Первая охота

Наступил день, когда отец решил взять Рекса на охоту. Много раз было повторено ему, что его так, на прогулку, побегать на природе берут.

-  Не охотник ты, - в сотый раз говорилось ему.
Потом отец, правда, сознался, что в глубине души надеялся, что может и сплавает за уточкой. Но принесет ли ее? Не порвет? Псу уже было года два.

Каково было  его удивление, когда  на первой же охоте пес принес не только его уток и всей их компании, но и сплавал за всеми соседскими.
И так было всегда. В любое ненастье. И когда в воде  уже плавали  льдины и другие псы поджимали хвосты и отворачивались от подуськивающих хозяев. И когда ему запрещали, жалели его. Бросался и приносил чужих. 

По охотничьей этике  их не положено отдавать. Отец  отдавал, но возмущался.  Своих собак пожалели… Сам бы никогда не пошел просить уток, которые чужая собака достала. Да еще, как правило,  зачастую спорных – кто убил.  Да еще  горе-охотники приходили, которые вообще в воздух палили с противоположного берега…

На той самой первой охоте он долго думал, как ему показать уток.  Летят над головой, а пес  их не видит. Не понимает, что от него хотят.

-  И тут меня осенило:
-  Рекс, муха!  -

Сразу поднял голову вверх. И когда одна упала в камыши, сам бросился, принес. Выстрелов над ухом совсем не боялся.

Постепенно расширялся круг его охотничьей науки. Осенью взяли на охоту по зайцу. И там отличился. По породе ему не положено, а гонял. Догонял подранков. Отец рассказывал, как подходит к нему, а тот прижал зайца за шею к земле. На него глазом  косит – из последних сил держит. Заяц здоровенный был. Весил почти столько же. И когтями задних лап мог ему живот разодрать. Как его только удержал!
Наступило время, когда его друзья могли отменить поездку на охоту – ну раз Рекса не будет,  нам там без него делать нечего. Это когда отец не мог поехать или пес прихрамывал.

Однажды отца с Рексом остановил на улице мужчина. Стал задавать вопросы,  внимательно разглядывая собаку. Сказал, что знавал его прежнего хозяина.
 Отец объяснил, что на другом конце города тоже живет похожий, только  с серыми пятнами, а  у нашего  рыжие. Их иногда путают.
Как вдруг тот позвал:

- Рой! –

И пес встрепенулся,  начал бегать вокруг, принюхиваясь к следам и  завывая. Похоже, он действительно знал его прежнего хозяина. Более того, создавалось впечатление, что он  не случайно встретился. Узнал,  что пес, признанный безнадежным, стал хорошим подспорьем на охоте,  хотел забрать его себе. Но не решился сказать. Рассказал, что тот любил есть сырую картошку ломтиками и печенье только  из рук кусочками…
А это могли знать только близкие люди. Хотя это мог быть и кто-то, направленный кочегаром, который был в курсе всех наших дел и уже начал сокрушаться, что продешевил собаку.

Мы долго ломали голову, что это за мужчина и  какова его роль  в жизни пса. Ведь жил же он у кого-то из друзей первого хозяина.  Почему тогда не сознался, отрицал. Говорил только, что собака могла ему принадлежать, если бы захотел. Обещал еще встретиться. Но больше никогда не появлялся.

А мы каждый потихоньку от других попробовали  назвать  его Роем и пес всегда приходил в сильное  волнение, начал бегать, искать кого-то или из прежней жизни. Понимали, что  этого делать нельзя, прикоснулись к чужой тайне. И было странно. Нам казалось, что он так привязан к нам, отца вообще полюбил великой любовью, что не осталось места для воспоминаний. Оказывается, помнил.

Историй о его поведении на охоте становилось все больше. Чаще всего о том,  как после обеда отец ложился подремать и говорил ему:

- Отгоняй мух! – или:
- Сторожи!
 
Пес сам устал, набегался, но сидел над ним,  подремывая,опускаясь  порой мордой до его плеча, но не допускал, чтобы хоть одна муха  села на любимого хозяина.
 
Из года в год нам эту картину наблюдали новые люди, а потом рассказывали нам с восхищением, завистью. 

 - Хотели вздремнуть до вечерней зорьки, прилегли после обеда. Поспать не удалось. Мухи  заели, на лицо садятся. все ворчим, ворочаемся.
  - Один Виктор спит. Рекс сидит у плеча, мордой крутит влево, вправо. Ни одна суха не села! Мы обзавидовались.
       

 Иногда с разрешения отца просили и им мух поотгонять. Другим сидел недолго. Чаще сразу отказывался.  Вежливо вилял хвостом и сбегал.
      Для него существовал в этом мире только один человек, к которому он был  не просто привязан, а готов был отдать всего целиком и с радостью.

Однажды им довелось долго брести по болоту. Пес выбивался  из сил. Отец иногда подтаскивал его за поводок. Но вот он увидел маленький островок с березкой,  и энергично устремился к нему. Забрался на него и долго-долго стоял с поднятой лапкой. Оказывается, он бедный,  все это время терпел. А   суши  все не  было и не было.
Позже на такую охоту его  старались  не брать.


А однажды они  на исходе дня  у них закончилась вода. Все изнывали от жажды.  Забрели на  бахчу и с жадностью стали поедать арбузы.  Зашли к знакомому сторожу, хотели воды для Рекса попросить. А дед  ему показывает на половинки разбитых  арбузов, которые всегда лежали у  стенки сторожки.
Пес с жадностью набросился на них. До этого никогда  не ел арбузов. И потом  дома не прикасался. Но  в следующие охоты  на этом же поле всегда угощался.

Иногда Рекса не брали на охоту. Он переживал, отчаивался. И очень нам всем досаждал. Это были худшие его дни.  Нас просто изводил своими страданиями. Даже соседи,  слыша его горестные вопли из-за двери, видя  выражение крайнего горя на морде, сочувствовали.


Случалось, отец объявлял ему заранее:

- И не надейся. Тебе туда нельзя. Там большие собаки. Тебя порвут.

А начиналось всегда с рюкзака. Он появлялся на полу кухни в понедельник.  Лежал сначала пустой. Потом потихоньку заполнялся. К выходным  он стоял огромный, плотно набитый с оттопыренными карманами. 

Вечерами шли переговоры по телефону о патронах и каких-то там еще  непонятных вещах. А  дома   о продуктах и … сколько. Всегда одно и тоже:  яйца, сало, помидоры, огурцы, круг полукопченой, две-три  банки тушенки, одна…нет две бутылки. Нет. Одна.
Потом так же разбор полетов. Все взяли много или мало. Чтобы не повторилось. И опять повторялось.
Как сообразил пес,  не знаю. Но после того  как его пару раз не взяли на охоту, он связал воедино рюкзак и дело их жизни воедино.  И в следующий раз просто не отходил от рюкзака. Даже спал, положив на него голову. Когда тот вырастал в размерах, голова все поднималась. Наконец, он просто приваливался к нему спиной. Перед выходными не ел, не пил, на улицу лапку поднять не шел.

– Так уже было – отвечал нам глазами и отворачивался.
-  Выманили на улицу, прихожу домой - а там ни рюкзака,  ни охотника.

Смотрел страдающими глазами на хозяина – возьмут-не возьмут? А потом на нас – Правда? Начинал радоваться, бешено носиться кругами, потом резко обрывал.  И снова с сомнением – взгляд на хозяина и на нас. И  так несколько раз … Мы к тому времени хорошо понимали друг друга и без слов.