Пародия на С. Т. Аксакова

                К.Велигина
                ПАРОДИЯ НА С.Т.АКСАКОВА
                Из воспоминаний Багрова-внука
    
Сколько я себя помню, мать беспрестанно носила меня на руках, рыдающего и почти голодного. Она часто отнимала меня от груди кормилицы, не дождавшись того времени, чтобы я вполне насытился (впрочем, трудно было этого и ожидать) и беспрестанно баюкала меня у себя на груди. Рос я робким и трусливым дитятей, что, вероятно, вызвано было продолжительной моей болезнью, ибо впоследствии оказалось совсем не то. Позже, о чем я подробнее скажу в свое время, нападало на меня такое бешенство – особенно в ночную пору – что и десятеро человек не могли со мной справиться и я, потея, волочил их за собой по комнате, покуда не появлялась тетушка моя Александра Степановна, еще более бешеная, нежели я, и беспрестанно вращавшая круглыми своими глазами. Теперь мне думается, что много этих и других печальных последствий явилось от низкого и сырого расположения милого моего Багрова, которое, впрочем, я очень любил.
     Омутистая река, где беспрестанно тонули люди наши (в числе их был старый наш мельник, горячо любимый моим отцом) протекала под самыми окнами нашего дома. Дедушка мой, в гневе жестокий до отвращения, но по сути человек разумный, добрый и справедливый, очень любил это место, особенно запруду у мельницы, от которой сильно несло навозом. Но дедушка не замечал такой мелочи, ибо сам всё это устроил с умением и великим удобством.
     Мать моя, любя покойного дедушку, весьма досадовала на кочевые юрты наших дворовых крестьян, которые ставились ими вместо обыкновенных бревенчатых изб, принятых в ту пору на Руси (я разумею старину Екатерининскую). Вся жизнь матери моей состояла из самопожертвований. Она не побоялась перейти страшную речку Каму по очень тонкому льду, узнав, что я учусь лениво и плохо, и оставив позади мою нездоровую сестру и еще более больного брата.
     В другой раз, когда сестрица была еще более больна, мать, жертвуя собой, уехала в богатый город Казань, чтобы проводить со мной свободное от занятий время. Я очень скучал моей учебой, а потому часто отпрашивался у матери бывать в нашей девичьей, где время проходило приятно и весело, что именно не нравилось матери как женщине развитой и по тогдашнему времени образованной. Но вся жизнь ее состояла из самопожертвований, а также слез, которых мой отец боялся. Боюсь их и я даже по сей день, не говоря уж о счастливых прошедших днях. Потому я не стал более бегать в девичью, а принялся учиться с удвоенным прилежанием. Наконец мой дядя, отлично рисовавший красками и называемый мною в шутку «подьячим», «приказным крючком» и «доморощиной», определил меня в чиновники. Так началась моя карьера в Петербурге.