Роман в слезах

В литературном объединении при отделении милиции Новолячинского района уже третий час шла читка очередного Опуса Безыльянова. К слову сказать; «читка» -
- это уменьшительно-пренебрежительное от глагола « читать», а не от существительного « Чита». Но это не существенно, да и обсуждалось на прошлом занятии. Читка, или вернее «читище» затягивалось, вернее растягивалось, в смысле , удлинялось. К тому же Безыльянов, умудрённый опытом тридцатилетней безупречной милицейской службы, хотя и распёртый собственным величием, читал свой шедевр с каким-то ранее не замечавшимся за ним надрывом и как одну сплошную скороговорку, «глотая» не только слоги, слова, но и целые фразы. Так Безыльянов дорожил чужим временем. Ведь роман он читал уже третье заседание подряд и сегодня видимо решил  во что бы то ни стало дочитать его до конца. Скороговорка всё убыстрялась и убыстрялась наводя на слушателей почти сонное состояние.И только когда, во второй раз, с громким стуком об пол упали очки поэтессы Стёпиной, а следом за очками чуть не упала и сама Стёпина, произошло непредвиденное: Безыльянов прервался, а в следующую секундную паузу, в почти неуловимый момент всеобщего замешательства, когда уже все вздрогнули, но ещё не всех отпустило, прорезался голос капитана Жмурина – руководителя литобъединения да и отделения милиции тоже.
-  Ну, я думаю, замнём на этом – сказал Жмурин, обведя всех осовевшим и несколько даже отрешённым взглядом –
- перейдём, значит думаю, к обсуждению.
Все облегчённо вздохнули, одновременно и сочувствуя и завидуя неприметному мужеству капитана Жмурина. Говорят, что в эту ночь Жмурин со Стёпиной были на задании, и даже, говорят, были на задержании. По крайней мере ни тот, ни другая – дома не ночевали.
-  Я хотел здесь вот ещё…- начал было робко старшина Безыльянов, но под строгим взглядом капитана осёкся, замолчал и как-то странно осунувшись стал собирать отпечатанные через два интервала листы в папочку. Второй экземпляр лежал на столе у руководителя.
-  Кто хочет высказаться, прошу – ещё раз обвёл всех взглядом Жмурин – и посмотрел на часы.
Ещё ни разу до этого Жмурин не прерывал Безыльянова в литобъединении и все стали мучительно соображать, что всё это могло означать: или здесь  сказывалось трудное ночное задание или...

Возникла неловкая затяжная пауза. В это время Стёпина из-под стола доставала закатившиеся туда очки. Каждый обдумывал своё тяжёлое положение. Наконец, когда пауза начинала становиться почти невыносимой, фельдшер Хрынова, почётный и заслуженный милиционер Российской Федерации – степенная женщина пятьдесятшестого размера и одинаковых бюста, веса и талии, аккуратно высморкалась в платочек, и , как было по традиции и заведено, начала первой.
-  В целом – начала Хрынова и вытянув губы задумалась –
- произведение Безыльянова, забыла название, производит определённое впечатление. Фабула и сюжет хотя и целеустремлённо, как я думаю, размыты, но дают неожиданный поворот в хронологически развёртываемых ситуациях, что несомненно вызывает вместе с чувством тонкой недосказанности определённый задел к пониманию хода мысли автора, пытающегося осмыслить всю полифонию и своего «я» и всего мироздания поэтапно разворачиваемую перед нами многогранными осколками.
Так Хрынова говорила ещё примерно минут двадцать и закончила тем, что: автору надо ещё много работать над окончательным вариантом романа, больше прислушиваться к жизни, и тогда возможно после двух-трёх переработок и некоторых сокращений, произведение можно было бы предложить в городскую или на худой конец в районную газету « Новая Ляча» - тут Хрынова опять аккуратно высморкалась – в виде отдельного рассказа.

Немного помолчали.

-  А мне здорово понравилось, даже можно сказать, надо печатать и всё тут - воскликнул, как отрубил, недавно принятый на службу рядовой  Камарадзян. Он был под началом у Безыльянова , а от того зависело его дальнейшее продвижение по службе.
-  Хорошо, что хоть мамой не поклялся – даже вздрогнула сидящая рядом с ним Хрынова – кричит как на разводе.
После этого высказываться все стали разом. Двое высказались за то что роман следует сократить, а трое за то что к роману следует дописать ещё как минимум две части, тут же став объяснять, что и как в них должно происходить, при том так, чтобы и сохранить как они говорили
« непредсказуемую фабулу». Балконский предлагал: середину оставить всё как есть, а конец и начало поменять местами, как у Лермонтова. Валконский напротив, уверял, что середина как нельзя лучше смотрелась бы впереди, а вот начало лучше вынести после конца. Молоденький Лиходеев тоже несколько раз вскакивал и пытался что-то сказать, но не мог связать мысли, или они у него просто ускользали, и он удручённо садился обратно. Безыльянов что-то быстро черкал в своей милицейской планшетке химическим карандашом. Лоб его морщился, а фиолетовые от карандаша губы будто что-то пережёвывали. Стёпина
Удивлённо поинтересовалась: « почему в названии написано « Роман в слезах» , а героя звать не Романом, а как
И Безыльянова  Феоктистом?»
Безыльянов открыл было рот, но Жмурин его опередил.
-  Я полагаю так – начал Жмурин и располагающе откинувшись в кресле, похрустев костяшками пальцев,
Снова многозначительно повторил – я полагаю так…
Что в лице Безыльянова-Амурейского, это его новый литературный псевдоним, мы имеем личность даровитую, незаурядную, личность неординарную и больше того,
личность я бы сказал непредсказуемую ни в своих словах,
ни в действиях. Несомненен рост молодого начинающего автора ступившего на стезю литературного поприща.
Все обратились в напряжённое внимание, изобразив сколько можно на лицах всю серъёзность и ответственность за причастность в таинстве рождения автора.
-  Но – Жмурин задумался пожевав кончик ручки – это и
Всё.
-  К сожалению - закончил он с паузой.
-  Помните – вдруг оживился капитан – как ещё только начав к нам ходить, Безыльянов принёс чудесные поэтические миниатюры, криминальные кажется, как это:
                Вышла Мурка из трамвая
                В декольте – спина сырая
Или  вот ещё:
                « Крестики нолики»
                Враз не разрешишь
                За решёткой « гомики»
                Выигрыш на шишь»
Чудно, свежо, ново, а что сейчас - Жмурин стал грубо листать рукопись Безыльянова выискивая нужное место.
-  А вот, хотя бы это из двенадцатой главы – Жмурин наклонился над рукописью и стал читать:  "Неожиданно Феоктисту преградил дорогу  мальчуган лет пяти-шести. Верхом на палочке, как и играют в лошадок дети.
- Дядя, давай я тебе машину помою – мальчишка искоса задрал к нему чумазое личико и хитро улыбался.
- У меня нет машины – почти инстинктивно соврал Феоктист
И покраснел от собственного неумелого обмана.
Они стояли на территории кооперативных гаражей.
- Врёшь, дядя, есть. «Запорожец» у тебя – продолжал будто с издёвкой мальчик, похлопывая себя по ножке палочкой, и неловко сплюнул, прямо себе на курточку.
Феоктист мучительно соображал, что же отвечать дальше,
а столь знакомый противный холодок уже пошёл по телу,
по членам и начинал жечь сердце. И становилось гадко, что
ты большой сильный мужчина, капитан милиции, хоть и не
в форме, не знаешь, что ответить этому чумазенькому чертёнку, сопляку, этому выкидышу рано спившейся и умершей Перестройки.
- Говорю же нет – выдавил Феоктист. Придать фразе сколько-нибудь шутливый тон ему так и не удалось.

В этот момент из-за гаражей вывернулась стайка мальчишек: восемь или десять, таких же чумазых, в таких же грязных и штопанных, разноцветных полимерных курточках, как и первый, от семи до двенадцати лет. Старшему, явно вожаку, на вид было лет двенадцать, хотя, кто его знает, может ему было и все четырнадцать. Старший из «жестянки» высасывал пиво.
Феоктист быстро отмечал про себя все детали и соображал, что предпринимать дальше. Но вот старший ловким пинком отправил пустую банку на крыши гаражей, ещё раз смерил Феоктиста взглядом и махнув своему окружению рукой сказал: « Лад – но, айда пацанва пиво пить». Он побежал. Пивной ларёк – железная будка, уже два раза сгоравшая, а после последнего пожара, даже не крашенная, стоял сразу за воротами кооператива. Дитё перестройки – как окрестил его про себя Феоктист, бросило свою палочку, подобрало ручонками фалды длинной ему курточки и тоже кинулось догонять остальных из компании на своих кривых рахитичных ножках. Феоктист закурил, его руки немного дрожали..."

Жмурин снова откинулся в кресле, отшвырнул рукопись на край стола и победным взором оглядел присутствующих,
- Нонсенс, полный нонсенс, бред сивой кобылы - всё больше крепчал и крепчал голос Жмурина.
Капитан даже встал и теперь стоял грозно наклонившись вперёд и опираясь о стол широко расставленными руками,
-  я уже не говорю, что ситуация совершенно неправдоподобная и не гиперболическая, но она ведь в контексте всей рукописи вносит только диссонанс и дисгармонию общей траектории романа, но и...

 "Суконки продажные – скрипел про себя зубами Безыльянов – суконки, души суконные, шинели суконные,
Гранатой бы вас  Ф-1".
В горле стоял как спазматический комок, в голове гудело и до сознания доходили только отдельные фразы.
Два или три раза Жмурин ещё что-то вычитывал из рукописи, быстро взглядывал на часы и наконец как обессиленный
плюхнулся в кресло.

- В общем, автору надо ещё хорошо поработать и над собой и над романом – расслышал вдруг Безыльянов как в бреду – хочется верить, что автор правильно учтёт замеченные недостатки, учтёт пожелания, и не остановится на достигнутом уровне, а...

Стёпина поправляла сбившийся чулок и при этом мило улыбалась.

 "Плюнуть бы вам в харю, мздоимцы – навязчиво клокотало в голове Безыльянова-Амурейского – ишь ты, им оказывается  «неправдоподобная ситуация» , да чтоб вам суки каждый день таких неправдоподобностей !"

             В литобъединении ещё никто не знал, что Безыльянов написал и втиснул в роман двенадцатую главу только сегодня под утро, и ничего в ней не было выдуманного, всё в главе было чистой правдой. А перед этим, этой же ночью, и этого здесь тоже пока никто не знал,
у Безыльянова сгорел гараж вместе с его «Запорожцем»
1985-го года выпуска, портативной радиостанцией стоящей
на учёте в их Отделении милиции и сорока литрами бензина
сворованными из гаража того же самого Отделения.

                18. 4. 1994 года.