rabbits

Иногда алисе кажется, что она кролик. Она смотрит на себя в зеркало и вздергивает верхнюю губу, обнажая ровные белые зубы. Она шевелит губой и пытается сказать что-нибудь по-кроличьи. Но не знает языка.

-- Мааам! А как кролики разговаривают? - кричит алиса и прислушивается. Мама не отвечает.
-- Ну маааам! - алиса орет во весь голос. - Маааааааааммм!! МАААААААААМММ!!!..
-- Ну что тебе опять?
-- Мааам, а как кролики разговаривают?
-- Никак они не разговаривают, - ася нервно щелкает зажигалкой, подкуривая, с грохотом обрушивает на плиту турку, из рук у нее вываливается мельничка, крышка от нее падает на пол и укатывается под стол. Она стоит несколько секунд не двигаясь, только плечи чуть вздрагивают, как от еле сдерживаемых слез, а потом швыряет со всей силы мельничку в кафельную белоснежную стену. Алиса испуганно зажимает рот ладошкой, заталкивая крик в горло, не давая ему вырваться. Крик копошится между языком и небом, щекотно царапаясь и пытаясь выползти сквозь пальцы, но алиса - сильная девочка, она уже давно научилась справляться с криком. И он, в конце концов, разочарованно и устало растворяется, разливается во рту вкусом кофейной пыли и железа.
-- Твою мать, - сквозь зубы говорит ася, - твою мать, мать твою, мать твою, что за дерьмо, что за дерьмо..
-- Мам.. - в голосе алисы появляется запах надвигающейся бури. - Кролики вообще не умеют разговаривать, да?.. А если у них что-то болит, они тоже не могут об этом сказать? Чтобы их вылечили, мам?..
-- Господи, - ася с ненавистью смотрит на кофейные пятна и закрывает глаза. - Оставь меня в покое, пожалуйста..
Алиса молча сползает со стула, всем своим видом изображая покорность судьбе, и выходит из кухни, медленно, шаркая ногами и бормоча себе под нос что-то по-кроличьи. То есть, это она так думает, что по-кроличьи. Алиса вдруг понимает, что ей нужно как можно скорее узнать, как говорят кролики, иначе она умрет. Ну вот просто - не сможет жить, если не узнает.


-- Ты не понимаешь, она ведь постоянно доканывает меня этими своими кроликами! У нее одни кролики в голове, уже год, она уже почти разговаривать перестала по-человечески!.. - ася раздраженно сминает сигарету в руке, так и не подкурив ее, и в упор смотрит на меня прозрачными холодными глазами. Я медленно разжимаю ее пальцы, вытряхиваю табачные крошки из холодной липкой ладони, достаю сигарету, подкуриваю и протягиваю ей.
-- Я тебе давно говорила, что ее нужно показать психиатру.
-- Блять, я водила ее к лидии афанасьевне!
-- Лидия афанасьевна детский психолог, к тому же, проработавший двадцать лет анестезиологом и окончивший какие-то трехмесячные курсы, и ее дипломом даже жопу подтереть нельзя - бумага жесткая, - я говорю тихим и умиротворяющим тоном, какой обычно взрослые занятые люди используют в общении с раздражающими их детьми или даунами. - А я тебе говорила о психиатре. Теперь ты не будешь говорить о том, что твоя алиса просто очень неординарный и одаренный ребенок?
-- Блять, я уже не знаю, что делать! - ася вдруг начинает плакать - без истерики, без звуков, слезы просто льются и льются из ее глаз, как водопады. - Я уже не знаю... ****ец - моя дочь сумасшедшая... ****ец...
Я молча подаю ей носовой платок.


Алиса прыгает по тротуарной плитке, стараясь не наступать на трещины, потому что если ты наступишь - то случится что-то страшное, например, умрет мама. Алиса очень старается, она хочет допрыгать до перекрестка и ни разу не сбиться, и это для нее самое важное сейчас, важнее того даже, о чем говорит мама, алиса полностью погружена в тротуарные плитки, в свои ноги в ярко-красных сандалях, так ловко и быстро перепрыгивающие через самые незаметные трещинки...
-- Алиса, я с кем вообще разговариваю!.. - ася хмурится и кусает себя за нижнюю губу, брови страдальчески заломлены, а у рта - кривая складка. Алиса кривит брови и на всякий случай готовится заплакать.
-- О господи, ну не реви, только не реви, я тебя умоляю! - мама дергает алису за руку, падает перед ней на колени, и начинает целовать ее сморщенное от подступающих рыданий лицо. Алиса отпихивает маму обеими руками и вырывается.
-- Пус-сти, дур-ра, пуст-ти.. ненавижу теб-бя.. - алиса понимает, что плакать сейчас будет просто невыносимо, мама от этого расстроится еще больше и снова будет кричать и бить ее, алису по лицу, но ничего не может поделать с собой - слезы словно гроза, и она начинает орать во все горло:
-- Д-дура, пус-стииии!!.. Пустииииии!!... - мама пытается обнять алису и успокоить, но в голове у алисы какой-то очень злой и надменный маленький зверек смотрит на все происходящее с гаденькой ухмылочкой, потирает сухие лапки - алиса даже слышит этот мерзкий шуршащий звук - и от его взгляда алиса, сама того не желая, продолжает выгибаться и дергаться, словно в припадке, вырываясь из маминых рук.


Ася смотрит в окно и ломает в тонких пальцах спички. Алиса уснула, но пришлось ей дать полтаблетки снотворного, иначе она не переставала плакать и без конца повторяла "мамочка, прости меня" и, хотя ася уже сказала ей тысячу раз, что любит ее и все прощает, алиса снова и снова заходилась в рыданиях, и под конец уже начала задыхаться от истерики.
-- Мам.. - ася резко оборачивается. В дверях стоит алиса и переминается с ноги на ногу. - Мам, ты почему не спишь?
-- А ты?
-- Мне сон приснился..
-- Страшный?
-- Нет, хороший, - алиса подходит к маме и обхватывает ее коленки обеими руками. - Я не хотела просыпаться, но мне сказали, если я не проснусь, то останусь с ними навсегда.
-- С кем, с ними?
Алиса посмотрела на маму, как на дурочку - снисходительно и с улыбкой.
-- Мам, ну ты чего? С кроликами, конечно.


-- Ты бы видела, как она орала, - ася вытирает салфеткой глаза, непонимающе смотрит на черные пятна от туши на белом, и забывает про них. - Ты бы видела. Она матом орала, ты представляешь? Моя алиса, представляешь? Я даже половины тех слов не знаю, которые она орала.. Как будто ее режут, о господи..
Ася выпивает залпом весь виски и требовательно щелкает пальцами - еще. Устало трет переносицу. Я пристально провожаю взглядом официанта и, встретившись с ним взглядом, отрицательно качаю головой - хватит. Все равно ася уже забыла о том, что хочет еще, теперь нужно ее увезти и уложить спать, а утром сварить ей кофе, отправить в душ, ну там, я не знаю, что еще делают лучшие подруги, когда их лучшая подруга сдает свою единственную и любимую пятилетнюю дочь в психушку и сама находится в истерично-суицидальном состоянии?.. И я не знаю.
-- Ей будет лучше, - уверенно говорю я. - Ей точно станет лучше, и вы забудете обо всем, как о страшном сне, вот увидишь. Все будет хорошо.


Под утро ася будит меня со слезами:
-- У меня кто-то говорит в голове!
-- Что за.. - я спросонья вообще не понимаю, где я нахожусь. Ася, рыдая, залазит ко мне под одеяло и и прижимает свои ледяные ступни к мом ногам.
-- У меня в голове кто-то говорит!
-- О господи..
-- И я ничего не понимаю! Это кролики, блять, это ее кролики, теперь они мне съедят мозг...
-- Так, успокойся. - Я закутываю ее в одеяло, как в кокон и выбираюсь из постели. - Где у тебя лекарства?
Через полчаса ася спит, изредка всхлипывая во сне и бормоча что-то невнятное ужасно жалостливым голосом. Я курю на кухне, предусмотрительно оставив открытой дверь - чтобы видеть ее. Ничего, подумаешь - дымом будет пахнуть, ася не курит в квартире только из-за алисы, а выходить на балкон мне сейчас очень не хочется.


-- Как ты?
-- Все хорошо! - я с недоверием всматриваюсь в асино безмятежное лицо, но ничего подозрительного не обнаруживаю. - Я сегодня забираю алису из больницы!
-- Когда?
-- Через час поеду, поехали со мной? - ася действительно выглядит счастливой и совершенно нормальной, не скажешь, что два месяца подряд она боялась подходить к телефону и пила амитриптилин килограммами, что я еле успела вынуть ее из петли однажды, что она звонила мне каждую ночь и рассказывала, как кролики говорят у нее в голове, но когда я приезжала, она уже спала, а проснувшись - ничего не помнила. Я киваю, все еще с осторожностью, как человек наступает на ногу, с которй только что сняли гипс.
-- Я купила ей слона, смотри какой - розовый, огромный, как ты думаешь, ей понравится? Там были еще медведи, плюшевые, но плюшевые медведи - это же прошлый век, да? И к тому же у меня с утра в голове вертится эта дурацкая фраза из детства - купи слона! Ну я и купила.. А медведей этих у нее уже и так штук пять, она к ним как-то не очень, что они есть что нет..
Ася тараторит без умолку, я же помалкиваю, мне все это не нравится, ох как не нравится, но ничего конкретного я сказать не могу, не могу же я просто так, ни с того ни с сего, заорать и двинуть асе в челюсть, а потом увезти ее домой и привязать к кровати, и влить в нее литр успокоительного.. Нет. Мне просто от всего этого веселья не по себе, по спине стекает струйка липкого пота, мне страшно, но я улыбаюсь и киваю головой: да, ася, да, да, розовый слон, да, медведи - это прошлый век, да, ася, да...


Мы стоим с ней в холле, вокруг навязчивый запах паники, которая впивается между лопаток и грызет нежную тонкую кожу, ввинчивается в меня, как червь, присасывается намертво, навечно, и пьет из меня все силы. Еще пять минут и я начну биться головой о ближайшую стену.
-- Еще пять минут, и у меня начнется истерика, - шепотом предупреждаю я асю, нервно оглядываясь по сторонам.
-- Успокойся, - она ласково сжимает мою потную ладошку и не смотрит на меня. - Вот она...
-- Вот, алисочка, мама приехала, ступай к ней, - толстяк-доктор, похожий на перетянутую в нескольких местах докторскую колбасу в натуральной оболочке, подкатывается к нам на коротких ножках-сардельках и протягивает асе неколько листков, исписанных неразборчивым медицинским почерком. Ася кивает, слушая его бормотание: три раза в день, дозировка там прописана, и никаких волнений, вы сами понимаете... но смотрит на алису так, словно впервые ее видит. Алиса смотрит в пол.


Розовый слон валяется на полу, алиса смотрит в окно, беззвучно шевеля губами, и рисует на стекле пальцем невидимые узоры. Ася что-то варит, гремя посудой, пытается заполнить пустоту и тишину звуками. Я курю на балконе.

-- Мам. - алиса не отрывает взгляда от окна.
Ася большой встревоженной птицей бросается к ней.
-- Что солнышко?
-- Мам, я не хочу слона. Я хочу кролика... ты купишь мне кролика? Пожалуйста, мам... Белого кролика, я хочу именно белого...
Ася несколько секунд безучастно смотрит на алису, я смотрю на них сквозь балконную стеклянную дверь, но не слышу, о чем они говорят, могу только следить за нервно дергающимся асиным веком, за судорожно сминающими край фартука пальцами. Происходящее погружается в мутную мыльную воду - все становится медленным и расфокусированным, размытым ста тысячами теней и бликов.
Ася медленно открывает кухонный шкаф, ужасно долго перебирает в нем что-то, потом медленно поворачивается к алисе и я вижу в ее руке большой столовый нож с длинным лезвием. Она нежно и беззащитно улыбается, поправляет фартук робкими неуверенными движениями, делает шаг вперед.

-- Мааааам.. - алиса смотрит на маму круглыми глазами и тихо сползает по стенке вниз, на холодный грязный пол. - Мааам..
-- Конечно, солнышко, - ласково мурлычет ася и делает еще шаг, нависая над алисой с ножом в руке. - Мы купим кролика, мы купим тебе хорошенького белого кролика, солнышко, с розовыми прозрачными ушками..
-- Маам..
-- Он будет хрустеть морковкой и салатом, милая, он будет смешно морщить нос и будет прыгать по дивану прыг-скок, прыг-скок... - ася смотрит на алису и улыбается, нежно-нежно, нож чуть подрагивает в тонких длинных пальцах.
-- Мама!.. Мамаааа!!!.. МАМАММАМАМАМАМАМММАААА!!!.........


Сигарета выпадает у меня изо рта.
На фартуке расцветает красный цветок.
Ася удовлетворенно кивает, вытирая фартуком нож, поворачивается и смотрит на меня в упор.
"Хочешь чаю?" - читаю я по ее губам, складывающимся в безмятежную улыбку.