали, а сразу перешли к драке. Нас было мало, но это тот самый случай, когда мы в тельняшках.
Рома и КорС встали спина к спине, и ведут себя весьма пассивно: ждут, пока кто-то не окажется в зоне досягаемости. Тогда вылетает кулак Ромы или Сереги, и неосторожный гражданский падает. По два раза им бить никого не приходится. Наши люди!
– Следующий! – шутит Рома, и долго ждать не приходится. Вот и еще один гражданский, увлекшись дракой, попадает под колотушку Журавлева, и падает, как подкошенный.
Результаты оказались впечатляющими – разбитые окна и лица, столы и стулья. Вот так, знай наших! Эх, хвост, чешуя! Впрочем, воспитатели училища и наш взводный быстро восстанавливают порядок. Впрочем, вечер уже безнадежно испорчен, и нас уводят обратно в училище. Взводный по дороге все время что-то твердит о позоре и военной форме, но мы его не слушаем.
– Вот облом, – злится Миша, – еще часа два можно было потанцевать. Я только-только с такой классной девушкой познакомился! Хорошо хоть номер ее телефона успел записать.
– Теперь вместо общения с девушками будем в училище сидеть, – вздыхает Вася, – а это большая немного разница.
– Кто знает, а из-за чего все началось? – спрашивает Лис.
Но все молчат. Может и не знают, а кто знает, тот молчит и смотрит невинными глазами. Один Королев пошутил:
– В смысле, кто виноват?
– Хуже другое, – вздыхает Лео, – нас могут в следующий раз сюда просто не пустить, а вот это уже действительно плохо.
Лео прав, вечер отдыха несравненно лучше самоподготовки, на которую нас всегда сажают, когда нет увольнений. В общем, вечер отдыха нам обломали, а это, согласитесь, очень обидно. Поскольку вернулись мы рано, то стали думать, чем себя занять. В смысле, задались вопросом, что делать? Батя, не дожидаясь просьб, сам взял гитару и запел.
– В гареме нежился султан, да султан,
   Ему огромный выбор дан, да выбор дан.
   Он может девушек любить, да любить.
   Хотел бы я султаном быть, султаном быть!
   Но он несчастный человек, человек,
   Вина не ведал целый век, да целый век!
   Так запретил ему Коран, да Коран,
   Вот почему я не султан, да не султан!
Не только я, но и многие другие курсанты не слышали этой песни, поэтому стали кучковаться вокруг Бати. А я для себя сделал вывод, что в роте, неважно – курсантской или солдатской, обязательно должен быть свой гитарист.
– А в Риме папа римский жил, да папа жил.
   Вино он бочками глушил, да глушил.
   Бокалы полные вина, да вина,
   Он выпивал всегда до дна, всегда до дна!
   Но он несчастный человек, человек,
   Любви не ведал целый век, да целый век.
   Так запретил ему закон, да закон,
   Так пусть же папой будет он, да будет он!
Песня никого не оставила равнодушным. Многие уже уловили повторы в песне и подпевают Бате. Оказывается, Окунь из четвертого взвода тоже знает эту песню, и он во все горло поет ее вместе с Батей.
– А я различий не терплю, да не терплю,
   Вино и девушек люблю, да люблю!
   А чтоб все это совместить, совместить,
   Простым курсантом надо быть, да надо быть!
   В одной руке держу бокал, да так держу,
   Чтоб не упал, да не дай Бог!
   Другой обнял девичий стан, нежный стан,
   Вот я и папа и султан, и султан!
Благодарные слушатели разразились дружными аплодисментами, временами переходящими в овации.
– Аплодисменты это хорошо, – смеется Батя. – Это к деньгам!
И весь вечер Батя развлекал роту своими песнопениями. Правда, без денег. Взводный тоже остался доволен тем, как мы провели вечер, тем более что ему ничего делать не пришлось. Его роль ограничилась тем, что он иногда просто проверял, на месте ли курсанты и все.
Впрочем, незадолго до вечерней поверки включили магнитофон и прямо на взлетке устроили танцы. Некоторые курсанты даже изображали девушек. Остальные над ними смеялись.
Утро тоже началось весело. Вместо привычного: «Рота! Подьем!» дежурный по роте Стас Рокотов красивым театральным басом произнес во весь голос:
– Доброе утро, милые дамы и уважаемые господа!
– Это кто тут дамы? – первым возмутился Бао, который, кстати, с вечера был одним из тех, кто изображал девушку и даже танцевал с Мышей медленный танец.
– И где здесь господа? – смеется Миша. – Товарищ Рокотов! Армия у нас, чтоб вы знали, рабоче-крестьянская, так что никаких господ здесь нет!
– Ладно, – не стал настаивать Стас, – Рота! Подъем!

Папа Буратино
Сегодня контрольная работа по ЗОМП. По закону подлости мне, КорСу и Лео попал один и тот же вариант, а все курсанты, которым достался второй вариант, стонут и боятся. Без нашей помощи, им самостоятельно эту контрольную ни в жизнь не решить.
– Ну, вы и сели, – ахнул «замок», – специально, что ли?
– Конечно специально, – ворчит Третьяк, – решили лишний раз нас подставить, чтобы все помнили кто здесь кто.
– Не ворчи, – шепчу я, косясь на преподавателя, – свои задания сделаем, и поможем. Лео, КорС, вы как?
Те кивками подтверждают, что помогут. Пересаживаться нам уже никто не позволит, так что делать нечего – нужно решать для всех. И я предложил: «Значит так: я беру первое задание; Лео второе, а Королев третье. Ну, а четвертое задание сделает тот, кто первым управится. Попробуем успеть решить весь ваш вариант».
Свои задания мы с Королевым сделали практически одновременно. Первым вопросом второго варианта оказался вопрос «Дозиметрические приборы», а третьим «Радиационная разведка».
– Хитрый какой, – кривляется КорС, – самый легкий вопрос выбрал себе.
– Да пошел ты, – шепотом отвечаю ему, – я только что узнал, какой вопрос первый. Давай, ты пиши его, а я напишу третий.
– Не надо, – пыхтит вечно недовольный Королев, следуя каким-то только ему одному известным и понятным принципам, – я сам.
– Курсант Литинский, – громко говорит преподаватель, – что вы там такого интересного увидели в окне?
Все, кто может глянуть в окна аудитории – посмотрели: по улице идут две симпатичные девушки.
– Жизнь проходит мимо, – вздыхает Литин.
– Эх, товарищ курсант, – добродушно улыбается преподаватель, – военное училище это и есть настоящая жизнь! Когда-нибудь вы это непременно поймете! А это так, моменты.
– Зато какие приятные, – не сдается Литин.
Все посмеялись, и я стал писать ответ. Мало того, что надо стараться писать более-менее разборчиво, так еще в таком, казалось бы, конкретном вопросе нельзя обойтись без беллетристики. То есть необходимо и общие слова писать, что отнимает время.
Все-таки Королев в чем-то прав – мой вопрос действительно оказался самым легким, и, соответственно, я его закончил первым, и, следовательно, мне  достался и четвертый вопрос «Средства и способы дегазации». Вопрос объемный, что и говорить. Писал я его по частям, и так передавал, чтобы другие успевали списывать. Чтобы моя писанина была понятной, приходится писать медленно. Разумеется, все списать, просто не успели. Реакция была весьма неоднозначной.
– Не могли быстрее написать! – зло набросился на нас «замок» после того, как преподаватель вышел из аудитории. – Всех подвели, весь взвод!
– У меня точно тройка будет, – вздыхает Рома, – не выше.
– А у меня гарантированная «пара», – грустно вторит ему Бао.
– Сами виноваты, – заметил Лео, вызвав бурю негодования.
– Интересно, в чем это мы виноваты? – возмущается Веня.
– Готовиться надо, а не надеяться только на других, – объясняю я ему. – Мне даже странно, что вы этого не понимаете. Учитесь, впитывайте знания, как губочка!
– Вы знаете, в чем штука? Если нечем готовиться, – криво усмехается Королев, – то шпаргалки писать нужно. Блин, себя замучаешь, а другим не угодишь. Неблагодарные вы, однако.
– И правда, – подтверждает Лео, – сами даже шпаргалки написать поленились, а на нас нападаете. Ну, ладно вы там на меня и КорСа обижаетесь, но Иванову-то вы должны спасибо сказать.
– Это еще почему? – словно нехотя уточнил Веня.
– Хотя бы потому, что чтобы вы не говорили, он для вас, баранов, два варианта успел написать, – Королев сегодня настроен решительно и в выборе слов не особенно церемонится.
– Он же не только для меня писал, – обиженно отозвался Баранов, не очень внимательно слушавший нашу перепалку.
– В следующий раз я лично ни для кого больше писать ничего не стану, так, и знайте! – объявил КорС таким тоном, что все поняли – он не шутит. – Не буду я больше ради вас отягощать себя лишними заботами и переживаниями. Я больше не вижу в этом никакого смысла.
– Ну, а Иванову?
– Интересно, когда это кто Иванову что писал? – удивился Королев. – Иванов и без моей помощи чудесно обходится. Так что лучше подумайте, как будете решать следующие контрольные.
– А их будет еще ой, как много, – тут же добавил Лео. – Впереди еще больше трех лет учебы!
И смех, и грех, но как, ни парадоксально, никто из списывающих так и не признал, что был не прав, обвиняя нас.
– Интересно, – сказал задумчиво вечером Лео, – это нежелание или неспособность понять свою неправоту?
На что Королев, немного подумав, ответил:
– Подведя итог, можно сказать, что умный человек отличается от глупого, в частности, еще тем, что умеет признавать свои ошибки и может извиниться.
– Полностью солидарен, – кивнул Лео.
Однако остальные курсанты придерживаются другого мнения. И мы, прекратив бесполезный разговор, направились в роту смывать усталость холодной водой. Была бы горячая – смывали бы горячей.
– Младший сержант Иванов, – на построении роты окликнул меня ротный, – преподаватели жалуются, что ты не даешь курсантам думать.
– Как это? – с интересом смотрят на меня курсанты других взводов.
– Подсказывает он много, – объяснил ротный. – И правильно делает! Но все свидетели, я обратил внимание товарища Иванова на то, что подсказывать нужно незаметно!
На самоподготовке отдохнуть никому не удалось, так как взвод готовится к семинару по специальным фортификационным сооружениям, или как у нас говорят по «фортам». Я читаю учебник, потому что преподаватель из числа тех, кто шуток не приемлет. О его принципиальности и дотошности и так легенды слагают, а сейчас он вообще всеми силами пытается занять вакантную должность начальника кафедры.
Шея занемела, и я поднял голову, чтобы хоть немного размяться. Окинул взвод взглядом и заметил, что Стариков спрятал руки под стол, и он ритмично покачивается. Володя Еременко толкнул меня плечом и указал глазами на Сашу. Потом вскочил, и в два прыжка оказался рядом с Саней.
– А ну, покажи! Покажи, покажи, чтобы всем видно было!
Стариков поднял над головой деревянную фигурку обнаженной девушки. В правой руке он держит резец по дереву.
– У кого, что болит, – широко улыбнулся он, и взвод поднялся со своих мест, чтобы лучше рассмотреть статуэтку. 
– Надо же, до чего хороша, – усмехается Вася, – почти как живая.
– Слушай, а ты чего молчал, что умеешь? – удивился Миша. – Ну, ты прямо этот, ну как его? Который папа Буратино?
– Папа Карло, – подсказал смеющийся Лео.
– Во-во! Судя по тому, как здорово у тебя выходит, ты давно уже занимаешься резьбой по дереву? – задумчиво сказал Батя.
«Замок» дольше всех крутил статуэтку, а потом, не выпуская ее из рук, попросил:
– Продай ее мне.… Ну, тогда так подари!
– Вырежи себе сам. Увлекательное, доложу я вам, занятие.
«Замок» получил от Старикова полный отказ и заметно расстроился.
– У меня такой возможности нет, – искренне вздохнул «замок», – я ведь сижу за преподавательским столом. Если кто войдет, то я никак не успею спрятать свое рукоделие, – он кивнул на стружки под ногами Старикова. – Так что я ни строгать,  ни рисовать, ни даже писать ничего левого не могу. К тому же я еще сижу лицом к вам, и вечно кто-то из вас на меня глазеет. Я даже в носу спокойно поковыряться не могу. В общем, никакой личной жизни!
И под общий смех, вернув Сане его произведение, «замок» вернулся на свое место. Впрочем, его признание Старикова нисколько не разжалобило. Все мы сегодня узнали его в совершенно ином ключе. Мы с удивлением обнаружили, что Саня оказывается человек, живущий своими творческими интересами.
– Саша, – спросил я, – а ты что, к семинару уже подготовился?
– Нет, – пришла очередь вздыхать Отцу Карле, – оторваться не могу, так мне нравится этим заниматься. У меня сегодня прямо вдохновение.
– Сейчас я его тебе обломаю, – ухмыльнулся я, и отобрал у него фигурку и инструменты. – После семинара закончишь. Мне двойка в отделении совсем не нужна, да и тройка лишняя не желательна. Тебе, думаю, тоже. Так что давай, займись делом.
Все расселись по своим местам, и самоподготовка продолжилась. Лис столкнулся взглядом с «замком» и весело рассмеялся.
– Оказывается, самым большим преимуществом рядового курсанта является возможность незаметно прочистить нос! 
Тут подоспел взводный, и сразу стал проверять расход личного состава.
– Не понял? – не на шутку удивился он. – А где это у нас курсант Нагорный?
– В медпункте, – доложил «замок», – он на занятиях по физподготовке травму получил. Бежал, чтобы перепрыгнуть через «коня», и задел бедром теннисный стол.
– Как же это он так? – в сердцах ругнулся мама Жора. – Впрочем, умеючи не долго. Стол-то не очень сильно пострадал? Можно им еще пользоваться? Вот хорошо, что товарищ Нагорный задел стол бедром, а не головой. Ладно, пойду, проведаю раненого бойца.
После его ухода Лео подсел ко мне и спросил:
– Слушай, Толик, я слышал, как ты Мише что-то рассказывал про Змея Горыныча. Что это было? Ты же ему не детскую сказку рассказывал?
И Лео требовательно уставился на меня, ожидая ответ.
– Представь себе, Лео: обычный рабочий день, рабочее время. Я стою разводящим в карауле № 1, то есть по охране Боевого Знамени училища. Веду я смену по коридорам управления училища. Все служащие управления под роспись ознакомлены с тем, что во время смены часового в коридоры не выходить. Поэтому в коридорах пусто.
– Да знаю я, – отмахнулся Валерка, – я ведь тоже хожу разводящим на знамя.
– Идем мы спокойно, чеканим шаг, как вдруг из одного кабинета выпорхнула молоденькая, красивенькая девушка. Мы ее не знаем, а это означает, что она новенькая – ее недавно приняли на работу. Правила внутреннего распорядка она еще не изучила, поэтому и выскочила в коридор во время нашего передвижения. Выпорхнула она, и вместо того, чтобы обратно в кабинет впорхнуть, взяла и пошла по коридору по своим делам. Причем прямо перед нами и в том же самом направлении, что и мы. Мало того, что она и так, сама по себе, привлекательная, так у нее еще и мини-юбка с разрезом «иди за мной»!
После этих слов курсанты стали слушать меня с еще большим интересом и вниманием.
– Доложу я вам, ножки у нее – загляденье! Опять же, разрез такой, что через него даже трусики видно! Иду я, и попутно любуюсь этим произведением искусства. Дошли мы до поворота, а там помещение оперативного дежурного по училищу. Окон в этом помещении больше, чем стен. С усилием я одним глазом оторвался от созерцания стройных ножек, кругленькой попки, тоненькой талии, пушистых волос и глянул в сторону комнаты оперативного дежурного.
Лео слушает меня и облизывается, прямо, как кот на сметану!
– А оперативный дежурный стоит, смотрит на нас, задорно так хохочет и на что-то рукой в нашу сторону показывает. На что именно он показывает, я понял не сразу. А когда посмотрел я в зеркало, (по всему училищу расположены огромные зеркала с надписью «Остановись! Заправься!»), то увидел то, над чем так потешался оперативный дежурный.
Представь себе: иду я весь такой серьезный и правильный – отмашка руки, на плече автомат, одно тело, а голов – три! Это наши караульные, оказывается, тоже не отказали себе в удовольствии понаблюдать за. … Ну, ты уже знаешь, за чем именно. Так и идем: посредине моя голова, справа КорСа, а слева – Димы. Ни дать ни взять – Змей Горыныч о трех головах! Я кивнул пацанам на зеркало, и они тоже улыбнулись.
– Теперь понятно, – севшим голосом прохрипел Лео.

Сожаление
Как говорил бравый солдат Швейк, строевые смотры до добра не доводят, и он был прав. Лично меня такой смотр до добра не довел.
Рота готовится к строевому смотру. У меня уже все готово, осталось только побриться, и я бреюсь. Закончив, я обратил внимание на то, что левый висок вышел чуть выше правого. Я подправил его, и теперь уже другой стал чуть выше. Пришлось подправить еще раз, но сейчас вышло как в начале – левый выше. В общем, равнял я, равнял и выровнял. Наодеколонился и вышел на построение, предшествующее строевому смотру.
– Рота! Смирно! На-Лево! – скомандовал ротный. К нам приближается замполит батальона.
– Немедленно уберите этого панка из строя! – приказал замполит, и указал рукой на меня.
Ротный глянул на меня, ругнулся и приказал:
– Иванов! Бегом в роту! Я с тобой потом разберусь!
– И это правильно, – проворчал довольный КорС.
В роте я подошел к настенному зеркалу и только теперь заметил, что «виски» у меня выше ушей! После окончания строевого смотра ротный с довольным видом сказал:
– Все, Иванов, сидишь на якоре. В увольнение не пойдешь до тех пор, пока виски у тебя не отрастут. Свободен!
Слово свое командир роты, конечно же, сдержал. Я все-таки надеялся, что наказание не продлится столько. Как и все курсанты, я так дорожу каждым увалом, но ротному до этого, кажется, нет никакого дела. Я думал об этом, во время очередного парково-хозяйственного дня. Во время уборки закрепленной за взводом территории, Дима вдруг безо всякой видимой причины спросил:
– Толик, ты жалеешь о чем-нибудь в своей жизни?
– Жалею, – честно признался я.
– Можно узнать о чем? Только без подвоха, как ты умеешь.
– Когда провожали в армию первого из моих одноклассников, то на проводах я встретился с бывшей нашей одноклассницей, которая мне всегда очень нравилась. Потом я провожал ее домой, а она уговаривала меня зайти, утверждая, что родители будут ночевать на даче.
– Неужели не зашел? – недоверчиво спросил Дима. – Ты?
– Представь себе – не зашел. Очень мне нужно было по-маленькому, а сказать или хотя бы намекнуть стеснялся. Я тогда еще был сильно изуродован воспитанием. Теперь я при необходимости говорю, мол, мальчики налево, а девочки направо и все. И всем хорошо, потому что воспитанные и стесняющиеся девочки тоже встречаются.
– А сейчас? – лукаво подмигнул Дима.
– Сейчас бы я не стеснялся! – не стал я притворяться, будто остался все тем же скромным, хорошо воспитанным  юношей.
– Знаешь, а у меня мыслишка родилась! – воскликнул Веня.
– Гаденькая, надо полагать? – ухмыльнулся КорС.
– Все можно легко изменить и исправить. Нет, ты непременно напиши ей об этом! – легкомысленно выкрикнул Веня. – Мол, причина была такая, обещаю при встрече все исправить! Все наверстаем! Это мое самое сокровенное желание! Вдруг она и сейчас еще не против?
– Я подумаю, – усмехнулся я, представив, как моя одноклассница читает такое письмо. – Кстати, если среди вас есть такие же воспитанные, каким был я, хочу предостеречь вас, – не повторяйте моих ошибок! Я дал себе обещание больше таким не быть, и вам это пригодится в будущем. Дима, а ты чего замолчал?
– Не видишь – я думаю, – нехотя отозвался Снигур.
– По тебе не видно, – решил пошутить я.
– Слышишь, Иванов, – развязно сказал «замок», – совершенно невозможно представить тебя скромным! А воображение у меня хорошее!
Мне и самому уже не верится, что я был таким. Как-то незаметно, но быстро я изменился и сильно. А может, я вовсе и не менялся, а просто сбросил в армии за ненадобностью личину лицемерия и благовоспитанности и просто стал собой? Настоящим?
– Чрезмерная скромность и воспитанность, значит, подвели? Оказывается, и от них бывает вред? – улыбается Лео, думая о чем-то  своем.
– Что делать? Все мы далеки от совершенства.
– До недавнего времени, и я был таким же, – признался Королев. – Хотя мне почему-то трудно в этом сознаваться.
– Скромники, блин! – презрительно фыркнул Миша.
– Да уж, – подтвердил Королев, – а вот ты не можешь этим похвастать.
– Допустим. Зато я ни о чем не жалею, с кем хочу, с тем сплю! Так что имею преимущество перед такими правильными, как вы с Ивановым. Книжное воспитание, на котором вы оба выросли, только вредит – оно делает человека мягким, склонным к размышлениям и сомнениям.
Как ни странно, но по большому счету, если не вдаваться в детали – Миша, конечно же, сто раз прав. А может и больше.
– Преувеличиваешь, – возразил Королев. Я глянул на Серегу. За его спиной было Солнце, и мне пришлось заслонить глаза рукой. – Мы можем даже побиться об заклад.
– Побейтесь, побейтесь! – рассмеялся «замок». – По мне, так лучше «золотая середина». Все хорошо в меру.
– Почему не работаете? – невесть откуда появился ротный, и вперил в меня свой ясный и строгий взгляд. – Что за вакханалия у вас здесь? Ах, мы разговариваем! На чем же мы остановились?
Все безропотно взялись за веники и стали подметать территорию, в раздумьях и размышлениях о вреде воспитания. Даже вечно ворчливый КорС и тот молчит.
– Даже скучно с вами, – удивился ротный, и ушел.
После его ухода все набросились на Ваську, который стоял на шухере.
– Тебя, зачем поставили? Как Лысый к нам подошел незамеченным? Для чего тебя от работы освободили? – Васин промах вызвал у всех волну возмущения.
– Я не знаю, – покраснел виноватый Вася, ему действительно неудобно перед нами. Несмотря на всю очевидность его вины, меня почему-то Васино ротозейство не возмущает.
– Знаешь! Ротный подошел путем свободного доступа, потому что ты свой пост оставил! А, да что с ним говорить – плохой пес волка никогда не увидит!
– Не стоять тебе, брат Василий, больше на стреме никогда!
После возвращения в роту, все сосредоточенно молчали, продолжая размышлять о нашем разговоре. У меня возникло стойкое убеждение, что точка зрения Кальницкого всем ближе, чем Королева. Впрочем, долго думать об этом не пришлось, так как ребята разошлись в увольнение. Вечером, после того, как все увольняемые вернулись, Веня рассмешил всю роту.
– Бао, а Бао, – заорал Веня, едва только перешагнул порог роты. – Где Бао? Кто подскажет, где он, тому ничего не будет!
– О, – недовольно проворчал Леха, точно предчувствуя подвох, – явился наш ходячий рот нараспашку.
– А! Вот ты где! – возликовал Веня, увидев Марковского. – А расскажи-ка нам, друг любезный, что это ты сегодня делал с девушкой в зоопарке?
– Неужели непонятно? – насмехается КорС. – У Бао по отношению к этой девушке самые серьезные намерения, и он уже начал знакомить ее со своими родственниками. Пока начал с самых дальних!
Сказать, что рота смеялась, это ничего не сказать! Когда дружеское ржание поутихло, я спросил:
– Скажи, Веня, а откуда ты знаешь, что Бао с девушкой был в зоопарке? Ты случайно мимо проезжал?
– Прям, – пришла очередь покуражиться и самому Бао, – он тоже был в том же зоопарке и тоже с девушкой, вот!
– Тоже, значит, знакомит девушку со своими дальними родственниками? – расплылся в улыбке Королев. – Так вы общих родственников с Веней не поделили? Из-за этого весь сыр-бор?
– КорС, а не пошел бы ты…
– Веня, кактус тебе в рот, заткнись лучше сам, как говорится, по добру, по здорову!
– А лучше сразу два, – мечтательно говорит Лео.
После отбоя Дима Снигур решил нагло уйти в самоволку, но у курилки нарвался на нашего ротного. Что тот в это время делает на территории училища, можно только догадываться. Увидев своего командира роты, Дима не придумал ничего умнее, как замереть на месте и задрать голову вверх.
– И что ты там высматриваешь? – насмешливо спрашивает ротный.
– Звезду хочу увидеть. Падающую.
– Так какие проблемы? Попроси Иванова, он тебе двинет между глаз так, что ты увидишь настоящий звездопад! И августа месяца ждать не нужно. Делов-то! Три наряда вне очереди и бегом в роту!
Мы еще не спали, когда обескураженный на всю следующую неделю Дима вернулся в казарму.
– И откуда только ротный здесь взялся? – под смех товарищей вопиет он.
– У него в гостинице «Строитель» «точка», – смеется Миша Кальницкий, – он там и выпить спокойно может с друзьями, и с любовницей время приятно провести. Может, он в училище за алкоголем приходил, у него полный сейф водки и вина, я как-то случайно видел. А тебе, Дима так и надо, чтобы не наглел сверх меры!
– Сам виноват, – вторит Веня, – как говорит полковник Тетка: «Далеко не у каждого курсанта есть свой мозг!»
– Ой, ты-то хоть помолчи, интеллектуал, блин, – завелся Дима. И между ними разгорелась перепалка. Прервал ее старшина.
– Эй, вы, артисты погорелого театра, – зло сказал он, – дайте поспать, а свою цирковую программу завтра отработаете.
Поскольку до Вени с первого раза не дошло, и он продолжал что-то еще говорить Снигуру, старшина объявил и ему наряд вне очереди. Так что свою перебранку Веня с Димой теперь продолжат в наряде по роте. Времени им на ругань вполне хватит. В нашей армии все честно и быстро!