Взвесить взгляд

      Трое уверенной походкой прошли за невысокое ограждение летней части ресторанчика у церкви Санта Мария ин Трастевере.
      Посетителей было мало, лишь две женщины, сидящие спинами к окну, недалеко от входной двери во внутреннее помещение, да немец с шумным ребенком, пьющие газированную воду.
      Прислонясь плечом к дверному проему, скрестив руки на груди, стоял официант африканского происхождения и взглядом одновременно равнодушным и презрительным ни на кого не смотрел.
      Почему-то они выбрали столик в том же ряду, где сидели женщины, совсем близкий, но не соседний, и сели спиной к уютной площади с фонтаном перед входом в старинную церковь, закрытую, как это ни странно, до 16-00 на обед, видимо с послеобеденным отдыхом.
      Они разместились, не создавая шума перемещаемыми креслами, быстро сделали заказ официанту, не прекращая разговора, который теперь могли отчетливо слышать другие.
      Старший из них, мужчина за сорок лет, в дорожных одеждах, достал из сброшенного со спины рюкзака толстую черную папку с многочисленными листами, края которых не ровно выглядывали, встал, улыбаясь и договаривая уже на ходу, быстрым шагом вышел за калитку ограды.
      Двое продолжали беседу, хотя ни беседой, ни разговором это уже назвать было нельзя.
      ОН выступал.
      Умен. Образован. Воспитан. Красив.
      Той редкой красотой, которую с античных времен пытаются хоть на век задержать для своих, а, может быть, и для чужих глаз, стараясь перенести на мрамор.
      С присущей молодости уверенностью, что ОН знает о себе ВСЕ и еще почти все обо всем остальном, хорошо поставленным голосом человека, работающего с большой аудиторией по роду деятельности постоянно (наверняка учился у лучших преподавателей риторики Европы), ОН говорил, говорил, чуть громче, чем следовало бы своей скромной спутнице.
      Тайна. Таинство. Таинственность.
      Она любила Его. Она сопровождала Его теперь и тайно мечтала идти, уж, если не рядом, то хотя бы по пятам за ним всю жизнь.
      Она пила то, что ОН выбрал, она ела, то, что ОН заказал, она носила почти  то же самое, что и ОН, она смотрела только на НЕГО, но украдкой, лениво перебирая еду на огромном блюде со сложным узором. Казалось, она слегка звучит, как арфа на пробежавшем ветре, и ей не нужны прикосновения музыканта, который явно с удовольствием поглощал что-то с расписного блюда, не прекращая монолога, так как редкие реплики девушки с мысли ЕГО не сбивали.
      Если бы он говорил тише, то вряд ли привлек внимание женщин, разве что только излишней бледностью, которую усиливали черные одежды, да редкой синевой выразительных глаз, хорошо различимой из-за небольшого расстояния между столиками.
      Они пришли немного раньше, очень тихо разговаривали, изредка поднимая глаза на окружающие дома.
      Тонкий наблюдатель заметил бы, точнее почувствовал, легкую напряженность, казалось, что-то мешает им или беспокоит их.
      Женщины путешествовали по Италии, второй день бродили по Риму с картой в руках по продуманному накануне вечером маршруту и очень радовались не только получаемым впечатлениям, но и тому, что успевают по времени осуществить задуманное.
      Закрытая на перерыв церковь, вызвала задержку и, обойдя два раза вокруг симпатичного фонтанчика, около которого местный ребенок исполнял неаполитанскую песенку, женщины решили, что лучше, уж, пойти и что-нибудь поесть, чем терпеть современное детское "творчество", вместо знакомства с шедеврами Пьетро Ковалини. Кулинарные изыски типа рыба с ананасами им не нравились, поэтому они, останавливаясь около вывесок с меню и бегло просматривая, нашли в одном из ресторанчиков, которыми славится район Трастевери, живущий какой-то своеобразной внутренней жизнью, не похожей на остальной Рим, то, что их устроило, вошли и заняли столик в углу.
      Афроофициант, не сменив выражения лица, принял заказ. И именно выражение его лица в гораздо большей степени, чем убегающее время, расстроило одну из них, а другая мягко уговаривала ее не обращать внимания на "пустяки" и "не отвлекаться на глупости". Женщины запретили себе огорчаться (они ведь в РИМЕ), решили развлечься едой, но ВРЕМЯ безжалостно убегает, а кто ж знает кому сколько осталось, да еще африканцы, стремительно распространяющиеся по всему миру, не вполне адекватны выражением лица весеннему солнышку.
      Накануне путешественницы ездили в Помпею, и по дороге экскурсовод рассказал легенду об императрице Маргарите, которую в поездке на юг Италии, угостили в маленькой таверне пирогом с сыром, приготовленным всего за одну ночь из вечернего молока буйволицы. Угощение так ей понравилось, что всю оставшуюся жизнь пироги ей готовили только по этому рецепту, сохранившемуся и до наших дней под названием "Пицца Маргарита". Именно эту пиццу искали они в меню.
      Итак, женщины тихонько говорили, что презрение негра можно расшифровать приблизительно так: "Как посмели усомниться вы, что не имеем сыра буйволицы мы (т.е. сыра из вчерашнего, вечерней дойки, молока буйволицы, доставленного нынче спозаранок в Рим!?)"
      Потрясающе красивая сервировка, очень горячая еда ( март для Италии был на редкость холодным), отсутствие спешки, наконец-то, сделали свое дело: взгляды бледнолицых северянок потеплели, кожа слегка порозовела, мягкая улыбчивость вернулась, и лица засветились от ласкового солнышка.
      ЭТО случилось мгновенно.
      ЕГО случайный взгляд медленно перемещался от вишневой скатерти, на краю стола соприкасающейся с белым, тончайшего шелка, шарфом (скорее палантином), струящимся по темно-синей, элегантной как ночь, легкой не по погоде верхней одежде, вверх, пока не коснулся ЕЕ лица.
      Сказать, что ОН покраснел, вспыхнул, это значит почти ничего не сказать.
      ОН взорвался.
       Мысли о месте человека в системе мироздания, которые ОН слегка менторским тоном излагал только что своей спутнице, покинули ЕГО с космической скоростью, тело словно окаменело, ОН стал терять слова, речь сбилась. Как-будто вся  э н е р г и я  сконцентрировалась в глазах. Сила взгляда была такова, что казалось растворяет образ поразившей ЕГО женщины, сидящей в трех шагах, растворяет, чтобы унести в себе ( или, может быть, с собой?) образ женщины с лицом Мадонны. 

      Но к у д а? Т е п е р ь–т о  куда? О д н о м у? В с т р е т и в  ЕЁ, идти  о д н о м у?

       Это смятенье чувств   просто   о ш е л о м и л о   его спутницу.  Она НИКОГДА не видела ЕГО таким ...
      Легкого поворота головы не хватало, чтобы посмотреть, кто  т а к  взволновал ее кумира.
Но обыкновенное женское любопытство взяло верх - она повернулась, посмотрела, но ей оказалось этого недостаточно, тогда она, извинившись, сделала вид, что ей надо в туалетную комнату, встала, и ,совсем не стесняясь, бросала взгляд за взглядом с одной женщины на другую пока не скрылась во внутреннем помещении ресторана.
      - Ты можешь объяснить, ч т о случилось, ч т о вообще происходит? - тихо спрашивала свою спутницу обладательница редкой внешности.
     - Потом, я расскажу, потом ... - отвечала ей вторая.
       Постепенно бледность вернулась на ЕГО лицо. Больше ОН не проронил ни одного слова, до еды не дотронулся, к очень красивому бокалу со свежевыжатым апельсиновым соком не прикоснулся.
      
      Вскоре вернулся мужчина, уходивший по делам. Быстро расправился с остывшей едой и только недоуменно пожимал плечами на ответы невпопад тусклой монашки. Так ничего и не поняв, первым поднялся из-за стола, энергично вскинул на спину рюкзак и решительно направился к калитке. Сразу за ним молча последовала подавленная женщина.
      Последним шел ОН, медленнее, чем следовало бы, тяжелыми ногами. Также медленно закрыл за собой калитку, повернулся всем корпусом в ЕЕ сторону, дожидаясь ответного взгляда.
      Когда ОНА смело подняла на НЕГО глаза, ОН несколько раз  д о л г и м  крестом благословил ЕЕ. Благословил на   в с е   ч е т ы р е   с т о р о н ы.

      Грядущее ОДИНОЧЕСТВО вдруг свалилось на плечи католического священника  д р у г и м смыслом и быстро стало непосильной ношей.

      Надо заметить, что случившееся не осталось без внимания, и даже через окна на женщин продолжали удивленно смотреть.
      А вот с афроофициантом произошли глубокие изменения. Стоило женщинам чуть шевельнуться, и он мгновенно оказывался возле их столика. Почтительный поклон, изучающий взгляд, словно он старался понять, что не дано ему увидеть, потом еще поклон и еще ...

      Так что же такое КРАСОТА?

      Шедевры гениев, среди которых ОН привык существовать,
      Душа готова на алтарь ЛЮБВИ отдать,
      Чтоб ВРЕМЯ, прожитое ВЗГЛЯДОМ, расширить до НЕБЕС
      И еще раз  п о н я т ь ...
      Может она существует, чтобы вернуть заблудившихся к ЖИЗНИ?

Р. S. Путешественницы провели еще несколько дней в Италии. Мужчины часто вместо привычного обращения (синьора) говорили одной из них ДОННА, и теперь это больше не удивляло их.