Глава 2. Петропавловские. Дед Владимир

На фото мой дед Владимир Аркадьевич Петропавловский. Фото сделано в Таганской тюрьме накануне расстрела. Июль 1938 года.

 ЖИЗНЬ ДО АРЕСТА. 
 Мой дед по маме, Петропавловский Владимир Аркадьевич, 1879 – го года рождения, происходил из семьи священнослужителей. Учился в подготовительной духовной школе (1889 - 1892 годы). Затем поступил в Заиконоспасское епархиальное духовное училище (Москва, улица Никольская, Заиконоспасский монастырь.)

Здесь обучались, в основном, дети московского (и подмосковного) духовенства. Это училище он окончил в 1898 году. Его дочь Клавдия Владимировна говорила, что какое-то время он учился в школе иконописи в Троице-Сергиевой Лавре. Здесь он "научился хорошо рисовать".(По словам дочери Клавдии Владимировны.)

 В 1899 - 1901 годах служил псаломщиком в церкви села Борисово Богородского уезда Московской губернии. В 1901 году он женился на Соловьёвой Антонине Никаноровне и стал служить псаломщиком в Кресто-воздвиженской церкви села Воздвиженское Клинского уезда Московской губернии.

 У Антонины Никаноровны и Владимира Аркадьевича было семеро детей: один сын и шестеро дочерей (Борис, Мария, Надежда, Анна, Клавдия, Александра, Ольга).

 С 1916 по 1929 год дед служил дьяконом в этой же церкви. В 1921 - 1927 годах советской властью лишался избирательных прав. В 1929 году церковными властями за что – то (возможно, за излишнюю склонность к употреблению алкогольных напитков) был лишён духовного сана.

 В колхоз его не приняли - как бывшее лицо духовного звания. Жил своим хозяйством, подрабатывал рисованием. По заказам односельчан рисовал их портреты (по фотографиям) и писал иконы, разрисовывал ткани в сельской шторной мастерской.

 Рисовал и для себя, "для души". Написанных им икон я не видел, но от пребывания в раннем детстве в доме деда у меня осталась память о картинах, на которых были изображены олени, львы, ещё какие - то звери.

 Эти картины были нарисованы на ковриках, висевших над кроватями. Впоследствии, когда я впервые увидел рисунки Пиросмани, мне показалось, что нечто подобное я уже видел в доме моего деда в селе Воздвиженском.

 Его дочери рассказывали, что к деду приезжали сотрудники какого - то музея (Московского или Санкт-Петербургского) и просили продать для музея его картины. Но дед не согласился.

 И моя мама, и Клавдия Владимировна говорили, что дед был очень добрым и очень застенчивым человеком. Пока был трезв.   
   
 Выпив, дед становился разговорчивым и общительным. Но в тридцатые годы он, видимо, не успел понять, какое страшное время наступило. Не успел понять, с кем, где и о чём можно теперь разговаривать. И каких тем, не следует касаться вообще.