Запах лекарств

Здесь пахнет лекарствами, хлоркой и безумием – не слишком приятное сочетание, особенно если вы бывали в подобном месте раньше. Хотя бы как посетитель – как клиент сюда лучше не попадать.
Я работаю в психбольнице. Меня распределили сюда пару лет назад, после универа. «Практика» ; сказали они и с тех пор я не получила ни одного другого предложения, а мои отклонялись. Впрочем, наш ВУЗ все равно никогда не был особенно престижным, да и где ещё могут понадобится молодые психиатры?
Я сама выбрала свою работу, и я всегда её любила, но, видит Бог, иногда очень хотелось плюнуть на все и уйти куда-то в более тихое место. Но иногда на этой работе бывают сюрпризы, ради которых и она мне и дорога.
Я как раз перекладывала карточки, когда в хранилище зашла главврач.
; Анна, тебя переводят, возьми документы у меня.
Это было неожиданно – я часто просила перевести меня хоть куда-то, потому что работа с буйными меня не особенно радовала, но мне каждый раз отвечали отказом.
; Куда?
; В женское отделение, теперь ты работаешь в пятом боксе, на третьем этаже.
Я даже споткнулась – хрен редьки не слаще, на этом этаже содержали не просто буйных. Там содержались преступники. Страшнее него был только седьмой бокс – там были мужчины со статьями, но туда женщин вообще не допускали.
; Вы уверены что я, я же недавно только выпустилась!
; Здесь ты справляешься, а там не хватает рук.
Вышеозвученные руки уже просто опускались – эта фраза была волшебной, произнося её, руководство могло добиться чего угодно. Новых студентов, двойной нагрузки на работников, без двойной оплаты, или перевода молодой девчонки в палату к убийцам. Очень мило.
«Через неделю приезжает дядя, ; раздумывала я, собирая вещи. ; Он вроде предлагал меня устроить куда-то к себе, так что если все получится – через неделю и уволюсь. Главное продержаться это время»
; Первая, третья палаты спокойные, ; напутствовала меня пожилая медсестра, пока мы шли по длинному коридору. Неестественно белому – всегда раздражало это в больнице. Обшарпанные стены, конечно, хуже – но когда все настолько слепящее, то можно сойти с ума, даже если ты здоров.
; Вот пятая – там осторожнее. Виктория. Её только недавно привезли, с неделю назад, и теперь … ох, ну сама посмотри, как раз ей идут делать укол.
Женщина лежала лицом к стене. Плечистый медбрат достал уже набранный шприц и крепко взял её за руку, переворачивая на спину. В следующий момент я отшатнулась к медсестре, а мужчина оказался лежащим на полу – никогда бы не подумала, что у настолько изможденной женщины может быть такой сильный удар ногой.
; Я не сумасшедшая и хватит меня поить этой дрянью, ; выплюнула она, спуская ноги с кровати. Она была молодая – можно было даже назвать красивой, если бы не усталый, вымотанный вид и агрессивная поза. Верхняя губа нервно подергивалась, поза была настороженная и напряженная, а глаза злыми.
Подбежало ещё двое мужчин, на помощь медбрату. Втроем им удалось её прижать и вколоть вначале успокоительное, а потом и лекарство.
; Тут… все такие? ; тихо спросила я медсестру.
; Нет, что ты, деточка. Она такая одна. Остальные потише.
Я поежилась и решила заходить в эту палату последней. Самой последней – а желательно вообще про неё красиво забывать. Впрочем, отчет с меня требовали после каждого обхода, так что приходилось иногда заглядывать.
В первый раз она швырнула в меня чашку. Я только и успела что зажмуриться – все равно больная промахнулась. Во второй послала матом. Казалось бы, странно – работаю психиатором в больнице, а так боюсь грубости. Но что поделаешь – в семнадцать я думала, что справлюсь с этим, потом же оказалось, что, увы – некоторые вещи остаются неизменными, даже если ты более или менее понимаешь их структуру. Они просто есть.
После, пошло немного легче.
; Здравствуй, как мы сегодня? ; заезженная фраза, с которой я обращалась почти к каждой пациентке.
; Не больная я, ; голос у неё оказался глухой и безжизненный – такой бывает у человека, который знает, что его никто не будет слушать, но которому очень хочется просто выговориться.
; Тшш, ; почему-то, даже не смотря на то, что я её боялась, захотелось её утешить. Я присела на край кровати и провела ладонью по волосам – спутанные, свалявшиеся. Расческу ей не давали, а душ тут был раз в неделю.
Она не шевелилась, на мгновение мне показалось, что фраза мне почудилась. Но тут женщина вздохнула и попросила – настолько спокойно и грустно, что у меня по спине пробежал холодок.
; Не коли мне эту дрянь, а?
; Но… это же лекарство, ; растерянно пробормотала я и тут больная резко повернулась, схватив меня за руку. Больно – но, похоже, она просто не рассчитала силы.
; Как тебя зовут?
; А..Аня, ; мне часто говорили, что не свою я профессию выбрала – при резких движениях я застывала как столбик и не могла заставить себя реагировать.
; Аня. Я не больная, ; она говорила спокойно – глядя мне в глаза. Я оцепенела – у неё были совершенно нормальные, здоровые глаза. За два года ни у одного пациента я таких не видела. Более того – некоторые врачи и то не могли ими похвастаться.
Медленно, я сняла колпачок с иголки, Виктория лежала спокойно и не сопротивлялась, только смотрела, и… ввела лекарство в матрас. Я так и не поняла, почему тогда я это сделала. Возвращаясь потом к этому моменту, я прокручивала его перед глазами много раз – но никак не могла понять, почему вдруг поверила ей. Но оно стоило того – медленно проступившая улыбка на её лице была наградой, потому что была не злорадной, как было бы у большинства, а совершенно спокойной и благодарной.
; Ты не ошиблась, ; кивнула женщина, садясь. ; Кстати, что ты тут вообще делаешь? Молодая слишком для такой работы.
Пока я объясняла, почему меня сюда отправили, точнее, сама пыталась это понять, она смеялась, называя меня «жертвой приказа». И как-то, не смотря на мои яростные попытки защитить систему – потом, правда, пришлось сдаться, для нашей системы ни у кого не будет адекватных доводов, – и даже не смотря на это спор, я вдруг почувствовала себя спокойно и как дома. Рядом с ней хотелось доказать, что я не лыком шита и могу справиться с такой работой. И именно справиться – а не врать об этом тому, кто не может проверить.
Поэтому когда приехал дядя, я, взахлеб рассказывала о своих пациентах, и сама отвергла его предложение найти работу.
Конечно, я никому не сказала, что перестала давать пациентке лекарство, это грозило уже сроком, особенно если учесть, откуда она была.
Со временем я, конечно, перестала выливать его в матрас и выливала уже в раковину, но суть оставалась та же – Виктория больше не принимала, ни успокоительных, ни наркотиков – она жила сама по себе, и с каждым днем все больше походила на обычного человека. Ну, может чуть поумнее и чуть интереснее остальных – но это уже была чисто её заслуга.
При санитарах она старалась косить под психа – если бы её признали нормальной, то она отправилась бы уже в тюрьму.
; А почему ты здесь? ; однажды все же не выдержала я.
; Убийство в состоянии аффекта, ; она вздохнула. ; Сестра ко мне прибежала, муж бил. Попросилась переночевать – и он ночью пришел. Я спала, а она так его испугалась, что… в общем для неё это было бы превышение самообороны, а то и вообще убийство бы повесили, а меня, как видишь, сочли невменяемой.
Виктория была настолько спокойной – будто рассказывала, как вчера ходила покупать хлеб в соседнюю булочную. На мгновение я даже подумала, что она может оказаться и правда сумасшедшей – но тут же отбросила эту мысль. Женщина походила скорее просто на человека, которому нечего терять.
С тех пор я приходила к ней каждый день и тихо садилась на край кровати. Первые пару секунд она лежала молча, а потом поворачивалась – уже с легкой полуулыбкой. Будто изучая того, кто пришел потревожить её спокойствие. На самом деле, как я узнала потом, она собиралась с мыслями и хотела повернуться уже проснувшейся и спокойной, но она никогда не показывала при мне ни капли волнения.
Мы просто разговаривали. Она охотно рассказывала о себе – школа, институт, неудачные романы, в итоге высокий пост в фирме и одиночество. Впрочем, более жадно она выспрашивала меня о моей жизни – я никогда не могла подумать, что кому-то может быть так интересно, как меня обхамили утром на остановке, и что кто-то будет так заливисто смеяться, слушая, как я возмущаюсь из-за этого. Я начала ловить себя на том, что любуюсь на её улыбку и опускаю глаза, если она заметит, чувствуя себя невероятно глупой при этом. Вика, в свою очередь, смотрела на меня подолгу, будто хотела получше запомнить.
Однажды она спросила, когда будет не моя смена. Я удивилась, на что Виктория только улыбнулась. Она собиралась бежать и не хотела подставлять меня.
; Я помогу, ; сорвалось с языка раньше, чем я успела это обдумать.
Женщина поднялась на кровати, поднимая брови – будто не верила. В глазах мелькнуло что-то… тепло и тревога.
; С дуба рухнула? Тебя тоже могут привлечь – и ты психушкой не отделаешься, понимаешь?
; Я понимаю. Но я тебе помогу, ; впервые в жизни я была в чем-то уверена настолько, что не оставалось ни капли сомнения. И стало просто… легко. Рядом с ней все было и правда не так как со всеми другими. И я поняла, что это чувство мне дороже всего на свете.
; Я не хочу тебя вмешивать. Не стоит, ; она твердо посмотрела мне в глаза, но по тону я поняла, что что-то все же сделать смогу.
Я вывела её под утро – когда утренняя смена ещё не пришла, а ночная уже засыпает. Легкое снотворное помогло усилить эффект.
***
; Вчера, в пьяной драке мужчина прирезал жену перочинным ножом – соседи вызвали милицию, и сотрудникам удалось спасти трехлетнего сына, которого обезумевший отец хотел убить следующим, ; вещала подтянутая диктор по плоскому экрану телевизора.
; Ты смотри, о нас уже ничего не говорят, ; я рассмеялась, вытянувшись на кровати. Виктория улыбнулась, поворачиваясь и запуская в меня смятой кофтой.
; Да кому мы нужны, а? К тому же я дала кому надо на лапу.
Она опустилась на кровать рядом и, притянув меня за затылок, поцеловала.
Наш первый произошел много раньше – когда она прижала меня к стене в квартире её друга, у которого мы скрывались, и спросила, почему я ей помогла. Я ответила тогда, что просто не могла по-другому, потому что она ; это она. И она стала мне ближе, чем кто либо. Она провела костяшками пальцев по моей шее и спросила на ухо, касаясь губами мочки, только ли поэтому. Я помню, как медленно и густо мою шею и щеки залил румянец и я, опустив глаза, бормотала, что не могу без неё – вот тогда она поцеловала. И я поняла, что правда – не могу.