Удивительный рассказ сумасшедшего старика

Историю, которую я  собираюсь вам сейчас рассказать, вы вряд ли услышите от кого-либо другого. И на это есть несколько объективных причин. Точнее, причина всего лишь одна. Эта история уникальна и неповторима. Но уникальность состоит не в какой бы то ни было претензии на её особую ценность или поучительность. Все гораздо проще. Дело в том, что историю, которую я расскажу, я не выдумал сам - её поведал мне один сумасшедший старик. А ведь хорошо известно, насколько изощренной может быть фантазия сумасшедшего. Именно поэтому я уверен, что нигде и никогда, ни при каких обстоятельствах вы не могли слышать ничего подобного. Разве только, вы слышали её из уст самого старика.

Может быть, прочтя этот рассказ целиком, вы захотите выяснить, правда ли то, что рассказал мне старик. Я предоставляю это на суд самого читателя. Могу сказать только, что все мои друзья, которые слышали эту историю в моем пересказе, в один голос заявляют, что старик сбрендил, и рассказывает небылицы с целью хоть как то привлечь к себе внимание и выпросить еды. Но если вы все-таки хотите знать мое мнение, то я отвечу вам вопросом на вопрос. Как вы думаете, если я потрудился записать его слова, считаю ли я, что эта история – лишь нелепая выдумка сумасшедшего?

Но прежде чем начать повествование, я хотел бы немного рассказать о старике, а также кратко обрисовать обстоятельства нашей с ним встречи.

Итак, этого старика я встретил во время горного восхождения, когда в составе туристической группы покорял одну из горных вершин. Дабы не привлекать к старику ненужное внимание со стороны алчущих установить с ним контакт туристов, которые могут оказаться среди моих читателей, я умолчу о географии района. И скажу только, что это была одна из величественных снежных вершин в горах Алтая.
 
Кажется, старик живет в этих горах, и единственное его занятие – это попрошайничество. Нужно заметить, что этот район является довольно популярным для туристических групп, здесь проложено большое количество маршрутов, здесь же находится несколько кемпингов и туристических приютов. И все, что делает этот старик -  кругами ходит от одного приюта к другому, нигде не задерживаясь подолгу, и всем своим видом, вызывающим жалость или отвращение, смотря, что за человек, клянчит еду у туристов.

Я затрудняюсь ответить на вопрос, сколько времени старик скитается здесь, но более опытные туристы говорят, что раньше, лет пять назад, его здесь не было. Что было со стариком до этого времени, как он жил раньше, почему ведет такой странный образ жизни – это так и осталось для меня загадкой. Как я уже сказал, он ничего не ищет, и его следы очень часто описывают круги. Обычно, он прибивается к какой-нибудь туристической группе и может идти с ней несколько дней, пока его не прогонят или пока он не поймет, что на него не обращают абсолютно никакого внимания, и никакой еды ему давать не собираются.

При этом он вовсе не навязчив, он просто плетется позади группы. Когда группа останавливается на привал, то он тоже останавливается, хотя ему, наверное, хотелось бы продолжать путь дальше – ведь так теплее, а одежда, надетая на нем, недостаточно тепла для длительных остановок на морозе. Вообще, его одежда – это аляповатое нагромождение не сочетаемых между собою вещей. Сразу видно, что одевают его туристы, которые по доброте душевной жалуют ему вещи со своего плеча. Этим и объясняется его странный вид.

Среди туристов об этом старике ходят разного рода слухи и кривотолки. Кто-то говорит, что он бывший горный спасатель, но съехал с катушек, когда его жена умерла – и ушел искать утешения в горах. Другие туристы в шутку называют его утерянным и вновь обретенным промежуточным звеном между первобытным человеком и человеком современным, намекая при этом, что тайна йетти разгадана.

Я слышал ещё несколько историй о его появлении, одна другой забавнее, которые туристы придумывают, коротая время в палатках во время плохой погоды. Но все эти истории не стоят и выеденного яйца. Хотя за стариком, действительно, стоит признать отличную туристическую и альпинистскую подготовку.

По сути, он совсем не сумасшедший. Он очень трезво оценивает ситуацию в горах. У него какое-то особое интуитивное чувство, которое оберегает его от всякого рода нежелательных происшествий. У туристов этого района считается хорошим знаком встретить старика. Если он идет с группой – то можно быть уверенным, с ней ничего не случится. Рассказывают также, что однажды он один спас группу из 4-х человек, попавшую в сильнейшую непогоду. Именно поэтому старика и подкармливают, одевают, и часто даже предлагают место в палатке. Старик никогда не отказывается от подобных предложений.

А сумасшедшим его называют за те истории, которые он рассказывает каждому охочему его слушать. Одну из таких историй я вам и собираюсь сейчас поведать. Старик рассказал мне её после трудного ходового дня. Мы разбили лагерь на 4-х тысячах метрах, набрав за этот день более километра подъема. После ужина, приготовленного на скорую руку, мы, уставшие и изможденные, разбрелись по своим палаткам – я тоже не был исключением. Мы решили предложить старику место в одной из наших палаток – ту, в которой ночевал и я. И вот таким образом я и услышал эту историю. Историю, рассказанную хриплым шепотом, холодной темной ночью, среди снежных оков, под бездонным черным куполом неба, усыпанного тысячами далеких звезд, несущими свой свет миллионы миллионов лет.

***

В то далекое время, о котором я поведу свой рассказ, а это произошло почти полвека назад, мне было двадцать лет. Я был молод, красив, силен – не то, что сейчас – жалкое подобие человека. В то время во мне кипучим напитком свободы бурлила жажда нового, стремление к непознанному и неизвестному. Я рвался попробовать в своей жизни всё, испытать предел своих возможностей и оказаться на их грани, выйти за эти грани, расширив тем самым свое представление о Человеке и о мире.

Меня неодолимо манила неизвестность, неопределенность, я зачитывался описаниями героических покорений Антарктики и мирового Океана, я восторгался мужеством и самоотверженностью людей. Людей особой породы – породы исследователей, покорителей и победителей, неугомонная сила духа которых не знала пределов.

Но также я восторгался и людьми, чьи подвиги были не так заметны окружающим. Людьми, которые исследовали не внешние пространства – будь то горы или пещеры, океаны или глубочайшие их впадины, но людьми, которые исследовали пространства внутренние – то, что сокрыто от любого человека – свое сознание, подсознание, свои психические возможности.

Стоит ли говорить, что в то время я обожал всякого рода эксперименты над своей психикой, над осознанием, над своим телом. Я живо интересовался и как пересохшая губка впитывал в себя всю информацию, которую мог найти по интересующим меня направлениям. А интересовало меня все: от индийской йоги до тибетских практик выхода из тела, от древних заклинаний воскрешения из мертвых до современных исследований в области психологии и антропологии.

Следует также сказать, что я был постоянным покупателем неких запрещенных уже тогда психотропных веществ, применяемых индейцами Мексики, особо воздействующих на человеческое восприятие. Я проводил над собой и своим сознанием всевозможные эксперименты. Но самое удивительное, что эти эксперименты и практики давали реальные результаты, о которых я регулярно делился со своими немногочисленными друзьями. Они воспринимали это больше как шутку, как яркие сны и сюрреалистические видения – но мне и не нужно было их признание.

Я добился некоторых положительных результатов в осознавании себя во сне. Я мог удерживать свое внимание, и тогда сон становился непреложной реальностью. Я путешествовал по этим сновидческим мирам, иногда населенных людьми, а иногда какими то отвратительными сущностями, от которых мне часто приходилось убегать. Я совершал удивительные путешествия на другие планеты и в другие миры.

Но я не был наркоманом, восторгающимся в благоговейном экстазе своими красочными видениями, я не был психом-одиночкой, и я не был тщедушным книжным червем. У меня был трезвый рассудок, крепкое мускулистое тело и свободолюбивый дух, жаждущий открытий. Я шел теми путями, которые сам считал верными, последнее слово всегда было за мной. И если кто и отзывался о результатах моих опытов как о галлюцинациях или начале сумасшествия – мне на это было наплевать.

Также я много путешествовал. В свои двадцать лет я уже успел совершить несколько крупных походов с покорением семитысячников, а также большое количество менее сложных походов. Я предпринял длительный одиночный поход, с целью очистить свой рассудок от наносных истин и услышать внутренний голос своей сути. Я любил сплавы по стремительным горным рекам. И я готовился принять участие в составе экспедиции в одну экзотическую страну.

Словом, я был открыт всему новому и необычному. Путешествия и исследования были моим смыслом жизни. Жизни, которая только начиналась, ведь я был ещё так молод. Но я был не один такой – у меня было несколько настоящих друзей,  разделявших подобное мировоззрение. И мы любили путешествовать вместе.

Одного из моих друзей звали Александр. Саша. Хотя, было у него и другое имя, истинное, которое знали кроме меня и его всего несколько человек. Но это имя я не вправе разглашать кому бы то ни было, поэтому буду называть его Сашей.

Как-то, в один из солнечных сентябрьских дней, Саша позвонил мне и сказал, что у него есть отличная идея для путешествия. Когда мы встретились, он рассказал о предстоящем путешествии подробней. Суть была такова.

Саша нашел информацию об особых мегалитических сооружениях, которые встречаются тут и там в Кавказских горах. Правда, они встречаются во множестве и в других местах на Земле. Они есть в Африке, много их в Европе и Азии, но именно в предгорьях Северного Кавказа их концентрация по каким-то неведомым причинам особенно велика. И он искал надежного компаньона для того, чтобы съездить к этим древним мегалитам и своими глазами взглянуть на них.

Собственно, никакого секрета о существовании этих мегалитов не было. Официальной науке они стали известны века с 17, а может быть и раньше. Местным же жителям, живущим в их окрестностях, было ведомо о них с незапамятных времен. Они относились к ним, как к святилищам, боялись их, почитали – может быть, поэтому мегалиты и сохранились так долго. Короче, речь шла о дольменах – древних мегалитических сооружениях, сложенных из тяжеленных кварцитовых плит.

Обычно, дольмен представляет собой коробку, сложенную из четырех плит полуметровой или даже метровой толщины – это его стены. Сверху лежит пятая плита – крышка. Получается нечто вроде закрытого куба. Но практически все дольмены имеют в одной из своих стен круглое отверстие – как раз такое, чтобы человек мог через него протиснуться и оказаться внутри дольмена.

Эти древние мегалиты - довольно необычные сооружения, с неустановленным назначением. Ведь, если пирамиды использовались для погребения усопших, Стоунхендж служил астрономической обсерваторией, даже в линиях пустыни Наска усматривается некое предназначение, то для чего были в таком большом количестве построены эти странные дольмены?

Просто дух захватывающая загадка для молодого, жаждущего приключений человека! Естественно, я сразу же согласился составить Саше компанию. Ведь мне так хотелось своими глазами увидеть эти дольмены, посмотреть на них. И на самом-то деле, дольмены ещё почти совсем не изучены официальной наукой. И поэтому их историческое и культурное значение, вполне возможно, не уступает древнейшим сооружениям Египта, Англии и других стран.

Словом, мы начали собираться в путь. От Кавказских дольменов нас отделяло расстояние в несколько тысяч километров, и мы решили преодолеть его с помощью автостопа – отличного и экономного способа передвижения.

Я не буду здесь описывать наш семидневный вояж, иначе этот рассказ рискует перерасти в  роман. Но скажу только, что всё было в духе свободных путешественников. Мы не тратили деньги на проезд, мы полностью отдались дороге и доверились ей. Мы открылись новым возможностям – а именно так и нужно ездить автостопом.

За эти семь дней мы сменили несколько десятков единиц транспорта. Мы ехали легковыми машинами, дальнобойными фурами, даже довелось проехать в закрытом вагоне товарного поезда. Мы передвигались сушей и один раз морем - на пароме.

Ехали мы обычно днем, а ночью останавливались где-нибудь в местном городском парке, или близлежащем саду. Один раз мы заночевали на берегу огромной лужи, что образовалась посреди невспаханного поля. Обычная лужа, но её размеры были поистине удивительны. Видимо, недавно в этих краях прошли сильные дожди, и мягкая земля не могла больше в себя впитывать неисчислимые массы воды, низвергающиеся сверху из разверзнутых небес.

То чувство, которое я испытал, находясь рядом с этой огромной лужей, я потом испытал и от встречи с Гульзарой – собственно, эта встреча и  последовавшие за ней странные события и являются основой моего рассказа. Эта необычная встреча, которая могла и вовсе не произойти, круто развернула всю мою жизнь, навсегда наложив свой таинственный отпечаток на мою личность.

Но об этих событиях  я расскажу чуть позднее. Сейчас же скажу лишь, что в ту ночь, возле огромной лужи посреди поля, мы ощущали некое особое, неземное чувство. Подобное чувство бывает, когда оказываешься вдруг один в совершенно незнакомой местности. Чувство безграничного одиночества, отчужденности, нереальности происходящего. В очень контрастном ночном небе видно было каждую звездочку, они ярко мерцали. Атмосферные условия были на редкость хороши. А полная луна загадочно сияла, наполняя прозрачный воздух желтоватым свечением и таинственностью.

Через семь дней пути мы, немытые и заросшие, оказались на общественном пляже в одном из курортных городов Черноморского побережья. Это был последний город на нашем пути Последний оплот цивилизации перед встречей с неизвестным. Я говорю – неизвестным. Вы думаете, сказано слишком пафосно? Думаете, не осталось мест на Земле, характеризуемых как неизвестные? О, тогда я тоже так думал. Но я готов повторить это ещё раз: «встреча с неизвестным». И я действительно знаю, о чем говорю. Теперь уже знаю.

Да, пусть эти дольмены были уже исследованы до нас учеными, пусть тысячи людей не раз посещали эти сооружения, пусть об этих древних мегалитах было написано немалое количество книг - но ведь это не умаляло их уникальности. Это не делало их предназначение более понятным для людей.

Все научные теории, созданные учеными о дольменах, или досужие вымыслы, распространяемые приезжими туристами, падкими на сенсации или даже самими местными жителями, по своему смыслу были всего лишь попыткой объяснить их происхождение и назначение, а по своей сути были стеной между пугающей неизвестностью и беспомощностью современного человека перед высшими силами и высшим знанием, не доступным его пониманию.

Такую стену человечество начало воздвигать ещё в период своего младенчества, и чем больше человек эволюционировал  - тем больше он укреплял эту стену. По сути, Человек оставил там, за этой стеной всё, что не вкладывается в общепринятое представление о мире – а сейчас это оковы материальной науки.

Там, за этой стеной, он оставил свою интуицию, дар предвидения, шестое чувство, способность побеждать смерть. Там, за этой стеной Человек оставил частичку себя, и он убедил себя, что мир вне этой стены пугающе таинственен и непознаваем.

И с некоторых пор Человек стал бояться даже приближаться к этой стене - разве что в латах науки и здравого смысла. Но, как бы он не пытался забыть о существовании стены, его к ней тянет неимоверно. Ведь то, что осталось снаружи – таинственное и пугающее знание -  это отторгнутая часть его самого. Вот почему Человек постоянно стремится к неизвестному, и вот почему он каждый день, снова и снова, выходит сквозь потайную дверцу, черный ход, все ещё доступный ему – свои сновидения.

Но ведь и в сновидениях нет ничего неизвестного, не так ли? Это то, что делает каждый живущий человек, каждый день, на протяжении всей своей жизни. Это настолько обыденная вещь, что мы даже перестали задумываться над природой сна. И потерпели при этом поражение, еще плотнее захлопывая последнюю не замурованную дверцу в другой мир. Но есть люди, которые решились отворить эту калитку в неизвестное. Есть люди, которые используют свои сны как инструмент для общения и познания мира и обретения новых знаний. Я знаю, о чем говорю. Потому что я и сам отношусь к таким людям.

Как я уже сказал, через семь дней пути мы оказались на общественном пляже одного из курортных городов Черноморского побережья. Мы смыли с себя семидневный налет нескольких тысяч километров, длинную череду которых оставили позади. Мы лежали на горячих камнях и с закрытыми глазами слушали размеренный рокот прибоя. Волны Черного моря неспешно и лениво накатывали на берег, облизывая гальку и наши уставшие ноги.

Сегодня Черное море было ласковым, и его нельзя было даже заподозрить в том, какие неведомые и пугающие знания скрывало оно в своих сероводородных пучинах. Ведь недаром величайший провидец от фантастики Станислав Лем использовал уникальное Черное море как прообраз для разумного океана в своем романе «Солярис», и недаром на дне его находится единственная в мире настоящая подводная река с берегами, поймой, порогами и водопадами, и кто знает что ещё.

После непродолжительной фиесты мы стали собираться в путь. И тут я снова должен сократить свой рассказ. Я пропущу то, как мы добирались к одному из сёл в предгорьях Кавказа – месту, с наибольшей концентрацией дольменов. Я пропущу разговоры с местными жителями, когда мы выясняли у них, где находятся самые интересные дольмены, я пропущу несколько тяжелых ходовых дней, за которые мы подошли к своеобразному некрополю – долине со множеством дольменов. Вдоль пересыхающей реки, некогда полноводной, на территории в несколько сотен, а может быть и тысяч, гектаров находилось огромное количество дольменов. Концентрация их здесь была поистине удивительной.

Все это я пропущу, а продолжу свое повествование с описания событий той необычной ночи. Ночи, события которой наложили несмываемый отпечаток на мою личность, и на личность Саши.


Итак, было около одиннадцати часов вечера. Мы находились на вершине невысокого холма, сплошь поросшего густым кустарником, на котором разбили базовый лагерь. Растительность на холме была настолько густой и спутанной, что даже днем здесь была полутень. А сейчас лишь неуверенный свет от убывающей луны проникал сквозь сплетенные между собою ветви деревьев с корявыми сучьями и гнутыми стволами, наполняя пространство вокруг призрачным желтоватым свечением. Внизу, у подножия этого холма, вдоль поросших такой же растительностью склонов гор, причудливо изгибаясь, узкой лентой несла свои мутноватые воды пересыхающая река.

Мы сидели на корточках, прислонившись спинами друг к другу. Мы ждали. Ждали особого сигнала от мира. И он прозвучал. Внезапно ночной воздух пронизал страшный протяжный крик, от которого по спине поползи мелкие мурашки. Этот крик тут же повторился вновь. Это было похоже на отчаянный крик ребенка, или агонизирующего человека, находящегося при смерти. Но это не был крик человека, и это не было криком одного существа.

Это был крик множества глоток, слившихся в один неописуемый вопль ужаса,  отчаянно раздиравший ничем до этого не встревоженные бархатные покровы ночи. Это кричала стая шакалов. Эти гости, по-видимому, были здесь частыми посетителями. И напоминали таким образом о своем присутствии.

Мы с Сашей восприняли этот вой как сигнал - встали и начали спуск с холма. У нас не было никакого определенного плана действий. Более того, мы хотели избавиться от всех мыслей и от любой логики в наших поступках. Наши действия должны были быть спонтанными и непредсказуемыми. Мы выключили свои фонарики. Мы очистили, насколько это было возможно в данной ситуации, свои мысли. Словом, мы вели себя так, как если бы было некое особое место в этом некрополе, к которому мы должны были бы прийти. И это место должно было притянуть нас к себе. Мы должны были услышать зов, воспринять особый аромат, исходящий от него. Мы не знали, что это за место. Но шли уверенно.

Спуск с холма был затруднен буйной растительностью, впрочем, вполне обычной  для этой местности. Иногда нам приходилось возвращаться назад, и искать новые пути спуска, так как мы заходили в настолько непроходимые дебри, что продвигаться вперед было просто невозможно. Я мечтал о длинном мачете, с помощью которого исследователи джунглей прорубали себе дорогу в неблагоприятных и враждебных природных условиях.

Через полчаса, несмотря на все трудности, мы все-таки спустились с холма. Теперь мы стояли у его подножия, со стороны, противоположной той, по которой поднимались сегодня утром. Мы оказались на большой, ярко освещенной лунным светом поляне. И здесь тоже текла река. Мы перешли по перекинутому через неё толстому поросшему мхом бревну на противоположный берег. А на том берегу нас уже ждали.

Это была кошка. Полностью белая, с огромными светящимися глазами. Видимо, она стояла здесь уже некоторое время. И недвижимо наблюдала за нами, пока мы перебирались по трухлявому бревну та другой берег.

- Привет, нас ждешь? - обратился к ней с вопросом Саша.

Более милого разговора нельзя было и представить. А кошка лишь посмотрела на него, с укором в глазах, как будто бы удивляясь: «Зачем задавать глупые вопросы, если и так все понятно?».

- Ну, тогда веди нас – сказал Саша. – Веди нас туда, куда мы должны прийти.

И кошка повела. Она шла впереди, на расстоянии не более двух метров. Мы четко видели её белую шерстку, сияющую в лунном свете. Время от времени, довольно часто, кошка оборачивалась, как будто бы проверяя, продолжаем ли мы идти за ней. Мы шли в полном молчании по лесной тропинке. Не было сказано ни слова. И даже звук наших шагов поглощался лесным пологом.

Мы прошли несколько развилок. Каждый раз кошка выбирала нужную тропу. Но дойдя, видимо, до какой-то одной ей ведомой черты, она остановилась и снова пристально посмотрела на нас. А потом исчезла. Ну, то есть, конечно же, она не исчезла в прямом смысле этого слова. Но она стремительно соскочила с тропы и бесшумно скрылась в лесной растительности, которая темными пятнами подступала к ярко освещенной лунным светом тропе. Мы даже не успели её поблагодарить.

Мы стояли некоторое время, прислушиваясь к малейшим звукам. Вдруг до нашего напряженного слуха донесся женский смех и низкий голос мужчины. Голоса приближались. Мы вышли на ярко освещенный участок тропы, чтобы не испугать своим внезапным появлением из темноты приближающихся к нам людей. Вскоре мы увидели и их самих. Две нечеткие тени шли прямо нам навстречу. Люди о чем-то говорили. Разобрать о чем, не представлялось возможным. Голос мужчины был настолько низок, что слышался только тембр его речи, в тоже время, слова оставались неразборчивыми. Женщина же просто смеялась.

Когда эти двое поравнялись с нами, мы обменялись приветствиями. Женщина поинтересовалась, что мы ищем в столь позднее время в отдалении от всяких поселений. Мы ответили, что идем к дольменам. В ответ она спросила, почему ночью, на что мы ответили, что идем к особому, нужному нам дольмену, но какой он из себя пока не знаем. Женщина и мужчина переглянулись. Потом женщина сказала, что сегодня ей приснился сон, в котором она перевозила на лодке двух человек. Она сказала, что они сейчас направляются к особой группе дольменов, находящейся в стороне от проложенных троп и людских глаз. И что, видимо, мы должны пойти с ними.

На этот раз настал наш с Сашей черед переглянуться. Мы поняли, что это – та возможность, которую мы искали, наш шанс. Особое чувство, особый настрой вел нас все это время. И то, что эта встреча произошла, красноречиво свидетельствовало, что мы всё сделали верно. Неизвестно, какие последствия будут от этой встречи, но встреча эта была уготована нам судьбой, мы сами стремились к этому, а раз так – то чтобы с нами не произошло, но оно должно совершиться. Ведь нет смысла убегать от судьбы. Мы согласились.

Мы шли лесной тропой. Ветви деревьев нависали над нами. Лунный свет, обладающий особой проникающей силой, придавал обстановке вокруг таинственный характер. Мужчина упорно молчал. Стрелка показателя нашей словоохотливости тоже колебалась в районе нуля. Женщина шла впереди нас. Мы шли быстро. Вскоре тропа начала забирать вверх. Мы, очевидно, стали подниматься на один из холмов. Подъем был не сложным – мы вышли на хорошо утрамбованную грунтовую дорогу с четкими следами от автомобильных протекторов. Выйдя на свободный от леса участок, я наконец-то увидел ночное небо. Яркие звезды драгоценными каменьями рассыпаны были по иссиня-черному бархату и переливались всеми цветами, как настоящие брильянты.

Через час подъема дорога начала выполаживаться. Мы практически взобрались на вершину холма. Женщина сказала, что чувствует дольмены. Она добавила, что дольмены тоже чувствуют наше приближение и желают нам добра. Ещё через несколько минут мы увидели их – два одинаковых дольмена, стоящие на расстоянии десяти метров друг от друга, обращенные своими зияющими черными отверстиями к морскому побережью. Они были целыми, в них не было никаких других отверстий кроме круглого лаза.

Мы подошли к ним поближе. В нереальном лунном свете они отбрасывали смутные неясные тени и выглядели так, как будто бы были не из этого мира. Как будто бы материя, из которых они состояли, лишь частично принадлежала этому физическому миру трех измерений, но другая их часть, неизмеримо большая, сокрытая от людских органов чувств и сокрытая от понимания, находилась вне границ пространства–времени. Они выглядели величественно, освещаемые во мраке ночи лунным светом. Никто не знает наверняка, сколько десятков или, может быть, сотен тысячелетий они стояли на вершине этого пологого безлесого холма, неподвластные разрушающему действию времени и стихий.

Мы приблизились к дольменам вплотную. Женщина предложила присесть возле одного из них. Мы сделали, как она просила - сели возле входа в дольмен, прислонившись спинами к холодному камню. Ощущения были приятными. Камень приятно холодил разгоряченное подъемом тело. Мы ощущали покой и умиротворение. Но, в тоже время, было тягучее тревожное чувство, ожидание чего-то необычного. Я вдруг обратил внимание на то, что уже некоторое время, не знаю сколько, мелко-мелко дрожу. Меня знобило. Когда мы расселись и притихли, женщина села напротив нас.


- Меня зовут Гульзара – мелодичным тихим голосом сказала женщина. Я буду вашим проводником.

Теперь мы смогли получше её разглядеть. К моему удивлению, когда её лицо осветилось светом луны, я увидел множество морщин на её усталом лице. Нет, это была не женщина. Это была старуха. И лишь покровы ночи скрывали её настоящий возраст. Но её голос! Он был настолько мелодичен и звучал так молодо, как будто бы ей было не больше тридцати лет!

- Я – проводник – тихим голосом сказала женщина. Я – связующее звено между миром этим и другими мирами, между временем этим, и другими временами. Я вижу то, что сокрыто от людских глаз, я вижу причины следствий, и жизни ваши от начала и до конца. Я вижу, зачем каждый из вас пришел сюда. Сюда, к этим дольменам, сюда, в эту жизнь, сюда, в этот мир.

От её слов меня прошиб холодный пот. Пейзаж вокруг в лунном свете выглядел совсем уж каким-то нереальным. Я испугался за саму реальность происходящего. Мне начало казаться, что ничто в этом мире больше не имеет той всепоглощающей реальности существования, которую предметы и вещи имеют в повседневной жизни. Мне стало казаться, что тот мир, к которому я привык, само мое восприятие мира, которое я настроил за двадцать лет жизни, теперь уже не является чем-то непреложным, не является правилом. Мне стало казаться, что наш мир – всего лишь исключение из правила, всего лишь частный случай какого-то более обширного правила или закона, непознаваемого, а потому - пугающего.

- Сегодня я видела сон – после короткой паузы продолжила Гульзара. В нем я была извозчиком на реке. И в моей лодке сидело двое. Это были вы. Сейчас я перевезу вас – и она сделала плавный жест рукой в нашу с Сашей сторону – на ту сторону реки восприятия. Дух дольмена поможет мне в этом. Ничего не бойтесь. Вы не одни в этом мире. А то, что я сейчас скажу, запомните на всю жизнь.

- Каждый человек всегда окружен предками своего Рода, которые желают ему добра и очень расстраиваются, когда человек поступает не в согласии со своей жизненной задачей. У каждого человека есть своя жизненная задача. Он волен выбирать пути её решения. Он волен также не решить эту задачу в каждом своем воплощении. Но задача должна быть решена в любом случае. Ведь решение задачи – это путь развития души. Нерешенные задачи и есть причина круговорота наших перерождений. Жизнь наша – не расплата за жизни прошлые. Наша жизнь – возможность перемен и изменений. Человек в своем нынешнем воплощении в силах изменить и отменить свои прошлые мысли.

Гульзара замолчала, как бы давая нам возможность воспринять в полной мере сказанные только что слова. Теперь луна скрылась за облаком, и я почти не видел Гульзару. Её очертания были расплывчаты и едва угадывались во мраке ночи, она почти слилась с ночью. Потом она заговорила снова. Но теперь я не был уверен, слышу ли я этот тихий мелодичный голос ушами, либо он звучит где-то внутри меня, в моей голове, или же в моем сердце.

- Я вижу сейчас возле каждого из вас ваших предков во всех ваших воплощениях, во всех временах, во всех мирах, во всех пространствах. Каждый из вас - это представитель своего Рода. Вы не одни, и никогда небыли одни. Вас всегда поддержат. Вас всегда будут любить. А теперь, я покажу вам ваши жизненные задачи.

И Гульзара начала петь.

Кажется, я уже где-то слышал эту песню. Да, точно, я слышал её в одном из своих снов. Так часто бывает – просыпаешься с особым чувством, что только что произошло нечто важное, что только что было какое-то прозрение, открылось некое сокрытое ранее знание, но уже через несколько мгновений сила реальности обыденного мира заставляет забыть призрачный блеск других миров, в которых только что бродила твоя душа. Но теперь, я ясно вспомнил эту песню. Я знал, что в ней поется обо мне.

И со мной, или с моим восприятием, что суть одно и то же, начали происходить странные, пугающие перемены. Сначала, я перестал ощущать спиной камень, на который облокачивалась моя спина. Потом я перестал чувствовать свое тело. Я хотел посмотреть на свои руки – что же стало с ними, но не мог пошевелиться. То есть, мне не было чем шевелить. У меня не было тела.

Меня охватил дикий, животный ужас – ужас живого существа, осознающего свою близкую гибель. Я попытался закричать, но не мог этого сделать – у меня не было  рта, у меня не было головы. Невозможность издать хоть какой-то звук испугала меня еще больше. Я таял, я переставал существовать. И вот тогда я начал воскрешать в своей памяти слова молитвы.

«Отче наш, Иже еси на небесех...» - о, какая в этом была ирония! Я, человек, всегда отвергавший существование бога, считавший себя выше всех этих религиозных предрассудков, теперь, с величайшим трудом, строчку за строчкой, вспоминал забытую молитву. Только смерть может сделать из циника живого и чувствующего человека. Только смерть может расцветить жизнь новыми яркими красками. Только смерть может заставить человека полюбить жизнь.

Откуда-то издалека, из запредельного пространства, из другой вселенной, я услышал все тот же тихий мелодичный голос: «Жизнь и смерть едины. Добро и зло едины. Они – лишь фигуры в игре каждого из нас. Борись!»

А потом вдруг резко все завертелось. Странные, фантасмагорические видения начали мелькать перед моим взором. Меня закружило в стремительном вихре этих видений. Все смешалось в одну ужасно хаотичную мешанину – обрывки видений, обрывки звуков, запахов, ощущений, обрывки мыслей. Меня кружило так долго в этом хаосе, что я перестал ориентироваться, где верх, где низ, а потом я перестал осознавать, где я сам.

Вокруг меня была огромная, всепоглощающая бездна, но я не мог понять, где же я сам. Я не ощущал себя, я был нигде, и все же я был. Ужасное, пугающее, запредельное чувство, что ты больше не существуешь. Но ведь я был! У меня не было никакого физического тела,  я даже не был потоком элементарных частиц – фотонов или нейтрино – ведь в таком случае, было бы какое-то место в пространстве, которое я мог бы идентифицировать с собой. Но такого места не было! Нигде, во всей это огромной черной и ужасающей бездне. Я мог думать, но как-то странно, бессвязно, как в бреду. И только одна мысль навязчивым рефреном повторялась снова и снова: «найди себя. Найди себя!»

И я искал. Я с отчаянием метался по этому черному космосу, по этой бездне долгие миллионы лет в поисках себя. Но меня нигде не было. Лишь ужасное чувство одиночества и какой-то безысходности было моим бессменным спутником. Я силился найти себя, отыскать свое тело – но я не знал, что я ищу. Я забыл, как выглядит мое тело. Я забыл кто я, и кем я был. Я знал только, что если не смогу найти себя, то случится нечто чудовищное и неправильное. И потому отчаянно метался в безуспешных попытках.

А потом меня начало тянуть вниз. Хотя, понятие «потом» – характеризующее время, или понятие «низ»– характеризующее пространство, здесь были совсем неуместны. Ведь здесь не было ни одной материальной вещи, относительно которой можно было бы отсчитывать направления, и здесь не было времени. Но, тем не менее, я использую эти понятия, как единственно доступные мне, которыми я хоть как-то могу описать то, что со мной произошло.

Меня начало тянуть вниз и это вызвало во мне испуг, страх такой силы, что все, что я до этого испытал было ничем по сравнению с этим страхом. Будь я у меня тело – оно давно бы умерло от последствий такого чудовищного ужаса. Ни один человек во плоти никогда не испытывал подобного. Но тела не было. И тут прозвучал просто ужасающий рев. И опять – я говорю «прозвучал» лишь потому, что только так я могу это хоть как-то описать. Этот рев был оглушительным. Будь у меня уши – барабанные перепонки порвались бы от звука такой чудовищной силы. Но, не смотря на огромнейшую силу звука, он был мелодичным. И я услышал слово, которое он складывал: «Борись». И тут я вспомнил о Гульзаре.

Впоследствии я много думал над этим словом. Я пришел к выводу, что это было окончание её последней фразы, сказанной мне, сидящему прислонившись к прохладной стене древнего дольмена. Те миллионы лет, которые я скитался в черной бездне в поисках себя, на самом деле были миллисекундами, ничтожными мгновениями в нашем мире. Видимо, она знала, что со мной происходит. Те ничтожные доли времени, за которые нервный импульс доходит от барабанных перепонок к мозгу,  представились для меня ужасающе тягучими миллионами лет. Но её слово было мной услышано.

Когда я услышал это слово, что-то во мне изменилось. Вместо угнетающего и беспредельного чувства одиночества пришла беспредельная ярость. Это та ярость, когда ты не можешь ничего делать от переполняющих тебя чувств, но просто кричишь, разрушая силой только одного своего крика все вокруг и себя. И я был настолько яростен, сила этого чувства была во мне так велика, что я не мог сдерживать его, я взорвался. На миллионы и миллиарды осколков. А потом...

Потом, я оказался снова на земле. Я даже не запомнил, как произошла эта перемена. Но меня она совсем не удивила. Все было точно так же, как и раньше. Я, кажется, снова стал обычным человеком. Но потом, я заметил некоторую странность в своем восприятии окружающего мира. Я был одновременно и внутренним, и  как бы внешним наблюдателем. Я воспринимал ситуацию так, как будто бы был её участником, но на это восприятие накладывалось ещё одно восприятие - ощущение того, как будто бы это происходит не со мной, как будто бы я смотрю со стороны на эти события.

Был погожий солнечный летний день. Я стоял, прислонившись плечом, к фруктовому дереву. Впереди меня простиралось бескрайная степь. Я смотрел на неё и любовался её мощью и её духом свободы. Вдруг, позади меня донесся старческий дребезжащий голосок:

- Господин, не подскажете ли вы, как пройти к  Аннунние?

Раздосадованный, что меня оторвали от созерцания любимого мною зрелища, я обернулся, чтобы посмотреть на наглеца. Передо мной был старый, сгорбленный человек в драных монашеских одеждах. Его волосы были длинны и спутаны, в них застряли комья земли, листья и какие-то колючки. Я удивился, как это ещё птицы не свили в этих грязных волосах себе гнездо.

Старик виновато и заискивающе улыбался, обнажая  при этом свои гнилые зубы. Его сучковатые пальцы сжимали палку, всю измазанную в какой-то прескверно воняющей тухлятиной грязи. Я испытывал отвращение, находясь рядом с этим оборванцем.

Я с омерзением посмотрел на него и сквозь зубы процедил: «Тебе нужно не в Аннунние. Тебе нужно на кладбище, голодранец!»

При моих последних словах картинка бешено завертелась, и громкий, но мелодичный голос прозвучал у меня в ушах: «Это был Бог».

Потом, вдруг, без всякой связи с прошлой картинкой, я осознал себя скачущим всадником на лошади. Я скачу по полю, я убегаю от надвигающейся на меня ужасной сине-черной тучи. Но туча стремительно нагоняет меня. Я понимаю, что мне не скрыться. Но я продолжаю из всех сил гнать лошадь. Туча настигает меня и поглощает в свои темные пучины. Внутри неё особый вихрь, который кружит меня и поднимает в самый её центр, но лошадь моя убегает.

Находясь в самом центре тучи, я выхватываю свой клинок, намереваясь сразиться со стихией. Я решителен. Я не чувствую страха, все что я чувствую – это бешенная ярость и гнев. И я рассекаю своим клинком этот ураган.

И тут снова картинка завертелась и мелодичный, но теперь уже мужской голос сказал: «Ты победил меня...». Интонация была странной, я не понял, утверждение это или вопрос. Потом этот же голос добавил: «Сын мой, мы сразимся с тобой вновь».

После этих слов я, опять же, безо всякого перехода, осознал себя путником, идущим по пустыне. Я уже несколько дней не пил и внутри меня все пересохло. Я чувствую, что даже мои глаза как-то сморщились, и из них ушла большая часть влаги.

И тут, я вижу дерево, которое стоит посреди этой пустыни. Я подбегаю нему в надежде, что внутри него течет хоть какая-то жидкость, и я смогу утолить свою смертельную жажду. Но дерево при моем приближении исчезает. Мираж? Я проклинаю это дерево. Но вдруг песок начинает под моими ногами осыпаться, как будто бы в земле разверзлась огромнейшая дыра. Я пытаюсь выкарабкаться, но руки и ноги грузнут в горячем песке, я не успеваю, и устремляюсь за этими массами песка. Я проваливаюсь под землю и оказываюсь в какой-то пещере с вертикальными краями. Я хочу выкарабкаться – но края слишком скользкие, без малейших зацепок.

И тогда я обращаюсь к Богу со словами: «Вытащи меня отсюда!»

А он мне отвечает мелодичным голосом: «Вытащи себя сам».

-Но ведь у меня нет крыльев – возражаю я.

-Так создай себе крылья – говорит Бог.

Я начинаю изменять пространство вокруг себя. Я наполняю эту безжизненную пустыню цветами и деревьями. Я отращиваю себе крылья и оказываюсь на свободе. Картинка исчезает.

И тут опять звучит голос. Теперь это мой голос. Но он все также мелодичен:

- Бог-отец, мать-богородица, земля, вода, огонь, воздух, небеса, природа, светлые души наших предков и родов во всех воплощениях от сотворения, пространства, мироздания, миры, человеки на земле, и везде, где они есть, время, мир, и свет любви, ангелы, архангелы, учителя небесные. Я у всех вас прошу прощения за то зло, что причинил вам во всех временах, во всех пространствах, измерениях, на всех уровнях. Прошу вас, простите меня и отпустите. Я вас всех прощаю и отпускаю с любовью и благодарностью. Я вас всех люблю.

Потом я заснул и ничего больше не помню.

Когда я проснулся – был уже день. Я лежал на земле на том месте, где ночью сидел возле дольмена. Ни Гульзары, ни мужчины не было. Саши тоже не было на своем месте. Я встал. От лежания на земле мое тело задеревенело. Но ночь была теплой, и я не простудился.

Обернувшись, я увидел Сашу. Он сидел на крышке дольмена, скрестив ноги, и пристально смотрел в сторону моря. Увидев, что я проснулся он слез. Мы обнялись. На каждого из нас эта странная встреча наложила серьезный отпечаток. Мы никогда уже небыли прошлыми людьми.