Местоимение первого. Слово Кима, смех Жанки

1.

Человек тем больше боится смерти, чем больше он склонен «носиться» с собой, любимым и ненавистным, – «как с писаной торбой» (любимое выраженьице Жанки, моей одноклассницы и подруги розовейших лет моих).

Открываем, например, Библию, и что же мы видим? Древний кочевник более страшится не личной смерти, а гибели «семени своего», угасания рода.

Исключение составляет, пожалуй, только Псалмопевец. Но такие мучительные рефлексии в те легендарные времена были редкостью.

Я дочитал автобиографию Анатолия Кима, великого моего современника, одного из ярчайших РУССКИХ писателей (хоть многие его таковым не считают из-за корейской крови). С грустью закрываю нежно-зелёную обложку…
(«Остров Ионы», Москва, Центрполиграф, 2002)

Последние слова повести «Моё прошлое» что-то сделали с моими глазами – я на минутку стал видеть всё каким-то расплывчатым. Словно он прощается со мной.

Нет, не то меня интересовало, как он стал писателем, помогли ли ему (Иннокентий Смоктуновский попервам помог), как он боролся за право и возможность издавать книги. Тогда был террор цензуры, сейчас – террор конъюнктуры, которую издатель часто понимает совершенно варварски. Нет, это ерунда. В этом смысле всё и всегда одинаково.

Меня волновал путь писательской души, а не лабиринты «истории книг», какими бы мистическими случайностями они не полнились.

И всё во мне звенело, когда на одной из последних страниц я читал о неизбежном одиночестве человека и творца… «…эта мучительно осознаваемая уникальность, это абсолютное одиночество, которое властвует над судьбою человека с того дня, когда он вкусил от плодов древа познания добра и зла.» (Анатолий Ким)

ХВАТИТ  НЫТЬ! Ещё одно любимое выражение Жанки. Вот она снова смотрит на меня с монитора огромными насмешливыми глазами. Ну любит женщина фотографироваться! ))) До ужаса любит! Ни дня без фотосессии. (Да, Жаночка?)

Она прочла на Прозе мои «Лунатические хроники», где я её упоминал (с ейного разрешения, разумеется), и «хохотала до слёз». До слёз, видите ли. Если верить её словам, конечно, – ибо голосовой контакт через Инет я ещё не наладил.

«Теперь ты понимаешь, почему у нас с тобой не вышло романа, не взирая на крепкую детскую дружбу? (улыбается под какими-то изумрудными пальмами) Для современной женщины ты, в лучшем случае, интересная, живая игрушка. Как хомячок.» – «Жанна, я приеду в Москву и задушу тебя.» – «Берегись! Я занималась единоборствами. Как твоя Внеземная, которую ты лапал, животное )))))» – «Ну и ладно. Всё равно у меня нет загранпаспорта.» – «Нет, конечно, ты интереснее хомячка. В разы! Но это – не качественное различие.» – «А ты безмозглая блондинка! Вот!»

Зачем я привожу здесь этот диалог? Кому нужна эта человеческая молекула в многоголосо гудящем, анонимно-туманном океане почтовых программ Интернета?! Зачем я рассказываю все эти смешные или грустные эпизоды, зачем кое-как переименовываю моих друзей и подруг, смешиваю разные истории, лепившие меня, как колобок, размышляю над разложенной, будто пациент на столе, жизнью, рискуя скатиться в двойное жэ? И главное – зачем впечатываюсь в веб-страничку ВСЕМ  СВОИМ  СУЩЕСТВОМ?

«Если у меня спрашивают, о чём мои книги, я часто отвечаю, что в них главным содержанием является всё то, что происходит во мне, и только во мне – и больше никогда ни в ком и нигде не повторится. И я ловлю вопрошающие взгляды моих собеседников: а кому будет интересно всё то, что происходит с тобой, и только с тобой? Ну кто ты такой и что в тебе такого уж интересного и поучительного?» (Анатолий Ким)


2.

Кто не плывёт в лодке, тот никогда не утонет. Кто не сел в самолёт, никогда не разобьётся об землю. Голосом Мягкова: «И если вы не живёте, то вам и не-, то вам и не-, то вам и не умирать…»

Да, заглянуть в судьбу Другого это способ «выйти из себя», выпрыгнуть из лодки, сойти с самолёта и забыть о своём Я и его обречённости в земной жизни. Таково одно из предназначений Искусства – давать иллюзию не-Я, а значит, – и смерть не моя.

Однако это моё рассуждение отчасти профанирует идею Искусства. Ведь никто не стал бы глотать книгу как пилюлю, исключительно чтобы «забыться». Человек стремиться делать то, что его увлекает. Слишком много в жизни принудительного и скучно-необходимого, чтобы воспринимать литературу, как горчичники.

Лучше чтобы ТА судьба была какой-нибудь этакой – судьба королевы, маркиза, наёмного убийцы, святого, лидера нации, шпиона, великой гейши, мушкетёра… Не так ли?..

На провокационный и насмешливый вопрос скептиков (быть может, не заданный вслух) Анатолий Ким отвечает: «Ничего во мне особенно такого уж интересного и поучительного нет. Ни о чём таком я не написал в своих книгах, чего бы мой читатель сам не знал и не видел. Просто в самом начале своего литературного пути я сделал следующее открытие: ЧЕЛОВЕК ИНТЕРЕСЕН. Он несёт в себе тайну своего сотворения.»

«Мой-то, прикинь! к себе хохлов на стройки понабирал )) »  – «Не называй так моих соотечественников! Прошу тебя! И твоих, кстати, тоже.» – «Да чего ты сразу, Ген? Из тебя такой же патриот, как из меня сельская учительница.» – «Разве ты не украинка?» – «Да какая разница!» – «Есть разница.» – «Не смеши, Генусик.» – «Не называй меня так!» – )))))))))))))))))))))))  – «Я тебя иногда ненавижу, Жанна.» – «А я тебя нет. Ты такой милый, такой беспомощный…»  –  «…что ты от меня сбежала )) » – «Я сбежала от унылых перспектив, поэт ты мой. Слушай! Напиши лучше про хохлов и кацапов! Актуальная тема ить! Ментальная разница, и всё такое… Россия дрейфует к Азии.» – «Не хочу.» – «Опять будешь философскими соплями булькать в своих лирических блогах на рпозе?»

Буду, Жанетт, буду.

Я украинец, и много во мне есть от чисто национального характера – прижимистость (которая особо смешна, учитывая, что у Гены Петрова вообще-то ничего и нет), «себе на уме», деликатность, лиричность, стремление к такой степени обособленности, которая только возможна в данных обстоятельствах, неприятие скорых и бурных знакомств, хотя и уважение и интерес к людям, лёгкая печаль во всех мыслях…

Печаль… Печаль.

«…Эта экзистенциальная отчаянная печаль и является тем источником, тем звучащим Словом для всей человеческой цивилизации, который понятен каждому. Я овладел этим Словом прежде, чем впитал в себя русское художественное слово.»

Анатолий Ким говорит именно о том, что есть глубже расы, национальности, географии места жития, классовости, конфессиональности… Это печаль не моего истерзанного народа. Это печаль Адама.


3.

Художника глубоко ранило, когда однажды на его исторической родине о нём сказали: «Ким не имеет ни малейшего отношения к корейской культуре!» Вроде и сам факт очевиден, но…

Не признают его многие и РУССКИМ ПИСАТЕЛЕМ. Причём говорят об этом, как сказал Ким, «аргументировано». Вот он и стал писателем того народа, каковым является всё человечество, если взглянуть в самые пучины души каждого уникального человека.

И, полюбив русский язык, сознательно избрав его для своего творчества, я с особым чувством слушаю Кима.

Вот сейчас смотрю на крохотную фотографию на задней стороне книги: – сидит с сигаретой у виска пожилой круглолицый мужчина, узкие по-азиатски «припухлые» глаза, усы…

Снова пролистываю книгу – и вижу в его строках СЕБЯ.

«Русский ли язык или любой другой – для меня он, прежде всего, был необходим как способ перевода на него с языка ИЗНАЧАЛЬНОГО, – говорит Анатолий Ким. – Тон моих произведений окрашен печалью вселенского одиночества. И это не потому, что я отщепенец мира сего, а потому, что каждый из людей есть вселенский отщепенец. И я пишу об этом – это и есть, видимо, моя судьба.»

Когда я подумал об этом в прошлые выходные со мной произошло что-то странное. Пришёл какой-то невнятный испуг. Это всё из-за попойки с друзьями, – говорил я себе… Но страх не проходил.

Рассуждение Кима привело меня к ощущению полного моего исчезновения, растворения в человечестве! Да он и сам об этом сказал: но если –
«ОДНА ЗВЕЗДА – ЭТО ВСЕ ЗВЁЗДЫ, ОДИН ЧЕЛОВЕК – ЭТО ВСЕ ЛЮДИ… что же надо делать, если подобное понимание мира вдруг в какой-то момент откроет тебе всю бессмысленность, смехотворность и ничтожность твоих личных устремлений? Лишит смысла существование твоего ПЕРВОГО, маленького Я?»…

«Гена, не обижайся, что я иногда дразню тебя.» – «Я не обидчивый, ты же знаешь, Жанка.» – «Я хорошо помню ту мачту, где мы плакали обнявшись. Думали, что мы умрём.» – «И я помню…» – «Хоть ты и наврал про меня на своей Прозе: «немного искусственную страсть неумелых рук…» Тьфу на тебя, Гена!» – «Прости я уже плохо это помню.» – «Ты один такой в мире, глупыш ты мой))))))))))))))))



28. 03. 11.