Часть третья. Люди

                Часть третья. Люди.

    - Как ты узнал? - почему? Почему? Почему так обидно, неприятно, неуютно смотреть на него, не зная, злиться он или нет? Смотреть в его серебристые глаза, от которых невозможно отвести взгляда, а так хочется! Почему бы не провалиться сквозь землю, а лучше вообще не появляться в его жизни со своими страхами, соблазнами и проблемами?
    - Книги не могут так передать чувства, как ты можешь увидеть их воочию, - его спокойный голос, как я и ожидала. Почему в друге нет огня, что так ясно рассказывает о его настроении? Теперь остается только гадать, и отчаянье подходило к горлу при мысли о худшем.
     -Т-ты… Ты ненавидишь меня? – чей это крик? Я же спокойна…. Была. Внутри все переворачивалось, хотелось гореть, пылать так ярко, чтобы он понял. А может, он уже понял? Понял и не принял, не смог принять?  Страх и отчаянье вырвались наружу диким всхлипом. Снова я плачу пред ним. Он снова будет утирать мои слезы…. Нет! Теперь не будет. Чувствуя, как пылает лицо, я бросилась прочь, во тьму. Не зная куда, лишь бы он не видел.
    Друг схватил меня за руку, резким рывком притянул к себе, прижал к груди. Я зачем-то пыталась вырваться, когда его слова, достигнув души, принесли что-то похожее на покой.
    - Оа, подумай!  Что ты говоришь? Как я могу ненавидеть тебя после того, что ты сказала и сделала?
    Я вздрогнула, прикрыв глаза. Его ласковые руки гладили волосы, а в памяти снова…
    Я бросилась к нему, в удивлении застывшему на пороге. Это случилось мгновенья назад, и солнце все еще продолжало играть в его волосах. Он вернулся из деревни, а я, бросившись ему на шею, прошептала те самые три слова, запомнившиеся как выражение самого восхитительного чувства. Прошептала и испугалась, что не сумела в них вложить того, чего хотела. А потом, повинуясь порыву памяти, встала на цыпочки и прикоснулась губами к его прохладным губам. Никогда не забыть то мгновенье. Удивление его глаз, дрожь во всем теле и необыкновенную легкость. Я быстро отпрянула, а потом…
    - Я лишь хотела сказать,- тихо прошептала я никому, казалось, ненужное оправдание. - Я хотела передать то чувство….  Прости…
Он прижал меня крепче.
    - О, Оа…, - вздох полный печали. - Это ты прости. Не плачь и знай, знай, что ты тоже дорога мне.
    - Ты,- губы дрожали, голос тоже. - Ты любишь меня?
    - Тебя и весь твой мир,- он улыбнулся чуть печально. И я испытала легкую обиду. Ведь тот юноша из деревни любил только свою девушку. И ни слова не говорил про целый мир! - И ты полюбишь его Оа, как любишь меня.
Я задумалась. Ведь любовь к лесу, озерам, живым созданиям и их огонькам, любовь к большому огню и огненному солнцу, к звездам и книгам была очень велика. Но я не представляла всего этого без Друга.
    - А это…, - я замолкла, не зная как описать тот момент, когда губы двух созданий сливаются в выражении единого чувства.
    - Поцелуй, - он нежно улыбнулся, и, вдруг, наклонившись, поцеловал. Все застыло. Солнце скрылось, не желая отнимать у меня этот момент, и пошел дождь. Капли на черных волосах, на ресницах, в моих глазах слезами невысказанного чувства. Он совсем близко, прижал к себе. Никому не даст в обиду и всегда поможет. И я не отдам его никакой беде, никакой стихии, ни людям, ни зверям, ни прочим тварям. Никому не дам в обиду моего друга. И пусть погаснут все огоньки, ведь будут сиять далекие звезды! Так вот что значит – любить!
                ***

    Ноги робко переступали по неровной дороге, которая вновь вела к селу.  Я еще не поняла, зачем иду туда. Но повернуть назад было нельзя. Утро зажигало огни в густой листве летних деревьев, а мой друг мирно спал. Пришлось подмешать в чай немного сонных кореньев.  Я не обманывала его, просто знала, что вечно бодрствовать нельзя, поэтому то, что Алан звал совестью, успокоилось и мирно дремало где-то внутри меня.  Когда любишь, время летит незаметно. А потом ты понимаешь, как много ты любишь, и оно ускоряет свой бег. Я любила и снежные хлопья, и золото листьев, и зелень травы с ароматом лета, и весеннюю прохладу. А еще я любила, всем сердцем любила того, кто показал мне все это.
Но была еще одна любовь. Любовь к тайнам, к неизвестности, которая ждала меня под холмом, и именно эта любовь вела меня,  не давая возможности остановиться. Вела к людям.
Когда лучи солнца осветили селение, кипевшее жизнью, не знавшее о спокойствии и тишине,  я захотела туда. Желание, которое так легко исполнить. Но вспомнились слова друга. Мы другие.  Как примут меня те, кто там, под ногами? И какая я есть для них? На что они посмотрят? А на что бы посмотрела я сама?
    На глаза. На улыбку и на огонек внутри. А видят ли люди огоньки?
    Не зная ответов, но стремясь понять, я бегом спустилась вниз, туда, где дорога вилась меж домов. Казалось, никто сначала меня не заметил,  и мой взгляд жадно ловил каждый отблеск буйной жизни села.
    - Эй ты! Да – да, ты! Что встала на дороге, а? Посторонись!
Ноги подкосились, и я начала падать. Большой, источающий что-то непонятное человек шел по дороге, расталкивая прочих. Я не успела ни за что схватиться, когда чьи-то руки подхватили меня и спасли от падения. Я испуганно повернула голову и встретила мягкую улыбку светловолосого юноши, который, поймав мой взгляд, отчего-то смутился и отвернулся.
Он был… человеком. Очень похожим на того, на сене, и совершенно непохожим на Алана. Нет, конечно, у него, так же как у друга, были большие добрые глаза, только карие, а не серебристые. В них не было ни света, ни мудрости, ни загадки, кои излучал взгляд друга. Лишь искорка чего-то веселого, не вполне понятного, и непомерное удивление.
    У юноши, так же как у Алана, были длинные волосы, только светлые. Непослушными вихрами они топорщились во все стороны, ловя солнечные лучики.
Лицо у юноши было приятное, круглое и улыбчивое. Нос изобиловал веснушками, а руки источали тепло и некую энергию, которую я ощущала и от прикосновений Друга. Названия этой энергии я не знала, но смутно понимала, что связана она с огоньками.
Огонек у юноши был неспокойным и нервным. То он светился мерно и величественно, то пускался в бешеный пляс.
    Мне нравилось выделять один огонек из массы прочих. Наблюдать, как он живет своей собственной жизнью, обогревая своего хозяина и защищая его от бед. Из книг я знала, бед в этом мире очень много, но я была откуда-то совершенно уверена, что огоньки могут справиться со всеми. Как жаль, что у друга нет огонька…  может, это он имел в виду, говоря, что мы отличаемся от людей?
    - Э-эй! С тобой все в порядке? Ты меня вообще слышишь? Видишь? Тебя не сильно задело?
Я обнаружила себя стоящей на обочине и крепко держащей юношу за руку. Тот не противился, но отчаянно пытался привлечь мое внимание свободной рукой, щелкая ей перед моими глазами и показывая разные комбинации из пальцев.
    - А? – я встрепенулась. Было очень неловко за свою неуклюжесть, но еще более неловко стало, когда я поняла, что, задумавшись, совершенно не слушала своего спасителя. Надо быть внимательней к людям, а не к их огонькам!
    - Спасибо тебе большое, - начала я, но тут же замолкла. Глаза  юноши расширились. Теперь уже он с силой сжимал мою руку, пожирая меня восхищенным взглядом. 
    - Вот это да…, - прошептали его губы. Кажется, юноша пребывал в полном восторге, только вот я никак не могла понять причины. Новая волна смущения и осознания своей полной мизерности нахлынула на меня, подобно противному осеннему ветру. Захотелось развернуться и скорее убежать домой, в спасительный лес, где нет ни странных взглядов, ни громкого шума, ни разъедающего изнутри чувства смущения. Там ждет родной, привычный Друг… Там нет ни тайн, ни загадок. Там нет манящего света огоньков…
    Но юноша продолжал крепко держать меня за руку.
    - Как тебя зовут? – наконец выдохнул он, не сводя с меня полного восторга взгляда. Огонек внутри него отчаянно плясал, переливаясь разными оттенками.
    - Оа, - так звал меня Друг.
    - Странное имя, - пробормотал юноша, но, будто прочтя что-то на моем лице, быстро добавил. – Ну, ничего, сойдет. Меня все Мареком кличут. Ты откуда тут такая взялась?
    - Из леса, - растерянно ответила я. Его тон, насмешливый и грубоватый, мне не нравился. Аланар так никогда со мной не разговаривал.
    - Оно и видно, - Марек издал странный смешок и потянул меня за руку. – Пойдем скорее ко мне, пока к тебе никто не присмотрелся! Я тебя чаем напою, а ты мне все расскажешь, хорошо?
    - А почему меня никто не должен видеть? – все перепуталось, завязалось в сложные узелки и затерялось среди уймы вопросов. Меня и раньше окружали сплошные «почему», а теперь к их хороводу добавилась еще и вереница «зачем». И не было Друга рядом, чтобы разъяснить, распутать ниточки моих мыслей. Марек бежал слишком быстро. Я не успевала за ним. На обдумывания не хватало времени. Странно, ведь чего-чего, а времени у меня всегда было в избытке. Может, его не хватало Мареку?
    - Видишь ли, - юноша замялся, остановился и растерянно завертел головой, будто и его мысли прибывали в беспорядке. – Тут не любят тех, кто как то отличается от общей массы…
   - А ты любишь?
   - А я – маг. В какой-то степени я сам иной.
   - Маг? – удивилась я. – А кто это?
   - Ты не знаешь? – в свою очередь удивился Марек. – Ведь нас много. Неужели ни одного не встречала?
   - А какие вы, маги? – мне тут же стало любопытно. Возможность узнать что-то новое делала Марека очень притягательным в моих глазах. Захотелось поговорить с ним еще, задать побольше вопросов и потом, вернувшись в лес, к другу, рассказать о новом знании.
Впервые я была такой храброй и решительной.
                ***
    Чай пах лесом, а кружка приятно делилась теплом с ладонями. Повсюду меня окружало множество прелюбопытных предметов, и Марек разрешал их все потрогать. Он даже рассказывал о каждом понемногу. Я, конечно, многое не понимала, но старалась запомнить все как можно точнее. Мы говорили и говорили. Это не было похоже на разговор с Другом. Беседа с Мареком требовала тщательного подбора слов. Маг часто злился на мое непонимание и повышал голос, и тогда мне хотелось уйти домой. Но я оставалась и продолжала разговор. Почему? Я не знала. Наверное, знания этого юноши были слишком соблазнительными.
    Порой мне казалось, что Марек понимает, что своими грубостями делает мне больно, но не знает, как  извиниться. Что-то мешало ему. Что-то неведомое заставляло злиться. Хоть это что-то и мешало общению, я чувствовала некое странное удовлетворение. Ведь у меня этой преграды не было. Я уже умела извиняться.
    Но все равно было боязно. Будто ходишь  по скользкому льду, но рядом нет руки Алана, который готов поддержать.
    День пролетел незаметно, а я так и не сказала Мареку ничего о собственной жизни. Зато он говорил, не замолкая. Теперь все, что я когда-либо читала в книгах, оживало в его рассказе.
    Оказывается, маги умели влиять на предметы и людей вокруг них с помощью силы своего огонька, которую Марек назвал «сила воли», а еще «сила духа». Если у мага слабая сила воли, то его способности могут уничтожить его. Некоторые маги сильнее других, у некоторых она выражается в определенной манере, но все они не могут подчинить себе весь мир. Хотя некоторые и пытаются. Из слов Марека я поняла, что магия – очень опасный дар. Юноша рассказывал отрывисто, перескакивая с одного на другое, и мне было довольно сложно уследить за ходом его мыслей. Но я очень старалась. Рассказ был живым, наполненным какими-то яркими эмоциями и переданный с таким волнением, что в него невозможно было не поверить. 
    На полках стояло множество пузырьков с разноцветными жидкостями. Марек объяснил, что это эликсиры, но когда я попросила попробовать один, он взволнованно и даже чуть испуганно замотал головой, рассыпав по плечам свои светлые кудри, и взял с меня обещание никогда не пить незнакомых эликсиров.
    - Тебе это может навредить, - пояснил Марек.
Я недоуменно захлопала глазами. Навредить? Но тоже самое говорил мне о людях Друг, а теперь я вижу, что Алан…Ошибался? Мне не верилось своей дерзости, но думала я именно так. Значит, и эликсиры навредить не могут. И почему меня обманывают? Зачем?
Я пребывала в полной растерянности.
    За окном уже садилось ярко-малиновое солнце, и Марек намекнул, что мне пора домой.
    Я было возразила – уж очень уютным было кресло, интересными рассказы и вкусным чай, - как в дверь тихо постучали.
     Марек пошел открывать. Я, сжимая в руках чашку, проследила за ним взглядом. Огонек внутри юноши вел себя смирно и спокойно. Только самый его кончик заметно подрагивал.
     - Здравствуй, я ищу девушку, которая может показаться тебе несколько странной.
Сердце пропустило удар. Но как он узнал? Я вжалась в кресло, судорожно стиснув  в руках мигом остывшую чашку.
     - Оа, - растерянно позвал Марек. – Кажется, это за тобой.
    Я сглотнула.
    - Иду.
    Чуть не разбив чашку, когда ставила ее на стол, я с трудом вышла в прихожую. Друг стоял в дверях, кутаясь в серый плащ. Лишь серебром блестели глаза. Он протянул мне руку, приглашая идти за ним.
    - Пойдем, Оа. Уже поздно, и пора домой.
    В голосе Друга не было ни злости, ни упрека. Лишь еле уловимая нотка разочарование. И именно это разочарование разрывало мое сердце. Я его предала. Я ушла от него. Я, может, даже потеряла нечто очень важное, чего уже не найти. Стало еще больнее.
    Я робко вложила свою ладонь в протянутую руку. Он крепко, но нежно сжал мои пальцы.
    - Прощай, Марек.
    Юноша растерянно и немного расстроено провожал нас взглядом.

 
                ***

   - Ты сердишься? – тихо спросила я, когда покой леса полностью поглотил наши тени.
   - Ничуть, - спокойно ответил Алан.
   Я почувствовала себя несколько уверенней. Что-то будто порвалось между мной и Другом. Теперь я могла идти, куда захочу. И у меня было, куда идти. Я больше не боялась причинить боль Другу, зная, что этот страх причиняет боль в первую очередь мне самой. Может, Друг тоже это знал. Стало холодно, но я не прижалась к Алану, как сделала бы это раньше. Друг, как всегда, заметил и накинул мне на плечи свой плащ, но тоже не привлек меня к себе, а продолжил идти. Грязь хлюпала у нас под ногами, а мы молчали. Наконец я спросила:
   - Почему ты меня обманывал?
   Друг резко остановился.
   - Я никогда тебя не обманывал, Оа, - с трудом ответил он.
   - Ты говорил, что люди опасны!
   - Так оно и есть.
   - Неправда! Марек совсем не опасен! Он хороший! – запротестовала я.
   - Этим он и опасен, - горько усмехнулся Друг. Я никогда раньше его таким не видела и отпрянула в полном смятении. Меня охватила обида за Марека. Марек был добр, с ним было интересно! А как светился его огонек! Но главное – с Мареком меня посещало невероятное новое чувство, испытывать которое хотелось снова и снова. Может, Аланар не понимает? Но ведь он всегда все понимал…
   Я почувствовала себя преданной. Друг был несправедлив.
   - Ты же его совсем не знаешь! – вдруг крикнула я, сама поражаясь своей смелости.
   - А ты знаешь? – голос его был спокоен. Этот вопрос заставил меня потупиться. Вся обида и ярость погасли, как пламя свечи. Я вдруг ощутила себя маленькой - маленькой под его мудрым, полным нежности взглядом.
   - Нет, - выдохнула я, не поднимая глаз.
   - Что ж. Может, так и лучше, - неизвестно кому улыбнулся Друг и вдруг ободряюще сжал мою руку. – Пойдем домой, Оа. Ты сильно устала.
    Мы снова шли молча.
    - Алан? – уже перед самым домом робко позвала я впавшего в глубокую задумчивость Друга. – Ты разрешишь мне навещать Марека?
    - Стоило ли тебе спрашивать меня? – грустно улыбнулся мне Аланар и зашел в дом, оставив меня в растерянности и вдруг нахлынувшей печали.

                ***

    На следующий же день я робко стучала в Марекову дверь. Спеша к нему по золотистой дорожке  мимо всех людских жилищ, я часто ловила на себе странные, липкие и неприятные взгляды. Это была та цена, которую я платила за день в Марековом обществе. На вопрос, почему на меня так смотрят, юноша почему-то очень смущался и бормотал что-то о различиях.  Вскоре я перестала придавать этому значения. От этого взгляды прочих людей никуда не исчезли, и после каждого визита к Мареку, мне очень хотелось помыться. Казалось, что проще вообще прекратить эти визиты. Но  маг манил меня к себе снова и снова. Трудно сказать, чем. Тайным знанием ли? Обаянием ли? Или тем необыкновенным новым чувством, которому я не могла дать название?
    Сменялись времена года, не менялись подозрительные липкие взгляды людей, но я сама менялась под ними. Менялась с каждым глотком Марекова чая, с каждой новой историей, с каждой открытой тайной.
    По меркам людей, Марек был еще очень молод. Но он знал, почему люди не любят начинать все заново, почему они воюют друг с другом и почему им так важно отстоять свою правоту. Он знал множество рассказов о неудачах магов, которые приводили к великим разрушениям, о маленьких победах простых крестьян, и об образе жизни своей деревушки. Марек успел попутешествовать на своем веку и охотно рассказывал мне о больших городах и людях, живущих в них, и о том, как эти люди отличались от людей деревенских. Мне казалось, что Марек не мог ошибаться в своих суждениях, хотя сам юноша порой высказывал неуверенность. Мне хотелось верить в его слова, и я им верила.
Люди перестали быть для меня загадкой. Марек честно делился со мной всеми знаниями о них, которыми владел сам. У него не было никаких недоговорок или недомолвок от меня. Казалось, маг был раскрытой книгой. На любой мой вопрос он старался дать точный ответ.
    Взамен же он расспрашивал о Друге. Мне почему-то было неприятно обсуждать это, но Марек очень просил, и я не могла отказать. Выяснилось, что знала я совсем мало. И от этого стало очень обидно.

                ***

    - Алан?
    - Да? – он оторвался от книги и бросил в мою сторону грустный, полный боли взгляд. Я вся сжалась, сидя на застеленной кровати.
    С появлением в моей жизни Марека, между мной и Другом пролегла тень непонимания. Конечно же, не понимала я. А Алан не хотел объяснять.
    Раньше все было так просто – мы делили и радости, и горе, мы читали по глазам, мы смеялись вместе с ветром, мы будто и думали вместе.
    А теперь… Теперь смех ветра заглушила беззаботная болтовня Марека. Любые разговоры о людях причиняли Другу непонятную мне боль. Он отвечал на вопросы, но при этом выражение его глаз было таково, что я прикусывала губу и отступала, заго6няя любопытство в самую даль своей души.
    Мое непонимание стало для меня препятствием. Милый, родной, дорогой мне Друг страдал, а я совершенно не понимала, почему. Спросить же не хватало смелости, или это было простое упрямство? Я злилась, огорчалась, выходила из себя, срывалась на него, а потом долго избегала с ним разговоров. Хотелось просить прощения, но я не понимала, за что.
Исчезли из нашей жизни и совместные прогулки, и чтение друг другу вслух, и беседы со звездами. Он пытался все это сохранить, я чувствовала, что Друг нуждается во мне не меньше, чем я в нем. Но от одного его полного грусти взгляда я невольно напрягалась, чувствовала себя неуютно и очень одиноко. Тогда Алан просто прижимал меня к себе, гладя по волосам и напевая что-то на непонятном языке. Он словно пытался вернуть те счастливые дни нашего первого знакомства, когда Друг нес меня на руках и пел, а я, еще не знавшая ничего о мире, подевала ему.
    Полученные знания не сотрешь. Они порой висят тяжким грузом, и отречься от этой ноши нельзя. Меня это угнетало, и теперь даже в объятьях Друга я чувствовала себя немного несчастной и мечтала о новых беседах с Мареком.
    Беззаботный и веселый маг постепенно отталкивал Друга на второй план моей жизни.
Это тревожило меня, но совсем капельку. Куда больше заботили оставшиеся без ответа вопросы.
    - Ты снова хотела что-то спросить? – в голосе друга мелькнуло сожаление. Сожаление, печаль, непонятная грусть, разочарование и даже порой раздражение – и все реже смех и радость звучали в нем, когда Друг обращался ко мне. Только нежность оставалась неизменной.
    - Да. Ответь: кто я?
    - Прости, - Алан нахмурился. – Я не могу. Ты должна понять это сама.
    Ответил, будто ударил. Теперь Алан уж точно обманывал меня! Он всегда мог отвечать на вопросы, просто не хотел! Но почему?
    Снова стало обидно и больно. Я ничего не сказала, но этот разговор послужил некой чертой. Теперь птицы пели не так сладко и дивно, вода не утоляла жажду, огонь не грел, а обжигал.
    Друг отвернулся от меня. Он не захотел рассказывать правду – значит отвернулся.
Тогда и я отвернулась от него.
    Но мне нужна была чья-то помощь.
    Я хотела знать.