Чисто английское убийство

ЧИСТО АНГЛИЙСКОЕ УБИЙСТВО
/литературная трагедия /
– Автор? – привычно угадал  редактор, указывая  вошедшему на  поместительный  стул.– Чем  порадуете?
– Пьесой,  сэр, – и автор, не дождавшись  приглашения, достал из кармана, уставшего от носки  пальто,  сверток.
– Однако! –  редактор  внимательно  рассматривал  лежащее  перед  ним.– Не  менее пуда  весом.
–  Растопырилось от холода, сэр, – поспешил с  разъяснениями автор.– Оттает  и  приобретёт  реальные  очертания.
–  Я предполагал, что тела от холода  сжимаются.
–  Физические, – доказал  свою  осведомлённость  автор. – Дух  же, напротив, увеличивается  в  размерах не столько, впрочем, от  холода,  сколько  от  стечения  неблагоприятных  обстоятельств.
Помолчали.  Автор  глядел  на  рукопись  с восторгом,  редактор — с  отвращением.
– Давно  сочиняете? –  поинтересовался  редактор. Будучи джентльменом, он  не  мог мимоходом отказать  другому  джентльмену  в  том,  в чём тот, так  остро  нуждался. Иначе  бы  сразу  сказал  то,  что  скажет  после  ухода  неприятного  посетителя  своим  сотрудникам.
–  Сколько  себя  помню,  сэр, – последовал  ответ.
–  Это  сколько  же?
–  Примерно  лет  пятьсот. Если  и  меньше,  то  не  намного.
–  Срок, –  осторожно  согласился  редактор. – И  всё  это  время / он надеялся, что автор сбился  со  счёта  и  ожидал  поправки / не  печатают?
–  Были  попытки,  сэр,  иногда  даже  настойчивые.  Но…
–  Обычное  в  издательской  практике  явление, –  согласился  редактор.  –  А  как, по-вашему  мнению,  должен  поступить  с пьесой  я? Кстати,  оттаяла.
– Как  и  обещал, – не  скрыл  гордости  автор. –  Что  же  касается  моего  мнения, сэр,  печатайте  без  промедления.  Другой  возможности  обессмертить  себя  и  ваше  издание  может  и  не  представиться.
– Выходит, всё мне? – проявление редакторского сарказма очень редко бывает  немотивированным. –  А  что  вам?
–  Гонорар,  –  неслышно  произнёс  автор.– Чтобы  дожить  до  весны.
–  Тогда  вам  прямой  путь  в театр,  –  тоже  неслышно  подсказал редактор.  –  Выгода  с точки  зрения  материальной,  не говоря  уже  обо всех  прочих.
–  Прямой, говорите? Да театр  и  по кривой  не  объехать.  Хотя  за  совет  благодарю. –  Автор  сполз  со  стула,  иронически  преклонив  колени, после чего вернулся в прежнее, более  удобное,  положение. –  Как  раз  оттуда  я  прямиком  к  вам.  Режиссёру,  видите  ли, ни  пьеса,  ни   я  не  показались.  С  литературной  стороны  претензий  вроде  бы  нет,  зато  актуальность  хромает.  Сотрясаются  основы  общества. Королям  рубят  головы,  как  у  деревьев  сучья,  Алая  Роза  воюет  со  своей  Белой  тёзкой.  А  я,  дескать,  пытаюсь  взобраться  на  подмостки  с  любовными  неурядицами  малолеток.  Экая  невидаль,  девчонка  влюбилась  в  пятнадцать  лет.  Не  ждать  же  ей  до  шестнадцати.
–  А  дочери  своей  вы  бы  позволили? –  не  скрыл  раздражения  редактор.
–   Искусство,  сэр,  жизнь  не  копирует,  а  отражает.
–  Что-то подобное  слышать  уже  доводилось, а  потому  скажу  без  околичностей,  хотя   пьесу  вашу   не  читал,  но  целиком  и полностью разделяю  мнение  неведомого  мне  режиссёра. Что  за дурная привычка  смешивать  жизнь  со своими  о  ней  представлениями. Как читатели, так  и  зрители  должны  ощущать  свою причастность  к  сегодняшним  нашим  реалиям  и  потому их  интересуют  в  основном  трагические сюжеты, а  не  сюсюканье  младенцев.
 –   Скажите  такое.  Мои  герои  гибнут, –  обрадовался  автор.
 –  Утешает  и  обнадёживает,  –  задумался  редактор. –  Я  изучу  вашу  рукопись.  Глядите,  она  и  впрямь  утончилась. /А  про  себя  подумал:  не  соскучишься  с  нашими  непризнанными  гениями  пятивековой  давности/. О  моём  решении  будете  извещены  по  электронной  почте.
–  Простите,  вы  о  чём?
–  Ах,  да, конечно…  Просто  по  почте.
–  Покорнейше  благодарю,  сэр, –  автор  распахнул  пальто,  извлекая  из  кармана  пиджака,  похожего на рубище, засаленную визитную карточку, испещренную тонким, как волос,  готическим  шрифтом.
 Оставшись  один,  редактор  вызвал  сотрудника:
–  Что  будем  делать  с этим хламом?
–  Отфутболим, –  не  задумываясь,  решил  тот.
–  Но  осторожно,  дабы  не  травмировать.  Уж  очень  он  какой-то  впечатлительный.  Как  ты  думаешь,  пять  веков –  много  или  мало?
-  Смотря  для  кого, –  ответил  привыкший  ничему  не  удивляться  сотрудник. –  Для  китайцев,  например…
–  Мы  с  тобой,  слава  Богу,  не  китайцы.  Кстати,   как фамилия  этого  долгожителя?
–  Шекспир какой-то.
–  Тебе  она  о  чём-то  говорит?
–  Разве  всех  упомнишь.  У  меня  ещё  с девятнадцатого  века  завалялась  рукопись  некоего  Байрона,  вообразившего  себя  поэтом.  А  ответить  не  доходят  руки. И к тому же адрес  потерялся.
–  Адрес  у  них  у  всех  один, –  тяжко  вздохнул  редактор. –  Вечность.
Борис  Иоселевич