Гильотинированные цветы

«Свобода!»--- ревёте  вы  всего охотнее; но я разучился верить в « великие» события, как скоро вокруг них много рёва и дыма… Мир вращается не вокруг изобретателей нового шума, а вокруг изобретателей  новых  ценностей… Это  величайшая  глупость --- бросать соль в море и сбрасывать статуи в тину. Всегда оказывалось мало свершившегося, когда рассеивался шум и дым политических событий.»
                Ф. Ницше. О  великих  событиях.
                «Жизнь --- это  кладезь  радости; но  там, где  пьёт  также чернь, там  все  колодцы  отравлены… Священную  воду чернь отравила  своей  жадностью, а  когда  она назвала наслаждением грязные  мечты, то  она  отравила  также  и  слова.»
                Ф. Ницше. О черни.
               





                ВМЕСТО  ПРЕДИСЛОВИЯ
          
             На  дворе  царил  погожий, насыщенный  яркими  красно -жёлтыми  оттенками, сентябрьский  день. Эти  причудливые  оттенки, одухотворённые  мягким  солнечным  светом, переливались  феерическими  бликами  в  чистых  каплях  испаряющейся  первой  измороси. Подобная  красота  не  могла  бы  оставить  безразличным  к  этому  чуду  природы  чувствительное  сердце  мало - мальски  сентиментального  человека. Дней, подобных  этому, выпадает  в  году  не  столь  уж  много, потому  они  ценятся  не  меньше, чем те, которые  составляют  разгар  курортного  сезона  в  какой - нибудь  Ницце  или  Овернье. Эти  тихие  красивые  дни  мягко  и  живописно  отделяют  летнюю  беззаботность  от  осенней  прохлады, и  при  этом  благородно  и  утончённо  соединяют  пору  созревания  от  поры  увядания. В былые  времена сия чудная пора служила превосходным трамплином для вознесения в головокружительные сферы горячих чувств светских любовников. В этой фазе эмоции, изрядно  распаренные и приуспокоенные летним зноем, отмечали свой новый расцвет, как это случается с розовым бутоном: даже если любовному порыву суждено к зиме занять в сознании людей унизительное место рядового приключения, в осеннюю пору оно обретало своеобразную неповторимую, а  потому  и незабываемую прелесть. Как  рядовой  розовый  бутон, произрастающий среди тысяч себе подобных, в пору массового цветения оказывается совершенно незаметным среди пёстрого моря колышущихся благоухающих цветов, так и человеческие чувства, какими бы они ни были бурными, не заставляют нас проявлять особой восторженности в отношении каждой отдельной пары, --- ибо в благоприятное время года, когда даже правилами приличия негласно поощряется игра в любовь, подобных пар можно увидеть сотни. Однако же к осени всякий «благовоспитанный» индивидуум более или менее достойно доводит свой роман к стадии  завершения, после чего чувства занимают своё  довольно скромное место наряду с красивыми словами, не столь давно выброшенными попусту сластолюбивыми устами,--- в бездонных чёрных пучинах древней Леты, -- этой бесконечной реки забвения, -- волны которой безжалостно поглощают всякие человеческие начинания и в которые, как ни странно, всякий человек подсознательно стремится окунуться с головой. Потому никого не удивляет вид кареты, в которой ранней осенней  порой  отправляются в Париж ОН и ОНА, как не удивляет, впрочем, и бросающееся в глаза расстояние, разделяющее обоих пассажиров. Не столь давно, всего два -три месяца назад они катили на  юг и  лица  их  выражали  совсем противоположные эмоции: радость, тайну интимной близости, предвкушение счастливых дней  и  ночей, а  не  грусть, тоску, разбитость, холод, сквозящие из взглядов и жестов вчерашних любовников, словно из деревенских погребов. Ничего хорошего, как, впрочем, и ничего удивительного. Пристальный взгляд наблюдателя, привыкшего к виду  карет с такими лицами, невольно остановится на той, из которой выглядывают лица с глазами томными и счастливыми. Они столь же необыкновенны, как необычен вид цветущей розы на фоне давно иссохших жалких остатков былого благоухающего моря; даже грязная крестьянка со всем её примитивизмом, обратив внимание на такой цветок, невольно приостановится --- всего лишь на миг, но и сего окажется достаточно для смутных воспоминаний, для грустной, едва уловимой скупой  улыбки, --- так же и путник, заметив счастливые лица молодых людей, глаза которых, вопреки неписанным законам «светского приличия», всё ещё излучают любовь и страсть, невольно залюбуется ими, вспомнит  кое - что  из собственного опыта, улыбнётся и, глубоко в сердце желая парочке счастья, с умилением проводит карету взглядом, наполненным добротой.
       Прекрасная пора, на протяжении тысячелетий вдохновлявшая человечество на эмоции, чувства, поступки и мысли, находящиеся на ступень выше обывательских инстинктов, благодаря чему над бесконечной серой массой стада желудков во все времена рождались разноцветные радуги одухотворённости, желаний, высших побуждений, интеллекта, мудрости и любви, --- пора сия в 1794 году не пестрела каретами, парами, красотой, --- словом, ничем из всего того, что способно вдохновить поэта к возвышенной рифме, а певца --- на красивую песню. Казалось бы, осень как осень, ничем не отличающаяся от тысяч осеней, прошедших с момента сотворения мира, с её традиционной утренней изморосью, лениво опадающей листвой, едва уловимым для человеческого уха шелестом ежовых лапок, впечатляющими пейзажами, открывающимися в поразительном величии  из  окон тех шедевров архитектуры, которые возводились давно позабытыми мастерами не так давно упокоенного средневековья как родовые имения или летние дворцы аристократии, служившей оплотом державы. Только сейчас дворцы и замки выглядели осиротевшими, заброшенными, а пейзажи, несмотря на пестроту оттенков, игру солнечных лучиков в бесчисленных каплях  росы --- унылыми. Шедевры, некогда  блиставшие красочностью, аккуратностью, утопавшие в ухоженных садах и клумбах, ныне выглядели отталкивающе и даже, с вашего позволения, устрашающе: клумбы превратились в заросли буйных сорняков, стены представляли собой нечто схожее со старой, морщинистой стриптизёршей из захудалого трактира, сады и оранжереи, некогда  взлелеянные заботливыми жёнами владельцев, были если не изрублены некими вандалами, то совершенно  разрушены.
        Иногда на  фоне  всеобщего  запустения  случалось  видеть  и кареты, но глаза их пассажиров светились теперь неутолимой злобой, жестокостью, похотью. Вместо влюблённых парочек на ободранных сидениях покоились прикрытые лохмотьями зады  солдат  национальной гвардии, проституток нижайшего пошиба и голодных детей --- тоже выходцев из социальных  низов. Кареты молниеносно проносились мимо заброшенных аристократических  гнёзд, а  пассажиры, вопя во всю глотку пьяные пошлые песни, сверлили окрестности пронзительными взглядами, свидетельствовавшими о непримиримости пролетарского патриотизма, а также о том, что получив власть, изгнав либо уничтожив монархистов, новые владельцы всё ещё не были способны стать заботливыми хозяевами конфискованных у аристократов строений, садов, клумб и страны в целом. Призраки равенства, братства, свободы, справедливости и прочих утопических идеалов бродили по многострадальной земле франков, оставляя на её поверхности вовсе не призрачные кровавые отметины. От этих отметин не представлялось возможным ни спрятаться, ни  отвести взор; поэтому вся красота и очарование природы меркли в глазах человека, сидящего на вершине утёса. Его глаза источали  неутолимую грусть, они были устремлены в какую - то невидимую точку, находящуюся за пределами необозримой дали. Он пребывал в неизменном положении, вероятно, достаточно долго, о чём можно было судить по реплике одного из трёх дозорных -- солдат  гвардии, совершающих  очередной  обход  окрестностей:
     --- Глядите: статуя!
        Его спутники, подчиняясь всевластному любопытству, обратили взоры в указанном направлении. От «статуи» их отделяло весьма изрядное расстояние --- около тысячи футов, однако благодаря превосходной погоде и освещённости утёса нужно было быть совершенно слепым, чтобы не заметить сидящего человека и не определить, что человек этот --- мужчина.
     --- И правда! --- со  смехом, не лишённом  некоторой  примеси ехидства  и  удивления, воскликнули  дозорные  и  переглянулись.
      --- Кто это может быть?--- спросил старший из патриотов, всматриваясь прищуренными  глазами  в  силуэт  незнакомца.
     --- Наверное, кто - то из пастухов, -- предположил другой, ровесник старшего, прикладывая правую руку ко лбу вроде козырька, словно в попытке опознать земляка, пребывающего в непривычной для зрителя позе  отрешённой  задумчивости.

продолжение здесь: http://planeta-knig.ru/shop/1248/desc/gilotinirovannye-cvety