СОЛЕНЫЙ ПРИВКУС НАДЕЖДЫ.
Предисловие.
Иногда, в кругу родных и близких, когда за праздничным столом собираются вся родня, и после первых нескольких рюмок разговор заходит как все-гда о работе, о пенсиях или о политике, Михаил Иванович, а для нас просто дядя Миша, заводит разговор с молодежью. Мы, многочисленные племян-ники и племянницы его жены, с интересом слушаем рассказы дяди о том времени, когда нас еще и «в плане не было» потому, что дядя Миша рассказывает всегда интересно, со всеми мелкими и кажущимися вначале не нужными подробностями. Рассказы эти любят все, и потому, что рассказчик дядя Миша искусный, и потому, что рассказывает он действительно о том, что молодежь не видела и не знает, а еще потому, что все его рассказы всегда вызывают потом споры и многочисленные точки зрения. После этих рассказов всегда каждый хочет сказать что-то свое, поспорить или не согласиться с выводами, которые обязательно делает в конце рассказа дядя или наоборот поддержать его.
В основном дядя Миша рассказывает истории из своей жизни и обрисовывает их так интересно, подробно и понятно, что даже то, что он всегда начинает с одой и той же фразы ему все прощают. А начинает он всегда с того, что отправляет поиграть в другую комнату свою младшую десятилетнюю дочку Катю, не забыв погладить ее по голове, а потом начинает рассуждать о том, что мы молодежь сейчас ни работать, ни отдыхать не умеем. С его слов мы только так, время проводим и на отдыхе, и на работе. А вот во времена его молодости они и отдохнуть умели, и работали люди много и на совесть, не то, что сейчас.
Многие из его рассказов запомнились мне потому, что после них мы не только спорили, но и действительно поражались, и соглашались, что еще со-всем недавно многое было по-другому. И работа была ручной, тяжелой и люди были, наверное, действительно другими. Но какими они были на са-мом деле нам теперь уже не узнать, но из рассказов дяди Миши получалось, что более сильными, более уверенными и более веселыми, чем мы сейчас.
Вот эти рассказы, соединив их нитью одного повествования, я и хочу пере-сказать так, как смогу, а еще так, как они мне запомнились со слов дяди, и как я сам их воспринял и почувствовал.
Но прежде чем начать рассказ от имени дяди Миши придется кое-что
коротко объяснить и рассказать о каких-то общих и определяющих момен-тах, которые были характерны для того времени и для понимания кем же был в те времена мой дядя и люди окружающие его, а главное какими они были. И поэтому первую свою главу как вступительную я перескажу вам от себя, а потом уже опишу все так, как и рассказывал дядя то, есть от его име-ни.
ЧАСТЬ 1.
Остров надежд.
«Пой, кострами согретый остров,
Неси нас морем пустых скитаний,
И пусть туманам внимает остов,
Торчащий остро, былых мечтаний…»
Олег Митяев.
Глава 1.
Вступительная.
Со слов дяди Миши, если разобраться, то не было ничего удивительного в том, что он, Миша Белоконь, в свои семнадцать лет уже работал на Никеле-перерабатывающем комбинате. Во-первых, потому, что в те времена, а именно в начале восьмидесятых годов прошлого века, на сотнях тысяч заво-дов, комбинатов и фабрик работали миллионы семнадцатилетних парней, а во-вторых, потому, что это была закономерность, возникшая одновременно с самим фактом его рождения на свет.
Миша родился в нашем, небольшом промышленном городе Урала, в про-стой рабочей семье, и окончил школу с довольно хорошими оценками. Но, как и многие его сверстники, он не пошел учиться в девятый класс, а решил поступать в техникум. В те времена многие из родителей в таких же про-мышленных городах нашей страны считали, что получение их детьми деся-тилетнего образования это напрасная трата времени, и естественно указы-вали своим чадам, что для поступления в профессионально–техническое училище или в техникум им достаточно и восьмилетнего образования. По-лучение профессии до того времени, как мальчиков заберут в армию было одним из решающих обстоятельств, которыми руководствовались и родите-ли и сами ребята. Для девочек главную роль играло время, и так как они взрослели быстрее своих сверстников, то руководствовались в своих реше-ниях более практическими вопросами при поступлении в училища или тех-никумы. В девятый класс оставались лишь те, кто надеялся или был уверен, что после окончания десятилетки поступит в институт. И поэтому во всех школах города того времени девятый класс в каждой средней школе был один, сборный, из тех трех или четырех восьмых, которые растворялись, и в основной своей массе покидали школьные стены для пополнения в будущем рядов «рабочего класса». Класса, который, как известно, тогда считался как будто бы уважаемым и почетным, по крайней мере, со слов учителей, завуча, директора школы, а так же строгих работников городского отдела народного образования и комсомольских секретарей, которые в течение всей учебы всегда были рядом с будущими выпускниками. Именно они были первыми, кто заботился о будущем восьмиклассников, и проводил работу не только с ними, но и с их родителями для пополнения и наполнения классов училищ и техникумов необходимым количеством учащихся. И для этого они же устанавливали правила, при которых в девятый класс могли попасть только ученики примерного поведения и не имеющие троек по любому из предметов.
Впрочем, институтов и университетов в нашей большой стране в те времена
было не слишком много, учили там бесплатно, но добросовестнее и лучше, чем сейчас, и может быть поэтому, поступить туда с теми знаниями, которые давали учителя провинциальных городов и деревень, было делом очень не простым. Для этого нужно было учиться действительно самоотверженно, и надеяться больше на себя, чем на знания, которые давали в школе. А такое желание, да и возможность были далеко не у каждого учащегося. А если го-ворить правду, то у одного из пятидесяти потому, что большинство семей, обстановка в них, и отношение родителей к образованию своих детей, не располагали к чему-то большему, чем получение рабочей профессии с хоро-шим заработком, или той, в которой пенсионный возраст достигался раньше обычного на десяток лет. И поэтому большинство ребят и девчат уже в че-тырнадцатилетнем возрасте стояли перед выбором - кем быть, куда пойти учиться, какую профессию выбрать. Но выбор этот был не слишком широк так, как определялся он лишь перечнем тех профессий, на которые учили в ПТУ или в техникумах города. И перечень профессий в основном ограничи-вался теми профессиями, которые требовались на предприятиях города.
Миша был парень здоровый, высокий, и благодаря постоянным занятиям в различных спортивных секциях, ни в одной из которых, надо сказать правду, он долго не задерживался, физически развитым. В свои четырнадцать лет он был уже ростом под метр восемьдесят, что выделяло его от сверстников, но по характеру был спокойным, что не нравилось не только тренерам, но и не приближало его к одноклассникам, которыми верховодили в основном малорослые и хулиганистые ребята. Поэтому ли, а может быть потому, что с детства у Мишки было обостренное чувство справедливости, которое сделало его спокойный характер замкнутым, он и пристрастился к чтению, которое заменяло ему недостаток общения со сверстниками. И именно чтение развило его романтическую натуру в почитателя, а позднее и тайного приверженца героических личностей, славы, и военной храбрости.
Может быть, это и решило бы его судьбу, и он поступил бы в военное учи-лище, или постарался бы стать летчиком. Но еще в восьмом классе, на при-зывной комиссии в районном военкомате у него определили плоскостопие, и военком сразу сказал, что на военную службу Мишке путь открыт только как ограниченно годному, а о военном училище ему можно забыть вообще. Это обстоятельство, конечно, огорчило Мишу, но изменить его натуру не смогло. Он продолжал мечтать о невозможном, часто представляя себя, то героем летчиком, то смелым командиром батальона, то моряком-подводником. Однако это ни сколько не помогало ему в учебе, а даже на-оборот. Хорошие оценки он имел лишь по физкультуре, литературе, истории и географии, а точные науки, такие как математика или физика были для него сплошным мучением. Именно это обстоятельство и не давало ему возможности остаться учиться в девятом классе, чему он не слишком огорчался так, как мама, которая в основном и занималась воспитанием сына в их небольшой семье, советовала поступить в техникум, что давало возможность получить специальность еще до того, как его заберут в армию.
«Ничего, сынок – говорила мама – Подготовься получше, и поступишь в тех-никум. Ты у меня мальчик начитанный, главное посидеть позубрить, и поступишь. Это главное, а уж то, что ты окончишь его, я не сомневаюсь. Получишь среднетехническое образование еще до того, как тебя заберут в твой стройбат».
С выбором профессии Миша мучился не долго. В школу постоянно приходили представители профессиональных училищ и техникумов, которые завлекали ребят в свои учебные заведения и рассказывали подробно о профессиях, которым у них обучают. В один из весенних дней Миша, придя со школы, заявил родителям, что будет поступать в Политехнический техникум на профессию металлурга. Мама сразу сказала, что пусть будет так, как он хочет, а отец, который был уже на полголовы ниже ростом Миши, одобрительно мотнул головой и добавил, что кому же быть металлургом если не ему с его физическими данными.
«И заработки там, не точно у нас на заводе, и на пенсию в пятьдесят лет» - уже за ужином рассуждал отец – «Вон, на Машиностроительном заводе ре-бята на мартене и по пятьсот рублей получают».
«Техникум-то от Никелькомбината» - сказал Миша.
«Тоже хорошо! – одобрил отец – Там вообще говорят, что люди меньше чем двести пятьдесят в месяц не получают. А мне за такие деньги на своем Строймаше нужно два месяца пахать. И то если премиальные хорошие бу-дут».
Но Мишку не очень интересовала материальная сторона профессии. Мать всегда ограждала его от каких-либо вопросов материального плана, и поэто-му о денежных вопросах семьи Миша, никогда ничего не знал. На его выбор повлияла романтика профессии, которую часто показывали и в докумен-тальных и в художественных фильмах по телевизору. А так же множество ли-тературы, которая попадалась ему на эту тему, описывающая героические будни металлургов. Конечно, сыграли свою роль и очень популярный тогда фильм «Высота», о строительстве металлургического комбината, и сами представления Миши о данной профессии. Сил у Мишки действительно бы-ло много и физическая работа, которая ожидала его, была не страшна. И конечная цель, а именно уважение окружающих, а возможно и получение ордена за добросовестный труд, как это показывали по телевизору и писали в местных газетах, привлекали его больше, чем оплата за тот труд, который ему предстоит.
Миша готовился к экзаменам добросовестно и поступил легко, получив по
всем предметам четверки. Конкурс на одно место был не очень большой, поэтому принимали даже тех, кто получил по одному или по двум предме-там тройки. Однако учиться Мише первые два курса было тяжело. Физику и особенно химию преподавали очень серьезно и основательно, по сравнению со школой, и поэтому после окончания уроков, в половине третьего дня, Мише приходилось заниматься дома почти до позднего вечера. Но он успевал, в связи с хорошими знаниями по истории и литературе, что высвобождало время для более сложных для него предметов. Однако на втором курсе начали преподавать высшую математику и геометрию, а потом и тригонометрию, и от этих предметов Мишка просто чумел и часто «хватал пары». На третьем курсе начались спецпредметы, и учиться стало легче так, как преподаватели по металлургии или электротехнике относились к своим ученикам уже более снисходительно, да и сами предметы были более близки к жизни и понятнее.
Но неприятности, конечно, были тоже. Неорганическая химия, после пер-вых двух курсов, замучив всех однокашников Миши лабораторными работа-ми, перетекла незаметно в органическую химию. А это был уже более запу-танный предмет, где приходилось зубрить. А кроме того появились новые предметы вроде «Сопротивления материалов» или «Технологические про-цессы металлургии», которые при всем желании сразу понять Мишка никак не мог, а значит мог тоже только тупо выучить. Мишу спасала его усидчи-вость и привычка стараться учиться хорошо, а кроме того обстановка в тех-никуме была не такой как в школе, и учителя не ставили отметки за поведе-ние, а просто прогоняли с занятий. Те из ребят кто с самого начала не понял отличие проведения занятий и приобретения знаний от школьных, и наде-ялся, что так же как в школе тройку все равно поставят, был отчислен за не-успеваемость или за срыв уроков еще на двух первых курсах, а кое-кто, поняв отличие, ушел и сам. Благо, что таких ребят с удовольствием принимали городские ПТУ.
Но учеба, которая занимала, конечно, много времени, не была тем, что на-полняло полностью годы учебы в техникуме. Возраст пятнадцати или шест-надцатилетних это возраст, когда подростки в наших городах и поселках только начинали в те недалекие времена курить, пробовать спиртное, и ухаживать за девушками. Это было веселое время для них самих и беспо-койное для их родителей. Подростки нашего города в основном были ребя-тами хулиганистыми и с детства приобщенными к уголовно-тюремной ро-мантике, что, в общем-то, было объяснимо, если учесть наличие тюрем в ок-руге, а так же количеством живущих рядом старших парней и мужчин уже побывавших в местах заключения, либо находящихся там периодически. На-сколько помнил Миша, почти каждый второй мужчина или парень из их двора был либо судим, и отбывал «срок на зоне», либо имел приводы в милицию и «условный срок». И учитывая, что во дворах сидели и бродили без дела именно эти люди, то естественно, что мальчишки с малолетства попадали под их влияние в своих дворовых играх, ссорах и забавах.
Но, однако, под влияние и в компании дворовой шпаны попадали, конечно, не все. Таких, не связанных с уличной шпаной ребят, как Миша, было, может быть и не так мало, но своей компании такие ребята не имели, дружили в основном по двое или по трое, но и они не могли совсем не общаться со сверстниками со двора и поэтому иногда их дорожки тоже пересекались. И не всегда это выражалось в конфликтах или драках, а иногда даже в очень мирных или в доверительных отношениях.
Ребята со двора иногда подходили к Мише с просьбой дать послушать маг-нитофонные записи, зная, что у него есть большая коллекция, или просили какие-нибудь гаечные ключи, или отвертки для починки своих мопедов, ко-торые Миша потихоньку брал у отца. Конечно не всегда все, что просили, и все что он давал, возвращалось к нему, но, однако отказать дворовым «авторитетным» ребятам с которыми он хотя и никогда не дружил, но когда-то учился в одной школе, и всех знал, он не мог. А кроме того он не хотел портить более или менее нейтральные отношения, которые поддерживал с ними. Эти отношения давали ему возможность в отличие от некоторых других подростков, спокойно появляться во дворе в любое время суток, не опасаясь быть побитым просто так ни за что ни про что. А иногда, когда было свободное время, Миша сидел в дворовой компании, слушая в беседке «блатные» песни под гитару или играл с ребятами в домино или в карты, если игра была не на деньги.
Именно игра на деньги в свое время, когда Мише было всего одиннадцать лет, с одной стороны навсегда подружила его с дворовой шпаной, а с другой стороны заставила его дать себе обещание никогда на деньги не играть, которое он после этого не нарушал. Играть на деньги Миша перестал еще в школе, где это увлечение было распространено у мальчишек уже с десяти-двенадцати летнего возраста. Играли в основном на переменах между уроками в «трясучку» или в «орлянку». Правила игры были простыми, и безопасными так, как при появлении учителей следов игры не оставалось и в помине.
В «трясучку», самую распространенную игру, играли чаще. Для этого необ-ходимо было определиться лишь с тем, кто из двоих играющих трясет, кто отгадывает. После этого «трясун» ложил на одну ладонь деньги играющих, например по двадцать копеек или больше, свои перевернутые орлом, а деньги партнера – решкой. После этого он накрывал ладонь с деньгами вто-рой ладонью, крепко зажимал их, оставляя между ними пространство, где деньги могли бы свободно вращаться, ударяться между собой и переворачиваться, и начинал трясти зажатые ладони до тех пор, пока партнер не говорил «стоп». После остановки партнер должен был назвать или «орел» или «орешка», а «трясун» поднимал верхнюю ладонь, открывая деньги. Если партнер называл «орел», то после остановки он забирал все монеты, которые перевернулись орлом к верху, а остальные доставались «трясуну». Если называлась решка, то, естественно, назвавший мог забрать, лишь монеты, перевернутые на решку.
Одно время, когда Мишка только приобщился к этой игре, ему постоянно
везло, и он иногда выигрывал каждый день у одноклассников до двух руб-лей денег в день. Это так понравилось ему, что он стал одним из самых за-ядлых игроков в школе. Он играл на всех переменах и даже после школы так, что нахватал двоек и одно время даже был лишен матерью возможности гулять вечерами, но страсти своей не изменил. Мама ни о чем не догадывалась, и как прежде ежедневно давала ему пятьдесят копеек на завтрак. А он самозабвенно преумножал эти деньги, и покупал на них перочинные ножи с множеством лезвий, брелки для ключей, мороженное, и пирожки с повидлом, а так же многое другое. И в том числе зарабатывал себе авторитет среди сверстников, который рос благодаря не только везению, но и тем, что был он не жаден, часто угощал товарищей и никому не отказывал дать взаймы. Мишку не остановила даже прятавшаяся от случая к случаю от него удача, и проигрыши, которые иногда лишали его завтраков.
Все изменил случай, который стал решающим для пятиклассника Миши Бе-локонь, и который заставил его навсегда отказаться от игр на деньги.
Однажды, после школы ребята как обычно играли на деньги в одном из те-нистых закрытых со всех сторон деревьями углу просторного школьного двора, и когда игра была закончена, толпой повалили по домам. Они шумно и радостно пробежали через школьную площадку, повисели на турниках, попрыгали на вкопанных до половины в землю покрышках грузовых автомобилей, покачались на качелях и направились в дальний угол школьного двора, где всегда был пролом в заборе и проход прямо на их родную Новосибирскую улицу. И вот тут-то возле пролома они и встретили группу старшеклассников. Это были ребята из седьмого класса, причем не из Мишкиного двора, а с ними был один из его одноклассников, у которого Миша не так давно выиграл пятьдесят копеек.
- Вот он – указывая на Мишу, сказал его одноклассник, и старшие ребята об-ступили его.
- Что везунчик? – криво улыбаясь, спросил один из них, самый высокий. Ми-ша еле доставал ему макушкой до груди.
- Говорят ты хорошо в «трясучку» играешь?
- Играю, – ответил Миша, оробев, и чувствуя неладное.
- Сыграем, – предложил высокий – если у тебя, конечно, деньги есть!
- Есть!
- Покажи! – потребовал паренек.
И Миша, зачерпнув горсть мелочи из кармана, показал. В тот же момент, не-
ожиданно, собеседник ударил по его руке и деньги полетели в пыль под но-ги.
- Собирай, – приказал высокий Мишкиному однокласснику и слегка пнул ногой зажатый в руке Мишкин портфель – А ты везунчик запомни, что паца-нов с нашего двора обижать нельзя. Иди пока, но еще раз узнаем, тогда не обижайся.
Мишка вместе с ребятами своего двора поспешил скрыться, и всю дорогу до дома они говорили и возмущались «гаду», которым оказался их одно-классник, и поклялись что когда-нибудь, когда станут постарше обязательно припомнят ему его подлость.
И все бы ничего, и обида прошла быстро и забылась к вечеру, если бы исто-рия не имела продолжения. Но уже через несколько дней в большую пере-мену в столовой один из его одноклассников и товарищей Колька по кличке «Лопух», отозвал его в сторону и сказал, что в коридоре третьего этажа, в укромном месте его ждут старшие ребята из их двора.
- Там Сопля и Кивер из восьмого класса хотят с тобой поговорить – сказал он, и больше ничего не сказал, как его не мучил вопросами Миша.
- Сходи – посоветовал Лопух – Они ждут, и ты же знаешь, они ждать не лю-бят.
Мишка поплелся в указанное место с плохим предчувствием и испуганно думая, зачем же он понадобился ребятам из их дворовой шпаны. И Сопля и Кивер считались и во дворе и в школе отъявленными хулиганами, драчунами и вообще ребятами, с которыми не рисковали ссориться даже взрослые обитатели их двора. Сопля привлекался уже в милицию за то, что в один из первомайских праздников пырнул в ногу ножичком какого-то пьяного мужика, который попытался разогнать подвыпившую компанию молодежи, орущую песни в ночное время в дворовой беседке. А Кивера Миша запомнил по случаю, когда он разбил в кровь лицо его сверстнику, который отказался принести мяч, улетевший за пределы корта, когда все дворовые пацаны играли в футбол.
В одном из закоулков извилистого коридора третьего этажа Миша действи-тельно увидел восьмиклассников, проживающих в его дворе. Кивер сидел на корточках возле подоконника, на котором грудью лежал Сопля, и курил в открытое окно, озираясь себе за спину. И если Кивер был в галстуке и пиджаке, как того требовали от ребят восьмого класса, уже вышедших из пионерского возраста, то Сопля был без галстука, а его пиджак висел сверху на одной из рам открытого окна.
- Ну, давай иди – нетерпеливо позвал Кивер, завидев появившегося Мишку.
Сопля быстро выкинул в открытое окно окурок сигареты и тут же обратился к подошедшему Мише.
- Вот, что пацан! Мы знаем, что Бурый на тебя накатил. Лопух нам все расска-зал, так что сегодня вечером часов в шесть выходи во двор за двенадцатый дом. Там все наши соберутся. Пойдем на разборки к этим козлам из двух-этажек. Они уже давно борзеют, и свое получат. И запомни, что пацанов с нашего двора ни одна сука никогда за даром не тронет. Короче! Мы ждем тебя вечером, покажешь нам Бурого, чтобы он не отперся гнида. Иди, давай, учись!
- Понял! – хрипло со значением добавил Кивер, и они с Соплей отвернулись к окну, и стали говорить о чем-то между собой. Разговор с ним был окончен, и Миша поплелся к себе в класс.
Весь этот день Миша думал о том, что слышал и знал по рассказам ребят о драках, которые происходили между старшими ребятами. Это называлось «куча на кучу» или «двор на двор». Лопух, который с малолетства терся в компании с такими хулиганами как Сопля, рассказывал страшные вещи про эти драки. О ножевых ранениях, о выстрелах из «поджигов», о кольях с гвоз-дями, которые ломались при ударах о голову. И Миша, как и все мальчишки, слушал всегда об этом как о страшных историях, которые рассказывают у костра в пионерском лагере, как о чем-то существующем где-то рядом, но и очень далеко от него. И вот теперь он должен был оказаться в самой гуще такой драки, в самом центре тех страхов, которых испытывал только при одном рассказе о них.
Дождавшись конца уроков Миша, не задерживаясь, побежал домой и там, в одиночестве стал размышлять, как бы ему не пойти на эту страшную разборку. Ему приходило в голову даже порезать самому себе руку или ногу, или просто не прийти туда, где его будут ждать, но все это не годилось. С приближением вечера он все яснее понимал, что он никуда не денется и идти придется. Оставалось только победить дрожь в коленях, которая не давала ему усидеть на месте, и от которой начинало дрожать все тело. Мишка стал настраивать себя, мысленно уговаривать, что ничего страшного не произойдет, и что Лопух вообще любит приврать. Он думал о том, что возможно все будет так, как было и с ним, ребята с другого двора струсят, и будут молчать, а Сопля и Кивер просто наподдают им пинков и подзатыльников.
Когда он выходил из дома, то услышал привычное мамино: «Со двора ни-куда!», и привычно ответил: «Ладно!», уже зная, куда пойдет. Когда он до-шел до торца дома и завернул за него то, сразу увидел толпу взрослых пар-ней и от неожиданности остановился. В тени деревьев стояли, сидели, смея-лись, толкались и свистели, курили и громко переговаривались около пятна-дцати или двадцати ребят в возрасте Сопли и даже старше. От одного вида этой разношерстно одетой толпы Миша сразу оробел и стал приближаться к ним медленно, стараясь подойти незаметно, но Сопля сразу увидел его, ви-димо поджидал. Он подошел к Мишке и сказал: «Пойдем», так спокойно, что Миша даже вначале воспрянул духом. Все же, к нему обращались как к равному.
Сопля подвел Мишу, к троим, сидящим на молодой траве чуть в стороне,
взрослым парням, которые были явно уже не школьного возраста. Один из них с ярко белыми, будто побеленными волосами, сидел на корточках и, вы-ставив вперед большие крепкие руки в синих татуировках, курил папиросу, зажатую у него в углу рта. Он смотрел на Мишу, прищурив один глаз, види-мо от едкого дыма, который поднимался от папиросы прямо ему в лицо.
- Ты пацан не бойся – сразу сказал парень с белыми волосами – Все будет ништяк. Ты главное покажешь пальцем на этого фраера. Можешь с ходу за-рядить ему по морде, так будет еще правильнее. Ну, а нет, то и так ладно! Какие твои годы, шкет! Ты самое главное не дрейфь, покажешь и можешь отходить.
После этих слов парень потянул папиросу изо рта, и смачно сплюнул в сто-рону.
Сопля тут же потянул Мишку за воротник в сторону, а потом повернул его к себе.
- Это Лебедь! Понял! – сказал он со значением в голосе – Делай, как он гово-рит. Лебедь никому спуску за своих пацанов не дает.
В это время Лебедь поднялся и показался тогда Мише высокого, даже испо-линского роста. Парни тут же начали окружать его, подходя к нему ближе. В руках у многих из них Мишка заметил какие-то блестящие железки, у неко-торых обрезки труб, а у кое-кого, как у Кивера в руках была тонкая велоси-педная цепь, которую он вальяжно крутил, то наматывая, то разматывая на руке.
Лебедь обвел всех медленно взглядом, из-под чуть опущенных век, и сплюнул окурок папиросы в сторону.
- Все, двинули! – негромко в полной тишине сказал он, и парни, примолкшие на несколько секунд, опять громко заговорили, и шумной толпой дружно повалили в сторону большой проезжей улицы Новосибирской.
- Давай, пацан – подтолкнул Сопля в спину Мишу, и они зашагали вместе со всеми. Парни оживились еще больше, стали громко смеяться, толкаться пле-чами и намахиваться друг на друга кулаками, бросать матерные слова и ду-рачиться.
Миша от волнения слабо помнил потом, как они пересекли улицу Новоси-бирскую, как шли куда-то по дворам. Ему хотелось, чтобы шли они как мож-но дольше, и не пришли бы никуда никогда, но неожиданно для него все вдруг остановились посреди небольшого, даже маленького двора. Вокруг стояли только двухэтажные старой постройки дома, а центр двора занимало огромное количество маленьких прилепленных друг к другу как пчелиные соты сараев. Между сараями были узкие проходы, которые причудливо из-гибались, создавая замысловатые лабиринты, и Миша подумал, что в таком месте хорошо играть с ребятами в прятки или в войну, да и вообще во все что угодно, хоть летом, хоть зимой.
Из-за спин стоящих толпой парней Миша увидел, что стоят они возле дере-вянной беседки очень похожей на ту, что была у них во дворе. В беседке уже расселись Лебедь и еще несколько взрослых парней, и громко ругаясь, раз-говаривают с кем-то невидимым Мише. Рядом с собой Миша опять увидел Кивера, который нервно топтался, поматывая с напускной небрежностью ве-лосипедной цепью. Сопля курил сигарету и как всегда спокойным ничего не выражающим взглядом скользил по домам вокруг, по сараям, расположен-ным совсем в другой стороне от беседки.
- Пацана сюда! – услышал Миша громкий выкрик Лебедя и невольно вздрогнул, сжался внутренне в комок. В тот же момент он почувствовал, как у него опять задрожали колени, но Сопля уже подталкивал его в спину.
- Не дрейфь – спокойно сказал он Мише и вдруг взглянул на него по-доброму, взглядом совсем непохожим на свой всегда безразличный взгляд, подморгнул и хитро прищурился – Ты же наш, дворовый! Сопи как мужик!
Миша с трудом сглотнул застрявший в горле комок и на ватных дрожащих ногах двинулся за ним к беседке.
В беседке было тесно, плечом к плечу по кругу сидели парни, но Миша сразу узнал своего обидчика, жалкого и съежившегося, зажатого плечами двух здоровых парней. Губы его были разбиты, а из носа на ярко голубую рубашку капали алые капли крови.
От этих алых пятен у Мишки еще сильнее задрожали колени.
- Ну, ты че Тимур гребаный! – в это время чуть шепеляво, совсем не похожим на тот голос, которым он разговаривал с Мишей, неторопливо обращался к Бурому Лебедь – Где твоя ярая команда? Ты обещал, что встретишь нас, что будет разбор. Мы пришли, а ты один.
Мишкин обидчик смотрел в деревянный пол беседки остановившимся взглядом и молчал.
- Иди сюда! – строго приказал Лебедь Мишке, но протянул ему руку как-то по дружески, так как это делал отец. Лебедь осторожно потянул Мишу к себе и когда он подошел, то вначале поставил его себе между разомкнутых колен, а потом аккуратно повернул лицом к тому с кем только что разговаривал.
- Он? – строго, рывком спросил Лебедь над самым ухом.
- Да – сразу охрипшим голосом выдавил Миша.
- Во-от! – довольно протянул Лебедь – Еще один зехер за тобой Бурый! Мальца нашего бомбанул в наглянку! И это только то, что мы узнали, а мо-жет быть, ты вообще пацанов чистишь. Всех кто честно филки выигрывает. Крысятничаешь тварь! Самому на дело сходить так очко давит? А я вот с на-шими пацанами тоже люблю в свару или в храп поиграть на пару червонцев так, что ты скоро и до нас доберешься?
После этих слов в беседке раздался оглушительный хохот, свист, и тут же несколько кулаков со всех сторон ударили Мишкиному обидчику в лицо так, что его голова мотнулась из стороны в сторону.
- Хорош! – недовольно прохрипел Лебедь – Че вы его как грушу, вы же не
боксеры. Видишь, он даже не отмахивается!
- Иди пацан – вдруг сказал Лебедь и положил дружески руку Мише сзади на
плечо – Эта гнида больше к тебе на километр не подойдет.
Миша поплелся к выходу из беседки и тут же попал в крепкие руки Сопли.
- Молоток – дружески хлопнул ему по затылку Сопля, когда они отошли в сторону.
С тех самых пор, Мишка никогда больше не играл ни в какие игры на день-ги. Во дворе среди сверстников и даже старших ребят на несколько лет за ним закрепился авторитет «приятеля самого Лебедя». И в любых дворовых играх или стычках, если Мишка был в это время во дворе, к нему обращались как к «авторитетному пацану», чтобы он рассудил конфликты или просто сказал свое веское слово.
Однако, каким-то образом все это не повлияло на сближение Мишки с та-кими как Сопля и Кивер. Он на всю оставшуюся жизнь запомнил этот случай и после него появляться во дворе стал еще реже, или же уходил в тот мо-мент, когда там появлялись Сопля с его дружками и прихлебателями вроде Лопуха. Таким образом, Миша стал больше времени проводить со школь-ными товарищами или просто дома, за книжкой, за уроками, или играл в одиночестве. Постепенно под влиянием своей матери он пристрастился к чтению и к музыке.
Вот собственно и все, что я хотел рассказать из воспоминаний дяди Миши. Именно то, что напрямую не относится к его истории, сюжет которой я сло-жил из его многочисленных рассказов. Теперь пусть он сам расскажет вам эту историю.
Глава 2.
О том, как появляется и исчезает дружба.
Я давно уже живу в другом доме и даже в другом микрорайоне, и во двор, где жил когда-то в юности прихожу изредка, чтобы навестить маму. В основном я стараюсь не останавливаться и сразу прохожу через двор, но иногда меня останавливает кто-нибудь из старых знакомых или бывших одноклассников, просто чтобы пожать руку, спросить как дела, или занять денег. Но это бывает редко!
В этом дворе живет уже мало тех, кого я знаю, или знал когда-то. Многие, как и я живут по другим адресам, некоторых нет в живых, кое-кто как мой одноклассник Павлик Знарок сгинул в тюрьме, другие вообще уехали из го-рода, а кто-то даже из страны как моя одноклассница Элла, которая живет теперь в Германии. Все это я знаю по рассказам мамы, которая за последние годы постарела, но еще выходит во двор и общается с такими же, преклон-ного возраста стариками, которые естественно знают все и про всех в своем дворе.
Жить во дворе моего детства из моих ровесников остались лишь не многие, и почему-то в основном пьющие или одинокие. Пьющие мужики и одинокие женщины с детьми. Среди тех, кто сейчас живет там же, есть и тот, кто был моим другом в годы юности, тот, которого я меньше всего ожидал увидеть там, но однажды еще года два назад встретил случайно, и одно время, приходя к матери, видел часто. В теплые месяцы года он видимо всегда, с утра и до вечера сидел во дворе и ждал случая, такого например как я, чтобы занять денег хотя бы на сто граммов «паленой» водки, которую разливают в ближайшей закусочной.
Когда мы встретились впервые после длительного перерыва, я не сразу уз-нал его. Да, и не мудрено, прошло около двадцати лет с того момента как мы познакомились, и наверное лет десять с того момента как мы виделись в последний раз. С тех времен он очень изменился, стал похож на всех сильно пьющих мужиков в округе, только остался таким же худеньким, невысоким и щуплым как тот самый юноша, который остался у меня в памяти.
Тогда в начале восьмидесятых годов прошлого века он выглядел по-другому, он был одет в модные потертые до белизны импортные джинсы, говорил красиво и умно, а главное был внимателен и умел слушать собесед-ника, что в нашем возрасте было удивительно. В нашем городке уважаемы-ми тогда считались парни, умеющие эффектно козырять словами из тюрем-ного жаргона, и слушающие собеседника лишь для того чтобы потом под-нять его на смех за его же слова, или обернуть их против него. Поэтому мы, ребята, которые никогда не принадлежали, к этому типу своих ровесников, в основном были разобщены, между собой встречались редко и в дворовые компании уже после четырнадцати лет не вливались. Мы были «голодны» до общения, чтения, совместных походов в кино, а так же до внимания девчонок, которые предпочитали нам конечно хулиганов и задир, с которыми было и интереснее и надежнее на улице. Но как я уже говорил и среди себя мы общий язык находили не часто, а потому часто я бывал в этом возрасте одинок и мог общаться лишь с сокурсниками по техникуму, а это были ребята со всего города, и товарищеские отношения с ними ограничивались лишь стенами техникума. Но даже товарищеские отношения со многими из них определялись не близостью взглядов, не говоря уже о дружбе, а просто необходимостью общения. Общение, которое у нас было ограничено временем совместной учебы и разными общественными нагрузками, которых тогда было в достатке и по линии комсомола и по другим многочисленным линиям и направлениям, создаваемым в стенах любых учебных заведений. Но общения нам не хватало за его стенами тогда, когда каждый из нас был предоставлен сам себе.
Он появился в нашем дворе в один из теплых майских дней и я, возвраща-ясь с занятий, заметил его сидящим в пустующей пока еще до вечера дворо-вой беседке с шикарным радиоприемником «Альпинист» на коленях. Музы-ка, которая лилась из приемника, и вообще наличие у кого-либо такого при-емника, конечно, привлекли мое внимание. Кроме того его джинсовый на-ряд, длинные волосы, при наличии не большого отличия в возрасте, были настолько демонстративными, что у меня создалось впечатление, что он да-же не понимает, что за все что на нем надето и за все что он имеет он может поплатиться почти каждую минуту. Ребята с нашего двора никогда бы не простили такого вида и такого вольного поведения на их территории, если бы конечно кто-то из них бывал бы в это время во дворе. Я невольно остано-вился напротив беседки, и размышлял, как бы предупредить его, чтобы он понял, что в ближайшее время ему лучше уйти, если он не хочет быть не-щадно битым. Не знаю, решился бы я обратиться к нему сам, если бы он не заговорил со мной первый.
- Нравиться! – громко спросил он издалека - Если время есть, то подходи, посидим.
И его обращение и слова, которые были сказаны им, а скорее всего тон, ко-торым он обратился ко мне, совсем были не похожи на то, как общались ме-жду собой мои сверстники, и поэтому я, подумав, подошел к нему, поняв, что он говорит без всякого умысла.
- Хорошая техника – сказал я, когда подошел, а он встал мне навстречу и по-дал руку как старому приятелю.
- Влад! – представился он, и я сразу подумал, что даже его имя, такое редкое в нашем городе будто подчеркивает его непохожесть на всех кого я знал до этого, и поэтому переспросил.
- Это как?
- Это значит Владлен. Редкое имечко выбрали мои родители, да?
- Скоро из «каблухи» вернуться наши дворовые ребята – начал я про то, о
чем думал уже давно, как можно безразличнее, смотря при этом в сторону – И тогда ты можешь не только получить по шее или лишиться зубов, но и навсегда распрощаться со своей «музыкой».
- Да ты что? – удивился он – Все так серьезно!
По его голосу и улыбке я понял, что он совсем не принял мои слова в серьез, и сказал все это действительно только с удивлением.
- А «каблуха», это что? – тут же спросил он, и тогда я понял, что он не из на-шего городка.
- Это у нас так ГПТУ называют, ну профтехучилища – пояснил я охотно, не-вольно улыбаясь ему в ответ – А ты значит приезжий?
- Да мы только что переехали – тут же объяснил он - Предки оставили меня здесь ждать их, а сами укатили куда-то по месту новой работы. Так что мне придется ждать их, наверное, до вечера. Так ты скажешь, как тебя зовут?
- Миша – сказал я.
- Вот и ладушки, – ответил он беззаботно – Можно я буду называть тебя Ми-шель?
- Зачем? – поразился я.
- Ну, знаешь песню у Битлов – «Мишель»! Красиво же!
- Каких Битлов? – удивился я.
- У-у-у! – протянул он удивленно и тут же сказал с иронией – У вас здесь дей-ствительно все серьезнее, чем я ожидал. Отец мне все твердил, что едем почти в колхоз, а я не верил. Говорил ему город большой, я по карте смот-рел, и население больше двухсот тысяч и вообще по улицам проехались, ко-гда с вокзала ехали, ничего.
Я почувствовал в его словах насмешку и решил уходить, но он опередил ме-ня.
- Ты, надеюсь, не обиделся на меня? – спросил он так неподдельно искрен-не, что, конечно же, опять расположил меня к себе.
- Ладно! – опять улыбнулся я ему в ответ, он действительно нравился мне – Айда ко мне домой, а потом разберемся!
- Айда? – удивленно спросил он.
- Пошли, говорю – поправился я, но именно с того момента я стал обращать внимание на те слова, к которым все мальчишки в нашем городе привыкли с детства, даже не задумываясь об их значении, и стал избегать их в разгово-рах с ним.
Это уже потом в «лихие девяностые годы» мы все перестали доверять вся-кому встречному и с подозрением стали относиться к малознакомым людям. Все мы, и даже дети, которых учили бояться незнакомцев так, как появились у нас тогда и маньяки, и беспричинные убийцы, и наркоманы, которые готовы были убить человека или ребенка за горсть мелких монет. А тогда, в том, что я пригласил к себе домой малознакомого паренька, не было ничего особенного.
И вспоминая нашу встречу, я думаю сейчас о том, что наша казавшаяся мне тогда такой уголовной и беспричинно злобной дворовая и городская шпана, которую все вокруге называли «ништяками», была сущими ангелами и вообще людьми с определенными, пусть не всегда понятными, но своими законами и правилами, которые они всегда соблюдали. «Отморозки» появившиеся позже, были настолько злобными и настолько жестокими, что теперь мне кажется, что времена моего детства и юности, можно назвать временем счастливым и спокойным, как для нас молодых, так и для наших родителей. Все познается в сравнении, и тогда мы и предположить не могли, что у нас могут наступить такие времена.
- Знаешь! – сказал я Владу, когда мы поднимались по лестнице ко мне на пя-тый этаж – Ты зря так легко относишься к нашим дворовым ребятам. Они терпеть не могут людей в джинсах, и с длинными волосами или «хиповых», это не считая того, что любого новичка сразу начинают прощупывать и раз-бирать «на запчасти».
- Да, ладно! – махнул рукой Влад – Разберемся! Думаю, что поладим как-нибудь…
- Вряд ли – усомнился я, но Влад больше мне ничего так и не ответил.
Мы вошли в квартиру. Родители мои в это время почти всегда бывали на ра-боте, и я был предоставлен до вечера самому себе. Я пригласил Влада поси-деть в зале в одном из кресел, а сам пошел на кухню готовить не хитрый обед, а вернее разогревать то, что оставила мама в холодильнике.
Когда я, приготовив стол на двоих, вошел опять в зал то застал Влада за раз-глядыванием книг в нашем книжном шкафу.
- А у тебя старик, неплохая библиотека – удивленно сказал Влад, обернув-шись на мои шаги – Ты все это уже прочитал?
- Издеваешься? – спросил я, окинув взглядом все четыре полки во всю длину шкафа, битком набитые книгами.
- Да, нет – серьезно сказал Влад и я увидел, что он говорит вполне серьезно.
- Начинал и пробовал читать почти все, но кое-что прочитать не смог, а на кое-что терпения и времени не хватило. Да, многое не понравилось сразу, больше не начинал.
- А Плутарха, Аристотеля?…
- Пытался! Но потом помучился и бросил. А вот Герцена «Былое и думы» мне понравилось – решил похвастать я.
- Гоголя, Достоевского?- продолжал аккуратно выспрашивать Влад, продол-жая разглядывать корешки книг.
- Гоголя много что прочитал, а вот Достоевского мало что. Не нравиться он мне, слишком муторно читать, сумерки какие-то постоянные.
- Черт возьми, старик! – Влад, повернулся ко мне, широко улыбаясь – Я, че-стно говоря, не ожидал. И ты не представляешь как я рад…
- Чему? – удивился я.
- А я Мишель тоже люблю книги и музыку. Я уже увидел, что у тебя целая коллекция кассет для магнитофона. В наше время встретить человека, с ко-торым имеешь общие интересы большая редкость.
- А ты что, тоже увлекаешься чтением? – спросил я с надеждой так, как по се-бе хорошо знал, что парней читающих книги и в тоже время таких общитель-ных как Влад я еще не встречал ни разу.
- Литературу я люблю! Хотя последнее время больше слушаю музыку. Но для тебя у меня есть несколько подарков. Я могу дать почитать тебе Сенеку и братьев Стругацких. Читал?
- Нет!
- Это тебе понравиться, я уверен. А из музыки я вижу у тебя только записи широкого потребления. «Бони М», «Секрет Сервис», «АБББА», Итальянцы, которые сейчас в моде, «Атаван»…
- Пойдем обедать! – спохватился я, вспомнив, что голоден.
- Ну, угощай – согласился Влад – А-то я, честно говоря, с этим переездом с утра даже чаю еще не успел выпить.
Мы ели на кухне мамин борщ, вприкуску с зеленым луком, и Влад все это время оживленно болтал.
- Повезло мне! В первый же день по приезду с тобой познакомился. Я зна-
ешь, где только не жил. Отец военный летчик, вот его и перебрасывают час-то. Сейчас вот на повышение пошел, звание новое получил и назначение на ваш аэродром.
- «Сокол» - подсказал я.
- Точно – удивленно откликнулся Влад – А впрочем, вы, наверное, здесь все про всех знаете. Отец видимо прав, город не такой уж и большой. А мне при-ходилось жить и в городках поменьше. И в Москве жили три года, в Сверд-ловске, но больше в дальних гарнизонах. Но всегда я со временем сходился как-то с местными ребятами, и со школой проблем никогда не было…
- Да-а! – задумался я – Нелегко тебе было каждый раз в новый класс. Я, на-верное, не смог бы!
- А куда деваться? – беззаботно воскликнул Влад – Выбора все равно не бы-ло. Да я и привык.
- У нас здесь не сразу привыкнешь – пообещал я – Шпана наша, по местному «ништяки», еще тебе кровь попортят и в прямом и в переносном смысле.
- Ты насчет чего?
- Да-а! Любят они, понимаешь изображать из себя прожженных уголовников. Их хлебом не корми, дай устроить какую-нибудь разборку, или драку затеять, зацепившись за какую-нибудь мелочь.
- А! – небрежно отмахнулся Влад – Это мы уже проходили.
- Ну, не знаю! – с сомнением сказал я – Наши только за один твой наряд вце-пятся в тебя как клещи. И беда в том, что они каждый день готовы драться. Для них это лучшее развлечение, а ты будешь думать «когда все это кончит-ся?».
- Я не буду – заверил Влад – Пойдем в комнату, кое-что покажу.
Мы с Владом прошли в комнату, где он, загадочно улыбаясь, достал из-за пояса, из-под своей просторной, цветастой рубашки какие-то палочки. И вдруг, резко отскочив от меня в сторону, он закрутил ими в воздухе с такой силой и быстротой, что они замелькали в воздухе как пропеллер игрушечно-го заводного вертолета, который был у меня в детстве.
- Фью! – присвистнул я удивленно - Это что за штука?
Влад как фокусник, одним движением руки прекратил вращение, и палочки оказались мирно лежащими у него в руке.
- Это нучаки! – скромно сказал он – Японское оружие самообороны.
- Дай посмотреть? – попросил я, и Влад с готовностью протянул мне свое оружие.
Мне в руку легли две небольшие, но тяжелые палочки из какого-то твердого как камень материала, с торцов они были скреплены между собой стальной блестящей цепью, не слишком тонкой и состоящей всего из нескольких звеньев, не длинной.
- И что? – с сомнением спросил я.
- Такой штукой, при умелом обращении, можно легко намять бока несколь-ким нападающим. Можно руку сломать как спичку. И вообще вещь опасная при умелом обращении – заявил с уверенностью Влад.
- Ты не понимаешь – я испуганно посмотрел на Влада – Они же тебя зарежут. У них у каждого в кармане «лисичка».
- Что? – переспросил Влад.
- Ножи - пояснил я – Знаешь такие безобидные, с небольшим лезвием и пла-стмассовой ручкой, складники. У нас в любом хозяйственном магазине про-даются.
- Ну! Попугают – улыбнулся Влад.
- Я тебе серьезно говорю! Они пырнут ножом, незадумываясь. Уже провере-но.
- Да ты что? – удивился Влад - Тебя порезали?
- Меня нет. Но это дело у нас во дворе случается не так редко. Поверь мне! Твои палочки их только раззадорят. Они сбегутся со всех сторон как неандертальцы на мамонта, им это в забаву. Сами потом будут хвастаться полученными рубцами и синяками.
- Что предлагаешь? – уже серьезно спросил Влад.
- У тебя есть обыкновенные брюки и однотонная рубашка?
- Ха-ха! – засмеялся Влад – Это что, поможет!
- Поможет! Тогда можно будет выйти во двор, и я как бы невзначай позна-комлю тебя с нашими дворовыми ребятами. Но только тебе придется боль-ше помалкивать на первых порах. Кстати, а где ты учишься? В школе?
- Нет, старик, я уже оканчиваю первый курс института. Отец смог договориться и меня перевели в самом конце года в ваш Педагогический. Я на инязе учусь. Дую спик инглиш?
- Не! – поморщился я – У нас в школе такая англичанка преподавала вредная. Да и не понимали мы ее объяснений, а она только орала на нас. Так и жили! И вообще, у меня, наверное, склонности к языкам нет. А ты что, учителем будешь?
- Ха! – отрывисто воскликнул Влад – Я же не самоубийца! Иняз и язык нужен для начала, а потом может быть удастся поступить в какой-нибудь прилич-ный ВУЗ в Москве. У отца там остались связи.
- А почему тогда сразу в этот Вуз не поступил?
- Ну, ты даешь? – удивленно протянул Влад – Все тебе расскажи! Так получи-лось! Ты мне лучше расскажи как ты в этом «оазисе» смог не стать таким же неандертальцем как твои дворовые.
- Все тебе расскажи! – передразнил я Влада, еще чувствуя обиду за его по-следние слова. Но он видимо понял меня правильно и в ответ только без-злобно рассмеялся.
- А, в общем – начал я – я с детства был такой же, как все наши пацаны. Ле-том в футбол гонял, зимой в хоккей, до одури, до темноты. Но в отличие от многих наших я всегда старался учиться хорошо. Мама убеждала меня все-гда, что это очень важно, и что на других смотреть не надо. А убеждать она у меня умеет, и не только словом. До пятого класса пластмассовый игрушеч-ный ремень всегда висел рядом на стуле. А потом, как-то после седьмого класса мама приехала в наш пионерский лагерь меня навестить, и оказалось, что пионервожатые и воспитатели в это время все куда-то исчезли на время. У нас в лагере днем это частенько бывало. Разыскала она меня с ребятами на речке, где мы ловили марлей на мелководье линей, учуяла, что от меня пахнет сигаретами, и забрала меня домой. После этого в пионерские лагеря я больше не ездил, да и пионерский возраст у меня уже кончался. После этого летом я оставался один, получал от матери задание на день, как по хозяйству, так и по учебе. И так вот и стал привыкать бывать один.
А в шестом или в седьмом классе, на лето стали много задавать читать по внеклассному чтению. Ну, понятно, что никто из наших ребят не читал и третьей части из всего списка, а мама заставляла меня читать все. Она у меня на «Скорой помощи» работает и, отработав сутки потом трое дома. Вот в та-кие свободные дни, летом, она могла целыми днями сидеть со мной и чита-ла мне книги вслух потому, что я категорически отказывался даже начинать чтение такого количества книг.
Помню, что все началось или закончилось, это как посмотреть, с романа Фадеева «Молодая гвардия». Книга толстенная так, что мама сама читала двадцать страниц, а потом заставляла читать меня десять, и так мы с ней чи-тали попеременно и до обеда, и после обеда, до самого вечера пока она не разрешала мне идти гулять. В один из дней, когда мы уже прочитали больше половины книги, я незаметно заинтересовался описанными событиями, и дочитал книгу сам, пока мама была на дежурстве.
Кажется, после этого я стал читать все подряд, что было в нашей домашней библиотеке, пока не наткнулся на Майна Рида и Джека Лондона. Вот тогда я начал даже с уроков сбегать и двоек нахватал по всем предметам…
- Ах, повезло мне! – вдруг, перебивая меня, опять воскликнул Влад – Я толь-ко несколько часов в городе, а уже познакомился с тобой. Просто удача! Я даже не знаю, чтобы я делал тут первые дни, а теперь мы с тобой точно не пропадем. У вас тут как с пляжем и с девушками?
- Ну!- опустил я смущенного глаза – С девушками это не по моей части.
- Почему? – удивился Влад.
- Да так! Наши девчонки предпочитают парней резких и без комплексов. А я как-то не умею с ними…
- А как же в техникуме? – спросил Влад.
- А я учусь на курсе «Металлургия». И у нас там всего восемь девушек на весь курс. Да и те нарасхват. Так что!.. – развел я руками. - А ты получается старше меня, – вдруг догадался я.
- Да, старик. Я пожилой, у меня в этом году юбилей будет – двадцать лет!
- А мне только семнадцать будет через месяц – признался я.
- Да ты что? – неподдельно удивился Влад, смотря на меня снизу вверх.
- Мой отец всегда говорит: «Лось ты здоровый!»
- Это точно! – согласился Влад, но сразу же, добавил – Но возраст, старик, это условности!
- Слушай, – удивился я – А почему ты тогда не в армии? Отсрочка?
- Ну, понятно, раз в институте, то отсрочка. Но у меня уже и военный билет на руках. Меня по здоровью еще год назад списали. У меня гайморит с детства был, потом осложнения… Короче, как не мечтал мой папа, но военным я как он уже, слава Богу, не стану.
- А я сам хотел, в военное училище, – признался я – Но у меня плоскостопие и нашли что-то с бронхами еще. Так, что я на физкультуре уже в восьмом классе от кросса на длинные дистанции освобожден был.
- Так и радуйся! – хлопнул меня по плечу Влад – Чего ты не видел в этой ар-мии? Я с детства насмотрелся на все это, уверяю тебя, нет там ничего хоро-шего, одна бытовая неустроенность. Общаги в дальних гарнизонах развалю-хи вонючие, а молодые летехи, все выходные пьют, не просыхая от безделья.
- Нет! – испуганно покосился я на Влада – В армию меня все равно возьмут. У нас тут как без армии? С такими парнями у нас и девчонки дружить не хотят, не говоря уж о ребятах. Тут у нас одно из двух, либо в армию нужно идти, либо на зону, иначе никто человеком считать не будет.
Я поздно понял, что сказал лишнего и посмотрел на Влада с растерянностью и с сожалением.
- Это я уже где-то слышал, – нисколько не обратив внимания на мои слова, ответил Влад – Однако у меня с девчонками, скажу тебе прямо, намного лучше, чем у тебя. А если до конца честно, то намного лучше, чем у всех кого я знал. Я еще тебя научу, как надо с классными девчонками знакомиться!
И Влад громко от души рассмеялся и повалился в кресло, видимо потешаясь над выражением моего лица. Мне сразу стало досадно за свое признание насчет девушек и обидно за его язвительный смех.
- Да! – сказал я - С такими манерами тебя у нас во дворе точно для начала побьют.
- Да ты что? – все еще продолжая смеяться, и ни сколько не принимая мои слова в серьез, воскликнул Влад.
- У нас уважают больше тех, кто помалкивает – раздраженно сказал я.
- Слушай! – перестав смеяться, обратился ко мне Влад – Может мне с ваши-ми дворовыми вообще не знакомиться? Зачем они мне?
- Не получится – вздохнул я – Они тебя тогда сами подловят. Лучше всего мы вместе пойдем знакомиться. Я только момент выберу.
- Ну как скажешь, – вдруг легко согласился Влад – Но все это не так важно! Можно на балкон пройти?
- Пойдем – пригласил я, и мы вышли на балкон, с которого открывался пре-красный вид на весь наш двор сверху. Навалившись локтями на ограждение, мы смотрели вниз.
- Я тут еще успел мельком посмотреть твои магнитофонные катушки с запи-сями– будто между прочим сказал Влад - и увидел на одной коробке напи-сано: «Первый концерт Рахманинова». Это так, или это правда Рахманинов?
- Это я с приемника как-то записан – смущенно признался я – Этот концерт по «Маяку» часто передавали, а мама мне до этого как-то говорила, что нужно приобщаться к классической музыке, если хочешь ее понимать. Ну, то есть у нас спор зашел из-за моих записей, и она назвала группу «Чингисхан» безвкусицей. Я сказал, что в прошлом веке слушали еще большую белиберду. Тогда она сказала, что если не слушать классическую музыку, то понимать ее никогда не будешь. Вот я и прислушался к ее совету. Кстати она у меня классно знала когда-то немецкий язык, и была очень расстроена, что я в школе в пятом классе выбрал английский. Но уговаривать она меня не стала, а оказалось что зря! Теперь вот ни английского не знаю, ни немецкого. А она могла бы мне помочь с немецким, если бы я выбрал его!
- А почему выбрал английский?
- Да потому, что все наши дворовые, кого я терпеть не мог, вся наша ништра, выбрала немецкий, говорили он легче. А еще потому, что одна девочка вы-брала английский, да и англичанка тогда была такая ласковая, так уговаривала. Говорила за английским языком будущее, это международный язык общения…
- Девочка - это в пятом классе серьезно, – как-то грустно сказал Влад – Меня английским с детства заставляли заниматься. Репетитора нанимали, потом в школу перевели, в которой уклон на языки был. Это когда еще мы в Москве жили, а в Свердловске уже сразу в такую школу пошел. И на музыку в музы-кальную школу со слезами водили, а теперь я родителям за все это только благодарен. Я ведь тоже не подарок был! Из дома два раза убегал!
- Брешешь! – не поверил я.
- Да! – криво улыбнулся Влад – Фрукт я был еще тот!
Влад повел взглядом по окнам дома напротив и выпрямился.
- У нас в квартире кажется, балкон открыт. Я еще не совсем освоился, но, по-моему, это наш. Пойду я! А то и так у тебя загостился.
- Ну, давай! – согласился я – А то мне тоже еще задания на завтра делать.
- Ты мне свой телефон запиши, а то я свой еще и не знаю. Созвонимся!
Вот так мы познакомились! Познакомились и подружились. И тогда каза-лось, что дружба наша будет долгой, может быть навсегда. Но время ставит все на свои места.
Через два года, после окончания техникума меня забрали в армию, а после армии мы встречались редко. Влад уже был женат, у него родился сын, по-том через год еще один, и домашние заботы, работа в разных частях города и другие люди окружающие каждого из нас постоянно, развели нас быстрее и надежнее чем обида или серьезная ссора, после которой друзья становятся врагами.
Нет! Мы не стали врагами, но и друзьями потом уже не были. И я думаю, что нам некого винить в этом. Просто так сложилось, просто мы не искали больше встречи друг с другом, и повседневная суета развела нас. Осталась только память, но и теперь при встрече мы улыбаемся друг другу, в незави-симости от того как сложилась наша дальнейшая судьба и кем мы стали к сорока годам.
И мне не так уж и важно, что мой друг юности выглядит сегодня затрапезно, и что судьба его, как говорит моя мама, «пошла на слом». Главное, что он жив, он сам выбрал ту жизнь, которой живет сейчас, и сам отказывается от моей помощи в более серьезных вопросах, чем те тридцать рублей которые он просит у меня при каждой встрече. А это значит, что так же как и в молодости, он все решает сам, и точно знает или точно не знает, в чем я сейчас не вижу большой разницы, чего он хочет или чего он не хочет. Скорее всего, сегодня он точно знает, чего он не хочет, и этого, видимо, для него достаточно. А для меня достаточно, что я имею возможность помочь ему такой малостью, как эти тридцать рублей и просто иногда видеть его и вспомнить с ним прошлое время нашей юности. На короткое время вспомнить те времена, когда мы были настолько счастливы, что конечно, не могли тогда ни понять, ни осознать этого.
Глава 3.
Лето - время каникул.
Сегодняшние школьники, наверное, и не слышали о летних месячных ра-ботах, на которых должен был отработать каждый школьник во времена моего детства. Но в те времена это была обязанность каждого ученика, ко-торая контролировалась классным руководителем и проводилась непосред-ственно под его присмотром, а чаще всего с его же, и помощью. Классные руководители наравне работали со своими учениками там, куда их посылали или как говорили тогда «распределяли» на педагогическом совете школы.
Страна у нас тогда была другой, и под дисциплиной подразумевали другое, и вообще многое было по-другому. Но главное, что было отличительным в те времена, а именно при существовании Советского Союза, так это то, что для большинства школьников учитель, а особенно классный руководитель был не только учителем, но часто одним из взрослых людей в нашей детской жизни, который пользовался авторитетом, а иногда и любовью учеников. «Классная мама» и «классный папа» были в нашем городке, и мне почему-то кажется и в других провинциальных городках того времени, выражениями, которые говорили без всякой иронии с первого класса как дети так и взрослые. Мнение классного руководителя было авторитетным и почти не оспоряемым никем, ни учениками, ни родителями. Вызов на беседу с родителями к классному руководителю как наказание, приравнивался учениками к нескольким двойкам по разным предметам одновременно, а вызов с родителями к директору или на педсовет был возможен только в отношении отъявленных двоечников или хулиганов. Ну, а дневники, в которых и по сегодняшний день ученикам ставят отметки, использовался учителями еще и как поле для замечаний в отношении нарушений дисциплины или «школьного поведения» как говорили тогда, допущенных учеником во время занятий. Замечания писались красными чернилами на широких полях дневника свер-ху или снизу страницы, и сопровождались словами «разговаривал», «отвле-кался», «мешал проведению урока», а так же большим количеством воскли-цательных знаков.
Так как с самых младших классов был я ребенком непоседливым и любознательным, то мой бедный дневник и в пятом, и в шестом, и в седьмом классе представлял собой сплошной журнал замечаний, которые были в нем на каждой странице. И получал я за это от своих родителей не только словесный, но иногда и физический «нагоняй», который выражался в нескольких слабых ударах ремнем, но чаще в его демонстрации и угрозах применения…
Однако я отвлекся! Перед наступлением летних каникул, и даже еще перед объявлением оценок за год, по всем предметам, классный руководитель знакомил нас с тем в каком месяце, и на каких работах мы должны будем «трудиться на благо школы и Родины». Младшие классы в основном рабо-тали на школьном приусадебном участке, который располагался на школь-ном дворе, поливали и пололи грядки с цветами, убирали сушняк, старую листву и мусор, скопившийся за учебный год. Либо участвовали в генеральной уборке классов: мыли парты, полы в классах, и делали другие мелкие хозяйственные работы на территории школы. Но, уже начиная с одиннадцати лет, ребят и девчат нашей школы целыми классами вывозили на поля близ лежащих колхозов и совхозов.
Я навсегда запомнил, как в сорокоградусную жару, мы, еще тогда только достигшие одиннадцатилетнего возраста, пололи на полях люцерну и капусту. И хотя многие из нас знали, что такое физический труд с детства так, как большинство семей имело за городом свои шесть соток, где росла картошка, а у многих были разбиты и сады. Но шестичасовой труд под открытым небом, где почти каждому ставили «норму», которую он должен был выполнить, был для нас не легким испытанием. А потом в отличие от своих огородов, где тяжелой работой занимались в основном наши родители, здесь нам никто не делал скидок на возраст, никто не предлагал тяпку или какой либо другой инструмент, ты сам должен был выполоть свою делянку руками. Да и сорняк на колхозных полях был такой толщины, и высоты, какой мы никогда не видели на наших огородах. Это был по-нашему мнению не сорняк, а настоящие «джунгли». Действительно нам приходилось часто полоть поля, где сорняк стоял сплошной стеной в наш рост высотой, из-за которого нам часто было не сразу понять, есть ли среди него что-то, что стоит нашей работы и как определить среди этих зарослей рядки, которые нам выделялись по три четыре на одного человека.
Но за месяц работы мы постепенно привыкали к условиям труда и никогда не сомневались в том, что наша «отработка» является частью нашей учебы в школе. И из объяснений своих «классных мам» мы уже тогда четко знали, хотя и не понимали, конечно, что «работа на совхозных полях является не только нашей обязанностью, но и частью нашего трудового воспитания». И слушая классного руководителя, мы изо дня в день привыкали дергать толстый сорняк из сухой и твердой как камень земли, учились дергать его правильно, не оставляя в земле корней, под присмотром кого-то из колхозных работников. Мы учились работать все вместе, помогать отстающим и слабым здоровьем одноклассникам, и отвечать за результаты своего труда в ходе работы перед классным руководителем, а по ее окончании перед работником колхоза. При этом каждый защищал свою делянку во время проверки ее работником колхоза и классным руководителем и устранял недостатки прямо в момент проверки.
Когда нам было не более одиннадцати или двенадцати лет мы работали на полях, которые тогда находились в черте города, рядом с садами-огородами горожан. И поэтому к месту работы мы собирались самостоятельно, приезжая на работу на трамвае, до остановки «Вторая садовая». Сойдя с трамвая, мы сразу попадали на совхозные поля.
Позднее, когда нам уже исполнялось тринадцать лет и более, нас начинали возить на специально присылаемых за нами автобусах, в дальние колхозы и совхозы со звучными названиями «Ударник», «Октябрьское», «Мирный» и т.п. Именно там мы попадали в настоящую обстановку бескрайних колхозных полей, колхозных станов, под руководство строгих колхозных бригадиров и начинали понимать что такое непочатый край работы. Но уже закаленные опытом прежних летних «отработок», уже привыкшие к жаре и к рабочему процессу, мы начинали воспринимать все это как летнее приключение и как отдых от школьных уроков. Наш возраст, присутствие одноклассниц, на которых еще год назад никто, кажется, и внимания не обращал, превращали нашу работу в забаву, в игру, во флирт с девчонками или просто в «дурашлепство», как выражался наш учитель труда Алексей Иванович. Трудовика, как мы его называли, всегда направляли со старшеклассниками на такие работы для поддержания дисциплины, как «твердую мужскую руку».
А мы были рады лету, собственному здоровому задору, солнцу, новой заго-родной обстановке, тому, что все мы вместе, и тому, что среди нас нет тех, кто частенько создавал в классе напряженную обстановку ссор и перепалок.
Наши классные хулиганы уже к тому времени на отработку ездили редко так, как наше пионерское время жизни истекало, а в комсомол в отличие от всех нас они не собирались. Таким образом, к тринадцати годам они уже не дорожили пионерским галстуком, не боялись собственных родителей, и двойка по поведению была для них всего лишь еще одной двойкой, среди многих других. Все усилия учителей и руководства школы по отношению к таким как Колька «Лопух» или Пашка Знарок не имели к тому времени ника-кого успеха. Потому, что сами они уже знали к тому времени, что на второй год их все равно не оставят, и безнаказанно пропадали из поля зрения школьных учителей сразу же после окончания последнего урока, а иногда и раньше.
В то время исключить из школы ученика было невозможно так, как каждый должен был получить среднее образование. И поэтому в седьмом и восьмом классах на второй год не оставляли никого, а просто старались не ставить двоек, как говорили «натягивали тройки», проводили воспитательную работу, чтобы в четырнадцать лет таких ребят с легким сердцем отправить в ПТУ после окончания восьмого класса. Это в том случае если никто из них не попадал в поле зрения милиции и не направлялся в спецшколу или в колонию для малолетних, за совершенное вне школы. В школе эти ребята предпочитали не устраивать драк и «серьезных разборок» наверное, потому, что знали, что это прямой путь в тюрьму.
Учителя после нескольких неудачных попыток привлечь к нормальной жиз-ни таких ребят, после посещения родителей, и вызовов их к директору и на педсовет, понимали всю бесполезность своих занятий, и начинали делать вид, что просто забывали про них в летнее время. Ну, по крайней мере, де-лали такой вид в нашем присутствии.
После окончания школы и поступления в техникум, я иногда летом вспоми-нал школьные годы и летнюю «отработку» как веселое время так, как учеба в техникуме каждый год оканчивалась не раньше чем в первых числах июля, а потом еще нужно было сдавать годовые экзамены. То есть учиться в техни-куме приходилось почти половину лета, а поэтому и каникулы сокращались наполовину. Хотя бывало что так же как и в школе, в конце сентября или в начале октября занятия прерывались, и нас опять на автобусах направляли на колхозные и совхозные поля убирать картофель. Вот это уже было испы-тание и для школьников и для уже более взрослых ребят и девчат, учащихся техникума.
Все потому, что к нашей помощи прибегали, когда сами колхозники не справлялись с уборкой картофеля, а бывало это в основном, когда начина-лись сильные дожди. Поля, по которым уже прошел культиватор и выкопал картофель, превращались в большое грязевое болото и нас «кидали» прямо в эту вязкую, холодную жижу, из которой нам нужно было вылавливать кар-тофелины, одну за другой. Даже в резиновых сапогах ходить по этому «бо-лоту» было нелегко. Перчатки или рукавицы промокали в первые же мину-ты, и мы отбрасывали их так, как казалось что в них еще холоднее. Мы все, но особенно девчонки, замерзали на холодном осеннем ветру в своих мод-ных городских болоньевых куртках так, что часто потом одно вспоминание о такой работе возвращало эту неприятную бьющую дрожь. И все это при ус-ловии, если дождь не лил во время работы! Если шел дождь, то работа пре-вращалась вообще в полный кошмар…
Но никто никогда от работы не уклонялся, никто и не думал пожаловаться или устроить забастовку. Нам это и в голову не приходило, наверное, потому, что с самого детства нам вбивали в голову, что ту работу, которую мы делаем за нас не сделает никто, да и не принято было отказываться от порученного тебе дела, каким бы тяжелым оно не казалось….
- Значит, ты заканчиваешь только в июля? – спросил меня как-то по телефо-ну Влад – Ну что же! Я сам зайду к тебе в первых числах месяца. Кстати, у те-бя на это лето каких-то планов нет?
- Каких планов? – не понял я.
- Ну, не знаю! С родителями в Сочи, может быть, поедешь…
- Нет – засмеялся я – Ни на это, ни на последующие годы, таких планов не предвидится!
- Вот и отлично! Ты был на турбазе Механического завода?
- Нет!
- Тогда возьму тебя с собой…
- А это далеко?
- Ну, ты даешь, брат! – воскликнул Влад – Я в городе только два месяца, а ты у меня спрашиваешь, где у вас рядом с городом зоны отдыха! Ну, да ладно! Это на Урале, в Старом городе, но на трамвае не доедешь, надо через сады долго идти. Или что? Может, ты на родителей оглядываешься?
- Все нормально – успокоил я Влада – Просто я там никогда не был.
- Можно доехать на велосипеде. Но его у тебя, скорее всего, нет? – предпо-ложил Влад.
- Нет.
- Ладно, учись пока. Я позвоню!
Велосипеда у меня действительно не было никогда, если не считать трехко-лесного в раннем детстве. В нашем дворе не слишком уважали эти «маши-ны», и были они в основном у девчонок. Многие из ребят с тринадцати- че-тырнадцати летнего возраста заводили себе мопеды или «моторчики», как назывались велосипеды с мотором. Но мопеды особенно пользовались ува-жением, и появлялись они у наших дворовых не всегда из магазина. Кто-то собирал сам или с помощью отца в семейном гараже из запасных частей, ко-торые брались неизвестно откуда. Другие покупали у тех, кто становился старше и не пользовался уже такой техникой. Но я никогда не проявлял ин-тереса к транспорту, может быть потому, что мой отец всегда был «безло-шадным», как говорили ребята, а может быть просто потому, что действи-тельно особой тяги к таким занятиям у меня не было. Но я помню, что всех нас привлекала в школьном возрасте эта техника и мы, мальчишки во дворе, летом, часто вертелись рядом со счастливыми обладателями мопедов «Рига -12», «Рига – 16» или «Верховина».
Дворовая шпана смотрела на увлечение техникой части дворовых мальчи-шек спокойно, и можно сказать сквозь пальцы. Интереса большого к этому делу они не проявляли, но иногда пользовались услугами тех, кто имел мо-педы или моторчики. Они могли взять мопеды на прокат или просто попро-сить их владельцев довести их до речки или в другое нужное им место. И понятно, что им никто не отказывал.
Взрослые парни вроде «Лебедя» и его компании вообще не проявляли к этому интереса, но честно говоря, их мы и во дворе видели не так часто. К тому времени как я пошел учиться в техникум, во дворе уже верховодили возмужавшие и окрепшие Кивер и Сопля. Говорили, что Лебедь и многие из его «подручных» «мотают срок на зоне». И ни для кого это не было удиви-тельным так, как из разговоров своих родителей мы знали, что « их дорож-ка давно уже известна». Все это было вроде как рядом и в то же время где-то далеко от меня, но кое-что из того же происходило, случалось и совсем рядом.
Мне запомнилось, что в середине мая, когда я заканчивал восьмой класс и готовился к вступительным экзаменам в техникум, в нашем дворе произош-ло событие, которое уже касалось и меня и всех моих ровесников. Как-то ве-чером я услышал, как мама рассказывала отцу, что днем приезжала во двор милиция и арестовала Ваську Заболотного из нашего дома, отец которого работал в одном цеху с отцом. Я знал этого «подручного» Лебедя по кличке «Косяк». Мама рассказала так же, что вместе с ним забрали Лешку Мурашо-ва из соседнего дома, который учился в ПТУ, но главное забрала милиция еще и моих одноклассников Пашку Знарока, и Кольку Кузнецова – «Лопу-ха». Я стал прислушиваться внимательнее к разговору родителей и понял, что Косяк вместе с остальными занимались кражами товаров с проходящих мимо поездов. Железная дорога была не так далеко от нашего двора нахо-дящегося на окраине города, и железнодорожные пути делали петлю вдоль берега Урала, а еще имелось несколько автомобильных переездов, пред ко-торыми поезда всегда притормаживали. Все это я знал так, как с детства хо-дил пешком через эти железнодорожные пути с ребятами со двора на Урал купаться, или в весеннее время во время половодья, кататься по мелким, за-топленным половодьем пологим берегам на самодельных плотах.
Мама говорила, что, видимо, они вскрывали первые попавшиеся им вагоны так, как у Косяка дома и в сарае нашли множество рулонов с коврами, которые тогда были большим дефицитом, много трикотажных женских изделий, а так же магнитофоны в заводской упаковке. Отец тяжело вздыхал и говорил, что отца Косяка тоже привлекут так, как он не мог не знать про все эти вещи в своем доме и в сарае. Но мама больше говорила о моих одноклассниках, которых конечно знала хорошо.
У Знарока и Лопуха дома тоже нашли несколько магнитофонов и множество свитеров и других новых вещей. Мама особенно охала и ахала, удивляясь, что арестовали таких молодых, совсем мальчиков как Знарок и Лопух.
- Такой мальчик спокойный – вздыхала мама насчет Кольки Лопуха – Всегда во дворе играл спокойно, никогда не видно было, чтобы дрался. Иногда я видела, как он с девочками, не стесняясь, мог прыгать и играть в классики. Кто бы мог подумать?
И после этого из разговоров родителей я узнавал, что во всем виновата Колькина мать, которая «совсем не следила за ребенком», да еще приводи-ла в дом уже третьего сожителя за последние шесть лет, и это «конечно по-шло ребенку не на пользу».
Однако через несколько дней вечером я увидел с удивлением во дворе Му-рашова, Знарока и Лопуха, которые сидели в дворовой беседке и рассказы-вали нашим дворовым ребятам, как провели время на «киче», т.е. в камере предварительного заключения или КПЗ. Ребята слушали затаив дыхание, от-давая должное смелости побывавших в тюрьме сверстников и с удивлением внимая пополнившемуся за эти дни их «блатному» жаргону. Но, ни на сле-дующий день, и никогда больше в школе, ни Знарок, ни Лопух не появля-лись. А уже летом когда мы молодые в один из выходных дней крутились во дворе возле стола за которым взрослые мужики играли в домино, и ждали когда он освободиться для того чтобы поиграть самим, мы услышали, что Знарока и Лопуха опять забрала милиция. Что они еще якобы месяц назад, сразу после того как их выпустили в первый раз сняли в близлежащей «общаге» под угрозой ножа кожаную куртку с какого-то парня, да в тот же день угнали у кого-то мотоцикл. Конечно, это стало известно всем во дворе, и это все лето обсуждали наши родители.
Не знаю, насколько именно эти события повлияли на то, что у меня появил-ся магнитофон, который я давно выпрашивал у родителей, но видимо эти события тоже сыграли свою роль. Магнитофон, как и многое другое в те вре-мена просто купить в магазине было нельзя так, как почти все вещи и боль-шинство продуктов тогда являлись дефицитом и в свободную продажу по-ступали так редко, что люди могли приобрести что-то только случайно. Но магнитофон можно было выписать через почту и получить прямо с завода изготовителя. Я хорошо помню, как мама ходила на почту выписывать маг-нитофон и как возмущалась ценами за пересылку, а так же тем, что магнито-фон смогут доставить только через два месяца. Известие, что магнитофон будет у меня только осенью, повергло меня в такое уныние, что мама пред-приняла решительные действия. На следующий же день мы с мамой сходили в единственный в нашем городе магазин «Мелодия». Мама купила тяжелый и громоздкий как комод, радиоприемник с встроенным проигрывателем грампластинок, называющийся «Аракс». А, кроме того, мы купили сразу несколько пластинок. Причем, пластинки были не только популярных тогда «Песняров», ВИА «Пламя», и другие доступные всегда, но и случайно оказавшиеся в продаже пластинки с песнями Владимира Высоцкого, которого я уже знал по блатным песням часто бьющих резким гитарным звуком и таким непривычным хриплым голосом из кассетных переносных магнитофонов шпаны в нашем дворе.
Сразу же после покупки всего этого богатства, мы сами донесли тяжелый радиоприемник до дома, распаковали его и укрепили на четырех прикручи-вающихся ножках. Первым делом я включил радиоприемник и удостоверился, что он работает и ловит множество радиостанций, как на ультракоротких, так и на средних и дальних волнах. И только потом опробовал проигрыватель для пластинок. Вот так в нашем доме появилась музыка, которая сегодня льется с десятка каналов телевизора и не является проблемой для молодежи. А тогда для меня это было событием, которым было наполнено все мое лето, все каникулы после окончания школы.
И уже осенью, кажется в октябре, наконец-то пришло уведомление, что мы можем получить магнитофон на почте. И мы с мамой радостные и даже сча-стливые ходили на почту где получили довольно тяжелый плоский ящик из толстых досок. Когда дома мы его распаковали, внутри оказался тяжелый, весом, наверное, килограммов пятнадцать магнитофон «Снежить -203», а так же одна катушка с магнитофонной лентой и другая пустая. В тот день я долго читал и разбирался с инструкцией к магнитофону, а потом поставил катушки и запустил его. Это была моя первая катушка с записями музыки, и это были русские народные песни хора имени Пятницкого.
А Знарок и Лопух, которым в какой-то степени я и был обязан тем, что полу-чил за прошедшее время, этой же осенью были осуждены на семь лет лаге-рей каждый, и это было шоком даже для видевших многое на своем веку дворовых мужиков и парней.
- Косяку, понятно! Он за привлечение малолетних пацанов свою десятку схлопотал. А вот за что четырнадцатилетним пацанам по семерке дали? Это вообще борзость? Че творят, а? – возмущались мужики за доминошным сто-лом.
Но тут же, за столом один из парней рассказывал, как Мурашов, Знарок и Лопух кричали в суде, что показания из них выбили менты. А еще о том, как во время суда они кричали грубости и неприличности в адрес судьи до тех пор, пока « не нарвались».
- Дотявкались! – осуждающе сплюнул под стол старик Кузьмищев, сидящий за столом в пиджаке, накинутом поверх белой шелковой майки, несмотря на осеннюю прохладу и крепкий холодный ветер.
- Их еще из зала вывели – продолжал рассказывать парень из соседнего до-ма – Судья видать моргнула ментам, ну и забрали. «Подмолодили» где-то в подвале видать, а минут через сорок привели, а они дед как твоя майка, бе-лые и шелковые. Молчат, зырят себе под ноги, и кивают на вопросы судьи как мыши!
- Вот вам и весь базар! – откликнулся басом здоровый мужик по кличке «Жук». Он ударил с размаху по столу костяшкой домино и еще две небрежно кинул на стол: «Голый на концевых. Считайте камни».
Всю эту историю про своих бывших одноклассников я рассказал Владу, который зашел ко мне как-то поздним темным осенним вечером.
Когда в дверь позвонили, то пошел открывать я. Влад стоял на пороге, за-крывая лицо руками, и спрашивал меня с опаской о моих родителях, но я понял все сразу и провел его в ванную комнату.
Там, мы закрылись на шпингалет, и он долго умывался, смывая кровь с ли-ца, и разглядывая набухающие на лице синяки.
- Не везет мне – говорил Влад – Как ты и говорил, общий язык с вашими дво-ровыми я так и не нашел. Подкараулили гады! Сзади напали, чтобы не успел нучаки вытащить. Однако все же успел, а они сразу в темноту и нет их!
- Что я скажу дома, ума не приложу, – вздохнул Влад – Мать и так уже вся на нервах. Последний раз приходил с синяком две недели назад.
- Ладно – сказал я решительно – Моя мама поможет! Только ты не опасайся, она же врач «Скорой», ее ни чем не удивишь.
Мама действительно быстро без всяких расспросов занялась лицом Влада, сделала какие-то примочки, а потом сказала ему не двигаться.
- Я пойду отцу постелю, ему вставать рано, – сказала она – И почищу твою одежду Владик. А потом будем чай пить, надо немного подождать и с лицом будет все более или менее в порядке.
Выслушав мою историю про одноклассников, Влад вздохнул и, помолчав, сказал: «Знаешь Мишель, что самое удивительное в этом во всем?»
- Что? – спросил я.
- Ты вырос среди всего этого и ты даже представить себе не можешь как же погано вы все здесь живете!
- Обыкновенно, – ответил я, пожав плечами. Я действительно не совсем по-нял, что он имеет в виду.
- Вот в том то и дело что обыкновенно! – воскликнул Влад - Но жить обыкно-венно это преступление. Преступление против себя самого! И я клянусь, что докажу тебе это!
- Ты что надеешься всех их переубивать? – засмеялся я.
- Нет! – серьезно ответил Влад – Просто я познакомлю тебя с другими людь-ми. У вас в городе есть совсем другие люди и у них другие интересы, другое общение. Но это попозже, а завтра приходи ко мне вечером, я дам тебе по-читать кое-что из Братьев Стругацких, еще кое-какие книги, если захочешь, сам посмотришь и возьмешь. И главное, я достал наконец-то для тебя катушку с записями «Битлз», у меня-то магнитофон кассетный.
Большую кипу книг, которую я наследующий день выбрал и взял из биб-лиотеки Влада, я читал почти до новогодних праздников. Но больше всего мне понравились Братья Стругацкие, Айзек Айзимов и Клиффорд Саймак. Никогда раньше я не читал научную фантастику с таким интересом, а ту, что читал из советской, меня не захватывала до такой степени. Музыка Битлз мне понравилась не слишком сильно, но говорить об этом Владу я не стал.
Всю зиму, и весну мы встречались с Владом лишь изредка, урывками, в ос-новном он звонил по телефону и мы разговаривали подолгу. Но как-то в од-ну из суббот июля, когда я только сдал последний экзамен и еще не успел опомниться от того, что окончил третий курс техникума без троек, Влад по-звонил с самого утра, неожиданно.
- Собирайся – бодро без всяких предварительных объяснений заговорил он – Завтра с утра идем в поход на лоно природы. Хватит тебе протухать в за-дымленном городе. Форма одежды спортивная. Возьми ветровку и свитер, ночью может быть прохладно. Да, и возьми с собой сухой паек на два дня, и еще несколько сырых картошек. Я жду тебя завтра утром во дворе в восемь часов.
- Да иди ты к черту! – разозлился я не на шутку – У меня два дня как канику-лы начались, я еще и не отоспался, как следует!
- Ничего!- засмеялся в трубку Влад – На природе спится отлично! И не опаз-дывай, а то мы уедем без тебя.
Влад положил трубку, оставив меня в задумчивости. Не сказать, чтобы я сильно обрадовался предложению вставать в такую рань, но мне было инте-ресно поехать куда-либо с Владом. А тем более на природу!
Этим летом я не успел за напряженным графиком учебы даже еще ни разу искупаться по-настоящему. Наши купания с ребятами на стадионе «Спартак» после спорт занятий в мае я в расчет не брал, это было второпях сразу после сдачи пятикилометрового кросса. А второй раз уже после футбольной раз-минки. Но, ни в первый, ни во второй раз времени почти не было. Физкуль-тура у нас была всегда среди других уроков, и нам нужно было торопиться, чтобы не опоздать на следующий урок.
Я уже говорил, что иногда вспоминал дни школьной отработки, когда все мы после работы на полях шли купаться на речку или пруд, которые были не далеко. А если до реки было далеко, то дурачась, просто плескались в неглубоких арыках проходящих прямо по полям, а потом ели на колхозных станах, на столах из грубо сколоченных досок нехитрую пищу под открытым небом. И, казалось, что тогда все это было так не забываемо весело и так не забываемо вкусно…
На следующий день я подскочил чуть свет по первому же звонку будильни-ка, удивляясь самому себе. Никакого желания оставаться в кровати у меня не было и в помине. Собрался я быстро, и сидел среди пустынного двора, ожидая Влада, когда еще не было и восьми часов. Двор действительно был таким безлюдным, каким я его, наверное, никогда не видел. Но я понимал, что в это время люди уже разошлись по рабочим местам, а вся молодежь на каникулах еще спит, или разъехалась по пионерлагерям или « на деревню к бабушкам».
Неожиданно, на большой скорости к столу доминошников, где я сидел, подъехали два велосипеда, и я узнал за рулем одного из них Влада.
- Познакомься – сказал Влад сходу, не здороваясь – Это Сергей. Ты поедешь у него на багажнике, только подстели свитер, а то будет жестко.
Я пожал руку широкоплечему высокому парню в солнцезащитных очках, глянув на него только мельком, а он сразу же забрал у меня мою сумку с продуктами и вещами и повесил на руль своего велосипеда. Я уселся сзади него и успел услышать, как он сказал: «Держись за меня крепче», и мы тут же поехали.
Пока ребята ехали по дворам, я все думал, почему Влад не посадил меня на багажник своего велосипеда. Но гадать мне пришлось не долго, скоро все объяснилось само собой.
Через несколько минут езды по неровным и тряским поворотам проселков, мы, наконец-то, заехали в какой-то незнакомый мне тихий городской дворик. Вокруг были только двухэтажные и трехэтажные дома старой постройки. Посреди двора стояла компания молодежи, рядом с ними на земле лежали велосипеды, но главное что бросилось мне в глаза это то, что среди этой компании было большинство девушек. Девушки были не старше меня, одетые, как и ребята в спортивную форму, они все были с короткими волосами и удивительно привлекательными женственными лицами. Все они в тот момент показались мне высокими стройными и красивыми, такими, каких я часто видел в городе, и каких почему-то не было ни в нашем дворе, ни в нашей школе.
Как так получалось, я не знал, но так было. Они были такими же загадочны-ми, раскованно-красивыми, как та единственная девочка, которая так нрави-лась мне в школе, и которая переехала куда-то в другой район, и я не видел ее несколько лет. Остались лишь воспоминания, которые больше напомина-ли неясные, расплывчатые видения из какой-то сказки, рассказанной мне мамой в детстве пред сном. Это видение лишь яркими вспышками иногда вспыхивало в мозгу, и опять пропадало, как и положено неуловимому ска-зочному видению.
Влад познакомил меня со всей компанией. Оба парня пожимали мне руку и смотрели просто в глаза без всякой усмешки или затаенной хитрой насторо-женности, к которой я привык с детства. Девушки просто улыбались, когда Влад называл их по именам, но этого мне хватило, чтобы тут же, смутиться и забыть или перепутать их имена в памяти. Но сразу после знакомства вся компания опять шумно заговорила и заспорила так, как это и было, когда мы только подъехали.
- Поедем на наше место – громче всех кричала высокая стройная девушка с ярко черными, коротко остриженными волосами. При этом она постоянно встряхивала головой, откидывая назад челку, спадающую ей на глаза. Другие кричали еще что-то, спорили друг с другом, но я как завороженный смотрел на эту девушку и никак не мог оторвать взгляда от ее приятного лица и решительных, строго смотрящих на всех черных глаз. Я вспомнил тут же ее имя - Татьяна. Голоса парней и девушек еще несколько минут гулким эхом звучали в пустынном утреннем дворе, но потом что-то сказал Влад и все, сразу как-то успокоились и споры стали затихать.
Наконец все замолчали, видимо, договорились и стали рассаживаться по велосипедам. Две девушки были сами за рулем своих велосипедов, и одной из них была как раз Татьяна. Еще две девушки сели на багажники велосипедов парней. К Владу на багажник решительно устроилась светловолосая, тонкая как тростинка девушка, и я сразу подумал, что сам был должен догадаться об этом. Именно поэтому Влад и не взял меня на багажник своего велосипеда.
Велосипеды один за другим, гуськом, двинулись в путь, и я увидел, что я единственный из парней, который сидит на багажнике. И мне стало стыдно, что даже девушки едут за рулем велосипедов, а я восседаю на багажнике, словно подруга Влада. Но велосипеды, выбравшись на простор широких улиц, набрали скорость, и мне пришлось обхватить Сергея за талию, чтобы удержаться на скачущем, на кочках велосипеде, и я, глядя по сторонам, уже скоро забыл о том, что еду как девчонка на багажнике. Я смотрел по сторо-нам на утренний город, на мелькающие мимо дома, улицы, площади, витрины магазинов и не сразу узнавал знакомые с детства места. Надо сказать, что выглядели знакомые места с быстро бегущего по бровке автомобильной дороги велосипеда совсем по-другому, чем из окна трамвая или автобуса. Выглядел город как-то по-особенному красиво, ярко, празднично. Наверное, только тогда я в первый раз позавидовал ребятам, у которых есть велосипеды, и понял по-настоящему наших дворовых ребят, так увлеченных своими мопедами и «моторчиками».
За этот быстрый полет на велосипеде сейчас я готов был отдать все, что у меня было. Раньше я не обращал на это внимание лишь потому, что когда изредка мне удавалось управлять велосипедом, я больше смотрел на педа-ли, на непослушный руль и думал лишь о том, как бы мне не упасть на слу-чайной кочке. Из-за отсутствия практики управлял я велосипедом не уве-ренно, а поэтому конечно, не мог ощутить ни этого чувства полета, ни ощу-щения свободы, будто управляемого тобой падения с высоты.
И мне было досадно и даже стыдно, что я смог это почувствовать и узнать только к семнадцати годам, в отличие от любого другого мальчишки в на-шем дворе, который наверняка знал все это и ощущал уже лет с десяти две-надцати. И я понял, что многое упустил за эти годы. Потерял что-то, что было совсем рядом, но теперь мчась на велосипеде, и испытывая новые для меня чувства, я был уверен, что у меня есть еще время многое узнать за это лето, и наверстать многое упущенное ранее.
Может быть, мне даже удаться поближе, познакомиться с такой девушкой, как эта черноволосая Татьяна, а может быть среди новых знакомых я смогу узнать еще что-то новое и неизвестное мне до сегодняшнего дня.
После этих мыслей я успокоился, стал смотреть по сторонам внимательнее. Я даже выглянул из-за плеча Сергея, подставив лицо бьющему встречному освежающему ветру, но меня не покидало предчувствие, что в моем одно-образном, и уже привычном течение дней, должно что-то измениться. Мне вспоминались слова Влада, сказанные им, казалось когда-то очень давно, о том, что рядом со мной есть совсем другие люди и другая жизнь. И только теперь я понял, что совсем не воспринимал его слова тогда, когда он их говорил, всерьез. А теперь я серьезно, впервые, думал о том, что жизнь, о которой пишут в книгах и показывают в кино, возможно существует не так уж и далеко от меня, как я думал раньше.
Глава 4.
Школьная любовь и дворовое воспитание.
Кавалькада велосипедов вихрем пронеслась по улицам городка и быстро добралась до моста через Урал, который делил городок на Новый и Старый город. Перед мостом все «спешились» и владельцы велосипедов, толкая их перед собой, пошли по узкой пешеходной дорожке вдоль перил. Мы, седо-ки, двинулись за ними.
Тогда большой мост был единственным, который соединял две части горо-да. Он и сейчас изменился мало. Только трамвайные пути сдвинули к краю, а тогда они, так же как и на дорогах города пролегали между двумя встречными полосами автомобильных дорог.
Я вслед за всеми шагал по мосту и смотрел поверх невысоких каменных пе-рил на реку. А на ней, несмотря на ранний час уже были видны резиновые лодки рыбаков, затаившиеся возле свисающих к воде прибрежных кустов или возле извилистых берегов острова, густо поросшего высокими раскиди-стыми тополями, который делил реку прямо под мостом на два рукава. Ми-мо нас, грохоча на рельсовых стыках, тяжело в гору взбирались на мост угловатые и ярко красные, похожие на неуклюжие сараи, трамвайные вагоны. Иногда проезжали редкие автомобили, обдавая солярочным запахом выхлопных газов.
Не высоко над рекой, прямо под мостом, утренний ветерок белой пеленой покачивал в воздухе тополиный пух, который медленно летел и постепенно оседал на мелкие волны неторопливого течения реки. Рябая гладь реки, по-блескивающая на солнце, уже была вовсю ширь покрыта им, будто белыми снежинками, а на поверхности плавали комочки, и даже целые островки, намокшего, похожего на свалявшуюся и намокшую вату, тополиного пуха.
Влад возглавлял нашу процессию, и там впереди слышался веселый смех. Прямо передо мной толкал свой велосипед Сергей, который кажется, не об-ращал вообще ни на что внимания, смотрел себе под ноги.
- А Влад про тебя много рассказывал – раздался неожиданно сзади меня за-дорный голосок. Это была одна из девушек-велосипедисток, пухленькая, невысокая и румяная, будто свежеиспеченная ватрушка, имя которой я не запомнил. Она шла сзади меня, толкая с легкостью свой универсальный, не-большой как она сама, раскладывающийся велосипед.
- И что же он говорил? – спросил я, стараясь не смущаться и не смотреть в ве-селые глаза девушки.
- Говорил, что ты «башковитый»- звонко засмеялась девушка – Только я так и не поняла ты математик или поэт?
От ее смеха я смутился еще больше и не нашел ничего лучшего чем отве-тить: «Я учусь в техникуме».
И сразу же после своих слов и громкого смеха девушки понял, что сказал глупость и готов был провалиться сквозь мост от охватившего меня смуще-ния и стыда. Однако сразу вспомнил, что девушку зовут Лариса.
К тому времени, как я и говорил еще год назад Владу, мой опыт общения с девушками был очень скудным. В школе, до восьмого класса, наверное, мы мальчишки жили обособленно от существующих рядом с нами девчонок. Они всегда были рядом, и в классах и на переменах, и на всяких мероприя-тиях вроде пионерских сборов и лагерей, но в основном у нас были свои иг-ры и интересы, а у них свои. Уже в восьмом классе интерес к девчонкам у нас проснулся, и как мне казалось одновременно с их интересом к нам так, как инициаторами всех вечеринок, дней рождений, и других сборищ с тан-цами и легким вином выступали первыми именно девочки. Но это только теперь мне понятно, что взрослели наши ровесницы намного быстрее нас.
Но даже и тогда всякое сближение между мальчиком и девочкой или раз-бивка по парам высмеивалась и служила любимой темой для острот, не го-воря уже, что такие сближения сразу попадали во внимание и на острый язык дворовой шпане.
Однако я хорошо помню, что та девочка, в которую я был влюблен в вось-мом классе, нравилась мне намного раньше того момента, когда я понял это сам. Я не знаю, как это началось, и сколько тогда мне было лет, может быть десять или одиннадцать, и поэтому в восьмом классе, когда мне было четырнадцать, мне казалось, что влюблен в нее я был всегда.
Уже позже, когда я поступил в техникум, а она осталась учиться в девятом классе, а потом вскоре уехала из нашего двора в другой конец города, я уже не мог видеть ее даже изредка и стал вспоминать чаще. Иногда в долгие зимние вечера, я перебирал свои школьные фотографии, и пытался вспом-нить, когда же я начал обращать на нее внимание, но как оказалось вспом-нить, все равно не мог. По фотографиям младших классов вспоминалось что-то отрывочное, не четкое, а вот на первой большой фотографии, где было написано крупным шрифтом номер школы и «пятый «Б» класс», я уже стоял рядом с ней. Этот момент я уже хорошо помнил, и помнил четко тот момент, когда классный руководитель расставляла нас в несколько рядов по лавкам, где первый ряд сидел, а остальные стояли в соответствии с ростом. Я помнил, что выбрал момент и незаметно встал рядом с ней, когда она уже заняла свое место. Уже тогда по одному моему взгляду можно было понять все мои чувства к ней, а уж по последующим фотографиям и того больше. Но, впрочем, может быть, это мне только казалось так, как она всегда вела себя так, как будто ничего не замечает.
Конечно же, мне всегда хотелось сказать ей что-то, что обратило бы ее вни-мание на меня. Я старался привлечь ее внимание любыми, иногда может быть даже очень глупыми поступками, но это не помогало. Хотя, скорее всего она была скромнее и умнее меня и просто делала вид, что ничего не замечает, может потому, что я ей не слишком нравился, а может потому, что нравился тоже. Кто теперь ответит точно?
Но я тогда, в один из моментов мог попробовать ответить на этот вопрос, имел возможность объясниться. Эта возможность была лишь однажды. Единственный реальный случай что-то сказать ей наедине, как-то высказать словами свои чувства, или что-то объяснить, спросить…
Это был всего один раз, когда нам удалось остаться наедине, вдвоем, в об-становке, как нельзя лучше подходящей для этого. Тогда одним из прохлад-ных весенних вечеров я провожал ее до дома, когда мы возвращались со дня рождения одной из наших одноклассниц. И провожал я ее один просто потому, что жили мы в одном дворе, и в этот раз на этот день рожденье из нашего двора больше никто не пошел. Сейчас я уже не могу вспомнить точ-но, как оказалось так, что никого с нашего двора на том дне рождения не было. Одноклассников, а особенно одноклассниц в нашем дворе у нас было много. Но, однако, в тот вечер мы были вдвоем в затихающем ночном городе и шли через темные притихшие дворы ранней весны, медленно, не спеша. Мы говорили о чем-то, вспоминали прошедший вечер, смеялись, но во время любой возникающей паузы я готов был сказать ей, как я ее люблю, как мне хочется услышать от нее ответ на свой вопрос. Как мне хочется услы-шать, что она тоже чувствует тоже, что и я, или уж получить «поворот», как у нас тогда говорили, и покончить с неопределенностью, которая мучает хуже, чем любое равнодушие.
Но мне было всего четырнадцать лет и слова, которые так и рвались наружу так и не прозвучали. Возле ее подъезда мы расстались, и я, дождавшись, ко-гда в тишине лестничных пролетов хлопнет ее дверь, закрывая ее от меня, уныло побрел домой, в соседний дом.
Однако даже после этого, показавшегося мне вначале унылым весеннего
вечера, я несколько дней ходил счастливым и сияющим, и уже в тот же день пришел домой что-то напевая. Тогда я чувствовал, что у меня все впереди, все только начинается и казалось, что эта наша прогулка вдвоем первая, но никак не последняя. Но все оказалось не так, больше такого случая не пред-ставилось до того самого момента, когда она переехала в новый микрорай-он…
Мы перешли через мост, и велосипеды опять понеслись, только теперь уже по улочкам Старого города. Эту часть города я знал плохо так, как бывал здесь очень редко. Слышал только от дворовых пацанов, что «авторитетной шпаной» считались «привокзальские», «фордштатские» и «билибеевские». Но где точно находятся эти микрорайоны или поселки города я не знал, или представлял себе только приблизительно и, наверное, поэтому смотрел сей-час по сторонам с большим интересом.
Велосипеды проехали по центральной улице Старого города – Советской и свернули в извилистые пыльные и узкие улочки. Мы ехали между некази-стыми домишками, обрамленными такими же маленькими палисадниками с деревянными непрокрашенными оградами, за которыми росли низкие темно-зеленые, пропыленные кусты акации и сирени. Сразу запахло свежим навозом и потянуло прохладным ветром от видимо близкой реки.
Потом улочки кончились, дома остались позади. А мы еще долго ехали по узкой заросшей по краям высокой лебедой тропинке, виляющей среди густо раскинувшегося кленового перелеска, и наконец, вкатили на большой зеле-ный луг. Велосипеды остановились и я, соскочив с багажника велосипеда, увидел крутой, даже обрывистый берег реки, темной земляной осыпью, уходящий в ровную почти недвижимую гладь реки.
Река в этом месте выглядела глубокой, с чуть заметным глазу течением тем-ной отливающей зеленью воды, и густо заросшей прибрежной полосой. Вдоль берега пестрели желтые и белые кувшинки среди больших темно-зеленых листьев, лежащих на воде большими, будто ковровыми дорожками или даже целыми островами.
- Это не Урал! – вслух подумал я. И тут же сзади услышал голос Сергея.
- Это Орь! Ты что, на Ори ни разу не был?
- Был как-то в детстве…
Сергей громко засмеялся, а следом за ним и та пухлая девушка, с которой я разговаривал на мосту.
- Чего ты? – спросил я у Сергея, стараясь демонстративно не обращать вни-мания на девушку.
- Ты сказал так, будто тебе лет пятьдесят, – все еще смеясь, ответил Сергей, и резко сдернул с лица солнцезащитные очки.
Вот тут я и увидел что его правый глаз намного больше чем левый. Он был будто вздувшийся пузырь, с большим на выкате белком на котором просту-пали красные нити кровеносных сосудов. Ощущение при взгляде в такой глаз было неприятным, и я сразу отвернулся.
- Так мальчики, внимание! – громким голосом обратилась черноволосая Татьяна – Кто-то из вас должен по трубе перейти на другой берег и закрепить веревку. Решайте быстрее, а то Олежек опять не выдержит и будем ждать, когда он проползет это расстояние на пузе!
- А куда торопиться? – громко под дружный общий хохот спросил Влад.
Из всего этого я мало что понял, поэтому подошел к раю берега, где стояли Татьяна и тот, кого она называла Олег. Когда я приблизился к ним, то сразу увидел ту трубу, про которую говорила Татьяна.
Это был видимо водовод, перекинутый от одного крутого берега реки на другой, не менее крутой. Труба поддерживалась двумя металлическими ржавыми стойками-трубами, которые примерно на равном расстоянии друг от друга торчали из глади воды, и обхватывали водовод приваренными на их конце металлическими кольцами. Труба была довольно толстой, по ширине чуть меньше моей широкой ступни, а сама конструкция выглядела довольно массивным и крепким сооружением. Единственное что смущало меня так это то, что от трубы до поверхности воды было ни как не меньше двух с половиной метров, а может быть и больше. Да пожалуй, еще то, что длина трубы от берега до берега была метров восемь или десять. На такой высоте пройти пятнадцать шагов было делом конечно рискованным.
Олег, на которого ссылалась Татьяна, уже крутился возле трубы. Он был не-большого, как и Влад, роста, порывист в движениях и, по-видимому, довольно ловок. Кроме того на его лице постоянно играла ироническая улыбка, которую я терпеть не мог еще с детства. Уж слишком эта улыбка напоминала мне кривые и надменные улыбки нашей дворовой шпаны. Такая улыбка в нашем дворе означала вызов, издевку, подколку или презрение. Она как бы говорила, мол, знаю я, на что ты способен, или «давай покажи пацан, на что способен, а мы посмотрим».
Я незаметно оглянулся, ища устремленных на меня взглядов, но не нашел их. Ребята и девчата, побросав велосипеды, разбрелись по лугу и берегу ре-ки. Кто-то как Сергей сидел на траве и курил, Влад со своей девушкой стояли поодаль прямо на берегу реки, они были увлечены разговором друг с дру-гом. Татьяна сидела от меня в двух шагах и копалась в своем небольшом, но явно не легком даже на вид рюкзаке.
- А чего это девчонка у вас распоряжается? – спросил я у Олега, стараясь не обращать на его улыбку внимания.
- А она у нас альпинистка – словоохотливо, продолжая криво улыбаться, от-ветил Олег – Она по этой трубе может, как циркачка с закрытыми глазами пройти. Но всегда считает, что это должны сделать парни.
- Поиздеваться хочет? – осклабившись в ответ на кривую усмешку Олега, спросил я.
- Нет – просто ответил Олег, продолжая улыбаться – Просто так считает и все!
Я мельком глянул еще раз на затаенную в чуть искривленных губах усмешку Олега, на его взгляд, как бы спрашивающий о чем-то и оглянулся. Вся компания сидела на лугу, и каждый был чем-то занят, и мне тогда показалось, или может быть, я это придумал себе, что все они демонстративно не смотрят в нашу сторону. И тогда уже я со знакомым тоскливым чувством подумал, что через трубу придется идти мне. Выбора не было!
Не сказать, чтобы я хотел этого или старался отличиться. Здесь было другое. Во мне просто тогда сработало «воспитание», которое я получил в нашем дворе, или вернее сказать те привычки и не писаные законы, среди которых я вырос. Во мне тогда еще крепко сидели дворовые правила, по которым, если кто-то «подзуживает» тебя на что-то, а все остальные делают вид, что ничего не происходит и мирно сидят в сторонке то, ты просто обязан совер-шить поступок. Во дворе было два варианта или пойти на поводу подстрека-теля и сделать то, на что он тебя подталкивал, или, найдя повод «зацепить-ся» за его слова, вызвать его грубость и «набить ему морду». И тем и другим действием ты объяснял и доказывал всем окружающим, что ты не испугался предложенного, но можешь сделать это, или не делать этого, если не хо-чешь.
Такое было со мной неоднократно. Было, когда протягивали сигарету на, мол, закури, если «мамки не боишься». Было, когда услужливо давали нож, на, мол, «пырни его за его слова», и я тогда оттолкнул нож и крепко избил Кольку Лопуха, который подсовывал мне «лисичку». И конечно потом жалел об этом так, как Кольку самого конечно послали старшие, чтобы он «подначил» меня. Было, когда протягивали первый стакан вина, и тогда мне пришлось взять его из рук Сопли, и отпить половину, а потом поставить рядом с собой со спокойным видом, мол, торопиться некуда.
Сейчас я ощущал себя в такой же ситуации, когда я как «новенький» обязан был сделать то, что исподволь предлагал Олег. Или не делать этого, но тогда навсегда, может быть потерять уважение в глазах этих парней и девчат, с которыми еще толком не успел познакомиться, но которые нравились мне с первого взгляда.
Да, скорее всего я не был прав, никто не собирался брать меня «на слабо», мне просто показалось, просто дворовые привычки сыграли со мной злую шутку, сработал «инстинкт дворового воспитания», как я потом, уже позже объяснял Владу. Но тогда, я просто понял, что нужно идти, и с этим ничего не сделаешь.
- Только веревку не забудь – улыбаясь, напомнил Олег, полностью стирая мои сомнения, и я решительно отбросил все сомнительные мысли.
- Веревка-то зачем? – спросил я у Олега, прикидываясь простачком и затяги-вая время, чтобы лучше настроиться на предстоящее дело.
- Так по ней потом все остальные, цепляясь, как за перила пройдут, да и груз по ней поедет, велики и все остальное – все так же словоохотливо поддер-живал беседу Олег.
Я постоял на трубе, которая лежала на земле, балансировал, пробуя шаг и приноравливаясь к ее толщине.
- Ну, давай свою веревку, тащи. Где она там? – строго спросил я у Олега и уг-рюмо и зло, уже не скрываясь, посмотрел на него. Я готов был влепить ему затрещину сразу же после первого насмешливого слова, и возможно, что Олег почувствовал это.
- Таня – крикнул он – Веревка готова? Давай сюда, а то Михаил у нас уже уходит.
Насмешка все же проскользнула в его словах, но не до такой степени обид-ная, и поэтому я промолчал. А к нам сразу же подошла Татьяна, держа в ру-ках веревочную бухту. Когда я протянул руку, она улыбнулась и легко отвела ее в сторону.
- Не геройствуй! – сказала она спокойно – Повесишь на плечо, может потя-нуть в сторону. Приходилось уже преодолевать такое?
- Приходилось – просто соврал я.
Татьяна нагнулась и застегнула на моем брючном ремне карабин, привязан-ный к концу веревки. Потом она размотала часть бухты, раскидывая ее по земле.
- Иди! – разрешила она – Я буду травить потихоньку. А если свалишься, то мы тебя вытянем.
Я слушал ее « в пол уха» и все еще пробовал, приноравливался пройти не-сколько раз по участку трубы, лежащему на земле.
- Может не надо Мишель – услышал я сзади голос Влада и обернулся – Дело опасное!
Вся компания, оказывается, уже столпилась на берегу у меня за спиной, и взгляд у многих, даже у парней был тревожным, без всякого юмора или на-смешки. Но отступать мне было уже поздно.
- Вы только в спину мне все разом не смотрите, а то сдвинете – попробовал пошутить я.
- Да чего вы испугались-то? – раздался веселый голос Олега - Внизу же вода, а не бетон. Нырнет, вытащим!
- Думаю, что не потребуется – сказал я бодро, чтобы предать себе большей уверенности и шагнул на трубу, зависшую над водяной гладью.
Я знал, что идти нужно медленно но, ни в коем случае не останавливаться. Если остановишься, начнет мотать из стороны в сторону, и обязательно упа-дешь. Знал потому, что в школьные годы не раз ходил с ребятами по таким трубам, которые были только тоньше диаметром, и служили ограждением для почти всех газонов в центральной части города, а так же одновременно и трубами для полива этих газонов. Тогда, в школьные годы мы часто сорев-новались, кто дольше пройдет по этим трубам, но те трубы были расположе-ны всего в метре над землей, и это было главным и решающим отличием. Именно поэтому я сразу дал себе команду не смотреть вниз и уперся неви-дящим взглядом в противоположный берег. Кажется, что я шел в полной ти-шине, лишь секунды и шаги отдавались у меня в ушах гулкими ударами кро-ви, но страха не было. Была лишь упрямая злость, как в тот момент, когда я бил по лицу Лопуха.
И когда я, сделав быстрее, чем следовало последние шаги, спрыгнул на том берегу с трубы то, услышал и радостный крик девушек, и восклицания парней, но в это время все еще ничего не испытывал. Ни страха, ни радости, ни даже облегчения. Я прислушивался к себе и старался идти по земле твердо так, как мышцы ног от напряжения ходили у меня под кожей ходуном, и мне казалось, что эту дрожь могут увидеть с того берега. Только уже потом, когда я закрепил веревку, обвязав ее вокруг дерева, и когда парни и девушки начали по одному, держась за нее переходить по трубе на другую сторону реки настроение у меня, вдруг стало приподнятым и даже веселым. Я видел, как балансирует каждый над высотой, которую я уже прошел, как крепко держится за веревку, и что переправа даже при наличии страховки не дается никому легко. Только Татьяна действительно прошла по трубе с легкостью, самой последней, когда уже все перешли и были переправлены и велосипеды и груз. Она шла без страховки, спокойным размеренным шагом, как на прогулке.
- А как же раньше переходили? – спросил я ее, уже с чувством собственного достоинства и как один из тех, кто организовал переправу.
- Когда как – ответила она равнодушно – Но в основном благополучно.
- А зачем такие трудности? – задал я тот вопрос, который собственно и бес-покоил меня с того момента как я ступил на другой берег реки.
- А! – засмеялась Татьяна, тряхнув черной челкой – Это ты у Влада спраши-вай! Это он нашел место, а я нашла только переправу. Другой на это место просто нет, только водой, на лодках.
Но спросить у Влада мне удалось не сразу. Вначале мы катили велосипеды по еле заметной тропинке среди высокого кустарника и зарослей кленов, и я катил велосипед Татьяны так, как рюкзак она отдать отказалась наотрез. Че-рез полчаса путешествия мы вышли, наконец-то на открытую местность и остановились. Вначале я, шагавший одним из самых последних, просто об-радовался, что кончились заросли, и гибкие ветки не хлещут больше по лицу и голым рукам, и паутина не лезет в залитое потом лицо, а насекомые не па-дают мне за шиворот. Но когда мы прошли еще несколько шагов, то я уви-дел, что мы вышли на большую густо поросшую мелкорослой травой поляну или луг, который будто широкая ковровая дорожка под чуть заметным наклоном скатывался к берегу реки. С поляны открывался прекрасный вид на реку, а поляна была будто крышей закрыта сверху густыми кронами кленов и тополей, стеной стоящих вокруг нее, и вернее сказать полукругом так, как поляна выходила на берег реки чистый от деревьев и кустарников. Я смотрел на реку из глубины поляны и ощущал себя посетителем музея, рассматривающим прекрасную картину. Или, может быть, зрителем, смотрящим на яркие, блестящие на солнце кадры раскинувшейся вдали реки, из тенистого, даже полутемного места, будто из темного кинозала.
Поляна, спустившись к берегу реки, превращалась в небольшую, видимо намытую изгибом реки песчаную отмель. И песок по берегу реки переливал-ся на солнце яркой желтизной и, контрастируя с зеленью леса и травы, ка-зался золотым. Вокруг было тихо, шумел ветерок высоко в кронах старых деревьев, где-то был слышен голос кукушки. От деревьев и реки тянуло прохладой и совсем не верилось, что где-то рядом есть залитый злым палящим солнцем город с плавящимся и вязнущим прямо под ногой асфальтовым покрытием. Если сказать, что я был поражен то, это значит, ничего не сказать, я просто застыл в изумлении красоты этого места и думал о том, что мне, наверное, и в голову не могло прийти, что у нас, рядом с моим городом могут быть такие красивые места.
- Замечательное место! – сказал я Татьяне – Я даже представить себе не мог, что у нас рядом с городом есть такие места.
- Это еще что! – откликнулась Татьяна – Вот места еще есть в степи, возле станции Ущелье. Это дальше немного от пригородного поселка «Мостост-рой». Там скалы с красным отливом, и с них такой вид на старое русло Урала, которое разбилось на множество маленьких озер…
- Я знаю – перебил я ее – Я там, рядом, вырос, мы все детство в те горы ходили. А ребята с Мостостроя в нашей школе учились!
- Да ты что? – неподдельно удивилась Татьяна - Ты и про два затона знаешь?
- Конечно! Мы туда с детства рыбачить ходили, да и так просто, купаться…
- Да это что! – вмешался в разговор, оказавшийся рядом Олег – Вот мы с от-цом приятеля прошлым летом ездили на рыбалку в поселок Колпак, вот там есть места. Вообще такое ощущение, что людей никогда небывало. Я там ца-плю видел издали, и она даже не испугалась шума мотора нашей машины…
- На Кумачке таких мест тысячи – сказал проходящий мимо нас Сергей.
- На какой Кумачке? – спросил Олег.
- Вот дает – засмеялся Сергей – А еще рассказы рассказывает. Речка, где вы были возле Колпака, Кумачкой называется…
- Да идите вы со своим Колпаком. Десятый раз одно и то же! – прервала их спор Татьяна – Была я там вместе с нашей группой. Берега все камышом за-росли, к берегу не подойти, а если подойдешь то дно грязное. Черная грязь так к ногам и липнет, потом не отмыть.
- Ну, это кому чего нравиться! – проворчал Сергей удаляясь. Он покатил свой
велосипед дальше.
- И ты иди шалаш став, чего встал! – прикрикнула на Олега Татьяна и опять повернулась ко мне…
Вот так я просто и даже легко познакомился и нашел общий язык с девуш-кой, о знакомстве с которой, еще несколько дней назад мог только мечтать. Мы все еще разговаривали, а парни и девушки уже суетились вокруг нас, разбивали лагерь, вытаскивали откуда-то из кустов заготовки сборных шала-шей, а Сергей уже ломал добытый где-то сушняк возле круглого углубления в земле остро пахнущего потушенным кострищем.
К нам подошел Влад, и Татьяна сразу ушла в сторону.
- Как тебе место? – спросил Влад.
- Место класс! Как нашли?
- Я нашел, по карте. Я же человек новый, город и окрестности знаю плохо, вот и купил себе в книжном магазине карту города. Когда в начале лета ез-дили с ребятами на пляж, который здесь недалеко на Ори, то, потом я стал искать это место на карте и случайно рядом обнаружил место на карте про-сто закрашенное зеленой краской. Место было с трех сторон окружено из-гибом Ори, а с одной стороны на расстоянии протекал уже Урал, в который Орь и впадает. Я сюда не раз ездил, понял, что к берегам Урала, где впадает в него Орь подойти нельзя, все заросло лесом и кустарником, а местами круглый год топко. Короче по моим расчетам получалось что-то вроде острова. Только вот как на него попасть я не знал и вначале мы с Олегом и Татьяной плавали сюда на лодке. Место нам понравилось, и Татьяна нашла эту трубу. Этот водовод оказался не действующим. Видимо когда-то здесь жили, может быть, лет двадцать назад. Но сейчас мы даже следов никаких не нашли. Вот так!
- Что здесь совсем никто не бывает? – удивленно спросил я.
- Так иногда рыбаки на лодках заплывают, – ответил Влад – но мы их, ни разу не видели, только следы от них. Когда сами сюда на лодке добирались, то плутали страшно! То в старое русло свернем, то в какой-то тупиковый изгиб реки, как ваши говорят затон, заплыли. Короче, дорогу сюда не каждый еще найдет, даже если захочет. А по суше другой дороги как по трубе нет.
- Да, и правда, остров! – радостно засмеялся я – Но комаров здесь вечером, наверное, целые «табуны».
- Ну, ты барон! – удивленно развел руками Влад – Идеальных мест, старик, на планете вообще не бывает. Знаешь? А костер спасает не только от голода и холода!
- Ты мечтатель – сказал я, широко улыбаясь ему.
- Как и ты, Мишель – просто ответил Влад и вдруг сморщился, как от боли – Но дело не только в этом. Ты оказался прав не только насчет ребят с нашего двора. Городские пляжи и другие людные места для купания и отдыха ока-зались совсем не пригодными для меня. Там почему-то всегда находятся парни, исколотые синими татуировками, которые сначала мирно играют в «рамс» и пьют водку или портвейн. Но, в конце концов, все равно они поче-му-то обращают внимание на меня, и это внимание никогда не кончается миром.
Влад вздохнул и грустно улыбнулся.
- Надоело драться с дураками, надоели портить настроение друзьям…! Так что ты оказался прав, когда говорил, что я буду думать о том, когда же все это закончится. Мы с ребятами обсудили как-то положение и вот нашли это место, хотя честно говоря, много спорили. И ты знаешь вокруг города дейст-вительно много прекрасных мест!
- Да, я, конечно, был прав – согласился я – Но тогда, ничего более прекрасного, чем этот остров придумать ты бы не смог. Так что можно сказать спасибо придуркам! И, как говорится, все к лучшему!
- Я рад, что ты так думаешь – засмеялся Влад.
- А я рад, что ты, в отличие от меня можешь сделать мечту реальностью! – воскликнул я.
- Стараюсь – скромно сказал Влад, и добавил – Тем более что нужда лучшее подспорье. Выхода другого все равно не было.
- Неважно… – начал возражать я, но Влад хлопнул меня по плечу, перебивая мои восторги.
- Пойдем, я покажу тебе окрестности, наш лагерь и наши тайники…
Глава 5.
Лето, пляж, девушки, вино…
Было во Владе действительно что-то такое, что сразу привлекало к нему внимание всех окружающих. Может не по годам осмысленный и серьезный взгляд, может быть, неподдельная заинтересованность в том, что ему гово-рит собеседник, кем бы он ни был. Может быть, его манера держаться себя и разговаривать одинаково со всеми вежливо и с подчеркнутым уважением, или умение выслушать любого человека до конца, не перебивая и не торо-пясь высказать свое суждение, прежде чем он не закончит того, что хотел сказать. Точно сказать сейчас мне сложно так, как в те времена я об этом не задумывался, а в последствие, когда он повзрослел, эта его притягательность как-то истерлась и поблекла.
Но в те времена мне была понятна и точно известна то, что он рассказал мне, говоря о своих проблемах в общении с большинством из наших сверст-ников. Наши парни и дворовые и остальные тоже в большинстве своем на-чинали относиться к нему неприязненно почти с первых слов сказанных им. Они сразу чувствовали в нем «чужака», как любое животное чувствует чужую породу, которая несет в себе неясные повадки, непонятные телодвижения, которые естественно в первую очередь вызывают чувство опасности. Для человека, как и для животного все непонятное кажется намного страшнее чем, явная угроза или явная опасность, которую они понимают и могут каждый по - своему оценить и хоть как-то предвидеть.
Его раскованная манера держаться с любым человеком и отсутствие даже намека на осторожность или замешательство в любых ситуациях; его равно-душная реакция на «проверочные словечки» и свободный переход в разго-воре на другую тему, которую он считал более интересной; его неторопли-вые ответы на каверзные вопросы и его искренний смех именно над этими вопросами, сразу же вселяли в нашу дворовую шпану и во многих остальных такую ненависть, такое возмущение тем, что он ведет себя с ними так, как будто был давно знаком с ними, и знает про них все; что мне пришлось не раз приложить много «дипломатических» усилий, чтобы Влад не стал в нашем дворе врагом номер один всех ребят. Наверное, и наша шпана, да и все остальные с первых же слов подсознательно чувствовали в нем лидера, бойца, и в то же время еще и полную противоположность тому, что с детства они считали достойным уважения, «авторитетности», или дающим право на такое поведение. А поэтому, его поведение было для них вызывающим, «понтовитым», и недостойным того положения, которое он, по их мнению должен был занимать среди них, а значит и вести себя в соответствии с этим положением.
Все это привело к тому, что во дворе Влад появляться не стал, и никаких от-ношений с дворовыми не поддерживал. И со временем, после годичного противостояния и желания подловить Влада и «начистить ему рыло», драки и необъявленная война, как-то постепенно, сошла «на нет», и Влад занял то место, которое и должен был занять. К нему привыкли, отзывались о нем презрительно при случае, но интерес к нему исчез, и он стал одной из «дос-топримечательностей» нашего двора, о котором знала уже вся округа.
Влад, как и всегда, внешне оставался ко всему этому равнодушно, и расска-зывал мне, что ему есть с кем общаться, и вот теперь, по истечении года по-знакомил меня с теми людьми, с которыми обещал. Это были в основном его однокурсники или просто студенты с других курсов Педагогического института. Но главное, это действительно оказались совсем другие люди, ребята и девчата, так как и обещал мне Влад. Вот именно это я и почувствовал сразу, именно это и привлекало меня в этих новых для меня лицах.
Когда-то, когда я учился в школе, и занимался в различных спортивных сек-циях, я сталкивался с такими людьми. Это были тренеры, ребята которые за-нимались со мной в секциях, и еще другие ребята и девчата, которые зани-мались в других секциях или непонятных мне тогда кружках и клубах по ин-тересам. Я слышал, как они рассказывали о туристических походах, об Олимпиадах по школьным предметам, о чем-то еще, что связывало всех их, и все-таки непонятное для меня. Но тогда я не смог познакомиться с ними поближе, может быть в силу своей замкнутости, дворового воспитания и других представлений об интересных вещах, да и они не проявляли ко мне большого интереса. Я мог сам сделать первый шаг, попробовать войти в их среду, но непонятность их увлечений, которая тогда была чужда мне, а значит, должна была поставить меня в положение ничего не понимающего новичка, в которое я попасть не стремился, не позволила мне пересилить себя. Не позволила мне поддастся тому зову, который уже тогда звучал во мне. Я уже тогда чувствовал, что меня привлекает их искренняя заинтересованность друг в друге, их открытые, непонятные мне отношения доброжелательности друг к другу, но все тот же животный страх сдерживал меня, ведь, по сути, я был дворовым мальчишкой, выросшим в других представлениях об этом мире, который окружал меня.
Все это было рядом со мной и прошло мимо, но запомнилось мне. Запом-нилось, что чем-то походило на ту жизнь, о которой писали в книгах, и пока-зывали в кино; запомнилось, как не похожее на все, к чему я привык с дет-ства и, наверное, поэтому манящее и далекое, хотя и находящееся в одном шаге от меня.
И вот теперь по-прошествии стольких лет я оказался среди этих ребят и вни-мательно наблюдал и впитывал все, что они говорили, что и как делали, как общались друг с другом. И чем дольше я находился среди них, тем больше мне это нравилось, но чувство того, что я чужак среди них никак не покидало меня. Наверное, это было чувство схожее с тем, что испытывали наши дво-ровые ребята при общении с Владом. Но для меня присутствие Влада было наоборот той нитью, которое должно было соединить, и мне казалось, уже в чем-то соединило меня с этими новыми мне лицами.
До обеда я вместе с Владом и остальными занимался обустройством лагеря. Мой «извозчик» Сергей исчез куда-то, другие то приходили, то появлялись периодически. Я держался все это время рядом с Владом и с ним и еще с несколькими девушками мы устанавливали стены шалашей, сделанных из нарубленных веток, а потом рубили мелкие ветки со свежей листвой и укладывали их поверх этих «стен».
- Раньше мы возили с собой палатки – объяснял мне Влад во время работы – Но потом решили сделать разборные шалаши. Так удобнее.
В тайниках, которые мне показал Влад, находились не только разборные шалаши, но и запасы воды, соли, сахара, чайной заварки, консервов, и еще много разной мелочи так необходимой в походах, навроде ведер, котла, кружек, спичек и других необходимых вещей. Тайники были устроены среди густого кустарника в ложбинах, которые крест-накрест покрывали толстыми ветвями, а потом заваливали мелким сушняком.
К обеду, когда обустройство лагеря было уже закончено, и над небольшим костром в его центре закипала вода в большом закопченном котле, появился Сергей и еще один парень по имени Игорь. Они были мокрые, в одних плавках и сдвинутых на лоб резиновых масках для подводного плавания. В руках Сергей нес большую связку рыбы, нанизанную на тонкую ивовую ветку.
- Чего они ее руками поймали? – удивился я, который никогда не ловил рыбу кроме как на удочку или на марлевый бредень.
- Да у них подводные ружья – подсказал Влад – Они их уже в шалаш закину-ли.
- Слушай – обратился к Владу, воспользовавшись тем, что все, и в том числе его девушка Ольга, постоянно находившаяся рядом, пошли встречать рыба-ков и шумно восхищаться уловом – А что это у Сергея с глазом?
- А! – улыбнулся грустно Влад – Он у нас в институте после армии, один из немногих. В Афгане служил, ранение в голову, и вот последствия.
Тогда про войну в Афганистане мы уже слышали. Слухами был полон вес город, а ребята из нашего города отправлялись служить туда уже целыми командами по тридцать-сорок человек каждый призыв, и осенью и весной. Уже в цинковых, закрытых гробах привозили первых убитых на этой тайной войне, и матери призывников в нашем дворе суетились перед каждым призывом и галдели, до тех пор, пока их сыновей не отправляли, и призывная компания заканчивалась.
- Только бы не в Афганистан! – слышали мы часто в те времена во дворе. Но время призывной компании заканчивалось, двор шумно, с песнями, водкой, криками, а иногда и драками провожал ребят на службу. И опять все успо-каивалось, и опять мы забывали про Афганистан до следующего призыва, или до того момента пока слухи о прибывшем в город новом цинковом гро-бе не будоражили весь двор на несколько дней.
- Ну что вы тут натворили студенты, пока мужчины были на охоте? – раздался рядом со мной насмешливый голос Сергея.
- Мы уже сделали лагерь – тут же бойко отозвалась Татьяна, которая вместе с Ларисой суетилась у кипящего котла – И не вздумай соваться к нам с этой мелкой рыбешкой, лучше оставь ее моему коту.
- Этой маленькой рыбешкой я смогу половину Китая накормить, если у нас, конечно, есть картошка – отпарировал сразу Сергей.
- Давай уже своих акул – подошла к Сергею Лариса – Будем чистить.
- Ну, где вы так долго? – с криком выбежал на поляну юркий Олежек – Пора уже по сто граммов принять…
- Кому чего, а Олежке все одно и то же – засмеялся стоящий рядом с Сергеем Игорь.
- Да и правда есть уже охота – будто озвучивая мои мысли, сказала тихая подруга Влада, худенькая Ольга.
- Идите к костру – громко позвала Лариса – Уже все готово, уха будет чуть позже.
- Лора! Чтобы мы без тебя делали? – с показной серьезностью вздохнул Влад, а все остальные просто шумной гурьбой повалили к костру, где на расстеленном, прямо на земле, покрывале, Лариса заканчивала сооружать застолье.
- Да померли бы – запоздало с восторгом закричал Олег рванувшийся пер-вым из всех.
Все сгрудились вокруг покрывала, а потом постепенно стали рассаживаться. На «столе» оказалась печеная картошка, салат из свежих огурцов и помидо-ров, густо политый подсолнечным маслом, россыпь вареных яиц, и, конечно же, консервные разнокалиберные банки. Я с удивлением заметил среди сто-ла продукты, которые брал с собой и понял, что Лариса распотрошила все наши сумки с продуктами. Олег, первым усевшись на край покрывала, как фокусник подбрасывал в руках бутылку вина.
Потом началось застолье и все разом загалдели, стали тянуться за продук-тами друг через друга и просить подбросить того, что было от них на другом конце покрывала. Олег разливал вино в одну большую алюминиевую кружку до краев и пускал ее по кругу. Кто-то как Сергей или Игорь пили сразу по половине кружки, девушки чуть только отхлебывали из «этакой бадьи», Влад отпил лишь глоток, и я последовал его примеру. Все смеялись, шутили, рассказывали анекдоты, кто-то пытался петь, и мне показалось, что это Олег. Суматоха за столом стояла такая, что сидя на одном месте понять что-то было сложно, и я перестал это делать, перестал пытаться уследить за всем и стал смотреть, как Сергей колдует возле котла с ухой. Он сам варил уху, постоянно то, подходя к котлу, то опять садясь на свое место. Девушкам он лишь давал указания, и те слушались его беспрекословно.
К концу обеда Олег вылил из третьей или четвертой бутылки остатки вина в кружку и поднял ее над головой: «Остатки банкующему! А всем купаться!».
После шумного, с визгами девушек и восторженными криками парней, ку-пания в теплой реке, уха показалась удивительно вкусной. Она была с ды-мом костра, с зеленью и с кусками горячей обжигающей рот рыбы, которую Сергей зачем-то поджаривал в отдельной кастрюльке. Холодное вино осту-жало обожженное горло и било в голову, веселило и возбуждало еще боль-ший аппетит.
Когда обед был закончен то как-то незаметно, по парам и поодиночке все разбрелись и возле костра остались только мы вдвоем с Сергеем.
- Ну, вот штурман – обратился ко мне Сергей, намекая на нашу совместную поездку на одном велосипеде – теперь можно и отдохнуть. Ложись где удобнее, нам теперь до темноты куковать вдвоем.
- Почему до темноты? – удивленно вырвалось у меня.
- Да так уж! – неопределенно ответил Сергей, но потом засмеялся и добавил – Послеобеденный сон, как в пионерлагере почти!
Сергей отошел чуть в сторону и постелил на траве под деревом свою куртку.
- Подстели чего нибудь и ложись рядом, сейчас самая жара начнется. В такое время только купаться или спать.
Когда я лег рядом Сергей неожиданно для меня попросил: «Расскажи чего-нибудь!»
- А что именно?
- Да что угодно! Если не лень конечно. Я с армии привык, что ребята на отдыхе что-то рассказывают.
- Что рассказывают?
- Да каждый про свою родину, село, город, про невесту, про мать, про семью, ну вообще болтают, смеются или ругаются. Теперь вот Владику спасибо! Организовал нас всех. Сбил в кучку несколько компаний, и стало жить веселее. Именно то, чего мне никак не удавалось с первого курса. Он у тебя парень верткий, имеет подход к людям!
- Почему у меня? – опять удивился я.
- Ну, как же? Он сам постоянно говорит: «Мишель мой первый друг в вашей большой деревне!»
Сергей, так похоже изобразил голос и интонацию разговора Влада, что я невольно засмеялся.
- Ты в Афгане служил? – спросил я то, что давно уже вертелось у меня на языке.
- Ага!
- Воевал…?
- Не! Я на КРАЗе ездил – как-то преувеличенно нехотя и даже лениво ответил Сергей и непритворно зевнул.
- На чем? – переспросил я, хотя понял, о чем он сказал.
- На машине грузовой. КРАЗ с деревянной кабиной. Сила! Прет как танк, только горит от любой искры. Дерево!
- И ты горел? – осторожно спросил я.
- Не! Мне повезло!
- Ха! Повезло! Пулей в голову?
- А-а! – Сергей повернулся и искоса посмотрел на меня своим кровавым гла-зом – Влад уже натрепался… Ты-то что делаешь? Чем занимаешься?
- В техникуме учусь…
- Это я уже слышал – с едкой, непонравившейся мне интонацией перебил Сергей – А вообще!
- Я в военное училище хотел поступать, – неожиданно для себя горячо при-знался я.
- И что?
- По здоровью не прошел.
- Списали! – встрепенулся Сергей и поднял голову.
- Нет! Годен к нестроевой. В Стройбат, наверное, возьмут!
- Ну и ладно, – удовлетворенно откинулся назад Сергей – Может оно и к лучшему! Там тоже армия!
- Ты что против армии? – переспросил я, не поняв его реакцию на мои слова – Так как ты, мне родители говорят, и Влад тоже. Они почему-то не хотят, чтобы я вообще туда попал.
- Я, непротив, – лениво ответил Сергей. Его заметно тянуло в сон, глаза его закрывались. – Влад тот действительно в принципе против службы в армии. Говорит, что там только время терять, но это кому как брат. Его понять мож-но, он с отцом по гарнизонам помотался, всю эту подноготину с пеленок знает. А нам армия нужна! Она всю дурь из башки выбивает, и вообще о многом задумываться заставляет.
Сергей резко сел и помотал головой, отгоняя сон.
- Я вот никогда бы не поверил до армии, что пойду в институт учиться, да еще и в педагогический. А в армии на втором году службы старшиной роты послужил, людьми покомандовал, и они мне тоже «крови попили», и вот результат! Возомнил теперь себя педагогом! Макаренко, да и только!
- А ты сам-то местный? – спросил я с сомнением.
- Местный! С двести сорокового квартала.
- Да ты что? – удивился я. Именно этот большой спальный район славился в городе «авторитетными парнями», с которыми наши, то дрались стенка на стенку, то мирились и объединялись против каких-то других районов.
- А до армии ты кем был?
- Да никем – лениво протянул Сергей – Шпаной дворовой, как и все вокруг. У нас там знаешь…
- Я знаю, – торопливо перебил я его, и тогда он опять искоса с интересом по-смотрел на меня.
- Ну да, ну да, – сказал он как-то странно нараспев и опять улегся на свою куртку.
- Давай поспим, – предложил Сергей – Все отдыхают, шалаши заняты, да на воздухе и лучше. Только подстели под себя что-нибудь еще, а то с непривычки спину может от сырой земли схватить.
Я сходил за покрывалом и взял чью-то мягкую на ощупь сумку под голову. Удобно улегшись рядом с уже спящим Сергеем, я стал смотреть вверх на кроны деревьев прикрывающих от палящего солнца, и незаметно для себя тоже задремал.
Кроме тех двух дней на острове больше с Сергеем мы никогда так мирно и хорошо не беседовали, а встретились еще только один раз уже при совсем других обстоятельствах. Позднее, когда в нашем дворе мы встретились с Владом спустя много лет, он рассказывал мне, что Сергей окончил институт и какое-то время работал в одной из школ нашего города учителем географии. Он женился, у него родились дети, но потом настали девяностые годы и он вынужден был уйти из школы так, как зарплаты учителя, которую стали выдавать раз в полгода, все равно не хватило бы чтобы прокормить семью.
Сергей работал на заводе, потом пошел работать на маршрутное такси, появившееся в нашем городе. Одно время, когда «маршрутки» только еще стали появляться в нашем городе, часть из них принадлежала толи органи-зации бывших афганцев, толи была создана кем-то из бывших афганцев, и водителями на них были в основном «шурави». Тогда по городу, по нескольким маршрутам стали ходить маршрутные «Газели», на капотах которых черной краской большими буквами было написано «Афганистан», это я уже видел сам.
Так вот, со слов Влада, Сергей работал водителем на одной из таких «Газе-лей», и в те времена пристрастился к наркотикам, которые одно время в на-шем городе продавались буквально на виду у всех, среди бела дня, в опре-деленных местах, дворах и переулках. Влад называл мне, в каком году, но я сейчас уже не помню точно, Сергей попал в аварию и разбился насмерть. Го-ворили, якобы он был «под кайфом» и вылетел на большой скорости на по-лосу встречного движения в оживленном месте в «час пик» около пяти вече-ра, и врезался почти «лоб в лоб» с куда-то спешащим КамАЗом.
«Он все-таки успел чуть отвернуть – рассказывал Влад – поэтому погибли только двое пассажиров, но ранеными был забит весь салон».
Иногда я думаю о том, как такое могло случиться с Сергеем. Именно с ним, а не с кем-то другим. С Сергеем, спокойным и рассудительным, пови-давшим в свои двадцать с не большим лет такое, что другим и не снилось. С ним, оставшимся, в конце концов, человеком разумным, по-своему добрым и справедливым. Ставшим учителем по зову сердца, и заботящемся о пропитании своих детей больше чем о своем здоровье. И думая об этом и вспоминая многое другое, я прихожу к мысли, что было в тех девяностых годах прошлого века, что-то такое, что не только перекроило и разделило на куски большую страну, но судьбы людей, и самих людей тоже. Эти годы меняли характеры, ломали души, выпускали на волю вместе с пресловутой «свободой и демократией» все затаенные человеческие страхи и пороки. Они в одночасье отняли у людей старые ориентиры и ценности, на которых базировался сам распорядок и уклад жизни простых людей в Советском Союзе. Взамен мы получили единственную оценку всем сторонам жизни, которые привыкли делить на рабочие, семейные, житейские, развлекательные и серьезные, чтимые и почитаемые или презираемые и проходящие, и на многое другое. Эта единственная оценка стала простой и понятной, голой, циничной, беспринципной и кроваво-завлекательной – деньги.
Эта оценка была такой простой и такой понятной, что многие из нас, когда-то считавшиеся такими разными и непохожими, стали одновременно по принципам и по стилю жизни становиться теми, кого в нашем городке и «блатные» и работяги всегда называли «барыгами».
Барыги – это не только скупщики краденного, не только фарцовщики, тор-гующие поддельными импортными шмотками, не только подпольные рос-товщики и не только торгаши на рынках. Барыгами в нашем городе называли всех, кто молился единственному богу – деньгам. И слетевшая «с катушек» жизнь в начале девяностых придвинула нас всех к барыгам настолько близко, перевернула представление об этом слове так кардинально, что все мы в большой степени изменились и за несколько лет почти все обратились в барыг. Деньги стали править всем, сметать многолетние устои, привычки, государственные и воровские законы, и затаптывать в грязь общественное мнение так, как сообщество «барыг» не может иметь никакого мнения кроме принципа наживы.
Все перемены, которые происходили тогда, были так кардинальны, так убийственно жестоки, что многим тогда казалось, что избежать гражданской войны не удастся. Предчувствие гражданской войны кричало не только из динамиков магнитофонов хриплыми голосами рок-группы «ДДТ», но витало в самой атмосфере человеческих отношений. Людей убивали на улицах за мелочь звенящую в кармане, когда-то добрые бабушки торговали теперь на базарах в основном самогоном, и брали за это все что любители выпить кра-ли у соседей и тащили из дома от своих семей, от своих детей. Совесть уже не была предлогом для любой сделки, главным была прибыль и желание выжить. Одни потеряли совесть из-за обладания большими деньгами, другие теряли ее из-за общего обнищания и страха остаться завтра без куска хлеба. Гражданская война стреляла и взрывалась где-то на окраинах бывшей большой империи, а в России полным ходом шла «холодная гражданская война», когда все воевали против всех, и каждый был против каждого. Но угроза что она превратится в «горячую» постоянно выстреливала, то ночным выстрелом наемного убийцы, то трупами, ни в чем не повинных стариков и детей, то загадочными вспышками самоубийств, то в одном, то в другом регионе огромной страны. Война висела реальной угрозой, и иногда казалось, что ее неизбежность, которая возникает всегда, когда у большинства людей нет денег, часто просто хлеба насущного, работы, защиты от насилия даже в собственном доме и уверенности в благополучном завершении начатого дня, уже наступила. А жертвы этой войны за эти годы постоянно пополняли кладбища больших и малых городов необъятной страны так стремительно, будто по стране прокатилась эпидемия или мор от неизвестной болезни. И мор этот обрушился в основном совсем не на стареющую часть населения.
Бывая на нашем городском кладбище, я всегда обращал внимание, как бы-стро оно увеличивается. С начала девяностых годов до начала нового тыся-челетия то есть всего за десять лет, мне показалось, что оно увеличилось вдвое. С каждым годом хоронили все дальше и дальше от центральной ал-леи, а потом центральных аллей стало сразу три. Так, что тот, кто бывал на кладбище редко, не сразу разбирался не только как далеко нужно пройти, но и полностью терял ориентацию, забравшись по бывшей центральной ал-лее, в глубину захоронений теперь уходящих за горизонт так далеко, что пе-ший человек не видел их конца.
Дальняя часть кладбища представляла теперь сплошные однотипные или схожие памятники из каменной и мраморной крошки, и найти среди этих памятников дату смерти ранее, чем 1993 год было делом почти безнадеж-ным. Не так давно по городу прокатились слухи, что большое городское кладбище в поселке Первомайский закрывают, власти строят новое кладби-ще где-то далеко за чертой города, и называться оно, поэтому будет соответ-ственно «Степное». На старом кладбище хоронить запретят так, как стало оно слишком большим, слишком необъятным…
Но тогда, в начале восьмидесятых, мы еще были молоды, неопытны и счастливы. Хотя конечно не понимали этого. И все эти события ждали нас еще только впереди, и мы к счастью своему не могли их предвидеть. А если бы кто и рассказал нам, то мы никогда бы не поверили в эту страшную сказку о крахе нашей горячо любимой страны, и про все то, что ждет нас впереди. Тогда впереди нас ждало только лучшее, и ни у кого из нас, мне кажется, не было в этом никакого сомнения.
Мой сон прервали вначале слабые стоны, раздающиеся в тишине лагеря, а потом и громкие выкрики девушки. Я не сразу понял, что происходит и неко-торое время лежал, тараща глаза в небо, и соображая со сна, что происхо-дит. Когда я понял, что крики раздаются совсем рядом, я вскочил на ноги. Наверное, я бы побежал на эти крики, если бы меня за ногу крепко не схва-тил Сергей.
- Ты чего, дурачок? – испуганный не меньше чем я спросил он.
- Ты что не слышишь? – выкрикнул я, пытаясь выдернуть ногу из его крепких рук. И тут я услышал громкий, оглушительный хохот. Сергей, продолжая держать меня за ногу, катался по земле с боку на бок и даже подбрасывал от нестерпимого для него смеха, ноги вверх.
- Ей совсем не плохо, дурачок – сквозь хохот с трудом выдавливал он из себя – Поверь мне ей очень хорошо! Она же поет…
Я пока не понял ничего, но сел ошарашенный на землю и со злостью нако-нец-то вырвал ногу из крепких как клещи рук Сергея. Я как будто бы что-то понял, но только подсознательно, внутренне и поэтому был смущен и подавлен продолжающимся смехом Сергея. Я отвернулся от него, и уставился на блестящую на солнце кромку реки.
- Ну, ты не обижайся, брат – прекратив смеяться, попросил Сергей – Но ты уж действительно, резко так…
- Я же спросонья – попытался не смело оправдаться я, все еще с опаской прислушиваясь к затихающим вздохам любви – А кто это? – вырвалось у ме-ня.
- Ну-у, брат! Мужиков такие вопросы не должны интересовать! Но вообще-то так поет у нас только Татьяна, мы уже привыкли. Эта все делает на полную катушку!
- Татьяна? – невольно воскликнул я – А что у нее кто-то есть?
- У-у! – опять засмеялся Сергей – У них с Олежеком давняя любовь, еще с первого курса.
- Да быть не может – с обидой выкрикнул я – Он и ростом ее меньше и во-обще…
- Да она тебе никак понравилась? – удивился теперь Сергей – Брось! Она девка своенравная и не постоянная. С такой лучше вообще не связываться, а то чего доброго действительно влюбишься. Тогда беда…
- Почему беда? – автоматически, не задумываясь, спросил я расстроенный его словами.
- Почему, почему? – передразнил меня необидно Сергей – Выбрось-ка ты лучше все это из головы. Пойдем лучше искупаемся, а то дышать уже нечем. Жарища-то, какая сегодня!
Он встал с хрустом потянулся и, не оглядываясь, пошел к воде.
- Вот хипари поганые! – раздалось в тишине его ворчание – Действительно испугать могут какого угодно нормального человека…
И в его голосе я почувствовал злобные нотки и интонацию голоса, так напо-минающую мне наши дворовые голоса.
Глава 6.
Споры о счастье.
- Не говори ни кому. Ладно! – попросил я Сергея, когда мы накупались вво-лю в теплой, прогревшейся за день воде реки, и опять улеглись на свои места в тени.
- Спи студент, – ободряюще улыбнулся мне Сергей - Все спят. Самое инте-ресное будет вечером.
Успокоенный его словами, теплыми водами реки и размякший от выпитого вина, я действительно быстро заснул так и не успев додумать о том, что Сер-гей должен быть хорошим учителем, что его должны любить дети потому, что…
Проснулся я от громких голосов, смеха и суеты рядом с собой и сразу почув-ствовал едкий дым костра, который окутал меня. Совершенно проснувшись, я закашлялся, рывком сел, и стал оглядываться, протирая глаза.
Солнце уже опустилось к горизонту и зацепилось за кромку реки. Вода бле-стела и бликами била в глаза. Но воздух прогрелся еще больше и был таким плотным и тяжелым, что даже здесь вблизи реки чувствовалась та неимо-верная жара, которая всегда бывает у нас в июле ближе к концу дня. Я поду-мал, что, видимо, сейчас около шести или семи часов вечера, время, когда в нашем городке улицы и стены домов нагреваются солнцем до предела, и раскаленный воздух при отсутствии ветерка можно как будто пощупать. Он давит так, как будто ты стал тяжелее вдвое, учащает дыхание, и не дает ус-нуть иногда до поздней ночи.
Я опять закашлялся от едкого дыма костра, который почему-то тянуло именно в мою сторону, и встал, решил отойти дальше.
- Иди, искупайся – толкнул меня в спину, проходящий мимо меня с вязанкой сушняка, Влад. И я послушно поплелся к реке, все еще думая о том, что жара действует на людей не лучшим образом, что голова тяжелая и мысли будто бы раздулись и закупорили голову вязкой массой. Очень неприятное ощущение, будто ты отупел на время, или заболел чем-то вроде гриппа, когда все желания замирают, и ты сам находишься в каком-то полусне, ожидая, когда это состояние пройдет.
На песчаной отмели уже было несколько человек, когда я подошел. Особенно бурно было слышно еще издали Татьяну и Олега, они плескались и дурачились на мелководье. Когда я увидел их сам, то мне захотелось уйти на другое место, и я собрался пройти вдоль берега. Но меня уже заметили!
- Пойдем к нам! - громко позвала Лариса, которая сидела на песчаном берегу вместе с еще одной девушкой по имени Лена, и махала мне рукой. Они уже не купались, просто сидели на пологом берегу так, чтобы касаться воды вытянутыми ногами.
Пришлось подойти к ним. Я скинул с себя футболку и спортивные брюки и сел рядом с девушками. Хотелось подождать, когда Татьяна и Олег уйдут из воды и можно будет спокойно, не тревожа никого и не набиваясь ни к кому в компанию искупаться.
Сидевшие на берегу девушки, были в узких, обтягивающих и открытых ку-пальниках, и может быть, поэтому я сел, немного в стороне от них.
- Выспался! – тут же спросила меня Лариса, улыбаясь.
- Да! – кивнул я, и, смутившись, стал пояснять, почему спал так долго – Мы с Сергеем еще купались после обеда и болтали долго. Поздно заснули…
Я понятия не имел о чем можно говорить с такими взрослыми и казавши-мися мне тогда такими прекрасными девушками, но старался не подавать виду.
Впрочем, и приглашение Ларисы и ее вопрос скорее были просто друже-ским жестом или жестом вежливости потому что, выслушав меня, девушки ничего мне не ответили, и видимо продолжили разговор, который у них был до моего появления. Говорили они вполголоса, но довольно громко, чтобы я мог понять, что говорят они о своих институтских проблемах. В их разговоре постоянно слышались слова «экзамены», «декан», «пересдача зачета» и еще другие вполне понятные мне слова и словосочетания.
Лена в отличие от невысокой и пухленькой Ларисы, была девушкой высо-кой, длинноногой, стройной, широкоплечей и я бы сказал даже массивной как статуя в парке культуры. Она даже вначале показалась мне одинакового со мной роста, что для девушки был явный «перебор», и по сравнению с быстро и непринужденно болтающей Ларисой выглядела медлительной. Говорила она неторопливо, приятным грудным голосом, и совсем не улыбалась так, как Лариса, которая постоянно дарила всем обращающимся к ней свою ослепительную улыбку.
То, что девушки не обращали на меня большого внимания, даже устраивало меня, я расслабился и стал думать об отношениях Татьяны с Олегом, про которые мне сказал Сергей, смотря со стороны, как они резвятся в реке. Но мои невеселые мысли не успели стать грустными или унылыми так как ко мне опять неожиданно обратилась Лариса.
- А у тебя, Миша, какие планы на остаток лета – спросила она.
- Не знаю! – ответил я вначале в замешательстве, но потом подумал и доба-вил – А вообще-то у меня полугодовая практика через месяц с хвостиком. Так, что надо отдохнуть получше, а потом буду работать на Никелькомбина-те.
- А потом? – допытывалась Лариса.
- А потом почти сразу выпускные экзамены. Ну и, наверное, сразу в армию заберут, отсрочка с получением диплома кончается.
- Эх! – грустно вздохнула Лариса – Как у вас у парней все просто…
- А чего ему париться? – раздался громкий голос из растущих неподалеку прямо в воде прибрежных кустов. Шлепая ногами по воде, оттуда вышел Сергей с пустым целлофановым пакетом в руках.
- Это вы думайте, как вам быть – продолжал Сергей, подходя – А он вернется с армии и в вашу сторону смотреть не станет. Вы для него старушки будете.
- Сам-то кто? – недовольно проворчала Лариса.
- Говорил вам студенты – сразу перешел на другую тему Сергей, усаживаясь на песок между мной и Ларисой – Нельзя на рыбалку рыбные консервы брать. Примета плохая! Вот – Сергей тряхнул пустым пакетом – проверил пять рамок, хоть бы одна мелочь попалась. Будете без рыбы!
- Ну, все помрем теперь с голоду – чуть слышно насмешливо сказала Лена.
- Старшина пришел Леночка – так же насмешливо вторила ей Лариса – Те-перь будет строить нас по росту и учить жизни!
- Вас, пожалуй, научишь, хипарей. Вы сами, кого хочешь, перевоспитаете – педагоги! – в тон девушкам ответил Сергей и безмятежно растянулся на пес-ке.
В это время от реки с шумом и брызгами к нам подбежали Олег и Татьяна.
- Что за шум, а драки нету? – как всегда бодро спросил Олег.
- Староста нашей группы проводит воспитательную работу среди комсо-мольцев – напыщенно, иронично и торжественно заявила Татьяна.
- Вот что Джульетта! – голосом мрачным и задрожавшим слегка от сдержи-ваемого раздражения ответил Сергей – Да и ты Ромео тоже! Идите-ка вы обои …! Рыбные консервы откройте что ли!
- Мы че рыжие что ли? – все еще улыбаясь, спросил Олежек – Там и так на-роду суетиться тьма…
- Мама сказала, – надо, Олежек! – все тем же напыщенным тоном обрати-лась к Олегу Татьяна и демонстративно обняла его за мокрые плечи - Пой-дем, любовь моя, выполнять приказание! Иначе получим взыскание, и нас не примут в пионеры! Ты этого хочешь?
- Да ты что? – с притворным ужасом схватился за голову Олежек.
- Балаболы! – улыбнулся вслед удаляющейся в сторону лагеря парочке Сер-гей – Этим все нипочем, а ты сомневался! – обратился он ко мне.
Я насупился думая, что Сергей начнет при девушках вспоминать наш с ним разговор, но он опять откинулся назад и растянулся на песке.
- Пошли – услышал я голос Лены, которая поднялась и обращалась к Ларисе – Может тоже, чем поможем!
- Так там Оля с Владом и Игорь с Ириной, теперь еще эти пошли – неуверен-но отвечала Лариса – Мы возле костра только мешать будем друг другу!
- Пойдем! – решительно потянула подружку за руку Лена и девушки тоже направились в сторону шалашей, и ярко горящего в тенистых сумерках кост-ра.
Когда они скрылись я, черпая ладонями набегающую на ноги легкую волну, умылся теплой, как парное молоко водой и, радуясь, что Сергей ничего больше не сказал при девушках, обратился к нему как к старому другу.
- Знаешь, меня всегда раздражало, когда во дворе, наши «ништяки» начина-ли ни с того ни с сего собачиться друг с другом из-за разных мелочей. Я в та-ких случаях всегда терялся, вроде бы друзья, а как начнут друг друга матом поливать, кажется, что вот-вот друг в друга вцепятся. Когда я вас всех только увидел, думал, что с вами такого не бывает.
- Ну, да? – тут же откликнулся Сергей, глядя мимо меня на середину реки – С людьми вообще тяжело находить общий язык. У всех свои тараканы в голо-ве! Да и с кем, с нами? Мы тоже все разные. А потом, ты все же помоложе даже их года на два, а в этом возрасте это многое значит. Мне вот уже два-дцать пять так я от них не очень далеко ушел. А тебе, небось, семнадцать так ты еще многое чего не сечешь. Хотя может быть я и не прав, и сужу по себе!
- А как еще судить? – спросил его я, и почти тут же услышал его громкий уже знакомый мне смех.
-А и, правда?! – согласился неожиданно он – Однако почему-то у нас все во-круг любят повторять – «Не суди людей по себе».
Сергей опять сел и посмотрел на меня насмешливо и ободряюще.
- А вообще, ты не тушуйся! Я вот до армии тоже как те, про которых ты гово-ришь, тоже вроде как «ништровый» был. Хулиганили, вино пили, дрались до одури, чего-то выясняли постоянно, разборки затевали. А там потом…
Сергей неожиданно замолчал, и мне показалось, что он больше не собира-ется ничего говорить.
- В Афгане – выдохнул я с волнением, подсказывая ему следующее слово. Я ждал продолжения.
- Ну, да! – уже нехотя ответил Сергей – Там все чужое понимаешь! Совсем чужое. Люди, небо, земля, жизнь чужая и сам ты там чужой, будто инопланетянин. И вот тогда казалось, что нет ничего лучше нашего городка, двора в котором жил, ребят с которыми пил вино и дрался. Домой иногда так хотелось, что готов был пешком уйти. А потом, когда вернулся и первая радость и первые встречи прошли, и вдруг какая-то пустота внутри появилась. Оглянусь вокруг, бестолковщина одна. Бегают все, чего-то суетятся. На работу устроился, на стройку. Там какие-то начальники с утра уже орут, бегают, прораб материться, народ не работает, так «дуру гонит»…
- Такая тоска меня взяла. Не поверишь, но хотелось опять туда убежать, к своим ребятам, в свою роту. Там хоть все понятно было…
- Что? – резко будто очнувшись, спросил меня Сергей, хотя я не сказал ни слова. Он улыбнулся мне грустно, видимо что-то разглядел в моем замер-шем удивленном взгляде.
- Запутал я тебя совсем? – воскликнул он уже своим обычным голосом.
- Нет! – торопливо ответил я – Я ведь тоже хотел в военное училище. Думал, там все будет по-другому, понятнее, проще и по-человечески…
- Да не в училище дело – сморщившись как от кислого, перебил меня Сергей – Дураков везде хватает, а там их может быть еще и больше. Можно конечно и в училище, но это само по себе ничего не изменит. Нужно, наверное, лю-дей воспринимать такими, какие они есть. Не требовать, чтобы они были те-бе приятны, понятны и удобны. И на недостатки их смотреть нельзя, как на что-то отвратное, хотя может быть тебе и совсем не нравятся их рожи…
- Опять я путано говорю! – со смехом прервал себя Сергей.
- Нет! – возмущенно воскликнул я – Ты говори, ты говоришь, наверное, пра-вильно, и мне такого еще никто никогда не говорил. Такое, как я сам думал, ну или пытался додуматься!
Сергей глянул на меня искоса, своим кровавым насмешливым взглядом, и под этим взглядом я замолчал, смутившись своего порыва.
- Так вот до армии – опять начал говорить Сергей, отвернувшись в сторону – Я в такой компании был, которые ты конечно видел. Ништра орская, причем с соблюдением всех правил и аксессуаров, как говориться. Брюки узкие на-глажены, в отличие от хипаревских клеш, которые они тогда носили. Мохе-ровая фуражка осенью и весной, зимой ондатровая «зализанная» шапка, ку-рили только папиросы, потому, что они удобны для забивания анаши. Нако-лок вот я только как-то избежал, и теперь благодарю судьбу.
- Бывало еще в школе, наглотаемся таблеток разных: беллотаминала, гало-перидола, радидорма или еще какой гадости и на приключения нас тянет…
- Наши дворовые тоже жрут всякую гадость – вставил я, и увидел, как Сергей кивнул, мол, знаю.
- Глючит нас тогда, ну мы и давай куражиться. У-у! Тут уж тебе не до чело-веческого облика и подобия! И девчонку и старика могли обидеть и обижа-ли, а иногда и издевались, и над такими как ты пацанами издевались, еще как…
Сергей тяжело вздохнул и вдруг обнял меня за плечи своей сильной, креп-кой рукой. Он заглянул мне в глаза, и я увидел, как его взгляд стал как будто бы серым, будто подернутым налетом пепла, который остается в давно уже затухшем и холодном костре.
- А теперь вот вспомнить противно, – сказал Сергей в один момент охрипшим голосом – а забывать нельзя. Я ведь теперь водки не пью, не могу смотреть на нее. Спиртное после армии вообще в рот не брал, а потом уже с ребятами, с Владом немного отошел, вино стал с ними пить. Но в скотину больше превращаться не хочу…
- А ты пей с ребятами – вдруг весело засмеялся Сергей – К тебе мои слова не относятся. Такие как ты никогда не сопьются, и глупостей делать не станут. Тебе-то обязательно надо и вина попить и песни с нашими студентами по-орать и поспорить с ними, а может и поссориться!
- Зачем? – удивился я.
- А как же? Чтобы общий язык найти, все это просто необходимо! Ты уж мне поверь!
- Чтобы стать такими же как они, или одним из них?
- Одним из них ты уже давно стал, а больше тебе становиться никем не надо. Будь собой! Только надолго, таким как сейчас ты все равно не останешься!
- Почему?
- Почему, почему? – передразнил меня Сергей – Время пройдет, повзросле-ешь. Я только удивляюсь, что у тебя может быть общего с Владом? Вы же со-всем разные!
- Может, ты меня плохо знаешь? – спросил я растерянно.
- Я Влада хорошо успел узнать – строго сказал Сергей – Он-то паренек себе на уме. А ты вот он весь, на виду!
- Зря ты так про него – обиделся я за Влада – Он же нашел для всех этот ост-ров, и вообще, я так понимаю, без него всей вашей компании не было бы…
- Нашей компании, нашей – ворчливо поправил меня Сергей – Это конечно верно, организатор он от Бога. Но не все так просто Михаил. С возрастом ты я думаю, поймешь меня. Время короче покажет кто прав!
- Только ты на меня не обижайся – спохватившись, шутливо дернул меня за шею Сергей – А-то эти студенты, когда я им говорю, что салаги они, и что скоро повзрослеют, обижаются на меня постоянно.
- Я не обижаюсь – честно признался я.
Сергей засмеялся уже не громко и хитро скосил на меня глаза.
- Вот видишь! А говоришь «как они». Да ты никогда не будешь как они. И никто из них в отдельности никогда «как они» не будет.
- Это как? – опять удивился я.
- Это по науке – все так же хитро улыбаясь, заверил меня Сергей – Когда они все вместе они такие, а когда каждый по отдельности, то каждый из них дру-гой. И ништра твоя дворовая такая же, и вообще все люди такие.
- Э-эй! – раздался протяжный крик от костра – Собирайтесь ужинать!
Громко загромыхало что-то, видимо били железом о железо.
- Все студент – резко подскочив на ноги, выкрикнул Сергей – Лекция оконче-на! Пойдем шамать!
И мы пошли. А потом возле костра все было почти так, как и говорил Сергей. Мы опять пили вино, которое теперь разливал Влад каждому в отдельную кружку. Закусывали печеной картошкой, луком, нарезанным кольцами, какими-то салатами в баночках, и еще свежими огурцами и помидорами, политыми подсолнечным ароматным маслом, и домашним холодцом, который расплылся от жары, но вкусно обдавал ароматом чеснока и чего-то еще домашнего и знакомого с детства. Все хвалили холодец, и домашние салаты, и Ларису, которая все это приготовила и взяла с собой. А Лариса говорила, что это мамин холодец, и что все остальное она тоже она готовила под руководством матери, и Игорь, дурачась, спрашивал, не нужно ли Ларисиной маме спокойного и красивого зятя, а Ирина так же шутливо била его ладошкой по губам.
А потом мы пели песни под гитару, на которой так искусно играл Олежек, что я был немало удивлен. Потому, что никогда не слышал, чтобы так хорошо играли и так пели как он, а еще потому, что меньше всего ожидал этого именно от него.
Наши дворовые гитаристы, которых я тоже любил слушать, сразу показа-лись мне второсортными «бренчателями» на струнах, хотя раньше я думал, что они чем-то походят на манеру игры Высоцкого. Может быть, в заблужде-ния меня вводил их блатной репертуар, а может быть их хриплые, совсем не мелодичные голоса.
А в это время рядом со мной каким-то образом оказалась могучая фигура Лены, с которой мы вначале усердно подпевали Олегу, а потом как-то неза-метно оказались сидящими в обнимку, как и другие парочки вокруг костра. И опять мы пили вино, и среди всеобщей болтовни и тостов я кажется, первый сказал, что счастье иногда приходит неожиданно. И кто-то поддержал меня, кажется Игорь, но Ирина сразу же, поцеловала его, при всех не давая ему говорить дальше.
- Конечно – согласился с нами Влад – Если человек не сумасшедший то оно случается. Это у сумасшедших оно постоянное. А вообще-то, как вы думаете, где живет счастье?
Я не успел ничего ответить, к счастью, так, как сказал бы конечно какую-нибудь глупость.
- В бутылке с вином! - раздался из темноты громкий голос Сергея. Я оглянул-ся, но не увидел его. Тьма уже заполнила тенистую поляну, и отблески костра освещали только тех, кто вплотную сидел к слабо горящему костру.
- Это только катализатор, старшина – уверенно, почти трезвым голосом отпа-рировал его слова Влад.
- Ну, понятно! – так же насмешливо откликнулся Сергей – И где же оно живет
профессор?
- А живет оно в нас самих. Нужно просто разбудить его в себе и быть счастли-вым…
- Всем врагам назло! – издевательски дополнил из темноты Сергей.
- Почему врагам? – спокойно спросил Влад – Наоборот! Никому не назло, просто стараться чаще быть счастливым и все!
- Как сумасшедшие? – опять вмешался Сергей.
- В конце концов, это свинство, Серега! – вдруг взорвался яростной речью Игорь – Ты просто цепляешься к словам. А сам-то ты что считаешь?
- А я Игорек не умею теории выдвигать – уже спокойным бесцветным голо-сом ответил из темноты Сергей – Я вообще-то учусь еще пока. За этим и в ин-ститут поступил.
-Зато ты очень хорошо умеешь критиковать других, ничего в принципе не опровергая и не выдвигая ничего нового – горячо и громко поддержала Игоря Лариса.
- Назвать мысли Влада чем-то новым, это уже слишком, по-моему – хохотнул из темноты Сергей.
- А я и не претендую на авторство – запальчиво включился в спор Влад – И адвокатов Лора мне не нужно, я сам могу ответить!
- Чего-то ты сегодня Серега действительно не в духе – включилась в разговор Татьяна – Пусть Влад скажет, у него всегда получается так красиво и захватывающе…
- Да ответь ты им Сергей – вырвался у меня крик возмущения – Вы молодцы! Все на одного. Скажи им…
Я запнулся и не смог договорить, чувствуя, как выпитое вино путает мысли.
- О-о! – вдруг радостно воскликнула Лена сидящая со мной рядом. Она об-хватила меня рукой за шею и поцеловала в щеку.
- У нашего старшины появился союзник – воскликнула она после этого, - Ка-кой смелый мальчик!
Я посмотрел в ее лицо, в прищуренные, блестящие глаза и только тут уви-дел, что Лена прилично пьяна. Невольно у меня вырвался хохот, но Лена сразу засмеялась вместе со мной, что дало мне право не сдерживаться, и не бояться ее обидеть.
- Мы и так знаем, что он может сказать – тем временем подал голос Олежек. Он ударил после своих слов по струнам гитары и мелодичный, приятный звук эхом отозвался в темноте ночи и поплыл над тихим шуршанием реки, органично вплетаясь в ее звуки.
- Он скажет нам о дисциплине долге и обязанностях… - продолжил нетороп-ливо Олег.
- И это правильно – перекрикивая общий шум и голоса всех вдруг заговорив-
ших разом, выкрикнул Влад - Но это нужно только счастливому человеку…
- По-моему, милый мой, - раздался так же громко голос Сергея – Ты хочешь приравнять литры к километрам! Поставить знак равенства между счастьем и дисциплиной невозможно! Это разные персонажи из разных сказок.
Все неожиданно стихли, так же неожиданно как начали разом говорить.
- Ты хочешь сказать – переспросила в тишине Татьяна – Что « в огороде бузи-на, а в Киеве дядька!».
- Точнее не скажешь – откликнулся Сергей.
- Я могу доказать обратное! – запальчиво выкрикнул Влад.
- Может не надо? – все тем же насмешливым голосом спросил Сергей. Но необратив на его слова никакого внимания, в полной тишине заговорил Влад.
- Вы все просто не видите той связи, которая существует. Очевидной связи! Добросовестно делать свое дело может только счастливый человек. Не про-сто сытый, не просто одетый модно и вообще не испытывающий нужды. Только счастливый! Какое дело несчастному человеку до дисциплины, долга или обязанностей? Если он несчастлив он будет делать любое дело как из -под палки, не будет вообще заинтересован ни в дисциплине, ни в чем-либо еще. Историю Древнего мира мы все изучали и знаем, что рабовладельческий строй рухнул из-за того что рабский труд стал неэффективен. В Средние века тоже все понятно. Там нужда и голод довели до того, что деньги и власть перешли не к тем, кто рождался аристократом, а к тем, кто умел обращаться с деньгами и властью и мог накормить или предоставить хотя бы нормальное существование тем, кто на него работал. А что теперь?
- Что? – вырвалось у меня.
- Да ничего хорошего! Вроде бы все живут хорошо. Вроде бы у всех есть ра-бота, и никто не боится голода или чумы, и на работе никто жилы не надры-вает, а счастливых людей на улицах увидишь редко.
- Да-а! – в мгновенье охрипшим голосом протянул Сергей – Хорошо, что ты в армию не пойдешь! А то бы побалакал разок с каким-нибудь особистом и поехал бы валить лес в Западную Сибирь.
- Жестко конечно, – без всякой напускной веселости сказал Олег – Есть в этом что-то! Но так чтобы совсем не было счастливых, это ты не прав. Я, например, счастливый и не собираюсь от этого отказываться.
- Да в моих словах меньше политики, чем вы думаете – ответил Влад, кажет-ся всем сразу, и тем, кто высказался и тем, кто как я сидел молча.
- Хотя она, конечно, есть, куда от нее, но я считаю не это главным. Всю эту комсомольско-пионерскую риторику я тоже не слишком приветствую, фаль-шивая она и затертая стала, как старая трешка. Но дело не в том капитализм, социализм или еще какой-то «изм». Люди почему-то не умеют быть счастли-выми. Они сами почему-то постоянно находят себе проблемы, на которых зацикливаются, и кажется иногда, что у каждого второго с кем бы ни встре-тился, имеется какая-то фобия.
- Что имеется? – переспросил я, не поняв Влада.
- Страх! – громко сказал Влад – Страх не получить, страх не успеть, страх по-терять, страх что подумают о тебе не так, страх что будешь выглядеть белой вороной или вообще дураком, страх что тебя не поймут и не оценят так как того бы тебе хотелось…
- Ты что и нас имеешь в виду? – негромко, но четко слышно в тишине спро-сила Татьяна.
- Да! И нас всех, включая меня тоже! Как говорит Олежек, что мы рыжие что ли или в другой стране выросли.
- Ну, ты-то у нас самый умный, и к тебе это не относится, – проворчал из тем-ноты Сергей.
- Относится! – резко как отрубил, выкрикнул Влад.
Хотя вино и замутило мне сознание, но после речи Влада я как-то даже про-трезвел.
- Ну, и что же теперь? – спросил я, ожидая продолжения. Спросил, наверное, глупо, но совсем не думая об этом в тот момент.
- А ничего страшного Мишель! – вдруг весело ответил Влад – Просто старайся быть счастливым. Именно ты и именно сейчас и больше ничего. Но вот теперь, Серега, логично будет добавить – всем врагам назло. Потому что по неизвестной и непонятной мне причине слишком много людей хотят, чтобы каждый из нас не был счастлив. Их слишком много, начиная от всяческих секретарей и особистов, и кончая нашей институтской знакомой общекомсомольской дурочкой Катькой Бурцевой.
- Да ты ее и не знаешь совсем – возразил уже не так упорно Сергей.
- А мне хватило нескольких встреч с ней – резко ответил Влад – «Как это так» - начал он, передразнивая – «вам нет и двадцати одного года, а вы уже вы-шли из комсомольского возраста!»
- А впрочем, плевать на них на всех – вдруг опять весело заявил Влад - Да-вайте не будем париться, как говорит наш старшина. Спой лучше Олежек битловскую «Мишель» на почти чистом английском языке. А-то Михаил еще ни разу не слышал, как ты поешь эту песню.
- Тогда дай ему кассету, пусть слушает подлинник, – проворчал в общей ти-шине Олег.
- Да я дал, но живую песню ни чем не заменишь. Не мне тебе объяснять.
- Спой, не ломайся – поддержала Влада Татьяна. Она поднялась и подкинула в почти затухающий костер большую охапку сушняка.
Все стали просить Олега спеть, а костер в это время разгорался и ярко осве-тил всю нашу компанию сидящую вокруг костра. Я огляделся и почувствовал под рукой мягкое плечо Лены, и только теперь заметил, что ее голова лежит у меня на плече, и сама она внимательно, задумавшись о чем-то, смотрит на полыхающие языки пламени.
Тишина теплой июльской ночи стрекотала слаженным оркестром кузнечи-ков, в реке громко плескалась рыба, а то счастье, про которое только что го-ворил Влад, кажется, витало в воздухе и манило из окружающей поляну темноты куда-то вдаль.
Глава 7.
Не все так просто.
Под утро все начали разбредаться по шалашам. Лена заснула еще раньше у меня на плече, но на помощь мне, как и всегда пришел Сергей. Он принес брезентовый полог, две теплые куртки и одело, и быстро соорудил нам с Ле-ной мягкое ложе прямо возле костра. Я осторожно переложил девушку на походную постель, пожал руку Сергею и, отказавшись от его предложения покурить возле реки на ночь, улегся, а точнее сказать упал, как подкошенный спать.
Однако сон мой был беспокойный и некрепкий, да и это понятно. Рядом со мной впервые спала такая красивая и такая необыкновенная девушка. Я час-то ворочался и постоянно просыпался от манящего запаха ее тела и волос. Я пытался обнять ее покрепче и придвинуться поближе, но каждый раз был остановлен невнятным мычанием и крепкими толчками ладоней и локтей в грудь. Впрочем, это воспринималось мной как должное, и чего-то более ре-шительного я даже и не пытался предпринять.
Проснулся я от яркого солнечного света, который пробивался сквозь кроны деревьев и громкого щебетания птиц. Было тихо. Под одеялом я уже лежал один, но это меня нисколько не удивило. Вчерашний вечер и ночь казались сказкой или грезами наяву.
Я выбрался из-под одеяла и по тихому пустынному лагерю прошел к реке. Разноголосица щебетания птиц и шорох течения реки не нарушался ни од-ним звуком, даже песок под моими ногами, напитавшись за ночь влагой, не скрипел. Я быстро скинул одежду и с разбегу бросился в реку.
Когда я накупался и наплескался вволю и выбрался без сил на берег, то воз-ле своей одежды увидел сидящего в одних плавках Сергея.
- Вот! – радостно показал он мне связку рыбы – Все-таки влетели в рамки несколько штук.
- Ухи горячей сейчас в самый бы раз, - согласился я.
- Сейчас мы с тобой сварганим! – уверенно заявил Сергей – Пока студенты дрыхнут, как раз никто не помешает. И чаю заварим покрепче.
- Тогда я побегу помою котел, и наберу воды – решил я и быстро направился к лагерю.
Когда я, поскрипывая душкой котла, подошел к прибрежным кустам, там, где берег был обрывистее, течение быстрее и вода без мути, чистая, то сразу же наткнулся на сидящую, на траве Ларису. Она сидела, согнувшись, обхва-тив руками колени и положив на них голову. Я сразу же услышал громкие всхлипы и звуки которые не вызывали сомнения, она плакала.
Громыхая котлом, я резко остановился и замялся на месте, не зная что мне делать, подойти или пройти мимо.
- Ну, чего уставился! – резко не поворачивая головы, выкрикнула Лариса.
- Что случилось? – осторожно спросил я.
- Иди! Топай дальше, - срывающимся голосом выкрикнула Лариса, и я попя-тился от ее крика, и пошел вдоль берега к песчаной отмели. Сергея на берегу уже не было, и я зашел туда, где было глубже, стал мыть котел.
«Странно, - думал я – Кто ее мог обидеть? Все непонятно! Олег был с Татья-ной, Влад конечно с Ольгой, Игорь с Ириной. Сергей? Быть такого не может! Однако сам черт здесь голову сломает. Возможно, у нее вообще случилось что-то не относящееся к сегодняшней ночи».
Когда я пришел в лагерь костер уже горел, а рядом Сергей колдовал с но-жом и рыбой в руках.
- Ты где пропал? – оглянулся Сергей.
- Там на берегу, Лариса плачет, – сообщил я шепотом, подойдя к нему со спины.
- Да? И что?
- Я не знаю, она меня прогнала.
- Значит не наше дело!
- Может ее кто обидел? – предположил я.
- Ты вот что, - резко обернулся Сергей – Тут вот кишки рыбьи в газете и еще всякий мусор. Давай бери инструмент, отойди подальше в лес, вырой ямку поглубже и закопай все это, чтобы чисто было и не воняло.
Сергей бросил мне под ноги маленькую лопатку, и подвинул большой газетный сверток. Я, молча, взял все это и пошел в заросли кленов.
«Правильно на него ребята крысятся – думал я с обидой – То вроде ничего, а то вдруг командует и смотрит волком. И опять ничего не понятно! Толи он знает что-то про Ларису, толи не знает, и знать не хочет. Но скорее всего, знает, но говорить мне не хочет. Ну, тогда бы мог так и сказать! Зачем все эти тайны, все эти недомолвки? Вот и опять чувствую себя полным придурком, как и во дворе, когда Сопля пытается цепляться к словам или бугай Кивер пихает в плечо, пытаясь спровоцировать драку. Почти так же, только по-другому. Еще обиднее что ли? И от этого совсем уже гадко на душе потому, что за вчерашний день думал об этих ребятах и девчатах одно, а теперь при-ходит в голову черти что. И самое обидное, что от тех я никогда не ждал ни-чего хорошего, а с этими казалось все так понятно и открыто, и вот на тебе!»
Пока я рыл ямку в зарослях и закапывал мусор из ближайших кустов прямо на меня не твердой, качающейся походкой вдруг вышла Лена. Она была не-обычайно бледной, с помятым, заспанным лицом. На шее висело полотенце, на согнутые, поникшие плечи была наброшена ветровка. Шла она осторожно, глядя себе под ноги.
Когда она оказалась в нескольких шагах, я выпрямился, чтобы привлечь ее внимание, но слова застряли у меня в горле. Увидев меня, Лена вздрогнула как от удара, ее утомленный отрешенно-спокойный взгляд резко изменился. Глаза округлились, распахнулись широко и в них мелькнул неподдельный даже не страх, а ужас. Будто бы она увидела что-то очень страшное или гадкое. Мамонта, например, а лучше сказать змею, зеленную и страшно-противную.
- Привет! – сказал я и попытался улыбнуться.
- Привет! – чуть слышно выдохнула Лена, опустив глаза. И вдруг она броси-лась в сторону, как испуганное животное. Она побежала в сторону так быст-ро, что я успел заметить только, как замелькали ее белые голые икры, и за-трещали кусты.
«Что ж за напасть такая, – ошарашено думал я с закипающей уже где-то в груди злобой – Что они с утра сумасшедшие, что ли все? Одна плачет, другая шарахается от меня как от заразы. Старшина рычит, будто недоволен чем-то. Может быть, я вчера чего-то лишнего сказал? Да, нет же! Я вчера и не пьяный был! Я с ребятами во дворе водки иногда больше выпивал, чем вчера вина, но пьяным в стельку, никогда не был».
Размышляя, я вышел из леса и воткнул рядом с Сергеем лопатку в землю.
- Приказание выполнено, – сказал я невесело и, наверное, даже злобно.
- Вот и ладушки! – весело ответил Сергей – Садись, сейчас чай закипит. А ты чего такой надутый?
- Да ну вас всех к черту! – в сердцах сказал я – Одна вчера веселилась, сего-дня плачет, другая обнимала, сегодня шарахается от меня, как от заразного. Ты тоже…
- Это кто? – перебил меня Сергей – Ленка шарахается?
- Ну, да! Встретил ее в лесу, а она от меня сиганула, как лань в кусты.
Сергей согнулся вдвое и громко захохотал так, что тишину лагеря заполнило эхо раскатов и громкие голоса растревоженных птиц.
- Ты не обижайся! – заговорил Сергей прерывисто сквозь продолжающийся смех – Но с бабами, это такое дело! Они по пьянке могут тебе, что хочешь…
А потом проснуться утром, и все у них на свои места встает, кроме того, что вчера было, это может быть вне их планов. А если все это вне их планов, то-гда «пиши, пропало»!
- С какими бабами? – удивился я – Они же девушки? И чего пропало-то?
- Да, брат! – перестав смеяться, ответил Сергей – С девушками или с бабами - это разница небольшая. Можно сказать, что с девушками еще хуже. А пиши, пропало – это значит, что ты ей больше не нужен, или не понравился. Ночь переспали, и теперь забыть быстрее, а отношения серьезные ей нужны с кем-то другим.
- Ну, то, что с другим, - это я могу понять, – пробурчал я, обиженный, однако на слова Сергея – а вот насчет ночи. У нас и не было ничего!
- Вот! – резко выкрикнул Сергей, даже как-то радостно – Тем более что ниче-го и не было. А раз не было, то и говорить с тобой не о чем! Вот если бы бы-ло, тогда может быть, хотя я тоже не уверен…
- Городишь ты что-то непонятное, – проворчал я смущенный его словами.
- А с ними никогда ничего не понятно, - согласился уже спокойно без всякого возбуждения Сергей – И вообще, ты учти, что среди них очень редко попа-даются такие с которыми можно общий язык найти. Мне такие пока не встречалась.
- А может дело не в них, а в тебе. Ну, или во мне если хочешь!
- Да думал я об этом Миша! Думал! – нараспев, грустно сказал Сергей, по-мешивая в это время варево в котле – Но все сводится к тому, что дело не во мне. Я точно знаю, чего хочу, и что мне нужно, а большинство из них нет. Возьмем ту же Ленку! Она же прекрасно знала, сколько тебе лет, знала, что могут пойти слухи, что мол, малолетку себе нашла, а поэтому быть с тобой дело тухлое, без будущего. Но видимо ты ей понравился! Но нравиться им брат, это одно, а вот подходить им это совсем другое. Однако выходит, что ты ей не подходишь, и я тебе уже сказал почему! Это конечно не помешало ей вчера поиграть с тобой в «люблю», но на утро все стало как обычно.
- Однако это еще не значит, что теперь от меня скрываться надо, - возмущен-но заметил я.
- А она, может быть, не тебя боится, – скосил на меня свой кровавый глаз Сергей – ей может быть за себя стыдно, или еще чего еще сложнее. Может она хотела, чтобы ты за ней вдогонку кинулся?
- Ну, ты скажешь тоже! – возмутился я – Чего я совсем тупой? Я бы разгля-дел…
Сергей опять заразительно громко рассмеялся, и его смех опять больно уда-рил по моему самолюбию.
- Лорку вон ты тоже разглядел – проворчал Сергей будто бы мимоходом, нагнувшись над котлом – Понял что-нибудь? Нет! А все на самом деле просто. Во Влада она влюблена почти с первого взгляда, и знают об этом почти все. И Влад знает! Но у него сегодня Оля, завтра будет какая-нибудь Маша. Проверено уже!
- Вот видишь! – воскликнул я – Он же может найти с ними общий язык!
- А ты на Влада не смотри, – серьезно сказал Сергей – он из другой породы, чем мы. Есть знаешь такие мужики, они тебе с кем хочешь, общий язык най-дут и с какой угодно девчонкой легко познакомятся. Мы-то с тобой из обыч-ных людей. Ни ты, ни я так не сможем, да и не надо это, ни тебе, ни мне…
- Все! – прервал сам себя Сергей – Уха готова, стучи половником в крышку, буди студентов. Обедать пора!
По-прошествии времени, уже через несколько лет, я вспоминал слова Сер-гея, и думал насколько точно, тогда он все мне объяснил. И про меня и про Влада, и про всех остальных тоже. Видимо был в этом молодом парне при-родный талант разглядеть и в человеке и в происходящих вокруг событиях, обычных и неприметных на первый взгляд, что-то понятное сразу только ему, но верное вообще для всех. Он сразу мог уловить и мотивы и мысли, которые движут людьми в той или иной ситуации, иногда даже те, в которых сам человек не мог себе признаться, или сам не понимал, не осмысливал этого.
Но это было позже, а в тот день, когда мы уже возвращались домой, я сидел на багажнике велосипеда сзади Сергея и чувствовал, что в моей жизни что-то изменилось. Изменилось навсегда! Может быть, я просто повзрослел за эти два дня, увидел других совсем не похожих на тех, кого я знал ребят и девушек. Увидел их мир, который всегда существовал в двух шагах от меня и в который я теперь попал волею случая, а еще может быть потому, что очень хотел попасть в этот мир.
И с одной стороны он был таким как я и ожидал, а с другой, он был пока так же чужд мне, как и мир моего двора. Станет ли он мне своим, знакомым и желанным я еще не знал. Хотелось верить, что станет, а не отторгнет меня, как чужеродное тело, как занозу, случайно залетевшую в палец.
Но одно я знал теперь точно, что и здесь, среди этих ребят все было не про-сто, все было не так идеально и монолитно, как я представлял себе раньше. А это значило, что все: и их отношения друг к другу, и сама атмосфера их от-ношений не была такой уж неизменной, постоянно-доверительной и иде-ально-дружеской как мне того бы хотелось. Совсем не такой, как пишут в книгах, как показывают в кино, и такой как я сам себе это представлял. Я впервые понял. Что такой атмосферы не существует вообще, наверное, ни-где, и от этого мне было и грустно, и смешно вспоминать те нечеткие воз-душные представления, которые я имел до того момента, как встретился с Владом.
Но в тоже время я был благодарен и Владу, и всем ребятам и девчонкам, которые были рядом со мной эти два дня, за то, что впервые за все свое детство и юность я почувствовал себя одним из них, я был частью чего-то целого. Я, кажется всегда бывший отъявленным индивидуалистом и затворником, вдруг ощутил счастье того, что могу говорить со своими сверстниками на одном языке, могу не стесняться говорить то, что думаю, и вести себя так естественно, как будто нахожусь один на один с самим собой. Я был рядом с ними как товарищ и друг, и впервые, наверное, не думал об иерархической ступени, которую занимает человек в «дворовой классификации», с которым ты общаешься, сидишь рядом, говоришь. Осуществилось то главное, чего я ждал. А именно, что есть место и люди, которым неважно в каком районе ты живешь, пользуешься ли ты авторитетом среди определенной части дворовых признанных авторитетными «шпанюков», хорошо ли ты дерешься, и легко ли ты владеешь блатным жаргоном. Им неважно, как и против кого, ты говоришь, а важно, что и для кого, ты говоришь, и неважно кто именно говорит, или просто находится рядом. Для них важно, что ты понимаешь их, а они понимают тебя, и что ты говоришь что-то по делу, а не ради каких-то низменных целей. По делу и от души, вот что невозможно было в моей дво-ровой жизни!
Во дворе часто употребляемым выражением было: «Не колоти понты!», но мне иногда казалось, что все, что там происходило, было можно назвать «сплошными понтами». Там всегда и обо всем говорили без дела так, как главное было не то, что ты говоришь, а как. Бездушие и жестокость были главными темами разговоров так, как все остальное считалось слабостью или по дворовому «соплями». Познания в чем-либо кроме строго очерченного круга примитивных развлечений считались высшей глупостью и всегда осмеивались. И я не был в этой среде белой вороной лишь потому, что врос среди этих ребят и знал каждого из них еще с дошкольного возраста.
Я мог, и имел право промолчать там, где считал нужным, и уйти в тот мо-мент, когда мне переставали нравиться или надоедали их забавы. Я мог, и делал это когда хотел, и поэтому, наверное, никогда не был для них своим. Это было всего лишь мирное сосуществование, добытое с помощью моей везучести, умения уходить от конфликтов, и знания их слабых мест, а так же добытое в многочисленных стычках и драках. Все эти качества были просто необходимы для выживания и ощущения собственного достоинства в таких условиях, а потому они были приобретены мною не добровольно, а просто в ходе вынуждающих на это обстоятельств и во дворе и в техникуме. В техникуме отношения со сверстниками мало чем отличались от дворовых так, как там приходилось иметь дело тоже с большим количеством таких парней, с которыми я постоянно общался во дворе. Это были те же самые парни, с таких же дворов нашего городка, и единственное что их отличало так, это то, что они учились лучше, были не так заражены «уголовщиной», и были вполне нормальными людьми, пока звонок на перемену не выпускал их на свободу действий. Как только они покидали класс «дворовое воспитание» опять было обычным методом общения среди моих сверстников, и вначале мне это казалось удивительным. Но со временем я понял, что другой формы общения никто из нас не знал, а поэтому ребята общались так, как это было принято, так как это было привычно и не показалось бы никому странным. Но в отличие от двора темой общения была, конечно же, еще и учеба, и это часто отвлекало нас, и мы переходили на нормальный язык общения.
Пока я ехал на багажнике велосипеда домой, я понял еще кое-что. Я поду-мал о том, что теперь мне совсем незачем поддерживать какие-либо отно-шения с кем бы то ни было в своем дворе, теперь у меня есть «своя компа-ния». Я могу теперь общаться с Владом и его друзьями, надеяться, что они скоро станут друзьями и мне, и совсем прекратить те редкие контакты, кото-рые я еще поддерживал с дворовыми сверстниками. Теперь, чтобы напом-нить мне о таких как Сопля или Кивер, и тем самым не потерять навык обще-ния с этой категорией, мне хватит вполне тех немногих придурков, которые учатся со мной в техникуме. Все-таки к третьему курсу, и в моей, да и в дру-гих группах, этих ништровых осталось в техникуме не так уж и много, но вполне достаточно, чтобы не забыть об их существовании, и не разучиться держать их на расстоянии от себя.
Впрочем, не подумайте, что все было для меня так уж печально или напря-женно. Нет! Все что окружало меня, не казалось мне никогда ни фатальным и унылым, ни безнадежно пустым. Как я уже говорил, у меня и до Влада бы-ло много интересного и занятного, и были ребята, с которыми я общался, и были свои трудности и радости. Но Влад, а потом и его друзья высветили для меня, пожалуй, даже неожиданно, то, что стало в какой-то момент для меня привычным, но оставалось всегда «не моим».
Проведенные вместе с друзьями Влада дни воскресили мои мечты, мои, казавшиеся несбыточными надежды на лучшее или просто нормальное общение между людьми. И тем самым просто, но в то же время несколько неожиданно, показали мне убогость и серость всего того что меня окружало всегда.
Скажу уже не в первый раз, все познается в сравнении! И сравнивая ту ат-мосферу, в которой я был эти два дня с той, в которой мне приходилось жить, я понял, что родился и вырос среди серых пропыленных суховеями пя-тиэтажек, в сером типовом дворе. Но главное что я был все это время окру-жен серыми людьми, интересы которых были примитивны и просты как у млекопитающих. И странно, но на фоне этой серости я воспринимал теперь и свою мать и кое-кого из преподавателей в техникуме, и некоторых школьных товарищей и подруг, как яркие светлые пятна солнца в этой серой мгле. А свой дом, квартиру, в которой я вырос, я воспринимал как осколок света, тепла и доброты среди непроглядного серого моря…
Когда к вечеру второго дня мы все вместе разобрали шалаши и уничтожили почти все следы своего лагеря, то уставшие и притихшие двинулись дружно к трубе. Почти не мешкая, на трубу сразу встала Татьяна и так же спокойно и размеренно, как и в прошлый раз, не покачнувшись ни разу, перешла на другой берег реки. А потом, по наведенной переправе мы опять начали по одному переходить на другую сторону. В этот раз я шел спокойно, крепко держась за веревку, как за поручень, но почему-то остановившись на середине трубы, впервые посмотрел себе под ноги, вниз на спокойное течение реки. И от этого единственного взгляда меня вдруг пошатнуло так сильно, что я чуть не соскользнул вниз.
- Осторожно! – испуганно крикнула Татьяна – Что с тобой? Ты же знаешь, что смотреть вниз нельзя.
- Мне почему-то очень захотелось поглядеть вниз, - виновато признался я, когда ступил на берег и увидел обращенные на меня строгие и укоризнен-ные взгляды парней и девушек.
- Ну, если очень захотелось, то тогда можно! – громко засмеялся Олег, раз-ряжая общую напряженность.
- Смотри сам! – строго сказала Татьяна – Просто в следующий раз ты, воз-можно уже не сможешь перейти эту трубу без страховки. Такие случаи все-ляют страх и неуверенность надолго.
- Смогу! – уверенно ответил я ей – Я теперь очень многое смогу!
- Правильно, Мишель! – хлопнул меня по спине сзади подошедший Влад – Ничего не бояться только дураки и обкурившиеся анашой дебилы. Нормаль-ные люди всегда опасаются, но делают то, что могут или должны. Вопрос только в том, что тебе нужно? Если нужно было поглядеть вниз, значит, ты это сделал, если понадобиться что-то серьезнее, то сможешь и это. Поплыть за буйки иногда можно, но главное знать, что это тебе нужно и без этого не обойтись.
- Ага! – хохотнул Олег – С пятиэтажки тоже можно разок вниз головой прыг-нуть. Только этот опыт вам уже больше не пригодиться.
- Не упрощайте молодой человек! – в тон ему ответил Влад – Мы же говорим не о методах самоубийства, а о методах познания мира. Вы вообще как, обществоведение изучаете, или так, проходите?
- Изучаю я английский язык, - не без ехидства ответил Олег – а все остальное читаю иногда.
- Советую почитать вам еще психологию, – тем же тоном заявил Влад – тем более что она входит в изучаемые предметы. Может быть, тогда вы поймете, почему Мишель прошел по трубе без страховки своими ногами, а вы молодой человек, проползаете его на пузе. Поймете, что это совсем не значит, что он умеет летать, это значит, что он просто не желает ползать.
- Хочешь меня обидеть? – оскалился в недоброй улыбке Олег.
- Хоть обижайся, хоть нет! – спокойно уже нормальным голосом ответил Влад, отворачиваясь в сторону – Но факт есть факт! Ни ты, ни я, ни кто другой из парней перейти трубу без страховки не смогли бы. Духа не хватило бы!
- Мы с тобой люди современные, - вдруг резко повернулся к Олегу Влад –
слишком рациональные! А? Мы же с тобой думаем о том, что внизу могут быть коряги, и глупо разбиваться из-за пустой бравады! Правда?
Олег отвернулся от пристального взгляда Влада, и вдруг резко и зло обратился ко мне.
- А ты о чем думал, когда шел по трубе?
- Да ни о чем, - откровенно ответил я, переживая, что ребята могут поссо-риться из-за меня – Просто у нас во дворе непринято не отвечать на вызов, тем более что его еще и девчонка делает…
- Понял! – сказал в сторону Олега, как отрезал Влад – Мы можем только чи-тать и рассуждать о Святославе, который предупреждал врагов «Иду на вы!», а кое-кто еще может и поступать точно так же.
- А я не князь, - запальчиво выкрикнул Олег – и Мишель на князя не похож. Князей сразу после семнадцатого года всех искоренили…
- Ты с ним так еще долго в слова будешь играть – засмеялся Сергей – Ты ему прямо скажи! Раз уж начал, то чего теперь его самолюбие бережешь?
Влад после этих слов Сергея как-то поник, и даже погрустнел.
- Да дело не в самолюбии Серега, - как-то нехотя ответил он – Я же не только Олегу это говорю, всем нам тоже. Ты-то вот тоже ни разу не пытался перейти трубу без страховки.
- А я и не собирался, – спокойно и так же насмешливо ответил Сергей, и де-монстративно неторопливо закурил сигарету. В воздухе повисла пауза. Влад спокойно смотрел на Сергея и ждал ответа, Татьяна с Игорем занимались пе-реправой велосипедов и поклажи, а все остальные молчали и ждали чего-то.
Я застыл и напряженно, намного нетерпеливее, чем Влад смотрел на Сергея.
А Сергей неторопливо затянулся, сел прямо на траву и сплюнул себе под но-ги.
- Я когда был в возрасте Мишки, - неторопливо заговорил он – тоже рисковал по делу и без дела. Перед девчонками форсил, перед своими ребятами никогда не хотел сплоховать. А сейчас…
Сергей вздохнул, будто переводя дух, и вдруг улыбнулся мне, открыто и просто.
- Сейчас знаешь, как в песне Высоцкого! Я себе уже все доказал. И Олежека вы зря обидели. Он понятно на поводу у Танькиного бзика шел, но, однако то, что не рисковал по глупости, это правильно. Здоровье беречь надо! Вто-рого никто не подарит.
- Глупость все это, - вступила в разговор подошедшая Татьяна – Без спецпод-готовки рисковать нет ни какого смысла. Если бы я знала, что Мишель дейст-вительно пойдет по трубе без страховки, я бы рта не раскрыла. Он когда пару шагов сделал, я все ждала, вот–вот повернется назад. А потом сама чуть со страха с ума не сошла.
- Это у нас называется «проверка на вонючесть», - не выдержав, засмеялся я
радостно от слов Татьяны.
- А вообще-то, Влад прав, Серега! – вдруг сказал Олег, и я, обернувшись, увидел, как он пытается улыбнуться своей обычной улыбкой, но она у него как-то криво съезжает с лица - Когда самому слабо, то всегда думаешь, что и другие заслабят.
- Ну, это брат понятно, – хмыкнул Серега – что в другом месте и с другими людьми тебе бы пришлось «за базар ответить». Но, слава богу, что мы не в этом месте и не с этими людьми. Мишель еще этого не понял, но поймет. Отучайся Мишка делать глупости быстрее. Не гарцуй без дела, здесь все свои, а поэтому пылить не перед кем.
- И еще Миша ты не подумал об одном, - подала голос молчавшая до этого Лариса – Если бы с тобой что-нибудь случилось, то ты не только испортил бы отдых и настроение всем нам, но и заставил бы каждого из нас винить себя в том, что произошло. Ты думал только о себе, даже сейчас, когда решил по-смотреть вниз. А это эгоизм, и мне кажется ему не место в то время когда мы все вместе. Мы должны страховать друг друга, должны быть внимательны к серьезным вещам, а не к дурацким подколкам и подначкам, кто бы их не придумывал.
- Это речь достойная нашего старшины! – шутливо воскликнул Игорь, и они с Ириной засмеялись.
- Ты вынуждаешь меня Лора назначить тебя своим заместителем, – засмеял-ся и Сергей, а за ним уже зашумели и заговорили все разом, будто общее на-пряжение вдруг неожиданно унесло порывом свежего ветра.
- Вот тебе Мишель и вся истина, - насмешливо скривился Влад, обнимая ме-ня за плечи – Этот мир давно уже предпочитает обыкновенной храбрости хо-лодный трезвый расчет…
Глава 8.
Вторжение.
Это лето, такое короткое и такое яркое запомнилось мне надолго. Я часто вспоминал его потом, когда служил в армии, и иногда получал письма от тех, с кем его провел. Реже всех остальных писал Влад. Я знал, что писать он не любит, но к тому времени я знал так же, что это не единственный его недостаток.
За то лето, мы с Владом успели подружиться еще крепче, и часто проводили дни вместе. Один или два раза в неделю, в зависимости от погоды и возможности собрать компанию, мы бывали на нашем острове. Но люди в нашей компании, за исключением Татьяны, Олега и Ларисы всегда бывали разные. Часто появлялись и новые лица, но никогда не задерживались больше чем на одну поездку. А я с каждым разом знакомился все с большим количеством парней и девушек, которые учились вместе с Владом, но и не только. Но всегда где-то в глубине души я жалел, что с нами нет больше Лены.
Но вот как-то недели через три, при очередном сборе в уже знакомом мне
дворике, в котором, я знал теперь, жила Лариса и Татьяна, я увидел опять и Лену тоже. Это было и неожиданно и приятно, и возбуждающе волнительно. Впервые минуты я обрадовался, а потом мне почему-то стало не по себе, и я пожалел даже, что она появилась вновь.
Как и говорил Сергей, Влад в каждом нашем походе всегда был с разными новыми девушками. Но к тому времени я уже не удивлялся этому, настолько это стало привычным. В этот раз с Владом была высокая, красивая брюнетка по имени Юля. Она была смуглая, с пышными черными волосами и очень смешливая. Ее смех, рассыпающийся звонкими колокольчиками, вначале просто притягивал к себе внимание, пока ты не понимал, что иногда этот смех звенит чаще, чем этого бы хотелось, а иногда раздается совсем не к месту или не в то время, как петушиное кукареканий среди белого дня.
В этот раз нас было совсем немного и единственное место, что мне доста-валось это свободное место на багажнике велосипеда Ларисы. Я неуверен-но предложил ей себя в качестве рулевого, но она решительно отказалась и, рассмеявшись, ответила, что «своего коня не доверяет никому».
- Я понимаю, – улыбаясь мне, говорила Лариса, как только мы двинулись в путь – что ты готов сделать, что угодно, чтобы не ударить в грязь лицом, но велосипед с седоком за спиной требует особой сноровки и привычки. Его так с наскока не освоишь, это тебе не труба. Я вот езжу на велосипеде с двена-дцати лет. Вместе с Таней много раз ездила в туристические походы на вело-сипедах по пересеченной местности, пока не поняла, что все эти лазания по горам и переправы через реки меня совсем не радуют.
- Почему? – спросил я, радуясь, что она болтает непринужденно и совсем не собирается надо мной подсмеиваться.
- У них там все слишком серьезно, – ответила Лариса – наш старшина с его командирскими замашками по сравнению с этой секцией туризма, это про-сто цветочки.
Лариса умолкла на минуту, сделала вслед за велосипедом Влада затяжной, крутой поворот по кривой, дугообразной улочке и заговорила опять.
- Там у нас руководителем один из учителей физкультуры из восемьдесят первой школы. Он из бывших военных. Так что там вначале построение, по-том инструктаж, а во время всего похода постоянные сборы, лекции на тему безопасности или повышения навыков туризма и постоянная учеба. Учеба как вязать узлы, как переправить раненого через реку, как правильно пре-одолевать препятствия, страховки разные, правила. Короче, надоело мне. Однообразно и времени нет на то, чтобы внимательно взглянуть на природу, сходить за грибами, или вообще, просто посидеть возле той же реки. А тогда я и смысла не вижу во всем этом.
- А я не заметил, чтобы вы с Татьяной были подругами, - сказал я то, что мне пришло в голову после ее рассказа.
- Это потому, что мы знакомы уже тысячу лет, - легко засмеялась Лариса –
Живем в одном доме, учились в одном классе в школе, теперь в одной груп-пе в институте, сидим на занятиях с самого детства за соседними партами. И вообще у нас слишком много общего в прошлом, а это всегда немного раз-водит в разные стороны. Ты не замечал?
- Не знаю, - честно ответил я. И действительно этого я не знал. Со школьными товарищами я встречался в последнее время все реже и реже, никто из нашей школы в техникуме со мной никогда не учился, и поэтому мне нечего было сказать Ларисе.
- А ты знаешь эту Юлю? – спросил я, думая в это время о Лене, которая ехала впереди, на багажнике велосипеда незнакомого мне, очкастого и долговя-зого парня, который представился Виктором.
- Нет! – крикнула Лариса сквозь грохот проезжающих мимо грузовиков так, как мы в это время выехали на обочину автомобильной дороги – Она не из нашего института.
Когда машины проехали, то в отрезке тишины Лариса сказала каким-то дру-гим, совсем не веселым голосом.
- Можешь не ревновать своего друга, все это ненадолго.
Я понимал, что ревновать приходиться совсем не мне, и поэтому молчал, старался ничем не выдать свои мысли.
Когда мы шли по мосту через Урал, и я катил перед собой велосипед Лари-сы, она вдруг заговорила опять.
- Несколько дней назад, как-то вечером, мы гуляли по проспекту Мира в парке возле института. Я, Влад и Лена. Там мы встретили знакомую парочку, из наших, институтских. Они были на машине, большой такой – «Победа», и пригласили нас съездить на турбазу ЮУМЗ, но Влад сразу сказал, что лучше на турбазу Механического завода, там у него знакомые ребята ведут диско-теку и с домиком проблем не будет. Вот там-то Влад и познакомился с этой Юлей. А вообще, было весело, мы танцевали, и пили шампанское, которым ребята угостили Влада. Ты был, когда нибудь на этой турбазе?
- Нет! Влад как-то обещал меня взять с собой, но видимо не получилось.
- Жаль! Там хороший берег, большой деревянного настила понтон удобный для купания рядом с обрывистым берегом, и еще хорошая танцплощадка. Кстати, Лена все время на танцплощадке вспоминала тебя!
- Да ты что? – притворно удивился я – С чего бы это? Что потом дождь по-шел?
- Нет, – удивилась серьезно Лариса, запутанная моим тоном – Почему обяза-тельно дождь?
- Ну, знаешь, неприятные рожи всегда вспоминаются к дождю! – как можно безобиднее напомнил я ей.
Лариса посмотрела на меня долгим взглядом, а потом вдруг прыснула, и расхохоталась.
- Ты как-то совсем необычно шутишь, – выкрикнула она – Однако смешно!
Мне было совсем не смешно. Я думал о том, что Лариса, а может быть и все остальные заметили, что мне было неприятно отчуждение Лены, которое она проявила ко мне в прошлую нашу встречу. Тогда, в тот день она так и сторонилась меня до тех пор, пока наш поход не был закончен. Может быть, боялась дурочка, что я буду приставать к ней с разговорами и делать вид, что все хорошо. Она плохо меня знала.
А сегодня с утра я тоже видел ее только издали и не пытался подойти, на-оборот, так же как и она делал вид, что все идет так, как надо, как и должно быть. Я действительно старался больше не думать о ней так, как воспомина-ния не приносили мне большого удовольствия.
- Вы странные с ней обои, - почему-то серьезно сказала Лариса – вы даже чем-то похожи.
- Ты мне льстишь! – попытался пошутить я – Я не настолько фотогеничен.
Лариса опять стала звонко и громко смеяться, наверное, ей очень хотелось выглядеть веселой и беззаботной. Но я чувствовал, что за каждым ее словом почему-то стоит грусть или легкая печаль.
По прибытии на остров все происходило, как и обычно, так же как всегда. Мы строили шалаши, разводили огонь, Лариса готовила завтрак, Олежек суетился с бутылками с вином. Влад с новой подругой часто уединялись, уходили то за дровами, то еще по каким-то делам всегда вместе. Но их всегда было слышно по звонкому, переливающемуся разными оттенками, смеху Юли.
Я чувствовал себя в этот раз почему-то слегка неуютно и как-то одиноко. Мне не хватало товарища, такого как Сергей или Игорь, но в этот раз нас бы-ло совсем немного, и Олег с Татьяной как всегда были в центре событий, а очкастый Виктор постоянно исполнял команды Ларисы, которая помыкала им без всякого стеснения. И я чувствовал, что тогда, в самый первый раз, именно с помощью Сергея я не чувствовал себя среди незнакомых мне в то время ребят и девчат так, как почему-то почувствовал сегодня. Одиноко и отстраненно.
Однако долго чувствовать себя в одиночестве мне не пришлось. Когда зав-трак закончился и все, как обычно побежали на берег купаться, ко мне сразу же подошла Лариса.
- Все пошли нырять с крутого берега, – сообщила она мне – пойдем с нами, мы на песчаную отмель идем.
- Со мной и с Леной!
- О, нет, Лариса! – воскликнул я невольно – Лучше я пойду вместе со всеми!
- Что, испугался?
- А чего мне бояться?
- Ну, не ерепенься, – упрашивала Лариса – и Лена просила тебя прийти.
- Ну, это ты придумала! – засмеялся я – И вообще, Лариса, зачем это тебе? Ты же не знаешь ничего?
- Ой! – засмеялась теперь Лариса – Да чего там знать-то?
Смотря на ее спокойное улыбающееся лицо, я вдруг вспомнил, как она сидела на берегу и горько плакала, и подумал, что если не пойду то, наверное, буду выглядеть в ее глазах малодушным мальчишкой. Она не боится смотреть каждый день в лицо Влада, разговаривать с ним, веселиться, как ни в чем небывало, и конечно может считать наше маленькое приключение с Леной абсолютным пустяком.
- Ну, ладно, пойдем! – решительно сказал я и даже взял ее за руку.
- Ну, это совсем не обязательно, - хитро посмотрела на меня Лариса, и я вы-пустил ее руку, и смутился как всегда, когда девушки смотрели на меня так, с понятной только им таинственной улыбкой.
На песчаной отмели я сразу заметил Лену, которая сидела рядом с долговя-зым Виктором. Они о чем-то говорили и, увидев, что Лена не одна мне сразу стало легче на душе. В окружении других я чувствовал себя рядом с ней не так скованно потому, что понятия не имел, что я могу ей сказать при встрече лицом к лицу. Как вообще я смогу спокойно смотреть ей в глаза.
Мне запомнились слова Сергея, и я не знал, что мне думать, не знал до сих пор, почему она убежала от меня в тот раз, и почему делала вид, что мы еле знакомы. Эта непонятная ситуация делала меня нервным, путала мысли и рождала в голове разные невероятные догадки и предположения.
- Вот и мы, - громко сказала Лариса и уселась по другую сторону от Виктора. Мне ничего не оставалось, как сесть рядом с Леной.
- Привет! – наверное, некстати сказал я, не обращаясь ни к кому отдельно.
- А мы тут спорили, - начал сразу объяснять Виктор – почему люди стараются уединиться на природе. Я считаю, что мы бежим за город именно от город-ской суеты, а Лена утверждает, что людей просто привлекает река, деревья и что городская суета здесь не причем.
- Да все это одно и то же, - сразу поддержала разговор Лариса, и я заметил только теперь, что она сегодня в особенно приподнятом расположении духа.
- Ты, Витюша, как все мужчины любишь все усложнять, а на самом деле все просто. Мы едем к реке, стремимся на природу, чтобы смыть с себя город-скую пыль, и отвлечься от суеты.
- Но почему тогда вы выбрали именно это место, где нет никого? – с каким-то азартом спросил Виктор.
- Ты чего такой хмурый? – тихо не поднимая на меня глаз, спросила Лена, и я моментально забыл и о Викторе и о Ларисе.
- Да, я не хмурый, - неуверенно ответил я, еще не веря, что Лена так просто заговорила со мной.
- Тогда пойдем купаться – вдруг резко предложила Лена и, поднявшись, по-тянула меня за руку.
Невольно мне пришлось подняться и я, оглядываясь на болтающую, на берегу, и совсем не обращающую на нас внимания парочку, поплелся за Леной
в воду.
Когда мы отплыли на середину реки, Лена остановилась.
- А сколько тебе лет Мишель? Правда, только семнадцать?
- Уже исполнилось восемнадцать – ответил я, прибавляя себе несколько ме-сяцев.
- А мне вот уже девятнадцать, - как будто между прочим, но с оттенком гру-сти сказала Лена – и уже давно.
Я не удержался от смеха, вспомнив сразу слова Сергея о том, что Лена на-шла себе малолетку.
- Что? – спросила с вызовом и даже с обидой Лена, но ее газа смотрели на меня будто бы с мольбой.
- Когда я говорю своей матери, что мне уже восемнадцать лет и я самостоя-тельный человек, она всегда мне отвечает, что мне только восемнадцать.
- Ну и что? – так же напряженно спросила Лена, борясь с течением и пытаясь остаться со мной лицом к лицу.
- А ничего! Тебе Лена еще только девятнадцать! А еще Влад говорит, что возраст это не критерий для разногласий, а только повод подтвердить те, ко-торые уже имеются.
- А мама у тебя кто? – спросила Лена, переворачиваясь на спину и ложась против течения.
- Мама у меня врач. Всю жизнь на «Скорой помощи» работает, и говорит, что видела людей в любых положениях, а поэтому…
-Смотри! – вдруг воскликнула Лена и, перевернувшись на грудь, стала пока-зывать мне рукой за спину – Сюда плывет лодка!
- Да, Влад говорил тут турбаза недалеко. Наверное, плавали по реке и заблу-дились…
- Я тебе говорю, они плывут прямо сюда! – испуганно выкрикнула Лена.
- Ну и пусть плывут! Чего ты испугалась? – попытался я успокоить ее, и раз-вернулся в ту сторону, куда она показывала.
Деревянная лодка с выгоревшими на солнце бледно-зелеными бортами, борясь с течением, действительно плыла наискось, направляясь прямо к песчаной отмели. Она была уже совсем рядом с берегом, и невидимые нам снизу гребцы усиленно били веслами, поднимая фонтаны брызг переливаю-щихся на солнце мириадами светящихся точек.
Лена первая развернулась и поплыла к берегу, я поплыл ей вдогонку. Поче-му-то ее испуг и ее беспокойство передалось мне тоже, но я успокаивал се-бя, вспоминая слова Влада, что иногда на этот берег высаживаются рыбаки.
Когда мы выбрались на берег, то там уже никого не было. Зарывшись носом в песок, стояла одинокая лодка. Громкие голоса слышались не далеко, из-за кустов на поляне там, где располагался наш лагерь.
- Наверное, что-то случилось? Бежим? – неуверенно и все еще испуганно спросила Лена посиневшими от воды губами, и схватила меня за руку.
- Пойдем, - спокойно сказал я, стараясь казаться спокойным – Что там может
случиться? Наш лагерь рассекретили и теперь нас съедят местные абориге-ны?
Еще издали я заметил знакомую фигурку Влада, его красные плавки броса-лись в глаза среди моря зелени. Рядом, лицом к нему и спинами к нам, стоя-ли трое взрослых широкоплечих парней в футболках и спортивных штанах. И не смотря на то, что лиц их не было видно, одного из них я сразу узнал.
- Это же Серега! – обрадовано обернулся я к Лене и, отпустив ее руку, я ре-шительно, радуясь встрече, направился к Сергею стоящему крайним и даже чуть позади всей троицы приезжих. И только приблизившись почти вплот-ную, я обратил внимание, что стоящий напротив Влада парень в синей фут-болке, грубо ругается и тыкает пальцем ему в грудь. Парень был выше Влада на голову и шире его в плечах, и казался по сравнению с почти голым и щуплым Владом больше его вдвое.
- В чем дело Серега? – спросил я обеспокоенно, подходя к старшине сбоку.
- А! Студент, - сумрачно посмотрел на меня исподлобья Сергей – Иди, погу-ляй! У нас тут небольшой разговор к вашему заводиле имеется.
- Что за секреты? – начал я удивленно, пораженный настроением и тоном которым говорил Сергей, но тут же, услышал громкий голос Влада.
- Да хватит орать! Давайте у нее самой спросим.
Влад обернулся назад и громко крикнул.
- Юля! Выйди! Тут какой-то парень приехал, говорит, что он твой муж, и что ищет тебя уже сутки.
И сразу же после его слов парень в синей футболке резко размахнулся и ударил Влада кулаком в лицо так, что щуплая фигура Влада рухнула на траву как подкошенная.
- Ты что делаешь, гад! – закричал я и рванулся к парню, но тут же, попал в цепкие объятия Сергея.
- Не торопись малыш, а то обожжешься! – весело крикнул Сергей, и я заме-тил на его лице не приятную, злобную усмешку.
- Пошел ты! – рванулся я и толкнул его в грудь. Сергей чуть не упал, но усто-ял так, как крепко держался за меня. Удар в лицо, который я получил через секунду, был такой сильный и неожиданный, что я кубарем отлетел в сторо-ну.
На несколько секунд, как мне показалось, я оглох, ослеп и полностью поте-рял ориентацию в пространстве. Тяжело поднявшись на ноги, я мотал голо-вой как пьяный, а открыв, наконец, глаза я не увидел Сергея как ожидал. Прямо у моих ног здоровый парень в синей футболке сидел верхом на ле-жащем на земле Владе и методично бил его кулаками в лицо. Влад крутился как угорь на сковородке, мотал головой и закрывался руками. Кулаки парня попадали куда угодно только не в лицо Владу. Я видел, что Влад уже выворачивается и вот-вот скинет с себя парня.
И в ту же минуту я услышал шум и крики борьбы вокруг себя, визг девушек,
ужасный, душераздирающий крик Татьяны и, подняв голову, увидел прямо перед собой еще одного из чужих парней, который хватал что-то говоривше-го ему горячо Виктора за рубашку на груди. Парень вдруг резко оттолкнул поднятые руки Виктора в сторону, и ударил его с размаху кулаком. Даже в таком шуме и криках я казалось, расслышал, как хрустнула оправа очков, и звякнули, разбиваясь, стекла. Виктор схватился за лицо и стал валиться впе-ред под ноги парню.
Я дико заорал что-то несуразное и в два прыжка долетел до ударившего Виктора парня. Парень был взрослый как Сергей, высокий и крепкий и я знал, что просто мне с ним не совладать. С разбегу я врезался в него всей массой своего тела, сбил его с ног, сам пролетел кубарем над ним, но тут же, подскочил обратно. Нужно было действовать так быстро, как я мог, пока он не опомнился, и я стал наносить ему удары кулаками, куда попало, с такой скоростью, на которую был способен. Я чувствовал страшную боль в разби-тых костяшках потому, что попадал парню то в лоб, то в челюсть, то в лице-вые кости или в висок. Продолжалось это всего несколько секунд, наверное, потому, что боль в кулаках не была еще нестерпимой, а потом я, вдруг получил резкий удар в живот и, задохнувшись, свалился кулем на землю. Причем, боковым зрением я видел, как кто-то замахивается на меня ногой, но среагировать в горячке, просто не успел.
Как обычно в таких драках, все происходило так быстро, что думать, или предугадывать что-то было просто некогда, главное было первым успеть на-нести удар. Как мне показалось, через несколько секунд превозмогая боль, я уже поднялся на ноги и сразу увидел перед собой Сергея. Он стоял напротив меня, так же как и я, пригнувшись к земле, и держался рукой за голову. Сквозь пальцы на затылке кровь уже протекла на его лицо и капала на землю. Мы на секунду встретились глазами, и я увидел его кровавый глаз, смотрящий на меня с той же мрачностью, как и при первой сегодняшней встрече. В другой руке Сергей держал топор, который всегда валялся у нас рядом с местом для костра, и озирался по сторонам злобно и даже как-то затравленно. Увидев в его руках топор, я сообразил об опасности положения, и потянул на себя из кучи сушняка довольно толстый ствол дерева, который попался мне первым. Ствол оказался тяжелым и длинным, метра три, и мне пришлось взять его наперевес двумя руками.
В этот момент, смотря на своего противника, я вдруг неожиданно вспомнил, казалось уже давно забытую драку во дворе своего детства. Кивер как-то донял меня так сильно, что мне, чтобы не прослыть трусом, пришлось начать первым. Мы сцепились, и никто не разнимал нас, пока мы катались по земле и наносили друг другу удары. А когда через несколько минут, мы уставшие, грязные, в порванной одежде и с разбитыми лицами, застыли друг перед другом, тяжело дыша, я понял что наступает решающий момент.
«Ну, вперед Кивер! Дорогу старшим я уступаю. Давай!» - сказал я тогда. Ки-
вер, разозленный моими словами, кинулся на меня, и я успел ударить его навстречу с одной и сразу с другой руки. Мы оба упали, но почти сразу опять подскочили на ноги. Из разбитого носа Кивера капала кровь, но главное это было недоумение и растерянность на его лице. Тогда я понял, что если даже он меня сейчас добьет, я уже не проиграю ни в своих глазах, ни в глазах тех, кто стоял и наблюдал за нами.
- Ну, давай старшина! – прохрипел я осипшим голосом, пытаясь выталкивать слова между тяжелыми вдохами. Я почти задыхался от усталости, и меня по-качивало от тяжести удерживаемого на весу ствола.
- Давай, старшим я дорогу уступаю, но только на один шаг вперед – хрипел я, надеясь, что он среагирует на мои слова.
Сергей просто смотрел на меня и даже не пытался сдвинуться с места. Я по-нял, что он не думает о нападении, и опустил конец тяжелого ствола, уперев его в землю. Я отдыхал и незаметно мельком оглядывался вокруг.
За спиной Сергея парень с разбитым в кровь лицом так, что все лицо было покрыто, будто коркой, пытался взвалить на плечи своего друга, одетого в синюю футболку, который как будто сильно пьяный все хватался за своего товарища руками, но все никак не мог выпрямиться. Он как тряпичная кукла ломался пополам и, ругаясь скверно и запутанно, все никак не мог встать на ноги, которые его совсем не слушались. Чуть сбоку от Сергея рядом с кост-ром я увидел лежащую на боку скрюченную фигуру Олега, он громко стонал, прижимая колени к животу. Спиной к нему и лицом к повернутому к ней боком Сергею стояла Татьяна в решительной позе с занесенной над головой палкой. Палка эта была небольшой, но я сразу понял, что это она разбила голову старшине за мгновение до того как я возник перед ним. Я смотрел на Сергея, и понимал, что он ждет нападения и от меня и от Татьяны, которая постоянно перемещалась, топталась на месте, и в ее намерениях продолжать драку не было сомнений.
- Уматывай старшина! – услышал я голос Влада, и сразу увидел, как он под-ходит к нам с другой стороны, от стоящих в отдалении шалашей. Влад мед-ленно, очень медленно, будто лениво вращал в руках нучаки, и они летали в воздухе будто бы сами по себе, отдельно от его желания и его вытянутой ру-ки. Если бы они были немного поменьше, пришло мне в голову, то можно было бы подумать, что он просто играет четками. Такими легкими ленточка-ми похожими на бусы, которые многие из наших ништяков, легко и мастер-ски вертели между пальцами одной руки так, что они будто летали в возду-хе.
- Леня! – вдруг раздался пронзительный женский крик, и мы все от неожи-данности повернулись на него. К парню в синей футболке метнулась как молния стремительная легкая фигура девушки в растрепанном, видимо на-спех одетом платье, с развивающимися спутанными волосами. Это была Юля.
- Ленечка, милый…! - протяжно кричала Юля, подхватывая парня в синей футболке под руку. Она всхлипывала и по-бабьи в голос причитала.
Сергей дернулся, и все мы опять настороженно уставились на него. А он сплюнул кровавой слюной себе под ноги и вдруг улыбнулся своей обычной, чуть насмешливой улыбкой.
- Вот видишь заводила, – обратился он к Владу – какая ты все-таки сволочь. Горе нормальным людям от таких как ты умников.
- А вы значит, как проповедники Христовы с миром пришли? – все еще с ки-пящей злобой в голосе спросил Влад.
- А ребятки молодцы! – вдруг громко обращаясь ко всем, и обводя всех гла-зами, громко сказал Сергей – Не ожидал, признаюсь.
Сергей вдруг откинул в сторону топор и ткнул в меня испачканным в крови пальцем.
- А из тебя Мишка толк выйдет! Это я еще тогда, сразу понял. Только, они все тебе не друзья, а так...! Сам потом поймешь!
Сергей оторвал, наконец, левую руку от своего залитого кровью затылка, посмотрел внимательно и спокойно на кровь на ладони, а потом, спокойно повернувшись к нам спиной, пошел, сильно прихрамывая на правую ногу. Мы с Владом смотрели ему вслед и смотрели до тех пор, пока он шел до берега вслед причитающей Юле, и тем двоим, которым уже почти удалось доплестись до лодки.
- Витя! – вдруг громко крикнул Влад и бросился в сторону шалашей.
А я неожиданно почувствовал тошноту, и ноги мои задрожали как от элек-трического напряжения. Чувствуя боль во всем теле, я прикрыл глаза и попытался отвлечься от сегодняшнего момента так, как учил когда-то тренер в секции вольной борьбы, в которую я ходил дольше, чем во все остальные спортивные секции. Но мне мешали крики, и плачь, которые были совсем рядом и еще что-то дрожащее внутри натянутым нервом.
Я с трудом поднял тяжелые веки. Вдали тоже раздавались какие-то крики и, приглядевшись, я увидел как Сергей и Юля, напрягая все силы, пытаются вдвоем столкнуть лодку с песчаного берега. Сергей упирался одной рукой, и заметно припадал на ту же правую ногу, а Юля, согнувшись почти вдвое, подоткнув высоко подол платья и некрасиво широко расставив ноги, наваливалась на нос тяжелой весельной плоскодонки всем своим хрупким телом…
Глава 9.
Это наш остров!
Намного позднее, вспоминая то время и те события, которые происходили со мной и вокруг меня, я заметил одну особенность, которая тогда, конечно, не могла прийти мне в голову.
Все чтобы не делал тогда Влад, все его сумасбродства, ошибки, заблужде-
ния и пороки почему-то всегда оборачивались после их совершения или реализации во благо. Во благо ему, во благо окружающих его ребят и девчат, и все его просчеты и заблуждения в конечном результате всегда давали положительный эффект. И это могло бы показаться странным тогда, но сейчас мне уже не кажется, ни странным, ни удивительным.
Сейчас я уже и знаю и видел таких людей не редко. Таких, которые, за что бы ни взялись, чего бы ни натворили, все для них оборачивается, в конце концов, только плюсами и положительными результатами. Не знаю, знакомы ли вы с такими людьми, приходилось ли вам сталкиваться с таким? Однако в отношения Влада теперь я могу сказать точно одно: «До поры, до времени!».
Теперь, когда мне известно его настоящее и прошлое, и нам уже не три-дцать лет и даже уже не сорок, я могу сказать, что его удачи кончились в ка-кой-то момент его жизни, который я уже не видел. Возможно, за свою моло-дость он исчерпал лимит удач, который дается каждому смертному, или же ангел хранитель перестал хранить его, когда его ошибки и пороки превысили ту невидимую чашу, которая отличает порядочных людей от мерзавцев. Возможно, Провидение перестало помогать ему потому, что посчитало, что он все же не совсем конченый человек, а потому может еще выйти на уготовленную ему дорогу Истины самостоятельно? Не знаю! Хотелось бы верить, что это так! Но факт остается фактом. Его жизнь в отличие от нашей обычной жизни - полосатой, в отличие от жизни нормальных, обыкновенных людей, состоялась пока только из двух полос. Белой – в молодости, и черной – во второй половине жизни.
Однако, ни его, ни моя жизнь еще не закончены, и я надеюсь, что закончатся еще не скоро. А поэтому можно ожидать, что черная полоса для Влада завершиться, и возможно я это еще увижу. Иногда, думая об этом я уверен, что так и будет, а иногда меня одолевают сомнения, и совсем не потому, что я не верю в то, что Влад очнется от того состояния в котором он пребывает сейчас. Просто я сомневаюсь в том, что сам Влад сегодняшнюю свою жизнь считает черной полосой.
Возможно, что его первоначальное долгое пребывание в состоянии удач и уверенности резко сменившееся потом, в один из определенных моментов на состояние сплошных невезений, от которых кто угодно может упасть ду-хом, изменили само его восприятие окружающего мира. И сейчас Влад не считает свое положение ни ужасным, ни унизительным, ни тупиковым, а по-тому просто не ощущает себя внутри этой черной полосы…
Впрочем, давайте лучше вернемся на наш остров! Из нескольких минут за-мешательства или просто состояния прострации, когда я наблюдал как наши недавние враги шумно, с криками Юли и злобным матом парней, садились в лодку и отплывали, меня вывели громкие всхлипы и рыдания Татьяны. Я повернул голову и увидел, как она стоит на коленях перед лежащим на земле Олегом, возле потухающего костра и, вцепившись обеими руками в свои черные, коротко остриженные волосы, почти кричала. Видимо, она вообще не умела выражать эмоции по-другому, или хоть как-то сдерживать их. Как и в прошлый раз, когда я впервые услышал, как она голосила, ее крики были так же пронзительными и экспрессивными.
- Да не ори ты, - спокойным, обычным, только слегка сипящим голосом при-крикивал на нее Олег – он меня только обухом оховячил. Видишь, проруба нет! Плечо только болит, сил нет.
- Замолчи, говорю тебе! – громче закричал Олег, видя, что его слова не Тать-яну не действуют.
- Тебя же учили там, в твоей туристической группе, первой помощи, – пытал-ся он перекричать подругу – вот и смотри, давай, сломана рука или нет…
Я слушал их разговор отстраненно, будто издалека и продолжал тяжело ды-шать. Болело разбитое лицо, живот чуть выше паха и страшно болели руки в плечах. Все окружающее я воспринимал как сквозь пелену, мне было жарко так, что пот заливал глаза и разъедал, саднил раны на лице, а кроме того ме-ня наверное шатало от усталости так, как поляна перед моими глазами по-шатывалась. Все это продолжалось какое-то время пока передо мной не появилось девушка и, сузив глаза, я разглядел знакомое лицо Лены. Она шла ко мне осторожно будто подкрадывалась ко мне на цыпочках, и когда она подошла ко мне вплотную, я разглядел в ее широко распахнутых глазах страх, и слезы, которые заливали ее лицо.
- Ты чего? – прохрипел я, пересилив усталость и безразличие.
- Миша, - всхлипнув, еле слышно прошептала Лена – Ты брось, пожалуйста, палку, они уже ушли.
И только после ее слов я вдруг понял, что все это время стоял, продолжая крепко сжимать в руках ствол тяжелого дерева, который дальним концом упираясь в землю, поддерживал меня на ногах. Я с трудом разжал затекшие и почти закаменевшие ладони и ствол с гулким стуком упал мне под ноги. И в ту же секунду мне стало легче.
- Садись, - шагнула ко мне Лена уже решительнее, и я, морщась от боли в за-дрожавших коленях, с трудом опустился на траву. Моя голова, непроизволь-но, сразу упала на грудь и глаза стали закрываться от навалившейся на меня усталости так, что хотелось просто забыться и заснуть.
- Ложись, ложись, – уже громче, над самым моим лицом говорила Лена – я сейчас вытру тебе лицо мокрой тряпкой. Она чистая, ты не беспокойся, я по-стараюсь аккуратно…
Я ни о чем не беспокоился, мне было все равно. Я лег на спину и почувство-вал на горящем огнем лице легкое холодное прикосновение, приятную про-хладу и саднящую боль где-то под скулами.
- Лена! – громко позвал чей-то знакомый голос, но я никак не мог припом-нить чей, мысли путались, я, кажется, засыпал или терял сознание.
- Ты полежи пока, - торопливо заговорила Лена – я сейчас вернусь. Только ты
не вставай!
- Не встанет он, беги, там Лоре помочь надо – раздался голос Влада, и я ус-лышал как он тяжело и как-то грузно сел рядом со мной, будто свалился от-куда-то сверху.
- Иди, иди, - опять услышал я голос Влада уже совсем рядом – мы тут поле-жим пока.
Лена видимо ушла потому, что стало тихо, и я пожалел, что у меня не хватило сил попросить ее оставить мокрую тряпку. Лицо болело и горело изнутри, и еще я чувствовал страшную жажду.
- Ну, как ты? – спросил невидимый мною Влад.
- Ничего, - разлепив сухие губы, выдавил я из себя – пить очень хочется.
- Тогда вставай и открывай глаза! – строгим голосом почти приказал Влад.
Это было непросто, но я сделал над собой усилие и открыл глаза. И сразу же зажмурил их так, как дневной свет ударил по глазам и ослепил меня будто при выходе из кинотеатра после двухсерийного фильма. Когда я сел и по-вторно все же смог открыть глаза, то сразу увидел Влада. Его лицо было ма-лоузнаваемым. Нос был расплющен опухолью, заплыл краснотой и правый глаз, и опухоль на лице уже багровела и набирала темный цвет. Выражение лица Влада, обезображенное опухолью, показалось мне таким смешным, что, не сдержавшись, я попытался засмеяться, но только издал нечленораз-дельные звуки. Боль разрезала лицо, и отдавалось колющей судорогой под скулами и в животе.
- Ну и видок у тебя! – то ли смеясь то ли кашляя, прошипел я.
- На себя бы посмотрел, – спокойно ответил Влад и подал мне железную кружку, черную, закопченную на костре – Держи!
Он достал откуда-то тонкую узкую бутылку с яркой этикеткой и стал лить ка-кую-то коричневую жидкость в зажатую мною в руке кружку.
- Это что? – удивился я.
- Пей! Коньяк «Белый Аист». Я наш НЗ лагерный вскрыл. Там же аптечка, и еще кое-что… Коньяк вот нашел! Говорят, помогает!
Я нерешительно посмотрел на дно кружки, где плескалась коричневая жид-кость. Запахло от нее почему-то кондитерским цехом, запахом неповтори-мым и приятным, который запомнился мне еще по школьной экскурсии на нашу кондитерскую фабрику. Рука, сжимающая кружку, дрожала, а пальцы на ней были разбиты так, будто по ним прошлись несколько раз крупной ку-хонной теркой, навроде той, на которой мама терла морковь и свеклу.
- Ладно, – решился я и одним махом, как учили когда-то старшие парни пить водку, влил содержимое в рот.
Неожиданно для меня коньяк не обжег горло как водка, а только слегка за-щипал и во рту я почувствовал то ли вкус миндаля, или горьковатого пиро-женного с кремом, как в том же кондитерском цеху.
- Вкусно! – признался я – Не зря значит, коньяк пьют большие начальники.
- А ты что, никогда не пробовал? – удивился Влад.
- Ни разу, - ответил я честно – да и где было?
- Самое время, - посмотрев на меня внимательно, хрипло засмеялся Влад.
Мы смотрели друг на друга и улыбались, смех уже захватывал нас, и мы на-чали смеяться неудержимо, слабо, как-то заторможено, но долго. Наверное, минут пять.
- Вы чего тут?
Рядом с нами на корточки опустилась Лариса. Лицо ее было сосредоточен-но-серьезным и даже как-то непривычно строгим.
- Смеемся, - коротко ответил Влад.
- Это хорошо, - быстро сказала Лариса, и сразу стала говорить, будто докла-дывать Владу – Витю я привела в чувства, заставила его походить минут пять. Кажется, сотрясения мозга нет. Не качает, головокружения нет, не тошнит. У Олега рука, слава богу, не сломана. Пальцами он шевелит, и локоть поднимает вверх легко, но руку я подвесила на шею так, как, скорее всего, ушиб сильный. Теперь давайте с вами…
Лариса говорила быстро, четко и по-деловому решительно. Такой Ларису я еще ни разу не видел.
- Молодец Олежек – задумчиво сказал Влад, перебивая Ларису – Как он старшину по спине бревном огрел! Я думал тот вырубиться! Не-ет! Здоров все-таки Серега, быстро с дороги Олега топором смахнул, как муху. Если бы Татьяна не долбанула его вовремя палкой по башке, трудно бы нам при-шлось…
- Все воины! – решительно остановила речь Влада Лариса – Война закончи-лась! У вас все порезы в грязи. До речки сами сможете дойти помыться?
- А? – повернулся ко мне Влад.
- Дойдем, – мотнул я головой, чувствуя прояснение в голове после выпитого коньяка.
- Ну, вот! – ответил Ларисе Влад.
- Тогда идите быстрее! – строго приказала Лариса – А-то нам с Леной надо еще вам раны обработать. И чем быстрее, тем лучше!
- Ну, пойдем, - легко поднялся на ноги Влад. Мне удалось подняться только со второго раза. Я опять почувствовал, как у меня болит все тело, особенно низ живота и ободранные руки.
Через час я, уже помытый обработанный йодом и обмотанный где бинтами, а где лейкопластырем, лежал в одном из шалашей. От обеда я отказался и выпив еще немного коньяка, предложенного Владом, и закусив только яблоком, был препровожден сюда Ларисой. Я лежал уже несколько минут в прохладе и тишине и все ни как не мог заснуть. До меня доносились голоса ребят и девушек. Спорили о чем-то Татьяна и Олег, Влад и Лариса, их голоса я различал, но как не прислушивался, голоса Лены не слышал. Я думал с не-приязнью о том, что может быть, она находиться рядом с этим очкастым Ви-тей.
О чем спорят ребята, я понять не мог, до тех пор, пока не раздался громкий голос Влада.
- Все хватит! – крикнул он – Нам всем нужно отдохнуть! У кого получиться, то и поспать не мешало бы. И вообще берите пример с Мишеля, дрался за тро-их, а теперь спокойно спит. Не орет и не паникует раньше времени. Надо от-ложить все разговоры до вечера. Сейчас в таком состоянии мы все равно ни-чего не решим…
Крик Влада перебил спокойный голос Ларисы, и я понял, что она не согласна с ним, но слов разобрать не смог. Голова у меня кружилась от выпитого коньяка и от усталости. Я улыбнулся похвале Влада, и моментально, как в яму провалился в глубокий сон.
Когда я проснулся, тяжело, будто вынырнул с большой глубины, весь мок-рый от холодного пота с замирающим дыханием, то первое что я почувство-вал это прохладу наступившего вечера. Наступление вечера в городе и за его пределами это два абсолютно непохожие ощущения. Это мне уже было зна-комо. Здесь среди деревьев и вблизи реки ветер начинал дышать прохладой задолго до захода солнца, а в городе к шести часам вечера асфальт и бетон-ные коробки пятиэтажек накалялись от солнца так, что это было самое жар-кое время суток.
Я вытер пот с лица перетянутой бинтами ладонью и сел резко, насколько смог. Мышцы уже не отдавали той болью, которая была. Лежал я оказывается на какой-то подстилке или на потертом пляжном покрывале, под головой была чья-то сложенная вдвое куртка. Обо мне, пока я спал, кто-то позаботился, и мне от этого стало так приятно и хорошо на душе, что я готов был выйти и опять драться с кем угодно, лишь бы не потерять того, что сейчас чувствовал. В глубине души я надеялся, что это была все-таки Лена, хотя понимал, что это, скорее всего не она.
Прислушавшись, я опять услышал на поляне возле кострища голоса.
«Что они совсем не уходили никуда, что ли?» - удивленно подумал я. Но по-том решил, что, скорее всего, спал достаточно долго, чтобы и все остальные успели отдохнуть. Ребята, наверное, уже успели опять собраться возле кост-ра, как это делали всегда с наступлением вечера.
Обе ладони у меня были перемотаны бинтами, но свободными кончиками пальцев я осторожно ощупал свое лицо. Голова у меня тоже была обхвачена бинтами через лоб, а на левой щеке лейкопластырем была наклеена боль-шая марлевая повязка. Я попробовал приподняться и почувствовал все ту же боль внизу живота, но она была уже не такой острой. Я был благодарен в этот момент всем тренерам, всех спортивных секций, которые посещал в школьные годы. Пресс у меня был накачен не плохо, и он спас меня от боль-шей боли, а может быть и от более крупных повреждений.
Когда я вышел из шалаша и прошел несколько шагов то понял, что мое тело не болит так, как сразу после драки. Я был рад, что отделался легкими уши-бами и горд, что и Влад и, наверное, все остальные ценили мой вклад в по-беду над нападающими так высоко.
Костер горел слабо, яркие лучи заходящего солнца пробивались уже не сквозь кроны, а отражались от речной глади и полого стелились параллель-но стволам деревьев. Вдали, на песчаной отмели, кто-то из девушек, окру-женный ярким солнечным свечением мыл посуду. При моем приближении голоса возле костра стихли. Вокруг него сидело только трое. Влад, Татьяна и Олег. Впрочем, Олег не сидел, он полулежал на ворохе одежды, закинув здоровую руку за голову.
- О чем спорили? – спросил я, стараясь держаться непринужденно. Но на са-мом деле мне почему-то хотелось подойти к каждому и пожать руку. Даже Татьяне. А может быть, ей даже в первую очередь.
- Садись, - предложил Влад, не отрывая взгляда от маленького пламени ко-стра под кипящим котлом. Все продолжали молчать и я насторожился. Чув-ствовалась какая-то напряженность. Мне не хотелось верить, что они замол-чали из-за меня, что они что-то скрывают от меня.
- Слушай, Татьяна, - обратился я наигранно веселым голосом – может быть мне можно снять хотя бы часть повязок, а то руки совсем не сгибаются и го-лова как в тисках.
- Это к Ларисе, - как-то отчужденно ответила Татьяна, не смотря в мою сторо-ну – Она у нас за главврача.
- Ладно, - озадаченно ответил я и тоже замолчал, не зная, что можно еще сказать в такой ситуации.
- Так, вот – неожиданно, будто продолжая прерванный со мной разговор, обратился ко мне Влад – Эти двое обвиняют меня Мишель во всем, что с на-ми случилось. Они считают, что если бы я не привел сюда чужую девушку, то ничего бы не случилось. И таким образом, они требуют, чтобы я признал свои ошибки, повинился и дал обещание не приводить сюда никого из по-сторонних.
Свою речь Влад закончил уже не скованным, а своим обычным насмешли-вым громким голосом. Он говорил так всегда, когда волновался или что-то его крепко задевало.
- Не надо, Влад, - тихо попросила Татьяна.
- Ну, почему же? – громко удивился Влад, все так же громко, как будто вы-ступал с трибуны – Мишель мне друг, а теперь после случившегося, думаю, что и вам тоже. Решать вопрос нужно открыто и всем вместе.
- А чего с тобой решать? – раздался осипший и непривычно тихий голос Оле-га – Горбатого только могила исправит. Дело-то не в том, чтобы ты бил себя пяткой в грудь в раскаянии, и посыпал голову пеплом. Надо определиться, и сделать выводы, что с этого момента сюда можно привести кого-то посто-роннего только с согласия всех остальных. И это касается не только тебя…
- Я вот сюда Мишеля привел – запальчиво перебил Олега Влад – Он что, кто попало? А вот, чтобы сюда попал старшина, больше всего хлопотали Лариса и Татьяна. Татьяна даже больше чем кто бы то ни был.
Татьяна ничего не ответила, лишь склонила голову ниже.
- Так я про это и говорю! – чуть повысил и напряг голос Олег – Я и говорю, что это касается всех. А Юля, это только так, эпизод.
- Что? – вдруг резко выкрикнула Татьяна, и я увидел, как она уставилась на Олега своими наполненными слезами черными жгучими глазами – Ты что, тоже считаешь, что это безобразное побоище это только эпизод? А если бы, кто-то из вас погиб? А если бы Сергей вгорячах рубанул бы тебя не обухом топора, а острием? А если бы, хоть у одного из тех двоих парней оказался нож в руках? Вы все с ума посходили что ли?
С каждым вопросом Татьяна говорила все громче и громче, а последний во-прос она выкрикнула так громко, что эхо заметалось в кронах деревьев и вспугнуло уже успокоившихся к ночи птиц.
- Да хватит орать сегодня! – с досадой проворчал Олег, когда Татьяна смолк-ла – Разговаривай как цивилизованный человек. Ты же не Юля, и не из этих бандерлогов, которые приплывали сегодня.
- Серега не из Бандар-Логов! – вырвалось у меня с обидой через несколько секунд в повисшей напряженной тишине, как только в памяти моей всплыли картинки из «Книги Джунглей» Киплинга.
- Боже ж ты мой! – сквозь слабый, будто чахоточный смех, выдавил из себя Олег – Это не молодежный лагерь, а какой-то первый съезд РСДРП. Это ле-бедь, рак, и щука, Влад! А?
- Согласен, - поморщившись, согласился Влад – Но это, по крайней мере, че-стно. И я тебе не Сталин, чтобы приводить всех к одному знаменателю. Но я хочу сказать о другом! Сейчас во многих из нас говорит страх, черт возьми! А страх не лучший советчик. Да, конечно! Нужно обсудить все. Нужно обсудить со всеми совместно. Но закрывать границы общения нельзя. Мы же не кружок для избранных, мы не можем замкнуться на самих себя. Вокруг столько интересных людей…
- Да какое общение? – перебивая Влада, горячо воскликнула Татьяна – Про-сто у тебя каждый раз новая девчонка. Ты считаешь это расширением круга общения или пополнением твоего сексуального любопытства?
- Ты переходишь на личности, Таня! - чуть заметно смутившись, ответил Влад - Общение бывает разным. Или ты считаешь, что друзья и любовники это не-совместимые понятия?
Влад, хитро улыбаясь, переводил взгляд с Татьяны на Олега и обратно.
- Иди ты к черту! – запальчиво выкрикнула все еще возбужденная Татьяна – Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Из-за твоих девок одни только неприятности. А сегодня вообще получилось такое, от чего меня до сих пор тошнит…
- Да тихо ты! – опять резко прикрикнул на Татьяну Олег, и опять она промол-чала, ничего не сказала ему в ответ.
В это время нагруженная посудой у костра появилась Лена.
- Вы чего? А где Лариса? – спросила она скороговоркой.
- Я здесь, - раздался голос Ларисы, и она вышла к костру из-за ближайшего шалаша.
- А нас вот с детства учили, что подслушивать нехорошо! – своим обычным голосом, саркастически растягивая слова, встретил появление Ларисы Олег.
- А что, было тайное совещание? – очень спокойно спросила Лариса.
- Все нормально, - заверил Ларису Влад – Если ты все слышала это уже хоро-шо…
- Нет не все, - так же спокойно сказала Лариса.
- Ну, могу тебя тогда обрадовать, - криво улыбнулся Влад – Ребята предлага-ют открыть доступ в наш круг только избранным. Другими словами сделать из нас что-то вроде масонской ложи. Все это слишком серьезно на самом де-ле. Где Витя? Нужно чтобы при таком разговоре присутствовали все.
- Витя уснул, наконец-то, - печально ответила Лариса – Боюсь, что легкое со-трясение у него все же есть.
Лариса села рядом со мной, а Лена продолжая греметь посудой, пыталась сложить ее на покрывале рядом с шалашами.
- Ну, ладно – Влад поднял голову и обвел всех глазами.
- Лена! – громко обратился он – Брось, пожалуйста, весь этот скарб и приса-живайся к нам. Теперь почти все в сборе и нужно кое-что действительно об-судить и решить.
- Я считаю, что нужно уходить. И как можно быстрее! – неожиданно реши-тельно заявила Лариса – Они могут вернуться, и тогда их может быть больше.
После слов Ларисы возле костра повисла напряженная пауза.
- Пусть только попробуют еще сунуться! – первый ответил Олег, опять сип-лым напряженным голосом.
- С чего ты это взяла? – обескуражено воскликнул Влад, пожимая в недоуме-нии плечами.
- Да не вернуться они! – выкрикнул я, не выдержав молчания всех остальных и мельком заметив в расширенных глазах Лены страх. Такой же, как у нее был тогда, когда она разговаривала сомой сегодня днем.
- Они же не блатная ништра, – убежденно заговорил я – Даже те не нападают как крысы из-за угла, всегда начинают с разборок. А эти-то вообще нормальные парни…
- Нормальные! – закричала Лариса, перебивая меня – Да они вас всех чуть не покалечили, они звери!
- Подождите! – воскликнул Влад – Так дело не пойдет. Если мы будем кри-
чать и не начнем обсуждать все спокойно, то у нас ничего не выйдет. Девуш-кам я предлагаю успокоиться и взять себя в руки. Никакой опасности на се-годняшний день я не вижу. А вот остальное давайте обсуждать спокойно! Лично я считаю, что победа осталась за нами, и нападающие получили по заслугам. Да, мы тоже пострадали, но не надо Лора все так драматизировать.
- Что теперь веселиться что ли? – чуть не со слезами в глазах спросила Татья-на, и посмотрела на Олега.
- Не веселиться, - резко ответил Влад – просто успокоиться для начала. И уж во всяком случае, не бежать отсюда сломя голову.
- И вообще, это наш остров! – опять не выдержав, выкрикнул я – Вы сами его нашли и устроили здесь все, и что теперь бросите его. Предадите его при первой опасности! Это просто позор…
Глава 10.
Последствия победы.
К моменту нашего общего собрания островитян я знал одного только Влада более года. Со всеми остальными я познакомился только этим летом, но тогда, во время нашего спора, мне казалось, что я знал их всю свою недолгую жизнь. Теперь, после того, как мы все вместе защитили наш остров от нападения, мне казалось, что я знаю каждого из тех, кто сидит возле костра в этот вечер так хорошо, будто бы вырос с ними в одном дворе. Так, будто бы я ходил с каждым из них в одну школу или учился в одной группе своего техникума. Тогда мне казалось, что я был рядом с ними всегда, что лица их мне знакомы до мельчайших подробностей, и что с того момента как мы вчера приехали на остров, прошла целая вечность.
- Причем здесь остров! – с досадой перебила меня Лариса – Разве им нужен был остров, когда они сюда приплыли?
- Уважаемое собрание! – вдруг воскликнул жалобным и дурашливым голо-сом Олег – Конечно, мы собрались для очень важного обсуждения. Но я умоляю вас, давайте вначале поужинаем, из котла так невыносимо приятно пахнет, что просто внутри все переворачивается. А, кроме того, раненым воинам для поддержания сил требуется и еще кое-что…
- Я думала, ты скажешь что-то новое, - с печальным вздохом улыбнулась ему Татьяна.
После слов Олега воцарилось молчание, а я вдруг действительно почувство-вал такой приступ голода, что у меня засосало под ложечкой. С самого утра я ничего не ел, и это открытие заставило меня громко поддержать Олега.
- Кто-нибудь еще против ужина? – с улыбкой спросил Влад, а Лариса уже была на ногах, и в ее руках уже был большой алюминиевый половник.
Суп из мясных консервов и вермишели показался мне таким вкусным, что тогда я точно знал, ничего более вкуснее чем это варево я никогда не ел. За-черствевший хлеб пьянил меня ароматом исходящего от него запаха, а зе-леный лук щекотал горло. Когда я попросил Ларису налить мне третью та-релку, Влад протянул мне кружку с коньяком. Я был так пьян от пищи, так счастлив ее достатком, что попытался отказаться. Это сразу вызвало возму-щение Олега и скептическую улыбку Влада, и мне пришлось согласиться.
В этот раз коньяк показался мне не таким приятным на вкус, и я сразу почув-ствовал его крепость. Пока я запивал спиртное водой, кружка перешла от Ларисы к Лене и она замерла с ней в руках. Я внимательно смотрел за ней, и думал о том, что за сегодняшний день почти не видел ее. Она все время бы-ла где-то рядом и в тоже время в отдалении.
Лена помедлила немного, а потом поставила кружку на траву рядом с собой, и закрыла лицо ладонями.
- Ты чего? – спросила Татьяна, сидящая с ней рядом.
- Мне страшно! – вдруг громко всхлипнула Лена, и только тогда я обратил внимание, что ее тарелка с супом стоит возле нее не тронутая, и даже ложка лежит в отдалении. Лариса, сидящая рядом, тут же обняла ее за плечи и прижала к себе.
- Ну вот! – вдохнул протяжно Влад – Видимо все-таки придется продолжить собрание немедленно. Голодным это, я думаю, не помешает доесть, а тем, кто желает еще выпить тем более.
- Говори только по делу! – строго попросила Лариса – Что предлагаешь?
Видимо она слышала всю нашу предыдущую перепалку, и возможно не хо-тела слышать больше ни оправданий Влада, ни обвинений в его адрес.
- Хорошо! – согласился Влад – Я буду говорить коротко. Предлагаю остаться на острове, всем успокоиться и пробыть здесь еще двое суток. Теперь кон-кретно хочу объяснить, почему остаться, и почему именно надвое суток.
Влад сделал паузу и обвел всех сидящих вокруг костра взглядом. Никто не выразил желания ничего спросить, все слушали его.
- Как уже правильно сказал Мишель, - начал неторопливо Влад – ребята эти не вернуться, а поэтому бояться никому нечего. И этому есть несколько объ-яснений. Первое, которое назвал Мишель, а именно то, что это не блатные придурки, которым разборки и драки просто в кайф. Старшина, с такими не водится.
- Вторая причина очень простая, лодка стопроцентно взята на прокат в од-ной из турбаз, и прокат этот закрывается в шесть часов вечера. А кроме того, для того чтобы сюда доплыть нужно хорошо знать в каком месте и в какое русло вовремя свернуть, а это знает только Серега. Если даже у кого-то из них и возникнет мысль приплыть сюда еще раз, то это будет далеко непро-сто, а скорее просто невозможно, дорогу из них с одного раза, да еще после такой драки вряд ли кто запомнил. Второй раз Серега им дорогу показывать не будет, здесь я согласен с Мишелем. Он, конечно, относится ко мне на много хуже чем вы, но не настолько, чтобы участвовать во вторичном по-боище. Хотя бы потому, что знает вас всех и к вам относится нормально. Та-ким образом, угрозу второго вторжения считаю нулевой, и по первому во-просу это все. Теперь вопросы у кого есть?
Все промолчали. Только Олег приподнялся и взял в руки бутылку, стоящую у ног Влада, да негромко всхлипнула Лена. Я обернулся к ней и увидел, что она, обняв Ларису, смотрит на меня каким-то грустно-тоскливым взглядом. Смотрит так, будто хочет что-то сказать, но не может, не решается или может быть не хочет нарушать тишину.
- Третья причина в том, - тем временем продолжил Влад, и я опять стал слу-шать его – что мы все все-таки понесли физические потери. Мишель, а осо-бенно Олег и Витя в настоящий момент совсем «не форме». А без мужской поддержки, без их сил, мы с поклажей через трубу не пройдем. Кстати, я то-же не в лучшем виде, а поэтому мы практически заперты на нашем острове. Пока заперты! Нет никакой трагедии! Через двое суток, я надеюсь, Лариса с нашей помощью сможет привести в надлежащий вид меня, Мишеля и Витю. Олег конечно под вопросом, но Лариса уже точно уверена, что у него нет пе-релома, а это главное…
- Дома будут волноваться, - тихо обронила слова Лариса, невольно переби-вая Влада.
- Будут! – согласно кивнул головой Влад – Но думаю, что намного меньше, чем, если мы покажемся им сейчас, немедленно. За двое суток синяки и опухоли сойдут хотя бы частично. А, кроме того, как я уже сказал, у нас все равно нет другого выбора.
- А если кому-то за это время станет хуже? – дрожащим голосом спросила Лена.
- Эти вопросы к Ларисе и к Мишелю, - тут же ответил Влад, не меняя тона – Лариса у нас за главного врача, а Мишель специалист по срокам заживания ран.
Я не знал, почему такое сказал про меня Влад, может быть потому, что я по-могал ему в свое время с его синяками, но спорить с ним не стал. В какой-то степени мне стало даже приятно от его слов.
- Двое суток могут пойти на пользу всем кроме Олега, - громко, но без всяких эмоций сообщила Лариса – У него сильный ушиб, и это будет болеть долго. Кроме того его надо показать врачу, может быть трещина в кости.
- Ну, спасибо тебе! – воскликнул Олег все еще слабым голосом – Успокоила ты меня до упора! Могла бы сказать все это и мягче.
- Тогда надо что-то делать! – обеспокоенно завертелась на месте Татьяна.
- Ничего не надо делать! – повышая голос, запротестовал Олег – Все это только ее предположения, а я чувствую себя нормально.
- Если ты заметил Олег, я не сказала, что это требует срочного вмешательст-ва врача, - так же спокойно добавила Лариса – Но желательно начать лече-ние всегда раньше. А потом твоей руке нужен в основном покой.
- Вот! – обрадовано поддержал Ларису Олег – Это другое дело! Покоя здесь
на острове будет целая куча, если вы не будете грузить меня разными обя-занностями. А дома, какой покой! Там все время дела, я там не удержусь, пойду куда-нибудь…
- Лечится-то, все равно надо, дурачок! – резко перебила его Татьяна.
- Ну, так и лечите! – согласился Олег – Чего вам всем мешает? У нас аптечка не хуже чем в любом травмпункте.
- Ладно! – согласилась Лариса – Ты Таня, не паникуй, все будет нормально!
- А можно еще и народными средствами попробовать, - вставил я, наконец, свое слово.
- Ну? – подбодрил меня Влад в полной тишине.
- Не знаю, как это сказать, - замялся я – Давайте я Олегу скажу, а он сам ре-шит…
- Скажи мне! – потребовал Влад и склонился к моему лицу.
- Ну, это я тоже где-то слышал, - выпрямился Влад после того как я нашептал ему на ухо – Нужно смочить своей мочой тряпку и приложить на ночь…
- Черта с два! – возмущенно выкрикнул Олег.
- Да это просто не гигиенично! – сморщилась Лариса – Похоже, на бабкины сказки.
- Моя мама сама врач, но сколько раз такое делала и отцу, когда он в саду неудачно упал, и соседке… - начал я кричать возмущенно.
- Ладно! Это мы решим! – решительно перебила меня Татьяна.
- Да у меня дома за двое суток с ума все сойдут! – со слезами в голосе, пере-бивая наши споры, вдруг выкрикнула Лена. После ее выкрика возле костра опять повисла напряженная тишина.
- Ленкины родители переполошат всех наших, - через несколько секунд еле слышно сказала в полной тишине Лариса.
- Ну, этой ночью-то они тебя не ждут! – раздался решительный голос Влада, как всегда своевременно – А завтра утром Татьяна переведет тебя через тру-бу. Только придется идти через лес пешком.
- Я одна боюсь! – призналась Лена.
- Ничего! – сказала Татьяна – Я провожу тебя до трамвайной остановки.
- Вот и ладушки! – радостно воскликнул Олег – Заодно позвонишь нашим родителям, а то действительно будут волноваться.
- И вообще Лен, давай-ка выпей и поешь чего-нибудь – обратилась к подруге Татьяна – Выпьешь и расслабишься. Сегодня нам всем надо чуть-чуть расслабиться и выбросить свои страхи хотя бы на время, иначе мы совсем зациклимся и кусать друг друга начнем.
- Ага, кстати! – поддержал ее Олег – Ты разве не знаешь, за что грузчика од-ного убили?
- За то, что тару задерживал, – подсказал я – Выпей Лена, и кружку ему вер-ни. Мне не понравилась фамильярность, с которой разговаривал Олег с Ле-ной в то время, когда она была расстроена. Я уже готов был сказать ему, что-то грубое, но меня сдерживало, наверное, то, что он разговаривал так со всеми.
- Во! – сразу поддержал меня Олег – Мишель знает! Давай освобождай тару, а то до нас с Танькой никак очередь не дойдет.
Как это ни странно, но Олег в отличие от Влада и многих других с кого я хо-рошо знал в молодости, не спился, не стал алкоголиком, или даже простым пьяницей. Об этом я узнал совсем недавно, когда в очередной раз встретил Влада во дворе своего детства. Влад сам подошел ко мне, и в этот раз ничего не просил. Он был уже изрядно пьян, и ему просто хотелось поговорить.
Мы сели на одну из лавочек возле ближайшего подъезда и разговаривали тогда долго, вспоминая прежние времена и общих знакомых.
- А Олежек почти не изменился, - непринужденно болтал Влад, как всегда когда был в таком состоянии, когда мог опять радоваться жизни, - Такой же все веселый, говорун. Работает сейчас тренером в детской спортивной школе. Девчонок тренирует, тренер значит по волейболу. Представляешь! - засмеялся Влад – Это с его-то ростом! В городском Дворце спорта даже висит его фотография на Доске почета, сам хвалился. Хотя, сам знаешь, его никогда понять до конца нельзя было, толи хвастает, толи надсмехается над тобой или над собой.
- Где-то, год назад мы с ним встретились, как раз возле Дворца спорта - про-должал Влад – Он подкатил к входу на своей новенькой иномарке. Говорил, что у него все нормально. Жена, дети, двое мальчишек. А про Татьяну разго-варивать не стал. Но я заметил, что настроение ему своим вопросом испор-тил…
- Почему он ее бросил? – спросил я у Влада так, как кое-что уже знал про ис-торию отношений Олега с Татьяной – Из-за того, что детей у них не было?
- Может быть, - пожал плечами Влад – Чужая жизнь потемки! Кто там кого бросил, и почему детей не было нам не узнать. Только теперь Татьяна одна сына растит, и сын этот не от Олега. Я ее видел вместе с сыном. Нет! Не Олега сын, можно к бабке не ходить…
Мне странно было слышать такое от Влада, который сам ушел от жены, и оставил двоих несовершеннолетних сыновей. И вообще чем дальше, тем все больше мне кажется странным все, что было с нами в молодости, и все что случилось с нами в последующем. Конечно, жизнь непредсказуема, и мно-гое о чем мы тогда мечтали, не сбылось, но все же, то, что произошло в жизни в отдельности с каждым из тех, кто был тогда со мной на острове мо-ей молодости, кажется мне теперь поразительным. Настолько не соответст-вовала судьба каждого, ни с моим представлениям о каждом из «острови-тян», ни представлениям о том кем был каждый из них, и кем мог бы стать в будущем.
Выпитый коньяк не принес нам ни веселья, ни даже оживления и бодрости.
Наоборот, после ужина все как-то успокоились, размякли, и разлеглись в
свободных позах вокруг костра. Тьма уже начала уплотнятся вокруг пламени костра, когда из темноты неожиданно появилась фигура, закутанная в накинутое на плечи одеяло. Это был Виктор.
- Уже утро или еще вечер? – заспанным голосом спросил Виктор.
- Ну, вот! – громко в общей тишине раздался рядом со мной голос Олега – Вся инвалидная команда в сборе. Садись Витек, поешь. Только выпить уже не осталось.
- Это совсем плохо, - уже более осмысленно сказал Виктор – Могли бы и ос-тавить одному из героев Ватерлоо!
- Ты посмотри! – засмеялся Олег – Он даже и не шепелявит? А Лора сказала, что тебе все зубы повыбивали!
- Пустомеля, - проворчала из темноты Лариса.
- А зубы передние у меня и вправду качаются, - грустно заметил Виктор, про-должая кутаться в одеяло, и садясь напротив меня перед костром между Ле-ной и Ларисой.
- Видимо придется еще распечатывать одну бутылку Влад! – обрадовано заявил Олег – Как же вы ему без анестезии есть прикажете?
Вопрос был обращен и к Владу и к Ларисе, но никто ничего Олегу не ответил. Молчали все, даже Татьяна не поддержала в разговоре Олега. Чувствовалось какое-то напряжение, и эту тишину почему-то никто не хотел нарушать первым.
Влад, молча, поднялся и ушел в темноту, Лариса начала наливать Виктору суп из котла, Лена уже протягивала ему чистую ложку. А через несколько минут, в руках Виктора уже оказалась и кружка с коньяком.
- За то, чтобы победы приносили только радость! – грустно сказал Виктор и выпил наполовину наполненную кружку до дна.
- Не грубите с продуктом, больной! - возмутился Олег – А то вас опять не бу-дет среди нас, теперь уже точно до утра.
- Ничего! Ему положено штрафную, и для здоровья тоже – откликнулся за Виктора Влад.
- У меня Виктор, тоже как-то было такое – начал я успокаивать понуро сидя-щего над тарелкой Виктора – Зубы передние шатались после удара, а потом через месяц как-то постепенно перестали.
- Ну, успокоил, - почему-то засмеялся Виктор, а за ним и Татьяна.
- Главное не через год, - тоже веселым голосом вставила в общий смех Лари-са, и тишина, царившая вокруг костра еще несколько секунд назад, вдруг ис-чезла и все заговорили, засмеялись будто бы одновременно.
После того как кружка обошла круг Олег сидящий рядом со мной обратился ко мне.
- А ты молоток Мишель! Везде успел повоевать. И со старшиной сцепился, и Вите на помощь поспел. Ловок ты драться! Ну и арматура у тебя, в смысле плечи и руки, подходящая. Мы с Танькой на двоих еле-еле старшину успо-коили, когда он тебя повалил. Я когда его по спине бревном съездил, думал, убил точно. А он встает и так спокойно мне между глаз, хлесть! Ну, я озверел, подскочил и его бревном второй раз, но тут он увернулся и топор подхватил. Если бы Татьяна не приложила его палкой по башке, он меня, наверное, затоптал бы…
- Подлец какой! – возмутилась Татьяна - Я же всегда думала, что он человек! Ну, конечно, староста там, и комсомольский вожак, с кем не бывает, но ведь казался нормальным парнем, понятливым, надежным. Однажды он мне даже помог с занятий уйти, когда мне очень надо было…
- И Влад тоже вовремя со своими палками бугая Юлькиного приложил, - будто неслыша подруги, продолжал говорить мне Олег – А то он уже разо-шелся не на шутку…
- Хвалите, хвалите его! – вдруг раздался громкий голос Ларисы – Он вам в следующий раз еще какую-нибудь ****ь сюда притащит, и будете вы опять все или героями или покойниками.
- Лариса! – жалобно и просительно воскликнула Лена.
- А Сергей еще третьего дня предупреждал Влада, - будто не слыша голос подруги, все громче говорила Лариса – Когда мы были на турбазе, я слыша-ла, как он тебя предупреждал. Предупреждал он тебя Влад или нет?
- Предупреждал! – хмуро и тихо согласился Влад.
- Так почему же ты не поверил ему? – с отчаянием в голосе воскликнула Ла-риса. Влад видимо не находил пока ответа и молчал.
- Олег и Татьяна говорили тебе, то же самое, и ты, кажется, готов был им от-ветить! – все настойчивее звучал в тишине ночи голос Ларисы – Что же ты теперь молчишь?
- Мне просто показалось, что вы сами не хотите этого разговора – сказал за-думчиво Влад – Но раз так, то ответь мне и ты. Что я должен был им отве-тить? Что не ожидал этого нападения как и все? Или что никогда никому не указывал с кем кому общаться, а поэтому не терплю, чтобы указывали и мне?
- В-первую очередь ты должен был понимать, что это может плохо кончить-ся, и не только для тебя! – запальчиво выкрикнула Лариса, перебивая Влада – И почему при этом должны страдать все? Ты любишь говорить о своей сво-боде и о демократии, но забываешь один из главных принципов демокра-тии, что свобода одного кончается там, где начинается не свобода других. Ты заставил защищать твою личную свободу всех кто вокруг тебя и считаешь это правильным?
- Да, правильным! – выкрикнул Влад – Правильным! – повторил он уже еле слышно в тишине – Потому, что свобода это не тайная миссия. Это не разго-воры на кухне или на этом острове. Она либо есть в тебе и тогда ты свободен везде, либо ее нет, и тогда ты свободен только на кухне. Да! Я не поверил старшине, что Юлька замужем, и я не поверил его угрозам. Да! Я не спросил ее саму замужем ли она или нет. Но разве в этом дело! Я считаю каждого че-ловека свободным. Свободным в своем выборе и в своих поступках.
Влад вдруг резко повернулся в сторону Ларисы.
- Помнишь, мы ходили в кино на «Оптимистическую трагедию», где Вячеслав Тихонов гениально сыграл молодого морячка-анархиста? Как он передразнивал частных собственников: «Моя гармонь, мои портянки, моя жена…». Нет! Я не анархист, но, черт возьми, вы же сами передразниваете туповатых комсюков которые сидят у нас в комитете комсомола, но думаете то вы так же, как и они.
Получается, что любые правила устанавливают те, кто хочет, даже если эти правила нами не приемлются? Получается, что нельзя знакомиться с чужими женами потому, что ни чужие, нельзя приходить в чужой двор в джинсах потому, что местная шпана установила там свои правила, нельзя прогуливать лекции без справки от врача, от мамы, от кого-то еще. Петь песни «Битлз» тоже нельзя, Олежек, потому, что это чуждая нам рок-культура Запада. И бить морду гадам тоже нельзя Мишель, потому, что это запрещено уголовным кодексом. А рассуждать о демократии так, как ты рассуждаешь Лора нельзя тоже потому, что наша социалистическая демократия базируется в основном на одном главном принципе, а именно на принципе централизации власти. То бишь, я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак.
Так чем же я Лора хуже вас всех? Всех вас давно понимающих, что все это только условности, и перешагивающих через эти условности каждый день!
Молчите! А я скажу вам! Тем, что в отличие от вас я не только перешагиваю через них, но и не стесняюсь этого, не оправдываюсь, когда меня ловят за руку. Мне наплевать, что подумают обо мне люди, которые точно так же пе-решагивают эти условности втихаря, и строят из себя общественных деяте-лей, или защитников общественной нравственности. Я поступаю так потому, что считаю так правильным и справедливым, а не по установленному кем-то общественному мнению. И я не один такой поврете! Местные ништяки все-гда думают и поступают так, как они считают справедливым, по своим зако-нам справедливости и по своим законам морали. Они давно создали свой мир внутри этого большого мира и в их мире свои законы. И даже если их законы ближе к законам джунглей то это ничего не меняет, кроме того, что они намного свободнее многих из нас. Они считают свои законы правиль-ными, и возможно, хотя они и скоты в основной своей массе, они так ощу-щают свою свободу…
- Делая такие выводы можно докатиться очень далеко – вдруг возмущенно заговорил Виктор, нервно теребя очки у себя на переносице – Так можно оп-равдать кого угодно и как угодно. Можно оправдать убийц, мол, так они чувствуют свою свободу, можно оправдать насильников, и вообще фашизм как таковой!
Влад устало опустил голову после бурной и эмоциональной речи, а Виктор
не добавил больше ничего, и в ночном воздухе опять повисла тишина. Было слышно, как трещат и дрова в костре, и как ночные кузнечики начинают свой концерт.
- Витя! – раздался удивленный, и немного преувеличенно веселый голос Олега – Тебе же очки-то разбили у меня на глазах, а ты опять в очках. Как Фе-никс из пепла…
- Я всегда ношу с собой запасные, - улыбнувшись, ответил Виктор, и опять обратился к Владу – А тебе я хотел сказать, что если ты плюешь на общест-венное мнение, на мнение людей, которые с тобой рядом, то это и есть анархизм. Есть определенные нормы и правила, которые приняты в каждом обществе, и можно относиться к ним по-разному, но, извини…
- Скажи мне Витя? – перебил его Влад – А кто создает это общественное мнение?
- Люди! – очень серьезно ответил Виктор – Если хочешь, то именно тот на-род, который и является носителем…
- Да ты что? – издевательски опять перебил Виктора Влад – Это, какие люди-то? Те, которые сидят в райкомах и обкомах, и отовариваются в спецмагази-нах, или которым и так все на дом привозят. Или может быть те, кто гордо зовется рабочим классом? Это те, которые воруют, покупают ворованное, начиная от гвоздя и кончая унитазом потому, что в магазинах всего этого не купить, а еще потому, что украсть всегда легче? Легче, потому, что воруют все, и глупо покупать то, что и так валяется под ногами на любой стройке и на любом заводе. А может быть наши уважаемые писатели, и музыканты, или как ты часто любишь говорить наша интеллигенция? Это, наверное, та, которая пишет и говорит о пагубном влиянии Запада, а сама прет все из заграничных командировок, а потом продает нам? Я жил в Москве в двенадцатиэтажном и десятиподъездном доме и видел таких, поверь мне не раз и не два! Они постоянно чего-то продавали моей матери, на дом приносили, но тайком. Наверное, они, как и вы боялись общественного мнения, которое сами и создали. А?
- Скажи мне Витя, – уже спокойно продолжал Влад – какое мнение могут создать такие люди, если они пишут одно, думают другое, а делают совсем третье. А главное, куда девается их мнение и человеческий облик, когда они давятся в очереди за сосисками? Ты видел, какое мнение у них Витя, когда они давятся в очередях? Мнение у них сразу меняется в зависимости от того сколько завезли сосисок!
- Я согласен с тобой, - спокойно ответил Виктор – Социализм – это действи-тельно не идеальный строй. И люди тоже не идеальны. Но все же, хаять все-гда легче, чем найти в человеке человеческое.
- А! Так ты согласен? – опять повысил голос Влад – Но почему же, тогда вы не верите мне, и считаете, что все произошло по моей вине? Я что виноват, что эти люди считают свою жену неотъемлемой собственностью, как шифоньер или кровать? Или может быть, я виноват в том, что так не считаю? Или я виноват в том, что ваше общественное мнение на стороне тех, кого большинство из вас же считают «бандерлогами»?
- Я совсем не осуждаю тебя Влад, - покачал головой Виктор – ни за эту жен-щину, ни за то, что случилось. Но извини, тебя предупреждали, и ты не мог не заметить, что она из себя представляет.
- Ты хочешь сказать, что она человек не нашего круга? – со злым сарказмом спросил Влад.
- Не надо Влад, - попросил Виктор, как-то очень по-доброму – Не передерги-вай! Это ты только что, а не я, говорил о «бандерлогах»!
Влад с досадой, смачно сплюнул в костер.
- Да, здесь я, пожалуй, подставился! – согласился он – Но я не претендую на свое мнение как на конечную истину! Я не святой!
- Ну, может быть все-таки не настолько, чтобы наплевать и на наше мнение тоже? – спросил осторожно Виктор.
- Ловко! – воскликнул с горечью в голосе Влад – Ловко ты загнал меня, как рыбешку в бредень. Согласен, на ваше мнение я наплевать не могу, и поэто-му и защищался так, как мог.
- Значит, ты просто должен прислушаться к мнению каждого из нас - спокой-но «захлопнул капкан» Виктор – И мнение это у большинства одинаковое, как я понял со слов Ларисы. Ты просто должен советоваться со всеми, преж-де чем пригласить сюда нового человека.
- Так я говорю? – спросил Виктор, и обвел глазами всех сидящих вокруг кост-ра. Все сидели, молча, и на вопрос Виктора никто ничего не ответил, но по движению и по шорохам, внимающих безмолвно до этого спору островитян можно было понять, что все согласны с Виктором.
- Слушай, Витек! – раздался в тишине развязано-насмешливый голос Олега – Если бы я не видел собственными глазами, я бы ни за что не поверил, что ты совсем не умеешь драться…
- Давайте лучше выпьем за мир во всем мире, - так же насмешливо ответил ему Виктор.
- Последние половина кружки! – громко объявила Татьяна, и протянула кружку Ларисе – Начнем с Лоры и Лены, а то все время вы мужики нас при-жимаете.
- Это мы вас прижимаем? – возмущенно воскликнул Олег.
Влад и Виктор громко засмеялись, а я смотрел на Лену, и видел, что она, прислонившись к плечу Ларисы, тоже открыто и почему-то грустно смотрит на меня.
Глава 11.
Тихая летняя ночь.
Незаметно закончился вечер, и июльское солнце, кажется обреченное па-
лить землю вечно, уже не освещало даже полоску горизонта над рекой. На-ступила тихая летняя ночь. Такая тихая и такая светлая, какая она бывает в наших местах только в июле, в разгар самых жарких дней и ночей.
Ужин был закончен, и я после просьб и препирательств с Ларисой все-таки настоял на том, чтобы бинты с моих рук сняли. Лариса просто залепила раз-битые костяшки моих ладоней лейкопластырем. Ссадины на ладонях были не очень глубокими и уже покрылись коричневой коркой. А вот бинты с моей головы Лариса снимать отказалась наотрез.
- Тебе идет! – смеялась Татьяна – «Голова обвязана, кровь на рукаве…». Ты у нас настоящий Щорс.
- Хорошо вам шутить, а мне в этой чалме жарко, - пожаловался я.
- Ничего! Потерпишь, - жестко ответила Лариса – Зато инфекция не попадет. Голова это не ладонь.
- Да! – шуткой подержал общий смех Влад – Голова это для того чтобы ду-мать, а не гвозди забивать.
- Кто бы говорил, - проворчала Лариса, не глядя на Влада.
- Ну, хватит уже, в конце концов! – взорвался неожиданно в возмущении Влад – Меня уже и так прилюдно высекли, чего ты еще хочешь?
- Не знаю, чего хочет Лариса, - громко заявила Лена – А я хочу купаться! Жарко!
Она легко поднялась и подошла ко мне.
- Думаю купаться тебе можно? – спросила она, присаживаясь рядом со мной.
- Забирай его, - проворчала Лариса – Теперь ему уже все можно.
Я заметил, что взгляд Лены изменился. Она опять стала веселой, и улыбка блуждала по ее лицу.
- Пойдем герой! – потянула она меня за руку, вставая – Проводи меня до от-мели. С тобой мне будет намного спокойнее.
- Мы с вами! – хором, почти одновременно поддержали Лену Татьяна и Олег.
- Господи! – вздохнула Лариса, обращаясь к Олегу – Тебя-то куда несет? Таня скажи ему!
- Сейчас я искупаюсь на мели, – перебивая Ларису, заявил Олег – А потом мы будем пить припрятанное мною вино. И вот тогда ты еще увидишь, как я сыграю на гитаре.
- С твоей рукой самый раз, - откликнулась насмешливо Лариса.
- Если он выпьет вина, то можешь не беспокоиться, - засмеялась Татьяна – Он тогда даже на рояле сыграет. Я его лучше знаю, поверь!
- Ну, значит так и есть, - облегченно вздохнула Лариса.
Мы отошли несколько шагов, и я остановил Лену, склонился к ее лицу.
- Надо позвать Ларису, – предложил я – Позови ее.
- Захочет сама придет! – почему-то резко ответила Лена и решительно взяла меня за руку. К песчаной отмели, блестящей в темноте ночи под лунным све-том, мы так и вышли, попарно держась за руки. И если я слегка смущенный опять переменившимся настроением Лены молчал, то идущие сзади нас Татьяна с Олегом весело и громко, в тиши ночи, болтали безумолку.
Лена отпустила мою руку только когда мы подошли к берегу реки.
- Ну, все! – так же решительно приказала она – Раздевайся и поплыли, а то эта парочка нас заболтает.
- Да и пусть, - засмеялся я, однако подчиняясь ей и быстро снимая одежду – С ними веселее!
- Странный ты! – вдруг совсем другим голосом, совсем тихо сказала Лена.
- Да? – удивился я – Вот и Лариса говорит, что я странный. Может быть, по-тому, что я не Влад. Красиво говорить не умею.
- И очень хорошо, - все так же тихо проронила, будто выдохнула Лена. А я почувствовал в ее словах, что-то напоминающее мне осуждающий голос Ла-рисы.
- Однако он мой друг! – горячо воскликнул я – И кто бы, что не говорил и не думал о нем, я надеюсь, что он им останется всегда.
- И это хорошо, - как-то печально улыбнулась Лена – Вы очень разные, и, на-верное, поэтому он тоже очень ценит твою дружбу. Это заметно! Не сразу, но заметно.
Я не знал, что ей ответить и поэтому просто пошел в воду, и уже через не-сколько минут мы плыли рядом в теплой как парное молоко, нагретой за жаркий день, воде.
- Эй! – кричала с берега Татьяна – Не уплывай с ним далеко, он же раненый.
Мы, как уже это бывало, выплыли на середину реки и перевернулись на спину. Движение реки почти не чувствовалось, над нашими головами прямо в лицо светила большая яркая луна. Вдали плескалась рыба.
- Так и, кажется, – вздохнула Лена – что сюда опять плывет лодка.
- Нет тут никого, - ответил я беззаботно – и быть не может. И не было ничего, забудь.
- А о чем вы говорили с Ларисой? – вдруг спросила Лена.
- Когда?
- Когда она сказала, что ты странный.
- А! Да, так просто говорили…
- Вы говорили обо мне?
- Нет!
Лена тихо засмеялась и от ее грудного, такого нежного смеха по коже у меня пробежали мурашки.
- Сразу видно, когда ты врешь!
- С чего это видно! – возмутился я притворно.
- Врать не умеешь…
- Может быть, - согласился я – Врать дело опасное!
- Что? – не поняла Лена.
- Врать, говорю опасное дело. Можно попасться, и тогда придется отвечать за
свои слова.
- Перед мамой? – хихикнула Лена.
- Ну, почему обязательно перед мамой? – удивился я – Перед ребятами, или перед преподавателем. Правду говорить легче и безопаснее. Как у нас во дворе говорят: « морда будет целее». А маме я, кстати говоря, вообще не вру. Уже давно. Смысла не вижу.
- Я же говорю, что ты странный! – уже громко засмеялась Лена.
- Да чего же странного-то? – с досадой вырвалось у меня.
- Еще никто из парней не говорил со мной про свою маму, - насмешливо от-ветила Лена.
- Ну, это и понятно! Стесняются или считают себя очень взрослыми. Вернее хотят показать себя взрослыми мужиками. Однако даже наши блатные ниш-тяки, жалостливо так поют песни о тюрьме, и обязательно о маме. Вот я и думаю: почему в песне можно, а в разговоре нельзя?
- Так, это просто песня…
- Но любая песня поется от души! Иначе, зачем ее петь?
-Ха! – удивленно воскликнула Лена – Что-то я не увидела, чтобы наш Олежек поет песни от души. Да и что он от души делает? Может только Таньку любит! А так все с приколами да с прибаутками…
- Очень даже от души! – не согласился я – Я считаю, что не может человек так прекрасно играть и петь, не вкладывая в это душу. Если шаляй-валяй, так оно так и звучать будет. Фальшиво! Я слышал, как многие бренчат на гитарах, но поверь, это была только пародия на музыку. А как, можно научиться, так прекрасно играть? Что просто как механический робот запомнить аккорды или ноты?
- Ладно, ладно, - проворчала Лена еле слышно, и добавила уже громко – Всех ты защищаешь, все у тебя хорошие! И Влад, и старшина, который тебя чуть не искалечил, и Олежек паразит ехидный…
- Эх, Лена – вздохнул я – Если бы ты только видела настоящих паразитов и сволочей, вот тогда бы ты поняла, что все кто вокруг тебя просто прекрасные парни. Таких еще поискать!
- А вот это мне уже совсем не нравится! – возмутилась Лена и, перевернув-шись на грудь, быстро поплыла к берегу.
- Чего ты? – удивленно воскликнул я, чувствуя, что чем-то обидел ее но, не понимая чем. Я догнал ее только возле берега, и опять повторил свой во-прос.
- А я не люблю, когда со мной так разговаривают, - резко ответила Лена, уже выходя из воды – По-моему, ты тоже пытаешься изображать из себя слиш-ком взрослого.
- Да, я и не думал! – ответил я смущенно, совсем не понимая, на что же она могла обидеться.
- Тогда не надо разговаривать со мной так, как будто я родилась позавчера и
постоянно живу в теплице – все еще с обидой выговаривала мне Лена.
- Что же это за день такой? – раздался из черной тени прибрежных кустов преувеличенно громкий голос Татьяны – Все выясняют отношения!
- Так ночь уже! Вот и выясняют! – ответил ей обычным насмешливым голо-сом Олег.
- К ночи обычно пора уже все выяснить, - успела сказать Татьяна, и ее по-следние слова заглушил их громкий общий с Олегом смех.
- Ну, никуда от них не скроешься, - с досадой шепотом сказала Лена.
Мы быстро натянули на мокрые тела одежду и стали удаляться в сторону, вдоль берега, под шутки и смех, летящие нам в след.
- Вот они твои прекрасные ребята, - грустно сказала Лена, когда мы отошли дальше вдоль берега – Им легко живется. Они все никогда ни в чем не со-мневаются. Они всегда уверены, что они правы, или это их просто не беспо-коит. Им действительно плевать, что о них подумают окружающие, и в этом я им даже завидую. Иногда мне кажется, что их вообще ничего не беспокоит, ни учеба, ни их глупая самоуверенность, и вообще им все само идет в руки легко, стоит им только захотеть…
- Может быть, так и есть, - ответил я, подумав немного – Так бывает! У нас в школе была пара таких ребят. Они вообще не учили уроки, а получали всегда пятерки, или четверки, в крайнем случае. А сами всегда были заняты чем-то другим. Один, как не зайдешь к нему всегда чинил чьи-нибудь магнитофоны. Паял, возился с деталями, изучал какие-то схемы. Другой был все время то в бассейне, то на соревнованиях…
- Это понятно! – перебила меня Лена – Но я не об этом. Они никогда ни в чем не сомневаются, понимаешь. Или может быть, сомневаются. Но никогда они не мучаются своими сомнениями. Тебя мучают иногда сомнения в том, что ты поступаешь правильно, или то, что ты делаешь сейчас, именно этого ты и хочешь, или именно это тебе нужно…
- Ну-у! – я немного помедлил с ответом, раздумывая – Сейчас, например, я точно знаю, что хочу, чтобы все было так, как есть.
Я остановился и, когда Лена остановилась рядом, положил ей руки на плечи. Аккуратно будто на хрупкую вещь.
- И еще я давно хочу тебя поцеловать, - сказал я чуть слышно, склоняясь к ее лицу. А Лена вдруг обхватила руками меня за шею и крепко прижалась ще-кой к моей щеке. Это было так неожиданно и быстро, что я не успел ни уди-виться, ни обрадоваться.
- Не надо, - тихо прошептала мне Лена на ухо – не говори больше ничего. Ладно? А за это я сама тебя поцелую.
И она действительно тут же поцеловала меня в губы, нежно и в тоже время крепко так, что я даже задохнулся от пьянящего аромата ее кожи и волос, и от жаркого прикосновения ее тела. Все эти запахи и ощущения ударили мне в голову теплой, хмельной волной с такой силой, что я невольно закрыл глаза и крепко сжал ее в своих объятиях.
- Ты только не говори ничего! – как заклинание шептала она – Слова могут все испортить! Ты знаешь это! Ты должен это знать!
Но мне и так нечего было сказать и не хотелось говорить ничего.
- Почему ты молчишь? – спросила шепотом Лена, оторвавшись от меня через несколько секунд. Мои руки еще крепко прижимали ее к себе, и ее мокрый купальник жег мне кожу на груди.
- Я молу потому, что ты сказала мне, чтобы я молчал, - выдавил я из себя с трудом так, как горло мое перехватило, будто обручем, и в нем першило до слезной боли.
- Я боялась тебя, – призналась тихо Лена, после того как я уже сам поцеловал ее.
- Почему?
- А ты не похож ни на кого из тех, кого я знаю.
- Это плохо?
- Нет, не плохо. Теперь я точно это знаю!
- Эй! – раздался крик с песчаной отмели – Где вы там? Пойдемте, а то Оле-жек выпьет все вино и будет веселиться в одиночку.
- Надо идти, - тихо прошептала Лена, отстраняясь от меня.
- Пошли они к черту! – предложил я и опять прижал ее к себе.
- Идем, - Лена резко вырвалась, и весело со смехом потянула меня за руку в сторону костра. Я еще упирался какое-то время, но она смеялась так зарази-тельно, так неподдельно зовущее и счастливо, что я уступил и мы пошли, опять рядом, все так же, держась за руки.
Когда мы вышли из темноты к костру нас встретили нестройные возгласы поджидавшей нас компании.
- Ну, наконец-то! – радостно заорал Олежек.
- Где вы ходите? Договорились же, что идете только искупаться! – укориз-ненно и в тоже время радостно затараторила Лариса.
- Это свинство, молодые люди, заставлять себя ждать, – с шутливой иронией вставил свое слово Виктор, как всегда поправляя на переносице очки - Бан-кет не окончен, и председатель – тут Виктор кивнул на Влада – не дает сигна-ла к его продолжению в связи с вашим отсутствием.
- Ленка! Тихоня ты наша! – визгливо, перекрикивала всех Татьяна – Мне не хватало еще поисковой экспедиции для полного счастья и завершения сего-дняшнего «счастливейшего» дня!
- Мы хотели послать вас всех к черту, - все еще смеясь, громко объявила Ле-на.
- Успеете еще! - проворчал Влад – Ночь только началась, и мы собрались вы-пить еще и вина.
Когда мы с Леной садились к костру уже опять что-то продолжал говорить
Виктор.
- А вообще-то, – глубокомысленно подняв руку, вещал он – алкогольные на-питки пьют, от более слабых к более сильным. И ни в коем случае не наобо-рот! Если пить наоборот, то возникает сильнейший синдром похмелья, а кроме того может развиться алкогольная зависимость…
- Слушай умник, - вдруг озлился Олег – чего же ты коньяк-то тогда пил? Мог бы и не пить. Или сейчас вино не пей, но зачем других-то отговаривать.
- Успокойся! – просто ответил Виктор – Я никого не отговариваю, и сам буду пить, но…
Лена в это время придвинулась ко мне и обняла меня за левую руку двумя руками. Она продолжала улыбаться, и положила, как и раньше голову мне на плечо, поэтому мне уже не суждено было разобраться, о чем говорит Виктор.
- Чего ты? – спросил я шепотом, склонившись к ее уху.
- Смешные они, - чуть слышно ответила она и также чуть слышно засмеялась, пряча лицо у меня на плече.
- Прекрати затыкать Вите рот, дурачок! – кричала в это время на Олега Татья-на, которая в подвыпившем состоянии ругалась чаще и вообще становилась свободнее и развязаннее в словах.
Ярко горел костер, громко шипели и трещали мокрые сучья, все говорили или кричали почти разом, а я обнимал за плечи Лену, и чувствовал досаду, что не смог уговорить ее остаться на берегу.
- Держи Мишель, - вручила мне Татьяна кружку с вином. Она помогала Оле-гу, который после недолгого препирания с Ларисой и Владом, как всегда сам откупоривал бутылки с вином, не смотря на то, что левая рука у него, видимо, болела, и он часто прижимал ее к себе.
- Выпивка без тостов - пьянка, пьянка с тостами – банкет – пошутил громко Виктор, и сразу обратился к Владу.
- Вам слово председатель!
Влад неожиданно для всех встал, и сразу все смолкли, возникла пауза. Я, чувствовал мягкую щеку Лены у себя на плече и думал о том, что в прошлый раз мы сидели точно так же у костра в обнимку. Но как мы тогда были дале-ки друг от друга! Теперь мне совсем не казалось странным и обидным, что Лена убежала от меня в прошлый раз. Кто я был ей еще неделю назад? А кто я ей сейчас!?
- Я хочу поднять этот закопченный бокал – начал с преувеличенной величе-ственностью Влад, перебивая мои мысли – за нашу победу. Она досталась нам нелегко и с потерями, но показала, что вместе мы можем многое. Когда мы вместе нам нечего бояться, некогда скучать, а главное всегда есть что сказать друг другу. И, слава Богу, нам не надо для этого пока пользоваться нашим знанием английского языка.
- Короче, за коллектив, движущую силу социалистического общества! – с та-кой же иронией, как и у Влада, завершил тост Олег.
Все выпили дружно, зашумели и стали брать с организованного Ларисой стола печеную картошку, хлеб и овощи.
- Речь Влада, конечно, выдержана в духе соц. реализма – уже заплетающим-ся языком разглагольствовал Виктор – Однако завершающая часть подкача-ла, на что Олег правильно обратил внимание. В завершении нужно было сказать Слава КПСС, а не - слава Богу! А кроме того намек на общение на другом языке является чисто оппортунистическим…
- Слышь, профессор! – с показательно-мрачным видом обратился опять к Виктору Олег – Кончай умничать! У меня от твоих терминов руку начинает дергать, и потом я начинаю оглядываться и ищу глазами нашего декана.
- А ты Витя, не давай ему больше списывать по Истории КПСС, - притворно нежным голосом Татьяна и погладила по голове Олега как маленького.
Виктор и Лена вдруг громко засмеялись, а Олег с укоризненным взглядом повернул голову к Татьяне.
- Женщина! – дурашливо воскликнул он – Чего можно ждать от тебя кроме удара в спину?
- Любви, - не переставая жевать, мимоходом ответила Татьяна.
- За это и выпьем! – воскликнул торжественно Виктор – Наливай, Олег!
- Чтобы мы делали без наших девушек, - тихо и как-то серьезно сказал Влад – Одним словом они разводят нас в разные стороны, а другим делают нас друзьями.
- Все войны начинались всегда из-за женщин, - поддержал Влада Олег, пыхтя над бутылкой с вином, пробка которого плохо поддавалась ему.
- Это банальнее чем старый всем известный анекдот, - сердито и возмущен-но сказала Лариса.
- Все войны, Олег, начинаются из-за человеческой глупости – серьезно сказал Виктор – Мы считаем себя «венцом природы», и в то же время не можем договориться друг с другом, чтобы решить все вопросы миром. Это позор!
- Венцом природы можно считать только отдельных представителей челове-чества, Витя! – возразил Влад – Моцарта, Паганини, Толстого…
- Памятники люди ставят совсем другим людям! – вдруг резко вмешалась в разговор Лариса – Помните, нам показывали на слайдах памятники Англии? А еще мне дядя привозил из Западной Германии книгу на английском языке «Памятники Европы». Так вот там в основном стоят памятники каким-то ге-нералам, Наполеону, королям каким-то вроде Карла 12-го, и совсем мало памятников тем людям, про которых ты говоришь Влад.
- И что же? – пожал плечами Влад.
- А то! – воскликнула Лариса – Что люди почитают больше именно тех, кто затевает или побеждает в тех самых войнах или отличается чем-то подоб-ным, а не тех людей, о которых ты говоришь…
- Ну, это только подтверждает мои слова, – спокойно ответил Влад – Люди не могут считаться «венцом природы» потому, что пока не достигли уровня лучших представителей человечества. Они даже почитают больше совсем других своих представителей. Им нравятся до сих пор те, кто ведет их на бойню, кто морочит им мозги политикой. Людям нравятся те, кто обещает больший кусок хлеба, чем у соседа, как это было с Гитлером. А еще те, кто совершает подвиги! И они совсем не задумываются, что подвиги совершаются только потому, что те политики и короли, которых они боготворят, просто не смогли или не захотели договариваться друг с другом. Или же они просто не поделили кусок земли, или, чего хуже, просто считают других людей, живущих по-другому, и верящих в другие ценности, врагами рода человеческого. Как будто кто-то дал им право определять, кто правильно живет, а кто не правильно, и какие ценности для человека являются главными, а какие нет.
- Да! – воскликнул Виктор – Эти недостатки у человека есть и будут! Но я все же, не согласен с вами! Я считаю, что если люди могут понять величие того же Толстого или Моцарта, то они тем самым подтверждают, что являются ни чем не хуже их. Просто наши с вами таланты находятся на более низкой сту-пени, чем у них, что никак не должно оскорблять нас. Эволюция продолжа-ется, и …
- А что же тогда можно сказать о тех, кто не может этого понять. Ни величия, ни красоты! – перебила Виктора Татьяна – Этих людей не так мало, как ты го-воришь. И многие из них даже задумываться не хотят, или вообще считают смешным то, о чем ты говоришь. Им больше нравятся герои с шашкой наго-ло.
- Она имеет в виду толпу, для которой эти памятники ставят или как мы гово-рим, «бандерлогов», - с ехидным смехом вставил свое слово Олежек, но на его слова никто никак не отреагировал.
- Ну, это количество людей всегда было и будет составной частью человече-ства… – начал медленно с запинкой Виктор.
- Но это еще не значит, что их нужно превращать в «пушечное мясо». Тем бо-лее что политики для этого не делят нас как Олег на «бандерлогов» и «ум-ников»! - резко продолжил слова Виктора Влад.
- Хорошо, что Сергея нет, – раздался в воцарившейся тишине голос Ларисы – Он бы вам подискутировал насчет войны и пушечного мяса…
- Его можно было бы понять, - тихо ответил Влад – Никому не пожелаю ока-заться там, где он был.
- Ну, почему же? – спросил я, считая, что могу теперь сказать и свое мнение – Кому-то же нужно защищать наши границы? Кто-то должен охранять страну от вторжений. Так же как и мы сегодня защищаться, когда на нас нападут. Мы же все защищались, когда на нас напали сегодня? Почему же это должны делать на наших границах кто-то другие, а не мы?
- Вот вам тайные почитатели Би-Би-Си, – после не долгой тягучей паузы зло-радно воскликнул Олег – Вот вам, ночные бдители вражеских голосов, и по-клонники Севы Новгородцева! Съели!
Я тогда, конечно, ничего не понял из восклицаний Олега. Я не слушал ноч-ное Лондонское радио «Би-Би-Си», где антисоветские программы вел эмиг-рант Сева Новгородцев, и даже и не слышал тогда о его существовании. Я понятия не имел о том, что передачи эти ведутся ночью потому, что днем наши специальные службы КГБ глушат днем все сигналы «вражеской капиталистической пропаганды». Но мне почему-то показалось не удобным спрашивать у Влада или у Олега в тот момент, что обозначают эти слова…
А теплая даже душная ночь опять наполнилась нашими голосами, и треском костра, и сумбурными, а подчас и абсурдными спорами о политике, рассуждениями о поэзии, и разговорами о любви, музыке и о многом другом. Незаметно для нас вино кончилось, и небо над нашими головами начало сереть, предвещая наступление скорого утра. Разговоры постепенно становились более спокойными, ребята и девчата уже зевали, кто-нибудь иногда сонно затихал.
Лена заснула, прикорнув у меня на плече, и я накинул ей свою ветровку на плечи так, как стало уже тянуть от реки утренней свежестью. Ребята разлег-лись вокруг костра, но продолжали разговаривать и спорить Влад, Виктор и Татьяна. Олег, свернувшись калачиком, безмятежно спал. Лариса появилась неожиданно у меня за спиной.
- Идите в дальний шалаш – сказала она, склонившись ко мне – Я там посте-лила. Одеяло лежит в головах, скаткой.
Я не успел ничего ответить ей, а она уже села рядом с Владом вдали от меня, и как ни в чем не бывало, ее голос опять зазвучал вместе со всеми.
Мое сердце пропустило один удар, а потом бешено заколотилось в груди. Простота, с которой Лариса сказала мне о ночлеге, не обманули меня. Я по-чувствовал, что вопрос этот был решен заранее, и что, скорее всего, Лена знала об этом. Я посидел немного, успокаивая дыхание, помедлил лишь чуть-чуть, а потом нежно, украдкой погладил Лену по щеке.
- Пойдем, - прошептал я ей в самое ухо.
- Угу, - ответила она еле слышно, и не открывая глаз, стала подниматься.
Как я и предполагал, Лена знала куда идти, и мне осталось только пойти за ней следом…
Глава 12.
А если это любовь?
Проснулся я, когда солнце стояло уже высоко. Наверное, был уже полдень потому, что лучи солнца пробивалось прямо сквозь пожухлую листву крыши шалаша сверху вниз, и разбудили меня своими бликами сквозь мои крепко сомкнутые веки.
Лена еще ночью откатилась от меня и лежала на расстоянии вытянутой руки, закутавшись в простыню с головой, как мумия. Я, прислушиваясь к ее чуть слышному дыханию, осторожно встал и выскользнул из шалаша, чтобы не разбудить ее. Посреди поляны еще дымились залитые видимо совсем не-давно кем-то угли костра. Все еще спали потому, что ничто не нарушало обычные звуки наступившего летнего утра. Громко переговаривались и сви-стали птицы, да чуть заметный, но уже по-дневному горячий, ветерок шумел в кронах деревьев прикрывающих голубое небо над головой.
Я громко зевнул, и блаженно улыбаясь, с удовольствием потянулся. На душе у меня было так же солнечно и прекрасно как раскинувшаяся вокруг меня картина нашего острова. Я испытывал удивительное чувство покоя, радости и гордости одновременно. Моя девушка, высокая, красивая и нежная мирно спала в шалаше. Я провел эту ночь с ней, как мужчина, и она смеялась от счастья или просто от радости, и именно это вселяло в меня и уверенность в себе, и радость новых ощущений.
Этой ночью Лена не спрашивала меня, люблю ли я ее, я сам не делал при-знаний, хотя в тот момент, когда мы были вместе, готов был их произнести неоднократно. И вот сейчас стоя посреди спящего лагеря, переступая босы-ми ногами на покрытой росой траве, я думал о том что, не зная сейчас точ-но, люблю ли я ее. То, что я испытывал, не было похоже ни на одно влечение к девушке, которые у меня были, и даже не было похоже на то, что я про себя всегда называл любовью.
К Лене я не испытывал тех чувств, которые испытывал когда-то к Кате, к сво-ей единственной, как я считал еще недавно, большой школьной любви. За Катю в свое время я готов был умереть, а с Леной мне просто хотелось быть рядом. Одного Катиного взгляда и смеха мне было достаточно, чтобы быть счастливым весь день, от одного ее взгляда я замирал, и от одного ее при-косновения по моему телу волной пробегали «мурашки». С Леной все было по-другому, все было иначе.
Нет! Это не было ни лучше, ни хуже, и вообще это нельзя было сравнивать. Это были абсолютно разные чувства и совсем другие впечатления. Это были как две разные, прекрасные, но не похожие друг на друга, картины великих художников вроде Рембрандта и Тициана. Это были разные измерения, раз-ные «мелодии», и разные впечатления. Совсем другие, не похожие одна на другую эпохи, разные краски, разная яркость, другие чувства и непохожие эмоции. Это было как сравнение Рембрандтовской «Данаи» с «Девятым ва-лом» Айвазовского, обе картины прекрасны по-своему, и каждая по-своему привлекательна и неповторима.
С Катей я готов был отдать ей самого себя и не ждал ничего взамен, а с Ле-ной я ждал каждую минуту чего-то нового, необычного, без изматывающих переживаний, и бескорыстного желания самопожертвования, без слезного, подступающего к горлу острого обожания. С Леной не было вопросов, со-мнений, и отношения были ясными и недвусмысленными, простыми и яс-ными, открытыми и понятными, где на твой порыв отвечают порывом, на желание – ответным желанием, на поцелуй – поцелуем.
Я встряхнул головой, избавляясь от путаницы чувств и сравнений, и с новой волной нахлынувшей радости громко гикнул и побежал к песчаной отмели. Побежал быстро, изо всех сил, как будто полетел, еле касаясь босыми нога-ми травы, и с разбегу нырнул, падая плашмя на мелководье, и не чувствуя боли от удара о воду.
Пару раз я плавал на середину реки и обратно, нырял глубоко, чтобы окон-чательно проснуться, только потом обессиленный вышел на песчаный берег.
- Эй! – раздался неожиданно негромкий окрик, и я, пригнувшись, резко обернулся в его сторону.
В тени кустов, дальше по берегу, прямо на мокром песке сидел Виктор. Он был в одних семейных, просторных трусах в яркий цветочек и его худая, уг-ловатая фигура, напоминающая изможденного голодом бродягу, бросалась в глаза своей яркой, не загорелой белизной. Он широко улыбался мне и махал издали рукой.
- Здесь действительно не от кого не скроешься, - вспоминая вчерашние слова Лены, сказал я громко, подходя к нему. Мне было неприятно от того, что Виктор мог заметить мой испуг в тот момент, когда окликнул меня. Но когда я подошел ближе, то увидел, что Виктор открыто и бесхитростно улыбается мне, и смотрит на меня каким-то присущим только ему наивным и чистым взглядом близоруких и поэтому кажущихся огромными из-за стекол очков глаз.
- Ты не читал «Золотую цепь» Александра Грина? – спросил меня громко Виктор, все еще улыбаясь, когда я только подходил к нему.
- Нет! – ответил я удивленный его неожиданным вопросом, и невольно улыбнулся ему в ответ. Его улыбка действительно была немного странной, и даже глуповатой, «с прибабахом», как говорили наши дворовые пацаны.
- А какого это Грина? – спросил я, усаживаясь на песке с ним рядом – Кото-рый написал «Алые паруса»?
- Да! Его самого!
- А почему ты спросил?
- Просто когда я смотрел на тебя, ты очень напоминал мне героя этой книги – Санди! – засмеялся непринужденно Виктор.
- Чем же? – спросил я настороженно, чувствуя каким-то внутренним чувст-вом, что Виктор вкладывает в свои слова скрытый от меня смысл.
- Там парень попадает в чудесные сказочные места и постоянно испытывает восторженное чувство новизны, - начал, как всегда длинно объяснять Вик-тор.
- Поросячий восторг? – уже жестко, чувствуя досаду от того, что за мной под-глядывали будто бы из-за угла, перебил его я.
- Ты не обижайся! – попросил Виктор, и его улыбка превратилась в изви-няющуюся и близоруко-беспомощную – Я не собирался тебя обидеть. Про-сто я всегда говорю то, что приходит в голову. Такой уж я от природы! Ребята ко мне уже привыкли…
После его слов, я тут же успокоился и конечно простил его, у меня было действительно прекрасное настроение, и его мог, конечно, испортить кто-то, но только не Виктор. Мои мысли постоянно возвращались к Лене, и поэтому я готов был простить за что угодно, кого угодно, любить всех, прощать и сам просить прощение.
- А у тебя что, нет девушки? – спросил я, думая о своем и повернулся к реке, чтобы не смотреть на виноватую улыбку Виктора. «За такую улыбку, - поду-мал я - Кивер бил бы тебя до тех пор, пока не превратил бы твое лицо в кровавое месиво». А потом, уже задавая вопрос, я подумал, что все же задал его ему в отместку за его слова. Чего было спрашивать? И так было видно, что никакой девушки у Виктора быть не могло.
- Сейчас нет, - нисколько не смущаясь, словоохотливо ответил он – И вообще у меня с ними отношения надолго не складываются.
- Почему? – пораженно воскликнул я. Уж слишком его слова напомнили мои собственные, которые я говорил Владу, еще кажется совсем недавно.
- А я, видишь ли, всегда оказываюсь не в их вкусе, - все также весело ответил Виктор. Я посмотрел на него, и заметил, что на губах его играет та же самая улыбка, которая была, когда он говорил обо мне.
- Им нравятся такие парни как вы с Владом, - тем временем продолжал Вик-тор – У тебя мускулы и сила, - хлопнул он меня по спине своей легкой ладо-нью – а Влад привлекает их своим голосом. Он как Лель! Девушки всегда пляшут под его «свирель».
- Ну, а ты? – спросил я осторожно, все так же глядя на гладь реки.
- А я не тороплюсь никуда, – беззаботно ответил Виктор – все мое, еще впе-реди.
- А мы что торопимся? – засмеялся я.
- Да, нет! Вас подгоняют, в отличие от меня. Женщины Миша, они больше животные, чем мы. Они торопятся!
- Животные? – удивленно повернулся я к нему – Что ты имеешь в виду?
- Ну, в смысле инстинктов, - поморщился почему-то Виктор – Инстинкта раз-множения или выбора партнера по определенным качествам. Вот скажем у некоторых пород обезьян, самки сами выбирают самцов по запаху, а у оран-гутангов самки сами идут в гарем к самому сильному, вожаку стаи потому, что он может защитить и их и их потомство…
- Да, ты еще тот юный натуралист, - неудержавшись захохотал я – хуже Оле-жека с его «бандерлогами»!
- Да, нет! – опять поморщился, как от зубной боли Виктор – Ты меня не по-нял! Все наши девушки конечно умницы и красавицы, но есть в их поступках какая-то животная цель. Понимаешь? Если эту цель нельзя никак объяснить логикой то получается, что ее можно объяснить только инстинктом.
- Как у собаки Павлова? – все еще смеясь, спросил я.
- Зря иронизируешь! – без всякой обиды, очень доверчиво возразил Виктор – Могу привести тебе в подтверждение живые, наглядные и свежие приме-ры. Возьмем хоть эту Юлию! Не ты, не я ее не знаем, но от этого ее поступки не становятся более понятными, чем скажем поступки тех девчонок, которые с нами сейчас. Чем скажи можно объяснить то, что она оказывается с другим мужчиной, но в случае опасности грозящей мужу бросает этого другого немедленно и бросается на помощь именно мужу?
- Ну, - озадаченно потянул я время, осмысливая ответ – может быть, они просто поссорились, а вообще-то она его любит…
- Возможно! Но какая это может быть любовь, если при любой ссоре она бу-дет бросаться в кровать к любому другому, подвернувшемуся под руку?
Неожиданно в шагах десяти от нас на берегу появилась Лариса. Она толи не видела нас, толи делала вид, что не видит. Лариса зашла в реку по колено и, нагнувшись к воде, начала черпать воду ладонями и умываться.
- Вот тебе еще один живой пример, - горячо зашептал Виктор, склонившись ко мне – Лора страдает от любви к Владу, хотя прекрасно знает, что он баб-ник, и на нее, скорее всего больше никогда внимания не обратит. Где логи-ка?
- Твои примеры совершенно не похожи, - так же шепотом ответил я ему.
- В них есть одно общее, - торжествующе шептал Виктор – в поступках обоих нет никакого смысла, а значит, есть только животный инстинкт. Зов плоти, запах лучшего самца, выбор того сильнее или у кого привлекательнее голос…
- Витя! – неожиданно громко и протяжно позвала Лариса – Ты опять расска-зываешь свою трактовку теории Дарвина? А ты не слушай его Мишель, он может заболтать кого угодно. А все потому, что он тебе просто завидует по-тому, что Ленка не обращает на него внимания. Правильно Витя?
- Что за привычка подслушивать? – озлившись, вдруг закричал Виктор сры-вающимся голосом.
- Я не слышала ни слова, - сквозь смех ответила Лариса, уже выходя на берег – Просто я знаю, что ты не упустишь возможности рассказать Мишелю свою любимую теорию.
«Да, и правда, - подумал я – далеко слишком. Как она могла услышать?».
- Идите лучше помогите мне собрать на стол, - крикнула Лариса, удаляясь – Будем завтракать, все уже просыпаются.
- И потом, - как нив чем не бывало, заговорил опять Виктор обычным голо-сом – женщины жестоки. По жестокости они могут дать фору любому из нас! Они не прощают нам ни одной ошибки, ни одного промаха, и всегда готовы напоминать об этом. Но главное, что они могут обидеть или ужалить словом намного больнее, чем ударом кулака в зубы. И заметь, они делают это просто так, походя! Иногда без всякой причины, без всякого повода…
- Может быть, ты просто не видишь этих причин? – предположил я.
- А ты? – спросил меня Виктор и замер в ожидании.
- Не знаю. Я никогда не думал об этом раньше, - беззаботно ответил я - Пой-дем, поможем Ларисе, есть очень хочется.
- Есть? – удивленно переспросил Виктор, а потом тяжело вздохнул, будто я звал его на трудную работу – Хорошо, пойдем.
Мы с Виктором быстро собрали в окрестностях сушняк, развели костер и по-весили кипятиться чайник. Лариса в это время жарила на сковороде хлеб на подсолнечном масле, и от этого приятного запаха у меня кружилась голова так, будто бы я не ел сутки. Но видимо голод испытывал не только я один. Из шалашей на запахи один за другим стали выходить обитатели лагеря.
- Первый кусок положено отдать тяжелораненым, - преувеличенно жалост-ливым голосом заявил Олег, ложась рядом с костром.
- Это кто тут тяжелораненый? – раздался за его спиной резкий голос Татьяны – Лора, он симулянт и дармоед! Я могу доказать что с руками у него все в порядке.
- Танечка! – полунасмешливо, улыбаясь, попросила Лариса – Избавь нас от таких подробностей, пожалуйста!
- Почему же? – довольно улыбаясь, вставил свое слово Виктор – Мы готовы выслушать!
- Извращенец! – бросила в сторону Виктора Лариса и опять занялась стряп-ней.
Лена появилась только, когда всем мы уже приступили к завтраку. Она при-шла со стороны реки в мокром купальнике и с полотенцем на шее. Она была прекрасна: свежая, сияющая и улыбающаяся только мне одному.
Ничего не говоря, Лена прошла мимо костра и села рядом со мной, и даже чуть сзади, прислонившись к моей спине своим мокрым и горячим боком.
- Ешь Ленка давай!- обратилась к ней усердно жующая Татьяна – Сейчас пой-дем уже. Надо успеть пока еще не жарко.
- Я не буду, - чуть слышно ответила Лена, а потом поднялась и налила себе только чаю.
- Я тоже с вами пойду, - прожевывая гренки, промямлил полным ртом Олег.
- Возле трубы посижу, страховку посторожу, - сглотнув, добавил он громче.
- Пойдем, - согласилась Татьяна – Дойдешь?
- Дойду!
- Ну, и ладно! Я тоже с тобой на этом берегу останусь. Пусть эти голуби вдво-ем погуляют. Лена, прекрати прятаться за Мишеля! Чего ты? Двойку ночью получила?
- Началось! – недовольно проворчала Лена и еще ближе придвинулась ко мне.
- Слушай, Тань! – вдруг воскликнул Олег – А как же с поручением? Вчера же договорились, что ты все сделаешь.
- Да вот Мишель и купит! – отмахнулась Татьяна.
- А ему дадут? – с сомнением спросил Олег.
- Вы о чем? – не выдержал я непонятного для меня разговора.
- Вина надо прикупить, - серьезно и небрежно сообщил мне Олег.
Неожиданно даже для себя, я захохотал громко и раскатисто так, что рас-плескал кружку с чаем, которую мне подавала Лена.
- Ты чего? – видимо обжегшись, крикнула она, подскакивая.
- Да, - не прекращая смеяться начал объяснять я – Меня ребята наши еще с восьмого класса посылали за «мулькой», а старшие ребята за водкой. Я уже тогда был выше многих из них чуть не наполовину. А этот шкет спрашивает, дадут ли мне спиртное!
После моих слов начали громко смеяться Лариса и Виктор, а потом смех подхватили все, и я видел, что даже Лена, бросив кружку с чаем, хохочет приседая.
- Ах ты, лось сибирский! – не на шутку озлившись на этот издевательский смех, подскочил на ноги Олег.
- Да, сядь ты, Геракл! – потребовал сквозь смех Влад – Будешь следить за словами теперь. Я тебя предупреждал, что Мишель тебя как нибудь «побре-ет», если за языком следить не будешь.
Криво улыбающаяся Татьяна дернула Олега за здоровую руку, и он с размаху сел на свое место. Олег поник головой, однако в глазах его еще горела злоба на меня.
- Все! – громко и строго сказала нам с Леной Татьяна, прерывая общее весе-лье – Идите одеваться. Время!
Уже через полчаса мы вчетвером подошли к трубе и Татьяна начала наво-дить переправу.
- Как у тебя с руками? – спросила Лена, и это было первое, что она сказала мне с самого утра.
- Заживет как на собаке, - беспечно откликнулся я, однако чувствуя, что руки еще болят.
Пока Татьяна наводила переправу, к нам подошел Олег, который со своей рукой на перевязи тащился всю дорогу где-то сзади.
- Возьми! – сказал он мне, подавая пустую спортивную сумку с ремнем через плечо – И вот держи девять рублей. Это все, что я смог наскрести у наших.
- У меня еще трешка есть, - сказал я.
- И у меня рубля два, - тут же добавила Лена.
- О! – радостно воскликнул Олег , говоривший до этого со мной сквозь зубы – Бери на все! Магазин там прямо возле трамвайного кольца, рядом с теле-фонной будкой…
- Я знаю! – перебила его Лена.
- Значит, разберетесь, - деловито заметил Олег – Ты там смотри, чтобы кто-то из местных тебя не заприметил. Возвращаться будешь один так, что поглядывай, чтобы никто за тобой не пошел. Дорога пустынная, а местные и за одну бутылку могут навалять…
- Мы вместе вернемся! – неожиданно резко сказала Лена.
- Ты же…- удивленно пробормотал Олег, но потом махнул здоровой рукой и, повернувшись, пошел к берегу.
- Мы вас будем здесь ждать, – уже не оборачиваясь, сообщил он – Если что бегите к трубе, здесь разберемся.
- Давайте! – крикнула с другого берега Татьяна, и я первый встал на трубу.
Когда на другой берег соскочила Лена, Татьяна вручила ей клочок газеты.
- Тут телефон Олега, пусть Мишель позвонит, и объяснит его родителям о нашей задержке. А ты, когда будешь звонить Лоркиной мамаше, скажи, что-бы она позвонила моим. Ну, идите! Аккуратней там. Пока еще рано и народу везде много, но район чужой, а возле этого магазина…
- Нас уже Олег проинструктировал, - перебил я Татьяну – Вы зря беспокои-тесь, если что я просто найду что им сказать.
- Может попросить помощи? – вдруг спросила Лена – Вдруг у Олега перелом, тогда нужно его вывозить.
- Нет! – привычно мотнула короткими волосами Татьяна – Мы с Лоркой его сегодня поутру осматривали. Он во сне стонать начал громко, я и позвала Ларису. Короче она определенно сказала, что перелома нет, никаких при-знаков за ночь не проявилось. А раз так, то ничего с ним не будет, да и стыд-но шум поднимать. Что мы дети?
- Для них дети, - тихо ответила Лена, смотря себе под ноги, и я подумал, что видимо, она очень любит своих родителей, но почему-то не любит об этом говорить.
- Ладно, идите, - улыбнулась Татьяна – мы будем на том берегу. Она посмот-рела на тот берег, где возле трубы сидел Олег и кидал здоровой рукой ка-мешки в воду.
- Ты если что не геройствуй Мишель, ладно? – потупившись в землю, сказала Татьяна – Лучше бросай сумку и беги…
- Мы вдвоем вернемся, - просто сказала Лена – вдвоем не так опасно. Да и я, если что, побегу быстрее за вами.
- Ну, тогда порядок, - кивнула Татьяна и, также как и Олег, удивленно по-смотрела на нас обоих. И только когда мы отошли на несколько шагов, она крикнула нам вдогонку: « А вы неплохо смотритесь вдвоем!».
Тропинка свернула в заросли кленов, и смех Татьяны остался звучать где-то далеко. Оставшись вдвоем, мы с Леной некоторое время шли молча. Я не знал, что сказать, а еще не был уверен, что нужно что-то говорить. Все при-ходящие в голову слова казались глупыми, наигранными, не соответствую-щими моему настроению. Но молчание было для меня тоже тягостным. Мне казалось, что я что-то не сказал Лене, что-то не договорил, не сказал ей чего-то важного, что давно уже должен был сказать. Но в тоже время я не знал, что именно я должен сказать, а главное представления не имел как и о чем должен говорить в той ситуации, в которой мы оказались сейчас. С одной стороны мы уже не были чужими людьми, а с другой стороны я все еще ис-пытывал робость при одном только взгляде Лены на меня.
И это двоякое чувство близости ее и неуверенности от произошедших в на-ших отношениях перемен сковывало меня, и я понимал, что не имею сил ни говорить, ни глядеть открыто на нее. И все же чувствуя себя более чем глупо от этого затянувшегося молчания, я мучался, ругал себя в душе, и с завистью вспоминал Влада, которому все было по плечу.
А Лена, которая легкой, прекрасной походкой шла впереди меня, иногда оглядывалась и улыбалась мне просто, будто стараясь придать мне уверенности. Она будто бы успокаивала меня своей улыбкой, но тоже не говорила, ни слова, и это тревожило меня все больше с каждым шагом, с которым мы удалялись от реки.
- А твои родители стали бы волноваться, если бы тебя не было дома трое су-ток? – спросила меня Лена после довольно долгого молчания.
- Нет! – ответил я быстро, радуясь одному только звуку ее голоса – Я преду-преждал их, что могу быть только через несколько дней. Да еще моя мама хорошо знакома с Владом, и всегда мне говорит, что спокойна за меня, когда я вместе с ним.
- Это верно! – воскликнула Лена – Влад умеет производить впечатление.
- Ты говоришь так, будто бы это только впечатление, и за ним ничего нет! – сказал я с обидой за друга.
- Ну, ты же не умеешь производить впечатление, а чем ты хуже Влада? - ве-село все так же улыбаясь, спросила Лена. На этот вопрос я не знал что отве-тить.
- Такие парни как Влад, мне никогда не нравились, - вдруг уже серьезно, не оборачиваясь, заговорила Лена - Есть в нем что-то не настоящее. Нет! Он не рисуется, не собирается производить впечатление, и вообще делает все ес-тественно. Но он так уважителен со старшими, так рассудителен и доброже-лателен с товарищами и друзьями, так обходителен и предусмотрителен с девушками, что очень быстро все это становиться похоже на какую-то игру.
- Ты так говоришь, - засмеялся я – будто бы ты неоднократно видела таких парней как Влад. Будто бы они встречаются на каждом шагу.
- Видела! – просто и все так же серьезно ответила Лена, и я пожалел, что не вижу сейчас ее лица.
- Скажи! – тяжело подбирая слова, и попупясь взглядом, чтобы не споткнутся на не ровной извилистой тропинке, поперек которой пролегали иногда корни больших деревьев, похожие на больших змей, начал я вопрос, который давно, еще с ночи беспокоил меня – У тебя же был кто-то до меня?
Лена обернулась на ходу и улыбнулась мне опять своей ободряющей улыб-кой.
- Ты мне сразу понравился, - сказала она преувеличенно громко – Еще в пер-вую встречу. Но, видишь ли…
Она вдруг остановилась и повернулась ко мне лицом. На несколько секунд она замолчала, и я почувствовал опять туже тревожную тишину, которая бы-ла между нами в самом начале пути от реки.
- А вот, наверное, поэтому и понравился, - вдруг опять весело улыбаясь, заговорила она - Ты не задаешь глупых вопросов и не пытаешься выяснять отношения. Татьяна с Олегом могут постоянно выяснять отношения, и это мне кажется нескончаемым кошмаром. А им толи нравится, толи они не могут по-другому…
- Один глупый вопрос я все же задал, - осторожно напомнил я.
- Это не в счет! – быстро и так же весело откликнулась Лена – Ты же не тре-буешь на него ответа? Правда?
- А что? – грустно вздохнул я – Разве я имею на это право?
- Вот! – радостно засмеялась Лена – Это мне в тебе, наверное, и понрави-лось!
Она сама шагнула ко мне и обхватила меня руками за шею. Мы обнялись крепко. Так крепко будто бы не виделись целую вечность.
- А еще что? – спросил я прямо в ее широко распахнутые огромные глаза. Мы успели поцеловаться, и еще какое-то время стояли, обнявшись, прежде чем она ответила.
- А еще – сказала Лена, отрываясь от меня – то, что словами не скажешь! Ты тоже молчишь часто не потому, что у тебя нет слов, а потому, что слова ино-гда мешают, а иногда они ничего не могут объяснить. Я же думала вначале, что ты молчишь потому, что тебе нечего сказать! Но теперь знаю, что ты все понимаешь и так! Правда?
- Нет, не все, - честно ответил я – но мне кажется, что тебя я понимаю. И еще мне кажется, что я люблю тебя.
Лена откинула голову назад, и ее волосы защекотали мне ноздри, и я опять услышал ее грудной, ласковый смех, как прошедшей ночью. Она еще крепче прижалась ко мне, и уткнулась лицом мне в плечо.
- Конечно! – сказала она, перестав смеяться – Ты мог бы и не говорить этого! Разве и так не понятно...?
Глава 13.
И после встречи расставанье.
Когда мы молоды, мы полны сил и здоровья, и часто тешим себя несбыточными мечтаниями, и желаем узнать все, что не видели и не знаем. И физические и душевные силы распирают нас и требуют выхода, и единственного что часто не хватает нам, это уверенности в тех силах, которыми мы наполнены. Но уверенность приходит часто только с годами, а реальный взгляд, не затуманенный «розовыми очками» безудержного весеннего возраста, еще не сформировался, яркие краски молодости бьют нам в глаза, и мешают взглянуть на окружающих нас людей, события которые с нами происходят, и вообще на окружающую нас действительность, непристрастно и просто.
Именно это несоответствие наших жизненных сил, возможностей и желаний нашей уверенности в себе и приводит нас часто в молодости к ошибкам, просчетам и глупостям, которые мы допускаем или совершаем, уверенные в своей правоте. Наша неуверенность или незнание обычных неписаных зако-нов окружающего мира людей и приводит нас к совершению в молодости поступков и действий, которыми мы пытаемся доказать всем, что этой не-уверенности и сомнений в себе у нас нет.
Мы не уверены во многом, и поэтому стараемся казаться уверенными, что-бы почувствовать себя полноценно взрослыми, чтобы ощутить себя самого как единое целое, чтобы не дать повода думать ни себе, ни окружающим, что нам что-то неизвестно, и мы в чем-то сомневаемся. Мы думаем, что на-ши жизненные силы и наша энергия дают нам право на многое: право на решительные действия, право на порыв, которыми мы и заменяем уверен-ность в себе, и которыми пользуемся, руководствуясь только сиюминутными побуждениями.
У многих эта привычка молодости остается навсегда, а кто-то умнеет быст-рее, чем его ровесники, под воздействием жестких жизненных обстоя-тельств и потерь душевных и физических, наступающих не по годам быстро. Но пока нам восемнадцать или двадцать лет, мы еще не знаем всего, что бу-дет с нами, и конечно не задумываемся над тем, что и как у нас сложится не так, как этого бы нам хотелось. И может быть поэтому, мы легко переносим в таком возрасте многое, что нам выпадает, легко относимся к успехам и бы-стро забываем неудачи. Они кажутся нам только маленькими эпизодами в огромной жизни, которая ожидает нас впереди.
Но молодость проходит быстро. И сейчас, по-прошествии многих лет, ино-гда, особенно в летние жаркие месяцы, бывает, что я просыпаюсь душной июльской ночью с острым чувством ностальгии о чем-то потерянном навсе-гда. И тогда, по отрывкам сна, по звенящей в ночи тоскливой серебряной струне напоминающей мне голоса друзей моей юности, я понимаю, что ко мне опять приходила во сне моя молодость. Ко мне опять приходили во сне, неясные и, казалось бы, забытые черты и звуки далекого грудного смеха той молодой девушки, которые наяву я уже не смогу и ни вспомнить, и ни услышать никогда. И тогда я встаю, и окончательно проснувшись, смотрю на лица своих мирно спящих дочерей, и звон серебряной струны утихает и улетучивается, и мне становится легко и спокойно.
И в такие ночи мне кажется, что каждая из моих дочерей напоминает мне чем-то ту забытую девушку по имени Лена. Катя, моя младшая дочь, своим звонким, но не по годам бархатным, мелодичным смехом, а старшая – Лера, своим серьезным, чуть укоризненно-вопросительным взглядом. И тогда я понимаю, что родная душа, о поиске которой когда-то давно мы говорили с Владом, живет рядом со мной. Что душа эта, это часть меня самого, и тот поиск родной души, который у каждого из нас начинается с первой детской любви, для меня закончен, и закончен совсем не так, как это когда-то виделось в юности.
И я рад этому, я счастлив, что вот они, мои девочки, рядом со мной. Что я могу поговорить с ними и рассказать им то, что никогда не смог бы рассказать никому другому. Я могу каждый день видеть их, слышать их смех, видеть, как они взрослеют, как они становятся прекраснее с каждым днем…
И единственное, что я не понимаю до сих пор так, это то, почему же до сих пор в июльские душные ночи ко мне возвращается почти забытый, почти стертый памятью образ той, которую я не видел уже столько десятков лет…
Прошедшим летом мы как-то опять случайно встретились с Владом во дворе нашей юности. У него видимо был удачный день. Влад сидел на лавочке возле соседнего подъезда в расслабленном состоянии с мутными глазами устремленными куда-то вдаль.
Я подошел и молча сел рядом, а он, сразу же заговорил со мной, хотя вначале мне показалось, что он не заметил моего присутствия.
- Кто бы мог подумать, что все кончается ничем, - сказал он, растягивая сло-ва, голосом выдающим большее опьянение, чем мне показалось вначале.
- Помнишь! – чуть слышно продолжал Влад, все так же смотря прямо перед собой – Ты всегда пытался найти во всем логическое завершение. Да, и мы все тогда думали, что любые события, любая наша встреча, и даже наши расставания должны чем-то заканчиваться. А они просто обрывались, просто переходили из одной формы в другую. Так же как наша покрытая травой поляна на острове незаметно переходила в песчаную отмель, а потом в водную отмель…
Кажется именно тогда, после его слов я вдруг вспомнил точно и до мелочей все, что происходило с нами тогда на острове. Передо мной опять возник наш остров и тот момент вечера, когда казалось, что все достигло своего ло-гического счастливого завершения. И когда светлая летняя ночь накрыла нас, я вдруг ясно почувствовал, что рядом со мной и мои друзья, и моя девушка. И что все мы за трое суток пребывания на острове, после драки и переживаний, после ранений и тревог, после споров, ссор, и бурных разговоров, обрели, наконец, покой почти полного понимания, или принятия каждого, как неотъемлемой части целого. Мы уже были не просто кучкой молодежи отдыхающей на природе. Мы были крепко спаянной компанией, имеющей свою историю, свои секреты, свои, понятные только нам отношения, и свою внутреннюю атмосферу, которая сливалась теперь с гармоничными звуками теплой июльской ночи.
Это была наша третья и последняя перед уходом домой ночь на острове. Мы все как обычно сидели возле костра. Вино было выпито, и казалось, что отзвучали последние слова последнего спора, и в стрекотание ночных кузнечиков проникал, сливаясь с ним в единую мелодию грустный перебор гитарных струн. Олег наигрывал что-то негромкое, душещипательное и мелодичное, может быть потому, что рука его еще болела, а может быть просто потому, что он пытался передать настроение всех кто сидел, молча, возле ярко пылающего костра.
Тогда мне впервые показалось, что на Земле настал момент, когда слова кончились, истлели как угли нашего костра на утренней заре, и они уже ничего не могли ни выразить, ни добавить к происходящему, а были просто лишними среди этих передающих бесконечность звуков, и среди молчания моих друзей. Молчание, которое было понятнее, уместнее и громче чем все наши споры, смех и поступки.
Татьяна, думая о чем-то своем под аккомпанемент гитары, задумчиво, мо-жет быть чисто автоматически, подталкивала толстой палкой дрова в костре, поворачивая их так, чтобы они горели лучше. Лариса сидела с распущенны-ми и непривычно растрепанными волосами, опустив голову на плечо Влада, который крепко обнимал ее одной рукой за талию. И Лена сидела как всегда рядом со мной, прижавшись, чуть сбоку и сзади меня, положив подбородок мне на плечо, и обхватив одной рукой меня за пояс.
Ее горячая ладонь лежала у меня на животе. И от тепла этой ладони, от зве-нящей бездонной грустью музыки, стрекотания кузнечиков, еле слышного шума реки, и тишины ночи мне казалось, что я лечу вместе с островом, с яр-ко горящим костром и с окружающими нас деревьями, сквозь мерцающее далекими звездами ночное небо, прямо в центр Вселенной. И в этот момент полета, мне уже не казалось ни странным, ни страшным и ни случайным, все то, что произошло с нами за эти трое суток.
Уже не казались странными объятия Ларисы и Влада, и счастливое лицо Ла-рисы, которое еще прошлым вечером было строгим и укоризненным, а по-том растерянным и до душевного крика жалким. И уже не казалась беспо-коящей, всегда слегка растерянная, будто в чем-то постоянно извиняющаяся улыбка Лены, которой она отвечала на каждый мой взгляд последние про-шедшие сутки. И Виктор, с его речами и теориями тоже уже не казался странным. А грубые словечки Татьяны, которые вначале так не шли к ее внешности, вдруг стали понятны, уместны и даже необходимы для скрепле-ния всего брызжущего энергией, криками и запальчивыми речами, и будто бы разлетающегося в стороны нашего островного замкнутого мирка.
И неподдельная грусть гитарных струн, звучащая из-под пальцев Олега, была неотъемлемой частью этого невесомого, стремительного полета, и будто бы вела за собой в непроглядную, бездонно-звездную высь, естественно проникая сквозь душный занавес ночи к мерцающим далекой прохладой миллиардам звезд…
Это недолгое затишье возле костра, которое длилось для меня целую веч-
ность, будто бы неоспоримо подтверждало сложность, но справедливость всего, чтобы не происходило вокруг. « Все что не делается – к лучшему!» - любила повторять моя мама, и тогда я впервые понял, что она имела в виду, повторяя это.
«А ведь раньше, - подумал я – я всегда спорил с ней».
Но и эти нескончаемые минуты закончились тоже. И гитарные струны смолкли, и сразу же о чем-то заговорил Виктор, и Влад ответил ему. И все сидящие возле костра, будто очнувшись ото сна, зашевелились, и Лена мед-ленно убрала ладонь с моего живота. И тогда остров стремительно спустился с небес, а звезды замерцали опять в высоте недоступно и холодно.
И я тоже вернулся на Землю, и мысли мои, достигнув какого-то апогея, рас-творились вдруг как воздушный замок или мираж. И я, оказавшись возле го-рящего рядом костра, на нашей поляне думал уже опять по-другому, реаль-но и приземлено.
- Лена! – позвал я чуть слышно.
- Что? – так же одними губами откликнулась она.
- У Татьяны есть, кажется, карандаш и бумага. Напиши мне свой телефон.
Она долго молчала, и я чувствовал ее легкое дыхание на своей щеке, а по-том шепотом она спросила: «Может, подождем до утра?».
- Как мнение главного врача, – громогласно спросил у Ларисы, сидящей с ним рядом, Влад – можно искупаться инвалидной команде?
- Нужно! – задорно, голосом совсем не похожим на ее обычный голос, вы-крикнула Лариса, и первая подскочила на ноги…
Через три года, осенью, когда моя служба в армии уже подходила к концу, и я готовился на «дембель», Влад прислал мне одно из немногих своих писем. Да, в те времена мы писали друг другу письма, молодые люди! Тогда мы еще не слышали не о мобильных телефонах, ни об Интернете, и вообще плохо понимали, что представляет собой компьютер. Влад написал, как и где погибла Лариса. Глупо! Неимоверно глупо…
Влад писал, что прошедшим летом она поехала отдыхать с родителями в Сочи. Оттуда, из Сочи, они поехали на экскурсию на автобусе на озеро Рица, и автобус упал со склона на одном из поворотов горной дороги. Оказалось, что отказала тормозная система, шофер сделал что мог, и автобус только опрокинулся на бок и съехал вниз по камням по довольно пологому склону на несколько метров. Из всего набитого пассажирами автобуса погибло только двое, Лариса и еще какой-то пожилой мужчина. Все остальные отделались легкими переломами и ушибами.
Влад, который как я уже говорил, писать не любил, в этот раз написал мне все подробно, крупным размашистым почерком на четырех листах, исписан-ных с обеих сторон.
Из этого же письма я узнал, что Влад женился, что его жену зовут Женя, а так же что я не знаю ее, и что скоро у него будет ребенок. Врачи указали срок для родов Жене на декабрь месяц. Он надеялся, что к этому времени я вернусь, и мы отметим это событие вместе.
Потом Влад опять писал про Ларису. Он подробно описал ее похороны, кто на них присутствовал, и немного описал про жизнь или события, произо-шедшие с каждым из тех, кого я знал, за то время пока меня не было. Един-ственное, что он написал кратко так это то, что Лена тоже была на похоронах.
Так как это было единственное большое письмо из тех немногих, которые написал мне Влад, а еще потому, что в нем говорилось о смерти Ларисы, я запомнил его очень хорошо, и еще долго, через несколько лет после того как демобилизовался и пришел домой, мог бы рассказать его почти дословно.
Уже намного позже, вспоминая и это письмо, и наши походы на остров, мне в голову приходили невеселые мысли. Мысли о судьбе тех из нас, кто был с нами, но ушел раньше всех. Мысли о Сергее и Ларисе.
И Сергей, и Лариса были двумя людьми из всей нашей компании, которые носили в себе боль. Она – боль безответной и самоотверженной любви, он – боль искалеченной войной молодости. И его раны были не только физиче-скими, но и душевными, а ее мучения были не только, наверное, душевны-ми, но и моральными, но оба они были помечены печатью страданий. Стра-даний, которых мы в связи со своим ранним возрастом и не замечали, и не чувствовали, да и не могли понять из-за эгоистичности того возраста в кото-ром тогда находились.
Теперь уже невозможно ни узнать, ни понять глубину тех страданий, которые они испытывали, а тогда это мне просто не приходило в голову. Но их обоих эти страдания будто бы догнали, и смерть стала для них избавлением. Если конечно смерть вообще может избавить от чего бы то ни было…
Уже тогда на острове они выглядели, да, наверное, и были на самом деле старше нас всех. Старше потому, что за те же годы что и мы прожили больше, и испытали большую, чем всем нам было отпущено, часть того, что им предстояло пережить на своем не длинном веку…
Вот такие мысли, и такие совпадения я находил иногда, когда вспоминал своих друзей молодости! И я не знаю, имеют ли эти мысли реальную основу, а эти совпадения случайный выбор судьбы…
Когда мы накупались и наплескались в реке, и парни и девчата дружно по-бежали греться к костру. Лена задержалась и вышла на берег, где я в одино-честве поджидал ее. Она махнула мне рукой, отзывая в сторону.
- Я хотела сказать тебе еще сегодня днем, - начала она говорить медленно, опустив глаза – но все как-то не получалось. Видишь ли, я должна через три дня уехать с родителями в Мелитополь. Там живет мамина сестра. У нее свой дом, большой сад, море рядом и на их « Жигуленке» туда можно добраться меньше чем за час. Мои родители задумывали этот отпуск еще три года назад, но все никак не получалось. И вот теперь, в этом году им удалось взять отпуск в один месяц. Билеты мы купили заранее…
Лена говорила все громче, торопливее, будто боялась, что я начну переби-вать ее, или стараясь убедить меня в неизбежности того что произошло, но вдруг неожиданно замолчала.
- Это надолго? – спросил я после недолгой тягучей паузы.
- На две недели!
- И остаться ты не можешь?
- Ну, ты же понимаешь! – жалобно и почти отчаянно воскликнула Лена, и ее крик громко зазвенел над рекой тихо журчащей у наших ног.
- Да, я понимаю, - прошептал я, хотя на самом деле не хотел ничего пони-мать. Я хотел только одного, чтобы она не уезжала.
- Через месяц у меня начинается практика, - привлекая к себе Лену, и крепко прижимая ее к себе, зашептал я ей на ухо – Я буду работать на Никельком-бинате в четыре смены, и я даже не знаю, насколько жестким будет график, и сколько свободного времени у меня будет. Выходные будут по скользя-щему графику, а значит вероятность, что я попаду на остров через месяц, почти равна нулю.
Положив мне голову на плечо, Лена молчала. Я не видел ее лица, а ее крепко прижатое ко мне тело было расслабленно и никак не реагировало ни на мои объятия, ни на мои слова. Она будто бы замерла, и я даже не мог расслышать в тишине ночи ее теплого дыхания.
- Что ты молчишь? – спросил я. Не знаю, чего я ждал, я еще надеялся на что-то.
- Разве мы можем что-то изменить? – со вздохом, вопросом на вопрос отве-тила она.
- Мишель! Лена! Где вы? – уже на все голоса кричали нам от костра.
- Пойдем! – чуть слышно выдохнула Лена, не двигаясь с места – Давай не бу-дем портить такую ночь. Может быть утром все будет по-другому?!
- Да как оно может быть по-другому! – удивленно воскликнул я.
- Тихо, тихо, - нежно погладила меня Лена по еще мокрой спине – Все будет хорошо! Мы живем с тобой не в разных городах, и не в разных странах. Про-сто какое-то время пройдет, и может быть оно поможет…
- Чему? – опять удивился я.
- Летом всегда все разъезжаются, - тихо заговорила Лена – Помнишь, как в детстве, в пионерлагерях? Приезжаешь, встречаешься, находишь друзей и подруг. Ходишь в обнимку с пионервожатой. Вечером танцы, и музыка вол-нует и зовет на танцплощадку, в шумный и веселый круг. Ночью мальчишки лезут в нашу спальню, чтобы перепачкать нас зубной пастой, и тогда злишься и хлещешь их мокрым полотенцем. А потом болеешь и кричишь, и почти плачешь, когда эти потные и грязные пацаны проигрывают в футбол команде из соседнего лагеря. А когда выигрывают, то радуешься и кричишь и смеешься и бежишь обнимать их. И потом неожиданно все заканчивается, и наступает последняя ночь, и большой прощальный костер, и слезы подруг, и адреса в блокноте. И утром автобусы выстраиваются в ряд перед вертушкой входа в лагерь, и все разъезжаются. Но главное, что совсем в другую сторону, и не в твоем автобусе, уезжают почему-то те, с кем ты больше всего подружилась и кого, кажется, не забудешь никогда…
Я молчал, и заворожено слушал ее горячий и такой таинственный в ночи шепот, что мурашки бегали у меня по коже сплошной волной, и к горлу под-катывал комок, а перед глазами вставали картины уже забытого детства. Вставали так ярко и так четко, как будто это не Лена шептала мне слова, а я сам произносил их про себя.
- Почему ты вспомнила? – хрипло, сглотнув комок в горле, спросил я.
- Наш остров похож на лагерь. Он уже не пионерский, но он все-таки лагерь. И, наверное, он просто продолжение нашего детства!
- Я не хочу расставаться! – вырвалось у меня.
- Придется! – тихо выдохнула Лена и, оторвавшись от меня, потянула меня за руку – Пойдем, а то пропустим прощальный костер!
И я как всегда послушно пошел за ней через заросли кустарника.
- Это просто свинство! – уже возмущенно кричал от костра Виктор, заслышав как мы шумно идем сквозь кусты – Еще нет и двух часов, а все разбредаются.
Когда мы вышли к костру и остановились, молча, Виктор уже тише добавил: « Вас нет, и Татьяна с Олегом растворились в темноте, видимо, глядя на вас».
- Опля! – раздался дружный крик, и Татьяна с Олегом впрыгнули из темноты в круг освещенный костром.
- Вот! – выставил торжественно вперед руку Олег. В кулаке у него была зажата бутылка коньяка.
- Ура! – заорал Виктор.
-Быть не может! – взвизгнула все такая же, не прохожая на себя Лариса.
- Олег как всегда колдует, - шепнула мне на ухо Лена.
- Вы взяли из НЗ последнюю бутылку! – сердито и строго сказал Влад.
- Спокойно! – выставила вперед обе ладони Татьяна – Мы с Олегом обещаем общему собранию, что возместим этот флакон в двойном размере за свой счет.
- Подготовились! – под общий восхищенный вздох восторга проворчал Влад.
- Где вы возьмете деньги, оборванцы? – сквозь счастливый смех выкрикнула Лариса – Он же стоит двенадцать рублей за бутылку, да и «Белый аист» не продается в любом гастрономе, его еще достать надо!
- Мы ее прощаем! – переглянувшись, в голос величаво заявили «оборван-цы». Они, как и все мы видели, как светились счастьем глаза Ларисы в этот последний день, как она доверчиво и нежно жалась к Владу, и относились к словам в ее адрес бережно.
- Между прочим, Олег уже работает ночным сторожем в летнем кинотеатре «Космос». Со следующего понедельника! – невыдержав, видимо, той паузы, которую они задумывали, выпалила быстро Татьяна.
- Вот где свинство! – пораженным голосом протянул Влад – Это же я сказал
тебе об этом месте. Я собирался туда устроиться!
- Ты совсем не торопился, - нисколько не смущаясь, ответил Олег – вот я и пошел туда. Мне что теперь прикажешь уступить его тебе?
Я, удивленный их легкой перепалкой спросил: « И сколько там платят?».
- Пятьдесят рублей. Работа через ночь, – все так же быстро и довольно выпа-лила Татьяна.
- И кино бесплатно! – засмеялась у меня за спиной Лена.
Татьяна и Олег уселись, и бутылку передали Владу. Он сокрушенно качал го-ловой, и говорил Олегу, что он еще тот «хитрый жучара», и что теперь он бу-дет с ним осторожнее. Олег оправдывался, а Татьяна утверждала, что Влад все равно упустил бы это место так, как только говорил, но устраиваться на работу не спешил, и не понятно вообще собирался ли.
- Так лучше пойти на завод, - подсказал я Владу – там разнорабочим платят в три раза больше.
После моих слов вдруг возникла пауза, и воцарилась общая тишина, которая длилась ровно столько, чтобы я почувствовал, что сказал что-то несуразное.
«Но что я такого сказал? Почему они все молчат и смотрят в сторону?» - на-пряженно, с удивлением думал я.
- В принципе мы не против завода, - наконец медленно заговорил Влад, от-крывая бутылку с коньяком – но ты знаешь Мишель, что на заводах работа-ют в основном такие ребята, с которыми я уже сталкивался в нашем дворе. Мастера, которые без мата могут разговаривать только с кассиром в день получки…
- Мы работали на заводах, - запальчиво выкрикивая, перебил Влада Олег – еще, когда проходили практику в десятом классе школы. И мы знаем, что там за люди…
- Короче опять теория «бандерлогов», - как-то грустно и даже зло вмешалась в разговор Татьяна.
- И что? – все так же почти кричал Олег – Ты опять не согласна?
Я был озадачен. Я и предположить не мог, что мой простой вопрос может вызвать такую вспышку страстей. И опять, как в тот раз, когда я говорил о не-обходимости службы в Армии, я почувствовал, что мое мнение остается все равно одиноким среди мнений всех остальных, чем-то схожих и разнящихся лишь в мелочах.
- Черт знает что такое! – вырвалось у меня – Вы считаете себя людьми со-временными и образованными, но нельзя же, видеть вокруг себя одну «чер-нуху»! - заговорил я горячо, перебивая и Олега и Татьяну, и непреминувшего вступить в спор Виктора.
- По-вашему что? Этот мир наполнен дураками и недоумками? Но меня при-нимали в комсомол совсем не недоумки. И мои учителя в школе тоже не бы-ли дибилами. А на Никелькомбинате, где мы со своей группой бывали уже не раз, нас встречали и проводили экскурсии, и сопровождали вполне ум-ные, симпатичные и доброжелательные инженеры. Инженеры, которые, кстати сказать, возможно, образованнее и умнее нас всех вместе взятых!
- Тихо! – что есть мочи заорал неожиданно Влад, и сразу же все голоса вокруг костра смолкли.
- После трех с половиной курсов техникума, Мишель – в полной тишине заговорил опять Влад – ты уже будешь считаться квалифицированным рабочим, и будешь работать в цеху, в котором разнорабочие находятся на дальних ролях, и ютятся где-то в дальних подсобках. С ними ты фактически контактировать не будешь, а если и будешь, то ты всегда будешь человеком из какой-то бригады или смены, к которым разнорабочие ни как не касаются. Устроиться нам на временную работу, на такую должность невозможно. Мы можем, как ты правильно сказал, устроиться разнорабочими, а это одно отрепье. Это судимые, лентяи, алкоголики, и разная другая шушера. Да, я сам заплачу деньги, чтобы только не оказаться среди этой толпы.
- Я, конечно, согласен с Мишелем, - все в той же тишине неуверенно, чуть за-пинаясь, начал Виктор – но с другой стороны я тоже был на практике в деся-том классе, и честно говоря, не узнал и не увидел там ничего ни нового ни приятного. Нет! Я не хочу, как Влад, утверждать, что столкнулся там с одни-ми алкоголиками или тунеядцами, но с рабочими в своем цеху я очень плохо находил общий язык, и хамства и оскорблений мне хватило надолго.
- Все это дипломатия, Витя – тоже уже спокойно сказал Олег – Говори прямо, не юли! Тут либо ты все хочешь смягчить, либо тебе попался такой завод, ко-торых я не видел. Там где я работал, пролетарии были вечно под мухой и довольно злобные. Так, что мне иногда приходилось от их назойливости обороняться металлическим штырем.
- Ну, может быть, ты работать не хотел или мастера не слушал, – неуверенно пытался сопротивляться я – короче дуру гнал…
- Да какую работу! – заорал опять Олег – Нас даже близко станкам не под-пускали, я стружку мел и убирал, а меня постоянно пытались послать за вод-кой…
- Короче! – громко перебил Олега Влад – Допустим, что вы с Виктором в чем-то правы, и тогда выходит, что наши с Олегом рожи, чем-то не понравились тем, с кем нам довелось работать. Но это для нас с Олегом ничего не меняет.
- Для меня тоже! – негромко сказала Татьяна.
- И для меня! – эхом откликнулась за моей спиной Лена.
Лицо Влада искривилось в невеселой улыбке.
- Я тебе уже говорил Мишель, - продолжал он – что я пользуюсь повышен-ным, негативным вниманием у многих, особенно молодых рабоче-крестьян. Смысл в том, что нам туда вход заказан, как и нашим девушкам тоже. Там другие девушки работают, с другой лексикой и с другими манерами. А Ми-шель?
Мне нечего было ответить Владу, я вынужден был молчать так, как все ска-занное им было для меня в какой-то степени понятно.
- И не надо пугаться, Витя, - тем временем продолжал спокойно Влад – Мы совсем не пытаемся опорочить теорию классового сознания, и коммунизма. Считай, что мы ее просто еще не прочувствовали, хотя заметь, должны бы были, мы ведь не из бояр родом.
- Что за глупость! – воскликнул Виктор – Я не понимаю, что ты хочешь ска-зать…
- Я хочу сказать Витя, что работяга, он всегда работяга, – улыбаясь, ответил Влад – неважно слесарь он или художник, музыкант или ассенизатор. Это конечно правильно! Но ты знаешь, мне почему-то не нравиться, ни образ мыслей, не «бытие», как писал дедушка Маркса, наших слесарей и ассенизаторов. Так что я уж постараюсь примкнуть к художникам или к музыкантам, несмотря на то, что интеллигенция у нас «образует единый фронт с рабочим классом», как пишут в передовицах «Правды».
- Или к дипломатам! – вырвалось у меня помимо воли почему-то с обидой.
- Да! – как-то удивленно посмотрел на меня Влад – Конечно, Мишель! Но во-все не потому, что боюсь запачкать руки мазутом…
- Я понял! – перебил я его – А ты никогда не думал, что для начала нужно бы поработать на заводе, попробовать найти общий язык с теми, кто там тру-диться, и тем самым может быть узнать о них больше. Что вы можете знать о них? Вот ты говоришь о рабочих, а я вижу своего отца. Он всю жизнь отрабо-тал на заводе, и именно слесарем, бытие которого тебе так не нравиться.
- Не надо переводить наш разговор на личности, Мишель! – жестким, в один миг охрипшим голосом попросил Влад – Мой отец тоже в молодости работал на заводе. Я же сказал, что один рабочий другому рознь. Мы говорим об общих вещах. О тех, что лежат на поверхности, о тех от которых мы не можем не отмахнуться, и не можем не видеть. А если переходить на личности, то это будет совсем другой разговор…
Вспоминая сейчас тот наш спор, я с удивлением думаю о том, что ни Влад, ни Олег, не добились ни каких карьерных успехов, и не стали теми, кем ко-гда-то мечтали. Влад мечтал стать дипломатом, но так и не поступил в дру-гой институт. Олег не работал в школе после окончания института ни одного дня.
Думая об этом, я понимаю, что человеку, чтобы добиться чего-то в жизни, мало одного ума, способностей и желания. Необходим труд, каждодневный и упорный, в том направлении, в котором ты собрался применить себя. На-деяться же на то, что твой ум и твои способности кто-то заметит, отметит и примет во внимание глупо. Потому, что только ума, способностей и хороших отметок по изучаемым предметам слишком мало, чтобы стать тем, кем хо-чется. Нужно ставить перед собой реальные задачи, на которые ты способен в данный момент, нужно идти к их выполнению ежедневно, и возможно то-гда доступными станут, казалось бы, недостижимые мечты и цели.
Вот так-то молодые люди!
Глава 14.
Любовная лихорадка.
Мы часто гордимся тем, что можем понимать своих друзей с полуслова. Иногда нам кажется, что мы хорошо знаем своих родителей или нам извест-но, на что способны или не способны наши дети. Бывают моменты, когда мы можем предугадать, что скажет или как поступит в той или иной обстановке близкий нам человек.
Во многих случаях мы действительно можем это предвидеть или угадать, или знать наверняка так, как обладаем определенной наблюдательностью и запоминаем черты характера или повторяющуюся часто реакцию на наши слова и внешние обстоятельства близких нам людей. Но хуже всего, конеч-но, мы знаем самих себя.
Никто из нормальных людей не будет наблюдать за самим собой и отслеживать свои собственные реакции в тех или иных обстоятельствах или при определенных событиях, если он конечно не профессиональный психотерапевт, или, упаси бог, например сексопатолог.
После того, как Лена с родителями уехала из города, я и представить себе не мог, что со мной может что-то случиться.
И само известие, и отъезд Лены были неприятны мне, теперь мне хотелось видеть ее каждый, но я согласился с Леной, в том, что обстоятельства иногда выше нас. Мне оставалось только жить так я и жил раньше, и ждать ее воз-вращения. Я и пытался это делать, пытался наслаждаться летом, отдыхом от учебы и радоваться, что в ближайшие полгода не попаду в уже довольно поднадоевшие аудитории техникума. Предстоящая полугодовая практика на комбинате, а проще, просто работа, о чем мы уже знали и со слов старше-курсников, и преподавателей представлялась мне чем-то, что освободит ме-ня от навязчивых мыслей. Я думал, что работа на комбинате, как что-то но-вое, еще неизвестное мне закроет собой страницу того отрезка лета, который казался мне таким привлекательным и незабываемо- прекрасным отрезком в моей еще не долгой жизни.
Однако наслаждения отдыхом у меня как-то не получалось. Я опять остался один. Влад был занят какими-то делами, кажется поиском работы. Днями во дворе было тихо и безлюдно, как это и бывало в июльские, раскаленные тридцатиградусной жарой, дни. Жизнь просыпалась за моим окном ближе к ночи, когда двор наполнялся народом. На лавочках появлялись женщины, мужики выходили поиграть в домино и говорили шумно, ругались и хохота-ли. А когда совсем темнело, то во дворе появлялась молодежь, которая ре-залась в карты и бренчала на гитарах в старой беседке под одиноко светя-щим в светлой ночи тусклым фонарем на покосившемся деревянном столбе, торчащем среди двора, как старый потрескавшийся, плохо заточенный ог-ромный карандаш.
Ежедневно я просыпался, пробовал читать, слушал музыку. Иногда, когда мама была дома после дежурств, помогал ей по хозяйству, ходил в магазин, в гараж, расположенный в двух шагах от нашего дома, за кривыми улочками всегда пахнущего навозом частного сектора. Но толи дневная, испепеляющая жара, расслабляющая и повергающая в лень и усталость с самого утра. Толи вынужденное частое безделье, которого у меня никогда не было до этого, ни в школьные годы, ни за три года учебы в техникуме, постоянно возвращали мои мысли к прохладе и завораживающе-интересным дням, проведенным мною на нашем острове.
И лежа на диване, обливаясь потом, или бредя под жарким солнцем по размякшему и горячему асфальту, я, прикрыв веки, сразу же видел перед собой лицо Лены, обрамленное шапкой кудрявых коротко стриженых русых волос. Душные долгие ночи превращали сон в короткое забытье, с виде-ниями то реки, то костра, то лиц ребят и девушек, и ночь опять была напол-нена их далекими голосами.
Но все чаще в мои сны стали приходить видения Лены, и тогда я просыпался в потной, липкой духоте, и осторожно, чтобы не разбудить мать с отцом плескался под краном, а потом выходил освежиться на балкон. И стоял там долго, бывало по часу или больше, без каких-то конкретных мыслей, чувств и слушал громкие голоса нашего двора: визг девчонок, крики парней, громыхание стеклянных бутылок, иногда мат и драки, или смех и карточные разборки. На меня в такие моменты нападала хандра и тоска и от того, что невозможно поднять телефонную трубку и услышать голос Лены, и от какой-то бессмысленности всех этих дней и ночей. Невозможно было ни пойти, ни побежать, ни найти ее, где бы она не была. До нее было так далеко, что от духоты и от тоски одиночества меня начинало подташнивать. И тогда я опять шел спать, но утро и прохлада простыней успокаивали лишь на время, и днем опять начиналось все сначала.
Отец еще ничего, а вот мама, конечно, сразу обратила внимание на мое со-стояние, да это и неудивительно, а потом я понял это по ее пристальным взглядам на меня. Я понял, что действительно, последнее время часто заду-мываюсь на полуслове, и мама переспрашивает меня по нескольку раз, что-бы добиться от меня ответа. Или же она никак не могла дозваться меня из кухни, откуда привычно кричала, когда я был ей нужен, и приходила сама, обнаружив меня в кресле или на диване, и понимая по моему взгляду и мо-ей реакции, что я действительно не слышал ее, хотя находился всего в двух шагах.
Но когда никого не было дома, на душе у меня было еще хуже. Я одно-сложно отвечал на расспросы Влада, который звонил по телефону часто, мне не хотелось видеть никого, и Влада в том числе, я думал, что пока нет Лены, разговаривать и встречаться с ребятами мне будет сложно, и еще тоскливее, чем, если бы я оставался один. Даже видеть Влада мне не хотелось.
Продолжалось все это неделю, или чуть больше, когда мама решилась поговорить со мной.
Но разговора не получилось. Когда она начала говорить о том, что со мной происходит что-то непонятное, я просто лег на диван и отвернулся к стене. Но мама была не из тех, кто сдается или просто так упускает задуманное. Я слышал, как она звонила по телефону, и через некоторое время она сообщи-ла, что к нам придет Влад.
- Вставай! – строго потребовала мама – Нужно встретить друга. Хотя бы чаю предложить.
- Предложи сама, - ответил я с тяжелым вздохом, не вставая с дивана – А угоститься, пусть тогда зайдет.
- Ты что, так и будешь лежать? – строго как никогда спросила она.
- Да! – так же резко ответил я.
С мамой мы почти никогда не ругались и очень редко ссорились. Такие раз-говоры были исключением из правил, и всегда после них оставалось какое-то чувство вины или досады, и всегда хотелось быстрее помириться, загово-рить о чем-то в обычном тоне. Но в этот раз я не испытывал ничего, мне было все безразлично. Я чувствовал себя так плохо, как когда-то в детстве, когда тяжело болел гриппом и с высокой температурой лежал несколько дней в постели, в жару, без всяких мыслей, без восприятия суетящихся вокруг меня родителей, звуков, цвета и даже боли.
Я слышал, как пришел Влад, как он отказывался от угощения предлагаемого мамой, и как они о чем-то говорили тихо в другой комнате. Но все это не вызывало у меня никакого интереса, все это было где-то далеко и совсем не имело никакого значения.
Когда Влад вошел ко мне в комнату и прикрыл за собой дверь, я не поднял-ся и не протянул ему руки. Мне хотелось претвориться спящим, хотя конечно я понимал, что выглядит все это глупо и нелепо.
- Ты извини Мишель, что тревожу тебя, - заговорил непринужденно Влад, располагаясь в скрипучем кресле рядом с диваном – Но мне кажется, я знаю, что с тобой происходит, и смог бы тебе помочь.
- Ты? Не уверен…
Влад громко засмеялся.
- Да я знаю, что все вы считаете меня бабником и циником прожженным! Но знаешь, даже такие как я все равно имеют чувства. Так уж устроено, что люди испытывают одни и те же чувства, только в разное время и по-разному.
- Слова не помогут, Влад! – вздохнул я тяжело – Не надо! Это похоже на бо-лезнь. Когда высокая температура и совсем не хочется ни с кем говорить.
- Хорошо! – согласился Влад – Я уйду, но вначале все же, хочу тебе кое-что сказать. Можешь не отвечать, я постараюсь быть не навязчивым.
- Да что тут можно сказать? – со вздохом спросил я и повернулся лежа, к не-му лицом.
- Да, многое, можно сказать, - открыто улыбнулся мне Влад – но я постара-юсь короче.
Он кашлянул, замолчал на миг всего и заговорил.
- Я согласен, что тебе нужно переболеть этим и потом станет легче. Но тебе еще надо понять, что женщины все и всегда воспринимают по-своему. У них все по-другому. Они по-другому любят, и по-другому переживают. Если го-ворить жестче, то они в нашем понимании вообще не умеют любить…
- Ты что, наслушался лекций Виктора? – перебил я его со смехом – Ты пыта-ешься вымарать их всех одной краской? Это на тебя не похоже.
- «Похоже – не похоже» - проворчал недовольно Влад – Пойми, их чувства базируются совсем на другой основе.
- Да, понятно все! – зло вскрикнул я, подскакивая с дивана – На сексе! Да? Но мне-то от этого сейчас не легче совсем!
- Ну, почему только на сексе? – спросил Влад, улыбаясь спокойно и даже как-то лениво – Не только! В большей степени на привычке. Привычка ста-рик, движущая сила человечества. Курение, вино, безделье, бродяжничество и тысячи разных других привычек являются неотъемлемой частью человека. И заметь, женщины быстрее подвергаются влиянию привычек и вредных и полезных тоже. У них заложен природный консерватизм…
- Ты что, проверял? – громко засмеялся я.
- Нет, просто читаю научно-популярную литературу, - не без иронии отклик-нулся Влад – Отними у человека вредные привычки: лиши его табака, спирт-ного, или заставь работать по-настоящему и он будет страдать, а кое-кто и умрет от таких страданий.
- О! – воскликнул я с досадой, хватаясь за голову – Ты как Витя хочешь за-болтать меня! Ну, причем здесь все, что ты сейчас говоришь...?
- А, притом! – резко перебил меня Влад – Женщина всегда любила в силу привычки, женщин всегда завоевывали, всегда добивались их любви любы-ми известными способами. А ты что, хочешь получить это просто так, на блюдечке?
От его изменившегося тона, и от его запальчивости, с которой он говорил редко, я сел на диване и заговорил с возмущением.
- Ты говоришь глупость, Влад! Любовь – это дар! Взаимная или нет, она это чудо, которое может быть дано любому человеку, в независимости от пола, от…
- А как же Юлька? – резко перебил меня Влад – Вспомни ее реакции!
- Это только подтверждает мои слова! – уже горячо перебил его я – Человек может увлечься, может ошибаться, может даже изменить любимому человеку, но она убежала все-таки к любимому мужу, как ты сам видел. Она сострадала его травмам и ранам, а не твоим, и этим все сказано!
- Да ничего этим не сказано! – недовольно проворчал Влад – Я тебе другой случай расскажу. Несколько лет назад я как-то случайно услышал разговор своей матери со своей подругой. Мать спрашивала, почему она часто видит у нее в квартире ее мужа, с которым та давно уже развелась и разъехалась. И та ей спокойно отвечала, что муж ее бывший пьяница и бездельник, и в доме ей не нужен, поэтому, мол, и разошлись. Но тут же, говорила, что мужчина ей все-таки нужен так, как спать ей с кем-то надо. Не заводить же ей роман в ее возрасте? Она говорит, нормального, мол, мужчину, которому уже за сорок все равно не найти, у всех нормальных крепкие семьи, а если и найдешь то еще привыкнешь ли к нему неизвестно. А этот хоть и бездарь и лентяй, а два раза в неделю приходит переночевать к ней, и ее это устраивает. Она сказала, Мишель, то, что я запомнил навсегда! «Что я за его дурь должна своим здоровьем платить что ли? Мужик мне нужен, а муж мне такой ни к чему!».
- Ты обобщаешь частный случай, - попытался возразить я.
- Если бы! – грустно улыбнулся Влад – Пойми одно, каждая из них с самых младых лет не ищет как ты родственную душу или небывалого единства в понимании...! Ну, чего там еще нам мерещится в семнадцать лет? Они, Ми-шель, ищут подходящий на их взгляд, уже сформировавшийся в их голове образ. То есть они хотят видеть нас такими, какими мы должны быть. Может быть, иногда они сами того не понимая, выбирают того, кто своими парамет-рами уже отпечатан у них в мозгу. Ну, ты должен понимать , что я имею вви-ду не только рост, телосложение и красоту лица и другие простейшие поня-тия. Мозг любого человека механизм сложный, и поэтому у каждой из них, конечно, свои мерки и свои «лекала». Это могут быть и черты лица, и манера разговора, а может быть просто привлекательная форма ладони или задни-цы. Мы же тоже смотрим на лицо и грудь, и на улыбку, и на ноги…
- Да тебе-то, откуда это все про них известно? – удивленно воскликнул я.
Влад лениво и как-то устало засмеялся.
- А ты думал, что я со своими девушками только сплю? Нет, Мишель, я еще иногда и просто общаюсь с ними и расспрашиваю их кое о чем. И поверь мне, я никогда не буду общаться с набитыми дурочками.
- Ты что, намекаешь на Лену? – испуганный тем, что сейчас мы поссоримся, спросил я.
- Ну, ты уже совсем…! – возмутился Влад – Ленка хорошая девчонка. Она, правда, не в моем вкусе, но я совсем не думал о ней когда говорил о дурочках. И вообще успокойся, - весело подмигнул мне Влад – Ленка выше ростом и шире в плечах половины известных мне парней. А остальная половина, это те, кто никогда не смогут ее заинтересовать, такие, как Виктор…
- Ну, если верить всему что ты наговорил, то я ее тоже интересую не слиш-ком, - грустно ответил я.
- Да прекрати ты нюни распускать! – жестко прикрикнул Влад, и от его окрика и злости мне вдруг неожиданно стало легче.
- Ну, помучился и хватит – уже спокойно продолжал он.
- Ничего не могу с собой поделать, - признался я – Говорю же тебе, как бо-лезнь…
- А я тебе говорю, что будешь себя так вести, совсем ее потеряешь, - все так же строго перебил меня Влад – Они знаешь, брат, не любят тех, кто стра-дальчески вздыхает рядом и в глаза заглядывает, как побитая собака. Дев-чонки Виктора как раз за это терпеть не могут…
- Тогда я вообще не буду рядом с ней ходить! – озлившись, выкрикнул я.
- Ну и дурак! – спокойно ответил Влад – Она, между прочим, послезавтра приезжает. Звонила вчера Лариске по межгороду, и спрашивала, в том числе и про тебя.
- Правда? – обрадовано воскликнул я.
- Лариса рассказала сегодня – просто сказал Влад – и вообще давай учись относиться к этому спокойнее. Ну, не виделись две недели, и что теперь? Увидитесь! А не увидитесь, тоже не беда! У тебя все еще впереди!
- Ну, так как ты относишься, так я не смогу, - заверил я Влада – Это значит на-до так ко всем женщинам относиться. А мама? Моя мама тоже женщина…
- Э-э, нет! – протестующее воскликнул Влад – Материнская любовь дело свя-тое и ее ты в отношения полов не вмешивай. Это из другой оперы!
- Как это…? – попытался возразить я Владу.
- А так это! – резко перебил он меня – Не вали все в одну кучу. А то ты так мои слова еще и на мою любовь к моей сестре переведешь, а там и на лю-бовь к Родине.
Влад знакомо, широко улыбался мне своей ироничной улыбкой.
- Но твоя сестра тоже девушка, - сказал я осторожно.
- И что это меняет? Я люблю ее как свою сестру.
- Но кто-то, даже например я, может любить ее по-другому, и станет отно-ситься к ней так, как ты относишься к своим девушкам.
- Да бога ради! – воскликнул Влад – И это, наверное, правильно!
Я ничего не ответил Владу, просто какое-то время, молча, смотрел на него, задумавшись над его словами. Влад тоже молчал, вначале улыбаясь, а потом тоже задумчиво жевал губами.
- Все-таки ты нашел зацепку. А? – спросил он, наконец, криво улыбнувшись.
- Что ты на это скажешь? – спросил я в ответ.
- Скажу что ты прав, - решительно заявил Влад – Мне это будет неприятно, но так, наверное, и должно быть. И потом, почему ты все пытаешься привести к какому-то логическому завершению? А когда в этой цепи образуется брешь, почему ты считаешь что вывод неправильным? Люди это тебе не математика, их мнения и их поступки совсем не должны сходиться с ответом, и никогда не сходятся. Люди никогда не поступают по каким-то написанным или не написанным условиям задач. И знаешь почему?
- Почему?
- Потому, что в математике нельзя прибавлять или умножать километры и тонны, а в человеческих отношениях можно.
- С чего ты взял!?
- А с того, что человек, выстраивая мысль или убеждение, то бишь, задачу, как в математике, оперирует не только логическими и математическими по-строениями, но еще и чувствами, предчувствиями, или просто мнением, ко-торое у него существует в настоящий момент, а иногда и просто цепью раз-нородных фактов, которые он считает неоспоримыми.
- Значит, ты считаешь свои доводы насчет любви и женщин вообще, неоспо-римыми для себя. Но я могу и не считать их такими! – помедлив, сделал я вывод.
- Конечно! – сразу согласился Влад – Но я-то тебя не убеждать пришел в сво-ей точке зрения, а просто поделиться ею. Помочь тебе найти свою точку, ко-торой у тебя, извини, вообще нет.
- Спасибо! – обиженно пробурчал я.
- А ты не обижайся! – как-то радостно воскликнул Влад и заскрипел креслом – Вся твоя точка зрения, это только книжные представления и только. И ты это хорошо и сам знаешь! Но у тебя должно быть свое мнение, а оно может возникнуть только на основании опыта, которого у тебя пока нет. Помнишь, ты мне рассказывал про нудность лабораторных работ по химии? Во-от! Ис-тину можно познать только на основании практических доказательств и ни-когда только теорией!
- Ты что уже школу марксизма-ленинизма закончил? – язвительно спросил я.
- О! – воскликнул театрально Влад – Примерный комсомолец Мишель делает первые шаги в сторону попрания диалектического материализма!
Я смутился непонятностью его слов, и поэтому спросил с издевкой, так как спрашивали наши дворовые ништяки, когда их сверстники начинали гово-рить что-то для них непонятное или заумное.
- Ты сейчас это с кем разговаривал?
- Этого вы еще не проходили, салага! – с напускным величием тут же ответил Влад.
Мы засмеялись одновременно, облегченно и радостно, будто вырвались неожиданно на свободу из спирающих дыхание душных и узких коридоров подземелья. Но смех лишь на время взбодрил меня, и я опять начал погру-жаться в свое, обычное за последние дни, состояние безразличия.
- Ну, а если конкретнее, то я посоветовал бы тебе в отношения с Ленкой быть
осторожнее. Если бы не знал тебя, то посоветовал быть холоднее, но для те-бя это вряд ли подойдет.
- А это зачем?
- Ты нравишься ей, тут сомнений нет. Но ты моложе ее и это обстоятельство беспокоит ее больше чем чувства к тебе…
- Это глупость! – зло перебил я Влада – Ты сам говорил про возраст…
- Говорил! – теперь уже перебил меня Влад – Но это я так считаю, а не Ленка. Она недаром от тебя шарахалась первое время, хотя ты ей сразу голову вскружил. Но одно дело желания и взгляд возле костра, среди ночи, и за стаканом вина, а другое дело утром, и на свежую голову…
- Откуда ты знаешь? – вырвалось у меня.
- Но роман получился только после того, как она все обдумала, посоветова-лась с подругой и приняла решение – будто не слыша моего вопроса, про-должал Влад.
- От Ларисы! – выдохнул я с досадой, догадавшись сам.
- Ну, конечно, - мимоходом бросил Влад – Вся беда в том, что она все еще продолжает бояться, и все еще не уверена…
- Да чего она боится? – вырвалось у меня.
- Ох уж эти влюбленные! – по-стариковски проворчал Влад – Ну, как чего? Боится, что ваши отношения со стороны покажутся смешными или нелепы-ми, неприличными. Мол, ухватила взрослая девка мальчика-колокольчика! Боится, что это не только выглядит не серьезно но, по сути, так и есть так, как ты ее моложе, и у отношений ваших нет будущего. Ты же в армию собираешься, вот и понимай! Для них может быть изначально не так и важно получиться ли из ваших отношений что-то серьезное. Они сами не знают этого и просто ждут развития событий, которые подскажут дальнейшее. Но вот если это с самого начала выглядит как авантюра, или как пишут во французских романах «интрижка», то есть отношения, не имеющие серьезности и будущего изначально, то это уже неприлично и стыдно по их понятиям. Они и меня за это долбят постоянно, а уж к себе такого приложить точно не могут. Именно за это и Татьяна, и Лариса напустились на меня за отношения с Юлей. Да, за это, а не за то, что произошло потом. Отношения с замужней женщиной это неприлично так, как они не имеют будущего, а значит, по их мнению, в этих отношениях нет чувств, а только одно сексуальное влечение.
- То есть они видят в конце всяких отношений свадьбу, как в сказке о Золуш-ке? – спросил озадаченно я.
- Ну, если совсем упростить то да, конечно! – кивнул чуть задумчиво Влад – Но может быть, они сами с этим не согласятся, если будут отвечать на твой вопрос. Они, я думаю, хотят, чтобы изначально отношения были серьезными как, по сути, так и, по мнению окружающих одновременно. Для них это необходимые условия для самоуважения. Понимаешь!
- Все это кажется мне не слишком вероятным – с сомнением пробормотал я - Совсем не верится, что такие современные девушки могут размышлять та-кими категориями, как ты говоришь. Вот если бы это были девчонки из нашего двора или из нашей школы, то тогда я бы понял это…
- Современные то они современные, - перебил мои размышления Влад – но условности остаются всегда. И потом, чем твой двор отличается от того дво-ра, где выросли Татьяна и Ленка? Ну, короче, у вас все получилось, и за это тебе надо благодарить Лору. Но я прошу тебя, ты уж не благодари ее, и во-обще не подавай виду, что что-то знаешь. Она мне по секрету доверилась, а я тебе тоже…
- Да благодарить-то пока не за что! – вырвалось у меня.
- Хватит помирать, брат! – засмеялся Влад – Послезавтра Ленка приезжает, а еще через день едем на остров. Общий сбор я уже объявил, будут все.
- Да ты что? – подскочил я как ужаленный – И Лена тоже?
- Да куда она денется-то? – уверенно ответил Влад – Кончай хандрить, встре-титесь и все забудется.
- Так, чего же ты гад, молчал так долго? – возмущенно заорал я.
Влад хохотал, а я в шутку пытался схватить его за горло. Он отбивался, и сам пытался заломить мне руку.
Когда Влад ушел, я закрыл за ним дверь и прошел в зал. Сквозь не плотно задернутые шторы пробивался луч солнечного света и искрился, переливаясь пылинками и в горячем воздухе и на затертом до блеска паласе. Я смахнул с крышки проигрывателя пыльный слой, скопившийся за время моей хандры, и поставил пластинку Владимира Высоцкого. Я сел в кресло и закрыл глаза, слушая, как в динамике громко шуршит и потрескивает иголка проигрывателя, делая круг перед началом звучания. Не хотелось больше ничего, ни тоски, ни воспоминаний, ни ожидания, хотелось просто заснуть или забыться хотя бы на время. Прошлые душные и бессонные ночи будто бы навалились на меня своим грузом и делали голову тяжелой, смыкали веки.
« Когда вода Всемирного потопа вошла опять в границы берегов,
Из пены уходящего потока на Землю тихо выбралась Любовь.
И затаилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков…»
Я слушал знакомый хриплый голос, и мне казалось, что сейчас в эту минуту я находил в этих уже знакомых до мелочей стихах, какой-то новый смысл, который раньше не понимал, а только чувствовал.
- А я думаю, показалось что ли! – раздался рядом голос матери – У меня на кухне вода льется и на плите все кипит, и слышно плохо. Может, поешь чего-нибудь?
- Буду, - не открывая глаз, кивнул я, действительно почувствовав голод после слов мамы.
- Ну, вот и хорошо, – облегченно вздохнула мама и, уходя, добавила – Сиди
пока, я тебя позову.
И я впервые за последние дни подумал о том, что она тоже переживала все эти дни за меня, и возможно плохо спала. Я даже вспомнил, как она не-сколько раз тихо, тайком от меня, вставала ночью и тихо ходила на кухню…
Глава 15.
Прощай, милый мальчик!
Потом, уже во время работы на комбинате, и намного позднее, когда я слу-жил в Армии, я часто вспоминал в свободные минуты все приключения и наши разговоры, и все что с нами было на острове. И это лето, и река, и наш остров, еще долго оставались в мой памяти яркими светлыми пятнами, кото-рые притягивали мои мысли, и раз за разом возвращали меня в те незабы-ваемые дни и ночи. Наш остров на многие годы оставался для меня местом, где я впервые был счастлив и где я впервые узнал и настоящую дружбу, и любовь, и боль утраты. Это место стало для меня олицетворением чего-то светлого и яркого, что со мной может произойти и в будущем. И все что про-исходило там, давало надежду, что когда-нибудь, может быть очень скоро, я смогу вновь оказаться там, где обрывается череда серых будничных дней, где время течет по-другому, где любовь и дружба так же естественны, как приход утра, которое приносит только надежды на лучшее.
И даже вспоминая завершение нашего «островного сезона» и те события, которые были связаны с этим, я уже не находил в них той драматичности, ко-торую испытывал сразу после их завершения. Позднее я стал видеть в этом просто окончание того, что все равно должно было закончиться, как кончается вдруг прекрасная сказка, и как всегда кончается или обрывается все хорошее, что когда-либо случается с нами. Заканчивается так же, как заканчивались в детстве возбуждающие и насыщенные событиями и весельем новогодние праздники; как большим прощальным костром заканчивались летние смены в пионерских лагерях, заставляя расставаться с теми, с кем подружился и проводил вместе и дни и ночи; как прощальным звонком и общешкольной линейкой заканчивались однажды школьные годы, и ты вдруг понимал, что никогда уже не встретишься со своими одноклассниками так запросто, как это было еще вчера.
Но все это я оценил и понял несколько лет спустя, а тогда, собираясь в свой очередной поход на остров, я был просто счастлив, что я опять увижу Лену, и что мы опять будем все вместе. И наш остров, где нам так легко дышалось, где каждая минута приносила какие-то события, и где мы чувствовали себя свободно и непринужденно, как настоящие хозяева своего времени, своих слов и своих мыслей, опять соединит нас своим тесным и отрезанным от большого мира невидимым взгляду куполом. Соединит и примирит всех нас таких разных, таких непохожих, и на первый взгляд несовместимых совсем, в одну единую команду. Команду, связанную незримыми нитями чего-то общего, что в те дни я не мог, да и не старался объяснить словами.
Но конечно, больше всего я ждал встречи с Леной после такого показавше-гося мне очень долгим расставания. Я ждал чего-то нереального, бурного и праздничного. И возможно по этому, встреча наша произошла как-то буд-нично и даже вяло. Мы поздоровались, Лена, как всегда улыбнулась мне, а потом уже надо было ехать.
Велосипеды неслись по городу, и я, трясясь на багажнике, был озадачен и даже поражен. Не произошло ничего, что я мог бы себе представить или во-образить. Не случилось ничего из того, что я представлял себе, хотя точно, что я себе представлял я теперь после нашей встречи и вспомнить-то не мог. Меня поразило, что не произошло ничего необычного, и от этого почему-то было грустно и досадно за свою радость и такое томительное ожидание этой простой встречи.
« Но с другой стороны, - размышлял я, уткнувшись лицом в спину Виктора – чего я собственно ожидал-то? Чтобы она бросилась мне на шею? Чтобы про-сто обняла меня при всех? Но возможно, да и скорее всего, ей эти три неде-ли не показались такими долгими. Да и почему я хочу, чтобы она все про-шедшее время мучилась, так же как и я? Может быть, она все это время ра-довалась, вспоминая обо мне. Если конечно вспоминала!».
Но как я себя не успокаивал, не говорил себе, что человек находящийся на отдыхе возле моря, в кругу родных, должен испытывать другие чувства и не может не радоваться всему, что его окружает, мысли мои были не веселыми.
Мое настроение опять испортилось и стало таким же, как оно было в то вре-мя, когда я безнадежно страдал в своем доме от разлуки с Леной.
Но прибытие на остров, хлопоты по установке лагеря, и все, что было связа-но с этим, опять как это и бывало раньше, все поставили с ног на голову. Ре-бята и девчата стали такими, какими я и запомнил их в последний раз, и та-кими, какими бы я хотел видеть их всегда. Лена стала расслабленной, ласко-вой и совсем близкой, и уже не отходила от меня ни на шаг. И только мое, еще не прошедшее сомнение и досада не давали мне возможности просто остановиться в тени деревьев и прижать ее к себе так, как я этого и хотел.
Все опять бурно и весело разговаривали, острили, и были бесшабашно весе-лы, устанавливая шалаши, разводя костер, и занимаясь тем, чем мы обычно и занимались по приезду.
И вот тогда у меня, толи под влиянием смены настроений, толи от того, что все вдруг стало так, как я себе и представлял, опять как и раньше, но более обостреннее и четче появились вопросы, которые и до этого и потом я зада-вал себе неоднократно.
« Почему, - подумал я – это место так меняет всех нас? И действительно ли это место меняет ребят и девчат или же они меняются под влиянием чего-то другого? Но чего? И какого другого?».
Этими возникшими вопросами я неприминул поделиться с Владом в бли-жайшую удобную минуту. Минута эта возникла сразу после окончания работ по устройству лагеря. Девушки дружно убежали в лес переодеваться в ку-пальники, а парни пошли к реке, и мы с Владом остались наедине.
- Все правильно! – сказал Влад, выслушав мои вопросы - Все мы Мишель живем в своем придуманном нами мире и сумасшедшие и нормальные то-же. Каждый видит этот мир так, как может видеть его только он один. Ты же учил в школе анатомию, и помнишь о строении глаза? Луч света попадает через зрачок на хрустали, преломляется и падает на глазное дно, после чего изображение отображается в мозгу. Только одно точно не сказано, как ото-бражается? Все мы видим не одно и то же, когда смотрим на одни и те же пейзажи, предметы живой и неживой природы, людей и животных. Мы ви-дим разные краски, разные пейзажи, разных людей и вообще все по-другому, чем это видит находящийся рядом человек.
- Это место нашел и придумал ты, - перебил я его – Так почему же здесь все становятся совсем другими, чем в городе? Они видят это место таким, как ты захотел, чтобы они его видели?
- Да что ты, Мишель? – засмеялся Влад – Я думаю, что ты преувеличиваешь!
Влад задумался на несколько минут и вдруг неожиданно согласился со мной.
- Может быть ты и прав, что я нашел это место и придумал его, а они все по-верили в мои фантазии. Но им, и я надеюсь, что и тебе тоже, этот остров был всегда необходим. Нам всем необходимо было место, где всем мы могли бы почувствовать себя свободными от тех условностей и условий, в которых мы родились и выросли. Там в городе, мы привыкли вести себя так, как нам внушили и как нас направили с самого детства. Там мы такие, каким нас сде-лало наше окружение, родители, государство, порядок поведения в общест-ве, усвоенные нами понятия, что такое хорошо, а что такое плохо, что при-лично, а что не прилично. А здесь, и ты, и я и другие тоже могут сами опре-делять и устанавливать все эти понятия, сами устанавливают приличия, и са-ми определяют, что хорошо, что плохо.
- Свобода! – громко и немного дурашливо выкрикнул Влад.
- Свобода, старик, это сила! Великие мыслители человечества могли оста-ваться свободными и в тюрьме, и в рабстве, как Эзоп. Но даже они всегда мечтали о свободе. А мы-то тем более! Мы-то обычные парни и девчата, ко-торые по сравнению с Великими всегда будем детьми. Нам во сто крат необ-ходимо почувствовать себя свободными, хоть иногда. И для этого нужно просто особое место, оторванное от той жизни, в пределах которой мы жи-вем каждый день, а проще говоря, остров.
- А всем другим? – с интересом спросил я.
- Не знаю! – пожал плечами Влад – Тоже, наверное! Ну, вот эти, которых Олежек называет «бандерлогами», они же тоже ведут себя на пляжах или на берегу реки, где-то за городом, в отдалении от привычной городской жизни, людей, милиции, и знакомых им условий, по-другому. В них просыпаются какие-то нездоровые инстинкты унижать других, более слабых, драться, по-казать свою силу, дурь и жестокость. А может быть они и не спят в них нико-гда, а просто таяться до определенного времени, когда свобода выпускает на все эти качества на «свет божий». Просто перемена места их обычного существования, которое ограничивает их, дает толчок для того, чтобы из них наружу выплеснулась вся их сущность. Та, которая сидит и ждет момента, чтобы выскочить наружу…
- Может и у нас так? – вырвалось у меня.
- Может быть! – как-то удивленно и радостно воскликнул Влад – Но это зна-чит, что нам тоже не нравятся те условия и те порядки, среди которых мы живем.
Я вспомнил свой двор, отца, маму, своих учителей и школу, годы учебы в которой сейчас мне показались такими далекими, но вспоминалось только хорошее, радостное и приятное. Перед глазами проплыли глаза и черты лица уже почти забытой школьной любви – Кати.
- А может быть нам нравятся те условия и та жизнь, но мы просто устаем от нее? – чуть помедлив, спросил я.
- Ну, вот видишь, все-таки я был прав! – торжествующе воскликнул Влад – Каждый из нас живет в своем, придуманном им мире. Он придумывает и подстраивает его под себя и для себя так, чтобы в нем было удобно и уютно жить. Я надеюсь, что ты понимаешь, что я имею в виду не цвет обоев и зана-весок?
- Однако, тогда не понятно, почему нам всем нужен этот остров? Почему я так стремлюсь сюда, раз этот остров придумал ты? Не только же из-за одной Лены?
- Ты не подумай, - горячо начал заверять я Влада – я благодарен и тебе и всем ребятам и этому острову, что вы познакомили меня с Леной, что здесь я узнал ее. Но существует еще что-то! Правда?
- Мое объяснение свободы тебя не удовлетворяет? – как всегда криво ус-мехнулся Влад.
Не знаю! – задумчиво ответил я – Может быть, и удовлетворяет, но теряется какой-то момент тайны или если хочешь сказки. Что-то такое, чем наполнен воздух, когда мы все вместе сидим ночью у костра…
- Ты романтик, Мишель - засмеялся Влад – Я уже говорил тебе это!
- А я тебе и тогда и сейчас отвечу – кто бы говорил!
- Эй! – кричала издали Лариса – Куда вы опять пропали? Идите купаться.
И наше утро опять пошло уже знакомым распорядком. Все как обычно бы-вало, и все как всегда необычно радостно и весело происходило.
Мы встали с Владом с травы одновременно и увидели фигуру Ларисы, кото-
рая поджидала нас на полпути к нашему пляжу-отмели. И тогда я задал во-прос, который задавать не собирался, но теперь посчитал уместным.
- Вы теперь значит с Ларисой?
- Да! – небрежно ответил Влад – Но думаю, что из этого ничего хорошего не получиться.
- Почему?
- Мы с ней слишком похожи, и имеем много общего в той, не островной жизни. А значит, рутина будет всегда стоять между нами…
Вспоминая этот разговор через двадцать с лишним лет, сидя на лавочке во дворе нашей юности рядом с Владом, я опять спросил его о Ларисе. На этот раз просто, помнит ли он ее? И когда Влад закивал головой, и на его уже почти неузнаваемом лице заиграла такая знакомая усмешка, я подумал, что он, конечно же, помнит ее, а может быть даже и любит до сих пор.
Но его ответ меня удивил.
- Я совсем не могу вспомнить в последнее время ее лица, - сказал он, тяже-ло вздыхая - А мы ведь прожили с ней почти два года, но потом я никогда не вспоминал о ней. И сейчас мне это кажется почему-то страшным. Странно, будто бы я боюсь чего-то… Но я никогда не боялся покойников…
Да, было это, по крайней мере, странным. Было странным, что он не пом-нил ее, и не вспоминал о ней. Лариса с Владом действительно жили, как сей-час говорят «гражданским браком», около двух лет, почти до самой ее гибе-ли. Влад привел ее к себе сразу после того, как через год после нашей ост-ровной эпопеи скоропостижно скончалась его мать. А возможно, что Лариса сама пришла жить в квартиру к Владу и его отцу, или это было их совместное решение. Не знаю!
В то лето, сразу после смерти матери Влада, Лариса появилась в квартире у Влада, и я стал часто видеть ее, то шагающей через двор, с портфелем в ру-ках, то идущую во двор с сумками полными продуктов. И когда меня прово-жали в Армию, они пришли вместе, сидели за шумным столом рядом, пили вино, танцевали вместе и вообще казались счастливой парой…
- Нет, не помню! - пьяно покачал головой Влад – А ты разве помнишь все? После стольких лет? После всего, что было потом, разве у тебя эти воспоми-нания не исчезают как тот первый слой краски, по которому потом неодно-кратно наносили другие слои разных цветов?
«Да! – хотел сказать я – Я помню все!». Но посмотрев на поникшую фигуру Влада с безвольно опущенными плечами, ничего не сказал.
Я уже говорил, что в то время пока я был в армии, за год до смерти Ларисы Влад женился на молодой девушке по имени Женя. Они прожили вместе во-семнадцать лет, и за первые шесть лет их совместной жизни Женя родила Владу трех сыновей. Влад никогда не рассказывал мне про свою семейную жизнь так, как встречались мы тогда очень редко, но мне кажется, что имен-но она повлияла на то, что он так и не окончил институт и отказался от своей мечты стать дипломатом. Он стал работать оператором тепловой установки на нашей городской ТЭЦ, и работал там все это время, пока не оказался опять во дворе нашей юности.
Сейчас старший сын Влада, наверное, уже совершеннолетний парень, а младшему недавно исполнилось пятнадцать лет. Это единственное, что я со-всем недавно узнал от Влада, когда он рассказывал мне про своего среднего сына Егора.
Около трех лет назад, когда Влад в один из дней пришел с работы, он уз-нал, что Егор погиб. Его зарезал на какой-то дискотеке во время драки, ка-кой-то парень, ровесник Егора. Тогда ему было только шестнадцать лет. По-сле похорон сына Влад запил, и не пошел на работу в положенный день, и вообще больше никогда. Через два месяца запоев, скандалов с женой и кон-фликтов со старшим сыном, Влад пришел жить сюда, в квартиру к своему престарелому отцу.
- Теперь я домохозяин, - говорил он, пьяно улыбаясь – У отца хорошая пен-сия, но он не может сидеть на месте. Он работает до сих пор сторожем в ка-ком-то детском саду. А я варю обеды и ужины из тех продуктов, что он поку-пает, и иногда выклянчиваю у него немного денег на выпивку. А вообще-то мы живем неплохо! Отец большой молчун. Он всегда был молчуном, и мама говорила за них обоих. Теперь, когда мы вместе, за нас обоих говорю я, если ему надоедает молчание, и он выделяет мне денег на бутылку.
- Отец тоже очень любил Егора – все так же, не поднимая на меня глаз, про-должал рассказывать Влад – Хотя Егор был с детства шибутной и хулигани-стый. Но он чаще всех моих пацанов бывал у отца, и вообще у них были ка-кие-то свои, до сих пор не понятные мне отношения. Они разговаривали час-то, и я, иногда заставая их неожиданно вдвоем, с удивлением слышал, как отец что-то бойко говорит, или даже смеется. Таким его я его помнил только еще до смерти мамы.
Моей Женьке их общение почему-то не очень нравилось, и она все время, когда отец приходил к нам, придиралась то к нему, то к Егору. Не знаю, рев-новала ли она Егора к моему отцу, или это было что-то еще. Но вообще-то, у нее были тяжелые роды именно с Егором, и его единственного она в детстве она постоянно почему-то дергала и всегда была им недовольна. Ее постоян-но вызывали в школу из-за его шалостей, то он подерется, то скажет что-то учителю не то. Его единственного из всех троих она в детстве била ремнем и кричала на него, ставила в угол и вообще наказывала. Ни Николай, ни Сашка не вызывали у нее таких приступов злобы и раздражения как Егор.
Но ему на первый взгляд было все нипочем. Он был очень жизнерадост-ным, спортивным и шустрым пареньком. Пацаны с нашего двора постоянно хороводились с ним, и бывало в выходные дни, они доводили Женьку до истерики своими звонками в дверь, если Егор был наказан, и не мог выйти во двор. Они просто приходили и спрашивали его через каждые десять минут, причем все время приходили новые, и Женька ничего не могла поделать, так как те, кого она предупреждала не заходить больше, действительно больше не заходили.
Вспоминая это, Влад даже слабо, как чахоточный смеялся, и лез в карман за сигаретами.
- Но в отличие от братьев, Егор никогда не грубил, ни мне, ни Женьке, он все-гда был доброжелательным, чтобы мы ему не говорили, и как бы его не на-казывали. Да! Он был не похож ни на кого, кого я когда-либо знал.
- Может быть, он был похож на тебя? – спросил я тогда…
После этого нашего разговора я шел домой и по пути думал о том, что Влад всю жизнь платил по каким-то невидимым счетам смертью близких людей и постоянно стремился к тому, чего исполнить потом не смог, просто судьба поворачивалась к нему именно этой стороной. Он был всегда целеустрем-ленным и стремился вперед, иногда не жалея и не замечая ни тех кто вокруг него, ни даже тех кто его любил и готов был для него на все. Но, видимо, смерть матери, Ларисы, а потом и Егора надломили в нем что-то внутри, то на чем всегда держалась его жизнерадостность, его целеустремленность и уверенность в своих силах. А может быть, этот надлом произошел еще рань-ше, когда он понял, что семья и дети так крепко держат его, что он уже не может быть прежним, не может больше уже мечтать о том, что стало невоз-можным. И тогда, возможно, он стал смиряться с той жизнью и тем, как он сам говорил «бытием», которое предстояло ему. Скорее всего, он пророчил сам себе другую судьбу, а она обманула его. Судьба обманула его, и как щенка бросила его в ту среду, которую он так презирал, из которой он всегда хотел выбраться, но которая невольно стала для него повседневной реальностью. И в этой реальности он не видел ничего, чтобы его уже заинтересовало, а мысли о прошлом доставляли ему только боль или были просто безрадостны так, как напоминали о том, что теперь ему нужно было забыть. И он постарался забыть все! Забыть и нашу юность, и все последующее так, как помнить это было и больно и обидно, а поэтому бессмысленно.
Но возможно, что это просто были мои догадки и только. Но я знал теперь одно, что я был, наверное, последним человеком, который помнил все про наше прошлое. Я сохранил эти воспоминания просто потому, что они, в отличие от Влада, помогали мне пережить многие неприятности и беды, которые случались со мной за все это время. Во всех сложных ситуациях, которые случаются у каждого человека, я старался успокоиться, не хамить в ответ, не делать поспешных поступков и выводов, и даже делая ошибки и выводы старался осмыслить их и не доверять им до конца. В такие минуты я будто бы останавливаю свои «внутренние часы» и возвращаюсь мыслями на наш остров. Возвращаюсь туда, где измерение времени, счастья и несчастья, правды и лжи, важного и второстепенного, были настолько девственно чистыми и близкими к идеалу, что по сравнению с тем, что происходит сейчас в стране, а значит, и в моей жизни тоже, их можно считать началом и образцом человеческих отношений, в отличие от того, что я вижу вокруг себя сегодня.
Я вспоминаю, и все склоки и скандалы на работе, мелкие домашние ссоры и другие неприятности кажутся мне блеклыми, ненужными, выдуманными или просто смешными. По-прошествии стольких лет мое сердце уже не испытывает таких острых и жгучих переживаний, которые были тогда, и сам я уже не так остро ставлю возникающие вопросы перед самим собой. А поэтому только воспоминания могут заставить меня вернуться в то состояние, когда все что происходило с нами, казалось нам важным и значительным.
И это помогает мне лучше понять своих дочерей. Я пытаюсь понять и про-чувствовать остроту их переживаний, глубину их веселья и жадность в позна-нии окружающего их мира. Мира, который теперь стал к сегодняшней моло-дежи намного ближе в связи с развитием телевидения, интернета, транспор-та, и открытости границ между людьми и государствами, что произошло за последние двадцать лет, в то время когда моя юность, а потом и молодость уходили все дальше и дальше…
Тогда, в мой, как оказалось потом, последний день пребывания на острове Лена разбудила меня рано. Все еще спали, и жаркое июльское солнце только поднялось багрово-огненным кругом над гладью воды. Мы купались в уже прохладной, успевшей остыть за ночь речке, дурачились, плескались, смеялись и конечно целовались, когда Лена попадала в мои руки. Лена выглядела в это утро такой счастливой, раскованной и в тоже время такой загадочной, что мое сердце замирало всякий раз, когда я смотрел на нее со стороны.
Мы лежали на еще прохладном песке островной отмели, и Лена положила гриву своих промокших русых волос мне на грудь. Она начала говорить спо-койно и даже как-будто весело слова, которые долгое время возвращала мне память. Слова, которые приходили ко мне в мои беспокойные солдат-ские сны до тех самых пор, пока другие события не затмили их, и они отда-лились и потеряли ту звенящую тоскливую наполненность, и стали просто словами сказанными когда-то давно.
- Через четыре дня, - заговорила Лена – начнется август. И может быть, что недели через две начнутся уже дожди. Когда у тебя начинается практика?
- В понедельник, второго августа – ответил я, пребывая еще в полном бла-женстве после купания, и от близкого присутствия Лены.
Тогда она резко села рядом и повернулась ко мне лицом.
- Ну, вот и все! – грустно улыбнулась она – Значит, наш с тобой «бархатный сезон» закончен. Сегодня вечером мы уже будем в городе и никогда больше не увидимся с тобой.
- Как не увидимся? – удивленно воскликнул я и тоже сел стараясь заглянуть ей в глаза - Ты опять уезжаешь?
- Нет! Я буду дома, - улыбаясь все так же грустно и отводя глаза, ответила она – И ты будешь дома тоже. Но там, в городе это будешь уже не ты. И там,
в городе это буду уже и не я тоже. Совсем не та, которую ты видишь сейчас. Нам нужно расстаться и попрощаться друг с другом здесь. Чтобы мы всегда были бы друг для друга чем-то близким, хотя и недосягаемым. Просто для того, чтобы потом, случайно встретившись в городе на улице, не нужно было бы отводить глаз в сторону и или переходить на другую сторону дороги.
- Я тебя не понимаю, - сказал я пораженный ее словами.
- Да, что тут понимать Мишель? – поморщилась она и взглянула мне прямо в глаза – Просто лето заканчивается и наступает осень, а потом будет зима. Ты что не знаешь?
- Ты никогда не говорила так со мной! – возмутился я – Я что, тебя чем-то обидел?
- Нет, что ты! – воскликнула Лена, и ее глаза широко распахнулись – Ты изви-ни меня, но мне сейчас тоже нелегко.
Она помолчала немного, а потом положила мне руку на плечо и ее большие глаза придвинулись ко мне совсем вплотную.
- Помнишь, когда ты сказал что любишь меня? В тот день я ответила тебе, что ты мне очень нравишься за то, что все понимаешь. Ну, ты ведь правда все понимаешь! – воскликнула она с мольбой и надеждой в голосе – Ты должен все понимать и понять меня. Если мы не расстанемся сейчас, то потом обоим нам будет еще больнее. А я не хочу, чтобы ни тебе, ни мне было больно! Я же чувствую, что тебе будет очень больно, и поэтому решила все сказать сейчас…
Лена опустила голову и придвинулась ко мне вплотную.
- Прости меня, - чуть слышно прошептала она, пряча лицо у меня на груди. Так мы просидели несколько минут, и я молчал, слушая как в моей голове в полной пустоте, в полном отсутствии мыслей и чувств, громко стучит кровь в висках.
- У нас есть еще несколько часов! – вдруг оторвавшись от меня, громко и почти весело воскликнула Лена – Это наше время! Что ты хочешь? Давай для начала я сделаю нам бутерброды. Или может…
Я не дал договорить ей, зажал ей рот поцелуем, и почувствовал ее ответный поцелуй, крепкий и нежный…
После окончания института Лена вышла замуж и уехала жить в Челябинск, на родину мужа. До моего ухода в армию она так и не захотела больше встретиться со мной. Я звонил ей по телефону всю осень, она отвечала, и мы даже шутили и вспоминали лето, но встретиться она так больше никогда и не согласилась. Несколько раз я подкарауливал ее возле института после окон-чания занятий, но она, завидев меня, смотрела всегда так строго и печально, так по чужому испуганно, что я так и не смог к ней подойти. Тем более что с ней рядом всегда был кто-то. Или подруги или парни сокурсники.
Новый год, последний перед уходом в армию, я встречал в квартире Влада,
где было много знакомых лиц, а так же много незнакомых, в основном все
однокашники Влада и Ларисы. Родители Влада ушли праздновать к друзь-ям, и в квартире было полно народу, шумно и по-студенчески весело. Были все «островитяне», кроме Лены и конечно Сергея.
Выбрав момент, когда Лариса осталась на кухне одна, я спросил ее о Лене.
- Ты извини, - отвечала на мой вопрос Лариса, не переставая что-то наклады-вать в тарелки, и мечась между холодильником и раковиной – У нее парень, с которым она сейчас. Он учиться на последнем курсе Свердловского Поли-теха. Они, кажется, случайно познакомились, когда он приходил в институт к Владу, и передавал ему что-то от Свердловских друзей.
Лариса замолчала тогда, и я услышал, как в комнатах шумят ребята и девчата, и как за окном в нашем дворе кто-то громко не поет, а по-настоящему орет какую-то песню. Потом в комнате загремела музыка, включили магнитофон, и смех девушек и общий шум стал громче. И вот тогда я услышал от Ларисы то, что никогда не ожидал услышать.
- Знаешь что? – сказала она, вдруг повернувшись ко мне лицом – Закрой-ка дверь плотнее, и садись вот сюда на табуретку за стол. Сейчас мы с тобой выпьем вдвоем, а потом я покурю в форточку, пока Влад не видит.
Мы выпили по рюмке водки, поздравив друг друга с Новым годом и с но-вым счастьем, и пока я закусывал кое-чем с заваленного продуктами стола, Лариса курила в открытую форточку, из которой валил белый морозный пар.
- А ты изменился, даже как-то внешне, - сказала Лариса, подходя ко мне и положив мне руку на плечо.
- Работал последнее время много. В горячем цеху…
Я рассказывал ей о себе и был благодарен ей за то, что она без всяких рас-сказов и воспоминаний понимает меня, сочувствует и просто желает под-держать, и может быть выслушать.
- Да! – перебивая мой рассказ сказала Лариса – Совсем ты стал не похож на того мальчика, каким был летом.
Я горько рассмеялся.
- Как говорит Влад: «Все течет, все меняется!». И она, Лена, знала это. Она уже тогда, когда мы в последний день прощались по другую сторону трубы, сказала мне: «Прощай, милый мальчик!».
- Не осуждай ее, - попросила Лариса, пряча глаза – Она хотела, как лучше. И она думала в то время больше о тебе. Поверь мне!
- Верю! – кивнул я – Теперь уже верю!
Дверь кухни неожиданно распахнулась, и на пороге появился Влад.
- Я не понял, - раздался его громкий голос. Влад был уже прилично пьян, и, дурачась, пытался говорить с непередаваемой интонацией наших дворовых «ништяков».
- Ну, вот! – громко захохотала Лариса – Только вспомни о нем, и он появить-ся…
Конец первой части.
Соленый привкус надежды Часть 1. Остров надежд
© Copyright: Сергей Упоров 2, 2011
Свидетельство о публикации №211032701479
Свидетельство о публикации №211032701479
Рецензии
Вот, и трёх дней, трёх ночей не прошло, как я кончила читать Вашу, Сергей, 1-ю часть романа, и обязательно буду читать дальше. Первые впечатления. Нравится мне искренность изложения, нравятся герои, а больше всего нравится то, что в романе нет категоричных сентенций об обществе, о любви, о дружбе. Всё ставится под вопрос, всё требует собственного осмысления и додумывания. Рада, что познакомилась с Вами. Обязательно по мере прочтения романа дальше отвечу на Ваши вопросы. Может быть поставлю перед Вами и свои, которые подтолкнут к продолжению творчества.
Ещё раз спасибо Вам. Творческих успехов Вам.
Ната.
Ната Пантавская 19.04.2011 14:50 • Заявить о нарушении
Ещё раз спасибо Вам. Творческих успехов Вам.
Ната.
Ната Пантавская 19.04.2011 14:50 • Заявить о нарушении
Огромное спасибо за ВНИМАНИЕ и за отзыв! Вы первая кто прочитал мою первую часть полностью, и за это я благодарен Вам в двойне.
И за вопросы, которые будут тоже благодарен. Очень рад знакомству!
С уважением
Сергей Упоров 2 19.04.2011 17:15 Заявить о нарушении
И за вопросы, которые будут тоже благодарен. Очень рад знакомству!
С уважением
Сергей Упоров 2 19.04.2011 17:15 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.