Большая игра. Глава 7. Мне дважды пугают оружием

- Сейчас я буду тебя спрашивать, а ты будешь отвечать. Рыпнешься - получишь пулю. Соврешь - получишь пулю. Всё понятно? - спросил мой неожиданный гость. Невысокий, жилистый, с короткими волосами и волевым лицом. Он сидел на закрытом унитазе напротив меня и держал меня на прицеле. Пистолет в его руке был, как влитой. По тому, как человек держит оружие можно понять, делает он это впервые, или почти сросся с ним. Этот – сросся. - Не слышу ответа. - спрашивает мужик и делает движение дулом, чтобы вернуть меня из удивления.
- Так точно. - быстро говорю я.
Первая моя мысль, когда я его увидел - меня решили убрать. Пристрелить, как дурака в этой ванне, закрыть рот навсегда. Но если бы решили убрать, то уже пристрелили бы, когда я спал, и ушли. Тут же решили поговорить. Что-то я не слышал, чтобы перед убийством хотели ещё поговорить. И почему на пистолете нет глушителя? Неужели человек будет стрелять без глушителя? Это не очень разумно, потому что отель переполнен, все в Оклункове на нервах, выстрелы услышат, милицию дежурит тут же. Глупо, очень глупо.
Я чувствую, что вспотел, а ещё тяжело дышу, словно тяну что-то тяжёлое этаж эдак на десятый. Осторожно, очень осторожно, чтобы не нервировать гостя, поднимаю руку и вытираю пот со лба.
- Ну и хорошо. Знаешь её? - мужик достаёт из нагрудного кармана рубашки фотографию и показывает мне. Я ожидал, что это будет кто-то из Оклункова, в крайнем случае из Киева. Но на фотографии была та барышня, из отеля в Карпатах. Ну, с которой мы набрались. И которую я оставил у себя в номере, когда ночью поехал в Оклунков. Черт возьми! Хоть не случилось с ней что? А вдруг она залилась тогда? Она выпила слишком много. Когда я ушел, она лежала на боку, в такой позе не заливаются, потому что рвотным массам есть куда течь. Но потом могла лечь на спину и залиться. Еще когда учился в институте, у меня так погиб одногрунпник. Меня и ещё четверых парней, которые с ним бухали, тогда отчислили из института. Другие через гол восстановились, а я плюнул на всё и поехал покорять Киев. Начал строить карьеру, сперва в рекламе, потом на телевидении, так и не получил высшего образования ... - Ты будешь отвечать или тебе пустить немного крови? - спрашивает мужик, спрашивает так, что хочется ответить, как можно быстрее, потому  что понятно - кровь не за горами.
- Не надо крови! Я знаю эту девушку. Вернее, как знаю. Мы познакомились в Карпатах, жили там в одном отеле. А что такое?
- Я здесь спрашиваю, а не ты. Когда ты видел её в последний раз?
- Вечером. Перед тем, как уехать оттуда.
- Где ты её видел?
- Говорю же, в гостинице.
- Где именно?
- Мы встретились в баре, потом пошли в парк рядом, подышать свежим воздухом. Вернулись ко мне, а потом я уехал.
- Почему ты так резко слинял оттуда?
- Слушайте, а какое ваше дело? И кто вы такой? - я уже немного пришел в себя и понял, что этот человек, кажется, не связан ни с милицией, ни с партизанами. Так почему угрожает мне пистолетом, почему ставит странные вопросы. Зачем пугает кровью? И вообще, как он зашёл в номер? И где ребята с канала, где Нина?
- Хочешь, чтобы я тебя ударил? - мужчина сжимает кулак. Небольшой, но я почему-то понимаю, что очень тяжелый и болючий.
- Нет. Просто я не понимаю, что происходит и ...
- Если не хочешь быть битым, то просто ответь. Почему ты уехал из гостиницы?
- Из-за Оклункова! Из-за всей этой катавасии с партизанами. Мне позвонил мой знакомый, Сэм, который первым начал раскручивать эту тему. А что вы ... - Я хочу спросить, какого черта он мне тут допросы устраивает, но не спрашиваю, потому что вижу взгляд этого человека и вижу в нём такую ярость, что мне становится страшно. - Я просто не понимаю, к чему вы это спрашиваете? Меня в последнее время спрашивают только об Оклункове, а тут вы, с пистолетом, я хотел бы знать, что происходит.
Он смотрит на меня, держит паузу, словно проверяет, словно хочет что-то выяснить. Не люблю таких экзаменов, когда не знаешь, что именно сдаёшь. Но пистолет у него, так что не мне выбирать.
- Ты услышал об Оклункове, бросил всё и поехал сюда?
- Да. Я же журналист, а тут закручивалось кое-что очень интересное. Конечно, я не знал, как всё пойдет дальше, но сразу понял, что мне надо быть здесь.
- Во сколько ты уехал из отеля?
- Я точно не помню. Это можно уточнить у портье, он вызывал мне такси. Кажется, где-то в районе двух. - я старательно отвечаю и не решаюсь спросить, почему эти детали интересны моему незваному гостю. Спрашивает, значит нужно. И нет, я не испугался его пистолета, я в своей жизни повидал достаточно оружия. Но вот его взгляд, он словно щетка для металла, дерёт голую кожу.
- Может, что-то напугало тебя, что ты так резко сбежал?
- Напугало? - удивляюсь я. - Это элитный курорт, Карпаты, что там могло напугать? - я понимаю, что дважды спросил, хотя мне было уже указано, кто здесь спрашивает, а кто отвечает. - Разве что привидения. - говорю я, чтобы замаскировать свои вопросы.
- Призраки?
- Ну, я видел в парке возле отеля нечто похожее на призраков. Местные рассказывали, что это люди, которые жили там когда-то, а потом у них забрали землю под гостиницу. Но я был слишком пьян, так что даже не испугался.
Он снова смотрит мне в глаза. Смотрю и я, выдерживаю его колючий взгляд. Да что же это тут происходит? Может, он сумасшедший? Насмотрелся телевизора и пришёл? Перестрелял ребят с канала и Нину, теперь вот решил поговорить со мной, а потом убить. Меня аж трясти начинает, потому что вовсе не хочу умирать. Я сейчас на пике славы, эта тема с партизанами такая перспективная и…
- Ты боишься меня? - неожиданно спрашивает он.
- Да. - не вижу смысла врать.
- Почему?
- Потому что у вас какой-то безумный взгляд. И пистолет.
- Ты знаешь, что она погибла?
- Кто?
- Настя.
- Какая Настя? - я спрашиваю и понимаю, что зря, потому что его лицо белеет от ярости. И не важно, что я действительно не знаю, какая Настя.
- Ты что, даже не запомнил её имя? - он спрашивает так, что я понимаю - сейчас я должен ответить правильно, потому что в случае ошибки могу получить пулю в голову. Я не то чтобы гений, но в экстренных случаях думаю быстро. Он показывал фотографию той девушки из карпатского отеля. Значит, спрашивает о ней.
- Мы просто здорово выпили. Я уже был хорош и она тоже, когда мы встретились в баре. Там добавили, потом пошли подышать свежим воздухом в парк, там ещё накатили. Дальше в номере. Ну и там уже не до имён. Она тоже не знала, как меня зовут, но узнала лицо, потому что видела по телевизору. - я смотрю на ствол пистолета. И мне кажется, что вот-вот оттуда вылетит огонёк. За ним пуля. На которой будет сидеть моя смерть и мотать седыми косами.
- В её поведении было что-то странное, необычное?
- Ну, кажется, она чего-то боялась.
- Чего именно? - он даже вскакивает с унитаза.
- Не знаю, она не говорила. Просто бухала виски, рюмку за рюмкой, будто хотела побыстрее отключиться. Ну и ещё какое-то отчаяние в её взгляде.
- Отчаяние?
- Ну да, какая-то обреченность, что ли. Я подумал, что, может, какая-то несчастная любовь.
- И что это было?
- Я не знаю.
- Она не рассказала?
- Нет. Да и мы были такие, что еле языками ворочали.
- Ты переспал с ней?
- Да.
- И она совсем ничего не сказала о том, что её пугало?
- Нет, совсем ничего. Но что-то её волновало. Когда она заснула, то кричала во сне, дрожала, крутилась, словно хотела куда-то убежать, спрятаться отчего-то. Я долго успокаивал её. Почему и не разбудил, когда уезжал. Она наконец утихла, спала спокойно. Вот так, подложив две ладони под щеку, как ребёнок. - я рассказываю и вижу, как в бешеных глазах мужчины начинают блестеть слезы. Да что же происходит, что за цирк?
- Может, она намекала на причину своего страха? - голос мужчины дрожит. Я никак не могу понять, что связывает его, ту девушку и меня.
- Нет, ничего не говорила. Да и мы же только встретились, чего бы это она мне открывала душу?
- О чём вы говорили?
- Ни о чем. Ну, то есть некие общие вещи, о чём там мы могли разговаривать, когда мы первый раз видели друг друга, а ещё были пьяны, как свиньи.
- Думай, что говоришь! – вскрикивает он и пистолет нервно дрожит в его руке, словно ядовитая змея перед нападением.
- Извините. Я был пьян, я. – быстро исправлюсь. Кто этот хер? И почему он допрашивает меня о той девке? Может, это человек Лиссома? Но что ему от меня нужно и ...
- Где ты видел её в последний раз?
- На кровати в моем номере. Я пошел к портье, спросил, как добраться до станции, на киевский поезд, потому что прямого сообщения с Оклнуковым нет. Портье вызвал такси, я пошел собирать вещи. Она спала. Я не захотел будить, потому что она только успокоилась, даже улыбалась во сне. Думал позвонить позже, утром, когда она проснётся. 
- И что?
- Что?
- Позвонил?
- Нет. К сожалению. Я забегался. Здесь же очень быстро всё закрутилось, так что не успел. Но почему вы об этом меня расспрашиваете? Я ничего не понимаю. Что происходит?
Он смотрит на меня. Тяжело и долго.
- Настя погибла. - говорит хриплым голосом.
- Что? 
- Прыгнула с балкона.
- Что?
- Милиция говорит, что это самоубийство.
- Что?
- Но я не верю. Её убили. Выбросили с балкона. – он побелел, а я чувствую, как мне в голову прилила кровь. Не могу поверить в то, что он сказал. Настя, балкон, самоубийство, убийство. Дерьмо!
- Погодите, но у меня номер был на втором этаже! И там кусты под окном! Как она могла там погибнуть? - я точно помню, что второй этаж, я много часов просидел, бухая на балконе и плюя в кусты.
- Она вернулась к себе в номер, на седьмой этаж. И у нее под балконом были камни. Японский сад. Она упала прямо на камни.
Я смотрю на него. Нет, он не шутит. Но этого не может быть.
- Но...
- Что? - он смотрит на меня.
- Но она, она не собиралась накладывать на себя руки!
- Я знаю.
- Она из-за чего-то сильно нервничала, но она не была похожа на человека, который думает про самоубийство!
- Я знаю. Её убили. Вытолкнули с балкона. И я ищу, кто это сделал.
- Простите, а вы кто?
- Я её дядя. Настя - моя любимая племянница. Когда её родители ездили заграницу, на заработки, она несколько лет жила у меня. Она мне, как родная дочь. И я найду её убийц. Я двадцать два года проработал в следствии, так что найду! - я вижу выражение его лица. Я знаю, что он найдет, найдет и накажет. Жестоко накажет, этот не будет чикаться, надеяться на следствие и суды, этот убьёт. И правильно сделает, потому что надежд на нашу правоохранительную систему почти нет. И тут я понимаю, что могу быть подозреваемым! Не просто подозреваемым, а главным подозреваемым! Я последний, кто видел девушку живой! И я быстро, подозрительно быстро уехал! Словно убегал! А этот человек, он не будет долго думать, он пристрелит меня, чтобы затушить пламя мести внутри!
Я испугался. Вообще-то, я не из пугливых, я многое видел. Но когда я вижу смерть, то пугаюсь. А здесь была именно смерть. Этот человек с побелевшим от ярости лицом и чёрное дуло его пистолета.
- Бля! Вы что меня подозреваете? Я не убивал её! Зачем? Мы просто переспали! Когда я уезжал, она была жива, она спала! Я не трогал её! Я. .. - я не знаю, что ещё сказать, в голове стучит кровь, словно кто-то лупит меня киянкой по черепу. Мужик криво улыбается.
- Если бы я имел хоть небольшое подозрение насчет твоей причастности, я бы зажал твои яйца в двери и ты бы всё рассказал.
- Я не ...
- Закрой рот! Я знаю, что ты не убивал. Утром, когда ты уехал, Настю видели несколько человек. Я всё проверил. Она вышла из твоего номера и поднялась в свой. Потом она говорила по телефону с сестрой, говорила, что собирается ещё поспать, потому что болела голова. Она выпила всю воду из холодильника в номере и легла в кровать. А где-то около двенадцати её нашли мёртвой, на камнях под балконом. Ты в это время был уже далеко.
Киваю головой, меня аж трясти всего начинает. Вспоминаю её, не могу поверить, что она мертва.
- Но как её могли выбросить? Она бы сопротивлялась, кричала!
- Не обязательно. Она спала, ей могли сделать укол. Или просто положить на лицо платок с хлороформом. А потом отнести на балкон и выбросить, когда она была без сознания.
- У неё был муж?
- Нет.
- А любовник?
- Она говорила о любовнике?
- Нет, но всегда надо проверять тех, кто ближе.
- Пацан, не учи меня, что делать. Я больше двадцати лет проработал следаком.
- Извините.
- Так она говорила, почему нервничала?
- Нет.
- А о каких-то угрозах или опасности?
- Нет. Мы просто болтали, я анекдоты рассказывал, мы были уже очень хорошие, я еле говорил. Не помню даже, что нёс.
Мужчина смотрит мне в глаза. Пусть смотрит, я говорю правду. Всё, как было. Он встает и я пугаюсь. Я ни в чём не виноват, но у него пистолет и он хочет отомстить.
Мужчина левой рукой лезет в карман, достает визитную карточку.
- Это мой телефон. Если что вспомнишь - позвони. - он уже в дверях.
- Подождите! Но есть хоть какие-то версии? Кто бы мог убить её?
- Есть версии.
- А почему милиция не хочет их проверять?
- Потому что никому не нужно нераскрытое убийство. Самоубийство - это другое дело, оно отчетность не портит.
- Убийцу должны были видеть. Там же отель на отшибе. Или персонал или жильцы должны были видеть чужака.
- Я расспросил всех, об этом не волнуйся. - он выходит.
- И что? - кричу я ему вслед.
- И ничего. - слышу, как он открывает дверь из номера. - Позвони, если что-то вспомнишь. - он выходит. Я лежу в ванне и чувствую себя так, будто с полным рюкзаком бежал в гору и теперь упал на вершине. Потный, изнеможенный, даже ноги дрожали. Вот так утро! Думаю о Насте. Она погибла! Как так? Когда слышу, как открывается замок. Он возвращается? Чтобы убить меня? Я вскакиваю, пытаюсь сообразить, что делать. Дверь уже не успею закрыть. Хватаю дезодорант. Прыснуть в глаза, а там будь, что будет.
- Остап? - слышу испуганный голос Нины, который мне, будто песня.
- Нина! - выбегаю к ней.
- А что за мужик выходил из номера?
- Долгая история! - я подхватываю её и целую. Я рад видеть её, будто лучшего друга!
- Что с тобой?
- Знаешь, о чём поют воробышки в последний день зимы?
- Что? - она не понимает моей эйфории.
- Воробушки в последний день зимы поют: "Мы выжили! – завываю я песню странно-прекрасной белорусской группы" Кассиопея ". - Выжили!
Я прыгаю и хохочу, я поспал несколько часов, а теперь вот побывал на грани смерти, но не переступил через неё. Я жив! Иногда это ощущение не хуже оргазма.
- Да что случилось? - удивляется Нина.
- Всё хорошо. Расскажи, что узнала.
- Тот парень, он ушел из больницы.
- Когда?
- Ночью. Они там все смотрели телевизор в холле, когда передали об убийстве Рубенко. Паренёк, его зовут Стас Апостолов, поднялся, сказал, что в туалет, а сам оделся и исчез. Скорее всего, из окна палаты перелез на дерево, там ветка рядом. Двери из корпуса были закрыты, так что только через окно. Я узнала его домашний адрес, поехала, но там его нет и родственники не знают, где он. Они напуганы, я говорила с его мамой.
- Прекрасно! А ты делаешь успехи! Сходишь, за кофе?
- Хорошо, сейчас.
Она ухолит, я хватаю Малыша, начинаю искать информацию о несчастном случае в карпатском отеле. Несколько небольших сообщений о самоубийстве столичной блондинки. В другое время тему бы развили, но сейчас всех интересовали только партизаны, а блондинки сложной судьбы оставляли равнодушными. Скупые комментарии. Какие-то дураки не смешно шутили, что блондинка хотела выйти в коридор, а вышла с балкона, несколько комментариев с сочувствием от коллег и знакомых. Настя Шерех, так её звали. Нашел ссылку на её страницу в фейсбуке, но там ни фото, ни записей, кто-то всё почистил. Ищу её фотографии на страницах друзей. Нашлось несколько. Все с гулянок, на всех Настя то бокалом, то с рюмкой, тёпленькая и улыбчивая. Веселая была барышня, я не верю, что она бы сама прыгнула с балкона на камни.
Нашел у одной из подруг запись о гибели Насти. Много эмоций и воспоминаний, но ни Лиссом, ни его дочь не упоминались. Странно. Вряд ли бы Настя врала мне о неприятностях из-за связи с олигархическим зятем. А тут ни слова об этом. Сообщение о похоронах, которые состоятся в родном городе покойной. Похороны завтра. Задержку связывали с тем, что делалось вскрытие. Ни единого упоминания про подозрения, что это могло быть не самоубийство. То есть все удивлялись, что Настя, такая весёлая и не дура выпить, могла решиться на такое. Но даже предположений, что её могли вытолкнуть с балкона, никто не строил.
Нина возвращается с кофе. Говорит, что коллеги только выползают из номеров завтракать. Вчерашняя ночь выдалась слишком длинной.
- Спрашивали и о тебе, я сказала, что ты ещё спишь.
- Правильно. Не хочу отвлекаться. - беру чашку с кофе. Вкусное, наслаждаюсь ароматом и вспоминаю покойную. Тот её испуг и слова о Лиссоме. Я же говорил, что тот хер очень опасен. Вроде и олигарх из первой сотни, но всё ещё не бросил старых бандитских привычек. Ей надо было бежать от него подальше.
И тут у меня перед глазами встаёт записка, которую я оставил в номере. Собственноручно написанная, в которой я упоминал про Лиссома. Дядя Насти ничего не говорил о записке, он вообще о Лиссоме, похоже, ничего не знал. Значит, милиция записку не нашла. Ещё оставался вариант, что Настя её уничтожила, порвала и выбросила в унитаз. Это было бы очень хорошо. Но куда вероятнее, что записку нашли и забрали убийцы. Доложили Лиссому, который теперь будет уверен, что я знаю, кто убил Настю. Он будет пытаться убрать свидетеля. А вот это уже очень плохо. Гораздо хуже допросов в милиции. Потому что там ещё можно было прикрыться общественным мнением или Западом, а тут пуля в затылок, а труп в бетон. Чёрт возьми, зачем я оставил записку!
Я вскочил и забегал по номеру. Увидел столе початую бутылку коньяка, которую, видимо, недопили ребята из съемочной группы. Вылил всё, что осталось в стакан, жадно сделал глоток. Надо успокоиться. Успокоиться.
- Что случилось? – спросила Нина, заметившая мой испуг.
- Ничего. Милая, слушай, сходи к подруге Людмилы, узнай, что там и как. Побольше подробностей о последних часах, когда они были вместе.
- Ты чего-то испугался?
- Нина, каждый занимается своим делом. Узнай о подруге, а не спрашивай меня о каких-то глупостях.
Она немного обижается, но не спорит и уходит. Я остаюсь один. Я люблю быть с людьми, когда мне хорошо, но когда мне плохо, когда я испуган или болен, я стараюсь оставаться один. Итак, моя записка к Насте могла попасть к Лиссому. И это плохо. Поскольку он - человек, привыкший решать свои проблемы быстро и просто, с помощью старых, весьма варварских методов. И его не испугаешь ни Западом, он и так невыездной, ни общественным мнением, потому что он чихал на него. Те менты, которые допрашивали меня, они же были совсем дети по сравнению с Лиссомом. Они просто делали свое работу, знали, что инициатива наказуема и не стоит лезть на рожон, чтобы достать меня, потому что сегодня это нужно, а завтра уже не нужно и тебя выкинут, будто использованный гондон, как это было с тем же Пукачем и другими. А вот Лиссом, если уж он решит, что я ему мешаю, то пошлёт своих бандючков и те сделают всё, что он скажет.
Я вспоминаю, как одни днепропетровские ребята перешли Лиссому дорогу, попытавшись рейдернуть универмаг в провинции, к которому он был причастен. Если бы они задели другого, то началась бы судебная тяжба, информационная война в СМИ, покупка крыш и всё такое. А тут одного из днепропетровских просто расстреляли у его дома. Вместе с семьей. И универмаг тут же вернули, так же, как и деньги за хлопоты, извинилась, попытались навсегда забыть про недоразумение. Вот такой этот Лиссом.
Глотаю еще коньяка. Вспоминаю об утреннем госте. А не мог ли он быть человеком Лиссома? Может меня проверяли, не проговорюсь ли? Но потом вспоминаю его взгляд. Нет, это не игра, он по-серьёзному. В дяде можно не сомневаться. И хорошо, что я не сказал ему ничего про Лиссома. Если бы он знал, то пошёл бы мстить и погиб бы, потому Лиссома не достать. Он годами живет в состоянии войны, его хорошо охраняют, он всегда готов к нападению. Тот дядя, как бы он не был крут, а не дотянется до Лиссома. Пусть немного перебесится и успокоится. Племянницу не вернуть и за нее не отомстить. Пусть считает, что она стала жертвой землетрясения. Ты же не будешь мстить землетрясению?
Допиваю коньяк. Есть небольшая надежда, что Настя уничтожила мою записку. Ну да, чего бы это Лиссом тянул, если бы записка была? Да пристрелил бы и всё. Но я еще жив. Может, он не хочет лишней огласки? Сейчас я в центре внимания и очень занят Оклунковым. А потом, время пройдёт, меня можно будет тихонько замочить. Думаю, что делать. Просто сбежать куда-то сейчас, это - поставить крест на карьере, так как все воспримут бегство, как свидетельство того, что власть купила меня. Не бежать? Но у меня нет никаких рычагов, которые бы могли убедить Лиссома не трогать меня. Только слова Насти да и они даже не записаны на плёнке. Дерьмо!
Хочу еще выпить, но в холодильнике только соки и шоколадки. Направляюсь вниз, в бар. Коллег уже нет, видимо, поехали по делам. Заказываю двести коньяка и еще кофе. В зеркале бара замечаю мужчину, который внимательно разглядывает меня, а потом куда-то звонит. Разговаривает очень тихо, кивает. Он точно смотрел на меня, заметно обрадовался моему появлению. Следит?
- Сто две гривны. - говорит бармен.
Я достаю кошелек, смотрю, что наличных мало. Надо снять денег.
- Тут где-то есть банкомат?
- Да, в холле.
- Я сейчас. - быстро направляюсь туда и краем глаза замечаю, что тот подозрительный человек снова срочно кому звонит. Это паранойя или он действительно следит за мной? В фойе нахожу банкомат, лезу за карточкой. Все карточки у меня в отдельном карманчике кошелька. Замечаю, что он, будто бы, стал толще, чем обычно. Вижу, что там какая-то бумажка. Не должно быть никакой бумажки, там только карточки, но бумажка есть. Беру нужную карточку, вставляю в банкомат, набираю пин-код, жму на сумму, машина думает, я достаю бумажку. Желтоватый листок с эмблемой карпатского отеля, в котором я жил. Нервные большие буквы, которые складываются в почтовый адрес и пароль. "На всякий случай" - написано над всем этим. Я не понимаю, что это за детские тайны. Откуда этот ошмёток взялся в моем кошельке? Карпатский отель, Настя, я вспоминаю, как тогда, в номере, когда вернулся из душа, увидел, что мой кошелёк будто не на месте. Я проверил на месте ли деньги, прощупав карточки, но не обратил внимания, что между ними засунута бумажку. Настя положила ошмёток, она!
Банкомат выплевывает мне нескольких Лесь, я беру и отхожу, потрясенный находкой. Банкомат пищит, обращает внимание, что я забыл карточку. Возвращаюсь, беру, замечаю, что тот человек, из бара, он здесь, вроде бы просто присел на диванчике в холле. Ходит за мной. Милиция? Лиссом? У меня сейчас есть выбор. Спешу в бар, расплачиваюсь. Выпиваю коньяк, сверху кофе. Смотрю в зеркало. Того человека вроде бы нет. Отстал, мне показалось? Страшно. Чёрт, не нужно было пить, у меня алкогольная паника. Теперь скорее в холл, сесть в лифт, подняться на этаж и закрыться в номере. Быстрее!
Я почти выбегаю из бара. От него в холл ведёт длинный узкий коридор. Захожу в него, когда на другом конце вижу того человека, который следил за мной. Человек на мгновение останавливается на входе в коридор, делает взмах рукой и исчезает. В проёме коридора появляется какой-то парень. В костюме. Он быстро приближается ко мне. Вроде просто идёт, но я же жду опасность, замечаю движение его рук. Левая едва заметным движением убирает полу пиджаке, права лезет внутрь. Сейчас он выхватит пистолет и расстреляет меня здесь, в этом узком коридорчике. Всё, Остап, приплыли. Я даже не узнаю, что оставила мне Настя, никто не узнает, потому что я оказался тормозом, слишком поздно догадался про её последнее послание.
Я уже почти вижу сталь оружия, в этом коридоре, мне ни убежать, ни спрятаться, когда слышу позади голоса. Кто-то зашёл в коридор у меня за спиной. И не один, а сразу несколько человек, которые оживлённо о чём-то галдят. Вижу, как сбивается решительная походка моего преследователя. Коридор хорошо освещен, если начать стрелять здесь, то люди будут кричать. Всех же не положишь сразу. Но у него же приказ и он всё равно продолжает движение руки, вот-вот выхватит пистолет, когда из-за спины кто-то кричит мне: "Остап!". Я оглядываюсь. Вижу коллег. Их около десятка, спешат куда-то.
- Остап! Ты слышал последние новости?
- Нет, а что такое? - я иду к ним и чувствую, как леденеет моя спина в предчувствии пуль. Не стреляй! Не стреляй! Ты можешь убить меня, но они поднимут шум, а тебе же ещё нужно бежать отсюда! Не стреляй.
Я уже в окружении коллег, а он не выстрелил. Молодец, умница, увидел, что очень рискованно. Мы идём к коридору, а он стоит у стены, притворяется, что говорит по телефону. Проходим рядом. Я вижу его раздраженное лицо. Понимаю его. Он бы уже сделал из меня труп и скрылся, а тут эти коллеги, только что прибывшие с пресс-конференции вице-премьера Шкворникова.
- Он пообещал государственную охрану для всех фигурантов списка! Отрицает, что для них введён запрет на выезд из страны! Только не смог объяснить, почему тогда, если запрета нет, нескольких фигурантов списка сняли прямо с самолетов в Борисполе, а одного задержали на венгерской границе!
Коллеги еще что-то рассказывают, но я их не слышу. Стучит сердце, кружится голова, две встречи со смертью за утро, это слишком. И я думаю, что тот парень с пистолетом, он же не остановится, нет! Он получил приказ и он его выполнит. Хорошо, что я жду нападения, а он не ждёт, что я знаю. Надо что-то делать.
Убегаю от коллег, спускаюсь в холл, осторожно заглядываю в зал. Вижу там стрелка, который что-то докладывает по телефону. Он не ушёл, он будет ждать следующей возможности и еще один раз мне может не повезти.
Я прячусь в коридоре, звоню майору Вутке.
- Не звони больше ... – орёт он в трубку.
- Тут один с пистолетом. - шепчу я.
- Что? - удивляется майор.
- В холле гостиницы "Оклунков". Я случайно заметил. Какой-то парень с пистолетом.
- Это охрана, гостиница взята под охрану.
- У него пистолет с глушителем!
- Что?
- Пистолет с глушителем, которая к черту охрана! 
- Ты точно видел?
- Точнее не бывает! Он кого-то пасёт здесь. Такой, в сером костюме, стоит у окна справа от входа.
- Сейчас я позвоню, там есть наш пост.
Майор выключается. Я опять очень осторожно выглядываю в холл. Стрелок там, все ещё говорит по телефону, кивает головой. Видимо, обещает, что таки пристрелит меня. Разговоры здесь могут слушаться, так что, скорее всего, говорит что-то зашифрованное. Нечто вроде такого "Обязательно передам привет крестному. Да, сегодня. С минуту на минуту, пусть он только выйдет ". Вспоминаю, что был еще второй. Они работали в паре, один следил за мной, наводил на меня исполнителя, а теперь куда-то исчез. Но исполнитель позвонил, чтобы наводчик возвращался в гостиницу и снова выжидал цель.
В холл забегают двое милиционеров с автоматами. Оглядываются по сторонам, тупят, будто не видят, кто им нужен. Ну вот же он, вот! Мне хочется указать на стрелка этим болваном, но сдерживаюсь. Мне совсем не нужно светиться. Наконец они замечают стрелка, идут к нему. Он сразу понимает, что к чему, но он спокоен. Как тот Вернигора. Не волнуется, не делает глупостей. Милиционеры подходят, что-то говорят. Он отвечает с улыбкой, потом лезет во внутренний карман пиджака. Неторопливо лезет, но менты всё равно хватаются за автоматы. Достает какие-то документы. Отдаёт ментам. Те рассматривают их, потом что-то говорят. Видимо, настаивают на обыске. Стрелок делает вид, что возмущен. Показывает на документы. Интересно, что он предъявил? Но менты разводят руками, мол, приказ.
И тут я вижу, как стрелок окинул взглядом зал. Полсекунды, не больше. И я понимаю, что он будет убегать. Видимо, у него действительно пистолет с глушителем, а такое оружие трудно объяснить ментам. Стрелок опять смотрит на тех двух автоматчиков, а потом ловит их на детском приеме: обращается к кому-то у них за спиной. Эти лохи оглядываются, а он кладёт их отработанными ударами в шею. Сначала одного, почти сразу же другого. Всё происходит как в кино, удары, менты валятся со своими автоматами, словно мешки с мукой, а стрелок быстро уходит, стараясь не привлекать внимания. Он всё правильно рассчитал. Бежать на выход не имело смысла, потому что там были ещё менты, а в холле начинался крик. Поэтому он побежал в коридор, чтобы добраться до бара, а там может какой-то черный ход, или что-то такое. Парень был профессионалом, так что стопроцентно изучил пути отхода. Потому и ментов взялся валить, что был уверен - убежит.
И он бы убежал. Потому что никто даже не попытался задержать его, какие-то крики, большинство людей в зале, даже не поняли, почему милиционеры упали на пол и стонут там беспомощные. Даже те, кто понял, что происходит, не препятствовали стрелку уйти в коридор. Никто не хотел становиться героем посмертно. Стрелок был уже возле коридора, где должен был исчезнуть навсегда. Но его ждал неприятный сюрприз. Я не большой мыслитель, у меня незаконченное высшее, но умение быстро ориентироваться и принимать решение, одна из моих добродетелей. Я понимал, что его нужно остановить, иначе он вернётся и таки убьёт меня. Я стоял за дверью в коридор и когда стрелок приблизился, то у меня в руках уже был металлический столбик с табличкой: "Осторожно, мокрый пол", которую в холле выставляли, когда убирали. Сейчас столбик очень вовремя спрятали за дверью и он очень мне пригодился.
Когда стрелок вошёл в коридор, то собирался перейти на бег, а вместо этого упал, потому что получил столбиком в лицо. Другой бы упал без сознания, но этот стрелок оказался крепким орешком, - хотя с ног я его и сбил, но вырубить не смог. Он упал, захрипел и потянулся за пистолетом. Пришлось еще добавить дважды столбиком по голове, а потом еще отдельно по правой руке, до хруста. Чтобы он долго не мог стрелять. Только после этого я сбежал. Слышал в холле голоса, топот. Это прибежала милиция. Пусть занимаются.
Я вытер столбик рукавом рубашки, чтобы убрать отпечатки пальцев, оставил его за очередной дверью и поднялся в номер по лестнице. В номере закрыл дверь, вдобавок подпер её стулом, проверил выход на балкон - закрыт. Спрятался в ванной, открыл почту, вышел со своего профиля и набрал логин и пароль с бумажки, которую оставила мне Настя. В ящике было четыре письма. Три без темы, но с прицепленными файлами, четвертое называлось "Сначала прочитай это". Открыл его.
"Привет. Если вы читаете это письмо, то со мной что-то произошло. Что-то плохое, раз я не успела почистить ящик. Я или в больнице или в морге. Если так, то это сделали люди Юрия Лиссома. И это не пустые слова, у меня есть доказательства. В первом файле есть видео, где Якоб плачется, что его тесть угрожает "замочить эту суку", т.е. меня. Якоб привык к бабкам украинской родни, но не привык к тому, как всё здесь делается. Он плачет и умоляет меня спрятаться, потому что убеждён, что Юрий Лисом убьёт нарушительницу семейного счастья собственной дочери. Во втором письме три аудиофайла, где похожие угрозы говорит мой директор, который пугает меня, что я сделала огромную ошибку, когда перешла путь семье Лиссомов. Он требует, чтобы я срочно уволилась и уехала куда-нибудь подальше. Он очень испуган, это слышно. Наконец, в третьем письме видео сольного выступления дочери Лиссома, которая лично приехала на разборки со мной. Она тоже угрожает мне смертью, обещает, что я за всё заплачу и пытается ударить меня, но её сдерживают охранники. Считаю что все это более чем достаточные и убедительные доказательства для того, чтобы считать случившееся, не чем иным, как заказным убийством или нападением. Я прошу Вас опубликовать содержание всех четырех писем и добавить к ним описание того, что произошло со мной. Я понимаю, что конфликтовать с Лиссомом опасно, но обнародование можно сделать анонимно. Думаю, что СМИ сами ухватятся за эту тему. Я верю, что Вы не испугаетесь и сделаете то, что я прошу. К тому же, это ведь последняя воля человека. С уважением и надеждой, Настя".
Я открываю другие письма, смотрю, слушаю, потом перечитываю. Да, прямых доказательств причастности Лиссома к убийству Насти Шерех нет. Но есть куча косвенных. Столь серьезных, что игнорировать их нельзя. Девушку убили. Убили только за то, что она переспала с мужем дочери этого хера! Так нельзя! Думаю, что надо провести пресс-конференцию, надо раздуть эту историю, так же, как исчезновение Людмилы Муравской.
А потом я понимаю, что боюсь. Потому что меня же пристрелят. Да и мало кто обратит внимание на мои разоблачения, потому что сейчас всем интересны партизаны. Еще обвинят в том, что пытаюсь отвлечь внимание общественности от Оклункова, придумываю какие-то глупости. Так и будет, я знаю! А я не хочу умирать. У меня сейчас всё довольно неплохо, зачем мне умирать? И чем я помогу Насте? Она - мертва, завтра похороны. Ей уже всё равно.
Мне неприятно до тошноты. Ощущение, что меня изнасиловали. Потому что я думаю, как холоп. Как раб. Как беспозвоночное, планктон, какой-то электорат, блять! Вот почему система и непобедима, вот почему Лисом до сих пор не в тюрьме, а в списке богатейших людей страны! Потому что здесь все по одному. Проблема есть, пока есть человек. Уберёшь человека, исчезнет и проблема. Так что убирают. Потому что знают, что ничего дальше не будет. Никто не будет мстить, требовать справедливости, ведь система всегда станет на сторону сильнейшего, а вне системы никто действовать не осмелится. Скорее попытаются забыть, вытеснить, не думать. Вот как я сейчас. Много правильных мыслей. Что и Настя мне никто, я ей ничего не должен, прямых доказательств причастности Лиссома нет, и даже нет доказательств, что она была убита, а не выпрыгнула с балкона от бодуна! К тому же она подрывала семейные устои, прыгнула в постель к чужому мужу? И у неё есть родственники, знакомые, друзья, пусть они и занимаются этим делом, а я должен сосредоточиться на Оклункове, это мой звездный час и я должен не упустить его. И. ..
***ло. Это я говорю сам себе. Вот поэтому всё так и продолжается в этой стране, что большинство не хочет замечать, что происходит. А даже те, кто замечают, стараются сделать вид, что всё хорошо и убеждают себя не вмешиваться. Мы, как стадо антилоп, несущееся по степи. Время от времени хищники, белая кость и элита, выхватывают нас по одному, а мы даже не останавливаемся. Бежим ещё быстрее, не оглядываемся, не думаем, что будет дальше. Главное  выжить сейчас, хоть как-то любой ценой. Главное, чтобы сейчас отстали, а там уж будь, что будет. Вот так.
Я морщусь. Не хочу быть мудаком. Не хочу. Не из-за этой Насти. Господи, я же её даже не знал и не знаю. Просто так нельзя! Нельзя всё время отворачиваться! Надо действовать! Надо чтобы был суд и было наказание. Хотя бы на самом примитивном уровне - на уровне мести. Если бы Муравский знал, что может получить пулю или нож от отца жены или от её друзей, то вёл бы себя иначе. Так же и с Лиссомом. Понимание, что ответственность неотвратима, если бы не останавливала их, то хотя бы притормаживала. А так ничего подобного. Они творят, что хотят, они знают, что законы и вся система за них. Это как жизнь без Страшного Суда. Хули бояться, когда впереди смерть и всё, конец. Гуляем! Если Бога нет, то все дозволено и ...
Останавливаюсь. Эти высокие рассуждения с цитатами классиков, это тоже попытка убежать. А надо решать, что делать. Во-первых, я не оставлю дело Насти Шерех, буду заниматься ним, несмотря на риск. У меня нет другого выбора, потому что все остальное варинат, это стать мудаком. Занимаюсь. Второе. Пока не буду светиться. Сначала анонимно отправлю файлы в СМИ. Они должны заинтересоваться. Как только начнётся волна, я возьмусь за это дело. У моего блога сейчас десятки тысяч читателей, я обеспечу этой теме внимание и одновременно не буду подставляться. Просто очередная тема. Третье, я сделаю копии писем Насти и оставлю нескольким надежным людям. На случай, если со мной что-то случится ...
- Если со мной что-то случится, то прошу считать это делом рук Юрия Лиссома. Я понимаю, что это заявление звучит странно, так как последнее время я писал о партизанах и Оклункове, но я имею все основания утверждать, что дело именно в Лиссоме. Я столкнулся с ним случайно, став свидетелем того, как была убита девушка, ставшая на пути этого олигарха. Девушка доверяла мне, как известному журналисту и перед смертью успела передать мне свидетельства угроз со стороны людей, близких к Лиссому. Я решил не публиковать эти записи, чтобы проверить их после того, как разрешится ситуация в Оклункове, на освещении которой я задействован. Но, если вы смотреть эту видеозапись, значит я не успел. Не знаю, что остановило меня, пуля, или яд или машина, а может какой-то другой несчастный случай. Но я знаю, что виноват в этом Юрий Лиссом. Я понимаю, что только суд может признавать вину человека, но я надеюсь, что суд состоится и на нем будет раскрыта тайна моей смерти. Прошу вас уделить этому делу особое внимание. Потому что если в этой стране можно безнаказанно убить известного журналиста, тогда что говорить об обычных людях, которые не вызывают большого интереса в СМИ. - я говорю это и записываю видео на камеру Малыша. Открываю аккаунт на одном американском почтовом сервисе. Там можно установить время, когда письмо будет отправлено. Если к тому времени потребность в письме отпадет, его можно будет отменить. Я вбиваю адреса нескольких близких людей. Среди них и Сэма. Письма будут отправлены через неделю. Если Лиссом убьёт меня, то будет иметь большой скандал.
Лезу в сеть. Там уже гремит новость о задержании неизвестного с пистолетом в гостинице "Оклунков". Реляции об успешных действиях нашей милиции, как два прапорщика обратили внимание на нервное поведение мужчины, подошли к нему, спросили документы, он был взволнован, пытался сбежать, но был задержан. Враньё на вранье, потому что они ничего не заподозрили и к задержанию никакого отношения не имели. Подобрали его отключенного. Но коллеги писали то, что знали, а снаружи всё выглядело примерно так. Вот фотографии стрелка, которого выводят из гостиницы. У него окровавленное лицо. Я хорошо его отделал. А вот и майор Вутка. Смотри, какой молодец! Примчался и позирует с добычей! Пишут, что задержанного повезли в областное УВД и не исключают, что он имел отношение к партизанам. Потираю руки, потому что выходит красивая схема! Если выйдут на связь этого хера с Лиссомом, то могут подумать, что именно он причастен к партизанам! Тогда его начнут мочить! У него же много врагов. И если по одному они сидят тихо и не хотят лезть, то в толпе легко пойдут рвать Лиссома! Если его начнет прессовать система, Лиссому будет уже не до меня, это точно!
Аж приплясываю от радости. А можно ещё добавить несколько гвоздей в крышку гроба Лиссома. Чтобы системе было с чем работать, отправлю с анонимного ящика письма с файлами и письмом Насти на несколько ведущих газет, телеканалов и сайтов. К каждому письму прилагаю ссылку на новость о самоубийстве в карпатском отеле. Конечно, просто так с Лиссомом никто не захочет связываться, потому что он старательно поддерживает репутацию отморозка. Но, если будет приказ сверху, если рвать будут все, то его порвут. Вместе легче и батьку бить.
Я вспоминаю дядю Насти, его взгляд. Таких людей сейчас очень мало, людей-кремней, которые не забывают, которые отвечают. Он же ищет, а когда прочтёт в газетах, то пойдет убивать Лиссома. Ну, то есть, не он пойдет убивать, его убьёт охрана Лиссома, прагматики в его действиях никакой, но такие люди, которые могут не считать копейки страха, вызывают уважение. Любимая племянница погибла и ему плевать, на угрозы. Убийца должна быть наказан и всё. Это дико, какой-то первобытнообщинный строй, но в условиях нашей прогнившей правоохранительной системы, когда любой из элиты может откупиться от чего угодно, только это и остается. Вершить правосудие самостоятельно.
Мне звонит майор Вутка.
- Подполковник, слушаю. - шучу я.
- Ты это, извини, что не упоминал о твоей помощи. Просто долго объяснять. - бубнит он.
- Да ничего, ничего, мне чужого не надо. Что это за хер был? И зачем ему пистолет с глушителем?
- Пока молчит. У него документы на имя сотрудника детективного агентства из Киева. Сейчас проверяем. Но крепкий черт, молчит и всё, хоть я уже все кулаки сбил. А это ты ему нос сломал?
- Ну, привет! Как я мог ему нос сломать?
- Его нашли в коридоре в луже крови, кто-то ему голову чуть не проломил.
- Так написано же, что милиция задерживала? – нарочито удивляюсь я.
- Ну, задержала, задержала. – соглашается майор. - Так это, я ничего не буду говорить о тебе.
- Договорились. Только держи меня в курсе, господин подполковник.
- Не сглазь!
Дальше я опять смотрю файлы Насти. Она чувствовала опасность, увидела меня, решили действовать так. А я чуть не прозевал её послание. Сижу в ванне, мне не хочется никуда выходить, здесь безопаснее. Думаю, что вот как странно сложилось: оклунковские партизаны и дядя Насти, который, похоже, является стихийным партизаном. То есть, возможно, его со временем попустит или испугается, когда поймет, с кем должен начать войну, но этот его взгляд. Не знаю, думаю, что не попустит.
Думаю об этих людях, таких, как Вернигора или дядя Насти. Для них жизнь не является самоцелью, нет установки выжить любой ценой, как вот у меня. Для них ...
В дверь стучат. Почти ломятся. Сначала я молчу. Может снова кто-то пришел убивать меня?
- Остап! - я слышу голос Нины. Мое хорошее! Бегу к двери, уже берусь за стул, который её подпирает, когда понимаю, что у неё странный голос.
- Ты сама?
- Ну, конечно! Открывай быстрее!
- Что случилось? - я таки открываю, Нина забегает в номер с горящими глазами.
- Ты слышал?
- Что?
- Установлена личность Вернигоры! - кричит она. - Чем ты тут вообще занимаешься? - она удивленно смотрит на меня. Я смотрю на неё. Мне нужно несколько секунд, чтобы переключиться с Насти и Лиссома на партизан.
- Ты что? Тебе не интересно про Вернигору? - удивляется Нина.
- Интересно!
Я бегу к Малышу, смотрю новости, а там только и разговоров, что о Вернигоре. Точнее, об Андрее Бойко, так его зовут по-настоящему. Я бью себя по лбу, чуть не трощу Малыша об пол.
- Что с тобой? - пугается Нина.
А что я могу сказать, если дурак?