Жизнь и деяния Казака Цибули

     Девяностые годы - начало двухтысячных.  Раздел имущества, приватизация в сельской местности не остались без внимания. В то время, когда председатели колхозов успешно продавали общественное колхозное имущество и делали всё, чтобы уничтожить колхоз, милиция в лучшем случае бездействовала, в худшем – выполняла указания новых властей и новоиспечённых богачей.
    Те, кому не хватило портфеля, решили сами укрепить свои позиции. Занимая высокие должности, но, не имея возможности ими воспользоваться, чтобы отхватить кусок пожирней, они решили сыграть на казачьей теме.

 Облезшее двухэтажное здание с вываливающимися окнами и вечно текущей крышей, отчего прогнили полы не только на втором, но и на первом этаже, считалось участковой поликлиникой. На втором этаже был стационар. Заросшие бурьяном клумбы и мусор вокруг придавали зданию уныние и безысходность. Две машины скорой помощи, одна из которых постоянно ломалась, а вторая находилась в распоряжении завхоза и была вечно в разъездах, не давали шансов станичникам на быстрый приезд. Поэтому больным рекомендовалось добираться до поликлиники своим ходом.
    Новый главврач, назначенный в участковую больницу, обладал обаянием и решительным характером. Каким он был врачом, пока никто толком не знал, но порядок и строгая дисциплина, которую он навёл в больнице за короткий срок, вызывали уважение. Приехал он из Донбасса с семьёй: женой, полной женщиной сорока лет и семилетней дочкой. Им сразу выделили квартиру в колхозном домике с приусадебным участком.  Жена стала работать в больнице заместителем главврача. Со временем станичники стали замечать, что их главврач частенько бывает навеселе. Они отнеслись к этому спокойно и в знак благодарности несли к нему на прием, кто коньяк, кто самогон. Никифорову Вадиму Петровичу, так звали главврача, были известны все события, происходящие в станице и в крае. Когда в крае начались разговоры о возрождении казачества, он решил воспользоваться ситуацией. Выросший в шахтёрской семье, он не имел никакого представления о казачьих традициях и законах, но посчитал, что это не главное.  Никифоров стал интересоваться у станичников, согласны ли они возродить казачество и сделать его атаманом. Уставшие от беззакония, обнищавшие и  обманутые станичники сами стали просить его, чтобы он навёл порядок. Объявив себя атаманом, Вадим Петрович набрал физически сильных молодых людей и решил установить свои порядки. Уже через месяц, как раз к майским праздникам, они щеголяли в новенькой казачьей форме.
    Никифоров договорился с директором клуба Седельниковым Терентием Матвеевичем, чтобы тот выделил им помещение для штаба, где, как он объяснил, он мог бы проводить казачьи заседания. Директор клуба разрешил Вадиму Петровичу использовать для этих целей бывший спортивный зал. Наведя там порядок, Никифоров устроил в нём свой казачий штаб.
    Теперь к нему со своими бедами потянулись станичники. Бабка Марфа, пришла с просьбой, чтобы образумили её внука Стёпку Копылова.
- Пьёт беспробудно, сделай что-нибудь,- рыдала она.
    В тот же день в казачий штаб привезли внука, худого двадцатилетнего парня с трясущимися руками. В грязном трико и с недельной щетиной, парень выглядел жалко. Полупьяный Никифоров, развалившись в кресле, держал в руке стакан с прозрачной жидкостью. На столе стояла банка икры, несколько бутылок пива, лежала нарезанная колбаса. Довольный своей безграничной властью, он ткнул пальцем в нарушителя порядка:
    - Пятьдесят плетей ему и на три дня в подвал. Не перестанет пить, добавим.
    Двое молодых парней в казачьей форме подхватили парня под руки и вывели.
Весть о наказании быстро разлетелась по станице. Кто-то осуждал действия Никифорова, кто-то говорил, что так и надо: «Уж лучше так, чем попадёт в милицию. Там или изувечат или вообще убьют».                Новоявленные казаки гордо ходили по станице, похлопывая по голенищам сапог нагайками. При виде их жители опускали глаза, чтобы не раздражать подвыпивших молодых людей.
    - Нужно, чтобы торгаши нам за охрану и на нужды нашего общества выделяли средства,- как-то заявил Никифоров, - пусть ежемесячно нам платят.
Участковый с помощниками с безразличием поглядывали на ряженых. Они не вмешивались в возникающие конфликты между станичниками и новообразовавшимся объединением. В какой-то мере они выполняли их работу: наводили порядок и разбирали мелкие семейные ссоры.
    Был конец мая. Погода выдалась на удивление тёплой и солнечной. В такой день хотелось выйти куда-нибудь на природу, лучше, конечно, на речку. У Вовки Шляпина, высокого парня с кучерявым чубом, был повод выпить. У него родился сын. В прошлом комбайнер, он и сейчас пользовался уважением у арендаторов, и с работой у него не было проблем. Он редко выпивал, но ради такого случая, решил пригласить на речку друга Костю, своего одноклассника, невысокого коренастого паренька. Расположившись на берегу, ребята достали закуску и налили по первой рюмке.
    - Это, что ещё здесь такое?- услышали они голос.
    Ребята посмотрели на дорогу и увидели приближающихся к ним трёх молодых людей в казачьей форме.
    - Быстро пошли отсюда,- проговорил один.
    - Водку можете оставить,- зло улыбнулся второй.
    У Вовки от такой наглости перехватило дыхание.
    - А не пошли бы вы сами отсюда,- выкрикнул он,- я что, не могу на речке посидеть?
    - Ты ещё здесь? - угрожающе спросил первый и, размахнувшись, ударил плёткой  Вовку по лицу.
    Тот отшатнулся. Резкая боль пронзила лицо. В глазах потемнело. Он схватился за глаз. По лицу потекла горячая липкая жидкость. Костя что-то закричал. Вовка не мог открыть глаза.
     Один из ряженных сбил Костю с ног и ударил сапогом в лицо. Довольные собой, «казачки», прихватив водку и закуску, посмеиваясь, пошли вдоль речки.

    Дед Цибуля, невысокий шустрый старичок, расхаживал по комнате, размахивая руками.               
    - Не нравятся мне эти «казаки»,- возмущался он,- сами пьяные ходят, а других за пьянку плетьми лечат. Мне Марфа рассказывала, как она на внука ходила жаловаться. Так он после этого месяц в больнице пролежал.
    - Ну и как, помогло? - ухмыльнулся его собеседник, старинный друг и кум, Лазарев Иван Петрович, мужчина тех же лет, что и Цибуля,- не знаешь меры, не пей.
    Он сидел на табурете в трико и рубашке с коротким рукавом, покручивая ус. Широкий в кости, с огромными кулаками, он казался великаном, по сравнению с Цибулей.
    - Да как ты не понимаешь? - горячился Цибуля,- да они же дискредитируют казачество.
    - Долго наверно это слово заучивал,- заметил кум,- специально, для сегодняшнего разговора?
    - Я серьёзно,- нахмурился Цибуля.
    - А если серьёзно, всему своё время. Ты видишь, что у нас творится? Так и по всей матушке России. Всё дерьмо всплыло. Каждый пытается выжить.
    - Значит, по-твоему, пусть дерьмо нами правит?- возмутился Цибуля,- Кто же, как не мы научим нашу молодёжь казачьим законам? Кто наши традиции передаст?
    - Ты что ли?- рассмеялся Петрович.
    - Да хоть бы и я. Ты вспомни, кем твой дед был, полным гвардейским кавалером. А наши прадеды здесь на Тамани первыми осваивали земли,- размахивая руками, стал доказывать Цибуля.                -А эти кто? Понаехали, понадевали формы и уже казаками стали? Тьфу,- и Цибуля в сердцах сплюнул.
- Ты куда, гад, плюёшь?- возмутился Петрович,- ты, что на помойке? А ну надевай свои педали и чеши отсюда.
    Цибуля в недоумении посмотрел на кума, потом на половик, где поблескивал смачный  плевок и вздохнул:
    - Я ему о таких серьёзных вещах толкую, а он из-за какого-то плевка мелочится.
    - Сейчас придёт кума, узнаешь мелочи это или нет,- пробурчал Петрович.
    Быстро сообразив, что с приходом кумы неприятности ему грозят немалые, Цибуля выскочил из хаты и, оглядываясь, поспешил домой.
    Почти у самого дома он встретил заплаканную Верку Шляпину. Она с сумкой торопливо шла к автобусной остановке. Высокая, стройная женщина лет сорока пяти, она была ещё довольно привлекательна.
    - Ты куда?- остановил Цибуля.- Что случилось?
    Верка остановилась и поправила платок:
    - За дочкой я, в райцентр. Родила она, забрать нужно.
    - А где же Вовка, почему он не забирает?- удивился Цибуля.- И что ты ревёшь? Радоваться надо.
    - А то ты не слышал?- Верка возмущенно посмотрела на соседа,- ему ваши «казачки» вчера глаз выбили на речке. Отвезли его в краевую больницу.
    - За, что выбили?- ещё больше изумился дед,- он же и не пьющий.
    - А ни за что. Решил отпраздновать с другом рождение сына, а им это не понравилось. А вы молча наблюдаете и ничего не делаете, пока калечат наших детей, - на прощание зло бросила она Цибуле.
    Смотря ей вслед, Цибуля стал вспоминать, как гулял на свадьбе её сына.
Много разных трагических событий выпало тогда на долю казаков. Происходило это в перестроечные, Горбачёвские годы. Ввели тогда сухой закон. Для казака это как серпом по пальцам. Но нет таких преград, которые не преодолеет казак.
    Надо же было такому случиться, что накануне свадьбы детей Верки Шляпихи и Нюрки Галушихи, ввели этот сухой закон. Участковый лично пообещал:
     - Смотрите у меня, приду – проверю.                Верка с сыном целую неделю, гнали самогон, а тут такой конфуз.
    Дня за три до свадьбы участковый пошел с двумя понятыми по дворам проверять наличие самогонного аппарата или браги. У Зинки Криворотовой изверги вылили сто литров браги. Таких матов, какими Зинка провожала участкового,  даже бывалые казаки не употребляли в своем жаргоне. А тут еще гуси наелись браги и, как один, передохли. В слезах казачка всю ночь общипывала гусей, не пропадать же добру, а под утро уснула. Каково  же было ее удивление, когда проснувшись, она увидела, что ее общипанные гуси бродят по двору. Но это было позже.
    Со двора Зинки, процессия блюстителей порядка двинулась к дому Верки Шляпиной. К приходу гостей Верка подготовилась.  Аппарат  будущая невестка с сыном вынесли к речке и спрятали в камыши, а вот самогон убрать не успели. Вылила тогда Верка питьевую воду из ведра, а в него налила самогон. И клянется участковому, что водку сроду дома не держала, но запах был такой, что спутать было невозможно. Поиски не дали результатов. Уходя, участковый решил выпить воды. Набрав полный ковшик, он стал пить. Верка с замиранием сердца следила за ним. Ковшик был литра на полтора. Участковый на одном дыхании выпил все до дна. Вытерев рукавом губы, он крякнул и молча вышел.
    Наступил день свадьбы, а какая же свадьба без спиртного. Все равно, что в бане без веника париться. Правда, в виде исключения, участковый разрешил чисто символически поставить на стол казённую водку, то есть, магазинную, но не более десяти бутылок.
    - Ну, десять, так десять, - подумала Верка,- выпьют казёнку, потом долью самогоном. Бутылка с этикеткой, попробуй, придерись.
    А тут опять участковый пришел, да не один, а снова с понятыми. Человек десять с собой привел, наверное, собрал всю свою непьющую родню.
    - Буду, - говорит,- чтобы не было пьяных, следить.
    А к его приходу уже поставили самовар, полный самогона. Кто же его ждал? Казаки подходят, наливают в стаканы из самовара. А водка закрашена под цвет чая. Да и  Цибуля не раз в тот день к самовару подходил. И гости, выпьют  стакан, конфеткой закусят и на участкового поглядывают. А в самоваре первач такой, что через пару часов большая часть гостей еле на ногах стоит. Участковый с понятыми на казенку нажимают, на казаков с завистью посматривают. Не вытерпев, представитель власти  подходит к Верке и спрашивает:
    - А нет ли у тебя такой воды, что на днях я у тебя из ведра пил?
    - Найдется, - ухмыльнулась Верка.
    Пошел участковый с ней в хату,  да и отвел душу, выпил пару ковшиков. Поздно ночью участкового и понятых казаки на руках разнесли по домам, и еще два дня с теми десятью бутылками казенки справляли свадьбу, как и положено у настоящих казаков. Так что казак из любого положения выход найдет, на то он и казак.
    Новый факт, рассказанный Веркой, подтолкнул Цибулю к мысли, что нужно идти к куму. Даже мысль, что ему придётся отчитываться перед кумой, не остановила его.
    Появление Цибули на пороге вызвало у Петровича  изумление. Не дав ему опомниться, Цибуля проговорил:
    - Потом с кумой поругаете меня, сейчас у меня к тебе серьёзный разговор. И он рассказал о встрече с Веркой.
 Петрович, нахмурившись, в задумчивости закрутил ус.
    - Завтра я возьму Егора, и пойдём в их штаб,- проговорил он,- кажется, завтра у них собрание намечается.
    - Прихвати-ка ты китель с дедовскими наградами,- предложил Цибуля,- пусть посмотрят, кто здесь казак. А то нацепляли медалей, да званий себе поназначали.
Наш-то Никифоров себе звание полковника назначил.
    Цибуля спешил домой, он вспомнил, что по телевизору должны передавать футбол. Только он включил телевизор, как в его ворота кто-то решительно постучал. Недовольный тем, что его отрывают от такого полезного занятия, Цибуля, накинув куртку, вышел на улицу. Там его ждали две миловидные старушки и мужчина средних лет с густой чёрной бородой по пояс.
    - Ты подготовился к встрече со Всевышним? - не дав открыть рта Цибуле, спросил мужчина.
    - И хотя Цибуле шёл уже седьмой десяток лет, к такому вопросу он был ещё не готов. Придя в себя, он ответил:
    - Да, вы знаете, я как-то сильно и не тороплюсь. Дел по горло. Думаю, что до встречи с ним, ещё на десяток лет задержусь. Я же ему не срочно нужен?
    - Я, так и думал!- воскликнул незнакомец.- Через три дня конец света, а он даже вещи не собрал.
    Старушки осуждающе закивали головами.
    - Как так, конец света?- изумился Цибуля,- да, через три дня у моей старухи день рождения! Неужто нельзя отменить на пару недель?                - Решение Господа не обсуждается,- строго проговорил бородач.
    - А какие вещи нужно с собой брать?- поинтересовался казак,- паспорт, пенсионное или, может, военный билет?
    - Нужен специальный пропуск,- торжественно объявил мужчина.
    - И кто его выдаёт?
    - Не выдаёт, а награждает,- поправил незнакомец,- за благотворительность. Если ты отчислишь на нужды миссии двадцать тысяч рублей, то получишь такой пропуск.
    - Уж извини меня, мил человек, но нет у меня таких грехов, чтоб в Рай не пускать,- возмутился Цибуля,- вот ежели бабка моя…
    - У тебя нет грехов, о близких подумай,- решительно налегал бородач.
    - Да вот, закавыка, какая,- почесал голову Цибуля,- я бы рад заплатить, да пенсия наша с бабкой только пятого числа. Я смогу их получить только когда сберкасса начнёт работать. А конец света уже через три дня. Так что не успею снять.
    Бородач задумался.
    - А если я договорюсь о переносе конца света, обещаешь после дня рождения купить пропуск?
    - Да что ж я для своей старухи денег пожалею?!- воскликнул Цибуля.
    - Смотри, через неделю зайду,- пообещал странный гость и решительно направился к воротам соседей.
    Старушки, всё это время молчавшие в стороне, быстро засеменили за своим вожаком. Уже через минуту бородач угрожал концом света соседке, а Петрович, чертыхаясь, направился домой.
    - Вот, нехристи!- возмущался он. - Из-за них футбол пропустил.
    На следующий день, в девять часов, Цибуля уже стоял в той же комнате, перед кумом и нетерпеливо подгонял его:
    - Да скоро ты?
    Петрович бережно сворачивал китель с наградами.
    - Куда ты торопишься,- проговорил он,- ещё и Егор не пришёл.
    - Егор догонит нас, молодой,- неторопливо проговорил Цибуля.
    В честь такого дня он даже надел пиджак на тельняшку.
    Всё же ему удалось уговорить Петровича отправиться на собрание, не дождавшись Егора. Петрович, в отличие от Цибули, надел праздничный костюм.

    В прокуренном помещении спортзала царило веселье. Посреди комнаты стояли сдвинутые столы. Вокруг них сидели «казаки». В торце стола, в кресле, сидел Никифоров.
    На столе стояли закуски от местных предпринимателей и несколько бутылок водки. Видно было, что собрание в самом разгаре. Все дружно поднимали стопки за атамана. Никифоров снисходительно улыбался. По бокам от него сидели его помощники: бывший секретарь парторганизации, худой лысеющий мужчина и бывший главный агроном, выгнанный за пьянку ещё во времена Советской власти, круглолицый толстяк с мешками под глазами.
    Когда Цибуля с кумом вошли, все дружно повернули в их сторону головы.
    - Это закрытое казачье собрание,- недовольно проговорил Никифоров,- и посторонним здесь делать нечего.
    - Это мы-то посторонние,- возмутился Цибуля,- да мы и есть настоящие казаки. А кто здесь у вас казак? Ты, что ли?- указал он на Никифорова,- да ты даже балакать не можешь. Приехал из шахты и коня сроду не видел. Или может ты, Витька? Тока, почему твоего батьку Моисеем зовут? Нет, наверно, Джунибеков, казак, наш бывший агроном. Он думает, что водку пить каждый день, достаточно, чтобы называться казаком. Какие вы казаки, вы позор нашей станицы!
Сидящие за столом зашумели.
    - А вот плети получишь, узнаешь, кто здесь казак,- зло проговорил Никифоров.
    - Посмей руку поднять,- услышали они грозный голос от двери. В комнату вошёл Егор. Высокий, плечистый, он уверенно шёл к старикам, бросая презрительные взгляды на сидящих за столом. В дверях появились ещё несколько молодых крепко сложенных ребят. Они молча скрестили руки и остановились в дверях.
    Вышел вперёд Петрович и грозно проговорил:
    - Какое вы имеете право носить казачью форму? Откуда у тебя награды?- обратился он к Никифорову,- кто тебя полковником назначил? Люди кровью зарабатывали свои награды.
    Он бережно развернул свёрток и поднял китель, на котором сверкнули серебряные кресты.
    - Мой прадед, только по праздникам их надевал, стесняясь выделяться среди своих. А вы носите медали, за которые кто-то жизнь отдал, и выдаёте за свои? Да вы преступники. Кто тебя выбирал в атаманы?- снова обратился он к Никифорову. - Ты знаешь хотя бы процедуру вступления в атаманы? Я соберу круг, и мы сами выберем себе атамана. Я вижу, что время назрело. Нельзя, чтобы всякие проходимцы позорили казачий мундир. Если увижу ещё вас в форме и, что хуже всего с наградами, подниму казаков. Вот тогда вы узнаете, кто здесь казак.
    Петрович в полном молчании повернулся и пошёл к выходу, бережно прижимая к груди китель. Следом двинулся Цибуля, с презрением поглядывая на сидящих за столом. Последним вышел Егор. Он вместе со своими друзьями провёл стариков до дома Петровича.
    - Внучок,- проговорил Петрович на прощание,- я смотрю, нужно создать казачье объединение. Думаю, что ты лучше всего подходишь для этого.
Один из родственников Егора занялся коневодством. Егор со своими казаками обучаются джигитовке и умению на скаку владеть шашкой.
                Часть 2
    Отпраздновав день рождения своей жены, Маланьи Степановны, женщины внушительных размеров, дед Цибуля, из-за обильного празднования, за ночь выпил всю воду, что была в хате. До утра он терпел сколько мог, но жажда оказалась сильней и только начало рассветать, Цибуля ринулся в одном исподнем к колодцу. Руки, словно чужие, не слушались его, и ведро, выскользнув, с прощальным приветом полетело вниз. Это была катастрофа. Бабка Маланья и так по всякому пустяку пилила да пинала мужа, а потеря ведра могла закончиться для него, в лучшем случае, палатой в реанимации. И дед решился на подвиг: полезть в колодец и достать ведро. Несмотря на свои почтенные годы, дед довольно проворно спустился по цепи. Но как теперь подняться, да еще и с ведром! Хорошо, что воды в колодце было лишь по нижнюю часть пупка. Тогда Цибуля придумал надеть ведро на голову и лезть по цепи, так как стоять в холодной воде уже не было сил. Казалось, еще немного, и его ноги вместе с продолжением рода отмерзнут на всю оставшуюся жизнь. Медленно дед стал подниматься по цепи. Неизвестно, сколько он лез, так как ведро на голове закрывало обзор пройденного пути, но когда казалось, что уже близок конец его мучениям, к колодцу кто-то подошел. Дед услышал знакомый голос соседки Зинки Криворотовой:
    - Что это они колодец бросили открытым?
    Она наклонилась, чтобы потянуть цепь, и в это время дед Цибуля, полный радостных надежд на спасение, прокричал:
    - Привет, Васильевна!
    Наверное, ничего умнее в этот момент ему просто не пришло в голову, а может, хотел пошутить, но голос, прозвучавший из колодца, да еще из ведра, поразил соседку. Ей показалось, что это сам нечистый подал голос из преисподней. И тут из колодца показалось ведро, Зинка со всей, что было силы, ударила по нечистому своим ведром. От удара оба ведра исчезли в глубине колодца, издав противный визжащий звук. В свою очередь, она, издав не менее противный визг, бросились на улицу с криками: « Нечистый в колодце!».
    Стремительное падение деда с двумя ведрами смягчила вода, и все же он отсушил себе ноги. Последующие крики из колодца и угрозы не сулили ничего хорошего Зинке. Дед даже вспомнил, с кем гуляла ее бабка в молодости. Но всего этого не слышала Васильевна. Вокруг нее уже начали собираться бабы, и она сбивчиво им рассказывала о нечистом, поселившимся в колодце Цибуле, который чуть не надругался над ней. Подошедшие казаки подняли на смех Зинку. Но та божилась и, чтобы доказать свою правоту, повела всех к колодцу. Когда, наконец, дед угомонился и стал прислушиваться к крикам, доносившимся сверху, что-то загородило свет. Посмотрев вверх, он увидел головы, заглядывающие в колодец.
    - Эй, наверху! - закричал он.
    Крик из колодца ошарашил станичников. Словно неведомая сила отбросила всех от проклятого колодца.
    - Давайте камнями его закидаем,- предложила одна из женщин.
    - А где потом брать воду? – запротестовала Зинка,
    - Давайте лучше батюшку позовем.
    - А давайте я его из ружья пульну, - предложил один из собравшихся казаков.
    - Я тебе пульну раздался зычный голос Маланьи Степановны, вышедшей из хаты на шум во дворе. - Иди в свой колодец пуляй.
    Она решительно подошла к колодцу и заглянула в него. Цибуля из десяти тысяч узнал бы свою жену, тяжело вздохнув, представив, что взбучки ему не миновать, он позвал:
    - Малаша, это я.
    - Ах ты старый огрызок, - узнав голос мужа, всплеснула руками жена, - ты зачем туда залез?
    О том, как с шутками и прибаутками станичники доставали из колодца Цибулю и что с ним потом было, после того как поговорила с ним жена, мы умолчим, чтобы не унижать мужского достоинства казака. Но, как говорится, «на чужой роток не накинешь платок», не один год станичники вспоминали со смехом, как деда Цибулю приняли за нечистого и чуть не прибили. А дед после того случая дня два болел, года-то уже не те, в холодной воде сидеть.
    Выздоровев, Цибуля решил использовать свободное время с пользой. Давно в станице был организован хор ветеранов. По праздникам они выступали среди станичников  и исполняли фольклорные песни. Впрочем, дед интересовался не только хором: здесь можно было на халяву получить казачью форму. В своей неизменной тельняшке Цибуля отправился в клуб на репетицию хора. Какое-то время он сидел молча в зале, пока ветераны исполняли песню. Потом подошёл к руководителю хора, Седельникову Терентию Матвеевичу.
    - Терентий, возьми меня в хор,- попросил он.
    Седельников, мужчина средних лет, с седой шевелюрой волос, коренастый и не лишённый чувства юмора, заметил:
    - Да я бы с удовольствием, но без письменного разрешения твоей жены, прости, не могу. Да и есть ли у тебя слух?
    - Да я громче все в школе пел,- стал убеждать Цибуля,- а жена сама меня прислала.
    - Ну, хорошо,- согласился Терентий Матвеевич,- давай попробуем. Становись на сцену.
    Цибуля быстро заскочил на цену и пристроился в первом ряду. Старики, улыбаясь, раздвинулись, давая ему место. В тельняшке, он выглядел нелепо среди остальных участников, одетых в казачью форму. Казаки запели старинную казачью песню. Цибуля помнил слова, но, к сожалению, не полностью. Там, где он помнил, старался погромче выкрикивать, где не помнил, просто открывал рот.
    - Так где, ты говоришь, пел?- спросил, улыбаясь, Терентий Матвеевич.
    - Я ещё и в армии на ударнике стучал,- стал хвастаться Цибуля.
    - Может, покажешь?- заулыбались подошедшие участники хора.
    - Покажу,- пообещал Цибуля,- только мне потренироваться нужно.
    Кто мог подумать, что дед Цибуля на старости лет такое выкинет? Мало того, что днём от него покоя нет, так ещё и ночью такой шум устроил, что собаки несколько дней ходили сонные, зевая от недосыпания. А виною тому стало обещание Цибули показать, как он на ударнике умеет стучать. А перед этим спор состоялся у него с соседом на дне рождении жены.  Стал Цибуля петь, а кум, Лазарев Иван Петрович, ему:
     - Нет слуха, не мучай песню.
    - Как нет слуха?- обиделся Цибуля,- да я лучше всех в молодости пел, а если захочу, так на любом инструменте за месяц научусь играть.
    Тут кум возьми да брякни:
    - Да ты и на простом барабане за месяц стучать не научишься.
    Зря он это сказал. Сосед, всё ж таки, мог бы и предположить, что до хорошего это не доведёт. Поспорил с ним дед, что скоро вся станица будет приходить, слушать, как он на барабане стучит. На литр самогона поспорили. Так этот разговор ещё за два дня до его попытки устроиться в хор была.
    В тот же день дед Кавун стал собирать свою ударную установку. Хорошо, что всё под рукой: бидон молочный, сковородка, две кастрюли. Оказывается, если их подвесить, то звук получается намного громче. Пришлось в посуде дырки сверлить, пока жена не просекла.
    Наконец, собрал Цибуля свою установку и ну по ней барабанить. Что тут было…
    Маланья Степановна с перепуга борщ на себя перевернула, собаки по всей улице такой лай подняли, что все соседи на улицу повыскакивали. Спрашивают друг у друга: " Что случилось?"
    Первое неудобство Цибуля испытал от своего концерта, когда просвистевшая кастрюля, в которой был борщ, врезалась ему в горб. А когда бабка увидела сковородку и дырявые кастрюли, висевшие вокруг деда, то в него полетели и табурет, и обувная щётка, и калоши. Это то, что попало в него. А сколько мимо пролетело, дед и считать не стал, пригибаясь, скрылся от мстительницы в бурьяне.
    - Как же я не подумал о старухе?- почесал Цибуля голову, сидя под лопухом,- надо бы с ней договориться.
    Сняв с огородного чучела рубашку, он привязал её к тяпке и, как флагом, стал размахивать.
    - Я предлагаю переговоры,- закричал он.
    - Иди, иди,- процедила сквозь вставные зубы жена,- я тебе сейчас устрою такие переговоры, будешь у меня, как Штирлиц, скрываться. Это ж надо, столько посуды перевёл.
    - Я всё компенсирую,- закричал дружелюбно Цибуля,- выставляй счёт.
    Так что после физического внушения, дед понёс еще и материальные потери.  Жена согласилась за две его пенсии простить ему сковороду, из которой уже два года ела собака; две кастрюли, которые без того уже были дырявыми и без ручек, а также молочный бидон, в котором бабка кипятила воду. В обмен она обещала терпеть его тренировки на ударной установке. Но, чтоб стучал он на ней в конце огорода и после захода солнца. Она, конечно, не могла предположить, какие последствия может иметь такое соглашение.
    После первой же ночной репетиции полусонные соседи стали требовать объяснений у Маланьи Степановны. Она отправляла всех к мужу. А Цибуля, закрывшись в погребе, мирно спал. И снилось деду, как сосед несёт ему литр водки и извиняется.
    Этим же утром у бабки Маланьи произошло событие, которое она приписала деду: у козы случился выкидыш. Безуспешно она разыскивала супруга весь день. Цибуля затаился.
    Вторая ночь для Цибули выдалась напряжённой: кто-то из соседей выстрелил солью в его сторону. Листья деревьев задержали заряд, но неприятный осадок в душе остался.
    Этой ночью к охрипшим соседским собакам присоединились собаки других улиц. Похоже, вся станица вспоминала деда, так ему всю ночь икалось.
    Днём Цибуля затаился на старом месте. Но он понимал, что его скоро вычислят, и придётся менять дислокацию.
    Ночью кто-то из соседей запустил в него камнем. Но даже оскорбления и всевозможные сравнения, что неслись со всех сторон, и наносили ему неизгладимый моральный ущерб, не остановили деда Цибулю.
    Перед рассветом к нему зашёл кум Иван, с которым был затеян спор. В руке он нёс литровую бутылку - как знак своего поражения.

    Знал Цибуля, что в сарае кума Ивана не один год стоял всеми забытый старенький «Урал» с коляской.  Как-то племянник Егор предложил Дядьке Ивану отремонтировать мотоцикл.  Иван Петрович любил прокатиться, с ветерком по станице и был обрадован предложением племянника. Уже через два дня мотоцикл, помытый и отремонтированный, сиял на солнце.  Иван Петрович долго любовался им и решил вспомнить молодость. В это время, жена позвала его в хату. Цибуля шёл проведать кума. Давно не виделись, почти полдня прошло, а они ещё ни разу не поругались. Войдя во двор, он увидел «Урал», на котором кум так ни разу и не дал проехать Цибуле. Такую возможность Цибуля не мог пропустить. Взревел мотор, и дед понесся по улице, разгоняя станичных кур. На повороте оказалось, что тормозов нет.
     По дороге гнали стадо коров.  Цибуля лихо свернул в чей-то огород, отчего коляска приподнялась, и мотоцикл чуть не перевернулся.
    – Надо въехать в стог соломы, – мелькнула у казака спасительная мысль.
    На пути висела бельевая веревка с развешенным женским нижним бельем. Как вихрь, Цибуля пронесся сквозь женские панталоны и комбинации. Веревка не выдержала такого натиска, и за мотоциклом потянулась гирлянда из женского гардероба. Вокруг головы запутался, закрыв глаза, бюстгальтер, и поэтому Цибуля не заметил, что въезжает в курятник. Наконец веревка оборвалась, но проклятый бюстгальтер намертво прицепился к голове и, когда казак выехал с другой стороны курятника, как флаг развевался за его спиной. Ко всему прочему, в коляске теперь сидели куры, а на плече Цибуле громко орал петух. В голове запуталась солома и перья, по лицу стекали разбитые яйца. А мотоцикл и не собирался останавливаться.
    Протаранив стог сена, Цибуля вылетел на улицу и понесся по центральной площади. Проезжая мимо клуба, дед кивнул завклубу и знакомым, собравшимся посмотреть концерт приехавшей самодеятельности. Хорошо, что на рынке было мало народа, и все успели разбежаться, когда Цибуля промчался мимо лавочек. Дорога пошла под гору, и мотоцикл стал набирать скорость. На пути оставалось лишь одно препятствие – река. Нырнув с крутого берега и пролетев несколько метров, мотоцикл благополучно опустился неподалеку от рыбаков, в камыши. По речке пронесся отборный мат, и на какое-то время воцарилась тишина. Долго в станице казаки спорили, побил Кум Иван Цибулю или тот успел убежать от него.
Часть 3

    Джон Сартисон, доктор всех американских наук, очень гордился своим происхождением. Он не скрывал, что его предки были русскими, и это объясняло его любовь к русскому языку. Более того, он считал себя русофилом и даже преподавал в каком-то университете литературу и русский язык. Джону давно хотелось побывать в России, чтобы попрактиковаться в языке и, наконец, понять загадочную русскую душу.
    После известных событий, произошедших в России, ему представилась эта возможность. Сопровождать его по стране вызвался один из эмигрантов, сбежавший не так давно из Советского Союза. Петр Галошин, а ныне Пьер Галуа, устроившийся в одну из газет корреспондентом, в Советском Союзе был известен как автор резких разоблачительных статей.
    То, что происходило сейчас на его бывшей Родине, невозможно даже сравнить по содержанию ни с одной из его самых фантастических статей. Его возмущало, что за небольшие валютные махинации его чуть не посадили в России, а сейчас ловкачи, называющие себя реформаторами и демократами, весь народ сделали нищим. И они еще считаются уважаемыми людьми! И Петр решил, что тоже имеет право на кусок от общего пирога в виде компенсации за вынужденную эмиграцию.
    - Россия нуждается в таких, как я, - подумал он.
    И лучшего попутчика, чем Джон Сартисон для достижения своей цели ему было не найти. Ведь у американца было много долларов, которых всегда не хватало Галошину. Петр был родом из Кубани, где сейчас благополучно проживала его родня. Перед тем, как скрыться за границей, он в родной станице на кладбище закопал приличную сумму в долларах. Это была одна из основных причин, по которой Петр настоял, чтобы отправиться с Джоном для знакомства с загадочной русской душой на Кубань. Джон не возражал, да еще убедила его эмоциональная речь Петра о том, что именно там она, эта душа, особенно ярко выражена. Также Петр, как знаток России, предложил  Джону не брать много наличных.
    - Думаю, сто тысяч долларов хватит, а не хватит, обналичим твою карту, - посоветовал он.
    Россия встретила путешественников из Америки плакатами, толпами народа и разговорами о политике. Никто не хотел работать, но все хотели лучшей жизни и быстрых, а самое главное, больших денег. Торговали везде и всем, чем только можно: от тела малолетнего ребенка до стратегической ракеты.
    - Ужас! – возмущался Джон, - страшнее, чем у нас было во времена Дикого Запада.
    Петр сам не ожидал таких глобальных перемен. И хоть читал об этом в газетах,  никак не мог прийти в себя. Договорившись с проводником поезда, Петр и Джон, запершись в купе, наконец, смогли отдохнуть.
    - Я уже, наверное, никогда не смогу здесь жить, - печально признался Петр, - а так хотелось вернуться.
    В купе постучали. Петр открыл дверь и увидел улыбающегося мужчину с ярко выраженной физиономией уголовника.
    - Может, в картишки перекинемся, чтобы время скоротать? – предложил он.
    Петр знал, чем обычно кончаются такие игры.
    - Мы иностранцы и в карты не играем, - решительно ответил он и закрыл дверь.
    - Лохов ищет, - объяснил он Джону.
    - Что такое лох? – удивился незнакомому слову Джон.
    - Вот станешь с ним играть в карты и будешь лохом, - ответил Петр.
    - Лох – это тот, кто играет в карты, - уточнил профессор.
    - Ага, - ухмыльнулся Галошин.
    За окном мелькали деревья. В них Петр угадывал акации, жердёлы (так в станицах называют мелкий абрикос) и шелковицу. Была осень. Наступила пора уборки урожая, но, несмотря на это, многие поля с подсолнухом и кукурузой стояли нетронутыми, лишь кое-где ползали по ним одинокие тракторы.
    Во время остановки по вагону то и дело разгуливали горластые торговки, предлагавшие купить у них газеты, пирожки и прочую мелочь. За перегородкой купе разыгрывалась мелодрама. Какие-то женщины, торговавшие в городе и теперь, возвращавшиеся домой (по речи не трудно было узнать в них бывших колхозниц) бурно обсуждали прибыль, полученную от продаж. Их радостные и довольные крики разносились по всему вагону. Наконец, улыбчивый уголовник нашел себе партнеров для игры в карты. Часа два радостные женские крики возвещали, что им везет. Еще через полчаса наступившую тишину нарушили причитания и плач.
    - Почему они стали плакать? – удивился Джон.
    - Вот это загадка души русской женщины, - ответил Петр.
    Наконец, они прибыли на станцию, от которой предстояло добираться до станицы еще километров пятьдесят по бездорожью.
    - Побудь здесь, пока я найду транспорт, - сказал Петр Джону и скрылся за углом здания вокзала.
    Здание вокзала, когда-то побеленное, сейчас выглядело облезшим и серым. Окурки и обёртки конфет валялись под ногами. По перрону летали целлофановые кульки.
    К Джону подошел грязный мальчуган шести лет, одетый не по размеру, в сильно поношенной  одежде,.
    - Дядя, хочешь, спляшу на пузе? – спросил он.
    - Как это? – не понял Джон.
    - А ты дай сто рублей, увидишь. Джон полез в карман и протянул мальчугану сотню.
    - Ну, пляши,- нетерпеливо промолвил Джон.
    - Ложись, спляшу, - невозмутимо ответил мальчуган.
    Тут подбежали еще две женщины в длинных юбках. Петр появился вовремя.
    - Пошли быстрей, а то если начнешь узнавать загадочную цыганскую душу, то пешком и без штанов пойдешь в Америку.
    - А разве они не русские? – удивился профессор.
    - Цыгане. Это такая нация, - стал объяснять Петр, - сколько бы лет они не прожили среди русских, никогда не станут русскими.
    Частник, которого нанял Петр, предупредил:
    - Аккуратней на заднем сиденье. На кочках двери открываются, так что прихлопывайте их посильней.
    - Я не поеду на этой машине, - забастовал Джон.
    - Почему? – удивился Петр.
    - Я боюсь. Она или развалится на дороге, или сломается.
    - Обижаешь, - возмутился шофер, - да я на этой машине больше тридцати лет проездил, и не разу она меня не подвела в дороге.
    Копейка грязно-серого цвета с лопнувшим лобовым стеклом и лысыми скатами, сиротливо поджидала своих пассажиров на стоянке. Чтобы не испытывать судьбу, Петр сел на переднее сиденье и пристегнулся ремнем безопасности. Всю дорогу пока машина тряслась по ухабам, Джону приходилось захлопывать двери то с одной, то с другой стороны, и время для него пролетело незаметно. По случаю приезда сына родители и родственники Галошина решили позвать соседей и накрыть стол. Но так как денег у них не было, то стол им любезно предложил накрыть гость. Сначала хотели сидеть в хате, но гости все прибывали, и столы вынесли во двор. Потом соседи стали сносить свои столы, лавочки и посуду. Пригласили также деда Цибулю с женой. Ради такого случая дед даже надел армейский китель, который хранил многие годы. Правда, он не сходился на животе, но зато хорошо смотрелась тельняшка. На кителе поблескивали значки: комсомольский и ударник социалистического труда. А также медаль «Донор СССР». Пришёл руководитель хора ветеранов, он же директор клуба, Седельников Терентий Матвеевич с гармошкой.
    - Послушай, Пьер, - удивлялся Джон, - я их почти не понимаю. На каком языке они разговаривают?
    - Это балачка, - стал объяснять Петр – на этом языке разговаривали древние русские.
    Гостей собралось больше двухсот человек.
    - Это что, твои родственники? – удивился Джон.
    - А в станице все родственники да кумовья. Так что, куда не плюнь, все одно на родню попадешь,- сказал Пётр и стал знакомить профессора с гостями….
    Сначала Джон отказывался пить подозрительную мутную жидкость из бутылки, закупоренной затычкой из газеты, но Петр предупредил:
    - Если хочешь узнать загадочную русскую душу, то только за столом и с выпивкой откроется она тебе.
    После первой рюмки казаки затянули песню.
    Похоже, в магазине скупили все продукты. Джона удивило то, что даже корм для котов и собак выставили на стол, и этим деликатесом с удовольствием закусывает дед Цибуля.
    - В этом и заключена тайна русской души, - объяснил Петр профессору, - русский сначала съест, а лишь потом спросит, что это такое?
    - А почему все так часто упоминают мать?
    - Ну, раньше в Бога веровали, так все божились, а при Советской власти все стали атеистами. И вот самое родное, что у них осталось, они при всяком удобном случае и упоминают. Мы даже Родину матерью зовем.
    Дед Цибуля подсел к Джону и Петру.
    - А чего это наш гость не выпивает?- спросил он Петра.
    - Что для казака хорошо, то для американца смерть,- улыбнулся Пётр.
    - А почему не поёт с нами?- не отставал Цибуля,- он, что наших песен не знает?
    - Почему?- обиженно проговорил Джон,- подмосковные вечера знаю. А ну, сыграй, подмосковные вечера.
    - Надо бы заплатить, - прошептал Петр,- песня-то под заказ.
    За двести рублей Терентий Матвеевич исполнил два раза «Подмосковные вечера», за триста «Катюшу» и за пятьсот «Цыганочку», так, как «Цыганочка» шла с подтанцовкой пьяных мужиков и баб. Чтобы сделать деду Цибуле приятное и показать, что он среди казаков уже свой, Джон спросил:
    - А что это за медаль, мать твою, ты надел?
    - Что ты сказал, американская морда, про мою мать? – перестав петь, прошипел дед и со всего размаху двинул в челюсть изумлённому профессору.
    Перелетев через лавочку, тот оказался в кустах. Петр быстренько за пятьсот рублей устранил конфликт. Дед с удовольствием принял деньги за моральный ущерб. Через пять минут Джон с Цибулей пили мировую.
Потом Цибуля попросил исполнить для нового друга свою любимую казачью песню «Застольная». 
Матвеевич запел и казаки подхватили:

В станице праздник для друзей,
Чтоб стало сразу веселей,
Налей, казак, и запевай
Гуляет весь казачий край.
      Испей скорей, казак, до дна
      Густого терпкого вина
      За удаль верных сыновей
      Во славу  Родины своей.
Поднимем тост   за матерей,
Что ждут годами сыновей
И  согревают нас теплом,
Давай, казак, еще нальем.
        Особый тост, без лишних слов,
         Хочу поднять  за  казаков,
        Что  честь казачью  пронесли
         И нашу землю сберегли.
Давай, казак, еще нальем
За наш народ, за отчий дом,
За землю, горькую от слез,
Я выпью стоя этот тост.
    - Куда сходить в туалет? – шепотом спросил профессор у деда.
    - Да вон выйди на грядку за сарай, - махнул рукой Цибуля.
    Джон встал и, пошатываясь, ушел в указанном направлении. Целый час его не было видно. Петр забеспокоился: не заснул ли где на грядке. Профессор вернулся весь напряженный и, переминаясь с ноги на ногу, спросил у Петра:
    - Где этот  чертов туалет? Искал его за сараями, на грядке, но так и не нашел.
    Когда Джону, наконец, указали на деревянную постройку, которая по утверждению Петра и была туалетом, то с ним началась истерика.
    Проснулся Джон оттого, что у него болело все тело от пружин, торчащих из дивана, на котором он спал. Приподнявшись, профессор схватился за голову. Виски сдавила резкая боль, отчего потемнело в глазах. От сухости во рту трудно было пошевелить языком.
    - Нужно принять ванну, - подумал Джон и, держась за голову, вышел на крыльцо.
    По двору бегали шустрые казачки. Кто-то мыл посуду, кто-то жарил, кто-то подметал двор. Мужчин не было видно.
    - Доброе утро! – приветствовал Джона, подошедший к нему Петр со стаканом мутной жидкости и огурцом. Профессора при виде стакана начало тошнить.
    - Мне надо принять ванну, - простонал он.
    - Это тебе не Америка, - усмехнулся Петр, - могу предложить корыто за хатой. Скажу женщинам, чтобы не заглядывали за угол, пока ты будешь купаться.
    Когда Джон понял, что мыться надо в корыте за хатой, то сразу же отказался.
    - Надо бы женщинам заплатить, - напоминал Петр Джону, - смотри, сколько посуды за тебя перемыли. У нас принято, кто угощает, тот и убирает.
    Джон, молча, полез в карман.
    - И опохмелить надо бы людей. Знаешь, похмелье – это дело святое для настоящих русских.
    - Что опять все соберутся? – устало спросил Джон.
    - Конечно, вот с хозяйством управятся, сделают домашние дела и придут.
    - А почему они не работают?
    - Они работают. Только им уже больше года зарплату не платят. Так на хрена им на такую работу ходить? Здесь они хоть поедят.
    - Действительно, странная русская душа. Им деньги не платят, а они веселятся, - задумчиво проговорил профессор.
    Постепенно стала подходить родня.
    - Надо бы деньжат подкинуть, видишь, закуска кончилась, да и спиртного маловато, - напомнил Петр.
    Перед двором остановился милицейский УАЗик. Петра и Джона вызвали на улицу для проверки документов. Толстый, краснолицый участковый не хотел отдавать паспорта.
    - Сунь ему сто долларов, - шепнул Петр Джону.
    Назревающий конфликт тут же был погашен. К столу идти участковый наотрез отказался.
    - При исполнении не могу, - оправдывался он, поглядывая на предложенный ему стакан самогона.
    Но, все же, сняв фуражку, выпил за дружбу России и Америки.
    - Может, вечером заглянете, - предложил Петр.
    - Не могу, - вздохнул участковый, - буду в засаде сидеть.
    Видно, на него подействовала водка, и он решил излить свою обиду:
    - Понимаешь, у Колесника по ночам какой-то козел курей ворует, а он, собака, на меня жалобы строчит в район. Вот и сижу в засаде уже две ночи в его огороде.
    Петр сочувственно кивал головой, а Джон, выпучив глаза, ничего не понимал. Как только участковый уехал, профессор засыпал Петра вопросами.
    - Как может козел воровать кур и что это за собака умеющая писать?
    - Вот когда ты это все поймешь, - махнул Петр рукой, - тогда и душу русского человека познаешь.
    Гости все прибывали, а дед Цибуля с женой так и не появился.
    - Может, заболел? – забеспокоился Джон, - надо бы проведать.
    - Да, бабку свою он вчера ночью вилами по улице гонял. Теперь она его с утра по-своему лечит, - рассказал один из гостей.
    Джон, конечно, ничего не понял, но промолчал. Когда профессор с Петром подошли к хате деда Цибуле, то услышали стук. Дед сидел на коньке крыши и что-то прибивал. Из трубы валил дым, прямо в лицо деда. Старик вытирал слезящиеся глаза и кого-то куда-то посылал. И все же он готов был терпеть большие неудобства, лишь бы быть подальше от своей сварливой старухи.
    - Загнала бедного старика на крышу, - сочувственно вздохнул Петр.
    - А что он там делает? – удивился Джон.
    - Не видишь, дым к крыше прибивает, чтоб зимой теплей было, - ухмыльнулся Петр.
    Цибуля, заметив гостей, радостно помахал с крыши молотком и начал быстро спускаться по лестнице. Петр распорядился, чтобы Джон оплатил дедовой старухе моральный ущерб и пригласил ее на чаепитие. Маланья Степановна, получив компенсацию в виде пятисот рублей, тут же простила мужа и стала собираться в гости. Петр решил заглянуть на кладбище.
    - Ты дождись стариков и иди с ними, а мне по делам надо, - сказал он профессору.
    Когда Петр ушел, к Джону подошла баба Малаша с ведром слив.
    - Угощайся милок, поди, там, в Америке таких нет.
    Джон действительно не пробовал никогда такие сочные и сладкие плоды. Он их ел и не мог остановиться. Подошел дед.
    - Ты, что старая курица, сдурела? Угощаешь гостя дрыслей. Его же пронесет.
    - Что такое «дрысля»? – поинтересовался Джон.
    - Это, милок, такой сорт сливы, - стала объяснять баба Малаша, - думаю, запомнишь навсегда и так, - загадочно предупредила она, увидев, что Джон что-то записывает в блокнот.
    Петр долго бродил по кладбищу, с грустью узнавая на фотографиях памятников знакомые лица. Вроде и времени прошло немного, а кладбище разрослось почти вдвое. У свежих могил были аккуратно посажены и ухожены цветы. Покрашены столы, лавочки и оградки. В противоположность им, на старых заросших бурьяном могилах стояли всеми забытые перекошенные кресты. Было безлюдно. Пытаясь найти могилу, в которой он зарыл пакет с валютой, Петр долго бродил по кладбищу. Он точно помнил, что это была старая заброшенная могила.
Об этой могиле ещё легенда ходила, что помер здесь казак Иван, по прозвищу Пузырь.  Говорили, что среди казаков первым храбрецом был. Ничего не боялся: ни воды, ни огня, ни самого сатаны. И вот как-то на праздник собрались казаки на своем излюбленном месте, самогонки взяли да закуски. После третьей рюмки начались у них задушевные разговоры. Каждый похвалялся своими подвигами. Незаметно перевели разговор на покойников. Пузырь и говорит:
    – Не боюсь я ваших мертвяков. Если на спор – и на кладбище ночью схожу.
    – Ой, ли? – подзадоривает его Цибуля, – а слабо на могилу ведьмака ночью сходить?
    – Могу и сходить, – расходился Пузырь, – а чтоб поверили, сделаю кинжалом на надгробной плите надпись: «Здесь был Пузырь». На том и порешили.                Как стемнело, оделся Пузырь потеплее, бушлат взял, шапку, кинжал, захватил самогона да ломоть хлеба с салом. Ярко светила луна, и ее бледный свет, падая на кресты, отбрасывал причудливые тени. В таких местах невольно приходят мысли о вечном, вспоминаются страшные истории, рассказанные ночью шепотом перед сном.
    Пузырь старался отгонять неприятные мысли, ведь известно, что покойнику только покажи, что ты его боишься, так он за тобой всю ночь и будет гоняться. За оградой кладбища виднелась одинокая могила с надгробной плитой, именуемая в народе ведьминой. Она была без креста. Прежде чем подойти к ней, Пузырь перекрестился, потом достал бутылку самогонки и прямо из горлышка сделал три больших глотка. Подождал, пока по телу разольется приятная теплота, и уверенно подошел к могиле. Кинжалом на надгробной плите он старательно выцарапал одно лишь слово «Пузырь». «Хватит с них», – решил он. Визжащий скрежет металла о камень вызвал неприятную дрожь, и по телу пробежали мурашки. Вытерев пот со лба, Пузырь решил расслабиться. Никогда еще ему не было так не по себе, даже когда племенной бык, разогнав весь хутор, бросился на него. Тогда Пузырь даже глазом не моргнул и через несколько минут усмирил бугая. Незнакомое ощущение страха так взбесило казака, что он здесь же, возле могилы, решил допить бутылку горилки.
     Усевшись возле плиты, он достал закуску, рюмку. Нарезав сало, глубоко вонзил кинжал в землю. Потом налил, выпил, закусил, налил вторую рюмку и решил уходить.
    «Достаточно судьбу испытывать», – подумал он и хотел приподняться, но что-то крепко держало его за полы бушлата. «Ведьмак не пускает», – мелькнула у него ужасная догадка, и он упал замертво.
    Наутро казаки нашли тело Пузыря рядом с могилой ведьмака. Из полы бушлата торчала ручка кинжала, воткнутого глубоко в землю.
    Долго потом люди разбирались, своей смертью Пузырь помер или ведьмак его забрал.
    На том месте, которое совпадало с его приметами, было свежее захоронение с табличкой «Глафира Головина». Больше часа Петр кружил по кладбищу, так ни на что и не решившись, пошел домой с мыслью – все разузнать о могиле и придти позже.
    Дома Петр почувствовал перемену в настроении гостей. Станичники сидели серьезные и задумчивые. Профессора нигде не было видно.
    - А где американец? – спросил Петр у бабы Малаши.
    - Да она твоего америкашку дрыслей накормила, - стал рассказывать дед Цибуля, - вот он, сердешный, уже больше часа сидит в нужнике.
    - Ты, Петр, присядь, - перебил Цибулю кум Иван Петрович Лазарев, бывший знатный комбайнер, а теперь всеми забытый пенсионер, - разговор у нас к тебе есть.
    Петр кивнул и присел на лавочку под пристальными взглядами земляков.
    - Что у нас творится, сам видишь, - начал Иван Петрович, - колхоз разворовали, работать негде. Что на грядке вырастишь, продать и то негде. Не будет же бабка из-за десятка яиц ехать в райцентр? Молодежь вся подалась в город в поисках работы. Раздали нам землю, а на фига она нам? Налог за нее плати, машину найди, чтобы перевезти зерно, которое дают за землю. Дешевле зерно купить на рынке. Объявилось несколько фермеров. Да что они со старой техникой сделают? Поля засеяли, а убирать нечем. Думали, выберем главу, он решит наши проблемы, а он под себя начал грести. Строит себе в райцентре особняк. Вот мы посоветовались и решили создать «Агропром». Всей станицей тебя просим, поговори со своим профессором, может он нам поможет? Ты ведь парень умный, с высшим образованием, и, самое главное, мы же тебя с пеленок знаем, посоветуй, с чего начинать. Может книги, какие есть.
    Пока Петр слушал, у него в груди нарастала тяжесть, от которой трудно становилось дышать. Он видел, с какой надеждой смотрят на него его земляки, доярки и трактористы, всю жизнь отдавшие колхозу. С утра до ночи, кормившие всю страну. А взамен, мало, что государство обворовало их, забрав все сбережения и сделав их самыми бедными людьми в мире, но еще лишило возможности бесплатно лечиться. А ведь здоровье свое они угробили, благодаря колхозу. Но самое главное, их лишили веры в будущее. Украли душу. Развращают молодежь.
    А этот америкашка приехал копаться в душе русского человека. Петр сплюнул.
    - Дорогие мои, - после некоторого молчания проговорил Петр, - мне надо подумать. Я вижу, как вам трудно, и постараюсь сделать все возможное, чтобы помочь вам. А теперь угощайтесь, пока есть, кому за это платить.
    Терентий Матвеевич лихо растянул меха гармошки, и с надеждой на лучшие перемены, гости затянули «По Дону гуляет казак молодой». Из-за сарая появился измученный профессор. Баба Малаша, как виновница его заболевания поднесла ему отвар из трав.
    - Выпей, америкашечка, поможет, - извиняюще предложила она.
    После того, как Джон выпил, Петр напомнил ему, что за лекарство надо платить. Обрадованная сторублевой купюрой бабка Малашка еще восемь раз подносила свое лекарство, изредка появляющемуся из-за угла сарая Джону. К Петру подсел отец.
    - Ну, что, сынок, думаешь? Останешься или уедешь?
    - Жалко мне вас, - вздохнул Петр, - не знаю, чем вам помочь, но я попытаюсь. Надо подумать. Все равно придется вернуться в Америку, чтобы документы оформить и деньги снять в банке.
    - А когда поедешь? – спросил отец.
    - Да, вот обещал американцу показать загадочную русскую душу. За все платит. Ему деньги не нужны, а тут хоть кому-то поможет.
    - Ты бы деду Цибуле с бабкой на уголь деньжат у него спросил. В прошлом году они, бедные, в посадке сушняк собирали, топить печь нечем было. Мы бы, конечно, помогли, но, во-первых, сами концы с концами еле сводили, а во-вторых, он очень гордый и никогда ни у кого помощи не просит….  А мог бы, передовик все-таки.
    Наконец, отвар из трав бабушки Малаши подействовал, и протрезвевший профессор, сидя за столом, мечтал о возвращении домой. Ему уже совсем не хотелось узнавать тайну загадочной русской души.
    - Просто, они тут все сумасшедшие, и никакой тайны здесь нет, - подвел Джон итог своим размышлениям.
    - Послушай, Петя, - пожаловался он, - проживание в вашей станице стоит намного дороже, чем в самой престижной гостинице Америки. Почему же тогда здесь все так бедно живут?
    - Ты подал неплохую идею, - обрадовался Петр, - мы устроим здесь отдых для американских экстремалов. Ночная рыбалка с комарами. Поход в райцентр по грязи за продуктами. Построим зимние домики и дадим каждому по топору. Кто не захочет мерзнуть, пусть в посадке рубит сушняк.
    - Ты думаешь, кто-нибудь приедет? – с сомнением спросил Джон.
    - А мы запустим рекламу, так они в очереди будут стоять за путевками. Назовем наш санаторий «Загадка русской души». Стоимость путевки будет, ну, к примеру, тысяча долларов, а вот чтобы уехать отсюда до срока, придется платить неустойку тысяч сто.
    - Это только русскому могла прийти в голову такая идея, - покачал головой Джон.
    На следующий день Джон обнаружил, что у него закончились российские рубли.
    - Поедем менять в райцентр, - распорядился Петр.
    - Может, сразу домой? – с надеждой спросил Джон.
     - Рано еще.
    Подвести их пообещал Иван Петрович на своем стареньком «Москвиче». Цибуля, тут же объявил, что если его не возьмут, то он перестанет кума уважать и вообще без него им не повезёт. Сразу за станицей им начало «везти».  Не проехали они и километра, как им встретился милицейский патруль. Гаишник, выйдя на обочину, приказал жезлом остановиться. Когда гаишник подошел и потребовал документы, Джон, высунувшись из окна, спросил:
    - А мы разве нарушили правила дорожного движения?
    На что гаишник с ядовитой улыбкой ответил:
    - Мои дети не могут ждать, пока ты нарушишь. А найти причину, по которой тебя нужно оштрафовать, легко. Я сейчас найду сотню: резина лысая, - начал он перечислять, - царапина на лобовом стекле…
    - Хватит, хватит, - поспешил остановить милиционера Петр и протянул ему стодолларовую бумажку.
    - Счастливого пути, - отдал честь гаишник.
    - Это же грабеж, - возмутился Джон, - что он вообще здесь делает среди полей?
    - Он охраняет бандитов от таких, как мы, - невесело рассмеялся Иван Петрович.
    На этом встреча с правоохранительными органами не закончилась. На подъезде к райцентру, у трехэтажного особняка, машина была остановлена людьми в милицейской форме. Проверив багажник и салон, они забрали документы.
    - Что происходит? – стал возмущаться Джон, - я американский подданный!
    Но удар дубинкой по почке остудил его.
    Переписав данные паспортов, милиционеры, отпустили их.
    - Что за порядки? – жаловался Джон, держась за почку. - Как ты, Петя, мог здесь жить. Это же полицейское беззаконие.
    - Просто они охраняют дом начальника милиции, - подал голос Цибуля.
    - Лучше бы они так вокзалы и школы охраняли, - отозвался Петр.
    В банке Джон разменял оставшиеся доллары на рубли, и приятели поехали домой.
    - Поедем по дороге через заброшенный колодец,- предложил Цибуля,- чтобы с милицией больше не встречаться.
    - Что за колодец?- заинтересовался профессор.
    - Да ходит здесь легенда о заброшенном колодце,- заговорил Иван Петрович.
    - Расскажи,- попросил профессор.
    - Да Цибуля лучше знает,- усмехнулся Иван Петрович,- он тогда на колёсном тракторе работал и самолично видел тех девок.
    - Так ты же мне так и не поверил,- возмутился Цибуля,- а я истинный крест видел.
    - Тогда слушайте,- усмехнулся Иван Петрович и стал рассказывать:
    - Давно это было, так давно, что и хутора того не осталось, в котором происходили эти события. Лишь память людская сохранила в рассказах стариков историю о проклятом колодце.
    На одном хуторе жила вдова с малолетней дочерью. Где погиб ее муж, про то сейчас никто не ведает, время смутное было. Бедно жила та вдова, одна радость в жизни у нее и осталась – красавица-малютка. Еще с ранних лет девочка обладала чудесным даром: приложит руку к больному месту, боль и проходит. Даже кровь переставала бежать из раны от ее взгляда. Эту ее особенность знали все хуторяне, и не раз казаки приходили к ней за целительной помощью. Хоть и мала была, а и стар, и млад уважительно с ней разговаривали и прислушивались к ее мнению. Каждое лето казаки бедствовали с водой: до речки далеко, в колодцах вода гнилью отдает. И как-то раз девочка-целительница и говорит хуторянам:
    – Укажу я вам место, где колодец рыть, вода в нем будет на вкус родниковая и свойства лечебные иметь будет. Но просьба у меня к вам: постройте нам с матушкой рядом с тем колодцем хату.
    Подивились казаки разумным речам маленькой девочки и пообещали выполнить ее просьбу. Недалеко от хутора указала девочка на то место, где надо было колодец рыть. И действительно, вода оказалась столь вкусной, что с того дня все стали брать воду только из этого колодца, а на день Ивана Купалы и хату построили вдове с ее удивительной дочерью.
    Прошло какое-то время, девочка выросла и превратилась в настоящую красавицу. Полюбила она одного молодого казака, а он на нее даже внимания не обращает. У него в невестах сама атаманская дочка. Сколько переплакала бедная дивчина ночами темными, как только ни пыталась приворожить казака к себе, а он – ни в какую, не поддается ее чарам. Три дня гулял хутор на свадьбе у атамана, три дня не выходила безутешная девушка из своей хаты, а когда вышла, не узнать ее было. Всегда приветливая и веселая, превратилась в молчаливую и злую. Вот с того дня и навалились несчастья на хуторян. Все молодые казаки словно взбесились, на своих невест и смотреть не хотят, от колодца их не отгонишь. Каждый хочет угодить целительнице, так прозвали ее хуторяне. До того дошло, что передрались казаки, того и гляди поубивают друг дружку. Смотрели молодые казачки, как их бывшие женихи с ума сходят, и решили проучить целительницу, чтоб неповадно было чужих женихов снадобьями привораживать. Как-то дождались ее одну и по-женски за косы потаскали. И пригрозили: если, мол, не отпустишь наших женихов, то в колодце утопим.
    С того дня и правда, казаки как будто проснулись, вернулись к своим суженым, но другая напасть обрушилась на хуторян. Стали все молодые казачки без видимой причины болеть и сохнуть на глазах. По хутору слух прошел, что это, видно, ведьма, так стали звать целительницу на хуторе, решила отомстить за свое унижение. Говорить-то говорили, а вот пока две молодицы не померли, ничего не предпринимали.
    – Да сколько ж можно терпеть? – закричали матери погибших дочерей, и все казачки хутора бросились разыскивать целительницу. Вытянув ее из дома, они бросили ее в колодец, прибросав сверху камнями. Все это произошло на третий день праздника Ивана Купала. Говорили, что после того, как хуторяне разошлись по домам, из дома выбежала безутешная мать и, рыдая и причитая, бросилась в колодец с криком:
    – Доченька, сейчас я тебе помогу
    Больше ее никто и никогда уже не видел, и все стали постепенно забывать эту историю, но на следующий год на праздник Ивана Купалы многие казаки видели, как у хутора бродит прекрасная девушка с распущенными волосами. В ней сразу признали покойную целительницу.
    – Неспроста она ходит, – шептали старики, – жениха себе заманивает, чтоб погубить.
    И правда: нашлись казаки, которые, смеясь над страхами своих сельчан, уходили за девушкой, но назад так и не возвращались.
    Прошло много лет. Хата, что стояла у колодца заброшенной, стала разрушаться, и, казалось, уже никто не посмеет к ней приблизиться, но приехала в хутор одна семья. Мужик с бабой да малолетний сын. Атаман и говорит ему:
    – Хочешь, занимай хату у колодца.
    Мужик и рад, говорит:
    – Я и колодец почищу, и на месте старой хаты постоялый двор сделаю.
    – Ну, давай, давай, – кивают ему хуторяне, а сами – молчок о проклятом колодце. Ну не любили казаки мужиков.
    Мужик рьяно взялся за дело, и через год и дом построил, сделал в нем харчевню. И колодец почистил. Вот только сильно удивился, когда стал человеческие кости из колодца доставать. По христианскому обычаю захоронил их на кладбище. Но не везло мужику на новом месте: и в харчевню его никто не приходит, и жена на глазах чахнуть стала. Коли бы не подсобное хозяйство да скотина кой-какая, совсем бы с голоду помер. Редкий путник заходил к нему чарку выпить, а уж переночевать – и того реже. Недолго жена его болела, и на праздник Ивана Купалы похоронил мужик свою жену. Живет мужик и замечает: как наступает  праздник Ивана Купалы, так приходит по ночам во сне ему женщина в черном и грозит кулаком, вроде как гонит со своего подворья. Рассказал он как-то про это одному выпивохе, что захаживал к нему. Тот и поведал ему историю о колодце. Перепугался мужик, не так за себя, как за сына. И решил, что как будет наступать этот праздник, то будет сына под замком держать. А сыну к тому времени пятнадцатый годок шел. Рос он замкнутый, друзей среди казачьих детей у него не было и поэтому либо дома сидел, либо отцу по хозяйству помогал. Не знал отец, что сына его давно уже посещала красавица с распущенными волосами, на праздник Ивана Купалы. Многие годы юноша тайно был влюблен в нее и с нетерпением ждал наступления ночи, чтобы во сне увидеть ее. Лишь на семнадцатом году, в праздник Ивана Купалы, юноша внезапно проснулся среди ночи и выглянул в окно.
    На улице в освещении луны стояла девушка, которая снилась ему несколько лет. Не веря своим глазам, юноша выпрыгнул в окно и пошел за ней. А она, удаляясь, призывно махала ему рукой. Всю ночь он ходил за ней, боясь приблизиться, чтобы не спугнуть, а на рассвете она растаяла, словно дым. С огромным нетерпением юноша ждал, когда, наконец, наступит ночь, чтобы снова увидеть свою любимую и подойти к ней. Как и прошлой ночью, девушка стояла на том же месте и призывно махала рукой. Юноша вновь пошел за ней. Набравшись храбрости, приблизился и взял за руку. Рука была холодной, словно ледяной, но не это испугало юношу, а ее взгляд. От него у хлопца побежали мурашки, ноги стали ватными. Как бы издалека он услышал голос:
    – Завтра мы с тобой соединимся навсегда.
    Очнулся он у колодца. Как он здесь оказался, он не мог понять, но слова, сказанные девушкой, словно окрылили его. Юноша решил пойти на хутор, чтоб купить девушке колечко. На хуторе его обступили местные казачата. Юноша не испугался, что их было несколько человек, и ввязался в драку. В результате он два дня провалялся без сознания дома, и когда узнал, сколько пролежал, то чуть не сошел с ума. Несколько ночей он бродил вокруг дома, но девушка больше не появлялась. Отец начал думать, что сын тронулся головой, и когда услышал, что тот решил уехать в город, даже обрадовался: пусть съездит, развеется.
    Почти год сын не давал о себе знать, и отец стал сильно тосковать. Все валилось у него из рук, и единственным его желанием было, чтобы вернулся сынок.
    На праздник Ивана Купалы опять во сне ему явилась женщина в черном. Только теперь она не гнала его, а заговорила:
    – Если хочешь, – промолвила она загробным голосом, – чтобы вернулся твой сын и вы зажили богато, ты должен принести мне жертву. Первый, кто придет к тебе ночью, на третий день Ивана Купалы, должен быть убит и сброшен в колодец.
    После этих слов она исчезла. Весь день мужик размышлял над словами женщины. На вторую ночь все повторилось, и мужик решил: была не была, сделаю, как она велит, и сыночек вернется, и мы заживем с ним богато и счастливо.
    На третью ночь Ивана Купалы шел сильный ливень. Мужик не спал, он был уверен, что этой ночью кто-то непременно придет. Стук в ворота не удивил его, а скорее испугал. Спрятав топор под полы плаща, мужик пошел открывать ворота. На улице стоял согнувшийся под дождем мужчина в плаще с капюшоном. Когда ворота открылись, он быстро вошел во двор и направился к дому. Недолго думая, хозяин выхватил топор и ударил незнакомца сзади по голове. Тот, как подкошенный, рухнул на мокрую землю. Выглянула Луна, и мужик увидел, как от капюшона ручьем бежит кровь, расплываясь в луже. Мужик нагнулся, чтобы оттянуть труп к колодцу. Капюшон спал с головы незнакомца, и отец увидел знакомые черты, залитые кровью. Это был его сыночек. На следующий день хуторяне не могли оторвать труп юноши от обезумевшего отца. Мужчина бормотал что-то невнятное про колодец.
    Казаки решили сравнять с землей проклятый колодец и, похоронив юношу, так и сделали. А обезумевший отец еще долго бродил по хутору, спрашивал казаков, не видели ли они его сына.
    Зимой нашли его, замерзшего, на могиле сына. Крепко обняв крест, он улыбался. Видно, наконец, нашел своего сыночка. Казалось бы, на этом можно было  поставить точку, но история с проклятым колодцем имеет продолжение.
    - А дальше пойдёт рассказ о том, как Цибуля у того колодца девку видел,- усмехнулся Иван Петрович,- а насколько это правда, пусть Цибуля доказывает, и он продолжил:
    - Вдоль посадки, громыхая и пуская клубы дыма, несся колесный трактор с подпрыгивающим сзади прицепом. Пантелей Цибуля торопился в станицу. Он хотел  успеть до темноты. 3а спинкой его сиденья булькала, согревая его душу, полуторалитровая бутылка самогона, которую ему вместе с закуской дала в счет оплаты бабка Волосатиха. Приспичило ей срочно к сыну в соседнюю станицу, вот Яшка и подрядился, а что тут такого? Тридцать километров туда и столько же обратно. Правда, чуть не потерял Волосатиху, пока вез. Бедная старушка всю дорогу подпрыгивала в прицепе на ухабах, а в одном месте ее так подкинуло, что чудом удержалась за задний борт. Не мог же Цибуля для нее выбирать дорогу!  Раз срочно надо, так терпи. Вот и несся он, срезая путь, чтобы покороче, через поля и заросли акаций, где раньше, как говорили старики, был хутор. Яшка считал, что день прошел благополучно – на вечер уже есть что выпить, а поскольку он был нежадный, то с кем выпить всегда найдется. И надо же было такому случиться, что как раз в том же месте, где был хутор, трактор занесло в какую-то яму, колесо провалилось, да вдобавок еще и лопнуло. До станицы оставалось еще километров семь, а ночь уже надвигалась. Вечер был теплый, и казак решил заночевать возле трактора, тем более что есть и выпивка, и закуска, да еще бабка Волосатиха сказала, что праздник какого-то Ивана Купалы. Расстелив одеяло, которое лежало на  сиденье в тракторе, Цибуля достал бутылку, закуску и разжег костер.
    Быстро темнело, но у костра было тепло и уютно. Казак налил себе полстакана, выпил и от удивления застыл, забыв закусить. Недалеко от него стояла красивая девушка с распущенными волосами и манила его пальцем. Для Цибули это был не достаточно убедительный повод, чтобы бросать выпивку, и казак поманил незнакомку к костру:
    – Садись, составишь компанию, а там, может, что у нас и получится.
    Но девушка упорно звала казака за собой. Не такой был Цибуля, чтобы идти на поводу у юбки. Всю ночь незнакомка звала его куда-то, а Цибуля, наливая очередную порцию самогона, предлагал ей выпить. Через какое-то время он видел уже двух совершенно одинаковых девушек. «Видно, подружку привела», – решил казак и уснул.
    Наутро удивился казак, что полторашка почти пуста, ну, похмелился, понятное дело, и двинул в станицу за помощью. Хорошо, по дороге встретил друга Федьку. Тот на мотоцикле вез дерть на рынок. Рассказал Цибуля Федьке про свою беду, а что ж то за друг, что не поможет? Решили они дерть ту поменять на самогон и поехать ремонтировать трактор. Как решили, так и сделали.
    Приехали к трактору, а какая может быть работа, когда полная люлька водки, да закуски. К вечеру с горем пополам поменяли колесо, а вот уехать уже сил не осталось. Решили они заночевать в степи, хорошо еще, что водки хоть залейся. Тут вспомнил Цибуля, что ночью ему то ли привиделось, то ли приснилось, будто молодица к нему приставала.
    – Был бы я! – вздохнул Федька.
    – А вот и она, – показал Цибуля на показавшуюся неизвестно откуда девушку.
    Не обращая внимания на него, девушка призывно манила Федьку.
    – Чего ей от меня надо? – засмущался казак.
    – Известно, чего, – усмехнулся Цибуля. – Подходи, – махнул Федька, – у нас и выпить есть, и закусить.
    – Не подойдет, – махнул головой Цибуля, обиженный тем, что незнакомка не обращает на него внимания, – она, видите ли, не пьет.  Маньячка сексуальная какая-то.
    – Я тоже не пойду, – решил Федор, – мне это тоже не нужно.
    – Да не обращай на нее внимания, не хочет пить, пусть не пьет, а другого, извини, мы тебе предложить не можем, – подытожил Цибуля.
    Всю ночь неизвестная зазывала Федора, но тот к утру был уже не в состоянии даже встать, а о чем другом не могло быть вообще и речи.
    – Ты знаешь, она мне уже надоела, – наконец промолвил Цибуля, – а ну пошла вон!
    Он попытался встать, но рухнул и уснул. Невдалеке похрапывал и чему-то улыбался во сне, Федор. Проснулись казаки от нещадно палившего солнца и
надоедливых мух, ползающих по лицу.
    – Федька ты что-нибудь помнишь? – спросил Цибуля.
    – Помню, – мотнул головой Федор.
    – Я имею в виду ту бабу.
    – А давай в станице хлопцам расскажем, а кто не поверит, пусть сам убедится, – предложил он.
    – Ага, а за это с них магарыч возьмем.
    Похмелившись, друзья сели на мотоцикл и поехали в станицу. Через два часа желающих поехать посмотреть и узнать, куда это зовет та дивчина, собралось человек тридцать. Прослышав про то, что казаки едут смотреть на бабу-маньячку, отдельно от них договорились поехать и их жены.
    Уж не знаю, что там прослышали старухи, но и они с крестами и святой водой решили пойти, чтобы изгнать девку. Ну и понятное дело, куда же старики отпустят своих старух без приглядки? К вечеру возле Цибулиного трактора собралось человек триста. Молодые казаки держались отдельно. Они с умным видом ходили вокруг трактора, давая советы: вроде, кроме ремонта, их больше ничего и не интересует. Чуть вдали бабы будто бы собирали целебные травы и совсем не обращали внимания на казаков. Еще дальше старики и старухи организовали что-то вроде стола. Появился и баян. Вскоре по степи разнеслись веселые казачьи песни. Все давно забыли, зачем они собрались. До утра под баян казаки отплясывали, и никто даже не обратил внимания на незнакомую девушку с распущенными волосами, безуспешно пытающуюся хоть кого-нибудь заманить.
    Надолго запомнили станичники веселый праздник Ивана Купалы, а вот о незнакомой девушке никто ничего не помнил, да говорят, после этого случая никто и никогда ее не видел,- на этом Иван Петрович закончил свой рассказ…
    Багажник и все свободные места в салоне были завалены продуктами. Доехали благополучно. Дома их веселыми криками приветствовали станичники. Машину быстро разгрузили, и ловкие казачки кинулись накрывать на стол. Когда веселье было в разгаре, Петр вышел на улицу. На лавочке сидел его отец и курил. Петр присел рядом и задал свой вопрос:
    - Пап, а кто такая Глафира Головина? Я на кладбище был, смотрю, могила свежая, а кто похоронен, не знаю. 
    - Это, что похоронили на могиле ведьмака? Да она приехала с семьёй уже после твоего отъезда, - стал вспоминать отец, - Глафира и полгода не пожила.
     Муж после похорон почти сразу укатил. Но каждый год на родительский день он приезжает на кладбище к жене. Интересный случай произошел во время похорон. Копачи, когда рыли могилу, нашли пакет с долларами. Недели две они праздновали. Потом слухи об этом дошли до участкового, но денег уже не было. Мужики все прогуляли. Петр скрипнул зубами и тяжело вздохнул.
    - Как пришли, так и ушли, - подумал он.
    - А правда в той могиле ведьмак был похоронен?- спросил Пётр.
    - Может правда, может, нет, но мне бабушка вот что рассказывала. Может, что и выдумала, но, видно, и доля правды есть. У нас в станице, на окраине, жил дед. Очень лютый. Все боялись его не потому, что здоров уж сильно был, а вроде бы ворожбу знал. Сам из себя невысокого росту, но широкий в плечах и с длинными волосатыми руками. Из-под нависших бровей, словно два уголька, светились злые маленькие глаза. Нелюдим был, жил на отшибе.
    Вот вы сейчас и не знаете, как ведьмака от обычного человека отличить, а раньше множество способов было. Детвора, как подойдет к его хате, руки в карманах, и давай кукиши крутить. Иной человек и не поймет, в чем дело, а дед – тот из хаты выскакивает, и с ходу давай их ругать. Как зло на кого заимеет, житья тому не будет. Одно несчастье за другим на бедолагу валится.
    Так и жили станичники, против него и слово боялись сказать. А за спиной шушукались. В глаза: «Здрасьте», а за глаза ведьмаком звали. Один лишь Иван-пастух не боялся его, что думал, то и говорил. Был он силен не по годам: шел ему семнадцатый год, а и мужики боялись его затронуть. Страху Иван сроду не ведал, и не потому, что глупым был, а, скорей, наоборот.
    Может, поэтому, а может, и по другой причине, но пытался ведьмак запугать его. То идет Иван от девчат, смотрит, а поперед него колесо огненное катится. Иван, недолго думая, – плетью его. На следующий день бредет Федосей – так звали ведьмака, – голова перевязана, а поперек лица рубец. В другой раз ехал Иван с сенокоса. Чтобы путь скоротать, решил махнуть через кладбище. Едет, вдруг кони на дыбы встают. Иван смотрит, что-то белеет. Присмотрелся – не то собака, не то кошка. Иван плетью взмахнул – наваждение исчезло, кони успокоились, побежали. Иван смотрит, а неизвестный зверек сбоку. Иван махнет плетью – тот исчезает, потом обратно появляется. Так и преследовал Ивана, пока тот не выехал с кладбища.
    Совсем извелся дед Федосей, никак не одолеть ему Ивана. Решил пойти на крайние меры. Узнал он, что Иван к девчатам повадился, и стал поджидать его. А Иван, ничего не подозревая, идет себе ночью домой, насвистывает. Вдруг с забора на него как что-то прыгнет на спину! Иван хотел скинуть его, но оно когти в тело вонзило – боль невыносимая, нет силы и руки поднять, и пошевелиться. Идет Иван, невесть что спокойно сидит, но стоит лишнее движение сделать, как когти тут же под кожу лезут. Не доходя до дома, спрыгнуло что-то со спины Ивана и исчезло. Пришел Иван домой – рубашка в крови. Мать перепугалась, давай Ивана бранить. Рассказал он ей обо всем, пригорюнилась мать, велела Ивану просить прощения у ведьмака. Но парень решил сам рассчитаться с ведьмаком: на уме все держит, никому о случившемся – ни слова. На следующий день вновь отправился он к девчатам, а под рубашку ватник надел. Возвращается с гулянки, а сам ждет, когда же вчерашний заплечный гость объявится. Не прошел и ста метров, как почувствовал, что кто-то на спину прыгнул. Иван тут же руками схватил его и давай по земле кататься. Тот когти в ватник запустил, не оторвать, лишь клочья ваты летят кругом. Долго они так катались, пока зверек не изловчился и не выскочил из рук Ивана, укусив его. На прощание Иван так треснул его кулаком по голове, что у самого пальцы от боли посинели.
    Два дня никто из хуторян не видел Федосея. Потом соседи обратили внимание, что собака воет. Может, помер? Пошли к нему в хату, а он на последнем издыхании. Голова перевязана, лежит, охает, просит одно лишь, чтоб перед смертью Ивана повидать. Позвали Ивана. Не хотелось тому идти к ведьмаку, но делать нечего, всей станицей просят. Зашел он в хату, а ведьмак руки тянет, просит, чтоб Иван ближе подошел, за руки его подержал. Хотел Иван подойти, но одна из бабок шепчет, чтоб не подходил и близко, иначе дед свое колдовство передаст. Стоит Иван в нерешительности: дед перед смертью подойти просит, а люди не пускают. Пока Иван думал, ведьмак и скончался. Бабки крестятся, а одна и говорит: «Что же вы потолок не прорубили? Теперь он никому жизни не даст, по ночам по хате бродить будет, а кто его хату надумает убрать, тому совсем худо будет». Как услыхали ее речи богомольные бабки, так с перепугу и повыскакивали. Не знают даже, кто и хоронил его, ведают лишь, что где-то за оградой кладбища.
    Хата у Федосея добротная была, может, кто и занял бы ее, но страх и близко не подпускал к ней хуторян. Говорили, что ночами из нее стук и грохот доносится. Иван же с матерью выехал с хутора, на мастерового выучился, большим человеком стал.
    Так и забылась бы молва про ведьмака, но его хата как бельмо стояла на краю станицы. Наверное, так и завалилась бы, но к осени приехала семья, попросилась остаться жить здесь. Детей в той семье пятеро да мужик с бабой, – куда их поселить? – вот и предложили им пожить на ведьмаковском подворье, а понравится, так пусть им и остаётся. Мужик с бабой рады-радехоньки. Шутка разве? – почти новое жилье. Видно, пришлось им по чужим углам пожить. Кто-то шепнул им, что раньше здесь ведьмак жил, но какое там, баба и слушать ничего не хочет. Мужик-то был маленький да худенький, а баба, что называется, кровь с молоком, как рыкнет на мужика – тот со всем и соглашается. Зашли они в хату, там стол да топчан, да печь русская, больше ничего нет. В сенцах тазы да ведра наставлены. Хоть и бедное хозяйство, да и тому рады. Решили, что баба с детьми на печи ляжет, а мужика на топчан уложили. Свечку зажгли на столе, лежат, разговаривают. Где-то часам к двенадцати, а, может, и позже открывается дверь, и сквозняком подуло, огонь свечки поколебался и затух. Мужик лежит, душа с телом от страха расстается. Вдруг слышит, как кто-то ему на ухо говорит: «Ты что это на мое место улегся?» А потом кто-то как толкнет его! Мужика словно ветром с топчана сдуло. Схватился он – и бегом на улицу, а про жену и детей забыл. Самому бы спастись да подальше от этого проклятого места убежать. А баба лежит, ни жива, ни мертва. Дети к ней прижались, хнычут. В сенцах шум стоит, вроде кто тазы и ведра переворачивает. Ставни хлопают, и по чердаку как будто кто-то топает. Страху не перечесть. Так продолжалось до первых петухов. За всю ночь баба и глаз не сомкнула, дрожала, как осиновый лист, прижав к себе детвору, и все молитвы, что знала, перечитала. Другая бы на ее месте после такой ночи убежала подальше от проклятого места, а эта – ни в какую. Охота ей свою хату иметь. Кое-как уговорила она одну бабку ночь с ней в хате перебыть. Та бабка знала много молитв; если кто умирал, то ходила отпевать покойника. Жадна была до денег, вот и согласилась молитвы всю ночь читать, не одна же будет там находиться. Мужик ушел в скирду спать, а баба с детьми снова устроилась на печи. Бабка возле двери постелила себе, открыла молитвенник и начала бубнить какую-то молитву. На столе свечи горят, уже и не так страшно. К полуночи бабка стала носом клевать, а потом и вовсе заснула, захрапев на всю хату. Хозяйка давай ее окликать: слезть с печи страшно, а той хоть бы что, храпит, аж бульбы схватываются. Вдруг открывается дверь, и как будто кто-то невидимый бабку с ее молитвенником и подстилкой потянул на улицу. Потом вроде как сквозняком подуло, огонь свечей поколебался и затух. И тут началось повторение прошлой ночи. Насилу дождалась баба утра, и, плюнув с досады, собрала свои немудреные пожитки и с мужиком и детьми выехала с хутора.
    На улицу вышла мать Петра, худенькая женщина, с уставшим лицом.
    - А я думаю, куда мои мужчины девались?
    Она присела рядом с Петром и обняла его за плечи. На Петра навалилась тоска. Вдруг он представил, что, возможно, в последний раз видит живыми своих родителей. Он прижался к плечу матери, и ему стало так хорошо, как было когда-то в детстве. Возвратившись за стол, Петр обратил внимание на обнявшихся деда Цибулю и Джона. Профессор уговаривал деда поехать в Америку.
    - Да, ты что, - возмущался дед, - здесь же похоронены мои родители! Да и дети с внуками иногда навещают. Здесь же моя Родина, за которую я жизни не пожалею. Уж лучше я тут помру с голода и холода, чем на чужбине от тоски.
    - Ну, давай, я тебе хоть чем-нибудь помогу, - предложил Джон.
    - Ты бы угля, да дров деду на зиму закупить помог, - вмешался в разговор Петр.
    - Ничего мне не надо, - замахал дед руками, но баба Малаша, внимательно прислушивающаяся к разговору, тут же вмешалась.
    - Ах ты старый пень, - запричитала она, ему люди помощь предлагают, а он, кобель, из себя гордого строит.
    Джон в недоумении поднял глаза на Петра. Петр с улыбкой махнул головой, что, мол, все в порядке, будет теперь у деда и уголь и дрова. В последнюю ночь станичники решили подшутить над американским профессором.
    Он все жаловался на неустроенную личную жизнь, и одна из казачек предложила женить Джона на Галушихе, сорокапятилетней бабе двухметрового роста и с талией в три обхвата. Галушиха ни разу не была замужем, и за это в станице ее прозвали соломенной вдовой, хотя целомудрием она не отличалась. Частенько соседи видели, как из ее окна выпрыгивали мужики, спасаясь от разъяренных жен. Подвыпившего Джона станичники ночью уложили на кровать с Галушихой, которая не возражала против такого поворота событий. Проснулся Джон от храпа. Приподняв голову, он с ужасом обнаружил, что лежит с огромной голой женщиной. Грудь, которая служила ему ночью подушкой, грозно вздымалась, отчего у профессора от ужаса зашевелились волосы даже под мышками. Он попытался сползти потихоньку с кровати, но не хватало сил поднять мощную руку, лежавшую попрек его тела. Тогда он стал подныривать под нее. Его возня разбудила Галушиху.
    - Ты куда? – хрипло спросила она.
    Джон стал извиняться, объясняя, что не помнит, как сюда попал.
    - Ты что же, лишил меня девственности, а теперь в кусты? – закричала казачка.
    В хату стали заходить станичники.
    - Наши молодожены проснулись, - радостно приветствовали они Джона с Галушихой.
    Джон заплакал.
    - Я ничего не помню, я заплачу этой женщине, сколько потребует, только отпустите меня домой.
    Для Петра розыгрыш станичников стал неожиданностью. Он вначале даже  поверил, что Джона женили, но, когда ему объяснили ситуацию, долго смеялся. Профессор отдал Галушихе почти все деньги, которые у него были, оставив лишь на билет домой. А Галушиха написала бумагу, что не имеет к Джону претензий, и не будет подавать на него в суд за изнасилование.
    Утром следующего дня станичники собрались, чтобы проводить гостей. Все с надеждой смотрели на Петра, и он понял, что не может обмануть их ожиданий. В поезде Джон уснул, а Петр, подперев голову рукой, смотрел в окно на мелькающие посадки.
    Он думал о том, что никакой загадочной русской души нет, а есть обстоятельства, которые вынуждают поступать, так или иначе …
Часть 3
    Николай Дубина медленно брел по пыльной дороге. К вечеру от тряски в тракторе ныли ноги, и ломило поясницу. Глаза слезились от напряженного вглядывания в пахоту. Николай представлял как, наконец, поест горячего борща с мясом, а то приходилось весь день питаться всухомятку. «Может, жена и стопку горилки поднесет, – мысленно представлял он, – да холодного компотика из холодильника». Еще за двором казак с беспокойством стал прислушиваться к звукам, доносившимся из его хаты. «Гости, что ли? – мелькнула мысль. – Господи, хоть бы не теща».
    Его опасения оправдались. За столом сидели жена Татьяна и теща Зинаида Васильевна Криворотова.  Перед ними стоял ряд пустых бутылок. «Давно гуляют», – с досадой подумал он, но вида не подал.
    – А чего это ты с мамой не здороваешься? – пьяно проговорила жена.
    – Не уважает он маму твою, – поддержала дочку теща, еле выговаривая слова.
    – Здрасьте, – зло процедил Николай, – а теперь дай поесть.
    – Сам возьмешь, ишь, принц какой, – возмутилась теща. – Не видишь, дочь устала, ей отдохнуть надо.
    – Дай пожрать! – теряя терпение, крикнул Николай и ударил по столу кулаком.
    От неожиданности теща, отшатнувшись от стола, перевернулась вместе со стулом и, сверкнув ляжками, очутилась под столом.
    – Караул! Убивают! – завизжала она.
    – Ах, ты, подлец, – бросилась на Николая жена. – Маму обижать… да я тебя за нее...
    Николай не понял, как случилось, что его жена от оплеухи оказалась в другом конце комнаты. Никогда прежде не поднимал он руку на жену, а здесь не сдержался.
    – Посажу! – завизжала Зинаида Васильевна, и они с дочкой бросились на улицу.
    – Отдохнул, – усмехнулся казак и стал оглядываться, чего бы поесть.
    В углу на табуретке стояла кастрюля борща. Николай поставил ее на стол и стал искать чистую миску. Тут его внимание привлек лай собаки. Николай выглянул в окно и обнаружил, что по двору идет участковый с дедом Цибулей и его кумом Иваном Петровичем, а впереди, размахивая руками, бежит тёща. Сзади всех, держась одной рукой за челюсть, а другой  за голову, прихрамывая и причитая, шла жена. «Ну, все, – решил казак, – заберут теперь в милицию. Понятное дело, поверят бабам, а не мне». Вдруг у него мелькнула спасительная мысль. Схватив кастрюлю борща, он вылил ее содержимое себе на голову. Войдя в хату, участковый и понятые опешили: за столом на табурете сидел Николай, на его голове, ушах и плечах висела капуста, лицо и одежда блестели от жирной воды, стекающей на пол.
    – Что тут происходит? – строго, но едва сдерживая смех, проговорил участковый.
    – Да понимаешь, – стал объяснять Николай, – пришел с работы, попросил, есть, а они, пьяные, на голову мне перевернули кастрюлю борща. Вот я жене и приложил.
    Участковый и понятые вылетели во двор не в силах больше сдерживать смех. Говорят, долго еще смеялись в станице над Николаем, вспоминая, как жена и теща облили его борщом.
    А Николай и не подозревал, что скоро у него появится возможность отомстить жене.
    К тому времени у Николая в саду поспели яблоки.. Дел и так невпроворот по хозяйству, а тут еще по ночам яблоки  от станичной детворы охранять надо. Урожай какой-никакой, да и копейка лишней не бывает. А тут жена как нарочно заявила:
    – Все, еду на курорт, лечить радикулит, а ты сам управляйся, да смотри, не загуляй. Мама будет за тобой присматривать, и, если узнаю, что ты, кобелина, кого в дом приводил, ноги вырву.
    – Что ж мне теперь, самому и на работу,  и по хозяйству, и на грядку, да еще и сад сторожить? А ты будешь прохлаждаться на курорте. Давай хоть собаку заведем, чтоб сад охраняла.
    – Самим жрать нечего, а ты собаку заводить? Ничего с тобой не случится, постережешь.
    В общем, уехала жена, а Николай и задумался:
    – Надо в саду капканов да ловушек наставить, попадутся воры, шум поднимут, а я их солью из ружья, больше не полезут.
    Решил и сделал: выкопал три ямы между деревьями, набросал туда колючих веток с акации и крыжовника. Сверху укрыл, чтоб незаметно было. Развел смолу в солярке и получившийся гудрон подвесил на деревьях. Возьмешься за ветку, тут ведро с гудроном на тебя и перевернется. В траве замаскировал два капкана и, чтоб не утянули их, нагнул ветки деревьев и привязал к ним капканы. Потянет кто капкан, ветка выпрямится, и капкан взлетит на макушку дерева. Решил он и вдоль забора подвесить оголенный провод, пустить по нему ток.
    Приготовившись к встрече с непрошенными гостями, Николай зарядил двустволку патронами с солью и, довольный, решил отметить отъезд жены. Включив телевизор, и удобно устроившись на диване с бутылкой пива, он задремал.
    Во втором часу ночи Зинка Криворотова  решила проверить зятя по поручению дочери. Идти было недалеко, так что прямо в ночнушке и тапочках она подкралась к забору зятя. Окно светилось, и она смекнула, что у зятя кто-то есть. Так как калитка и ворота на ночь замыкались, Зинка решила полезть через забор. Уже по другую сторону забора она зацепилась за какие-то провода. Посыпались искры. Ничего не понимающую Зинку так затрусило, а потом отбросило в сторону, что, приземлившись на четвереньки, она осталась стоять, как в столбняке, уперевшись головой в забор. Видно, где-то закоротило – в доме погас свет. В наступившей тишине Николай проснулся и не сообразил сразу, что произошло. Выглянув в окно, он увидел в лунном свете какое-то странное существо под забором. Скорей всего, определил он, это белая собака, хотя больше напоминает свинью. Схватив ружье, Николай выскочил во двор и с обоих стволов всадил соль в белеющий зад животного. «И все-таки это свинья», – мелькнула у него мысль, когда он услышал поросячий визг.  Казак забежал в дом, чтобы поменять пробки и перезарядить ружье.
    Заряд соли, попавший тёще в зад, вывел ее из столбняка. Вскочив на ноги от невыносимой боли, она бросилась к дереву, но провалилась в какую-то яму. Тысячи иголок пронзили ее руки, ноги, спину и зад. Крик, разнесшийся по станице, теперь скорее напоминал рев раненого животного, чем визг поросенка. Зинка даже не поняла, как выскочила из ямы. Схватившись за дерево, она попыталась подняться. Сверху на нее что-то полилось, а потом еще по голове ударило ведро. От неожиданности она отпрыгнула в сторону, и вдруг, будто чья-то челюсть сдавила ее ногу.  Зинка попыталась вырвать ногу, но что-то ее подбросило, тапочек взлетел вверх, а она, перевернувшись в воздухе, налетела на забор. Как раз в этот момент в доме загорелся свет.  Тёщу затрясло и снова, как в прошлый раз, она оказалась на четвереньках. На ступеньках стоял Николай с перезаряженным ружьем.
    – Ах, ты, гадюка, – заругался он, когда свет снова погас, и в сердцах спустил оба курка в ненавистное животное.
    От рева проснулись, казалось, все станичные собаки, в соседних хатах стал загораться свет. Казак вновь ринулся в хату менять пробки. Черная липкая жидкость стекала по лицу Зинки, и, казалось, нет такого места, которое не болело бы у нее. Единственным её желанием было побыстрее выбраться из этого ада. Пробежав несколько метров на четвереньках, Зинка схватилась за дерево, чтобы подняться. Новая порция жидкости с последующим ударом по голове ведром прибавили ей сил, она решительно двинулась вперед. Через несколько минут она уже сидела дома и мысленно готовила месть для зятя. И как не скрывала Зинка своё участие в этом происшествии, но шила в мешке не утаишь, как сказал Иван Петрович Лазарев.
    Не успела улечься эта история, как новая потрясла станицу. А виной тому был Степан, внук бабки Марфы, которого плетями воспитывали новоявленные «казаки». А произошло, как потом рассказывал дед Цибуля, каким-то образом причастный к этой истории, вот что.
    Ущербная луна, казалось, касалась нижним рогом крыши Зинаиды Васильевны Криворотовой. Про такую луну в народе говорят: хоть ведро вешай. Стёпка представил, как Криворотиха вешает помойное ведро на луну, и ухмыльнулся...
    Осенняя ночь выдалась тёплой: как раз для замысла Степана. Давно у него был зуб на тётку Зинку, из-за нанесённой ему смертельной обиды. Она не поверила ему на слово и не дала в долг самогонку.
    - Слово казака!- бил себя в грудь Степан.
    Но Криворотиха  была неумолима.
    Страшный план мести долго созревал в не успевающем протрезветь мозгу казака. И вот настал долгожданный час расплаты. А настал потому, что Стёпке  уже никто не давал в долг ни денег, ни водки, а организм стойко требовал дезинфекции от окружающей среды.
    - Спрячусь у сарая и дождусь, когда дед Цибуля за водкой придет. Прослежу, куда она её прячет, а потом украду,- обдумывал план ограбления Степан. - Я терпеливый, дождусь.
    Хата Зинки была магнитом для местных любителей выпить. Днём ее мало кто посещал. Но в ночное время суток из самых неожиданных закоулков появлялись таинственные тени и начинали стучать в окна. Спать Криворотовой, видимо, приходилось днём, так как гости, с интервалом в час, а то и чаще не давали ей заснуть. Дворовый пёс Казбек, спившийся, как и её ночные гости, давно забыл, как гавкать. При появлении гостей он требовал мзду - кусок хлеба, пропитанный самогоном. И, проглотив деликатес, уходил спать в конуру. Об этой его привычке знали все местные казаки и беспрекословно платили дань псу из соображений собственной безопасности.
    Прячась в тени сарая, Стёпка, согнувшись, мелкими перебежками приблизился к хате. Неожиданно вынырнувшая тень чуть не лишила казака девственной сухости штанов.
    Отпрыгнув в сторону, он поскользнулся и сел на пятую точку. Тень, испугавшая Степана, оказалась Казбеком.
    - Тьфу, ты, сатана!- выругался казак и попытался встать. Его рука попала во что - то липкое. Степан брезгливо поднёс руку к носу.
   - Дерьмо!- чуть не взвыл казак.
    Он стал вытирать руку об собаку. Казбеку явно это не понравилось и он, подняв заднюю лапу, мстительно пометил гостя резко пахнущей струей.
    - Чтоб ты сдох!- зашёлся в шипящей ярости казак.
    Скрипнула калитка, Степан затих и притаился между собачьей будкой и туалетом. Кто-то решительно двинулся к окну хаты. После стука в окне зажегся свет, и казак увидел освещённую фигуру деда Цибули. В двери показалась Зинка.
    - Деньги есть?- прохрипела она вопросительно.
    - Н-ну, дык,- ответил не менее хриплый голос деда Цибули.
    Зинка  двинулась в сторону Стёпки, а Цибуля остался ждать.
    Степан видел, как Криворотиха вошла в сарай. Звякнула бутылка, и через минуту она вручила ночному гостю живительную влагу. Цибуля достал из кармана кусок хлеба, полил его самогонкой и бросил Казбеку. Пёс мгновенно проглотил угощение и направился к будке.
    Дверь захлопнулась, и Цибулины шаги затихли в темноте. Степан стал подкрадываться к сараю.  Он  медленно открыл дверь и протиснулся в темноту. Сделав шаг, он получил оглушительный удар по лбу. Искры, вылетевшие из глаз, на мгновение осветили сарай. Через минуту, когда тупая мысль, наконец, достучалась до оглушённого мозга с вопросом: " Что это было?", казак зажёг спичку. На полу валялась тяпка, стыковку с которой он совершил минуту назад, на полках стояли бутылки, а внизу трехлитровый баллон. Ежу понятно, что настоящий казак не будет размениваться по мелочам и Степан, в виде компенсации за моральный и физический ущерб, взял баллон. Недолго думая, он тут же сделал из него большой глоток.
    - Хорошо, хоть керосин, а не какая не будь кислота,- думал Стёпка, судорожно разевая рот, из которого вытекала вся оставшаяся в его организме жидкость. Водку пить расхотелось. Надо было срочно промыть желудок водой. Степан вывалился из сарая и перелетел через поджидавшего его Казбека. На этот раз казаку повезло, он попал в собачье бескультурье коленкой. На шум во дворе среагировала Криворотиха. В хате зажегся свет, и она появилась в проёме двери.
    - Казбек!- позвала она.- Что там за шум?- и двинулась в их сторону.
    Единственным местом, куда мог спрятаться казак, была собачья будка. Степан влетел в неё и чуть не потерял сознание от запаха псины. В ту же минуту, как показалось казаку, все блохи мира, почувствовав свежатинку, набросились на него.
    Казбек, возмущённый до глубины души наглым вторжением в его частную собственность, схватил Стёпку за штаны и стал вытаскивать из будки. Послышался треск раздираемой ткани. Добрая половина штанов осталась в зубах у Казбека, когда псу, наконец, удалось вытащить не прошенного квартиранта из своего жилища. Стёпка  ринулся к туалету и с разбега прыгнул за угол. Подгнившие доски, не рассчитанные на такое бесцеремонное отношение, жалобно скрипнули, и Степан по пояс провалился в Зинкины нечистоты.
    Ходили слухи, что от крика, прозвучавшего той ночью во дворе Зинки Криворотовой, куры, не дождавшись утра, снесли яйца, а у ближайшей соседки наступил преждевременный климакс. Даже Казбек перестал мзду брать с посетителей. А вот Стёпка пьет по-прежнему.
    А Цибуля в это время бизнесом решил заняться. Как раз свояк проездом был из санатория. Рассказывал, что грязью лечился. Задумался Цибуля:
    - У него в станице грязи столько, что на тысячу санаториев хватит, а вот не додумался же никто торговать ею в станице. У него перед двором такая лужа с грязью, что любой санаторий позавидует. А то, что она лечебная, так в этом и сомнения нет. Вон, какие жирные свиньи выросли в той луже. А Зинка Криворотова, что живет напротив, сколько лет гусей в его луже выращивает, не гуси, а жирафы. Поначалу Прохор удивлялся: почему это везде сухо, а у него даже в жару лужа не пересыхает, а потом выяснилось, что это Зинка в ту лужу по ночам подливает для своих гусей воду.
    - Хорошо, что лужу не засыпал, - подумал казак, - начну, и я грязью торговать.
    Посоветовался с кумом Иваном, и тот предложили ему сначала приватизировать лужу, ну а затем сделать рекламу. В администрации удивились желанию Цибули, но не отказали. И вот Цибуля стал хозяином лужи. В нужный день, когда, приехала пресса, появились калеки, нуждающиеся в лечении. Первая приковыляла старуха на костылях. Цибуля вежливо проводил ее в лужу. К тому времени у лужи собралась вся станица, понаблюдать за чудачествами земляка. И у всех на глазах эта старушка, не пролежав и часа в грязи, вдруг вскочила и радостно закричала:
    - Какое счастье, я опять могу ходить! Потом она вылезла из лужи и пошла, помыться в душ, а к Цибуле уже привезли следующего больного. Это был пожилой мужчина. При помощи двух молодых людей он дошел до лужи и, не раздеваясь, плюхнулся в грязь. Станичники с замиранием сердца следили за происходящим. А вокруг уже бегали корреспонденты, фотографируя лежащего в луже человека. Менее чем через час, мужчина пошевелился и сел. Посидев немного, он поднялся и самостоятельно выбрался из лужи. Его окружили журналисты.
    - Не поверите, - стал рассказывать мужчина, - более десяти лет страдал от радикулита, ничего не помогало. А сейчас чувствую себя, словно заново родился.
    Шум и крик изумленной толпы невозможно было передать. Все хотели продолжения, но Цибуля объявил, что на сегодня его лечебница закрыта, а желающие принять ванны или купить грязь, могут записаться у его жены. Толпа неохотно расходилась, обсуждая необычное происшествие. А Цибуля в это время ставил магарыч своим дальним родственникам, приехавшим специально, чтобы устроить это представление и поддержать бизнес своего родича, конечно, не бесплатно.
    Ночью Цибулю разбудил яростный лай собаки. Взяв фонарик, казак вышел на крыльцо. Смутное подозрение повело его к приватизированной луже. Мелькнувшая тень вызвала у него подозрение. Прохор направил фонарик и осветил Зинку с двумя ведрами, наполненными грязью.
    - Ах ты, воровка, - возмутился Цибуля.
    - Та тоби, чи грязи жалко, - стала оправдываться Криворотова.
    - Я на тебя в суд подам, - пригрозил дед.
    - Так у меня всю грязь растащат, - думал Цибуля, возвращаясь, домой, - надо бы забор поставить.
    Следующую ночь собака совсем не дала ему уснуть. Дед без конца выскакивал на улицу, а зловещие тени то появлялись, то исчезали. Не зря во время войны станица прославилась своими казаками-пластунами. Наутро лужа увеличилась вдвое.
    Известие о чудо-луже Цибуле, с подачи журналистов, разлетелось по всей округе, и все станичники были уверены, что бизнес деда принесет ему небывалые доходы.
    Первыми к Прохору приехали из налоговой инспекции, они потребовали, чтобы Цыбуля немедленно оплатил налог с прибыли, оформил документы на предпринимательскую деятельность и лишь, затем он сможет заниматься бизнесом. Потом приехала милиция из райцентра. Они  посоветовали, пока по-хорошему, поставить вокруг лужи сигнализацию, камеры видео наблюдений и установить круглосуточное дежурство, можно даже с почетным караулом. Не забыли приехать и из пожарной охраны. Они выписали штраф, так как лужа не имела огнетушителей. Приезжали из санэпидемстанции, тоже выписали штраф. Каждому из проверяющих, Цибуля делал подарки: разрешал бесплатно окунуться в луже. К вечеру подъехал какой-то авторитет из криминальной  среды. Он предложил свою крышу взамен на пятидесяти процентную долю от выручки.
  - Если не хочешь, что бы тебя утопили в твоей  же луже,- пригрозил он.
  Потом  пришел батюшка просить на ремонт церкви, намекнув Цибуле, что Бог может от него отвернуться.
    (Здесь нужна вставка о возрождении церкви.)
     Приходил завхоз из школы просить деньги, приходили из больницы, и даже незнакомая женщина пришла попросить денег на аборт.
    Когда ночью Цибуля подсчитал, кому и сколько он должен заплатить, то схватился  за голову:
     - Мне жизни не хватит, чтобы со всеми расплатиться, прежде, чем я открою бизнес.
     Никто не видел когда и куда уехал Цибуля, но на следующий день приехало два КАМАЗА, груженные щебнем, и засыпали лужу.
      - Видно не пришло еще время в станице бизнесом заниматься,- объяснял Цибуля  землякам.
    А вот Зинка Криворотова, говорят, еще долго торговала грязью, толи наворованной у Цибули, толи своей собственной.
Часть 4
    В маленькой грязной комнате за засиженным мухами столом, на котором стояли два стакана, бутылка водки, открытая банка консервов и кусок хлеба, сидели два мужика. Даже невооруженным глазом было видно, что они братья. Оба худые, с длинными ногами и большими красными руками. Одного из них, что сидел справа от окна, звали Иваном, а другого, что напротив, – Митькой. И хотя оба были хромыми и сильно похожими, они все-таки отличались тем, что Иван при ходьбе подпрыгивал, а Митька приседал.
    Бутылка водки на столе была почти пустая, и можно было предположить, что разговор идет у них давно. Иван, как хозяин, разливал в стаканы по глотку. Дружно выдохнув, не чокаясь, они залпом выпивали, после чего занюхивали хлебом, закуривали и продолжали прерванный разговор. Хоть Иван и вел себя как хозяин, хата была не его, а свояченицы, которая где-то училась и попросила его постеречь хату, пока ее нет. По лицам братьев можно было определить, что разговор у них очень тяжелый и неприятный.
    – Послушай, Иван, хоть ты мне по матери и сводный брат, но по отцу все ж таки родной, и поэтому я тебя люблю и хочу по-братски разделить добро, – уговаривал Митька.
    – Не нужно мне это добро! – возмущался Иван.
    – Ты мне на уши лапшу не вешай, я человек образованный, не один год в школе сторожем работаю. По моим подсчетам, у нашего дядьки, не осталось за душой ни копейки.
    – А вот и нет, – возразил Митяй, ковыряя грязным пальцем в носу, – я, когда работал в милиции, видел у него сберкнижку.
    – Так что ты предлагаешь?
    – А давай его спрячем где-нибудь и потребуем выкуп у тётки Малашки?
    – Рискованно, хотя попробовать можно, – согласился Иван.
    И Митяй стал подробно излагать свой план. Брат одобрительно кивал головой, соглашаясь с ним. Поздно вечером дед Цибуля вышел по малой нужде во двор. Из-за забора к ничего не подозревавшему деду бросились две прихрамывающие тени и, набросив ему на голову фуфайку, потянули в огород. Дед понял, что по малой нужде ему уже не надо, и не стал сопротивляться. Почти волоком двое неизвестных затянули Цибулю в заброшенный сарай и, связав, бросили там. Эти события произошли в пятницу вечером, а уже рано утром в субботу Митяй на почте опускал конверт с письмом следующего содержания: «Уважаемая баба Малаша! Пишут вам письмо чеченские террористы. Если вы хотите увидеть своего мужа живым и здоровым, то вам необходимо собрать пять тысяч рублей и положить на кладбище возле памятника Ивану Пузырю, что умер от страха на могиле ведьмака. До вторника братьям огородами и бурьяном приходилось носить деду Цибуле еду и кормить его, так как руки у него были связаны. А чтобы он никого не узнал, ему завязали глаза. Дед пообещал, что не будет кричать, если ему будут наливать по стакану водки три раза в день. Раскошеливаться пришлось Ивану, потому что Митька нигде не работал. Но дед сдержал слово. Целыми днями он спал или пел песни. Лишь во вторник вечером баба Малаша получила послание от террористов. Перекрестившись, она радостно побежала к соседке Зинке Криворотовой.
    – Представляешь,– рассказывала она, – я-то думала, что мой где-то запил, а его, оказывается, похитили террористы. Деньги требуют. Я бы им заплатила, но чтобы мои глаза больше его не видели.
    На следующее утро вся станица знала, что деда Цибулю похитили террористы и требуют выкуп. Пришел участковый, повертел письмо и, почесав затылок, промолвил:
    – Разберемся.
    Иван заглянул к бабе Малаше, как бы узнать, что случилось, и посочувствовать ей. Услышав, что бабка не собирается выкупать мужа, сильно заволновался.
    – Как же так, его же там убьют!
    – Нехай убивают, у меня все равно денег нема, – заявила бабка Малаша. Призадумавшись, Иван предложил:
    – А давай я тебе займу.
    Баба хитро покосилась на Ивана.
    – С чего это? Ты же всегда его не любил.
    – Ну как же, – заволновался Иван, – живой же человек, да и еще и какой-никакой родственник.
    Пришлось Ивану продавать мотоцикл, а Митяю лодку, чтобы собрать нужную сумму для выкупа. Баба Малаша, пересчитав деньги, как положено, при свидетелях написала расписку, но с одним условием: деньги она вернет только в том случае, если муж будет живой и невредимый.
    На почте все были удивлены приходом бабы Маланьи и ее странной просьбой продать ей штук тридцать газет подешевле. Вечером она со свертком, в который были завернуты деньги, отправилась на кладбище. Положила сверток на указанную могилку и, озираясь по сторонам, быстро засеменила обратно. Еще с утра окруженный станичной ребятней, в засаду отправился местный участковый. Уже через полчаса ребятам надоело наблюдать за сидевшим в кустах сирени милиционером, и шумной гурьбой они убежали на речку. Майор мужественно ждал встречи с террористами. «Если я их задержу, – размышлял он, – то, мне, возможно, дадут звездочку, да и продвижение по службе обеспечено. После ухода Бабы Малаши лейтенант сосредоточил все свое внимание на свертке с деньгами. В руке у него был зажат пистолет, хотя все в станице знали, что патронов в нем нет. За приятными размышлениями участковый не заметил, как начало темнеть. Уже через несколько минут в небе ярко светила луна, освещая ставшие вдруг таинственными и жуткими могилы. Из глубины кладбища появились две таинственные белые фигуры. Прихрамывая, они стали медленно приближаться к кустам, где сидел участковый. Нервы у милиционера не выдержали, и он, выскочив из засады, не разбирая дороги и прыгая через могилы, понесся в противоположную сторону…
    – Я же тебе говорил, что сработает, – сказало одно привидение другому, беря сверток.  Затем оба двинулись к выходу.
    – Все сработало, – довольно потирая руки, радовался Митяй.
    Развязав Цибулю, они на прощание даже налили ему стакан водки, и попросили не обижаться на них.  Пошатываясь, Цибуля отправился домой.                В уже знакомой комнате Иван и Митяй развернули на столе сверток. В нем лежали аккуратно нарезанные газеты.
    – Вот же зараза, – зло сплюнул Митяй, – обвела нас вокруг пальца. Что будем делать?
    – А что тут поделаешь? Не скажешь ведь, что ты знаешь, что было в свертке. Сразу поймут, что это мы его прятали, – вздохнул Иван, – давай хоть по расписке получим свои деньги. Рано утром они направились к дому деда Цибули.
    – А вот и террористы пришли, – обрадовался дед, когда их увидел, – вы что, думаете, я по голосам вас не узнал? А ну быстро отдавайте расписку и за моральный ущерб литру несите. А не то я к участковому! – пригрозил он.
    Иван со страхом представил, что будет, если участковый узнает, кто был свидетелем его позора, и молча, протянул расписку. Дед тут же порвал ее. Иван хотел хоть как-то оправдаться:
    - Да мы просто пошутили.
    – Да ладно уж, – махнул, Цибуля рукой, – я хоть от старухи отдохнул. Да и кормили вы меня лучше, чем она. – Зла на вас не держу, но за водкой всё, же сходите
    – А как же с деньгами? – с надеждой спросил Митяй.
    – А никак. Хочешь, пойди, забери у старухи, но, кажется, она уже все потратила.
    Опустив головы, тяжело вздыхая и прихрамывая, братья медленно поплелись к магазину.
    На следующий день Маланья Степановна заявила Цибуле, что надо ехать в райцентр за покупками.
    - Мне пальто купим на зиму, а тебе дублёнку,- заявила она.
    А то стыдно уже смотреть, как ты ходишь зимой в старом болоньевом плаще.
    В воскресенье Цибуля с женой отправились на вещевой рынок. Дело шло к осени, и зимней одеждой были завалены прилавки. Выбирай, что хочешь. В своей поношенной тельняшке и болоньевом плаще Цибуля не выглядел солидным покупателем и, когда, присмотрев у цыгана дубленку, поинтересовался, сколько она стоит, на лице у цыгана появилось удивление:
    - А у тебя деньги есть?
    Цибуля гордо достал пачку сторублевок.
    - Здесь на четыре дубленки хватит, - похвастался он.
    У цыгана заблестели глаза. Жена, молча стоявшая в стороне, стала толкать Цибулю в спину.
    - Ты что, придурок? Нашел перед кем деньгами хвастать, - прошипела она.
    - Примерь, дорогой, - стал предлагать цыган свой товар. Цибуля, засунув деньги в карман плаща, взял дубленку в руки. Он долго её мял и щупал.
    - Да ты примерь, - не отставал от Васьки цыган. Дед снял плащ, и цыган тут же подхватил его. Не успел Цибуля надеть дубленку, как продавец с плащом в руках, бросился бежать, на глазах, у толпы удивленных зевак.
    - Держи вора! – закричала Маланья Степановна.
    - Молчи, дура, - прошептал Цибуля и, схватив жену за руку, потянул её в другую сторону.
    Публика с удивлением наблюдала, как обманутый мужик спокойно прошел между прилавками, а за ним шла его разъярённая жена.
    Отойдя подальше, Цибуля остановился и посмотрел по сторонам, потом достал из кармана брюк ту самую стопку денег, что показывал цыгану. Жена, перестав причитать, выпучила глаза.
    - Хорошо, что так и не зашила дырку в кармане плаща, - усмехнулся Цибуля, - зря я тебя ругал. Видишь, пригодилось. Цыган подумал, что деньги в кармане плаща, а я их через дырку в брюки просунул. И деньги целы, и дубленка на халяву досталась, и от плаща избавился. Жена расцвела в улыбке, но тут, же спохватилась.
    Давай быстрей отсюда уходить, пока цыган не спохватился и не позвал своих.
    Больше в этот день Цибуля покупок не делал, но на следующий выходной купил  жене пальто и долго потом хвастал перед станичниками, как он обманул цыгана.
    Большим любителем розыгрыша были дед Цибуля и его кум Лазарев Иван Петрович. И знали же станичники, что верить им нельзя, а все равно попадались на их розыгрыши. Уж больно убедительно умели они говорить, да еще так серьезно, что поневоле поверишь.
    Приходит как-то к Цибуле кум Иван ночью и говорит:
    - Слушай, здесь такое прибыльное дело, только никому не слова об этом.
    Цибуля божится, что молчать будет, а у самого уже глаза горят, какой такой секрет знает кум Иван.
    - Ты не одолжишь мне пару молочных бидонов? На трассе,- стал объяснять он, - перевернулась машина с цистерной вина. Шофера увезла скорая, а машина лежит на боку без присмотра и вина в ней под завязку. И не одной живой души вокруг.
    - Где это?- заволновался Цибуля.
    - Да за развилкой, километра три отсюда, - объяснил кум Иван, - так ты дашь бидоны?
    - Нет у меня свободных, - засуетился Цибуля, пытаясь поскорее избавиться от гостя.
    - Ну, нет, так нет - пожал плечами Иван Петрович и ушел.
    Халявное вино придало силы вечно больному Цибуле.
    - Старуха, скорее мой бидоны, - приказал он жене, выворачивая брагу на землю.
    - Ты что, старый, с ума свихнулся? - запричитала Маланья Степановна.
    Цибуля, коротко, объяснил ей ситуацию, и бабка срочно бросилась мыть тару. Привязав бидоны к велосипеду, дед ринулся в темноту. Не успел он выйти со двора, а его жена уже стучала в окна соседям.
    Долго бродил Цибуля в темноте с велосипедом и двумя привязанными к нему  молочными бидонами. Через какое-то время он услышал голоса. Навстречу ему Криворотова толкала тачку с четырьмя молочными баллонами. К утру полстаницы собралось на дороге с пустой тарой. Кто на мотоцикле, кто на машине, даже водовоз приехал, да только машины с вином так и не нашли. Стали разбираться, кто пустил слух и, когда узнали, что это Цибулина работа, то чуть не побили его. А еще был случай, взбудораживший другую половину станицы.
    Остановился как-то дед Цибуля у стадиона, там как раз дети играли в футбол, подозвал одного мальца и говорит:
    - А ты чего на верблюде не катаешься?
    - На каком верблюде?- заинтересовался малыш.
    - А цыган привел белого двугорбого верблюда. Стоит с ним в конце станицы,- стал объяснять Цибуля, - за продукты и катает, и фотографирует.
    К ним подошли и другие малыши. Для станичных ребят верблюд - это такая экзотика, что можно и школу пропустить. В этот день, говорят, Цибуля сорвал занятия в школе. И бабы станичные, кто с яйцами, кто с овощами, кто с пирожками, обежали всю окраину станицы, но не цыгана, не верблюда так и не нашли. Много было сказано нехороших слов в адрес Цибули, а тому хоть бы что, ходит да посмеивается.
    А кум Цибули Иван умудрился  даже разыграть, в районной станице пчеловодов. Подходит как-то, на рынке, к прилавку, где торгуют медом и говорит:
    - А нет у вас меда из-под пуховых пчел?
    Продавцы переглянулись и заинтересовались:
    - Это, каких таких пуховых?
    Тут Ивана Петровича и понесло:
    - Да есть у нас в станице дед Цибуля. У него зять академик. Так он ему несколько семей пуховых пчел прислал. Меда дают – по два ведра каждая. А еще у них пух на спине и брюшке. Его бабка по три килограмма с каждой пчелы собирает.
    - А как же с пчелы пух собирать?- заинтересовался один из слушателей.
    - Да очень просто,- стал объяснять дед Иван,- в улике, перед входом, стоят маленькие расчески, как только пчела полезет в улик, то будет чесаться об расчески. Успевай только пух собирать. Да у нас, в станице, каждый второй в свитере ходит от пуховых пчел. Заинтересованные слушатели тут же, на месте, стали записывать адрес Цибули. Недели две, Цибуля клялся, божился перед наседавшими на него пчеловодами, что нет у него, не только пуховых пчел, но и вообще, ни каких. А кум Иван ходит, посмеивается, да ус покручивает.
    Вековой казачий уклад казался нерушимым, поэтому  и что-то необычное, выходящее за пределы повседневной жизни сильно нервировало станичников. Хотя в то же время давало пищу для сплетен. Даже незначительные мелочи в конце концов обрастали подробностями, вызывающими невольный ужас у тех, кто первым рассказал данный случай.
    Любимым местом сборищ у казачек преклонного возраста – не знаю как в других станицах, – безусловно, был базар. Здесь можно было продать излишки продуктов подсобного хозяйства и купить любую мелочь. Но не это привлекало сюда старушек. Именно здесь можно было узнать последние новости: кто умер, у кого родился ребенок и, самое главное, – кто с кем гуляет. Это обсуждалось особенно тщательно и в мельчайших подробностях. И кто больше знал подобных новостей, был в центре внимания. Видно за это Зинка Криворотова полюбила базар! Она могла часами с упоением слушать сплетни, переходя от одной кучки женщин к другой. Привыкшая спать до обеда, в такие дни Зинка вставала ни свет, ни заря, чтобы не пропустить ни одной свежей новости. Она знала все, что происходит в станице, но этого ей было мало. Ей хотелось самой быть в центре внимания, чтобы все с открытыми ртами слушали только ее.
   Как-то в воскресный день Зинка с Цибулей Маланьей Степановной пошли на базар.
    – Не несутся что-то куры у меня, – жаловалась Степановна.
    Зинка, обеспокоенная, не намекает ли соседка, чтобы она дала ей в долг яиц, тут же заохала:
    – И у меня не несутся, проклятые.
    – Да у тебя, может, и несутся, – возразила Степановна, – ты же своих кур не закрываешь. Они всем соседям надоели. На грядках все повыклевали. Да и Казбек твой все повытаптывал. Смотри, кончится терпение у моего деда, перестреляет и кур, и собаку.
    – Нет у меня средств городиться, – возразила Зинка и зло посмотрела на соседку.
    И вот Зинка и Степановна уже бродят по базару. На рынке, если что покупаешь, то обычно подходишь к знакомым или к родственникам. Те и уступят, и плохой товар не подсунут. Отделавшись от соседки, Степановна увидела знакомую, продающую яйца. Поздоровалась, узнала цену.
    – Да за пятнадцать рублей отдам, – пообещала знакомая.
    Откуда ни возьмись, под рукой оказалась Зинка.
    – А почему так дешево? Вон там, – и она указала в другой конец базара, – продают по двадцать рублей.
    – Ну, тогда и я за двадцать, – заволновалась женщина.
    Степановна, приготовившая деньги, извинилась.
    – Я еще посмотрю, – и пошла в другой конец базара. Там у свояченицы она купила яйца по пятнадцать рублей и, идя обратно мимо женщины, не уступившей ей цены, услышала:
    – Подожди, дорогуша. Бери за пятнадцать мои.
       – Да нет, спасибо, я уже взяла, – сообщила Степановна.
    Говорят, что когда расходился базар, та женщина последними словами поминала Зинку, собирая яйца назад в сумку. Но это было позже, а в тот момент Степановна заинтересовалась толпой женщин. Одна что-то увлеченно рассказывала о своей соседке.
    – И знаете, ни днем, ни ночью от нее покоя нет. То хлеба просит, то сахару, то соли.
    – Вот-вот, – вынырнула откуда-то под общее внимание Зинка, – и моя соседка такая же. То одно дай, то другое. Вдруг она повернулась и встретилась глазами со Степановной.
    – Ну и я ей, конечно, даю, и сама часто у нее беру, – резко переменила она тему разговора.
    – Ну, так и надо жить по-соседски, – сказал кто-то из толпы.
    По дороге домой Зинка, улыбаясь, заглядывала в глаза Степановне: «Вот я тебя с яйцами пристроила. Ты не обижаешься?»
    Еще одной положительной чертой характера Зинки была любовь к веселым застольям. Здесь она слыла душой компании. Подмигивая и улыбаясь всем мужикам без разбора и стараясь не открывать рот, чтобы не отпугнуть вздыхателей гнилыми зубами, она прыгала и бегала, то с кастрюлей на голове, то верхом на венике.
    Был у неё и огромный недостаток, от которого Зинка очень страдала. К тому же, как все глухие, она считала, что и другие плохо слышат, и старалась погромче говорить, отчего все секреты, которыми она делилась с подругами, становились достоянием всей станицы, в том числе и тех, кого это касалось.
    Один из соседей Записки с удивлением узнал, что внука назвали в честь него,  благодаря именно ей. Когда сосед гулял с внуком, то услышал разговор Зинки с подругой:
    – Представляешь, – говорила она, – сижу как-то дома, а приходит ко мне его невестка, – и показывает в сторону соседа, – вся в слезах и просит: «Тетя Зина, не знаю, как назвать сына, второй месяц мучаюсь». А я ей: «Да назови, как свекра твоего зовут». Обрадовалась тут его невестка и радостно побежала домой сообщать имя своего сына. Вот так, если бы не я, то и ходил бы ребенок без имени до сегодняшнего дня.
    – Молодец, – похвалила ее не менее глухая собеседница.
    Дальше возмущенный сосед не стал слушать, и когда рассказал дома об услышанном разговоре, все весело смеялись:
    – Представляешь, внучок, оказывается, если бы не Зинка Криворотова, быть бы тебе всю жизнь безымянным, – смеялся дед.
    Самым мучительным наказанием для Зинки было подслушивание чужих разговоров. Здесь не переспросишь, если чего недослышал, приходится додумывать самому, а это не всегда заканчивается без скандалов. Получается как игра в испорченный телефон. И тот, о ком идет речь, получает, в конце концов, о себе такую информацию, что хоть помирай, хоть в тюрьму садись. Как-то подслушав на базаре разговор, что умер Пантелемон (а фамилию недослышала), Зинка тут же предположила, что это ее сосед Цибуля, и стала ставить об этом в известность всех, кого встречала. Был выходной день. Цибуля в трусах ходил по палисаднику, поливал цветы. Гостей он не ждал и планировал после полива полежать. В этот день и два следующих полежать ему не удалось. Сначала приехала ближняя родня. Цибуля не очень обрадовался, предстояли непредвиденные расходы. Он очень удивился, когда они стали доставать венки. Родственники были не менее удивлены. Так или иначе, выпили за встречу. После обеда стали подходить сослуживцы с бывшей работы, друзья и одноклассники. К вечеру потянулись соседи и дальние родственники. На следующий день приехала родня из ближайших селений. На третий день приехали родственники из ближнего зарубежья. Как потом посчитал Цибуля, его «похороны» обошлись в четыре пенсии.
    – Лучше бы я действительно умер, – горевал он после отъезда родни.
    Так, благодаря Зинке Криворотовой, родня, не встречавшаяся много лет, наконец, встретилась. Об этом Зинка с гордостью заявила Цибуле, после чего дед гнался за ней две улицы с граблями, а Зинка еще неделю, прежде чем выйти на улицу, по полчаса сидела в кустах, выглядывая соседа.
    Не раз приходили к Зинке и станичные бабы: бить стекла за сплетни. Не каждой же понравится, что ей приписывают в любовники не того мужика, с кем она гуляет на самом деле.
    Кто бы мог подумать, что у деда Цибули откроется талант врачевания? Таланты у него и раньше были. Он и самогонку лучше всех в станице гнал, и собаки его не трогали. А узнал дед о своем новом даре случайно. Похвастался он как-то куму Ивану за рюмочкой водки, что вылечит его внучку от прыщей .
    Пришла девушка, а дед уже и забыл, что по пьяни обещал. А перед кумом неудобно. Набрал воды из колодца и говорит:
    -Ты, внученька, по утрам протирай лицо, и через две недели все пройдет.
    И действительно, все прошло. Тут-то и пришла к нему слава лекаря. А дед в
Недоумении: может и вправду вода в колодце лечебная. Стал он ту воду давать станичникам от всех недугов. Кому вовнутрь рекомендует, кому растираться. И что самое главное и удивительное - всем стало помогать.
    Денег Цибуля не брал, а вот кто что принесет - не отказывался. А бабка уж довольна: то им пенсии не хватало, теперь питаться стали нормально.
    Слухи разносятся быстро. Как-то раз подъезжает к дому деда иномарка. Выходят из нее два квадратных амбала с бычьими шеями и предлагают:
    -А давай, дед, мы твоей крышей станем?
    -Это какой еще крышей?- не понял Цыбуля. – У меня вроде крыша есть.
    Гости улыбаются:
    -Ты, дед, плати, а мы твою крышу охранять будем, а то мало ли чего, она у тебя старенькая и сгореть может.
    Возмутился дед до глубины души, вошел в хату, вынес оттуда ружье и говорит:
    - А ну, геть отсюда, не буду я вам, дармоедам, платить, а если еще приедете, то напущу на вас такую болезнь, что рады не будете.
    Амбалы переглянулись. Не ожидали такой выходки от деда.
    «Ну, его, - решили они,- а то и впрямь какой заразой наградит».
    Сели и уехали.
    На следующий день подъезжает другая иномарка. Вылезает из нее «новый русский» пальцы веером, а на них перстни дорогие.
    -Слушай, дед,- говорит он,- давай я твою воду покупать буду. Предлагаю по пятьдесят копеек за бутылку.
    Бабка толкает деда в бок, соглашайся, мол, что, у нас в колодце воды мало, а если не хватит - из речки наберем. Ударили по рукам. Целыми днями баба с дедом черпали воду ведром из колодца да заполняли емкости, которые привез им «новый русский». За две недели тонн пять вычерпали. Приехала машина, емкости забрали, а деньги пообещали деду после реализации. Но, то ли вода потеряла целебные свойства, толи этот «русский» забыл про деда, - денег Цибуле так и не привезли. Еще дед и виноват остался. Бабка поедом ест:
    -Из-за тебя, старый хрыч, не разгибалась, воду тягала целый месяц, а ты даже аванса не взял.
    Прошло еще какое-то время. Цибуля так же продолжал лечить односельчан. Однажды утром приехал к нему профессор медицины (так он представлялся) и стал расспрашивать его, как тот лечит, как воду заговаривает.
    Цибуля и рад бы рассказать, да сам не знает. И поселился этот профессор у Цибули. Целый месяц жил и, наконец, выяснил. Оказывается, вода в колодце у деда самая обычная, просто чистая, без примесей и химикатов, намного полезней и безопасней тех лекарств, которые рекламируют по телевидению. Надо только верить в ее чудодейственные свойства.
    В Международный день восьмого марта решил Филька тёще Зинаиде Васильевне Криворотовой подарок сделать. За все те неприятности, что она ему доставляла на протяжении многих лет. Не зря предупреждал на свадьбе Николай, другой её зять, чтобы держался от неё подальше. Он-то хоть в городе живёт, а какого ему с ней в одной станице,- представил Филька.
    Тёща хоть и не часто приезжала к ним в гости из станицы, но и тогда, Филька старался незаметно исчезнуть, и, как обычно, после её ухода в доме обнаруживалась пропажа. Исчезали самые необычные, но весьма необходимые в хозяйстве вещи: шампунь, шоколадные конфеты, коньяк, приготовленный для гостей. Прятать было бесполезно, она умудрялась находить все. Не было в доме уголка, куда б не заглянул глаз любопытной тёщи. Решил Филька поговорить с ней по-хорошему, но не тут-то было. Разговор вылился в скандал с явными угрозами. Уже через несколько дней угрозы тёщи были выполнены в полном объёме.
    Жизнь Филиппа превратилась в сущий ад. И днём, и ночью незнакомые люди звонили ему и, ссылаясь на объявление, просили деньги в долг. Несложно оказалось выяснить, что в одной из газет тёща поместила следующее объявление:
    "Дам деньги в долг хорошим людям на неопределённый срок без процентов и расписки. Звонить в любое время суток".
    И внизу Филькин телефон.
    Больше месяца отбивался Филька от хороших людей, нуждающихся в деньгах. А тёща, как ни в чём бывало, приезжает и лишь посмеивается.
    Вот и придумал Филька сделать ей такой подарок, чтобы надолго отвадить "маму" приезжать  к ним в гости.
    С утра он отправил жену в парикмахерскую, а сам стал готовиться к приёму Зинаиды Васильевны. В пузырёк из-под шампуня он налил клей, натёр салом пол в ванной, а перед дверью поставил ведро с помоями. Потом развёл коньяком слабительное и поставил бутылку на видное место. На кухне в горшке рос горький комнатный перец. Он мелко нарезал его стручки и натолкал этого крошева в котлеты. В туалете убрал всю бумагу, оставив только один листок, предварительно натерев его всё тем же перцем. Закончив приготовления, он позвонил тёще и пригласил её в гости, но предупредил:
    - Мама, если Вы придёте и не застанете нас дома, не волнуйтесь, мы
скоро будем. Где лежат ключи, Вы знаете.
    Тёща и сама бы приехала, без приглашения, а тут представилась такая возможность похозяйничать в отсутствие дочери и зятя. Филька же, чтобы не мешать ей, отправился в парикмахерскую:
    - Подожду жену там. Всё равно раньше обеда она не освободится. Скажу, что пригласил маму в гости. Пусть это будет моим подарком жене на восьмое марта.
    Зинаида Васильевна недолго собиралась. Уже через три часа она была в гостях у детей. В первую очередь тёща кинулась проверять запасы спиртного. Но поскольку бутылка с коньяком откровенно расположилась на столе, она с удовольствием осушила стаканчик божественного напитка. Порыскав в серванте в поисках конфет, Зинаида Васильевна разочаровано прошла на кухню. На видном месте стояла тарелка с аппетитными котлетами. Они были такими маленькими, что во рту поместилось аж три штуки. Присев на стул, она стала тщательно пережёвывать халявный продукт.
    Во рту начало печь, и с каждой минутой всё сильнее. Зинаида Васильевна ринулась в ванну прополоскать рот и заодно напиться. Не удержав равновесия на скользком кафеле, хватаясь за двери, рухнула на пол. Ведро с помоями перевернулось, и липкая жидкость вылилась ей на голову. По дому разнеслись проклятия, адресованные зятю. В ванной она долго пила воду из крана, пытаясь затушить жар, пылавший у неё во рту.
    Волосы тёщи слиплись, неприятный запах вызывал тошноту. "Необходимо принять ванну", - подумала она. Погрузившись в ванну с тёплой водой, Зинаида Васильевна, не жалея шампуни, вылила всё содержимое флакона себе на голову. Однако волосы не мылились, хуже того, стали скользкими и слиплись ещё больше. Вдруг она почувствовала сильное желание бежать в туалет. Вытираться и одеваться времени не было.
    Выскочив из ванны, она бросилась к унитазу. Пол заскользил у неё под ногами, и женщина снова растянулась во весь рост, окунувшись в те же помои. Уже не обращая внимания на эту неприятность, несчастная на четвереньках подползла к унитазу. И вот когда она, получив невероятное облегчение, воспользовалась бумажкой, новая неприятность заставила её вернуться в ванную. Но скользкие полы вновь подвели Елизавету Петровну, и она со скоростью торпеды влетела туда, ударившись головой о стену. Отчего вставная челюсть выпала у неё изо рта и упала на пол в помои.
    А волосы, между тем, стали подозрительно твердеть. Елизавета Петровна стала яростно их промывать, но очередной зов в туалет не позволил ей этим долго заниматься.
    Когда Филька с женой вернулись из парикмахерской, то застали странную картину: из ванной в туалет металась голая мама с торчащими во все стороны волосами. Проклятий, которые она посылала Фильке, вполне могло хватить на десятерых человек.
    Надо сказать, что этот праздник 8 марта хорошо запомнился Зинаиде Васильевне и надолго отбил у неё охоту приезжать в гости к зятю.
    Много разных историй ходило по станице о нечистой силе. Приписывали даже матери Николая Дубины связь с нечистой силой.  Кто-то верил рассказам, а кто-то лишь посмеивался. Николай ни во что не верил, но то, что произошло с ним, на какое-то время изменило его взгляды. Жил он на окраине станицы, а мать его – в самом центре. Она болела, и каждый день ему приходилось навещать ее, что создавало массу неудобств. Потом мать и совсем слегла. Соседи перешептывались:
    – Надо бы потолок прорубить, чтобы душа на волю вышла! Да кто осмелится сыну в глаза такое сказать! Но все-таки скончалась, родимая. Николая как раз дома не было. Не услышал последнюю волю матушки. Соседи качали головой и говорили:
     – Нехорошо это. Будет ее душенька по земле маяться.
    После похорон теща Зинаида Васильевна Криворотова и говорит Николаю:
    – Знаешь, зятек, много чего в станице болтают. Ты бы на всякий случай, чтобы отпугнуть нечистую силу, повесил на чердаке у себя мертвых скворцов. Не стал казак портить отношения с тещей, сделал, как она велела. Проснувшись как-то ночью, он услышал странный шум на чердаке. Вроде кто-то там носится да подпрыгивает. Не суеверен был Николай, а мурашки так и забегали у него по спине. Вспомнил, о чем предупреждала теща. Видно, что-то не так сделал. На следующий день позвал он ее в гости, а та и рада указания раздавать. А как темнеть начало, предложил переночевать. Ночью будит он ее и говорит:
    – Послушайте, что это на чердаке может быть?
    Теща прислушалась и начала креститься.
    – Пока батюшка не освятит твой дом, – заявила она, – ноги моей здесь не будет.
    И, несмотря на ночь, тут же собрала вещи и ушла.
    Проснулась жена. Пришлось Николаю всё ей рассказать. Всю ночь они просидели, прислушиваясь к шуму на чердаке. На следующий день Николай привез батюшку. Священник освятил и дом, и двор. На всех окнах и дверях нарисовал кресты и уехал. То ли батюшка был недостаточно авторитетен для нечистой силы, то ли бесы были атеистами. Но ничего не помогло. Ночь прошла так же беспокойно.
    Утром пришла теща:
    – Собирайся, – заявила она Василию, – я знаю одну знахарку, она живет в соседней станице. Поехали, привезем её. Мне сказали, что только она поможет.
    Николай  был на все уже согласен. Но только они выехали из станицы, как двигатель заглох. Что только Николай не делал, машина не заводилась.
    – Все понятно, – заявила тёща, – это нечисть не пускает нас к ворожее. Видно, боится её.
    Она решительно вылезла из машины и пешком отправилась домой. Николай всё же уговорил одного водителя отбуксировать машину домой. Дома никого не было, и Николай, взяв бутылку водки, решил с горя выпить. После третьей рюмки в тишине он услышал на чердаке шум.
    – Ну, все, сил моих больше нет, – сказал сам себе подвыпивший Николай и, взяв ружье, полез на чердак. По чердаку бегали три больших крысы. Подпрыгивая, они пытались сорвать подвешенных скворцов.
    – Так вот какая это нечисть, – сплюнул казак.
    В каждой станице, как повелось, всегда находятся люди, берущиеся из разных соображений за лечение. Обычно это безобидные бабули, лечащие травами да молитвами. Все их, конечно, знают и по всякому поводу бегут к ним. В народе их прозвали знахарками, и вот об одной из таких «знахарок» я вам хочу рассказать.
    В молодости, говорят, никто за ней ничего сверхъестественного и не замечал, а вот к старости как свихнулась баба. Стала ночами бродить по кладбищу, готовить разные снадобья, наговоры всякие изучать, и пошел слух о ней, как о целительнице. Бабы к ней толпой потянулись: одна просит, чтоб мужика от водки отвадила, другая, чтоб мужика приворожила, а третья болячки свои давние полечить решила, а вдруг да поможет. Никому не отказывала знахарка, хотя за глаза называли ее колдовкой. Денег она не брала, говорила, что Богу не угодно, а вот от натуры не отказывалась. С кого поросенка возьмет, с кого мешочек муки или картошки, не брезговала и вещами. В общем, зажила баба, но что-то все стали замечать, что лечить у нее не очень получается, а вот кому жизнь испортить али несчастья на двор навести – так это с ходу.
    Прослышал и Николай Дубина про эту колдовку. Тёща Зинаида Васильевна Криворотова всё её расхваливала. А у него как раз свинья заболела. Резать жалко, вроде и мала еще, а чем лечить – не знает. Поехал к бабке, а та и рада – шутка разве, из другой станицы приехал, вот, значит, о ней какая слава идет. Приехала она к Николаю и давай «нечисть» со двора выгонять. «Это тебе пороблено на смерть», – говорит ему, а сама руками водит, плюется. Полезла на погреб, а там окорок висит, сало да всякие соленья. «Отдай окорок скорей мне, – с ужасом в голосе прокричала знахарка, – в нем нечистая сила сидит». Николай послушно взвалил окорок на спину и понес к машине. Потом мешок картошки. Из погреба пошла бабка в хату и давай вещи щупать: «Выноси скорей подушку, – кричит, – кофту вон ту!» Наконец, не выдержав очередного приказа спалить единственную перину, он спросил: «А когда же порося лечить будем?» А поросенок тем временем уже визжит, заливается, будто режут его. Осмотрев сатанинское добро, что было сложено у машины, старуха разрешила казаку отвести ее к поросенку. Дело шло к вечеру. Взглянув на издыхающее животное, велела она Николаю зажечь по углам катуха четыре свечи, а сама стала переливать воду, из одного стакана в другой, что-то бормоча. Когда свечи догорели, поросенок затих.
    – Ну, вот и все, – вздохнула колдовка.
    – Конечно, все, – сказал Николай, толкнув сапогом дохлого поросенка, – что же ты, старая, сразу не сказала, чтоб дорезал? – возмущенно произнес он.
    – Благодари Бога, что сдох поросенок, а не ты, – зло процедила баба.
    – На тебе смерть была, а я перевела ее на порося. Вот ведь люди неблагодарные. Николай не унимается:
    – Если бы не ты, так хоть мясо было бы, а теперь что, закапывать?
    – Не ори, дам я тебе порося, ты только помалкивай, – пригрозила колдовка.
    – Да что порося, а корма, сколько я перевел за семь месяцев, что держал его, – злится казак.
    – Дам я мешок зерна, только молчи, – процедила целительница и пошла к машине. Когда Степан забирал у старой ведьмы поросенка и зерно, на прощание она ему сказала: «Если не хочешь, чтоб порчу на тебя навела, помалкивай». Так, может, никто об этом случае и не узнал бы, если бы по пьянке Николай не проболтался. Говорят, что он и по сей день живой и здоровый, значит, не подействовала угроза на него.
      МОЛОДЫЕ ГОДЫ ПАНТЕЛЕЯ ЦИБУЛИ  часть 5
    Женился казак Пантелей Цибуля на молодице, всем хороша жинка, да плохо, что забывчивая. То в магазине сдачу забудет взять, то положит вещь, а потом полдня её ищет. Но самое неприятное для казака было, что на работу ложку не клала. А работал казак в колхозе по нарядам, часто в поле обед их заставал, приходилось с собой брать сумку с харчами. Соберутся колхозники обедать, постелют полотенце и выставляют продукты.
    - А ты, что Цибуля отделяешься? – спрашивают они казака, а казаку стыдно признаться, что жинка положила ему банку борща, а ложку забыла положить, положила консервы, а открыть нечем, до вдобавок ещё хлеба нет.
    Пойдет казак в посадку выпьет борщ из банки, вот и весь обед. Дома говорит жене, а она только руками разводит.
    - Ну, забыла, дорогой, в следующий раз положу.
    И продолжалось так в течение месяца. Уже и колхозники замечают, что-то неладное у Цибули. Проследили они, и его и на смех подняли.
    - Проделай в ложке дырку, да привяжи к сумке, чтоб жинка не доставала её. А один казак Иван Лазарев, видно опытный, и советует:
    - А ты разбуди ночью жинку и спроси «Ты положила ложку?» Через час опять буди и спрашивай: «А хлеб положила?». Поверь, после такой ночи она десять раз проверит сумку, прежде чем отправит тебя на работу.
    Намотал Цибуля себе это на ус и в следующую ночь будит жену.
    - Малаша, Малаша, проснись.
    - Ну, чего тебе? - недовольно бурчит жена.
     - А ты ложку положила в сумку?
    - Положила, положила, отстань.
    - Малаша, а ты проверь.
    - Да пошел ты, - уже кричит жена.
    - Нет, ты проверь.
    Встала жена принесла сумку и кричит:
    - На, смотри.
    Только улеглись спать, казак опять жену будит.
    - Малаша, Малаша, а хлеб положила?
    - Отстань, кричит жена, мне в пять утра вставать, корову доить, а ты до семи спать будешь.
    - Нет, Малаша, ты посмотри, положила хлеб или нет.
    Пришлось жене вставать, показывать мужу, что хлеб не забыла положить. Только уснула жена, казак опять её будит, требует показать, положила она ему борщ или нет. Так до утра и не дал ей нормально поспать. Дня три жена исправно клала мужу в сумку всё необходимое, пока не сходила в гости к маме. Видно та подучила дочку, но на четвертую ночь будит она мужа и говорит.
    - Пантелей, Пантелей, а я ложку не забыла тебе положить.
    - Ну и хорошо, - недовольно бурчит казак.
    - Нет, Пантелемон, пойди, проверь, - не отстает жена.
    Встал казак проверил сумку, действительно лежит ложка. Только заснул, а жена опять будит.
    - Пантелей, а я и хлеб положила.
    - Да, отстань ты, - заревел Цибуля.
    Но жена не отставала, пока казак не убедился, что и хлеб лежит в сумке.
    Так до утра и не дала заснуть мужу. То казак перед всеми хвастал, как проучил жену, а то молчит, никому ни слова о том, что и жена над ним такой же эксперимент провела.
    После этого случая, говорят, Цибуля сам сумку себе на работу собирал, а жена рассказала всей станице, как она мужа проучила.
    Не повезло Цибуле с тёщей. Здоровенная, с волосатыми кулаками да ещё характером, от которого бедный Пантелемон страдал с первого дня женитьбы.
    Как-то и говорит ему:
    - Хочу на рыбалку.
    Цибуля-то на рыбалку не очень любил ходить, ловил в основном со сковородки.
    Но убедительный аргумент в виде волосатого кулака с его голову сделал зятя сговорчивым. Ну, как он мог отказать любимой тёще? В пять часов утра тёща вытянула сонного Цибулю из постели и повезла на своём мотоцикле с коляской на рыбалку. Проснулся Цибуля на речке.
    - Качай лодку, - приказала тёща тоном, не терпящим возражения.
    Через полчаса она прокричала:
    - Придурок, возьми насос, ты своими лягушачьими лёгкими не то, что лодку, даже шарик не надуешь.
    Насосом качать оказалось намного быстрее, чем ртом.
    - Может, я на бережку посижу, пока вы ловите, - предложил Цибуля, надеясь ещё вздремнуть.
    - Ты, что хочешь, чтобы я гребла? А ну, марш в лодку!
    В лодке, опущенной в холодную воду, нижняя часть туловища Цибули сразу же замёрзла, и он в уме уже не раз проклял свою мучительницу. Кроме того, что он сидел на вёслах и должен был грести, в его обязанности входило так же снимать рыбу с крючка и насаживать червяка. Но хуже всего было то, что тёща не могла закидывать удочку. Когда она раскручивала удочку, Цибуле приходилось залегать на дно. Жужжащая над головой леска, наводила на него ужас. После такого заброса лески, крючок, наконец, зацепился за камыши.
    - Что расселся, - прокричала его мучительница, - полезай в воду и отцепи.
    - Может, подгребем,- и Цибуля попытаюсь дотянуться до камышины?
    - Ты что, хочешь, чтобы я лодку проколола о камыши? - рявкнула тёща.
    Вода была холодная. Хорошо ещё, что не глубоко: всего по пояс глубина. Отцепив крючок, Цибуля стал возвращаться.
    - Я тебе не говорила, что здесь полно пиявок, - ехидно промолвила тёщенька, как бы сочувствуя, - на прошлой неделе одного рыбака насмерть засосали.
    Пиявок Цибуля боялся с детства, и поэтому ринулся к лодке со скоростью торпеды. Когда он завис на боку, лодка наклонилась и тёща, чтобы не перевернуться, решила веслом сковырнуть зятя. Ей это почти удалось, но лодка всё же перевернулась, накрыв Цибулю. Больше лодка не интересовала казака, так же, как и у тёщи, все мысли его были направлены к берегу. Когда тёща с лодкой и удочкой вылезла на берег, Цибуля сидел под кустом и его от холода била дрожь.
    Тёща зло посмотрела в сторону зятя, плюнула и, погрузив вещи в мотоцикл, уехала. Целую неделю у Цибули после этой рыбалки не проходил насморк и кашель.
    Когда он почувствовал себя лучше, появилась тёща.
    - Завтра едем на охоту, - заявила она, - на уток.
    - Куда? - перепугался Цибуля.
    - А здесь недалеко. В основном в камышах у речки.
    - Так нужно же собаку, - попытаться возразить казак.
    - Вот поэтому я и беру тебя с собой, - решительно оборвала тёща.

    Отправил как-то казак Иван Лазарев жену в роддом, и, понятное дело, загулял. Тут, кстати,  и  друг Пантелемон Цибуля подошел. Дня три отмечали они  радостное событие. Просыпаются   они  раз,  в  незнакомой   комнате,  кругом   беспорядок,   на   столе   грязная  посуда,  а  они  на   полу  на  каких-то тряпках   лежат.
    -  Где  мы? -  спрашивает Иван.
    -  Не  знаю,-  отвечает   Цибуля.
    И  тут вскоре прояснилось. Вылезает  из-под   тряпок   трясущийся, небритый  местный   алкаш   Манечка. 
    -  Проснулись? Может,  похмелимся? -  говорит  он. - У меня  со вчерашнего дня   одеколон   остался.
    - Не! - закричали  в  один  голос  собутыльники   Манечки  и  быстренько  убрались с его двора.
    - Вот  это  мы  допились, Иван, - говорит  Цибуля, -  не  помним,  как  к Манечке   попали.
    -  Давай  по  пивку что ли? -  предлагает  Цибуля другу.
       Стали  они  шарить  по карманам,  а  там  ни  копейки.
    - Ладно, -  говорит  Федор, -  пойдем  в  ларек.  Там у меня знакомая,  под  запись  возьму.
    А в  ларьке  им  говорят:
    -  Вы  что,  ребята?  За   два  дня вы  и  так   на  две сотни   рублей  набрали.
    Идут  казаки  возмущаются:
    - И  когда   мы это успели? 
    Зашли во второй ларек, а там  они записаны еще на сто рублей.
    -  Пойдем к теще, - предлагает  Иван, - позычим у  нее рублей сто. И жену из роддома  привезти, и на похмелку хватит.
    Идут казаки, головы почесывают. Посмотрела  теща  на  зятя и  на Цибулю да  покачала головой:
    - А  вы знаете, что вчера из роддома звонили. Сын у тебя, Иван, родился. Через три  дня забирать, а  вы, бисовы дети, пьете незнамо где. Но все же, ради такого случая, заняла она зятю деньги.
    -  Ты, Пантелемон, долг в ларьки, пополам со мной будешь отдавать,- заявил  Иван.
    -  С  какой это радости? - возмутился  Цибуля, - У него сын родился, он угощает, а я платить должен? Да если б не ты, то я, может, вообще б не пил.
    Чуть не поссорились  друзья и решили, что Иван отдает долг в один ларек, а Цибуля в другой, где долг поменьше. Идут они, головы почесывают.
    -  Слушай, Ваня, что это у меня  так  голова чешется?- спрашивает Цибуля.
    -  И  у меня,- говорит  Иван,  и их взгляды  встретились.
    Примчались они домой и давай головы  гребешком  вычесывать, а оттуда вши как посыплются.
    -  Ну, сука,  Манечка, наградил,- выругался Цибуля.
    - Я знаю что делать,- говорит Иван,- их нужно утопить. Засунуть голову в воду, они и захлебнутся. Набрали казаки полное корыто воды, засунули туда головы, один нос торчит, и ждут, когда вши захлебнутся. С полчаса сидят, уже и спины затекли от неудобной позы. Наконец, вытерли головы и стали ждать результата
    - Вань, а все равно чешется, - жалуется  Цибуля.
    - И у меня, - отвечает друг.
    - Надо их соляркой душить,- предлагает Иван,- намажем волосы и замотаем тряпками, вот они подохнут.
    Сказано, сделано. Сидят они, как два мусульманина, на голове чалма, а из-под нее солярка течет.
    - Ой, Ваня, не могу! - кричит Цибуля, - они мне скоро голову сгрызут.
    -  Терпи казак, атаманом будешь, - отвечает Иван, а сам готов голову себе разодрать. Часа два терпели казаки. Первым не выдержал  Цибуля, а за ним и Иван, бросились мыть головы. Долго мылили, а волосы не промывается.
    -  Что делать будем? - спрашивает  Иван.
    -  А, была, не была, - махнул рукой Иван, - брей наголо.
    -  Действительно, - соглашается  Цибуля.
    И вот, сидят они, как два болванчика, любуются.
    - Ты, Вань, на тибетского монаха похож, - говорит Цибуля.
    -  Зато ты – на пятнадцатисуточника, - отвечает Иван.
    -  А ведь точно, так и подумают, - спохватился  Иван, - смотри, морды у нас загорелые, а лысины белые. Где-то у жинки был тональный  крем.
    Стали они пробовать втирать крем.
    -  Не, это не то,- проговорил Цибуля,- лысина блестит, как будто маслом смазана,  и липкая какая-то.
    - Надо на солнце подержать, - предлагает Иван.
    -  А они загорят к тому времени, как  жену из роддома забирать?- интересуется Цибуля.
    -  Да за день загорят,- убеждает Иван.
    И вот, усевшись на самый солнцепек с холодной бутылкой пива, чтобы солнечный удар не хватил, казаки стали ждать, когда загорят у них лысины.
    -  Слушай, Ваня, у меня еще не загорела? - через каждые полчаса спрашивает Цибуля.
    -  Не, - отвечает  Иван, - только чуть-чуть покраснела.
    К вечеру Цибуле стало плохо. Его даже стошнило.
    -  Слушай, Ваня, - признался Цибуля, - у меня так голову печет.
    -  Неудивительно,- усмехнулся Иван,- она же, как помидор, красная.
    -  Посмотри на свою, - обиделся Цибуля, - у самого не лучше.
    -  Нужно кефиром намазать, чтоб не облезла, - предлагает Иван.
     Кефира  в доме не оказалось, но была сметана, правда скисшая, но Иван заверил, что это даже лучше, будет сильней эффект. Наверное, мухи слетелись со всей станицы, чтобы отведать сметаны на  лысинах Ивана и Цибули.
    -  Может, побрызгать голову дихлофосом? - предложил Цибуля.
    -  Тогда ты сдохнешь быстрее мухи,- отмахиваясь от назойливых насекомых, ответил Иван.
    -  Все, хватит, - не выдержал он натиска мух, - промываем  головы.
    Утром у казаков появилась новая проблема: мало того, что начали появляться колючие волосы, да еще и кожа на голове покрылась мелкими пупырышками.
    -  Ваня, у меня кажется, кожа на голове облазит, - пожаловался Цибуля.
    -  Посмотри на мою, - простонал Иван, - завтра жену забирать, а у меня не голова, а бритый ананас.
    -  Я знаю, что делать,- решительно заговорил Иван,- у меня есть знакомая парикмахер, мы у нее парики возьмем.
    В назначенный день, Иван и Цибуля, с цветами, подъехали к  роддому.
    -  Тебе не кажется, что ты странно выглядишь? - спросил Цибуля Ивана, - голубенький паричок и черные усы.
    -  На себя посмотри: рыжий парик и черная щетина.
    -  Надо было, все-таки побриться, - вздохнул Цибуля, трогая щетину.
     У больницы  медперсонал подозрительно посматривал на странную парочку с длинными  крашеными  волосами. Медсестры вывели жену с младенцем на руках.
    -  И  кто ваш муж?- спросила одна из медсестер, подозрительно поглядывая на парочку с цветами.
    -  До  роддома был этот, - показала она на Ивана,- а теперь и не знаю.
    Крестины, безусловно, один из самых важных обычаев казаков. Каждая семья после рождения ребенка старается поскорее его окрестить, потому что без этого никакая знахарка лечить не возьмется. Вот и Иван Лазарев  решил окрестить своего сына.
    Жил в той станице дьякон, но, так как выполнял он все обязанности батюшки – и отпевал, и венчал, и крестил, – то все его и звали «наш батюшка Михаил». Не было в той станице церквушки, так что все обряды Михаил проводил либо у себя дома, либо на дому хозяина. Каждый старался договориться проводить обряды на дому у батюшки, памятуя о его нечеловеческом аппетите и наглости. Обычно после отпевания батюшка садился за стол и ел за четверых. Хозяева интересовались:
    – Что будете пить, батюшка, вино или водку?
    – И пиво тоже, – нараспев густым басом отвечал отец Михаил.
    Уходя, он брал все, что ему нравилось, и возразить ему никто не смел.     Внешнему виду батюшки и его голосу мог позавидовать любой приход: черная окладистая борода, длинные густые волосы, спадающие на плечи, двухметровый рост и кулак размером с наковальню вызывали уважение и восхищение казаков из других станиц. Разговаривал он всегда нараспев, и трудно было понять, разговаривает ли он с тобой или читает молитву. И вот в один из солнечных дней пошел Иван к закадычному другу, с которым не одно ведро самогона вместе выпили, чтобы тот окрестил его сына. Обычно-то в кумовья берут либо родственников, либо друзей, и отказывать в таких случаях не положено. Да Цибуля, друг Ивана и не собирался. Ради такого случая, конечно, сразу и обмыли это дело. Цибуля, как принято, договорился с батюшкой, что к нему придут крестить в назначенное время, – родителям нельзя присутствовать при обряде.     Подруга жены взяла ребенка, Цибуля  продукты и деньги, чтоб заплатить батюшке за крещение, и отправились к Михаилу.
    Пригревало солнышко, и по дороге Цибулю стало развозить, так что, когда они пришли, настроение у казака было на высоте.
    Всякое батюшка перевидал на своем веку, так что особого внимания на Цибулю не обратил. Церемония прошла как обычно: с купанием и надеванием на малыша крестика. Под конец батюшка решил уточнить и запел:
    – А кто будет оплачивать?
    Цибуля  запел в ответ:
    – Не волнуйтесь, батюшка, я заплачу.
    Успокоенный Михаил закончил обряд и новоявленная кума, схватив ребенка, быстро засеменила домой.
    Чувство умиления переполняло Цибулю, казак бросился на шею батюшке, пытаясь поцеловать его в бороду. Но вместе с переполняющими чувствами на лицо, бороду и рясу батюшки решила выплеснуться и закуска с выпивкой, давно ждавшая этого момента в желудке любвеобильного казака. Михаил попытался оторвать от себя сатанинское отродье, а потом взял его за шиворот и вынес за калитку. На прощание перекрестив, он дал ему пинка под зад. Григорий едва пробежал несколько метров в сторону удаляющейся кумы, как его занесло на куст розы. Отделавшийся небольшими царапинами, казак, в конце концов, благополучно добрался до места назначения, если не считать того, что один раз налетел на дерево и, споткнувшись о чей-то палисадник, перевернулся через голову. Кум Иван ждал его, как самого дорогого гостя. Родственники с нетерпением стучали стаканами с самогоном. Последнее, что запомнил Цибуля, – это как после очередного стакана его уговаривали вылезти из-под стола, а он упирался и просил оставить его в покое.
    На следующий день в станице казаки обсуждали крестины. Все сошлись во мнении: крестины удались на славу, потому что запомнятся на всю жизнь, а это главное.
    Любили Иван Пантелеев с Цибулей в молодости погулять. Вечно подшучивали друг над другом. Один-то здоровый был, метра под два ростом. Другой – полная ему противоположность, маленький да плюгавенький.
    И, несмотря на то, что были они такие разные, дружбу вели – не разлей вода. Любили по праздникам посидеть на пригорке, да чтоб с хорошей закуской, да самогонки побольше. Эту ихнюю любовь знали все казаки и навещали их там частенько. Бабы про то знали, в случае чего ведали, где искать своих суженых, но не трогали их. «Пусть уж лучше гуляют за станицей, чем незнамо где», – решили они. Если какая говорила, что ее мужик в «Казачьем ресторане», то было ясно – у Ивана и Цибули. Казаки же думали, что они надежно спрятались, и бабам нипочем их не отыскать.
    Но вернемся к Ивану и Цибуле. Жили они рядом с кладбищем и частенько, чтоб сократить путь, ходили через него, да и шинкарка жила в противоположной стороне. И вот в один из праздников друзья с утра направились к шинкарке. Все произошло как обычно. Стали к ним подходить знакомые, кто со своей водкой, кто с деньгами, благо до шинкарки бежать близко. К вечеру Цибуля понял, что, если выпьет еще хоть сто граммов, то ночевать придется в канаве, а это уж совсем срамота.
    Ни слова не говоря, побрел он домой и, чтоб сократить путь, отправился через кладбище. Зайти-то зашел, а выйти никак не может.
    «Полежу, – решил Цибуля, – пока не развиднеется, а потом и пойду. Здесь меня никто не побачит», – и прилег возле могилки. Уже и дремать начал, когда разбудил его беззлобный мат и чье-то ворчание. Цибуля приподнял голову и увидел приближающегося друга Ивана. Тот с трудом обходил могилки, его постоянно заносило. Несмотря на темноту, зоркий глаз Цибули заметил в руке друга бутылку самогона. «Ишь ты, какой предусмотрительный, пьяный-пьяный, а на похмелье прихватил пузырек», – позавидовал ему Цибуля.
    – Ваня! – радостно закричал он. – У тебя есть опохмелиться?
    Если бы Цибуля знал, что после этого произойдет, то никогда бы не стал кричать. Иван замер на мгновение, а потом со скоростью курьерского поезда, – никто и никогда не поверил бы, что он способен на такое, – понесся через кладбище. Цибуля погнался за ним, но куда там! За считанные секунды Иван пересек могилы, залетел во двор хаты и громко хлопнул дверью.
    Цибуля остановился в раздумье посреди кладбища, ему показалось, что, перепрыгивая очередную оградку, Иван уронил бутылку самогона. «Надо ее найти», – решил он и приступил к поискам. Благо луна вышла из-за тучи, и Цибуля уверенно двинулся туда, где, как ему показалось, должна лежать бутылка.
    Недалеко от могилки, освещенная лунным светом, стояла она, родимая, аккуратно закупоренная бумажным жгутом, как будто приглашая Цибулю: «На, возьми меня».
    Настроение у Цибули поднялось, и он направился к бутылке. Его изумлению не было конца, когда, нагнувшись, чтоб поднять, не нашел её.
    Тогда, оглянувшись по сторонам, заметил, что та спокойно себе стоит метрах в трёх. Ничего не понимая, он направился к ней, но бутылка опять исчезла, появившись в другом месте. «От меня не уйдешь», – выругался Цибуля и стал тихонько подкрадываться к вожделенной влаге: протянул руку – самогонка пропала.
    Неизвестно, сколько времени гонялся он за бутылкой: и прыгал на неё, и подползал, и делал вид, что мимо идёт и на неё даже внимания не обращает. Совсем измучился казак, сел, огляделся и понять ничего не может: не на кладбище он вовсе, а сидит на каком-то островке, а вокруг него вода. «И какая это нечисть занесла меня сюда?» – удивился Цибуля. Самое интересное, что сухой, а как через воду перебрался, понять не может. «Не иначе как нечистая сила перенесла», – подумал он и, перекрестившись, прилег на кочку. «Куда же все-таки бутылка делась?» – мелькнула мысль перед тем, как Цибуля провалился в сон.
     Неизвестно, кому Цибуля рассказал о своем ночном приключении, но вскоре вся станица смеялась над ними.
    Как-то прибегает к бабе Малаше, жене Пантелея Цибули, соседка Зинка Криворотова и по секрету сообщает, будто нашла она старинную книгу с рецептом выпечки пирога. И пирог этот не простой, а обладающий большой чудодейственной силой. Кто его испечет строго по рецепту и съест в один из божественных праздников, у того появится сразу и достаток, и согласие в доме, и болезни покинут их. Ну, баба Малаша, понятно, уцепилась за этот рецепт – кому не охота жить в достатке и благополучии, – и решила к ближайшему празднику испечь пирог. Но не так это оказалось и просто. Воду надо было использовать только освященную. Пришлось бабе в церковь сходить. Муку, оказывается, нужно только из яровой пшеницы. Цибуля с большим трудом достал где-то ведро, да смолол. Также необходимы оказались яйца из-под черной курицы. Их надо было собрать только между криком вторых и третьих петухов. Пять ночей баба ночевала в курятнике, пока насобирала нужное количество яиц из-под единственной черной курицы. Молоко и сметану нужно было брать только от рыжей коровы, первотелки. Намучилась баба Малаша, пока все необходимые продукты достала для выпечки чудодейственного пирога. А тут еще, чтобы тесто замесить, надо трижды прочитать «Отче наш», да чтобы вся одежда была наизнанку надета. Прежде чем поставить противень в печь, нужно с ним трижды вокруг хаты обойти, да чтоб босиком.
    Прошло почти полгода с того времени, как баба Малаша испекла пирог. Стала замечать соседка, что у Цибули появился достаток. А где есть достаток, там и согласие в семье, и болезни вроде обходят их стороной. Ничего понять не может Зинка – она ведь подшутить над ними хотела с этим рецептом, а тут получается, что те и взаправду разбогатели. Очень соседке любопытно. Как-то пришла она к  бабе Малаше и спрашивает:
    – Ну что ж ты, соседушка, ничего не рассказываешь? Небось разбогатела благодаря моему рецепту?
    – Спасибо тебе, Зина, – отвечает баба Малаша, – хоть и намаялась я с этим пирогом, но видит Бог, не зря! Сразу после того, как съели мы пирог в один из праздников, приснился мне сон, что зарыт около нашего колодца кувшин с золотыми червонцами. На следующий день рассказала я этот сон мужу, и стали мы рыть, где я ему указала. И точно – нашли клад.
    Позеленела Зинаида от зависти.
    – Слушай, соседушка, – запричитала она, – ты, случаем, рецепт не потеряла? Дай мне, а то я книгу куда-то задевала, а рецепт не записала. Отдала баба рецепт соседке, а та схватила его и бегом домой. Вышел Цибуля и улыбается:
    – Пусть и она помучается, пирог попробует чудодейственный испечь. Если бы тебе отец не отписал нам наследство, никакой бы пирог нам не помог.
    Часть 6
    Смерть Васьки Гунько, по прозвищу Манечка, может так и осталась бы незамеченной, если бы не таинственные события, произошедшие сразу после похорон.
    Манечка был безродный и не особо богатый человек, и поэтому, кроме двух старых собутыльников, Ивана и Митьки, племянников Цибули, да соседей, некому было его и похоронить. Единственным богатством Манечки было его обручальное кольцо, оставшееся от лучших времён, в котором было, на вид, чуть ли не семь грамм золота. Может быть, он давно бы его пропил с друзьями, но оно так вросло в палец, что снять его можно было лишь при помощи хирургического вмешательства. Так с кольцом и похоронили Гунька. Да только такое богатство не проскользнуло мимо недремлющих глаз его дружков. И Иван с Митяем тут же вызвались копать яму бывшему своему приятелю.
    Так как перед этим друзья изрядно приняли на грудь, то копание для них превратилось в пытку. Увидев их мучения, одна сердобольная соседка принесла им бутылку водки, чтобы они веселей работали и успели выкопать яму к тому времени, когда принесут гроб.
    В положенное время привезли гроб с Манечкой и обнаружили пьяных Ивана и Митьку. Они, мирно похрапывая, дружно спали.
    Да здесь и метра нет глубины,- заметил кто-то.
    Друзей достали из ямы и отправили домой, и так как докапывать могилу было некому, да и некогда, то так и похоронили Манечку на метровой глубине.
    К ночи, Иван с Митяем проспались и решили проведать приятеля на кладбище.
    - Выкопаем гроб и заберём кольцо,- предложил Иван,- зачем оно ему там нужно?
    Лопаты, брошенные ими на кладбище, валялись там же, где их оставили приятели. Без особого труда, они быстро раскопали свежезасыпанную могилу. Открыв крышку гроба, Иван попытался стянуть кольцо  с пальца покойника.
    - Ничего не получается,- проговорил он.
    - Ты мне его подай наверх,- предложил Митяй,- я буду держать руку, а ты тяни.
    Вытащив труп из могилы, они снова попытались снять кольцо.
    - Может сбегать за топором?- предложил Митька,- отрубим палец. Он ему всё равно уже не пригодится. А ты пока постереги его.
    - Да куда он денется?- возмутился Иван, представив, что ему придётся остаться наедине с покойником,- вместе пойдём.
    - А вдруг его кто найдёт и снимет кольцо, пока мы будем ходить?- высказал предположение Митька.
    - А мы его спрячем в кустах,- предложил Иван.
    Так и сделали. Спрятав понадёжней труп Манечки в кустах сирени, приятели отправились за топором.
    А в это время через кладбище шёл Стёпка Копылов. Как раз в этот день он кончил шабашку и с крупной суммой денег возвращался домой. Как было не отметить такое событие? Прижимая кулёк с деньгами Стёпка, пошатываясь, брёл между могилок. И надо же было ему проходить как раз там, где была раскопана могила Витьки Гунька? Спотыкнувшись о крышку гроба, брошенную Иваном и Митяем у края могилы, Стёпка нырнул в тёмный провал ямы, угодив в гроб. Какое-то время он лежал неподвижно, потом, подсунув кулёк с деньгами под подушку, повернулся набок и заснул.
    Иван с Митяем, вооружённые топором и фонариком, прихрамывая, медленно двигались по кладбищу. Выпитая бутылка придала  им храбрости.
    Подойдя к могиле, они стали вспоминать: куда дели труп Манечки.
    - Ты его не убирал?- Спросил Митяй у брата.
    - Кажется, мы его куда-то спрятали,- неуверенно проговорил Иван, пытаясь вспомнить.
    Нагнувшись над могилой, он посветил вниз.
    - Смотри-ка, мы его ищем, а он спокойненько себе в гробу лежит,- радостно прокричал он.
    - Ты, чего разорался?- зашипел на него Митька,- мы же его вроде доставали оттуда?
    - Ну и, что?- возразил Иван,- может он замёрз и полез погреться.
    - Тогда лезь и доставай его,- промолвил Митька.
    - Сам лезь,- отказался Иван,- я прошлый раз доставал.
    - Ты, что, боишься?- стал подначивать его брат,- а говорил, что тебе всё пофиг.
    - А чего тут бояться?- попался на уловку Иван,- он же мертвяк. Что он мне сделает?
    И чтобы подтвердить, что не боится, он решительно спрыгнул в могилу, и схватив спящего Стёпку попытался его поднять.
    - Да отстаньте вы от меня!- заорал казак.
    От неожиданности Иван сначала остолбенел, а затем, с криком: «Мама!», выпрыгнул из могилы и бросился бежать. А следом за ним Митька.
    Рано утром бабушка Дуся привязывала свою козу на поле возле кладбища. Её взгляд привлекла разрытая могила и лежащая рядом крышка гроба.
    - Господи!- перекрестилась она и побежала сообщать участковому о преступлении. Пока она бежала, её воображение рисовало такие невероятные картины, что она тут же делилась ими со всеми встречными. Одной из версий было, что Васька Гунько ночью вылез из могилы и ходил по станице в поисках жертвы, чтобы напиться крови.
    К приезду участкового у кладбища собралась толпа любопытных станичников. На всякий случай некоторые из них держали в руках колья. К могиле никто не решался приблизиться. Зинка Криворотова тут же вспомнила, что ещё дед Гунька выходил из могилы и бродил по станице. Все с интересом повернулись в её сторону. Радостная, что обратила на себя внимание сельчан, она стала рассказывать:
    - Пил дед Гунько, как говорят, по-черному. Казаки тоже не прочь, а уж Гунько им сто очков вперед давал. В молодости дед, говорили, лихой казак был. Была у него и жена, и сын. Но ушла она от него, и остался казак бобылём. Но хоть и пил Гунько, а голову не терял и никому плохого ничего не делал. Не злобный был дед, так что казаки поджаливали его: кто покормит, кто нальет. А дед как выпьет, так давай рассказывать про войну. Говорил, что даже сапоги у него с самого генерала мертвого сняты, вместе с портянками – эту свою историю особенно любил рассказывать, так что его сапоги знали все в станице лучше, чем свои.
    Частенько дед не добирался до своей хаты, и казаки подшучивали над ним: то ногу к дереву привяжут, то шапку в штаны засунут. Как-то подвыпили три казака и споткнулись о лежащего посреди дороги деда. С устатку так и не дошел до дома. Что возьмешь с него! И тогда решили казаки подшутить над стариком. Сняли с Гунька его знаменитый сапог и, размотав портянку, обули сапог на голую ногу, а портянку Семен, один из казаков, унес с собой. Наутро Семен про портянку забыл, тем более что прошла по хутору весть: дед Гунько ночью помер. А вот когда узнал, что нашли его мертвым в том месте, где они его оставили, стало не по себе. Тогда приказал он двум казакам, что были с ним в злополучную ночь, чтоб молчали и никому ни слова. Так и схоронили деда в его знаменитых сапогах и с одной портянкой.
    – На кой ляд она ему теперь, – махнул рукой Семен, – на том свете не пригодится.
    Поздно ночью, когда все уже спали, в окно Семена кто-то постучал. Еще не проспавшийся, он стал будить жену.
    – Пойди, глянь, кто-то стучит.
    В ответ баба недовольно зашипела. Плюнув с досады, Семен встал и выглянул в окно  и ужаснулся: во дворе стоял похороненный нынче дед Гунька.
    – Отдай портянку, – жалобно заныл дед.
    От страха Семен отпрыгнул от окна и перекрестился: «Свят, свят, вот это допился, моргунчики стали посещать», – прошептал он и решил выяснить наутро, кто же это подшутил над ним. Только он задремал, как вновь услышал стук в окно и жалобный голос: «Отдай портянку!» Вскочив с постели, Семен схватил плетку и выбежал на улицу. Во дворе никого не было, но и сон ушел, как не бывало.
    Поутру, злой и не выспавшийся, Семен отправился искать своих друзей, с которыми он разувал деда. «Кроме них некому было издеваться надо мной», – решил он. Но казаки крестились и божились, что такое сотворить у них и в мыслях не было. В их искренность трудно было не поверить, и все-таки, предупредив их еще раз, Семен пошел домой, убежденный в том, что теперь его оставят в покое. Но не тут-то было. Только уснул, как в окно опять постучали, и все тот же противный голос заныл: «Отдай портянку!» На этот раз Семен схватился за шашку и с ней несколько раз обежал вокруг хаты, да так никого и не обнаружил. Потом еще трижды выбегал на улицу и, в конце концов, сел с шашкой под дверь, чтобы наказать шутника, но тот до утра так и не появился. Неизвестно, где Семен раздобыл волчьи капканы, но, перед тем как лечь спать, расставил их под окном. Со спокойной душой ушел в дом, уверенный в том, что его мучитель теперь уже никуда не убежит. Среди ночи его разбудил стук и знакомый до тошноты голос, просивший о той же портянке. Если бы Семен собственными ушами не слышал, как щелкнул капкан, он бы ни за что не поверил, что кто-то здесь был. Засветив фонарь, стал искать сработавший капкан. В капкан попался чей-то сапог. Присмотревшись поближе, Семен узнал сапог деда Гунька. До утра казак просидел под иконой, бормоча молитвы и крестясь. Лишь рассвело, замотал сапог в какую-то тряпку, побежал к своим друзьям. Рассказанная история и сапог вызвали ужас у суеверных казаков.
    – Надо бы найти портянку и отнести вместе с сапогом деду, – предложил один из друзей.
    – И надо сделать это сегодня, – предупредил Семен, – а то теперь он и за сапогом будет ходить.
    Почти полдня ушло на поиски портянки деда Гунька. Случайно посмотрев вверх, Семен увидел ее на крыше погреба. Он бы руку дал на отсечение, что не закидывал ее туда, но это теперь было и не важно. Достав портянку, казаки взяли лопаты и огородами отправились на кладбище.
    – Ты посмотри, – проговорил один из них, – уже три дня, как заховали, а земля свежая. Солнце начинало садиться, когда казаки разрыли могилу и открыли гроб. Дед Гунько лежал свеженький, будто и не хоронили его, а на лице его застыла ухмылка.
    – Глянь, еще и скалится, – пробурчал, крестясь, Семен. Одна нога деда Гунька была разутой. Быстро намотав портянку деду на ногу и натянув сапог, казаки закрыли гроб и стали торопливо закидывать землю. Солнце село, когда они кончили работу. Достав из узелка бутылку самогона, Семен налил полный стакан и    на могилу.
  – Прими от чистого сердца, – проговорил казак, – ты это любил. И не держи на нас зла, пусть земля тебе будет пухом. Лежи себе спокойно, вернули мы тебе и сапог, и твою портянку.
    Допив бутылку, мужики разошлись по домам и после этого, говорят, дед больше никого не беспокоил. А Семен каждый родительский день ставил на могилу деда полный стакан самогона, а что он там ему говорил, никому неведомо.
После рассказа Криворотовой, всё внимание опять переключилось на могилку.
    Заглянув в могилу, участковый обнаружил тело мужчины, лежащего лицом вниз. Что бы убедиться, что это и есть труп Васьки Гунько, в могилу спустился помощник участкового. Когда он стал переворачивать тело, труп зашевелился и стал подниматься. Помощник участкового сполз в угол могилы и затих. Стёпка, недовольный тем, что его разбудили в такую рань, сел в гробу. Какое-то время он не мог понять, где находится. Наконец, обратив внимание на гроб, в котором он сидел и стены ямы, он сообразил, что его пытаются похоронить. А этот мужик, что сидит в углу, хочет заколотить крышку гроба. Взревев от ужаса, Степка вылетел из могилы, чуть не сбив с ног участкового, и с диким воем бросился бежать. Станичники, увидев его, побросали колья и кинулись  врассыпную.
    Через полчаса участковый пришёл в себя и помог помощнику вылезти из могилы. На помощника было страшно смотреть. Его трясло от нервного перенапряжения, словно он сидел в холодильнике. Из-за памятников и кустов стали появляться станичники. Баба Даша, что первая нашла разрытую могилу, произнесла:
    - Да чего вы перепугались? То ж не Гунько был, а Витька Стёпка Копылов. Участковый с несколькими станичниками направились к дому Стёпки. И, конечно, они не успели. К их приходу казак с перепуга опорожнил бутылку самогона и валялся пьяный. Лишь к вечеру удалось его привезти в нормальный вид и кое-что прояснить.
    - Нужно вызвать криминалистов из района,- сказал участковый помощнику,- пусть возьмут отпечатки. Нужно выяснить, куда делся труп.
    - Может его выкопали, чтобы пустить на чебуреки или шашлыки?- выдал гипотезу помощник. - А Копылов спугнул их, и они не успели зарыть могилу.
    Его слова услышал кто-то из станичников, и по станице разлетелся слух, что торгующие на трассе кавказцы, выкапывают по ночам покойников и из них делают шашлыки и чебуреки. В тот же день, с сердечным приступом, в больницу поступило несколько человек.
    И лишь два человека знали настоящую причину исчезновения из могилы трупа. Услышав от станичников, что в могиле спал пьяный Стёпка, они сообразили, что тело Манечки до сих пор находится где-то в кустах.
    - Если приедут криминалисты, то найдут и труп, и отпечатки наших пальцев,- сказал Иван,- нужно найти труп и закопать.
    В ту же ночь они отправились на кладбище.
    А в это время Стёпка старался припомнить, куда он спрятал деньги? Несколько часов он безуспешно рылся в доме и во дворе. Денег нигде не было. Единственным местом, где он ещё не искал, была могила, в которой он спал.
    - Может, выронил, когда лежал в гробу?- терялся в догадках Степан,- нужно пойти и проверить.
    Лишь стемнело, он подкрался к могиле и заглянул вниз. Там по-прежнему стоял пустой гроб без крышки. Степан спрыгнул вниз и стал шарить под подушкой. Он сразу же нащупал кулёк с деньгами. Облегчённо вздохнув, он засунул кулек за пазуху и уже собирался вылезти, когда его внимание привлёк шум сверху. Степан поднял голову и увидел две сползающие ноги в белых тапочках. Эти белые тапочки были известны всей станице, так как Манечка ещё при жизни ходил в них. Сомнений не было, Гунько возвращался к себе домой. Взревев от ужаса, Стёпка подпрыгнул и, выскочив из могилы, на четвереньках помчался между крестами.
    После долгих поисков Иван и Митька, наконец, нашли труп Манечки в кустах сирени. Запах исходящий от него вызывал неприятные позывы. Взяв его за ноги, они потащили труп к могиле.
    - Давай спихнём его вниз,- прошептал Митька,- кинем сверху крышку и быстренько закопаем.
    Стали они опускать тело Манечки в могилу, и тут раздался дикий рёв. Что-то вылезло из могилы и на четвереньках кинулось в темноту. Заорав от ужаса, Иван с Митькой, бросили труп и, забыв о хромоте, ринулись в противоположную сторону.
    Утром  участковый и станичники, собравшиеся понаблюдать за работой криминалистов, собрались у могилы. Заглянув в яму, они обнаружили сидящего в гробу Ваську Гунько. Бабы стали креститься, мужики стали предлагать забить ему в сердце осиновый кол. Так как труп нашёлся, расследование решили прекратить и не возбуждать уголовное дело. Манечку похоронили во второй раз.
    …И всё же, на следующий день в могилу Гунька, на всякий случай, кто-то забил огромный кол. Многое в этом деле до сих пор остается непонятным и вызывает жаркие споры станичников. И, если тому, что Стёпка стал заикаться, находилось какое-то объяснение, то вот почему Иван с Митяём за одну ночь стали седыми, до наших дней осталось секретом.
    Бабушка Дуся, которая обнаружила разрытую могилу Гунька, жила в небольшом, хоть и стареньком, но довольно крепком домике. Домик выглядел приветливо, весь в цветах. Не обремененная болезнями бабуля успевала и за домом, и за огородом, и за садом смотреть. Но годы брали свое, и решила она приготовиться к смерти. «Приедут дети меня хоронить, а у меня уже все есть, – думала она. – Одного нет – гроба». В общем, заказала она и гроб. Его привезли без особых задержек и подняли на чердак.
    И надо же было такому случиться – в один из летних дней в гости к бабушке приехал внук-студент со своей невестой. Невеста хворенькая, вот внук и решил привезти ее в сельскую местность, на природу. Бабка была рада приезду внука, да еще и с невестой. Не знала, куда их посадить, чем угощать, все расспрашивала, как они там, в городе живут.
    – Живите сколько хотите, – заявила она, – набирайтесь сил.
    Первые дни девушке действительно стало лучше, появился румянец на щеках, вот только жаловалась на слабость по утрам.
    – Это от чистого воздуха, – заявила бабуля.
   – Вы, поди, там, в городе одними выхлопными газами дышите.
    На пятый день девушка от слабости не смогла подняться. Внук Артём заволновался и побежал вызывать врача. Врач сказал, что это переутомление. Надо полежать денька три, отдохнуть. Что только ни делала бабушка Дуся: и молоком парным поила девушку, и травы всякие отваривала, но все напрасно, невеста таяла как свечка. Под глазами появились синяки, щеки ввалились. И тогда старушка побежала за знахаркой.
    – Не иначе, кто-то сглазил, – решила та, а подойдя к дому бабули, стала креститься.
    – Чую могильный холод.
    Покряхтев у больной, она вышла на улицу. Баба Дуся засеменила за знахаркой.
    – Ты, случаем, с кладбища домой ничего не притащила? А может, на горище у тебя гроб стоит? – допытывалась она у старой знакомой.
    – Стоит. Как не стоит? Я же приготовилась, – подтвердила бабка.
    – А чем наполнен?
    – А ничем. Пустой.
    – Вот он и тянет больную душу к себе, – подытожила знахарка. – Старая ты курица, неужто не знаешь, что пустой гроб нельзя хранить? Чуть не загубила невинную душу. Прикажи внуку гроб до краев зерном наполнить, а невесту свою пусть он лучше в санаторий везет. Не больная она, просто гроб из нее всю жизненную силу вытянул.
    Уехал внук с невестой куда-то в санаторий, и, говорят, сразу девушка поправляться стала, а старушка, как и велела ей знахарка, наполнила гроб до краев зерном и долго еще жила.
    Поздней ночью тёмная тень подкралась к забору казака Цибули. Когда собака загремела цепью, на неё кто- то шикнул, и она успокоилась. Звякнуло стекло. Этот звук повторился несколько раз, затем шорох торопливых шагов растворился в темноте ночи.
    Утром Пантелемон Цибуля вышел на крыльцо и остолбенел. В жилах его застыла кровь.               
    - Украли банки с частокола,- схватившись за сердце, он прислонился к косяку двери!
    - Кто?- сверлила его яростная мысль.
    - Что случилось?- на пороге показалась жена Маланья Степановна.
 - Ой, Божечки!- запричитала баба Малаша,- ограбили, куда я теперь закручивать буду помидоры!
    Цибуля  посчитал: не хватало трех трёхлитровых банок, двух литровых и одной полулитровой.
    - Надо идти к участковому,- решительно проговорил Цибуля и направился к органу власти. Так как все хуторяне знали, что орган раньше одиннадцати не появляется на своём рабочем месте, то Цибуля пошел сразу к нему домой.
    Служебная собака участкового майора Проценко Александра Григорьевича лениво подняла голову при виде раннего посетителя но, увидев в его руке палку, сделала вид, что спит глубоким сном. Разбуженный бесцеремонным стуком в окно, участковый вышел на крыльцо. Вчерашняя ночная дегустация конфискованного  у Зинки Криворотовой самогона давала о себе знать.
    - Видно, что- то добавляет в самогон для крепости?- мелькнула в больном черепе резко уколовшая мозг мысль.
    - Оштрафую, будет знать, как людей травить,- сморщившись, подумал он.
    - Григорьевич,- запричитал Цибуля,- у меня горе, обворовали подчистую.
    Участковый выпучил глаза. На протяжении многих лет ничего подобного не происходило в станице. В колхозе, конечно, воровали. Но чтобы у людей…
    - Что украли?- взволнованно спросил участковый.
    - Тридцать трёхлитровых, пятьдесят литровых и сто пол-литровых стеклянных банок,- выпалил Цибуля.
    - Они, что, машиной воровать приезжали, а ты не слышал?- удивился участковый.
    - Не знаю, но я ничего не слышал,- заволновался старик,- может их целая банда?
    - И где у тебя банки были?
    - Где, где? На частоколе висели, - ответил Цибуля.
    - Да, у тебя столько штакетин на заборе нет, сколько банок украли.
    - А на огороде?- заволновался дед.
    - Ну ладно, пошли на место преступления.
    - Висяка мне ещё не хватало,- с досадой думал участковый,- конец карьере.
    Первым делом участковый приступил к обследованию места преступления. Его служебный пёс след не взял.
    Вместо этого он предпочёл заняться любовью с собакой пострадавшего Цибули.
    - Значит, по горячим следам взять преступника не удастся, - вдохнул майор, - придётся вести многомесячное кропотливое расследование: опросы, засады... Интересно, а если я раскрою это преступление, мне дадут орден?
    Понятых приглашать не потребовалось, весть об ограблении мгновенно облетела хутор. Желающих помочь следствию оказалось больше, чем надо. Так как среди понятых могли оказаться подозреваемые и даже преступник, участковый подозвал Зинку Криворотову.
    - Будешь понятой,- предупредил он.
    - А почему она? - возмутились остальные.
    - Да потому, что ей банки не нужны. Она их на самогон столько наменяла, что вам всем хватит. И ещё потому, что у неё на эту ночь алиби есть. Этой ночью я конфисковывал у неё самогон, и она не могла быть одновременно в двух местах. А вы все остальные, кроме потерпевших, находитесь под подозрением, и попрошу вас на время следствия не покидать станицу.
    - Да мы и так уже лет десять никуда не выезжаем,- заговорили в толпе.
    - Сейчас я буду брать с вас показания, и советую помогать следствию,- строго проговорил майор. Одна мысль не давала покоя участковому:
    - Почему не лаяла собака? Есть только два предположения: или собаку усыпили, или вором был кто- то знакомый. Значит, круг подозреваемых сужается.
    - Попрошу остаться только тех, кто был знаком с этой собакой,- проговорил он,- короче, соседей и тех, кто часто бывал у потерпевшего.
    Первый, кого стал допрашивать участковый, был потерпевший Цибуля.
    - Скажите, гражданин Цибуля, почему у всех соседей банки висят на заборе, а украли именно у вас? Может, у вас с кем была ссора? Может, вы кого подозреваете?
    - Да ссоры, вроде, и не было,- почесал затылок Ефим,- Зинка Криворотова  вчера приходила, ругалась из-за того, что моя собака съела её петуха. Но петух сам виноват, нечего по чужим дворам шастать. Я думаю, что она вполне могла украсть - в виде компенсации.
    - Да это вряд ли,- вдохнул участковый,- такое количество банок ей пришлось бы двое суток переносить, да и алиби у неё.
    Цибуля прикусил язык. Показания соседей результата не дали. Никто ничего не слышал, и тогда участковый решил сделать засаду. Договорившись с пострадавшим, он повесил банки на частокол Цибули и сел на подвале ждать преступника. Поздно ночью, когда майор уже начал дремать, скрипнула калитка, и чей-то голос позвал:
    - Григорьевич, ты где?
    Майор выглянул из подвала.
    - Кто там? - тревожно спросил он.
    - Да это я, Зина, принесла тебе пирожков горяченьких. Проголодался, небось?
    После её ухода заглянули и другие соседи, кто компот принёс, кто борща и даже бутылочку самогона. Утром майор с трудом добрался домой отсыпаться. Отсыпался участковый до следующего утра, так как самогон Зинки нуждался в продолжительной дегустации и майор не мог оставить незавершённым дело.
    Рано утром участковый появился у Цибули и объявил:
    - Сейчас я буду проводить допрос с пристрастием.
    - Это как?- перепугался Цибуля.
    - Сделаю вам очную ставку и проведу перекрестный допрос. И плохо вам будет, если скажете неправду. За ложные показания есть статья до пяти лет,- официально заявил участковый.
    - Это что же получается,- всплеснула руками баба Малаша,- нас обокрали, да ещё и посадить хотят!
    Цибуля засуетился:
    - Да мы только рады помочь следствию.
    - Так сколько у вас пропало банок?- строго начал свой допрос участковый.
    Цибуля понял, что его жена сейчас продаст, и поспешил ответить:
    - Да я сначала думал, что много, но оказалось, что моя баба поубирала все на ночь и на штакете было гораздо меньше.
    - Сколько?- спросил майор.
Пришлось Цибуле сознаться. Участковый с облегчением вздохнул. У него появилась гениальная мысль, как раскрыть преступление.
    Дома участковый перемыл банки, ровно столько, сколько пропало у Цибули. Ночью он подкрался к частоколу деда, повесил банки на штакет и, довольный, вернулся домой.
    - Дело сделано,- потирал участковый руки,- Цибули заберут заявление, а я смогу отчитаться перед руководством о раскрытии крупного преступления.
    Майор представил, как его вызывают в Кремль, и сам президент вручает ему награду. Одна неувязка смущала участкового: не было преступника. И тут майор вспомнил про одноногого деда Сеньку.
     «Правда он последние три года лежит парализованный, так что его не посадят. Да и кто это будет выяснять? Спишу на него»,- решил майор и с чистой совестью приступил к продолжению не менее ответственного дела: дегустации.
    Утром, когда участковый появился у Цибули, то застал их в полной растерянности.
    - Ничего не понимаю?- пожимал плечами дед,- у меня украли шесть банок, а вернули двенадцать.
    Участковый пересчитал. Кроме его банок, висело ещё шесть. Майор лихорадочно стал думать, какую выдвинуть версию.
    - К вам вчера никто не приходил?- спросил он.
    - Нет,- ответил Цибуля,- наоборот, жена носила петуха Зинке Криворотовой, взамен съеденного нашей собакой.
    - Ясно,- проговорил майор, и тут его мысль заработала со скоростью пишущей машинки,- испугался, значит.
    - Кто испугался?- не понял Цибуля.
    - Да дед Сенька,- стал объяснять участковый,- я вышел на его след и при встрече предупредил, что если он не вернёт украденное, то, несмотря на его возраст и инвалидность - посажу.
    - Батюшки!- всплеснула руками баба Малаша,- да он три года с постели не встает, да ещё и с одной ногой-то человек.
    - Перед смертью у человека появляются силы,- о чём-то сосредоточенно думая, изрёк майор.                - Я вот другое не могу понять: ну, парализованный, ну, с одной ногой он украл у меня банки. Но как он, мёртвый, принёс их назад, да ещё и лишние притащил? Видать, мёртвые считать не умеют, - заметил Цибуля.
    - Кто мёртвый?- не понял участковый.
    - Да Сенька, кто же ещё. Вчера похоронили,- ответил Цибуля.
    - Ой, страсти, какие!- перекрестилась баба Малаша.
    Так в станице и считают, что это дед Сенька виноват в преступлении. Участковому, говорят, даже поощрение от начальства было. И лишь Зинка Криворотова вроде как умом тронулась: пристаёт к соседям со странными вопросами:
    - Как могло так получиться - я же шесть вешала, почему двенадцать оказалось?
    Как-то перед новым годом шел Цибуля от кума Ивана домой. Он, может, и не шел бы так рано, не было еще двенадцати часов ночи, да сильно они поругались. Цибуля  доказывал Ивану, что при советской власти жилось лучше и что надо все вернуть назад. А Иван доказывал, что советская власть уничтожила всех казаков, и настоящих, как он, уже не осталось. Чуть до драки не дошло, вовремя жена кума разогнала их. И вот в таких обиженных чувствах и заплеванном настроении шел Цибуля домой. «Хорошо еще, что водку всю допили»,- мысленно успокаивал он себя. А здесь еще собаки как взбесились, до забора не дотронешься. А как идти, если тебя заносит? Да еще лед на дороге, пока шел, пять раз в сугроб упал. Словом, не казак, а новогодний снеговик. В другое время песню запел бы, а сейчас в самый раз подраться.
    И вот смотрит Цибуля, навстречу ему Дед Мороз с мешком идет. Казак даже глаза протер.                - Может, привиделось?- подумал он.
    - Эй! – окликнул он Деда Мороза, - ты кто?
    - Кто-кто, Дед Мороз,- ответил незнакомец.
    - А если ты Дед Мороз, то исполни мое желание, - с ехидством в голосе попросил Цибуля.
    - И что же у тебя за желание? - поинтересовался Дед.
    Мысли, словно шальные, забегали в обиженной голове пьяного казака, в другом случае, он никогда бы не додумался до такого.
    - А чтоб у кума на Новый год ни капли спиртного не было, и чтобы он горько пожалел, что поругался со мной, - выпалил Цибуля на одном дыхании.
    - За что же, сын мой, так ненавидишь кума, что такое страшное пожелал для него?
    - Не твое дело, - огрызнулся Цибуля, - твое дело – выполнять желание.
    Дед Мороз, молча, взвалил мешок на плечо и хотел пройти мимо казака, но Цибуля, раскрыв объятия, решил удержать его. Дед Мороз попытался увернуться от объятий, но не смог. Вдвоем они упали в сугроб. Цибуля очутился сверху Деда, но это не смягчило удара мешка, грохнувшего его по спине. От удара у казака перехватило дыхание. Он попытался встать, но запутался в бороде Деда.
    - Ты что же, кирпичи в мешке носишь? - прохрипел Цибуля, стараясь проползти между мешком и Дедом Морозом.
    Наконец, заговорил и Дед Мороз:
    - Что же ты, нехристь, на добрых людей нападаешь? Он вместе с мешком сбросил с себя Цибулю. Только теперь казак разглядел, что это был не Дед Мороз, а батюшка.
    - Это чего ты ночью с мешком бродишь?- подозрительно спросил Цибуля, поднимаясь и отряхиваясь.
    - Я-то, покойника отпевал, а вот где ты так накукарекался? – недовольно проговорил батюшка, отряхивая с рясы снег.
    - А мы с Иваном репетировали встречу Нового года. Так поругались, что вовек не прощу ему обиды.
    - Это не Лазарев то Иван? – спросил батюшка.
    - Во-во,- подтвердил Цибуля. - А я как раз к нему иду,- сообщил батюшка, - сказали, что при последнем издыхании, до утра не дотянет, грехи отпустить просит. Еще сказали, что плохо ему стало после того, как поругался с любимым кумом.
    У Цибули от этой новости глаза на лоб чуть не вылезли:
    - Да я же только от него. Резко повернувшись, он бросился бежать к дому кума. Хмель словно рукой сняло. Еще с порога стал кричать:
    - Кумец, прости меня, дурака. Я же не думал, что мое пожелание взаправду сбудется.
    А батюшка, взвалил на спину мешок, пошагал дальше, чему-то улыбаясь в бороду.
    Случилось это в рождественские праздники. Вот и не верь после этого в чудеса!    
    Стёпка Копылов, убеждённый холостяк и пьяница, ещё до Нового года начал отмечать праздники. И пора бы уже остановиться, но не мог он, никак не мог, пропустить святки. А это значит, до девятнадцатого, хочешь, не хочешь, а пить надо. Иначе, по старинным святочным поверьям, не будет в Новом году ни счастья, ни богатства. Поэтому Стёпка старался каждый год в точности исполнять все предписанные правила старинного обряда. И всё же, богатства как не было, так и не предвиделось в ближайшем столетии.
    - Но ведь когда-то же повезёт?- думал Степан, с упорством продолжая соблюдать святочные традиции.
    Этот день для него, как и все остальные, начался с мысли:
    - Кого бы пойти поздравить?
    Он стал вспоминать, у кого ещё не был.
    - Вроде у всех уже был,- наконец, выдавил из себя мысль Стёпка.- Ладно, пойду к деду Цибуле. Он всегда мне рад. Не то, что его жена с вечными придирками: когда женишься, да за ум возьмёшься?
    По скрипучему снежку Стёпка бодро шагал к желанной цели, стараясь не показывать землякам, как ему хреново на самом деле. И единственным чудом, которого он ожидал от этого дня, чтобы дед оказался дома, а его жена не выгнала Степку со двора. На удивление Степана, баба Малаша не только не выгнала его, но накрыла на стол и поставила выпивку. Они с дедом посидели, и вечером, а может ночью, кто его разберёт, Стёпка шёл навстречу своему чуду, не подозревая, как оно резко изменит его жизнь.
    Как говаривал дед Иван Лазарев, местный философ и любитель поговорок:
    - Чудо, оно бывает разное. Есть ожидаемое чудо, это когда ты обожрался белых слив и ждёшь чуда, которое к тебе обязательно придёт. И лучше этого чуда дождаться в нужном месте. Есть непредвиденное чудо, когда ты дома находишь мужские трусы и они явно не твоего размера. Но жена утверждает, что видит их впервые. А есть чудо, которое ты заказываешь и тут, как повезёт: может случиться, а может, нет.
    Как раз о таком чуде, уже несколько лет, мечтала Зинка Криворотова. Когда тебе за сорок и взрослые дети, замуж всё равно хочется. Некоторые успели по нескольку раз развестись и снова выйти замуж, а у тебя нет даже намёка завести себе приходящего мужика. Поневоле начнёшь мечтать о чуде. Сейчас она напоминала перезревший подсолнух. Если сказать, что мужики избегали её, то значит, ничего не сказать. Мужики в ужасе убегали при появлении Зинки, догадываясь о её намерениях. Единственное, что притягивало к ней казаков, была самогонка, которая никогда не убывала у неё.
    Единственной подружкой Зинки была Клавка Сердюкова. Клавка уже сбилась со счёта: сколько было у нее мужей, и какой ребенок, от какого мужа.
    В тот день, когда должно было произойти чудо, Клавка с Зинкой, под "оливье" и рюмку первача, изливали друг другу душу.
    - Всё по причине моей доброты,- жаловалась Клавка,- мне всех мужиков жалко. Никому не могу отказать.
-     Я бы тоже никому не отказывала,- вздохнула Зинка,- но попробуй их поймать, если они от меня, как зайцы, врассыпную разбегаются.
    - Слушай,- встрепенулась Клавка,- а ты знаешь, что сегодня тот день, когда исполняются самые заветные желания. Сегодня на мужиков гадать можно.
    - Это как?- заинтересовалась подруга.
    - Так, как ещё наши прабабки гадали. Берёшь ненужную обувь и бросаешь через дом. Только надо очень захотеть, чтобы исполнилось твоё желание.
    - Ну, насчёт захотеть, вряд ли кто больше меня захочет,- проговорила Зинка, подперев мечтательно голову,- последние годы только и делаю, что хочу.
    Когда Клавка ушла, Зинка стала искать ненужную обувь. Как назло, вся обувь оказалась годной.
    - Может бросить сапог, который течёт?- задумалась Зинка, разглядывая кирзачи сорок третьего размера, в которых она убирала навоз у свиней.
    Со всех нерастраченных на мужиков сил Зинка швырнула сапог через крышу. В ночной тишине раздался глухой стук и короткий, но такой выразительный мат, от которого завыли собаки. Смутно догадываясь о причине крика, Зинка выглянула из-за забора. Посреди улицы на фоне белого снега лежало распростёртое тело.
    - Неужели убила?- мелькнула тревожная мысль.
    Зинка медленно приблизилась к неподвижно лежащему мужчине. В свете луны она разглядела Стёпку Копалова, холостяка и почти что непьющего человека. Лежавший рядом с его лицом сапог указывал носком на фиолетовый синяк - место стыковки с объектом ее хотения. Чувство радости захлестнуло всё  существо Зинки. Схватив за ноги суженого, она, словно в экстазе, потащила его во двор. Для неё настало долгожданное чудо... А вот к Стёпке это чудо должно было прийти только после пробуждения.
    Первой мыслью Степана была, когда он проснулся: где он и почему голый?
    Насколько помнил - последние дни он спал не только в одежде, но даже не снимая носков. А чтобы раздеться, так на это вообще силы не хватало. Да и кто в наше время спит голый? Вот если в бане раздеться - совсем другое дело. Но это происходит не чаще одного раза в месяц, а иногда и в два.
    Стёпка повернулся набок, и тут же его настигло чудо!
    - О, Господи!- простонал он,- сделай так, чтобы мне это приснилось. Клянусь, брошу пить и начну ходить в церковь!
    Но, как известно, чудо обратной силы не имеет.
     Зинка  прижала рыдающую голову Степана к тому месту, где обычно у женщин находится грудь, и прошептала:
    - Поплачь, милый. Это от счастья!..
Вот такое чудо случилось на святки в одну из Рождественских ночей.
Часть 7
Любил Пантелемон Цибуля байки про казаков рассказывать. Где правда, а где и приврёт, пойди, проверь его. А, что бы ни сомневались он на кума, Ивана Лазарева ссылается. Знает, что Иван пользуется уважением и доверием у станичников, этим и пользуется.  Его стали даже в школы приглашать. Для этой цели пошила ему бабка настоящую казачью амуницию. Теперь дед гордо вышагивал по станице, выпятив грудь, на которой  болталась медаль донора и комсомольский значок.
Перед праздником Победы, пригласили Цибулю в школу, рассказать старшеклассникам о  героях казаках. Дед предупредил, что его рассказ продлиться долго и поэтому придёт после всех церемоний и, что есть у него сюрприз. Умел, Цибуля красиво рассказывать и поэтому послушать его пришли не только взрослые, но и учителя. Цибулю усадили на сцене за столом. Дед бережно положил перед собой какой-то длинный свёрток.          В зале не оказалось ни одного свободного места.  Прокашлявшись, дед Цибуля начал свой рассказ:
- История, которую я расскажу, произошла с моим дядькой Степаном Цибулей. Трудно в неё поверить, но Иван Лазарев может вам подтвердить, что это истинная правда,- дед оглядел присутствующих и продолжил:
- В глубине смоленских лесов притаился старый скит. Рубленные добротные строения, окрученные высоким забором, не позволяли постороннему взгляду проникнуть в мир старообрядцев. И когда в серый дождливый день у ворот скита появился незнакомый старик в чёрном балахоне, его приняли настороженно и неприветливо. Промокший до костей старик, когда, наконец, его пригласили войти,  с первых же минут дал повод пожалеть хозяевам об их поступке.
Из-под мокрой из старого мешка накидки блестели злые огоньки чёрных глаз,  сверливших насквозь присутствующих.  Остановив взгляд на иконе, старик широко перекрестился тремя перстами.
        Что произошло дальше, нам неведомо. Дошли лишь слухи, что староверы обвинили его в связи с нечистой силой и толи повесили, толи совершили над ним какое-то другое душегубство, а затем положили в  кованый гроб и похоронили  на перекрёстке дорог, привалив могилу огромным камнем.
Прошло много лет, и поползли по окрестным деревням слухи, что по ночам в том месте, где камень лежит, бродит тень чёрного монаха. Сторонились люди  места проклятого. Но с годами страхи перешли в легенду, и мало кто помнил, где был похоронен монах. С годами всё меняется, обезлюдели и те края,  лишь дряхлый скит, окружённый забором, остался.
И как-то поселились около него несколько семей, бежавших от несправедливости, творившейся в то время на земле.
– Раз скит стоит, значит, место святое, – подумали переселенцы, не ведая о близости проклятой могилы, и остались на житьё.
Когда они обустраивались, дела шли  неплохо, но тронули они однажды  камень, что лежал на могиле старика, для каких-то хозяйских нужд, и с того дня начались у них неприятности. В новолуние стали люди замечать, что у стен заброшенного скита бродит тень в чёрном одеянии. Хуже того,  она им являлась во сне и требовала, чтобы извлекли из могилы останки монаха и похоронили их по христианскому обряду на кладбище. Мужики и бабы  кропили хаты святой водой и молились, но тень ужасного старика всё равно являлась. Да ещё грозила на детей порчу навести. Тогда собрались мужики и перед каким-то церковным праздником порешили выполнить требование страшного мертвеца.
А ночью, накануне праздника, вдруг зазвонил колокол. Люди со страхом выскочили из домов, смотрят, а в полуразрушенном ските мерцает свет.
И выходит из ворот освещённая лунным светом процессия со свечами и пением. Когда она стала приближаться, то увидели люди, что это тени мёртвых. И двигаются они к заброшенной могиле. Затем они окружили её и так, с пением, простояли до самого утра. Как только стало светать, тени начали таять, и с первым лучом света  исчезли совсем. Самые храбрые мужики подошли к могиле и обнаружили там сотни свечных огарков. В воздухе кружил запах ладана. Перепуганные жители собрали свой немудреный скарб и ещё до ночи покинули проклятое место. Но на этом история не закончилась.

2

Много сейчас разного люда бродит по земле в поисках сокровищ. Слушают они рассказы стариков о заброшенных скитах и церквушках, а потом, годами разыскивают их. В народе таких людей называют «чёрными копателями». Такими копателями были Пётр и Василий, много лет пытающиеся найти клад. Но кроме горсти монет да старых икон, не имеющих большой цены,  ничего существенного им не попадалось. И всё-таки они продолжали искать клад, надеясь на удачу. И вот дошли до них слухи, что где-то в лесу стоит заброшенный скит и что там спрятаны несметные сокровища.
Долго Иван и Пётр разыскивали старожилов, слышавших о заброшенном ските, и всё-таки собрали кое-какие сведения. В один из летних дней, сев на
ГАЗ - 69, в народе прозванный "козлом", отправились они на поиски клада. Дня три друзья плутали по бездорожью и вот, по известным приметам, нашли они полуразрушенный скит, поросший деревьями и кустами. Стали кладоискатели кружить вокруг забора, примеряясь, с чего начать поиски. Тут они и  наткнулись на оставленное поселение. Видно, кто-то очень уж срочно покидал эти места, так  как много было оставлено домашней утвари. Может, для коллекционеров и музеев эти предметы имели ценность, но только не для наших искателей сокровищ. День клонился к закату и «следопыты», решили поужинать и заночевать, а утром начать раскопки. Но какое-то беспокойное чувство не покидало их с тех пор, как они подъехали к скиту.
– Всё же, видно, правы были старика, – заметил Пётр, – когда говорили, что это проклятое место.
Иван ничего на это не ответил, суеверно перекрестившись на всякий случай. Было уже за полночь, а друзья так и не могли заснуть. Из окна ГАЗика они со страхом наблюдали за странными тенями, появившимися невесть откуда и  двигающимися вдоль забора полуразрушенного скита. Ночные шорохи и крик филина, раздающиеся в лесу, заставляли вздрагивать, и всякие ужасы змеями заползали в головы любителей сокровищ. Луна с холодным безразличием  скудно освещала окрестность, и всё-таки друзья заметили, что одна из теней, напоминающая по форме человеческий силуэт, двигается в их сторону. Иван стал опять креститься, а Пётр за ружьё схватился. Тень приближалась, и теперь невозможно было не узнать в ней человека в чёрной одежде с накинутым на голову капюшоном. На какое-то мгновение видение исчезло, но вновь появилось уже перед одной из дверей машины. Иван и Пётр прижались к противоположной двери и наблюдали, как жуткий гость, подняв руку, трогает стекло. В следующую секунду раздался душераздирающий визг, словно по стеклу провели гвоздём. Незнакомец исчез, и тот же звук послышался  почти у самого уха. Иван и Пётр в ужасе сдвинулись в  угол салона. Странный гость стоял уже с другой стороны машины и пробовал прочность стекла. И тут из-под капюшона на перепуганных кладоискателей сверкнуло два огонька. Гость смотрел прямо на них, и этот взгляд леденил кровь. Волосы на голове друзей зашевелились от дикого ужаса. Потом  незнакомец появился с той стороны машины, где, прижавшись  друг к другу, сидели бедные искатели сокровищ.
Всю ночь они метались от одной стенки салона машины к другой, пока рассвет не растворил жуткого гостя. Вымученные, с трясущимися руками, друзья вылезли из машины и обошли её кругом. Ничего не напоминало о визите ночного гостя, кроме глубоких царапин на стёклах.
– Хорошо, что он не додумался распороть брезент,  – почему-то прошептал Иван.
           – Нужно убираться отсюда, – категорично заявил Пётр. Они попытались завести ГАЗик, но машина не отзывалась. Были проверены свечи, бензонасос. Вроде, всё было в порядке, а машина не заводилась.
Несмотря на все ужасы прошедшей ночи, друзья сели обедать. Глаза сами собой слипались, и они, поев, заснули у машины на траве. Приснился им один и тот же сон: человек в чёрном одеянии ведёт их по лесу. Вот они выходят на поляну, и страшный проводник указывает им на небольшое углубление.
– Копайте здесь, – приказывает он.
Проснулись копатели, когда солнце уже садилось и тени от деревьев легли на землю. Недолго думая, Иван и Пётр, собрав посуду, залезли в машину, предчувствуя новое появление ночного гостя. После полуночи незнакомец возник  перед  машиной. Друзья не сомневались в том, что это и есть тот чёрный человек, что приснился им. Он, постояв некоторое время у них на виду, двинулся в сторону чащи леса, указывая рукой дорогу. Потом он вновь оказался рядом с автомобилем и опять двинулся в сторону леса. Так продолжалось несколько раз. Перед утром незнакомец исчез.
   Иван и Пётр, у которых нервы были натянуты, как струны, наконец, вздохнули.
– Кажется, он нам показывает место, где зарыт клад,  – предположил Пётр.
– И что же он захочет взамен? –  в раздумье спросил Иван, даже не представляя цену дорогой подсказки. Его товарищ  неопределённо пожал плечами. Через некоторое время друзья заснули, и снился им одинаковый сон: копают они яму в том месте, которое указал им незнакомец. Долго копают, и, наконец, лопата бьётся о что-то железное. Это оказывается кованый гроб. Достают они его, и тут перед ними возникает их знакомый. Он требует, чтобы гроб погрузили на машину и отвезли к ближайшей церкви. Там оставили его и после этого убирались на все четыре стороны. Проснулись друзья в поту. Время было уже к обеду. Не сговариваясь, Иван и Пётр схватили инструмент и двинулись в глубь леса по дороге, указанной человеком в чёрном. И словно их кто вёл по незнакомой местности, так как не прошло и десяти минут, как наши копатели вышли к углублению, которое они видели во сне.
– Вроде, здесь, – вздохнул Пётр, махнув рукой на небольшую впадину. Копать друзьям  было не впервой, и часа через два они наткнулись на железный гроб. Гроб на удивление оказался не очень тяжёлым, и Петр с Иваном без
особых усилий вытащили его из ямы.  Друзья срубили заклепки и открыли крышку гроба. От того, что они увидели, на них навалился такой страх, что ноги сами собой подогнулись, и Пётр с Иваном опустились на землю. Из гроба на них смотрел высохший старик с длинной седой бородой и волосами до плеч. Именно, смотрел, так как глаза у него были открыты. Казалось он только, что прилёг и сейчас поднимется. Полуистлевший мешок на голове и чёрная ряса  напомнили им приятеля, посещавшего их ночью. Одежда выдавала в нём священнослужителя.
Старик лежал без движения, и лишь слабый ветерок шевелил его бороду, создавая ужасающий вид, словно покойник сейчас поднимется и ... Этих нескольких минут наблюдения за ним хватило Ивану и Петру на то, чтобы прийти в себя и поскорее накрыть гроб крышкой. Наспех, кое-как закрепив крышку, друзья понесли гроб к машине. Домовина не становилась  в ГАЗике, и Пётру пришлось прикрутить её проволокой к заднему сиденью. Так что покойник оказался в слегка наклонном положении.  Странное дело, машина завелась сразу, и наши герои тронулись в обратный путь. Два дня и две ночи Пётр с Иваном по очереди вели без остановок машину. Грохотавший гроб придавал им силы и не давал заснуть.  На одной из ухабин крышка гроба сдвинулась и из гроба свесилась костлявая рука старика с длинными когтями. У Петра от страха чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Насосом, что оказался под рукой, он затолкал жуткую конечность обратно в гроб и, задвинув крышку, сел сверху. Усталые и голодные приятели  рано утром подъехали к знакомой деревеньке. Ориентируясь по куполу с крестом, они направили машину к  церквушке. Выгрузив у ворот ограды гроб, Иван и Пётр постарались уехать не замеченными.
Рано утром отец Василий вышел из дома и направился к церкви. Зевая и крестя рот, он стал осматривать церковный двор, и его взгляд остановился на странном предмете, стоящем у ворот. Отец Василий направился к воротам и от увиденного  у него глаза полезли на лоб. Он не только никогда не видел, но и не слышал о том, чтобы покойников подбрасывали. Насколько он знал, за последнюю неделю в деревне никто не умер. Странно было и то, что гроб был кованый и явно старый.
– Кому это в голову взбрело выкапывать и подбрасывать мне гроб? –  подумал батюшка. Подошел служка. Почёсывая лысеющую голову, он ходил вокруг гроба и, как заведённый, повторял:
– Спаси нас Господи.
Подтянулись старухи – основные прихожанки храма. И вдруг сам по себе зазвонил колокол. Батюшка и старушки стали креститься.
– Не к добру это, – промолвил батюшка. Кто-то побежал за участковым. Участковый в присутствии понятых открыл крышку гроба. По деревне завыли собаки. Так же внезапно смолк колокол и в возникшей тишине все присутствующие подошли к гробу.  Никто и никогда не видел этого старика в полуистлевшей чёрной рясе. Одна жалостливая старушка попыталась закрыть ему глаза, но из этого ничего не получилось. Тогда на глаза положили медные пятаки. Пятаки тут же почернели.
– Может, занесём гроб в церковь?  – предложил участковый,  – по виду он, вроде, священнослужитель.
– Не знаю,  – покачал головой батюшка,  – но отпеть и похоронить его
всё-таки по христианскому обычаю надо.
Гроб стали медленно заносить в церковный двор. Создавалось, однако, впечатление, что кто-то невидимый препятствует этому. Люди спотыкались, одна старушка упала в обморок. Когда гроб поднесли к вратам церкви, подул ветер. Все зажженные свечи в церкви сразу потухли. Неожиданно, сами по себе, захлопнулись двери в божий храм и, как не пытались батюшка с прихожанами открыть их, они не поддавались.
– Видно, проклятый церковью этот старик,  – выказал общее мнение служка.
   Оставили гроб во дворе, чтобы отпеть его тут же и затем отнести на кладбище. Опять начались необъяснимые явления: кадило не разгоралось, батюшка начинал читать молитву и тут же его душил кашель.
– Нужно окропить гроб святой водой,  – посоветовал служка.
– Делай, что хочешь,  – махнул рукой батюшка, вытирая слёзы от очередного приступа кашля. Служка тут же принёс бутылочку со священной водой и стал брызгать на гроб. Вода, соприкасаясь с гробом, шипела, словно кто капнул масло на раскалённую сковороду. Над гробом  поднимался пар.
– Да, что же это такое, Господи,  – простонал батюшка, – давайте хоронить его, а потом отпоём  грешную душу.
   Погребли старика на старом кладбище, где давно уже никого не хоронили. Но так как никто не знал его  имени и фамилии, то могила так и осталась безымянной. Вот только крест, как не укрепляли, он всё набок косился. За всем этим наблюдали две, знакомые уже нам, небритые физиономии. И только после того, как старика закопали, друзья вздохнули с облегчением.
– Кажется, закончились наши мучения, – подвёл черту Пётр и направился к машине. Иван, оглядываясь на кладбище, всё ещё не веря в своё освобождение от страшного старика, медленно побрёл за другом.
Не знаем успокоилась ли на этом душа старца или нет, но на какое-то время он оставил в покое живых, и если бы не одно обстоятельство...

3

Иван с остервенением мыл машину, как будто это была её вина в тех злоключениях, которые они перенесли. Петр залез под капот ГАЗика, проверяя свечи и бензонасос.
– Чертовщина какая-то, – наконец проговорил он, – до сих пор не могу понять, почему не заводился движок?

     – Да, что там непонятного,  – отозвался Иван из салона машины, – может, старик выхлопную трубу заткнул?
     – Ага, или за поршень держал, – усмехнулся Петр.
     – Смотри, что я нашел, – выскочив из машины, воскликнул Иван. Петр выглянул из-под капота. В руках Иван держал книжку, по размеру напоминающую блокнот. Обложка её была обтянута покоробившейся коричневой кожей.
– Какая-то книга,  – разочарованно проговорил Петр,  – и откуда взялась?
– Да вот под сиденьем валялась, – прошептал Иван, пытаясь в ней, что-то прочитать.
– Не на русском языке, хоть и буквы, вроде, наши, – наконец, после долгих усилий хоть что-то разобрать,  – промолвил он.
– Похоже, эта книга того старика из гроба,  – выдвинул догадку Петр и глаза друзей встретились. От этого вывода их прошиб холодный пот.
– Давай выбросим? – предложил Петр.
– Что ты? – ужаснулся Иван. – А вдруг старик опять будет по ночам приходить да свою книгу требовать.
– А может, подарим? – Вспомнил Петр о своем знакомом в городе. – Один старик, антиквар и букинист, может хорошо заплатить. А этот покойник, я думаю, нас уже не потревожит. Мы же все его требования выполнили!
Иван, подумав, кивнул головой.
– Вообще то ты прав, должны же мы компенсировать свои затраты, да и за моральный ущерб полагается.
Уже через полчаса после их разговора ГАЗик удалялся в сторону города, а им вслед подозрительно смотрел участковый. Всю дорогу Петр с Иваном мечтали, как потратят деньги от продажи книжной древности.
Худенький старичок, с козлиной бородкой, долго и с интересом разглядывал необычную книжку.
– Что я могу сказать,  – наконец, произнёс он,  – книга, безусловно, старая. Но, чтобы разобраться в ней, нужно время. Петр с Иваном ёрзали на стульях от пронзительного взгляда старика.
– Как она к вам попала? –  полюбопытствовал антиквар.
Друзья переглянулись, как бы совещаясь, говорить правду или соврать.
– Имейте в виду, что от этого зависит ценность находки,  – давил на них старик.
Петр глубоко вздохнул и кивнул головой Ивану. Иван, словно ждал этого. Он с азартом принялся рассказывать о черном монахе и ужасе, который они пережили. Пока рассказывал Иван, выражение лица у старика менялось. Если в начале оно было скептическое, то к концу рассказа глаза блестели, что выдавало его явную заинтересованность в этом деле.
– Так-с, – многозначительно уставился он  на книгу,  – а я смотрю, манускрипт рукописный, с использованием гусиного пера, вероятнее всего, автор её – монах. Мне нужно время, чтобы прочесть рукопись. Подходите к концу недели. А это вам задаток, – и он вытащил из письменного стола и протянул друзьям тысячерублевую купюру.
К концу недели, как и договаривались, Иван с Петром сидели у антиквара в кабинете. Но теперь их в комнате было четверо. За столом устроился мужчина с огромными кулаками и широкими плечами. Друзья не сомневались, что и роста этот детина будет не меньше двух метров. Мужчина подкручивал усы, и глаза его хитро поблескивали. От этого взгляда Петру и Ивану стало не по себе.
– Познакомьтесь,  – представил незнакомца антиквар,  – мой племянник с Кубани  Степан. Я ему все рассказал, так что он в курсе событий. Вместе с ним вам предстоит отправиться в небольшую экспедицию. Я уже старый и не смогу сопровождать вас, к сожалению,  – вздохнул старик.
– Какую еще экспедицию? – удивились друзья.
– Сейчас объясню вам все подробно. Мне удалось прочитать записи, и вот, что я узнал: Много лет назад, была война с поляками, если вы ещё помните историю. Зимой 1613 года, когда поляки оставляли Москву, высшие офицеры увозили сундук с царскими сокровищами. Они ехали окольными путями, опасаясь за сохранность награбленного. Долго плутали они по смоленским заснеженным лесам, пока не нашли проводника, крепостного мужика Ивана, проживающего в поместье боярина Панина. Мужик долго водил их по лесу и завел  в такую глушь, что от усталости и холода те стали умирать. Но, несмотря на все лишения, они упорно цеплялись за сундук с сокровищами. В конце концов, поляки поняли, что Иван их обманул. Но к тому времени он успел спрятаться и мог со стороны  наблюдать, как гибнут поляки один за другим. Когда последний офицер испускал дух, мужик подошел к нему. На груди у поляка висел ключ в виде паука. Он был из чистого золота и усеян бриллиантами. Мужик спрятал ключ у себя на груди, а сундук, засыпал камнями, пометив место. Долго Иван добирался домой, но от холода и голода  у него иссякали силы. Подобрали его монахи у стен монастыря умирающего. Сам настоятель, иерей, исповедовал Ивана. Но один монах подслушал рассказ о сокровищах. Когда мужик умер, иерей записал его рассказ и начертил карту, где предположительно был спрятан клад. Монах убил иерея, украл карту и ключ и  отправился на поиски сокровищ. Вот и вся история. Думаю, до клада он так и не дошёл. А согласно вашему рассказу, его-то прокляли! Возможно, в монастыре догадались, на чьей совести смерть настоятеля. И всю силу братии вложили в это проклятие.
В наступившей тишине, Петр и Иван сосредоточенно о чем-то размышляли.
– И где эти карта и ключ? – наконец, спросил Иван.
– Карту я нашел в обложке книги, а ключ,  вероятно, так и висит на шее того монаха, которого выкопали вы,  – ответил антиквар. И тут из-за стола поднялся Степан. Догадки Петра и Ивана оказались верными, он почти доставал головой потолок. В комнате сразу стало тесно и неуютно.
– Мы подумали, что вы  всё равно в курсе, поэтому не будем привлекать  посторонних, а включим вас в экспедицию. Места вы знаете, лично знакомы с покойником,  – Степан ухмыльнулся в усы,  – надумаете обмануть – не советую. Из-под земли достану, и пугать не буду, как ваш покойный дружок. Похороню вместе с ним, заживо. Верите мне?
– Верим! Верим! – в один голос закричали Иван и Петр.
– Ну, вот и отлично. Но так как здесь задействована нечистая сила, а я христианин, то, думаю, без помощи батюшки нам не обойтись. Люди мы не жадные, отдадим сокровища государству, а тех процентов, что нам положено, хватит всем на всю жизнь. Так дядя?  – Степан повернулся к старику.
– И не только нам, но и нашим внукам, – подтвердил антиквар.
– Значит так, – стал распоряжаться Степан, – закупаем все необходимое – деньги у нас есть – и едем выкапывать монаха.
– Зачем? – с ужасом вскрикнул Петр.
– Ключ надо забрать,  – спокойно пояснил казак.  – Да вы не бойтесь, мы же батюшку подключим.
Петр и Иван, представив, что им вновь надо будет встретиться с покойником, начали потеть.
– И смотрите, никому ни слова,  – пригрозил Степан, приподняв внушительный кулак.
4

Знакомый ГАЗик, весело подпрыгивая, мчался в сторону деревни. При каждой очередной встряске на ухабе из машины доносился беззлобный мат. За рулём сидел Петр, а рядом с ним, согнувшись в неудобной позе, Степан. Салон машины был явно маловат для его размеров и очередной подскок, вызывал у казака приступ ругани. Сзади, среди ящиков, рюкзаков и прочего инструмента, примостился Иван. Он со злорадством посматривал в сторону Степана. Впереди показался купол церкви и ГАЗик, не сбавляя скорости, направился к ней. Остановившись у ворот ограды, путешественники вылезли из машины. Степан долго разминал шею и затекшие суставы.
Служба окончилась, но батюшка ещё был в храме, так как двери его были открыты, Степан решительно вошел во двор, а следом за ним Иван с Петром. Одеты они были в камуфляж, и можно было подумать, что это или  военные, или охотники. Перед тем, как войти в церковь, Степан трижды широко перекрестился. Его примеру последовали и спутники Степана.
Конечно, батюшка прекрасно помнил случай с подброшенным покойником. И если в начале рассказа лицо его выдавало удивление, то к концу повествования он беспрерывно крестился и что-то шептал.  Когда Петр замолчал, свою речь продолжил Степан:
– Мы, батюшка, хотим все по закону. Сдадим сокровища государству, и вы новую церковь построите, и мы в убытке не останемся. Нас надо только защитить от всякой нечисти. Вот мы и просим вас поехать с нами,  – стараясь быть убедительным, закончил Степан.  Всё это время, пока шел разговор, в стороне стоял служка и внимательно к нему прислушивался.
– Не могу я бросить церковь, да и года мои не те, чтобы бегать по лесам за сокровищами. А вот Василий, мой помощник, он вполне вам подойдет. Человек он набожный, уже более пяти лет в церкви мне прислуживает. Ну, что, Василий, пойдёшь? – спросил батюшка и повернувшись к служке.
– Как скажите, батюшка,  – потупив взор, ответил служка.
– Но есть ещё одна к вам просьба,  – вновь заговорил Степан, – нужно откопать монаха, что бы взять у него ключ от сундука. Да и сам ключ огромных денег стоит.
– Что бы провести эксгумацию, нужно разрешение милиции, – задумчиво проговорил батюшка,  – вам нужно поговорить с нашим участковым.
– Попробую все уладить,  – махнул рукой Степан и вышел из церкви. За ним последовали Петр с Иваном.
– Ты смотри, – рассмеялся Степан, – на ловца и зверь бежит.
Возле ГАЗика, присев на корточки, местный участковый разглядывал рисунок протектора на колесе.
– Что-нибудь не так? – спросил Степан, подходя к участковому. Милиционер резко поднялся и снизу вверх посмотрел на казака. Он едва доставал Степану до плеча.
– Это чья машина? – спросил он.
– Моя,  – ответил Петр, выходя из-за спины Степана.
– Прошу предъявить документы.
Через несколько минут выяснилось, что участковый взялся раскрыть необычное преступление: убийство старика и подбрасывание гроба с его телом к  церкви. Около часа Степан, Петр и Иван  убеждали участкового, что никакого убийства не было и что вся эта история связана с нечистой силой. И только после того, как подошедший батюшка подтвердил слова Степана, и речь зашла о сокровищах, участковый проявил интерес.
– Хватит денег и вам купить милицейский ГАЗик, сколько можно на мотоцикле ездить, – убеждал Степан,  – и вы как представитель власти и закона проследите, чтобы сокровища в целости и сохранности попали по назначению. В итоге, в этот же день  решили монаха выкопать.
Семен, местный алкаш и лодырь, частенько не доходил до дома, и так как дорога домой шла через заброшенное кладбище, то ночевал прямо здесь, среди бурьянов, бывших когда-то могилами. В этот раз его разбудил чей-то голос. Выглянув из кустов, Семен увидел, что у свежей могилы неизвестного старика столпилось много народу: батюшка со своим служкой, участковый и трое незнакомцев. Один из них был огромного роста. Не хотел бы Семен встретиться с ним в темном переулке, и поэтому он притаился.
– Что они там делают? – мучился  в догадках пьяница. Ветер дул в противоположную от него сторону, и он не слышал, о чем они говорят. Вот
батюшка распалил кадило и стал со служкой ходить вокруг могилы, а двое незнакомцев, в камуфляжной форме стали раскапывать могилу. Участковый сидел на полусгнившей скамье и нервно курил. Он не знал, правильно ли  поступает или нет в данном случае. Может, надо было все же сообщить в район. К нему подошел Степан и хлопнул по плечу, отчего скрипнула скамейка.
– Не мучайся, сержант, ты все правильно сделал.
Эти слова немного взбодрили участкового.
– Зови меня Ильич,  – дружелюбно ответил он,  – а то неизвестно, сколько времени проедем вместе, а ты всё «товарищ сержант» да «товарищ сержант».
– Договорились,  – улыбнулся Степан. Земля не успела просесть и Петр с Иваном быстро выкопали зловещий гроб.
Пока его вытаскивали, батюшка читал молитву и ходил вокруг могилы с кадилом, а служка брызгал святой водой. Конечно, всю грязную работу приходилось делать Петру и Ивану. Когда открыли крышку гроба, присутствующие остолбенели, старик смотрел на них, и в его взгляде было столько ненависти и злобы, что Иван запричитал:
– Я не подойду к нему, хоть режьте. Не подойду!
– Может ему кол осиновый забить в сердце? – предложил Степан.
– Не юродствуй, – сердито ответил батюшка.
И все же Ивану и Петру пришлось приподнимать старика, чтобы Степан смог снять с его шеи ключ на золотой цепи.
Подняв над головой ключ, чтобы все смогли рассмотреть, Степан торжественно произнес:
– А теперь кто-нибудь сомневается в том, что клад существует?
Иван с Петром тщательно посадили крышку гроба на заклепки и, опустив его в яму, стали быстро засыпать могилу землёй. И только после того, как вышли с кладбища, все вздохнули с облегчением.
На следующий день запланировали поиски клада. Золотой ключ в виде паука, усеянный драгоценными камнями, Степан повесил себе на шею. Никто не пытался возражать. Все поняли, что командовать во время похода будет он. Однако начинало темнеть, и батюшка предложил гостям переночевать у него.
Семен долго наблюдал за людьми у могилы. Он видел, как раскрыли гроб, как склонились над покойником. Затем в руке детины, что-то заблестело, и это, что-то он надел себе на шею. Потом гроб снова закопали, и компания направилась к церкви. Таинственное происшествие так заинтриговало Семена, что он решил этой же ночью раскопать могилу и выяснить, в чем там секрет. А вдруг в гробу спрятаны сокровища, а покойник лишь для отвода глаз. Начинало темнеть, когда Семен с лопатой и бутылкой самогона приступил к раскопкам. При лунном свете Семен, наконец, вытащил гроб из могилы. Выпив пару глотков для храбрости, он стал сбивать заклепки. Как только отлетела последняя заклепка, крышка гроба медленно всплыла вверх. От неожиданности Семен отскочил к краю могилы. Он открывал и закрывал рот, но голоса не было, чтобы позвать на помощь. Последнее, что он увидел, как из гроба медленно начал подниматься старик. На следующий день, жители были взбудоражены известием о том, что на старом кладбище в разрытой могиле был найден мертвым местный алкаш Семен, а гроб со стариком, что был закопан в той могиле, бесследно исчез. Но всего этого уже не могли знать наши искатели сокровищ. Они на ГАЗике тряслись по лесу к знакомому лишь Петру и Ивану заброшенному скиту. За ними, на мотоцикле с коляской, ехал участковый. К вечеру они остановились, чтобы заправить машину и мотоцикл, поесть и до утра отдохнуть. На поляне установили палатку, развели костер и усталые и довольные сели ужинать. Крик Ивана всполошил всех.
- Смотрите! Смотрите! – указывал он на небо.
Присутствующие дружно повернули головы и посмотрели вверх. Они увидели, как над кронами деревьев несётся гроб, а в нем сидит знакомый старик. Рядом летит крышка гроба. Степан схватил карабин и, не целясь, выстрелил. Гроб тряхнуло, и старик исчез внутри. Тут же его накрыла крышка. Степан выстрелил еще раз. Из гроба показался костлявый кулак. Он погрозил Степану, а гроб, как подбитый самолет, начал пикировать вниз. Вскоре он скрылся из глаз в гуще леса.
– Говорил же, давайте ему кол в грудь вобьем,  – недовольно проговорил Степан. Василий, громко читая молитву и вознося вверх крест, кругами ходил по поляне. Не верящий своим глазам участковый Ильич, трясущимися руками пытался зарядить пистолет. Петр с Иваном уже сидели в ГАЗике с закрытыми дверями и боязливо выглядывали в окна.
– Значит, это все правда? – наконец, проговорил участковый.
– Да я и сам не очень в это верил,  – сознался Степан, – но у нас на Кубани и похлеще бывало. У нас ведьм, куда не плюнь, все одно в неё попадешь, а покойники табунами по станицам бродят.
– Врешь? – не поверил участковый.
– А ты приезжай, сам убедишься.
– Да, нет, спасибо, мне и этого достаточно.
– Ты Василь Василич мне патроны водичкой святой спрысни, а то мне кажется, его пули не берут,  – попросил Степан служку.
– Может, не попал? – спросил Ильич.
– Да ты что? – возмутился Степан, – спроси, кого хочешь, на Кубани, промахнулся хоть раз Степан Кувалда?
Василий, между тем, кропил святой водой поляну, а заодно и патроны Степана. Из машины вылезли Петр с Иваном.
– Началось,  – простонал Иван.
– Вы, что, этого трухлявого покойника испугались? – рассмеялся Степан,  – да я у нас на Кубани, знаешь, каких покойников в землю одним ударом загонял. А этого толкни, он сам рассыпается. Я помню,  подрались как-то на кладбище два покойника, а я рядом проходил. Ну, думаю, надо их разнять, все же хорошими людьми при жизни были.  А они, гады, на меня набросились. Еле отбился. Так они поболе меня были. Эти рассказы Степана разрядили обстановку и даже приподняли всем настроение. Они понимали, что Степан просто хочет перевести все в шутку, но и хотелось верить, что этот огромный казак, действительно, ничего не боится и может справиться с любой нечистой силой.
Из-за деревьев послышался вой. Степан приподнял валун и швырнул в темноту леса. Послышался звук удара камня о железо и визг.
– Ничего я нашему старику не отшиб? – усмехнулся Степан.
Послышался треск веток и на поляну выскочил разъяренный старик.
– Ай! Ай, Ай! – вдруг смешно запрыгал он по поляне. Его ноги, соприкасаясь с освещенной водой, шипели и дымились. И вдруг среди всего этого ужаса раздался истерический хохот участкового. Все оглянулись в его сторону. Даже монах перестал прыгать. Ильич хохотал, схватившись за живот. Хохот был таким заразительным, что вслед за ним стали смеяться Петр и Иван. Даже Василь Василич заулыбался. Старик, с ненавистью посмотрев на своих обидчиков, ринулся через кусты в лес. Не смеялся один Степан, он перезаряжал винтовку. Когда старик скрылся в лесу, Степан подошел к машине и достал из неё бутылку водки и четыре стакана.
– Предлагаю выпить за то, чтобы конец нашего мероприятия был таким же веселым, как и начало. Он разлили водку, и все, кроме Василия подняли стаканы и выпили.
Компания улеглась отдыхать, а священнослужитель, усевшись удобней у костра, с псалтырём на коленях, стал читать молитвы. Все дружно  спали, лишь Степан при каждом шорохе или хрусте ветки приоткрывал глаза. Под рукой у него лежал карабин. Остаток ночи прошел без приключений и компания, собрав пожитки, тронулась в путь.
– По нужде ходить только днем и по двое,  – предупредил Степан.
– А если ночью приспичит,  – не удержался без реплики Иван.
– На ночь памперсы надевай,  – усмехнулся казак.
К вечеру следующего дня, искатели сокровищ, наконец, прибыли к месту, где когда-то, впервые, Иван с Петром повстречались с чёрным монахом. Пустые консервные банки и бутылки были этому свидетельством. Степан покачал головой.
– Убрать немедленно после себя мусор, – приказал он Петру и Ивану, а сам  начал доставать из машины вещи. Служка уже ходил по поляне и опрыскивал кусты и траву освященной водой.
– Начнем поиски с утра,  – предложил Степан, - а сейчас надо подготовиться к встрече с нашим покойничком. Пока не поздно, можешь сходить по нужде,  – предложил он Ивану,  – чтобы ночью не хотелось.
– А там, за деревьями, старый скит,  – пальцем показал Иван, после того, как все расселись ужинать. Начинало темнеть и желающих посмотреть на него не нашлось.
Степан расстелил карту на земле и Иван с Петром стали изучать её.
– Я понял, где это! – наконец, воскликнул Петр. – Помнишь, – он повернулся к Ивану,  – мы объезжали какой-то валун и чуть не влетели в
болото?
– Это где-то в полу километре отсюда, на север, - начал вспоминать Иван.
– Ну, вот с утречка и пойдем, – похлопал Степан по плечу Петра, отчего тот чуть не сел.
Начинали сгущаться сумерки и Василь Василич начал читать молитвы. Степан задумчиво смотрел в сторону скита, вспоминая, наверное, свою Кубань. Вдруг тишину разорвал удар колокола. Не успел звук замереть, как прозвучал второй и третий удар. Степан схватил винтовку и напрягся. Остальные столпились вокруг Василь Василича, а тот еще громче стал читать молитву. Со стороны заброшенного скита к ним приближалось белое облако со светящимися огоньками. Приблизившись к поляне, оно обогнуло её по кругу и только теперь перепуганные кладоискатели определили, что вокруг поляны стоят тени покойников или они сами со светлячками в руках. Ветер стал доносить сначала еле слышное пение, потом пение становилось все громче. Василь Василич, перестав читать молитву, стал подпевать необычному хору. Сон, навеянный пением, охватил компанию и через минуту все сладко спали, охраняемые Божественной силой.  Первым проснулся Степан. Впервые за последние дни, он чувствовал невероятный прилив сил и бодрости.
Оглядев спящую компанию, он стал готовиться к походу. Вскоре проснулись все остальные, кроме Василь Василича.
– Пусть отдыхает, – строго проговорил Степан,  – он и так все ночи не спит. Участковый Ильич остался охранять лагерь и готовить обед, а Иван с Петром, взяв металлодетекторы, повели Степана, вооруженного кроме карабина еще лопатами и ломом, вместо предполагаемого захоронения.
– Помнишь, на карте была река? – спросил Иван Петра,  – так вот я думаю, что это и есть речка Гнилушка. Только она здесь протекает.
– А почему такое название? – удивился Степан,  – вода в ней, что ли гнилая?
– Да нет, вода хорошая, можно сказать родниковая,  – стал рассказывать Петр. Вот только начинается она из болот. И там, говорят, воду эту пить нельзя. Но зато она имеет лечебные свойства – останавливает кровь, лечит экзему, радикулит, даже ожоги заживляет. Но где именно это место, никто сейчас не помнит.
– Да басни все это,  – махнул рукой Иван.
– А у нас на Кубани,  – сел на любимый конек Степан,  – речки называют ласково: Добренькая, Серебрянка, Весёлая.  Так за разговорами они не заметили, как вышли к болоту. Рядом с ним возвышался курган.
– Где-то здесь,  – неопределенно пожал плечами Петр и стал регулировать металлодетектор. Его примеру последовал Иван, а Степан, свалив инструмент, прилег отдохнуть.
– Плохо дело,  – оглядываясь, проговорил он.
     – Почему? – повернулся настороженно Иван.
     – Да мы сюда машиной не доедем в случае чего. Придется здесь ночевать.
     – Нет, я не останусь,  – категорически проговорил Иван.
     – Я тоже,  – махнул головой Петр.
Степан же промолчал.
Иван с Петром долго бродили вокруг валуна, но все безрезультатно, пока Петр не залез на валун.
Сразу послышался сигнал цвет металла.
– Здесь! – прокричал Петр.
Степан, подхватив лом, словно это была камышина, поспешил наверх к Петру. Часа два кладоискатели долбили камни, спрессованные годами и переплетенные корнями деревьев.

5

Сигнал шел стабильный и уже никто не сомневался, что клад находится в этом месте. И вот, наконец, Иван дорылся до чего-то металлического. Все трое дружно бросились освобождать сундук, окованный железом.
Степан попробовал приподнять край, и ему это не удалось.
– Как же поляки его перли? – удивился он.
– Иди ка Ваня за мешками, и поесть что-нибудь принеси, а мы с Петром раскопаем яму пошире, – распорядился Степан.
– Я сам не пойду, - запротестовал Иван.
– Я пойду, - вздохнул Петр, - только мне винтовку дайте.
– И рюкзачок мой прихвати на всякий случай, -  вдогонку крикнул ему Степан. Раскопав сундук, так, чтобы к нему можно было подойти, Степан ломом свернул амбарный замок и приподнял крышку. От такого богатства дух захватило не только у Ивана, но и у Степана.
– Вот бы дядю сейчас сюда,  – переведя дух, проговорил казак.
Здесь лежали золотые кубки, ордена, усеянные бриллиантами, всевозможные украшения, но особое внимание Степана привлекла шкатулка, усыпанная драгоценными камнями и замысловатым рисунком на крышке. Рядом со шкатулкой лежала серебряная сабля, рукоять и ножны которой расписаны золотым узором и отделаны бриллиантами.
– За такую саблю, я бы, пожалуй, все отдал,  – восхищенно проговорил Степан, доставая оружие из ножен.
– Ты шкатулку открой,  – подтолкнул его Иван.
Степан нехотя положил саблю и снял с груди ключ.
Ключ в виде паука лапками вошел в отверстия крышки и тут, словно зазвенели колокольчики, и крышка сама откинулась.
Солнечный луч заиграл на камнях невиданной красоты. Они переливались и сверкали так, что  было больно смотреть. Изумруды, рубины, алмазы, жемчуг и много еще такого, чему даже не знали названия Иван со Степаном.
– А можно один камушек, на память? – стал просить Иван.
– Ты не знаешь, что просишь,  – нахмурился казак.  – Ты думаешь, мне не хочется хотя бы эту саблю себе оставить? Не принесет этот камень ни счастья, ни богатства.  Продать ты его не сможешь, начнешь предлагать его, хорошо, если просто ограбят, а то и пытать будут. Кто тебе поверит, что у тебя только один камешек, подумают, что припрятал еще где-то. А держать при себе тоже страшно, вдруг по пьяни потеряешь. Так и будешь мучаться с ним всю жизнь. Да и проклято это богатство. Иван, слушая Степана, как-то сник и тяжело вздохнув, сказал:
– Я об этом даже как-то не подумал.
– Вот сдадим государству, возьмем деньги и будем спокойны, – уже весело проговорил Степан.
Из кустов показался Петр с рюкзаком и двумя сумками.
– Ну что там? – не удержался он.
– Смотри,  – Степан открыл крышку сундука, и у Петра заблестели глаза и затряслись руки.
– А потрогать можно?
– Еще натрогаешься, пока переносить будем,  – усмехнулся Степан, – но смотрите, подумаете что припрятать, пожалеете.  Нет, я вас бить не буду, скорее проклятье от старого монаха к вам перейдет. Так, что имейте в виду. Иван с Петром начали креститься, а Степан стал разворачивать бумагу с завёрнутым в неё обедом, принесенным Петром.
– Пожалуй, это скорей ужин, чем обед,  – посматривая на садящееся за макушки леса солнце, проговорил Степан.
– Мы до темноты не перенесем, – заволновался Иван.
– Ладно, идите, я до утра постерегу, – махнул рукой Степан,  – не оставлять же  все это покойнику.
Иван с Петром переглянулись.
– А ты не боишься? – шепотом спросил Иван.
– Да я не в таких переделках бывал, – покручивая ус, усмехнулся казак, – неужто со стариком не слажу.
Степан взял карабин и стал собирать хворост для костра. Иван с Петром, быстро собравшись, двинулись к лагерю.
Достав саблю из сундука, Степан с восхищение её разглядывал, думая о чем-то своем. Наступившая темнота обострила его  чувства. Со стороны болота несло прелью и сыростью. Хорошо еще, что комариная мазь спасала от жужжащих кровопийц.
Хруст веток насторожил казака, и, как будто в голове, послышался шепот:
– Зачем тебе, казак, сокровища?
– А тебе зачем? – прокричал в темноту Степан, а у самого мурашки побежали по спине.
– Легко быть храбрым среди людей, а как сам останешься, так страх за душу берет, – подумал Степан. И вот из-за дерева показалась сначала тень, а
потом и старик. Он шел с вытянутыми вперед руками. Степан выстрелил несколько раз в старика  из карабина, но это не остановило его. Вот уже огромные когти стали приближаться к лицу Степана. Казак вскочил и выхватил саблю. Словно молния, она прочертила след в воздухе. Одна из страшных рук монаха вдруг отделилась и упала на землю. В лесу раздался крик раненого животного, Монах словно растворился, и лишь рука, валяющаяся не земле, говорила о том, что это не сон.
– Как же ты теперь будешь в носу ковырять? – выкрикнул Степан в темноту.
Так и простоял он с саблей наголо до самого рассвета.
С солнцем напряжение спало, и Степан, взяв целлофановый пакет, положил в него руку старика.
– Ну, как, все нормально? – были первые слова Ивана, когда они прибыли с Петром к сокровищам.
– Нормально,  – пожал плечами Степан.
– А у нас опять духи были, – похвастался Петр.
– А я никого не видел. Вань, заряди карабин, патроны в пакете.
Иван схватил пакет и вытащил оттуда отрубленную руку старика. От неожиданности он подпрыгнул и, заверещав, швырнул руку в болото. Петр сначала выпучил глаза, а потом стал хохотать, приседая на землю.
– Что это было? – чуть не плача закричал Иван.
– Рука,  – невозмутимо ответил Степан,  – зря ты её в болоте утопил, старик придет за ней, что я ему скажу. Коротко Степан рассказал друзьям о ночном происшествии.
Разложив по мешкам и сумкам часть драгоценностей, Степан с Иваном понесли их к лагерю, а Петр остался охранять сундук. В лагере Ильич с  Василием радостно приветствовали товарищей. Перекусив, они тронулись в обратный путь. На этот раз пошел с ними  Ильич.
– Сундук тоже заберем? – спросил Иван.
– Последним рейсом, – ответил Степан.

                6

Осталось забрать сундук и можно отправляться,   – сказал Степан Василию Васильевичу, когда они вернулись в лагерь.
– Он что, имеет какую-нибудь ценность?
– Не знаю? – ответил казак, – но забрать надо.
– И  на фига он нам нужен? – возмущался Иван, когда несли сундук, с одной стороны Степан, а другой Петр с Иваном.
Начинало темнеть.
– Последний раз переночуем, и домой, – проговорил Степан.
– Я думаю, что этой ночью нам никто не поможет, – вздохнул Василь Василич.
– Почему? – хором спросили все.
– Мне было видение. Огромный седой старец, тот, что все эти годы охранял клад, сказал, чтобы мы быстрей уходили.
– Уж не призрак Ивана Панина? – поинтересовался Степан.
– Может быть,  – пожал плечами служка.
– Значит нужно отдохнуть перед предстоящей ночью, – распорядился Степан.  – Я вздремну часок.
Иван с Петром наносили побольше сушняка для костра, Василь Василич тщательно опрыскал поляну, Ильич в это время готовил ужин. Когда ужин был готов, проснулся и Степан.
– Снился мне сон,  – стал он рассказывать, – будто мои родители пришли за мной.
– Не к добру это, – покачал Иван головой.
– На все воля Божья,  – крестясь, изрек Василь Василич.
С наступление темноты напряжение нарастало. Каждый шорох или крик птицы заставлял вздрагивать. Костер ярко освещал поляну, и незаметно всех охватила сонливость. Степан тряхнул головой и поднялся.  Что-то зашуршало в темноте и на поляну стали выползать пауки. Размером они были с кулак и передвигались довольно быстро.
– Хватайте горящие ветки – прокричал Степан и, схватив сук, первый ринулся на пауков. Он топтал их сапогами и жег огнем, но те не отступали.
Петр с Ильичем, по примеру Степана, также выхватили ветки из костра и ринулись в бой. Иван кинулся к машине. Схватив канистру с бензином, он стал обливать пауков.  Странно, но не один паук даже не приблизился к Василь Василичу. Наконец, искра попала на облитых бензином насекомых. Те начали вспыхивать и взрываться. Через несколько минут паучье войско покинуло поляну, оставив после себя множество раздавленных и обгоревших сородичей. От их укусов, кстати, нестерпимо чесалось тело.
– Не расслабляйтесь,  – предупредил  товарищей Степан, яростно почёсывая шею. Пётр, Ильич, Иван и даже Василич начали подбрасывать в разворошенный костер новую порцию хвороста. Степан обвёл взглядом поляну и заметил, что  трава на поляне во многих местах почернела, черные тени, словно чьи-то корявые руки потянулись к костру. Василь Василич стал кропить землю и тени отступили. Но на поляне появился сам монах, за ним следовали крысы.
– Жарковато сейчас будет,  – крикнул Степан. Ильич, Иван  начали стрелять по крысам, а Степан с саблей направился к старику.
– Как ты мне надоел!  – проговорил Степан и рубанул саблей. Словно молния она сверкнула в ночи, но старик исчез.
– Сзади!  – закричал Иван.
Степан развернулся, но когтистая рука, разорвав камуфляж, царапнула по всей спине, оставляя кровавую рану.
На этот раз монаху увернуться не удалось, и его голова покатилась по траве. Туловище, лишенное головы, нагнулось и оставшейся рукой стало искать голову. Найдя, оно схватило её за волосы и исчезло в темноте.
А в это время Иван с Петром в ярости крушили крыс. Они их давили ногами, жгли огнем. Ильич оказался неплохим снайпером. Ни один патрон не пропал даром. Василь Василич, подняв крест, громко читал молитву.
После исчезнувшего старика, крысы, как по команде, растворились в лесу. Степан был весь в крови. Василь Василич тут же стал оказывать ему первую помощь. Промыв рану на спине, и перевязав, её он покачал головой.
– Не нравится мне эта рана. Как бы заражения не было.
– У нас на Кубани, – усмехнулся Степан,  – и не такие раны были. Помочиться на нее, прижечь огнем, и все проходит. А это так – царапина.
Наступал рассвет, пора было трогаться в путь, а все от усталости просто падали с ног. К тому же у казака начался сильный жар, и рана покраснела и опухла.
– Его бы к тому лечебному источнику на реке Гнилушке, – предложил Иван.
– Все решено, едем,  – категорично заявил Петр,  – к черту клад, жизнь человека важней.
– А как же сокровища? – удивился Ильич.
– А вот ты оставайся и охраняй их,  – зло ответил Петр,  – а мы Степана повезём к источнику.
Петр с Иваном помогли Степану сесть в машину и помчались по знакомой дороге. Василь Василич придерживал голову начавшего бредить казака.
– Он нам жизни спас, а этот гад печется о сокровище,  – процедил сквозь зубы Петр. Иван ничего не ответил, лишь тяжело вздохнул.
Речка Гнилушка начиналась недалеко от болот. Вода в ней была прозрачной и холодной и, если бы не болото, то название скорей всего она имела другое.
Иван с Петром несли Степана, а Василь Василич шел впереди с крестом. Опустив казака на прибрежную траву, друзья начали раздевать его. На местах укусов появились язвы. Почти всё тело Степана было покрыто ими.  Петр с Иваном положили казака в воду.
– Я думаю, нам тоже надо это сделать, – предложил Иван. Друзья разделись и обнаружили на своём теле тоже начинающиеся язвы.
Не пострадал один Василь Василич, он, прислонив руку ко лбу Степана, читал молитву. А в это время Иван с Петром плескались в холодной воде.
– Жар спал! – прокричал Василь Василич, – пора вынимать казака из воды, а то еще простудим.
Вытащив Степана на берег, Иван достал продукты, а Петр занялся костром. Перекусив, друзья прилегли и заснули крепким сном.
Проснулись они, оттого что Степан, тарахтя банками, яростно поглощал пищу.
– Проголодался, силы нет, – проговорил он виновато проснувшимся приятелям. Петр с Иваном повскакивали и начали обнимать казака. Василь Василич тоже улыбался.
– Я знал, что все будет хорошо,  – проговорил он,  – мне видение было.
На спине у Степана от страшной раны, осталась лишь царапина, зато все гноящиеся укусы пауков исчезли бесследно.
– А где Ильич? – оглядываясь, спросил Степан. Иван коротко рассказал ему, что произошло, пока тот был в «отключке».
– Конечно, надо было остаться кому-то, – проговорил Степан,  – зря, что ли такие жертвы и лишения мы перенесли. Нужно возвращаться, он ведь там один на один с нечистью остался. Только сейчас все поняли, что до Ильича они к ночи не доберутся, и что там с ним произойдет, не мог никто даже предположить.
– Не завидую я ему,  – содрогнулся Иван.
– Если не глупый мужик, бросил бы все к чертовой матери да тикал домой,  – подвел черту Петр.
Ильич же после отъезда друзей лихорадочно переносил сокровища в люльку своего мотоцикла.
– Ничего,  – успокаивал он себя, – верну эти сокровища государству, а если кто из них останется в живых, то…  –   Ильич задумался. – А почему я должен делиться? Они сами отказались.
Успокоив свою совесть этой мыслью, Ильич завел мотоцикл и помчался домой. Ночь настигла его в пути. Дальше ехать было невозможно, и участковый, остановившись, стал лихорадочно разводить костер. Первобытные страхи трусили Ильича, и он, схватив шашку в одну руку, а пистолет в другую, сидел, пытаясь не заснуть.
Подул ветер и над верхушками деревьев показался летящий гроб, а в нем во весь рост стоял обезглавленный старик, держащий в единственной руке голову. Ильич в истерике начал стрелять, когда патроны кончились, он стал яростно размахивать шашкой. Гроб  медленно опускался, и Ильич уже различал оскал старика и его горящий взгляд. Вдруг в глазах у Ильича потемнело и, схватившись за сердце, он упал.
Ночь кладоискателей застала в пути, и друзья, выбрав место для ночлега, приготовились ко всяким неожиданностям, но кроме комаров, больше никто их не тревожил. К обеду они подъехали к месту недавней их стоянки.
– Похоже, наш друг, захватив содержимое сундука, решил спасаться бегством,  – констатировал Степан.
– Вот гнида, – процедил Иван.
– Ну что ж, поехали, может, еще застанем его в живых, - зло проговорил Петр. Собрав, разбросанные по поляне вещи, и погрузив сундук, на этом настоял Степан, друзья двинулись в обратный путь. К вечеру машина выехала на поляну. То, что они увидели, не вызвало сомнений, что здесь побывал черный монах.
На середине поляны стоял мотоцикл, а рядом пепелище от костра. Чуть дальше лежал Ильич. Но больше всего присутствующих поразило то, что у края поляны стоял гроб старика. Сам же он лежал на груде сокровищ в люльке мотоцикла, а голова покоилась рядом с ним.
Василь Василич поспешил к Ильичу. Перевернув его на спину, все ужаснулись. Лицо Ильича распухло, а глаза были выпучены, словно он увидел что-то жуткое.
– Собаке – собачья смерть,  – изрек Иван.
И тут заговорил Василь Василич.
– Да как ты смеешь человека обзывать. Не суди, и не будешь судим. Бог все это время оберегал вас, вы живы и здоровы, так зачем же из-за минутной его слабости ругать человека. Мы же не знаем, что на самом деле толкнуло его на это поступок.
Никто не ожидал от Василь Василича такой горячей речи. Все привыкли к его молчанию.
– Извините, батюшка,  – вдруг, неожиданно для самого себя, сказал Иван. Степан тем временем вытаскивал сундук из машины.
– Что ты хочешь? – не понял Петр.
– Похоронить в нем старика,  – ответил Степан.
– Копайте ему могилу, а я переложу сумки из мотоцикла в машину.
Уложив тело старика в сундук, Степан обвязал его буксировочным тросом.
– А с гробом, что будем делать? – спросил Петр.
– Отвезем в нем Ильича,  – вздохнул Степан,  – надеюсь, на этом наши приключения закончились. И его семье надо будет долю дать.
Хоронили на этот раз старика без отпевания. Опустить сундук в глубокую яму постарались Петр с Иваном, Василь Василич положил сверху крест и, перекрестившись, проговорил:
– Лежи с миром. Пусть твоя душа успокоится и больше не тревожит живых. Сверху могилы Степан навалил огромный валун, и, погрузив гроб с участковым, кладоискатели тронулись домой. Следом на мотоцикле Ильича ехал Иван.
На этом закончилась история о сокровищах и проклятье черного монаха. А может, и нет…
Цибуля замолчал, а в зале продолжала стоять тишина. Наконец, кто-то захлопал и зал разразился оглушительными овациями. На сцене появился круглолицый директор школы.
- Мы благодарим нашего почётного казака Пантелемона Цибулю за такой интересный и невероятный рассказ,- начал он,- хотя мы и понимаем, что это всё выдумки, но и доля правды здесь есть.
Дед Цибуля возмущённо поднялся со стула. Он не привык, что бы сомневались в его словах.
- Я знал, что вы мне не поверите,- проговорил он и стал разворачивать свёрток. В зале с интересом стали ждать развязки. Дед Цибуля вышел на середину сцены и высоко поднял руки. В зале пронёсся возглас удивления.
Цибуля держал в руках серебряную саблю. Рукоять и ножны сабли были украшены бриллиантами и расписаны золотыми узорами.
- Это семейную реликвию,- гордо проговорил Цибуля,- я решил передать в наш краевой казачий музей.
Школьники повыскакивали из за столов и бросились к сцене. Всем хотелось поближе рассмотреть саблю и если удастся,  потрогать.
В огромном фойе стоял, Цибуля и читал плакаты на стене. На нём красовалась новая казачья форма. Весть о необычной сабле дошла до самого краевого атамана. Приглашение Цибули в край стало событием для всей станицы. Станичники поздравляли деда,  и каждый пытался дать наставление.  Провожали его до автобуса самые близкие и дошло до того, что дед даже всплакнул перед тем, как сесть в автобус.
Цибуле предложили подождать, слишком рано он приехал. Что бы скоротать время, дед принялся рассматривать плакаты. Один наиболее заинтересовал его:
В 2010 году Кубанское казачество отметило своё 150-летие.
Указом президента РФ Д.Медведева от 9 февраля 2010 г. N 168 "Об учреждении гербов и знамен войсковых казачьих обществ, внесенных в государственный реестр казачьих обществ в Российской Федерации" утвержден герб Кубанского войскового казачьего общества. Описание герба:
"В пурпурном поле, под червленой главой, - золотая зубчатая стена, мурованная черным, с двумя такими же башнями и открытыми между ними воротами. Между башен, из-за стены, выходят золотой пернач и - по сторонам от него - два серебряных бунчука на золотых древках с золотыми навершиями в виде копья над полумесяцем рогами вверх. В главе - возникающий золотой двуглавый орел -главная фигура Государственного герба Российской Федерации. За щитом - лазоревый штандарт с навершием в виде золотого двуглавого орла, на золотом древке с золотым же подтоком, с золотой бахромой и кистями. На полотнище - в золотом лавровом венке - вензель императора Александра II. По сторонам, за щитом, в косой крест положены четыре лазоревых знамени с золотыми навершиями в виде копья, на золотых древках с золотыми же подтоками, с золотой бахромой и кистями. На полотнищах - в золотых лаврово-дубовых венках - вензели императрицы Екатерины II, императоров Павла I, Александра I и Николая I. Древки штандарта и знамен перевиты червленой, с узкой серебряной каймой, лентой.
Герб Кубанского войскового казачьего общества может выполняться в одноцветном изображении. Допускается использование в качестве малого герба Кубанского войскового казачьего общества щита с расположенными на нем фигурами".
- Значит, всё по серьёзному,- облегчённо вздохнул Цибуля,-  даже президент указы о казачестве пишет. Вот и герб, и знамя утвердили. Значит, есть ещё настоящие казаки и возродим мы наше казачество.
- Вы, Пантелемон Сидорович Цибуля?- спросил мужчина, появившийся за спиной деда.
- Я,- ответил дед, и сердце его бешено застучала.
- Вас просят пройти в зал,- сказал мужчина,- следуйте за мной.