Исключение из правил. Главы 1-10

Романы Анатолия Гончарука
в серии «Невозможный Иванов»


Борзый «минус»

Исключение из правил

В прокрустовом ложе

Обманутые Крымом

Лейтенантство – время золотое

Время взрослеть

Страна героев

Гайсинские летуны

Шаман корабля


Анатолий Гончарук
               
                «Я шагал напролом.
Никогда я не слыл недотрогой».
Ю. Визбор

               




Исключение из правил

















После отпуска
У каждого человека на его жизненном пути встречается достаточно наставников, командиров, начальников. Начиная со школьной скамьи, все должны слушать, учитывать мнения и взгляды учителей. Дальше – училища, техникумы, институты, работа и опять одно и то же – считайся с мнением начальства, прислушивайся к нему. Можно даже льстить, подыгрывать, хвалить, и это только приветствуется и поощряется. И неважно, что на самом деле думаешь совсем иначе.
Начальство есть у всех, даже, если ты сам начальник. Вопрос в том, как ты к своему начальству относишься. Это отношение зависит от многого: от вашего характера и воспитания, и от характера воспитания в частности, и от того какой человек ваш начальник. Вы не согласны, что мы имеем дело с абсурдом? Самое печальное, что это не случайно.
Вот, например, мой жизненный опыт, а я учусь в военном училище, позволяет мне делить начальство на две категории: умных и не очень. Умные – почему-то все, как на подбор, сильные личности и совсем не боятся умных, находчивых подчиненных. А не очень умные, ну, скажем, недолюбливают своих умных, трудолюбивых, интеллигентных подчиненных, которые имеют свое мнение и не боятся его высказывать и защищать, даже если они и не могут подсидеть своих начальников.
И, что интересно, вторых начальников гораздо больше. Любого подчиненного, который умнее их, они воспринимают как глубокое личное оскорбление, не понимая, что именно такими подчиненными себя и следует окружать. Не хочу давать очень резких оценок, но лично мне с моим нынешним командиром взвода не повезло, такая вот стандартная жизненная драма. Нетрудно понять, что живется мне не очень сладко, ведь я в армии и обязан соблюдать определенные правила игры. Что ж, сам виноват.
Некоторые мои приятели часто спрашивают меня, стоит ли портить и без того плохие отношения с взводным? Стоит, так как я не хочу вести себя так, словно он умнее, чем есть на самом деле, а я глупее, чем есть. Конечно, есть у взводного и хорошие черты, но как справедливо считают на Востоке, добрые качества никогда не исправляют злых, как сахар, добавленный в яд, не мешает ему быть смертельным.
Яснее ясного, что будет дальше – наша «маленькая война» с командиром взвода будет продолжаться. Эта мысль мне не улыбается, но лицемерить, притворяться и молчать я не собираюсь. Пусть это и прозвучит парадоксально, но такая перспектива для меня гораздо лучше, чем жить по принципу: «Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак».
Так думал я, сидя в вагоне поезда «Львов-Симферополь», возвращаясь из первого летнего отпуска в училище. Соседи по купе мирно храпели, а я мысленно делился сам с собой наболевшим. Поезд прибыл в Симферополь утром, так что я еще полдня провел у подруги, и только потом направился в училище. Как не крути, не оттягивай этот момент, но летний отпуск окончился.
– Иванов, – обрадовался мне взводный Туманов. – Здорово!
– Здравия желаю, товарищ капитан! Рад вас видеть!
– И тебя тоже тем же концом и по тому же месту! И не один раз! В смысле, тебя я рад видеть вдвойне! Где это вас носит? Мы дошли с вами уже до самой ручки! Без вас на спортгородке ваши парни работают за четверых!
– Так это же хорошо. Или нет? – не могу я взять в толк, шутит капитан или серьезно говорит.
– Нехорошо и даже очень. Проблема в том, что ваших парней там целый взвод. Марш на спортгородок, и через минуту работа должна начать кипеть! Отправь-ка десять штук курсантов на уборку территории. Иванов, сколько штук курсантов у тебя по списку?
– Девять курсантов плюс сержант, – растерянно отвечаю я. 
– Какой еще сержант? Откуда в твоем отделении еще и сержант взялся?
– То есть как это какой сержант? Я!
– Сержант Я? Кореец, что ли? Да ладно тебе, Иванов, расслабься, – широко улыбается Туманов, и хлопает меня по плечу, – шучу я, шучу, неужели не понимаешь? С возвращением тебя! А на спортгородок ты все-таки зря не пошел. Там на озере девушек много, они там массово раздеваются, чтобы загорать и купаться. Впрочем, это, конечно, дело добровольное. Эх, будь я помоложе! Но куда мне уже с курсантами тягаться! Ты как, отдохнул? Есть силы, чтобы активно сесть за парты?
В ротном расположении уже есть почти все курсанты нашего взвода. Почему-то царит странная тишина, обычно льются шутки почти без остановки. Веня вместо того, чтобы, как обычно, начать первым, по-джентельменски  предложил:
– Рассказывайте, что у кого было интересное в отпуске?
Впрочем, спешить уже некуда и Веня нам еще не раз расскажет о своих приключениях. Первым отозвался и начал свой рассказ Дима.
– Мой друг предложил мне изловить воров, которые урожай таскали с его огорода. Мы переоделись чучелами (а у него действительно два пугала стояли от птиц), и вечером вместо этих пугал встали посредине огорода. Ворами оказались соседка с дочкой. Ох, и напугали мы их! Можете себе представить, они от страха даже…
– Не надо таких трагикомических интимных подробностей, – перебил его КорС. – Веня, а у тебя самого, что интересного было?
– Мы с папой ездили к бабушке в деревню. Бабушка очень обрадовалась, потому что мы у нее нечастые гости.
– Еще бы, сын генерал, служба, – как-то очень уж заискивающе, прямо не своим голосом,  сказал Вася, но Королев глянул на него с таким явным недовольством и нескрываемым презрением, что Вася сразу замолчал. Произошло все быстро, большинство этого даже не заметило.
– Бабушка предложила папе зарубить петуха, а папа не умеет и не любит этого. Могу, говорит, застрелить! У папы как раз был с собой табельный пистолет. Ну и как влепил он по петуху – практически ничего от того и не нашли!
– Забавно. Как несовершенен мир, в котором мы живем! Впрочем, мы и сами не совершенны. Бабушка не рассердилась?
– Немного, – смеется Веня, – «ясьби тебя!» говорит, а потом сама другого петуха для нас зарубила.
– Романтика, красота! Это тебе не Москва, – ухмыльнулся КорС. – Иванов, а у тебя что интересное было?
Ответить я не успел, так как в кубрик влетел Чернов и с криком: «Привет, альма-папер! Здравствуй, дурка!», бросился всех обнимать. Он заметно навеселе, и от него сильно разит спиртным. После объятий я ответил Королеву:
– Сидели мы с приятелями на скамейке во дворе, а тут к соседке из первого подъезда идет капитан из части связистов. В это время моя мама через раскрытое окно кухни с соседками разговаривала (наша квартира на первом этаже), а папа курил на лестничной площадке, – безо всякой связи с предыдущей темой начал я рассказывать свою историю.
– И капитан обратил внимание на твою маму? – первым догадался КорС. Произнес он это с довольно гадкой усмешкой.
– Точно! Соседки шутят, мол, она не замужем, заходите! Он и стал приставать и напрашиваться в гости.
– И был бой быков? – насмешливо уточнил Королев.
– Нет. Папа докурил, потушил сигарету, потом объяснил этому капитану, что женщина в окне – его жена, взял и поколотил его так, что тот к своей любовнице уже и не пошел.
Про себя я подумал, что никаких плохих предчувствий у того капитана, наверное, не было, иначе бы он мою маму не трогал.
– Зачем же так жестоко? – даже поежился Королев.
– Папа мой холерик, мастер спорта по самбо и бывший мент. Много говорить он не любит. Правда, он сказал тому ухажеру: «Тебе моя жена сказала, что она замужем? Вот и не обессудь!»
– Иванов, а ты сильно на своего папу похож? – спросил Миша.
– Говорят, точная копия. Только я не холерик, а сангвиник.
– Хрен редьки не слаще, – выразил свое мнение Веня, а Миша добавил, что он во мне совсем разочаровался.
– В данном конкретном случае слаще, и намного, – заверил я исключающим всякие сомнения голосом. В ротное расположение спустился ротный.
– Что это в роте такая тишина, как на похоронах? – удивился он. – Во время ПХД можно музыку включать, вы же не «минуса» уже!
После его ухода КорС снова спросил у меня, было ли еще что-нибудь интересное.
– Мы тоже к бабушке в село ездили, а с собой набрали сигнальных, осветительных ракет и взрывпакетов. Вышли однажды вечером, и давай ракеты в небо пускать, да взрывпакеты взрывать. Рыбаки решили, что это «Рыбнадзор» облаву проводит, и давай разбегаться. Мы с отцом на берег пошли, и где плещется – за веревки привязанные сети или верши стали вытаскивать. Рыбы набрали – ей богу, килограммов четыреста, не меньше!
– Так, а тарань где? Или ты не додумался нам к пиву рыбки привезти? Нахмурился Лис. – Зажал?
– Где ему додуматься, – заступился за меня Миша, – он же не пьет пива.
– Повезло, – подчеркнуто завистливо сказал Дима, а Зона под впечатлением тяжело вздохнул. Чернов, широко зевая, поведал, что он всю ночь не спал.
– Зато как ты будешь спать сегодня! – рассмеялся Столб.
КорС снова напомнил мне, чтобы я рассказывал дальше. Через открытые окна в кубрик заползает густой смог, сегодня он особенно густой,  и у меня от него начало першить в горле.
– А еще мой лучший друг ведет дискотеку в клубе «Лаванда». Все хотят, чтобы музыка громче играла, а слова диск-жокея не слушают. Но хлопают! С одной стороны моему другу обидно, а с другой стороны он потешается, как хочет.  Самое легкое и безобидное из того, что он вещает, звучало так: «А сейчас прозвучит мелодия очень популярная в широких кругах крестьянской молодежи…», а все в восторге орут: «У-А!» В общем, всем хорошо и весело.
– Злой у тебя друг! А все-таки, что самое интересное было?
– Как и у всех остальных – женщины! Теперь вот снова мужской монастырь, казарма то есть.
Услышав о женщинах, к нам в кубрик пришел курсант Отарий Кварацхелия из четвертого взвода, грузин по национальности. Фамилию его многим почему-то выговорить сложно, поэтому его называют Ркацители. Он не обижается.
– Привет, ара, – улыбнулся я, раскрыв руки для объятий.
– Сам ты ара, – как всегда, обиделся Отарий и ушел. Тут как раз дежурный по роте объявил: «Сержантскому составу прибыть в канцелярию роты!»
Что ж, долг зовет. Пришлось идти на инструктаж, так и не узнав, что интересного было во время отпуска у других курсантов. Ну что же, все хорошее когда-то кончается. Родное училище снова приняло нас в свои пылкие объятия. Входя в канцелярию, я споткнулся о порог, за время нашего отпуска его сделали чуть выше, а я этого не заметил.
– Что, – доброжелательно шутит ротный, – так натрудился в своем Гайсине с женщинами, что до сих пор ноги не держат?
Наш взводный тоже пребывает в хорошем настроении, так как ни с того ни с сего поинтересовался, как у меня дела.
– Ничем вас порадовать не могу. У меня все хорошо!
Взводный побагровел, а ротный начал свой инструктаж. Вернувшись в расположение роты, я застал Ваську перешивающим курсовку на рукаве кителя. До шинели очередь пока еще не дошла. До первого сентября еще три дня, так, что формально мы все еще первокурсники, то есть «минуса». Об этом и о том, что Вася поспешил, я ему и сказал. Однако Вася с моими доводами не согласился, за что жизнь его сразу и наказала. Не успел Вася изложить свое видение проблемы, как объявили построение на плацу в парадно-выходной форме одежды. Оказалось, что мы идем в культпоход в театр. Таких «хитрых», как Вася в роте набралось как раз на новый суточный наряд по роте.
– Все не так просто, все гораздо проще! Не можете же вы идти в театр с нашивками второго курса, – объяснил командир роты, – когда вы на самом деле пока еще первокурсники! К тому же после отпуска к трудовым будням надо привыкать постепенно. Правильно? Вот вы и заступаете в наряд, чтобы у вас было время привыкнуть!
Пришлось Ваське и в наряд вне графика заступить и нашивки снова перешивать, а через три дня опять перешивать, теперь уже законно.
– В армии все нужно делать по команде, – усмехнулся я.
Оказывается, на втором курсе у нас будет целый ряд секретных дисциплин, а конспектировать материалы лекций мы будем в секретных тетрадях, которые, как и секретная литература, будут храниться в секретной части. Чтобы получать их нужно назначить секретчика во взводе и его заместителя, то есть правильнее сказать, дублера. «Замок» решил вынести решение этого задания на всенародное обсуждение. Взвод дружно решил назначить таковым Веню, чтобы иметь возможность хоть немного отдыхать от его болтовни. Заместителем к нему приставили Лиса.
Веня, кажется, все понимает, но на этот раз не обижается, ему уже нравится быть секретчиком. И он бежит на переговорный пункт поведать об этом родителям, друзьям, родственникам, одноклассникам, соседям, невестам и просто боевым подругам.
Когда он вернулся в расположение роты, Лис ткнул ему растопыренными пальцами в лицо, словно пытаясь, выколоть глаза. Веня испугался и отшатнулся.
– Ага, – ликует Лис, – саечка за испуг!

Интуиция
Сегодня у нас были занятия по вождению. Со мной в паре оказался Миша, и это здорово. Зачем его берут на эти занятия непонятно, потому что он уже и так имеет права и несколько лет водительского стажа. Но он ходит на эти занятия, а ездить ему не дают. Вот и сегодня я откатался и за себя и за него! А вот на обратном пути наш автомобиль поломался. Весь взвод вернулся в училище, а нам пришлось загорать за городом, пока наш инструктор по вождению не починил машину.
И все бы ничего, но обед нам не оставили, а есть хочется. И денег на двоих двенадцать копеек всего, не разгуляешься. Обед не оставили по той простой причине, что Удав съел наши порции! Ругать его уже смысла никакого нет, а до ужина еще далеко. И кишки марш играют. Раньше мне казалось, что это образное выражение. И тут Миша предложил сгонять пообедать к нему домой, а проще говоря, в самоход.
– Я тут рядом живу на улице Самокиша, – уговаривает он меня, хотя сегодня меня уговаривать не нужно, – ключ от квартиры есть.
И мы рванули в самоволку. Перемахнули через забор на «пьяном углу» и бегом перебежали дорогу. Родители Мишки были на работе, так что хозяйничали мы сами.
А ничего, доложу я вам, питаются работники обкома партии! Осетрина, балык, красная икорка, кальмары и крабы. Да я согласен бегать в самоходы каждый день, причем три раза, лишь бы меня так кормили, как Миша! Как ему только училищная еда в горло лезет? Впрочем, голод не тетка.
– Ты так не налегай, а то объешься, а нам еще через забор предстоит перелезать, – предупредил я Мишу, который ест за семерых.
Миша посмеялся и пошутил, что мне тогда придется отработать команду «Курсант Кальницкий ранен». В одиночку! Когда мы подошли к Севастопольскому шоссе, у меня как-то тревожно забилось сердце. Насколько я себя знаю, это оно так предупреждает меня о грозящей опасности.
– Побежали, – предложил Миша, – последний рывок. Ну?
– Погоди, – остановил я его за руку. – Что-то у меня на душе не спокойно.
Миша выглянул из-за угла и осмотрелся по сторонам. Внешне все обстоит благополучно.
– Никого нет, пустые твои страхи! Бежим.
– Знаешь что? Давай-ка, мы с тобой перестрахуемся на всякий «пожарный» случай, – счел необходимым предложить я.
– Зачем? Нет ведь никого? – вдруг возмутился Миша. – Что ты зря тень на плетень наводишь?
Но я его все-таки убедил, что интуиции нужно доверять. Через два дома от того места, где мы стоим, идет ремонт жилого дома. Как раз сейчас работники пошли обедать, и я предложил Мише взять напрокат у них носилки. С ними мы вышли к дороге, и тут к нам вышли сразу три патруля – два гарнизонных и один училищный! Наш патруль вышел из-за «пьяного угла», гарнизонные – от управления училища и от гостиницы  «Колос». Лично меня бросило в жар.
– Рвем когти, – взволнованно предложил Миша, оценив ситуацию.
Тут еще как назло перед нами такое автомобильное движение началось, что дорогу перебежать, никак не выходит. И без того непростая ситуация существенно осложнилась.
– Стоять, – приказным тоном сказал я. – Держись непринужденно.
И мы невозмутимо стоим у дороги. Когда транспортный поток уменьшился, мы перешли дорогу, направляясь к училищу. Гарнизонные патрули, как по команде, развернулись на сто восемьдесят градусов и показали нам спины. Училищный патруль, было, замешкался, но потом тоже развернулся и скрылся за «пьяным углом».
Мы беспрепятственно дошли до забора училища, приставили к нему носилки и по ним взобрались на забор. Шесть секунд, и мы уже стоим на крыльце зимнего клуба. Теперь попробуй, докажи, что это именно мы были в самоходе!
– Вот и все! Ну что, пошли? – предложил я, отряхивая брюки.
– А ты молоток, – одобрил Миша, – я всегда относился к тем, кто не служил в армии как ко второму сорту, что ли, но ты – другое дело! Не зря про тебя говорят, что ты самый хитрый из не глупых! Ты столько раз заставлял меня удивляться и по-другому смотреть на привычные вещи. И сегодня тоже. Рад, что твое счастье тебе не изменяет! Надо же, интуиция!
В общем, в самоволку мы сходили удачно и на развод на самоподготовку успели. Взвод на самоподготовке начал готовиться к семинару по «фортам», то есть по специальным фортификационным сооружениям. И все равно находится время поболтать. Все завидуют загару Миши.
– Надо же, – не может никак успокоиться Веня, который, впрочем, высказывает вслух общее мнение, – даже осенние лучи Солнца пригрели, и Миша уже смуглый, как мулат.
– Я в прошлой жизни был индейцем, – отшучивается Миша.
– Толик! Иванов, – шепчет Батя. – Как тебе удалось выбрать такую классную шинель?
– Самая обычная шинель. Просто я ее побрил и ушил. Как побрил? Обыкновенно: станком для бриться. Ты разве не видел, как это делается?
– О чем это вы, Иванов? Батя у нас живет на Марсе, откуда же ему знать, как другие бреют шинели? – злословит КорС.
Батя игнорирует выступление Королева и продолжает допрашивать меня:
– Ты сказал, что шинель ушил. Как?
– Как все – ручками, вот этими самыми, – показал Бате на мои руки Королев. Он чему-то хитро улыбается, но я не понимаю чему.
– Не может быть! Я ведь еще помню, как на первом курсе ты пальцы иголкой исколол! А шинель твою, если честно, я специально рассматривал, стежки на ней как от швейной машинки.
– И, тем не менее, все это я сделал вручную. Кстати, так же я ушил и свою парадку. – с гордостью ответил я. Год назад я даже годичку не мог сам нормально пришить, а теперь, вот, абсолютно без проблем, могу ушить и парадку и шинель!
– Я обратил внимание, когда ты собирался в увольнение, что у твоей парадки нет «юбки», а у шинели «колокола». Сам значит?
– Сам. А тебе зачем? – лениво спрашиваю я, понимая, что Батя неспроста затеял этот разговор именно со мной.
– Симона, ты разве еще не догадался? – смеется Лео. – Он хочет, чтобы ты ему ушил парадку и шинель! Но его первая попытка переложить это дело на тебя увенчалась ничем! Батя у нас чудесно умеет целовать женщинам ручки и петь серенады, а вот сделать что-то толковое своими собственными руками, это не для него!
Теперь я понимаю, чему это улыбался КорС, он раньше меня понял, что Батя немного понадеялся на меня, а я его разочаровал. Водится за Игорем такая привычка – легко взваливать свою ответственность на чужие плечи.
– Толик, ты куда? – вопрошает Веня, заметив, что я направился к выходу.
– В магазин, – пожал я плечами, – подшивы нужно купить.
– Купи мне, пожалуйста, две пары носков, вот деньги, – попросил Веня.
– Ну, ты учудил! Какие тебе еще носки? – недовольно ворчит «замок». – Тебе нужны пинеточки, хоть и защитного цвета. В увольнении себе их купишь!
– Ты глянь, какой шустрый! Ты вообще, что себе позволяешь? – пылко поддержал «замка» Миша. – Обнаглел, сержанта он припахивает носки себе покупать! Не бывать этому! Иванов, а ты почему соглашаешься? 
Веня обижается, переводит растерянный взгляд с одного на другого, но с «замком» и Мишей не спорит. Спор с Мишей окончится для него хорошей трепкой, относительно этого Веня никаких иллюзий не испытывает. Он виновато опускает голову, берет у меня деньги на подшиву и сам идет в магазин. Поскольку, благодаря этому поступку Вени, у меня появилось немного свободного времени, я достаю из планшетки художественную книгу и сажусь читать.

Писаная красавица
Рома вернулся из увольнения на крыльях любви, даже завидно смотреть, как выразился Веня. С первого взгляда становится ясно, что Рома влюблен, и это невольно возбудило у всех здоровый интерес. Ведь любовь, как деньги и заботы скрыть невозможно.
– Ладно, Рома, хвастайся уже, – первым не выдержал Лео, и завязался интересный разговор.
– Ребята, – начал, улыбаясь так, будто хочет обнять весь мир, Журавлев, – я познакомился с такой девушкой! Она восхитительная! Она необыкновенная, самая лучшая из тех, кого я знал раньше!
– Ну-ну, – ревниво заинтересовался КорС, – не тяни кота.
Что и говорить, сообщение Ромы вызвало во взводе большой интерес.
– В общем, так, – мечтательно начал Рома, прищурив глаза, – она волоокая…
– Какая-какая? – не понял Лео. – Это как?
– Ну, в общем, с коровьими глазами, – объяснил Королев. – Забавная деталь.
– Рост – под стать мне, – Рома не обратил на слова КорСа никакого внимания.
– Добрая видать каланча, – не унимается Королев и даже улыбается.
– Талия – как у меня шея, – продолжает Рома.
– Как? – вскричал КорС, ухмыляясь. – Как? То есть, у нее совсем нет талии?
Рома покрутился перед зеркалом так, и сяк, оценил свою бычью шею, и признал.
– Да, пожалуй, неудачное сравнение. Ну, как у Толика шея.
– То есть у девушки действительно проблемы с талией, – констатировал Королев, как бы ни к кому конкретно и не обращаясь. Его очень забавляет замешательство Ромы.
– Лебединая талия! – горячась и краснея, выкрикнул сбитый с толку Рома. В его глазах появился беспокойный блеск.
– В жизни много удивительного и непонятного, – смеется Королев, уже едва сдерживая смех.
– Толик, а где у лебедей талия? – повернулся ко мне Лео.
– Я хотел сказать шея! – смутившись, как ошпаренный выкрикнул Рома. Он зарделся и гневно, с немым укором смотрит то на Королева, то на Лео.
– Товарищ, – и себе шутит Веня, – я не понимаю, из-за чего вы так разозлились?
– Подведем первые итоги, – с очень серьезным видом предложил Королев, – девушка очень длинная, с хорошо выраженными проблемами с избыточным весом и длинной тонкой шеей. Такой – в пупырышках и в волосках.… И глаза такие жалобные, влажные, влажные.… Впрочем, как известно, о вкусах не спорят. Слушай, Рома, а какие у тебя были до этого подружки, если эта самая лучшая? Странное у тебя представление о женской красоте.
Чтобы не расхохотаться во весь голос, приходится сдерживаться, но, похоже, я больше уже не выдержу. Пессимисты начали опасаться наихудшего, то есть того, что Рома побьет Королева и стали шикать на последнего. Напряжение растет.
– Гады, – довольно великодушно сказал Рома, поскольку его умиротворенное настроение сегодня ничего не может испортить, – все опошлили! Может, накостылять вам по шеям, а? Эх, не цените вы моей доброты!
После этого Рома надолго замолчал и не произнес в ответ на нападки КорСа ни слова. Все потеряли к их «беседе» всякий интерес. Последнее, что я еще услышал краем уха, были слова КорСа:
– Ну, о прочих достоинствах твоей подружки я тактично расспрашивать не стану!
Королев счел неопасным доставать Рому и продолжает того донимать. Но поскольку тот не отвечает, больше ничего интересного не предвидится, я повернулся к Валерке, и спросил, как он провел увольнение.
– Да… «Пельменная», «Блинная», почта, кино.
– И снова «Пельменная» и «Блинная», да? Что, ты даже и не попытался познакомиться ни с одной девушкой?
– Отчего же, попытался. Смотрю – в сквере сидит девушка в моем вкусе, и книгу читает. Я подошел к ней, а она повернула правую руку так, чтобы я обручальное кольцо увидел. Я после этого все увольнение проходил красный, как вареный рак. Мне все казалось, что на меня все смотрят.
Наше внимание снова привлекли Рома и Королев.
– Ты не спеши отмахиваться, может, мы тебе что-нибудь дельное подскажем, – сочувственно предложил Серега.
– Нужны мне ваши предложения, как телеге заячья нога! А сам-то ты как в увольнение сходил?
– Тоже замечательно, – с довольным видом начал рассказывать Королев. – Правда, пока помылся, погладил брюки и рубашку, на свидание опоздал.
– Ушла? – с надеждой в голосе спросил Рома. – Не дождалась?
Мы с Лео переглянулись, так как не ожидали от Ромы такого.
– Не ушла, – флегматично ответил КорС, – дождалась. Спрашивает меня: «Ты чего опоздал на свидание?» Я ей говорю: «Знаешь, впереди меня шла девушка с такой красивенькой попочкой, что у меня просто не хватило сил ее обогнать!» А она: «Что, красивее, чем у меня?» Я ей: «Намного!» Она мне: «Наглец! Что, не мог соврать чего-нибудь? А, я: «Я и так немного соврал! Вообще-то девушек было две!» Ну, тут она говорит: «Стоп! Хватит, не то еще чего-нибудь выплывет!»
Хотя и не ясно было – врет Серега, или правду рассказывает, мы посмеялись. 
– Ну, а дальше-то что? – первым не выдержал Лео.
– Дальше? Мог бы, и сам догадаться – дальше было, как у всех, – окунулся в приятные воспоминания Королев. Видно, что чем дальше, тем больше этот разговор начинает ему нравиться.
– Крендель! – завистливо проворчал Лео. – Как тебе только удается так много девчонок охмурять?
– Охмуряют ксендзы. А девушкам я просто не умею, не могу и не хочу отказывать! Ну, а если серьезно, то когда я вижу привлекательную девушку, то сразу спешу ей об этом сообщить.
– Правильно о тебе твоя девушка говорила, что ты самовлюбленный и самонадеянный наглец, – вмешался в разговор Дима.
– Не совсем так она говорила, – прищурившись, улыбнулся КорС.
– Суть от этого ничуть не меняется.
– Ну, по части наглости до Иванова мне еще далеко! –  моментально перевел «стрелки» Королев. – Я тут на прошлой неделе сам видел, как его одна девушка кадрила.
– Расскажи-ка, – потянулся Лео, любитель таких историй.
– Толик шел и усердно делал вид, что той самой девушки не замечает, – охотно ответил Королев. – Хотя я вам скажу – девушка, просто атомная война! В том смысле, что устоять невозможно! Все у нее идеально, придраться не к чему! Видно было, что девушка избалована мужским вниманием, что при ее внешних данных и неудивительно. Зато она было немало удивлена тем, что изголодавшийся по женской ласке курсант на нее и глазом не ведет! Так что она первой Толика зацепила. «Между прочим, – говорит, – на красивых женщин нужно обращать внимание». «Между прочим, – с притворным спокойствием отвечает наш Иванов, – на красивых женщин я внимание всегда обращаю». «Так почему же вы на меня тогда не глядите?» А Толик остановился, вроде первый раз ее увидел, и очень правдоподобно вытаращив глаза, нахально заявил: «А вы что, считаете себя красивой?»
– Вот нахалюга! – громогласно расхохотался Рома. – И что было потом?
За Ромой стал громко смеяться весь наш взвод, с нетерпением ожидающий дальнейших подробностей моих похождений.
– Потом мне было плохо слышно, но уже минуты через полторы они достигли полного взаимопонимания. Она взяла его под руку, и они куда-то ушли. Куда, а?
– К ней домой, – не стал я томить слушателей.
– Что-то наш командир отделения загадочно улыбается. А что было потом?
– То есть, как это что? Мог бы и сам догадаться! Дальше было, как у всех. Только еще лучше! – победно сообщил я.
И весь взвод пребывает в хорошем настроении, хотя я вовсе и не шутил, а сказал истинную правду. Правда тоже может принести много радости. Однако на этом веселье не закончилось. Последним из увольнения прибыл Литин. Обе кисти его плотно забинтованы. Когда он снял китель и рубашку, оказалось, что обе руки у него  забинтованы практически до самых плеч.
– Литин, – первым спрашиваю я, – ты что это, огонь голыми руками тушил?
– Нет, – кривится от боли Литин, – это я в гостях у девушки задел и уронил огромный кактус. Когда он начал падать, то я, не думая, просто машинально схватил его руками и вот.
– Хана тебе, – улыбаясь, радостно говорит КорС, – на кончиках иголок находятся споры, которыми размножаются кактусы. Споры попали тебе в тело и скоро прорастут через кожу. Так что без операции теперь тебе никак не обойтись!
Литин не на шутку встревожился, а счастливый Королев только еще больше подливает масла в огонь, утверждая, что одной операцией вряд ли обойдется. Перед отбоем Литин вспомнил, что ему нужно побриться. Поскольку сам он бриться не может, так как ему и неудобно и бинты мочить не хочется, то он обратился к Роме с просьбой побрить его. В умывальнике выстроилась целая очередь зевак, следящих за тем, как Рома бреет своего друга.
– Ну, чего вы тут выстроились, – нервничает Рома, – как перед прилавком?
– Очередь занимаем, – отвечаю ему я. – После Литина ты бреешь меня, потом…
– Да ну вас, – обижается Рома. – Отстаньте, не видите разве, что я Литина уже всего изрезал?
– Изрезал? Всего? Эй, наряд! Срочно вызывайте милицию!
На шум и смех в умывальную комнату заглянул ротный 32-й роты. Увидев, как Рома бреет Литина, он серьезно спросил:
– Товарищи курсанты, сколько стоит бритье? Кто крайний? Цирюльник, какие одеколоны имеются в ассортименте? Разрешительные документы в порядке? Предусмотрены ли скидки за аренду помещения?
Курсанты хохочут еще больше, а Рома беспомощно оглядывается по сторонам.

Выручил
Перед самой лекцией по тактике Веня узнал, что на первом курсе учится сын полковника Тё. Ему так не терпелось убедиться в этом, что он не выдержал, поднял руку и прямо спросил полковника, правда ли, что его сын учится в нашем училище.
– Да-да, вы представляете, – преподаватель не рассердился, широко улыбнулся, и, не моргнув глазом, стал рассказывать, – иду я по Перевалу и вдруг вижу в строю абитуриентов знакомое лицо!
– Да уж, – злословит «замок», – корейцев у нас не густо.
– Сынок, – спрашиваю я, – ты как здесь? А он мне отвечает, что решил пойти по моим стопам, но мне ничего не говорил, так как решил сам попробовать свои силы.
– Что же он у вас не попробовал свои силы в другом училище? – как всегда хмуро и недоверчиво спросил КорС.
– Как ваша фамилия товарищ курсант? – тут же забыв о всякой любезности, рыкнул полковник. От его тона и взгляда у меня по спине побежали неприятные мурашки. У полковника нервно дернулась правая щека. Королеву нужно приготовиться к тому, что сейчас полковник по отношению к нему употребит свою власть.
– Товарищ полковник, – поднял я руку. – Разрешите вопрос? Младший сержант Иванов.
– Да, – неохотно ответил преподаватель, лицо которого все еще выражает недовольство, – слушаю вас.
– Товарищ полковник, а вы уже получили квартиру в Симферополе? – попытался я перевести разговор в другую сторону.
– Зачем вам? – не смог скрыть удивления полковник Тё.
Не скажу же я вам, товарищ полковник, что единственный выход из этой ситуации – отвлечь вас от мыслей о КорСе. Мне, как его командиру отделения, скандал не нужен.
– Мы же будущие офицеры, нас этот вопрос очень интересует. Среди нас много желающих служить в Крыму.
– Ну, что вы, – расплылось в улыбке лицо полковника, а его и без того узкие глаза превратились в щелки – Какая может быть квартира, я ведь всего девять лет стою в очереди.
– Извините, а что значит «всего девять лет», разве этого мало?
– В Крыму – да. Надо простоять пятнадцать лет и только тогда будет квартира. Редко кто получает быстрее, – вздохнул полковник.
– Очень интересно. Это что же, получается, – продолжаю я, чтобы полковник не вспоминал о Королеве, – когда вы встали на очередь – с вами жили ваши дети, и вы имели право на трехкомнатную квартиру, но пока очередь ваша подойдет, то ваши дети будут жить отдельно, и вы сможете получить всего однокомнатную квартиру?
– Да, – совсем загрустил полковник, и вяло добавил, – к сожалению, и так может получиться. Вы понимаете, в этом есть какая-то несправедливость – всю жизнь прожить по общежитиям, по чужим квартирам, а на старости остаться в однокомнатной квартире. Вы будете поражены, узнав, сколько в этом вопросе несправедливости.
– КорС, – громко шепчет Батя, – ты в следующий раз подумай, прежде чем ляпнуть языком.
– Ничего не поделаешь, – ничуть не смущаясь, улыбается Королев, – ни над чем люди не имеют так мало власти, как над собственным языком!
Лекции полковник так и не читал. Всю «пару» он говорил о наболевшем – о своих заслугах и о желаемой квартире. Я уже было подумал, что он о Королеве позабыл, но в конце занятия он повернулся к Сереге и сказал:
– На первый раз, товарищ курсант, так и быть, я вас прощаю. И скажите спасибо этой шельме, младшему сержанту Иванову, а на будущее запомните все – не нужно со мной больше шутки репетировать. Я этого страсть как не люблю, а вы, Иванов, повысьте ответственность своих подчиненных.
После перемены Рома спросил Королева:
– Так ты запомнил? Не надо больше шутки репетировать! Нэ пэрэпутай, Кутузов! 
– Королев у нас не может жить по общему сценарию, – насмешливо бросил «замок», – поэтому находит неожиданные проблемы на свою голову!
– Никто не застрахован от ошибок, – лениво потянулся и зевнул КорС. Сейчас он совершенно бесстрастен. Сказать спасибо шельме он забыл. – Я даже не вникаю в то, что вы говорите. Как вы меня все достали.
– Кто посмел достать Королева? Ну вот, довели человека до слез! – вовсю веселится Веня.
– Это в нем талант актера пропадает, – разъясняю я ему настоящее положение вещей. Это утверждение отчасти верно. А тут  еще выяснилось, что курсант Олеферович, наш каптерщик, в ближайшие выходные женится по залету на одной из завсегдатаев курсантских вечеров.
– Да, – констатирует сей факт Лео, – от счастья не убежишь! Я ему больше не завидую! Я осмотрел аудиторию. Что бросилось мне в глаза, так это то, что наш наследник Павлика Морозова о чем-то шушукается со многими курсантами, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. Я подошел к нему и заметил у него в руках какие-то небольшие листки бумаги.
– А ну-ка, покажи, – протянул я руку Косте. Тот не стал возражать и протянул мне листок.
Это оказалась листовка. В ней говорится следующее: «Ижевчане! Вернем родному городу его славное имя! Город Ижевск зверски переименован врагами народа в 1984 году. Вопиющий акт надругательства над демократией, национальными и патриотическими чувствами населения республики. Долой самодержавные замашки местных и дальних вождей! Даешь Ижевск!» Из второй листовки запомнилось следующее: «Надо помнить, что когда перестают прислушиваться к голосу народа, тогда кончается всякая демократия». 
– Что, все никак не смиришься с переименованием Ижевска в Устинов?
– Не только я, – горячо ответил Костя.
– Слышишь, Костя, – обратился к  нему Лис, – что это за шумиха вокруг твоего Устинова?
– Мой Ижевск, – гордо ответил Морозов, – а Устинов твой! 27 декабря 1984 года, ровно через неделю после смерти  Дмитрия Федоровича Устинова было принято постановление Совета Министров СССР о переименовании Ижевска в Устинов. В этом постановлении даже не вспомнили, что это столица автономной республики!
– Однако оперативно, – подивился я.
– Точно! Никогда за всю историю нашей страны такие решения еще не принимались так быстро. И вообще это был первый случай переименования такого большого города, столицы! Официальное известие о переименовании 3 января 1985 года вызвало небывалую по размаху волну возмущения и протеста горожан. 10 февраля учащаяся молодежь попыталась провести демонстрацию протеста в историческом центре города, но эта попытка была прервана милицией. Некоторых студентов исключили из университета за попытки сбора подписей к письмам протеста. Местное руководство всячески мешало массовому недовольству. Представляете, с курточек школьников срывали значки «Ижевск», было даже отменено празднование 225-летия города, старинный Ижевский пруд переименовали в «Водохранилище города Устинова» и так далее.
– Значит, недовольных людей у вас хватает?
  – А то! Решение о переименовании нашего города было принято вообще без рассмотрения этого вопроса на сессиях местных Советов народных депутатов, что вызвало даже у многих депутатов недоумение и растерянность, а у некоторой части горожан возмущение и противодействие. При проведении выборов в Верховные Советы РСФСР и Удмуртской АССР, которые прошли в феврале 1985 года, на бюллетенях было сделано почти 9000 надписей типа «Голосуем за Ижевск!» Оговорки в названии города, допускаемые выступающими на собраниях, концертах, как правило, вызывают у нас аплодисменты. 13 августа этого года в городе было расклеено несколько листовок с обращением к трудящимся Ижевска с призывом выйти на общегородскую демонстрацию под лозунгом «Мы за Ижевск!» Демонстрация молодежи снова была сорвана нашей доблестной советской милицией. Письма, жалобы горожан, жителей республики не перестают поступать в обком партии, редакции республиканских газет, радио и телевидения.
– Надо же, – удивляется Миша, – какой ты оказывается твердопламенный патриот Ижевска!
Костя, не обращая внимания на слова Кальницкого, торжественно, как великий полководец, махнул рукой и закончил свою тираду:
– Но ничего, мы боремся и обязательно добьемся обратного переименования Устинова в Ижевск! Вот увидите! – закончил Костя, и губы его застыли в горькой улыбке.
– Курсант Морозов, – донесся голос ротного, – я и не знал, что вы у нас борец! А у нас и соревнования не за горами.
– Я не в том смысле, – покраснел Костя. Но ротный его уже не слышал. Ему на глаза попался Литин, который начесал себе волосы на голове так, что он торчат вертикально вверх. Видно, что ему пора стричься.
– Курсант Литинский, а как называется то, что у вас сейчас творится на голове? Не в голове, а непросредственно на ней?
– Прича «Я у тещи вместо швабры», – первым выкрикнул Веня.
– Он еще не женат, так что тещи у него пока нет, – вальяжно говорит КорС, – а прическа эта называется: «Я упала с самосвала, тормозила головой!»
– Гнездо это птичье, – смеется Лис.
– Если завтра на утреннем осмотре ничего не изменится, посажу на якорь.

Симона
«Есть  только две бесконечные вещи: Вселенная и глупость.
                Хотя относительно Вселенной я не совсем уверен».
А. Эйнштейн
Я сидел и читал книгу, когда ощутил вокруг какую-то небольшую, нервную суматоху. Видать случилось что-то. Может генерал к нам собственной персоной  пожаловать изволили? Но все оказалось гораздо проще.
– Представляешь, – с удовольствием захлебываясь словами, рассказывает мне Вовка Швайценейгер (в смысле Еременко), – мы с Алешей качались. Он наступил на ручку плечевого эспандера и стал растягивать ее.
И хотя первоначально у меня не было никакого желания отвлекаться на разговоры, я заинтересовался.
– И ручка вырвалась из-под ноги и прямо по подбородку? Я такое уже видал.
Лешина глупость стала для нас всех уже такой привычной, что я совсем и не удивился.
– Ага. Он был обут в сапоги,  подошва гладкая, да и чувствительности никакой, – с иронией говорит Володя, не способный сдержать обуревавших его чувств. – Внешне это выглядело весьма эффектно! Наш Леша опровергает теорию о том, что глупость человеческая все-таки имеет свои границы. Не имеет!
Если честно, то я с такой теорией не знаком, но признаваться в этом Швайценейгеру я не стал.
– И как он там?
– Двойной перелом нижней челюсти и пары зубов, как не бывало, – с видом знатока отвечает Володя, еле-еле сдерживаясь, чтобы открыто не рассмеяться и не обидеть товарища.
– Не повезло. Эх, не служил бы я в армии, если бы это было не так смешно! И в увольнения какое-то время к девушкам ходить не будет. Но и на семинарах его тоже вряд ли станут опрашивать! Сотрясения мозга нет?
– Нет, – рассмеялся Володя, – чтобы что-то сотрясти, нужно это что-то иметь. Да, – спохватился он, – а ты чего не в увольнении? По графику ведь твоя очередь?
– Ротный лишил. Я после семинара из учебного корпуса первым вышел. Планшетка в левой руке и на плече, пилотка на затылке, крючок и верхняя пуговица расстегнуты, ремень ослаблен. И правая рука в кармане галифе. Дверь ногой не открывал – плечом. А на встречу начальник училища со своим первым замом! Я только и успел, что кивком пилотку на лоб вернуть, руку из кармана выхватить и честь отдать.   
– А они что? – пожирает меня глазами Володя.
– Тоже козырнули, осуждающе покивали головами и … молча, вошли в учебный корпус. Я уж было думал, что все обошлось, а тут голос ротного: «Иванов, это конечно был ты?»  В общем, в увольнение я на этой неделе не иду.
Тут в расположение роты вернулся мама Жора, которого вызывали к дежурному по училищу из-за случившегося с Бао. Он, кстати, тоже был очевидцем и, вполне, мог бы предотвратить травму, но вовремя не додумался остановить своего недальновидного подчиненного. Теперь он зачем-то делится пережитым с Ежевским.
– Я был в шоке, потому что в панике. И мозги мои сразу отключились.
– И до сих пор так и не включились, – с довольным видом констатирует Лео. – В общем, наша мама в очередной раз продемонстрировал свою полную несостоятельность что-либо просчитать хотя бы на один шаг вперед.
– Понимаешь, – продолжает взводный плакаться Ежевскому, – тут палка о трех концах.
О каких именно концах, и почему у палки оказалось сразу три конца, мне узнать было не суждено. Начался концерт, и КорС позвал меня смотреть телевизор. И я предпочел концерт. Во время песни Владимира Кузьмина «Симона», у меня за спиной вдруг раздался голос Лео. 
– Симона, а Симона, слышишь? Эй, Симона, ты чего, оглох?
Я, разумеется, не обратил внимания на эти слова, но Лео вдруг сильно хлопнул меня по плечу.
– Эй, Симоныч, ты оглох что ли?
– Отцепись, балаболка, – отмахнулся я от Валерки. – А кстати, чего это ты меня Симоной называешь?
– А ты на нее похож, – нахально рассмеялся Лео и запел, подражая голосу Кузьмина: – «Симона, девушка моей мечты! Симона, королева красоты!» Все, Иванов, будешь ты у нас теперь Симоной! По-моему, блестящая мысль!
– А, по-моему, совершенно очевидно, что это нелепая мысль. Лео, с какого неба ты сегодня упал?
– С седьмого, – веселится Лео.
Не знал я тогда, что до самого выпуска эта нелепая кличка пристанет ко мне, как банный лист, и меня, с легкой руки Лео, станут называть Симоной или Симонычем. После окончания концерта мы сходили на ужин, а затем занялись своими делами. Я устроился на подоконнике и натренькиваю на струнах гитары.
– Привет, Толик. Импровизируешь? – уточнил Столб.
– Угу. А ты сам чего не в увольнении? У тебя ведь тоже сегодня по графику увал? – припомнил я.
– Денег нет. Украли, – вздохнул Саша и ударил кулаком по подоконнику. 
– Как украли? – удивился я, и отставил гитару в сторону.
– Вот так. Убирали территорию, было жарко, я снял куртку х/б. А, когда окончили уборку, то денег в кармане уже не оказалось.
Из увольнения вернулся Шеф, растерянный и злой. На лице у него красуется замечательный, насыщенный синим и фиолетовым цветом синяк.
– Где это тебя так?  – посочувствовал Столб, с жадным интересом разглядывая лицо Шефа.
– У соседа мать умерла, а я не знал и сказал ему «Добрый вечер!» А он мне...
– Понятно. Хитришь, гад, изворачиваешься. Нюхом чую!
– Ничего подобного, я честно говорю, – грустно ответил Шеф.
– Ты и вдруг честно? Слушай, а может тебе добавить? Все равно ведь никто не разберется, новый синяк или ты с таким прибыл из увольнения? – долгим расчетливым взглядом прикидывал что-то в уме Столб. Если он и играет, то чрезвычайно правдоподобно.
– Роскошная мысль, – оценил и подтвердил я. – К тому же свидетелей никаких.
– А соблазн-то, какой, – сжимая кулак, сказал Столб.
– Да ты чего? Я правду сказал, все так и было, – попятился назад Шеф.
– Ладно, угомонись, – бесцеремонно перебил его Саня.
До рукоприкладства дело, конечно, не дошло, – Столб шутил. Шеф приглаживает рукой слипшиеся от пота волосы, он вспотел от страха. Тут мне передали распоряжение командира роты по-быстрому убрать нашу территорию. Днем там гражданские играли в футбол и сильно намусорили.
Пришлось идти со своим отделением на уборку территории. Я с собой прихватил гитару для поднятия боевого духа подчиненных. Я сидел на лавочке и играл, когда ко мне подошел Столб.
– Толик, дай гитару, – попросил Столб и, усевшись рядом, заиграл и запел. И как заиграл, как запел! Как запел! Я с восторгом слушаю и понимаю, что мне так, пожалуй, не петь никогда.
– А где это твой Стариков? – вспомнил вдруг Столб и стал оглядываться по сторонам, выглядывая Старикова. – У меня к нему есть дело.
– Придется тебе с твои делом погодить, – смеюсь я, – ты же знаешь, что наш начальник училища получил звание «генерал-майор?»
– Все знают, – пожал плечищами Столб, – а при чем здесь Стариков?
– Он вышивает на генеральских погонах звезды, так как покупные звезды нашему начальнику отчего-то не нравятся.
– Действительно придется подождать, – немного опечалился мой друг.
Тут до нашего слуха донеслась площадная ругань с улицы.
– Кошка драная, – орет какой-то мужик, вырывая у какой-то женщины сумку из рук. – Да заткнись ты, а то сейчас задушу!
– Помогите, – кричит женщина. – Спасите! Милиция!
Не сговариваясь, мы со Столбом бросились ей на помощь. Саня добежал до них на секунду раньше меня, и, не вдаваясь в объяснения, стал бить грабителя. Он ударил мужчину два раза, и тот стал падать. Так что я нанес еще пару ударов уже по падающему телу.
– Это надолго, – раздался рядом голос нашего командира роты. Он стоит рядом с нами, держа фуражку в руке. Он шел проверять, как мы убираем территорию, но когда услышал крики о помощи, тоже поспешил сюда. Но мы со Столбом его немного опередили. – Как вы? – обратился ротный к женщине. – Это что, ваш муж? Нет? Тогда мы вас не видели, а вы не видели нас! Вас провести?
Женщина ушла, так как свидетельствовать в суде ей, похоже, не хочется.
– А вы чего стоите? – набросился на нас ротный. – Марш отсюда!
По дороге он объяснил нам мотивы своего поведения.
– Столбовский, ты, конечно, сделал хорошее дело, но и хорошее дело надо делать с умом. Я не травматолог, но готов поспорить, что ты сломал ему нос и нижнюю челюсть. Плюс сотрясение головного мозга. Суд может признать виноватым и тебя, понимаешь? А ты, Иванов, какого рожна его бил? Ему с головой хватило бы ударов Столбовского!
– Товарищ майор, а вот если бы вы подоспели первым, как бы вы поступили? – спросил я, и замолчал в ожидании ответа.
Ротный подумал немного и рассмеялся.
– Хитрый ты, Иванов! Конечно, я бы ему тоже не стал рассказывать о высоких материях! Молодцы ребятки, только о том, что произошло – молчок! Вас тот грабитель не узнает, таких рослых курсантов в училище сотни, так что для него вы все на одно лицо. К тому же он был нетрезв и не прав. В общем, пусть это будет наш с вами большой секрет. Договорились?
В этот раз мы совершили добрый поступок совершенно безнаказанно.

Нахлебники
В увольнение я сегодня не иду: моя очередь завтра. Перед построением на ужин Дима подмигнул мне.
– Что, Толик, сегодня гуляем, да?
– В каком смысле? – с удивлением посмотрел я на Диму. Что он там имеет в виду, я действительно не понял.
– Как это, в каком? Ты еще спрашиваешь, в каком? Ты на ужине один за столом остался: твои все в увольнении. И я тоже один, а оставить пайку пацаны не просили!
– Ну, у тебя и аппетиты, – только улыбнулся я.
Димка заранее предвкушал роскошный ужин, но он ошибся. Надо было видеть, каково было его удивление и разочарование, когда, поднявшись на второй этаж столовой, где питается наша рота, мы увидели всех Димкиных соседей по обеденному столу мирно ужинающими! Особенно Диму возмутил и обидел тот факт, что они разделили между собой и его порцию!
– Мало того, что пришли из увольнения, – смешался он и задохнулся от злости, – вы совсем обнаглели? Как же так? А я?
– Расслабься ты, столько людей в увольнении. Иди, найди себе свободное место, – насмешливо фыркнул Литин.
– Чего вы вообще пришли? Это, же совсем ни в какие рамки не входит! Вы же говорили, что все на свидания идете? – никак не может успокоиться Дима.
– Так и есть, – с набитым ртом объяснил Баранов, – девушки нас на КПП ждут.
Все давно сидят и едят, а Дима все еще стоит и возмущается.
– Так вы что, сюда пожрать пришли? – дальше Дима стал выражаться и вовсе не протокольно. У него явное намерение устроить разборки с товарищами по столу. Это может принести много неприятных неожиданностей, потому что обычно Дима тише воды ниже травы. На их ссору все присутствующие смотрят со смехом.
– Как видишь, – насмешливо ответил Вася, вытирая тарелку хлебом. Заметив мой взгляд, Вася объяснил. – А что? Хлеб это самый лучший и удобный столовый прибор для вторых блюд!
– Это, вообще, доходит до смешного! Это дико, это трагикомедия! – не унимается Дима.
– Дима, – в этот напряженный момент позвал я его. – Иди ко мне, я все равно один за столом.
– Вот-вот, – поддержал меня Артем. – Проваливай куда подальше и не порти нам аппетит!
– Надо же, в такой корректной форме мне указали, куда следует идти. Спасибо вам. За мной должок, запомните. 
Димка сначала колебался, потом тряхнул головой, словно отгоняя какие-то назойливые мысли, и подошел к моему столику. Он сейчас явно в плохом настроении. Не садясь, Дима обернулся к своим обидчикам и спросил:
– А девушки ваши сегодня, где ужинают? С деньгами у вас, как я понимаю, не очень?
– Деньги-то есть, – начал с констатации печального факта Литин, – но мало. На свою курсантскую зарплату не разгуляешься. Мы ведь не сержанты и не отличники учебы, как наш «комод». Иванов, ты, сколько денег получаешь?
Я ответил, что получаю тридцать шесть рублей. На какое-то мгновение показалось, что гнетущая атмосфера разрядилась.
– Ого! Если бы мы по тридцать шесть рублей получали, то тоже могли бы своих девушек по кафешкам водить, и не приходили бы ужинать в училище.
– Учитесь отлично,  тоже будете больше получать, кто вам не дает? – пожал я плечами,  и уже, обращаясь к Диме, добавил: – Не мучь ты себя так. Не нужно обращать внимание на такие мелочи. И вообще, проще, проще нужно быть. Кушай на здоровье.
И хотя я разделил ужин с Димкой поровну, его настроение улучшилось не намного, и он на весь вечер насупился. Хасанов со второго взвода открыл банку кабачковой икры и принялся в одиночку пировать, а остальным оставалось только с завистью смотреть на такую роскошь.
– Дима, – окрикнул его Баранов и подмигнул шаловливым взглядом. – Не расстраивайся ты так. Помни, из-за стола нужно вставать чуть голодным, а не полуживым! Так что ты нам еще должен быть благодарен!
Тут же накопившееся в Диме возмущение выплеснулось наружу с новой силой. Этим он привел в полнейшее умиление всю роту. Баранов и компания продолжили ужин, как ни в чем не бывало.
– Не обращайте на него внимания, – продолжает шутить Артем, – блохи рождены, чтобы кусать! Дима, да не смотри ты на меня так, а то глаза лопнут!
– И то, правда, – поддержал его Литин, – мал клоп, да вонюч! Не зря все-таки наш мудрый народ говорит, что лучше с умным потерять, чем с дураком найти!
А тут и Гарань решил тоже пошутить.
– Курсант Снигур! Все честные интеллигенты мира глубоко возмущены вашей грубостью.
Больше ему Дима не дал сказать ни слова. Мы всей ротой слушали в мельчайших подробностях про особенности жизни и самого Гараня, и нахлебников с Диминого стола, а заодно и всех честных и нечестных интеллигентах мира. А еще открытым текстом самые неожиданные и разные эпитеты. Если вкратце, то Снигур разошелся на славу. Такой эмоциональной бури мы не наблюдали давно. Усмирять Диму пока нет никакого смысла, поэтому я, молча, пью кофе из цикория.
– Курсант Снигур! – ворвался в водоворот Диминых эпитетов мама Жора, и продолжил менторским тоном: – Отставить разговоры! Это уже не вписывается, по большому счету, ни в какие ворота! Страдаете тут, понимаешь, разной ерундой.
– Слышишь, Димон, – хитро улыбаясь, выдал экспромт Баранов, – ты уже не вписываешься по большому!
Димон на мгновение замер ни жив, ни мертв.
– Ах, ты, папиндос, и это ни для кого не секрет, – с новой силой и с сумасшедшим упрямством взорвался Дима на радость всем, не обращая больше никакого внимания на присутствие мамы Жоры.
Как тут было не рассмеяться? Страсти накалились до предела, и долго еще мама Жора не мог остановить эту свистопляску. Как заметил Батя:
– Мама Жора бьется головой, как рыба об лед. А отдача?
Нетрудно догадаться, что настроение у Димы испортилось до самого завтра. Обычно на ошибках учатся, но только не в этот раз. Вопреки здравому смыслу и логике Дима предпочел обидеться. Что любопытно, никто его не пожалел.
– Чего ты, в самом деле? – недоумевает Вася. – Ты же не остался голодным?
– Бег по граблям это безжалостный спорт, товарищ Россошенко, – шутит Королев, – и он не знает компромиссов! Сердись, Дима! Давай, обижайся дальше!
Реакция последовала незамедлительно.
– Да пошли вы все! – с новой силой взрывается Дима.
– Я стесняюсь спросить, – смеется КорС, – ты что, совсем дурак?
Но Дима его слов уже не слышал и закатил некое подобие истерики. Мне, как их командиру отделения, надо поставить точку в этой ссоре, и я направился их разнимать и успокаивать.

Финал
Тренер по боксу сообщил, что мне предстоит принять участие в городских соревнованиях. Мне и самому уже давно хочется попробовать свои силы вне училища, и я обрадовался. Правда, в отпуске я поправился, и к соревнованиям не успел сбросить эти злосчастные два с половиной килограмма. Так что теперь я супертяж. Несмотря на это я, пожалуй, сейчас нахожусь на пике своей нынешней формы, потому что дошел до финала.
Все остальные курсанты, принимавшие участие в этих соревнованиях, не дошли и до четвертьфинала. Наш ротный нарадоваться не может, зато тренер ходит чернее тучи. Странно даже, не рад он за меня, что ли? Все прояснилось перед моим выходом на финальный бой.
– Ты знаешь, Иванов, – напряженно сказал тренер, – я навел справки об этом Левицком.
– О каком таком Левицком? Не помню такого, – удивился я.
– О том самом, – взорвался вдруг тренер, – с которым ты сейчас встретишься на ринге! Говорят, он настоящий зверь.
– Не беспокойтесь, Юрий Мирославович, я его сделаю, – заверил я.
– Ты слишком самонадеян, – с озабоченным видом ответил тренер, осуждающе кивая головой, – слишком.
– Ничуть. Просто я уверен в своем умении и своих силах.
– А я считаю, что мне виднее, и предлагаю тебе «лечь» под него.
– Чего, чего? И это я слышу от вас? От своего тренера?
– Чудак-человек, я ведь о тебе беспокоюсь. Левицкий старше и намного опытнее тебя. Он тяжелее тебя на двадцать три килограмма. Он ничем кроме бокса не занимается, а ты всего лишь курсант военного училища – недосыпаешь, недоедаешь. Ну, куда тебе с ним тягаться? Да ты и ахнуть не успеешь!
– Я буду драться, – стиснул я зубы, и сам почувствовал, как я наливаюсь кровью.
– И проиграешь. Потому, что нужно не драться, а вести бой по всем правилам: стратегия, тактика, обманные движения. Ладно, слушай сюда, почувствуешь, что слабеешь, падай, а я выброшу полотенце. А потом потренируешься, и на следующих соревнованиях сделаешь его! Всего и делов!
– Я его прямо сейчас сделаю, – упрямо заявил я, – зачем откладывать в долгий ящик?
– Ну что же, во всяком случае, я тебя предупредил. Знай, твое решение вызывает у меня искреннее восхищение.
– Толик, пора! – заглянул в раздевалку Шкодин.
И я быстрым шагом направился в зал на встречу со «зверем». Левицкий оказался на два сантиметра выше, с более рельефными мышцами, чем у меня. А вот лоб у него высотой от силы три сантиметра, а глаза. … В них ясно читается, что за прожитые им двадцать два года ни одна блестящая мысль не озарила его. И вряд ли когда-нибудь озарит. Настоящая машина для рукопашного боя.
Он взглянул на меня и насмешливо усмехнулся! Мне часто говорят, что когда я сержусь, то глаза у меня горят белым огнем, излучая силу и буквально парализуя волю. Мне кажется, или Левицкий уже ощутил это на себе? Я почувствовал себя увереннее, спокойнее и ощутил прилив сил. Что ж, сейчас наступит момент истины. И я энергично  тряхнул руками.
– Гляньте, – нарочито громко говорит кто-то из группы поддержки моего противника, – дохляк играет мускулами!
Эх, встретиться бы нам с этим крикуном в темной подворотне! Уж я бы показал ему, кто из нас двоих дохляк!
– Я тебя сделаю! – не без хвастовства низким голосом прорычал Левицкий. – Ты жалкий противник, кадет!
– Лось еще бегает, а ты уже и ноздри съел? – с насмешкой в голосе ответил я. Это так говорят на моей исторической родине в Сибири представители коренных народностей севера.
– Какие еще ноздри? – казалось, что мой противник находится в замешательстве.
Гонг! Левицкий раскинул руки в стороны, словно хочет меня обнять. Это он открывается, показывая, что ничуть не боится меня, и приглашает меня на бой. Но его глаза говорят: «Что-то мне не спокойно». А вот это правильно!
Я пошел в разведку, обозначив намерение приблизиться и ударить правой. Левицкий выбросил свою колотушку, и хотя я сделал шаг назад, он все-таки попал мне в грудь. У него еще и ручищи как у орангутанга – длинные и сильные. На миг у меня перехватило дыхание. Это же не руки, а механический пресс! Если попадет в голову, уж не знаю, и выстою ли. А если упаду, то тренер сольет бой, выбросив белое полотенце. Значит, пропускать нельзя, а падать тем более.
Что же мне остается? Выбор небогатый, только победа! Чистая победа, чтобы ни у кого никаких сомнений не оставалось.
Левицкий сделал несколько выпадов в мою сторону, но я быстро увернулся. Достать его пока не получается, так как он держит меня на расстоянии своими длинными руками, а входить в обмен ударами мне пока ни к чему. Он занял центр ринга и работает первым номером. Это ничего, это не страшно.
Что ж он не торопится идти на сближение с таким жалким противником, как я? Или все-таки понимает, что жалких противников в боксе нет? Во всяком случае, до финала они не доходят. Значит, просто хочет вывести меня из себя?
Мой противник скачет по рингу, обливаясь потом. А, может, он терпеливо выжидает нужный момент? Так такого момента можно и не дождаться!
Нет, вот, он бросился в атаку. Я сделал шаг назад, сменив стойку. Он оказался к этому не готов, так как рассчитывал, что мне нужно сделать еще один шаг назад, чтобы и дальше оставаться в левосторонней стойке. А я встретил его в правосторонней! И он на какую-то секунду или даже на долю секунды растерялся. Видно, что такого поворота он не ожидал. Вначале мне очень хотелось врезать ему в печень, но поскольку у него оказалась открыта челюсть, я решил попробовать, как наш дорогой друг держит удар.
Риск, конечно, есть, а вдруг Левицкий выдержит мой удар? Подойти к нему трудно, это я уже понял. Если я проиграю, КорС непременно посмеется надо мной и этой моей ошибкой. Я представил, как Королев, довольно улыбаясь, говорит обо мне: «Великий тактик оказался плохим стратегом!» Впрочем, я долго рассказываю, а на все, про все у меня меньше секунды!
Я вложил в удар вес своего тела, и накачанный Левицкий со странными глазами вытянулся на ринге во весь свой благородный рост. Надо же, как у него подкосились ноги! Он просто рухнул! Упал он на спину и ударился теменем. Он лежит, и голова его поворачивается (точнее перекатывается) из стороны в сторону, а глаза бессмысленно блуждают сами по себе. Во всяком случае, мне так кажется. Взгляд его точно расфокусировался.
Я посмотрел в его угол ринга, у тренера Левицкого раскрыт рот, а глаза, кажется, вот-вот вылезут из орбит. Мой тренер улыбается во весь рот – от уха до уха.
– … Девять … Аут! – громко объявил рефери.
Вот, дорогой товарищ Левицкий, удовлетворенно подумал я, не будешь больше делать такие скоропалительные выводы! Левицкий с трудом разлепил глаза и щурится на свет. По всему видно, что сильная боль пульсирует у него в голове. Мне пришлось долго ждать, пока его привели в такое состояние, что он смог сам подойти к рефери, который поднял мою руку.
Зрители-курсанты, стоя, ревели от восторга так, что любо-дорого, и послушать и посмотреть! Только ради одной такой вот поддержки стоит выходить в ринг и побеждать. За всю мою пока еще недолгую жизнь это настоящий мой звездный час! Наши ребята наперебой стараются выказать мне свое восхищение. Даже Корс! В раздевалке тренер обронил, рассматривая меня, словно увидел в первый раз:
– Знаешь, Иванов, а ты на поверку оказался еще лучше, чем я думал. И это притом, что глаз у меня опытный.
– Вы хотели сказать, наметанный? – усмехнулся я, снимая перчатку.
– Да! Поздравляю тебя, сынок, с первой победой такого уровня. И что б она была только первой в длинной, длинной череде побед, таких же ярких, заслуженных и неоспоримых, как сегодня! Не побоюсь сказать, это был ошеломительный дебют! У тебя прекрасные виды на спортивное будущее! Знаешь, – подмигнул он мне по-дружески, – прямо хочется нарушить «сухой закон» и выпить!
Мне и самому захотелось выпить на радостях. А еще я нахально думаю, что я очень талантливый и перспективный боксер.
– Просто ошеломляющий успех, такой абсолютной победы от тебя никто не мог предвидеть, – не может нарадоваться тренер, и лукаво добавляет: – Вот только не пойму, в чем его секрет?
КорС решил еще раз сделать мне комплимент.
– Знаешь, – доброжелательно говорит он, – что мне нравится в тебе на ринге? То, что ты никогда не нервничаешь, а терпеливо ждешь своего часа! Не все могут похвастать таким терпением.
– Мне кажется, ты ошибаешься, – вместо меня говорит Миша, – разве Толик ждет? Мне показалось, что он сам создает такие моменты.
Я оставил их спорить на эту тему, а сам оправился мыть голову. За этим занятием меня застал Вася и тут же насмешил меня.
– Ты что? Не мой голову импортным шампунем? Это опасно!
Впоследствии я узнал, что Левицкий долго лечился от сотрясения головного мозга, а потом после нескольких тренировок совсем забросил бокс. Что касается меня, то я вернулся в свою весовую категорию и мне в ней намного комфортнее!

«Взгляд»
Сегодня, 22 сентября мы всей ротой смотрели первый выпуск программы «Взгляд». Тихо, как никогда, все курсанты сидели у телевизора, наслаждаясь свежими впечатлениями о том, кто, чем живет и кто что думает. Мы смотрели и запоминали новые для нас лица и имена: Александр Любимов, Владислав Листьев и Дмитрий Захаров.
Программа настолько сильно и выгодно отличается от всего прочего на нашем телевидении, что даже ее обсуждение мы отложили на потом – когда передача окончится. Когда же программа «Взгляд» окончилась, в роте сразу раздался дружный шум голосов. И сама телепрограмма, и ее ведущие необычайно понравились сразу всем.
– Вот оно – начало социализма с человеческим лицом, – восторженно воскликнул Веня, и многие с ним согласились.
– Похоже на программу «Гарт», которую ведут на украинском телевидении Василий Яцура и Владимир Нечипорук, – начал, было, Вася, но его тут, же освистали. Все были уверены, что «Гарт» это несерьезно, случайно и ненадолго.
– Ну, кто еще мог такое сказать? – горячится КорС. – Только Вася, давно известный своим умением ляпать разные глупости!
– Ощущение, словно свобода льется прямо с экрана, – сказал Лео. – Вот! У меня у самого стали струиться и фонтанировать самые революционные мысли!
– Где? – серьезно спрашиваю я.
– Да ну тебя, – обижается на мой вопрос Валерка. – Ходячая сатира с элементами пародии, блин.
– Поди, закроют их скоро, – проворчал Королев. Ему всегда удается сделать так, что на всех накатывает волна печали. С другой стороны, в нашей стране это делается легко и просто.
– Не сыпь нам соль на рану, тем более на ночь глядя.
В целом же все сошлись в одном – передача классная, и мы будем ее смотреть. Здорово, что есть теперь передача, которую можно смотреть для души. Это не то, что передачи, просмотр которых всего лишь способ убить время. Только время для военных крайне неудобное – уже после отбоя.
В полночь дежурный по училищу проверил наличие личного состава нашей роты по головам и ушел дальше по ротам. Дежурный по роте Юра Аркалюк пообещал прикрыть меня, и я ушел до утра в самоход. Разумеется, к девушке.
Ночь пролетела быстро, и за час до подъема я вернулся в училище. Вынырнув из-за угла нашей казармы со стороны лазарета, я успел увидеть, как в подъезд входит наш ротный! Пока он поднимался по лестнице, я взмыл на наш этаж через первый подъезд, пробежал через 32-ю роту, разделся, сложил форму и нырнул под одеяло. Пружины моей койки еще скрипели, когда раскрылась дверь, и в ротное расположение вошел командир роты. Я успел подумать, что сегодня я, пожалуй, установил рекорд по отбиванию, в смысле по раздеванию на время и заправку формы.
– Рота, подъем! Тревога! – с порога обрадовал ротный  наряд.
Я вскочил с постели на секунду позже Мишки. Он с удивлением посмотрел на меня, но ничего не сказал, да и времени на разговоры у нас не было. На плацу выяснилось, что сегодня в училище будет комиссия из штаба Юго-Западного направления. На случай войны этот штаб становится штабом Юго-Западного фронта. Не сидится им в своем штабе, надоело им играть в командно-штабные игры, и они решили посмотреть на живых солдат, а заодно и курсантов нашего училища.
– После обеда будет проведен строевой смотр училища, – объясняет нам причины тревоги ротный. – Готовиться начнем прямо сейчас!
А чего особенно готовиться? У каждого курсанта есть новый, так называемый смотровой комплект военной формы. Но ротный решил, что будет не лишним еще раз погладить ее, подшить свежие подворотнички, навести порядок в вещмешках и так далее.
– Толик, – позвал меня уже в кубрике Миша, – а ты откуда взялся? Тут без тебя такой цирк был! Приходил помощник дежурного по училищу, и давай сверять расход личного состава с реальным количеством спящих! А тебя-то нет! Так Юра Аркалюк одного из своих пацанов разбудил, и тот, после того, как Брейкер пересчитал спящих в первом и втором взводах и перешел в четвертый, сделал вид, что идет из туалета, и лег в твою постель. В общем, все сошлось.
– А тихо не удалось?
Брейкер, кстати, это кличка. Этот преподаватель во время проведения лекций так машет руками и оживленно трясет головой, что кажется, словно он танцует. И больше всего этот его «танец» походит на брейк-данс.
– Нет, Брейкер услышал шорох, поэтому пришлось сделать вид, что он (то есть ты) ходил в туалет!
– Я бы на его месте еще раз пересчитал по головам первый и второй взвода!
– А он именно так и сделал! Но пока он тут разбирался с «тобой», Столб тихонько перебрался в кубрик первого взвода и занял пустующую кровать. Провели Брейкера!
– С меня причитается, – хмыкнул я.
Настроение у меня итак было прекрасное, а после Мишкиного рассказа стало еще лучше. С таким настроением я прибыл и на строевой смотр. Уже начался осмотр внешнего вида, опрос знаний и обязанностей, жалоб и заявлений, когда ко мне подошел подполковник из штаба Юго-Западного направления. Я представился.
– Товарищ младший сержант, – обратился ко мне подполковник, – расскажите мне слова государственного гимна СССР.
– Не могу, товарищ подполковник, – ответил я, с удовольствием рассматривая его потрясенное лицо, и добавил, пока он не пришел в себя. – Но я могу спеть!
Вокруг сразу наступила гробовая тишина, и я почувствовал, как Володя, стоящий в затылок за мной, попятился назад.
– Что ж, пойте, – несколько растерянно разрешил проверяющий.
И я запел. Так как душа поет от удачной ночи, то и пел я тоже хорошо. Все проверяющие, как наши училищные, так и приезжие, которые слышали мое пение, прекратили свой осмотр и в изумлении уставились на меня, приняв строевую стойку. Мама Жора стал бледнее молока, ротный нервно закусил губу и покраснел. Миша за моей спиной внятно сказал: «Вот дает!»
«Мой» проверяющий от нестандартного поведения курсанта вообще совершенно обалдел. После того, как я допел гимн до последнего слова, проверяющий, молча, кивнул мне и направился дальше.
– Иванов, – подошел ко мне ротный, – я с тобой тут с ума сойду. Давно уже стало, чуть ли не традицией, что строевой смотр с твоим участием, это целая проблема. Спеть гимн! Нет, до такого мог додуматься только ты! Это еще хорошо, что все хорошо закончилось. И почему ты не такой, как все?
– Товарищ майор, так моей любимой девушке такие, как все не нужны, – ответил я, вызвав сдержанный смех взвода. – Так что приходится соответствовать высоким запросам и ожиданиям!
Тут к нашему взводу подошел комбат.
– Что тут у вас? – деловито спросил он, а выслушав ответ ротного, добавил: – Так и знал, что без Иванова здесь все-таки не обошлось!
Однако это был еще не конец! Мама Жора тоже отличился. Когда, по команде курсантский состав раскрыл свои вещевые мешки, а офицеры свои «тревожные» чемоданчики к осмотру, выяснилось, что чемоданчик мамы Жоры укомплектован детскими игрушками! Взводный два раза открывал и закрывал свой «тревожный» чемоданчик, словно не веря своим глазам. И все это перед высокими проверяющими!
– Товарищ майор, – позвал один из проверяющих нашего ротного, – вот полюбуйтесь сами, какое странное представление у вашего подчиненного о комплектации его «тревожного» чемоданчика! Покажите ваш, если вас не затруднит.
У ротного, разумеется, все оказалось в полном порядке.
– Непонятно, – издевается проверяющий, – если вы знаете, что должно находиться в «тревожном» чемоданчике, почему вы до сих пор не научили этому своего командира взвода?
Я перехватил многообещающий взгляд ротного, предназначавшийся маме Жоре, и даже мне стало его жалко! Честное благородное слово! После этого смотра мама Жора больше не берет свой «тревожный чемоданчик» домой. Отныне он постоянно хранится в канцелярии роты.

Пример
Двадцать пятого сентября во время просмотра программы «Время» мы узнали о том, что за мужество и героизм во время ликвидации последствий аварии на ЧАЭС звание Героя Советского Союза получили майор внутренней службы Леонид Телятников и, посмертно, лейтенанты: Виктор Кибенок и Владимир Правик.
Наш взводный приятно удивлен тому, в какой тишине мы слушали это сообщение. После того, как окончился этот сюжет, никто не спешит нарушить тишину. Только телевизор продолжил работать дальше, и все. Тогда взводный сказал:
– Да. Такая вот у нас, у людей в погонах, работа – отдавать сердце чужим людям. А если понадобится, то и жизни тоже.
– Какая же это работа? – тут же с негодованием вспылил Столб.
– Перспективы радужные, – проворчал Веня по своему всегдашнему обыкновению. – Мало того, что армия у нас отняла хорошую еду, женщин, так она может отнять вообще все! А я отдаю всего себя армии!
– Отставить разговоры, – рявкнул мама, видя, что Веня замолкать не собирается. Он еще раз недовольно посмотрел на Веню и сказал голосом, не терпящим возражений, – Все сидят и внимательно слушают телевизор! Курсант Нагорный, что у вас есть, чтобы отдать нашей армии?
Взгляд капитана Дядченко гасит все желания возражать и спорить. У нашего ротного он научился такому взгляду, что ли? Его неожиданная суровость удивила всех. Хотите – верьте, хотите – нет, но даже мне с ним спорить не хочется. Веня тоже счел нужным не отвечать взводному на его вопрос.
– Крепко подумайте над тем, что вы только что услышали. И пусть их пример послужит вам примером того, как нужно вести себя советскому человеку и офицеру в трудную годину, – назидательным тоном изрек взводный.
Все вынуждены некоторое время молчать, и взводный довольным тоном добавил: – Товарищи курсанты, слушайте меня все внимательно, сидите и молчите! Молчание иногда говорит больше, чем слово. Вы что же, думаете, что у меня нет других дел, кроме как лаять на вас?
Все сидят хмуро и молчат. Напряженная тишина царила довольно долго. Лично мне жизнь решила преподнести приятный сюрприз. Меня тихонько окликнул Лео.
– Толик, скажи, ты уже видел фильм «Коммандо?»
– Нет. А о чем он? – лениво подпер я голову рукой, так как отнесся к сообщению Лео без особого энтузиазма.
– Ну, ты даешь! Лопнуть можно от смеха, – изумился мой приятель. – Это боевик с твоим любимым Арни в главной роли!
– Новый? Что-то я такого названия не помню, – тут же заинтересовался я.
– Прошлого года. В видеосалоне на Пушкаре идет, – стал рассказывать Лео. – Давай сходим, я с удовольствием его еще разок посмотрю.
– Давай, – согласился я, а сам подумал о том, что жизнь все равно продолжается. Моя бабушка в таких случаях говорит, что живым о живом думать.
– Симона, а Симона, – шутит Королев, – за такую новость тебе следует расцеловать Лео в уста сахарные да медовые!
– КорС, зато ты у нас вечно что-нибудь плохое рассказываешь, так что ж, тебе, как в старину гонцу, принесшему плохую новость, каждый раз голову рубить? Где ты голов тогда напасешься?
– А на мясокомбинате, – вмешался Лис, – там много голов! И свиных, и бараньих, и бычьих – выбирай любую! Все лучше будет, чем твоя нынешняя!
– Я надеялся, что будет смешно, – оправдывается КорС, – ведь ко всему, что я делаю, я отношусь со значительной долей иронии.
– Хорошо бы еще и самоиронии, – высказал пожелание Лис. – Если говорить проще…
– Не надо. Я уже догадался.
Королев покраснел и замолчал. К счастью для него у него хватает здравого смысла понять, что продолжать начатый им разговор, пора завершить. Чтобы, как говорится, без последствий для него же. Я же на Королева даже не взглянул. Как говорит Миша: «Что посеял, то и съел, а удивлению нет конца». В общем, разговор окончен и ладно.
Зато тут я обратил внимание на то, что Володя пребывает в таком настроении, что я, даже не знаю, как его назвать. Он подавлен, вот на что это похоже. Надо его отвлечь и развлечь, чтобы ход его мыслей изменился.
– Эй, Вовчик, ты где? – хлопнул я его по плечу. – Пора избавиться от хандры!
– Что? – механично переспросил он. – Ты что-то спрашивал?
– Я говорю, интересно, почему ты решил стать военным? – смеюсь я.
Володя как-то беспомощно посмотрел на меня и серьезно сказал:
– Понимаешь, Толик, мои родители – очень простые люди.
– Мои тоже, и что? У половины взвода, если не больше, такие родители, – недоумеваю я.
– Нет, не совсем то. Мой отец получает 112 рублей в месяц, а мама вообще 88 рублей. Кроме меня есть еще младшая сестренка. Когда я учился в десятом классе, родители популярно объяснили мне, что если я хочу иметь высшее образование, то это может мне дать только военное училище. Мою учебу в институте они просто не потянули бы. У лейтенанта зарплата больше, чем мои родители вместе зарабатывают. Так что мне еще предстоит, потом материально помогать своей сестренке, – признался Вова в минуту откровения. Похоже, ему сейчас до боли стыдно за свою семью.
Как-то так грустно мне стало на душе, но помочь-то я ничем не могу. И зачем только было этот вопрос задавать? Хотя вопрос обыкновенный, мы уже почти все рассказали, почему решили связать свои жизни с армией. Я и не подозревал, что и как на самом деле в жизни нашего Вовы.
– Еще они сказали, что есть вариант жениться на дочери какого-нибудь начальника или директора, чтобы тесть меня выучил в институте. Только это вряд ли, – вздохнул он, оторвавшись от своих невеселых мыслей.
Не в обиду Володе, но он действительно вряд ли поразит какую-нибудь девушку и ее состоятельных родителей. Пока во всяком случае. Способностей он средних, а о внешности и говорить не приходится. Нос такой, что на двух грузин хватит, волосы тонкие, реденькие, белесые и с рыжиной. Бровей и ресниц почти нет, зато уши, как локаторы. Подбородок маленький, губы узкие, и кожа розовая. Глаза какие-то невыразительные, водянистые. Ко всему, он еще  худющий и узкоплечий. И говорит, шепелявя. Он это прекрасно понимает и стесняется своей внешности. Володя решился, и со слезами на глазах добавил:
– Я вообще сомневаюсь, что какая-нибудь девушка найдется, которая захочет за меня замуж, – сказал он и испытывающе посмотрел на меня, ожидая опровержения его слов, но у меня в горле все пересохло. Почему-то ничего не приходило в голову, я ничем не мог его порадовать, и я так ничего и не сказал.
– Ладно, все, забудь все, что я тебе сказал, – попросил Володя.
Я пообещал и отвернулся от него. Зона сидит и что-то увлеченно ест.
– Зона, хватит жрать! – громко говорит Рома.
– А ты не завидуй! Зависть плохое качество! Я ем, значит, существую! Вот придет время, Рома, клюнет тебя петушок в одно мягкое место, вспомнишь тогда мои слова, – отшучивается Зона. – Чего ты такой серьезный? Посмейся ради смеха!
– Ум, что ли, прорезался? – изумился Рома. – Так тебе сейчас Иванов даст в морду, и у тебя значительно поубавится радость жизни, понял? Так что не доводи себя до стресса, пока ты еще жив и здоров! А то тебе сразу станет невыносимо грустно и захочется выть на Луну!
– Не бойся, Зона, – успокаивает его Лис, – Иванов тебя не тронет. У тебя для этого есть свой командир отделения, а его бояться нечего!
– Я в курсе, – веселится Зона. – Да и ваш Иванов не так страшен, как его малюют!
– Ты это серьезно? – спрашиваю я. – Это ведь Лис тебе обещал, что я тебя не трону, а не я! Он соврал, а ты взял и поверил, дурашка?
Как ни странно, но аппетит у Зоны сразу пропал, так что он даже жрать перестал.
– Что ты, Зона, замолчал, неужели уже все мысли кончились? – радуется Рома.

ПДД
ПДД (правила дорожного движения) мы изучаем в классах кафедры автобронетанковой подготовки, которые находятся на территории батальона обеспечения учебного процесса училища на улице Крылова. Мы пришли заблаговременно, так что есть время перекурить и в прямом, и в переносном смысле.
Я быстро дописал письмо маме, законвертовал его и подошел к почтовому ящику, чтобы отправить письмо. На стене над почтовым ящиком красуется транспарант «Товарищи воины! Помните, что дома ждут ваших писем ваши родные и близкие!» Я прочел эту надпись, опустил письмо в ящик, и тут прозвенел первый звонок. И я поспешил в учебный класс.
На занятиях по ПДД преподаватель подполковник Оленичев вместо того, чтобы проводить занятие, поднял незадачливого Васю Россошенко и распекает его за то, что тот во время практических занятий по вождению на оживленном перекрестке растерялся и отпустил руль автомобиля.
– Что же это вы, товарищ курсант, взяли и бросили все педали и весь руль? Да знаете, кто вы после этого? Задница вы с ушами, вот вы кто! Доложите мне, для чего служит рулевое управление автомобиля?
Вася надолго замолчал, уставившись то ли в пол, то ли на свои сапоги.
– Курсант Россошенко, – недовольно говорит преподаватель, – у меня к вам вопрос. Нет, товарищи курсанты, я помню, что он еще не ответил на предыдущий вопрос. Это вопрос другого рода. Итак, вопрос. Что такого интересного вы увидели в полу?
– Рулевой управление служит для поворотов руля направо, налево, а также в другие стороны, – чуть не плача, отвечает Вася.
– Это как? – изумился преподаватель. – Это, в какие еще другие стороны? Товарищи курсанты, успокойтесь. Грешно так смеяться над убогим. Тем более что многие из вас тоже выглядят порой довольно смешно.
Я не стал слушать их милую беседу, а занялся чтением третьей книги Владимира Малика «Черный всадник» и так увлекся чтением, что не заметил, как ко мне подошел преподаватель. Он стоял рядом, нависая надо мной, и читал книгу вместе со мной, а я и этого не замечал. Книга была на украинском языке, но оказалось, что Оленичев его хорошо понимает.
– Младший сержант Иванов, – застал он меня врасплох.
– Я! – вскочил я так резко, что чуть головой не попал ему в подбородок. Подполковник увернулся, но сильно ударился головой в стенд, висящий на стене. Стенд с грохотом упал.
– Книгу сюда! Получите в конце семестра, а может и вовсе не получите, – самодовольно сказал подполковник Оленичев, потирая ушибленное место, и тут же торжественно объявил: – Я передумал. Товарищ Иванов, вы получите водительские права, а без знаний ПДД вы их не скоро получите – вот тогда я книгу вам и отдам, вот так! Да, за сегодняшнее занятие вам двойка!
Куда деваться виноватому сержанту? Пришлось книгу отдать.
– Кстати, сержант, давайте-ка сюда вашу карточку для замечаний! – с настоящим удовольствием добавил он.
Забыл сказать – в училище ввели новшество: карточки для замечаний. Носить их положено в военном билете, а замечание записать может любой офицер, прапорщик и гражданский преподаватель. Курсант, у которого вся карточка будет исписана замечаниями, автоматически исключается из училища.
Карточки эти как-то легко и сразу прочно вошли в нашу жизнь. Говорят, что это новшество тоже заслуга нашего нового начальника училища. Как говорит Веня: «У нас здесь очень большой новый дурдом».
– Дело пахнет керосином, – негромко сказал Миша.
– Может не нужно? – на всякий случай предпринял я попытку не получить запись в пока еще девственно чистую карточку. Мое напряженное ожидание окончилось разочарованием. Преподаватель сделал запись о том, что я вместо занятий по ПДД читал художественную литературу, которая к тому же, не входит в учебную программу СВВПСУ.
– Вот и все, сержант. Скажу очень коротко, очень точно и очень лаконично: наш разговор окончен. Остальные тоже запомните, если что, буду четко писать вам замечания.
Я безмолвно подчинился и замолчал. В глазах КорСа промелькнуло чувство глубокого удовлетворения. Он не скрывает своей радости, и даже не отводит глаза в сторону.
– Время положить конец чтению на занятиях, – притворно правильным голосом сказал он, пытаясь придать лицу серьезное выражение. Уже трудно не обращать внимания на его неприязнь ко мне.
– Клади, – просто отреагировал на его слова Миша.
Я посоветовал Королеву прикусить и язык, и губу. Об увольнениях на время пришлось забыть, в армии ведь любое нарушение – это практически, то же самое, что преступление.
Но зато в армии можно ходить в самоволки! И я, не сделав предварительного звонка, ночью ушел в самоход к своей новой знакомой. Ее зовут Руслана. КорС, который присутствовал при нашем знакомстве, а познакомились мы на вечере отдыха в университете, уже высказался по этому поводу так:
– Надо тебе, Иванов, имя сменить, чтобы было почти, как у Пушкина: Людмил и Руслана! Что скажешь?
Что я ему сказал, пересказывать не стану. Руслана живет одна, в своей собственной квартире. Она сразу же дала мне ключ от своей квартиры, и вот я, добравшись до ее дома, поднялся на ее лестничную площадку и открыл дверь своим ключом. В комнате слышны веселые голоса, и я решил, что Руся смотрит телевизор. Но когда я вошел в комнату, то обомлел на месте. Совершенно голая Руслана обнимается на диване с двумя обнаженными парнями! Такого мне еще видеть не приходилось.
Я растерялся, прямо, скажем, обалдел не на шутку и замер на пороге. Она увидела меня первой и тоже замерла. Смотрю я на эту «картину» и мне не верится, что это не сон. Я почувствовал, как сердце мое забилось учащенно. Ее приятели, наконец, заметили меня и вскочили с постели в некотором смятении. Потом они опомнились и набросились на меня.
– А ну, кадет, пошел вон, – подскочил первым тот парень, что покрепче.
Я уже пришел в себя и коротким ударом в подбородок отправил его в глубокий нокаут. Это ведь не боксерская перчатка, а голый кулак! Второй юноша тут же бросился на меня. Какая самоуверенность! Я и его опередил, ударив кулаком в нос. Хрустнула переносица, и лицо нападающего залила кровь. Он схватился руками за нос, пытаясь остановить кровь. Вот, все очень просто и понятно.
Руслана в это время набросила халат, и подошла ко мне. Я бросил на журнальный столик ключ от ее квартиры и, не обращая внимания ни на нее саму, ни на ее слова, ушел.
По возвращению в казарму я решил умыться. За этим занятием меня застал Миша. Он вошел в умывальную комнату, отчаянно зевая, и увидел, как я смываю кровь с рук. Вся его зевота тут же разом прошла.
– Это не моя кровь, – усмехнулся я.
– Толик, а оно тебе надо было? Слушай, дружище, у меня простой, даже банальный вопрос, и стоило ради этого бегать в самоход? – подивился Миша и добавил серьезно. – Подраться можно было и здесь.
– Не скажи, – улыбнулся я, – такого удовольствия я бы здесь не получил! Да и с возможными последствиями тут считаться пришлось бы.
– Так ты там что, изо всех сил, что ли? Скажи хоть, все живы, остались? – то ли в шутку, то ли всерьез спрашивает Миша.
Хотя я и переволновался, неожиданно всю ночь я проспал, как убитый. И, правда, было бы ради кого страдать!