Поселок на обочине Трассы

Ветер. Ветер. Ночь. Ночь. За шумом ветра теряется шум мотора. Позвякивая цепями, контейнеровоз карабкается на очередной обледенелый подъем. За спиной сопит напарник – скоро будить. Вдоль дороги снега и темные ивняки. Ветер стучит в стекла кабины, и кажется, нету там, снаружи, никакой жизни – только снег, ветер и мороз. В лучах фар поземка перебегает дорогу прозрачными завитками, но это не жизнь, а ее ледяной призрак.

Впрочем, вот она – жизнь. За тягуном открывается дачный поселок. В отличие от прочих, в лесах России потерянных, жизнь в нем и зимой продолжается, сияет огнями аккуратных финских домиков и добротных русских изб. Поселок у дороги. И как-то веселее на душе. Есть, есть еще кроме тебя люди в этом холодном мире. Вот сквозь шум ветра долетает веселая музыка – конечно, вывеску круглосуточного кафе сложно не заметить, такая она яркая и манкая. Вот широким белым прямоугольником светится витрина мини-магазина – не спят и здесь. И тянутся вдоль дороги желтые пятна окон, бросающие на мерзлый асфальт полосы света и тепла. Поселок у дороги.

* * *

- Твою мать! – напарник заворочался, сброшенный толчком с полки.

Скрипели тормоза, тяжелую тушу фуры затаскивало в занос, натужно скрежетали цепи, высекая искры из неровного старого асфальта. Наконец, «схватило» и на полуприцепе, проскользив еще немного вперед, контейнеровоз замер у обочины.

- Ты чего? – спросил напарник, машинально потянувшись к приборной панели, на которой лежал вскрытый блок сигарет.

Не отвечая, Олег распахнул дверцу и спрыгнул в холод и тьму. Ветер сразу попытался сбить его ног. Дизель рокотал и трясся на холостом ходу, точно в ознобе, и Олег подумал, что запросто подхватит простуду, ведь куртка осталась в тягаче. Светя по сторонам карманным фонариком, он прошел вдоль длинного тела машины. Где-то здесь… Ага!

У едва видневшегося из сугроба верстового столба сидел на корточках человек. Его можно было и не заметить в ночи, но фары контейнеровоза в повороте выхватили кусок обочины, и Олег, не раздумывая, нажал на тормоз.

- Что там, Олег? – крикнул напарник, открыв дверцу.

- Погодь секунду! – отмахнулся Олег, осторожно прикасаясь к сидящему и стряхивая с него снег. – Кажется… Ох, ты ж мать твою за ноги!

Завернувшись в короткий китайский пуховик, вжав в него голые исцарапанные ноги, обхватив их посиневшими руками, невидящим взглядом смотрела в пространство девочка лет четырнадцати, и слезы уже не сочились сквозь наледь на ее ресницах.

* * *

- Ну и зачем, Олежек? – ласково спросил напарник, переключая передачу.

Стоял ясный морозный день. Снег весело искрился на пролетающих мимо полях, напоминая о скорой весне. Контейнеровоз мчался по дороге, словно стараясь удрать от самого себя, обогнать свою тень, бегущую по обочине. Ревел мотор, наверстывая упущенное время, которое на самом деле нельзя наверстать.

- Что «зачем»? – спросил Олег, поднимая голову.

Позади остались бесконечная ночь, равнодушный голос диспетчера в телефонной трубке, синие всполохи «мигалок», накрытое грязной серой простыней тело на носилках, протоколы, допросы под диктофон в холодном салоне милицейской «ГАЗели». Все закончилось еще до наступления полудня, но график рейса оказался сорван.

- Понимаешь, Виталик… - как-то невпопад произнес Олег. – Она ведь в том поселке была. В окна стучалась. К теплу она просилась, понимаешь? После того, как ее те отморозки изнасиловали и из машины в ночь выбросили… Ей, может быть, кроме тепла человеческого ничего другого тогда и не надо было. Не понимаю…

- Да что тут непонятного, Олежка? – удивился напарник. – Жизнь это, пойми, жизнь. Все люди звери, человек человеку волк. Ты вон лучше подумай, что ты начальству скажешь насчет просрока. Зачем останавливался, спрашиваю? А если бы это подстава была? У нас груза на четыре «лимона»!

- С теми понятно, они нелюдь нечеловеческая, с них спрос один - пуля… - словно бы думал вслух Олег. – Но эти-то. Поселок ведь стоит на Трассе. Ходила, в окна билась, умоляла впустить, прежде чем в ночь умирать ушла… Нет, не понимаю!

Убегали назад километры, стирая из памяти автонавигатора обледенелые подъемы и затяжные спуски, сложные повороты и сонные заправочные станции, сияющий огнями поселок у дороги и маленький верстовой столбик – свидетель внеплановой остановки на маршруте. Уходили, превращаясь в точку, всего лишь еще одну точку на длинной дороге жизни. Память милосердно стирает все лишнее, давая человеку возможность существовать и далее, не сходя с ума. Но Трасса помнит… И очень не любит, когда нарушаются ее законы.

* * *

Летом следующего года Олег и его новый напарник возвращались из рейса тем же маршрутом. Прежний напарник, Виталий, весной повздорил с какими-то подгулявшими пролетариями в баре, и его пырнули в живот отверткой. Перитонита удалось избежать, но ходил он пока что, держась за стенки. За спиной спал Леонид, молодой парень с седыми висками, недавно вернувшийся из одной южной республики, где крутил «баранку» армейского грузовика.

Олег уже почти забыл события прошедшей зимы, тем более, лето выдалось в прямом и переносном смысле жаркое – они колесили по стране, успевая только перецепляться, верный MAN усиленно просил профилактики, а денег никогда не хватало… Поэтому он равнодушным взглядом окинул пролетающие мимо пепелища – навидался уже. Не удивился торчащим из груд золы обугленным печным трубам, словно сошедшим с черно-белых хроник времен войны. Не задержался взглядом на развалинах круглосуточного кафе, слепо глядящих на дорогу провалами окон. И лишь слегка кольнуло сердце острой иглой, когда он увидел среди выжженого ивняка в полосе отвода маленький верстовой столбик с привязанным к нему ярким и живым букетом алых гвоздик.